Гарри Поттер и на самом деле (джен)

Книзл, гордо восседавший на учительской кафедре в центре полукруглого возвышения, вполне бы сошёл за крупную кошку в серо-тёмную полоску, если бы не очень характерные «рысьи» кисточки на кончиках ушей.

Распространяемая от него волнами аура власти и силы, похоже, была каким-то отталкивающим заклятием, которым профессорша шотландского рода держала дистанцию. Оно действовало на школьников безотказно, заставляя инстинктивно вжимать голову в плечи и судорожно оглядываться, не понимая, откуда исходит это воздействие. Так, наверное, чувствуют себя бактерии под микроскопом, когда на них из окуляра, находящегося в их бактериальном поднебесье, устремляется пытливый взгляд биолога.

Самой устойчивой к этому отталкиванию оказалась Гермиона, которая аж от дверей на входе вспыхнула радостью: «Киса!» Девочка решительной походкой кошколюбки устремилась вниз по ступенькам, с шевелящимися от желания погладить полосатую шерсть пальцами, но постепенно шаг замедлила, теряя по мере приближения к «киске» желание тактильного контакта. Впрочем, она дошла до самого нижнего первого ряда, поэтому там и села, сделав вид, что так и было задумано.

Аудитория трансфигурации была рассчитана на размещение, пожалуй, сотни людей. Как в амфитеатре, сцену с кафедрой охватывали шесть полуколец скамеек, разделённых на сектора ступеньками. Каждое кольцо включало скамью, пространство за скамьёй и крышку стола, чуть наклоненную к сидящему.

Слизеринцы явились раньше и заняли все удобные с их точки зрения места — самые дальние и боковые. Рассевшись поодиночке, они умудрились странным образом захватить широкое пространство, так что гриффиндорцам вроде бы отводились лишь места в центре. Я дёрнул Рона за руку, поскольку он выпятил грудь, явно собираясь выдать слизеринцам какую-то нелепую претензию, и подтолкнул его ко второму ряду по центру, сразу за Гермионой.

Скамейка сработала по тому же принципу, что и в обеденном зале, свободно позволив шагнуть насквозь, избегая задирания ног. Впрочем, судя по сдержанным смешкам с верхних этажей за спиной, догадались об этом не все гриффиндорцы.

Полосатый книзл на кафедре же сидел как изваяние, лишь лёгкие движения глаз показывали, что это живое существо, а не чучело.

Поскольку в магическом домене не имело смысла экономить магию, я осторожно «отпустил» её, сразу ощутив вокруг себя значительную сферу. И одновременно избавившись от чувства взглядов, сверлящих затылок, которыми я ощущал разнообразное внимание к себе.

Двенадцатисекундный мелодичный перезвон колокольчиков, прокатившийся по залу, определённо означал начало урока, тем более последний звук совпал с молниеносным пониманием того, что сейчас 9:00:00.

Привычно уже при появлении «нулей» в ощущении времени подумалось: «Интересно, меняется ли оно в других часовых поясах?». Хотя уже выяснил, что переход на зимнее время происходит у этих внутренних магических совершенно синхронно с магловским —28 октября, хотя я, если честно, ждал позже на три дня, на Самайн...

Книзл шевельнулся и перетёк из сидячего положения на четыре лапы, тут же притянув к себе внимание. Пара мягких «тянущихся» шагов к краю — и прыжок.

Я, хоть фоном и раздумывал о времени, основное внимание держал на МакГонагалл, анимагическая форма которой вполне вписывалась в канон. Мне было чертовски любопытно, как выглядит процесс превращения анимага. С моей возможностью замедлять через очки восприятие и потом вспоминать буквально по миллисекундам, выяснение подробностей выглядело вполне реальным.

Но, тогда как все в зале вздохнули, потрясённые превращением, я выдохнул с разочарованием и недоумением. Не было вообще никакого постепенного перехода, как я себе вообразил. Вот летит в прыжке кошка — и вот уже без всяких переходов материализуется вместо зверя стоящая во весь рост профессор трансфигурации с палочкой в руке, в высокой остроконечной шляпе и тёмно-зелëной мантии, из-за которой она всегда мне казалась скрытым адептом Слизерина.

— Я — профессор трансфигурации, Минерва МакГонагалл. Приготовьтесь записывать.

Рон суетливо выхватил из сумки пачку пергаментов и чернильницу, которые почему-то и не подумал достать предварительно. И выдохнул мне в ухо, значительно вытаращив глаза:

— Так вот почему все её зовут МакКошка! И, насколько знаю, она сама совсем не против этого прозвища!

Я удивленно покачал головой, типа «Ух ты, надо же, вот это да!» Что, собственно, рыжему непоседе и требовалось. А МакГонагалл не посчитала нужным отреагировать на шёпот маленького Уизли, который с чутким-то книзловским слухом не могла не услышать, и неспешно, чётко артикулируя слова, начала диктовать:

— Трансфигурация — одно из самых значительных магических искусств. Оно требует огромной дисциплины разума, хорошей памяти, воображения, а также умения концентрировать внимание. Это искусство универсально, поскольку воздействие на материальные объекты не зависит от какой бы то ни было родовой окраски магии. Вместе с тем, это одно из базовых искусств творения.

МакГонагалл прохаживалась перед аудиторией, помахивая палочкой и неспешно диктуя свою речь. Я писал пером быстро и разборчиво — было время научиться, хотя каллиграфией не заморачивался. Поэтому хватило времени рассмотреть, что профессор водит лучом магии по полу, и на его пути то вспыхивают маленькие язычки пламени, то высвечивается фрагмент какой-то невидимой руны, вмурованной в пол. Практически у всех ребят-гриффиндорцев с писательством были проблемы. Лёгкий летящий скрип шёл лишь от Лаванды Браун и Парвати Патил. Гермиона выводила старательно, но звук, с которым перо царапало пергамент, был каким-то угловатым. Похоже, девочка решила, что пером удобнее будет писать печатными буквами, что в корне неверно, ведь для равномерной подачи магии в чернила желательно не отрывать кончик от пергамента.

Чавкающий звук пера от Рона говорил, что кончик его пера расщепился, и теперь он тратит на жирные уродливые буквы много чернил. Невилл писал нормально, но умудрялся то и дело осыпать пергамент росчерками мелких клякс, большую часть которых, впрочем, он промокал уголком промокашки. Определённо, артефактной штучки, поскольку я заметил, как от неё тянутся крошечные призрачные капельки чернил, возвращающиеся в чернильницу.

Основные проблемы у ребят были вовсе не от их неаккуратности или неумения. Прежде всего, перо работало от магии, которая поступала через пальцы и ладонь. При отсутствии у большинства сформированных в руках каналов, оно так и будет писаться, как курица лапой. Без их развития это так же трудно, как писать карандашом размером и весом с монтировку. Магические каналы у студентов первого курса как раз и формируются большей частью именно пером, для этого и делается у первокурсников основной упор обучения на массе писанины.

Я шевельнул ушами, прислушавшись к слизеринцам. У них, судя по звукам, проблемы с письмом лишь у «волков-боевиков» Кребба и Гойла. Малфой тот и вовсе пишет, пользуясь неспешностью диктовки декана Гриффиндора, что-то дополнительное. Судя по лёгкому присвистыванию пера, по гладкому качественному папирусу, не требующему долгосрочного хранения, это, видимо, письмо домой.

— Жест для проводки магической энергии через палочку при трансфигурации очень прост. Это разные варианты спирали. Причём создающие трансфигурацию движением по часовой стрелке, отменяющие — против часовой стрелки. Для базового превращения неживого в неживое используется трансфигурационный жест школы изменения, называемый ещё «усечённой или малой спиралью». Круг 360 градусов, вложенный круг 360 градусов и третий вложенный полукруг 180 градусов. Все три этапа лежат в трёх параллельных плоскостях. Движение палочки при создании идёт от себя, при развоплощении — на себя. Вербальная формула имеет вспомогательный концентрационный характер и звучит как «ЭмЕндаре». Звук произносится одновременно с началом движения палочкой, заканчивается с его окончанием. Заклинание трансфигурации накладывается на материальный предмет. На его преобразование используется магия волшебника. Сегодня вы попробуете превратить зубочистки в иголки. И пожалуйста, мистер Забини, не делайте вид, что у вас заболели сразу все зубы. К седьмому курсу вы все должны научиться делать так:

МакГонагалл вскинула палочку и, лихо закрутив, направила на кафедру, на которой сидела в анимагической форме. Мгновение — и на её месте возник внушительный кабан с длинными клыками размером чуть не дотягивающими до бивней. Он переступил с ноги на ногу, отчего под шкурой перекатились мощные мышцы, и глянул на нас наливающимися злобой красноватыми глазками.

— Мать моя женщина… Настоящая свинья, лопни мои глаза! —потрясённо воскликнул Дин Томас, вскочив со своего места.

Декан Гриффиндора поджала губы, а в глазах определённо заискрилось веселье:

— Не уверена, что правильно вас поняла, мистер Томас. Но с клятвами и самосглазами в магическом мире нужно быть осторожней. И, разумеется, этот зверь — не «свинья». Это кабан. Изначальный символ и тотем Хогвартса.

Я стёр усмешку, поскольку у меня было альтернативное мнение перевода Хог и Вартс, что, скорее, о чём-то уничижительном, вроде свиных бородавок или бородавок от свиней, говорящих о том, что изначально у Хогвартса определённо был какой-то менее гордый статус, нежели «самая лучшая школа волшебства и магии»

Дин же пошёл пятнами краски и рухнул на скамейку, тем не менее не отводя взгляд от трансфигурированной твари. Но профессор не собиралась так просто от него отставать:

— На трансфигурацию всегда уходит магии больше, чем на растрансфигурацию. Как вы думаете, почему?

Парень побагровел уж совсем сильно и, похоже, добавил злости. Почему-то ему категорически кажется уничижительным вежливое обращение. Он буркнул, едва сдерживаясь:

— Не знаю!

МакКошка тут же утеряла к нему интерес и кивнула Гермионе, дисциплинированно поднявшей руку, не отнимая локоть от крышки стола. И та, конечно, тут же подскочила, как пружина всезнания:

— Потому что трансфигурация имеет временное ограничение, в процессе которого магия преобразования, удерживающая форму, тратится! Соответственно, заклинание, убирающее трансфигурацию, всегда менее затратно. Вероятно, затрачиваемый объём магической энергии обратно пропорционален времени существования заклинания.

Уголки губ профессора приподнялись, и в уголках глаз сложились морщинки, что, видимо, в исполнении суровой деканши означало широкую улыбку:

— Совершенно верно. Пять баллов Гермионе Грейнджер, Гриффиндор! За удивительные для первого урока познания в предмете. Итак, чем дольше предмет находится в изменëнной форме, тем легче ему вернуть базовую!

Кабан же сделал пару кругов за её спиной, видимо, решил, что ему скучно, рухнул на спину и начал ёрзать на полу, наверное, воображая себе счастье грязной лужи, в которой свиньи топят кусачих блох.

МакГонагалл «хитроспиральнула» палочкой, и кабан вмиг вновь превратился в кафедру, которую профессор небрежным жестом вернула в центр и повернула правильной стороной.

Ещё жест палочкой — и за кафедрой возникла большая доска, на которой мелом был нарисован анимированный волшебник в мантии, шляпе и с развевающейся на невидимом ветру бородой. Он медленно описывал движения палочкой, после чего нарисованный стол перед ним превращался в стул. Потом превращался обратно, поворачивался боком и повторял снова.

А на столы, тем временем, к каждому ученику спикировали пучки зубочисток, рассыпавшись кучками.

Рон тут же выцепил одну и начал ковыряться в зубах, сам же сверлил «залипучую» картинку на доске взглядом, при этом бормоча под нос: «Я знаю, сливочное пиво от 8 до 12 градусов, рябиновая настойка 25 градусов, а Огденское — вообще аж 60 градусов. И это пипец как крепко! Но хоть убей, не понимаю, почему в круге этих градусов триста шестьдесят. Он же даже не жидкий! Как думаешь, Гарри, это Дамблдор на доске?»

Я не успел ему ответить, как МакГонагалл холодно сказала:

— Ваши познания о спиртосодержащих жидкостях впечатляют, мистер Уизли. Полагаю, они чрезвычайно заинтересуют вашего профессора зельеварения. Касательно же градусов, используемых в геометрии, жду от вас в течение недели эссе. Пока же просто повторяйте слово и жест.

Минерва поджала губы, осмотрев притихший класс, и с досадой качнула головой, словно вспоминая что-то. Жест палочкой — и перед ней повисло изображение иголки размером с руку:

— Швейная игла — это универсальный инструмент для сшивания материи и кожи. В ушко вдевается нитка. На ней завязывается узелок. Ткань протыкается насквозь, вот так. Перебрасывается и скрепляется.

Профессор уменьшила иллюзию иголки, подвесила в воздухе два иллюзорных рулона ткани и показала, как это происходит. Судя по нескольким: «О!» «А…» и «Вот оно что!», пояснение лишним не оказалось.

— При начале трансфигурации нужно концентрировать внимание на зубочистке, представлять же в воображении иглу, а с окончанием слова и жеста представить, как она превращается. Сразу: первое исчезло, второе появилось. Трансфигурация — не чары, она срабатывает мгновенно. И требует высокой дисциплины разума.

Я почесал в затылке. Вообще-то по шапке получил от Флоримона, когда сам пробовал ещё у него в замке трансфигурацию. Он как-то не очень вразумительно мне объявил про неправильные рефлексы и что её обязательно нужно профессионально «ставить».

И вот, кажется, одно из требований, не оставляющих иных трактовок — это вот «включить-выключить». Я-то, помню, мурыжил её, как раз постепенно заостряя там щепку, превращая наполовину, да и в каноне вроде что-то подобное было… Однако, наверное, потом живое в неживое при не мгновенном превращении будет превращаться не в неживое, а просто дохлое. Ещё, судя по МакКошкиной мгновенной анимагии, оно тоже… Так что мгновенно — так мгновенно!

— Мистер Гойл, ножевой хват палочки не подразумевает удержание её, как штык для укола сверху вниз. Это чрезвычайно неудобное для колдовства положение, требующее очень гибких пальцев и запястья. У вас же характерная закрепощенность оных вследствие чрезмерного увлечения ударными техниками. Обратите внимание на мистера Крэбба. Тоже ножевой хват, однако совершенно верное положение пальцев.

Винсент покраснел -как бы его не впервые в жизни вообще поставили в пример — и посмотрел на своего друга с превосходством. Грегори скрипнул зубами и, прищурившись, пообещал ему что-то взглядом. А МакГонагалл продолжала:

— Гойл, напишите письмо домой с просьбой уточнить предпочитаемый родовой хват. Если родители подтвердят, будем разрабатывать кисть, ничего не поделать.

Ученики с интересом вытягивали шеи и оборачивались, чтоб посмотреть, но профессор, похлопала в ладоши:

— Так-так, не отвлекаемся. У большинства совершенно верный универсальный перьевой хват. Он характерен для всех магов Альбиона. И, за редким исключением, начинать нужно именно с него.

— Мистер Томас, последняя фаза движения палочкой, при творении, идёт сверху вниз, как бы отсекая полукруг.

— Мисс Грейнджер, не пытайтесь всё делать быстро. Важнее правильность движения и синхронизация с вербальной формулой. Скорость нужна лишь в последней фазе при мгновенном представлении конечного результата. Чем ярче, тем лучше.

— Мистер Забини, оставьте уже свои гримасы, вызванные, очевидно, семейными легендами о том, что, дескать, ваш род не способен к трансфигурации в принципе. Способности воспитываются намерением мага. И ничем более.

— Мисс Паркинсон. Даже неудачные повторы тренируют ваши магические каналы. Постарайтесь сосредоточиться именно на зубочистке, а не на облаках за окном!

— Мистер Поттер, я приветствую тот факт, что вы пытаетесь записать всё, что от меня слышите, но знаете ли, урок заключается и в практике!

Ну что сказать. Первый урок меня очень впечатлил. Где та безучастная сушëная вобла из канона? Как-то не особо верится, что настолько вникая в предмет, она совершенно не вникает в дела факультета. Хотя, может, это «стиль Годрика» требует давать львятам максимум самостоятельности? Пока не понял. Если на каждом предмете такое — кропотливая индивидуальная работа, индивидуальные задания, индивидуальный подход, то, пожалуй, утверждение «лучшая школа страны» имеет под собой основание.

К сожалению, на первом занятии превратить зубочистку не удалось никому, но тем не менее, сложилось ощущение с пользой проведённого времени. Словно заложил внутри фундамент какого-то очень правильного здания, которое все части моей личности по-своему одобряли.