Отмеченный Порчей (гет)

Руки, крепче, чем горные корни, впивались мне в локти и тащили вперёд по тёмному холодному коридору. Отвратно скрипнула тяжелая дверь, и глаза резанул яркий свет. Меня втащили в зал суда.

Неодобрительный гул сотни лживых ртов пронёсся по помещению, пока дементоры с безразличием вечности вели закованного в кандалы меня к креслу приговоренного. Развращенная властью толпа с нескрываемым интересом смотрела, как стражи усадили изможденного смертника на жесткий стул. Цепи лязгнули и приковали мои запястья к подлокотникам.

Азкабанские церберы безропотно уплыли из зала, оставив заключенного на попечение людям. Двое авроров с палочками наизготовку заняли свои места по правую и левую руку от меня.

Вот он. Ужас всех волшебников, которые трепетали перед человеком, чьё лицо было скрыто маской. Мной. Я чувствовал их неподдельный страх, витающий по залу, вдыхал его в себя. Сладкий запах ужаса исходил от молодого мага справа от кресла. Стажер, не умеющий контролировать собственные эмоции. Мне не нужно было даже смотреть ему в глаза, чтобы знать: он боится.

Фадж с безжалостностью педофила буравил взглядом мою костяную маску. Их ключик к логову Пожирателей оказался фальшивкой. Даже с помощью пыток они не добились ни слова. На меня не подействовал ни один из тех методов, которые они столетиями оттачивали в холодных подземельях и тайных отделах Министерства. Но, признаться, они знали толк в истязаниях, так что несколько дней, проведённых в темницах Азкабана, показались мне отпуском на милом островке посреди моря. Увидев в этом тонкую иронию, я едва слышно хмыкнул, но одному из моих надзирателей даже посреди гула это показалось выстрелом. Парень молниеносно повернул голову ко мне, но я не обратил на это внимания.

— В последний раз предлагаю вам облегчить свою участь, — прогремел усиленный заклинанием голос Министра, стоявшего за кафедрой напротив.

Я слегка повернул голову к нему, от чего мужчину, кажется, передернуло, и, делая вид, что не понимаю его намёков на раскаяние, позволил ему насладиться взглядом в мои черные глазницы. Я бы не сказал ему ни слова, даже если бы мог говорить.

— Нет? — беспомощно переспросил он.

Заметив моё безразличие, Министр махнул рукой заместителю, чтобы тот зачитал приговор.

— Осужденный обвиняется в Пожирательстве, — полился безжалостный голос Перси Уизли, — использовании Непростительных Заклинаний, многочисленных убийствах и пытках магов и магглов. — Каждое слово, как гвоздь в крышку гроба. — За эти преступления, осознанные и тяжкие, заключенный приговаривается к поцелую дементора. Приговор привести в исполнение немедленно!

— Последнее слово, узник?! — отчаянно выкрикнул Фадж.

Сбоку послышался нервный смешок.

Я медленно поднял и повернул голову в сторону стража справа. Он был там, когда авроры пытали меня. Парень нервно посмотрел на меня и рефлекторно сглотнул. Меня ведь отправили в Азкабан не по доброте душевной, а из-за того, что все решили, что я нем, и этот сосунок знал это.

Ему казалось забавным то, что я не мог сказать ни слова, но если бы он знал, что происходит на самом деле… если бы он только знал…

Я смотрел ему в глаза и читал мысли, так что, когда за спиной резко распахнулась дверь и весь зал повернул голову к вошедшему, я даже не шелохнулся.

«Почему он так безразличен? Почему все смотрят на вход, а он на меня? Возможно, он знал, что кто-то войдет? Ведь уж больно спокойно он принял смертный приговор», — вонючие мысли аврора были словно написаны на его гладком, без единой морщинки, лбу.

— У него его нет, но есть у меня, — послышался у меня за спиной спокойный, как всегда, голос, который я узнал бы из тысячи.

Я слегка улыбнулся, вспомнив, как в прошлом году Дамблдор вошел сюда в длинной тёмно-синей мантии с совершенно бесстрастным выражением лица, как его длинная серебряная борода и волосы блестели в свете факелов.

Недоумение расползлось на лице аврора, будто младенческий рисунок говна на пелёнках, когда старик начал говорить:

— Вы собираетесь казнить Гарри Поттера, недоумки! — властным голосом сказал он, с тихим шелестом бросив газету в лицо Фаджа.

Зал ахнул, а Министр только и выдавил:

— Что… что вы несёте, Альбус?

Толпа застыла. Мертвая тишина. Стоп!

Так откуда же здесь Дамблдор? Откуда он знает, что заключенный — именно я? Почему меня засудили за Пожирательство? Откуда в храме богини Хель взялись Пожиратели и авроры? Почему я позволил им поймать себя? Как говорил мне мой наставник: «Если вы чего-то не понимаете, значит, вас дурачат». И я одурачил всех.

Началось это с первой же секунды, когда я покинул штаб братства и получил задание от учителя. Для начала мне нужно было навестить дом на Тисовой Улице и забрать свои вещи.

То, что за жилищем следят, было ясно, как «амбре» из чистилища. Так что я воспользовался чарами «Хамелеона» и следил за каждым своим шагом, чтобы меня не обнаружили. Дурслей дома не оказалось, и меня посетило странное чувство, что их доставили в штаб Ордена, чтобы вежливо спросить, где они меня просрали.

В моей комнате царил бардак, как и в тот день, когда я ушел. Все осталось нетронутым, даже закрытая в клетке сова, которая давно издохла и истлела, а вокруг её тюрьмы, на столе, расползлось отчетливое пятно гниения. Я разразился злобной тирадой матов, очистил клетку от разных нечистот и решил забрать сову с собой, чтобы похоронить. Но об этом позже. Выбросив из чемодана всё, кроме метлы, мантии-невидимки и карты мародёров, я поджег напоминавшую мне о прошлом комнату, а затем тихо свалил.

Для своих нужд я снял маггловский домик неподалеку от Дырявого Котла и позволил себе несколько дней на расслабление, которого у меня, как казалось, не было уже вечность. Я купил немного дорогих маггловских шмоток, удовлетворявших мой изощренный вкус, которому никогда не давали себя проявить. Отъелся изысканной едой в самых дорогих ресторанах Лондона, естественно, проследив за тем, чтобы меня никто не узнал, а затем принялся обдумывать план.

Спустя три дня я заглянул на почту и оправил каллиграфическое письмо примерно следующего содержания:

«Здравствуй, милая Рита!

К моему большому сожалению, мы не сможем встретиться лично, но мне хотелось бы предложить тебе новую сенсацию. Сомневаюсь, что её опубликуют в «Пророке», так что тебе придется искать альтернативные издательства.

И не подумай, что это просьба, моя дорогая. Ты ведь помнишь о своей маленькой тайне. Мы же не хотим, чтобы о ней узнала общественность? У тебя есть три дня, чтобы рассказать миру, что небезызвестный Гарри Поттер сел в Азкабан.

За выполнение работы тебя будет ждать маленький подарок. Полагаю, метла поможет тебе не нарушать закон.

С любовью, Аноним»

Я догадывался, как женщина отреагирует на посылку, поэтому, ко всему, надушил пергамент добротными маггловскими духами, чтобы проклятья ведьмы в мой адрес были обоснованы.

Спустя три дня я появился на Косой аллее и, просмотрев несколько газет, нашел необходимую заметку и кое-что ещё. Естественно, Рита выбрала самую бредовую малотиражку, которую только можно было найти. Бесплатные статьи в «Придире» имели свой спрос, к тому же, какая еще редакция приняла бы столь несусветный бред? Но, с другой стороны, это сыграло мне на руку: какой уважающий себя чиновник будет читать газету, где пишут о морщерогих кизляках? Кроме того, в передовице «Пророка» я прочел, что шесть Пожирателей сбежали из Азкабана. Ухмыльнувшись, я купил сборник министерской бредятины и несколько экземпляров «Придиры», которые разослал членам Ордена.

Положив газету под мышку, я направился в Лютный переулок. И не просто так снял капюшон; уронил газету, позволив Горбину увидеть цель, нет, показал, кому можно сообщить. Я видел Малфоев в этой лавке, и то, как хозяин стелился перед ними, о многом говорило. Решение продавца было очевидным: когда я купил маску, на коробке уже были чары слежения.

Пожиратели в храме богини были мне обеспечены, но там я едва не оплошал. Эта клоака мира едва не стоила мне жизни, я осознал это, как только взял в руки клинок Хель. Так откуда всё-таки там взялись авроры? Вспоминая кубок мира по квиддичу, когда министерские псы появились, как только из моей палочки в небо выстрелила Черная метка, и лекции лже-Грюма, который доподлинно описал заклинания, за которые получают билеты в Азкабан, я снял с палочки защиту и использовал Непростительное.

Затем авроры оглушили меня на выходе из катакомбы. Я не знал, сколько придется их ждать, и надеялся еще немного поиграть с Пожирателями. Тут-то я и оплошал, не успев выпить зелье безмолвия, чтобы молчать на суде. Меня легко приняли за Пожирателя: белая маска, черная роба, что я взял на замену подранной белой мантии, что еще было нужно?

К сожалению, очнувшись, я понял, что оказался не в Азкабане, а в подвале, полном тех чудных пыточных предметов, которые я видел в магазине Горбина.

Фантазия авроров оказалась поистине непостижимой, и уже спустя час все выжившие Пожиратели тыкали в меня пальцами, что-то болезненно хрипя. А я только смеялся своим изменённым голосом, когда меня пытали, били и снова пытали. Порывались сорвать маску и едва не отпилили мне голову странной хреновиной, похожей на лобзик.

Я терял сознание, приходил в себя от обливаний ледяной водой, терпел адские истязания, но из моих губ не сорвалось ничего, кроме криков. В какой-то момент мне даже показалось, что я сломаюсь. Начав проклинать тупорылого директора, я продолжал стенать и хрипеть.

А потом они решили, что это бесполезно, и отправили меня в Азкабан, где я провалялся на соломенной подстилке практически всё время до тех пор, пока меня не доставили в зал суда.

— Вы посмотрите, — воззвал к залу Альбус, — у него ведь даже нет метки! — с этими словами он разорвал рукав надетой на меня драни.

Аудитория застыла в исступлении.

Да, знака Волдеморта там действительно не было, зато была другая татуировка — в виде змеи, дважды обвившей предплечье. Её голова лежала на запястье, а хвост — на изгибе локтя.

— Вашу ж мать! — выкрикнул кто-то в зале.

«Мда, — пронеслось у меня в голове, — ни убавить, ни прибавить».

— А вторая рука! — потребовал Фадж.

Директор разорвал и другой рукав, под которым оказался рисунок такой же змеи.

Я слегка ухмыльнулся, подумав, что эта отрыжка тролля потребует раздеть меня догола, чтобы поискать метку прямо у меня между ягодицами.

— Вы не смогли снять маску лишь потому, что это была маска Призрака, — заявил директор.

— Чушь! — остервенело заявил Корнелиус, понимая, чем это аукнется, если я действительно окажусь тем, кем являюсь на самом деле.

В толпе появилось оживление.

«Браво, Дамблдор, — мысленно зааплодировал я. — Ты наконец-то вынул голову из задницы».

— Тогда давайте попросим заключенного снять её, — предложил Альбус.

— Позволить ему? — Министр состроил гримасу насмешки, но насмешкой тут и не пахло. — Дамблдор, ты в своём уме? Предлагаешь расковать заключенного?

— Сегодня вы чрезвычайно проницательны, — невозмутимо заметил старик. — Только чего же нам бояться? Зал полон дементоров и авроров, разве они не справятся с заключенным, окажись я не прав?

Фадж побагровел, а директор только сдержанно ухмыльнулся.

— Или вы боитесь признать, что засудили невиновного, Министр?

— Я?.. Чушь! — гневно отрезал Корнелиус под заинтересованный гам толпы.

— Тогда чего же мы ждём? — хмыкнул старик.

Мужчина в котелке злобно махнул рукой, веля расковать меня.

Один из авроров хлестнул палочкой, и цепи опали.

Секунды тянулись часами, пока я несколько раз сжал и разжал слабую кисть, покрытую заскорузлой кровью, а затем медленно поднял руку к лицу, пока все они с предвкушением смотрели на меня, ожидая развязки. Кончики пальцев коснулись белой кости и ласково потянули. Паучьи лапы, сросшиеся на затылке, будто привой с веткой, разошлись и втянулись. Я медленно опустил маску и поднял лицо — бледное и чистое, без следов ударов и намеков на шрам.

В тот миг зал вспыхнул, словно пламя. Люди вскочили на ноги и начали осатанело кричать на Фаджа, Дамблдора и друг на друга. Услышать, что сегодня казнят избранного — это одно, но стать очевидцем такого события — совсем другое. Кто-то доказывал, что я — подменыш, кто-то — что это очередная попытка Дамблдора занять правительственное кресло, остальные костили Фаджа самой изобретательной руганью, и только старик сохранял спокойствие, мерцая глазами.

Земля ушла из под ног Корнелиуса, когда он понял, что попал как кур в ощип. Он спал с лица и устало опустил глаза. Это был крах. В голове было пусто, как у овоща, и хотелось просто сбежать. Время текло сквозь него, как и крики толпы. Маг поднял руки и коснулся висков указательными пальцами. Глубоко вдохнул и громогласно потребовал:

— Тишина!

Зал застыл.

— У нас здесь суд, а не балаган! Мы собрались, чтобы определить вину осужденного и выяснить правду, а не грызться, как свора собак.

Дамблдор ухмыльнулся.

— Кем бы ни был виновный, он по-прежнему остается виновным, и имя не станет ему оправданием. Будь он самим Мерлином, — наконец добавил Министр.

«Молодец, жирдяй, — подумал я, — не зря ты протирал штаны в своём возлюбленном кресле так долго».

— Вы, несомненно, правы, Корнелиус, — согласился Дамблдор. — Но неужели вы полагаете, что Гарри действительно может быть Пожирателем?..

— Достаточно обвинений, — оборвал Фадж. — Я признаю свою ошибку. Но, тем не менее, его взяли вместе с последователями… — мужчина вдохнул поглубже: — Волдеморта. Парень был в черном балахоне и белой маске.

— Министр прав, — поддержала его мадам Боунз. — Возможно, и случилось недоразумение, но в это смутное время не приходится расспрашивать виновных. Они должны сами доказать свою непричастность.

— Вот именно, — поддакнул Корнелиус. — Все улики против парня.

— И всё же, пускай Гарри сам расскажет нам о случившемся, — усмехнулся Альбус.

Фадж тоже позволил себе улыбнуться, уж больно много совпадений.

— Принесите Веритасерум, — потребовал он. — Проведём допрос.

Дамблдор растерянно посмотрел на меня, и я увидел в его глазах сомнение.

Пытавшие меня авроры тихо зашелестели в зале. Заговори я, и они лишатся не только должностей. Но это совсем не волновало Фаджа: мужчина жаждал удержаться за своё место, а на всех остальных ему было плевать.

Помощник судьи влил мне в губы несколько капель сыворотки правды, и я вздрогнул.

— Как вас зовут? — слащаво протянул Корнелиус.

Толпа снова застыла в исступлении, сдерживая своё дыхание, точно дети, разыскивающие буку под кроватью.

— Отвечайте! — велел Министр.

Так почему же я молчу? Зелье должно было развязать мне язык почище пытки. Почему, добыв меч, я просто не сбежал, активировав кольцо, ведь после разрыва световых канатов магика храма была полностью разрушена? Зачем отправился в тюрьму?

Да потому что меч богини — всего лишь ключ. А ключи отпирают двери. Моя «дверь» находилась в Азкабане. Как попасть туда, если тюрьма открыта только для узников? Верно, стать одним из них.

Я понял, что иду по тончайшему льду, когда мой план с заключением начал рушиться. Я не успел выпить зелье немоты, а министерские ищейки превратили моё тело в комок боли. Я валялся на холодном полу камеры и самоотверженно пытался найти решение своих проблем. Все мои артефакты отобрали, не содрав только лишь маску и не найдя меч, спрятанный магией.

Но решение всегда приходит оттуда, откуда ты меньше всего ждёшь. Вечером того же дня я забился в холодный угол камеры и, закрыв глаза, обреченно напевал любимый мотивчик.

«Закрой пасть, недоносок!» — послышалось из соседней камеры.

Нервно хихикнув, я еще крепче сжал цель своего визита, да так, что костяшки побелели. В тот же миг послышался слабый стук. Очередной безумный смешок.

«Это кто-то, — подумал я, — хочет в гости заглянуть, просто в гости кто-нибудь!»

Стук повторился настырней.

— Леди или сэр, простите, что молчал я до того, — тихо пробормотал я, понимая, что схожу с ума. — Дело в том, что задремал я, и не сразу расслыхал я, слабый стук не разобрал я, стук у входа моего.

Послышался шорох, и что-то с лязгом спрыгнуло на камни. Я, наконец, открыл глаза и не поверил им. На полу, из того места, где его освещало скупое сияние луны, бившее в окошко, на меня смотрело чучело совы.

Связь между некромантом и его творением непреложна. Мысли в моей голове, направленные на призыв о помощи, и заставили Буклю прилететь ко мне. Мой первый шаг по стопам наставника, который я совершил в своем временном прибежище, прошел на славу.

Спустя полчаса я отправил Райнхарту посылку и лоскуток своей тюремной робы, на которой кровью было написано всего два слова.

На следующий день сова вернулась со свёртком, в котором кроме пузырька с зельем безмолвия было еще кое-что.

«Ты идешь очень рискованной тропой, мой ученик. Но я больше не вправе оспаривать твои методы. Задание выполнено, и средства не имеют значения. Мой нейтралитет останется незыблемым. В знак моего поощрения прими этот скромный подарок, если что-то пойдёт не так, они помогут тебе, ведь только ты владеешь серпентарго.

Да хранит тебя вечность»

Дочитав письмо, я достал из посылки два изваяния «Pseudechis porphyriacus» и улыбнулся. Так у меня на предплечьях появились татуировки, а сам я потерял речь.

Я сидел на стуле заключенного, неспособный вымолвить ни слова, пока все они сверлили меня заинтригованными взглядами.

— Почему он молчит? — послышался неуверенный возглас.

Я неспешно перевёл взгляд на Дамблдора и воспользовался легилименцией:

«Скажите им, профессор».

— Неужели вы не понимаете, Министр? — вздохнул старик. — Парень нем.

— Это всё фарс! — снова вскипел Фадж. — Откуда вы знаете об этом?

— Профессор Снэйп обучил Гарри оклюменции и легилименции, — устало пояснил Дамблдор.

— Тогда это всё объясняет, — вернув лицу спокойное выражение, сказала мадам Боунз. — Принесите сосуд.

— Вы хотите допросить его с помощью церебрума? Но это… это… — подбирал нужное выражение Фадж. — Поттер — лицемер. Вы помните, что он придумал в прошлом году? Сейчас он скажет, что к Пожирателям его переместил портключ, а маска свалилась на голову, когда он поднял лицо, чтобы посмотреть на потолок!

— Успокойтесь, господин Министр, — встрял Дамблдор. — У вас есть альтернативные предложения?

— Нет, но… — у Корнелиуса было такое выражение, словно его драгоценный котелок изваляли в дерьме. — Вы со своим избранным всех нас дурачите, — вкрадчиво закончил он.

Фадж понимал, что постепенно сдает позиции. С появлением Дамблдора вся эта искусная кампания по его смещению приобретала все новые детали. У мужчины засосало под ложечкой: старое знакомое чувство, напоминавшее о себе, когда вокруг лгали. Но криком делу не поможешь. Придется пойти на поводу и очень внимательно выслушать Поттера. Где-нибудь он должен был проколоться.

Я смотрел на Министра, зная, что его так называемое «раздражение» было ни чем иным, как инстинктом самосохранения. Сейчас все его мысли направлены на давнюю борьбу с директором за власть. Этот обрюзгший бюрократ считает меня всего лишь марионеткой, и это самая большая ошибка на этом скотском празднике.

Тем временем двое служащих внесли большой сосуд, который напоминал мне огромный аквариум, наполненный болотной водой. Внутри этой зелёной жижи что-то извивалось и булькало. Всмотревшись повнимательней, я узнал в этом «чём-то» мозг, который не так давно видел в зале отдела тайн, и меня передёрнуло.

— Заключенный, дотроньтесь до сосуда! — приказала мадам Боунз.

Я брезгливо прикоснулся к аквариуму, и в мои руки впились невидимые ледяные когти.

— Ваше имя? — повторился вопрос.

«Сифатичные маньяки» — ругнулся я, совершенно не понимая как этим пользоваться, но ощущая, как сквозь невидимую связь мозг в сосуде пытается пробить мой ментальный блок.

«Гарри Джеймс Поттер» — мысленно сказал я мозгу, который тут же попытался скользнуть своими щупальцами в брешь, откуда высвободилась фраза.

Жижа вскипела, и из неё прозвучал мой напряженный голос.

— Можете ли как-то объяснить сложившуюся ситуацию? — с мнимой учтивостью поинтересовался Фадж.

— Вне сомнения, Министр, — пробурлил резервуар. — Ведь ваши пытки по сравнению с пытками Волдеморта лишь лёгкая щекотка, и я еще не успел растерять все крупицы своего ума.

И тут зал снова взорвался раздраженными, недоверчивыми и отрицательными выкриками.

— Тишина! — потребовала мадам Боунз.

— Но вам ведь неинтересно, как проходят пытки в подземельях Министерства. Вы хотите знать, почему я оказался рядом с Пожирателями. И я отвечу: последние два месяца я провел в плену Волдеморта, где он неустанно пытался меня уничтожить.

Жижа затихла, казалось, давая залу опробовать на вкус это желчное заявление, но на самом деле я удерживал ментальные блоки, пытаясь сдержать мозг, чтобы не дать ему завладеть мной и заставить сказать правду. Слабое тело било мелкой дрожью, а на коже проступила испарина.

— На меня надели маску и лишили голоса, чтобы в случае провала никто не смог ничего не выяснить. И если бы не моя связь с попечителем, которую мне едва удалось настроить, вы бы меня казнили без зазрений совести.

Снова мгновенная тишина. Каждая фраза как стальной молот сминала надежды Фаджа.

— Вы спросите, что я делал в том забытом Мерлином храме? Готовился стать жертвой по велению Волдеморта. Почему те Пожиратели, которых вы поймали со мной, были слишком молоды? Они подготавливали жертвенник. Как я бежал? Вытащил у одного из них палочку, пока он стирал с лица мой скудный ужин. Почему не было людей из ближнего круга? Был, но он отправился предупредить хозяина о том, что всё готово.

Фадж посерел.

— А как... как?.. — тянул время Министр, пытаясь найти зацепку. — Как вы объясните Непростительное заклинание, выполненное вашей, к слову, палочкой?

— Очень просто, — послышалось из резервуара. — Моя палочка не скрыта чарами, а это значит, что с неё легко отследить Непростительные проклятия. Благодаря ей мне и удалось вызвать авроров.

— Но это было Непростительное! — стоял на своём Корнелиус.

— Но это была и смертельная угроза для жизни, — в тон ему ответил резервуар. — Или вы хотели бы видеть меня мертвым?

— Я… — запнулся Фадж. — Нет. Между прочим, в храме было найдено еще несколько тел. Это тоже была самозащита?

— А еще там было больше сотни разъяренных зомби, — ответил я. — Или вы хотите всех собак на меня повесить?

— Мистер Поттер, прекратите паясничать, — встряла мадам Боунз. — Думаю, сказанного вами достаточно, чтобы суд вынес вердикт.

— И откуда же они взялись? — не унимался Министр.

— В процессе моего бегства я случайно задел канат силы и оживил их, и с этим мне повезло, иначе я мог бы и не дождаться подмоги, — это слово прозвучало с нескрываемым отвращением, — из Министерства.

— Так как же так получилось, что Пожиратели бежали раньше вас? — неустанно наседая, мужчина думал, что загоняет меня в угол.

— Довольно, Министр, — прервала Амелия. — Допрос окончен. Отсоедините подозреваемого от церебрума.

Фадж хотел было возразить, но стоявший рядом аврор уже разорвал мою связь с сосудом, и я расслабленно откинулся в жесткое кресло, которое показалось мне периной. Слизав пот с верхней губы, я одарил Министра победоносным взглядом.

— Кто за то, чтобы снять с подсудимого все обвинения?

На вопрос мадам Боунз отозвалось больше половины аудитории.

— Кто против?

Ни одной палочки. Даже те, кто жаждал меня казнить, воздержались, опасаясь скомпрометировать себя.

— Все обвинения сняты, заключенного освободить из-под стражи прямо в зале суда. Дело объявляется закрытым.

Я облегченно посмотрел на Дамблдора, а он на меня.

— Минуточку, — обратился старик. — Гарри просит, чтобы ему вернули его вещи.

Министр нехотя отдал распоряжение, и мне принесли коробку, в которой лежало два кольца, палочка и медальон в виде ощерившейся головы.

Я блеснул глазами на Корнелиуса, который смотрел на меня с негодованием, и, взяв Дамблдора под руку, медленно направился прочь, припадая на одну ногу.

Великий герой, за несколько дней превратившийся в кровавое месиво. Мальчик-с-множеством-кровоподтёков-и-гноящихся-ран. Избранный, от которого разит нечистотами, кровью и смертью. Живая легенда, познавшая мотив боли.

«С возвращением, мальчик мой» — послышалось облегченное у меня в голове.

«Это был долгий путь из преисподней, профессор».