Всегда и навеки (джен)

Хозяин таверны не узнал его и сейчас навязчиво расспрашивал, откуда он, зачем посетил Чейдинхол. В голове звенел хохот, и Хранитель уже успел пожалеть, что посетил это место.

«А ты переменился! Совсем на себя не похож! Аха-ха!» — не унимался Амиэль.

С течением времени крикливый голос стал привычным фоном в размеренной жизни, незримо текущей в забытом всеми Убежище. Но сейчас вопль был настолько громким и неуместным, что Цицерону пришлось вмешаться.

— Помолчи… — буркнул он себе под нос, чем заставил хозяина таверны переспросить из-за недопонимания:

— Что-что?

Хранитель знал этого мужчину в лицо, знал имя, но как так вышло, что тот запамятовал его?

— Ааа… Эм… Ничего, ничего… Хах… Говорю, к родственникам решил заскочить… Н-да… — куда исчезла вся та артистичность, коей он худо-бедно владел? Неужели, находясь почти всё время в Убежище, он растерял былую прыть?

«Ты ещё помнишь, как говорить?» — на лице Цицерона появилась приторно-сладкая гримаса. Ведь именно благодаря шуту он ещё в состоянии складывать слова в речь. С губ сорвался неуклюжий смех.

— Из какого они района? — недоверчиво покосился на него хозяин таверны, видя, как резко путник меняется в лице. Эмоции пестрили каскадом. Ненароком в голове мужчины проскочила мысль: уж не украл ли этот подозрительный тип чего?

— Они… Они живут не в городе… Они… — снова хохот. Скажи хоть слово, как тут же шут поднимал его на смех. Это порождало жуткую неуверенность в себе. — Они живут в его окрестностях. Ааа… Да…

— В пригороде? — к чему ему знать такие подробности…

— Ааа… Нет-нет. В деревушке на окраине графства. Да… — сколь неловкий был момент, когда выдумываешь себе историю и сам же пытаешься её запомнить, дабы потом ничего не напутать и всё сошлось.

— Если на окраине, то зачем сюда пожаловал? Город посмотреть, не иначе? — единственное, что могло хоть немного порадовать, так это глубокая ночь за окном. Даже завсегдатаи уже разошлись по домам или снятым здесь же комнатам. То есть позор Цицерона и его дёрганые фразы, сказанные невпопад, никто не услышит.

— Именно так! Да! Хотел… Хотел увидеть молодую графиню. То есть… Я… — хохот заглушил собственный голос, и Цицерон на секунду смолк, ожидая, когда вся эта наигранная какофония прекратится. Лицо скривилось от боли в затылке, будто по нему только что ударили чем-то тяжёлым. Это не ускользнуло от внимательного взгляда хозяина таверны.

— Что-то стряслось?

— Нет-нет, — криво улыбаясь, ответил Хранитель. — Говорю… Я хотел увидеть молодую графиню. Я наслышан о её красоте. Правдивы ли слухи? — как же всё это раздражало. Смех шута и недоверие хозяина таверны. К чему столько вопросов? Раньше ведь такого не было. А сейчас даже как-то неудобно спрашивать про письма. Наверное, нужно было дождаться Гарнага и попросить его, но так хотелось пообщаться хоть с кем-нибудь живым, вспомнить, какого это. А Амиэль подначивал:

«Ты же видел своё отражение. Не понимаю, на что ты вообще рассчитывал? Тебя бы родная мать не признала! Да и братья, вдруг произойдёт какое-нибудь недоразумение? Ааа? Ха-ха!»

— Прекрати. Я им всё объясню, — прошипел Хранитель. Но, если честно, сам себе не верил.

— Послушай, а ты случаем не наркоман? — вдруг вклинился в беседу Цицерона с самим собой хозяин таверны. Голова загудела от хохота.

— Нет, я не наркоман! — чуть ли не плача, вскричал Хранитель, обиженно уставившись в пол. Наверное, стоит уйти и даже не думать задавать вопросы.

— Мне не нужны проблемы, так что, будь добр, уходи, — мирно попросил мужчина, но в глазах его сквозила неприязнь. На втором этаже таверны послышался звон посуды и лёгкий подтрунивающий смешок.

— Они уже и в город лезут! Куда стража смотрит?

— М-да… Фарвил Индарис зря старался. Эту погань нельзя изничтожить даже огнём и мечом.

Цицерон в глубине души сжался в комок нервов: всё-таки наверху кто-то был. И если он не поспешит убраться отсюда, то может произойти встреча, которой он будет не рад. А тем временем шут продолжал подливать масло в огонь:

«Ты действительно ждёшь ответа от Астрид? Какой наивный… Зачем ей, умной и молодой женщине, связываться с братоубийцей? Да и как мужчина ты ей явно не интересен! Аха-ха-ха!»

— Что ты за чушь мелишь? Ты хоть сам себя слышишь? Неужели тебе кажется это смешным? — дверь таверны с шумом затворилась, спрятав за собой тепло и свет.

«Пустота рождается в отчаянии, и смех рождается в отчаянии. Не значит ли это, что смех и пустота — одно и тоже? И то, что по идее должно быть беззвучным на деле таковым не является?» — запутанные речи… Как же шут их любил…

Цицерон ощутил, как от чужой мыслительной деятельности у него затрещала голова. Но на этот раз он не полез в словесную перепалку с Амиэлем. Ведь как с ним не спорь, выигрывает всегда тот, кто громче, то есть у него нет никаких шансов перекричать весь этот шумный балаган. Но всё же в словах шута была доля истины. Братья… Они видели в нём перемены, но пока Цицерон всячески отодвигал страшный миг, стараясь лишний раз не показываться им на глаза и не разговаривать. А это было довольно сложно, по крайней мере, с Гарнагом. Тот всё время по возвращению в Убежище порывался на беседу, а Хранителю приходилось отнекиваться, говоря, что он занят. Всё это выглядело так натянуто, так фальшиво, что аж от самого себя становилось тошно. А Амиэль будто ощущал несказанное вслух и поддакивал:

«Ты ещё можешь наложить на себя руки и всё прекратится. Это же логично… Мать Ночи заговорит, когда Святилище очистится от скверны. То есть от тебя…»

— Логично… Логично… Ахах! — Цицерон согнулся в истеричном смехе посреди мощёной дороги, что вела к собору. Рядом не было ни души. Вода сонно журчала под мостом, свет в окнах давно погас, стрекотание кузнечиков не было слышно: скоро рассвет. Хранитель утёр рукавом рот — слюна стекала по подбородку. В каком же дурном он состоянии, раз не в силах держать себя в руках. Однако слушать советы Амиэля себе дороже. Он был уверен, что Мать Ночи дала ему этот дар не для самобичевания. Нет… Он ненавидел шута, но всё же это лучше, чем быть одному. Не в этом ли кроется вся загвоздка такого странного, на первый взгляд, подарка?

В тёмное звездное небо упирались белые стены собора Аркея, всё как обычно, всё как всегда. Деревья, каменная лестница, могилы, ветхий дом. Всё это было с одной стороны медали, с обратной же… Когда вернутся братья? Когда заговорит Мать Ночи? Астрид… Эти вопросы, словно затянувшееся мгновение перед казнью или освобождением. Это рамки, сковывающие грудь, не дающие дышать.

«Смотри, смотри… Сейчас опять разрыдаешься! От чего же? От жалости к себе что ли? Аха-ха! Смотри, смотри… Вот там бумажка валяется на ступенях. Пойди, утрись! Пха-ха!»

Цицерон прыснул со смеху. Наверное, если бы он сейчас увидел любую глупость, то тоже бы рассмеялся. Так как реагировать как-то иначе на происходящее уже просто не получалось.

— Газета… — дрожащим от сбитого дыхания голосом, подтвердил Хранитель. На ступенях, ведущих ко входу собора, действительно лежал листок в знакомом оформлении.

Цицерон поднял его и ощутил приятное чувство — связь с внешним миром. Эта газета была нитью большой паутины слухов, домыслов и сплетен. И он решил приобщиться, так как уже давно не следил за новостями, не знал, чем дышит Сиродил. Свет одинокого уличного фонаря осветил следующее:

Вороной курьер

Специальный выпуск

Смерть Фарвила Индариса — что послужило причиной? Возраст? Несчастный случай? Или же это было запланированное убийство? Узнаете в этом выпуске!

Наш корреспондент взял интервью у старшего сына Фарвила Индариса — Аланила Индариса, молодого графа Чейдинхола. Мотивом встречи послужили дотошные слухи, которые никто так и не смог опровергнуть, а именно: старый граф был отравлен! Что же удалось выяснить нашему корреспонденту за стенами старого замка? Какие тайны были открыты и какие шокирующие признания нам удалось узнать? Читайте в новом выпуске «Вороного курьера»!

«Сказать по правде, тревогу поднял виконт, мой младший брат. Он сразу заподозрил что-то неладное, несмотря на заверение целителей о стабильном состоянии отца… Вот только с каждым днём ему становилось всё хуже и хуже. Лекари лишь разводили руками, они сделали всё, что было в их силах. Спустя неделю отец скончался. Не передать словами всю ту боль, что мы пережили вместе с братом. Мы словно лишились частички себя. Я всё ещё пребываю в печали…

Что-что? Вы спрашиваете, почему появился слух об отравлении? Ох… Здесь тоже непосредственное участие принял мой младший брат. Как вам сказать. Это дело всё-таки личное… Однако довольно слухов, я скажу всё как есть.

У отца было излияние крови изо рта. Его часто тошнило… Ах… Мне больно не то что об этом говорить, но и вспоминать! Но в самом деле произошёл наистраннейший случай. В покои отца забрела кошка прислуги и, недолго думая, забралась на постель умирающего, после чего лизнула проклятый перепачканный кровью платок! Позже выяснилось, что кошка издохла. Именно этот инцидент навёл моего брата на мысль об отравлении. Но в тот момент я был слишком подавлен, ведь мне предстояло занять место моего отца.

Я поспешил обзавестись женой, дабы подобающим образом перенять власть. Вы ведь помните день нашей свадьбы, ваши корреспонденты принимали участие в процессии. Столица тогда даже позабыла о передрягах, что творились в Бруме! Поистине, великий день!

Но виконт не унимался, хотел провести личное расследование, нанять знающих людей. Однако я отговорил его… Зачем я это сделал? Честно, я был напуган. Представьте себе, что вам сообщают о неких недругах, что покусились на жизнь вашего отца! А вы, между прочим, привезли в замок молодую супругу! Поднимать шум было бы последним, что я сделал. Сперва следовало обезопасить семью, нанять побольше личной охраны, чем я и занялся. Вы должны меня понять, моя супруга в положении, ей нельзя нервничать! Ей не нужны никакие дрязги, расследования и расспросы! Тем более, она ничего не знает, но станет невольной участницей всего этого балагана на могиле моего отца. Нет. Этого не будет. Но если злоумышленники попробуют провернуть тот же трюк с нами, они будут жестоко наказаны.

Замешено ли в этом Тёмное Братство? Я не утверждаю, но, возможно… Каковы их мотивы? Это сектанты, нужны ли сектантам мотивы? Полагаю, что нет. Послужили ли слухи о Тёмном Братстве причиной остановить расследование — да, это одна из причин. Другую я уже описал выше. Всё графство Чейдинхол на стороже, но переходить дорогу этим бездушным убийцам — безумие. Я бы хотел сберечь то, что у меня осталось, ведь вскоре я стану отцом».

Наша редакция от всей души поздравляет молодого графа Аланила Индариса с будущим отцовством. Мы считаем, что принятые меры заставят убийц задуматься! И мы надеемся, что эта статья прольёт свет на слухи и россказни, связанные со смертью старого графа Фарвила Индариса.

На этом всё, и помните: за сенсациями только к нам!

Цицерон опустил руки, газета тут же выскользнула из слабых пальцев и спланировала на землю. Взгляд Хранителя упал на собственную тень, что слабым размытым пятном от фонаря стелилась по траве. В предрассветной тишине раздался хохот.