Я с тобой (джен)

«Время» означало тот промежуток, который Антону был нужен для того, чтобы отойти к барной стойке, нацедить себе какого-то алкоголя и вернуться к столу. Все это время Дон сидел без движения, и Вика понимала почему — двойная дверь закрыта, а если попытаться разбить стекло и выскочить (как было в каком-то в детективе), то для этого придется сначала взять высоту ограждающей металлической штанги и разбросать ряд цветочных горшков. Да и то при погашенной скорости она вряд ли разобьет стекло, скорее всего, просто сломает ключицу о полимерную поверхность. Мысли не были мыслями в полном смысле этого слова, а скорее образами, вспыхивающими в мозгу стертыми монохромными картинками с несчастливым концом.

— Думаешь, как выкрутиться? — с любопытством спросил Антон, садясь на свое место. — Боюсь, твоих актерских талантов не хватит сыграть это убедительно.

— Хочу знать, что будет с девчонкой, — произнес Дон.

— Мне жаль, — искренне ответил тот. — Со стороны это должно выглядеть как твоя ошибка. Неверные настройки, негодный болид, психическое расстройство и предсказуемый финал. Все сожалеют и произносят речи над твоей могилой. Точнее, вашей общей.

Он символически поднял стакан и изобразил тост, потом залпом опрокинул выпивку в себя и с видом полного блаженства откинулся на спинку дивана. По запаху это был крепкий коньяк.

— Банальное самоубийство, — закончил он.

— Здесь?

— Есть возражения? — Он поставил стакан на стол. — Хорошее место, вкусная еда, достойная выпивка, даже музыку можно заказать. Некоторым нравится в метро на рельсах. Но ты можешь выбрать место сам, мало ли какие у тебя предпочтения, я пойму.

— В смысле — последнее желание?

— По старой дружбе. Кстати, выпьешь? Знаю, что против правил, но сейчас какая разница? Расслабишься, будет не так страшно.

— Редкий случай — пить на своих поминках, — хмуро ответил Дон, но прямо не отказался.

Подчиняясь знаку Антона, официант принес им бутылку и два стакана, разлил коньяк и поставил на стол блюдечко с лимоном, в котором торчали маленькие шпаги, точно лимоны были повержены в дуэли. Вика ненавидела коньяк, но сейчас ее собственное тело хватануло половину стакана без всякой дрожи. Мир вокруг через некоторое время размылся и стал нечетким — алкоголь достиг мозга.

— Еще?

Дон помотал головой, и Антон вдруг прыснул.

— Я забыл, — выдавил он сквозь смех. — Надо было взять тебе шампанского.

— Шампанское без кольца — деньги на ветер, — парировал Дон.

Вика дала бы ему пинка, если бы могла — так она не вела себя даже на корпоративах, по крайней мере, она хотела в это верить, потому что со стороны никогда себя не видела, но Антону это почему-то понравилось, и он захохотал. Отсмеявшись, он похлопал их общее с Доном тело по щеке, и Вика узнала этот жест — он принадлежал прежнему Антону, а не ублюдку, который собрался их убить. Неужели соскальзывание щекой с ладони с осовевшим видом тоже принадлежит ей? Боже, какой позор!

— Какие самоубийства сейчас в моде? — спросил Дон. — Падение с небоскреба?

— Откуда тут взяться небоскребам, — отмахнулся Антон. — Старый город, высотный регламент. Хотя в падении с небоскреба есть свои плюсы — не передумаешь на половине.

— Тогда что?

— Снотворное. — Он поставил на стол пузырек из темного стекла. — Выпьешь и больше не проснешься. Ни там, ни здесь. Будешь видеть хорошие сны, например о том, как мы с тобой первый раз сюда попали. Помнишь, как мы долго не могли поверить, что не находимся под воздействием галлюцинации и это не следствие кислородного голодания мозга? Или то, как первый раз пилотировали?

— Помню, — сказал Дон. — Эйфория была газовая. А сколько планов понастроено…

— Потом кто-то выдумал идиотские правила, — не преминул добавить в бочку меда ложку дегтя Антон. — И поставил дикарей выше собственной цивилизации.

— Кто-то слишком активно стал определять в дикари тех, чьи тела ему приглянулись.

— Знаешь, я уважаю твои принципы, хотя и не понимаю их. Мы могли бы горы свернуть.

— На твоем месте я бы не экспериментировал, свернешь вместо гор шею.

— Раньше ты был больше исследователем, чем преследователем.

— В стихах звучит дико романтично.

— Проклятый алкоголь, — покраснел Антон. — Ты определился?

Он придвинул к нему темный пузырек и даже подтолкнул его так, чтобы тот прокатился по столу. Дон поймал его и зажал в руке.

— Отвези нас с ней домой, — попросил он. — Ей не понравилось бы умирать в таком месте.

— Думаешь удрать по дороге?

— Боишься не справиться с бабой?

Антон вытащил из кармана и положил на стол перед собой наручники милицейского образца. Если бы Вика могла краснеть, то она покраснела бы, наручники были ей знакомы. Антон никогда не рассказывал во время их совместного житья, кто поделился с ним такой штукой, а она не спрашивала.

Он накинул кольцо на ее левое запястье, второе защелкнул на себе и поднялся. Их общему с Доном телу пришлось тоже встать, с трудом удерживая равновесие. Если держаться рядом, наручники под спущенным рукавом свитера были совсем незаметны.

— Бери сумку, — приказал Антон. — Незачем оставлять следы. И куртку тоже прихвати. А теперь медленно и организованно выходи на улицу и имей в виду — я могу и передумать.

На улице было светло, ездил транспорт, но в черно-белом восприятии Вики это выглядело кадрами какой-то траурной хроники. «При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна»… Ощущений добавила и машина Антона, непроницаемо-черная, как похоронный катафалк, а в марках она не разбиралась. Раньше у него такой машины не было. Он открыл дверь водительского места и затолкал туда ее, потом влез сам, оттеснив ее дальше, на пассажирское место вместе с сумкой. Двое безликих посетителей кафе сели позади них.

Машина плавно снялась с места и покатила по Литейному в сторону места, откуда они с Доном начали свое путешествие. Все дома за стеклами были такими знакомыми, но в то же время сейчас они выглядели по-другому.

— Идиотская ситуация, — вдруг сказал Дон, странно щуря глаза на Владимирский пассаж. — Мы с тобой были друзьями, наши тела — любовниками. До чего абсурдна жизнь.

— Абсолютно, — вздохнул Антон.

После этого Дон (Вика не делала этого, не делала и никогда бы не сделала) положил ладонь Антону на ногу в район застежки брюк. Машина дернулась и с глухим звуком клюнула в зад свою предшественницу, смяв ей бампер в гармошку. Водитель пострадавшего «шевроле» немедленно остановился. Троллейбус, выруливавший с остановки, тоже встал, и на узком Загородном проспекте начала собираться пробка. Лица пассажиров в салоне окаменели.

— Сука, — прошипел Антон, ударив руль.

— Что такое? — сочувственно спросил Дон. — Не смотрел гормональную схему болида?

От соседнего перекрестка к ним бегом направился гаишник в кислотной тужурке и бахнул кулаком в дверь.

— С документами на выход, подышим в трубку, — злобно проорал он в стекло и вдруг осекся, выпучив глаза на руку водителя.