Я с тобой (джен)

— Подождите жалеть, — решительно сказал Дон. — Давайте считать, что имеем дело с первым вариантом.

— Глупый оптимизм. Сколько вы ее пилотируете?

— Один день.

— Один день — это равно нулю, — уточнила врач. — Лучше подумайте, как связно изложить то, что может послужить вам смягчающими обстоятельствами на комиссии. На ночь я оставлю вас здесь, и мой вам совет — никуда больше не бегать, если не хотите произвести отрицательное впечатление, исчезновение будет рассматриваться как признание вины.

— Я понял. Расскажите все, что знаете, про эту перегородку в голове. Я раньше не интересовался, но возможно, есть какое-то решение. Должно быть.

Врач зачем-то потрогала свою прическу, потом покачала головой.

— Область моего изучения — здоровый мозг аборигенов, много я вам не расскажу. Если брать биологические механизмы возникновения мембраны, то их можно сравнить с инкапсуляцией инфекционного очага, своего рода результат действия инстинкта самосохранения, потому что она состоит из тканей самого владельца тела. Удар, нанесенный с определенной силой и в нужное место, только запускает механизм ее строительства.

Дон открыл рот.

— Она сама ее сделала? — уточнил он, не веря своим ушам.

— В каком-то смысле, — подтвердила врач. — Если вы пилотировали здешних мужчин, то в курсе, что в момент угрозы тело способно втянуть наружные половые органы внутрь, как самые уязвимые и самые ценные.

Она вопросительно взглянула на него, и Дон кивнул — было дело.

— С мозгом в минуту опасности происходит то же самое. В среде аборигенов для этого используется термин «аутизм». Предположительно, механизм получен эволюционно и служит для защиты базовой части сознания от переменной. В моменты стресса или смертельной опасности мозг сбрасывает все, что считает второстепенным, как ракета-носитель сбрасывает положенные ступени, оставляя неприкосновенным ядро личности. При устранении опасности мозг наращивает на это ядро новую оболочку, иногда сходную с предыдущей, иногда отличную, и отличия бывают разительны, все зависит от условий, в которых происходит восстановление, если, конечно, оно вообще происходит.

— Сознание остается поврежденным?

— Местная психиатрия в этом смысле не радует. Наша, впрочем, тоже.

Дон подумал, припомнил кое-что из своего прошлого и мотнул головой, как тяжелая бойцовая собака.

— Человек за всю свою жизнь миллион раз получает по голове, иногда очень сильно, но ведь перегородка не строится? Почему один удар гасит сознание, а другой нет?

Она пожала плечами.

— Должно совпасть множество факторов. Удар должен нанести человек, от которого этого не ждешь, тело никаким образом не должно ожидать нападения или предательства, здесь важен фактор внезапности, шок и стресс одновременно. Даже минимальная степень готовности к удару сведет его на «нет». Таким навыком владеет не каждый.

— Но гасящий удар…

— Послушайте, — вдруг рассердилась женщина, — я и так сказала вам много лишнего. Любая информация о гасящем ударе находится под запретом, люди, его использующие, подлежат преследованию по закону, а ваша невиновность еще не доказана. Прекратите меня расспрашивать.

Дон взял ее обеими руками за плечи и развернул к себе лицом, даже встряхнул ее, насколько ему позволил невысокий Викин рост.

— Я понимаю, — сказал он, глядя ей в глаза. — Но если я ей не помогу, ей ведь уже никто не поможет. Это вы понимаете?

Врач невесело усмехнулась.

— Вот поэтому пилотирование болидов противоположного пола запрещено, — туманно высказалась она, но Дон ее не понял и просто молча держал ее руки, пока она не сдалась. — Что еще вы непременно хотите знать?

— Все. Любая мелочь может быть важна. Теперь про эту переменную часть. Она то, что люди любят называть приятными воспоминаниями и милыми мелочами? Это не важно для личности? Они бесполезны?

— Мелочи — симптом вязкости сознания, их обилие в какой-то мере признак не слишком здоровой психики и расширенных границ личного пространства. Чем больше переменная часть личности, тем меньше постоянная, и тем больший сегмент подвергается уничтожению при гасящем ударе. Вы хорошо ее знали?

Дон был вынужден покачать головой.

— Не очень.

— Но описать можете? Какая она была?

Он подумал, зачем-то посмотрел в оставшуюся раскрытой сумку.

— Сначала мы поругались, — неловко ответил он. — А потом быстро договорились. Она как-то сразу стала мне верить, даже ни разу не заподозрила во мне захватчика.

— А должна была? — улыбнулась врач.

— Да нет. Но просто… И потом, до удара, прятала меня и даже врала своему любовнику. А я ведь ей ничего не принес, кроме проблем, и человеком-то не был в общепринятом смысле слова. Так какая она?

— Хорошая, — уверенно ответила женщина.

Она прошла к столу и села, пока Дон перебирал вещи в сумке Вики с сосредоточенным видом.

— Что входит в базовое ядро? — подал он снова голос. — Может, там есть зацепки?

— Это у всех по-разному.

— Но если есть механизм строительства мембраны, есть и механизм ее разрушения?

— Тоже неоднозначно, — с сожалением ответила женщина. — Мне и механизм образования до сегодняшнего дня наблюдать не доводилось. Что бывает редко, то бывает редко.

— А если создать такие условия, при которых тело само захочет разрушить ее? — не унимался Дон. — Существуют такие?

— Мы имеем дело не с полноценным разумом, а с его частью. С ней нельзя договориться или сторговаться, понимаете? К тому же среди миллионов факторов, которые могут запустить такую реакцию, вы никогда не угадаете тот набор, который нужен. Пилотируй вы ее около двух-трех десятков лет, возможно, при определенной доле везения…

Она не договорила, махнула рукой и отошла к столу за ширмой, где стояла кофеварка. Аппарат зашумел, в чашку полилась густая жижа. Дон рассеянно наблюдал за тем, как она кладет на тарелку сахар и пару печений.

— Ели что-нибудь сегодня? — спросила она, ставя чашку на свой столик. — Хотя какая разница, ешьте все равно. Еда перемещает напряжение из головы в желудок, поэтому аборигены при депрессии много едят, защитная мера от перегрузки мозга.

Она поставила чашку на стол и жестом указала на нее Дону. Печенье показалось ему безвкусным, а кофе — горьким, но он прожевал и проглотил предложенное как лекарство.

— Она совершенно точно не хотела уходить, — сказал он. — Я уверен, что она и сейчас не сдалась, просто ей не под силу. А я слишком тупой, чтобы нащупать трещину в этой стене. Но если предположить, только предположить, что она долбит в нее с той стороны, то как мне ударить с этой в нужное место?

Вместо того чтобы посмеяться над такой чудовищной формулировкой, женщина тоже взяла печенье и задумчиво закусила его зубами.

— Есть одна вещь, — сказала она, осторожно глядя на Дона. — Теоретически она осуществима именно женским болидом, но практически никогда не исполнялась, потому что опасна, как петля Корбут в местной гимнастике. Я читала об этом, когда была студенткой. У нас же теоретический разговор, я правильно понимаю?

— Абсолютно, — подтвердил Дон, превращаясь в слух.