Драконоборец (джен)

Хотя до Рождества оставалось больше двух месяцев, но подготовку к предстоящему визиту короля пришлось начинать с первого дня после возвращения — в противном случае у них бы просто не хватило времени. Впервые в жизни Ричард был искренне рад, что леди Эмилия живет под одной крышей с ним и может взять на себя кучу дел, в которых Ричард ничего не понимал — украсить стены комнат и Большого зала, где владельцы замка пировали в торжественных случаях, праздничными драпировками из ярких тканей, провести осмотр кладовых и винных погребов, чтобы заранее продумать праздничное угощение, нанять в деревне дополнительных людей, чтобы они помогали замковой прислуге с праздничной уборкой и готовкой. Забот у леди Эмилии и впрямь было невпроворот — проветрить все комнаты, перетряхнуть матрасы и перины, вычистить камины, до блеска начистить серебро... Ричарду оставалось только положиться на ее познания в таких вещах и следовать тетиным указаниям. Надо признать, что в результате к наступлению решающего дня родовой замок Эйсли выглядел гораздо лучше, чем когда-либо на памяти самого Ричарда. Он даже перестал тревожиться о том, что их уютный, но отчетливо провинциальный дом разочарует короля и его спутников и выставит его семью в не самом лучшем свете перед Их Величествами.

В день приезда гостей Ричард стоял на внутреннем дворе, где всего пару месяцев назад встречали его самого, в компании леди Эмилии, кузена Невилла и Алисон с ее отцом. День идеально подходил для встречи короля — морозный, солнечный, с искрящимся на солнце снегом, но без неприятного, пронзительного ветра, заставляющего кутаться в плащи и прятать уши, натягивая шерстяной капюшон с воротником. И Ричард, и его домашние, естественно, надели лучшую одежду, а белый щит Братства странствующих рыцарей на груди Ричарда сменил герб Эйсли — серебряная башня на зелёном поле, память о тех временах, когда владения их рода находились на самом краю земель, принадлежащих королю Алларии, а Эйсли были стражами границы.

Гости, как и обещали, прибыли к полудню. Около дюжины всадников въехали сквозь ворота замка, и двор сразу стал казаться маленьким и тесным — не только из-за количества гостей, но и из-за ярких придворных одежд, шума и смеха.

Король Эдвард ехал на широкогрудом вороном коне, вровень с которым плавно двигался роскошный белоснежный иноходец королевы Эйслин. За Их Величествами ехал Роберт Мердок, королевский сенешаль, верхом на удивительно костлявом сером жеребце, несколько рыцарей из свиты короля и пять придворных дам. Все были раскрасневшимися и весёлыми. По словам королевы, в миле перед замком король предложил своим спутникам состязание — кто окажется лучшим всадником и первым доберётся до подъёмного моста. Заезд, к общему удивлению, выиграл молчаливый сенешаль на своем непрезентабельном коне.

Ричард низко поклонился Их Величествам, а потом одного за другим приветствовал придворных дам и рыцарей из свиты короля, со смесью облегчения и разочарования отметив, что Железной Руки среди них нет. Видимо, за два месяца Гильом Орси переменил решение и раздумал праздновать Рождество под крышей бывшего врага.

Ну что ж, этого следовало ожидать…

Ричард подошел к иноходцу королевы и почтительно подал ей руку, чтобы помочь Эйслин спешиться. Обычно это было делом сенешаля, но сегодня эта честь по праву принадлежала хозяину дома. Он уже хотел проводить Эйслин в замок, когда его внезапно отвлекли.

— А мне вы не поможете сойти с коня, сэр Ричард?.. — с усмешкой спросил сопровождавший королеву рыцарь безусловно женским голосом. Ричард удивлённо вскинул на него глаза — и увидел, что всадник в кожаной дорожной куртке и алом берете с пером цапли в самом деле был дамой лет тридцати, а может, тридцати пяти — с темно-каштановыми, коротко подстриженными волосами, и пристальным взглядом темно-синих глаз.

— Простите, моя леди, я подумал... — Ричард запнулся, не зная, вежливо ли будет сказать даме, что он принял ее за мужчину.

— Да шучу я, — рассмеялась удивительная дама, лихо соскочив с коня. — Помощь мне нужна не больше, чем кузену Эдварду…

Ричард сообразил, что она говорит о короле, и понял, с кем имеет дело. Леди Клеменс, двоюродная сестра короля, с детства любившая охоту и оружие. Ричарду доводилось слышать, что она выиграла несколько турниров, а в прошлом году спешила в общей схватке самого Гильома. Ричард не мог вспомнить, была ли она в том зале, где его принимал Эдвард. С одной стороны, он тогда так волновался, что не видел никого и ничего, помимо их величеств и сэра Орси, а с другой стороны — кузина короля настолько сильно выделялась среди остальных придворных, что ее было бы трудно не заметить.

Шутка леди Клеменс отвлекла его, заставив позабыть о королеве Эйслин, но сэр Роджер, к счастью, выручил соседа — подал королеве руку и повел ее к дверям. Ричард задумался о том, стоит ли ему предложить руку леди Клеменс, или же она нуждается в сопровождении не больше, чем в том, чтобы кто-то придержал ей стремя и помог сойти с коня? Пока он колебался, по подъемному мосту снова прогрохотали конские копыта, и на двор влетел еще один всадник — рыцарь в черной, припорошенной мельчайшей снежной пылью котте на гнедом коне, который грыз удила и изгибал шею так, что сразу становилось ясно — конь этот настолько же злонравен, как его владелец, и в конюхам Ричарда придется с ним помучиться.

— Обронил перчатку, — сообщил Гильом почти весёлым тоном. И насмешливо сверкнул на опешившего Ричарда глазами. — Что вы застыли, Эйсли? Принимайте…

Первым делом гости, как и следовало ожидать, выразили желание взглянуть на Ригеля. Пришлось объяснять им, что Ричард с самого утра услал его из замка поохотиться с Филиппом, чтобы сытый и уставший Ригель спокойнее отнёсся к произошедшим переменам и обилию новых людей и запахов. В ожидании их возвращения гости нашли себе другие развлечения — леди Клеменс потащила Алисон осматривать оружейную (кто-то сказал ей, что в замке хранится легендарный боевой топор, который принадлежал побежденному одним из первых Эйсли вождю варваров), дамы во главе с королевой устроились в большом зале — съесть по парочке пирожных и выпить бокал горячего вина после скачки по холоду, леди Эмилия, король и сэр Роджер остались с ними, а молодые рыцари спустились вниз — поискать развлечений во дворе. Вполне естественно, что через несколько минут все уже собрались на небольшом огороженном выгоне у стены замка, который иногда использовался конюхами замка для выездки молодых лошадей, а в остальное время служил Ричарду, Невиллу и Алисон площадкой для боя на мечах.

Алисон, вопреки негодованию леди Эмилии, совершенно не считала фехтование занятием, не подходившим леди, и участвовала в тренировках Ричарда с его кузеном еще в те давние времена, когда оба тренировались в толстых стеганных куртках вместо нормальных доспехов и держали в руках легкие деревянные мечи. Этот был редкий случай, когда тетушке пришлось смириться с поражением — хотя бы потому, что большинство приемов и ухваток, которые Алисон демонстрировала Ричарду и Невиллу на тренировочной площадке, она узнавала от отца. Сэр Роджер неизменно соглашался с леди Эмилией, если во время общих застолий чопорная дама принималась рассуждать о том, как плохо такое занятие подходит юной леди, но все равно никогда не способен был устоять перед соблазном повозиться с дочкой, которая бегала по дому, рассекая воздух палкой, изображавшей меч, и, начав играть с ней, опять показывал ей несколько хитрых ударов. А проделав это, уже не способен был набраться духу, чтобы запретить Алисон тренировки с Ричардом и Невиллом, да у него бы это и не вышло — Алисон, не отличавшаяся чрезмерной дочерней почтительностью, тут же уличила бы отца в лицемерии и вообще поставила вопрос ребром — «А почему с тобой фехтовать мне можно, а с ними — нельзя?! Только из-за того, что ты боишься тетю Милли?!». В общем, их домашняя турнирная площадка была местом, с которым у Ричарда было связано множество лучших воспоминаний его детства. А еще — как бы странно это ни звучало, но именно здесь уже выросший Ричард осознал, что Алисон — не просто его лучшая подруга и вообще что-то вроде названной сестры, а нечто большее. Гораздо большее… И сейчас Ричард с удовольствием, хотя и не без тайного смущения, привел на тренировочный двор своих гостей.

Придворные из свиты Эдварда сейчас же пожелали выяснить, насколько Ричард Эйсли, успевший убить драницу и великана, хороший боец. Живя при дворе, все эти молодые рыцари часто сражались друг с другом на турнирах, да и просто в дружеских боях вроде сегодняшнего, и успели досконально изучить друг друга как противников, так что хозяин замка должен был внести в игру приятное разнообразие. Ричарду пришлось поочередно драться с каждым из своих гостей. Он с удивлением обнаружил, что за время своих странствий, и в особенности — долгих и ожесточенных тренировок за те дни, когда он готовился к схватке с Железной Рукой, значительно улучшил свою технику. Спутники Эдварда, пожалуй, знали некоторое количество приемов, неизвестных Ричарду, но они двигались гораздо медленнее, чем дракон или атакующий людоед. Казалось, что затупленный меч в руке у Ричарда был вдвое легче, чем оружие его противников, хотя сэр Ричард точно знал, что это неправда — все мечи вышли из кузницы Олафа и были совершенно одинаковыми. Ричард обнаружил, что за счет этого преимущества он мог бы, при желании, нанести кое-кому из своих противников быстрое и унизительное поражение, но рассудил, что незачем портить кому-то настроение в преддверии праздничного вечера. Если за то время, пока король и его спутники будут гостить у него в замке, ему удастся выкроить момент и потренироваться с уступавшими ему по быстроте противниками один на один, без посторонних глаз, то он продемонстрирует им то, что им полезно знать, а унижать кого-то при свидетелях — не самый лучший способ проявлять гостеприимство. Его долг хозяина, в конце концов, состоял в том, чтобы каждый из этих людей в его доме чувствовал себя комфортно и мог наслаждаться праздником. Так что сэр Ричард прилагал ровно столько сил, сколько было необходимо, чтобы поединок получился достаточно зрелищным и кончился ничьей.

И все было бы хорошо, но, как назло, Железная Рука, которому, как видно, надоело оставаться в Большом зале в обществе короля Эдварда и сенешаля, спустился во двор, к более молодым гостям, и, нервируя Ричарда своим присутствием, какое-то время молча наблюдал за их игрой с края площадки.

Когда очередной бой закончился ничьей, и Ричард с молодым придворным — то ли Лансом, то ли Ланселотом — обнялись, дружески хлопая друг друга по плечам, сэр Гильом внезапно подал голос.

— Плохо дерешься. Можешь лучше. Не угодно ли…? — он подхватил с подставки еще один из тупых мечей.

В голосе Орси слышалась ленивая угроза. Несмотря на то, что он держал в руке турнирный меч, Ричард не мог отделаться от ощущения, что на уме у его противника была вовсе не игра.

Стоявший у ограды Гидеон напрягся. Гидеон был опытным бойцом, который ездил на войну еще с отцом самого Ричарда, и интонации Гильома ему тоже явно не понравились. Ричарда это встревожило. Вот только ссоры им тут не хватало...

— Сэр Гильом желает посрамить меня перед свидетелями, — подчеркнуто весёлым тоном сказал он. — Не будем давать ему такой возможности... Друзья, пожалуйста, оставьте нас вдвоем. Если хотите, мастер Гидеон покажет вам наших собак и соколов.

— Уверен? — тихо спросил Ричарда бывший наставник.

— Да, уверен. Пожалуйста, мастер... — сказал Ричард напряжённо.

К счастью, Гидеон его послушался. Видимо, полагал, что Ричард знает, что он делает.

Оставшись наедине с Ричардом, Гильом неописуемо плавным движением нырнул под ограждение и тут же распрямился — быстрый, как пружина.

— Наденете тренировочный доспех? — предложил Ричард, не сомневаясь в отрицательном ответе.

— Думаю, он мне не нужен, — усмехнулся сэр Гильом.

— Ну, тогда уравняем шансы, — сказал Ричард, стягивая с себя поддоспешник и кольчугу.

— Зря, — прокомментировал Орси. — Впрочем, как вам будет угодно… Да чего вы возитесь? — с оттенком нетерпения сказал Гильом и, бросив меч, бесцеремонно помог Эйсли отстегнуть наплечники.

— Вам так не терпится со мной подраться? — не сдержался Ричард.

Гильом ухмыльнулся.

— Потом подеремся... Когда вы чему-нибудь научитесь. А пока будем считать это обычной тренировкой.

Ричард стиснул зубы. Орси, конечно, был действительно великолепным фехтовальщиком, но все же не настолько, черт возьми, чтобы это оправдывало его беспримерное самодовольство. Сражение с рыцарями Эдварда придало Ричарду веры в свои силы, и он подумал, что, если ему немного повезет, то он сумеет сбить с Гильома спесь. Тем более, что пренебрежительный отзыв Железной Руки о его навыках давал надежду, что Гильом, недооценивавший своего противника, будет слишком небрежен и допустит какую-нибудь оплошность…

После первых же его выпадов лицо Гильома озарила мрачная улыбка.

— А вы жалели своего последнего противника, — заметил он. — Ну что ж, тем интереснее...

И он, перехватив длинную рукоять меча второй рукой, обрушил на противника такую серию стремительных ударов, что Ричард сам не понял, как Гильом прижал его к ограде тренировочной площадки и одним сильным ударом вышиб меч из его рук. Запястье Эйсли разом онемело, мышцы от ладони до локтя пронзило острой болью, как будто Гильом ударил его по руке дубиной, хотя турнирный меч Орси его даже не коснулся.

— Не понимаю, как вы это делаете, — выпалил Ричард с досадой и одновременно с тем — с невольным восхищением. — Руки у вас действительно железные... Не думаю, что я бы смог так бить, даже если бы махал мечом с рассвета до заката.

— Ну, это просто, — неожиданно сказал Гильом. — Скажите своим оружейникам, чтобы сделали вам утяжеленный меч. Стальной сердечник, а поверх — пластины из свинца. Баланс должен быть смещен к острию. И тренируйтесь только с ним. С этим мечом вы толка не добьётесь. Ещё прикажите им сделать для вас свинцовые наручи на кожаной подкладке и носите под рубашкой. Кроме того, вы забываете, что фехтование — это не только руки... Вам нужны утяжеленные поножи и пояс. Если вам не лень, то их тоже можно носить в любое время, а не только в те часы, которые вы можете уделить фехтованию. Увидите, что после таких тренировок любой другой меч будет казаться таким лёгким, как будто он сделан из соломы.

У Ричарда вырвался нервный смешок.

— Простите… — пробормотал он, не желая, чтобы собеседник посчитал, что Ричард насмехался над его советами. В конце концов, Гильом поступил исключительно любезно, посвящая его в свой секрет. — Мне просто пришло в голову, что, если я последую вашему совету, то буду похож на святого отшельника с железными веригами…

Гильом пожал плечами.

— Зря смеётесь. У отшельника и настоящего бойца одна и та же цель — чтобы тело беспрекословно подчинялось духу. Разница только в том, что один служит Богу, а второй — сначала людям и своему королю, а уже после этого — Царю небесному.

Пока они беседовали, из ворот выбежал Филипп, судя по встрепанному виду, успевший обегать весь замок в поисках сэра Ричарда. Увидев Гильома, он испуганно попятился.

— Сэр Ричард, я только хотел сказать, что мы уже вернулись. Я оставил Ригеля у опушки леса и приказал ему ждать. Он с места никуда не сдвинется, пока я не вернусь. Так что, если хотите, ваши гости могут выйти из замка и посмотреть на него. Только скажите им, чтобы не подходили к Ригелю все разом. Для начала пускай встанут в отдалении, а кто захочет посмотреть поближе, пусть подходит вместе с вами... — всю эту речь Филипп протараторил, как скороговорку, избегая смотреть на Гильома, а выпалив все, что собирался сообщить, тут же сбежал.

— Видимо, нам пора заканчивать, — дернув плечом, сказал Железная Рука. — Хотя вы сами видите, что драться со мной вам пока что рано. Может, через год-другой…

— Я вижу, что вы замечательный боец. Но я не думаю, что я так плох, как вы считаете. И если вы позволите, то я вам это докажу, — возразил Ричард.

— Отлично, — нисколько не удивившись возражению, кивнул Гильом. — Если хотите, завтра на восходе солнца буду ждать вас здесь, на этом самом месте.

— Завтра Рождество, — рискнул напомнить Ричард.

— Ну так что же?.. Ваш священник, я не помню, как там его имя, будет служить утреню, дамы — отдыхать после ночного пира, а мы — фехтовать. Не думаю, что это чем-то помешает празднику. Если, конечно, вы не собираетесь залеживаться до полудня.

— Ладно, значит, завтра на восходе, — покладисто согласился Ричард, пропустив мимо ушей скрытую в словах Железной руки насмешку. Сам он привык вскакивать с постели на рассвете и подозревал, что сэр Гильом, которому хватило изуверства выдумать для себя всю эту систему со свинцовыми браслетами и поножами и утяжеленным тренировочным мечом, тоже навряд ли любит нежиться в постели.

При виде Ригеля гости не смогли удержаться от восторженных и изумлённых восклицаний. После рассказов Ричарда им представлялся совсем маленький дракончик, и сейчас они явно были впечатлены, увидев молодого и сильного зверя, который, хотя ещё не дорос до размеров взрослого дракона, был размером с годовалого теленка, и, расправив свои перепончатые крылья, запросто мог бы укрыть ими всех собравшихся.

Ричард надеялся на то, что до отвала наевшийся Ригель будет настроен благодушно, и одновременно с тем боялся, что он испугается при виде незнакомцев и, занервничав, может случайно напугать гостей. Но в результате ни одно из его ожиданий не сбылось. Ригель повел себя необъяснимо. От короля и сенешаля Роберта он попятился, а на Гильома даже зашипел. Зато дракон явно не имел ничего против королевы Эйслин. Когда Ричард подвел ее к Ригелю, тот заинтересованно втянул ноздрями воздух, подошел поближе, а потом и вовсе ткнулся носом в ее платье и довольно заурчал. Такое же явное предпочтение он оказал и остальным придворным дамам. В итоге спутницы королевы, совершенно перестав бояться Ригеля, столпились вокруг него, наперебой лаская Ригеля и восхищаясь его красотой, а молодой дракон поджал под себя лапы, лег на припорошенную снегом жухлую траву и, жмурясь от удовольствия, позволял называть себя "умницей" и "прелестью" и гладить свою горячую чешую.

Мужчинам оставалось только наблюдать это внезапное братание со стороны, поскольку их присутствие дракона явно напрягало.

— Я смотрю, ваш дракон — отъявленный дамский угодник. К дамам он ластится, а нас не удостаивает своего внимания, — со смехом сказал король. Ричарду сделалось неловко. Хорошо еще, что его гости были слишком хорошо воспитаны, чтобы цитировать расхожие легенды о драконах, похищавших девушек…

— Его можно понять. Женщины — общество гораздо более приятное, — галантно сказал молодой сэр Ланселот.

— Очевидно, нет. Вы сами видите, что леди Клеменс он не удостаивает своего внимания, — сухо сказал Гильом. — Может быть, все дело в одежде? Вдруг драконам нравятся более нежные цвета...

— Духи! — внезапно озарило Ричарда. — Ригель, благодаря Филиппу, пристрастился к сладостям. Он обожает нашу повариху Анну, потому что от ее одежды всегда пахнет его любимыми медовыми коврижками. А у дам сладкие духи...

Эдвард и остальные гости оживились.

— Интересная теория. На кухне ещё есть пирожные?.. — спросил король. — Я тоже хочу попытаться подружиться с вашим Ригелем.

— Конечно, — согласился Ричард. И кивнул оруженосцу — Филипп, сбегай за пирожными...

Филипп кивнул — и сломя голову умчался в замок. После того, как он вернулся, притащив с собой целый поднос с пирожными, дело пошло на лад. Ригель явно считал, что после съеденного на охоте мяса ему полагается десерт, и охотно позволил Эдварду и его спутникам купить свое внимание в обмен на сладости. В стороне от этой идиллии остался только сэр Гильом, считавший подкуп ниже своего достоинства. Ричард расслабился. Было похоже, что особенных проблем присутствие гостей не вызовет.

Вечером все обитатели замка — и хозяева, и гости из столицы, и соседи сэра Эйсли, не желавшие пропустить визит короля — собрались за накрытыми столами в Большом зале. Ричард рассчитывал посадить во главе стола для наиболее высокопоставленных гостей короля с королевой, но Эдвард не согласился, заявив, что он и так вынужден сидеть во главе стола на любом праздничном пиру в столице, а здесь, в замке Эйсли, эта честь принадлежит хозяину. В результате порядок гостей пришлось спешно менять. Справа от Ричарда сел сам король, а слева — королева. Рядом с королем села леди Эмилия, рядом с королевой — сэр Роджер, и так далее, так что в итоге Ричард с Невиллом и Алисон впервые оказались на разных концах стола. Но, не считая этого, застолье удалось на славу — Эмилия в своих предпраздничных заботах превзошла саму себя, и Большой зал, освещенный каким-то немыслимым количеством свечей, имел разом торжественный и удивительно уютный вид, а блюда на столе были поистине великолепными. До времени, когда прилично было начать танцы, было еще далеко, но Алисон принесла арфу и исполнила пару прекрасных рыцарских баллад, заслужив такое бурное одобрение собравшихся, что сэр Роджер чуть не прослезился от гордости за свою дочь.

После ее успеха король неожиданно обратился к Орси :

— Может быть, вы, Гильом, тоже нам что-нибудь споете?..

— Ваше величество, я ведь не менестрель, — с плохо скрываемой досадой ответил Железная рука.

Но просьбу короля горячо поддержали королева Эйслин и другие дамы, утверждающие, что без такого замечательного исполнителя, как сэр Гильом, праздник будет вполовину не так хорош. Ричард слушал эти комплименты с плохо скрытым удивлением, не понимая, как к ним относиться — то ли как к простому проявлению придворной куртуазности, то ли как к выражению искренних чувств. У Ричарда никак не получалось представить себе сэра Гильома в роли менестреля, но, в конце концов, Железная рука был человеком необыкновенным и полным сюрпризов.

— Желание дам — это закон, — выдавив кислую улыбку, вежливо сказал Гильом. — Если, конечно, у хозяина найдется подходящий инструмент. На арфе я играть не умею…

Ричард, покраснев, сказал, что у него есть лютня, но к ней никто не прикасался уже много лет, и сэр Гильом вряд ли сочтет этот инструмент достойным того, чтобы на нем играть.

Если по правде, ему совершенно не хотелось показывать этот инструмент своим гостям. Старая лютня сохранилась в замке еще с той поры, когда их с Невиллом обучали музыке, причем трудно сказать, кто ненавидел щипать струны больше — Ричард или все-таки его кузен. Так что несчастной лютне пришлось пережить немало неприятностей. В нее «по недосмотру» проливали воду из бокала, ее регулярно «забывали» под дождем, а струны на несчастном инструменте минимум пятнадцать раз «случайно» лопались в самом начале музыкального урока… но в итоге неизменно заменялись новыми. Мать Ричарда, наверное, еще можно было бы убедить, что музыка им совершенно не нужна, но леди Эмилия была непоколебимо убеждена, что всякий образованный молодой человек должен уметь играть. Сейчас Ричард подумал, что, пожалуй, стоило разрубить лютню топором или бросить в камин сразу после того, как он стал слишком взрослым для насильственных занятий музыкой — все было лучше, чем сейчас показывать ее своим гостям. Но выхода у него не было, и он попросил Невилла сходить за лютней.

Когда тот вернулся и отдал ее Гильому, тот выразительно шевельнул бровями, словно удивляясь, как можно было довести инструмент до такого состояния. Но, к счастью, отпускать невежливые комментарии не стал, а просто несколько минут возился с лютней, подкручивая колки и заново натягивая струны. А потом запел какую-то любовную балладу. К вящему удивлению Ричарда, голос у Гильома действительно оказался глубоким и приятным, а витиеватую и прихотливую мелодию он выводил с великолепной точностью. Играл он тоже совершенно замечательно — это способен был понять даже не разбирающийся в деле человек вроде самого Эйсли. Видимо, у Гильома не только руки, но и пальцы были железными — струны он зажимал сильно и точно, и лютня у него в руках звучала так, как не звучала на памяти Ричарда ещё ни разу. Слушая, как Гильом поет для дам балладу за балладой, Ричард даже ощутил нечто похожее на зависть. Судя по всему, Гильом был из людей, которые просто не в силах успокоиться, пока не смогут превзойти самих себя в любом выбранном деле. Чего доброго, ради того, чтобы играть и петь, словно заправский менестрель, он тоже изобрел какой-нибудь ужасный способ тренировок.

Исполнив три или четыре песни и заслужив бурные аплодисменты всех собравшихся, Гильом отложил лютню и, опережая просьбы дам, сказал :

— Простите, леди… я охотно спою вам еще, но для начала, если вы позволите, выпью бокал вина. И попробую фаршированного гуся, которого вы так хвалите. Пока от него еще что-нибудь осталось…

Королева наклонила голову, как будто признавая, что просьба Гильома вполне справедлива. А потом с улыбкой обратилась к соседу леди Эмилии :

— А вы сэр, Роберт? Вы не против нам что-нибудь спеть?

— Только если леди Эмилия готова меня поддержать, — ответил сенешаль с легким поклоном в сторону своей соседки. Ричард не сомневался, что куртуазные манеры графа Мердока пропадут втуне — тетушка, действительно, умела петь, но Эйсли не способен был представить, чтобы она согласилась выступать на публике во время праздника, да еще петь дуэтом. Но, к его большому удивлению, Эмилия внезапно согласилась, и на пару с сэром Робертом они исполнили старинную балладу о прекрасной деве, провожающей рыцаря на войну. Ричард не знал этой песни наизусть, но смутно помнил, что он слышал ее в детстве от своей матери. Похоже, она была популярна в те года, когда мать Ричарда, Эмилия и Роберт были молоды.

Слушая, как собравшиеся дамы в один голос восхваляют голоса обоих исполнителей, Гильом задумчиво прищурил темные глаза. Ричард подумал, что, будь у графа Мердока чуть-чуть другой характер, между ним и Гильомом Орси шла бы непрерывная война за первенство. Как менестрель Роберт, конечно, уступал Гильому, но, как не крути, а скачку до подъемного моста сегодня утром выиграл именно сенешаль… Ричард не сомневался, что Железная рука не смог бы игнорировать соперника, который в чем-то превосходит его самого. Но Мердок был такой спокойный и такой бесцветный, что его успехи почти не дразнили Орси и не будили в нем азарт. Вот и сейчас сенешаль отдал сопернику лютню с таким видом, словно последние пять минут он не пел песню о разлуке и любви, а спал в своей кровати.

Но, как бы там ни было, Ричард готов был биться об заклад, что уж теперь Гильома больше не придется уговаривать играть и петь. Наоборот, теперь Орси сделает все, чтобы полностью захватить внимание аудитории.

— Следующую песню поют без аккомпанемента, — с коварной усмешкой объявил Гильом, откладывая лютню в сторону. Сидевшие за верхним столом мужчины заулыбались и начали подниматься на ноги. Встали сам Гильом, король, сэр Роджер и все остальные рыцари, а также леди Клеменс в своем залихватски сдвинутом берете.

— Поднимайтесь, Ричард, — с усмешкой велела кузина короля, пихая Эйсли в бок. — Это песня Братства странствующих рыцарей. Вы тоже странствовали, значит, вы должны петь с нами.

— Я не знаю слов, — смутившись, сказал Ричард.

— Ну вот сейчас и научитесь.

Гильом запел, аккомпанируя себе ударами ладони по столу, и песню тут же подхватило еще три десятка других голосов, среди которых можно было четко различить только задающий общую тональность баритон Гильома и контральто леди Клеменс. Ричард петь со всеми остальными, разумеется, не мог, но с удовольствием отбивал такт и, охваченный общим настроением, не чувствовал никакого стеснения из-за того, что леди Клеменс панибратски обхватила его рукой за плечо. Впрочем, все остальные тоже обнимались, оставив одну руку свободной, чтобы отбивать заданный певцом ритм донышком пивной кружки, винным кубком или просто кулаком.

У песни было то ли три, то ли четыре куплета, но из-за царивших вокруг шума и разноголосицы Ричард сумел разобрать только припев, гласивший, что дьявол выпустил в мир чудовищ, а Господь для борьбы с ними создал странствующих рыцарей, и никто из собравшихся не знает лучшей доли, чем разъезжать по дорогам, служа Братству.

Когда песня закончилась, все начали, смеясь и хлопая соседей по плечам, рассаживаться по своим местам, и в наступившей тишине откуда-то издалека послышался звон церковных колоколов. Услышав этот звук, все еще взбудораженные и веселые рыцари Братства уважительно примолкли.

— Полночь! — негромко и торжественно сказал отец Ансельм.

— Полночь… — подтвердил Гильом. И неожиданно лирическим, торжественным и мягким голосом запел рождественский праздничный гимн.