Всегда и навеки (джен)

В эту ночь сон никак не хотел посещать Цицерона. Он просыпался то от бессвязных мыслей, то проваливался в дрему, что оборачивалась кошмаром; то вздрагивал от голосов, что что-то бормотали у него в голове. И длилось это до тех пор, пока усталость не взяла свое. Словно под тяжестью свинца опустились веки, окутывая вязкой и тёмной пеленой. И сновидения мелькали теперь перед глазами одно за другим, как до этого мысли их хозяина, совершенно не запоминаясь. Пока их бесконечный поток не остановился, а перед взором не предстал один единственный сон, пришедший под утро.

Он спускался по шахте все ниже и ниже, среди горных пород, что переливались от светильника в его руке. Полумрак нехотя уступал яркому свету, но лишь за тем, чтобы потом вновь занять оставленное место. Плечи натерли лямки тяжелого рюкзака, который нес на себе молодой имперец, блуждая в полумраке. Наклон все сильнее увеличивал угол, а стены сужались до тех пор, пока не стали узкой пещерой.

В конце туннеля Цицерон увидел робкий свет и теперь уже точно знал — его там кто-то ждет. Это чувство стало торопить, подстрекать, а маленький огонек постепенно обрел знакомые черты огарка старой свечи. Рядом с ней на земле ютился человек, опершись спиной о камень.

— Соизволил прийти ко мне! — раздался в тишине родной голос с усмешкой.

Цицерон оцепенел перед мужчиной, бессвязно что-то бормоча бледными губами. Эмоции разрывали его изнутри. Хотелось и плакать, и кричать, и угрожать, и бить, и броситься в объятья. Но он лишь склонился на колени, роняя из рук светильник на холодный пол.

— Отец… — робко позвал молодой имперец, снимая тяжелый рюкзак со своих плеч.

— Нахал! Оставил меня совсем одного, бесстыдник! Сукин ты сын! — сорвался сначала на него мужчина, но спустя несколько мгновений его гнев сменился усталой печалью. — Здравствуй, мальчик мой. Я рад, что ты не забыл своего старика…

Манера разговаривать ни капли не изменилась — это его отец. Эмоции у него чередовались столь быстро, что за ними было невозможно уследить. А с возрастом характер лишь сильнее закостенел и рядом с этим человеком становилось невозможно долго находиться. Возможно, из-за этого женщины и бежали от него?

— Мы так давно не видели друг друга… — пытаясь подобрать нужные слова, сказал Цицерон. Боязнь потревожить спокойствие мужчины проскальзывала в его голосе и неловких движениях. — Мне хотелось порадовать тебя, поэтому… — молодой имперец открыл рюкзак и высыпал все его содержимое на землю, — …я принес тебе подарок.

Свет от свечи и светильника, попав на драгоценные камни и самородки, преломился, и пещера окрасилась в разные цвета, вздрагивая и пускаясь в пляс вслед за огнем.

— Тебе нравится? — робко спросил Цицерон, заглядывая в глаза отца, что завороженно не сводил взгляда с подарка.

— Это все мне?! — удивленно, но в то же время и радостно воскликнул мужчина. — Теперь Камилла точно вернется ко мне, вот увидишь! Кто же будет в здравом уме отказываться от богатого холостяка? А?! — смех окатил пещеру.

— Я рад. Надеюсь, теперь мы помиримся и больше не будет таких ссор, как тогда… — Цицерон с осторожностью коснулся ладонью плеча отца.

— Не смотри на меня так. Твое лицо напоминает мне ее, а ведь ты знаешь, какие чувства у меня к твоей матери. Дешевая дрянь! И твой подарок мне бы не понадобился, чтобы завладеть ею! Невзрачная дурочка, и зачем только Боги послали мне ее?! Поганая кликуша… — дыхание мужчины сбилось от переизбытка эмоций, а в глазах затаился безумный блеск. Цицерон одернул руку от отцовского плеча.

— Почему ты не можешь просто все забыть? Ведь ее давно нет. Из-за тебя… Но ты словно помешался… зациклился… — в груди не хватало воздуха, а сердце барабанило о ребра. Это странное чувство, когда внутри переполняют эмоции и хочется высказаться, но едва ли можно подобрать слова.

— Ты сам ответил на свой вопрос, мне нечего тебе сказать, — в глазах потухла прежняя угроза, и мужчина с виноватым видом уставился в пол. — Хотя нет, есть еще кое-что. Спасибо…

* * *

— Спасибо! Спасибо! Понтий, ты меня захвалишь, прекрати! Я чувствую себя не в своей тарелке! Ха-ха! — громкий бас Гарнага разбудил Цицерона ото сна. Голова была тяжелой, и он нехотя поднялся с кровати, уставившись потерянным взглядом в никуда. Однако, замешательство от пробуждения прошло довольно быстро.

— Нет, нет. Я бы не сказал, что хвалю тебя. Я просто доволен тем, как ты выполнил контракт. Обычно от тебя только и ожидаешь очередного погрома, но тут… Ты просто превзошел самого себя. Я удивлен… Правда.

— Понтий, для тебя такая неожиданность, что я умею думать? — рассмеялся орк, скрестив руки на груди.

— Вовсе нет. Я удивлен тем, что ты использовал свои сильные стороны не в тупом бою, а в тени. И это оказалось вполне действенно! Человек другой комплекции не смог бы провернуть подобное, и я очень рад, что ты подметил все условия и идеально выполнил контракт!

— Получается, голова моя не только для тяжелых шлемов… — оскалившись, подытожил Гарнаг.

— Почему вы так кричите? — сонно потирая глаза, подошел к ним Цицерон.

— Да так, из Брумы пришла очень печальная новость, — как-то весело известил Понтий, несмотря на выше им сказанное.

— Что же за новость такая? — тут же заинтересовался молодой имперец словами брата.

— Ааа… Ты еще не слышал? Сейчас подробно тебе все расскажу! — и, подойдя к трапезному столу, поудобнее за ним уселся. Цицерон последовал его примеру, а Гарнаг остался стоять и взирать на обоих свысока. — В горах Джерол трагично погибли два человека, — театрально тихо начал Понтий, погружая слушающих в драму. — У подножия скал их обнаружил местный охотник, который сообщил стражникам Брумы о случившемся. Двумя несчастными оказались Дариус Каро и его знакомая, Агата. От супруги покойного Каро удалось узнать, что они направлялись в Скайрим, дабы навестить брата погибшей девушки. Но у них так и не получилось задуманного. Была пасмурная и туманная ночь, а тропа в горах узкая и обрывистая. Они поскользнулись и, видимо, ухватившись друг за друга, упали с обрыва. Жена Дариуса Каро, Амелия Каро, теперь носит траур… вся Брума скорбит… Надеюсь, погибшие найдут покой в пустоте Отца Ужаса.

— Умеешь же ты заговорить людей, Понтий! Ты только взгляни на Цицерона, у него сейчас того гляди слезы потекут! Ха-ха! — разрушил нависшую над столом иллюзию Гарнаг.

— Что? Нет… Это просто спросонья, я ведь ещё даже не умывался! — переполошился молодой имперец, пытаясь отделаться от вязких чар чужих слов.

— У меня нет такой силы, как у тебя, но есть вполне острый язык. И ты верно подметил, я хорошо умею им пользоваться, — словно дразня, Понтий подмигнул орку и тут же продолжил: — А главный герой столь несчастной истории не хочет выйти на сцену?

— Дай только слово! — охотно согласился Гарнаг.

— Прошу… Я замолкаю…

— Конечно, так красиво, как бравые жители Империи, я говорить не умею, — взгляд орка на мгновение остановился на Понтии, — но расскажу, как было… А было все довольно забавно! — еще сильнее развеселившись от предвкушения, начал орк, обращаясь к Цицерону. — Заказчицей этого «несчастного случая» была та самая жена покойного Каро, что теперь носит траур. Как оказалось, ее муженек нашел себе любовницу нордку, но всеми правдами и неправдами это скрывал. Рассказывая любимой супруге, будто это сестра его старого друга, которого он давно не видел. А под конец старый дурак решил убежать с молоденькой женщиной куда подальше. Видимо, у Агаты были какие-то свои планы, и она решилась на подобный поступок, дабы потуже затянуть узелок… Но жена Каро обо всем прознала и получилось то, что получилось.

— Ты подкараулил их в горах и скинул в пропасть? — удивленно спросил Цицерон. В его голове не укладывалась подобная удача. Горы огромны, подловить людей, что пустились в бега, на столь большой местности довольно проблематично. При этом оставаясь незамеченным… Будучи орком…

— Я похож на дурака?! — уязвлено буркнул Гарнаг.

— Вовсе нет… — стушевался Цицерон.

— Я встретил их на главной дороге из Брумы. Прикинулся искателем приключений и спросил у них дорогу через горы Джерол, так как не местный. Они охотно согласились меня сопроводить, тем более, услышав мои рассказы о недавно встреченной стае волков. А там уже было дело техники…

Дверь в общие покои отворилась и в помещение влетела запыхавшаяся Андроника.

— Слышащая Ализанна Дюпре прибыла в наше Убежище! — с огнем в глазах, скороговоркой возвестила она.