Отмеченный Порчей (гет)

Я был абсолютно вымотан, выжжен изнутри. Хотелось просто упасть и забыться. Мою волю снова сломили. Шутки старика отравляли разум, заставляли злиться, огрызаться. Я заметил, что в последнее время превращаюсь в загнанное животное, у которого нет выбора. Моя ирония сходила на нет. Я не мог шутить, не мог корчить из себя дурачка, не мог быть героем. Я не мог жить — я существовал. Каждая минута в этом замке уничтожала меня и создавала заново. Мой мозг вскипал, пытаясь просчитать всё наперёд, но снова и снова проигрывал, попадая в собственные логические сети. Это был ад! Боль. Страдания. Угрызения. Самобичевания. Всё это мне пришлось вкушать размеренными порциями из часа в час, что я проводил рядом с наставником.

— Возьми книги, — прорычал Райнхарт мне вдогонку.

Я тяжело нагнулся над стопкой массивных фолиантов в углу, не переставая терзать себя мыслью — почему я никак не пойму его. Он постоянно язвит, иногда злиться, иногда издевается, но за всем этим кроется что-то большее, что-то, чего мне не понять. Я вспомнил его слова: «Если ты не можешь чего-то понять, значит — тебя дурачат».

Дьявольская ловушка для разума, для тела. Мне не выбраться... Я чувствую, что меняюсь, понимаю, что мальчик, который жил во мне, издыхает. Его истребляют, словно ничтожную мерзость, недостойную этого мира.

— Волшебник ты или нет? — презрительно выкрикнул наставник, когда я попытался поднять всё это руками.

Мысленно убив себя еще раз, достаю палочку. Сволочь! Как можно было довести меня до того, что я забылся и начал действовать инстинктивно? Я ведь долбаный маггл! Я привык всё делать руками и теперь не могу себя переучить, черт побери! А он всё потешается, играя на моих слабостях. Я ненавижу его, несмотря на безмерную благодарность. Я ненавижу этот мир и свою жизнь. Я — уже не я.

— Выучишь их к следующему занятию, — сказал Райнхарт, когда я спрятал книги в карман.

— Это невозможно, — огрызнулся я. — Мне понадобится, как минимум, несколько недель, чтобы прочесть их, а маховик не рассчитан на такие длительные перемещения.

— Все твои проблемы должны решаться магическим путём, — заявил старик, состроив презрительную ухмылку. — Необязательно читать книги, чтобы знать, что в них написано.

— Для этого есть какое-то хитровыдолбанное заклинание? — поинтересовался я.

— Нет, для этого у тебя есть твоя голова, — уязвил старик. — А это... — Он достал из кармана перстень и бросил его мне, — поможет направить твои мысли в нужное русло. А теперь иди.

Снова этот презрительный тон, заставлявший почувствовать себя бесхребетным червём, извивающимся у его ног. Я преисполнился ненавистью к себе за непонимание и тупость, но не мог ничего с ней поделать. Я был марионеткой. Тупой подневольной куклой. Как же я вас всех ненавидел! Твари.

Шло время, а я беспросветно сидел в имении и учился. Учился жизни. Я бы даже сказал, что старик отнял у меня юность, но некому было поплакаться в жилетку. Моя анимагическая форма волка-одиночки стала в точности соответствовать моей натуральной сущности. Из моей жизни исчезло понятие «друзья».

Скрытным и злобным существом — вот чем я стал. Но мой наставник думал иначе. И вскоре я понял, что, по его меркам, я — всего лишь щенок.

* * *

В тот день мой разум был чист. Прошла без году неделя, как я стал абсолютно цинично исполнять все его приказы, и мне даже казалось, что я стал таким как он, но уже спустя час, я понял, насколько ошибался.

— Добрый... — я замялся, — а какое сейчас время суток?

— Вечер, — ответил мне Райнхарт, когда я появился в тренировочном зале.

— Добрый вечер, — равнодушно отсалютовал я.

К моему удивлению, старик был не один — в дальнем углу зала сидел какой-то здоровый детина, встретивший меня жадным взглядом гадких глаз. Но это, вне всякого сомнения, был человек. Я не мог похвастаться наблюдением завсегдатайства здесь людей, поэтому не смог скрыть удивления.

— Поздоровайся с нашим гостем, — велел старик.

Я поприветствовал заросшего громилу коротким кивком, и он злорадно оскалился, показав мне множество вставных золотых зубов.

— Это мистер Кастильо, — представил Райнхарт. — Прямиком из Белмарша.

— Откуда? — недоуменно переспросил я.

— Это тюрьма строго режима Её Величества, — объяснил наставник. — Мистера Кастильо посадили туда за продажу наркотиков и многочисленные убийства, и я пообещал ему свободу, если он убьет тебя, — спокойно сказал старик. — Мистер Кастильо, конечно же, согласился, но с несколькими условиями.

Я стоял и слушал эту размеренную речь, и чувствовал, что мои ноги готовы подкоситься. Я ему что, участник боев на выживание? Или гладиатор? Моему раздражению и злости не было предела, а Райнхарт тем временем продолжал:

— Во-первых, ты отдашь мне своё оружие.

Я не шелохнулся.

— Ой, я и забыл, — улыбнулся старик, — оно же у меня.

Карман, в котором лежала моя палочка, опустел.

— И второе: тебе придется опуститься до его уровня, ведь он... как это сейчас говорят... под кайфом.

И некромант протянул мне маленькую синюю таблетку, на которой был отпечаток «LSD».

— Вы это серьезно? — тихо переспросил я.

— Да, ты прав, — согласился старик, — с дозой может быть перебор. Тебе этой гадости и так уже изрядно в еду подмешали.

И тут я понял, к чему он клонит. После обеда я чувствовал себя странно: меня уже минут двадцать донимал озноб.

Старик засмеялся, но мне уже было не до этого. У меня в голове заиграл старый знакомый мотивчик: «Golden Brown», что становился всё навязчивей и приятней на вкус. Да, именно так. Я мог чувствовать его сладкий, слегка приторный вкус.

Моя кожа побледнела, пульс участился, а дыхание замедлилось. На душе стало приятно и спокойно. Ничего не понимая, и тихо бормоча себе под нос неразборчивое: «Throughout the night no need to fight», я попер на обрамлённого яркими красками амбала, сквозь образ которого проступал пушистый зайчик.

Кубинец ощерился и встал с пола, держа в руках какую-то странного вида железяку, отдалённо напоминавшую меч. Она была широкой, закругленной на конце и в моих глазах постоянно норовила превратиться в старый резиновый шланг, который безвольно опадает в руке.

Направляясь вперёд неровной поступью, я заржал и снова пробормотал: «Golden brown finer temptress». Было ощущение, словно и не я делал всё это, одновременно наблюдая за собой со стороны и идя прямиком на острое лезвие.

Амбал зарычал и замахнулся для удара. Моё тело отклонилось практически без участия сознания, а я только и почувствовал кисловатый запах лезвия, что прошло в опасной близости от меня и попусту рассекло воздух. Изрядный замах слегка развернул моего противника, поставив его ко мне боком. Я засмеялся и подарил ему увесистый пинок.

Когда он выровнялся, я увидел его блаженное лицо и подумал, что неплохо бы повторить процедуру. В моем сознании не было и мысли о том, что сейчас меня могут убить, или о том, что разъяренный кубинец, брызжа слюной, норовит изрубить меня на куски, чтобы заполучить свою свободу. Я чувствовал ни с чем несравнимую прежде эйфорию и просто наслаждался моментом, напевая всё ту же мелодию. Предо мной было ничто иное, как игрушка.

И эта игрушка едва не стоила мне смерти: быстрота действий сменилась замедленностью, и лишь по инерции я успел слегка отклониться, когда острие клинка полоснуло меня по груди. Жгучая боль наполнила тело, но она была настолько далёкой и не моей, что я практически не обратил на неё внимания. Однако что-то внутри меня разозлилось и, сквозь смех, я снова уклонился, ударил мужчине коленом в пах, а потом перехватил рукой запястье. Отточенные движения работали сами по себе. Невзирая на крик боли смертника, кулак второй руки ударил в изгиб локтя, и негромкий хруст знаменовал его перелом.

Лезвие со звоном упало на пол, а я всё смеялся и не понимал, что творю. Несколько ударов по роже изувеченного тела, отбросили его назад. Кажется, он кричал, а мне это казалось приятной мелодией. Забавно, как всё это выглядело со стороны? Мальчишка ломает кости и выбивает зубы здоровенному мужику, который в несколько раз больше его самого. Но тогда эти факторы для меня ничего не значили. Сознание было в «улёте», а вторая часть меня жаждала лишь одного: уничтожить биомассу, причинившую мне вред, и тело ей повиновалось. Я игнорировал мощные удары с его стороны, до крови рассекая костяшки об смещающиеся контуры его черепной коробки. Старик научил меня бить, и я просто бил.

Он захлебывался собственной кровью, а мне это казалось приятным журчанием ручья. Скрежет сломанных костей — ритмом мелодии. Я так и не остановился, когда он перестал сопротивляться. Я продолжал выполнять приказ Райнхарта: драться не на жизнь, а на смерть.

В тот день я высвободил своё смертоносное подсознание, которое на протяжении долгих лет впитывало в себя злость, обиды и ненависть к этому миру. Никто не мог остановить его и тогда. Я не просто убил противника — я смял его здоровенный череп. Разбил его о каменный пол, и продолжал толочь кровь с мозгом даже тогда, когда появился наставник и велел прекратить. Я же продолжал нечленораздельно бормотать «Главное выжить» и снова наносил удары, разбрызгивая кровь вокруг.

Меня практически содрали с него и отбросили в сторону, но я не остановился. Смеясь сумасшедшим смехом, я снова ринулся к давно мёртвому телу.

— Плохая работа, нужно доработать, — бормотал я.

На меня наложили парализующее заклинание и заперли в каземате, где я разрушил чары и, не переставая смеяться, ломал двери, порываясь к жертве.

Отпустило меня не скоро, но, как ни странно, я не чувствовал ни зазрений совести, ни сожаления. Только пустоту от исчезнувшей мелодии и эйфории чувств.

Я прошел очередной тест, но, кажется, от меня не ждали такого результата. В тот день нарушилась моя психика, я потерял ту частицу, которая связывала меня с тем Гарри, которого все привыкли видеть.

Спустя длительное время я получил еще множество знаний о психологии, темной магии, лигелименции и даже об этикете аристократов. Я много времени проводил со Стайном, избавляясь от страхов. В свободное от обучения время, я бродил имением или заходил к Мейлис, чтобы снова и снова опошлять все свои подростковые знания о любви.

* * *

Моё последнее испытание состоялось не совсем так, как это предполагал наставник.

Я находился в углу холла и держал в руке расчехлённую катану, а напротив высился инфернал Райнхарта, который неспешно давал мне установку:

— Ты во многом преуспел, Гарри, и сегодня мне хотелось бы, чтобы ты убил мою...

Он не успел договорить. Слово «убить» подействовало на меня как катализатор: небольшой замах, и острое лезвие снесло оболочке некроманта голову. Она упала и, подпрыгивая, покатилась по полу.

— Задание выполнено, учитель, — равнодушно ответил я и направился прочь, но уже на выходе меня окликнул разозленный голос:

— Ты не дослушал.

Я обернулся.

За спиной стоял все тот же инфернал с занесённым над моей головой клинком. Я отразил удар и отскочил.

Магия прирастила отсечённую голову на место, и победу мне не засчитали.

Я отбил еще несколько выпадов и со злобным рыком бросился вперёд. Моя неопытность в фехтовании компенсировалась огромным напором и слаженностью ударов, чего я не мог сказать об инфернале, чьё тело было движимо лишь магией.

В ярости слепого чувства, я предвкушал быстрое падение своего нового противника, превратившись в зыбкую тень, осыпавшую его сонмом ударов. Но всё было не настолько просто. Я не мог убить мертвеца, ведь все нанесенные мною раны тут же срастались. В отместку я несколько раз схлопотал костяной рукой по лицу, а неудачное уклонение стоило мне лопнувшей раны, оставленной мистером Кастилио.

Боль начала наполнять тело, напоминая о себе при каждом выпаде. Новым ударом я сбил меч инфернала в сторону и ударил ногой в грудь, намериваясь свалить его с ног, но у меня не получилось: я лишь выиграл несколько бесценных секунд, чтобы успеть выхватить из воздуха палочку.

Отражение выпада, ответный удар. Изжигающая меня злоба пронеслась по руке и высвободилась через палочку, поджигая противника. Он вспыхнул, словно соломенная кукла, но это его не остановило. Я чувствовал близость жара, который подсушивал кровь из ран, и близость лезвия, которое неустанно сверкало рядом с моим лицом.

Еще несколько минут этого бешеного танца, и я почувствовал неуверенность в движениях обугленного инфернала, точнее понял я это, когда разрубил его пополам и сбил верхнюю часть ударом ноги. Она проехала по полу и замерла, а я изжог останки нижней.

Я опустил катану и вытер с лица кровь рукой, в которой была палочка, после чего обессилено сплюнул красную слюну на пол.

— Неплохо, Гарри, очень неплохо, — послышался голос за спиной.

Я неуверенно повернул голову, чтобы увидеть стоявшего у входа наставника.

— Теперь ты готов, — сказал он.

Я изогнул бровь, всем своим видом задавая вопрос: «К чему, черт побери, готов?».