Рики-Тики-Тави (джен)

Зимой 1998 года Малфой-Мэнор наполнял тяжёлый, густой туман, вызывающий у его многочисленных обитателей надрывный кашель. Нарцисса и Люциус, непрерывно находившиеся в поместье, напоминали себе самим призраков дома, в то время как Лорд им казался полноправным хозяином.

Когда-то они были счастливы здесь, в те тринадцать лет, что прошли без Лорда. Теперь же от этого счастья остались только воспоминания. Да и те, казалось, были осквернены происходящими здесь ужасами. Одно дело — презирать грязнокровок, пользуясь некоторыми преимуществами, и совершенно другое — быть свидетелями убийств и пыток, стать обслугой для чудовища...

В эту зиму миссис Малфой, урождённая Блэк, чтобы поменьше пересекаться с наполнявшими её дом Пожирателями, почти постоянно сидела у камина в библиотеке. Единственное место, не запятнанное пьяными Пожирателями, пытками замученного Олливандера и других несчастных. В подвалы к заключённым миссис Малфой не спускалась, да и в сад, ставший вотчиной для Нагини, огромной и пугающе непредсказуемой змеи, почти не выходила. Один раз увидеть, как змея пожирает человеческое тело, — достаточно, чтобы стать серпентофобом на всю оставшуюся жизнь. Без внимания хозяйки поместье, казалось, хирело, несмотря на усилия эльфов. Последние, впрочем, как могли избегали контакта с гостями — Нарциссе сложно было их винить в этом.

Иногда её одиночество в библиотеке прерывал Северус, ещё более мрачный и угрюмый, чем всегда, бледный, словно смерть. Они молча смотрели на огонь, и Нарциссе казалось, что и мечты у них общие — чтобы Тёмный Лорд никогда не рождался, не появлялся ни в их жизни, ни в жизни магической Англии. Нарцисса была безмерно благодарна Снейпу за сына, за то, что весь прошлый год оберегал его, не дал Драко стать убийцей...

Когда она заговорила об этом с Северусом, тот усмехнулся, мрачно и криво, и сказал, что не стоит. Не стоит что? — хотелось спросить, но слова застревали у нее на языке, становились тяжелыми и не шли, как будто кто-то наложил на нее "Силенцио".

— Том Риддл, — как-то раз вскоре после тоскливого Рождества хрипло сказал ей Северус, — его имя Том Марволо Риддл, — и замолчал.

Зачем это было сказано? На этом имени не было табу — Лорд не считал, что это имя кто-то знает, кроме мёртвого Дамблдора или Пожирателей, побывавших на кладбище в ночь его воскрешения. Но тем и в голову не могло прийти назвать своего хозяина так. А Нарциссе называть его мысленно Риддлом было проще.

С туманом в поместье, казалось, пришла не только простуда, но и глухая безнадёжность. А может быть, безнадежность появилась после падения министерства? Нарцисса не была уверена, когда, но знала точно: режим Лорда не привёл ни к чему хорошему для Малфоев. Да и ни для кого, на самом деле. Может, разве что он был полезен безумцам из Азкабана, которых удерживали от полного безумия только лишь мысли о Лорде.

В феврале Северус принес ей изрядно потрепанную тоненькую брошюрку, изданную ещё до войны с Гриндевальдом. Брошюра называлась: "Обскуры", автором был указан П. Гольдштейн, издана под редакторством Н. Скамандера. После внимательного прочтения этой брошюрки миссис Малфой окончательно разуверилась в идеологии чистокровных. Если Лорд и подчинит себя магглов, что вряд ли — у них ведь есть оружие, от которого не спасает магия, — то это будет означать конец для всех.

Нарцисса в последние годы увлеклась историей, и не только магического мира, но и маггловского. Бомбы магглов в их войне — в то время, когда у магов параллельно шла война с Гриндевальдом — это было хуже, чем "Авада". Кажется, Лорд тогда был ребенком — может быть, детский ужас и лежал в основе его ненависти? Или он просто хотел власти? Он уже обратил в рабство всех чистокровных — полукровка Риддл пометил их как скот, как метили рабов, и относился к ним соответственно.

В случае, если удастся подчинить магглов — будет много жертв и разрушений. А кроме того, возникнет много обскуров, и жертв станет еще больше.

Никто не заметил смятения хозяйки поместья, кроме её мужа, вскоре просчитавшего причину перемен в супруге. Люциус ничего не сказал, только слишком уж понимающе смотрел. Он всегда умел смотреть так, что Нарцисса чувствовала его поддержку. Они сделали немало ошибок, расплачиваться за которые только начинали; но как она приняла то, что он — меченый, хотя её всегда пугала необходимость безусловного подчинения, так и он принял факт ее измены Лорду. Лорду ли? Идеям превосходства чистокровных? Измены в мыслях? Цисса не могла это точно сформулировать.

Иногда она чисто механически, как большая кукла, бродила по поместью, отдавая приказы эльфам в редких попытках привести поместье в порядок. По большей части она была погружена в страх за сына, меланхолию и тоску. Если бы можно было отмотать время назад и никогда не присоединяться к Темному Лорду, не ссориться с Андромедой — Мерлин, пусть она это все переживет! — Цисса без сомнений сделала бы это.

Нарцисса все чаще ловила себя на мысли, что на самом деле важно не происхождение. Её сын и муж, отпрыски чистокровной семьи, носили, как и многие подобные им, рабские клейма. А магглокровка Грейнджер — хорошая, сильная ведьма, как бы ни было противно это признавать. Даже Снейп нехотя, плюясь желчью, как-то раз согласился с этим. Опора единственного страха Тёмного Лорда — грязнокровка. Надежды Малфоев на окончание этого кошмара — полукровка и грязнокровка... Иронично, только вот ирония больно горькая.

С другой стороны, и Снейп, и Лорд — полукровки. То, что Снейп ведет двойную игру, Нарцисса подозревала давно, но молчала об этом, потому что не знала, чем ему помочь. Понимал ли это Северус? Безусловно, иначе бы не было молчаливых бесед в библиотеке. Почти постоянные путешествия Лорда оказались им полезны — никто не обращал внимание на двоих, уединившихся среди книжных томов.

Люциус занимался исключительно банковскими делами — через эльфов — и отвлекал внимание любопытных, если вдруг таковые обнаруживались, от своей жены. Кроме того разговора об обскурах, супруги почти не общались — он избегал встреч с женой. Это началось вскоре после того, как Лорд сломал его палочку. Однако Цисса ощущала поддержку Люциуса, незаметную для окружающих. Это чувствовалось во взглядах, в том, что любимые цветы Нарциссы, белые ирисы, регулярно появлялись в библиотеке.

Может быть Нарциссе бы и не поздоровилось, если бы Белла заметила подобные настроения сестры и её мужа, но мадам Лестранж была слишком занята тяжело дававшейся ей беременностью — Азкабан не прошёл даром. Как она вообще смогла зачать? Может быть, какие-нибудь мощные зелья от Снейпа? И зачем Лорду, в семидесятых использующему её сестру, как походную девку, нужен был ребенок?

Её законный муж покорно принял новость о ребёнке от Повелителя. Адюльтер был совершен ещё до брака. Да скорее, и сам брак Беллы с Руди был идеей Лорда... Может быть, уложить к себе в постель жену одного из Священных двадцати восьми было для него забавным развлечением?

Иногда миссис Малфой задумывалась, смогла бы она так — быть замужем фиктивно за одним, а фактически за другим, за тем, кого любишь слепо и безгранично преданно. И каждый раз она приходила к мысли, что нет, не смогла бы. Может, потому, что любила Люциуса сильно, но не настолько слепо, без яростного фанатизма. Но и её супруг не согласился бы быть на вторых ролях: ни любовником, ни рогатым мужем.

В последнее время к Беллатрикс никого не пускали — боялись заразить беременную, боялись и преждевременных родов. Как бы странно это ни казалось, но Лорд, видимо, все-таки — как мог — был привязан к сестре миссис Малфой и был доволен предстоящим отцовством. По крайней мере, у формальной хозяйки Малфой-мэнора создавалось такое впечатление. Лорд меньше заботился о поимке Поттера и больше старался структурировать власть в министерстве, да и "Круциатусов" стало немного меньше, что позволило Пожирателям чуть выдохнуть.

Видимо, Тёмного Лорда все-таки заботило продолжение Великого Рода Слизерина, раз факт наличия ещё одного наследника его вполне устраивал. Или польза для Риддла заключалась в появлении потенциально сильного бойца с хорошей кровью? Нарцисса не знала и не хотела этого знать.

В марте туман исчез, унеся с собой эпидемию, и Беллатрикс потребовала к себе Нарциссу, которой пришлось подчиниться. Однако, увидев истощенную, изможденную женщину, почти скелет, обтянутый кожей, с непомерно огромным на этом фоне животом, она почувствовала сострадание и жалость к ней.

— Авгурей каждую ночь каркает за окном. И не уберется никак, Мордредова птица, — вместо приветствия хрипло произнесла Беллатрикс и глухо раскашлялась.

Миссис Малфой было бросилась к ней, но её же собственные домовики оттеснили её. Через несколько часов её позвали обратно — роды начались. Тяжёлые, выматывающие, долгие схватки длились больше суток, а ведь над роженицей не должно было взойти солнце дважды.

Наконец, под крики авгурея, на рассвете второго дня родов, пятого марта одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года, Беллатрикс родила дочь. Пока девочка совершала свой первый вдох на руках у ведьмы-повитухи — крик ребёнка был слабым, еле слышным, — её мать крепко сжала руку своей сёстры и прошипела сквозь зубы, как делала и во время схваток:

— Позаботься о ней, Цисса, слышишь?

Миссис Малфой кивнула, не решаясь напоминать о разговоре перед домом Снейпа больше года назад. Хотя, помнится, тогда Беллатрикс была уверена, что отдаст своих детей на службу Лорду. "Или забота и состоит именно в этом?" — с болью подумалось Нарциссе.

Белла устало откинулась на кровати, мельком взглянув на ребёнка. Когда девочку унесли, миссис Лестранж тихо вздохнула:

— Такая крошечная, Цисси. Такая странная... Что ждёт ребёнка самого Лорда, рождённого под крики авгурея? Великое будущее? Авгурей — предвестник смерти! Все враги её отца будут повержены! — голос Беллы стремительно повышался, на последних словах он зазвенел и сорвался.

Она забилась в припадке. Ведьма-целительница, прибывшая вместе с повитухой, остановила приступ, погрузив родильницу в сон, и выпроводила Нарциссу к племяннице.

Для дочери Лорда была подготовлена отдельная комната, соседняя с покоями Беллатрикс. Девочка в колыбели действительно была крошечной, смотрела абсолютно серьезно — и немного грустно. У неё было кукольное личико с ладными, правильными чертами, головку покрывал тёмный пушок. Нарцисса немного рассеянно протянула девочке палец, та сразу за него ухватилась, и Нарцисса не смогла сдержать нежной улыбки.

Когда-то она хотела двух детей: мальчика и девочку. Но, увы: ее единственный сын, Драко, дался ей слишком тяжело. Ей не советовали быстро заводить второго. Уговаривали сделать перерыв на несколько лет. А потом, в сентябре восемьдесят первого, Люциус получил неприятное проклятие и стал бесплоден.

Малышка недовольно пискнула, привлекая внимания тётки, а потом разревелась, требовательно и громко.

— Чего это она? — удивленно спросил Родольфус, пришедший на крик ребенка. До этого он вызвал к супруге Снейпа и велел кому-то в коридоре уничтожить записи о вызове и стереть память двум ведьмам, приходившим из Мунго.

— Есть хочет, — Нарцисса взяла девочку на руки, — Элти, — позвала она домовушку, — принеси малышке еды.

Вероятность отсутствия молока у Беллы была высока, и детские смеси были заготовлены заранее — эльфы в поместье с ног сбились, заботясь обо всем. Лорда в поместье не было, хотя миссис Малфой не сомневалась, что он знает о рождении ребенка. Не было, и слава высшим силам!

Как-то само получилось так, что все заботы о новорожденной свалились на её тётку. Мать девочки больше тревожило, что Лорд так и не появился, чем то, что у нее ребенок. Она дала ей жизнь, дала имя — Дельфини Блэк-Гонт и, видимо, полагала естественным пожизненное служение девочки её отцу. На этом участие в судьбе дочери Беллатрикс было окончено. Именно миссис Малфой сидела в высоком кресле-качалке и кормила Дельфи, именно миссис Малфой укачивала ее на руках, успокаивая малютку. Именно на лице тетки начал фокусироваться взгляд девочки и именно ей досталась первая улыбка. Беллатрикс почти не заходила к дочери — она пыталась привести себя в боевую форму, чтобы вновь служить своему господину. Родольфус же предпочитал игнорировать и жену и ее ребенка. Не то чтобы Нарцисса не могла его понять. Не считая Снейпа и Люциуса, больше никто не знал о ребенке. Мистер Лестранж, по приказу Лорда, стер память даже собственному брату. Все были уверены, что Белла просто тяжело и долго болела. А то, что Нарцисса пропадает наверху — никого не удивило: что же взять с изнеженной белоручки. Разумеется, эльфы не были взяты в расчет.

Миссис Малфой, как ни странно, все устраивало, но она всё же сделала бесполезную попытку повлиять на сестру. Для этого пришлось оставить малышку на преданную домовушку и спуститься в один из парадных залов, используемый Беллатрикс для тренировок — то есть для разрушения всего и вся.

— А, Цисси, — махнула рукой старшая сестра младшей после того, как чуть не запустила в нее "Секо".

— Как дела, Беллатрикс? — с грустью рассматривая пострадавшее помещение, спросила миссис Малфой, в неловкой попытке начать разговор.

— Не очень, Цисс, не очень, — раздраженно произнесла миссис Лестранж и запустила боевым заклинанием в янтарную мозаику на стене: та раскололась, но не осыпалась, — и если это все, что тебе нужно, то проваливай и не мешайся под ногами! Видишь, какую-то мелочь не могу уничтожить!

Нарцисса с тоской оглядела мозаику, не представляя, можно ли ее восстановить своими силами, не призывая специалистов, и, чеканя каждое слова, проговорила:

— Тебя вообще не интересует Дельфи?

— Дельфи? А что с ней? — удивилась Беллатрикс, весьма искренне.

— С ней все хорошо, только вот мать она почти ни разу не видела, — тем же бесстрастным тоном ответила миссис Малфой.

— Да что она понимает в какие-то два месяца? — парировала ее сестра, и на этот раз ее заклинание почти раздробило несчастную мозаику.

— Репаро! — воскликнула Нарцисса, вкладывая в слова всю злость, боль и негодование — мозаика собралась обратно, только все равно осталась весьма истерзанной. Искалеченной — это слово так и просилось на язык хозяйке поместья.

— Будь добра, приведи зал в порядок, — отчеканила Цисса, прежде чем вернуться к ребенку, проигнорировав возмущение Беллатрикс. После этого она оставила все попытки поговорить с сестрой, раз и навсегда.

Даже кошмар с побегом Поттера из поместья не изменил статус Нарциссы как няньки девочки, хотя Нарцисса ожидала чего угодно, в том числе и "Авады". Может быть, так было бы легче...

Конечно, глупо было не узнавать Поттера, безусловно глупо и самонадеянно. Однако не поддержать Драко, который решил не сдавать единственную надежду на свержение Лорда, ни она, ни Люциус не могли. Жить хотелось. Но сильнее этого хотелось, чтобы жил ее сын. И жил не в этом медленно тянущемся кошмаре, где он — раб, ставший рабом ради своей матери, ради своей семьи.

Когда Лорд позвал всех в битву за Хогвартс, она и Люциус пошли туда за сыном, надеясь на то, что тому удастся выжить в грядущей битве. О том, что будет потом, после, они старались не думать. Лишь бы их сын выжил. Краем сознания прошла мысль о малышке, не нужной никому — Лорд даже не озаботился оставить с ней человека, а не эльфа: не нужна ему была девочка, не была она для него возможным продолжением, она была просто экспериментом. Но эта мысль мелькнула мимолётно: ужас за сына, необъятный ужас за сына — вот и все, на что она была способна тогда.

Позже Нарцисса не могла логично объяснить, почему взяла палочку покойной матери — втайне от всех, даже от мужа. Хотя в глазах большинства людей миссис Малфой была изнеженной лилией, она все-таки была Блэк. Об этом никто не помнил, как и о боевых навыках хозяйки поместья, кроме мужа, разумеется. Она никогда не была поклонницей боя, но элементарным боевым действиям ее все же научили.

Когда Том Риддл начал первую атаку на Хогвартс, Цисса аккуратно растворилась среди деревьев. Её почти не интересовала битва — только Драко. Его необходимо было найти и повернуть ситуацию так, чтобы полукровка не отправил его в бой: Драко — не самый лучший боец в сражении против ордена Феникса. Реакция у него была неплохая — недаром мальчик в квиддич играл — но он не был боевым магом.

Нарцисса старалась держаться на окраине боя, однако ей всё же прилетало с обеих сторон. И, отбивая крупные проклятья, она не заметила, как осколками какого-то стекла ей рассекло голову. Теперь собственная кровь заливала ее растрепавшиеся волосы. Тем не менее, некогда было останавливаться, нужно было искать сына. Она почти добралась до замка, когда услышала безумный смех Беллатрикс. Та кружила в своем смертоносном танце, явно намереваясь добить какую-то совсем молоденькую девчонку. Нарцисса была готова двигаться дальше — девочку жалко, но где-то там ее сын! Однако случайно поймала взгляд жертвы Беллы. Сердце екнуло — это была почти копия Меды. Сомнений быть не могло. Сестра или дочь сестры? Мать ребенка, которого ты нянчишь, или дочь сестры, с которой не общаешься? Сердце Нарциссы едва не разорвалось, а её палочка выдала идеальное оглушающее заклятие. Цисса быстро отбежала в сторону, ожидая, что сейчас кто-нибудь из Пожирателей прикончит её. Но нет — казалось, никто ничего не заметил. Споткнулась о тело и едва сдержала крик ужаса — это был совсем юный мальчик, младше Драко. Растрепанные светлые волосы, сбившийся красно-жёлтый галстук. Повинуясь порыву, она приложила ладонь к его груди — биения жизни не было. Закрыла уже невидящие глаза. Валявшуюся рядом палочку вложила в руки. Слава Мерлину — не Драко. Будь ты проклят, Том Риддл!

Миссис Малфой как раз нашла вход в замок, когда был дан приказ отступать. Разумеется, ей пришлось накладывать на себя дезиллюминационное заклинание, на ходу очищать кровь с волос и затягивать раны. В качестве награды Лорд приласкал всех вернувшихся "Круциатусами", но, кажется, в целом обошлось. Она силилась найти взглядом сына и мужа, а также Северуса, но всех троих в стане Риддла не было. Закусила губы, старательно, но безуспешно подавляя панику.

"Бедная Дельфи!" — промелькнула совсем неуместная мысль, когда Нарцисса увидела своего истерзанного мужа с посеревшим лицом. Он пробрался к ней, умудрившись не привлечь внимание Лорда.

— Северус погиб, — почти беззвучно прошептал он, прижимая к себе жену, а когда она неверяще выдохнула, добавил: — Я видел его тело, искусанное Нагини. Его вызвал Лорд, а потом я нашел только тело.

И они обнялись еще крепче, одинаково скорбя о друге и еще больше тревожась за сына. Отпрянули они друг от друга, только когда на поляне появился Гарри Поттер. Люциус снова повернул к себе лицо любимой женщины:

"Не смотри туда, не смотри", — явственно читалось в глазах мужа.

Когда Лорд велел ей обследовать тело несчастного Поттера, миссис Малфой не чувствовала ничего. Мальчик, только мальчик: мертвая надежда. А сколько сегодня погибло детей? Сколько надежд?

Но он был жив! Невозможно, немыслимо! Нарцисса приняла решение, еще до того, как он сказал, что Драко жив. После этого невероятное облегчение разлилось по всему её телу, и никогда миссис Малфой не лгала столь легко, готовая к легилименции — один мальчик сегодня точно умер.

Дальше она искала только Драко — а, найдя его, наблюдала за смертью Лорда со злым удовлетворением, смешанным с горечью от смерти Беллатрикс.

После они все вместе стояли на пепелище Визжащей Хижины, и Драко неуверенными движениями наколдовал две лилии:

— Спите спокойно, учитель, — его голос дрожал, он прижался к матери, которой хотелось закрыть глаза и проснуться в восемьдесят седьмом году.

В себя Нарцисса пришла только в поместье, укачивая Дельфини, на которую сын и муж смотрели с паническим страхом. Всего лишь мгновение, но Нарциссе оно показалось бесконечным. Затем Люциус подошел к жене, приобнял за плечи, посмотрел на ребенка. Ей вспомнилось время, когда Драко был младенцем. Прикусив щёку, чтобы отогнать неуместные воспоминания, она полувопросительно посмотрела на мужа: решение ею уже было принято, и она твёрдо намеревалась следовать ему.

— Цисси, родная, ты хочешь оставить ее? — спокойно спросил Люциус, уже не показывая страха.

— Да, — коротко выдохнула та, — да. О том, что это дочь Беллы, из живых, кроме нас, знает только Родольфус — остальные мертвы. Пусть для всего мира это будет наш ребенок. Для нее это будет лучше, чем быть дочерью твари, убитой сегодня ночью.

— Цисси, — нежно произнес Люциус, — ты понимаешь, что нас могут арестовать? Не только меня, но и тебя и Драко. Что будет с девочкой? Может, все-таки отдать ее кому-нибудь, чтобы о ней позаботились?

Миссис Малфой покачала головой:

— Кому, Люциус, кому? Кто будет заботиться о неизвестном ребенке?

— Мама́, папа́, вы серьезно? Это ребенок Лорда?! — подал голос пришедший в себя Драко. — Вы хотите оставить себе этого ублюдка? Вы хотите уменьшенную копию Лорда?

— Это всего лишь маленький ребенок, Драко! Пусть хоть она не расплачивается за грехи отцов, — Нарцисса встряхнула белокурыми волосами.

— Да ты хоть знаешь, как она была зачата?! — горячился ее сын. — Мама, я не хочу, чтобы ты рисковала еще больше, взращивая монстра!

Дельфи, разбуженная криками, заревела. Нарцисса тотчас же принялась успокаивать девочку, Люциус, сильно понизив голос, смягчающе заговорил :

— Драко, ты тоже не знаешь, как она была зачата. Скорее всего, обычным путем. Если мы сейчас откажемся от нее, то рискуем по прошествии двадцати лет получить еще одного Лорда. И пострадают все, кто будет жив. Если она узнает правду, твоя мать пострадает первой. В конце концов, портрет отца говорил, что и в Риддле было много хорошего, пока он не попал под бомбежку в Лондоне, — он ласково кивнул жене.

— Вас всех Дамблдор или Поттер покусал? — махнул рукой Драко, — Что с ней делать, если нас всех арестуют?

Нарцисса вздрогнула, передала Дельфини в руки мужа и хлопнула в ладоши, призывая эльфов:

— Все вещи нашей дочери перенести в мои комнаты.

Она вполне отдавала себе отчёт в том, что ждёт ребёнка в случае их ареста. Так же, как и понимала, что арест Люциуса — дело решенное. Арест её и Драко — скорее всего, тоже. Что же будет с Дельфи? Цисса обнаружила себя в бывшей детской, в руках она нервно сжимала связанные ею пинетки. Только эти крошечные башмачки и напоминали теперь, что здесь было первое пристанище малютки.

Какое-то время эльфы позаботятся о девочке — но как долго? Кому потом её отдадут победители? Или просто выбросят этого ненужного ребенка, как был выброшен и ее отец?

— Госпожа, — вырвал ее из потока тяжёлых мыслей голос домовушки, — тут бумаги вашей сестры, что Элти с ними делать?

Миссис Малфой мельком взглянула на плотный, тяжелый пакет и похолодела: на старом пергаменте небрежным почерком сестры было нацарапано: дитя господина.

— Спрячьте, — Нарцисса тяжело выдохнула, — спрячьте их, превратите их, — тут она замешкалась, пытаясь придумать что-нибудь, не бросающееся в глаза, — в кастрюлю и спрячьте на кухне. Не дайте тем, кто будет обыскивать мэнор, найти эти документы.

— Да, госпожа, — склонилась Элти, — в кастрюлю и на кухню.

Тут Нарцисса почувствовала как начинает смеяться против воли — нервным, хриплым, прерывистым смехом, позже перешедшим в тяжелый, затяжной кашель. С трудом отдышавшись, она попробовала взять себя в руки, но ничего не получалось. Перед глазами мелькали лица близких, ушедших этой ночью в небытие. Как бы сейчас хотелось просто сесть в саду и оплакать умерших — Северуса, Беллатрикс, ее родную сестру, Винсента... Он же еще совсем ребенок! Будь проклят Том Риддл!

По щекам Нарциссы, раскрасневшимся от беззвучной истерики, текли слезы. Она не осознавала, что плачет: словно в насмешку, память выбрасывала сцены из детства сестёр, их игры и забавы. Беллу, дающую подзатыльник Сириусу, когда он дразнил будущую миссис Малфой бледной молью, хотя сама Белла часто подтрунивала над сестрой... Прятки в особняке Блэков в Лондоне, догонялки в парках. Уроки танцев, где Белла кружится за кавалера и ведет Меду, а Нарцисса танцует одна. Беллу в Хогвартсе, воинственную и непримиримую... Северуса, обещающего помочь Драко, и столь не похожее на это зрелище Северуса, объясняющего Драко тонкости приготовления очередного зелья. Северуса, отпаивающего её лечебными эликсирами после воцарения Лорда в мэноре и его поощрительных "Круциатусов". Картину, где она сама отпаивает Драко и Северуса после аудиенции Лорда в ночь смерти Дамблдора. Винсента и Драко, играющих в квиддич. Драко, обыгрывающего своих товарищей в тройные шахматы. Драко, мирящего Винсента и Грегори, поссорившихся из-за какой-то ерунды. Её, мажущую всем троим коленки, которые те разбили где-то в саду, но так и не пожелали признаться, где именно.

Часы в бывшей детской комнате пробили семь утра третьего мая — и надо было уже принять какое-то решение: кто позаботится о Дельфи. Отчаяние подступало, вязкое и тягучее — из живых родственников никого, кроме Меды. Ребенок ни в чем не виноват, но его родители — Пожиратели Смерти и виновны в смерти мужа Меды. И тем не менее другого выхода Цисса не видела.

Тяжело вздохнув, она отправилась в свои покои, крепко сжимая пинетки, словно они были единственным, что могло спасти её и её ребёнка.

Строки письма давались непросто. Сначала Нарцисса пыталась выверять каждый символ, но потом — потом у нее не осталось сил на подбор слов. Она просто писала, вкладывая в слова то последнее, то отчаянное, что у нее осталось: надежду. Надежду, что её дитя не бросят. Перечитала. Разорвала. Нет, всё не так. Неубедительно. О Мерлин, что же делать?

Раздался стук в окно — за ним сидела сова, обычная хогвартская сипуха. Нарцисса неуверенными движениями сняла маленький свёрток, прикрепленный к лапе. Оттуда выпал небольшой флакончик с мутной розоватой жидкостью. Она развернула прилагавшуюся записку и обомлела окончательно:

"Антидот. Уклонение. 3М", — было написано в записке знакомым почерком. Она повернулась к окну, но сова уже исчезла, растворившись в саду. Нарцисса рвано выдохнула и спрятала флакон. Посмотрела на обрывки бумаги, и ее рука быстро заскользила по пергаменту, в попытках убедить Андромеду, пусть и наверняка безнадежных, но с безумным ожиданием чуда.

— Миссис Малфой, к вам пришли, — снова голос домовушки заставил Нарциссу очнуться от размышлений.

— Пусть заходят, — кивнула она и запечатала письмо. Будь что будет. — Мистер Поттер? — изумилась она, увидев посетителя. — Вы пришли нас арестовать?

— Нет, — покачал головой Спаситель Англии, — пока арестовывают тех, кто пытается пересечь границу.

— Тогда чем обязана удовольствием принимать вас у себя в этот ранний час?

— Вы спасли мне жизнь, — тихо произнес Гарри и сверкнул зелеными глазами. — Неважно, почему вы это сделали, — добавил он, заметив ее намерение возразить: было так очевидно, что она спасала не его, что врать было глупо и бессмысленно.

— Важно, — тем не менее ответила она, впрочем, с любопытством разглядывая мальчика, сегодня ночью еще раз пожертвовавшего всем для блага Волшебной Англии. "Ровесник Драко", — промелькнула у нее досадная мысль, но она загнала её поглубже. Вот для досады сейчас было точно не время.

— Я не могу много сделать для вас, мадам, — сказал он напряженно, — но постараюсь вам помочь, чем смогу. Может, у вас есть какое-то пожелание? — он неловко взъерошил волосы, но посмотрел ей прямо в глаза.

К своему удивлению, миссис Малфой увидела в его взгляде то, что заставило ее поперхнуться. Этот уникальный человек чувствовал себя виноватым. Нет, не перед ней, Слава Мерлину: перед всеми погибшими.

— Одному человеку я уже никогда не смогу вернуть долг в полной мере, — глухо проговорил он, и Нарцисса поняла, что он думает о Снейпе.

— Северусу было бы достаточно, чтобы вы жили, — тихо произнесла она, окончательно сложив головоломку, — но если вы хотите мне помочь... — она тяжело вздохнула, готовясь немного приврать — но только немного! — У меня совсем крошечная дочь. Прошу вас, мистер Поттер, если меня приговорят к Поцелую или к долгому заключению в Азкабане, пристройте её куда-нибудь, где к ней будут относиться нормально. Она не виновата ни в чем!

Гарри кивнул, глядя на неё как-то слишком понимающе:

— Не виновата. Я постараюсь. Но у вас же есть сестра?

— Я написала ей письмо, — Нарцисса с болью улыбнулась, чувствуя, как из трещины на губе вновь пошла кровь, — но между нами слишком много пролегло по моей вине.

— Но вы спасли её дочь.

— Вы думаете, это меняет все остальное? — она посмотрела на него с удивлением, так, как если бы Поттер сказал, что он — вторая реинкарнация Волдеморта.

— Ну, Тонкс утверждала, что видела именно вас, вы бросили заклинание в свою сестру. Значит, для неё — меняет, — Поттер внимательно посмотрел на собеседницу. Та пожала плечами:

— Так вышло.

— Это все, что вы у меня попросите?

— Не думаю, что вы сможете сделать большее.

— Это мы еще посмотрим, — с неожиданной горячностью ответил ей Поттер, — простите, мадам, мне пора.

— Конечно, мистер Поттер, — улыбнулась миссис Малфой, осознавая, что, оказывается, может дышать.

Арестовывать их пришли ровно в десять утра — Нарцисса укачивала разгулявшуюся Дельфи. Поцеловала лобик девочки, положила её в кроватку — эльфы в этот момент столпились около колыбельки, Элти, кажется, всхлипывала. Письмо сестре с порталом и свидетельством четы Малфоев о рождении у них дочери — Дельфини Розмари Малфой — были отправлены еще час назад. Мерлин, пусть Дельфи повезет!

Дни в тюремной камере отпечатались в памяти Нарциссы каждой секундой. Двое суток, в течение которых каждая клеточка её тела разрывалась на три части: к дочери, к сыну и к мужу. Допрашивали её один только раз, в первые сутки. Незнакомый ей аврор представился — младший аврор Палмер. Это был молодой парень, с едва пробившимися усами, которые этот юнец не сбривал. Он гладко зачесывал волосы, но часть прядей постоянно выбивалось. Он пытался их пригладить, и это выглядело нелепо. Он сам был абсолютно нелеп, начиная от усов и заканчивая мантией, которая явно была ему велика. Допрос он тоже вёл не то чтобы хорошо.

Естественно, Нарцисса принимала сыворотку правды — конечно, они все трое перед самым арестом разделили снадобье от Снейпа, но вряд ли оно действовало долго. С другой стороны, от действия сыворотки частично помогала окклюменция — а её она изучала еще с покойным дедушкой Блэком. Вопросы были однотипными:

— Состояли ли вы, миссис Малфой, в незаконной организации, именуемой далее "Пожиратели Смерти"? — на этом вопросе этот самоуверенный мальчишка впился взглядом в ее запястья. Что он там надеялся увидеть?

— Нет, не состояла, — каждый раз ответ звучал ровно. Цисса говорила сдержанно, как и подобает леди — мама всегда говорила, что следует держать лицо в любой ситуации, и здесь этот навык точно пригодился миссис Малфой.

— Почему в вашем доме жил этот Том Марволо Риддл, известный как организатор и глава преступной террористической группировки? — Палмер смотрел на неё с насмешкой, не скрывая этого.

— Потому что он этого хотел. Моя семья была в заложниках, — в голосе её звучала безграничная усталость. Только бы Меда забрала Дельфи!

— Что вы думаете о режиме Тома Марволо Ридлла?

— Что он сумасшедший тиран, — все те же ровные интонации. — Сумасшедший тиран, убитый Гарри Поттером.

— Почему вы сказали вашему хозяину, что Поттер мертв? — тут Нарциссе показалось, что это действительно интересовало Палмера. Только вот объяснить это ему представлялось маловозможным. Однако сыворотка вынуждала ее сказать хоть что-то:

— Том Риддл никогда не был моим хозяином. Потому что Поттер — единственный, кто мог его убить.

— Зато Риддл был хозяином вашего мужа, миссис Малфой, — презрительно произнес следователь.

— По судебному постановлению от одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года Люциус Абраксас Малфой был признан невиновным, поскольку находился под заклинанием "Империус". Согласно законам, принятым министром магии Венузией Крикерли, нельзя судить дважды за одно и то же дело, — механически оттарабанила она, а следователь тем временем досадливо отмахнулся:

— Кто эта девочка, оставленная вами в поместье?

— Моя дочь, — вот на этом моменте голос едва не выдал чувства Нарциссы, её самообладание едва не дало сбой. Но она верила в это, Дельфи — действительно её дочь!

— Вы рожали её сами? — на этом моменте аврор выглядел едва ли не торжествующим. Что он подозревал: что она украла Дельфи или правду о ней?

— А вы полагаете, это был мой муж или мой сын? — не выдержала миссис Малфой, пользуясь тем, что действие сыворотки закончилось.

— Так сами или нет? — аврор упрямо посмотрел на женщину, проигнорировавшую его настойчивость.

— Сама, — кратко ответила она.

— Имеете ли вы что-нибудь сообщить? — как-то разочарованно спросил он, снова разглядывая ее запястье.

— Нет, не имею.

После этого и до суда она находилась в камере предварительного заключения, вместе с жёнами остальных Пожирателей Смерти. Каждая из них либо тревожилась за еще живых родных и близких, либо оплакивала своих умерших, либо и то, и то. Общее горе, общая тревога объединяли их всех. Нарцисса не то что опасалась обвинений в предательстве, нет. Это всё было не страшнее Лорда. Но ее и не осуждали. Мать Винсента, со стеклянным взглядом, при чьей-то попытке высказаться на тему Лорда произнесла:

— Лорд — виновник смерти Винса. И хватит о нем.

Эту крепкую, обычно многословную женщину, сейчас ставшую краткой, послушались.

Суды над Пожирателями проходили при неполном составе Визенгамота — часть его сидела в креслах обвиняемых.

Когда Нарциссу вели в кресло с цепями, она заметила в зале Меду. Спокойную, собранную, с ребёнком на руках. Рядом с ней сидела дочь, тоже с ребёнком. Они обе кивнули миссис Малфой, а сестра даже приподняла ребенка. Дельфи. Волна облегчения и благодарности прошла сквозь Нарциссу — теперь ей не были страшны дементоры. Сразу после этого мать и дочь поднялись и вышли; Цисса проводила их прощальным взглядом, не зная, когда вновь увидит свое дитя.

Начался судебный процесс по делу Нарциссы Электры Малфой, урожденной Блэк, обвиняемой в пособничестве Волдеморту. В кресле судьи сидел Кингсли, задавая ей те же самые вопросы, что и при допросе, только иначе сформулированные.

— Вызывается свидетель защиты, — проговорил рыжий секретарь суда. Еще один Уизли?

Нарцисса почти не удивилась, увидев Гарри Поттера.

Он бодро сообщил суду, что она скрыла от Тома Риддла тот факт, что мальчик-который-выжил снова выжил. На этом неудачном, на взгляд Нарциссы, каламбуре зал заулыбался. Так же бодро он рассказал, что, как он и говорил на процессе Драко Малфоя — его уже судили, о Мерлин! — все семейство Малфоев не могло не узнать Гарри Поттера.

Потом выступала Луна Лавгуд, как оказалось, одна из пленниц Малфой-мэнора. Она уверенно заявила, что не видела Нарциссу ни разу за время своего пребывания в поместье. И задумчиво добавила, что эльфы миссис Малфой поддерживали пленников.

Последней выступала Тонкс, уверенно заявившая:

— Она спасла меня от Лестранж, — ее волосы, бывшие во время битвы каштановыми, стали какого-то тусклого серого цвета.

Последовал допрос дочери Меды, в котором та осталась верна своей позиции.

Позже вызвали нескольких егерей, подтвердивших, что миссис Малфой не участвовала ни в поимке пленников, ни в их передаче. Когда в зале суда появилась Элти, Нарцисса окончательно решила, что мир вокруг нее просто сошел с ума.

— Хозяйка — хорошая! — категорично заявила эльфийка. — Элти скорее прижжёт уши утюгом, чем будет клеветать на хозяйку!

Все дальнейшие попытки расспросов домовички, помогавшей ей с сыном, бывшей в их доме чуть-ли не домоправительницей, ни к чему не привели.

По итогам всего этого старый Гринграсс произнес пламенную речь о том, что миссис Малфой стала заложницей ситуации и, как показывают свидетели, делала всё возможное. Она спасла жизнь двоих человек.

"Еще чуть-чуть, — нервно подумалось Нарциссе, — и меня канонизируют прямо здесь. Не забыв предварительно распять".

И тем не менее большинством голосов её оправдали. Когда цепи спали с кресла, к ней подошла племянница.

— Дора, — представилась она, — можете идти?

Нарцисса кивнула, вставая. Мерлин, что с Драко? Что с Люцем?

Видимо, этот вопрос был написан у неё на лице.

— Вашему мужу дали пять лет — суммарно за нападение на министерство в девяносто шестом и побег. Драко оправдан, за пару процессов до вас, проходит юридические формальности, — Тонкс посмотрела на тётку и добавила: — Рвался на ваш процесс, но мама запретила ему нарушать порядок.

— Он её послушался? — голос Нарциссы дрогнул. — Большое спасибо вам, Дора.

Только пять, слава Мерлину!

— Мою маму трудно не послушаться, — печально улыбнулась Тонкс, — вы спасли мне жизнь. Не благодарите меня.

В коридоре действительно стоял её сын, держа на руках Дельфи. Андромеда держала на руках внука.

— Мама! — кинулся к ней Драко.

Меда же подошла степенно:

— Цисса, — та смотрела на нее, как в детстве. Нарцисса прижимала к себе дочку, сын обнимал её. "Мерлин, он же выше меня!"

— Меда, — слова давались ей с таким трудом. Старшая сестра сделала шаг к младшей, коснулась её плеча и произнесла:

— Пусть эта война кончится сегодня.

"В детстве мир кажется нам огромным, а окружающие нас взрослые — всесильными и всемогущими", — аккуратно выведя эти слова на листе, совсем молоденькая девушка отложила тяжелую перьевую ручку, не замечая кляксы, тотчас расплывшейся на бумаге прямо около точки. Она смотрела куда-то вдаль, сквозь стены своей уютной девичьей спальни и, казалось, видела там то, что её пугало.

Ясное летнее солнце заливало комнату, через открытое окно проникал ветер, приносил запахи цветов из сада, играл со светлыми кудрявыми волосами и синим платьем девушки, колыхал, будто бы забавляясь, занавески в комнате и пытался унести в сад недописанное письмо с кляксой. Последнее, правда, не получилось — хозяйка комнаты вскинула палочку, и письмо сгорело, пеплом оседая на подоконник. Она вздохнула, убрала пепел. Подошла к зеркалу, с ненавистью посмотрела себе в глаза. Синие глаза за зеркалом ответили ей не меньшей злостью и яростью. Рука с палочкой шевельнулась, но её хозяйка сделала глубокий вдох, и рука безвольно повисла.

Взгляд девушки скользнул к бумаге в рамке, висящей на стене: диплом об окончании курсов при больнице Святого Мунго. Зацепилась за строчку с фамилией — правильные черты лица исказила гримаса боли и отчаяния. Стекло на документе пошло трещинами и брызнуло осколками. Стеклянные брызги кружились по комнате, сверкая на солнце, как бриллианты, раня её обитательницу, но она даже не замечала этого. Лишь когда особенно крупный осколок рассек левую бровь и кровь стала заливать глаз, девушка вздрогнула. Затравленно обвела взглядом разгромленное помещение, сделала несколько пассов палочкой, в бесполезных попытках уменьшить царящий хаос. Весьма ощутимо ущипнув себя за руку, она будто бы овладела собой и трансгрессировала.

Стоя на берегу, на краю обрыва, и глядя на бьющийся о скалы прибой, девушка чувствовала солёные брызги, смешивающиеся с её кровью. Стонали чайки, взволнованно летали белые буревестники. Бушующее море не то манило её, не то пугало; резкий, злой ветер бил по лицу её собственными волосами, не то отталкивая от края, не то пытаясь сбросить. Пахло озоном. Девушке казалось, что солнца в этой части Англии и не существовало никогда. А весь мир был только этим серым, вздыбленным морем, с белыми навершиями на волнах, этим угрюмым, сизым небом. Брызнул мелкий дождь, прозвучали грозовые раскаты. Блеснувшая на миг молния разделила небеса на две части, так же, как и недавнее известие, разделило её жизнь на до и после. Она-то считала себя мангустом, а оказалась змеёй.

— Экспекто Патронум! — от палочки отделился серебристо-голубой, сотканный из света мангуст. Он ободряюще оглянулся на свою создательницу и бесследно растаял, как таяли счастливые воспоминания.

Она распахнула руки и сделала шаг вниз. Со стороны казалось, что ветер подхватил высокую, хрупкую девичью фигуру, пытаясь унести от этого берега. Полёт пьянил. Девушке казалось, что она лишь часть ветра, лишь воздух. Нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. Только этот полет.

Дождь и брызги моря смешивались на теле, горяча еще больше. Она взлетала то выше, то ниже; волны накрывали её, иногда с головой, мокрая одежда липла к телу, а полёт всё продолжался.

"Знание — сила? Да, наверное, — усмехнулась девушка разыгравшемуся морю внизу, — но только ещё вернее: многие знания — многие печали".

Она рассмеялась немного безумным смехом, в котором не было веселья, и плашмя упала в воду.

Если бы юную мисс Дельфини Розмари Малфой — Роуз, как звали её родные, спросили, какое время года она любит больше всего — ответ был бы очень прост: время цветения яблонь. Мама говорила, что она, даже еще будучи грудным младенцем, успокаивалась, едва увидев белые соцветия в саду. И первые шаги, как уверял старший брат, она сделала именно по направлению к яблоням, тогда, правда, заснеженным.

— Ты была похожа на снежного медвежонка, честное слово, — смеялся Драко, пока мама заплетала косички Роуз. Это было давно, тогда еще папа не жил с ними — а Драко всегда рассказывал что-то, пока мама занималась её волосами. Позже он объяснял это так:

— Ты так смешно пищала и брыкалась при попытках тебя расчесать, поэтому я и отвлекал тебя, Цветочек.

Цветочек — Драко почему-то предпочитал называть её по прозвищу, а не по имени. Он никогда не отвечал на вопрос: "почему", называя ее любопытным вьюнком. Теперь во время расчесывания мама всегда рассказывала что-нибудь Роуз, а вечером, перед сном, наоборот: девочка рассказывала маме, что делала днём, пока та переплетала ей растрепавшиеся за день косички. Роуз очень любила это время, которое было только для них с мамой. Хорошо было залезть к маме на колени после расчёсывания, когда мама читала на ночь — и тогда они читали вместе. Иногда мама начинала в задумчивости накручивать на палец выбившиеся кудрявые прядки Роуз, и той хотелось мурлыкать, как коту тёти Меды. Правда, сейчас Роуз научилась читать себе сама и вечернее чтение перешло в вечернее обсуждение. Теперь к ним стали присоединяться еще и папа с Драко — в основном слушателями, иногда задающими вопросы. Но в конце всегда было несколько минут с мамой — как это назвал брат, ритуал, — сложное слово, которое очень понравилось Роуз.

Вообще, честно говоря, сад был любимым местом Роуз в любое время года. У неё было тайное убежище под несколькими яблонями. Кроны их сплелись так плотно, что образовали навес с двух сторон почти до земли. Там можно было играть в великого мага, там хорошо было валяться с книжкой, там можно было укрыться от Тедди во время игры в прятки. Правда, найти самого Тедди тоже было непросто — он постоянно был похож на то, что его окружало. Мама говорила, что он может так, потому что он ме-та-морф.

Тедди был кузеном Роуз. Они с тётей Медой, бабушкой Тедди, приходили в поместье по вторникам и субботам. Мама и тётя Меда были родными сестрами, но при этом они были такими разными! У мамы были светлые волосы, как у Роуз, только прямые, а у тёти Меды — тёмные и кудрявые. Мама была лёгкой, как фея, тётя Меда выглядела куда более основательной. Даже глаза у них были разными — у мамы синими, как и у самой Роуз, а у тёти Меды — темно-карими.

Тедди, когда не играл в прятки, был очень похож на свою бабушку — как Драко похож на папу. Мама с тётей Медой пили чай и разговаривали, а юные кузены носились по поместью, играя то просто в подвижные игры, то в основание Хогвартса — роль двух недостающих волшебников, обычно Слизерина и Хельги Хаффлпафф, доставалась домашним эльфам. Порой они с Тедди фехтовали на игрушечных мечах. Иногда с тётей Медой появлялась Дора, мама Тедди, и играла вместе с ними. Как-то раз она принесла две металлические палки с овалами на конце — ракетки и странный мячик с перьями — воланчик. Оказалась, у магглов есть такая игра — бадминтон, вместо квиддича. Нужно было ракеткой подкинуть воланчик до Тедди и отбить, когда он прилетит обратно. Это ужасно затягивало — не дать упасть воланчику только при помощи ракеток.

Вообще Дора иногда казалась Роуз их ровесницей — она, как и Тедди, меняла свой облик, а играть с ней было потрясающе интересно. Когда они только появлялись у ворот поместья, с сыном и матерью — все похожие друг на друга, — Дельфи бежала к ним со всех ног, стараясь разом обнять всех троих.

Периодически Дора брала Роуз с Тедди гулять по маггловскому миру, где они катались на больших механических машинах — аттракционах. Иногда к ним присоединялись Драко, если тот был свободен от работы или учебы и, уж совсем изредка, мама. Но в Косой переулок мама никогда не ходила без тёти Меды. Иногда они оставляли Роуз и Тедди в поместье и гуляли только вдвоем. Мама редко выходила без тёти Меды или Драко и никогда не брала с собой Роуз. Она объясняла это тем, что это может быть опасно для девочки — Роуз не очень это понимала, но и Драко, и папа, и тетя Меда — все поддерживали маму в этом решении. Было немного обидно, но папа тоже почти не выходил из поместья, только если вместе с Драко, по делам. Но с папой, по мнению Роуз, в принципе, было что-то немного странно: его сначала не было в усадьбе — мама и брат говорили, что он ошибся и поэтому наказан, — а потом, когда он стал уже жить с ними, долго вообще не покидал поместья.

Папа появился в июне прошлого года. В тот день Роуз осталась у тёти Меды — мама очень просила её быть послушной девочкой. Сначала папа тяжело болел и совершенно не был похож на своё изображение на семейном портрете, написанном ещё когда Драко был маленьким.

Роуз очень нравилась эта картина — мама, в красивом синем платье, такая радостная; брат в возрасте Роуз, похожий на ангела, с длинными локонами, почти как у самой Роуз; и отец — молодой сиятельный лорд, как называла его Элти, с красивым гордым лицом, смотрящий с неизбывной нежностью на жену и сына. Когда Роуз увидела его в первый раз вживую, с серым изможденным лицом, в свободно болтающейся одежде, сидящего у жарко натопленного камина, она ощутила смятение и грусть. Как не вязался с этим человеком портрет, который она привыкла за пять лет своей жизни связывать со словами "отец" и "папа". Он же жадно рассматривал её, со странным выражением лица. Мама и Драко стояли рядом, почему-то напряжённые. Постепенно, по мере выздоровления отца, они учились общаться друг с другом — так Драко сказал маме, когда думал, что Роуз в саду.

Сначала папа каждое утро спрашивал её, что она видела во сне. Что Роуз находит смешным, а что — грустным. Потом они начали вместе гулять по саду — папа рассказывал почти про каждое насекомое, которое они видели — так же, как мама до этого рассказывала про каждое растение. Потом они вместе делали зарядку перед завтраком — папа научил её отжиматься, сначала на ладошках, а потом на кулачках. Потом он объяснил, как вставать в стойку для фехтования, как фехтовать на рапирах — сначала ей, а потом и Тедди. Он купил им специальные, детские рапиры, которыми нельзя было порезаться, но даже их нельзя было брать без разрешения взрослых. Зато, когда Роуз брала оружие — в ней что-то замирало и пело. Бой завораживал её, околдовывал. Если она видела, как фехтуют papa и брат, она застывала и не могла оторвать глаз от этого зрелища. Маленькая белокурая девочка день за днём отрабатывала движения, повторяя их за отцом. Мама вздыхала: от танцев Роуз пыталась отлынивать всеми возможными способами. Правда, теперь — её убедили, что это помогает учиться фехтовать — она осваивала трудности попадания в такт. Нехотя, но ради ритма и горячки боя, как смеялись родители, она старалась. На самом деле Роуз любила музыку, особенно когда мама играла на старом пианино, но любила слушать, а не танцевать или петь.

Мама говорила, что осенью начнутся занятия для Роуз и ещё некоторых детей — детей маминых подруг, которые приходили к ним по праздникам и к которым периодически Роуз приводили в гости. Жалко, конечно, что без Тедди — он шёл в школу, — не в Хогвартс, туда им было пока рано, а в маггловскую школу. Папа, когда Роуз ему пожаловалась, хотел что-то сказать по этому поводу, но мама строго на него посмотрела — как смотрела обычно, когда Роуз её не слушалась, — и он осёкся.

Мама была уверена, что дочери не хватало общения — и по этому вопросу все домочадцы были с ней согласны. Элти уверяла, что когда: "мастер Драко был маленьким, он всегда играл и учился с мистерами Винсом и Грегом". Брат редко рассказывал о своем друге Винсе — тот погиб вскоре после рождения Роуз, Драко не любил вспоминать то время. А мистера Грега Роуз видела часто, когда он приходил к Драко. Иногда с Грегом приходила его невеста и начинала расспрашивать Роуз о каких-то пустяках — Роуз думала, что она странная.

Вот невеста Драко — Астория — Рия, как ее называли родители и брат, — была хорошей. Она была ласкова с Роуз, рассказывала ей про забавные случаи, про свою работу — они вместе с Драко оценивали различные волшебные предметы, проверяли, что те могут делать. Мама и папа были в восторге от Рии, а Элти на неё ворчала — видано ли, оставаться на ночь у жениха. А когда Роуз спросила, почему это плохо, только махнула рукой и сверкнула жёлтыми глазищами. Элти всегда любила поворчать, правда, не при папе. При папе она была сдержанной и услужливой, а потом всё вздыхала про какого-то Добби. Правда, кто это — не говорила, только как-то зло смотрела куда-то вдаль. Роуз было любопытно, но ей было жалко домовушку, и она никогда не настаивала.

В целом Роуз пугала только одна вещь в этой жизни: говорящие портреты. В галерею с этими портретами её было не загнать. Когда мама и Драко пытались понять, что именно её пугает, она не могла толком объяснить. Началось это вскоре после того, как она забралась в давно нежилые комнаты, двери в которые обычно были заперты. Там висели чьи-то платья и мантии, а ещё там был портрет. На нём была изображена женщина с чёрными волосами, показавшимися девочке колючими, словно проволока, в мрачной одежде. Женщина на портрете спала, но даже во сне её лицо выражало странную смесь злости и тоски с примесью чего-то пугающего. Роуз, стараясь не разбудить спящую, попыталась выйти из комнаты, но наступила на не вовремя развязавшийся шнурок и упала. Женщина на портрете открыла глаза, оказавшиеся чёрными, оценивающе взглянула на Роуз, и от этого взгляда девочку продрал мороз. "Только не говори, — мысленно просила она, — только ничего не говори". Почему-то пугало именно то, что женщина способна ей сказать — портреты же могут проклясть?

Роуз спасла появившаяся Элти. Она щелкнула длинными пальцами, и портрет стал неподвижным, только следящий пугающий взгляд еще долго преследовал Роуз. Когда об этом наконец узнала мама — очень не хотелось признаваться в посещении заброшенных покоев, — она только спросила:

— Девочка моя, хочешь, я его совсем уберу из дома?

Роуз внимательно посмотрела на мать — мама не злилась, просто была грустной, и уточнила:

— А кто эта жуткая женщина, мам? Она умерла?

Мама ласково погладила по волосам Роуз, взяла её на колени и как-то печально сказала:

— Умерла, Роузи, умерла. Не бойся, портрет не причинит тебе вреда. Это моя сестра. У нас были не самые простые отношения. Так убрать портрет?

Роуз кивнула и покрепче прижалась к матери.

Хорошо было так сидеть в саду, в беседке, увитой розами, под стрекот кузнечиков.

Полуденное солнце заливало учебный класс. Лучи его пронизывали небольшую светлую комнату, причудливо отражаясь от полированного паркета, играя на стеклянных вставках книжных шкафов, заставляя сверкать металлическую чернильницу на письменном столе и мягко окутывая светом пианино начала двадцатого века с клавишами нарвальей кости. Именно на нём Роуз со скукой играла, а точнее сказать, мучила инструмент гаммами под присмотром Элти, сидевшей рядом. Пианино стояло возле открытого окна, и девочка, отвлекаясь от всего на свете, заглядывала туда, мечтая только о том моменте, когда можно будет захлопнуть крышку и уйти на улицу. В саду хорошо — можно спрятаться от всех и залезть на яблоню, а там грызть не до конца созревшие яблоки — стояло очень теплое начало августа. А можно было и прокрасться к прудам и попробовать там поплавать, хотя мама строго-настрого запретила делать это одной. Но мамы-то дома нет, надо только избавиться от контроля няни, Элти. Папа с Драко тоже куда-то ушли и отказались брать Роуз с собой. Ну и пожалуйста!

— Мисс Роузи, вы фальшивите, — наставительно заметила домовушка, — вы сыграли "ля-до-соль", а следовало "си-до-ля". Давайте еще раз.

— Ну, Элти, ну, какая разница, — отмахнулась девочка и встряхнула белокурой, туго заплетённой косичкой, впрочем, готовясь переигрывать — с Элти особенно не поспоришь. Вернее, спорила с ней Роуз часто, только переспорить не удавалось. Но скорее бы на волю!

— Как это какая? — фыркнула эльфийка. — Это совсем разные звуки, мисс!

— Ну и что с того, — пробурчала Роуз, начиная переигрывать упражнение, — кому вообще нужна эта музыка?

— Миссис Нарцисса велела вам отрабатывать, — нудным голосом проговорила ее надзирательница Элти, — и потом, вам же нравится, как играет ваша maman.

— Вот именно, Элти! — воскликнула юная мисс Малфой и прекратила играть, найдя очередной аргумент. — Мне нравится, как играет мама! Но не играть самой!

— Мисс, надо переиграть, вы же не хотите расстроить вашу матушку, — ласково проговорила домовушка, надеясь образумить девочку. Та задумалась — действительно, огорчать маму не хотелось, но и играть вредные гаммы тоже!

— Не буду переигрывать, надоело! — произнесла она, с тоской смотря в окно.

— Мисс, — укоризненно вздохнула Элти, но Роуз уже понесло:

— Не хочу! Не буду! — она резко ударила по клавишам — те издали обиженный звон — и захлопнула крышку инструмента.

— Мисс Роуз, как вы себя ведете? — охнула домовушка, недовольная выходкой своей воспитанницы. Впрочем, попытки заставлять её что-то делать всегда приводили к спорам и ссорам, но сейчас, как назло, никого из старших не было дома, чтобы угомонить девочку.

— Оставь меня в покое! — Роуз раскраснелась, ощущая злое упрямство, — Дурацкое пианино, дурацкая музыка!

— Мисс Роуз, ваша maman очень хочет, чтобы вы хорошо играли, — эльфийка осторожно коснулась плеча девочки,— вы же можете переиграть, вы большая молодец, и вам это не трудно. Ну же, не расстраивайте миссис Нарциссу, мисс Роуз. Она вас очень любит, а вы не хотите сыграть, не хотите её порадовать, как же вам не стыдно! Вы, наверное, мисс Роуз, не любите вашу матушку, раз не хотите хорошо сыграть! Ведь когда вы этого хотите, вы так замечательно играете! Если вы будете много упражняться, сможете играть дуэтом с мастером Драко! — вдохновенно произнесла Элти, умильно глядя на Роуз своими огромными глазами. — А ведь от вашей матушки достанется ещё и Элти, за то, что она вас не может уговорить. Неужели вы так бессердечны, мисс Роуз? — эльфийка заломила руки. Роуз недоуменно и растерянно взглянула на домовушку:

— Почему не люблю? Почему тебя накажут, Элти? Я не понимаю.

— Ну, как же, мисс! Элти накажут, она не выполняет своих обязанностей, а ведь Элти доверили самое ценное! А вы... Вы не хотите постараться для вашей maman, не хотите её порадовать, и что Элти накажут, вам совсем безразлично, мисс Роуз...

— Но это не так! — воскликнула девочка возмущённо. Она часто дышала, глаза её блестели, от энергичных мотаний головой светлые волосы растрепались, создавая ореол из кудряшек вокруг лица, теперь побледневшего. — Я люблю маму, очень люблю маму! И я не хочу, чтобы тебя наказывали, это нечестно!

— Ну, тогда мисс Роуз, переиграйте гаммы, — Элти снова открыла крышку пианино. Тяжело вздохнув, Роуз снова принялась нажимать на клавиши, куда более старательно, чем прежде, но уже с совершенно несчастным видом. Даже выбившиеся пряди волос тоскливо поникли. Однако, после пятой поправки от Элти, мелодия была сыграна как надо.

— Ну, теперь все? — обречённо спросила Роуз, уже и не надеющаяся на свободу. Домовушка взглянула на неё с сомнением, смешанным с сочувствием:

— Мисс, давайте ещё три раза подряд чисто, и вот тогда все.

— Ну, Элти, — взмолилась Роуз, не верящая, что сможет ещё раз это сыграть, — ну я больше не могу!

— Можете, мисс, можете и должны! Надо продолжить занятие, — ласково, но строго проговорила Элти, — прекратите упрямиться, мисс Роуз!

Роуз вскочила на ноги:

— Кому надо, пусть тот и продолжает! А я не могу больше! Даже ради мамы, Элти! Я скажу, что это я виновата и тебя не накажут!

— Мисс Роуз! — вздохнула эльфийка. — Просто сыграйте. Сыграете хорошо, и тогда, вы же знаете это, миссис Нарцисса обязательно наградит вас!

— Лучшая награда — это не учиться играть! — недовольно буркнула девочка, скрещивая руки на груди.

— Вот выучитесь, и не будете играть, — у Элти уже трепетали кончики ушей. Это означало, что ее терпение на исходе, но нынешнее упрямство Роуз не позволяло той уступить, тем более пальцы уже болели — по правде сказать, не столько из-за пианино, сколько из-за сорвавшейся вчера тетивы, когда она в саду сама мастерила лук и училась из него стрелять:

— Какой в этом смысл! Не хочу! Надоело всё! — Роуз упрямо закусила губу, принципиально не глядя на свою надзирательницу.

— Мисс Роуз, если вы не возьмете себя в руки, то будете сидеть в этой комнате до возвращения вашей maman! — терпение Элти окончательно лопнуло, и она с громким щелчком испарилась. Роуз пожала плечиками, чувствуя себя по-прежнему несчастной. Она попробовала вылезти в сад, надеясь там развеяться. Но открытое окно не позволяло ей выйти — каждый раз, залезая на подоконник, она ощущала невидимую, но плотную стену из воздуха, не дававшую ей высунуть руку, не говоря о большем. Эта несвобода окончательно расстроила Роуз, на глаза её навернулись слезы. Сердито утерев их рукавом повседневного платья, голубого с белыми кружевными рукавами и воротом, она двинулась вдоль книжных шкафов. Здесь стояли и детские книги, в том числе маггловские, и учебники. Роуз задумчиво посмотрела на манившие её корешки, крутанулась на каблучках и выбрала книгу, в которую попала пальцем. Это были сказки Киплинга, часть которых ей мама когда-то читала. Она открыла книгу на первой попавшейся сказке и, удобно усевшись на подоконнике, потерялась для окружающего мира.

Особенно её покорила сказка про Рики-Тики-Тави, смелого мангуста, победившего коварных змей. Эту сказку в конце сборника она перечитала дважды, прежде чем отложила книгу. Настенные часы показывали уже больше трёх, очень хотелось есть, но сдаваться и играть гаммы не хотелось гораздо больше. Читать больше не было сил и желания, что же делать? Взгляд Роуз упал на указку около доски. Она взяла её, придирчиво осмотрела и сделала выпад. Это была, конечно, не достойная замена шпаги, но и не самая плохая альтернатива. Медленно отложила указку и принялась разминаться. Закончив разминку легкой растяжкой и отжиманиями, Роуз вновь взяла указку. Она отрабатывала все известные ей упражнения, пытаясь взглянуть на себя со стороны. Роуз оценивала себя методично, стараясь не пропускать ни одной своей ошибки. Наконец устав, она села на пол и начала тянуться.

Утомленная и голодная Роуз села на подоконник и задремала. Снилось ей, что она мангуст и охотится на Нагайну.

"Интересно, — подумала она сквозь сон, — а как выглядит живой, а не нарисованный мангуст?"

Разбудил ее голос мамы:

— Роузи, Роузи, просыпайся.

Та нехотя раскрыла глаза. Искоса посмотрела на маму: усталая, но вроде не сильно недовольная. Мама присела рядом с дочерью на подоконник, вынуждая ту потесниться.

— Мам, я не хочу заниматься музыкой! Не ругай Элти, это я отказалась! — затараторила Роуз, не давая вставить матери не слова. — Я не могу так больше, музыка — это не мое, понимаешь, мам?

Та немного печально покачала головой:

— Роуз, ты меня очень огорчаешь. Я, разумеется, не буду ругать Элти, потому что это ты не слушаешься. Но ты уже взрослая девочка, Роуз. Тебе целых шесть лет! И тебе необходимо научиться очень многим вещам, а особенно — дисциплине. Понимаешь, дисциплине... Я не просто так хочу, чтобы ты училась музыке, милая. Есть вещи, которые тебе обязательно нужно знать, чтобы потом было легче. Музыка даст тебе гибкие пальцы, Роуз, а это отнюдь нелишнее, когда ты колдуешь.

— Ну, ма-ама, — с мольбой произнесла Роуз, заглядывая Нарциссе в глаза. Та мягко улыбнулась и убрала прядки с лица девочки:

— Что, Рози?

— Без вариантов тут, да?

— Без, Роузи, — мама взяла её на колени, прижалась губами к макушке, — но мы можем после обеда сыграть в четыре руки.

К урокам пианино и танцев прибавилась история, магии и маггловская. С Роуз занималась приглашённая девушка, как объяснила Нарцисса, имеющая двойное происхождение: мама — колдунья, а папа — маггл. Рия порекомендовала пригласить для занятий с Роуз свою хорошую знакомую, мисс Мэриан Гудвин. Это была чуть полноватая особа, с длинными чёрными волосами, забранными в хвост. Её огромные, в половину лица, голубые глаза обладали, по мнению Роуз, особой магией: когда она начинала говорить о чём-то, что увлекало её, они притягивали к себе взгляд слушателей и словно завораживали — невозможно было отвлечься. Казалось, в них отражались те события, о которых она говорила. Роуз слушала её рассказы как сказку, а в конце урока почти без труда пересказывала родителям, чаще — маме и мисс Гудвин. Сначала, конечно, пересказы давались трудно, мама и мисс Гудвин задавали Роуз наводящие вопросы; но после двух недель каждодневных занятий дело пошло на лад. Все были довольны, кроме папы. Он был задумчив. Это было не очень понятно, но папа не объяснял своей задумчивости, а мама только качала головой, обещая объяснить позже. Так было со многими вопросами с папой — позже, только вот это позже никак не наступало.

Играть на пианино с мамой было чуть лучше, чем одной, но Роуз пересиливала себя и мужественно мучила клавиши, заставляя себя — мама радовалась, когда у неё получалось. И все же Роуз с огромным удовольствием отказалась бы от музыки. Лучше бы они с мамой читали по ролям! После того, как девочка предложила, они и читали стихи на два голоса, разыгрывали пьесы, но занятий музыкой это не отменило.

Правда, родители решили подсластить пилюлю своей девочке. Ранним августовским утром, когда только рассвело, папа прокрался в спальню Роуз и осторожно тронул её за плечо:

— Розмарин, вставай, — он всегда называл её усложненным именем, — пора!

Роуз только поплотнее спряталась в одеяло — хотелось досмотреть чудесный сон, а не вылезать из тёплого кокона.

— Розмарин, подъем! — Люциус попытался отнять у дочери подушку. Из-под одеяла раздалось сонное, невнятное бурчание.

— Ну, ладно, как хочешь, — Роуз осторожно выглянула из-под одеяла, проверяя, ушёл ли папа.

В этот момент её вместе с одеялом подхватили на руки.

— Папа! — воскликнула окончательно проснувшаяся девочка. Он чмокнул её в щёку:

— Доброе утро, маленький сонный гном.

Роуз покрепче обняла папу за шею и снова сползла в сон.

Проснулась от маминой щекотки уже в конюшне — иногда мама вместе с ней каталась верхом на лошади, пока Рия и Драко соревновались, кто из них быстрее. Тут, в пустом до этого деннике, стояло маленькое чудо — пони серой масти с очень смешной чёлкой. Она была такой же сонной, как и Роуз. Пони всхрапнула, и Роуз встрепенулась на руках отца.

— Ну, Роузи, — улыбнулась мама, аккуратная как всегда, волосок к волоску, — тебе пора учиться ездить верхом. Это Мирамис, тебе нужно о ней заботиться, детка.

Роуз завороженно кивнула, влюблённо глядя на животное. Люциус аккуратно поставил её на ноги, сам садясь на корточки.

— Как у Мио, — прошептала она и благоговейно протянула руку.

— Ну, надеюсь, на твой век рыцарей Като уже не останется, — как-то невесело пошутил папа, но Роуз уже не обращала на это внимания, полностью увлеченная пони. Она ласково гладила её, кормила её кусочками морковки, подаваемыми мамой, наслаждалась прикосновением мягкого, замшевого носа к своей ладошке.

Обучаться под присмотром отца верховой езде оказалось не так просто — приходилось стараться и внимательно слушать его. Иногда, когда у Роуз что-то не получалось, он тяжело вздыхал, но старался донести до своей дочери, что именно она делает не так. Вместе они чистили денник Мирамис, и папа, иногда слишком занудно, перечислял Роуз ее ошибки. Это было немного обидно, но в конце он всегда говорил, что она молодец, а ошибки уйдут со временем.

Незаметно лето кончилось, Тедди с тетей Медой стали приходить гораздо реже, и это огорчало Роуз. Но куда больше ее печалила начавшаяся учеба. Каждый день, начиная с первого сентября, были уроки — целых пять! Это не считая продолжившихся занятий музыкой, верховой ездой и танцами. Каждый будний день к ним приходили дети-ровесники, и мисс Гудвин вела у них теперь не только историю, а еще кучу всего. Дети не особенно нравились Роуз, но выбора не было. Пожалуй, только Катарина Крэбб была симпатичной — внучка маминой подруги, дочь погибшего друга Драко. Фелиция Розье — смугленькая хорошенькая девочка с необыкновенными темными глазами, как говорила мама, с поволокой — "Хорошо, что хоть не с проволокой", — думала Роуз, была слишком слащавой и слишком много хвасталась, а когда узнала, что Роуз обожает фехтовать и лазать по деревьям, принялась её высмеивать. Да так противно!

"А неужели малышку Дельфини не научили, что волшебницы ведут себя прилично?"

Малышка Дельфини! Кукла она ряженая! Называет всех малышами, потому что старше на каких-то несколько жалких месяцев. Роуз она раздражала еще потому, что коверкала её имя — она Роуз, а не какая-то там Дельфини! Подумаешь, первое имя у неё такое, ну и что с того!

Но Фелиция больше доставала не Роуз, а Катарину, Кати́. Кати была младше всех, и ещё — её отец не успел жениться на её матери, не пережившей родов. И этим, и ещё сиротством её постоянно тыкали мисс Розье и три её подпевалы: Реджина Селвин, Равена Фоули, Риадна Берк, очень похожие между собой, гладко причесанные, с одинаковыми карими глазами и невыразительными лицами — Роуз с трудом их различала по росту, но постоянно путала, кто есть кто. На самом деле, эти четверо девочек были кузинами Роуз, но родственных чувств она к ним не испытывала. Ни на редких встречах раньше, ни когда начались занятия.

Учёба не так уж сильно и напрягала Роуз: чистописание, конечно, скучно, но терпимо, математика — забавно и несложно, история — такая же комбинированная, от которой Фели и три эр — как называли их Роуз и Кати — корёжило, и латынь, не очень весёлая, но полезная для изучения заклинаний.

Ещё в их классе было два мальчика — тихие, светловолосые, хрупкие, почти ни с кем не общающиеся братья Флинт, Бродерик и Бальтазар — близнецы, совсем не похожие на их громкого отца, друга Драко.

Между Роуз и Кати сразу возникла симпатия, как только Роуз увидела эту чуть полноватую девочку с такими тёплыми глазами — карими, будто бы подсвеченными изнутри. Она стояла в уголке в строгом чёрном платье, с коротко подстриженными тёмными волосами, немного бледная. Роуз ободряюще улыбнулась незнакомой девочке — и лицо той осветила яркая и тёплая улыбка. Кати почему-то не появлялась на утренниках для детей, куда таскали Роуз: миссис Крэбб, бабушка Кати, туда не ходила — и встреча первого сентября в классной комнате Малфой-мэнора была для них первой.

Примерно через две недели после начала занятий девочки наконец смогли уговорить миссис Крэбб отпустить Кати на подольше — Роуз очень хотелось показать новой подруге свой мир и свою любимицу Мирамис. Вместе они начали перестраивать шалаш, потом у них был урок танцев — вдвоём учиться было гораздо веселее! А на музыке Кати попросила разрешения сесть за инструмент и заиграла адажио из балета «Щелкунчик», без нот, на память. От этой музыки Роуз потеряла дар речи и забыла, как дышать — ее подружка играла так, что Роуз будто бы видела Щелкунчика и Мари, танцующих на обломках карамельного дворца. Лишь когда очарование музыки закончилось вместе с последними нотами, Роуз вдохнула. Ее подружка, удерживая руки над клавиатурой, смотрела куда-то вдаль. Мама, стоявшая у двери, ласково спросила у Кати:

— А на чем ещё ты умеешь играть?

— На скрипке. Как мама, — тихо ответила та и покраснела.

— Твоя мама была в хоре Флитвика, верно? Хочешь сыграть на скрипке, а я тебе подыграю на пианино? — ободряюще улыбнулась Нарцисса.

Кати несмело кивнула, с восхищением глядя на маму Роуз. Нарцисса изящным движением палочки достала откуда-то скрипку, протянула её девочке:

— Держи, Кати.

Выражение восторга на лице Кати было неописуемым, она смотрела на скрипку в своих руках как на божество. Мама села за пианино, а Роуз устроилась поудобней на подоконнике. Мама заиграла "Сказки Венского леса". Кати подхватила мелодию, вся отдаваясь музыке. Роуз, завороженная, застыла. Ей казалось, что в такт мелодии кружилась вся комната, а особенно — фарфоровые фигурки на книжном шкафу. Фигурки были танцевальной парой, очень нравившейся Роуз — она часто заглядывалась на них, мечтая увидеть, как они танцуют. И тут они спорхнули со шкафа и закружились в нежном вальсе, как Астория и Драко, как мама и папа. Роуз сидела зачарованная, обратившись в слух и зрение одновременно. При последних тактах мелодии пары сделали поклон и чуть не упали — в этот момент у Роуз почему-то сильно закружилась голова, — но мама сделала ловкое движение палочкой, и фигурки вернулись на место.

— Кати, это было потрясающе, — очень ласково сказала Нарцисса, подходя к девочке, — ты молодец. Давно учишься?

— Сколько себя помню. Бабушка говорит, что я с года перебираю клавиши на пианино, она меня сама вначале учила, а сейчас дядя, — застенчиво улыбнулась Кати, — только он не очень любит бабушку, — уголки ее губ печально опустились.

— Кати! — воскликнула Роуз, которую в это время бдительная Элти заставила выпить слишком сладкий чай, — Кати, это самое настоящее волшебство!

— Да, Кати, ты совершила настоящее чудо — у Роузи случилось ее первое колдовство, — миссис Малфой ласково обняла гостью, совершенно обалдевшую от этих слов. А юная волшебница застыла с открытым ртом:

— Это я заставила кукол танцевать?

— Мисс Роуз, закройте рот, — строго заметила эльфийка и добавила с гордостью: — Этот балет устроили вы! Вы, мисс Роуз, теперь волшебница! Элти счастлива!

Нарцисса засмеялась и притянула дочь и эльфийку к себе в объятия.

Потом мама повела их пить чай с пирожными, а Роуз чувствовала, как ее переполняет счастье. Хотелось вопить на весь мир, что Роуз Малфой — волшебница! Но вопли мама с папой не одобрят, и уж точно их не одобрит Элти. Когда появились очень довольные Рия с Драко и узнали о колдовстве Роуз, девочка поняла, что счастливее её быть не может. Астория начала насвистывать польку, а Драко закружил сначала маму, а потом одновременно Кати и Роуз. В самый разгар появился папа, сначала немного удивившийся возникшей на ковре в гостиной куче из дочери, её подружки, сына с невестой и своей жены — Драко пытался танцевать польку-тройку на пятерых. Услышав причину этой, как папа выразился, вакханалии, он сделал элегантное движение своей тростью-палочкой и из воздуха достал два букета: первый из них представлял три веточки мелких темно-розовых роз в окружении фиолетовых цветков розмарина, а второй — веточки белой сирени с веточкой яблони. Букет с яблоней он вложил в ладошку своей дочери, крепко прижав ту к себе. Розы с розмарином он вручил засмущавшейся Кати:

— С благодарностью и на память, — он поцеловал руку маленькой гостьи, окончательно вогнав её в краску.

После того, как Кати забрали, папа уселся перед камином, притянув маму к себе на колени. Он что-то шептал ей на ухо, а она весело смеялась. Роуз забралась по этой сложной композиции к маме на руки, папа притворно застонал.

— Ну, Роузи, чего ты хочешь в честь твоей первой ворожбы? — ласково улыбнулась Нарцисса, прижимая дочь к сердцу.

— Увидеть живого мангуста! — зажмурилась Роуз. — Пожалуйста!

— Хочешь в зоопарк? — послышался голос Драко. — А нас с Рией к себе возьмете?

— Вас с Рией, сын мой, я уже не выдержу, — отозвался Люциус, — тебя так точно. Розмарин, так ты хочешь в зоопарк?

Роуз кивнула, из-под ресниц наблюдая за своей семьей.

— Ну, значит, в зоопарк, смотреть мангуста, — улыбнулась мама, подтягивая обратно сползающую и засыпающую Роуз.

Утомленная активным днём, Роуз заснула ещё на руках у родителей. Сквозь сон она слышала, как родители вполголоса что-то обсуждали, что-то взрослое и скучное: аренда земель и урожаи. Потом папа отнёс её в спальню, и Элти с трудом добудилась своей хозяйки для вечернего туалета. Сидя в ванной, Роуз снова задремала, но подступившее внезапно тревожное чувство заставило ее подскочить в воде. Неприятно зудело где-то под лопатками, воздух будто бы сгустился и мешал сделать вдох. В комнате потемнело, сгустился туман, на ванне стремительно появились трещины, в воде прорастала отвратительная зелёная плесень, а в сливном отверстии возникла чёрная воронка-водоворот, куда Роуз неудержимо начало затягивать. Ноги скользили, рукам не удавалось зацепиться, но ей удалось отползти на другой конец ванны. Вылезти не получалось, толща воды будто бы пыталась удержать девочку.

Незнакомый высокий голос с жуткими пугающими интонациями уговаривал её покориться. Хотелось позвать на помощь маму или папу, но язык не подчинялся. Голос, называвший её: "дитя мое", продолжал уговаривать, то обещая немыслимые блага, то угрожая. Оцепенело она слушала этот голос, не в силах заставить замолчать. Огненно-ледяная вода жгла кожу и морозила одновременно, а там, где было сердце, будто бы сжали ледяные тиски. Воздуха не хватало. Роуз застыла, парализованная, не в силах пошевелиться. Воронка продолжала затягивать её. Чем ближе она была к воронке, тем большее безразличие охватывало её, вытесняя страх. Послышался безумный смех женщины, предстало то лицо с портрета, бешеное, бледное, с совершенно безумными, ярко блестевшими глазами, краснеющими из-за полопавшихся сосудов. Женщина, кажется, что-то говорила, но за её же смехом не было слышно, что. Внезапно перед глазами встало мамино лицо, но не ласковое и спокойное, как обычно, а искажённое мукой и болью. Оно рассыпалось пеплом, оставив на воде череп со змеёй, и Роуз смогла закричать. В этот момент чьи-то руки выхватили её из воды, подняли, завернули в одеяло, и всё закончилось. Ванна снова стала привычной, только залитой водой с ошмётками пены. Роуз сделала глубокий вдох, но в ушах ещё звучал безумный смех. Она огляделась и увидела встревоженные лица родителей. Они что-то говорили ей, но она не слышала и не могла им сказать об этом — губы больше не разжимались. Внезапно перед глазами встала жуткая змеиная морда с пылающими алыми глазами. Роуз почувствовала, как её тело выгнуло дугой. Комната закружилась бешеной каруселью, но тут сознание отключилось. Перед этим она скорее ощутила, чем увидела, движение маминой палочки.

Когда Роуз пришла в себя, голова раскалывалась, во рту было сухо. Все тело горело и замерзало одновременно. Глаза не открывались. Три голоса нараспев читали какие-то слова на латыни. От этих слов Роуз задыхалась, её начало рвать желчью. На губах появилась пена, в голове взрывались звезды, а сердце колотилось, как бешеное. Вновь появилась воронка, голос вновь возник в голове девочки, но он визжал, корчился, становился слабее. Неожиданно Роуз услышала мамин голос:

— Роуз, прикажи ему уходить. Повторяй за мной: Vade rectum!

Роуз повторила, неуверенно, не слыша самой себя, и голос расхохотался ледяным смехом.

— Роузи, милая, уверенней, прошу тебя! Давай вместе со мной.

Она выкрикнула эти слова, и смех оборвался. Непроницаемая тьма начала исчезать.

— У тебя ничего не получится, деточка! Ты — моя, моя! Никто тебе не поможет!

Возникла картина лежащей мамы, над которой склонился отец, затем Драко, с дырой вместо сердца. Мама не дышала.

— Роузи, борись!

Роуз от души, всем своим сердцем желая, чтобы всё это исчезло, прокричала заклинание. Эхом прокатились непонятные слова, мелькнула радужная вспышка, и тьма рассеялась. Ужасный голос смолк, рассыпавшись, наступила блаженная пустота. Не было ничего: ни звуков, ни цвета, ни ощущений. Была только пустота, основой которой был покой.

Кажется, иногда Роуз открывала глаза, но вокруг по-прежнему не было ничего. Постепенно ничто заменила темнота, мягко окутавшаяся Роуз. Сквозь пелену до девочки доносились голоса — какой-то родной голос звал её, чьи-то знакомые руки держали её, и это было куда лучше, чем покой, бывший до этого. Голос периодически сменялся другими голосами, менее родными.

В какой-то момент пришло осознание, что родной голос — это мамин. И Роуз двинулась на него, как на свет.

Когда она открыла глаза, в комнате было серо, за окном слышались мерные звуки дождя. Но и они ощущались смутно, скорее угадывались. Сфокусироваться на предметах не получалось, все плыло перед глазами. Сердце Роуз забилось быстрее, на лбу выступила испарина — неужели этот туман навсегда? В этот момент она ощутила, как ей приподняли голову, открыли рот, влили зелье, гадкое на вкус, резкое, слишком сладкое и горькое одновременно, вяжущее рот. Откуда-то доносился голос мамы с ласковыми интонациями, но слов было не разобрать. Ощущалось её присутствие, но сказать, где конкретно она была, представлялось невозможным. Небольшими порциями в Роуз вливали эту гадость, и она глотала через силу. Наконец, закашлявшись, девочка сделала несколько глубоких вдохов, и мир стал чётче. Мама сидела рядом и поддерживала голову Роуз. Элти стояла рядом, держала в ручках флакон с зельем мерзкого болотного цвета и со слезами на глазах смотрела на девочку.

— Мамочка, — выдавила Роуз из себя, вцепляясь в руки Нарциссы, с тревогой вглядывавшейся в ее лицо, — мама!

— Тише, Роузи, тише, — та помогла девочке приподняться на подушках, нежно провела по волосам дочери, мокрым от пота, — не напрягайся, родная. Тебе нужно отдыхать.

Роуз с ужасом заметила в светлых волосах серебряные ниточки около висков, запавшие синие, почти чёрные глаза, бледное, почти бескровное, исхудавшее лицо мамы. Девочка с трудом подняла ладонь, попробовала коснуться самого родного человека и бессильно уронила руку.

— Девочка моя, — улыбнулась Нарцисса, протягивая платок всхлипывающей почему-то Элти. Тут Роуз почувствовала, что её снова клонит в сон, и испугалась. Она мотнула головой, попыталась принять сидячее положение, но мама удержала её:

— Роуз, тебе нужно отдохнуть. Я разбужу тебя, не бойся.

— Спой мне, пожалуйста, — попросила Роуз, ловя мамин взгляд. Нарцисса кивнула и запела тихим, нежным голосом старинную колыбельную.

Когда Роуз проснулась, ей было значительно лучше. Комнату заливало осеннее солнце, переливаясь на хрустальной люстре. Она лежала тихо, разглядывая маму, задремавшую в углу комнаты на кресле. Нарцисса казалась совсем хрупкой, измождённой и измученной. Во сне её лицо искажала тревога, в уголках рта залегла горькая складка. Внезапно она раскрыла глаза, кажущиеся совсем темными, и, заметив проснувшуюся дочь, улыбнулась ей.

— Здравствуй, Роузи, как ты себя чувствуешь? — она пересела к Роуз и тронула ее лоб рукой.

— Хорошо, мама, — задумчиво сказала та, прижимаясь к матери, — а ты как? Ты устала?

— Да, родная, устала, — Нарцисса поцеловала дочь в макушку, — но это пройдет. Элти сейчас принесет бульон и зелья.

— Как в прошлый раз? — скривилась Роуз. — Мам, а что со мной было? Я заболела? Почему я слышала голос? — поежилась она от страха, хватая мамину руку, такую надежную.

— Ты не совсем заболела, моя дорогая, — мягко произнесла Нарцисса, ловя взгляд дочери. — Когда ты только родилась, в нашем доме жил один злой волшебник.

— Почему он жил у нас дома? Зачем вы его позвали? — удивилась Роуз, не совсем понимая, куда клонит мама.

— Мы не звали, он, к сожалению, сам пришел. Потому что, ещё когда он не был таким злым, ещё до рождения Драко, папа дал клятву ему помогать. Мы с твоим папой не понимали тогда, Роуз, что будет в итоге, чего хотел этот колдун, — с горечью сказала мама и распрямила спину.

— Вы жалеете о том, что было? — осторожно спросила девочка. — Вы не хотели бы теперь к нему присоединяться? То есть, чтобы папа не клялся ему?

— Я бы много отдала, чтобы Люциус не принимал это решение, — задумчиво ответила Нарцисса, — но есть одно обстоятельство, которое все меняет.

— Мам, а как этот волшебник связан с тем голосом? — нахмурилась Роуз, уже предчувствуя, что ответ ей не понравится.

— Он наслал на тебя очень плохое проклятье, — глухо произнесла мама, и её тёмные глаза стали совсем чёрными. Она глубоко вздохнула, возвращая им привычный цвет, — и от того, что ты начала колдовать, оно активировалось. Вот ты и слышала его голос. Мы сняли заклятие, Роуз, но если вдруг тебе покажется, что ты слышишь этот голос, — зови Элти, меня, папу, Драко — любого, кто будет рядом.

— Хорошо, — кивнула Роуз, которой стало очень холодно. Закутавшись в одеяло, она полезла к маме на колени, — мам, а тот волшебник умер?

— Умер, Роуз, умер, — обняла дочь Нарцисса, — его победил Гарри Поттер, крёстный Тедди.

— А почему он наложил на меня заклинание? Я же не сделала ему ничего плохого! — недоуменно сказала Роуз. — Потому что он злой, да?

— Да, родная, он злой, да ещё и трус, — мама прижала её к себе, окутывая ощущением безопасности.

Роуз не очень любила зиму, особенно декабрь. Промозгло и слякотно, и ветер с реки пробирает до костей. Одевайся хоть как тепло, хоть в три свитера и тёплую мантию, — ветер пронизывал насквозь. Спокойно бродить можно было только по защищённому магией саду поместья, но далеко ли там уйдешь? А как хотелось вольно скакать на Мирамис, не отмывая потом себя и её от липкой грязи, неизменно покрывающей землю в это время года.

Несмотря на то, что Роуз считала себя почти взрослой — в марте ей будет уже одиннадцать — мама настаивала, чтобы Роуз ездила не одна, а только в сопровождении Элти или с кем-то из взрослых — с родителями или с Драко. Папа всегда поддерживал маму, особенно после того случая, как в начале ноября Роуз кувыркнулась с чего-то испугавшейся и вставшей на дыбы Мирамис в жидкую грязь. Роуз понимала, что родители сердились только потому, что тогда она поехала на прогулку одна и никому ничего не сказала. Они появились перед ней ровно в тот момент, когда она пыталась встать из этой липкой грязи. Всего через семь минут, как Роуз выехала из конюшни, как потом сказала Элти. Мама ужасно разозлилась — все её красивое лицо выражало негодование от поступка дочери! Сначала, правда, Нарцисса парой заклинаний проверила, цела ли Роуз и нет ли у неё синяков и ушибов.

До поместья добирались в тягостном молчании. Роуз вела под уздцы Мирамис; разговаривать с родителями ей совершенно не хотелось. А они только переглядывались озабоченно, держась за руки друг друга на ходу. Потом Роуз мыла лошадь, а родители ей помогали. После этого мама почистила Роуз магией и все поднялись в малую гостиную. Она и мама сели в кресла, а папа встал сзади, положив руки на мамины плечи. Мама отчитывала Роуз холодным голосом, наполненным ледяным спокойствием, а у самой глаза были почти чёрные. Мама говорила о её безответственности, о том, что Роуз могла пострадать, что они с папой беспокоятся за неё, что Роуз могут обидеть чужие люди, навредить ей. И всё время просила подумать об этом. А Роуз никак не могла понять: к чему за неё беспокоиться? Подумаешь, упала с пони... Что в этом такого страшного?

"Розмарин, неужели тебе опять хочется пить Костерост?" — укоризненно качал головой папа. Роуз сидела, упрямо сжав губы. Нечестно напоминать про Костерост! И вообще, вспоминать прошлую историю — тоже нечестно!

Да, летом она упала со старой груши и сломала руку — больно было до жути, ещё и кость торчала наружу — было не очень приятно на это смотреть, хотя интересно немного — вот тогда пришлось пить эту пакость! Это было ужасно — какой садист придумал так сращивать кости?!

Правда, тогда её не очень сильно ругали.

Влетело, конечно: в наказание пришлось вышивать двумя руками по очереди целую картину — жуткое занятие! Хотя мама говорила, что это очень полезно для разработки пальцев, но Роуз сомневалась, что это правда. Тедди, который вместе с ней был на той груше, огрёб от Доры и тёти Меды больше — он целый месяц выполнял абсолютно всю работу по дому — до этого всё делалось магией. Маме, правда, слово "огрёб" категорически не нравилось — она считала это слово неподходящим, как и многие другие слова, перенятые от Тедди, типа: блин, круто, фигушки и тому подобные.

А с переломом тогда получилась глупая история — Роуз залезла на дерево за грушами. Это был давно проверенный способ: сначала на яблоню, а оттуда на грушу. Ветки старых деревьев плотно сплелись, почти срослись уже за прошедшие годы. Обычно первой лезла Роуз, потом Тедди. Так было и на этот раз. Однако когда девочка, перебравшись на грушу, полезла выше — сук хрустнул. Помянув Мерлинову бороду, она хотела перейти на нижнюю ветвь, с которой перелезла сюда, но на той ветке стоял Тедди. Роуз не успела попросить кузена перейти на другую ветвь, потому что её сук обломился, и она грохнулась на землю, сломав в полёте ещё несколько ветвей. Впрочем, упав с четырёх метров, она считала, что ещё легко отделалась.

Вышивание, конечно, не входило в список занятий, хотя бы терпимых Роуз, но с мамой не сильно-то поспоришь. Зато Роуз посмотрела на лечебные заклинания и познакомилась с колдомедицинскими чарами. А потом засела в библиотеке поместья, копаясь в медицинских справочниках.

За самовольную прогулку верхом на пони за пределами поместья Роуз получила куда более серьезное наказание: две недели нудной работы на кухне под присмотром Элти, зачитывающей ей основы садоводства на французском, а потом выслушивающей пересказ услышанного.

Декабрь с его плохой погодой и однообразными занятиями в классе был ужасен, особенно в компании с раздражёнными и недовольными Фели и три эр, срывавшими свою злобу на всех остальных. Почему-то родители были уверены, что дети должны заниматься все вместе! Почему нельзя заниматься только с Кати? Кому вообще нужно это всё? У неё есть друзья, как мама выражается — сверстники — Кати и Тедди, зачем ей больше?

Роуз надеялась, что грядущие январь и февраль будут хоть немного лучше — обычно в эти месяцы появлялся снег, на какое-то время скрывая серость и грязь. Просёлочные дороги вставали и больше не походили на зыбучие пески. Но декабрь!

Декабрь даже Рождество не спасало, хотя в последнюю неделю перед праздником к нему усердно готовились все в поместье. Все что-нибудь делали: Драко с Рией украшали комнаты и лестницы под заливистый хохот маленького Скорпиуса — дома его звали Рик. Мама руководила эльфами на кухне, папа ездил куда-то по делам. А Роуз? Роуз звала к себе в гости Кати и Тедди, и они втроём шатались по дому, предлагая всем свою помощь. Это немного поднимало Роуз настроение, но по вечерам на неё накатывала непонятная тоска. Хотелось забиться в угол и не выходить оттуда.

Собственно, так она и делала — целых два вечера. На третий вечер в темную комнату вошла мама, не обратив внимания на надпись на двери: "Не беспокоить!". Роуз сидела на подоконнике, с тоской глядя в пустой, тёмный сад. Нарцисса тихонько присела рядом с дочерью и приобняла её. От мамы пахло привычными духами и рождественскими пряностями. Знакомые с детства запахи немного успокоили Роуз. Её непонятная ей самой грусть чуть отступила, давая возможность выдохнуть. Они сидели молча, не зажигая свет. Роуз осторожно взглянула на маму: та выглядела спокойной, как всегда. Девочка придвинулась к маме поближе и накрыла ладонью её руку. Тряхнула кудрявой белокурой головой и прислонилась к Нарциссе. Та будто ждала этого — сразу же приобняла дочь второй рукой, поцеловала в макушку.

— Мам, — тихо произнесла Роуз и тут же смутилась от этого нарушения тишины.

— Что, Роузи? — мама одной рукой обнимала её, а второй перебирала спутавшиеся за день кудри.

— Это же мое последнее Рождество дома? А потом только в Хогвартсе, да? — спросила она, наконец, решившись поделиться своей тоской и тревогой.

— Нет, конечно, родная, — ласково улыбнулась мама, — мы можем забирать тебя каждые каникулы, если хочешь.

— Я вообще не хочу ехать в Хогвартс. Почему я не могу остаться дома? Почему ты не можешь учить меня? — с горечью сказала Роуз, — Что я не могу узнать дома?!

— Роуз, так вышло, что Хогвартс — лучшая школа в Великобритании, — глубоко вздохнув, ответила Нарцисса, — а школа, милая, тебе необходима.

— Зачем? — угрюмо буркнула девочка. — Я не понимаю, мам.

— Понимаешь, Роузи, в школе ты увидишь много разных людей. Ты сможешь встретить их гораздо больше, чем дома. Ты сможешь лучше понять, что тебе нравится. Важно понять, выбрать для себя, чем бы тебе хотелось заниматься в жизни. Человеку нужно своё любимое дело. А, чтобы правильнее разобраться в себе, понять себя — нужно общаться с разными людьми, видеть как можно больше разных занятий, пробовать себя, получать опыт в колдовстве и в общении. И лучше и удобнее всего получать этот опыт в школе, у нас это Хогвартс, милая, — мамин голос звучал завораживающе, ее руки массировали затёкшие плечи дочери.

— А чем тебе хотелось заниматься, мам? — в голосе Роуз, помимо ноток обреченности, появилось любопытство. — Какое твоё любимое дело?

— Моё? — задумчиво переспросила Нарцисса. — Мне нравится заниматься нашим поместьем, нашим садом, нравится составлять мозаики, играть на пианино, ездить с вами в путешествия, посещать с твоим отцом приёмы и балы. Но самое главное, Роузи, что у меня есть вы с Драко.

— И понять это тебе помог Хогвартс? — недоверчиво произнесла Роуз, переводя взгляд на стеклянную мозаику над кроватью, изображавшую море. Она неярко мерцала — мама сделала ее, когда Роуз после болезни из-за проклятия начала бояться засыпать в темноте.

— Хогвартс дал мне возможность выбора, родная, — тихо, но с улыбкой в голосе сказала мама. — Помнишь нашу поездку в Прагу? — неожиданно сменила она тему.

— Конечно, помню! Я тогда еще впервые мангуста увидела! Он был такой очаровательный, а папа сказал, что Рики-Тики-Тави был другой породы, — девочка улыбнулась, вспоминая тот солнечный день, красивый город и потрясающего зверя, желтовато-рыжего, немного напоминающего лисицу.

— Ты тогда расстроилась, что даже отказалась смотреть на другую породу, а прилипла к его вольеру, отказываясь уходить, — рассмеялась Нарцисса.

— А ещё я тогда испугалась змей, — посерьёзнела Роуз, — потому что поняла, о чём они говорят. Ты ещё сказала, что это очень редкая способность, но о ней нельзя никому говорить, кроме тебя и папы. Потому что ею владел Волдеморт, проклявший меня.

Тот липкий страх, испытанный в террариуме, вновь поднял свою мерзкую голову в душе Роуз.

— Роузи, родная моя, — тяжело вздохнула мама, — это по-прежнему нельзя. Не надо, чтобы тебя связывали с этим волшебником. Но о Праге я вспомнила не поэтому. Помнишь, мы с папой делали колдографии? Помнишь, как мы гуляли по Парижу, Роуз?

Та кивнула на оба вопроса:

— Там же тоже были колдографии, да?

— Хочешь взять какие-то снимки с собой, родная? — мама начала осторожно заплетать распутанные волосы Роуз, — я делала по нескольку экземпляров. И конечно, мы будем каждый день писать.

— Я хочу, мам. Только... Это всё не то, — тоскливо ответила Роуз, — совсем не то.

— Зато там будет Тедди, — Нарцисса наколдовала ленту на волосы, — а через год — и Кати.

— Кати, — вздохнула Роуз, — целый год без вас и без Кати. И без Мирамис! Может, вы хоть навещать меня будете?

— Мы постараемся, Роузи, постараемся, — мама прижала её к себе.

— Я не хочу уезжать, — пробормотала Роуз, зевая, — я буду скучать, мам. Но семь лет — это так долго, и так далеко от дома!

— Роузи, ты ведь еще не видела Хогвартс, — мама провела рукой по её волосам, — он может тебе и понравиться. Драко там нравилось, и Рии тоже, и мне, и твоему папе.

— Вы идете ужинать? — в комнату вошел Драко, — Цветочек, не грусти, все будет хорошо, — он обнял мать и сестру, — это вовсе не конец света. А всего лишь школа. Поттер с тобой, слава Мерлину, учиться не будет, а значит, все будет куда спокойнее.

Рождество прошло восхитительно. В тот день Роуз подскочила с постели как ужаленная — столько же всего надо успеть! Дом был украшен омелой с алыми каплями ягод и еловыми ветками, а на каминной полке в комнате уже лежала стопка разноцветных чулок. Роуз подбежала к окну, от которого раздавались голоса родителей, — те сосредоточено взмахивали палочками, изредка с улыбкой переглядываясь. От движений палочек появлялся снег, мягко окутывающий землю. Заметив дочь в окне, мама и папа помахали ей руками, и она радостно засмеялась в ответ. Быстро проделав утренние процедуры вроде одевания и умывания, и самой ненавистной — причёсывания, Роуз прибежала в малую гостиную, где слышались голоса Драко и Рии.

— Кто-то сегодня не спал допоздна, да, Цветочек? — улыбнулся брат, подбрасывая заливисто хохочущего Рика.

— Волнуешься перед приёмом? — ласково усмехнулась Астория, заправляя за ухо прядь каштановых волос. Она уютно сидела в кресле и наблюдала за возней мужа и сына. Роуз вместо ответа пожала плечами — не то чтобы она волновалась, если только чуть-чуть — и вопросительно посмотрела на Драко. Он, чуть прищурившись, взглянул на младшую сестру и передал Рика жене.

— Рия, я сейчас приду, — Драко взял Роуз за руку и вышел с ней из комнаты.

— Ну, что с твоим сюрпризом для родителей, получилось? — немного нетерпеливо спросил он, оглядываясь в сторону гостиной. Роуз задумчиво кивнула и раскрыла левую ладошку — две тонких, искусно вырезанных из плотного серебристого картона фигуры поднялись и закружились в вальсе, медленно взлетая.

— Ну, здорово же, Цветочек. Что тебя смущает? — брат взъерошил волосы Роуз, небрежно заплетенные в косу.

— Нет музыки, — она опустила фигуры и чуть хитро посмотрела на Драко, — одолжишь свой патефон и пластинку с "Осенним сном"?

— Ты — вымогатель, Лекарство от склероза, — он всегда поддразнивал её значением имени.

— Слышу от великого Дракона, — фыркнула Роуз и сделала умоляющие лицо, — одолжи, ну, пожалуйста. Ты же знаешь, я ничего не испорчу.

— Почему я делаю это, Цветочек? — с тяжёлым вздохом Драко взмахнул волшебной палочкой, призывая миниатюрный патефон из недр дома, — держи, чудовище по имени Младшая сестра.

— Спасибо, Драко, ты самый крутой старший брат на свете! — Роузи кинулась ему на шею.

— Самый крутой? — брат притворно ахнул, но поймал её. — Берегись, Цветочек, maman услышит твой лексикон, и все, к Хогвартсу будешь изъясняться исключительно высоким штилем!

— Ладно, лучший брат в мире, — донеслось откуда-то от груди.

— Я тоже так думаю, — усмехнулся он, ставя Роуз на пол и вручая ей патефон, — всё, чудовище, я до вечера свободен?

Роуз счастливо кивнула, с восторгом рассматривая вожделенный предмет — теперь сюрприз для мамы с папой точно удастся!

— Только не перенапрягись, Цветочек, а то сюрприз получится печальным, — Драко дернул её за косичку, разлохматив ту окончательно, и удалился насвистывая.

Роуз же посмотрела по сторонам и осторожно прокралась в свою комнату, где, развернув подарки, предназначенные для родных, с беспокойством их оглядела — вдруг не понравятся? Конечно, дарить их надо до начала приёма, иначе потом будет не до того. И что Рия её подкалывает по поводу приема? Роуз всего лишь посмотрит, как родители открывают бал, а потом пойдет спать, как полагается поступать девочке её возраста — по мнению мамы. Даже ежу ясно, что если вы с мамой договорились, то надо держать обещание. Роуз глубоко вздохнула, достала список подарков и начала проверку. Первым делом, подарок для мамы — платок, с вышитыми гладью цветками яблони. Роуз изрядно с ним намучилась, пока рисовала схему, пока вышивала — ужас! — по вечерам, чтобы об этом никто не узнал раньше времени.

Папе она приготовила глиняный набалдашник для трости — голову кота. Долго тренировалась, чтобы слепить красиво, потом морочилась, что делать с обжигом — Элти чуть не убила её, застав в саду за разведением костра. Потом, жалобно причитая, что Роуз спалит поместье, пару раз щёлкнула пальцами — и фигурка была обожжена. В итоге получилась кошачья голова с крайне ехидным выражением морды, покрашенная черной краской, с яркими зелёными глазами, раскосыми и насмешливыми.

Сложнее всего было с подарком для Рии и Драко — у Роуз мозги тогда вскипели от напряжения. Если подарки родителям она сделала за лето, то весь сентябрь и октябрь она думала над проблемой Драко и Рии. Помогла Кати, предложившая сделать у них дома варенье из груш. Бабушка Кати была не против, оставалось отпроситься у родителей. Мама, сидевшая в их общем с папой кабинете за какими-то бумагами, удивлённо вскинула брови, когда Роуз подошла к ней с холщовой сумкой, полной груш зимнего сорта. Роуз не была уверена, что именно удивило маму — груши или внешний вид дочери: грязные штаны, все в дырках, и мятая, порванная рубашка. Обычно Роуз подобную одежду использовала для игр в саду, но после лазания по влажным от постоянных дождей деревьям и очередного падения вещи пришли в полную негодность. Ещё выше мамины брови поднялись, когда она услышала просьбу:

— Мама, можно мне фунт сахара и в гости к Кати? — Роуз смотрела умоляюще, неосознанно потирая руку, когда-то сломанную, а сейчас просто ободранную.

— Можно и то, и другое, — совладала с собой мама, — но почему одновременно, Роузи?

— Мы хотим сварить варенье в подарок Драко на Рождество. У Кати хотим сварить.

— У нас сделать, конечно же, нельзя? — ласково усмехнулась Нарцисса, щёлкая пальцами, чтобы вызвать домовушку. — Можно, милая, но будь любезна переодеться и умыться. Ты похожа на Мерлин знает кого! Миссис Крэбб знает о планах вашего набега на свою кухню?

— Да, мам, так давай сахар, и мы пошли. Да? — Роуз жутко не хотелось светить перед мамой повреждённой рукой, где на тыльной стороне ладони уже образовалась кровавая корочка, наспех прикрытая рукавом.

— Покажи руки, — почувствовала что-то неладное Нарцисса, сама беря в руки левую кисть дочери, — Роузи, ну как это понимать?

И быстрыми движениями палочки она наложила повязку, предварительно очистив рану. Строго взглянув на дочь, изнывающую от нетерпения, спросила:

— Это все царапины, о которых я не знала?

Роуз кивнула:

— Все. Только одежда порвалась, и рука. А так все отлично, мам!

— Все, иди, переодевайся, горе луковое, — махнула рукой мама. Роуз чмокнула ее в щёку и унеслась. Варенье они тогда с Кати сварили отличное, как сказали и мама, забиравшая Роуз, и миссис Крэбб. Получилось три небольших банки — одна осталась у Кати, ещё одну поставили на стол, а последнюю припрятала Роуз в качестве подарка для брата.

Потом были неприятная история с лошадью, наказание и мучительно долгий декабрь, и вот сегодня Роуз, наконец, вручит брату подарок, стоивший ей таких мучений!

Элти, появившаяся с громким хлопком, выдернула её из напряжённых раздумий,

— Мисс Роуз, что с вашими волосами? — ахнула эльфийка, оглядывая свою подопечную. Роуз недоуменно повернулась к зеркалу, не совсем понимая, чем вызвано негодование Элти. Ну да — длинные, почти до поясницы, волосы окончательно выбились из косы. И немного дыбом встали, ну и что переживать-то так? Отрезать бы это безобразие, укоротить хотя бы до плеч!

— Мисс Роуз, расчешитесь и идите завтракать! — скомандовала Элти, подавая ей щётку. — Ну что с вами делать, мисс Роузи!

— Подстричь, — буркнула та, нехотя разбирая пряди.

— С этим к хозяйке Нарциссе, мисс Роузи, а не к Элти. Уже почти девять, а вы ещё не завтракали! Давайте скорее, мисс, вам ещё нужно доучить менуэт Моцарта, завтра Элти вас точно не заставит!

Роуз с мученическим вздохом отложила предмет своих пыток — щётку для волос — и сделала вторую попытку заплести косу. Вышло вполне пристойно, хотя бы потому, что Роуз не спешила к брату.

— Ну, вот, мисс, можете же!

Роуз только покачала головой.

После завтрака в компании Элти был урок музыки — его не отменяло даже Рождество. Роуз чисто механически отбарабанила менуэт, ни разу не сбившись. Потом так же механически отбарабанила Шопена. Взглянув на омелу в углу, лукаво посмотрела на Элти и заиграла "We wish you a Merry Christmas!", которое учила вместе с Кати. Домовушка только вздохнула, глянула на часы, ойкнула и испарилась, а Роуз тем временем, разойдясь, начала играть куплеты ведьмы и упыря в рождественскую ночь, подпевая вполголоса.

Когда доигрывала один особенно хулиганский куплет, вошёл Драко, немного остолбенело вслушался и стал подпевать. Их веселое времяпрепровождение прервала Астория:

— Драко, чему ты учишь ребёнка?!

— Я не учу, она сие и без меня знает, — растягивая слова, произнёс старший брат. — Рия, что случилось?

— Нас звала Нарцисса, Драко, — улыбнулась Рия мужу, — просила ещё раз проверить количество шампанского — там у Люциуса что-то не сходится. Роуз, ты не могла бы поиграть с Риком? Он сегодня с утра о тебе говорит. Все к Рози хочет.

— Конечно, — мило улыбнулась Роуз жене брата. Возиться с Риком, неплохо говорившим для своих двух лет, ей было в удовольствие.

— Все, что угодно, лишь бы не музыка, да, Цветочек? — фыркнул Драко, пытаясь дернуть сестру за косичку. Роуз абсолютно не улыбалась перспектива переплетения косы в третий раз, поэтому она спряталась за Асторией.

— Драко, пошли, — та подтолкнула мужа к выходу. — Оставь ребёнка в покое.

Так в занятиях и хлопотах прошла первая часть сочельника. Устав торчать в доме, Роуз потеплее одела Рика и вышла в заснеженный двор. Малыш показывал пальчиком на снег и восторженно лопотал, пытаясь стряхнуть шапку с белокурых локонов. Они уже построили крепость под охраной двух снеговиков, облепив ели в дальней части сада, когда мама, наводившая последние штрихи во дворе, заметила их и помахала рукой, подзывая к себе. Рик, едва увидев её, с воплем: "Бабушка!" бодро побежал к ней, таща за собой Роуз. Нарцисса подхватила на руки внука, поправила на нем шапочку, вызвав тем самым его неодобрительно ворчание.

— А где твоя шапка, Роузи? — она укоризненно взглянула на дочь. — Простудишься же, родная.

— Ма-а-ам, — фыркнула Роуз, — ну не холодно же!

— Не холодно, — задумчиво повторил Рик и подёргал шапку. Потом заинтересовано посмотрел на бабушку в элегантной фетровой шляпке, отороченной мехом. Нарцисса вздохнула, ласково провела по снова растрепавшимся волосам дочери:

— Роузи, ну не упрямься. И не надо делать таких больших и несчастных глаз.

— Миссис Нарцисса, — возникла Элти, — вы просили подать обед пораньше. Элти сделала. Ждут только вас.

— Так, ребята, пошли обедать, — мама перехватила Рика поудобнее левой рукой, а правой взяла за руку Роуз. Что оказалось весьма кстати, потому что задумавшаяся девочка оступилась и поскользнулась, и если бы не мамина рука, удержавшая её, точно упала бы.

После обеда Роуз выловила отца, уговорив того пофехтовать. Он, к его чести, поддался на уговоры весьма легко и показал Роуз новый, достаточно мудрёный удар. Его отработкой девочка и занималась почти все оставшееся до приёма время.

От тренировки Роуз отвлек Драко. Он вошел в фехтовальный зал, взял папину шпагу, хмыкнул. Отсалютовал и ловким движением кисти — вот это никак не получалось у Роуз — выбил у сестры оружие. К огорчению Роуз, шпагу ей разрешалось брать только детскую — а папину трогать было нельзя. Даже так — НЕЛЬЗЯ! Как чужие волшебные палочки. Драко поймал оружие Роуз и сунул в ножны, небрежно отброшенные ею в начале тренировки.

— Цветочек, если ты хочешь показать родителям свой сюрприз, то я бы на твоем месте поспешил, — он смотрел на нее с ласковой усмешкой, — у тебя полчаса до начала появления гостей. Мама с папой уже переодеваются, я имею в виду.

Роуз кивнула, благодарно крикнула:

— Спасибо, — и убежала наверх. Промчавшись по лестнице через ступеньку, ворвалась в свою комнату, схватила фигурки и патефон, с уже вставленной пластинкой. Радовало, что спальня мамы была через ванную от комнаты самой Роуз. Еще несколько мгновений — и девочка стояла перед дверью маминой комнаты, пытаясь отдышаться. Чтобы не тратить дыхание, она постучала локтем — руки были заняты.

— Да, — отозвалась мама сразу же, — Роузи, это ты?

— Можно зайти? — вместо ответа спросила девочка, готовясь открыть дверь.

— Конечно, милая, что-то случилось? — на пороге комнаты появилась Нарцисса в струящемся бирюзовом платье. Легкий шёлк охватывал её стройную фигуру, а на шее и в ушах поблескивали сапфиры. Свои роскошные светлые волосы мама забрала наверх.

От восхищения Роуз потеряла дар речи.

— Роузи, ты чего? — удивилась тем временем Нарцисса, втягивая дочь за плечи в комнату. — Зачем тебе патефон?

— Ты такая красивая, — выдавила из себя Роуз, ставя патефон на мамину кровать, — у тебя есть пять минут? Можешь позвать папу?

— Спасибо, родная, конечно, есть, — ободряюще улыбнулась мама и повернулась к двери, соединяющей комнаты родителей, — Люциус! Но, всё-таки, в чем дело?

В комнату вошёл Люциус, уже переодетый в смокинг, с бабочкой в тон маминому платью.

— Цисси? Розмарин? Все в порядке?

— Да, мам, пап. Я бы хотела, ну... сделать вам подарок на Рождество, — Роуз метнулась, включила патефон и, не дожидаясь музыки, разжала руку — фигурки тотчас воспарили над ладонью.

Не зря она всё-таки столько тренировалась, мучилась с формой танцоров — все прошло как надо. Все фигуры удались, получились даже поклоны. Но неужели родителям не понравилось? Почему они молчат? Роуз, прикусив щеку, подняла глаза на маму с папой. Они стояли, обнявшись, в маминых глазах блестели слёзы.

— Роузи! Это потрясающе, родная, — мама шагнула к дочери, обнимая её и опускаясь на колени, — спасибо, моё солнышко!

— Тебе понравилось? — тихо спросила Роузи, утыкаясь в мамино плечо. — Правда, понравилось?

— Розмарин, — папа обнял её сзади, — это не могло не понравиться. Ты большая молодец, дорогая. Мы с мамой очень гордимся тобой. Это замечательный подарок на Рождество. А теперь — иди переодеваться, если хочешь быть на приеме.

— Я помогу тебе, — поднялась Нарцисса, — пойдем, Роузи, — она взяла дочь за руку.

Особняк был весь пропитан рождественским духом. Мама, готовая к приему гостей, стояла около главной лестницы, ведущей в парадный зал. В самом зале гостей ожидали Драко и Астория, оставившие маленького Рика на попечение Элти. Папа вместе с парой эльфов встречал прибывающих около входа в дом. Роузи, переодетая в светлое муслиновое платье, с тщательно уложенными кудряшками, сначала крутилась около папы, но потом он отправил её к брату с женой. Роуз с восторгом смотрела на них — они были одеты в одинаковой изумрудно-серебристой гамме, у Драко в петлице была омела, венок из нее же красовался на голове у Рии. По изысканно украшенному залу парили подносы с охлажденными напитками и тарелки с различными канапе, разнообразными сырами и маленькими фруктовыми пирожными. А в каждом углу стояли ледяные фигуры, изображающие танцующих людей. Роуз застыла в восхищении.

— Вот так и стой весь вечер, — брат щелкнул её по носу. — Цветочек, меньше восторга на лице...

— А то самооценка твоего брата сломает потолок, — Астория насмешливо посмотрела на мужа и повела брата с сестрой к первым гостям, непринуждённо завязав с ними разговор. Роузи вежливо улыбалась, разглядывая сильно пожилую пару — мистер и миссис Скамандер. Мистер Скамандер ей очень понравился — у него были потрясающая улыбка и добрые глаза. Драко потом ей сказал, что это был автор учебника по магозоологии. Его жена, миссис Скамандер, была более сдержанной, но тоже ничего. Брат поцеловал руку ей, пока её муж склонился над рукой Астории. В этот момент Роуз так и подмывало состроить рожицу, но надо было вести себя прилично.

Гости прибывали: друзья родителей, Драко и Астории, множество взрослых, которым надо было улыбаться. Как это вот так легко и естественно получалось у Астории и мамы?

Наконец, появились те, из-за которых и Роуз расплылась в искренней счастливой улыбке: тетя Меда, Дора и Тедди. Тетя Меда, в бордовом платье, опиралась на руку мужчины, очень тепло смотревшего на неё. Высокий и худой, скуластый и темноглазый, с большим носом и насмешливым ртом, он составлял контраст тёте Меде. Оказалось, это был её коллега — тётя Меда работала врачом в клинике святого Мунго. Тедди, нарядный, в светлом костюме, сразу же спас Роуз от необходимости улыбаться гостям — он потащил её смотреть на шоколадный фонтан, установленный в соседней комнате. Фонтан был отдельным произведением искусства: разноуровневый, с чашами из молочного стекла, выше Роуз. Из середины били вверх струи разного шоколада, причудливо смешиваясь на разных уровнях: и белый шоколад, и с различными ягодными вкусами, и классический. Периодически струи начинали танцевать под тихую музыку, иногда капли собирались в различные фигуры, и невозможно было предсказать, в какие. Это было весьма занимательно, хотя Роуз и была достаточно равнодушна к шоколаду, предпочитая тягучую карамель или молочные коктейли. А Тедди, фанатик всякого шоколада, буквально приклеился глазами к фонтану, рассматривая его в абсолютном восторге. Роуз казалось, Тедди даже меньше балдел от квиддича: он и Дора болели за "Холихедских гарпий", из-за чего спорили с Драко — тот полагал лучшей командой "Скантропские стрелы". Роуз не болела ни за кого, искренне восхищаясь синхронными полётами — какие там фигуры выделывали, какие прыжки на мётлах... Помня об увлечениях друга, Роуз с родителями приготовили для него на Рождество шоколадный набор и книгу по истории квиддича, с уникальными иллюстрациями, зачарованными по совершенно новому методу. Драко ворчал, что, мол, ему бы кто такую подарил. Ворчал и учил Рика летать на игрушечной метле, под его хныкание — неустойчивая метла не вдохновляла малыша.

Тедди не отрывался от шоколадного фонтана, чуть ли не урчал — просто книззл, и только.

— Я ещё вернусь, крошка, — сказал он, когда их нашла Дора. Её платье мерцало, всё время меняя и цвет и фасон. Его мама на это только закатила глаза, уводя детей в общий зал.

— Ого, тут даже министр магии! — Тедди слегка пихнул Роуз в плечо.

— Ничего в этой жизни не меняется, — сдержанно сказала Дора, очищая пятно от шоколада с пиджака сына.

Тем временем зазвучала музыка, и министр пригласил маму на первый танец — вальс. Постепенно кружащие пары заполнили зал. Дору умыкнул в танец крёстный Тедди; при виде него Тедди в удивлении широко раскрыл рот:

— Ты же сказал, что тебя не будет!

— Гермиона решила, что нам нужны новые впечатления, — тот сверкнул зелёными глазами, — пригласи свою подружку, Тедди!

Роуз улыбнулась ему — они встречались на днях рождения Тедди; Гарри очень неплохо общался с мамой и вежливо кивал Драко.

Тедди взял Роуз за руку и потащил её в зимний сад, где родители поставили фонтан с пуншем. "Интересно, какой он на вкус?"

— Может, попробуем, а, Роуз? — Тедди подмигнул кузине. — Или трусишь?

— Вот ещё, — фыркнула она, — но нас убьют дважды. Сначала мои, а потом твои.

— Да ладно тебе! В Хогвартсе вон пиво на третьем курсе пьют, а тут пунш всего-навсего! Давай, Роуз!

Она с сомнением взглянула на друга и взяла один из кубков, расположенных рядом, на специальной стойке. Тедди ободряюще улыбнулся ей и схватил ещё один сосуд:

— Ну, на счёт три зачерпываем! Раз, два, три!

Но, едва коснувшись губ Тедди, жидкость вспенилась и превратилась в воду.

— Ну, блин! — выдал Тедди. — Ну как так-то? Ещё и спалились, походу!

— Так, драпаем отсюда на балюстраду, — приняла решение Роуз, — там не до нас будет.

— Сделаем вид, что мы оттуда смотрим, — подхватил Тедди её мысль.

Аккуратно миновали комнаты, где гости играли в карты — бридж и покер, а также курили и пили янтарную жидкость из широких стаканов:

— Огневиски, — уверенно сказал Тедди, — его иногда Гарри с мамой пьют, — и сделался похожим на своего знаменитого крёстного.

Весьма сложным обходным путём им всё же удалось избежать столкновения со взрослыми, чему оба были несказанно рады.

— Вроде пронесло, — подытожил Тедди, убирая синие волосы со лба.

Роуз подавила желание их взъерошить и кивнула.

Уже позже, когда они наблюдали за танцующими — это было красивое зрелище, их обнаружила Дора.

— Ну, привет, малолетние алкоголики-тунеядцы!

Роуз и Тедди сделали вид, что это не про них, честно глядя ей в глаза.

— И что с вами делать? С одной стороны — Рождество, а с другой?.. — продолжила рассуждать мама Тедди. — М-м-м, — добавила она, вдоволь налюбовавшись напряжёнными выражениями их лиц. — Ладно, суслики, живите!

Потом они вновь наблюдали за танцами, даже что-то танцевали, но в какой-то момент Роуз обнаружила себя и Тедди в обнимку дремлющими в уголке. Плечо Тедди казалось ей в этот момент наилучшей подушкой, видимо, как и ему её голова. Тело немного затекло от неудобной позы, но будить кузена не хотелось. В этот самый момент их и нашли мама с Драко.

— О, maman, ma chérie sœur уже спит. Жаль только, не в своей комнате.

— Роузи, может, тебе лечь? Когда будет фейерверк, я тебя разбужу. Драко положит Тедди рядом, если вы так хотите, — Нарцисса помогла подняться дочери, а сыну — поднять племянника, — спать надо в своей постели.

Роуз лишь сонно кивнула, позволяя маме довести себя до спальни под тихое ворчание Драко:

— Дожил, — бормотал тот под нос, — таскаю крестника Поттера после того, как он танцевал сначала с моей матерью, а потом с моей женой!

Фейерверк, на который их с Тедди растолкали общими усилиями Дора с мамой, был потрясающим. В тёмном небе парили огнедышащие драконы, летали изящные пегасы, сиял завораживающий феникс. Все они были сотканы из ярчайших звёздочек, переливающихся разными цветами. Над поместьем вспыхивали новые солнца, расцветали розы и тюльпаны. Там, в темной дали, разыгрывались целые сцены из сказок барда Бидля и маггловских: вот прыгучий горшок гонится за волшебником, а вон там танцует Золушка.

Роуз стояла между родителями, заворожённая, и глядела в небо. Увы, по истечении получаса догорели последние крутящиеся солнца, а принц надел на ножку Золушки туфельку. Дальше Роуз, наверное, заснула стоя, потому что когда открыла глаза — была уже в своей комнате и каминные часы показывали начало девятого. Пора было разносить подарки.

После Рождества Роуз пришлось много заниматься. Теперь под маминым руководством она отрабатывала движения руки при заклинаниях, сжимая в пальцах учебную палочку. Разумеется, колдовать ей было нельзя, но можно — и нужно было — наработать правильные движения кистью. Ещё пришлось писать неимоверное количество диктантов по английскому и французскому, а также эссе по истории и по основам зельеварения — ими с сестрой занимался Драко. А ещё была теория чар и основы теории трансфигурации. Ну и, конечно же, были танцы, музыка, верховая езда.

По настоянию папы и брата Роуз более основательно стала осваивать полёты. До этого она уже садилась на метлу. Как-то вместе с Тедди, Драко и Дорой они даже попробовали поиграть в квиддич. Но при попытке скопировать элемент из синхронного полета Роуз не удержалась на метле, упала и вывихнула ногу — после этого она предпочитала восхищаться этими всеми полётами на расстоянии. Сейчас же у неё получалось нормально — папа следил, чтобы она не лихачила, но такого же удовольствия, как езда на Мирамис, полёты ей не доставляли.

Самым интересным для Роуз оказались описания различных чар и зелья, впрочем, теория трансфигурации тоже была забавной. По гербологии, благодаря занятиям с мамой в оранжерее, она могла оттарабанить почти любую тему. По вечерам родители подробно рассказывали ей мифы про разные созвездия. Словом, когда Роуз доходила до комнаты вечером — она засыпала практически сразу, едва прикоснувшись головой к подушке.

Незадолго до её дня рождения Роуз привиделся странный сон. Женщина с портрета, напугавшая её много лет назад, с обожанием и раболепием смотрела на кого-то, невидимого для Роуз, и в чём-то горячо ему клялась. Сама эта сцена почему-то сильно напугала девочку, она проснулась с испариной и бешено колотящемся сердцем. Старалась глубоко дышать — это обычно помогало успокоиться, но сейчас ей не хватало воздуха. Заснуть после этого так и не получилось, и Роуз до самого утра просидела на подоконнике в обнимку с купленным ей родителями во время поездки в зоопарк плюшевым мангустом, глядя на мамину мозаику. Перед глазами, вызывая ужас и неукротимую дрожь, стояло выражение лица этой женщины: фанатичная решимость пожертвовать всем. Всем, абсолютно всем, ради того невидимки.

"Как, как так можно?! — недоумевала Роуз, — во имя чего?"

Она помнила, что эта женщина была второй сестрой мамы — Беллатрикс Лестранж, печально знаменитая чокнутая убийца-психопатка. Самая преданная слуга трусливой сволочи Волдеморта, из-за которого погиб отец Тедди, друг Элти Добби и много невинных людей. Это из-за служения ему пострадал папа! Никаких тёплых чувств к мёртвой тётке у Роуз не было, а сон с ее участием напугал до тошноты.

Сон повторился на следующую ночь, женщина то с безумным смехом направляла палочку на Роуз, то из палочки мужчины с красными глазами вылетали заклинания, попадавшие тётке в живот — и та, низко склоняясь, благодарила.

Это все было настолько мерзко и противно, что Роуз очень хотелось прибежать к родителям и рассказать обо всём, но её останавливал страх. После первой бессонной ночи, уже перед завтраком, она прикрыла глаза и ясно увидела трупы своей семьи. Они, в парадных костюмах и с выколотыми глазами, лежали в бальном зале. У всех её родных было перерезано горло. Слышался безумный смех Беллатрикс. Это было чертовски реально, и выглядело, как предупреждение.

После этого видения Роуз безумно перепугалась за близких. Каждый раз, когда она их видела днём, ей ярко представлялись их мёртвые тела из кошмара. Проснувшись среди ночи, она боялась засыпать, долго глядя в темноту комнаты воспалёнными глазами. Как, как ей было защитить их? И отчего? Почему ей снились эти кошмары, если и Волдеморт, и тётка давно мертвы?! Неужели то проклятие связало их? Горло и грудь раздирал сухой кашель, будто бы пытающийся выбросить что-то из груди. Сильно болела переносица. Из носа начинала капать кровь. В ушах змеился незнакомый женский шёпот: смерть предателям! Кровь из носа шла все сильнее, разлетаясь брызгами вместе с кашлем. Все старые царапины открывались — вот засочилась темная густая кровь из шрама на месте перелома, а вот нестерпимо заболел порез пятилетней давности. Почему-то звуки стали глухими, будто под водой, а волосы начали осыпаться. Роуз отмечала это чисто механически, будто бы это все происходило не с ней, а было просто страшной сказкой. Заболело сердце, отдавая в левую руку. Грудь сдавило, не хватало воздуха, очень сильно кружилась голова.

"Вот и всё", — безразлично подумала Роуз. На эмоции сил не было, ушёл страх, было только немного жаль родителей. Кашель нарастал, кровь шла уже из горла и ушей, и, кажется, даже из глаз — потому что мир начал меркнуть из-за тёмной жидкости, сочившейся из-под век. Тянулись бесконечные секунды, и мир стал полностью чёрным. Сознание медленно гасло.

Внезапный рывок выдернул Роуз из пелены окутывающего ее забвения. В груди жгло, лёгкие горели, но кровь уже не шла. Все ещё не было ничего видно, но слышались обеспокоенные резкие голоса — мамы, тети Меды, папы. Потом снова наступила тишина, из которой Роуз периодически выныривала, ощущая неприятный вкус зелий, бульона, запах маминых духов, незнакомые ей запахи. Она была явно не дома, но жива. Жива!

Темнота по-прежнему окружала Роуз. Она не знала, сколько прошло времени, но однажды услышала, проснувшись, голоса крестного Тедди и мамы. Гарри Поттер говорил о какой-то Роули, одной из последних приверженок Волдеморта. Утверждал, что та полностью выжила из ума и теперь точно отправится в Азкабан. Мама горячо благодарила Гарри, называя его по имени. Тут Роуз открыла глаза и увидела их. А мама посмотрела на Роуз, и сколько всего было в ее взгляде. Роуз же чувствовала себя невероятно. О Мерлин, она снова видела! Видела, а не слышала маму! Видела этот огромный мир с его красками, пусть это и больничная комната! Мерлин, она была счастлива!

Появлялись врачи, задавали ей бесконечные вопросы, проводили диагностические чары. Лечащим врачом Роуз оказался доктор Грегори Хаулс, тот самый, с кем тётя Меда приходила на Рождество. Достаточно саркастичный человек, он очень трепетно относился к маме. Периодически, отпуская ехидный комментарий, он забавно вскидывал вверх чёрную бровь и немного наклонялся в левую сторону. Именно он рассказал Роуз, что произошло. Оказалось, что Роуз прокляли, и она проспала больше месяца, пока не удалось ликвидировать все последствия проклятия. Одна из колдомедиков по секрету сказала Роуз, что ее родители постоянно по очереди дежурили в палате Роуз, и что Роуз с родителями очень повезло. Роуз и без неё знала, что у нее самые лучшие мама и папа, но всё же приятно было это услышать. Уже давно прошёл и её день рождения, и день рождения Тедди. Вдобавок роскошные волосы Роуз полностью вылезли. Мама сожалела, что волшебством их восстановить было невозможно из-за несовместимости с лечебными чарами. Волосы, конечно, потихоньку отрастали — и за этот месяц на голове Роуз появился короткий, колючий ёжик светлых, но уже вьющихся волос.

Дни в больнице тянулись скучно и долго, несмотря на старания родителей развлечь Роуз и заниматься с ней. Часто заглядывали Драко и Рия, тётя Меда и Дора с Тедди, Кати. Тётя Меда появлялась чаще остальных, периодически выгоняя родителей из палаты. Все носились с Роуз, будто с хрустальной куклой, боясь ее утомить. Это жутко раздражало. Раздражала и собственная слабость — вначале Роуз ходила, опираясь на стенку. Белые стены и лимонные мантии врачей — надоели до безумия. Бесконечный приём зелий и разговоры с врачами, периодически очень неопрятные процедуры, связанные с различными проверками... Роуз абсолютно не нравилось в больнице, хотя были интересны результаты процедур. И всё так же было непонятно, кто и зачем её проклял?

Разговор о причинах проклятия состоялся только тогда, когда она достаточно окрепла — по меркам врачей, а не по её собственным.

— Мам, доктор Хаулс сказал, что я достаточно выздоровела для серьёзных разговоров. Кто меня проклял? — майским утром сразу после завтрака спросила Роуз у Нарциссы, сидевшей в палате.

— Роузи, — та глубоко вздохнула, — тебя прокляла женщина по имени Юфимия Роули. Прокляла потому, что мы отреклись от ее Повелителя.

— Но почему только сейчас? — недоумевающе спросила Роуз, прижимая коленки к груди. Больничная пижама по-идиотски свисала с её худого тела. Мама пересела с кресла на кровать.

— Видишь ли, мы с твоим отцом окружили тебя максимально возможной защитой, но у любой защиты есть слабое место. Брешь нашей была в том, что за две недели до одиннадцатилетия и две недели после она ослабевала, перестраиваясь под тебя.

— Потому что после одиннадцати лет я смогу лучше контролировать магию? — тихонько спросила Роуз, прижимаясь к Нарциссе.

— Да, родная, именно так. Магия у детей в этот период очень неустойчива, но после ребёнок может учиться полноценно колдовать, тратя гораздо меньше сил. К сожалению, лучшее, что мы могли сделать, Роузи, это следить за тобой. Прости, что мы поздно спохватились, — мамин голос дрогнул.

— Вы же не ожидали, что меня будут проклинать, мам, — Роуз удивлённо взглянула на неё, — ты чего?

— Сначала она наслала на тебя кошмары, Роузи, — тихо проговорила Нарциса, — но мы их сняли ещё ночью. Мы не учли только, что это включило гораздо более мощное проклятие. Проблема в том, что его можно было снять либо сразу, либо через двое суток. Оно должно было набрать мощь, при которой можно было разрушить проклятие, не повредив тебе, — мама глубоко вздохнула, прикасаясь губами к макушке Роуз.

— Мама, — еле слышно прошептала Роуз, — если бы я сказала о кошмарах и видениях, это изменило бы что-нибудь?

— Да, родная, мы бы могли быстрее распознать заклятие. Но это мы должны были быть внимательней к тебе. Ты не виновата ни в чем! А всё же, почему ты ничего никому не сказала?

— Я не говорила, — сглотнула девочка непрошеный комок в горле, — потому, что я видела вас всех мёртвыми, даже маленького Рика. Мама! Я так боялась за вас!

— Роузи, — нежно сказала мама, — мы справимся почти со всем, только ты не молчи никогда — говори сразу, если тебе плохо, пожалуйста.

— Я постараюсь, — ответила Роуз, — правда. А как она меня прокляла?

— У неё оказались твоя кукла; помнишь, ты её потеряла несколько лет назад, когда вы с Тедди выбежали из их сада?

— Да, помню. Но Кристабель? Она прокляла меня с помощью Кристабель? — рот Роуз приоткрылся от неожиданности — она очень расстраивалась пять лет назад, потеряв эту куклу, одну из своих любимых. — А как она ее получила, приманила чарами?

Мама кивнула, поправляя одеяло. Помолчав немного, Роуз задала новый вопрос:

— A теперь эта женщина в Азкабане, как отец раньше?

— Да, только твой отец был там только полгода, а дальше его отправили на Аляску, там в то время создавалось новое магическое поселение. Но те жестокие условия, в которых они жили, подорвали его здоровье.

— Ты не говорила этого раньше, — прошептала Роуз.

— Я говорила, что он отбывает наказание, — горько усмехнулась мама.

— А как так вышло? — девочка уселась поудобнее, настраиваясь на долгий рассказ. Нарцисса, к притворному неудовольствию Роуз, взъерошила ей едва отросшие волосы:

— Ну, мы с твоим братом апеллировали к тому, что он был заложником, и ему смягчили наказание. Однако многие настаивали на том, что он должен искупить то, что сделал, и его выслали.

— И он искупил? — Роуз потёрла шрам на руке, слишком белый даже для ее светлой кожи.

— Вполне. Он там даже спас нескольких старателей — на Аляске большие запасы очень редкого сияющего синего мха, растущего там и ещё в Сибири. Увы, к несчастью, этот мох очень любит северный льдистый дракон. Твой отец наткнулся на тех людей в момент, когда дракон атаковал их щит.

— Да, — от двери раздался голос отца, — но мне после Тёмного Лорда ни один дракон не страшен. К тому же, практика боя у меня была гораздо обширнее, чем у тех юнцов. Да и не мог я их оставить, посёлок магглов был недалеко от того места... После этого мне МАКУСА даже награду выдал. А насчёт Роули, Розмарин, можешь больше не беспокоиться. Больше она тебе вреда не причинит.

Папа вошёл в палату и осторожно обнял дочь, будто бы боясь, что она рассыплется от прикосновения, и с нежностью поцеловал руку жене.

Суд над Юфимией Роули прошёл достаточно тихо. Информация о нём не просочилась в газеты, заглушенная пышными празднованиями одиннадцатилетия победы. Несчастная Роули ещё до суда окончательно лишилась рассудка, клялась в верности Темному Лорду, умоляла его защитить её.

Роуз рассказывали об этом взрослые, забирая её из больницы.

Стоял конец мая — чудесная пора. На одной из яблонь все еще оставались цветы, и Роуз каждую свободную минуту бежала к ней, пытаясь ухватить, урвать мгновения исчезающей весны. Последней весны перед Хогвартсом!

Её день рождения, хоть и уже давно прошедший, отметили вместе с возвращением из больницы. Кати подарила ей самодельный ловец снов, который Роуз тотчас повесила над кроватью. Он действительно помогал — по крайней мере кошмары её больше не мучили. Потом они праздновали день рождения Драко — пришли его близкие друзья, были танцы. В прогулках с друзьями и продолжающейся подготовке к школе прошла первая половина лета. Начиналась третья декада июля, когда утром в окно комнаты Роуз постучала серая сипуха с гербовым конвертом.

— Ну, здравствуй, Хогвартс, — вздохнула Роуз, открывая раму. Сова тотчас же влетела в комнату, нагло прошлась по письменному столу. Она буквально наткнулась на печенье, небрежно валявшееся на письменном столе, рядом с книгой о короле Артуре. Птица гордо клюнула крекер, внимательно посмотрела на Роуз, отвязывающую письмо. Едва та взяла в руки конверт, сипуха улетела, что-то ухнув на прощание.

"Интересно, Тедди тоже получил такое же?" — подумала Роуз, разворачивая желтоватый пергамент. Мельком пробежавшись глазами по приглашению и списку вещей и учебников, она отправилась на поиски родителей, при этом напрасно пытаясь найти в себе радость, которую ей обещали при получении письма.

"Признайся уж себе, Роуз, — почесала она шрам на руке, — ты просто трусишь! Потому что не чувствуешь себя достаточно хитрой для Слизерина, не хочешь оказываться в одном общежитии с Фели и тремя эр. Храброй, верной и прямо-таки гениальной ты себя тоже не ощущаешь. Но ехать в школу необходимо, и куда-нибудь тебя обязательно определят. Пять лет! Но ты выдержишь, ты должна", — успокаивала она сама себя, пока шла в столовую.

Единственное, что ожидалось хорошего — так это покупка настоящей волшебной палочки. Первой палочки Роуз! Вряд ли палочка будет куплена у Олливандера, учитывая всё произошедшее с ним во время войны, подробно описанное в последнем издании "Взлета и падения Темных искусств".

Роуз задумчиво посмотрела на наручные часы — подарок родителей на одиннадцать лет — полдевятого. Мама и папа в это время обычно пили кофе перед завтраком у себя в кабинете. Роуз не удержалась и снова взглянула на часы: почти обычные механические, серебряные, с встроенным компасом, указывающим на безопасное для Роуз место. Часы ей подарили сразу после больницы — коробка с ними ждала её на письменном столе, аккуратно обёрнутая в голубую бумагу с серебряными прожилками — любимые цвета Роуз. Она глубоко вздохнула, поправила блузку и брюки, посмотрела на стрелку компаса: стрелка уверенно показывала в направлении кабинета родителей.

Когда Роуз вошла, в последний момент постучавшись, мама с папой сидели на маленьком диванчике в нише. Люциус обнимал жену, шуточно гадавшую на кофейной гуще, и что-то комментировал ей на ухо. Нарцисса негромко посмеивалась и продолжала гадать, предрекая ему "важный выход в свет".

— Доброе утро, Роузи, — ласково улыбнулась мама, подвигаясь на диване.

— О, кому-то пришло письмо из Хогвартса, — немного насмешливо заметил папа, — что означает правильность твоего гадания, Цисси. Мы идем в Косой переулок. Думаю, это считается за выход в свет, — он поцеловал жену в висок.

— Сегодня? — уточнила Роуз, немного нервничая и переминаясь на пороге. — А может, пойдем вместе с Тедди?

— Хорошо, — пожал плечами отец, глядя на маму, — Цисси, свяжешься с сестрой?

Мама кивнула, подзывая палочкой письменные принадлежности. Она, казалось, о чём-то глубоко задумалась. По крайней мере, её взгляд был устремлен куда-то за пределы комнаты.

— Мам? — обеспокоенно окликнула ее Роуз. — Ты в порядке?

— Да, Роузи, все хорошо, — снова улыбнулась Нарцисса, уже немного устало, — сейчас напишу Меде и пойдем завтракать.

За завтраком Роуз почти вся извелась, ожидая ответа от семьи Тедди. Когда вернулась их сова, Роуз с трудом усидела на месте.

— Розмарин, — одернул ее папа, пока мама отвязывала письмо. — Розмарин, допей, пожалуйста, чай.

Роуз с трудом сдержалась и не показала ему язык. Вместо этого она сделала глоток из чашки, как и полагается послушной девочке, подавляя желание спросить, что в письме.

— Цветочек, — брат взъерошил ей волосы, теперь лежащие плотной кудрявой шапкой на голове, — запомни важную вещь, — Драко принял весьма напыщенный вид, — ни с кем не спорь про факультет. Будь осторожна, общаясь с детьми перед распределением. Если увидишь Хагрида или кого-то похожего — ни в коем случае не называй его пугалом. Ничего не говори про Уизли.

— Ты свой опыт вспоминаешь? — фыркнула Астория, не обращая внимание на попытки Рика привлечь ее внимание.

— Да, дорогая, должен же я передать свой опыт новому поколению? — он повернулся к сыну. — Рикки, ты чего бузишь?

Драко пощекотал Рика, подсовывая ему поближе тарелку с кашей. Тот насупился и уверено сказал:

— Рик не будет.

— А надо, — подняла глаза от письма Нарцисса, — надо, милый. Роузи, Тедди пойдёт со своим крёстным сегодня. Меда предлагает встретиться прямо в Косом переулке, часов в двенадцать. Гарри хочет купить Тедди палочку, как раз к этому времени они должны закончить. Все остальное купим вместе, хорошо, Роузи?

— Ага, — кивнула Роуз, — хорошо. Мы же не у Олливандера будем покупать?

— Попробуем найти подходящее у Кенделла, — улыбнулся папа, — его подход отличается от Олливандера. Иногда это к лучшему, Розмарин.

До Косого переулка они аппарировали, мама крепко держала Роуз за руку. Пара неприятных мгновений — и вот они уже на месте.

Магазин Джимми Кенделла был небольшим, с горящей свечой на фронтоне, заинтересовавшей Роуз. Свеча периодически меняла цвет и очертания пламени, причём понять закономерность Роуз не удалось. Сам хозяин мастерской был высоким худым мужчиной, со слегка тронутыми сединой волосами. Он вежливо улыбнулся, приветствуя гостей. На шум колокольчика вышла русская борзая, приветливо вилявшая хвостом. Она подошла, посмотрела Роуз в глаза. Девочка не удержалась и осторожно протянула руку, давая обнюхать её собаке. Та лизнула её и ткнулась мордой. После этого Роуз было клещами не оторвать от животного. Она гладила и чесала её, шепча нежности в собачье ухо.

Папа осторожно кашлянул:

— Розмарин, мы пришли за палочкой, а не потискать фамилиара Джимми.

— Люциус, дай ребёнку погладить собаку, — улыбнулся мастер волшебных палочек, — теперь я знаю, что предложить твоей дочери.

Мастер достал несколько узких коробок:

— Эбеновое дерево и сердечная жила дракона. Классическое сочетание, я бы сказал.

Борзая, укоризненно взглянув на коробки в руках хозяина, отошла в сторону.

Роуз неуверенно взяла палочку и ощутила едва заметный ток, а потом палочка вернулась на место, выстрелив искрами. В руках у Роуз осталось неприятное ощущение чего-то ей чужеродного.

— Ага, — улыбнулся мистер Кенделл, — ага. Что ж, а если грецкий орех и волос единорога?

С этой палочкой было чуть получше, но все равно было не так. Чуждо.

— Может быть, попробуем вишню и смешанную начинку. Да, Лесси? — мужчина наклонился к собаке, негромко гавкнувшей ему в ответ.

— Вишня, перо феникса и перо птицы гром, прошу, мадемуазель.

Розоватая палочка завибрировала в руках девочки. Ощущение было очень странным.

— Ага, — хлопнул в ладоши мастер, — ты видела, Лесси? Частично совместимы! Так, а если все-таки не вишню, а ясень? Ясень, шерсть единорога и что-то ещё...

Лесси снова негромко гавкнула, немного протяжно, будто бы скорбя.

— Ты думаешь перо авгурея, Лес? — с сомнением спросил мистер Кенделл. — Ну, давай попробуем. Ясень, перо авгурея и шерсть единорога, да, Лес?

Собака вновь гавкнула, причём с другой интонацией.

— Без шерсти, Лесси? — с сомнением спросил хозяин лавки и поменял коробки. — Ясень и перо авгурея, прошу.

Нарцисса тихо ахнула, а в Роуз будто бы затрепетала натянутая струна, ещё до того, как она взяла в руки золотистую палочку самой простой формы. В ней самой что-то пело, резонируя с палочкой. Едва ощутив тепло древесины, она поняла — вот оно.

— Вингардиум Левиоса, — взмахнула палочкой Роуз, поднимая коробку, послушно взлетевшую в воздух.

— Да, это оно, Лесси, — гордо произнёс мастер волшебных палочек, — это оно, мистер и миссис Малфой.

— Тёмный феникс, — улыбнулась мама, — и ясень, имеющий единственного хозяина.

Роуз вышла из магазина, сжимая в руках палочку. Она чувствовала себя самой счастливой девочкой на свете — будто бы какой-то недостающий элемент наконец встал на своё место. Родители о чём-то негромко переговаривались, идя сзади. С драматически громким хлопком прямо перед ними возник Драко.

— Я должен тебе подарок, Цветочек, — произнёс он, беря сестру за руку, — предлагаю тебе птицу. Или лучше хорька, они похожи на твоих любимых мангустов.

— Можно ворону? Как у герцогини Мальборо?

— Кто позволил ребёнку читать биографии великих магов, живших как магглы? — проворчал Драко, ведя сестру к магазину птиц. — Выпендрёжница!

Тем не менее, вышли они оттуда с серой вороной, гордо восседающей у Роуз на плече. Родители только вздохнули, забирая клетку-переноску.

Тридцать первое августа наступило как-то внезапно. Ещё вчера Роуз под присмотром мамы отрабатывала бытовые чары, фехтовала с отцом, лазала по деревьям с Кати и Тедди, играла с Риком, читала книжки пополам с учебниками — а вот уже и наступил последний день лета.

Вообще, все вокруг добрую половину лета обсуждали с Роуз тему: "Хогвартс, пособие по выживанию". Советы были разные: начиная с маминых напоминаний высыпаться и пить не менее литра воды в день — и заканчивая рекомендациями Драко, как найти "Выручай-комнату". Мама настояла на том, чтобы Роуз довела до автоматизма простейшие щитовые чары, чары приведения одежды в порядок, научилась кипятить воду — Роуз терпеть не могла тыкву и любые блюда из неё. Драко уверял, что в Хогвартсе есть чай, но он холодный или с молоком. Роуз же чай с молоком казался еще большим извращением, чем сок из тыквы, из-за этого над ней всю жизнь подшучивали.

Заклинание подогрева воды было несложным, но муторным. При неверным движении стакан мог взорваться, окатив водой и Роуз и ее соседей.

Папа просто немилосердно тренировал её реакцию, гоняя на фехтовании. Впрочем, мама, устав от споров по поводу защитных заклинаний, как-то провела с ней тренировочную дуэль на палочках — и Роуз даже не смогла в неё попасть! Мама вроде бы ничего не делала, но у Роуз не получалось даже осыпать её искрами, не то что обезоружить!

Ещё мама просила писать, если Роуз понадобится какая-либо информация или помощь, не нарываться на ссоры, не ходить в Запретный Лес, короче говоря — быть благоразумной. Роузи честно сказала, что попробует, но ничего не обещает. Родители понимающе переглянулись, улыбнулись ей и к теме благоразумия больше не возвращались.

Последний день лета Роуз старалась растянуть и запомнить каждой клеточкой своего тела. Она встала пораньше и, наскоро умывшись, побежала в сад, босиком по росе. Долго стояла, обняв ствол любимой яблони, запоминая ощущение прикосновения коры к коже. Медленно обошла сад, пытаясь впитать в себя всю прелесть последнего свободного летнего дня. Уже когда Роуз подходила к дому, раздалось карканье и сверху спикировал явно чем-то очень довольный Аид. Умилительно распластавшись по земле, ворона внимательно смотрел на хозяйку умными чёрными глазами. Едва Роуз наклонилась, Аид взлетел к ней на плечо и ласково потёрся клювом о её голову. Так они и вошли в дом, но здесь Аид не пожелал оставаться и, хрипло каркая, вылетел в открытое окно.

За завтраком Роуз пристально вглядывалась в лица родных, в надежде запомнить их такими. Особенно Рика, ведь когда она вернётся, он уже подрастет — и может забыть её. Малыш будто почувствовал настроение своей юной тёти: после завтрака подошёл и протянул ручки к ней:

— Я хочу к Роуз, — уверенно заявил он. Та засмеялась и подняла ребенка, сразу уцепившегося за её шею.

— Пошли играть, — доверчиво сказал Рик, — играть.

Ну, как тут было отказать? Роуз повела его в игровую, где были раскиданы кубики с буквами, кучи раскрасок и множество игрушек. Рик нашёл механический поезд — миниатюрный Хогвартс-экспресс, завёл его и пустил по маленькой Британской железной дороге — её подробный макет занимал половину комнаты. Играя с Риком, Роуз совершенно не замечала пролетающего времени, но появилась чем-то гордая Элти и позвала их на ланч. Рикки не хотелось уходить, он заупрямился и в конце концов уселся, вцепившись в штанину Роуз, и громко заплакал.

— Не отдам, — всхлипывал он, пока Роуз, сев рядом, пыталась его успокоить. Он переполз к ней на колени и продолжил всхлипывать, но уже тише.

— Что у вас происходит, Роуз? — появилась чем-то недовольная Астория. — Рикки, почему ты плачешь? — она сделала попытку поднять сына, от которой он снова перешёл в режим повышенной громкости. — Мерлин, Рик, да что с тобой? — охнула она, когда малыш замотал головой, уворачиваясь от маминых рук, и прижался к Роуз. Рия растерянно посмотрела на сестру мужа:

— Роуз, мы, наверно, напрасно сказали ему вчера, что ты скоро надолго уедешь. Он и так, пока ты была в больнице, весь извёлся... Рикки, малыш, это только до Рождества, а потом Роузи вернётся.

— Навсегда? — Рик поднял заплаканные серые глаза. — Да?

— Она приедет на Рождество, — ласково улыбнулась его мама, — Рикки, надо покушать, пойдём.

Тот ещё раз всхлипнул, но дал Астории себя взять.

Родителей почему-то не было в столовой.

После ланча Драко с жутко таинственным видом подошёл к Роуз и сказал, что надо поговорить. Роуз внутренне напряглась, готовясь к тому, что разговор снова пойдёт о факультетах — Драко считал, что можно идти куда угодно, кроме Гриффиндора. Но всегда добавлял, что Роуз нужно на Слизерин! И родители были с ним совершенно согласны, утверждая, что Фелиция — не самая плохая соседка по комнате. Иногда у Роуз создавалось впечатление, что они с родителями говорят о совершенно разных Фелициях.

Она плелась за старшим братом к кабинету родителей без особенной охоты. Драко молчал — только хмурился слегка. Уже перед самой дверью он повернулся и сказал:

— Цветочек, пожалуйста, не спорь сейчас с мамой и возьми то, что тебе дадут. Не упрямься, пожалуйста.

Роуз недоуменно взглянула на него и хотела открыть дверь, но он перехватил ее руку:

— Пообещай, пожалуйста, Цветочек, — он внимательно вглядывался в её лицо, — пожалей маму, она волнуется за тебя!

— Драко, да что они такое мне дадут? — не выдержала Роуз. — Я не отказываюсь брать, — но что они хотят мне дать?

— Портключ, Цветочек, и ты его возьмешь. Ты сможешь им воспользоваться везде, кроме территории Хогвартса. Есть несколько ходов, Розмари, я пришлю тебе их описание, — казалось, впервые за всю жизнь Драко называл ее по имени, а не Цветочком. Роуз смотрела в его немигающие глаза, и ей становилось страшно.

— Я не понимаю, — Роуз взяла за руку Драко, — что происходит?

— Ничего, Розмари, просто нам страшно за тебя, вот и все, — вымученно улыбнулся брат и потрепал её по голове, — возьми его, ради мамы, хорошо?

— Но почему вы боитесь? Папа же оправдан! — она вновь взялась за ручку.

— Роуз-мария, за меня боялись так же, — рассмеялся Драко, — это просто меры предосторожности. На моем первом году в школу тролль зашел. Обещаешь, Розмари? И я буду всегда называть тебя по имени, — он обаятельно улыбнулся.

Роуз кивнула и искренне произнесла:

— Обещаю. Не ради имени, чтобы ты знал, ага? А ради мамы.

— Вот и славно, — Драко легко дернул её за прядку волос и наконец открыл дверь.

— А, вот и вы, — поднялся из-за стола отец, тяжело опираясь на трость.

— Папа, что с тобой? — воскликнула Роуз, бросаясь к нему.

— Да, так, Розмарин, старый шрам от когтей дракона немного болит, — улыбнулся Люциус, обнимая дочь, — пройдет. Ну, как я понимаю, судя по разговору за дверью, ты в курсе, что мы хотим тебе отдать.

— Да, пап, если вы так уверены, что это необходимо, — пожала плечами Роуз и взглянула на маму, сидящую на диване. Нарцисса задумчиво кивнула:

— Нам с папой так будет спокойнее, — она подошла к мужу и дочери, застегнула серебряный кулон в виде перышка у Роуз на шее, — не снимай его, хорошо?

— Мам, ну я не маленькая, — фыркнула Роуз, на несколько мгновений прижимаясь к матери, — раз уж я не могу остаться дома, то справлюсь с вашим Хогвартсом, — она мотнула головой, отбрасывая уже немного отросшие волосы с лица. Драко тихо рассмеялся — он стоял, опираясь на дверной косяк, и смотрел на сестру с ласковой иронией.

— Ещё он открывается, — папа чуть повернул кончик пера, украшение оказалось двухстворчатым. На одной стороне было маленькое зеркало, а на другой — миниатюрный семейный портрет.

— Это сквозное зеркало, — тихо сказала мама, — если ты захочешь, ты всегда можешь связаться с нами. Достаточно произнести пароль.

— Dragon se souvient tout, — произнес папа.

— Дракон помнит все,— недоуменно перевела Роуз и взглянула на отца.

— Это перевод первого девиза Малфоев с латыни — Draco memor ero. Думаю, снова взять его, — он невесело усмехнулся, — нынешний слишком далеко ушел. Портключ активируется латинским девизом. Необходимо произнести — активация мгновенная. Повтори, пожалуйста.

— Dragon se souvient tout — для разговора, — послушно сказала Роуз, — Draco memor ero — для портключ. А куда он меня перенесёт?

— Портключ, Роузи, к парному перу, — мама приподняла руку — тонкое запястье обвивала цепочка с точно таким же пером.

— Хорошо, — кивнула Роуз и тоскливо взглянула на родителей.

— Роузи, это просто мера предосторожности, — Нарцисса приобняла дочь, — или тебя тревожит что-то еще?

— Вы сильно расстроитесь, если я поступлю не на Слизерин? — Роуз заглянула маме в глаза. — Сильно?

— Ох, Роузи, — вздохнула Нарцисса, — мы просто считаем, что на Слизерине тебе будет спокойнее, но если ты хочешь, иди на другой факультет.

— Это не ответ, мам, — упрямо произнесла Роуз, — для вас имеет значение факультет?

— Роузи, для нас имеешь значение ты, — ласково улыбнулась мама. — Мы любим тебя вне зависимости от факультета. Мы просто хотим, чтобы в Хогвартсе тебе было хорошо. Это не означает, родная, что мы расстроимся, если ты попадешь не на Слизерин.

— Но Малфой на Гриффиндоре — это нонсенс, — подал голос Драко, — ну, правда?

— Точно так же, как Блек, — усмехнулась Нарцисса, — и Малфой, задирающий гиппогрифа, да, Драко?

— Вот сейчас обидно было, maman, — он рассмеялся, вспоминая о той истории, — хотя тогда я, кажется, погорячился.

— А уж как потом погорячились все остальные... — подхватил отец. — Розмарин, правда, любой факультет будет хорош в наших глазах, потому что там будешь учиться ты.

— Но если ты окажешься на Гриффиндоре, — закончил старший брат, — то нам придется перекрашивать твою комнату, подумай об этом.

Вместо ответа Роуз показала ему язык.

— Нет, ну вы видели? — Драко патетически воздел руки к потолку. — Видели?

— Пап, а как получилось, что дракон тебя ранил? — она повернулась к Люциусу.

— Не удержал щит, — развел руками отец, — получил когтем по ноге, когда дракон решил все-таки уползти. Не совсем удачно залечил, остался шрам, и иногда он болит.

— А как там было, на Аляске? — Роуз с ногами забралась на диван.

— Холодно — мы были ещё и в горах, в основном, — отец подвинул её и сел рядом, — много колдовали, практически на износ — потом, если ты помнишь, я долго в себя приходил. Лучше, чем в Азкабане, но я очень скучал по вам.

— Но писать тебе можно было? — спросила Роуз, заглядывая в серые папины глаза. — Ведь можно?

Роуз смутно помнила мамину радость при виде редких писем, и то, как мама их читала, как обращалась с ними — как с величайшей ценностью.

— Раз в две недели мы могли отправить письмо и раз в месяц получить небольшую посылку. Ближе к концу срока у меня были сеансы связи, — кивнул отец, — в Азкабане я имел право на переписку раз в три месяца. Розмарин, я тяжело расплатился за убеждения в исключительности чистокровных, — он глубоко вздохнул, — Нет, не ссылкой и не Азкабаном. Тем, что твои мама и брат пострадали, что из-за моей глупой заносчивости они оба могли погибнуть. Тем, что Волдеморт и Роули прокляли тебя.

— Но это же все в прошлом? — Роуз, прижавшись к папе, взглянула на маму, разбирающую бумаги за столом.

— Мы на это надеемся, Роузи, — кивнула мама, — очень надеемся.

Роуз и Тедди сидели в Хогвартс-экспрессе, стремительно мчавшемся среди лугов. В купе, с предусмотрительно закрытыми дверями, их было только двое. Роуз тоскливо смотрела в окно, уже мечтая вернуться домой. Прощание с родителями на платформе совершенно вымотало её — слишком тяжело было расставаться. Великий Мерлин, она уже скучала! Тедди, лишь слегка опечаленный разлукой с родными, валялся на соседнем сиденье, углубившись в описание последней игры сборных Франции и Болгарии на чемпионате Европы по квиддичу. Результаты игры оказались спорными — оба ловца одновременно коснулись снитча при равном счете. Это был нонсенс, и до сих пор велись дебаты о том, кто победил. В журнале Тедди, на колдографии, легендарный Крам и совсем юная Габриэль Делакур вновь и вновь выходили из финта Вронского с одинаково удивлёнными лицами. Роуз незаметно наблюдала за кузеном, периодически сжимая кулон. Прикосновение металла к коже немного успокаивало её, напоминая о родителях.

Аид недовольно косился сквозь прутья клетки на чёрного кота Тедди, дремавшего в переноске. В глазах птицы так и светилось желание похулиганить. Он зыркнул на кота, хрипло каркнул, выражая недовольство. Роуз тяжело вздохнула и снова переключилась на окно. Часы показывали только двенадцать дня, а стрелка компаса была направлена на юго-запад, в Уилтшир, домой.

— Роуз, — позвал ее Тед, поднимая голову от журнала, — ты волнуешься перед распределением?

Она нервно дернула плечами:

— Не знаю, Тедди, я не знаю. Мне просто не хочется ехать в Хогвартс. А факультет — все мои хотят, что бы я была на Слизерине. А ты — волнуешься?

— Не-а, — улыбнулся он, пересаживаясь к Роуз, — мама говорит, что я — космополит. Хотя друзья Гарри все, как один, трындели, что мне лучше поступать на Гриффиндор. Ну, — кузен немного смутился, — они уверяли меня, что это будет правильно. Не знаю, Роуз, Гарри и отец — учились на Гриффиндоре, мама — на Хаффлпаффе, бабушка — на Слизерине, дед — на Рейвенкло. Правда, отца и деда я знаю только по воспоминаниям. Не думаю я, что какой-то из факультетов лучше других.

— Если бы тебе позволили выбрать, куда бы ты пошёл? — Роуз повернулась к Тедди и взглянула в его глаза, сегодня такие же синие, как у нее.

— А фиг его знает, на Хаффлпафф, может, — фыркнул он и легонько толкнул кузину, — а ты?

— Домой попроситься можно? — мрачно изрекла она, посмотрев на Аида. — Не нахожу я в себе ни одного из требуемых качеств, — Роуз замолкла и взглянула на Теда. — Как думаешь, мы попадём на разные факультеты?

— А фиг его знает, — отозвался Тед, — разве это важно, Роуз? — он внимательно всмотрелся в лицо своей подруги. — Важно?

— Нет, — поколебавшись, ответила она, — если это не важно для тебя, Тедди, — она напряженно замерла, ожидая его ответа.

— Роуз, — он широко улыбнулся ей, — какая, нафиг, разница, какой выпадет факультет? Это же как надо долбануться, чтобы не дружить с человеком из-за факультета?

— Ну, с дуба рухнуть, — хихикнула Роуз, — в котором Мерлина замуровали.

— Мне кажется, это всё ещё недостаточно, — фыркнул Тедди, — предлагай ещё варианты.

— Кстати, а что думает Гарри о твоем факультете? — вспомнила Роуз о крёстном друга.

— Гарри? Крёстный просил написать, куда я попаду, чтобы он мог прислать мне шарфик нужного цвета, — рассмеялся Тедди, — только он говорил мне такие глупости! Говорил мне не ссориться с тобой из-за факультета, мол, это всё неважно. Будто бы я идиота кусок и сам ничего не понимаю, ну правда! Рассказывал про Снейпа и свою мать — мол, если бы не факультеты — непонятно, как всё сложилось бы...

— Тогда же было начало войны с Волдемортом, — нахмурилась Роуз, встряхивая белокурыми кудрями, — папа говорил, что тогда факультетам придавали большое значение и вообще было много всякой ерунды, в которую почему-то верили. И что Снейп — хотя он и был другом моих родителей, был очень своеобразным человеком.

— Да, — вздохнул Тед, — ну, мы не будем верить всякой фигне, и всё будет хорошо. Может, пообедаем, а то бабушка мне кучу еды надавала? Обещала надрать уши, если нажрусь вместо обеда сладостей.

— Ой, мне тоже, — порылась в вещах Роуз, доставая зачарованный контейнер из небьющегося стекла.

— Тоже уши надрать обещали? — фыркнул Тедди, начиная накрывать на стол. — У меня фантазии не хватает на тетю Циссу, пытающуюся надрать тебе уши. Вот ба — может или тетя Молли там, а вот твоя мать что-нибудь страшное заставит делать!

— Эй, — Роуз направила вилку с кусочком говядины на кузена, — это ты, между прочим, дом отдраивал!

— Да? Ну, за ухо меня тоже как-то таскали, — он сделал уши огромными, — я вместо обеда натрескался мороженого. А ты, как послушная дочь, бренчала на пианино!

Когда они с Тедди увидели замок с воды — они вместе сидели, прижавшись, в маленькой лодке — у Роуз перехватило дыхание, так это было красиво. Необыкновенно яркие, мерцающие звезды, лунный серп, будто бы пылающий прямо в воде — и огромная каменная махина, величественно поднимающаяся над водой, вся в огнях. От Хогвартса веяло какой-то надежностью, а стрелка компаса почему-то указывала то на дом, то на Тедди.

— Это офигенно! — прошептал Тедди на ухо Роуз. — Это просто офигеть как потрясающе!

Она лишь согласно кивнула, как зачарованная глядя на замок, отражавшийся в воде. Поднимаясь по ступеням, Роуз оглянулась на воду озера, в которой дробились и рассыпались отражения фонарей лодок. Где-то вдали темнел Запретный Лес, белели гробница Дамблдора и обелиск погибшим защитникам в битве за Хогвартс. Тедди дернул свою подругу за руку, увлекая вверх, в холл замка. Там они и ждали начала распределения. Кажется, какой-то профессор просил их оставаться здесь, но Роуз и Тедди находились в конце колонны и ничего особо не видели и не прислушивались. Тед пытался выглядеть спокойным, но его волосы постоянно меняли цвет, переливаясь всеми цветами радуги. Роуз потёрла место, где мантией был скрыт шрам. Впереди стояли Фели и три Эр, активно что-то обсуждая. Близнецы Флинт, наоборот, старались казаться незаметными, немного испуганно переглядываясь. Несколько первокурсников восторженно перешёптывались и осматривались с огромным удивлением — ни Роуз, ни Тедди не знали их имён:

— Сто пудов, магглорождённые, — еле слышно сказал кузен, — интересно, каково им здесь?

— Как нам с тобой в парке аттракционов, только в семь раз интереснее и страшнее, — ответила Роуз, сдерживая желание разодрать шрам ногтями — ну, когда уже распределение? — помнишь, как колесо обозрения встало?

— Да, это когда мы с тобой вдвоём пошли? Ты ещё просила тёте Циссе не говорить? — Тедди с радостью подхватил перемену темы.

— Нет, это когда Дора просила не говорить тете Меде! — возмутилась Роуз, пихая кузена, отскочившего с довольным гоготом.

— Первокурсники, ведите себя прилично, — ну вот, они уже схлопотали замечание от профессора, вернувшегося за ними.

— Извините, профессор Лонгботтом, — произнес Тед, потихоньку заслоняя свою кузину. Роуз вежливо повторила за ним.

— Первокурсники, заходим в зал парами, — кивнув в знак того, что они услышаны, проговорил профессор Лонгботтом, — вас уже все ждут, — он явно цитировал кого-то, на взгляд Роуз. Она повернулась к Тедди, крепко сжимавшему её руку. Волосы у него переливались теперь уж слишком быстро, и у нее зарябило в глазах. Она сглотнула и откинула прядь со лба, пытаясь унять бешеное сердцебиение.

Потолком в Большом Зале невозможно было не восхититься: он в точности повторял картину звёздного неба. Роуз нашла несколько знакомых созвездий, и тоска по дому уколола её змеиным жалом. Ей стало душно, до тошноты захотелось настоящего неба над Стоунхенджем, куда они как-то ездили на лошадях всей семьёй. Она как наяву ощутила прикосновение ночного ветра к волосам и лицу, услышала мамин голос, рассказывающий про Мерлина. Задумавшись, Роуз пропустила начало распределения и пришла в себя, лишь когда Бродерика Флинта распределили к его брату, на Слизерин, где уже была и Риадна Берк. Равена Фоули сидела под говорящей шляпой долго и, наконец, тоже была отправлена на Слизерин. Ещё несколько детей, имена которых Роуз даже не пыталась запомнить, отправились по своим факультетам, затем настала очередь Тедди:

— Люпин, Эдвард, — голос профессора Лонгботтома разнёсся по всему залу, и Тедди, с неохотой разжав пальцы, выпустил руку Роуз и отправился к табурету.

Мгновения тянулись мучительно долго, шляпа уже второй раз за сегодня не спешила с вердиктом. Роуз посмотрела на кузена — тот явно что-то доказывал шляпе. Заметив её взгляд, Тедди ободряюще подмигнул ей.

— Гриффиндор, — огласила шляпа, и Тедди со злостью сорвал её с себя. Роуз нервно почесала шрам под мантией — что же Тедди натворил?! Она перевела взгляд на учительский стол — немолодая, суровая на вид женщина в кресле директора, таком же строгом, как и она сама, выглядела немного изумлённой. Знакомая ей по приемам дома школьная подруга Драко — Панси — профессор Паркинсон, мысленно поправила себя Роуз, показалась ей позабавленной чем-то, судя по ироническому надлому ее бровей. Драко говорил, что она теперь декан Слизерина и будет вести у Роуз зельеварение. Остальные профессора, знакомые по рассказам брата, Рии и Доры, оставались такими же доброжелательно спокойными.

— Малфой, Дельфини, — в этот момент Роуз ощутила толчок от Фелиции. Она благодарно кивнула Фели, сделала глубокий вдох и с идеально прямой спиной — согнуться сейчас она бы не смогла и под угрозой убийства — прошла к Распределяющей шляпе.

— Гм, как интересно, — голос внутри головы заставил ее стиснуть руки до боли, — гм-м... Впрочем, так будет правильно.

— Слизерин, — вопль шляпы чуть не оглушил Роуз. С той же идеально прямой спиной, но всё же оглядываясь на Тедди, Роуз дошла до стола своего факультета. Она безучастно наблюдала за распределением, автоматически улыбаясь. Наконец, все было закончено. Фелиция села рядом с ней и слегка тронула ее плечо.

— М-м-м, — отозвалась Роуз и посмотрела на однокашницу.

— Не драматизируй, Дельфини-Роуз, — фыркнула та, — на следующий год у тебя будет твоя очаровательная Кати, и ты с твоим кузеном-волчонком будете бегать вокруг неё.

Роуз усмехнулась, приходя в себя:

— Тебе завидно, что ли, не пойму?

На что Бродерик и Равенна закатили глаза:

— Ну, пошло-поехало.

Среди первокурсников Слизерина Роуз не знала только двоих мальчиков, оживлённо что-то обсуждавших. Остальные все были те, с кем она уже привыкла заниматься вместе за прошедшие пять лет — не хватало только Кати. Ей исполнится одиннадцать только в октябре, и Роуз надеялась, что Аид долетит до неё с подарком.

Тем временем на тарелках появилась еда, а директриса что-то ещё говорила, но Роуз, пребывавшая в мыслях о Кати, не слышала этого. Когда Фелиция третий раз ткнула её под ребра, прошипев, что она не нанималась ей в няньки, Роуз вспомнила, что идет ужин. Бальтазар протянул её тарелку с пастушьим пирогом, и девушка со старших курсов, как-то раз вместе со своими родителями побывавшая у них дома, произнесла:

— Малфой, скоро будет смена блюд, я бы на твоём месте поспешила.

Пробормотав благодарности, Роуз последовала советам старшекурсницы и Фелиции. Еда действительно была очень вкусной, почти как дома, и на самом деле быстро сменилась разнообразными десертами. Она оглянулась на стол Гриффиндора — Тедди отсалютовал ей куском шоколадного торта. Роуз аккуратно подогрела чай себе и придвинувшей свой стакан Фели. Незнакомые мальчики переглянулись и представились:

— Кевин Дэниелс, — сказал высокий, темноволосый, немного растрёпанный мальчик с ямочками от улыбки.

— Уильям Астрис, — насмешливо фыркнул второй, крепыш со светлыми кудрями — чуть темнее, чем у самой Роуз.

— Вам тоже чай подогреть? — поинтересовалась Равенна. — Так в очередь становитесь.

— Да нет, тыквенный сок нас вполне устраивает, — махнул кубком Кевин, — познакомиться решили.

Фели усмехнулась:

— Фелиция Розье, мои двоюродные сёстры, Риадна Берк, Реджина Селвин, Равена Фоули, — девочки по очереди наклонили головы, заплетённые в абсолютно одинаковые косички.

— О, так я вижу детей из списка Священных двадцати восьми, — поднял брови Кевин, — а я вот магглорождённый, как и мой друг Билли.

— Это видно, — фыркнула Реджина, — весьма. Проштудировал историю?

— Конечно, Ребекка, — улыбнулся Кевин, снова являя миру ямочки, но Роуз, молчаливо наблюдавшая за их перепалкой, поставила бы свое перо из бронзы на то, что он уж совершенно точно запомнил имена девочек.

— Хватит, — неожиданно произнесла девушка, напомнившая Роуз о еде, — будьте любезны оставить ваши мнения о крови при себе, пока вы являетесь студентами Слизерина.

Ребята осеклись, вопросительно глядя на нее — по какому праву она тут командует? На лице у Фелиции Роуз явственно читала удивление: ситуация была — как это мама называла? Оксюмороном, кажется — Слизерин был явным противником магглорождённых, и такое заявление на его факультете... Однако остальные студенты мрачно кивали в знак согласия со старшекурсницей.

— Я ваша староста, детишки, — снисходительно произнесла она, — Арабелла Треверс, и ужин подходит к концу.

После ужина она велела им построиться — Роуз осталась без пары — и повела в гостиную Слизерина, в подземелья Хогвартса. Дети оглядывались, стараясь запомнить путь от Зала до гостиной. Потом, в спальне на пятерых девочек, где были очень уютные кровати с пологами и подписанными именами, Роуз позвонила домой. Перед этим она поставила заглушающие заклятия, мысленно поблагодарив маму за её настойчивость.

Роуз, заснувшая вечером только после разговора с мамой, встала очень рано. Наскоро приведя себя в порядок в девчачьей душевой и немного повозившись с галстучным узлом, она побежала в птичник. Вернее сказать, в совятню, но Драко говорил, что, кроме сов, там бывают и другие птицы. Аид с царственным видом дремал под потолком. Услышав тихий свист хозяйки, он встрепенулся, нахохлился и вопросительно на неё посмотрел.

Письмо для Кати Роуз написала ещё в поезде и потом только приписала факультет. Роуз не терпелось его отправить и выполнить разминку, о которой ей вчера напоминал папа. Интересно, а пробежку до совятни можно считать началом?

До завтрака, изрядно вспотев под утренним солнцем, Роуз успела ещё раз принять душ, привести одежду в порядок и застыть около Большого зала в ожидании завтрака. Наконец двери открылись и начали появляться студенты.

— Малфой, верно? — окликнул девочку студент Рейвенкло, в два раза выше неё.

Роуз обернулась и взглянула на него, зачем-то перехватывая палочку поудобнее.

— Такие люди и без охраны, — усмехнулся парень, — где же свита, полагающаяся дочери предательницы?

Роуз смерила его высокомерным взглядом, позаимствованным у Драко и Фелиции, развернулась и пошла к своему столу.

Кровь гудела в висках, хотелось залепить каким-нибудь гнусным проклятием в рожу человеку, оскорбившему её мать! С какой стати он полез к ней?

"Ты обещала маме не влипать, — повторяла Роуз мысленно, — ты обещала, держи себя в руках!"

— Что, правда глаза режет? — этот идиот снова преградил ей путь. — Или дочери Пожирателей Смерти стыдно в глаза людям смотреть?

Какого дьявола он к ней прицепился?! Роуз задохнулась от негодования. Остальные студенты молча наблюдали за происходящим. Никого из преподавателей не было.

— Ты бы определился, дочь предателей или Пожирателей Смерти? — процедила Роуз, собирая волю в кулак. Палочка, чувствуя настроение хозяйки, казалось, была готова выстрелить заклинанием в любую секунду.

— Одно другому не мешает, — парировал рейвенкловец, — твой факультет говорит сам за себя.

— А вот твой — нет, — сверкнула синими глазами Роуз, — где хвалёный ум Рейвенкло, если ты способен только на пустую перепалку?

— А ты хочешь непустой перепалки? — прищурится парень, небрежно перехватывая свою палочку. — Или предпочтёшь струсить и сбежать, как делают все Малфои и слизеринцы? Как сделал ваш любезный декан, на которого нынче все молятся?

— Да нет, чтобы ты всего лишь отвалил от меня, — она постаралась усмехнуться, а внутри всё клокотало от гнева, — какого дьявола ты ко мне пристал?

— Моя фамилия Роули, если тебе это о чём-то говорит, — обаятельно улыбнулся парень, но взгляд его тёмных глаз оставался холодным, — или маленькую глупую девочку не просветили ни о чём?

— У тебя проблемы с самоопределением, — ляпнула Роуз, чувствуя, как чешется шрам под рукавом мантии. О Мерлин, это родственник той чокнутой!

— О, нет, — снова улыбнулся этот идиот, — проблемы только у тебя. Моя линия не запятнана ни Азкабаном, ни предательством своей стороны.

— Да, на тебе просто природа отдохнула, — подытожила Роуз и сделала попытку отправиться к столу. Студенты, столпившиеся за её спиной, и не думали подвинуться и выпустить её.

— Что за столпотворение? — в зале появился профессор Лонгботтом. — Роули, Малфой, что вы тут устроили? Вам внимания мало? Штраф пять очков каждому. Студенты, расходитесь: завтрак вот-вот начнётся.

Роуз изумлённо глядела на преподавателя, с трудом осознавая, что перепалка длилась не более пяти минут.

— Малфой, вам требуется отдельное приглашение? Или нужен ещё штраф? — профессор недовольно взглянул на неё. — Нет? Вот и идите, мисс, к столу.

— Да, профессор, — выдавила из себя Роуз. Теперь ей кусок в горло не лез, наоборот, подкатил приступ дурноты. Староста, уже сидевшая за столом, коротко кинула ей:

— Не нарывайся, Малфой, все равно ничего не докажешь.

Роуз мрачно кивнула в знак того, что услышала Арабеллу. Кажется, это будут невесёлые пять лет, весьма невесёлые.

Первой парой у них стояла трансфигурация с Гриффиндором — этот предмет вела профессор МакГонагалл, директриса. Роуз никак не хотелось огрести ещё и от неё, поэтому она прожевала тост, показавшийся ей совершенно безвкусным, и на автомате подогрела чай себе и подсевшей, заспанной и зевающей Равене. Её подруг ещё не было видно, этому Роуз была очень рада — сил на перепалку с Фели не было. Даже на шуточную, как теперь осознала Роуз.

Она стояла перед кабинетом Трансфигурации — спасибо брату, давшему ей план замка, — и до урока времени было ещё полным-полно. Роуз уже не знала, чего ей ожидать от проходящих студентов — а если они все такие же неадекватные, как здоровяк Роули? Она спряталась в удачно расположенной нише, раскрыла медальон и с грустью посмотрела на семейный портрет — наверное, не стоит расстраивать родных утренним случаем.

Они всё равно ничего не смогут сделать, только будут зря переживать. И чего этот Роули к ней прицепился? Или это ко всем слизеринцам здесь так?

От этих мыслей её отвлёк Тедди, на ходу что-то дожёвывавший.

— Роуз, ты чего? Кто тот смертник?

— Привет, Тедди, ты о чем? — слабо улыбнулась Роуз. — Какой смертник?

— Роуз, не разыгрывай пикси, как говорит доктор Хаулс, — он сел рядом, — кто тот смертник, который обидел тебя?

— Мы просто поспорили со студентом Рейвенкло, Тедди, всё нормально, — взяла себя в руки Роуз, — я в порядке.

— Ты так же сказала мне, когда твоя кость торчала наружу, — надулся Тед, — Роуз, скажи мне фамилию, или я спрошу у профессора Лонгботтома, какого ляда тут происходит?

— Тедди, не дури, тебе не надо ссориться с профессором, — Роуз успокаивающе положила руку на его плечо, — просто у него такая работа.

Роуз очень не хотелось, чтобы кузен нарывался на неприятности — хватит с них и её проблем с Роули. Лонгботтом, конечно, мог бы и разобраться, но здесь — не дом.

— Интересная у него работа — штрафовать одинаково хлипкую девчонку и амбала, — фыркнул Тед, — Офигеть просто! Роуз, я знаю, что тебя обидел Роули. Но это ты должна мне была сказать!

— Тедди, — выдохнула Роуз, — я просто не хочу об этом думать.

— Больше ты одна не ходишь! — Тед сверкнул до невозможности яркими глазами и потащил кузину в класс. — Не спорь, пожалуйста! Тут ходят странные слухи про Слизерин — это всё фигня, но сам факт! — он уверенно выбрал парту в середине ряда и положил свои вещи. — Не хочу, чтобы ты огребала!

— Делфини-Роуз и волчонок снова вместе, — послышался голос Фелиции, входящей в класс со своей свитой, — стоило оставить её одну, волчонок, и этот Цветочек семьи Малфой снова по уши в неприятностях, — пропела она, занимая первый стол. Равена уселась с ней, что-то изредка комментируя своим клонам-кузинам.

— Ну, не всем же быть ходячим котлом с Феликс Фелицис, — фыркнула Роуз, но их привычную перепалку прервала вошедшая директриса. В чёрных волосах профессора МакГонагалл едва начинала пробиваться седина — а ведь она учила ещё маму! Обведя класс глазами, она чётким голосом отметила присутствующих и отсутствующих, в том числе опаздывающих гриффиндорцев — все девять человек со Слизерина сидели на месте.

Лекцию профессор начала с показа анимагии — это было весьма впечатляюще! Роуз внимательно слушала её, делая пометки — скучновато, конечно, но жить можно. К её удивлению, двум опоздавшим мальчикам с Гриффиндора всего лишь было сделано предупреждение. Волосы Тедди в этот момент стали зелёными, прямо как галстук Роуз, за что кузен немедленно схлопотал замечание:

— Держите свой уникальный дар под контролем, мистер Люпин, у нас урок, а не клоунада.

Роуз предупреждающе сжала руку Теда — не надо. Она знала, что Тедди злится из-за того, что оказался на Гриффиндоре — на нём даже форменного галстука не было. Вернее, галстук был, но это был алый галстук с волком — подарок Доры. Тедди хитро посмотрел на Роуз, подмигнул ей и скопировал внешность покойного профессора Снейпа — его портрет висел над камином в гостиной Слизерина, а ещё он был на родительских колдографиях. МакГонагалл сурово покачала головой, сжала губы в тонкую нитку, но продолжила занятие.

После теории последовала практика — не зря Роуз тренировалась дома — спичка посеребрилась и стала сильно напоминать иголку. За это Роуз заработала очко от профессора, как и Тедди, добившийся того же эффекта. После этого директриса озвучила тему домашнего эссе — больше фута о переходных процессах при трансфигурации дерева в металлы. Роуз и Тедди уже почти вышли из комнаты, когда их окружили одноклассники Тедди — пятеро злых на вид гриффиндорцев.

— Ребят, у вас всё в порядке? — удивилась Роуз, осознавая, что Слизерин уже ушел, равно как и профессор МакГонагалл.

— Ты общаешься со слизеринкой, Люпин! — презрительно выплюнул один из опоздавших, плотный, достаточно высокий, с явным шотландским акцентом. — С пожирательским отребьем! Или ты думала, что деньги твоих родителей всем заткнут рот? — он презрительно посмотрел на Роуз. Та сжала зубы, стараясь помнить о том, что мама учила быть спокойной.

"Мама и папа не хотели бы драки", — зубы заскрипели от усилия.

— Ты совсем долбанулся, МакЛагген? — звонко выкрикнул Тедди, становясь выше. — Ее мать рассматривалась как кандидат на Орден Мерлина за спасение крёстного! А отец — расширь свой кругозор, почитай об Аляскинском драконе, дубина ты чертополоховая!

— Оставь это, Тедди, — Роуз почти взяла себя в руки, — для этого нужно уметь читать на английском.

— Ты что-то сказала, слизень? — МакЛагген усмехнулся. — Ребята, у нас здесь разговаривающий зелёный слизняк и волчонок! — он издевательски завыл.

Тедди побледнел, его волосы вновь прошли весь спектр, прежде чем он улыбнулся, обнажив клыки:

— Да ты еще больший дурак, МакЛагген, чем я думал после вчерашнего разговора. Пропустите, ребят, в последний раз говорю.

— Поттеру нажалуешься? — рассмеялся очевидный предводитель. — Ну, да, правильно ты хочешь уйти с лучшего факультета — тебе тут не место!

Вместо ответа Тед достал палочку, Роуз выхватила свою. Обезоруживающего бывает достаточно — ей вспомнился брат, комментирующий её занятия. Она знала, что и Тедди применит именно его — самое безопасное из того, чему его учила Дора.

— Что здесь происходит? — на пороге возник маленький профессор со старшими ребятами, — первый курс, у вас занятие не здесь.

— Мы уже уходим, профессор Флитвик, — улыбнулась Роуз, задействуя все свое обаяние. Она дёрнула за руку Тедди — пора линять. Они вбежали в кабинет ЗОТИ за несколько секунд до звонка — их спасло то, что кабинет был в другом конце коридора.

ЗОТИ и её преподавательница, профессор Александра Корабелл, средних лет, судя по выговору — американка, покорили Роуз совершенно. Тедди тоже было интересно, хотя и не так, как Роуз: он отвлекался, рисуя рожицы в тетради кузины.

Профессор Корабелл не могла усидеть на месте: расхаживала по классу, время от времени заглядывая в тетради студентов. Ее поджарая фигура мелькала то тут, то там, в руках прокручивалась волшебная палочка. Ее движения напоминали кошачьи, тёмные, неопределимого цвета глаза контрастировали со светлой кожей и волосами. На сухощавом лице, может, со слишком длинным носом, почти всегда была ироничная полуулыбка. Единственным её украшением было кольцо с рубином на левой руке — Роуз показалось, что она им и колдовала, иллюстрируя вводную лекцию.

Профессор была долгое время — больше тридцати лет! — аврором при МАКУСА, о чём сама поведала классу ещё в начале, объясняя значимость своего предмета.

С этого урока Роуз вышла абсолютно влюбленная в нового профессора — пожалуй, в Хогвартсе было не так плохо!

— Извини за МакЛаггена, Роуз, — тихо начал Тедди, когда они шли на обед, — это я вчера задел этого самовлюбленного идиота. Не думал, что из-за этого огребёшь ты. Он нёс фигню про героев войны, про своего дядю, чуть ли не лучшего школьного друга Гермионы и Гарри — ага, конечно.

— Вы из-за этого сцепились? — Роуз погладила друга по плечу, — он просто не очень умный.

— Да они все тут помешались, — буркнул Тед, — не уходи с обеда без меня, Роуз, окей?

— Ага, не уйду, — улыбнулась она, — всё наладится, Тедди.

Как оказалось позже, Роуз явно погорячилась со словами "всё наладится". К концу первой недели стало понятно, что дружба гриффиндорца и слизеринки у многих вызывала вопросы. К концу второй стало кристально ясно, что Слизерин в Хогвартсе не просто не любили — его ненавидели.

Как-то так получилось, что последние десять лет они ни разу не были на первом месте.

Как-то так получалось, что в любом скандале, драке, ссоре или дуэли были замешаны слизеринцы. Баллы зарабатывались на уроках — и тут же улетали на переменах.

Большая часть школьников просто игнорировали всех, носящих зелёный галстук, и это удушало. Ощущение полного одиночества, собственной никчемности забиралось куда-то под кожу, втравливалось там пигментом, пытаясь остаться навсегда. Иногда, случайно оказавшись в толпе школьников без Тедди, Роуз чувствовала, что задыхается. Она не понимала, почему всё вот так — из-за войны? Из-за войны, которая закончилась больше десяти лет назад?

Мучительно выматывали стычки с Роули, который избрал объектом своего внимания Роуз, Тедди и Кевина с Билли. МакЛагген не унимался, шарахаясь от Роуз, донимая Тедди и просто игнорируя остальных слизеринцев-первокурсников. Когда на уроке полётов он едва не схватил сумку Роуз — сразу же отскочил и, издеваясь, попросил товарищей отмыть ему руки.

Роуз было мерзко и почему-то больно от этих его вывертов, но она ничего не могла поделать. Пока им с Тедди удавалось избегать явных стычек — Роуз очень не хотелось сражаться с гриффиндорцами. Очевидно же было, что учителя не будут разбираться, а просто впаяют штраф или отработки. На отработках побывать она уже успела. Весь вечер субботы отдраивала пустой класс. Работа была монотонная, и Роуз погрузилась в странное состояние безразличия. Она перестала чувствовать, воспринимать вообще что-либо — ни запаха чистящих зелий, ни разговоров в коридорах. Ни собственной злости, ни раздражения. Значение имела только грязь: увидела — оттёрла.

Эту чёртову отработку ей назначили за драку в коридоре. Ха! Если бы была драка! Пятничным утром один из гриффиндорцев-второкурсников, чьего имени она даже не знала, подставил ей подножку. Падая, девочка схватилась за него, повалив на пол. Профессор МакГонагалл не стала разбираться, сняв с них баллы и назначив наказание.

— Так же проще, — усмехнулась Фелиция, помогая ей подняться, — где твой ручной волчонок?

Роуз тогда пробормотала слова благодарности, приводя порванную при падении мантию в порядок.

— Что вот это за наказание? Он — зачинщик, а его всего лишь послали помогать Хагриду! — рассказывал на следующий день вернувшейся после отработки Роуз возмущенный Тедди — его версию событий, конечно же, слушать не стали, хотя он как раз шёл встречать Роуз. Она лишь покачала головой, хотя было обидно до слез. Кусала губы, утыкаясь в плечо кузена — периодически в горле поднималась волна, мешающая ей говорить.

"Будь выше этого", — постоянно твердила она себе. Часами они с Тедди отрабатывали всевозможные защитные заклинания — мама и Дора присылали из дома их краткое описание. Впрочем, Тедди не трогали, если с ним не было Роуз — все-таки имя его отца было выбито на обелиске. И профессор Лонгботтом, хоть и смотрел на них странно, но, по словам Тедди, как-то раз напомнил в гостиной Гриффиндора, что не потерпит травли на своём факультете. Кузен горько усмехался, пересказывая речь своего декана. Сама же Роуз, казалось бы, в факультетской спальне была в безопасности — но стены подземелья словно давили на неё, не давая забыть, что здесь её ненавидят столь многие.

"Изгои", — перекатывалось где-то под рёбрами.

Они с Тедди прятались, исследуя территорию Хогвартса. Просиживали за домашними заданиями в библиотеке, скрываясь за стеллажами. Уроки были некоторым облегчением, в то время как перемены — кошмаром. На занятиях Роуз не было сложно, ей легко удавались разнообразные чары — мысленно она благодарила маму, которая регулярно заставляла её заниматься.

Зелья: главное, было следовать рецепту, проверять, что пишешь в эссе, и готовиться к блиц-опросам от профессора Паркинсон. В общем, ничего сложного, но иногда подготовка занимала много времени. Впрочем, часть работы легко выполнялась на лекции профессора-призрака — историю магии Роуз знала и без этого.

Одной из немногих отдушин стала ЗОТИ. Профессор Корабелл жёстко пресекала любые попытки унизить Слизерин. Более того, она старалась проводить студентов Слизерина до следующей аудитории — Арабелла как-то сказала, что она провожает так весь факультет, кроме шестых-седьмых курсов. Старшие ученики Слизерина подбадривали изнемогающих младших, уверяя, что скоро будет легче. Кевин и Билли откровенно не понимали происходящего, пытаясь держаться поближе к остальным слизеринцам. Фели и три Эр постоянно носили палочки наизготовку.

Роуз стала скрытной — она не хотела говорить родителям, что происходит. Те обеспокоенно её расспрашивали, предлагали приехать — мама несколько лет назад вошла в совет попечителей. Роуз умоляла их этого не делать, убеждая, что все нормально. Но ей, кажется, не верили.

"Они всё равно ничего смогут сделать! — от этого осознания хотелось выть. — Не смогут сделать, но будут переживать, волноваться", — билась в висках мысль, пока Роуз тёрла в ночи яростно слезящиеся глаза. Мамины предложения приехать становились всё более настойчивыми — но Роуз была уверена: если мама приедет, всё станет только хуже! Хотя периодически им всем казалось, что хуже быть не может.

— Мы тут как заложники, — всхлипывала Равена, когда после полётов её сумка оказалась в грязи, — мы даже документы забрать не сможем.

Фелиция обнимала и успокаивала свою подругу, пока Роуз, Риадна и Реджина пытались привести в порядок её вещи. Мрачный Тедди стоял неподалеку, выражая всей своей внешностью — выцветшими волосами и лицом, сутулой высокой фигурой — сильное неодобрение. Едва они закончили, он подошел к кузине:

— Ты должна поговорить с тётей Циссой, Роуз. Если не хочешь ради себя, то ради них. Какого фига ты так упрямишься?

Они направлялись в Большой Зал на обед. Стояла вторая половина сентября, шел мелкий дождик, превращая дорогу в грязь.

— Тедди, мама тут не поможет, — помотала головой Роуз, раздирая шрам под мантией — в последнее время она всё сильнее и сильнее его расчёсывала, — ну, приедет мама, ну, поговорит с МакГонагалл — и что? В глазах профессора именно Слизерин всех провоцирует. Мамино заступничество ничему не поможет.

— А заступничество моей мамы? — сверкнул оранжевыми глазами Тед, — А Гарри? Почему ты списываешь их со счетов? В конце концов, Роуз, — он остановился и схватил её за плечи, — тебе так нравится им врать? Фигово врать?! Мама и ба в каждом письме спрашивают, что с тобой! Потому что тётя Цисса пытается не давить на тебя, Роуз! Дошло до тебя?

Роуз смотрела на него широко раскрытыми глазами. Как он не понимает, что вмешательство взрослых сделает только хуже?

— О Мерлин, Роуз, ну что за фигня?! — выдохнул Тедди. — Ну как же всё фигово! Вы же огребаете просто так!

— Тедди, ну погрозят им всем пальчиком, и дальше что?

Тедди махнул рукой:

— После обеда идём в библиотеку, завтра эссе по ЗОТИ и зельям сдавать. Фиг его знает, что должны делать взрослые, но я точно знаю — это издевательство должно прекратиться!

— Никто ничего не должен никому здесь, волчонок, — хрипло произнесла Фелиция, обгоняя их, — тут ничего не изменит ни твой крестный, ни чьи-то отец и мать.

Тедди нахмурился, но ничего не ответил.

Ранним пятничным утром Роуз и Тедди стояли около кабинета ЗОТИ. Роуз повторяла свой доклад, тренируя свою речь на кузене, терпеливо её проверявшем. Профессор Корабелл иногда выбирала четвёрку учеников, которые готовили доклады и выступали перед остальным классом. Из всех предложенных профессором тем Роуз больше всего увлекла тема кельтских защитных кругов. Профессор просила подробно изучить, как именно эти круги использовались для защиты.

Интересная тема была и у Тедди на прошлой неделе — он рассказывал про ловцы снов: как они должны помогать, в каких случаях их использовали.

Профессор Корабелл требовала хорошего знания заданной темы — за недостаточно внятное выступление она могла просто не дать баллов, а вот за ошибочные данные — штрафовала, сопровождая снятие баллов ехидными комментариями. Роуз посмотрела на свой листочек с пометками, на свиток в руках Тедди и глубоко вздохнула. Вроде готова.

В коридоре появился МакЛагген, начавший нести очередную пургу. Роуз даже не вслушивалась, занятая повторением. Внезапно она ощутила толчок в плечо: подняла изумленные глаза и увидела перед собой МакЛаггена. Тот угрожающе нависал над ней.

— Чего тебе надо? — резко спросила она, готовясь выхватить палочку — фиг с ней с работой!

— Ты совсем с катушек слетел, МакЛагген? — вскинулся Тедди, пытаясь вклиниться между ними.

МакЛагген ухмыльнулся и рванул свиток из рук Тедди — пергамент затрещал. Роуз с силой наступила МакЛаггену на ногу. От неожиданности и боли он отпустил доклад, который Тедди быстро сунул в сумку кузины. Все, теперь свиток был в безопасности — они зачаровали сумки после того случая с Равеной. Идиоту МакЛаггену эти чары не снять.

— Чего ты хочешь, Гордон МакЛагген? — устало спросил Тедди, доставая палочку. Роуз последовала его примеру, пытаясь не удивляться, что МакЛаггена зовут Гордон, а не отродье Сатаны, к примеру.

— О, Теддичка, сын оборотня, — осклабился Гордон, — я так вижу, тебе Сивый со своей стаей ближе, чем идеи твоего отца? Уже придумал со своей ручной слизеринкой новый план порабощения магглорождённых?

— МакЛагген, если у тебя мозгов нет, — выдохнула Роуз, пытаясь успокоиться, — это не значит, что их нет у всех остальных!

Руки чесались применить парочку заклинаний, недавно выученных под руководством Доры. Мама Тедди знала со слов сына, что Слизерин не любят, но кузен поддался на мольбы Роуз и не писал домой обо всём, что происходит. Правда, взамен он потребовал пообещать, что Роуз расскажет всё родителям сама, если ситуация станет хуже.

— Ты что-то сказала, слизень? — МакЛагген придвинулся к ней, и кончик её палочки почти упёрся ему в горло. — Ха, ты назвала своих родителей безмозглыми, злокозненный слизняк, — он гнусно улыбнулся, — безмозглый, злокозненный слизняк.

Роуз ощутила приступ дурноты, подкатывающий к горлу, брезгливо посмотрела на Гордона и процедила:

— Безмозглый слизняк здесь один, и его зовут Гордон МакЛагген. Позор своего клана.

В этот момент он замахнулся и ударил её по лицу. Боль в носу чуть не ослепила её, но его вторую руку ей удалось перехватить. Палочка была направлена на горло. Кровь закапала на мантию Роуз, Тедди выдохнул сзади:

— Сволочь!

Их окружили остальные гриффиндорцы, четверо прихлебал МакЛаггена.

— Проблемы, Гор? — поинтересовался один из них, доставая палочку.

— Что здесь происходит, позвольте вас спросить? — раздался голос профессора Корабелл. — Мисс Малфой, мистер Гордон, что за кровавая драма?

Профессор кошачьей походкой подошла ближе. Её темные глаза гневно сверкнули, едва она увидела Роуз.

— Так, господа, — в голосе преподавательницы послышался холод вечных снегов, — мистер Люпин, окажите мне любезность, — мрачно улыбнулась она, — отведите мисс Малфой в лазарет, тут явный перелом носа. Мистер МакЛагген, жду вас в этом месяце в своём кабинете с четырёх до семи, начиная с сегодняшнего дня. Надеюсь, это охладит ваш гриффиндорский, — на этих словах она сделала паузу, будто подыскивая слово, — пыл. Остальных прошу в класс.

— Но профессор, — воскликнул один из друзей Гордона — Диггори, — Малфой спровоцировала его!

МакЛагген кивнул, на его худом лице бродили желваки. Он сжимал кулаки и зло смотрел по сторонам. Профессор смерила говорившего ученика трудно читаемым взглядом, лениво поигрывая волшебной палочкой.

— Ты врёшь! — не выдержал Тедди. — Врёшь! Вы вечно задираете Роуз и всех остальных!

— Мистер Люпин, успокойтесь, — профессор Корабелл внимательно посмотрела на Теда, — пострадавшая здесь мисс Малфой, вот и отведите её к мадам Помфри. Мистер Смит, вы действительно полагаете, что моральная травма мистера МакЛаггена сравнима со сломанным носом? Устав Хогвартса с вами не согласен, увы. Мистер О’Флаэрти, мистер МакДугалл, я жду вас в классе, — она сделала приглашающий жест рукой, — Ах, да, самое главное, двадцать очков с Гриффиндора за драку. Люпин, вы ещё здесь?

— Да, профессор, мы уже уходим, — Тедди сжал в руке ладонь Роуз. Профессор Корабелл кивнула им, взмахом руки с кольцом остановив кровь.

Всю дорогу до лазарета Тедди ругал Роуз и поливал грязью МакЛаггена — за такие слова его бы точно заставили чистить зубы. Кузен был очень зол. Роуз впервые видела его таким. Она молчала — пульсирующая боль в переносице отдавалась в виски и туманила голову. Когда они пришли в лазарет, мадам Помфри изумленно охнула, осматривая лицо Роуз — профессор Корабелл не ошиблась. Медиковедьма, пока занималась лечением, подробно выспрашивала Тедди о подробностях случившегося. Кажется, только присутствие детей удержало её от комментариев, явно просившихся ей на язык. Горько усмехаясь, она пробормотала про повторение истории и некоторых слепцов.

Наконец она выгнала Тедди, оставив Роуз в лазарете. Нос уже не болел, и кажется, даже был восстановлен, но мадам Помфри хотела, по её выражению, "посмотреть динамику". Она оставила Роуз за ширмой — от нечего делать та сводила пятна крови с одежды. Кажется, сегодня она сможет немного отдохнуть.

Роуз было невыносимо скучно валяться в Больничном крыле. Мадам Помфри отняла у неё учебники, объясняя запрет на чтение возможным сотрясением мозга. От нечего делать Роуз складывала оригами из вырванных тетрадных листов. Получающихся лягушат она левитировала по палате. Она попробовала придумать схему мангуста, но получались в лучшем случае псы, впрочем, она левитировала и их тоже. Мадам Помфри, сжалившись над пациенткой, не стала отбирать у неё это развлечение, зато ещё раз проверила форму носа и сращиваемость костей. Даже сквозь обезболивающие заклинания это было не особо приятно. Обед в Больничном крыле имел свои преимущества — никакого тыквенного сока, а вместо него горячий чай.

После обеда к ней заявился Тедди, почему-то очень довольный.

— Роуз, ты даже себе представить не можешь! — начал он, усаживаясь к ней на кровать. — Тут такое происходит! Такое!

— А что происходит? — оживилась Роуз, передвигаясь к кузену.

— МакЛаггена вызвали к МакГонагалл! Потом туда пришла профессор Корабелл, чуть не снеся горгулью! — взмахнул руками Тедди, сверкая нестерпимо яркими глазами.

— Ого! — поразилась Роуз, — даже так?

— А дальше — чистый крутяк! Она у директрисы прямо в коридоре спросила — ща, погоди цитату скажу. Во-от, "почему регулярные требования Попечительского Совета по регулированию конфликта между Слизерином и всеми остальными факультетами не выполняются"! — тут Тедди от избытка эмоций принял облик профессора Корабелл и попытался скопировать её интонации, что у него почти получилось, — Она же офигенна! А ты знаешь, что ещё она заявила при нас? Что сегодня очередное заседание совета! И она там собирается присутствовать, если "многоуважаемая директриса не в силах совладать с ситуацией"! МакГонагалл с таким шоком на неё смотрела, будто не понимала её слов! Ха!

— Это всё круто, но что с того?

— То, Роуз, то! — Тедди вскочил и начал расхаживать вокруг кровати подруги. — Тетя Цисса и ба входят в совет! Это значит, что сегодня они будут в Хогвартсе!

— Мама приедет?! — переспросила Роуз, не понимая, как она не сообразила раньше.

— Да, Роуз! — Тед и не скрывал своего восторга. — Может, хоть это немного присмирит эти пылающие головешки!

— Мама, к сожалению, не Снежная королева, — вздохнула Роуз, прижимая колени к груди, — сам же сказал, что совет постоянно требует что-либо сделать, а итог...

— Итог не очень, — помрачнел кузен, — фиговый пока итог. Странно всё тут. Вот, например, сегодня Роули огрёб от своих, — задумчиво произнёс кузен, — мне тут сказали, что такая фигня с ним часто происходит.

— За что же он огрёб? — удивилась Роуз, встряхивая волосами.

— Его не особо любят, — искривил губы Тедди, — это ясен пень — что там любить-то?

— Гм-м, — многозначительно отозвалась она, — ну, фиг знает, мало ли?

— Немало, — помрачнел кузен, — а если всё дело в фамилии? Это не оправдывает его му... В смысле, упыризма, — Роуз усмехнулась: слово, которое замял Тедди, характеризовало Роули куда лучше, а Тед озорно улыбнулся в ответ и продолжил: — Но тогда понятно, почему все хотели, чтобы ты пошла на Слизерин. На остальных факультетах тебе пришлось бы совсем плохо.

Роузи промолчала, не зная, что сказать. Тедди принял облик рыжего паренька и достал шахматы:

— Спорим, ты меня не обыграешь?

Роуз фыркнула:

— Спорим, что это ты не выиграешь? На что, кстати?

— На шоколад, конечно же, — деланно удивился Тед, — на что же ещё можно спорить?

— Ты шоколадный нюхлер, — улыбнулась Роуз, расставляя фигуры. Те уже до боя делали попытки сбежать, а левая ладья отчаянно пыталась занять место правого коня.

— У тебя не было неприятностей, Тедди? — мягко спросила Роуз после трёх напряжённых партий вничью, касаясь его плеча. — Тебя не трогают твои старосты?

— Староста велел меня не трогать, а то у дружков Гордона чесались кулаки, — фыркнул Тедди, — сказал, что я — чокнутый, но ба откачала его мать, поэтому... — он потешно развёл руками, — а наш капитан, когда я врезал О’Флаэрти, предложил мне попробоваться в загонщики в следующем году. Странные старшие курсы — пытаются быть выше травли Слизерина, — кузен тяжело вздохнул.

— Ты хочешь сказать, что мне придётся болеть за тебя в квиддиче? — притворно ужаснулась Роуз, — И организовывать тебе фан-клуб?

— Эй, это только на следующий год будет ясно, — ухмыльнулся Тедди, становясь похожим на портрет маминого кузена — Регулуса Блека, — но начинай заранее готовить себе шарфик с волком.

— Я лучше наварю костероста, — поддела его Роуз, — для человека, решившегося связаться с бладжерами, это гораздо полезнее.

Вместо ответа Тедди пощекотал Роуз под рёбрами, приговаривая:

— Ах так, да, ах, ты так?

Она, смеясь, пыталась отбиться от кузена, когда в палату кто-то вошёл.

— Ну, кажется, мистер Люпин не даёт пациентке выполнять мои требования, — раздался голос мадам Помфри, — миссис Малфой, Меда, попечители собираются влиять на ситуацию?

Роуз и Тедди замерли от неожиданности.

— Попечители в очередной раз поставили вопрос перед директором, — устало ответила мама, — директор в очередной раз обещала принять меры. В этот раз, благодаря профессору Корабелл, хотя бы согласились рассмотреть вопрос о сопровождении младших курсов Слизерина до занятий.

— Это всё равно не решение проблемы, — глубоко вздохнула бабушка Тедди, — но хоть к старшим курсам ребятам становится легче. Ну, где эти два партизана, Поппи?

— Да за ширмой, пусть девочка хоть здесь отдохнёт, — проворчала медиковедьма, — а то это же ужас.

Раздались шаги, ширма отодвинулась. Тедди радостно бросился к тёте Мёде:

— Как жизнь, ба? Привет, тётя Цисса!

— Эдвард, ты мог об этом всем написать? — строго погрозила пальцем ему бабушка, после чего крепко обняла Теда.

— Здравствуй, Тедди, здравствуй, Роузи, — проговорила Нарцисса, присаживаясь к дочери, молча и угрюмо уткнувшейся взглядом себе в колени. Роуз не была готова объяснять маме причины своего молчания, но её и не спрашивали. Нарцисса посмотрела на Меду, и та отошла вместе с Тедом.

— Роузи, — мягко повторила мама, привлекая её к себе, — взгляни на меня, пожалуйста.

Роуз прижалась к матери, по-прежнему не поднимая взгляда. Она знала — если увидит мамины глаза, непременно расплачется.

— Роузи, родная моя, — Нарцисса прижалась губами к макушке дочери, — прости меня за то, что эта тяжесть оказалось на твоих плечах.

Роуз тяжело вздохнула и встретилась глазами с мамой. Нарцисса грустно и ласково смотрела на неё, и на глаза всё же навернулись слезы. Она попробовала заговорить, но вместо слов получился всхлип, и Роуз разрыдалась, едва ли не впервые в своей жизни. Мама дала ей выплакаться, гладя по волосам. Потом долго отпаивала её водой, пока Роуз, наконец, не смогла заговорить.

— Мама, почему ты извиняешься?

— Потому, что не могу оградить тебя от всего этого, — тихо произнесла Нарцисса, — потому что максимум, что я могу сделать, это настаивать на том, чтобы за Слизерином лучше следили. Чтобы пытались разбираться во всех конфликтах. Но профессора не обременяли себя этим в мое время, и сейчас не хотят.

— Профессор Корабелл другая! — воскликнула Роуз. — Она очень хорошая!

— К сожалению, профессор скорее исключение, чем правило, — подошла тётя Меда, — послушай меня, девочка: то, что происходит с тобой — не твоя вина, запомни это. Не вина студентов Слизерина всё происходящее.

— А Роули? — ломким голосом воскликнул Тедди. — Чья вина — Роули?

— Роули, — тяжело вздохнула его бабушка, — Абрахам Роули. Этот мальчик пошёл на Рейвенкло четыре года назад — там его не приняли. Первый год вокруг него кипели страсти. Его шпыняли все, включая Слизерин. Потом всё поутихло. Его дядя входил на его первом курсе в совет, он настаивал на отчислении всех зачинщиков, но нельзя отчислить весь первый и второй курс.

— Это его не оправдывает! — зло сказал Тедди, сев рядом с Роуз.

— Не оправдывает, — тихо произнесла мама, — но именно поэтому, Роузи, мы так хотели, чтобы ты пошла на Слизерин.

Роуз молча кивнула.

— Роузи, пожалуйста, не молчи больше о таком, — Нарцисса заглянула дочери в глаза, — Никогда, слышишь?

— Хорошо, мам. Но что изменилось бы, если бы я сказала? — пожала плечами Роуз. — Вы бы только расстроились.

— Роузи, а узнав об этом не от тебя, мы не расстроились совсем, по-твоему? — покачала головой мама. — Ну и к тому же, на Роули мы всё-таки смогли повлиять, больше он не должен обижать тебя или кого-то ещё.

— Да, совет попечителей и часть учителей с небольшим перевесом проголосовали за введение особых правил для студента Роули. Если он ещё раз по своей вине окажется замешан в конфликте, то у него будет особый, очень строгий режим. Естественно, всё произошедшее будет отражено в его характеристике.

В лазарете незаметно появилась профессор Корабелл.

— Ещё раз добрый вечер, миссис Малфой, миссис Тонкс, — иронически улыбнулась она, — что же касается МакЛаггена, будем надеяться, что отработки пойдут ему на пользу.

— Цисса, нам уже пора, — тетя Меда обеспокоенно взглянула на часы, — да и у тебя, Тедди, скоро отбой.

— Пойдёмте, мистер Люпин, я провожу вас до гостиной, — склонила голову Корабелл, поигрывая палочкой, — во избежание несчастных случаев, так сказать.

— Спасибо, профессор, — улыбнулась бабушка Тедди, подталкивая его. Тед нехотя попрощался с Нарциссой и бабушкой, попросив передать привет маме, и строго сказал Роуз уже перед самым выходом:

— Завтра дождись меня! Слышишь, Роуз, дождись меня!

Мама и тётя Меда повернулись к Роуз.

— Роузи, мне действительно пора уходить, — тяжело вздохнула Нарцисса, — но я бы очень хотела, что бы ты рассказывала мне о подобных вещах. Мы с папой очень любим тебя, родная, ты же знаешь это.

— Я тоже вас люблю, — хрипло произнесла Роуз и обняла маму, — ты скажешь, когда снова будет собрание?

— Обязательно, — щёлкнула ее по носу Нарцисса, — обязательно.

После выхода из лазарета жить стало немного легче. Казалось, что совету попечителей при помощи профессора Корабелл удалось повлиять на директора МакГонагалл. Слизерин действительно провожали из класса в класс, что немного уменьшило количество стычек. Большинство студентов игнорировало слизеринцев, иногда — демонстративно шарахалось. По-прежнему были некоторые личности, реагировавшие на зелёный галстук, как быки на красное — не прекращались насмешки, попытки сбить с ног, особенно в коридорах после уроков. Роуз почти научилась не обращать на это внимания — было обидно, но исправить хоть что-то не представлялось возможным. Здесь никто не мог ничего поделать, она была убеждена. Как и все остальные слизеринцы, сжимала зубы и старалась не появляться одна. Либо со слизеринцами, либо с Тедди. Кузен старался не оставлять её нигде, умудрившись договориться с Кевином и Билли, чтобы те провожали Роуз. Что он им за это пообещал, Тед отказывался говорить. Кевин и Билли, крепко сдружившиеся, честно выполняли договор, буквально становясь стеной, если на горизонте появлялся МакЛагген или кто-то из его компании. Пакости компании гриффиндорцев становились всё изощрённее и изощрённее, из-за чего Тедди мрачно шутил о полном маразме шляпы. А у Роуз уже не было сил шутить — она чинила распоротые мантии и себе, и девочкам, очищала конспекты, невзначай залитые чернилами: подумаешь, шёл человек, задел чернильницу — какая неприятность! Или случайно забыл убрать сумку с прохода в теплицу, когда Фелиция и Роуз по распоряжению профессора Лонгботтома левитировали горшки с зубастой фиалкой — Фели споткнулась, и фиалка вцепилась жгутиком ей в руку. Профессор не снял баллы — но ожог у Фелиции не сходил несколько часов, пока Арабелла за руку не отвела её к мадам Помфри. На зельях кто-то из гриффиндорской компашки время от времени кидал в котлы слизеринцев лишние ингредиенты: зелья выдавали непредсказуемый эффект. Профессор Паркинсон заставляла варить снова и писать эссе — но как можно проанализировать ошибки, если не всегда понятно, что запустили тебе в котёл?

Больше всего выводило из себя, что нельзя было ответить той же монетой или проклясть обидчиков: как-то раз Тедди наложил на МакЛаггена ватноножное заклинание за свою порванную сумку. После этого профессор МакГонагалл отправила Тедди оттирать обелиск, который кто-то испортил — нарисовал черную метку: омерзительный поступок, за который, кстати, директор оштрафовала Слизерин, обвинив капитана квиддичной команды — пятикурсника Томаса Хиггинса. Попечители требовали разобраться — но расследование не стало успешным. Хиггинс был единственным подозреваемым, и в общежитии его в ту ночь не было. Вина его была под вопросом, но баллы не вернули. Профессор Лонгботтом утверждал, что студенты его факультета видели Хиггинса с краской в Хогсмиде, но имена свидетелей названы не были. В результате Томас швырнул значок капитана и наорал на директрису в Большом зале, назвав её драной кошкой. После этого Слизерин ушёл в абсолютный ноль, а Томас получил бессрочный запрет выходить в Хогсмид и покидать гостиную Слизерина в неучебное время.

Хиггинсу на факультете сочувствовали; хотя, конечно, не все одобряли полное обнуление баллов. Не каждый понимал его — из-за этого ложного обвинения ему попытались устроить тёмную особо оскорбленные этим актом вандализма. Спасла его профессор Корабелл, каким-то чудом умудрявшаяся появиться абсолютно неожиданно. Роуз иногда казалось, что она постоянно наблюдает за школьниками в свободное от уроков время.

Можно было, конечно, последовать примеру Хиггинса и огрызаться на обидчиков, этого хотелось просто ужасно. Потерять баллы было не страшно, все равно — это полная фигня! Но Роуз боялась оказаться запертой в подземельях, без свежего воздуха, без посиделок с Тедди около Чёрного озера, без утренних пробежек с Кевином — оказалось, он тоже занимался фехтованием, и у Роуз теперь появился партнер по спаррингам. Пусть на палках, но как же ей не хватало этого чувства боя! Когда кипит кровь, когда значение имеет только оружие в руке, только чьё касание будет первым, только — станет ли твоё движение решающим? Когда весь остальной мир уходит за пределы дуэли, когда значение имеют лёгкий поворот кисти и доли секунды! Кевин был гораздо выдержаннее Роуз — по наблюдениям Теда, он меньше блефовал, меньше рисковал. Сам кузен тоже мог пофехтовать, но предпочитал обычную драку на кулаках.

Роули больше не трогал никого, но иногда Роуз ощущала его злой, ненавидящий взгляд. Он постоянно оказывался в тех же местах, что и она, не приближаясь, — но его присутствие жутко нервировало. Нервировало и пугало. Что он задумал? Что он может сделать?

Нынче Роули опасались все — что-то страшное исходило от него, но никто не мог объяснить, что. Ребята успокаивали друг друга, надеясь, что теперь он не решится на пакость, но не слишком верили в это даже сами.

Роуз теперь откровенно рассказывала всё родителям, её поддерживали и подбадривали. Мама подолгу беседовала с ней, утешая и давая выговориться. Иногда в зеркальце мелькал Рики, забавно рассказывающий о своих делах и передающий поцелуи и приветы. Он постоянно спрашивал, скоро ли Роуз вернётся — от этого становилось легче на душе. Каждый день приближал Рождество, а значит, и дату отъезда из Хогвартса.

В начале октября Роуз отправила Аида с подарком для Кати — нитками, меняющими цвет в зависимости от погоды, и изящной фарфоровой куколкой, из тех, которые очень нравились подруге. В библиотеке Роуз нашла ноты нескольких неизвестных ей мелодий — их копию она тоже приложила к подарку. Ворона улетел за пару дней до дня рождения — как раз достаточно, чтобы долететь. Почему-то в этот раз Роуз было страшно отпускать его, и девочка долго всматривалась в горизонт, пока птица окончательно не скрылась с глаз.

Она нашла Аида через три дня утром перед уроками, с перебитым крылом. Птица жалобно каркала в траве недалеко от совятни. Услышав знакомые звуки, Роуз подбежала к нему, подняла — Аид сам переполз ей на руки. Что же делать? Как ему помочь? Она застыла в полной растерянности — в общежитие его нести было нельзя, а оставить в совятне теперь было немыслимо. Какая сволочь это сделала?! С ним такое бы проделать! Тедди, стоявший сзади, осторожно тронул ее за плечо:

— Роуз, тут нужно идти к профессору Граббли-Планк или к Хагриду. Мы потом найдем этого ублюдка и уроем его.

Роуз кивнула, сбрасывая оцепенение. По дороге к профессору Граббли-Планк, к которой вёл её Тедди, она шептала Аиду ласковые утешения, гладила ему пёрышки на голове.

Профессор, осмотрев ворону, мрачно взглянула на ребят.

— Я его подлатаю, — коротко сказала она, дёргая острым подбородком, — но советую вам отправить птицу домой. Кстати, письмо с него так и не сорвали, — профессор осторожно сняла конверт с лап птицы, — держите.

Роуз пробормотала слова благодарности, от которых профессор нетерпеливо отмахнулась, забирая Аида. Тот жалобно каркнул на прощание, и Тедди прижал кузину к себе. Роуз почувствовала, как на глаза навёртываются злые слезы. В эти мгновения она ненавидела всей душой тех, кто это сделал. Глухая, чёрная злость волнами поднималась в ней, заставляя задыхаться и ослепляя. Роуз стиснула палочку до боли в костяшках. Кузен резко развернул её к себе, вынуждая посмотреть на себя. Роуз закрыла глаза, пытаясь унять свою ненависть, пытаясь не выплеснуть её на Тедди.

— Роуз, — произнес Тед, — мы найдем этого ублюдка.

Она сжала зубы и выдавила:

— Да, Тедди, спасибо. Интересно только, как?! — голос подвёл её, и она сорвалась на крик, — Извини. Мне надо побыть одной, — Роуз вырвалась и убежала по школьному коридору. Она мчалась, не разбирая дороги, прыгая с лестницы на лестницу, не обращая внимания на несущиеся ей вслед окрики. Пришла в себя на смотровой площадке какой-то заброшенной башни, пробираясь на которую, вся изгваздалась в пыли. Ноготь на левой руке оказался сорванным — и Роуз абсолютно не помнила, как это случилось. Это было больно, но неважно — она не в состоянии защитить Аида, не может даже отомстить за него! Какая сволочь это сделала?!

Роуз стояла на площадке и взрывала осыпавшуюся каменную крошку. Кажется, ей прилетело по лицу какими-то осколками — она на автомате стёрла кровь со щеки, чтобы не мешалась. Поднявшийся ветер трепал полы мантии, тоже порванной и испачканной, ерошил волосы. В какой-то момент она поняла, что идёт дождь — одежда и волосы намокли. Она скинула мантию, оставшись в брюках и блузке с разорванными рукавами. Роуз продолжала взрывать каменную крошку, вымещая этим свою боль, свою ненависть. В какой-то момент она поняла, что ей мешает кулон — раздражает, колет. И какая от него польза? Какой смысл во всём этом?! Роуз сорвала подарок родителей и кинула его в гору каменной крошки. Уже хотела взорвать и его, но рука сама опустилась. Перед глазами встало мамино лицо, представилось, что запустить заклинанием в кулон — всё равно, что в маму. Роуз тяжело вздохнула и опустилась на колени. Заболели разом все полученные за сегодня ссадинки. Накатила тяжёлая усталость. Она подобрала кулон, с тоской обнаружив на нём царапину, — вот же дура! Роуз надела кулон, мысленно прося прощения у родителей.

— Так-так, крошка Дельфини грустит из-за птички, — раздался голос Роули, появившегося из ниоткуда, — грустит и прогуливает уроки, ай-яй-яй!

Роуз вздрогнула и вскочила на ноги, инстинктивно принимая боевую стойку.

— Детка расстроена, — он зло усмехался, сверкая карими глазами. В отличие от Роуз, его внешний вид был в полном порядке — даже тёмные волосы были прилизаны.

"Как у Драко на детских фотографиях", — мелькнула неуместная мысль и сразу отступила на задний план.

— Детка даже не в курсе, кто это сделал, — якобы доброжелательно пропел её противник, — и детка явно не в курсе, что не сто́ит находиться в заброшенных башнях одной.

Роуз сглотнула:

— Ты покалечил Аида! За что?

— Глупая-глупая Дельфини, — он подошел ближе, — твоя мать изрядно подпортила мне жизнь. Справедливо будет, если я испорчу жизнь тебе?

Роуз инстинктивно сделала шаг назад:

— Нет, ты первый начал! — она старалась, чтобы палочка в её руке не дрожала.

— Глупая девочка понятия не имеет, о чём говорит, — он тихо рассмеялся, — Дельфини, как же просто было это сделать — всего-то кинуть камень в твою ворону — и, пожалуйста, ты здесь: одна, без своей свиты.

— Ты ничего мне не сделаешь, — произнесла Роуз, стараясь убедить в этом в первую очередь себя.

— Ошибаешься, — улыбнулся Роули, — заметив твоего кузена без тебя, крайне обеспокоенного, несложно было тебя найти. Забавно, да? Ты сама пришла сюда. Силенцио. Вингардиум Левиоса, — он взмахнул палочкой, поднимая её. Роуз болтала ногами в воздухе, стараясь беззвучным "Фините" отменить действия Роули. Паника захлёстывала, вытесняя все мысли. Сейчас этот урод сбросит её вниз, и всё. Совсем всё!

— Ну, Дельфини, ты же понимаешь, ничего личного, — он улыбнулся безумно, левитируя её за ограду башни, — хотя нет, вот тут как раз личное. Маленькая глупая девочка сорвалась с башни, куда залезла от расстройства. Бедные мистер и миссис Малфой, какая трагедия! Знаешь, я что-то устал тебя держать, — Роули снова улыбнулся, а Роуз отчаянно пыталась применить заклинание левитации к себе, — прощай, Дельфини, было приятно с тобой познакомиться.

Он опустил палочку, и Роуз полетела вниз, отчаянно желая взлететь вверх, выжить. Всё, что угодно — только выжить. "Надо замедлить падение", — мелькнуло у неё в голове маминым голосом. Из её палочки вырвался серебристый луч, она начала тормозить, уменьшая скорость падения. В этот момент её подхватила чья-то сила. Роуз вновь оказалась на башне, прямо перед разгневанной Александрой Корабелл:

— Так-так, мистер Роули, прекрасно начинаете день. Пытаетесь убить прогульщицу моих пар. Какое рвение, мистер Роули, — она крутанула своё кольцо, запястья Роули опутали серебристые верёвки. Его палочка валялась у ног профессора.

— Вы, конечно, бестолочь, мисс Малфой, — кивнула ей Корабелл, — но в силу возраста вам это простительно. Пойдемте, я отведу вас к мадам Помфри.

Едва Роуз поняла, что ей придётся оказаться с Роули в одном коридоре, — её начало трясти. Все, что угодно — только не это! Руки, вцепившиеся намертво в палочку, дрожали так, что с палочки начали срываться искры. Профессор Корабелл сочувственно взглянула на девочку и, коротко размахнувшись, дала ей пощёчину:

— Возьмите себя в руки, мисс Малфой.

Роуз на автомате прижала руку к пылающей от боли щеке и зло посмотрела на Корабелл.

— Вот так гораздо лучше, Розмари, — мягче произнесла та. Роуз изумленно посмотрела на неё — она и не думала, что профессор ЗОТИ знает её имя. Ну, в лучшем случае, это дурацкое "Дельфини", как её называл Роули. За что, за что он хотел её убить?! Роуз испуганно смотрела на него, инстинктивно отступая назад.

Роули презрительно хмыкнул. Даже со связанными руками он умудрялся выглядеть угрожающе. Корабелл вздохнула и вновь крутанула кольцо:

— Петрификус Тоталус, — он рухнул, с ненавистью глядя на женщину, — придётся задействовать протокол. Кринти.

Возникла симпатичная домовушка с огромными синими глазами. Сложив ручки на груди, она преданно смотрела на профессора.

— Отнеси нас всех в кабинет Поппи. Мисс Малфой явно нужна медицинская помощь.

Роуз очень хотелось возразить, но на неё все ещё действовало Силенцио Роули.

— Фините, — видимо, для разнообразия профессор Корабелл решила использовать свою палочку.

— Спасибо, — просипела Роуз каким-то чужим голосом, и перед глазами все потемнело. Она пошатнулась, с трудом устояв на ногах. Да какого дьявола?

— Вот они, последствия стресса, — усмехнулась профессор, хватая Роуз за плечо. Мир стремительно крутанулся, и все они оказались прямо перед мадам Помфри. Та изумленно охнула. Картина была живописная: злая Александра Корабелл и два её ученика — один обездвиженный, вторая вся в ссадинах, одежда порвана. И эльф, доставивший их.

— Поппи, окажи мисс Малфой первую помощь, — усмехнулась профессор, — я пока вызову авроров. У нас тут попытка убийства.

Медиковедьма, ахая и причитая, увела Роуз за ширму. Мадам ничего не спрашивала у девочки, нервно вздрагивающей от прикосновений, только озабоченно цокала языком, осматривая повреждения.

— Так, Розмари, — мадам Помфри просветила палочкой ей в глаза. Тело Роуз сотрясала крупная дрожь, а палочка, лежащая неподалёку, вновь начала искрить, — я сейчас тебе дам успокаивающего зелья, после — подлатаю тебя. Пересядь, пожалуйста, подальше от палочки. Иначе ты рискуешь остаться без неё.

Роуз попробовала кивнуть, но тело плохо слушалось. Зубы стучали друг о друга. Мадам покачала головой и с помощью чар переместила палочку Роуз подальше. Роуз, пытаясь отвлечься, наблюдала за медиковедьмой. Желание взять в руки палочку было почти невыносимым. Она попробовала отвернуться, но её будто бы магнитом тянуло к волшебной палочке. При помощи мадам Помфри — руки тряслись так, что взять стакан не получалось — ей удалось выпить весьма странное на вкус зелье, после которого всё произошедшее будто бы отступило, отошло далеко. Будто бы не Роуз, а какая-то героиня из давно прочитанной и полузабытой книги летела с башни, будто бы всё, случившееся сегодня, происходило не с Роуз. Тем временем медиковедьма принялась извлекать из царапин Роуз каменную крошку, заставляя свою пациентку перечислять известные ей созвездия. Это немного отвлекало Роуз от боли, хотя, когда дело дошло до лица, пришлось замолчать. Дьявол! Роуз и не думала, что это будет так ужасно, когда даже шипеть от боли нельзя — если ей не нужен был шрам на лице, конечно же. В этот момент в Больничном крыле появилась разгневанная директриса. Впрочем, когда она сунулась к Помфри, та лишь сердито отмахнулась:

— Не сейчас, Минерва, не мешайся!

МакГонагалл поджала губы, явно проглотив какое-то замечание. Профессор Корабелл кошачьей походкой приблизилась к МакГонагалл, и Роуз, попытавшаяся понять, о чем идет речь — что с ней будет, не смогла услышать слов, только разобрать интонации: иронично-злую профессора ЗОТИ и гневную директрисы.

Когда мадам закончила обрабатывать её лицо, Роуз казалось, что она отделена от всего внешнего мира плотной завесой. Палочка прекратила искрить, а девочку перестало трясти. Звуки как-то померкли, стали не важны, превратились в фоновый шум. Постепенно мышцы расслабились, по груди разливалось странное тепло. Она даже не удивилась, когда в палату ворвался Тедди, весь полыхающий яркими цветами, как радуга после дождя. Волосы — какая-то дикая смесь красного и синего, глаза — огромные фиолетовые, кожа — зелёная. Он явно себя не контролировал. Кузен что-то говорил ей, широко раскрывая рот и бурно жестикулируя. Мадам Помфри оттащила его в сторону, указывая на Роуз и что-то втолковывая ему. Тедди постепенно принял свой обычный облик — темные волосы, синие глаза. Он недовольно буравил Роуз взглядом, и по его губам она явственно читала: "Я же просил тебя!". Она перевела взгляд на профессора защиты. Александра Корабелл слушала директора с явной усмешкой, змеившийся по губам. Профессор МакГонагалл всё распалялась. Внезапно тепло в груди перешло в жжение, начался кашель. Постепенно вернулись звуки, кашель утих, жжение прошло. Эмоции были по-прежнему приглушены, но и апатии больше не было. Роули тем временем сидел связанный и зло смеялся в ответ на попытки профессора МакГонагалл узнать, что произошло.

Тедди смотрел на кузину исподлобья, демонстрируя обиду. Роуз старалась не обращать на него внимания, с трудом сдерживая желание запустить в него чем-нибудь тяжелым. Или обнять и попросить прощения: хотя ей и надо было побыть одной, ей следовало сказать Тедди, куда она пойдёт. Или пойти в спальню. Пересилив себя, Роуз взглянула на Роули. Тот, недобро усмехаясь, переводил взгляд с Тедди на неё. Дьявол! Тед бы только пострадал!

Когда в Больничное крыло вошёл человек в бордовой мантии, Роули весело хмыкнул:

— А вот и дядюшка пожаловал!

— Добрый день, дамы, Абрахам. Насколько я понимаю, вот та девчонка обвиняет моего племянника в попытке убийства? И вы верите ей, а не жертве факультетской травли, не подростку, недавно потерявшему свою мать? Ничего за прошедшие годы не изменилось!

— Насколько мне известно, — ядовито улыбнулась профессор Корабелл, — мистер Роули, ваша сестра, Юфимия Роули, скончавшаяся сегодня ночью в камере Азкабана, не имела детей. А ваш племянник Абрахам — сын другой вашей сестры, умершей во время эпидемии драконьей оспы девяносто пятого года в Риме. Что же касается мисс Малфой, то у вашей семьи прямо зуб на этого ребёнка. Скажите, мистер Роули, это вы продолжаете традицию Тома Ридлла: воевать с детьми?

Профессор МакГонагалл с шумом вздохнула, но ничего не сказала. Роули-старший смерил преподавательницу ЗОТИ презрительным взглядом и сделал шаг по направлению к Роуз. На его пути вырос Тедди с палочкой. Роуз немного ошалело наблюдала за происходящим.

— Мальчик, дай я поговорю с твоей подружкой, — усмехнулся Роули-старший, — что она, кстати, делала с моим племянником на башне? Может, это она на него напала? Я требую легилименции.

— Мне её к вам применить? — фыркнула профессор Корабелл, ненавязчиво поигрывая палочкой и подходя ближе.

— Я настаиваю на допросе этой так называемой жертвы, — мистер Роули в упор посмотрел на Роуз, — с сывороткой правды или легилименцией.

— Нападение подтверждаю я, — Александра Корабелл отодвинула Тедди, с насмешкой смотря на мужчину, — или моего слова вам мало?

Роули перевел взгляд на кольцо профессора с горящим рубином. Его глаза странно вспыхнули.

— Ба, Роули, я смотрю, ты наши дебаты решил перенести в Хогвартс и дискутировать с моей дочерью, — раздался от двери голос отца Роуз, и в комнату вошли родители. Отец вальяжно опирался на трость, держа под руку маму. Роуз с испугом посмотрела на родителей: такими злыми она их ещё не видела. Мама еле заметно ободряюще ей кивнула. Роуз облегченно улыбнулась в ответ.

— Здравствуйте, профессор МакГонагалл, — холодно улыбнулась Нарцисса, — мадам Помфри. Благодарю, профессор Корабелл, за ваше сообщение.

— О, миссис Малфой, Люциус, я бы отправила раньше, но я надеялась на свое начальство, — профессор обнялась с отцом.

— Алла, ты не меняешься с годами, — обаятельно улыбнулся отец, целуя ей руку.

Остальные молча взирали на эту мизансцену. Тедди уже обнимал Роуз, шепотом выговаривая ей. Первой отмерла мадам Помфри.

— Что здесь происходит?! Моей пациентке нужен покой!

— Ваша пациентка обвинила моего племянника в попытке убийства, — улыбнулся мистер Роули, полностью овладевший собой.

— Ха! — рассмеялся его племянник. — Ха-ха! Будто бы старой кошке не все равно, кого я пытался убить! Дядюшка, не пытайтесь притворяться, что вам есть дело до меня! Напомнить вам, что я услышал, когда маму арестовали? Из-за этих ублюдков арестовали! Видите ли, их драгоценная деточка заболела и виновата ма! Эти мерзкие предатели, из-за которых она оказалась в нищете, маму же и обвинили, профессор Корабелл! А теперь она умерла, а этой маленькой мерзавке все потворствуют! Ишь как забегали — обидели её! А когда меня окунали и смешивали с грязью, когда мои вещи разбрасывали по Хогвартсу, где вы были, профессор? Я был таким же первокурсником, как она! Ах, вас же тогда тут не было! — он истерически рассмеялся. — Зато потом вы наводили порядок! А когда я попробовал наказать своих обидчиков, вы не дали мне это сделать! Пытаетесь казаться хорошей, а, профессор Корабелл?

Профессор коротко усмехнулась. Мама с папой тем временем сели рядом с Роуз, вынуждая Тедди потесниться.

— Замолчи, — процедил мистер Роули, — я выплачивал Юфимии приличное содержание, не моя вина, что она бредила местью Малфоям.

— Дядюшка, — ухмыльнулся Абрахам, пытаясь раскачиваться на стуле, — дядя, а мама считала, что вы понимаете её. Она и умерла с этой мыслью. А я, я знал, что вы жадный слабак! Но она любила вас, а вы её предали! Вы же тоже клялись в верности Темному Лорду, только он знал вашу бесполезность — вы ещё хуже, чем Малфои!

— Щенок! — сорвалось у мистера Роули. — Дурак, ты сам себе готовишь камеру в Азкабане!

— Всё по вашим заветам, дяденька! — Роули, с красными глазами, посмотрел на родственника. — А вы помните, что мне сказали? Вы же это мне и пообещали! Но я хотя бы попробовал отомстить за маму! Теперь эта малявка будет бояться каждой тени, в каждом видеть угрозу! А вы радуйтесь, дяденька, вам не придётся содержать дармоеда! Вы же этого так боялись!

— Я думаю, это можно считать чистосердечным признанием, Тонкс, — произнёс Гарри Поттер, видимо, заставший последнюю часть монолога Роули, — мистер Роули, вы арестованы за попытку убийства Дельфини Розмари Малфой, — крестный Тедди подошёл к Абрахаму, потом повернулся к его дяде, — я с большим удовольствием арестовал бы вас, но мне сегодня не везёт.

После того, как Роули забрали, жизнь Роуз стала немного проще. Никто больше преследовал её, и было почти спокойно — не считая пакостей от МакЛаггена и игнора остальных факультетов. Впрочем, МакЛагген и его компания поутихли в своём рвении сделать гадость ближнему. Возможно, сказывались их почти бесконечные отработки — то они взорвали зелье Кевина прямо при профессоре Паркинсон, то их в Запретный Лес понесло, то гуляли после отбоя, то ещё что-то. Что эти странные люди делали в туалете Плаксы Миртл, они так толком и не объяснили никому. Не то чтобы Роуз за ними следила, но Тедди регулярно рассказывал ей о похождениях этой компании.

Профессор Граббли-Планк вылечила Аида, но Роуз всё равно очень боялась за птицу. Она отправила его домой, надеясь, что он там и останется, но ворона вернулась обратно. Хотя теперь Аид избегал приближаться к людям, подлетая только, если видел Роуз и Тедди одних. Если же ребята были с кем-то еще, Аид кружился с карканьем и улетал. Если Тедди был один, без Роуз, птица делала вид, что не знает его.

Во всех факультетских гостиных деканы прочитали лекции о недопустимости травли. Сразу после этого пострадала Фели — кто-то столкнул её с лестницы. Говорили, что она легко отделалась — вывихнула ногу, пролетев несколько ступенек. После этого Фели падала вниз, на пол первого этажа с лестницы третьего, и могла бы разбиться насмерть, не поймай её в последнюю секунду домовушка профессора Корабелл — Кринти. Ходили разные слухи о том, как профессору удаётся оказываться в нужном месте почти всегда вовремя, но Роуз куда больше беспокоило, когда и чем это всё закончится. Фели, конечно, усилиями мадам Помфри быстро встала на ноги, но в следующий раз может так и не повезти! Вроде бы что-то всколыхнулось, искали виновника падения Фелиции, только странно это всё было. Снова попечители спорили с МакГонагалл, говоря о стабилизации лестниц, но директриса настаивала на подвижных лестницах, как на неотъемлемом элементе Хогвартса. Предлагали ввести стороннего наблюдателя, на что взвился почти весь педагогический состав. Об этом рассказывали старосты, присутствовавшие на заседаниях по настоянию профессора ЗОТИ.

Столкнувшего Фели человека так и не нашли.

Под Хэллоуин в большом зале выступали герои войны. Гарри Поттер говорил о войне с Волдемортом восьмидесятых. О том, сколько было погибших с каждой стороны. Гермиона Уизли эмоционально рассказывала о том, что из жестокости вырастает жестокость. Она напоминала им, что люди, чьи имена высечены на обелиске, меньше всего хотели бы видеть Хогвартс таким: озлобленным и опасным для самого себя. Потом снова выступил Гарри Поттер, очень проникновенно, рассказывая, что в Аврорате у них работают люди с самых разных факультетов. Крёстный Тедди упирал на то, что факультет не определяет, хороший человек или плохой. Ребята в зале согласно кивали, но слизеринцев продолжали избегать. Единственным изменением после продолжительных дебатов стали дежурства преподавателей во всех людных местах. Это сократило количество драк в принципе, но отношение к Слизерину не изменило. Роуз, правда, уже почти привыкла к игнору. Вернее, он был не так и важен — был Тедди, был Кевин, была переписка с Кати, разговоры с родителями, приятельские перепалки с Фелицией и тремя Эр.

Мама с папой напоминали ей, что она может позвать Элти, если ей будет плохо. Что Элти явится, если Роуз очень сильно напугается или кто-то попробует ей сильно навредить. Как рассказали родители, во время нападения Роули Элти страховала её внизу, чтобы не позволить причинить серьёзного вреда. Мама, конечно, была расстроена, что Роуз пропустила это мимо ушей еще дома, в поместье. Ведь мама говорила с ней об этом неоднократно. Очень эмоционален был Драко, говоря ей, что она побила рекорд Поттера по влипанию в неприятности. "Поттера!" — горячился он. Ей вся семья напоминала про часы, что всегда указывали на безопасное место. Роуз действительно не помнила про стрелку компаса — время по ним определяла, а вот безопасное направление смотреть забывала. Может, потому, что большую часть времени она была с Тедди. С ним было безопасно — почти как дома.

Всё более-менее вошло в привычный ритм. Правда, Роуз со скрипом давалась трансфигурация — не очень понятно, почему, ведь с чарами всё было отлично. Приходилось идти вперёд по учебникам и конспектам Драко, отрабатывать заклинания под присмотром Тедди. Вот у кузена не было проблем с этим предметом: он, не вникая в теорию, почти всегда умудрялся первым выполнить задание. Недавно они превращали листы картона в железные пластины: у Тедди пластина получилась даже с гравировкой волка, а у Роуз вышла оплавленная пластинка. Каким образом Роуз ее оплавила, она не поняла сама. А профессор МакГонагалл дала несколько смутных и туманных для девочки объяснений и велела больше тренироваться. Куда больше-то?

Зато со всем остальным проблем не было. Чары удавались Роуз просто отлично — профессор Флитвик был ею доволен, с зельями, когда профессор Паркинсон присматривала за классом, тоже проблем не было.

В начале декабря выпал снег, и Тедди стал регулярно таскать Роуз играть в снежки. Иногда к ним присоединялись одноклассники Роуз и одноклассница Тедди: худенькая темноволосая девочка, чьи родители уехали из Америки. Папа её был колдуном, а мама — магглой. Фели, конечно, не могла не начать выпендриваться: ещё и один из Флинтов решил присматривать за этой девочкой. Тедди говорил, что Кларисса Шейд не может сойтись с двумя оставшимися гриффиндорками — из-за своего индейского происхождения или ещё из-за чего-то. Роуз не была уверена, что Кларисса может, допустим, подружиться с Фелицией, но ей самой нравилась эта девочка.

Существенным минусом наступившей зимы был усилившийся холод в замке. Особенно холодно было на верхних этажах и в подземелье — там холод, казалось, проникал в кости. Роуз упорно отрабатывала согревающие чары, но пока они удавались ей не очень-то хорошо. Вернее, их не хватало надолго, приходилось постоянно обновлять, что сильно выматывало. Хорошо, что хоть в спальнях и в гостиной было тепло и можно было не думать постоянно о чарах.

Время до рождественских каникул пролетело незаметно. Ещё вчера они варили зелье от фурункулов, на автомате прикрывая котлы от МакЛаггена, а сегодня уже сидели шумной компанией в купе, обсуждая, кто как будет праздновать Рождество. В этом году родители устраивали новогодний приём, а Рождество планировали провести в камерной обстановке. Кевин уговаривал всех встретиться в Лондоне, погулять — все обещали подумать. Потом Кевин и Билли учили Фели и три Эр игре в покер. Роуз, прислонясь спиной к кузену, лениво наблюдала за происходящим. Её мысли были заняты предстоящим разговором с родителями: ей очень было нужно поговорить с родителями на пугавшую её саму тему: Волдеморт и почему они всё-таки за ним пошли. Почему?! Они же сами учили её другому, недоумевала Роуз. Мерлин великий, как же во всём этом непросто разобраться!

За окном тянулись шотландские холмы, уже порядком приевшиеся за день. Сгущались зимние сумерки, темнело и в их купе.

— По идее, скоро будем в Лондоне, — взглянул на часы Роуз Кевин, — скоро с родителями увижусь!

— Уж не соскучился ли наш магглорожденный слизеринец? — съехидничала Фели, впрочем, достаточно беззлобно, — как, сильно к маме с папой хочется?

— А ты будто бы нет? — усмехнулся Кевин, дёргая Фелицию за тёмную косичку.

Фели что-то ответила, но задремавшая Роуз в это уже не вслушивалась.

На платформе все как-то быстро разбежались. Роуз осталась одна, немного нервно отыскивая маму и папу. Но знакомых фигур не было. Стрелка компаса показывала на саму девочку. Они же не могли забыть про неё?

Папа появился у неё за спиной абсолютно неожиданно. Роуз испуганно оглянулась: отец был весь в чёрном, усталый и осунувшийся. Его светлые волосы в свете фонарей платформы казались совсем серебряными.

— Здравствуй, Розмари, — уголки губ отца чуть приподнялись, но эта улыбка не затронула его глаз. Его серые глаза, такие родные для Роуз, вдруг оказались чужими и холодными.

— Папа? — недоуменно спросила девочка, пытаясь обнять Люциуса, сдержанно похлопавшего её по спине.

— Пойдем, Розмари, нам пора домой, — папа крепко взял её за руку, — всё будет дома, — добавил он таким тоном, что Роуз не решилась с ним спорить. Что случилось?! Мерлин, где мама?

Трансгрессия, во время которой Роуз чуть не вывернуло, и они оказалась около дома. Особняк смотрел на них темными, пустыми окнами. Каминные трубы не дымились. Даже кухня казалась вымершей. Сад около дома выглядел заброшенным. Что, что случилось? Где все?

— Драко съехал, — равнодушно бросил отец в ответ на вопросительный взгляд Роуз. Что, что это за бред? Как Драко съехал — еще позавчера был на месте, а сегодня съехал?

— Где мама? — непослушными губами, не чувствуя стылого ветра, произнесла она, отчаянно надеясь, что мама сейчас появится и объяснит, что происходит, — Где мама?!

— Мама, — отец страшно усмехнулся и развернул девочку в сторону склепа — места, куда она никогда не ходила, — там твоя мама, Дельфини. Навсегда. Хочешь подойти поближе, Дельфини?

Роуз почувствовала, что не может дышать. Это было просто невозможно, немыслимо! За гранью реального, за гранью разумного! Мама не могла у-ме-реть, не могла! Роуз тупо уставилась в указанном направлении, пытаясь осознать сказанное.

— Как? — хотела спросить она, но из горла вырвались только шипение и болезненный кашель.

Папа ничего не ответил, только медленно побрел к дому, волоча ноги. Роуз в изнеможении опустилась на землю, не в силах осознать случившегося. Это было просто невозможно, но это случилось. Как? Почему? Это невозможно!

— Роуз! — она ощутила, как её потрясли, и открыла глаза. Купе. Лицо Тедди, нависшее над ней, — Просыпайся, Роуз, почти приехали!

Роуз кивнула, нервно сглатывая. Это был только сон? Мерлин, спасибо! Только сон! Облегчение заполнило все её существо, но появившаяся тревога не спешила уходить. А вдруг — это вещий сон?

"Успокойся, — говорила она себе мысленно, — вчера мама была в порядке. Это первое, Роуз. Второе, наш семейный склеп находится на кладбище, а не в поместье. Мама в порядке, слышишь?"

Не то чтобы это ей помогало, пока она надевала тёплую зимнюю мантию. Не помогало даже отвлечение на Тедди, вновь пестревшего цветами, как попугай. Он хватал переноску со своим котом Ромулом, что-то бессвязно восклицая. Наконец Кевин не выдержал и немного потряс Тедди за плечи.

— Люпин, мы не в цирке, прекрати!

Тед моргнул, принимая цвета, привычные ребятам. Выглянул из купе, проверяя количество народа в коридоре.

— Ребята, тут столпотворение, — он сел обратно на сидение, — предлагаю подождать.

Роуз нервно почесала шрам на левой руке. Ожидание стало вконец невыносимым. Роуз прижалась к стеклу, пытаясь разглядеть на приближающемся перроне фигуры родителей. Перрон был полон, но знакомых фигур не было видно. Где же они? Роуз чувствовала, как ею овладевает паника. Потянувшись почесать шрам, она увидела часы, выглядывающие из-под мантии. Часы! Роуз быстрым движением взглянула на компас: стрелка указывала куда-то на перрон.

"Успокойся! — приказала она себе. — Просто успокойся!"

Ребята, занятые своими сборами, не обращали на неё внимания — к огромному облегчению Роуз. Наконец можно было выйти из купе — двери вагона раскрылись, и школьники, громыхая чемоданами, потянулись к выходу. Роуз неосознанно вцепилась в руку Тедди — такую тёплую и надёжную! Тот так сочувственно сжал её. Роуз не знала, что заметил Тедди, но присутствие близкого человека рядом немного успокаивало её. Так, держась за руки, они вышли из вагона, волоча клетки с питомцами и чемоданы.

На платформе уже стояли тётя Меда и отец. Сердце Роуз оборвалось. Где мама?! Неужели сон был вещий?!

— Роуз, да что за фигня сегодня с тобой?! — прошептал ей на ухо Тед, — У меня рука, а не мягкая игрушка! — она, не осознавая этого, вцепилась со всей силы кузену в руку и замерла посреди перрона.

— Розмарин, — встревоженно кинулся к ней папа, — что с тобой? — он осторожно разжал пальцы дочери, сведенные судорогой.

— Дядя Люциус, ба, — Тедди подскочил к тёте Меде, — тут какая-то фигня! Чего она так переживает?

— Где мама? — каким-то ломким и безжизненным голосом спросила Роуз, по-прежнему стоя на месте.

— Мама сейчас подойдет, Розмарин, — Люциус озабоченно вгляделся в её лицо, — у неё образовалось внеплановое собрание попечителей. Розмарин, — он поймал её немного остекленелый взгляд, — что случилось?

— Ничего, — тяжело выдохнула Роуз, — ничего. Здравствуй, папа, здравствуй, тётя Меда.

— Ба, а мама на дежурстве? — немного грустно спросил Тедди, а Роуз почувствовала угрызения совести. Ну и зачем она опять перетянула внимание на себя? Идиотка!

— Дора дежурит сегодня, чтобы не дежурить в Рождество, — улыбнулась мамина сестра, ероша внуку волосы на голове. — Как доехали, ребятня?

— Нормально, пока кое-кто не начал чудить, — Тед шутливо пихнул Роуз, отчего та вспыхнула.

— В каком плане чудить? — как-то осторожно спросила тётя Меда, странно переглядываясь с отцом.

— Ну, она отрубилась у меня на плече, я её как бы растолкал, а она смотрит на меня вот такими испуганными глазищами! — Тедди начал весьма эмоционально пересказывать события в купе, и Роуз покраснела ещё сильнее. — И не при ребятах же её спрашивать, что с ней опять! Я, конечно, отвлёк от неё внимание — фигня-вопрос, но! — он набрал воздуха в грудь и собирался продолжить, и тут появилась Нарцисса. Роуз бросилась к ней, чего никогда себе не позволяла в школе. Уткнулась в неё лицом. Живая, тёплая. Здесь. Все в порядке! Все отлично! Роуз обнаружила, что может дышать нормально.

Мама просто прижимала её к себе, ни о чём не спрашивая и давая тем самым ей несколько минут передышки. Кажется, Тед где-то на периферии что-то говорил, но в эти мгновения Роуз было всё равно: мама была жива и больше ничего не имело значения.

— Роузи, — мама осторожно подняла её лицо за подбородок, — ты что-то увидела во сне? Что тебя так напугало?

Роуз тоскливо огляделась, не понимая, как это всё объяснить.

— Насколько я понимаю, это что-то было связано с тобой, Цисса, — задумчиво произнесла тётя Меда. — Что-то очень плохое. Не так ли, Роуз?

Роуз кивнула, ещё крепче обнимая маму.

— Ты не могла сказать мне на ухо, что тебе кошмар приснился? — фыркнул Тедди, дергая её за волосы. — Роуз, ну ты такая девочка временами!

— Молодой человек, — подбоченилась его бабушка, — смотри, чтобы этих слов не услышали твоя мама или Джинни! Цисса, Роуз, Люциус, мы всё-таки пойдем. Роуз, не переживай из-за кошмаров. Все будет хорошо.

— Меда, ты же помнишь, что мы ждём вас на Рождество? — обаятельно улыбнулась мама, и сёстры обнялись на прощание через голову Роуз.

Дома было тепло. Весь особняк светился уютным светом, через окна освещая сад, украшенный фигурками из рождественских сценок. Едва они оказались в холле, в Роуз что-то врезалось — Рик, вылетевший на неимоверной скорости из комнаты.

— Рози вернулась! — торжествующе завопил малыш, едва Роуз взяла его на руки. Вышли Драко в обнимку с Рией, улыбающиеся и счастливые. Роуз оглянулась на родителей, с любовью смотрящих на них всех и почувствовала, что не может в этот вечер поднять тему Пожирателей. Не после этого проклятого сна! Просто не может, потому что — это нечестно...

Она уткнулась в светлую макушку Рика, скрывая своё смятение.

— Ну, а мне моя сестра не рада? — Драко щелкнул её по носу, забирая сына. — Рикки, Роуз тяжело, иди ко мне, сынок.

Рикки смешно запротестовал и укоризненно взглянул своими огромными серыми глазами на тётю. Роуз искренне улыбнулась, прогоняя дурные мысли. Можно и отложить пока этот разговор, не поздно будет и после Рождества.

Праздник отмечали в узком кругу — Драко и Рия ушли на вечеринку, но пришли Тедди и Дора, тётя Меда с доктором Хаулсом. Тедди по секрету сказал Роуз, что доктор Хаулс с тётей Медой летом собираются пожениться. Кажется, друг ещё сам не понял, рад он был этому или нет. Роуз, в отличие от её родителей, новость о свадьбе удивила: тётя Меда и доктор Хаулс не производили впечатления особенно влюблённых, они выглядели скорее как два близких друга. Интересно, а как нужно будет называть теперь доктора Хаулса — дядей Грегори?

— Да, они — друзья, — задумчиво протянул Тедди, растягиваясь на ковре перед камином, — но это ещё же не повод жениться! Но ба говорит, что ей так будет проще. А доктору Хаулсу нужно закрепиться в Англии, он же родом из Венгрии или Румынии, не помню. А ты что думаешь, Роуз?

— Сложно всё, — пожала плечами она, — это как-то непривычно.

Зато Тедди был искренне рад новой бите загонщика — Роуз запомнила его слова о желании пробоваться в команду Гриффиндора следующим летом. После традиционного ужина все перешли в одну из малых гостиных, где кипели, источая умопомрачительные ароматы, глинтвейн для взрослых и детский пунш. Родители что-то обсуждали, сидя перед камином. Кажется, Дора пересказывала какие-то забавные случаи из своей практики: Тедди и Роуз были заняты гаданием на расплавленном воске и не вслушивались.

А двадцать шестого декабря Роуз набралась мужества и пришла в кабинет родителей с твёрдым намерением поговорить.

Мама устроилась с ногами на диване, сосредоточенно читая какие-то документы, пока папа что-то писал за столом.

— Роузи? — подняла голову Нарцисса, заметив вошедшую в комнату дочь.

— У вас найдётся время поговорить? — тихо произнесла та, застывая на пороге.

— Конечно, заходи, — подвинулась мама, откладывая бумаги. Роуз встряхнула кудряшками, уже отросшими и спускавшимися чуть ниже плеч, набираясь духу. Дух, как назло, куда-то смылся.

— Милая, что случилось? — мама встревоженно посмотрела на неё, вставая с дивана.

— Почему-вы-пошли-за-Ридллом? — скороговоркой выпалила Роуз, изучая лепнину на потолке.

— Ах, вот оно что, — вздохнула мама, — это должно было когда-то произойти. Роузи, сядь, пожалуйста.

Роуз набрала воздуха в грудь и заставила себя опустить глаза на родителей. Они оба казались немного усталыми, но не разозлёнными и не удивлёнными.

— Видишь ли, Розмари, — папа встал из-за стола, прошёлся по комнате, — не мы пошли, а я. Твоя мама просто не бросила меня, — он с нежностью взглянул на Нарциссу. — Розмари, всё не так просто.

— Вы серьёзно считали, что кровь имеет значение? — произнесла растерянно Роуз, делая шаг назад, к выходу, — Почему вы учили меня другому?

— Мы учили тебя другому, Роузи, — спокойно произнесла мама, — чтобы у тебя был шанс не повторить наших ошибок, милая. Мы действительно верили в превосходство волшебников, рождённых в чистокровных семьях, перед магглорождёнными. Верили, что такие, как мы, лучше других по праву рождения, Роуз. Нам говорили об этом с детства. Мало кто из нас задумывался о том, что это не так. Моя сестра Меда, мой кузен Сириус были исключениями в нашей семье.

Роуз молчала, не зная, что сказать. До этой осени ей как-то не приходило в голову задумываться о принципах чистокровности, но теперь она ничего не понимала. Прошлое её родителей противоречило тому, чему они сами её учили!

— Розмари, — отец подошел к ней и заглянул в глаза, — я не горжусь тем, что это было, пойми. Волшебники веками в это верили, ещё до принятия Статута. И это казалось нам естественным. Мы были молоды, большая часть из нас. Я хотел знаний, которые отказывался давать мне отец. Он объяснял это тем, что я ещё молод для них, и был прав, — Люциус тяжело вздохнул. — Отец был в ужасе, когда узнал, что я получил Метку.

— Метку? — недоуменно спросила Роуз, — знак Риддла?

— Да, знак Темного Лорда, через который он с нами связывался, — отец закатал рукав рубашки на левой руке. На бледной папиной коже выделялся уродливый, огромный, белый с бордовыми краями шрам. Очертания его смутно напомнили ей рисунок из учебника по истории магии. Роуз сглотнула, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Больно было? — сорвался детский вопрос с её губ. Отец кивнул, поправляя рукав.

— Вы действительно хотели убивать магглорожденных? — Роуз встретилась с матерью взглядом. — Мама, вы действительно хотели этого?!

— Розмари, — медленно произнёс папа, — ещё раз. Мама никогда не была Пожирательницей смерти. И уж тем более, ни она, ни я — мы не хотели никого убивать.

— Как так вышло, что ты стал Пожирателем? — она впилась в отца взглядом и до боли свела лопатки, выпрямляя спину.

— Лорд Волдеморт был приятелем моего отца, часто бывал у нас дома, — задумчиво проговорил Люциус. — Когда от болезни сгорела моя мать, мой отец и я сильно горевали. Я только закончил школу и собирался в путешествие, но после смерти мамы не очень понимал, что делать дальше. Как дальше жить, понимаешь, Розмари? А Риддл... Риддл совершенно очаровал меня, особенно разговорами об обмане смерти и тайных знаниях, Роуз. Я все чаще и чаще искал встреч с ним, находя в них утешение. И он много говорил о вещах, которые тогда мне казались очевидными: что мы лучше магглорожденных, — отец перевел дыхание и продолжил: — И в какой-то момент несколько человек, среди которых оказался я, поучаствовали в определённом ритуале, после которого не было пути назад. Само получение Метки было унизительным, но то, что было после, — ещё более отвратительно. Мне тогда повезло, я почти не участвовал в нападениях, особенно вначале — Риддлу был нужен мой кошелёк, влияние моего отца. Нас всех учили сражаться, Темный Лорд настаивал на этом. С твоей мамой мы были тогда только обручены. Мой отец требовал, чтобы я не ломал ей жизнь, раз у меня отказали мозги, — Люциус замолчал, наливая воды в стакан, протянул его дочери. — Выпей, ты вся дрожишь.

Роуз беспомощно посмотрела на него, отец перевел взгляд на жену. Мама осторожно подошла к ней, обняла за плечи и усадила на диван. Зубы Роуз стучали о стакан, палочка в рукаве начала искрить.

— Потом я просто посещал собрания, тренировался вместе с такими же юнцами, как я. Думал, что этим все и обойдется, — папа тяжело вздохнул, — потом я даже съездил в путешествие, вместе с мамой и её подругой. А вот когда мы с мамой поженились, вот тут-то всё и изменилось. Меня стали привлекать к рейдам. Я и Северус старались держаться друг друга и прикрывать товарищей. Многие из нас сломались, а кто-то изменился до неузнаваемости. Пока я позволю себе опустить подробности, но это было ужасное время. Когда в восемьдесят первом Лорд исчез, зайдя в дом Поттеров, я был счастлив. Счастлив, что моим жене и сыну больше ничего не угрожает.

— Ты убивал тогда? — ломким голосом спросила Роуз, нервно расчесывая шрам. — Убивал?

Люциус покачал головой:

— Нет. Ни тогда, ни когда он вернулся. Я сделал много ошибок, Розмари, но не убивал. Мы воспитывали тебя по-другому, Роуз, по-другому, чем Драко. Мы всё время пытались показать ему, что весь мир для него, и он дорого за это заплатил, когда вернулся Лорд.

Мама перехватила руку Роуз, вновь потянувшуюся к шраму:

— Мы чересчур разбаловали сына, но главное даже не в этом. Метка на руке Люциуса обрекла Драко на служение Риддлу, как и многих других детей его поколения. Чем шире ты смотришь на вещи, Роузи, тем больше у тебя возможности выбора.

— Я всё равно вас люблю, — прошептала Роуз, прижимаясь к Нарциссе, — только я не знаю... — она осеклась, не найдя подходящих слов.

Мама успокаивающе гладила её по волосам.

— Розмарин, вне зависимости от нашего прошлого, ты и Драко — вы самое дорогое, что есть у нас с мамой, запомни это, — папа сел рядом с ними. — Мы очень тебя любим.

Роуз кивнула, чувствуя себя и защищённой, и растерянной одновременно.

— Мы не можем изменить прошлое, родная, как бы нам этого ни хотелось, — грустно сказала мама, — но мы можем попытаться сделать так, чтобы эта война больше не повторилась.

Нарцисса ещё раз перечитала газетный заголовок. Нет, не ошибка, не галлюцинация. Амнистия Пожирателей Смерти в честь двадцатилетия победы. Не обман зрения.

Рудольфус Лестранж выйдет на свободу.

Нарцисса судорожно вздохнула — он единственный, кто помнит об этой истории, единственный, кто может сказать её дочери правду. Никому не нужную правду, истину, которая принесёт им только боль. «Ну почему он не умер в Азкабане?» — с горечью подумала Цисса, раскрывая окно и вдыхая свежий апрельский воздух. Она встряхнула длинными белокурыми волосами, свободно рассыпавшимися по её плечам. Может, ей удастся убедить его промолчать? Может, они с Люциусом найдут слова? В конце концов, они присылали ему передачи в Азкабан! Нарцисса, впрочем, порой ловила себя на мысли, что надеется получить извещение о его смерти.

— Цисси, — она повернула голову на голос мужа, — нам придётся сказать Роуз правду. Рудольфус был предан Повелителю, он не пожалеет её.

— Ты полагаешь, что мы не сможем его убедить? — с болью проговорила Цисса, прижимая тонкие пальцы к вискам. Люциус отрицательно покачал головой:

— Нет, родная. Когда я в последний раз шёл по коридорам Азкабана, Рудольфус выкрикнул мне вслед напутствие: вырастить дочь достойной своего отца в его величии.

— Это скорее проклятие, — скривила губы в усмешке Нарцисса.

— Цисси, он был предан Лорду и его идеям, тем, что были до восемьдесят первого года, — Люциус обнял жену за плечи, — он верил, что патрон образумится. И потом, он не участвовал в битве, осознав её безумие. Но Роуз... Он не поймёт нашего молчания.

— Да, в письмах он выказывал ту же надежду, — тяжело вздохнула Нарцисса, — что Дельфини будет достойна своего отца. Нам действительно придётся сказать ей эту чёртову правду, Люциус. Но, видит Моргана, как я не хочу этого делать!