Работа для ангела (гет)

Немой она не стала. И сумасшедшей тоже, как думали многие.

По мнению Джун, она оставалась единственной здравомыслящей среди всех этих безумцев. Наверное, исключительно потому, что когда состоялась главная битва с мародерами, она, растерзанная сразу тремя из них, лежала, не в силах пошевелиться. Лежала и наблюдала из глубины тёмного, пахнущего дерьмом, рвотой, кровью и смертью вагона за тем, как её друзья превращаются в монстров.

Издалека они ничем не отличались от ходячих: рваная грязная одежда, пошатывающаяся походка и никакого оружия, кроме собственных рук и зубов. Джун смотрела недолго: когда она увидела, как жадно поедают люди ещё горячие внутренности одного из мародеров, час назад насиловавшего её, она закрыла глаза и приготовилась к смерти. Ведь они действительно превратились в ходячих мертвецов. А значит, придут и за ней.

Очнулась она уже в своей комнате. Её кузен Грег сидел рядом и, протирая её лицо влажной тряпкой, бубнил что-то про новую жизнь и откровение, данное им свыше. Они теперь главные. Они теперь выше всех. Выше тех, кто в одну ночь, в один миг превратился из людей в обычное стадо, разводимое — то есть приглашаемое — для того, чтобы насытить своим мясом высших существ.

Джун не смогла прикоснуться к тарелке, на которой лежало жареное мясо. Тогда не могла, и её не вынуждали, списывая все на болезнь. Позже ей пришлось идти на уловки и ухищрения, делая вид, что она ест.

Другой еды почти не осталось, и первый месяц Джун жила такими крохами, что едва передвигала непослушными ногами и не имела ни малейших сил, впрочем как и желания, что-либо говорить. Её приняли за онемевшую от всего произошедшего сумасшедшую, и со временем она поняла, что это удобно. Поняла и стала поддерживать легенду.

Спустя время с гарнирами к мясу стало чуть лучше. И набравшаяся сил Джун тут же принялась за работу: первым делом она подошла к Мэри и возмущенно ткнула в грязное от крови и жира платье. Та поняла быстро. Поняла, улыбнулась и, хлопнув в ладоши, собрала всех.

С этого дня они снова стали превращаться в людей. В их подобие, которое иногда моется, носит чистую одежду и живёт в тщательно убранных руками Джун помещениях. Таким образом она, не полагаясь на одни лишь родственные связи, обеспечивала себе жизнь. Потому что совсем не была уверена в том, что если человечина не будет появляться слишком долго, оголодавшие товарищи не примутся за своих же. За кого сначала? За самых бесполезных, конечно.

О том, чтобы уйти, Джун думала всерьёз только один раз. Долго и серьёзно думала, даже план попыталась составить. А потом поняла, что жизнь с этими безумцами — но родными безумцами — её, никогда за пределы Терминуса не выходившую, устраивает гораздо больше полной неопределенности снаружи.

И разве то нападение не доказало, что снаружи теперь тоже живут не люди? И какая разница, кто и как убивает представителей своего вида? Своих в какой-то мере можно было понять: они убивают ради пропитания. А те, другие, для чего? Только для того, чтобы поразвлечься?

Нет, уходить она была не готова.

А вот эта девочка…

Джун с первого взгляда, брошенного на Бет, увидела в той свою умершую ещё в начале эпидемии дочку. Такую, какой бы она стала лет через десять... Какой она могла бы стать... Та же худоба, огромные голубые глаза и пухлые губы, те же светлые длинные волосы.

Эта девушка, которую Джун вслед за всеми стала мысленно назвать ангелом, ни о чем не знала. И это было самым несправедливым. Джун глотала рвущийся из груди крик, видя, как вышедшая в общую столовую девушка, так похожая на её дочь, ела вместе со всеми человеческое мясо. Ела, наивно думая, что это какая-нибудь свинина.

Но так уж вышло. Что с этим может сделать Джун? Ослушаться приказа Гарета она не рискнет.

И все-таки тем солнечным днём, наткнувшись редко поднимаемым от земли взглядом на улыбку Бет, сердце Джун дрогнуло.

— Помочь развесить? — предложила Бет, показывая на таз с выстиранным бельем у ног Джун.

Она кивнула. И последующие десять минут украдкой поглядывала на свою юную и проворную помощницу.

Вместо “спасибо” у неё получилось прошелестеть едва слышным и каким-то чужим, наверное, от непривычки, голосом:

— Беги отсюда!

— Что?

Бет замерла на месте, растерянно хмурясь, но подхватившая пустой таз Джун уже спешила прочь.

Больше она сделать ничего не могла.

* * *

Альберт с наслаждением курил во дворе, поглядывая в сторону ворот: у него всегда была чуйка на то, что в тот или иной день явятся гости. Сначала над ним подсмеивались, но потом с удивлением заметили, что он всегда оказывается прав. Раньше это было просто забавой: вместе с ним у ворот вертелась детвора, всегда с интересом относящаяся к новеньким, ведь впечатлений в их жизни теперь не хватало. А сейчас пользы от предчувствия Альберта было гораздо больше, ведь нужно быть постоянно настороже.

В такие дни, как сегодня, у ворот обязательно кто-то дежурил. Вот Альберт и поглядывал теперь в сторону этих самых ворот, на Майка, с которым его здесь свела судьба. Судьба в виде мародеров.

При всей своей невезучести Альберт имел два достоинства: уже озвученное выше ощущение визита гостей куда бы то ни было и радар на геев. Поскольку он сам ещё в подростковом возрасте осознал свою особенность, последнее качество очень сильно помогало ему в жизни. Верней, помогало бы, если бы довольно большая часть геев не пыталась убедить окружающих и, что особенно смешно, самих себя в своей натуральности.

Ещё до наступления апокалипсиса Альберт, подвизаясь то там, то тут и не имея нормальной работы, зарабатывая больше продажей травки и мелким мошенничеством в промежутках между короткими отсидками, попадалось огромное количество женатых на ничего не подозревающий женщинах геев. Эти странные чуваки не только себя возможного счастья лишали, но и своим женщинам жизнь ломали, ведь обычно подобная тайна до смерти не держится. Однажды это все прорывается наружу.

Так, как это случилось с Майком. С Майком, при появлении в Терминусе которого оживился не только радар Альберта, но и кое-что другое. Он влюбился в этого светловолосого сдержанного парня буквально с первого взгляда, но тот упорно делал вид, что не замечает ни взглядов, ни прикосновений, ни намеков. Пытался быть натуралом даже после того, как этот чертов мир совсем слетел с катушек. Любимый консерватор.

Альберт всю жизнь относился ко всему с завидной лёгкостью. А во время своих отсидок он, довольно симпатичный и худощавый для парня, научился расслабляться при изнасилованиях, на которые тюремщики обычно закрывали глаза всем персоналом, если дело не доходило до травм. Но даже для него нападение мародеров не прошло даром. Так с ним ещё никто не обращался. Но он выдержать мог, а за что страдали дети, женщины и Майк?

Майк, который закрылся в себе и целый месяц после их эпичного освобождения почти ничего не говорил. Многие думали, что он сошёл с ума, как Джун. Но однажды ночью он явился в комнату к Альберту и сказал, что ему уже плевать. Что пусть будет так. Что он не может умереть и не узнать, как это бывает. Только не так, как с ним сделали мародёры, а по-настоящему. Так, как он сделал бы это в нормальной жизни.

Не сказать, что все у них получилось отлично с первой ночи, но к сегодняшнему дню они определённо были счастливы. И плевать хотели на все остальное.

-Альберт, — голос Бет отвлёк Альберта от сосредоточенного на наблюдении местности Майка. — А Джун… Если она что-то говорит, это стоит принимать всерьёз?

Он даже поперхнулся собственной слюной от удивления.

— Джун? Говорит? Ты ничего не перепутала, ангел? Джун у нас, считай что немая. Ей речь отшибло, причём, кажется, вместе с частью мозгов ещё тогда…

— Ясно, — пробормотала Бет, но что-то в её расстроенном лице просто кричало о её обеспокоенности тем, что ничего ей не ясно.

— А что она сказала? — на всякий случай уточнил Альберт.

— Да нет, ничего. Ты прав, это просто ветер, мне показалось. Я помогала ей развешивать белье, вот и...

Бет побрела в сторону жилого здания, а Альберт собрался было выбросить это из головы, как из-за его спины вдруг появилась Тереза, которая в последние дни разве что не тряслась от плохо скрываемой ярости. Вся община уже знала о том, что Гарет отверг её ради новенькой и что не спит с ней, а ухаживает так, будто у них что-то серьёзное. Альберт считал, что это довольно мило.

— У нашего ангелочка галлюцинации? Или она уже пытается рыть под кого-то в группе и выбрала самую слабую? — прошипела Тереза, а сама не сводила взгляда от спешащей куда-то с метлой Джун.

— Думаешь, она и это твоё место забрать решила? Рыть под кого-то? — хохотнул Альберт, которому эта язва никогда не нравилась.

То ли дело Дебби и Рози — мировые девчонки, хоть и со своими странностями.

— Моё место… рыть под кого-то… — повторила его слова Тереза и внезапно чмокнула в щеку. — Спасибо, голубок!

Он с брезгливостью потер то место, которого коснулись ее губы, но она этого уже не увидела.

Альберт ещё немного проследил за ней, удивляясь, зачем она остановила Джун, обняла её за плечо, да ещё и что-то рассказывает. Та остановилась и вроде бы принялась слушать, не поднимая взгляда от земли. Тереза подвела покорную женщину к лавке и чуть ли не насильно усадила. Достала из кармана блокнот, в котором обычно записывала остатки на складе, и подала Джун ручку. Кажется, диктовала ей, что написать.

От продолжения наблюдения за столь странным поведением обеих женщин Альберта оторвал крик Майка, который заметил в бинокль человеческую фигуру.

А вот и новое мясо пришло. Альберт, как всегда, не ошибся.