Змея Давида (гет)

Перед Дианой стоял высокий человек в алой аврорской мантии и разглядывал ее с вниманием, которое в более благоприятных обстоятельствах могло бы сойти даже за лестное. В целом мистер Ярдли производил неплохое впечатление, если бы не пронзительный, неподвижный взгляд на редкость светлых голубых глаз, которые Диана почему-то тут же мысленно окрестила «тевтонскими». Худое, костистое лицо, светлые волосы на косой пробор, длинный прямой нос и красивый, ровный загар, который его обладатель получил то ли под жарким солнцем южных штатов, то ли вообще в магловском солярии.

Небрежно сунув под нос Диане свое удостоверение, Ярдли наколдовал себе дополнительный стул и уселся.

— Полагаю, вы догадываетесь о цели моего визита, — начал он, вынимая из-за пазухи мантии пергамент и самопишущий карандаш. Хорошо еще, что не прихватил Прыткошишущее перо, подумала Диана, которое обычно имеет неприятную привычку перевирать услышанное на собственное усмотрение.

Она в ответ молча кивнула, на всякий случай закрывая разум сверхчувствительных щитом. Пока вроде никаких поползновений с его стороны она не ощущала, но осторожность будет точно не лишней.

— Я не займу у вас много времени, — обманчиво мягким тоном продолжал Ярдли и развернул пергамент на коленях. — Что вы можете сказать о Северусе Снейпе?

— Смотря, что вы хотите услышать, — ответила она. — Вряд ли вам интересно узнать про то, каким учителем и деканом он был. Если можно, я хотела бы услышать конкретные вопросы, тогда смогу ответить на них наиболее точно. И сэкономлю свое и ваше время.

— Что вы можете сказать об убийстве Альбуса Дамблдора?

— Только то, что свидетелем самого убийства не была и знаю подробности только со слов Гарри Поттера.

— Как давно Северус Снейп претендовал на место директора школы?

— Насколько помню, он на него вообще не претендовал. Он каждый год подавал заявку на предоставление ему места преподавателя Защиты от Темных искусств, но каждый раз получал отказ.

— По-вашему, убийство директора могло быть местью уязвленного слуги Того-кого-нельзя-называть за отказ? — Ярдли прищурился.

— Это по-вашему могло быть местью, — хмыкнула Диана, откидываясь на подушку. — По моей версии профессор Снейп выполнял приказ самого директора, убивая его. Директор Дамблдор весь последний год умирал. Это знал Поттер, это знал Снейп и, тем более, знал сам Дамблдор. Профессор Снейп вынужден был убить директора, потому что тот сам ему это приказал, чтобы избежать долгих мучений и заставить Волдеморта начать доверять Снейпу еще больше.

— Эту версию вам случайно не Поттер подкинул? — голос следователя буквально сочился сарказмом.

— Не поверите: я дошла до этого своим умом, детектив, — в тон ему ответила Диана. — И задолго до того, как об этом заговорил Поттер.

— Хорошо, — Ярдли решил зайти с другой стороны. — Убийство Эммелины Вэнс. По нашим данным именно Снейп навел на ее дом Упивающихся смертью. То есть эта смерть — одна из многих, что также на его совести.

— На совести Снейпа только одна-единственная смерть: убийство, а точнее — эвтаназия Альбуса Дамблдора. Убийцы Эммелины Вэнс смогли проникнуть в ее дом благодаря наводке других людей, ее сотрудников по Министерству магии.

— И у вас есть доказательства этому? — Ярдли даже привстал на стуле, на что Диана кивнула. — Хотелось бы послушать.

— Я готова выступить непосредственно в суде.

— Почему не сейчас?

«Да потому, что Дамблдор не зря велел мне обнародовать архив только в зале суда, в присутствии максимального количества свидетелей. У него были все основания опасаться фальсификации или похищения материалов за время следствия», — подумала она про себя, а вслух сказала:

— Потому что обещала сделать именно так. А сейчас… Вы меня допрашиваете? Я арестована? Нет. Вот когда я меня вызовут в Аврорат официально, повесткой, тогда и поговорим более откровенно, — и невинно улыбнулась.

— Вызовут, не сомневайтесь, — Ярдли тут же вернул ей улыбочку. — Кроме убийства Дамблдора и пособничества в убийстве Эммелины Вэнс вашему Снейпу предъявлены обвинения в захвате и пытках заложников. У вас есть, что сказать по этому поводу?

— А при чем здесь я? Почему бы вам не опросить хоть одного из заложников Малфой-мэнора, которых якобы пытал профессор Снейп? — как все-таки хорошо, что она постаралась от корки до корки изучить принесенные газеты, так что теперь в курсе и этих дел! — Насколько мне известно, мастера Оливандера пытал непосредственно сам Волдеморт и, получив от него нужные сведения, просто забыл про него. Мисс Лавгуд и мисс Грейнджер пострадали от действий Лестрейндж, а ее, смею надеяться, уже давно черти в аду поджаривают. И ни один из них ни словом не заикался о Снейпе.

— Думаете, в подвалах Малфой-мэнора держали только этих троих? У вас довольно скудная фантазия, — съязвил Ярдли.

— Кого там еще держали весь последний год, я вообще не имею ни малейшего представления. Меня даже в стране не было все это время. Почему бы вам не поговорить также и с этими «другими»?

— Может быть, потому что эти «другие» мертвы?

— Тогда ничем не могу помочь в данном вопросе, — сокрушенно развела руками Диана. — Потрясите Малфоев, они наверняка должны знать побольше моего.

«А Малфои оба утверждают, что Снейп такими делами не занимался. Во всяком случае, во время Второй войны».

— Обязательно потрясём, — произнес Ярдли с такой нехорошей усмешкой, что Диана даже испугалась за обоих Малфоев, зная не понаслышке, что в Аврорате методы допроса далеко не всегда соответствуют нормам Женевской конвенции, которую маги и в глаза-то не видели.

Он свернул пергамент в трубочку и вместе с карандашом снова спрятал их за пазухой.

— Вот чего я не могу понять, — сказал он, пристально глядя на нее, — почему и вы, и Поттер, и еще с десяток человек готовы костьми лечь, защищая этого ублюдка? Какой вам в нем интерес? Я сейчас не для протокола спрашиваю… пока, во всяком случае. Просто любопытно.

Ярдли продолжал буравить Диану своими жутковатыми глазами, явно рассчитывая на то, что она от этого стушуется; должно быть, раньше такая зрительная атака проходила у него «на ура». Да вот только Диана семь долгих лет бестрепетно выдерживала взгляд своего декана, под которым порой ёжились даже преподаватели, так что испугать ее мог разве что сам Волдеморт.

— Может быть, потому, что знаем несколько больше, чем вы думаете?

* * *

Грейнджер, как и обещала, принесла билеты на следующий день, вечером перед отбоем. На сей раз она была без Поттера, в сопровождении своего рыжего приятеля. Уизли смущенно топтался у входа все время, пока Диана и Гермиона разговаривали.

Диана осмотрела билеты. Авиакомпания «El Al», вылет через три дня в два часа пополудни, еще через три дня — обратно. Выписать же ее обещали только через пять дней. «В крайнем случае, сбегу», — подумала она. Палочку ей сегодня вернула Помфри, взяв с нее клятвенное обещание, что ничего серьезнее мелких бытовых чар она использовать не будет. Осталось только озаботиться одеждой, не уходить же из больницы в пижаме и босиком.

— А где Поттер? — шепотом спросила Диана.

— С Джинни, — так же тихо ответила Грейнджер. — Она его теперь ни на шаг не отпускает. То ли боится, что с ним может опять что-то случиться, то ли ревнует к каждой юбке. Неудивительно — теперь на него не вешается разве что ленивая, он же — Герой! Вы знаете, что вчера ему в Министерстве вручили Орден Мерлина первой степени?

— Откуда? Он же ничего не сказал!

— Он, как только вернулся домой, а он теперь постоянно живет на Гриммо, снял его и засунул в самый дальний угол комода. И велел нам даже не напоминать ему об этой железяке.

Интересно, подумала Диана, такое показное равнодушие к почестям — это позерство, или Поттеру и в самом деле неприятна вся эта свистопляска вокруг его персоны? Снейп при каждом удобном и неудобном случае упоминал якобы присущую мальчишке жажду славы и пренебрежение правилами. Последнее Диана и сама за ним замечала, но вот особой склонности привлекать к себе внимание она за Поттером как-то не наблюдала. Все-таки Северус никогда не научится относиться к Гарри непредвзято, в этом — его натура, он, кажется, физически не способен признать свою неправоту. Особенно по отношению к Поттеру.

— Сегодня ко мне приходил тот самый Ярдли, — шепотом сказала Диана, пряча билеты и паспорт под подушку. Услышав имя следователя, Гермиона тут же набросила на окружающее их пространство «заглушку». — Вы правы, он явно нацелен на то, чтобы накопать на Снейпа как можно больше. Но, похоже, ничем конкретным он не располагает — ни доказательствами того, что Снейп принимал участие в захвате и пытках заложников, ни точными данными об издевательствах над студентами. Даже прямых улик его причастности к гибели Вэнс, похоже, нет. Ничего, кроме убийства Дамблдора, одни словом.

— Гарри говорит, что готов предоставить суду воспоминания, отданные ему профессором. В конце концов, это — единственное, чем он располагает, чтобы обелить его имя.

— Значит, наш Пинкертон чувствует, что заявления Поттера — не голословны, поэтому роет землю в поисках чего-то столь же существенного, как убийство Дамблдора.

Грейнджер покосилась на по-прежнему скучавшего у дверей Уизли и, пряча восхищение, сказала:

— Рон утверждает, что этот Ярдли явно работает по заказу, а не по собственной инициативе. Он говорит, что раз его корни тут, в Англии, то у него могут быть родственники у кого-то в Министерстве. А раз так…

Диана хмыкнула и тоже посмотрела в сторону младшего Уизли. А этот рыжий «шлагбаум» не так безнадежен, как может показаться на первый взгляд, если, конечно, эта догадка принадлежит ему, а не его отцу. Версия, что Ярдли лезет из кожи вон исключительно для того, чтобы на процессе Снейпа заработать себе нашивки на аврорской мантии, прежде казалась ей единственно верной, но теперь слова Гермионы заставили ее в этом усомниться.

— Скажите, Гермиона, а Поттер вам показывал эти самые воспоминания? Что там вообще есть по поводу убийства директора?

— Нет. Но он говорил, что Дамблдор открытым текстом просил профессора убить его. Так что тут разночтений быть не должно. Мы даже поговорили с портретом покойного директора, хотели убедить его дать показания, но, оказалось, что свидетельства портрета юридической силы не имеют. Суд не примет его слова, как доказательства.

— Кто еще готов выступить на суде в защиту профессора?

— Гарри, профессор МакГонагалл, Невилл Лонгботтом, мадам Помфри, еще профессор Спраут. Вроде бы даже миссис Малфой обещала замолвить за него словечко, но я ей не особо верю. Малфои всегда в первую очередь будут думать только о собственной выгоде. Но хоть какие-то доказательства есть только у Гарри, все остальные могут поддержать только словом.

— Лучше, чем ничего. Я думала, что только мы с Поттером готовы отдуваться в суде. Что же, — Диана довольно усмехнулась и откинулась на спинку кровати, — если все пойдет так, как я рассчитываю, мы не только вытащим нашего профессора, но и похерим пару-тройку чьих-нибудь карьер, помяните мое слово. Только пока никто не должен знать, что я располагаю подобными данными.

Грейнджер понимающе закивала. Кажется, она уже поняла, о чем идет речь.

* * *

За те три дня, что оставались до дня вылета, не произошло ничего существенного. Снейп так и не пришел в себя, а Диана продолжила игнорировать советы мадам Помфри и Уэзерли и то и дело отправлялась в палату к Северусу, чтобы проводить с ним как можно больше времени. Не в силах (или даже не желая) перебороть упрямство Дианы, Помфри снова позволила ей по мере сил ухаживать за Северусом.

В день отлета Диана проснулась очень рано, в начале шестого часа, выпила все принесенные ей с вечера лекарства и принялась торопливо одеваться. Грейнджер оказалась той еще умницей — кроме билета и паспорта она догадалась захватить из дома Дианы ее одежду: джинсы, майку-поло, ветровку и старые туфли, так что необходимость трансфигурировать больничную пижаму во что-то более приемлемое отпала сама собой. Все травмы почти зажили, беспокоила ее только правая нога, но и в этом особой проблемы она не видела, хромота должна будет исчезнуть через пару месяцев.

Диана оделась, расчесала волосы и заплела их в косу, заклинанием заправила кровать и на цыпочках проследовала в палату к Северусу. Лето уже полностью вступило в свои права, и в боксе было душновато. Диана открыла окно, впуская в палату свежий воздух, и уселась на стул рядом с его кроватью.

— Привет, — тихо произнесла она и, наклонившись, поцеловала в щеку. Отросшая щетина неприятно кольнула губы, и Диана вынула палочку, чтобы немного привести его в порядок. Произнесла бреющее заклинание, расчесала волосы и немного очистила их, так, чтобы они не выглядели совсем уж неопрятно, затем использовала то же самое заклинание для всего тела, хотя знала, что Помфри обычно пользуется влажными губками и специальным раствором.

Покончив с гигиеническими процедурами, она спрятала палочку в рукав и пересела к нему на кровать. Придвинулась ближе, чтобы ощутить тепло его тела и сжала пальцами безвольную ладонь.

— Я сегодня уйду отсюда, — заговорила она, неотрывно глядя на его лицо, в робкой надежде на то, что он все-таки придет в себя. — Но это ненадолго, через три дня я вернусь и вернусь не одна. И что бы ни случилось за эти три дня… черт, я так надеюсь, что не случится ничего непоправимого! Что бы ни случилось, помни: я тебя не брошу. Точнее, мы тебя не бросим — я, Поттер, Грейнджер, даже Уизли не наплевать на тебя. МакКошка так вообще готова выцарапать глаза всему Визенгамоту, если понадобится. Ты же ее знаешь, если она уверена в своей правоте, она будет переть, как танк…

Она улыбнулась и провела рукой по его волосам. От этого брови Снейпа чуть заметно дернулись, и Диана снова застыла в уже привычном ожидании, но опять ничего не произошло. Она вздохнула и снова склонилась к его лицу. Почти касаясь губами его виска, прошептала:

— Только вернись, пожалуйста! Не бросай нас… Мне все равно никто, кроме тебя не нужен…

Она еще некоторое время (полчаса, а может быть и больше) просидела рядом, поглаживая его ладонь, погруженная в собственные мысли и воспоминания. Затем как-то резко опомнилась, наколдовала «Темпус» и, увидев, что время подбирается к семи утра, тяжело вздохнула и поднялась с кровати. Скоро мадам Помфри придет с утренним обходом, а Диана намеревалась покинуть пределы Больничного крыла и собственно Хогвартса незамеченной.

Ее вдруг кольнуло неприятное предчувствие и страх, что если она оставит тут Северуса одного, с ним непременно произойдет что-то плохое. Она стиснула зубы, отгоняя гнетущие мысли. Просто не вовремя разыгравшиеся воображение и мнительность, сказала она себе. Нет такого закона — тащить в тюрьму человека, находящегося в коме. Для этого он должен быть в ясном сознании, да и мадам Помфри не потерпит, если сюда ввалится толпа авроров и начнет нервировать других пациентов. Все будет хорошо…

Она снова склонилась к Северусу. Обхватив ладонями его лицо, мягко поцеловала его в губы и сказала:

— Я люблю тебя, — и решительно вышла из палаты.

К сожалению, уйти незамеченной ей была не судьба — прямо в дверях Больничного крыла она нос к носу столкнулась с мадам Помфри. Та, увидев Диану не в пижаме, а в обычной одежде, сначала опешила, а потом уперлась руками в дверной косяк и зашипела рассерженной кошкой (чтобы не разбудить других больных):

— И куда это вы собрались, скажите на милость?!

— К сыну, — просто ответила Диана.

Весь запал Помфри от этих слов иссяк. Она обреченно выдохнула и опустила руки, сунув их в карманы накрахмаленного передника.

— Неужели вы не в состоянии дождаться дня, когда я сама бы вас отпустила? — спросила она, внимательно оглядывая Диану. — Осталось всего два дня!

— Не могу, — Диана покачала головой, — у меня сегодня самолет, пропустить рейс невозможно, билеты станут недействительными… Я не видела сына два с половиной месяца, я больше не могу тут торчать, еще немного — и сойду с ума! — последние слова Диана почти прокричала, но осеклась и закусила губу, испугавшись, что сейчас разревется.

Помфри внезапно мягко обняла ее за плечи и принялась гладить по голове, словно ребенка.

— Ну, что вы, девочка, — примирительно сказала она. — Я не собиралась вас тут запирать и не пускать к сыну! Только ответьте мне честно: вы достаточно хорошо себя чувствуете? Вы в состоянии перенести дорогу?

Диана торопливо закивала:

— Да, я чувствую себя прекрасно. Нога только болит, но это не страшно, я могу пользоваться тростью, чтобы не нагружать ее слишком сильно… Я в полном порядке, правда. И я вернусь через три дня, потому что… — она запнулась, поняв, что едва не проболталась насчет Северуса. Помфри бросила на нее странный взгляд и тоже кивнула.

— Тогда под вашу личную ответственность, — сказала она уже более официальным тоном. — Целителя Уэзерли я сама поставлю в известность. Хотя уверена, что он бы вас не отпустил.

«Вот поэтому я и предпочла улизнуть с утра пораньше и как можно тише».

— Идите сейчас к директору МакГонагалл, она наверняка позволит вам воспользоваться ее камином. Аппарировать вам сейчас все равно нельзя.

* * *

Исполняющая обязанности директора Хогвартса Минерва МакГонагалл удивилась появлению Дианы на пороге своего кабинета, но не стала задавать лишних вопросов и на просьбу предоставить свой камин для перемещения тут же согласилась. Как оказалось, это был единственный работающий камин во всей школе. Диана зачаровала свой камин таким образом, что попасть в дом через него могла только она сама, любого другого без ее «разрешения» просто убило бы; и очень боялась, что за время ее отсутствия настройки могли «слететь» или их кто-то снял. Но она беспокоилась зря: «гости», караулившие ее дома накануне битвы за Хогвартс, не тронули ее камин именно в надежде, что она вернется через него.

Оказавшись дома, Диана торопливо навела магией чистоту (конечно, это не шло ни в какое сравнение с настоящей, «ручной» уборкой, но смахнуть пыль с пола и мебели, освежить застоявшийся воздух и почистить стекла вполне хватило) и принялась собирать вещи. На три дня их оказалось немного: смена белья, кое-какая косметика, предметы гигиены, самые необходимые лекарства и все. Обновив запирающие чары на входной двери и проверив электричество и газ, Диана, снова через камин, отправилась в «Дырявый котел», а уже оттуда выбралась в магловский Лондон, взяла такси и поехала в аэропорт.

* * *

Невыносимо яркое и жаркое израильское солнце безжалостно прибивало к земле, заставляя ссутулиться в надежде ослабить эту «тепловую атаку». Слишком резкая смена климатического пояса вызвала головную боль сразу, едва Диана успела выйти из здания аэропорта и направиться к автобусной стоянке. Связаться с Елизаветой и Анной по телефону не удалось — не иначе, они снова забыли оплатить счет, с ними это случалось, поэтому никто ее в аэропорту не встречал. Девушка на таможенном контроле смотрела на Диану если не подозрительно, то с нездоровым интересом, и неудивительно: ее хромота, трость и выразительные круги под глазами, которые, хоть и уменьшились, но не прошли полностью, привлекали к себе внимание. Она долго изучала ее фото в паспорте, но затем все-таки улыбнулась и, сказав что-то на иврите, вернула паспорт.

Всю дорогу до Ришона Диана провела в таком напряжении, что с трудом могла усидеть на месте. Время от времени на нее накатывала нервная дрожь, бросало то в жар, то в холод (хотя это она готова были списать на акклиматизацию), казалось, что автобус еле тащится, а время вообще стоит на месте. И было страшно от неизвестности при мысли о Брайане. Помнит ли он о ней? Скорее всего, нет, память младенцев такая короткая, наверняка забыл. Он, должно быть, сильно вырос и стал таким тяжеленьким, а ей нежелательно поднимать тяжести еще какое-то время, ну да ничего, есть же коляска… А вдруг он заболел? Последний раз она общалась с Лизой еще в апреле, и тогда все было в порядке, родственница даже дала послушать Диане, как ее мальчик гулькает, чем довела ее до слез, но ведь прошло больше двух месяцев, мало ли что могло произойти…

«К черту такие мысли!» — приказала она себе уже второй раз за день и с силой ударилась затылком о подголовник сиденья, заставляя себя собраться. Ее соседка, пожилая грузная еврейка в мятой льняной кофте и таких же мятых брюках цвета пыльного асфальта, обвешанная серебряными побрякушками, словно рождественская елка, покосилась на нее, но ничего не сказала.

Дорога до дома Лизы вообще прошла как в тумане; плохо соображая, что делает, Диана расплатилась с таксистом и с трудом, опираясь на трость, доковыляла до лифта. Нажимая кнопку, заметила, как трясутся руки, и с силой сжала кулаки. Медленно подошла к нужной двери и воткнула онемевший от напряжения палец в алую кнопку звонка.

Дверь ей открыла дочь Елизаветы Анна, полная женщина сорока пяти лет, с печальными, каким-то «собачьими» глазами и волосами, выкрашенными в ярко-махагоновый цвет. Увидев Диану, всплеснула руками и со словами «Ну, наконец-то объявилась, пропащая!» пропустила ее в квартиру.

* * *

Откинувшись на спинку низкого, продавленного кресла, Диана с закрытыми глазами слушала Елизавету, засЫпавшую ее потоком новостей. Чтобы не казаться невежливой, Диана иногда поддакивала ей или удивленно хмыкала. У нее на руках, доверчиво уткнувшись в ее грудь, спал Брайан. Время от времени она открывала глаза и крепче прижимала к себе маленькое тельце, целуя сына в смешной хохолок на макушке. Ощущение небывалого покоя и умиротворения окутало ее, как в тот самый день, когда ей впервые принесли его, и она так же прижимала его к себе, то закрывая, то открывая глаза, не могла оторвать взгляда от своего мальчика, и не могла поверить, что все это происходит с ней и происходит на самом деле.

В первые минуты встречи с ней Брайан, как она и ожидала, не узнал ее. Не заплакал, но смотрел на мать с недоумением, нахмурив бровки и поджав губки, чем до смешного напомнил ей своего отца. Но, после того как Диана сама покормила его из бутылочки, что-то в детской памяти, видно, переключилось и малыш начал воспринимать ее, как «свою», а потом и признал окончательно.

Закончив отчет о развитии и достижениях «Борюсика» (Елизавета упорно отказывалась называть мальчика Брайаном), родственница принялась расспрашивать Диану о ее дальнейших планах. Расстроилась до слез, когда узнала, что Диана улетает через три дня вместе с сыном, но быстро успокоилась и стала допытываться о том, где Диана обзавелась хромотой.

— Попала в автоаварию, — нехотя ответила Диана, но Елизавета посмотрела на нее такими глазами, что сразу было понятно — она ей не поверила. Что и предпочла озвучить моментально:

— Врешь ведь. Сама говорила, что работа у тебя опасная. Вляпалась в переделку?

Диана вздохнула и кивнула головой, очень надеясь, что дотошная родственница не начнет требовать подробностей этой самой «переделки», а продумать подходящую «легенду» ей как-то в голову не пришло. Но Елизавета уже переключилась на другой вопрос:

— А где отец ребенка? Он вообще знает о его существовании?

— Знает, — еще более нехотя ответила Диана. Разговор как-то незаметно перешел в русло, которого она, по возможности, хотела бы избегать.

— А жениться на тебе он не собирается? — не унималась Лиза. — Или у него совести нету?

— Ему грозит судебное преследование, — жестко ответила Диана. — И дай Бог, чтобы ему не впаяли пожизненное.

— Что он натворил?

— Сложно объяснить.

— Превышение полномочий? Что, подстрелил не того, кого нужно было?

— Да. В некотором роде.

— И ты возвращаешься в Англию вытаскивать его из дерьма?

— Именно.

Елизавета хотела было еще что-то спросить, пожевала губами, но передумала, только сказала:

— Надеюсь, он не поведет себя, как неблагодарная скотина, и женится на тебе. У мальчика должен быть отец.

Диана только вздохнула. Даже если Снейп предпочтет остаться «неблагодарной скотиной», принуждать его к чему-либо она не намерена. В конце концов, после войны она будет не единственной ведьмой, кому придется растить ребенка в одиночестве. Не страшно, хотя и больно будет остаться одной.

— Навести Лемберского, — вывел ее из задумчивости голос Елизаветы, — он на тебя в обиде.

— За что?!

— Ну как же — смылась втихаря, даже не попрощалась. Завтра же навести.

Диана сощурилась. На завтра у нее были вполне конкретные планы — посещение банка, где в депозитарии хранился архив Снейпа. Это гораздо важнее, а Лемберский подождет. Хотя и не навестить его действительно будет неблагодарностью.