Дети Локи (джен)

Форсети с рождения отличался твёрдыми понятиями о чести и справедливости. Едва только он научился произносить первые слова, уже стремился ввязываться в идущий ход событий. Пока он был ребёнком, это забавило всех вокруг, включая его отца Бальдра, бога солнечного света, и Нанну, его мать и богиню плодородия. Только мудрый Один всегда видел, что уста его внука исторгают одну лишь истину. И потому, когда Форсети вырос, именно его поставили на пост судьи богов и людей на смену Тюру.

Не сказать, что новый закон пришёлся всем по нраву. Ушёл в прошлое суд поединком, который благородные асы, всегда готовые к хорошей драке, чтили и уважали. Форсети пустил в ход своё правосудие, в котором самым острым мечом было слово. Но не смотря на новые порядки, Тюр оставался учителем для любимого племянника и Форсети часто советовался с дядей.

Основной проблемой всего Асгарда, а так же завсегдатый гость судов был, конечно, Локи. Форсети лишь разводил руками на просьбы богов усмирить трикстера. Побратима самого Всеотца нельзя было посадить в колодки или приковать к позорному столбу.

Разумеется, Локи отвечал лично перед Одином, стоило ему натворить нечто действительно серьёзное, но такие дела обходились без участия бога правосудия. Порой Форсети не понимал, зачем дед дал Локи неприкосновенность. Но Один не отвечал на подобные вопросы, а потому трикстер продолжал пользоваться своей абсолютной амнистией.

Чего нельзя было сказать о сыновьях Локи от богини Сигюн. Сын Бальдра и близнецы Локи были ровесниками. Только Вали и Нарви родились в начале холодной зимы, а Форсети чуть позднее — погожим весенним днём. Каждый раз, когда Форсети встречался с сыновьями Локи в суде, причины были одни и те же: Вали переспал с чьей-то женой и его застукали, Нарви пытался убить чьего-то мужа, но ему это не удалось. Очень часто в суд приходила Сигюн и умоляла Форсети не наказывать её детей. Форсети быстро сдавался под её уговорами, ведь она слишком напоминала Нанну своим добрым нравом и простотой. Но он понимал, что долго потакать желаниям слабой, но любящей женщины не сможет. Чем старше становились близнецы, тем серьёзнее были проблемы от них. Форсети опасался, что если боги не могут получить голову Локи на блюде, то они начнут требовать головы его сыновей.

Форсети искренне не понимал, что не так с Вали и Нарви. Имея такую мать и такой потенциал, они могли бы быть гордостью Асгарда, а вместо того предпочитали подражать своему отцу-трикстеру. Вали был куда более человечным, его любили и опасались меньше, чем Локи. Доброта Сигюн отражалась в его глазах. Про Нарви такого сказать было нельзя. Он был одиночкой, мало походил на ловкача-отца и мягкую покладистую мать. Нарви был скорее сродни детям Ангрбоды. Подобный зверю в теле человеческой плоти. Лишь брат Вали держал его буйный нрав в узде. Однако, когда пришло время, в волка превратили не того, кто казался зверем.

Когда пришло время судить Локи, Форсети пришлось изменить привычный устой. Он вынес приговор заочно, без свидетелей. Лишь обвинители стояли перед ним, и сам Форсети был одним из них. В одночасье он стал сиротой и прощать этого не собирался. Локи убил его отца, прекраснейшего из асов, Бальдра. Нанна не выдержала этого горя и умерла во время прощания с супругом. Оба они отправились рука об руку в царство Хель. И вернуть их тоже помешал Локи. Трикстера изгнали, и за это время боль от потери родителей поутихла в сердце Форсети, но когда Локи вернулся и устроил перебранку на пиру Эгира, ненависть вспыхнула с новой силой.

Приговор Форсети звучал просто. Прислушавшись к словам Фрейи, которые звучали на пиру Эгира, судья велел богам заточить Локи в самой глубокой и самой тёмной пещере под корнями Иггдрасиля, убить его сыновей Вали и Нарви, как потенциально опасных богов, и связать трикстера их кишками. За Сигюн оставалось право выбора — вернуться вместе с богами в верхние миры и продолжать служить богине Фрейе, или же остаться во тьме, и, оплакивая сыновей, сторожить покой мужа до самого Рагнарёка.

Приговор был приведён в исполнение мстительной Скади и скорым на расправу Тором. Но Форсети не знал всей жестокости богов…

Флориан открыл глаза и потянулся. Сквозь окно пробивался солнечный свет, заливая всю комнату. Флор напрягся и посмотрел на часы. Они показывали почти десять часов утра. Бормоча нечто невнятное, Флориан вскочил с кровати и ринулся к стулу, на котором висели вчерашние джинсы и рубашка. И лишь одев штаны Флор вспомнил, что взял на сегодня выходной.

Вчерашние воспоминания пробудились в его спящем мозгу. Флориан приоткрыл дверь в комнату и прислушался. На этаже было тихо, снизу доносился отдалённый басовитый лай, мужской голос и звон металла о стекло. Натянув футболку, Флор прошёлся до спальни Тиберта и открыл дверь. В комнате было пусто, дядя даже застелил свою кровать. Спальня, в которой расположились незваные гости, пустовала. Дверь была распахнута, но на надувном матрасе ещё валялись скомканные простыни и куртка Вальтера. Выглянув в окно мужчина убедился, что фургон тоже стоит на прежнем месте.

Спускаясь по лестнице, Флор ещё издалека почувствовал аромат готовящейся еды. На кухне были только Вальтер и Фенни. Молодой мужчина, одетый в чёрные джинсы и футболку, непринуждённо сновал у плиты, отпихивая босой ногой здоровенного волкособа, который совал нос в стоящую на огне сковороду, словно мелкую болонку.

— О, ты проснулся, — с улыбкой произнёс Вальтер, обернувшись и заметив хозяина дома. — Садись, скоро будет завтрак.

— Что? — удивился Флор, присаживаясь за кухонный стол. — Завтрак?

— Да, омлет с беконом, — непринуждённо отозвался Вал. — Тиберт и Норман ушли с утра вместе, отправились в аэропорт за багажом. А я нашёл запасные ключи, прогулялся с Фенни и сходил за продуктами. Ты сказал чувствовать себя как дома, и я воспользовался предложением. И знаешь, ощущение дома почти стопроцентное, у моей сестры Хельги тоже в холодильнике извечная пустота.

— Я так понимаю Хельга — это Хель, — произнёс Флориан, скорее констатируя факт, чем спрашивая.

— Да, так она предпочитает себя называть здесь, — подтвердил Вал, раскладывая жирный омлет по тарелкам.

Вальтер быстро сервировал стол, накрыв его на двоих, и сел напротив хозяина дома. Флориану был предложен омлет, румяные тосты со сливочным маслом и чашка с чаем. Всё выглядело аппетитно и пахло восхитительно. Флор немного помялся, думая, что бы сказал Тиберт на то, что он ест пищу, приготовленную врагом, но затем сдался и принялся за еду.

Мужчины ели молча. Фенни сидел у стола подле своего хозяина и выпрашивал кусочки, хотя по виду явно был сыт. Взгляд Флориана перемещался с тарелки, полной желтоватого омлета с красными вкраплениями бекона, на чёрного пса, чей нос скользил вдоль кромки столешницы, и надолго задерживался на Вальтере, который непринуждённо поглощал завтрак, периодически подбрасывая кусочки мяса в открытую пасть Фенни.

И всё же за этой непринуждённостью скрывалась опасность. Флориан словно бы смотрел на непредсказуемого дикого зверя. Вот он просто сидит и строит умильную мордочку, а в следующий момент бросается и перегрызает тебе горло. Быть может, когда Вали превратили в волка, боги лишь выпустили наружу его истинную сущность. Ибо Нарви, хоть и был опасным противником, но всегда был честен со всеми, не скрывая своих намерений и неприязней.

— Хватит прожигать меня глазами, я этого не люблю, — произнёс Вальтер, обратившись к Флориану.

— Просто ты так удивительно похож на своего отца, — отозвался Флор, опуская взгляд в тарелку. Он внутренне вздрогнул, будто всё, о чём он думал, проступило у него на лбу. — Даже не смотря на стрижку, на молодость, я словно смотрю на Локи.

— К счастью, я не отец, — Вал мягко улыбнулся, вытирая руки о салфетку и превращая её в бумажный ком. — Быть трикстером, наверное, весело. Но я не таков, и это к лучшему. Иногда чувствовать тоже, что и другие люди, гораздо полезнее, чем быть начисто лишённым эмпатии. К тому же, жизнь в Мидгарде показала мне — не всегда получается прогибать мир под себя. Будь я трикстером, уже психанул бы.

Одним ловким броском Вальтер отправил салфетку в помойное ведро. Флориан, подобно Фенни, задумчиво проводил комок бумаги взглядом, а затем продолжил:

— Послушай, я полагаю ты догадываешься о том, почему я пустил вас в свой дом.

— Как говорили древние: держи друзей близко, а врагов ещё ближе, — с улыбкой отозвался Вальтер, смахивая мелкие крошки и кусочки с тарелки прямо в приоткрытую пасть пса. — К тому же у тебя есть причины. Может Тиберт глуховат, и ему приходится кричать, но мой слух в полном порядке. Ты хочешь поговорить, и в ходе разговора узнать о Бальдре.

— И не только о нём. Закончив завтрак мы сядем и переговорим.

Допив свой чай, Вальтер принялся убирать со стола посуду и встал к мойке. Пока Вал наводил порядок на кухне, Флориан занялся перестановкой в гостиной. Он отодвинул в сторону журнальный столик, сдвинул два кресла и развернул их друг к другу. Осмотрев композицию, Флор раздвинул шторы, чтобы в комнату попадало достаточно солнечного света. С неудовлетворением Флориан увидел за окном пасмурное небо и деревья, едва ли не ломающиеся под сильным ветром. Мужчина покосился на гостя, который вышел с кухни, потирая влажные руки, но ничего не сказал.

Вальтер занял одно из кресел, Флориан сел в противоположное. Фенни был отправлен в прихожую, дожидаться возвращения Тиберта и Нормана, который возьмёт его на прогулку. Теперь двоим мужчинам ничто более не мешало переговорить.

— Я напоминаю тебе, что у меня тоже есть вопросы, требующие ответа, — первым делом предупредил Вал. — Разумеется, я всё равно буду говорить больше и дольше, но не превращай это в допрос. Сейчас ты не судья.

— Я всегда им был и буду, — отозвался Флориан, весьма серьёзно. — И на правах хозяина дома я задам первый вопрос. Что с ванами?

— Они живы и находятся в относительной безопасности. Фрейя невредима, быть может в шоке, но её никто и пальцем не тронул. Фрейр зализывает раны после поединка с Норманом, — по губам Вала пробежала усмешка. — Они устроили дуэль, весьма честную. Тиберт бы одобрил. Кстати, а где сейчас остальные боги Асгарда?

— На земле осталась только Идунн, она тоже здесь, в Соединённых Штатах Америки. Иногда её посещает Хеймдалль, но остальные вернулись…

— Ты врёшь! — негодующе воскликнул Вальтер, едва не вскочив с кресла и не дав Флору шанса закончить фразу.

Из коридора подал голос Фенни. Его лай словно намекал Флориану, чтобы тот не смел расстраивать его брата и хозяина.

— Я не лгу, — спокойно продолжал Флор. — Тор, Сив, Фригг и другие посещали Мидгард, но не смогли приспособиться и скоро ушли. Разумеется, скоро по нашим, божественным меркам, а для человека это была бы целая жизнь. Сейчас они пытаются защитить Асгард, Альфхейм и Ванахейм от неизвестной тьмы.

Услышав ответ, Вальтер опустил лицо и закрыл глаза ладонями. Губы его были приоткрыты, сквозь плотно сжатые зубы вырывались то ли сдавленные стоны, то ли всхлипы, то ли смех. Плечи Вала подрагивали, но Флориан не осмеливался приблизиться к нему или хотя бы спросить в чём дело. Наконец Вал выпрямился, губы его вновь сложились в нагловатую усмешку, но глаза предательски блестели. Флориан мог лишь догадываться, были ли это слёзы смеха или разочарования.

— Продолжай, — попросил Вальтер.

— Из всего вышесказанного следует моё желание узнать, почему Иггдрасиль умирает?

— Я и мой отец, мы вместе стоим за этим.

Вальтер сделал длинную паузу. Флориан уже решил, что большего не добьётся и приготовился услышать новый вопрос, но Вал вдруг пустился в длинные путанные объяснения:

— Я расскажу тебе всё и сразу, чтобы ты не тратил время на дополнительные вопросы. Будучи сыном Локи, ещё и сильно похожим на него, как ты успел заметить, у меня имеются таланты ко многим способностям моего отца. В частности к разного рода магии. Но у отца никогда не имелось достаточно времени, которое он мог бы потратить на моё обучение. Поэтому когда волею глупых жестоких богов я стал волком, пришёл момент искать других учителей. Я сбежал в единственное место, которое считал безопасным — Железный Лес. Великаны не сразу приняли меня как своего, пока среди них не нашлись ведьмы — сёстры Ангрбоды, которые признали во мне отпрыска Локи. Они-то и помогли мне вернуть человеческий облик, а вдобавок научили управлять силой оборотня. Когда я обрёл прежний вид, я послал великанов в пещеру Локи, чтобы они забрали тело моего брата, отнесли его в Йотунхейм и спрятали в надёжном и холодном месте. Меня тем временем свели самой сильной ведьмой, обитающей в Железном Лесу. Не знаю, быть может, это была сама Гулльвейг-Хейд или одна из её последовательниц. Она-то и рассказала мне, как можно овладеть магией рун. Способ был ужасен, но я был опьянён жаждой мести. Смерть или же могущество в равной доле манили меня. Меня привязали к мировому древу, пронзили грудь копьём и оставили на девять дней. Я страдал от боли, жажды и голода, не имея возможности умереть. Перед ритуалом ведьма дала мне какое-то зелье, и я подозревал, что секрет моей живучести именно в нём. Мой разум восемь дней перебирал мысли одни за другими, сперва быстрые и резкие, потом всё более тягучие, пока на девятый день они не исчезли совсем. Я растворился сам в себе, я растворился в мире. И я мог подумать, что это и есть смерть, и ждал бы, пока Хель придёт и пригласит меня в свой чертог, если бы я ещё был способен ждать и думать. В тело меня вернула боль. Из моей груди вытащили копьё, и боль разошлась по каждой клеточке, заставив мою душу снова привязаться к плоти. Земля подо мной приятно холодила обнажённую кожу, но конечности сводило от хода крови по ним, а рану под ребром жгло от мази ведьмы. И пока я лежал, изнывая от боли, я осознал, что владею тем, чего у меня раньше не было. Я узрел истинную силу рун, которыми до этого ритуала владел, как большинство асов и ванов — весьма посредственно. Как и многие я мог использовать лишь одну руну за раз, да и она не всегда помогала.

Вальтер немного помолчал, словно думал, продолжать ли. Флориан терпеливо ждал.

— Когда я оклемался и залечил свои раны, я начал применять магию рун на практике. Она многое мне дала. Я словно бы черпал силы из самого древа жизни, с которым едва не сросся за те проклятые девять дней. Их я до сих пор вспоминаю с содроганием. И вот, убедившись в своём могуществе, я спустился в пещеру к отцу. Я скрыл своё лицо и сохранял молчание, освещая себе путь лишь тускло горящей руной Кано. Весь ритуал я тоже проводил молча. Я смешал кровь, свою и отцовскую, и начертил руны прямо на камнях под его телом. Я превратил алтарь позора в алтарь силы. Я влил свои силы в каждую руну: руну Локи и руну направления, руну судьбы и руну огня, руну даров* и пустую руну Одина, которую я обозначил печатью ладони. Я отдал все свои силы, и ушёл не оборачиваясь. Из той пещеры я отправился прямиком в Хельхейм, и до сих пор не разу не вернулся туда. А за это время руны обрели силу и вся энергия мирового древа стала переходить в Локи. Иногда по капле, иногда более. Поэтому Рагнарёк больше не имеет смысла откладывать, в противном случае мы все умрём гораздо прозаичнее, и никакой битвы уже не будет — ни у одной сторон не хватит сил на сражение. Останется лишь Локи, который поглотит сам себя, и мир снова превратится во тьму, как было до появления Имира.

Флориан был в шоке от услышанного. Он смотрел на Вальтера во все глаза, будто ждал, что тот рассмеётся и обернёт все свои слова в шутку. Но Вал не смеялся, даже улыбка исчезла с его губ, когда он снова начал говорить:

— Теперь я хочу знать: как попасть из Мидгарда под корни Иггдрасиль?

Флор вздрогнул, словно забыл, для чего они находились здесь и о чём говорили до этого.

— Под корни Иггдрасиль, минуя Асгард? — произнёс Флориан запинающимся голосом. — Я не знаю, этой информацией владеет Идунн или Хеймдалль. Наверное, скорее Идунн. Есть такое место, что-то вроде разрыва между мирами, и она знает, как туда попасть. А как ты прибыл в Мидгард?

— Это было проще, чем сотворить поглощение жизни. «Анзус», «Райдо», «Кано», «Хагалаз» — а всё вместе «арка»* — каркас, поддерживающий дверной проём. Силой Локи я проложил себе путь, осветив его огнём и уничтожив все препятствия. Хороший вышел портал, я пользовался этим путём несколько раз, но здесь, в Мидгарде, моя магия слабеет. Я больше не могу воссоздать это заклинание. Теперь скажи мне, ты судил нас?

— Я вынес вам приговор, — настала очередь Флориана открыть душу. — Я судил, но те боги, которые присутствовали при этом, всё переиначили по своему. Про превращение в волка, про змею и чашу, я ничего не знал ещё долго. Лишь потом, когда Ньёрд выпытал это у Скади и пришёл спросить, отчего я сделался таким жестоким, я узнал, что моё нерушимое слово ничего не значило. Вы должны были умереть быстро и безболезненно. Роль палача я отвёл Тюру, вот только Тор и Скади, в чьём присутствии звучал приговор, промолчали об этом.

— Тор и Скади значит, — произнёс Вал, потирая подбородок, словно что-то обдумывая. Затем с его губ сорвался короткий смешок. — Так вот как было дело. Значит я весь путь корил себя за то, что не сдержался и убил Скади, когда она была лишь исполнительницей чужой воли. А сейчас выясняется, что единственное, чего она не заслуживала — это быстрая смерть!

— Скажи, с такими силами, почему ты всё ещё не освободил Локи? — произнёс Флориан, спеша сменить тему. Слушать о гибели Скади ему не слишком хотелось.

— Ещё не время, — лениво протянул Вальтер, словно говорил очевидные вещи. — Иггдрасиль ещё не умер, Нагльфар ещё не достроен, армия Хельхейма ещё не полна. Всему своё время. А насколько армия Асгарда готова к Рагнарёку?

— Почти не готова. Один Всеотец спит, а светлые миры почти лишены жизни. Мы остались в Мидгарде надеясь всё исправить, но зная вас — надежды почти нет. А ты знаешь, зачем нужен Рагнарёк? Ты знаешь, что эта последняя битва и мы все умрём в ней?

— Рагнарёк просто нужен. Это то, чего нельзя миновать. Я просто его приближаю. Это вынужденная необходимость. К тому же, я не хочу жить в этом мире, он опротивел мне уже давно…

В коридоре раздался шум. Тиберт и Норман вернулись. Фенни заворчал, словно ругая их за задержку, Норм заговорил с ним. Тиберт прошёл в комнату и остановился на пороге, поставив чуть в стороне свой чемодан. Мужчина ничего не сказал, словно лишь по взгляду племянника понял, что вмешиваться не стоит. Тиберт вернулся в прихожую и велел Норману «выметаться». Раздались шаги, хлопнула входная дверь и в доме снова стало тихо.

— Продолжай, пожалуйста, — практически взмолился Флориан. — Я хочу знать всё, что у тебя на уме.

— Ты просишь слишком много, — грустно усмехнулся Вальтер. — Вы считаете Рагнарёк высшим злом, я же считаю его избавлением. Иггдрасиль прогнил ещё до моего вмешательства. Это я понял, когда только прибыл в Мидгард. Многое из того, что мы считали недостойным и порочным — здесь уже было нормой жизни. И с годами всё становится только хуже. Единственный шанс всё спасти — сжечь то, что есть, до тла, уничтожить миры, загубить Иггдрасиль и ввергнуть всё в первородную тьму. Тогда может быть, мир переродится в нечто лучшее, чем есть сейчас.

— А как на это смотрят Норман и Хельга? — эти слова были едва слышны. Флор думал, что Вальтер даже не разберёт его бормотания.

— Хельга смертельно устала. Ежедневно через её руки проходят мертвецы, и большая их часть — умершие не от старости. Она видит много боли и много скорби в глазах живых, старается отстраниться от неё, но вернуться в настоящий Хельхейм для неё ещё хуже. Здесь она хотя бы не отличается от живых людей, от неё никто не отворачивается, как было в Асгарде и её не боятся, — Вальтер отвернулся и упёрся взглядом в пустую стену. — Норман и вовсе видел смерть. Ему уже не страшно и не больно, а последнюю битву он ждёт как маленький ребёнок свой новогодний подарок. Ты ведь понимаешь, о чём я говорю. Ты судья.

— Я юрист, — произнёс Флориан и задумался. Вальтер был прав. За свою карьеру Флор повидал многое из того, чего предпочёл не видеть. Он устал от жизни в Мидгарде именно из-за людей и той тьмы, что он часто видел в их сердцах.

— Юрист ты или кто, но я по глазам вижу — ты меня понял, — слова Вала прозвучали как непогрешимая истина, но затем он, как ни в чём ни бывало спросил: — Кому-нибудь собираешься рассказывать то, о чём мы беседовали?

— Я буду хранить эту тайну до самого Рагнарёка, если ты ответишь на мой последний вопрос, — отозвался Флориан, которому уже нестерпимо хотелось закончить эту беседу. — Расскажи всё, что знаешь про моего отца, начиная с момента, когда Локи замыслил его убийство.

— Что ж, вот мы и подошли к завершающему акту, — улыбка снова искривила губы Вальтера. — Предупреждаю: ответ может разочаровать тебя, ведь всё не так просто. Сомневаюсь, что Локи долго думал перед тем, как сделать вообще что-либо. А может всё было наоборот? Может ненависть зрела в нём годами? Локи был подобен первородному хаосу. Я никогда до конца не мог понять своего отца, и это меня в нём восхищало. Я не просто так сделал его поглотителем жизни Иггдрасиля. Не смотря на его яркое привлекательное сияние он, на самом деле, был как чёрный цвет, как тьма Нифльхейма. Он поглощал свет, и этим жил. И лишь дважды он не смог поглотить — когда родились мы с Норманом и когда родился Бальдр. Но я и Норман, мы были на его стороне всегда. Сияли рядом, подпитывали его силы. Он знал, что соверши он что угодно, и мы простим его. Это не объяснить, но ты должен понять меня. Как любящий сын своих родителей ты должен понять. Бальдр, он был действительно прекрасен. Он был воплощением самой живительной силы. Все боги Асгарда в какой-то мере связаны с живительной силой, но он стал её источником. С его появлением всё вдруг стало держаться на нём. Локи догадался об этом, но был равнодушен ровно до того момента, пока не узнал, что ему суждено устроить Рагнарёк. Зная моего отца на столько, на сколько мне довелось, он решил, что эта роль предводителя страшной армии ему подходит. Но не с пустого же места начинать конец света? Нужно расшатать мир прежде, чем обрушить его. Опорой был Бальдр. И Локи снёс эту опору…

— Всё было так просто, — прошептал Флориан. Он едва сдерживал слёзы. Вся скорбь по отцу вернулась к нему с новой силой. — Но я всегда думал, что это могла быть зависть, гордыня, ненависть. Что угодно…

— Всё, о чём ты говоришь — простые человеческие чувства. За завтраком я сказал, что мой отец начисто лишён эмпатии. Он равнодушен, или по крайней мере таковым всегда казался.

— И смысл тебе следовать за ним в эту тьму?

— Иного выхода нет. У него не было иного выхода. Он не мог мирно существовать во Вселенной. Рагнарёк всё-равно случится, вы лишь отдаляете неизбежное. Но долго держаться вы не сможете.

— Почему бы нам не убить Локи?

— А вы готовы принести Одина в жертву? Они не просто побратимы, они связаны гораздо теснее. У них словно одна кровеносная система на двоих. А благодаря мне у Локи теперь есть власть над всеми мирами. Чтобы мой алтарь силы перестал действовать, Локи должен сам встать с него. Убьёте его и миры погибнут, только гораздо прозаичнее. Никакой битвы, только расползающаяся по миру тьма. И не воскреснут мёртвые, и не выйдут на битву в последний раз.

— И я больше никогда не увижу своих отца и мать, ты на это намекаешь? Они ведь в царстве Хель?

— Разумеется. И я скажу тебе даже больше. Норман рассказал мне всё. Когда я убедил Хельгу пойти со мной в Мидгард, она согласилась не сразу. Ей нужен был тот, кто заменит её на троне этого пустого мрачного края. Заместитель нашёлся весьма быстро. Именно Бальдр дал Хель шанс уйти, и остался править вместо неё. Теперь он встречает усопших в чертоге Хель в отсутствие хозяйки.

Флориан встал с кресла и посмотрел на Вальтера сверху вниз. Тот изображал крайнюю степень заинтересованности. После краткого молчания Флор произнёс:

— Я многое сегодня услышал и многое осознал. Я, как и ты, довольно давно живу в Мидгарде. Этот мир действительно далёк от идеалов, если выражаться мягким языком. Как и тебе, мне он опостылел. Однако, по своей природе, я никогда бы не предпринял попыток его уничтожить. И всё же, как судья, я должен вынести вердикт.

— Ах, вот в чём дело, — рассмеялся Вальтер откидываясь на спинку кресла. — Значит это была не беседа, а дача показаний. Вернулся к старому и пытаешься меня судить?

Флориан не обратил внимания на слова оппонента.

— Именем всех девяти миров я, Форсети, сын Бальдра, внук Одина, признаю за детьми Локи право мстить Асгардским богам — Тору Громовержцу и Скади, дочери Тьяцци, — в этот момент Флор будто возвысился над Вальтером и действительно стал похожим на бога. Сквозь лик человека словно проглядывало его истинное обличие, слишком неземное, слишком красивое и сильное. — Поскольку Скади уже убита, вы так же имеете право убить и Тора, если он появится в Мидгарде до того, как Хеймдалль протрубит в свой рог. Но я не могу обещать, что расплата за их смерти не придёт в Рагнарёк.

— Расплата придёт в Рагнарёк, — повторил за ним Вальтер. — Это я тебе гарантирую.

Рано утром этого дня, до того, как Флор проснулся, Тиберт велел Норману одеться и ждать его снаружи. Берт полагал, что просто обязан оградить любимого племянника от опасного врага. Норман сперва огрызался, но затем Вальтер забрал его в ванную комнату, чтобы сделать инъекцию. Братья переговорили за закрытой дверью. Суть их разговора осталась тайной для Тиберта, но после этого Норм сделался более покладистым.

Сперва они позавтракали вне дома. Норман рассеянно помешивал свой кофе, который ему не суждено выпить, и смотрел, как Тиберт уплетает поистине варварскую порцию оладьев и тостов, запивая это огромной порцией чая. Периодически, когда Норм отворачивался и задумчиво смотрел в окно на проходящих мимо людей, Тиберт украдкой бросал на него взгляд. Норман был во вчерашней одежде и со стороны выглядел как обыкновенный среднестатистический житель города, быть может более бледный и худой. Чисто механически он мешал в кружке давно остывший кофе, но даже не думал к нему притрагиваться. Берта так и подмывало узнать, как Норм живёт в этом полуживом теле, но сдерживался, скорее даже из вежливости, чем из нежелания услышать очередную порцию грубости.

После завтрака Тиберт и Норман съездили в аэропорт. Берт опасался, что охранники задержат Норма, ведь мальчишка так и не удосужился оставить дома меч. Опасения были напрасны. Стражи порядка, как и простые обыватели, не видели в огромном мече ничего странного. И только потом на тряпичных ножнах Тиберт приметил множество крохотных рун «Манназ». Если эту руну использовал сильный маг, то она помогала делать незаметным то, к чему применялась.

Чтобы получить чемодан из камеры хранения, пришлось отстоять громадную очередь, так что освободились они ближе к обеду. За несколько часов они перекинулись лишь парой фраз. Говорил в основном Тиберт, отдавая команды. После этого они вернулись домой.

Тиберт занёс багаж в прихожую, из которой тут же вылетел Фенни и бросился на Нормана, как скучающий пёс. Пока Норман успокаивал волкособа, Берт прошёл в гостиную, где застал Флориана и Вальтера, ведущих разговор. По красноречивому взгляду Флора, Тиберт понял, что вмешиваться не стоит. Берту не улыбалась идея провести ещё несколько часов с невоспитанным полуживым мальчишкой, но выбора не было.

Заглянув в свой чемодан, Тиберт прямо в прихожей сменил грязную футболку на чистую и накинул поверх коричневое кожаное пальто. Прихватив с собой небольшую продолговатую сумку и закинув её за спину по типу рюкзака, Тиберт смерил взглядом Нормана и Фенни.

— Выметайся, — прикрикнул Берт, указывая взглядом на дверь.

Норман одарил его самым недружелюбным молчанием, на которое был способен. Фенни глухо заворчал. Однако Норм покинул дом, потянув за собой пса. Тиберт вышел последним и закрыл за собой дверь.

— И куда ты намерен нас отвести, старик? — хмыкнул Норман, когда они оказались на улице. — Заведёшь в ближайший лес и убьёшь?

— На Манхэттене нет лесов, только парки, — покачал головой Тиберт. — И я не собираюсь вас убивать. Мы просто немного походим, пока твой брат и Флориан разговаривают.

— Знаешь, твоим словам я перестал верить давным давно, ещё когда ты был моим учителем, — голос Нормана был хриплым и язвительным.

— Хорошо, что ты вспомнил старые времена, — произнёс Берт. — Я тоже вижу перед собой лишь странного невоспитанного мальчишку, какого видел много лет назад.

Норман снова замолчал и двинулся прочь по улице. Тиберт устало пошёл за ним, и больше они не разговаривали. По крайней мере, Норм не говорил с Бертом, а с Фенни они понимали друг друга без слов. Изредка Норм чуть склонялся к бегущему рядом волкособу и ласково тормошил его за загривок. Фенни порыкивал, скорее выражая радость, чем недовольство.

Тиберт шёл за ними и думал о своём. Не удивительно, что такие боги, как Вали и Форсети нашли общий язык. Они оба воспитывались матерями, а их отцы были куда больше зациклены на себе, чем на своих детях. Тиберт любил Бальдра, как единокровного брата, но ему претило то, что Фригг слишком его любит, какой-то нездоровой любовью. Бальдр женился и сам стал отцом. И пора было ему выйти из-под материнской опеки. Но он не смог этого сделать до самой смерти. Даже гибель его была нелепой. Больше всего Тиберту было жаль, что сын Одина умер и попал не в Вальгаллу, а в мрачное царство Хель.

Тиберт посмотрел на идущих впереди братьев. Да, окружающие видели пса и его хозяина, но это были единокровные братья. В чёрном псе Тиберт с момента их появления узнал Фенрира-волка. Потому что именно таким: безмолвным и размером с собаку, Берт увидел его впервые в тронном зале Одина. Так что в каком-то смысле Фенрир впал в детство, хотя несомненно помнил свою прошлую жизнь. И теперь Фенни нравилось грызть подобранную с земли палку и драться за неё, но уже не с Тибертом, а с Норманом.

В своих раздумиях Берт не заметил, как далеко они ушли от дома Флориана. Этот район был ему не знаком. Небо потемнело, начинал накрапывать дождь. Берт разозлился, что позволил завести себя так далеко. Но Норман не выглядел как злодей, задумавший коварное внезапное нападение. Норм всегда был честен с собой и окружающими, это Вальтер был хитрецом. Нормана Тиберт знал хорошо, чтобы судить, не зря столько лет они встречались на тренировочном поле каждый день.

Тиберт огляделся. Они шли мимо забора из сетки Рабица, за которым находилось заброшенное здание, судя по вывеске — некогда частная школа. Окна были выбиты, стены изрисованы граффити. А дождь тем временем из мороси превратился в настоящий ливень.

— Сюда, старик, — позвал Норман, показывая прореху в сетке.

Норм пропустил вперёд себя Фенни и, не дожидаясь Берта, сам пролез в дыру. Пёс и Норман побежали к зданию. Выругавшись про себя, Тиберт отогнул сетку, с трудом протиснулся в дырку, едва не оставив на сетке свою бороду, и пошёл за ними.

Спрятаться в старой школе было весьма разумно. Да, здесь было неуютно и пусто, но хотя бы сухо. А снаружи началась настоящая гроза и стена дождя полностью отделила их от окружающей реальности. Пока Берт добрался до здания, успел основательно промокнуть

— Что-то Тор разбушевался, — протянул Тиберт, смотря сквозь битое окно.

— Даже не упоминай при мне его имя, — раздражённо бросил Норман, осматривая лестницу на второй этаж. Она была крепкая, только деревянные перила кто-то выломал.

— Стой, куда ты пошёл? — крикнул Берт вслед Норму, который начал подниматься по лестнице, увлекая за собой Фенни.

— Может найду где передохнуть, — ответил Норман не останавливаясь. — Целый день с тобой по городу мотаюсь. А гроза ещё не скоро кончится.

Снова посмотрев на небо, Тиберт решил, что в словах мальчишки есть резон и пошёл за ним. На втором этаже не обнаружилось ни предметов мебели, ни палаток бездомных. Норман присел на невысокий деревянный помост, который, вероятно, когда-то служил сценой. Фенни запрыгнул наверх и улёгся подле брата-хозяина. Тиберт снял с себя пальто и остался в одной футболке. Было холодно, но в мокрой одежде ещё холоднее.

— Интересно, почему он так изменился? — невзначай спросил Тиберт.

— Кусок цепи Глейпнир на его шее и переход между мирами сделали его таким, — просто ответил Норман. — Мы же тоже уменьшились. И магия здесь слабее.

— А как же ты живёшь здесь, раз магия слабеет? — Берт всё же задал мучавший его вопрос.

— Я живу с трудом, — сквозь зубы процедил Норм. — И то, только потому, что Хельга потратила много сил на моё воскрешение.

— Сочувствую, хоть и знаю, что тебе это не нужно, — бросил Тиберт.

— Знаешь, о чём я всегда мечтал? — внезапно спросил Норман, хитро поглядывая на рыжеволосого великана. — Победить в честной справедливой борьбе и лишить жизни на глазах всех богов. От имени всех детей Локи я хотел отомстить за Фенрира.

— Обычно ученики всегда хотят превзойти своего учителя, но не у всех это выходит, — отозвался Берт. — Я знал, что ты меня ненавидишь, но не думал, что придётся обнажать оружие, чтобы усмирить тебя.

Тиберт скинул со спины сумку и достал из неё два небольших топорика из эбеновой стали.

— Я так и думал, — хмыкнул Норман, и на его лице появилась улыбка удовлетворения. — Ты подготовился.

— Ты ходишь с мечом, я тоже прихватил своих дружков, — ответил Берт, подбросив один из топориков бионическим протезом и ловко его поймав. — Для самозащиты.

— Разумеется для самозащиты, — Норман поднялся со сцены и вытащил клинок из самодельных ножен. — Когда-то ты предал Фенни. Ты потерял честь, которой так гордился. У меня нет основания тебе верить или любить тебя.

— Я должен был вас убить ещё давно! — громыхнул Тиберт так, что даже Норм вздрогнул. — Тогда в пещере я должен был выпустить вам кишки, и вы бы отправились к своей сестре Хель с миром!

— Да?! И где же ты был в тот день, старик?! — в эти слова Норман вложил весь свой гнев, всю свою боль и обиду. Воспоминания тяжким грузом легли на его плечи. — Где был в тот момент, когда мой брат в облике волка перегрыз мне горло?! Упивался мёдом, радуясь почётной роли палача?!

— Меня там не было, потому что Тор и Скади скрыли это от меня! — с жаром отозвался Берт, размахивая клинками.

— О, так Скади всё же была виновна, — Норман жутко рассмеялся. — Вот как значит, а я-то думал, почему перед смертью она так волновалась. Чувствовала, что получает по заслугам, когда её голова скатилась с плеч!

Тиберт с криком берсерка набросился на Норма. Выпад топориков Берта, которые казались маленькими лишь в его руках, Рунблад с лёгкостью принял на себя. Битва их была не на жизнь, а на смерть. Противники не уступали друг другу в мастерстве. На стороне Тиберта было время и опыт, на стороне Нормана — молодость и отчаяние. Фенни наблюдал за их сражением, беспокойно метаясь по сцене. Норм бился очень профессионально, но под натиском Берта быстро начал сдавать позиции.

Что-то Норман подзабыл, покуда был мёртв, да и, в отличие от Фрейра, Тиберт не был ослаблен. Норм начал отступать и ему приходилось только отбиваться, а лезвия топоров мелькали со всех сторон, будто Берт был многоруким индийским божеством. В это время Тиберт сделал рисковый выпад, пытаясь ранить Нормана в рабочую руку. Норм заметил это, но не успел до конца парировать этот удар. Топор проскользил по лезвию Рунблада и вошёл прямо в бок Нормана, погрузившись в мягкую плоть по самую рукоять.

Битва тут же прекратилась. Норм стоял, ошарашенно смотря вниз на рану. На одежде уже проступило пятно крови. Сперва Тиберту показалось будто он тяжело дышит, но на самом деле Норман глухо посмеивался. Из его нутра раздался булькающий звук, с губ потекла кровь. Противник положил руку на протез Тиберта и поднял лицо. Светлая, будто разбавленная кровь, текла по его губам и подбородку. Тиберт попытался вытянуть оружие назад, но у него ничего не получилось. Норман вцепился в его руку мёртвой хваткой.

Ухмыляясь как полоумный, Норм занёс Рунблад и резко опустил его на плечо Тиберта. Таким ударом Норман мог запросто отсечь Берту руку, и тот не успел бы отмахнуться, но лезвие едва задело плечевой сустав. Фенни бросился на своего хозяина и вцепился в кулак, в котором была зажата рукоять Рунблада. Тиберт отшатнулся назад, выпустив свой топор, а Норман опрокинулся на спину под весом волкособа.

Норм упал на бетонный пол, Рунблад вылетел из его руки и оказался в стороне. Топор Берта так и торчал из живота сына Локи. Норман простонал и вытащил оружие Тиберта из своего тела. Фенни подошёл к хозяину, как бы извиняясь, и начал лизать укушенную руку, но Норм грубо оттолкнул пса.

Берт склонился пополам, чтобы отдышаться и увидел, как Норман, встав на четвереньки подползает к Фенни и смотрит ему прямо в глаза. Они будто бы вели молчаливую беседу: Норм смотрел с укором, волкособ, прижав уши, виновато прятал взгляд. Наконец Норман вскочил на ноги. Тиберт тоже поспешил подняться: вдруг сыну Локи вздумается взять реванш.

— Ты редкостная сволочь, Тиберт Одинссон, — с вызовом бросил Норман, уничижающе показывая пальцем на оппонента. — Но он хочет, чтобы я убил тебя в Рагнарёк, а не сейчас. Будь моя воля, я бы порешал тебя на месте, но Фенни тоже мой брат и я не могу пойти против его воли.

Закончив свою гневную речь, Норм повалился обратно на пол. Его скрутило от боли, и встать он больше не мог. Норман схватился руками за раненный бок. Кровавое пятно разрасталось всё больше.

— Нужно срочно отвести тебя домой, — устало произнёс Тиберт, хотя ещё пару часов назад бросил бы его умирать, ведомый страхом за себя и за все миры.

Берт с трудом дотащил Нормана до их фургона. Уже смеркалось, дождь кончился. Ему пришлось плотно прижать Норма к себе, чтобы никто из прохожих не заметил крови у него на боку. Несколько кварталов Тиберт буквально нёс парня на себе, потому что Норман едва мог переставлять ноги. Фенни обеспокоенно бежал рядом, подпирая его с другой стороны.

— Аптечка под левым сиденьем в кабине, — прохрипел Норм, когда Тиберт бросил его в задней части фургона. Кровь уже пропитала не только низ его кофты, но брюки. Он был ещё бледнее, чем всегда, и мелко дрожал. — Там есть кровоостанавливающие и бинты.

Тиберт метнулся к кабине. Благо, двери были не заблокированы, и он достал огромный ящик-аптечку. В ней нашлось всё необходимое. И хотя Берт был судьёй по профессии, по призванию он всё ещё помнил, как ему приходилось перевязывать раны молодых юношей, которые ещё толком не умели меч держать в руках, а уже лезли в бой.

Флориан и Вальтер вышли из дома и застали их, когда рана Нормана уже была забита кровоостанавливающими губками, а поверх наложена тугая бинтовая повязка. Норм успел прийти в себя и теперь сидел подле Тиберта в задней части фургона, свесив ноги в приоткрытые двери. Берт гладил снующего рядом с хозяином Фенни по голове, делая вид, что он не причём. Волкособ ворчал, но не отстранялся, будто сомневался, а не слишком ли добр он ко врагу.

— Ну, что ж, все живы и относительно здоровы, — произнёс Вальтер, с укоризной смотря на дыру и пятно крови на одежде Нормана.

— Мы отпускаем вас только потому, что твои слова принесли мне успокоение, — напомнил Флориан, посматривая на Вала. — Если руководствоваться моими прошлыми решениями, Тиберт всё ещё должен выпустить вам обоим кишки.

— Кишок на вас не напасёшься, если из-за каждой мелочи их будут вырывать силой, — хмыкнул Норман, покосившись на Тиберта.

— А я напоминаю, что Тор всё ещё заслуживает смерти за то, что совершил, — произнёс Вальтер. — Если до Рагнарёка он объявится в Мидгарде, мы его убьём. Более никого не тронем, даю слово чести.

— Чести у тебя никогда не было, — хмыкнул под нос Тиберт, поднимаясь на ноги и подходя к Флориану.

— Думаю, я обзавёлся ей совсем недавно, — с лукавой улыбкой ответил Вальтер, загоняя Фенни внутрь фургона. — Ты оставил своего ненаглядного племянника со мной на весь день, полагая, что без Нормана и Фенни я могу лишь языком трепать. Но, мало кто знает, сколько людей я убил голыми руками ради денег, чтобы выжить в Мидгарде и чтобы Хельге не пришлось мараться.

Норман забрался вглубь фургона и улёгся на свою кровать. Смеяться ему было больно, но он улыбнулся Вальтеру перед тем, как закрылись задние двери.

— Ты этого не говорил, — ошеломлённо произнёс Флориан и суп, который приготовил Вальтер на обед, начал проситься обратно.

— Ты аж весь позеленел, — весело рассмеялся Вал. — Расслабься, убивать тебя не было в моих планах. Ну, может быть, только в начале.

— Трикстер ты или нет, а юмор у тебя отвратный, — ответил Флор, покрываясь мурашками. — Судите Тора сами, если хотите. Но остальных не троньте. Если нам осталось жить не долго, дайте им шанс на мирное небо над головой.

— Обещаю, — кивнул Вальтер, а затем добавил, как предупреждение:

— Только если на нас не начнут охотиться.

С этими словами, он сел в кабину фургона. Серый автомобиль рыкнул и умчался по улице, оставив Флориану и Тиберту облачко серого дыма на прощанье.

— Вы говорили так долго. О чем можно было разговаривать почти целый день? — наконец у Тиберта появилась возможность спросить.

— Я и сам был удивлён, когда сын Локи стал вдруг так откровенен, — пожал плечами Флор. — А потом понял: Вальтеру была нужна исповедь, если можно так это назвать. Я слушал, но не осуждал. Полагаю, когда ты намеренно совершаешь злодеяния, даже руководствуясь при этом благой целью, подсознательно начинаешь искать одобрения. Мол, убедитесь, что я не так плох, дурны лишь мои поступки.

— Все мы не святые, — Берт хотел почесать глолову, ещё мокрую от дождя и пота, но боль от раны заставила его опустить руку. — В этом я убедился.

— Я не психолог, а юрист, но даже я понял, насколько одиноким был Вальтер большую часть жизни, — продолжил Флориан. — За весь день он очень мало упоминал Хельгу и Нормана. Он слишком долго был лишён брата, и с сестрой его отношения были не очень близкими. А накануне Рагнарёка он очень нуждался в том, чтобы выложить кому-то историю своей длинной жизни.

— Но что нам теперь делать, если Рагнарёк так близко? — задал Тиберт главный вопрос.

— Тоже самое, что делали раньше — просто жить, только теперь осознавая, на сколько короткий срок нам отведён, — Флориан побрёл в сторону дома. — Идём, нам нужно обработать твои раны.

— Ох, Всеотец, спаси нас, — прошептал Берт и последовал за племянником.Примечание к части*"Анзус", "Райдо", "Соулу", "Кано", "Гебо"

*ARCH — (англ.) арка, записывается этими рунами