Драконоборец (джен)

Двоих оруженосцев они встретили на полдороги к тому месту, где рассчитывали их найти. Вопреки опасениям Орси, они сумели сохранить их лошадей, хотя ехать верхом, ведя в поводу остальных коней, было непросто, так что Патрик и Филипп ехали медленной и тряской рысью. Разглядев в темноте Ригеля и идущих за ним людей, Филипп остановил коня и завопил от радости. А Патрик удивил Ричарда тем, что спешился и, бросившись навстречу путникам, повис на шее у остолбеневшего Орси.

— Мы слышали, как вы зовете Ригеля, — сказал Филипп, подходя к Алисон и Ричарду. — Патрик чуть с ума не сошел от беспокойства. Думал, что вам нужна помощь…

— Ну, а ты? — поддразнил Ричард. — Ты, значит, совсем за нас не беспокоился?

— Ну нет, не то чтобы «не беспокоился»… Просто и так понятно, что один вы не вернулись бы, я же вас знаю. Значит, остальные тоже с вами. А раз так, значит, у вас, наверное, все получилось. Так я думал.

— Вот, — наставительно сказал Железная Рука островитянину. — Бери пример с него. Оруженосцу полагается считать, что его господин способен справиться с любой опасностью, а не хоронить его заранее…

Но было видно, что он тронут.

Единственным, для кого не хватило лошади, осталась леди Клеменс, которая объяснила им, что она расседлала и отпустила своего коня, прежде чем отправляться в подземелье.

— Я не знала, когда я смогу вернуться, но и так было понятно, что это займет не один день. Привязывать коня в горах, где полно хищников — это убийство. Так что я подумала — пускай Туман идет, куда захочет, — объяснила она. А когда Ричард с Алисон удивленно воззрились на нее, со смехом пояснила — Этот конь вырос не на конюшне, я взяла его из табуна. Гильом вам подтвердит… Он как-то сказал, что на турнирах дикий конь никогда не заменит того, которого правильно растили и воспитывали еще жеребенком. Мы поспорили перед всем двором, и я решила доказать, что он неправ. Нашла в восточных пустошах табун из местных белых лошадей, присмотрела себе Тумана. Долго к нему подлаживалась, чтобы он меня признал. И под конец все-таки приручила его и смогла забрать с собой в столицу. А потом мы с ним вышибли Орси из седла на столичном турнире. Так, Гильом?..

— Да, — подтвердил Железная Рука, глядя на леди Клеменс с совершенно непередаваемой улыбкой — грустной и одновременно с этим полной какой-то веселой нежности. Ричард подумал, что никогда до сегодняшнего дня не видел Гильома Орси настолько откровенно, душераздирающе влюбленным. Леди Клеменс, тоже явно не привыкшая к подобной откровенной демонстрации Гильомом своих чувств, растерянно сморгнула.

— Во-от… В общем, Гильом проиграл своё пари, а мы с Туманом последние года три отлично проводили время вместе, — отводя глаза от рыцаря, продолжила она. — Но все-таки Туман не из тех лошадей, которые не способны сами позаботиться о себе. Ему нетрудно будет заново привыкнуть к дикой жизни. Я решила — если все пройдет благополучно, и я смогу вернуть меч, то до обитаемых мест я как-нибудь уж доберусь пешком. В миле отсюда где-то спрятано мое седло и упряжь, но, по правде говоря, у меня нет особого желания задерживаться здесь ради того, чтобы их разыскать.

— Если хотите, леди Клеменс, мы можем поехать вместе, — предложил Гильом, и Ричард различил в его голосе нотку надежды. Ему даже захотелось, чтобы Клеменс согласилась — в конце концов, возможность проехаться вместе с дамой сердца на коне, была бы для Орси хоть какой-то наградой за все его жертвы. Но леди Клеменс, явно смущенная таким предложением, быстро сказала :

— Спасибо, это, конечно, очень щедро. Но, я думаю, будет разумнее, если я поеду с Алисон или с Патриком. Они, по крайней мере, легче остальных.

— Да… в самом деле. Об этом я как-то не подумал, — ровным голосом сказал Гильом. — Ну что ж, тогда садитесь к леди Алисон — и давайте уже, наконец, выберемся из королевства Горгаса.

Для Ричарда это звучало так, как будто бы Гильом сказал — «И давайте уже, наконец, покончим с этим». Ричард закусил губу. Ну нет!.. Не может он позволить Орси выпить этот чертов яд, даже если придется с ним подраться. Он просто обязан отыскать какой-то выход. А еще — пора, пожалуй, посвятить в суть дела остальных попутчиков. Всем вместе им будет гораздо проще что-нибудь придумать.

— Мы поедем шагом, — сказал Ричард, когда вся компания уже сидела на конях.

— Не дурите, Ричард, — устало сказал Гильом, явно понявший, что он тянет время. — Алисон с леди Клеменс вместе ненамного тяжелее, чем один всадник вроде меня.

— А их кольчуги и вся остальная броня — намного тяжелее, — парировал Эйсли. — И то, что лошадь может вынести какой-то груз, ещё не повод ее загонять...

— Ричард прав, — вмешалась Алисон. — Тролли за нами не погонятся, так зачем нам спешить и мучить лошадей? Вы что, куда-нибудь торопитесь?

Гильом пожал плечами и умолк. А Ричард с Алисон воспользовались тем, что он направил своего коня вперед, и обменялись за его спиной быстрыми взглядами.

— Надо рассказать все остальным. На первом же привале, — одними губами сказал Ричард.

Алисон кивнула.

Они ехали весь остаток ночи, а потом — все утро до полудня. Когда солнце стояло в зените, и вокруг стало достаточно тепло, Алисон заявила, что она устала, и, если никто не возражает, она предлагает остановиться на привал и хотя бы пару часов поспать. «Иначе я просто не дотяну до ночи» — заявила жена Ричарда, бессовестно играя на рыцарских чувствах Гильома Орси, на которого, по большей части, и был рассчитан этот спектакль. Разумеется, после такого заявления Гильом не мог не проявить галантности и не сказать, что леди Алисон права, что он тоже не выспался по-настоящему в пещерах троллей, и остановиться на привал — это отличная идея. Удивительнее всего, пожалуй, было то, что, когда они наскоро позавтракали (или все же пообедали?) той снедью, которую им дали с собой во дворце Горгаса, Гильом и в самом деле задремал под весенним солнцем вместе с остальными. Ричард осторожно растолкал обоих оруженосцев и леди Клеменс и, приложив палец к губам, показал им, что им нужно не задавать вопросов, и отойти вместе с ним подальше от стоянки, оставив Гильома под надзором Ригеля. Когда они устроились поодаль, за удобной каменной скалой, Ричард и Алисон вкратце пересказали своим спутникам историю о ведьме. На протяжении всего рассказа Филипп чертыхался, не переставая, а Патрик молчал, но смотрел с таким ужасом, как будто видел кошмар наяву.

— Не знала, что Гильом такой романтик, — зло сказала леди Клеменс, когда Ричард, наконец, умолк. — Что, если эта старая дрянь вручила ему только карту тролльих подземелий, а все остальное с самого начала было ложью? Ведь никто, кроме неё самой, не может знать, существует ли вообще эта "магия судьбы"!

— Это уже неважно, — грустно возразила Алисон. — Гильом дал слово. Значит, он должен будет его сдержать. Рыцарь не может лгать.

— Но мы-то ничего не обещали!.. — возразил Филипп, удивив Ричарда той страстью, с которой он собирался защищать Орси. Лицо Патрика просветлело.

— Правильно! Мы ничего не обещали, как и говорит Филипп — значит, мы можем ему помешать. Нет, мы не можем, мы должны! — воинственно сжав кулаки, заявил он.

— Давайте для начала заберём у него эту пакость, — сказал Ричард. — Чтобы не случилось так, что он выпьет свой чертов яд, пока мы совещаемся. Мне лично будет гораздо спокойнее, если флакон будет у нас...

Леди Клеменс скептически нахмурилась.

— И как мы его заберём? Вы сами говорите, что Гильом носит его на шее на верёвочке. Я сильно сомневаюсь, что он не проснется, если кто-нибудь из нас полезет ему за шиворот.

— Я могу его вытащить, — внезапно заявил Филипп.

Остальные участники совета замолчали, с удивлением воззрившись на него.

— …Честное слово, у меня получится! — заверил их Филипп. — Знаете, управляющий у лорда Освальда всегда носил с собой ключи от кладовых. А в замке запирали все продукты, не то что на кухне у сэра Ричарда. Ну и вот, а мы с мальчишками всегда хотели есть. И как-то раз я подумал — пропади все пропадом, пускай меня хоть всего исколотят, но я больше не могу!.. Подкрался к управляющему, потихоньку отцепил ключи и наелся от пуза. Ещё и всех друзей позвал. А потом потихоньку привесил ключи обратно. И, на своё счастье, управляющего я не разбудил. Утром подумал — вот дурак, надо было ключи оттиснуть хоть на глине, тогда бы мы больше не голодали! Ну, правда, второй раз я долго не решался к нему подойти. Но в конце концов всё-таки стащил ключи ещё раз. Правда, оттиск, который я сделал, ни на что нам не сгодился. Это ж надо было идти в кузницу и просить сделать ключ, а любой подмастерье кузнеца сразу сообразил бы, что тут дело нечисто. И наверняка бы выдал нас. Ему-то что, он ведь не голодает... Но после этого ключи я таскал часто. Просто перестал бояться. Управляющий заметил, что продукты пропадают, и стал прятать ключи чуть ли не в подштанники, но я так наловчился, что все равно их вытаскивал. Так что не сомневайтесь, сэр — с Гильомом у меня тоже получится!

— Ну ты даёшь, — только и смог сказать Ричард. — Я всегда говорил, что ты храбрец... Что же ты раньше никогда об этом не рассказывал?

Филипп смутился.

— Ну, откуда мне знать, как бы вы к этому отнеслись... Вы же всегда считали, что чужое брать нехорошо.

— Нехорошо морить кого-то голодом. А ты, по-моему, не сделал ничего плохого.

— Да с вами не поймёшь, что у вас будет плохо, а что нет, — праведно возмутился Фил. — То вы отчитываете меня из-за какого-то дрянного пастушьего котелка, а то у вас кража ключей — доброе дело!

Ричард ощутил уже знакомую беспомощность — и тяжело вздохнул.

— Ладно... Об этом мы потом поговорим. В смысле — я попытаюсь тебе объяснить, в чем разница. А пока попытайся всё-таки достать этот проклятый флакон с ядом, если ты считаешь, что у тебя все получится. А я побуду рядом, на тот случай, если Гильом всё-таки проснется...

Глядя на то, как Филипп снимает кожаный шнурок с флаконом с шеи мирно спящего Гильома, Ричард порадовался, что вовремя встретился с Филиппом и предложил ему свою помощь. Потому что, если бы Филиппу тогда удалось бы ускользнуть от посланной за ним погони, он, определенно, очень скоро сделался бы самым настоящим вором. Не станет человек с такими ловкими пальцами мыкаться от хозяина к хозяину, делая черную работу. Да и вообще, в таких делах труднее всего сделать первый шаг. Что бы Филипп ни говорил, таскать еду у лорда Освальда — это ещё не воровство. Сколько бы он ни перетаскал из кладовых для самого себя и для своих вечно голодных товарищей по несчастью, Филипп оставался честным человеком. Вором он стал только в тот день, когда решился прикарманить закатившееся под кровать кольцо. Конечно, там он говорил себе, что это — только справедливое возмездие, но после этого ему уже не сложно было бы найти себе какое-нибудь оправдание, чтобы утащить кошелек какого-то богатого раззявы, не сделавшего ему ничего плохого. Может быть, он обращается с прислугой так же плохо, как и Освальд. Да и вообще, несправедливо, что одному в жизни достаётся все, а другим — ничего...

— Готово! — беззвучно сказал Филипп, передавая флакон Ричарду. И они вместе, крадучись, как парочка грабителей, вернулись к ожидающим их в стороне сообщникам под удивленно-сонным взглядом Ригеля, явно не понимающим, что за новую странную игру затеяли его товарищи, и почему они не хотят просто подремать на ласковом апрельском солнышке вместе с Орси и с ним самим.

— Отлично, яд у нас, — сказала Алисон, когда все вдосталь похлопали Филиппа по плечам, восхищаясь его победой. — Что будем делать дальше?

— Разобьем этот флакон! — сказал Филипп.

— Выбросим его в какую-нибудь пропасть, — предложил Патрик.

— Нет, лучше отдайте эту склянку мне! Я возьму у вас одну лошадь, первой доберусь до этой ведьмы и волью этот яд ей в глотку, — кровожадно заявила леди Клеменс.

— А вот это, может быть, и неплохая мысль, — подумав, сказал Ричард. — Но тут есть один нюанс — Гильом поймет, что вы забрали склянку и уехали, и поедет за вами. Для него это вопрос чести. Будет лучше, если мы с вами вместе сядем на Ригеля — без меня он вас не повезет — и отправимся к ведьме на драконе. Это безупречный план. Против дракона у старой мерзавки не будет никаких шансов, это раз. Гильом нас не догонит, как бы ни старался, это два. А если он будет уж очень сильно буйствовать — тогда ты, Алисон, его задержишь.

— Запросто, — с лукавой улыбкой подтвердила Алисон. — Изображу, что подвернула ногу, и буду стонать, что он не может оставить нас с Патриком и Филом без своей защиты. Если уж я столько лет как-то справлялась с собственным отцом — то и с Гильомом как-нибудь управлюсь…

— …При всем моем к вам уважении — я думаю, вы ошибаетесь, — холодно сказал сам Орси, внезапно выходя из-за скалы, в тени которой спрятались «заговорщики». — Я понимаю, что вы действовали исключительно из добрых чувств, но то, что вы задумали — бесчестно. Так что я прошу — ради всех нас! — отдайте мне флакон и не вынуждайте меня отнимать его у вас силой.

Леди Клеменс быстро выдернула флакон из рук Филиппа — и, отступив на несколько шагов, положила ладонь на рукоять меча.

— Не будем вмешивать других людей в наши проблемы, — прищурив свои невозможно-синие глаза, бросила она рыцарю. — Ты, вроде как, заключил с ведьмой договор, чтобы спасти меня, а не кого-нибудь еще. Но мое мнение ты не спросил, а мне ваш договор категорически не нравится. Так что, если ты в самом деле хочешь силой отобрать флакон назад — тогда иди сюда и забери его. Если получится.

Гильом, казалось, несколько опешил и пару секунд стоял на прежнем месте, явно не зная, что теперь предпринять. Но потом на его губах возникла слабая улыбка.

— Так вы что же, леди Клеменс, угрожаете меня убить, чтобы спасти мне жизнь?.. Это как-то нелепо, вам не кажется?..

— Не более нелепо, чем считать, что какая-то ведьма свяжет наши судьбы воедино — тем самым поможет тебе меня спасти. И точно не более нелепо, чем пообещать в итоге отравиться в обмен на подобную услугу! — отрезала леди Клеменс.

— Вот тут вы ошибаетесь. У меня были очень важные причины заключить подобный договор. И я ничуть не сожалею о своем решении. Особенно сейчас. Если бы мне пришлось вернуться в прошлое и снова встретиться с той ведьмой, я бы без малейших колебаний поступил так снова, — сказал Гильом уже знакомым Ричарду тоном человека, который уверен, что он знает нечто, абсолютно недоступное другим, и смотрит на них с чувством снисходительного превосходства.

Леди Клеменс, услышав этот самодовольный тон, даже не побледнела, а прямо-таки позеленела от гнева. На её ставших бескровно-бледными щеках проступили никогда раньше не виденные Ричардом веснушки.

— Это потому, что ты всю свою жизнь слишком любуешься самим собой и не даешь себе труда подумать, что чувствуют остальные люди, — бросила она в лицо Орси. — Ну например, ты не задумываешься о том, что должен чувствовать человек, которого «спасают» таким способом. Но это недоразумение легко исправить…

Она выпустила рукоять меча и быстрым жестом выдернула пробку из флакона. Ричард и Гильом, одновременно заорав от ужаса, бросились к ней, Алисон, к которой леди Клеменс неосторожно повернулась боком, прыгнула вперед, чтобы ударить ее по руке, и в результате все сплелось в какую-то кучу малу, и в этом хаосе Ричард различал только хриплое дыхание Гильома, ругательства, которыми их осыпала леди Клеменс, и потом, пару секунд спустя — хрупкий и тонкий звон стекла, упавшего на камень. По этому звуку Ричард сразу понял, что флакон разбился вдребезги — и с чувством неимоверного облегчения ослабил хватку. Впрочем, рука леди Клеменс, которую он пытался удержать, тоже разом обмякла в его хватке, и яростно бранившаяся до этого женщина устало посоветовала им с Гильомом «отвалить». Что Ричард с удовольствием и сделал, искренне жалея, что в своей поездке удовольствовался более удобным, легким и открытым шлемом без наносника — во время драки леди Клеменс от души стукнула его лбом в лицо, и из ноздрей у Ричарда бежала кровь.

Они с Алисон и Гильомом одновременно наклонились над разбившимся флаконом, но жидкость уже стекла по камню и впиталась в землю.

Орси грубо выругался.

— Посмотри, что ты наделала!.. — сказал он леди Клеменс. — Я дал ведьме слово, а теперь я не смогу его сдержать. Она решит, что я захотел обмануть ее и не платить за ее помощь. То есть поступил бесчестно, да вдобавок ещё и трусливо… А ты, Эйсли, просто-напросто предатель. Я доверился тебе, как другу, а ты выдал мою тайну. В жизни не подумал бы, что ты такой болтун!

— Сэр Ричард — не предатель. А вот ты — просто самодовольный идиот, Гильом, — отрезала леди Клеменс. Недавняя бледность на ее лице быстро сменялась яростным румянцем. — Ты, видимо, даже теперь считаешь, что это дело касается только тебя. А то, что у меня или у сэра Ричарда есть своя совесть и свои желания, и никто не обязан делать то, что он считает недостойным и неправильным, тебе в голову не приходит.

Гильом с усталым раздражением махнул рукой, но срывать злость на Эйсли, кажется, и вправду передумал. Вместо этого он сел на землю, сгорбился и опустил голову на руки.

Ричард видел Гильома раненным и обессилевшим, видел его подавленным мыслями о проклятой склянке с ядом, но, кажется, никогда ещё на его памяти Орси не выглядел таким несчастным. Эйсли стало его жаль.

— Послушайте, Гильом… То, что случилось с ядом — это не ваша вина, — заметил он.

— Моя, — мрачно сказал Гильом, не поднимая головы. — Клеменс права — нельзя было сначала плакаться вам на свою судьбу, а потом заявлять, что вы не вправе были вмешиваться в это дело. Надо было не ныть, а молча сделать то, что нужно.

Ричард не нашелся, что ответить на такое заявление, и лишь беспомощно развел руками.

— Ты вроде неплохой человек, Гильом, но почему-то каждый раз, когда ты открываешь рот, мне хочется тебя ударить, — процедила леди Клеменс.

— Точно, — мрачно согласилась Алисон.

Филипп, наверное, готов был с этим согласиться, но благоразумно предпочел держать свое мнение при себе.

С четверть часа спустя, когда все успели успокоиться и несколько прийти в себя, леди Клеменс предложила новый план :

— Мы пойдем к ведьме вместе. Пусть сама решит, кто из нас задолжал ей свою жизнь — я или сэр Орси.

— Ну вот ещё! — сейчас же вскинулся Гильом. — Договор с ней заключал я...

— А склянку разбила я, — парировала леди Клеменс.

— Положим, склянку вы разбили вместе, — рассудительно заметил Эйсли. Но, прежде чем Алисон успела испепелить мужа взглядом, а Гильом — обрадоваться неожиданной поддержке, Ричард сказал — Но я считаю, что леди Клеменс права. Пускай ведьма решит сама.

"И лучше ей подумать дважды и вообще отказаться от оплаты, — добавил он про себя. — Иначе следующим, кто расстанется с жизнью, будет уже она сама. Ни я, ни Ригель с этой старой дрянью ни о чем не договаривались..."

Путешествие к столице показалось Ричарду на редкость мирным и напрочь лишенным драматизма — особенно по контрасту с предыдущими событиями. Его спутники, как будто сговорившись, вели себя так, как будто бы все испытания и трудности уже остались позади, а они просто возвращаются в Алларию с мечом короля Эдварда. Между Гильомом с леди Клеменс установились странные взаимоотношения — с виду они вроде бы вели себя, как старые друзья, которые знакомы больше половины жизни. Они шутили, подначивали друг друга и вспоминали о каких-то старых приключениях, турнирах и походах, но при этом в том, как они держались друг с другом, ощущалось скрытое напряжение. Наверное, им в самом деле было неудобно делать вид, что между ними не случилось ничего особенного, после этой истории с разбитой склянкой яда.

Когда они, наконец, добрались до окрестностей столицы, Гильом отыскал в лесу тропинку, на которой разговаривал с крестьянином, который возвращался от знахарки, и, немного поплутав по лесу, сумел провести своих попутчиков к домику ведьмы.

Когда Гильом постучал в дверь, Ричард поймал себя на том, что он не чувствует волнения, которое было бы уместно перед встречей с таким опасным врагом, как ведьма. Все преимущества, определенно, были на их стороне. Наверное, поэтому ведьма и не спешила открывать. Дверь оставалась запертой, хотя внутри определенно кто-то был — Ричард слышал изнутри шорох, и был вполне уверен в том, что, если даже старая карга узнала об их приближении заранее, она, по крайней мере, не сбежала, оставив им только пустой дом.

Эйсли казалось, что он даже слышит за дверью ее дыхание.

— Открывай немедленно, или я буду считать, что ничего тебе не должен! — побарабанив по двери уже, должно быть, третий раз и совершенно потеряв терпение, сказал Гильом.

На этот раз дверь приоткрылась.

— А ты мне чего-то должен?.. — спросила старуха, опасливо смотревшая на них через щель в двери. Ричард подумал, что Гильом преувеличил — ведьма была вовсе не такой уродливой, как он описывал.

Но сам Орси, посмотрев на старуху, недовольно сдвинул брови.

— Кто ты такая? — недовольно спросил он. — И где та ведьма... Я хочу сказать, знахарка, которая жила в этом доме пару месяцев назад?

— Я живу в этом доме уже десять лет, — возразила старуха. — Кроме меня, тут нет других знахарок. Ты ошибся, рыцарь... И ты напугал меня.

— Ладно, возьми за беспокойство, — нетерпеливо сказал Гильом, отстегнув от плаща серебряную фибулу и сунув ее в сухую и желтую, похожую на птичью лапу, руку, проворно просунутую старухой из-за двери.

А после этого, не слушая похвал и благодарностей, которыми его осыпала знахарка, отошел от двери и, все так же растерянно хмурясь, обошел лесную хижину кругом.

— Что скажете? Это тот самый дом? — спросила Алисон.

— А чёрт его поймет, — дернул плечом Орси. — Вроде бы тот. Но в прошлый раз я видел его в темноте, да и не слишком интересовался его видом. Меня тогда волновала только ведьма… Думаю, надо доехать до деревни и поспрашивать, не знают ли они других старух, которые бы жили в этом лесу. Не приснилась же она мне, в конце концов!.. Карта, во всяком случае, самая настоящая, и флакон с ядом тоже был вполне реальным, пока не разбился.

Дойди до деревни им, впрочем, не удалось. Они шли через лес, пытаясь отыскать тропинку, с которой свернули, чтобы найти домик ведьмы, но, кажется, Гильом был слишком сильно выбит из равновесия беседой со «знахаркой» и ошибся направлением, поскольку тропинка никак не появлялась. Вместо этого они внезапно увидели за деревьями молодую женщину, гуляющую по лесу с таким беззаботным видом, как будто не было ничего естественнее, чем бродить в одиночку, не боясь дурных людей и хищников.

Женщина тоже заметила их компанию и направилась к ним.

Ричард, оторопев, смотрел на незнакомку. Длинные волосы прекрасной дамы были черными, но на солнце обрамлявшие лицо крутые завитки поблескивали золотом. Она не заплетала кос и не закалывала волосы наверх по обычаю знатных дам — волна блестящих, шелковистых локонов спускалась почти до колен, и оставалось совершенно непонятным, как она могла ходить по лесу с этими распущенными волосами так, что они не цеплялись за ветки и не путались. На даме был мужской охотничий костюм из ткани неопределенного, коричнево-зеленоватого оттенка, выглядевшей так, как будто куртку и рубашку сшили из опавших листьев. Но даже удивительнее, чем прическа дамы и ее костюм, были ее глаза — огромные, смеющиеся и сверкающие, как расплавленное серебро.

Ладонь прекрасной женщины лежала на спине уже знакомого ему оленя — рослого, красивого самца с ветвистыми рогами и сливочно-белой шкурой, сияющей на апрельском солнце теплым, золотистым блеском.

— А, сэр Охотник!.. — с веселой улыбкой поприветствовала дама Ричарда. — Приятно видеть, что вы тоже здесь.

Гильом внезапно опустился на одно колено.

— Простите, моя королева. Мы с друзьями не хотели вторгнуться в ваши владения, — произнес он, почтительно опустив голову. — Мы искали дом старой ведьмы, который стоял где-то в этих местах в лесу Полуденного мира, и сами не поняли, как заблудились и случайно забрели в ваш лес…

Только тут Ричард наконец-то понял, что он видит саму Королеву Фей. Он низко поклонился ей вслед за Гильомом.

— Вы не заблудились, сэр, а пришли именно туда, куда вам следовало, — возразила Королева легкомысленно. — Я не удивлена, что вы искали ведьму, потому что в прошлый раз вы разговаривали с ведьмой. Но на этот раз, если вы не имеете ничего против, я бы лучше побеседовала с вами в своем истинном обличье. Если вы, конечно, не предпочитаете тот облик, который я приняла в тот раз…

— Так это были вы!.. — не удержался Ричард.

Их собеседница кивнула.

— Это была я. И я это было весело. Ну шутки приедаются, если становятся однообразными.

— Значит, вы полагаете, что это было весело — вручить Гильому склянку с ядом? — стиснув кулаки, спросила Алисон. — В таком случае, я не могу сказать, что одобряю ваше чувство юмора.

Ричард, по сути, думал то же самое, но все же ему сделалось не по себе от прямоты его жены. Навряд ли стоило так откровенно дразнить Королеву, которая могла, рассердившись, навсегда закрыть своим гостям обратный путь в их мир. Железная Рука и вовсе на мгновение прикрыл глаза, как будто бы надеялся, что таким способом можно заставить происходящее вокруг него исчезнуть.

— Моя леди, я прошу вас простить моих спутников, — поспешно сказал он. — Они не так грубы, как может показаться. Если они ведут себя неучтиво — то только из сострадания ко мне… Моя несдержанность и их желание меня спасти привели к тому, что я потерял ваш флакон. Если быть точным, я его разбил. Но я не собирался уклоняться от исполнения нашего уговора, и сейчас пришел сюда, чтобы выполнить свои обязательства.

— Гильом забыл сказать самое главное, — вмешалась леди Клеменс. — Ваш флакон разбился потому, что между нами вышел спор, кто из нас задолжал вам свою жизнь. Я не просила у сэра Гильома выручать меня такой ценой, и я считаю, что, заключив такой договор без моего согласия, у меня за спиной, он поступил несправедливо и нечестно. Я прошу Ваше Величество освободить его от необдуманного обязательства и разрешить мне расплатиться по счетам вместо него.

— Ах, вот как!.. Это очень интересно, — протянула Королева. — Ну и почему же вы хотите заплатить его долги?

— Мне кажется, это и так понятно, — сдвинув брови, возразила леди Клеменс. — Бесчестно позволять кому-то умереть вместо cебя.

Но Королева скорчила нетерпеливую гримаску.

— Честь меня не интересует. Это ваши человеческие игры, вот вы и играйте в них. А у нас здесь, в Подлунном мире, ценятся другие вещи. Раз все дело в чести, то я предпочту остаться при своем и выберу его, — дама кивнула на Гильома. — Его жизнь ценнее, потому что он влюблен. И как влюблен!.. Влюбленный рыцарь — это куда интереснее, чем тот, кто жертвует собственной жизнью ради гордости. Взяв его жизнь, я получу гораздо больше, чем способны предложить мне вы.

— Какое свинство, — железным от злости голосом сказала Алисон.

— Точно, — поддержал ее Филипп. — В песнях и в старых сказках эльфы иногда бывают бессердечными, но до сих по я никогда бы не подумал, что их правительница может быть настолько злобной гадиной…

— Да замолчишь ты или нет?.. — метнув на Филиппа сердитый взгляд, спросил Гильом Орси.

— Не замолчит, — возразил Ричард. — И, кроме того, он прав.

Эйсли и сам не понял, когда ему стало наплевать на то, что Королева Фей — это совсем не то же самое, что заурядная злобная ведьма, и бороться с ней не сможет даже Ригель. Стоит ей захотеть, она просто исчезнет, а они никогда не смогут отыскать пути назад... Но Алисон с Филиппом были правы. Нельзя так омерзительно играть с людьми, даже если они бессильны против твоих чар... Особенно, если они бессильны против твоих чар, и ты ничем при этом не рискуешь!

Изящные, как будто нарисованные темной тушью брови Королевы вопросительно приподнялись.

— Не понимаю, чем вы недовольны. Посудите сами — если рыцарь, который так сильно любит женщину, что готов, не задумавшись, отдать за нее жизнь, останется в живых и лишится своей возлюбленной — он, чего доброго, еще утопится от горя. А пережить утрату нелюбимого гораздо легче. Вашу спутницу, наверное, будет терзать бесплодный гнев, но она не узнает ни истинной грусти, ни непоправимого отчаяния. Так что вам следовало бы признать, что я, напротив, поступаю милосердно.

— Дело не только в чувстве долга, — возмутилась леди Клеменс. — Гильом мне тоже дорог! Мы знакомы уже много лет. Он мой соратник… мой товарищ... даже друг. Я не могу позволить ему умереть!

— Ну, это пустяки. У вас много верных друзей. Вот, скажем, сэр Охотник и его жена, которые готовы, не задумываясь, рисковать для вас собственной жизнью. И все остальные рыцари короля Эдварда. Они легко заменят вам сэра Гильома.

— Гильома заменить нельзя, — с горькой усмешкой возразила леди Клеменс. — Я всегда говорила, что он — единственный в своем роде.

— Это мне известно, — согласилась Королева Фей. — Но вы обычно добавляли, что «второго подобного идиота в мире нет». А это как-то плохо подтверждает ваше нежелание его терять.

Леди Клеменс нахмурилась.

— Ну, у меня были свои причины для подобных утверждений… Я ведь знала, что Гильом ко мне неравнодушен. Но, когда он признавался мне в любви, мы оба были молоды и вели беспорядочную жизнь. Турниры, рыцарские странствия, придворные пиры... Естественно, никто из нас не был готов подлаживаться под другого и что-то менять. Мы были слишком заняты собой и мечтали о приключениях и славе. Именно это я ему тогда и сказала. Любовь любовью, но он не меньше меня стремился жить "сам по себе", а не "вдвоём". И, вздумай мы сойтись, мы только стали бы друг друга мучить. И потом, Гильом — очень азартный человек. Я думала, этот порыв у него пройдет так же быстро, как и вспыхнул. А для меня это уже станет слишком важно, и тогда я точно его не прощу. Зачем же портить себе жизнь ради недолгой связи, которая потом ещё много лет будет болеть, как гнилой зуб?.. В общем, у меня были веские причины ему отказать. Но у Гильома это его чувство так и не прошло. Мне, правда, никогда не приходило в голову, что он относится к этому так серьезно, чтобы даже много лет спустя затеять эту глупость с ядом… Но кто на моем месте мог бы догадаться?! Иногда он делал или говорил что-то такое, из чего можно было понять, что я ему небезразлична, но я полагала, что для него это не настолько важно, чтобы предпринять какие-то шаги к сближению. Вместо того, чтобы пытаться переубедить меня и доказать, что он способен быть хорошим мужем, сэр Гильом все эти годы лез из кожи вон, доказывая всем подряд, что он способен быть хорошим рыцарем. И, безусловно, преуспел... Он лучший фехтовальщик, замечательный певец, он всем на зависть объезжает самых буйных и капризных лошадей... Иной раз меня прямо злость брала — как будто он изо всех сил рисуется передо мной, чтобы сказать — "вот видишь, от чего ты отказалась!.."

— Ничего подобного! — словно очнувшись, возмутился сэр Гильом, который до сих пор слушал речь леди Клеменс в ошарашенном молчании. — Я просто полагал, что женщина вроде тебя достойна лучшего...

— Какая теперь разница, — дернув плечом, сказала леди Клеменс. — Я всего лишь объясняю, как все это вышло. И хочу, чтобы Ваше Величество правильно меня поняли. Гильом для меня больше... куда больше, чем обычный друг! Если бы он не раздражал меня сильнее, чем кто бы то ни было другой из окружающих меня людей, то я даже сказала бы, что я его люблю.

— Сдаётся мне, он раздражает вас именно потому, что вы на самом деле его любите, — прищурившись, сказала Королева. — Иначе вас просто-напросто не волновали бы те мелочи, которые вас выводили из себя в его характере и поведении.

— Может, и так. Но что это меняет?

— Ах, ну что вы! Разумеется, это меняет всё.

— Значит, вы отдадите вашу склянку мне? — спросила леди Клеменс. — Разумеется, она разбилась, и весь яд пропал, но вашей магии должно хватить, чтобы это исправить.

— Это точно. Моя магия может исправить очень многое. Например, положить конец ошибке, которую два упрямых, как бараны, человека совершают много лет подряд...

Ричард почувствовал, что с его плеч как будто бы свалился камень.

— Вы имеете в виду...? — все еще не решаясь до конца поверить в лучшее, спросил он Королеву Фей.

— Да, я хочу сказать, что моя шутка удалась.

Теперь, когда смысл затеянной их собеседницей интриги прояснился, Ричард почти был готов поаплодировать тому, как ловко все это было подстроено. Но Алисон, менее склонная по-христиански прощать прегрешения своих врагов, явно не намерена была сдавать позиции.

— Ничего себе шуточки! А если бы кто-нибудь выпил этот яд?

— Ну, яд там был или не яд — этого уже никто никогда не выяснит, — сказала Королева легкомысленно. — Давайте всё-таки считать, что во флаконе был смертельный яд. Так оно куда поэтичнее. Вы не находите?.. Конечно, если вам обоим так не терпится покинуть мир живых, вы можете пойти со мной, — сказала она леди Клеменс и Орси. — В моих владениях всегда рады героям. И все мои гости могут наслаждаться вечной молодостью и не убывающей от года к году силой.

— Нет! — одновременно выпалили Клеменс и Гильом.

— Нет, Ваше величество. Благодарю вас за щедрое приглашение, — вспомнил о приличиях Гильом. — Но мы простые люди, и, как бы мы ни хотели, нам никогда не прижиться в вашем царстве. Свет луны прекрасен, но людям всегда было гораздо ближе солнце. Мы существа с горячей кровью, нам нет места среди эльфов с горящими, как свеча, глазами.

— Если хочешь убедить меня в том, что не годишься для Полуночных земель, не говори, как менестрель, — со смехом сказала королева. — Поэтам в моем царстве всегда рады… Впрочем, шутки в сторону. Я не люблю, когда мои усилия и мою помощь отвергают. Так что, если я увижу, что вы собираетесь загубить всю проделанную мной работу, все дороги в вашей жизни будут вести в сторону Полуночной страны, и на этот раз я уже не позволю вам уйти. Это понятно?..

— Да, Ваше величество, — сказал Гильом.

— Ну надо же... Не думал, что она меня отпустит, — утирая пот со лба, сказал Орси, когда они, наконец, вышли на знакомую тропинку. — Я ведь должен был попасть в Полуночные земли ещё много лет назад...

— Как это? — удивился Ричард.

— Долгая история… Однажды в детстве — мне тогда было лет восемь или даже меньше — я случайно отбился от компании своих друзей и заблудился. Я надеялся вернуться в замок, но вместо этого, наверное, заходил дальше в лес, и под конец впал в панику. А может, я уже тогда был не в своем лесу, а где-то по ту сторону границы, и поэтому никак не мог найти пути домой. В том мире, куда я попал, нашего замка просто не существовало. Пока я метался по лесу, настал вечер. А в то время я — как это ни смешно — боялся темноты, особенно в лесу. За каждым стволом дерева мне мерещились разные чудовища, которые готовы на меня наброситься, поэтому я сел на землю, забился между корней большого дуба и зажмурился. Типично детская реакция — если я ничего не вижу, то мне как будто бы ничего не угрожает. Но несколько минут кто-то спросил меня, что я здесь делаю. Я так обрадовался звуку человеческого голоса, что сразу же открыл глаза и вскочил на ноги. И тогда я увидел человека, который со мной заговорил. Очень, надо сказать, необычного человека — по росту и по телосложению он был если и не мужчиной, то уже взрослым юношей, но щеки у него при этом были гладкими, как у ребенка.

Алисон тихонько ахнула. Хотя они сами только что видели вживую Королеву Фей, идея, что кто-то мог встретить эльфа в детстве, да еще и потерявшись и оставшись в одиночестве в ночном лесу, казалось жуткой. Слишком много было песен и баллад о жителях Получного мира, которые забирали к себе человеческих детей.

Гильом кивнул.

— Ну да, ну да… Он был очень красивым, этот эльф. Я бы, наверное, решил, что это девушка, но его тонкая зеленая рубашка плотно облегала тело, и грудь у него была абсолютно плоской, а плечи — широкими и крепкими. И вообще он был какой-то легкий, тонкий, как те акробаты, которые пляшут на канате на весенней ярмарке. Но удивительнее всего в нем были его глаза. Они были огромными, на пол-лица, и такими блестящими, что я не мог сказать, какого они цвета — это был уже не цвет, а свет. Я с первого же взгляда понял, что это — не человек, и мне стало не по себе. Но эльф повел себя очень приветливо. Услышав, что я заблудился, он вызвался проводить меня домой. И пока я шагал за ним по лесу, он говорил о Полуночной стране, о летних танцах на лесных прогалинах, о родниках, вода которых опьяняет, как вино, о доброй и прекрасной повелительнице их земли, которую в Полуденных краях обычно называют Королевой Фей. Он говорил о лунном серебре, из которого оружейники его народа делают мечи, которые кажутся хрупкими и тонкими, как первый зимний лед, но которые разрубают кованную сталь, как масло. Говорил о кэльпи, лошадях, которые выходят из воды, чтобы служить его народу, и которые могут обогнать любую лошадь из Полуденного мира и вдобавок могут бежать день и ночь без устали — такие же неутомимые и бурные, как реки, из которых они вышли. В общем, он рассказывал о самых разных чудесах, надеясь, видимо, что я не выдержу и попрошу показать мне все эти удивительные вещи. Но я знал, что люди, проявляющие слишком много интереса к чудесам Полуночного мира, запросто могут вернуться домой лет через пятьдесят, а то и сто — а я последние несколько часов мог думать исключительно о маме, и мне совершенно не хотелось вернуться домой и обнаружить, что все те, кого я знаю, давно уже умерли. Поэтому я ничего не говорил. Не знаю, мог мой проводник забрать меня с собой помимо моей воли. Кое-кто уверен, что эльфы крадут детей, но не исключено, что они лишь заманивают их к себе, как мой собеседник пытался заманить меня. Но, в любом случае, тот эльф не причинил мне никакого зла, и в самом деле вывел меня на опушку леса перед нашим замком. Но на прощание сказал, что он видит на мне печать Полуночной страны, и что их мир всегда будет тянуть меня к себе… Правда, когда я рассказал об этом происшествии отцу, он сказал, что это обычная эльфийская болтовня. Они, мол, говорят что-нибудь в этом роде каждому, кого им не удастся окрутить — просто чтобы не выглядеть дураками и вообще сделать вид, что все так и задумано, — добавил сэр Гильом с усмешкой. — Наверное, отец был прав. В конце концов, мне почти тридцать пять — а я все-таки живу здесь, а в Получночной стране!

— Но это может скоро кончиться, если вы с леди Клеменс будете и дальше валять дурака, — сказала Алисон. — Мне кажется, что эта Королева не шутила, когда говорила, что, если вы не оправдаете ее ожиданий, она разозлится и заберет вас к себе.

— Не наседай на них, — с усмешкой сказал жене Ричард, видя, что Гильом и Клеменс обменялись быстрым вороватым взглядом — и тотчас же отвернулись друг от друга. — Думаю, им просто нужно время. Пара дней… или недель… Хотя, зная сэра Орси, скорее пара лет.

— Будь другом, Эйсли — помолчи! — лениво попросил Железная Рука. — Я слишком счастлив, чтобы с кем-то ссориться.