Гарри Поттер и на самом деле (джен)

Не откладывая дел в долгий ящик, я отправился в спальню, зная, что днём меня там никто не побеспокоит. Днём убежище гриффиндорских первокурсников напоминало притон бомжей в развалинах. Методика вбивания трансфигурации в горячих и нетерпеливых «львят» через создание бытовых неудобств пока ещё не принесла плоды. У ребят не принесла. У девчонок Гермиона уже начала делать первые успехи, снискав среди женского контингента нашего курса популярность. И судя по урокам, навыками она активно делится — преобразование неживого в неживое начало получаться и у Парвати. Мне же трансфигурация пока толком не давалась. Я поёжился — за окном проносились серые облака, а через отсутствующую половину стекла задувал ветер, заставляя порывами дрожать и поскрипывать раму. По всей комнате под дуновениями шевелились занесённые в окно листья. Я поднял с пола остатки огромного кленового листа, жилы которого ещё держала остаточная магия, а вот сам материал уже истлел из-за чего лист превратился в причудливую сеточку. И почувствовав жжение в носу, смачно чихнул. Холодная пыль в которую быстро превращались не поддерживаемые магией части растений хогвартского домена, лезла в нос, и никуда от неё не деться.

И это был второй после холода и бомжеватости минус дневной комнаты — пожалуй, и основной. Если бы хоть окно заделать, чтоб её не вздымал ветер… Ладно, есть способ немного её усмирить. И нет, это не тратить полтора часа на бесполезную уборку, как мы пробовали поначалу. Я прихватил большую кружку и отправился к умывальнику. Холодная вода, по крайней мере, была в достатке.

Мы, конечно, пытались обратиться к мистеру Филчу насчёт чёртова стекла, но тот лишь проскрипел, как несмазанная дверь, отказ. А когда Рон попытался качать права, потыкал в его гриффиндорский галстук и пригрозил подвесить на пару часов «невыносимого Уизли» в подвале за большие пальцы рук: «Есть у меня там специальные цепочки с крючьями». Потом многозначительно посверлил его взглядом «ты ещё здесь?» и добавил: «И для больших пальцев ног тоже». После чего Рона как ветром сдуло вслед за нами. Гермиона потом долго кусала губы в шоке, а я, если честно, хоть и не испугался, но вот прямо так огульно не верить кастеляну не спешил.

Мы пытались затыкать окно тряпками и деревяшками, Дин Томас даже выпросил у матери жалюзи из магоустойчивых конструкций, которые она незамедлительно прислала совой. Но Перси с жестокостью армейского сержанта учебки, испытывающего ненависть к любым неуставным вещам, всё находил и отбирал, а то и вовсе с ехидной усмешкой уничтожал. И на наши вопли лишь пожимал плечами:

— Не положено. А будете орать и негодовать, я вообще перестану делать вам спальню. Будете выпрашивать у других или ночевать на полу или на диване в общем зале!

Впрочем, частично мне всё-таки удалось обойти запрет. Я вернулся с полной кружкой воды и произнёс:

— Хикки!

Под потолком нашей тёмной мрачной комнаты вспыхнул оранжево-зелёный огонёк, высветив невидимую даже через мои суперочки паутину, свёрнутую многогранным кульком вокруг подвешенного на потолочный крюк паучьего «ольхового домика».

Вот уж кому-кому, а паучку-то моему тут очень нравилось. Прежде всего — массой разлитой вокруг магии, которой было куда больше, чем в домене Флоримона. Для живых существ местная магия явно благоприятствовала, так что паучок ею искренне наслаждался. К счастью, на его размерах это не сказывалось, но на сообразительности и понимании — определённо, да. Не напрямую, а через улучшение рациона из всяких магических мошек.

Хикки, как сияющий фонарик на нитке, спустился на паутинке мне на плечо и радостно вскинул лапки, предлагая погладить его зелёное блестящее, как зеркальный металл, брюшко.

Надо сказать, к этой поре у меня сложилось вполне положительное отношение к этой тварюшке, слившись с Поттеровским, и паучок определённо это как-то ощущал.

— Будь добр, дружок, залатай окошко. Толстой только паутиной, сделай любезность.

Хикки подобрал под себя ноги и… длинным прыжком перескочил с моего плеча на подоконник, заставив отметить, что удаётся ему это делать всё лучше и выходит точнее. Я покосился на остатки листьев, и смачно чихнул, очередной раз пообещав себе найти-таки и выучить заклинание уборки. После чего набрал воды из кружки в рот и прыснул в воздух через сжатые губы, как из пульверизатора, сшибая каплями воды часть пыли.

Что поделать, пока только так. Хоть год и прожил в магическом домене, но до Хогвартса гриффиндорского понятия не имел, насколько сезонная пыль — неистребимая беда магмира. Не знал и сколько маги прилагают усилий по избавлению от этой напасти. К слову говоря, возможно, именно из-за дождей, которые на островах льют постоянно, местные земли называют «благословенными». Лишь на контрасте понимаешь, насколько всё-таки вода предпочтительней.

Тем временем Хикки заделал окно паутиной, и, как минимум, промозглой сыростью оттуда тянуть перестало, а вода в кружке закончилась, превратив большую часть пылевой взвеси в комнате в разводы грязи на полу. Я приоткрыл дверь, и оттуда сразу пошло тепло из гостиной. Донёсся и гул голосов, разбавляемых взрывами смеха, но их невнятность не должна помешать.

Я сел на жёсткую шкуру вепря, предназначенную как заготовка для превращения в меха и перины, после чего положил такую же на пень с самым ровным срезом, используя его как письменный столик средней удобности.

Паук затаился возле рамы, надеясь, что паутина и основную свою задачу выполнит — поймает что-нибудь вкусное; не стал исчезать совсем, лишь обрёл полупрозрачность от ощутимых волн тепла, в которую он начал перерабатывать свою магию. Не мёрзнет, а заодно подманивает теплолюбивых насекомых из холодного леса.

Я же принялся за трудное составление письма гоблинам. О доставке не беспокоился, Хагрид, как выяснилось, Дамблдору отнюдь не всё докладывал. Да и докладывал ли вообще, что не спрашивают? Инициативы, по крайней мере, стукаческой точно не проявлял. Возможно, это скрытые грани той самой классической темы «туповатого лесника» — «Великий человек Дамблдор», что автоматически подразумевает: «Он и так всё знает, зачем ему вообще говорить что-то лишнее?» По крайней мере полувеликан без вопросов уже одалживал мне несколько раз свою карманную сову. И за конфиденциальность этих писем я не опасался, в отличие от отправки замковыми бесплатными совами.

Хагрид же и рассказал между делом, что совы в магическом мире используются для доставки посланий и посылок именно на Альбионе, соответственно, все домены Англии гарантированно имеют вход для почтовых сов. А вот какие-нибудь вороны, орлы и прочие голуби сработать доставщиком могут далеко не всегда, даже если они подготовлены как почтовые птицы. Впрочем, к магловскому миру это не относится, он доступен для любых птиц. Хотя там имеются другие проблемы — недостаток магии, поэтому дальность и скорость у таких почтальонов изрядно падают. На расстояниях дальше баллистической траектории «из домена в домен» через «безмагическое пространство тени».

В голову лезло что угодно, только не тезисы для завязки переписки с гоблинами. О личной встрече сейчас не договориться никак, поскольку без ведома директора никуда я из Хогвартса не денусь. Что гоблинам предложить — не знаю, и что они хотят сказать — тоже… Чернила дважды засыхали на пере, осыпаясь нейтральной дымкой. А я так и гонял палочкой по пергаменту, применяя библиотечную магию, заголовок:

«Гоблину Крюкохвату, смотрителю хогвартских ячеек. В Гринготтс».

Между думами «А на рабочее ли место отправлять?» и «Интересно, сколько этот ушлый вор потребует за заклинание» — проскользнула и оформилась мысль, что всё-таки, наверное, лучше сначала написать Флетчеру.

И как камень с плеч сбросил, одним движением смахнул палочкой начало послания гоблину. И уверенно вывел: «Наземникусу Флетчеру, лично в руки. От Гарольда, Который Отпустил Его на Косой Аллее».

Хе-хе, вряд ли воришка забыл, как попытался обуть малолетнюю знаменитость. Ну и любопытно ему должно стать наверняка «а чё мальчик такой дерзкий?»

Строки о «надо срочно поговорить» вывелись за пять минут, удачно легли недомолвки и многозначительные многоточия. Намёк на тайну, и на то, что это больше всего как раз ему самому нужно… причём без конкретики и обещаний, ложились на бумагу практически без помарок. Ага и подпись красивым вензелем для завершения. Потом удаление её со вздохом (не надо лишнего). И наконец — заклинание проверки прочности послания, поскольку издевался я, конечно, не над пергаментом, а папирусом. Тест показал что плюс-минус неделю продержится. А этого времени хватит с избытком.

— Хикки, я всё. Спасибо. Не забудь к вечеру забрать оконную паутину, чтоб Перси ничего не подозревал! Да и ребятам знать о нашей маленькой тайне не обязательно. Я ушёл!

Паучок на миг вспыхнул иллюминацией, но тут в паутину попал внушительный мотылёк, и ему стало не до общения. Я мысленно пожелал питомцу приятного аппетита и помчался к Хагриду.

Очередной рывок «до отказа» заканчивается, по моим расчетам, за девяносто метров до хижины Хагрида. Сколько ни бегал, пока нахожусь в теле мага, никак таким образом не прокачивается выносливость. Зато я буквально до шага могу рассчитать момент, когда сорвусь в резкую одышку, а мышцы просто отказываются резко сокращаться, заставляя переходить на шаг. Никакого «через не могу», которое упорно тренируют маглы, не выходит. По опыту знаю, что выносливость мага находится в прямой зависимости от размеров магического ядра. А оно не увеличивается равномерно, как аккуратно надуваемый воздушный шарик, а растёт рывками. Несмотря на последние события со змеиным укусом, очередной качественный скачок ещё не произошел. Всматриваясь в себя, я вижу потенциальное увеличение, как тусклый ореол вокруг центральной полоски-ядра, который день ото дня становится ярче. Так уже было пару раз: просто просыпаешься однажды утром и понимаешь, что стал сильней.

О, восемьдесят семь метров, и внизу уже на фоне деревьев видна сдвоенная гантель хижины лесника, конструкции Гриффиндора.

Так, теперь остановиться на три секунды, вслушаться в биение сердца, ждать десять секунд до момента, когда скорость сердцебиения снижается до ста сорока ударов. В этот момент одышка пропадает, и уже можно вполне идти, не шатаясь, и без запинки говорить «вингардиум левиоса».

Вслушавшись в сердцебиение, я заодно охватил звуки всего сектора. Слышал шуршание ветра, звуки волн Чёрного озера; короткий стук клюва красноголового дятла, неспешно, как дровосек топором, вскрывающего кору дерева; хрупанье под землёй мыши, перегрызающей корешок, загородивший выход из норы; а шагов за тридцать до хижины услышал похрапывание хагридского пса и… Замер, услышав приглушенный стеной голос того, кого тут быть не должно. Я даже пощупал письмо за пазухой. Или должно?

— Хагрид! Ну, я таки не понимаю, ты мне друг или где?

— Да какой, в Хель, друг, Наземник! Сколько тебя знаю, всё что-то выкруживаешь, а я влипаю!

— Ну, таки ж мы многое вместе прошли. Как-никак вместе учились! Нас так мало осталось…

— Так я и с тёмным, не к вечеру сказать, лордом вместе учился! Нашёл чем убедить! Давай сгребай со стола эти грешные яйца и убирайся!

— Хагрид, ну что ты такой тугой! Эти я так прихватил… по дороге. А к тебе пришёл вот только с одним, вот этим. Конкретным. Зуб даю, это драконье яйцо! Посмотри, какое чешуйчатое! А? А! Да ты же всю жизнь мечтал дракона вырастить. Вместе же ещё когда читали о великанах на драконах! Ни гиппогрифы, не фестралы, ни метла тебя не держат. А дракон — легко!

— Мотоцикл держит… Э, да детство это, — пробурчал Хагрид, и что-то заскрипело. Похоже, он перестал нависать над воришкой и присел на кровать. После паузы он продолжил, уже тоном ниже:

— Допустим да, яйцо драконье. Но породу быстро не определить. А ты знаешь, насколько сильно отличаются методики выращивания разных пород?

— Откуда мне-то знать? Я поэт экспроприации неправедно нажитых доходов, а не зверовед. Но что помню точно, так это то, что тебе книги о всяких тварях в библиотеке Хогвартса даются без проблем. И прекрасно помню, что вся драконья молодь, пока ещё не обрела соображение, инстинктивно чует жизнь и силу. Соответственно, будет тебя слушаться, поскольку даже я если глаза закрываю, кажется, что стою не перед тобой, а перед двадцатифутовым громилой с карпатских гор.

«Что? То самое яйцо, которое Хагрид в каноне «выиграл у незнакомца?» — подумал я. А Хагрид продолжал с досадой, и в голосе явно появились нотки «и хочется, и колется»:

— Слушай, в природном-то стазисе драконье яйцо может сотни лет находиться, но если его начать высиживать, это же глаз не сомкнуть! И где? Подвал занят, чердак тоже, в комнате у всех на виду? Рядом со школой, полной детей? И ладно, если это Уэльсский зелёный, а если это Огненный шар? Ты знаешь, почему его так назвали? Потому что дракончик, как только глаза открывает, сразу выдыхает первое пламя такой мощи, что и не каждому взрослому удаётся! Альбус никогда не позволит, и прав будет!

— Ага! Ну, так ты-то уже, значит, совсем не против! Я знал! Покупателя подыщу, есть связи. А великого белого вовсе не обязательно уведомлять. Имеется у меня в глубине леса заимка… Ох, ты проснулся, пёсик… Тьфу ты, лизун такой слюнявый. А что ты так к двери-то устремился? Гоменум…

«Проявление человека кастует. По ходу, пора самому себя проявлять, Клык почуял, зараза. Так, правка памяти запрещена, и хранитель ключей под клятвой непричинения, значит, и защитит, а воришка мне нужен».

— Хагрид, привет! Мне можно войти?