Драконоборец (джен)

То, что Гильом был выдающимся бойцом, Ричард понял еще до того, как они сошлись на расстояние удара — просто по тому, как двигался его противник. Ричард видел, что двухслойная кольчуга Железной Руки длиннее и гораздо тяжелее его собственной, но движения его противника отличались почти летящей лёгкостью, как будто на Гильоме не было надето ничего, кроме льняной рубашки. Так носить кольчугу мог только очень сильный от природы человек, который к тому же привык к доспехам, как к собственной коже. Гильом был лет на десять или даже все пятнадцать старше его самого, так что, пока он сидел на коне, Ричард смутно рассчитывал на преимущество в быстроте и выносливости — как-никак, но в тридцать с лишним лет тело, как правило, уже теряет юношескую гибкость. Но первого взгляда на движения Гильома Ричарду хватило, чтобы осознать свою ошибку.

Гидеон, его наставник, полагал, что Ричард когда-нибудь станет выдающимся бойцом. Проблема была в том, что для этого «когда-нибудь» ему недоставало опыта, а может быть, и более искусных, чем сам Гидеон, учителей. Учись он у кого-то вроде этого Гильома — он бы, вероятно, достиг пика собственных возможностей гораздо раньше, и мог бы теперь сразиться с ним на равных. Но сейчас Ричард сразу почувствовал, что он Гильому не противник. С защищающей свое гнездо драконицей и то было гораздо проще, хотя Ричард, отступая под натиском своего противника, отчетливо ощущал, что Гильом, в отличие от него самого, сражается вовсе не на пределе собственных возможностей.

— Ну же, сэр Ричард, что же вы все время пятитесь?.. — насмешливо спросил Орси у своего противника. Тяжелый меч в руках Гильома выписывал свистящие вольты, как будто бы он размахивал обычной деревянной палкой. И по голосу не чувствовалось, чтобы он устал и начал сбиваться с дыхания. Ричард начал осознавать, почему ему дали прозвище Железная Рука.

«Часов по шесть, не меньше… он, должно быть, тренируется часов по шесть» — мелькнуло в голове у Ричарда, хотя на самом деле было совершенно все равно — действительно ли Орси тренируется часов по шесть, чтобы вот так размахивать мечом, или это умение досталось ему от природы. Важно было то, что победить его Ричард не сможет, это просто выше его сил...

Нет. Нет, нельзя так думать! Кто считает себя проигравшим, тот уже наполовину проиграл…

Ричард прекрасно видел, что Гильом теснит его к оврагу, чтобы лишить своего противника возможности все время отступать. Либо он упадет, либо ему придется вступить в ближний бой, а в ближней схватке все преимущества будут на стороне Гильома. Сила, опыт, быстрота, в конце концов — просто более крепкая кольчуга…

Ощутив за спиной резкий склон оврага, Ричард запаниковал и, попытавшись удержаться на краю обрыва, поскользнулся на сырой от выпавшей росы траве и рухнул носом вниз, проехавшись по глинистому склону.

«Проиграл!..» — пронеслось в его мозгу. А потом он почувствовал сильный удар по голове, и кто-то чертыхнулся прямо у него над ухом. Ричард инстинктивно дернулся, пытаясь сбросить навалившуюся сверху тяжесть. Ему показалось, словно сверху по нему на полной скорости проехалась тяжелая телега, а потом тяжесть исчезла. Ричард кое-как заполз обратно по откосу и поднялся на ноги. Он уже понял, что произошло, но до сих пор не мог поверить собственной удаче. Видимо, Гильом, достигший своей цели и загнавший Ричарда в ловушку, резко разорвал дистанцию, чтобы нанести своему противнику решающий удар… а может, просто для того, чтобы столкнуть его в овраг, ведь убивать его Железная Рука, по-видимому, не хотел… Но Гильом не рассчитывал на то, что Ричард в самую неподходящую минуту соскользнет по склону, и, когда его удар не встретил ни малейшего сопротивления, потерял равновесие и рухнул на упавшего противника. А потом ошалевший от удара Ричард сбросил его вниз.

Ричард обернулся и посмотрел вниз, пытаясь разглядеть упавшего. Но овраг был глубоким, а в лесу уже стемнело, и он не увидел почти ничего. Зато из этой темноты внезапно раздался глухой и хриплый стон.

Ричарду сделалось не по себе.

— Эй! Сэр Гильом!.. Вы живы? — крикнул он.

— Поди ты к черту, — совершенно некуртуазно ответили со дна оврага. Голос звучал сдавленно, как у человека, которому приходится пересиливать острую боль. — Надо было сразу свернуть тебе шею. Верно говорят — не делай людям добра…

— Вы себе что-нибудь сломали? — спросил Ричард, решив не обращать внимания на оскорбления. Трудно сказать, насколько сильно пострадал Гильом, но к боли он наверняка привычен. Если такой человек не может сдержать стона — значит, случилось что-то и в самом деле неприятное.

К тому же, нельзя было не признать, что при всей своей грубости Железная Рука был в чем-то прав. Если бы он поставил себе цель убить или серьезно ранить Ричарда вместо того, чтобы затягивать их поединок — у него бы это, вероятно, получилось.

— Как минимум, я вывихнул ступню и сломал руку, — с раздражением ответили из темноты. — Так что пляши, молокосос, решение нашего спора временно откладывается. И поставь свечку своему святому, чтобы к тому дню, когда мы с тобой встретимся еще раз, я успел забыть, какими восхитительными ощущениями я сейчас наслаждаюсь по твоей вине.

Ричард нахмурился. Гильом, конечно, раздражен нелепой ситуацией, лишившей его победы, и страдает от сильной боли, но всему же есть какие-то границы…

— А вы не очень-то любезны, сэр Гильом, — холодно бросил Ричард. — Если бы я по вашей вине оказался на дне этого оврага и сломал себе пару костей, мне бы, во всяком случае, хватило воспитания не срывать на вас злость, как вы сейчас. Так что молокосос я или нет, со сдержанностью у меня определенно лучше, чем у вас.

Он ожидал, что Гильом снова примется браниться, но со дна оврага, после нескольких секунд молчания, донесся хриплый смех.

Вот и поди пойми такого человека…

Ричард кое-как отряхнул с себя ошметки глины и травы и обернулся к спутникам Гильома, которые от его внимания заметно напряглись.

— Очень удачно, что вас четверо, — сказал им Ричард.

— Почему? — настороженно спросил крестьянин с черной бородой.

— Потому что так удобнее будет положить сэра Гильома на носилки и доставить его в замок лорда Освальда.

— А… ну да, — согласился тот, явно расслабившись. — Носилки мы для его милости, конечно, сделаем, и постараемся поаккуратнее поднять его из оврага.

— Ну вот и славно. Удачи вам с этим делом, — сказал Ричард и, бросив меч в ножны, направился к своему коню. — Поехали, Филипп…

Место для ночлега пришлось искать уже в совершенной темноте. Филипп, по-видимому, еще никогда подолгу не бывал в ночном лесу. Ричард попробовал послать его за сушняком, но он двигался, как слепой, все время спотыкаясь, цепляясь рубашкой за сучки и налетая на деревья. Что же, если ему почти никогда не приходилось выходить за стены замка, он, конечно, не привык ориентироваться в темноте.

— Ладно, сядь пока, я сам, — сказал Ричард. В результате Филипп молча сидел на земле, пока Ричард искал дрова и разводил костер. Когда пламя разгорелось, и на маленькой поляне, где они остановились, сделалось достаточно светло, Ричард заметил, что Филипп как будто бы не радуется избавлению от угрожающей опасности — страх, который Ричард заметил на его лице сегодня утром, исчез, но взгляд, которым он следил за Ричардом, был хмурым и каким-то вопросительным.

— А ты чего такой смурной?.. — веселым, легким тоном спросил Ричард. У него самого настроение было превосходным, и его не портила ни усталость, ни даже пустой желудок. Такая удача, которая выпала ему сегодня в поединке с Железной Рукой — это достойный повод чувствовать себя счастливым. — Как-никак, от тех, кто хотел вернуть тебя лорду Освальду, мы избавились. За пару дней доедем до границ его земель, и ты свободный человек.

— А чего радоваться-то? — пробормотал Филипп, отводя взгляд. — Меня нигде не ждут. Уметь я ничего толком не умею. Чтобы идти учиться какому-то ремеслу, я уже староват, в ученики стараются набрать мальчишек помоложе. К тому же каждый мастер старается взять к себе либо родню, либо детей своих соседей и знакомых. Кому нужен пришлый человек, чужак вроде меня, который неведомо откуда взялся и неведомо как раньше жил? Выходит, опять надо наниматься на самую черную работу, опять «подай-принеси», и хорошо еще, если новый хозяин будет лучше лорда Освальда.

— И только-то? — беспечно спросил Ричард. — Ну, это дело поправимое. Если хочешь, оставайся со мной. Я присоединился к братству странствующих рыцарей на время. Вот закончу свое путешествие, а после этого вернусь домой. Присмотришься, подумаешь, чем хочешь заниматься. Если, скажем, лошади или собаки — это к Дику. Он тебя всему научит. Если кузнечное дело — это Олаф с Марджори. Марджори его дочь, но в кузнице работает не хуже Олафа. Ну, то есть по оружию они равны, а вот красивую застежку или фибулу отлить — это у Марджори получше получается. Но, может, это потому, что она может хоть по три часа сидеть с кем-нибудь и выслушивать любые пожелания — вот здесь чтобы змея, которая кусает свой хвост, вот здесь листочки, вот здесь пронзенное сердце — ну и все такое. И рисует очень хорошо. Делает угольком набросок на доске и спрашивает у заказчика — вот так? Ах, здесь убрать, а кинжал сделать покрупнее? Сейчас сделаю… И сразу же стирает и перерисовывает. Олаф так не может. Впрочем, у него и зрение с годами стало уже не настолько острое, как раньше, и возиться с мелкими детальками, с разными женскими сережками или застежками, ему теперь не стоит — эдак он вконец ослепнет. Если надумаешь плотничать… да ладно, что я распинаюсь, сам на месте разберешься, — рассмеялся Ричард, осознав, что просто пользуется случаем поговорить о доме.

Филипп сглотнул.

— А если лорду Освальду станет известно, что я у вас работаю? Вы же его сосед. Получится, что я два года у него недоработал, а вся выгода досталась вам. Этак он и в суд на вас подаст…

— Да пусть подаст. Ты уж меня прости, но та работа, которую ты для него делал, недорого стоит. Выплачу старому хряку штраф, пускай подавится.

— А вам-то это все зачем?.. — спросил Филипп. И смотрел на него — остро, непонимающе.

Ричард задумался. Вроде бы понятное дело, но именно потому, что оно такое понятное, не сразу и найдешься, какими словами его объяснить.

— Ну вот смотри. Мне в жизни во всем повезло — и с домом, и с родней, и вообще со всем. А с тобой все наоборот. Тебе во всем не повезло — и родители рано умерли, и лорд попался — паршивее некуда, и жилось тебе, мягко говоря, нерадостно. Так разве это справедливо?

Филипп мрачно усмехнулся.

— Ну, это смотря с какой стороны на это посмотреть. Можно же, например, сказать, что, раз все так сложилось, значит, на то была Божья воля.

— А можно, например, сказать, что Божья воля была в том, чтобы мы с тобой встретились, и я это поправил, — парировал Ричард. — Так что я буду только рад, если ты поедешь со мной.

С минуту Филипп сидел неподвижно, молча глядя на огонь костра. Вид у него был такой, как будто он обдумывает важное решение, хотя Ричард не понимал о чем тут, собственно, можно так напряженно думать. Он ведь сам сказал, что за пределами владений лорда Освальда его никто не ждёт.

— Не надо вам со мной связываться, сэр, — хмуро сказал Филипп в конце концов. — Сегодняшней погоней дело не закончится. Меня будут искать.

— Да зачем лорду Освальду тебя искать? — не понял Ричард. — Я ещё могу понять Гильома. По нему за милю видно, что он человек азартный. И любит навязывать другим людям свою волю. Но если у него и в самом деле вывих, да ещё и перелом руки, то выздоравливать он будет три недели минимум. И в любом случае у него теперь дело главным образом ко мне. А лорд Освальд вряд ли так уж высоко ценит твои услуги, чтобы надолго отрывать своих людей от остальных работ и посылать их гоняться за тобой. Так что, я думаю, он теперь оставит тебя в покое.

— Не оставит, — возразил Филипп тоскливо.

— Почему? — помедлив, спросил Ричард. Теперь было уже окончательно понятно, что есть во всей этой истории какая-то ещё неведомая ему подоплека.

— Из-за этого, — сказал Филипп, и, засунув руку за пазуху, подал Ричарду какой-то маленький предмет.

Ричард машинально взял его — и обнаружил, что у него на ладони лежит довольно массивный перстень с красным камнем. Судя по тому, как металл поблескивал в свете костра, это было чистое золото.

— Что это? — обалдело спросил Ричард.

Филипп криво усмехнулся.

— Кольцо лорда Освальда... У него их полдюжины, и перед сном он все их складывает на особый столик у кровати. Но одно кольцо упало, а лорд Освальд не заметил. Проснулся к полудню, нацепил все остальные свои цацки и пошел обедать. А я должен был прибраться в его спальне. Вычистить камин, перестелить постель, отмыть ночной горшок... — Филипп умолк. О том, что было дальше, можно было не рассказывать.

— Лорд Освальд знает, что ты его взял? — глупо спросил Ричард, и сам поразился этому вопросу. Человек признаётся в воровстве, а он, вместо того, чтобы возмутиться, спрашивает о каких-то совершенно несущественных вещах!

— В том-то все и дело. Думаю, что он пока что ещё не уверен до конца. Он просто знает, что кольцо пропало в то же время, когда я сбежал. Но в то же время он наверняка приказал слугам перерыть все вещи, полагая, что кольцо могло куда-то закатиться. Когда они все перевернут вверх дном и не найдут кольцо, тогда лорд Освальд окончательно уверится, что я его украл. И будет искать меня ещё тщательнее, чем сейчас.

А еще Освальд, чего доброго, решит, что Ричард знал о перстне и взял Филиппа под свою защиту не по глупости, а из корыстных побуждений.

Ричард схватился за голову.

— Во что ты меня втравил! Почему ты хотя бы не отдал это проклятое кольцо тем четверым, которые были с Гильомом? Ты ведь сам уже успел понять, что из-за своего кольца Освальд тебя из-под земли достанет!

Филипп смущённо потер нос.

— Да я как-то растерялся...

— Не ври, — сердито перебил Ричард. — Ничего ты не растерялся! Ты не вернул кольцо и даже не упомянул о нем именно потому, что ты хотел оставить его себе. И ты решил, что с моей помощью тебе это удастся.

Под уничижительным взглядом Ричарда Филипп опустил голову.

— Просто обидно показалось его возвращать этому мерзавцу. Я всю жизнь на него за здорово живёшь батрачил — так я что, не заслужил награды? Как хотите, сэр, но сам я думаю, что это и не кража вовсе. Он мне должен. Вот я и решил, что так или иначе — но я получу от него плату за свою работу… и за все побои тоже.

Ричард скривил губы. За побои… Если они вообще были, эти побои и кабальный долг. Еще неизвестно, что из той истории, которую ему скормил Филипп в самом начале, было правдой. Может быть, он просто вороватый парень, который по своей воле поступил на службу к лорду Освальду, а потом убежал с ворованным кольцом.

Вот только непонятно, зачем в таком случае он стал бы признаваться Ричарду в своем поступке. Было бы куда разумнее дождаться, пока он заснет, и потихоньку улизнуть. Филипп, может, и лжец, но он ведь не дурак. Должен был понимать, что его признание, мягко говоря, не вызовет у Ричарда восторга. Но он все-таки пошел на этот риск и сказал правду… почему?

Может, он все-таки не лгал?..

Ричард почувствовал, что его голова бурлит, как закипевший котелок. Всю свою жизнь он имел дело исключительно с людьми, которым мог спокойно доверять — и сейчас понял, что такие игры в угадайку ему совершенно не по вкусу.

— Прекрасно, — коротко и сухо сказал он. — Значит, ты получил то, чего хотел. Бери кольцо и убирайся на все четыре стороны. Видеть тебя больше не хочу.

— А как же вы? — почти испуганно спросил Филипп. — Вас же посчитают моим сообщником. И вообще наверняка решат, что кольцо осталось у вас. Кто в здравом уме поверит, что вы отпустили меня вместе с перстнем?

— А тебе что за печаль?.. Много ты думал о моих делах, когда наврал мне с три короба и заставил за тебя драться, чтобы сохранить ворованное? — сухо спросил Ричард.

Глаза Филиппа загорелись от какой-то новой мысли.

— А давайте просто выбросим это кольцо! А если спросят, скажем, что меня напрасно обвинили. Я, мол, вообще ничего у него не брал, а лорд наш просто потерял свой перстень и свалил на беглого. Тогда бы получилось, что я и не вор, и лорду Освальду вроде как отомстил. И концы в воду!

«Нет, все-таки он не врал» — подумал Ричард — почему-то с облегчением. А вслух хмуро сказал :

— Вот именно, что в воду. Знаешь, что такое ордалии? Это когда один говорит одно, другой другое, но никто не может твердо доказать, что прав, и назначают Божий суд. Вода, огонь, каленое железо... Ничего приятного. Или суд поединком. Хочешь, чтобы я опять сражался насмерть за твое враньё?

— Тогда давайте я его хотя бы вам оставлю...

— Вот спасибо! Чтобы меня взяли с краденным кольцом? — с сарказмом спросил Ричард.

Филипп ожесточенно поскреб в голове. Вид у него был растерянным.

— Ни стыда у тебя, ни совести, — угрюмо подытожил рыцарь.

Филипп встрепенулся.

— Вы не понимаете! Мне перед ним за эту кражу в жизни стыдно не было, и никогда не стало бы, как ни просите. А вот перед вами стыдно. Вы хороший человек, и мне вы за полдня сделали больше добра, чем кто-либо другой за всю мою жизнь. Есть у меня там совесть или нет, но с вами я совсем не хотел бы так нечестно поступить... И мне от этого противно.

— Спасибо и на том, — буркнул сэр Ричард. Ему сделалось не по себе, когда Филипп сказал, что он, мол, успел сделать ему больше доброго, чем кто-либо другой на протяжении всей его жизни. Если сравнить его сегодняшнюю помощь Филиппу с тем, что сделал для самого Ричарда любой из его домочадцев — даже тетушка Эмилия! — то это было сущим пустяком. О нем всю его жизнь заботились те люди, которым он был небезразличен, а о бедняге Филиппе, очевидно, не заботился никто и никогда, если вода, и хлеб, и возможность проехаться на чужой лошади кажутся ему таким большим благодеянием. Ну да, конечно, потом Ричард дрался за него с Гильомом, но для члена Братства это в порядке вещей. Странствующий рыцарь защищает кого-нибудь не из какого-то особого великодушия, а просто потому, что другой человек нуждается в защите, а сам рыцарь — в постоянном испытании своей отваги и воинской доблести. И поэтому награда странствующих рыцарей заключена в самом их деле. Ричарду в голову не пришло бы возвращаться к тем крестьянам, для которых он убил дракона, чтобы рассказать об этом и выслушать их благодарности.

Впрочем, едва ли Филипп много знал о братстве странствующих рыцарей.

— Ладно. Утро вечера мудренее. Завтра на свежую голову решу, что теперь делать, а сейчас все равно ничего умного не придумаю, — заявил Ричард, расстилая на траве попону Турна. Филипп следил за каждым его движением с таким вниманием, как будто рыцарь делал что-то крайне интересное и никогда прежде не виданное.

— Так мне уйти? — спросил он нерешительно.

— Да делай ты, что хочешь, — махнул рукой Ричард и, улегшись на попону, повернулся к спутнику спиной. Филипп постоял в нерешительности, а потом Ричард услышал, как он устраивается на ночлег с другой стороны от кострища.

— …Возьми плащ, замерзнешь, — мрачно сказал Ричард.

Несколько секунд Филипп молчал, а потом тихо, почти шепотом сказал — «Спасибо». Можно было бы сказать — «Не за что, это просто плащ», но Ричард понимал, что плащ тут совершенно ни при чем. К тому же, он по-прежнему сердился, так что предпочел демонстративно промолчать.