Всегда и навеки (джен)

— Он и вправду её сын? Что с ним стало? Это какая-то болезнь? — Эдит с ведром и тряпкой замерла возле незнакомца, что словно сломанная кукла, сидел на сложенной лежанке.

— Именно, врождённая болезнь, видимо, доставшаяся по линии матери. Не бойся, дитя, она не заразна, но иногда на свет рождаются такие люди и это нужно принять. Поблагодари Восьмерых, что подобная хворь ума не коснулась тебя и твоих близких, — Ярнар умел внушать словом свою волю и ждать — это были его самые сильные черты, а солидный возраст обрамлял сдержанный и задумчивый характер. — Не смущай человека вниманием, помни, ты хороша собой, а он, в виду болезни, твою жалость может неправильно понять.

— Ааа… Да, конечно… Ваше святейшество, прошу меня простить, — девушка, бросив тряпку в ведро, поторопилась покинуть чужие покои. Пыль протёрта, более здесь нечего делать. Взяв воду и поднос с кружками, Эдит напоследок обернулась — Его святейшество читал книгу, не брезгуя обществом больного оборванца. Это восхищало! Уже не первый раз первосвященник поражал её своей добротой и отзывчивостью. Вряд ли кто-нибудь из служителей церкви согласился бы на подобный поступок по собственному желанию. Глядя на пожилого альтмера, Эдит заставляла и себя полюбить Игну, вот только ехидные смешки братьев и сестёр постоянно ей в этом мешали.

— Спокойной ночи, — ей кивнули в ответ.

Воодушевлённая примером Ярнара, девушка закрыла за собой дверь, надеясь, что подобное отношение к ней связано с её юным возрастом, а не с тем, что она…

* * *

Взгляд быстро оторвался от книги и переместился на Цицерона, как только они остались наедине; за последние несколько часов этот человек не переставал удивлять его. Первосвященник, являясь мастером школы иллюзии, надеялся что-нибудь вызнать с помощью магии, но у него так ничего и не получилось, будто голова допрашиваемого была пуста. Так незаметно пролетел день. В памяти всплыло всё, что Ярнар сумел сегодня узнать, и по меркам бывшего легата, то была скудная информация:

— Как твоё имя? Вижу, ты ослаб, но говорить сможешь, так что отвечай, — сколько тогда ему самому пришлось соврать, объясняя братьям и сёстрам, зачем он поселил у себя в комнате больного человека. Сколько магических сил потратил во время допроса, что для его возраста было уже подвигом. Но выяснить о связях никудышного убийцы и молодого графа так и не удалось.

— Меня зовут Цицерон, — успокоенный магией иллюзии, ответил сидящий на полу мужчина. Он больше не смеялся и ни на кого не бросался, просто смотрел в одну точку и изредка спрашивал, когда уже его отведут к палачу.

— Это твоё настоящее имя? — наводящий вопрос.

— Конечно, настоящее, — говорящий тихо растягивал слова, будто в насмешку.

— Ты знаешь, на кого напал и хотел убить?

— Знаю. Я хотел убить Илета Индариса.

— Кто надоумил тебя? И при чём здесь сектанты? — комнату обволакивало заклинание заглушения звуков, а дверь старый альтмер закрыл на щеколду. Давно он уже не занимался такой деятельностью.

— Я сам решился, я один, — голос был еле слышен из-за сильно ослабленного организма. Ярнар не торопился кормить допрашиваемого, тем более, после долгого пребывания под заклинанием «паралич» тело оборванца могло употребить в пищу только воду.

—Повторяю, при чём здесь Тёмное Братство? И замешана ли секта в отравлении почившего графа?

— Хм… Когда не стало Фарвила Индариса, тогда и не стало Тёмного Братства. Смешно… Смешно… Я всегда думал, что Тёмное Братство вечно. Аааха…

— Что значит: не стало Тёмного Братства? — недоумённо переспросил старый альтмер.

— Ааа… Я ни в чём не виноват! Не виноват! Оставь меня в покое! Проклятый каджит, не смейся надо мной! — мужчина схватился за голову, вжимаясь в стену, словно пытался отгородиться от невидимых сил. — Когда Отец заберёт меня, я буду тихо петь для него молитвы, а может просто петь, я так устал от молитв… Аха-ха…

Первосвященник быстро поднял руку в сторону Цицерона и прошептал заклинание успокоения. Зелёный свет наполнил помещение, а допрашиваемый задышал ровнее.

— Зачем ты хотел убить Илета Индариса? — растерянно спросил Ярнар, не понимая пространные ответы. Убийца медленно обернулся и, широко улыбнувшись, сказал:

— Мне хотелось напоследок ощутить то удовольствие, которого я так долго был лишён. Ахах… Вам не понять…

Ярнар прикрыл ладонью глаза, оперевшись локтем о поверхность стола, безумный взгляд, что вперился в него, было невыносимо терпеть.

— Я понимаю о чём ты говоришь, но почему именно Его милость?

— Ооо… Понимаете? Значит вы раньше тоже убивали? Как интересно… Ну тогда вы должны понять и то, что чем выше статус жертвы, тем больше удовольствие от убийства.

В комнате на мгновение разверзлась тишина.

— Напоследок? — ухватился Ярнар за брошенные ранее слова. Теперь ему перехотелось развивать тему смерти, следовало подойти с другой стороны. Прощупать почву, — В таком случае зачем ты ждешь палача? Почему не покончил с собой, раз так рвёшься умереть. Спрятать яд, а после выпить его, не такая уж и проблема. Или есть причина в твоём ожидании? — мысль о сговоре не спешила покидать ум Ярнара.

— Ааа… — улыбка на губах стала не столь резкой. — Ну… Самоубийства она не одобрит…

— Кто: она?

— Моя матушка…

— Матушка? Хм… Вы с ней поссорились? — такой вывод сделал первосвященник, соединив всю имеющуюся у него информацию.

— Поссорились? Мы? Неет… Она просто хочет моей смерти — пышной, как праздник. Но вы испортили нам всё представление! — в словах Цицерона слышалась неподдельная правда, что могло подкупить неподготовленного, но Ярнар решил про себя, что перед ним актёр-шарлатан, имеющий скрытые цели. Вот только магия не могла показать второе дно, которое так жаждал он найти.

— Что это нападение тебе дало? Ведь оно не увенчалось успехом, — убийца молчал, понурая голова безвольно висела на покатой шее. Тем временем, поняв чужую безысходность, Ярнар продолжил: — Из вещей при тебе был дорогой кинжал, откуда он взялся? У такого бедняка, как ты, подобная вещица давно была бы продана и пропита. Не украл ли ты его?

— Это премия за чисто выполненное убийство, — не ломаясь и не скрываясь, в лоб ударил оборванец быстро сказанной фразой, будто отмахнувшись. — Такими вещами разбрасываться — большой грех.

— Грех? Видно, ты очень набожен, раз на каждом шагу перед тобой пороки, однако ты намеревался поднять клинок на виконта. Разве это правильно? Убийства, что запечатлел твой клинок — не грех ли это? — на последний вопрос Ярнар сделал ударение.

— Такова воля Ситиса, — последовал ответ, от которого первосвященник едва поморщился, но быстро овладел собой.

— Почему ты перекладываешь всю вину на свою мать? Игна всегда с таким теплом отзывалась о тебе, а твоё пренебрежение к ней достойно порицания.

Цицерон скривился от чужой манеры говорить, этот старый альтмер будто выполз из третьей эры, что, скорее всего, так и было. Но после удивлённо осёкся, так как смысл слов первосвященника его наконец достиг.

— Игна? Ах… Эта Игна… Кликуша с кладбища? Я виделся с ней раньше… Моя мать?.. — Хранитель внезапно осознал всю нелепость происходящего и был серьёзно озадачен, — Я и не думал о ней, она мне никто.

— Вот как… — заключил Ярнар, поняв, наконец, что перед ним самый настоящий сектант, но кое-что не давало ему покоя: неужели Тёмное Братство столь обмельчало, что принимает к себе всякий сброд? О зыбкой дружбе между почившим графом и сектой убийц первосвященник был осведомлён из первых уст, но всё, что он видел сейчас, походило на умопомешательство, а не на продуманное действо.

— Моя смерть должна была сделать её счастливой… — бормотал себе под нос Цицерон. — Видно, зря я рассчитывал на представление, она его не одобряла, вот оно и не случилось.

Эти слова врезались в память, и теперь Ярнар прокручивал их в уме, в попытке объяснить себе произошедшее. Но все домыслы рассыпались, будто строились из песка, ведь понять логику больного человека было невозможно.

Стук в дверь вырвал из недавних воспоминаний, три коротких и один протяжный — это Его милость пожаловал на ночь глядя. Видно, и к нему не приходит сон.