Тысяча шагов от входной двери (джен)

— Бернард, я хочу уволиться, — сказал Мэнни сразу после окончания рабочего дня.

— Ты уже пытался, — сделав паузу, проговорил Бернард. — Из этого ничего хорошего не получилось.

— Все серьезно. Кэтрин беременна, и ее отец предложил мне стать бухгалтером в его строительной фирме в Йорке. Так что я хочу уволиться, — повторил Мэнни.

— Нет! Как ты можешь? — воскликнул Бернард, выделив слово «ты», заметался по торговому залу и, словно обессилев, плюхнулся на диван.

— Я должен двигаться дальше, — ответил Мэнни. — И вообще: мне что — теперь всю жизнь с тобой провести? Здесь?

— Почему нет? — буркнул Бернард. — Чем плохо?

— Тем, что я перестал развиваться! — разозлился Мэнни. — Ты только и делаешь, что целыми днями куришь, пьешь и орешь на клиентов, а я тут, с тобой, только тупею!

Бернард молча взглянул Мэнни в глаза, и Мэнни вдруг почувствовал, что сейчас расплачется, несмотря на данное себе утром обещание провести этот разговор с Бернардом по-деловому и без лишних эмоций. Он подумал, что Бернард после заявления о предстоящем увольнении начнет кричать, обзовет его кем-то вроде недоделанного Фрэнсиса Бэкона, возможно, даже кинет в него «Большим Оксфордским словарем», но ничего такого не случилось.

— Вы всегда уходите, — пробормотал Бернард себе под нос. — А я… Я должен оставаться здесь, — он лег на диван и отвернулся к его спинке.

Мэнни неловко стоял возле дивана, не зная, что теперь делать.

— До конца месяца я доработаю, — сказал он.

Бернард на это ничего не ответил. Мэнни вздохнул, надел куртку и вышел из магазина. Он не жил в магазине уже три недели, потому что вместе со своей невестой Кэтрин снял квартиру неподалеку.

* * *

— Бернард, Мэнни, я через неделю переезжаю в Америку! — почти прокричала Фрэн, едва переступив порог магазина.

— Отлично, — прокомментировал Бернард. — Просто замечательно! Позавчера Мэнни заявил, что он увольняется, сегодня — ты решила меня бросить. Кто тебя ждет-то там?

— Не «кто», а «что». Дом во Флориде. Наследство от тетушки Полин. Шанс начать все сначала.

— Поздравляю! — радостно воскликнул Мэнни, но потом посерьезнел: — И сочувствую твоей утрате.

— Я ее плохо знала, — ответила Фрэн. — Но спасибо. За все. Я буду присылать вам открытки.

— Не надо, — сказал Бернард, встал из-за стола, ни слова не говоря, пересек торговый зал и вышел на улицу, громко хлопнув дверью.

* * *

Проводы Фрэн растянулись на три дня, и Бернард уже почти забыл, что Мэнни собрался уволиться, но тот своего решения не изменил, и момент прощания все-таки наступил.

— Все. Я собрал вещи, — Мэнни с огромной нелепой оранжево-голубой спортивной сумкой стоял возле двери и не решался выйти.

— Собрал — уходи, — Бернард даже не встал с дивана и продолжал делать вид, что читает путеводитель по Словакии.

— Может, обнимемся? — предложил Мэнни.

— Не хочу. Уходи.

— Бернард, я так не могу, — Мэнни поставил сумку на пол, подошел к Бернарду и присел на диванный подлокотник. — Я буду тебе писать, звонить и пару раз в год приезжать в гости.

— Не будешь. У тебя будут жена, ребенок, дом, работа, барбекю на заднем дворе с соседями по воскресеньям и боулинг с мужиками по четвергам. Твоя жена переведет тебя на органическую еду, запишет на йогу и заставит следить за уровнем холестерина. Я со всем этим не буду… сочетаться.

— Бернард, может, тебе тоже стоит поменять что-то в жизни? Заняться более прибыльным бизнесом, найти девушку, приобрести нормальное жилье?

— Нет, — отрезал Бернард. — Это все не для меня.

— Почему?! — возмутился Мэнни.

— Ты не поймешь! И вообще: ты собирался уходить.

Оба замолчали. Бернард смотрел прямо перед собой в одну точку, Мэнни, сидя на подлокотнике, сопел и не знал, что ему делать: уйти прямо сейчас или еще немного посидеть, делая расставание все более мучительным для обоих.

— Я давно хотел тебя спросить, — наконец сказал Мэнни. — Как ты вообще решил открыть книжный магазин?

— Мэнни, это не я решил открыть книжный магазин. Это книжный магазин решил открыть меня, — проговорил Бернард.

— Как это?

— Очень просто, но, как я уже сказал, ты не поймешь. Я этого и сам до конца не понимаю, — пробормотал Бернард, но потом его лицо исказилось как будто от сильной боли, и он крикнул: — Проваливай! — Бернард вскочил с дивана. — Видеть тебя больше не хочу!

Мэнни обиженно фыркнул, подобрал сумку, застегнул дрожащими пальцами куртку и ушел. Бернард смотрел ему вслед, пока он не скрылся за углом, а потом еще двадцать минут стоял, прислонившись к дверному косяку и глядя на улицу. После он вернулся в магазин, сел за стол, откинулся на спинку стула и посмотрел в потолок:

— Ну, и что дальше? — обратился он к магазину с мысленным вопросом.

— Все будет хорошо, Бернард, — прозвучал в его голове спокойный и уверенный ответ.

— Я умираю, — пожаловался Бернард. — И все становится только хуже.

— Все умирают… Все всегда умирают… Но у тебя еще есть время.

— У меня постоянно все болит. Я устал. Можно я не пойду сегодня за газетами?

— Нет, Бернард. Ты знаешь, что ты должен.

Бернард, оперевшись на столешницу, тяжело поднялся. Сердце привычно кольнуло, отдав болью в левую руку, печень заныла, в правом колене что-то хрустнуло, а во рту почувствовалась горечь. Он подождал, когда боль станет хотя бы терпимой, выпрямился во весь рост, достал сигарету, закурил и пошел в газетный киоск, расположенный в конце квартала.

* * *

Семнадцать лет назад

Бернард бежал изо всех сил. Легкие разрывало, сердце билось так, что казалось — их у Бернарда два: одно расположилось где-то в гортани, а второе болталось в желудке, подпрыгивая в такт бегу. Он знал, что шансов на спасение нет: их пятеро, и они вооружены ножами и кастетами; его уже почти догнали и хотят убить. Это была не его «разборка», он пришел, как его попросили, «для массовки», но все, кто с ним был, разбежались в самом начале драки, а он остался один — без оружия и без поддержки. В двадцать лет уже можно было научиться не попадать в такие ситуации, но у Бернарда — с самого детства члена одной из лондонских уличных банд — выбора просто не было.

Он пробежал вдоль площади Рассела, свернул в плохо освещенный переулок и выбежал на узкую и тихую улицу. Здесь в цокольных этажах домов везде были магазинчики, но все они, как казалось, были закрыты.

— Помогите! — крикнул Бернард во весь голос. Сейчас он был согласен на арест за нарушение тишины и покоя жителей этого элитного района, лишь бы спастись.

Он увидел, что один магазин еще работает — в окнах был свет, а дверь была приоткрыта, и, не раздумывая, забежал внутрь.

— Здрассьте… Простите… Я…, — затараторил Бернард и вдруг понял, что, во-первых, он находится в этом помещении один, а, во-вторых, никакой это не магазин, а вполне просторный зал, стены которого только оклеены фотообоями с изображением интерьера книжного магазина. Никаких дверей, кроме входной, и никакой мебели внутри не было.

«Наверное, это какой-то павильон для съемок», — почему-то подумал Бернард и осознал, что теперь его в этом хорошо освещенном зале отлично видно с улицы, и сейчас его заметят и начнут убивать, а он сам себя загнал в ловушку. Он видел, как преследователи подошли к витрине, видел их перекошенные от злобы лица и попятился к задней стене с изображением письменного стола.

Ему хотелось лечь на пол, сжаться в комок и уже как-нибудь быстро и безболезненно умереть, но он, повинуясь своим уличным представлениям о чести, решил встретить свою смерть с достоинством, поэтому гордо поднял голову, перестал отступать и шагнул в центр зала.

Однако даже в приоткрытую входную дверь никто не зашел.

— Куда он делся?! — прорычал один из несостоявшихся убийц, посмотрел по сторонам и, махнув рукой своим подельникам, повел их прочь от магазина.

На Бернарда в этот момент обрушилась такая усталость, что он подошел к стене, прислонился к ней спиной и сполз на пол. Посидев так с полминуты, он попробовал подумать о том, что сейчас случилось, но все мысли словно кто-то остановил снаружи, все силы разом закончились, Бернард завалился на бок и моментально заснул.

Ночью он проснулся от того, что захотел в туалет. Бернард открыл глаза и увидел, что перед ним стоит самый настоящий деревянный письменный стол, возле которого стоит настоящий деревянный стул. Он помотал головой и кое-как встал, держась за стену.

Бернард крепко зажмурился, сосчитал мысленно до пяти и снова открыл глаза. Стол и стул стояли на том же месте, а еще он заметил, что столешница оклеена теми же странными фотообоями только с очень реалистичными изображениями телефонного аппарата, бухгалтерской книги, чернильного набора и дырокола. Бернард даже провел по столешнице рукой — абсолютно все на ней было нарисовано. Он осмотрелся в поисках еще каких-нибудь новых вещей и увидел, что на противоположной от входа стене появилась дверь. Бернард подошел к ней, осторожно потрогал гладкую и холодную металлическую ручку, повернул ее и решительно рванул дверь на себя. За ней оказалась совершенно заурядная кухня, если не считать того факта, что обеденный стол и стулья в ней были настоящими, а плита, холодильник и мойка — также изображенными на фотообоях. Кухню заливал ярко-белый свет, источник которого Бернард не смог найти. В кухне была еще одна дверь, которая, как он тут же выяснил, вела в туалет, слава богу, самый настоящий.

Выйдя из туалета, Бернард машинально направился к раковине, открыл кран и подставил руки под струю воды. Она лилась как-то неправильно — слишком медленно, ровно и бесшумно, словно это была не вода, а бесцветное прозрачное желе, хотя на ощупь она была обычной водой. Бернард подставил палец под струю, понаблюдал это непонятное физическое явление, но потом что-то громко щелкнуло, и вода полилась нормально, с громким журчанием утекая в слив.

«Как это?… Мойка же была нарисованной?» — вяло подумал Бернард, и в этот момент его голову чуть не разорвало от сильнейшей боли. Он вскрикнул и обхватил ее руками.

«Бежать… Выход…»

Бернард выскочил из кухни в торговый зал, но теперь он был тускло освещен красным светом, а витрины и входной двери в нем вообще не было. Боль стала совершенно невыносимой, и Бернард почти перестал что-то видеть — он бестолково метался по торговому залу, натыкаясь на книжные полки, роняя стопки книг и путаясь в каких-то плакатах.

Очередная вспышка боли милостиво лишила его сознания, и он упал в узком проходе между двумя стеллажами, в последний момент заметив, что витрина вернулась на свое законное место, но только теперь на ней была красивая, профессионально начертанная, надпись: «Книжный магазин Блэка».

* * *

Три дня Бернард жил в магазине (а сейчас это был абсолютно нормальный книжный магазин), хотя вернее было бы сказать, что в этом магазине он умирал. Все три дня его мучили то головная боль, то боль в сердце, то непредсказуемо поднималась и опускалась температура, и все время тошнило. Несколько раз он пытался выйти из магазина наружу, к людям: он вставал, шел к двери, но его мысли тут же начинали путаться, и он опять возвращался к дивану. Ему «разрешалось» ходить только на кухню, где он жадно пил воду прямо из-под крана, и в туалет.

В мозгу у Бернарда словно бы опустился занавес — он вроде и хотел подумать о том, в каком странном месте он оказался и как отсюда выбраться, но ему как будто кто-то не разрешал это делать. Он пытался бороться с этим состоянием, но от этих усилий занавес становился все плотнее, и заглянуть за него стоило все большего труда.

Утром четвертого дня Бернард проснулся и почувствовал, что ему немного лучше.

Он сидел на диване, прислушиваясь к своим ощущениям, когда внезапно тренькнул колокольчик на входе, и в магазин вошла пожилая женщина в старомодном светло-бежевом шерстяном костюме.

— Доброе утро! — поздоровалась она.

— Доброе, — осторожно согласился Бернард и тут понял, что эта женщина — покупательница.

— Надо же, — сказала она, — тридцать лет живу в этом районе и никогда не видела здесь книжного магазина, — женщина осмотрелась. — А у вас тут мило.

— Спасибо, — прохрипел Бернард.

— У вас есть «Гроздья гнева»? — спросила покупательница. — Хочу подарить племяннице на день рождения.

«А у нас все книги — нарисованные, и магазин — фальшивый!» — хотел истерично выкрикнуть Бернард, но вопреки этому желанию он подошел к дальнему стеллажу, нисколько не раздумывая, наклонился и достал нужную книгу с третьей полки снизу.

— Вот. Джон Стейнбек. «Гроздья гнева». Отличный выбор, — он перевернул книгу и увидел на ней написанную карандашом цену. — Три пятьдесят, — озвучил он ее.

— Беру, — сказала покупательница, взяв книгу, достала кошелек и начала медленно считать деньги.

Одна часть Бернарда была невероятно удивлена — за всю свою жизнь он прочитал хорошо если две книги и никогда не работал; другая часть же была уверена, что он владеет книжным магазином несколько лет, разбирается в этом бизнесе и обладает тонким литературным вкусом. Бернард даже «вспомнил», о чем в общих чертах только что проданная им книга, и с ужасом подумал, что сошел с ума.

— Помогите! — крикнул он так громко, как мог, но оказалось, что это был лишь неясный не то хрип, не то всхлип.

— Что вы говорите?

— Я говорю, что в нашем магазине есть скидки постоянным покупателям, поэтому приходите к нам еще!

— Спасибо. Обязательно приду! — радостно пообещала покупательница и, попрощавшись с Бернардом, покинула магазин.

Бернард постоял в центре торгового зала пару минут, пытаясь осознать, что только что произошло, но понял лишь, что голоден. Он взял деньги и в этот раз без каких-либо препятствий вышел на улицу. Снаружи было очень жарко и душно. Обливаясь потом и тяжело дыша, Бернард кое-как дошел до супермаркета через дорогу, купил там хлеба и молока и, уже собираясь вернуться в «свой» магазин, неожиданно для себя свернул к газетному киоску и на все оставшиеся деньги купил газет, хотя никогда не увлекался их чтением.

Он подумал, что сейчас самый подходящий момент для того, чтобы сбежать, но ноги словно бы сами вели его. Бернард уже совсем по-хозяйски вошел в магазин, повесил куртку на вешалку возле входа и расположился за письменным столом. Так было правильно.

Отпивая молоко из бутылки и поедая хлеб прямо из пакета, он методично читал газеты — строго от первого до последнего слова, обращая внимание на все детали и вникая во все написанное, и успокоился только к двум часам ночи, когда полностью их прочитал.

— Теперь я могу пойти спать? — пробормотал Бернард себе под нос.

— Можешь, — внезапно ответил некто в его голове отстраненным женским голосом.

Бернард от удивления чуть не упал со стула:

— Что?!.. Ты еще кто?

— Для тебя, Бернард Блэк, я — книжный магазин.

— А для всех остальных кто?

— Бывает по-разному.

— Я что — сошел с ума?

— Не думаю.

Бернард быстро прошелся туда-сюда по торговому залу.

— Это для меня слишком странно! — воскликнул он. — Отпусти меня, а? Я никому ничего не скажу! — он медленно попятился к выходу.

— Бернард, если ты уйдешь от меня достаточно далеко, ты почти сразу умрешь.

— Почему?!

— Потому что ты должен был умереть еще четыре дня назад. Именно тогда вышло твое время. Все твое время. И я могу тебе показать, как бы ты умер. Смотри!

У Бернарда в мозгу быстро-быстро замелькали образы, которые можно было бы назвать воспоминаниями, если бы все это случилось на самом деле. Он увидел, как его догнали, и один из бандитов вонзил ему нож прямо в печень; как он бежал, а его сбил внезапно выскочивший из-за угла кэб; как за ним погнался полицейский патруль, и его застрелили; как он споткнулся, упал и ударился затылком о бордюр…

— Хватит! — крикнул он. — Что это было?

— Варианты конца твоей жизни, возможные в этой Вселенной. Все возможные варианты, — ответил голос, сделав акцент на слове «все». — Я создаю для тебя один, но крайне невозможный вариант.

Как бы шизофренически это ни звучало, Бернард не только понял, о чем говорит голос, но и поверил ему.

— То есть с тобой я буду продолжать жить? — уточнил он.

— Да.

— Что взамен?

— Будешь читать газеты, смотреть телевизор, слушать радио.

— Зачем?

— Так надо. Я должна кое о чем узнать.

— Я буду жить внутри книжного магазина, пока ты об этом не узнаешь?

— Да.

— А потом?

— А потом, может быть, мы найдем способ тебя спасти.

— Кто это «мы»?

— Этого тебе знать не нужно.

— Ты залезла в мою голову, чтобы я сюда зашел?

— Да. А еще твой разум должен соответствовать моей задаче, и я немного его изменила. Это не больно, не страшно и обратимо.

— Не больно?! — возмутился Бернард. — Я еле выжил!

— Бернард, внутри магазина с тобой будет все в порядке, а за его пределами время быстро тебя убьет. Это все. Извини. Мне с тобой, человеком, да еще и на твоем уровне развития сложно разговаривать.

— А… — начал Бернард, но его тут же прервали грубым вмешательством в разум, запретив задавать вопросы.

Нельзя сказать, что Бернард сразу смирился со своим положением раба книжного магазина. С одной стороны, ничего слишком трудного от него не требовалось: днем он продавал книги, вечером шел к газетному киоску, покупал газеты и читал их, потом слушал новостную программу на радио, смотрел итоговый выпуск новостей по телевизору и ложился спать. Если не думать о том, кем или чем именно был книжный магазин и как это принять, то можно было почувствовать себя вполне нормальным человеком, который наконец-таки нашел себе любимую работу. Еще Бернард понял, что за пределами магазина он никому не нужен, и никто не будет его искать — мать умерла два года назад от цирроза печени, отца он не знал, других родственников у него не было, а друзья оказались предателями. С другой же стороны, он был двадцатилетним мужчиной, всю жизнь прожившим в большом городе, и постоянно быть на одном месте для него было едва ли не пыткой. Жить ему, конечно, хотелось, но в то, что это зависит от сущности, живущей в книжном магазине (или бывшей книжным магазином — Бернард еще не разобрался окончательно), верить он не хотел.

Спустя две недели после первого разговора с голосом Бернард решился на бунт. Как всегда, он вышел из магазина и сначала спокойно направился к газетному киоску, но потом перешел на бег и пробежал, наверное, с полмили, когда понял, что с ним ничего страшного не случилось. Он засунул руки в карманы джинсов и зашагал по улице, не зная, куда он направляется, но уже предвкушая свободу.

Вдруг Бернард услышал визг тормозов, и прямо перед ним на тротуар выехал огромный грузовик, груженный кирпичом, лишь чудом не задев. Бернард шарахнулся к стене дома, одновременно пытаясь решить для себя, связано ли это с предупреждением голоса о скорой смерти вне магазина или это дурацкая случайность, но тут же почувствовал очень сильную головную боль, ощутил острую нехватку воздуха и упал на тротуар.

В себя он пришел, лежа на носилках в машине скорой помощи. Парамедик светил ему в глаза фонариком, и от этого боль в голове только усиливалась.

— Что со мной? — прохрипел Бернард.

— Пока трудно сказать. Предварительно — инфаркт, — ответил парамедик. — Сэр, я должен знать: вы принимали недавно какие-нибудь лекарственные или наркотические средства?

— Нет, — кое-как сказал Бернард и снова потерял сознание.

* * *

— Сколько тебе лет, сынок? — спросил Бернарда пожилой врач, чем-то похожий на Оле Лукойе, который был изображен на обложке одной из детских книг в магазине.

— Двадцать, — буркнул Бернард. Он провел в больнице уже два дня, пожилой врач был седьмым, кто задавал ему этот вопрос, его пытались лечить, но легче ему не становилось.

— Допустим, я тебе поверю, — сказал врач. — И тогда вынужден огорчить: с твоим здоровьем все очень, очень плохо. Я бы сказал, что тебе, если судить по результатам обследования, лет восемьдесят. Гипертония, повышенные уровни холестерина и сахара, плохие показатели работы почек, увеличенная печень… и еще много чего по мелочи. Я не знаю, как ты довел себя до такого состояния, но даже не представляю, как нам с этим быть.

Бернард подумал, что «нам с этим быть» врачу точно не придется, потому что страдал-то он в одиночку, и разозлился от этой мысли.

— То есть вы хотите сказать, что в ближайшее время я умру? — спросил он.

— Я бы сказал, что летальный исход в твоем состоянии без должного лечения весьма вероятен в течение одного-двух месяцев.

Три недели назад Бернард ничего бы из этой фразы не понял и, возможно, ударил бы врача в нос, чтобы он не умничал, но сейчас он только тяжело вздохнул (в груди от этого что-то остро кольнуло) и ничего не сказал.

— Мы сделаем все, что от нас зависит, — проговорил врач, похлопал Бернарда по плечу и ушел к другим пациентам, которых в простой муниципальной больнице были десятки.

Ночью Бернард не мог уснуть — болело буквально все тело, и дышать становилось все труднее.

— Быстро назад! — внезапно услышал он в голове знакомый голос. — Еще можно все исправить!

Бернард сразу же послушался голоса, кое-как встал и прямо в пижаме и босиком пошел к выходу. Кажется, его судьба всем была безразлична, потому что никто и не попытался его остановить и вернуть в палату.

Когда Бернард вышел на улицу, он понял, что не представляет, в какой стороне находится магазин и как далеко до него идти.

— Прямо пятьдесят шагов, потом — налево! Слушай меня! — сказал голос, и Бернард, повинуясь его четким командам, через полчаса оказался в магазине и сразу же повалился на диван.

Утром он почувствовал себя намного лучше.

— Мне нужна одежда, — мысленно обратился он к магазину. — Как я буду работать в пижаме?

— Открой шкаф наверху, — ответил голос.

Бернард знал, что шкаф в его спальне наверху абсолютно пуст, но спорить с голосом сил не было.

Однако в шкафу и вправду оказалась кое-какая мужская одежда: несколько белых, голубых и зеленых рубашек с длинным рукавом, три черных деловых костюма, черное же пальто, бежевые колониальные шорты и ярко-красная футболка с Микки Маусом.

Бернард надел голубую рубашку и брюки и посмотрел на себя в зеркало — одежда висела на нем мешком, а сам он выглядел как сорокалетний алкоголик с большим стажем. Впрочем, сейчас его внешний вид полностью соответствовал его внутреннему состоянию.

С этого момента он прекратил любые попытки непослушания и почти смирился с тем, что будет проводить свою жизнь в книжном магазине и на небольшом расстоянии от него. Это расстояние, как потом экспериментально выяснил Бернард, равнялось примерно тысяче шагов от входной двери.

* * *

Встать утром, превозмогая боль, умыться, побриться, одеться, продавать книги, покупать газеты, читать газеты, ложиться спать. Продавать книги, покупать газеты, читать газеты. Не думать. Думать было больно. Больнее, чем просто жить и не бунтовать.

Голос молчал неделями, но Бернард знал, что он постоянно за ним следит и может вмешаться в любой момент. Бернард не чувствовал, что обладатель голоса опасен, но он не мог сказать, личное ли это его мнение или внушенное.

Голос начал своеобразно воспитывать Бернарда. Он заставлял его читать то Диккенса, то справочник по термодинамике, то учебник по истории Великобритании. Бернард не сопротивлялся, потому что сопротивляться тоже было больно. Вопрос, зачем ему это нужно, тоже запрещалось задавать.

Постепенно он познакомился с окружающими его людьми: продавцами в супермаркете и других маленьких магазинчиках на улице, парикмахером, почтальоном и констеблем. Также у него появилось несколько постоянных клиентов, и теперь его заточение в книжном магазине не казалось ему таким уж ужасным. Работать, отдыхать и общаться — разве не за этими занятиями проводят всю свою жизнь обычные люди? Некоторые из них, как рассуждал Бернард, крайне редко куда-либо выезжают за пределы района, в котором выросли, и никому на это не жалуются.

Повода для грусти вроде бы не было. День шел за днем, нужно было работать и читать газеты, а долго размышлять о своем положении было и некогда, и опасно для головы.

Этим утром Бернард лежал в кровати и уговаривал себя встать. Никаких выходных ему не полагалось, и он устал так, как никогда в своей жизни не уставал.

— С Рождеством! — неожиданно громко воскликнул голос в его голове.

Бернард вздрогнул и сел на кровати.

— Ты знаешь, что такое Рождество? — спросил он.

— Знаю. Думаю, ты заслужил подарок.

— О как, — отозвался Бернард. — Можно мне выходной?

— Есть идея лучше: я тебе разрешаю погулять по городу. Но только до шести часов, не дольше.

Бернарда словно подбросило с кровати. Он вскочил, судорожно оделся, наскоро побрился и выскочил на улицу.

Он сел в первый попавшийся автобус и доехал на нем до какой-то незнакомой ему улицы. По улице гуляли самые обычные люди, которые казались Бернарду невероятно счастливыми лишь по той причине, что им не нужно было безвылазно сидеть на своем рабочем месте.

Бернард заходил в пабы, пил все подряд, приставал к девушкам, залез в группу одетых в школьную форму детей, когда они фотографировались, и сделал «рожки» сопровождающей их учительнице, поорал с уличными музыкантами «Silent Night, Holy Night», купил себе на распродаже длинный пушистый белый шарф и леденец на палочке, раздал нищим семьдесят фунтов и впервые за полгода ощутил что-то похожее на радость.

Однако, несмотря на опьянение алкоголем и свободой, как только он увидел на уличных часах, что уже пятнадцать минут шестого, тут же двинулся назад, к магазину. Бернард пришел на автобусную остановку, прождал двадцать минут, но автобус так и не приехал. Больше на остановке никого не было, и Бернард понял, что он чего-то не знает о движении общественного транспорта — видимо, автобус в этот день уже и не должен был прийти.

Бернард ощутил смутное беспокойство — до шести вечера оставалось двадцать минут, и после этого должно было случиться что-то страшное. Он достал из кармана комок купюр, пересчитал их и побежал ловить такси.

Все такси, как назло, были занятыми, а время, отведенное Бернарду, неумолимо заканчивалось. Наконец одно такси все-таки остановилось.

Водитель, который попался Бернарду, был очень осторожным и ехал медленно и аккуратно.

— Быстрее, пожалуйста! — в который раз прикрикнул на него Бернард.

— Сэр, мы едем в соответствии с правилами дорожного движения, и я не намерен их нарушать, — невозмутимо проговорил таксист.

Когда до магазина оставался один квартал, таксист остановился на светофоре, и вдруг фонарный столб, стоявший на этом перекрестке уже лет двадцать, покачнулся и рухнул поперек дороги, придавив капот такси, чудом не задев водителя и его пассажира.

Бернард выругался, вытащил из кармана деньги, швырнул их на сиденье, выскочил на улицу и побежал к магазину. Вслед ему что-то кричали водитель и свидетели произошедшего, но Бернард даже не оглянулся. Нельзя было терять ни минуты.

Он представил себе стеллажи с книгами, стопки газет, покупателей, и его замутило. «Я не хочу…» — подумал Бернард и сразу же ощутил покалывание в висках. Лучше бы он никуда сегодня не выходил и не видел праздника, в котором не мог принять полноценное участие.

— Что ты наделала! — мысленно крикнул он, как только переступил порог, и совершенно по-детски разрыдался.

— Бернард…

— Оставь меня в покое! — громко рявкнул он. — У меня выходной!

В этот день голос не стал возражать.

— Скажи мне, а ты существо или вещь? — спросил Бернард.

— И то, и другое, — ответил голос, как показалось Бернарду, с улыбкой.

— Магия или технология?

— А есть разница?

Бернард осторожно задумался. Он знал, что голос теперь долго будет молчать, не давая ему возможности построить нормальную беседу, но немного поразмышлять на запрещенную тему ему все-таки было можно.

За все это время Бернард не придумал даже имени для «и вещи, и существа», которые в совокупности были книжным магазином. Он использовал просто слово «голос», зная, что оно никак не отражает всей сути феномена, с которым ему пришлось столкнуться. То, что голос был женским, его не смущало и не путало — это была всего лишь маска для общения, а голос был чем-то настолько сложным, что вряд ли у него вообще была какая-то истинная форма.

Три года он был привязан к книжному магазину и совсем привык к такой жизни. Выяснить хоть что-то определенное о том, что оккупировало его разум и предоставило постоянную работу, у него почти не получилось: голос разговаривал с ним редко, на вопросы отвечал уклончиво и не давал погрузиться в глубокие раздумья о нем. Здоровье Бернарда за это время тоже не улучшилось — он по-прежнему чувствовал себя совсем старым человеком, у которого постоянно что-то болело и не было сил ни на что, кроме простых дел. Бернард решил, что его организм так пострадал в результате вторжения голоса в его разум, но такая жизнь была все же лучше, чем смерть, от которой именно он его спас.

Голос, в принципе, не требовал от Бернарда слишком большого усердия в бизнесе, а сам Бернард в том, чтобы хоть как-то стараться, тоже не видел смысла, потому что деньги ему тратить было некуда, а на газеты их и так хватало с лихвой. Точно так же голос не возражал и против его пристрастия к алкоголю — Бернарду почему-то казалось, что голос не совсем понимает саму концепцию алкогольных напитков и цель, для достижения которой люди их потребляют. Алкоголь стал для него необходимой анестезией и для тела, и для ума.

Ему нравилось думать о себе как об одиноком капитане большого корабля, который плывет по океану информации с, несомненно, важной миссией. Иногда письменный стол в центре торгового зала представлялся ему некой консолью управления, хотя он и не мог объяснить себе, откуда в его голове взялся этот образ.

Бернард не очень отчетливо, но все же понимал, что он стал сильно отличаться и от своих сверстников, и от людей вообще, ведь до двадцати лет его воспитывала улица, а после — странная вещь (или существо), метод которой заключался в основном в том, чтобы накачать воспитанника самыми разными сведениями под угрозой взрывоподобной головной боли в случае отказа подчиниться.

Его раздражали покупатели, особенно такие, которые выглядели жизнерадостными: они заходили в магазин с улыбкой и с энтузиазмом выбирали книги, останавливаясь на чем-нибудь из творчества Стивена Кинга. Этих покупателей ему хотелось придушить: их ждал приятный вечер в компании с любимым писателем, а Бернард после окончания рабочего дня должен был прочитать от передовицы до выходных данных два десятка газет, что никак нельзя было назвать времяпрепровождением, доставляющим удовольствие.

Он знал, что пугает людей своей эксцентричностью и раздражительностью, а также удивляет их тем, что постоянно находится в магазине и не может далеко от него уйти, но не мог ничего с этим поделать, поэтому люди в жизни Бернарда надолго не задерживались.

— Давай хоть кота заведем, что ли, — предложил как-то Бернард голосу, ожидая вопросов о том, что такое «кот» и зачем его заводить.

— Кота?! — переспросил голос, и Бернард впервые за все время услышал в нем что-то похожее на презрение. — Не люблю котов.

— Почему? — искренне удивился Бернард.

— Он будет бегать, мяукать, драть диван… А потом заболеет.

— И что?

— Ты не сможешь отнести его в клинику. Она слишком далеко.

— Но я могу попросить кого-нибудь это сделать.

— А если никого не будет рядом, ты обречешь животное на страдания. Это слишком жестоко.

— Обрекать кота на страдания — жестоко, а меня — нет?! — возмутился Бернард.

— Ты — совсем другое дело, — холодно ответил голос.

* * *

Анна была очень симпатичной и рассудительной девушкой. Она два месяца назад зашла в магазин Бернарда, чтобы купить англо-французский словарь, и Бернард влюбился в нее буквально с первого взгляда и теперь мог часами думать о ее рыжих пышных волосах, голубых глазах, белой сияющей коже и отличной фигуре. Сначала он боялся, что голос в его голове будет против этих мыслей, но ему то ли было все равно, то ли он не понимал, что происходит. Во всяком случае, никаких комментариев и указаний Бернард не получил.

Неудивительно, что ему удалось заинтересовать ее — в тот день он был просто невероятным продавцом книг. Он показывал разные словари, говорил и говорил о них, шутил, перемежая свою речь французскими словечками. Анна смеялась, и Бернард понял, что он ей тоже понравился. С тех пор она заходила почти каждый день, они вели долгие беседы (вот где пригодилась та «воспитательная программа»!) и все больше сближались. Он набрался храбрости и пригласил ее на свидание в паб, который находился в соседнем доме. Анна, к ужасу Бернарда, согласилась.

Сразу же после этого приглашения Бернарда начала мучить совесть, но он решил пока не думать о том, что все может стать «серьезно», и наслаждаться моментом, пока есть такая возможность.

Вечером (прочитав все нужные газеты, разумеется) Бернард стоял перед зеркалом и рассматривал себя. Он постарался выглядеть чуть лучше, чем обычно: выгладил рубашку и брюки, повязал галстук, тщательно побрился и причесался.

«Все равно ужас», — подумал он.

— А, по-моему, нормально, — отозвался голос на эту мысль. — У тебя красивые глаза — такой редкий ореховый оттенок… И волосы хорошие, и руки…

— Да ладно, — перебил Бернард. — Я был бы красивым, если бы выглядел на свои двадцать три года!

— С этим трудно спорить, — согласился голос. — Но мы этого пока не можем изменить.

— Нравится мне это твое «пока», — буркнул Бернард. — Что-то я уже почти уверен, что так и умру в этом магазине.

Ответа не последовало.

Никакого свидания не получилось: как только Анна зашла в паб и увидела Бернарда, она тут же потащила его к выходу, непрерывно говоря о том, что незачем сидеть в душном пабе, когда в такую отличную погоду можно погулять, а потом пойти в театр в трех кварталах отсюда.

Бернард сначала отшучивался, потом пытался мысленно уговорить голос отпустить его всего лишь на сегодняшний вечер (тот упорно молчал), после попробовал спокойно отговорить Анну от этой дурацкой идеи — все было без толку, и они поругались. Анна вдруг заявила, что, похоже, Бернард не хочет далеко уходить от книжного магазина, чтобы было удобнее затащить ее к себе в спальню, Бернард не успел ничего сказать в свое оправдание, а она развернулась и, обиженная, ушла. Больше он ее не видел, и после этого случая серьезных отношений с девушками решил не заводить. Хорошо еще, что создать несерьезные отношения на одну ночь единоличному владельцу книжного магазина, расположенного возле паба, было несложно, хотя силы на это у Бернарда находились редко.

Через два года после скандального расставания с Анной в магазин Бернарда как-то зашла стройная эффектная брюнетка, однако Бернард в тот день настолько плохо себя чувствовал, что даже не мог сидеть за столом и встречал покупателей, лежа на диване.

— Здравствуйте, — сказала девушка. — Я — ваша соседка. Меня зовут Франческа. Можно просто Фрэн.

— В смысле — «соседка»? — спросил Бернард, которому кое-как удалось открыть глаза и рассмотреть девушку.

— Я открыла магазин сувениров, и у нас общая стена, — улыбаясь, ответила она.

«Да-да, — подумал Бернард. — Неделю назад там был сквозной проход, а теперь, значит, «общая стена».

— Твоя работа? — мысленно спросил он голос.

— Да.

— Хорошо. Потом поговорим.

Бернард закрыл глаза и помотал головой, пытаясь сосредоточиться.

— Отлично. Значит, будем дружить, — проговорил он, поднимаясь. — Бернард Блэк, — представился он, протягивая Фрэн руку. — Можно просто Бернард.

Она широко улыбнулась:

— Очень приятно!

Когда она ушла, Бернард вернулся к начатому разговору:

— Ты ее сюда привела?

— Да. Тебе нужен друг.

— А она тоже будет читать газеты?

— Нет. Ее будущее не такое однозначное, как твое, Бернард. Вы сможете отлично подружиться, и она будет здесь счастлива, если захочет. У нее много вариантов.

— Ты не будешь лезть к ней в голову и делать все эти странные штуки?

— Нет, не буду.

— Хорошо. То есть плохо. Нельзя так с людьми.

Голос промолчал, однако, как и было обещано, подружиться с Фрэн у Бернарда отлично получилось.

* * *

Снова наступила эта чертова рождественско-новогодняя пора. Сначала магазин атаковали покупатели в поисках подарков, потом все вокруг веселились где-то там, пока Бернард сидел за письменным столом и читал что-то по команде голоса, причем именно в эти дни читать нужно было намного больше, чем обычно — голос будто бы ожидал наступления какого-то события и появления упоминаний о нем в прессе.

В два часа ночи первого января Бернард только-только закончил чтение последней газеты ушедшего года. С улицы слышались взрывы фейерверков, песни, крики, смех, но Бернард даже не стал туда выглядывать. Он уже дошел до лестницы, чтобы подняться в спальню, но тут услышал настойчивый стук в дверь. Немного подумав, Бернард решил его игнорировать.

— Иди открой, — сказал голос.

Бернарду хотелось завалиться спать, а не разбираться с ночным посетителем, кем бы он ни был, но он знал, что голос от него не отстанет.

— Ладно, — согласился Бернард, вернулся в торговый зал и открыл входную дверь. За дверью стояла Фрэн. На ней было короткое облегающее черное платье, а в руках она держала открытую бутылку шампанского.

— С новым годом! — воскликнула она, обняла Бернарда и вдруг поцеловала в губы.

— Фрэн… — попытался было протестовать Бернард, но у него ничего не получилось.

Утром он сидел на кухне, перебирая в памяти все, что произошло ночью, и не мог успокоиться.

— Доброе утро! — услышал он в своей голове.

— Если ты сейчас же не заткнешься, я выйду на улицу, добегу до ближайшего моста и брошусь с него, — ответил Бернард, вложив в эту мысль максимум злобы.

— Ты что-то сказал? — спросила спустившаяся из спальни Фрэн.

— Нет, — ответил Бернард. — Знаешь, Фрэн, — начал он и почувствовал, что его голос дрожит, — ты замечательная, но, кажется…

— Ночью мы совершили ошибку, — закончила она за него. — Пойду я. Не провожай.

Бернарду снился кошмар: в него вселилась какая-то сущность и медленно выжигала его тело изнутри, заменяя плоть тяжелой раскаленной субстанцией. Он метался по постели, пытаясь справиться с охватившим его жаром, но жар постепенно поглощал его, и спасения от него не было.

«Сгори со мной!» — глухим и каким-то металлическим голосом воззвала огненная сущность к Бернарду, а он никак не мог проснуться, хотя и начал понимать, что все это происходит не в реальности.

— Бернард, вставай… — голос вмешался в его разум и прервал неприятный сон.

— Чего тебе?!

— Пожар.

До Бернарда несколько секунд доходил смысл сказанного, а потом он вскочил с кровати, включил свет и увидел, что в комнату из щели под дверью идет дым. Он открыл дверь, выглянул в коридор и понял, что путь вниз отрезан — лестница была задымлена, а на первом этаже, судя по оранжевому отсвету, уже было пламя.

— Почему ты меня раньше не разбудила?!

— Я сама не знала.

— Не знала, что внутри тебя разгорается огонь? — спросил Бернард и усмехнулся — слишком уж эта фраза была похожа на строку из плохой песни.

— Так бывает.

Что нужно делать в таких случаях, Бернард не знал. Он никогда даже не задумывался, что с магазином может случиться что-то подобное. Он метнулся к окну, открыл его и выглянул наружу: его и соседний дом были объяты огнем. Вдалеке слышались звуки сирен, но пока никто тушением пожара не занимался.

Окно второго этажа было не так уж высоко, и Бернард уже перебросил ногу через подоконник, собираясь прыгнуть вниз, но остановился и спросил:

— А что будет с тобой?

— Не знаю. Возможно, я погибну. Возможно, меня спасут ваши пожарные, — голос был слабым и впервые за все время звучал неуверенно.

— Если ты погибнешь, что будет со мной?

— Ты умрешь.

— Ничего себе перспектива! — Бернард вернулся в комнату, встал спиной к окну и громко произнес уже вслух: — Придумай что-нибудь! Всего лишь небольшой пожар!

— Бернард, я не могу. Пожар начался снаружи…

— И что? Соберись! Думай! Ну же!

Голос замолчал и спустя примерно минуту все-таки сказал:

— Я попробую.

В этот момент Бернард ощутил очень грубое вмешательство в свой разум и понял, что в его голове словно бы кто-то как в картотеке перебирает воспоминания, пытаясь отыскать что-то нужное. Он максимально расслабился, стараясь не мешать этому процессу, и, кажется, ему это удалось.

Вскоре он услышал тихое и низкое урчание, а после почувствовал сильный толчок снизу. Комната мелко затряслась, пол закачался, и Бернард не смог удержаться на ногах. Его несколько раз бросило из стороны в сторону и приложило плечом о стену, а потом что-то громко ухнуло, и все прекратилось.

Бернард кое-как встал, потер ушибленное плечо и увидел, что находится в совсем маленькой комнате без окон и мебели, но с массивной деревянной дверью с вычурной круглой ручкой. Он осторожно потрогал эту ручку, вдруг вспомнив указание из какой-то книги, что она должна быть горячей, если за дверью бушует огонь. Ручка была холодной, Бернард повернул ее и потянул дверь на себя. Дверь со скрипом открылась — за ней оказался парк с газоном и подстриженными в форме больших шаров кустами, в котором никакого пожара не было. Была безветренная октябрьская ночь, накрапывал мелкий дождик, пахло мокрой листвой.

«Может, это все еще сон?» — подумал Бернард, ожидая комментария голоса к этой мысли, но тот молчал.

Бернард шагнул из двери и ступил босыми ногами на мокрые и холодные листья. Осмотревшись, он понял, что вышел из совсем маленькой деревянной будки, покрашенной уже сильно облупившейся синей краской.

Вдали послышались крики. Бернард обернулся на звук и увидел, что будка, хоть и стояла на парковой аллее, но это был парк, расположенный буквально в двухстах ярдах от улицы, где находился книжный магазин.

— Мы спаслись?

— Да. И мы вернемся туда, где были, при первой же возможности.

Бернард сел на пол будки и привалился спиной к дверному косяку. Почему-то он был уверен, что никто его здесь не увидит и никаких вопросов не задаст.

— Это у тебя такая спасательная капсула? — спросил он.

— Нет, перемещение было полным.

— Фрэн! — внезапно вспомнил Бернард и резко встал, собираясь бежать назад к магазину.

— Она еще вчера уехала в гости к подруге, — остановил его голос. — Вернется завтра вечером. Не надо привлекать к нам внимания. Садись на пол, замолчи и не делай резких движений.

Бернард послушался и сел. Пол будки был теплым и немного подрагивал, как будто под ним было что-то вроде двигателя.

— Что… — начал он, но голос не дал ему закончить.

— Давай просто посидим в тишине. Мне сейчас не до тебя, — спокойно, но твердо проговорил голос.

Бернард рассудил, что спорить бесполезно, еще минут двадцать посидел, глядя на отблески пожара, а потом закрыл глаза и задремал.

* * *

Проснулся Бернард ранним утром, скрючившись лежа на полу возле самого порога книжного магазина.

— Вот, значит, как. Ты умеешь передвигаться, — вставая, сказал он голосу. — Передвигаться вместе со мной… — Бернард хотел закончить эту фразу какой-то претензией, но тут увидел, что в магазине ничего нет — он находился в абсолютно пустом, без мебели и вещей, торговом зале, в котором не было никаких дверей, кроме входной. Стены же, до пожара обшитые деревянными панелями, были выкрашены простой белой краской.

Бернард провел по стенам ладонью. Они были холодные, на ощупь слегка влажные и точно каменные.

— Ну, и что дальше? — обратился он к голосу.

Голос не ответил.

— Я замерз! — воскликнул он. Это было правдой, потому что на Бернарде были только легкие пижамные штаны, а комната с белыми стенами никак в это позднеосеннее утро не отапливалась.

«Может, у Фрэн найдутся какие-нибудь тапки и кофта?» — подумал Бернард, забыв, что она уехала, и двинулся к двери.

— Бернард… Ты не мог бы…

— Что?

— Ты… не… мог… бы… сегодня… не… выходить? — все слова явно давались голосу с большим трудом.

— Почему?

— Снаружи… ты… сразу…

— Умру, — закончил Бернард фразу, когда пауза затянулась.

— Да, — согласился голос.

— Тебе что — плохо? — догадался Бернард.

— Да.

— Это из-за вчерашнего перемещения?

— Да.

— И что теперь?

— Ждать. Я попробую что-нибудь сделать.

— Это хорошо, но мне по-прежнему холодно.

Голос ничего на это не ответил.

Бернард понял, что голос не волнует проблема его согревания, но тут в центре комнаты на полу из ниоткуда появился какой-то разноцветный предмет. Бернард поднял его и увидел, что это ненормально длинный, но довольно узкий шерстяной шарф. Он обмотал им шею, попробовал прикрыть плечи — шарф был неудобный и очень колючий, но с ним было немного теплее.

— Спасибо, — проворчал Бернард. — Самая подходящая вещь! Хорошо еще, что это не кухонное полотенце!

Он некоторое время бестолково походил по комнате, а потом отошел в ее дальний угол, сел на пол, обнял руками колени и положил на них голову.

Жизнь в странном книжном магазине казалась Бернарду пребыванием в тюрьме, но сейчас, когда его мир сузился до размеров одной комнаты, ему стало по-настоящему страшно. Сколько он так протянет? Что конкретно случится, если он попробует выйти? Да, голос утверждал, что он умрет. Но будет ли его смерть быстрой и безболезненной или долгой и мучительной? Он пытался отрешиться от всего и не думать о том, что ему одиноко, холодно и хочется пить, но чувствовал — сейчас его разум никто не контролирует, и поток мыслей, до этого скованный долгое время неизвестной силой, несется совершенно свободно.

Через четыре часа, когда дрожащий Бернард уже почти решил, что рискнет выйти наружу и дойти хотя бы до магазина Фрэн, в дверь кто-то требовательно постучал.

Бернард тяжело поднялся.

— Кто там? — спросил он.

— Откройте, полиция!

Бернард немного приоткрыл дверь.

— Бернард Блэк? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал стоящий за дверью крепкий мужчина лет сорока.

— Да. Что случилось?

— Детектив-сержант Томпсон, — представился полицейский, предъявив удостоверение. — Я провожу расследование причин возникновения пожара, который произошел в этом квартале вчера вечером.

— Я ничего не знаю о его причинах. Я спал, когда все началось, и понятия не имею, как это все случилось, — протараторил Бернард, так и не впуская полицейского внутрь.

— Я и не утверждаю, что вы что-то знаете. Я просто собираю показания. Разрешите войти, — настойчиво проговорил полицейский и, пока Бернард не успел возразить, оттеснил его, толкнул дверь и вошел в магазин.

Бернард судорожно попытался придумать, как объяснить полицейскому, что на месте книжного магазина оказалась пустая белая комната, но ничего правдоподобного сходу сочинить не получалось.

«Интересно, а она может залезть к нему в голову?» — задал себе вопрос Бернард, закрыл дверь и прошел вслед за полицейским.

— Да… — протянул Томпсон, — круто вас… задело. А снаружи вроде все нормально.

Бернард увидел, что он и полицейский теперь находятся в его обычном книжном магазине, который был сильно поврежден пожаром — на мокром полу везде валялись обугленные книги и плакаты, стеллажи, стены и потолок были полностью закопчены, а телефонный аппарат на столе оплавился.

— Как же вы спаслись? — спросил полицейский.

— Выскочил в чем был из окна спальни и ждал на улице, пока все потушат, — ответил Бернард. — Давайте побыстрее закончим с формальностями, мне еще все это, — он махнул рукой, — разгребать.

Полицейский достал из папки несколько листов бумаги, ловко держа ее на весу, записал показания Бернарда и, пожелав удачи с уборкой и выплатой страховки, удалился.

— Ты никогда не перестанешь меня удивлять, — обратился Бернард к магазину, закрывая за полицейским дверь. — Только я даже представить не могу, сколько сил и времени потребуется, чтобы навести здесь порядок! Мне будет нужен помощник!

Однако, когда он повернулся в торговый зал, в нем все было в порядке — все книги были целыми и стояли на своих местах, нигде не было ни следа копоти, а пол был сухим и чистым.

— Ох…

Бернард закрыл магазин, поднялся в ванную и залез под горячий душ.

— Бернард! — очень громко и уверенно позвал его голос всего через пару минут.

— Что?!

— Газеты уже привезли.

— Да чтоб тебя! — возмутился Бернард и тут же ощутил покалывание в висках.

Хозяин вернулся и, судя по всему, был в полном порядке.

— А объясни-ка мне, умное нечто в моей голове, почему я должен всем этим заниматься? — спросил Бернард, разбирая целую кучу налоговых и бухгалтерских документов. — Мне, если ты помнишь, некогда было учиться менеджменту.

— Бернард, в этом нет ничего сложного.

— Нет ничего сложного?! Тогда давай, подскажи, что я должен писать во второй строке третьего раздела вот этой декларации!

— Найди ответ сам. Все получится. А у меня совсем другие задачи.

— Как я мог забыть.

Бернард поерзал на стуле, потер глаза и вернулся к изучению документов, искренне пытаясь в них разобраться.

Спустя полчаса он опять обратился к голосу:

— Мне надоел весь этот бизнес! Я заказываю книги, продаю их, общаюсь с покупателями, бухгалтером, налоговым инспектором, муниципалитетом… Насколько я помню, суть нашего соглашения заключалась в том, что ты не даешь мне умереть, а я читаю для тебя газеты. И все.

— Не совсем так. Я сильно уменьшаю вероятность твоей смерти в каждый конкретный день, а ты читаешь для меня газеты. Бизнес же нужен нам для маскировки. И все.

— Уменьшаешь вероятность моей смерти?! То есть она есть?

— Бернард, такая вероятность всегда есть. Сегодня, например, она после моего вмешательства составляет примерно два процента. Один возможный исход из пятидесяти. Это хорошие числа.

— А какие тогда нехорошие?

— Помнишь того странного молодого человека, который утром купил «Маленькую книжечку спокойствия»?

— Смутно.

— Его зовут Мэнни Бьянко, и у него сегодня вероятность смерти составляет, — голос на мгновение задумался, — шестьдесят восемь процентов. Это нехорошие числа.

Бернард вздрогнул и спросил:

— А ты можешь уменьшить его вероятность?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я все время занята уменьшением твоей.

— Как-то это жутко, — прокомментировал услышанное Бернард, возвращаясь к чтению документов. Документы не поддавались, потому что теперь он не мог перестать думать о «нехороших числах» молодого человека, который утром так стремился всего лишь найти душевный покой. У него наверняка были какие-то планы, он чего-то хотел, на что-то надеялся, но было два шанса из трех, что именно сегодня его жизнь закончится. А еще у него могли быть родители, милые пожилые люди, которые такое горе — потерю сына — вряд ли бы благополучно пережили…

— А ты можешь увеличить мою вероятность умереть, но повысить его шансы на выживание?

— Бернард, не говори ерунды. Законы времени работают по-другому.

— Я думал, ты скажешь, что я для тебя важен, а этот Мэнни Бьянко — нет.

— Люди на такие виды не делятся. Все важны, но каждый день в мире умирают тысячи живых существ, и тебе это безразлично. Возможная смерть Мэнни тебя тоже не должна волновать. Это вопрос вероятностей.

Бернард тяжело вздохнул, отчего в печени закололо. Голос был прав — ему нужно было сосредоточиться и перестать думать о каких бы то ни было вероятностях.

Впрочем, с Мэнни ничего непоправимого в тот день не случилось, хотя он и не догадывался, как ему повезло.

— Если ты захочешь принять Мэнни на работу и поселить его у нас, я не буду против, — сказал голос следующим утром.

— Не будешь против? Мэнни? Принять на работу? Поселить? Зачем?

— У тебя будет друг и помощник.

— Зачем мне помощник? Ты сама говорила, что я сам со всем справлюсь.

— Бернард, газет стало выходить все больше и больше. И интернет уже появился. Кто-то должен все это читать.

— Понятно. И долго он сможет жить здесь, в этом магазине, со мной — мрачным алкоголиком, с чем-то, живущим в голове?

— Это тоже вопрос вероятностей. Он может уйти завтра, может — через несколько лет. На эти вероятности ты как раз в состоянии повлиять. И, кстати, Бернард, я живу не в твоей голове. Ты только слышишь внутри нее мой голос. Который тоже не совсем голос.

С Мэнни Бернард провел несколько вполне хороших лет, но все хорошее имеет свойство заканчиваться.

* * *

Мэнни и Фрэн ушли из жизни Бернарда почти год назад, и он этот год провел в одиночестве, если не считать покупателей, которые почему-то продолжали и продолжали покупать эти дурацкие книги.

Мэнни три раза позвонил, Фрэн написала три открытки.

Теперь Бернард с каждым днем все острее чувствовал, как стремительно заканчивается его время. Со временем у него наладились особые отношения — он стал его понимать. Оно казалось ему чем-то вроде ленты, сделанной из особого вещества, похожего на резину, — упругого, но податливого, — и двигаться по этой ленте можно было только вперед.

Лента могла немного растянуться, но тогда она теряла свою прочность.

Лента висела в пустоте, которая не была обычной пустотой.

Лента заканчивалась чернильной тьмой, которую можно увидеть, если, например, стоять на сцене в театре и смотреть в неосвещенный зрительный зал без зрителей.

К этой тьме он и приближался. Она его уже не пугала, потому что жалеть было не о чем: детства у него, можно сказать, не было, юность прошла на улице, а молодость вообще не состоялась. Сейчас были газеты, книги, алкоголь и воспоминания о людях, которые так и не стали частью его жизни.

С каждым днем работать и читать газеты ему становилось все тяжелее.

Бернард уже полчаса уговаривал себя встать с дивана и пойти читать уже купленные газеты, но не мог найти в себе силы. Голос его пока за это не наказывал, но пропустить сеанс чтения все равно бы не дал.

— Ты тут? — спросил Бернард.

— Тут.

— У меня вопрос.

— Давай.

— Я тебе хоть чем-нибудь помог?

— Нет.

— Замечательно.

— Ты должен продолжать.

— Куда ж я денусь.

Бернард все-таки поднялся и сел за стол.

Через три часа он развернул восьмую за сегодня газету и углубился в чтение. На пятнадцатой странице был репортаж о том, что в Хакни открылась новая столовая для бездомных. Бернард внимательно рассмотрел фотографии и вдруг почувствовал, что его сердце забилось часто-часто. Он вскочил, схватил пальто, выбежал на улицу, поймал такси и поехал в Хакни, зная, что ничего плохого с ним в этот день не случится.

* * *

Бездомные ели суп из глубоких пластиковых мисок, а Бернард носился между ними, пытаясь рассмотреть каждое лицо. Уже две недели он приходил в эту столовую, разглядывал посетителей, а потом бродил по Хакни до глубокого вечера, пытаясь найти одного человека. Все дела в магазине были заброшены, и газеты он больше не читал. Теперь в его жизни все свелось к этой миссии, и даже силы на нее откуда-то нашлись.

И вот сегодня он увидел того, кого так упорно искал: за столом сидел седой и очень худой джентльмен в странном черном сюртуке с капюшоном. Напротив этого джентльмена сидела полная пожилая женщина с красным обветренным лицом и что-то рассказывала, размахивая руками. Джентльмен слушал ее с поразительным вниманием, а потом тронул ее за руку, что-то проговорил, глядя ей прямо в глаза, и она, улыбаясь, встала, перегнулась через стол, поцеловала джентльмена в щеку и ушла, наверное, за добавкой.

Бернард почувствовал комок в горле и покалывание в груди: именно ради этого момента он читал все эти осточертевшие ему газеты почти восемнадцать лет и мотался по Хакни.

— Доктор, — прохрипел он сквозь подступившие слезы. — Доктор!

Доктор повернулся к Бернарду, посмотрел на него несколько секунд, а потом резко вскочил, подбежал и обнял.

— Доктор! Наконец-то… — Бернард, совершенно обессилев, положил Доктору голову на плечо. Доктор похлопал его по спине и погладил по затылку.

— Ну-ну-ну, тсс… — проговорил он. — Я здесь, все хорошо… Посмотри на меня.

Бернард поднял лицо, Доктор приложил пальцы к его вискам и закрыл глаза. Бернард почувствовал, как открываются все его воспоминания и радостно поделился ими. Одновременно и другой, входящий, поток информации проник в его разум, и он в одно мгновение узнал так много всего про Доктора, ТАРДИС, путешествия во времени и пространстве, Галлифрей, далеков, Войну Времени, киберлюдей…

— Какой кошмар! — вдруг воскликнул Доктор. — Как она могла?!

— Мне кажется, у нее не было выбора, — неуверенно проговорил Бернард.

До книжного магазина Бернард и Доктор ехали молча. Бернард был так до глубины души счастлив, что никак не мог это счастье переварить, а Доктор хмурился и, может быть, даже злился.

— Смотри, кого я тебе привел! — прокричал Бернард с порога.

— Незачем так орать, — тут же отозвался голос в его голове.

— Доктор — ТАРДИС, ТАРДИС — Доктор, — представил Бернард голос Доктору, словно пробуя на вкус новое для него слово для обозначения голоса. — А да, я забыл, вы же знакомы… Шутка! Уступаю управление истинному хозяину, — Бернард пересек торговый зал и повалился на диван.

Доктор прошелся вдоль стеллажей, провел пальцами по книгам, посидел за столом, встал, заглянул на кухню, поднялся на второй этаж, побродил там пару минут и вернулся. Бернард знал, что все это время Доктор ведет со своим кораблем многословную быструю мысленную беседу и, судя по его выражению лица, ее результатом он был недоволен.

Наконец, Доктор вернулся после своей инспекции, сел на диван рядом с Бернардом и сказал:

— Мне жаль, Бернард, мне очень жаль…

— Очень жаль, — повторил Доктор. — Все это абсолютно неправильно, и она не имела никакого права так поступать, но что сделано — то сделано.

Бернард испугался, что сейчас ему скажут немедленно покинуть магазин, в котором он был, по сути, всего лишь гостем.

— Вы меня выгоняете? — спросил он.

— Нет! — ответил Доктор. — Я хотел сказать ровно противоположное: Бернард, с этого дня ты не сможешь покинуть ТАРДИС до тех пор, пока я не придумаю, как тебя спасти. Теперь тебе нельзя даже голову высунуть за дверь.

— Почему?

— Время тебя убьет.

— Я это много раз слышал, но так и не понял. Что во мне такого особенного, что время охотится именно за мной?

— Время ни на кого не охотится, — задумчиво проговорил Доктор. — Хотя, когда произносишь это вслух, невольно начинаешь сомневаться… Так вот, Бернард: у Вселенной множество степеней свободы, и в ней очень многое можно изменить, ускорить, замедлить, предотвратить. Многое, но не все. Существуют события — «фиксированные точки», и вмешиваться в них строго запрещено, потому что от этого слишком многое зависит. Волны, расходящиеся от парадокса, могут быть совершенно катастрофическими.

— Кем запрещено? — удивившись, спросил Бернард.

— Самим Временем. Природой. Вселенной. Сверхразумом. Богом. Слепым часовщиком… Можешь выбрать что-то или кого-то из этого списка или придумать свое определение. Суть от этого не изменится. Фиксированные точки есть, и к ним, если так можно выразиться, как к пуговицам, пристегнута сама ткань бытия.

— Да уж, — пробормотал Бернард. — И моя смерть, то есть смерть обычного лондонского уличного бандита, тоже является «пуговицей, на которую пристегнута ткань бытия», так?

— Если все предельно упростить, то да, так. И она, твоя смерть, должна была случиться восемнадцать лет назад.

— И что же от нее могло такое важное зависеть?! — воскликнул Бернард.

— Что угодно. Например, некий начинающий политик прочитал утром в криминальной сводке, что возле площади Рассела зверски убили молодого человека из неблагополучного района, и решил выстроить свою предвыборную кампанию, сделав главным пунктом свой программы борьбу с уличной преступностью. Кампания была удачной, политика выбрали в местный совет, и он там хорошо себя проявил. Потом его позвали на небольшую должность в Лейбористскую партию, где он сделал головокружительную карьеру, выиграл выборы и стал британским премьер-министром. Ему пришлось участвовать в урегулировании глобального кризиса и, так как он был умным, обаятельным и харизматичным лидером, к его доводам прислушались, и Третья мировая война не началась. В тот год. А так — наш герой утром прочитал совсем другую заметку, сделал неправильную ставку в своей предвыборной кампании, проиграл, бросил политику и открыл свой автосервис.

Бернард закашлялся.

— Из-за того, что я жив, начнется Третья мировая?!

— Нет, конечно, — ответил Доктор, улыбаясь. — Это было просто умозрительное построение. Анализ возможностей. Вероятностная модель. Гипотеза. Художественное преувеличение… На что должна была повлиять твоя смерть и что произошло бы в реальности, никто не знает и теперь никто не узнает. Однако ты по-прежнему должен умереть.

— Что этому мешает?

— ТАРДИС. Она в небольших пределах может подправлять временные линии, что она и делала все эти годы.

— Она что — пыталась развязать Третью мировую?! — спросил Бернард, вскакивая с дивана.

— Не думаю, — еле сдерживая смех, проговорил Доктор. — Бернард, не зацикливайся. Третья мировая — только один из многих вариантов… ТАРДИС нужен был кто-то, кого не жаль и у кого нет никаких вариантов будущего, — уже серьезно сказал он.

— И она выбрала меня.

— И она выбрала тебя.

Оба замолчали. Бернард, размышляя, походил с минуту туда-сюда и сел на диван.

— Она подправляла мою временную линию только для того, чтобы я мог найти тебя, читая газеты?

— Да. У нее был такой план. Мы с ней… разминулись, и она искала меня все это время. Вообще она и сама может читать газеты, но сейчас слишком повреждена, потому что… Долго рассказывать. Я ее починю, и мы улетим туда, где должны быть. А тебе придется полететь с нами.

— Так, — сказал Бернард. — Два момента. Во-первых, почему раньше я мог отходить от магазина на тысячу шагов, а теперь не смогу? Во-вторых, если я полечу с вами, чем мне это поможет, если «фиксированную точку» нельзя… расфиксировать?

— Бернард, ТАРДИС — это не генератор парадоксов. Это сложная система — космический корабль и машина времени. Пока я буду ее чинить, она должна будет сосредоточиться исключительно на этом процессе. Твоя тысяча шагов стоит ей слишком большого количества ресурсов! — Доктор сделал паузу и продолжил: — Когда же мы сможем улететь, возможно, я найду какой-нибудь способ тебя спасти. Сейчас я его не знаю, но это не означает, что его нет.

— А моей жизни на это хватит? — тихо спросил Бернард. — Или мне так и придется до старости (и это если она у меня будет) сидеть внутри?

— Не знаю. Но у тебя будет надежда.

Бернард решил, что надежда — это в его положении совсем не плохо.

* * *

Прошла неделя.

Бернард после того серьезного разговора видел Доктора от силы полчаса — тот безвылазно копался во внутренностях ТАРДИС, и помощь ему была не нужна. Иногда Доктор, ни слова не говоря, куда-то уходил и возвращался с объемными пакетами, набитыми каким-то хламом.

Книжный магазин остался на месте, потому что Доктор сказал, что он по-прежнему нужен для маскировки. Бернард этому был только рад, иначе ему бы пришлось мучиться от безделья. Еще у Бернарда появилась привычка стоять возле открытой двери, смотреть на улицу и кипевшую на ней жизнь. Жизнь прекрасно кипела и без несчастного Бернарда Блэка, а где-то и вовсе работал в своем автосервисе несостоявшийся политик, которого, вовремя не умерев, Бернард так подвел.

Внутри до Бернарда тоже никому не было дела. Связь с голосом ТАРДИС он сразу же, как только привел Доктора, потерял, а сам Доктор все время был занят.

Вот и сегодня Бернард стоял возле открытой двери уже три часа и страдал не только в философском смысле по поводу своей тяжелой судьбы, но и в самом приземленном — от голода. Дело было в том, что он не ел уже полтора дня.

Сначала у Бернарда были три бутылки вина и упаковка соленых орешков, и он долго не замечал, что в торговом зале больше нет никакой еды. Потом Бернард в пьяном забытьи проспал несколько часов на диване, а, когда проснулся и пошел на кухню, обнаружил, что кухни в книжном магазине больше нет — вместо нее был какой-то пыльный не то гараж, не то сарай, и сквозь щели в его деревянных стенах пробивался яркий солнечный свет. Окон в этом помещении не было, а дверь была одна. Лестница, ведущая на второй этаж, тоже исчезла. Куда делся Доктор, было непонятно.

— ТАРДИС! — обратился он мысленно к голосу.

Она не ответила.

— ТАРДИС! — крикнул он вслух.

Никакой реакции не последовало.

— Доктор!

Бернард прислушался.

— Доктор, я есть хочу!

Он звал их еще пару минут, но никто так и не откликнулся. Кухня тоже не появилась.

Бернард вспомнил, что можно заказать по телефону пиццу, но, когда снял трубку, не услышал гудка — то ли линия была повреждена, то ли починка ТАРДИС подразумевала отключение телефонной связи.

Был поздний вечер, и покупатели, которых можно было бы попросить сходить за едой, в магазин больше не заходили. Потом, когда Бернард уже решил обратиться за помощью к случайным прохожим, закрылись находившиеся рядом магазины, и эту идею пришлось отбросить. Так Бернард и лег голодным спать, свернувшись калачиком на диване, чтобы не слышать заунывное урчание собственного желудка.

Утром (а была всего половина седьмого, когда он проснулся) Бернард опять пытался найти кухню, дозваться до Доктора или ТАРДИС, позвонить по телефону, но из этого ничего не получилось.

«Интересно, насколько нехорошие у меня сегодня числа?» — подумал Бернард, тоскливо глядя на улицу. Была суббота, прохожих еще не было, и магазины еще не открылись.

В этот момент прямо напротив Бернарда Тед — его давний знакомый — остановил свой передвижной лоток с хот-догами. Бернард почувствовал запах еды, и его замутило.

— Тедди! — крикнул он из двери. — Ты не мог бы принести мне хот-дог?

— О, Бернард! Что-то давно тебя не видно! Как жизнь?

— Нормально! Так что насчет хот-дога?

— Бернард, мне муниципалитетом запрещено торговать на твоей стороне улицы. Иди сюда и купи!

Бернард смерил взглядом расстояние до лотка — всего девять-десять ярдов. Стоило ли рисковать жизнью ради хот-дога? Он подумал об этом еще с минуту, а потом, выругавшись, шагнул на улицу и, втянув голову в плечи, добежал до лотка.

— Мне пять! Нет, шесть!

— С горчицей или с кетчупом?

— С горчицей. И с кетчупом. Давай быстрее!

— Бернард, ты какой-то странный, — медленно проговорил Тед, так же медленно доставая сосиски из бака. — Ты не заболел?

— Нет! Со мной все замечательно. Будет. Если ты отдашь мне эти твои… хот-доги!

Тед обиженно засопел, но аккуратно сложил все в бумажный пакет и забрал деньги. Бернард бегом вернулся в магазин, чувствуя, что от только что пережитого сердце колотится так быстро и сильно, словно готово выпрыгнуть из груди.

Он сел за стол, перевел дыхание, открыл пакет, достал хот-дог и впился в него зубами, чуть не замычав от наслаждения.

— Доброе утро! — услышал он громкий и звонкий голос, поднял голову и увидел молодую рыжеволосую женщину. — А у вас есть атлас звездного неба? Я хочу сделать деду хороший подарок на день рождения!

— Мм… — мотнув головой в сторону стеллажа с книгами по астрономии, неопределенно хмыкнул Бернард с набитым ртом.

— Половина одиннадцатого, а у вас уже обед? — возмутилась женщина. — Вот это забота о клиентах!

— Донна, не начинай, — спокойно проговорил вошедший в магазин совсем седой старик. — Тебя и на полминуты оставить нельзя!

— У нас много атласов звездного неба, — сказал наконец-то прожевавший хот-дог Бернард. — Мне, например, нравится вот этот…

— Как я еще должен объяснять, что выходить наружу категорически запрещено?! — рявкнул появившийся Доктор, вытирая тряпкой перемазанные в чем-то синем руки. Тут он встретился взглядом с Донной и побледнел: — Извините… — кое-как пробормотал он. — Не знал, что Бернард занят.

Бернард подумал, что женщина в ответ на это как-то съязвит, но она, не отрываясь, смотрела на Доктора и молчала.

— Я… Хотела сделать деду хороший подарок на день рождения, — тихо повторила она. — Лучший атлас звездного неба из всех, которые есть в этом магазине.

— Отличная… идея… — с трудом выговаривая слова, согласился Доктор. — Я пойду, ладно?

— Ладно, — ответила Донна.

Доктор ушел.

Бернард продал Донне тот самый, нравящийся ему, атлас, а она, собираясь уходить, пропустила деда вперед и вдруг взяла со стола книгу — недавно вышедший модный женский роман.

— «Самая важная в мире женщина», — прочитала она название. — Какая пошлость!

— Какой сейчас год?! — громко спросил вбежавший в торговый зал Доктор.

Бернард выглянул из-за газеты, которую читал, лежа на диване, и ответил:

— Две тысячи шестой. Правда, через две недели он закончится.

— Нет-нет-нет! — проговорил Доктор взволнованно. — Мы не можем стоять здесь, в центре Лондона, в конце две тысячи шестого года!

— Почему?

— Парадоксы! Завихрения! Пересечения! Гарольд Саксон! А если мы что-то на себя притянем?

— Что притянем?

Доктор быстро прошелся по залу, провел рукой по письменному столу, зачем-то посмотрел на потолок, заглянул в туалет и вернулся к дивану.

— Всяческие неприятности, — уже спокойнее сказал он. — Мы должны улетать! Прямо сейчас!

Бернард отбросил газету и встал с дивана.

— Улетать? В смысле? В космос улетать? — хрипло спросил он.

— В космос, да… Нам нужна ремонтная станция. Думаю, мы сможем туда переместиться. Лет на пятьсот вперед… Или на шестьсот! Станция недалеко от дельты Ориона… Голубые лучи в черной бездне — очень красиво! Кажется, там есть то, чего нам не хватает. Летим! — Доктор выбежал из торгового зала.

Через полминуты Бернард почувствовал, как пол немного завибрировал. На несколько секунд потух свет и снова включился. Больше ничего не произошло.

Доктор вернулся в торговый зал, быстро дошел до входной двери, приоткрыл ее и осторожно выглянул наружу.

— Все верно! УРС-семь!

— УРС? — переспросил Бернард.

— Универсальная ремонтная станция. Седьмая универсальная ремонтная станция, если уж говорить правильно. Добро пожаловать! — Доктор широко открыл дверь и махнул рукой, делая приглашающий жест. За дверью вместо лондонской улицы был холодный коридор, пол, стены и потолок которого были сделаны из какого-то серебристого материала.

— Это что — космическая станция будущего? — спросил Бернард разочарованно.

— Да. За этими стенами настоящий глубокий космос, а по отношению к твоей временной линии — настоящее будущее.

— Я себе все как-то по-другому представлял, — протянул Бернард, осматриваясь.

— Телевизор нужно меньше смотреть, — парировал Доктор. — И все это — только начало. Дальше может быть интереснее.

Вот так Бернард Блэк совершенно неожиданно для себя оказался в далеком будущем и почти в трехстах парсеках от родной планеты.

* * *

Бернард дернулся и в очередной раз обжег себе указательный палец лазерным резаком. За восемь месяцев, проведенных на этой ремонтной станции, казалось бы, уже можно было к этому привыкнуть, но все равно каждый раз было так больно и так обидно, что на глаза наворачивались слезы.

— Двадцать шестой век, — пробурчал Бернард себе под нос. — Высокие технологии, прогресс, андроиды… — он присоединил к этой фразе еще несколько слов на самом плохом английском языке, подул на многострадальный палец и снова взялся за резак, твердо пообещав себе быть более внимательным и аккуратным и стараться не жечь свои пальцы.

За все это время он не видел ни кусочка космоса. На станции, конечно, были иллюминаторы и даже целые смотровые комнаты, но они были доступны только самым богатым ее гостям, к которым Бернард и Доктор, к сожалению, не относились.

У Доктора был небольшой запас местных денег, но нужно было оплачивать место под стоянку ТАРДИС, какие-то запасные части, работу помощников… Деньги закончились через три недели. Именно тогда Доктор и объявил, что Бернарду придется устроиться на работу, причем найти себе такое место, чтобы ТАРДИС не тратила слишком много ресурсов на исправление его временной линии.

Место нашлось — Бернард получил работу в станционном разборочном цехе, и Доктор поставил ТАРДИС на стоянку за его стеной. На станцию приходили транспортные корабли, груженные обломками самых разных машин и устройств, а в этом цехе их разбирали на составные части и сортировали.

Бернарда наскоро обучили, вручили тот самый резак и выделили рабочий стол, за которым он и проводил всю свою смену. Каждые полчаса к столу подъезжал андроид, забирал коробочки с рассортированными деталями и вываливал из ведра новую партию обломков. Сбиваться с рабочего ритма было ни в коем случае нельзя — обломки все сыпались и сыпались, и разобрать их за отведенное на работу время не получалось. Невыполнение же нормы по разборке обломков очень плохо сказывалось на заработной плате.

Кроме Бернарда, в цехе работали еще девятнадцать живых и, насколько он мог судить, разумных существ. Одни были похожи на людей, другие — на осьминогов, собак, кошек и даже на какие-то растения. Был и кто-то вроде рыбы с дыхательным аппаратом в виде банки с жидкостью. Бернард ни с кем из них ни разу не заговорил — работа была такой интенсивной, что отвлечься нельзя было ни на минуту. Его новые коллеги, впрочем, тоже не были расположены к общению.

Выходной полагался ему раз в десять дней (хорошо еще, что станция жила по графику, похожему на земной, и один день здесь был равен двадцати шести земным часам), и он посвящал его тому, что спал подряд восемнадцать часов. Во сне он продолжал разбирать обломки на отдельные детали, а андроид с ведром стоял рядом и смеялся жутким электронным смехом.

Бернард как-то спросил Доктора, почему такую монотонную работу как раз андроиды и не выполняют, а Доктор ответил, что далеко не каждый из них на это согласится, поэтому проще и дешевле нанять кого-нибудь живого. Бернард не понял — то ли Доктор так шутит, то ли издевается, но решил больше не приставать к тому с вопросами.

С Доктором Бернарду вообще было сложно — Доктор сам ничего не рассказывал, на любые вопросы отвечал быстро и странно, объяснять ничего не хотел и планами не делился. Он все время был занят: то ремонтировал ТАРДИС, то пропадал где-то на станции, то с кем-то встречался.

Однажды, когда Бернард вернулся из цеха, он увидел, что Доктор с закрытыми глазами сидит по-турецки на полу ТАРДИС, а напротив него расположилось какое-то существо размером с гориллу, похожее на сильно разросшегося садового слизняка. Проведя так с этим существом около двух часов, Доктор сказал: «Ну, все!» и решительно встал. Существо, кажется, хрюкнуло, а потом протянуло ему одну из десятка своих лапок. Доктор сунул в эту лапку маленькое золотое блюдечко, существо поблагодарило его, кивнув, и степенно удалилось за дверь. Бернард и не стал спрашивать, что означает эта сцена: может быть, Доктор советовался с существом по поводу починки барахлившего дверного замка, а, может, оно за приемлемую цену открыло ему одну из многочисленных тайн Мироздания. В любом случае, они не посчитали нужным посвятить Бернарда в свои дела.

Еще Бернарда раздражало, что у ТАРДИС постоянно менялся интерьер, причем далеко не всегда в лучшую сторону. Например, Бернард мог заснуть на вполне удобной кровати с хорошим матрасом, теплым одеялом и мягкой подушкой, а проснуться на деревянной лавке с чурбаном под головой или вообще на непонятно откуда взявшемся сеновале. Бернарду нравился недавно появившийся главный зал с консолью управления и книжными полками, расположенными на втором ярусе, но и он мог внезапно смениться на маленькую холодную комнату, залитую режущим глаза белым светом, в которой, кроме консоли управления, ничего не было, и приходилось сидеть на голом полу, привалившись спиной к стене. Глядя на эти постоянные метаморфозы, Бернард все больше склонялся к выводу о том, что Доктор просто не знает, как полностью починить ТАРДИС, и действует, по-видимому, наобум. Доктор мог себе это позволить — ему не угрожало безжалостное время. И только у Бернарда никакого выбора не было — он, как и в Лондоне, должен был работать и не мешаться у Доктора под ногами.

Андроид принес очередное ведро с обломками — это были очень крупные куски горелого пластика с торчащими из них мелкими металлическими элементами. Бернард уже знал, что такой глубокий синий цвет и такую фактуру имеют обломки сонтаранского корабля, видимо, уничтоженного взрывом. Это значило, что работа будет тяжелее обычной — такие обломки разбирать всегда было особенно трудно. Он повертел в руках самый большой обломок, вздохнул и взялся за резак.

«И чем меня работа в магазине не устраивала? Газеты читал, телек смотрел, вино пил…» — спросил Бернард сам себя, но его мысли прервал жуткий крик одного из тех работников цеха, который был похож на осьминога. Он случайно отрезал себе одно щупальце резаком и теперь орал на одной высокой ноте, смотря на то, как из раны быстро-быстро выливается ярко-желтая жидкость. За осьминогом тут же приехал андроид, схватил его в охапку и увез. Потом появился другой андроид и начисто протер пол. Инцидент на этом, видимо, был исчерпан.

«Какое мощное оружие! — подумал Бернард. — Одна кнопка и…»

Он повернул резак рабочим концом к себе и легонько, не нажимая, дотронулся до кнопки. Его сердце от мощного лазера отделяли лишь ткань рабочего комбинезона и несколько сантиметров плоти.

— Ты что это такое задумал?! — услышал Бернард в своей голове и тут же ощутил знакомое покалывание в висках.

— О! Кто вернулся! — улыбнувшись, ответил Бернард, убирая резак.

— Я всегда была здесь.

— Ага.

— Бернард, потерпи, пожалуйста. Осталось совсем недолго.

— Это «недолго» по твоим стандартам или по моим?

— По твоим. Доктор уже почти закончил ремонт. Совсем скоро мы двинемся дальше.

— Вы насчет меня хоть что-нибудь решили?

— Нет. Но Доктор обязательно найдет выход из твоей ситуации.

— Когда?

— Я не знаю.

Бернард минуты три размышлял над услышанным, но ни к какому определенному заключению не пришел.

— Поговори со мной.

— Зачем?

— Мне грустно.

— Это нормально. Всем бывает грустно.

— Мне всю жизнь грустно.

— Это ненормально, — сделав паузу, сообщила ТАРДИС и прервала связь.

Бернард снова дернулся и снова обжег палец, причем попал в то же место, что и сорок минут назад. В этот момент подъехал андроид и вывалил на стол Бернарда еще одно ведро обломков. Выразить свое отношение к происходящему Бернарду помог все тот же самый плохой английский язык.

— Мистер Блэк! Мистер Блэк! Подъем! — Бернарда кто-то тряс за плечо, и поэтому ему пришлось проснуться. — Подъем! Как вы себя чувствуете?

Когда Бернард открыл глаза, он понял, что находится в больнице и лежит на кровати, отгороженной ширмой. Рядом стояли стойка с капельницей и высокий больничный табурет, пахло лекарствами и какой-то неопознанной едой.

— Нормально. Кажется. Хотя нет, ненормально! — нервно ответил Бернард той, кто тряс его за плечо. Это была полная пожилая женщина в белом халате с вышитым на нагрудном кармане логотипом «St. Bartholomew's hospital». — Где я?!

— Вы в больнице, в психиатрическом отделении, — мягко проговорила женщина, — кризис уже миновал, все обошлось, все будет хорошо, вы в безопасности, — словно гипнотизируя Бернарда, продолжила она. — Меня зовут доктор Симона Классен, я вам помогу.

— На Земле?

— Что?

— Больница на Земле?

— На Земле, конечно, где же ей еще быть? В Великобритании, в Лондоне, в центре, — ответила женщина, ничуть не удивившись.

— Что со мной случилось? — спросил Бернард, немного успокоившись.

— Алкогольный делирий, — ответила доктор Классен почему-то таким тоном, как будто переживание этого состояния было особенно приятным событием в жизни пациента. — Белая горячка, если говорить по-простому.

Бернард не стал спорить. Никакой алкоголь он не употреблял уже год, а, значит, и белая горячка ему никак не грозила. Однако у Доктора или у ТАРДИС, по-видимому, были какие-то свои причины поместить его в эту больницу.

— Понятно, — сказал Бернард, чтобы доктор Классен от него отстала. — Я много пил и поэтому заболел.

— Совершенно верно! — обрадовалась она. — Хорошо, что вы все понимаете! Это первый шаг к полному выздоровлению! Что ж, отдыхайте, я к вам подойду после обеда, — она похлопала Бернарда по руке, улыбнулась и ушла.

Бернард сел на кровати, прислушался к своим ощущениям и понял, что у него ничего не болит и даже на пострадавшем от лазерного резака пальце нет никаких следов ожога. Он откинул одеяло, встал и подошел к окну. За окном был самый обычный лондонский пейзаж: с темно-серого тяжелого неба накрапывал мелкий дождик, по улице двигались раскрытые зонты, скрывающие под собой редких прохожих, ехали автомобили…

— Ты не хочешь мне что-нибудь объяснить? — обратился Бернард к ТАРДИС, но она не ответила, несмотря на то, что, очевидно, была где-то поблизости. — А из больницы мне можно выйти на улицу? — ТАРДИС молчала.

Бернард вздохнул и вернулся в постель. Он решил, что не будет упускать внезапно возникшую возможность полноценно отдохнуть и выспаться. Может, как подумалось Бернарду, в предоставлении ему отпуска и состоял план Доктора.

* * *

Две недели Бернард провел в больнице: делал все, что говорили врачи, пил лекарства, ходил на психотерапию и лечебную физкультуру и ждал, что его вот-вот заберут отсюда, хотя одновременно и был рад тому, что ему не надо работать в цеху.

— Что ж, мистер Блэк, вас сегодня выписывают, — сказала доктор Классен. — Лечение прошло успешно, и вы, надеюсь, будете продолжать его амбулаторно. Можете одеваться, — она отдала ему два пакета. В одном были его выстиранные и выглаженные костюм и рубашка, а в другом — почищенные туфли. — За вами приехал мужчина, утверждает, что он ваш знакомый. Ждет вас внизу.

«Наконец-то!» — обрадовался Бернард, быстро оделся и бодро побежал вниз.

Однако внизу его ждал вовсе не Доктор, а Мэнни, причем Мэнни пребывал в явно не благодушном настроении.

— Мэнни? Что ты здесь делаешь? — вместо приветствия спросил сбитый с толку Бернард.

— Я отвезу тебя в магазин, — хмуро ответил Мэнни. — И надеюсь, на этом мы прекратим наше общение, — Мэнни подхватил Бернарда под локоть и почти потащил к выходу. — Само собой, я увольняюсь.

— Почему? — удивился Бернард.

— Ты еще спрашиваешь?! — взорвался Мэнни. — После всего того, что ты наговорил и сделал?

— Действительно, — ответил Бернард, решив не ввязываться в выяснение отношений, потому что, как он подумал, или Мэнни был не в себе, или Доктор с ТАРДИС разработали какой-то уж очень сложный план, связанный с изменением его памяти.

Мэнни и Бернард дошли до парковки. Мэнни открыл электронным ключом седан необычного для Лондона канареечного цвета и показал Бернарду на пассажирское сидение. Бернард покорно сел в машину. Мэнни сел за руль, завел двигатель и аккуратно вывел автомобиль на дорогу.

Через пару минут Бернард все-таки не выдержал и спросил:

— Это твоя машина?

Бернарду показалось, что Мэнни от неожиданности чуть не ударил по тормозам, но удержался.

— Ты сейчас серьезно?

— Вполне.

— Это. Моя. Машина, — зло ответил Мэнни. — Тебя еще в ней вырвало. В том месяце. Трижды. И ты не помнишь, да?

Бернард ничего такого не помнил, поэтому решил промолчать.

Через двадцать минут Мэнни привез Бернарда к магазину.

Вместо стекла во входной двери был кое-как вставлен кусок фанеры. Мэнни открыл магазин и почти затолкал Бернарда внутрь.

— Дом, милый дом, да, Бернард? — ехидно спросил Мэнни.

Бернард осмотрелся: магазин выглядел ужасно — везде валялись бутылки из-под вина, одноразовые тарелки с остатками еды, рваные книги и газеты, на полу тут и там были какие-то подозрительные лужи, а обивка дивана была изрезана, и из разрезов торчали куски ваты.

— Обустраивайся. А я, может быть, приду в понедельник, — проговорил Мэнни и, прежде чем Бернард успел что-то ответить, ушел, хлопнув дверью.

Бернард постоял с полминуты, пытаясь как-то проанализировать происходящее и думая о том, что он понятия не имеет, когда наступит понедельник, потом заглянул на кухню (там тоже был погром), поднялся на второй этаж, походил по спальне и вернулся в торговый зал. Магазин был пустой и какой-то, по ощущениям Бернарда, мертвый, — в нем совершенно не чувствовалось присутствия хоть кого-нибудь, кроме него самого.

— Сколько можно надо мной издеваться?! — громко воскликнул он. — Я хочу знать, что тут творится!

Откуда-то снизу зазвонил телефон. Бернард вздрогнул от резкого звука, начал судорожно искать аппарат и нашел его под газетами возле дальнего стеллажа.

— Алло! — крикнул он в трубку.

— Бернард! Потрудись-ка объяснить матери, где ты был две недели!

— Какой матери? — удивился Бернард.

— Твоей матери! Я звонила, я приходила, мне твоя соседка-румынка сказала, что ты уехал, но не сказала куда! И Мэнни на тебя обиделся, но не говорит из-за чего! Что происходит?! Бернард! Ты слышишь? Алло? Алло! Бернард! Если ты сейчас же мне не ответишь, я пришлю к тебе дядю Уолтера, а он сам знаешь что сделает!

Бернард закрыл глаза и молчал, слушая, как на том конце провода надрывается незнакомая ему женщина. Он ни разу в жизни не разговаривал со своей матерью по телефону — у них дома его попросту не было. Его же родной дядя Уолтер умер двадцать пять лет назад.

— Вы ошиблись номером, — тихо сказал Бернард и осторожно положил трубку.

Несколько секунд спустя аппарат снова зазвонил, но Бернард не стал отвечать. Звонки не стихали еще минут десять, и все это время он продолжал сидеть на полу среди книг и газет, уже начиная верить во вполне закономерно после стольких лет пьянства настигший его приступ белой горячки. Поверить в собственное помешательство было трудно и больно, и Бернард решил провести эксперимент, прежде чем окончательно сдаться.

Он поднялся, посмотрел на стеллажи с книгами, развернулся и пошел к выходу из магазина.

— Я ухожу! — произнес он, как ему показалось, довольно уверенно. — Очень надеюсь, что твое правило еще действует! — Бернард вышел на улицу и закрыл за собой дверь.

Шел сильный дождь, прохожих почти не было, и он, сгорбившись, быстро двинулся направо от магазина. Никто не попытался его остановить.

Через пять минут Бернард дошел до кондитерской на углу квартала, а это значило, что тысяча шагов от входной двери была преодолена. Оставалось сделать еще двадцать, и можно было, наконец, войти в эту кондитерскую, которая была недоступна Бернарду все эти годы.

— Я это сделаю. Я туда войду, — обратился он к ТАРДИС, уже твердо зная, что она не ответит. — Я иду, — повторил Бернард, но так и остался стоять на тротуаре.

Он постоял еще с минуту, а потом ему вдруг стало так невыносимо страшно, что он повернулся и со всех ног побежал назад к магазину.

* * *

Бернард провел ужасную ночь, пытаясь хоть немного поспать в надежде, что, проснувшись утром, окажется в одном месте с Доктором. Однако и сон не шел, и панические мысли никуда не девались, и Доктор с ТАРДИС так и не появились.

Утром Бернард понял, что ему снова надо начинать продавать книги, потому что ни еды, ни денег в магазине не было. Он наскоро прибрался, поставил книги на полки, не особо заботясь о порядке и логике в их расстановке, кое-как привел себя в порядок и приготовился принимать покупателей. Покупатели не заставили себя долго ждать, и прежняя жизнь Бернарда вроде бы вернулась и пошла своим чередом, если бы не то состояние ужаса, в котором он теперь постоянно находился. Получалось, что либо он сошел с ума, либо его бросили в какой-то измененной реальности, где книжный магазин, в котором он проработал столько лет, всегда был самым обычным лондонским домом.

Три вечера подряд Бернард, все еще надеясь на то, что старые правила снова начали действовать и он это почувствует, пытался пересилить себя и пересечь границу тысячи шагов возле той кондитерской, но так и не смог преодолеть годами воспитанный страх и возвращался в магазин.

В четвертый вечер он решил пойти в другую сторону и, проходя мимо газетного киоска, вдруг зацепился взглядом за обложку толстого глянцевого журнала. На этой обложке на фоне звездного неба была изображена ТАРДИС в своем любимом образе синей полицейской будки. Бернард подумал, что это долгожданный знак, купил журнал и прочитал текст, напечатанный под ТАРДИС: «Приключения во времени и пространстве: новый сезон суперпопулярного сериала «Доктор Кто» успешно стартовал на BBC. Интервью с главным сценаристом читайте на пятой странице».

С приступом паники Бернарду удалось справиться довольно быстро. Во-первых, он не ощущал себя сумасшедшим, а себе он, в принципе, привык доверять. Кто-то явно хотел убедить его в том, что у него случился алкогольный делирий, но, насколько Бернард помнил из всех тех книг, которые ТАРДИС заставляла его читать, алкогольный делирий не вызывал таких масштабных изменений в памяти пациента, чтобы он аж забыл собственную мать (Бернард вспомнил этот скрипучий голос, кричащий на него из телефонной трубки, и его передернуло) и переписал девятнадцать лет своей жизни в соответствии с каким-то там телесериалом. Во-вторых, он сомневался в том, что у него может быть такая мощная фантазия, которая в измененном состоянии сознания позволила бы ему сочинить историю целого мира, где его книжный магазин являлся бы выдуманной телевизионным сценаристом инопланетной машиной. Нет, нет и еще раз нет. Доктор и ТАРДИС были реальными, и никакой, даже самый толстый и самый глянцевый журнал, продаваемый в Великобритании, не смог бы заставить Бернарда считать как-то иначе.

Он шел в магазин и думал. Думал так усиленно, что ему казалось — его мозг сейчас закипит. Бернард не любил смотреть телевизор. ТАРДИС настаивала только на внимательнейшем просмотре новостных программ, и он относился к этому как к работе, а не как к развлечению. Фильмы, сериалы, спорт, музыка и вообще все, что предлагало телевидение помимо новостей, были для него в основном фоном для вечерней дремы в кресле. Получалось, что неизвестный злодей, который отправил Бернарда в эту реальность-без-настоящего-Доктора, плохо его знал, потому что глубоко проникнуть в его воспоминания не мог. Этот в общем-то недостаточно логически обоснованный вывод должен был привести к решению проблемы неправильного мира, но Бернард еще не понимал, каким именно образом.

Вопросов было много, а ответов не было вообще. Что это за мир: галлюцинация, сон, наваждение или виртуальная реальность? Действуют ли в этом мире хоть какие-нибудь старые правила или нужно следовать новым, которые еще предстоит узнать? Что делать дальше: смириться и ждать или бороться и искать выход?

Так ничего и не решив, он дошел до магазина.

Возле витрины стояла Фрэн и пыталась что-то рассмотреть внутри сквозь пыльное стекло.

— Добрый вечер! — церемонно сказал Бернард и даже слегка поклонился. — Никто не открывает, да?

— Да, — улыбнувшись, ответила Фрэн. — Я слышала, что хозяина уже четыре дня как выписали из больницы, а он все не звонит и не заходит. Вот я и заволновалась.

— Вы же, мисс Катценджаммер, знаете, в какой именно больнице был хозяин, — тихо проговорил Бернард, подходя к Фрэн вплотную, — может, хозяину из-за этого неудобно или, допустим, — он наклонился, прикоснулся носом к ее щеке и прошептал ей в ухо, — стыдно?

— Что же тут стыдного? — вопросом на вопрос ответила Фрэн и повернулась к Бернарду. — У каждого может случиться легкое… помутнение… Хорошо, что тебе уже лучше. Я хотела… — Бернард ее не дослушал и поцеловал в губы. Она не залепила ему пощечину, не обругала и не сбежала, а, наоборот, положила руки ему на плечи и притянула к себе.

— Пойдем ко мне? — спросил Бернард, немного отстраняясь.

— Если ты не будешь выбегать голым на улицу и снова искать свою ТАРДИС, то пойдем, — согласилась Фрэн.

— Я искал ТАРДИС на улице? — удивился Бернард.

— Да, — ответила Фрэн, — добежал до конца квартала и хотел на ней улететь. Кстати, может, ты мне расскажешь, как ты хотел это сделать?

— Знаешь, я передумал, — сказал Бернард, аккуратно освобождаясь из объятий «Фрэн». — Меня накачали там… всяким, и я не думаю, что готов… — он попятился. — Спокойной ночи! — воскликнул он, открывая входную дверь. Зайдя в магазин, Бернард с ужасом подумал, что «Фрэн» или будет пытаться проникнуть вслед за ним силой, или так и будет стоять всю ночь возле витрины и пристально смотреть внутрь, но она недолго, видимо, о чем-то поразмышляла и пошла к себе. В том, что эта женщина — не его верная подруга Фрэн, Бернард и не сомневался.

* * *

Следующим днем был тот самый понедельник, и Бернард утром увидел Мэнни, как ни в чем не бывало заходящего в магазин.

— Привет! — первым воскликнул Бернард.

— Привет, — ответил Мэнни. — Я пришел забрать вещи.

«Дежавю», — подумал Бернард, а вслух сказал:

— Пришел — забирай.

— Бернард, только не нужно делать вид, что ты нисколько не виноват в том, что произошло.

— А что произошло?

— Вот об этом я и говорю. Сейчас ты скажешь, что ничего не помнишь, а я буду выглядеть идиотом, который обиделся из-за ерунды.

— Но я правда не помню! Я бы хотел услышать твою версию. И доктор… Классен говорит, что налаживание отношений с друзьями — необходимое условие выздоровления.

Мэнни сел на стул возле стола Бернарда:

— Я чувствую, что зря ввязываюсь в этот разговор, но что ж, слушай. Ты пил, наверное, дней десять. Уходил утром, возвращался поздно вечером абсолютно пьяный и сразу заваливался спать. В магазине не работал, пропустил встречу с налоговым инспектором… — Мэнни побарабанил пальцами по столешнице, вздохнул и продолжил: — А потом мы поругались. Я говорил, что тебе нужно обратиться за помощью, ты орал, что я слишком умный и могу попробовать блеснуть своим интеллектом, но уже на новом месте работы. Я снова пытался уговорить тебя пойти к врачу, а ты ударил меня в челюсть. Я разозлился и ушел, решив, что пару дней перекантуюсь у родителей.

Бернард задумался.

— Мэнни, а напомни, пожалуйста, как зовут твоих родителей?

— Что? Зачем?

— Проверяю свою память.

— Бернард, то, как зовут моих родителей, сейчас не важно! Родители и родители.

«Кто бы сомневался», — мысленно прокомментировал эту реплику Мэнни Бернард.

— Ладно. Давай дальше.

— Так вот: через два дня я вернулся в магазин и увидел тебя в совершенно неадекватном состоянии: ты бегал по магазину без штанов, кидался в кого-то невидимого бутылками и бросался на него же с ножом. А потом ты кричал, что найдешь ТАРДИС, улетишь на ней куда угодно и никто тебя не найдет.

— Я хотел найти ТАРДИС и улететь на ней? Вот так и кричал?

— Да. Именно так. Я позвонил в службу спасения, и тебя забрали в больницу. Конец истории.

— То есть я, хозяин книжного магазина, — проговорил Бернард, выделив слово «книжного», — ни с того ни с сего увлекся телесериалом до такой степени, что включил часть его сюжета в свои галлюцинации? Я этого совсем не помню. Как же так получилось?

— Да кто ж тебя знает? Смотрел телек и… увлекся, — Мэнни встал, наклонился к Бернарду и заглянул ему в глаза. — Неужели ты не помнишь, как собирался найти ТАРДИС, завести ее и улететь?

— Почему не помню? Отлично помню, — улыбнулся Бернард, тоже вставая. — Я хотел завести ТАРДИС и улететь.

— А как ты хотел завести ТАРДИС? Как она летает? Как ей управлять? Расскажи! — Мэнни схватил Бернарда за плечи и встряхнул, а Бернард увидел, что чужие и холодные глаза Мэнни блестят от возбуждения.

Бернард хотел что-то ответить, но тут почувствовал, как его голову прошила вспышка сильнейшей боли, прокатившейся от уха до уха, и потерял сознание.

* * *

Еще не открыв глаза, Бернард понял, что находится вовсе не в книжном магазине.

— Я знаю, что ты проснулся, — услышал он голос Доктора. — Можешь вставать, тебя уже вылечили и вывели из искусственной комы.

Бернард полежал еще несколько секунд, наслаждаясь моментом, открыл глаза и осмотрелся. В этот раз он пришел в себя в просторной комнате, залитой яркими, кажется, закатными лучами. Ему сразу стало понятно, что вокруг него — самая настоящая реальность, и он удивился, как это можно было ее перепутать с тем странным сном.

— Что со мной случилось?

— Чего только ни случилось, — ответил Доктор и уселся в кресло возле кровати Бернарда. — Сначала ты надышался кровью того осьминога, который отрезал себе щупальце (неужели не понятно, что нужно держаться от нее подальше?) и отравился. Заметь: этот осьминог — очень-очень-очень редко встречающееся существо, но оно оказалось в той комнате именно рядом с тобой и отравило своей кровью именно тебя. Андроиды поняли, что ты сейчас умрешь, и отнесли тебя в местную больницу. Какое-то время я не знал, что с тобой случилось, и чуть не опоздал. Мне пришлось переставлять ТАРДИС ближе к больнице, и пока я этим занимался, ты чуть не умер от анафилактического шока. Лекарство, которое тебе ввели, вызывает аллергическую реакцию примерно в одном случае из десяти миллиардов, представь себе! — Доктор стукнул кулаком по подлокотнику кресла и продолжил: — Тебя перевели в реанимацию. В реанимации случился пожар, потому что именно в это время снаружи именно в эту часть станции ударился неисправный корабль, который не смог правильно пристыковаться, и повредил проводку. Пожар был мощным, ты сильно обгорел. Тебя еле успели спасти и перенесли на склад рядом с больницей. Там, на этом складе, именно к тебе пристали какие-то авантюристы. Они вживили тебе в мозг самодельное устройство для вторжения в сон и, влияя на твое поведение в твоем же сне, хотели узнать секрет управления ТАРДИС, решив, что ты его знаешь. Видимо, я с ними уже когда-то встречался и как-то их… впечатлил. Пока я понял, что к чему, пока пытался до тебя достучаться, прошло три недели.

Бернард даже не особенно удивился:

— А, так это ты мне «звонил»? Это была телепатия?

— «Да» в ответ на оба твоих вопроса. Однако я не знал, как твой мозг интерпретирует мой звонок. Это должен был быть сигнал о нереальности происходящего с тобой.

— Он у тебя получился. Мой мозг чуть не поверил, что ты — моя мамочка.

Доктор почему-то вздрогнул, а потом встал и подошел к окну.

— А сейчас мы где? — спросил Бернард.

— В Лондоне. Я отвез тебя в нормальную человеческую больницу, работающую в две тысячи четыреста пятьдесят девятом году. Здесь лечат абсолютно все, включая последствия отравления и анафилактического шока, ожоги и повреждения мозга после вживления несертифицированных устройств. Вот и тебя полностью вылечили, — Доктор прошелся по палате, повернулся к Бернарду и холодно проговорил: — Сейчас мы зайдем в ТАРДИС, и ты из нее не выйдешь, пока я все-таки не придумаю, как вытащить тебя из фиксированной точки. Твои приключения слишком дорого нам обходятся. Я бы уже мог закончить ремонт, и мы могли бы уже быть там, где должны, а вместо этого… Впрочем, ладно. Ты во всем этом почти не виноват, и я не должен на тебя злиться.

— Один маленький осьминог, — обиженно пробормотал Бернард. — И такие последствия.

— Это был очень редкий осьминог, — сказал Доктор. — Очень. Редкий.

Ни в каких бюрократических процедурах, связанных с уходом из больницы, Бернарду не пришлось участвовать. Не пришлось ему и слушать напутствия и рекомендации врачей, получать свою выстиранную и выглаженную одежду, говорить слова благодарности всему больничному персоналу, причастному к спасению его жизни, и выполнять другие необходимые в этом случае элементы ритуала. ТАРДИС просто возникла в углу палаты, Доктор открыл дверь, и Бернард покорно зашел внутрь, ощутив, что теперь-то он по-настоящему дома.

Оставалось сменить больничную хламиду на нормальную одежду. Это в ТАРДИС никогда проблемой не было.

Бернард уже пять минут смотрел на свое отражение в зеркале и не верил в него. Зеркало вроде бы и отражало его лицо, но только это лицо выглядело лет на десять моложе в сравнении с тем, которое он привык видеть. Однако от ТАРДИС и расположенных в ней зеркал можно было ожидать чего угодно, и Бернард не спешил радоваться, продолжая напряженно вглядываться в отражение.

— С тобой все в порядке? Что-то не так? — услышал он в своей голове, как ему показалось, обеспокоенный голос.

— Ты мне скажи. Он, ну… этот, который в зеркале, — это кто?

— В моем зеркале отражаешься ты, Бернард.

— Это мое реальное отражение? Или прошлое? Или желаемое?

— Реальное.

— Это ты сделала? — спросил Бернард, думая, что ТАРДИС сейчас ответит, что ей удалось повернуть его временную линию вспять или что-то в таком духе, что давало бы надежду на преодоление проблемы фиксированной точки.

— Нет. Я ничего не делала. Если ты имеешь в виду твое… некоторое улучшение внешности, то это — работа земных врачей. Им удалось и вылечить твои травмы, и исправить последствия, которые наступили для твоего организма в результате сопротивления смерти в фиксированной точке. Полная клеточная регенерация — достижение земной медицины. Ты, можно сказать, физически абсолютно здоров.

— Но моя смерть, эта самая точка, все так же зафиксирована?

— Да. Зафиксирована. Я продолжаю это исправлять.

Только сейчас, спустя два часа после возвращения в ТАРДИС из больницы будущего, Бернард понял, что у него и правда ничего не болит, а потом подумал, что со здоровой печенью ему открываются новые горизонты в употреблении алкогольных напитков, и хмыкнул: новость об обретении здорового тела его, конечно, обрадовала, но не так сильно, как этого можно было бы ожидать. Наверное, теперь Бернард мог бы прожить еще лет шестьдесят, а то и больше, но вот какая польза от всего этого вновь обретенного здоровья, если ни выйти нельзя, ни пообщаться с обычным человеком, а не с существом куда как более развитым и загадочным? Смертный приговор заменен на пожизненное заключение, и это, как решил Бернард, был слабый повод для радости.

Долго предаваться грустным мыслям ему не дали.

— Бернард! — услышал он громкий голос Доктора. — Иди сюда!

Бернард подмигнул своему молодому отражению и послушно пошел на зов.

Доктор стоял возле консоли управления:

— Я хочу тебе кое-что показать. Только обещай, что ты не будешь пытаться высунуть даже голову наружу.

— Не буду пытаться, — пообещал Бернард. — Голова — это мое слабое место, и я ее стараюсь беречь.

— Вот и продолжай в том же духе, — поддакнул Доктор, а потом подошел к выходу из ТАРДИС и распахнул обе створки двери. — Смотри! — воодушевленно проговорил он и сделал приглашающий жест.

Бернард осторожно приблизился, вдруг вспомнив об очень редком осьминоге, из-за встречи с которым произошло столько неприятностей.

На этот раз за дверьми были не Земля и не космическая станция. Это было самое настоящее космическое пространство. Бесконечное, то самое Пространство-с-большой-буквы, чернильная тьма, пустота, бездна, которую насквозь пронизывали яркие лучи света миллиардов и миллиардов близких и далеких звезд. Бернард почувствовал, что от охватившего его восторга почти не может вздохнуть, а Доктор, глядя на него, улыбнулся, довольный произведенным эффектом.

Вдалеке и снизу от ТАРДИС Бернард увидел большую бело-голубую планету с горизонтальными оранжевыми полосами, которые медленно двигались.

— Это — Юпитер, — пояснил Доктор. — Самая большая планета в твоей родной Солнечной системе. А сегодня — шестнадцатое марта две тысячи восемьсот тридцать четвертого года, и мы сейчас подлетим поближе и увидим нечто грандиозное.

По мнению Бернарда, перед ним и так была грандиозная картина, от рассматривания которой невозможно было оторваться, но Доктору, конечно, было виднее. Он вернулся к консоли управления, и ТАРДИС начала медленно приближаться к Юпитеру. Он был словно живой: в его атмосфере то и дело возникали гигантские вихри, которые затягивали в себя гигантские облака, что сопровождалось розовыми и зелеными вспышками электрических разрядов, а те самые полосы как будто хотели смешаться друг с другом, но некая сила не давала им это сделать.

— Долгое время астрономы считали, что Юпитер защищает Землю от комет и астероидов, притягивая их своим мощнейшим гравитационным полем, — проговорил Доктор, подходя к Бернарду. — Эта гипотеза была опровергнута в начале двадцать первого века — оказалось, что в падении некоторых космических тел на Землю виноват именно Юпитер, ведь именно благодаря его гравитации траектория их полета слишком сильно менялась, делая столкновение неизбежным. Если бы его не было, они бы точно пролетели далеко от Земли, — Доктор сделал паузу, давая Бернарду осмыслить услышанное. — Однако как раз сегодня и очень скоро Юпитер окажется защитником, — Доктор посмотрел куда-то вверх и воскликнул: — О, вот и она!

Бернард увидел, как сверху и слева к Юпитеру направляется, как он понял, комета — мерцающий вращающийся белый шар с длинным расходящимся хвостом как будто из белого пара.

— Три, два, один! — сосчитал Доктор, и комета вошла в атмосферу Юпитера. И шар, и хвост исчезли, и некоторое время ничего не происходило.

Потом Бернарду показалось, что вся планета содрогнулась, хотя, конечно, это было не так. На месте столкновения вдруг образовалась огромная светящаяся теплым ярко-желтым светом воронка, в центре которой сформировалось что-то похожее на гриб от ядерного взрыва. Гриб все рос и рос, а потом оттуда вырвался столб красно-белого клубящегося вещества и поднялся высоко над видимой атмосферой планеты. Движение ее полос стало более интенсивным, вихри увеличились в диаметре, а электрические разряды теперь не прекращались ни на секунду. Все происходило в абсолютной тишине, и от этого выглядело еще более величественно — Вселенной не нужны были дополнительные спецэффекты.

— Эта комета могла бы упасть на Землю всего через двести двадцать три года, но ее притянул Юпитер. Он с ней справится, и она никогда больше не будет представлять для Земли угрозу. Красиво, да? — спросил Доктор.

— Не то слово! — искренне воскликнул потрясенный до глубины души Бернард.

— Можешь еще минут десять посмотреть, — сказал Доктор. — И мы двинемся дальше. — Эта буря на Юпитере будет продолжаться еще два земных месяца, поэтому оценить масштабы всего представления от начала до конца мы не сможем.

— Хорошо, — кое-как прошептал Бернард, продолжая завороженно наблюдать за тем, как Юпитер пытается «переварить» напавшую на него комету. Столб клубящегося вещества в месте столкновения кометы с планетой стал немного меньше, но электрические разряды, расходящиеся от него по атмосфере, увеличились в размерах. Теперь они были ярко-белыми, более разветвленными и покрывали большую площадь. Быстро крутящиеся атмосферные вихри еще усилились, и от них примерно раз в полминуты проходила по всей атмосфере Юпитера светящаяся розово-сиреневая рябь.

Доктор не мешал Бернарду в течение семнадцати минут, а потом закрыл двери, вернулся к консоли управления и завел двигатель ТАРДИС.

— Это была какая-то метафора? — спросил Бернард, немного придя в себя после созерцания невероятного шоу.

— В чем? — не понял Доктор.

— Ты хотел мне что-то объяснить, так сказать, на примере, показав то, что большой Юпитер то защищает маленькую Землю, то, наоборот, насылает на нее космическую катастрофу? Или я должен был что-то понять, глядя на то, как маленькая комета, врезавшаяся в большую планету, вызывает колоссальную бурю?

— Нет, — рассмеялся Доктор. — Я просто сам давно хотел увидеть нечто подобное. Теперь я могу вычеркнуть столкновение кометы с газовым гигантом из своего списка никогда не виденного.

— И он большой?

— Что?

— Твой «список никогда не виденного» большой?

— Практически бесконечный, — выдохнул Доктор.

И снова Бернард не понял — то ли Доктор говорит серьезно, то ли шутит, то ли издевается.

* * *

Еще месяц ТАРДИС дрейфовала в открытом космосе, уже не делая никаких остановок. Видимо, Доктор не торопился переходить к следующему пункту своего списка, каким бы он ни был. Бернард все это время посвятил чтению книг и старался лишний раз не попадаться Доктору на глаза и не мешать ему делать то, что он должен был делать.

Этим вечером (а по внутренним часам ТАРДИС был вечер) Бернард дочитывал «Историю времени» Стивена Хокинга, сидя в кресле на втором ярусе комнаты управления.

«Теоретик, — ухмыльнулся про себя Бернард, отвлекаясь от чтения, и подумал, что было бы куда как более справедливо, если бы спутником Доктора в его путешествии сквозь пространство и время оказался как раз этот несчастный физик-мечтатель, а не он сам. — А Эйнштейн бы вообще сошел с ума от счастья!» — решил он и перевернул очередную страницу.

К нему поднялся Доктор, взял стул и сел рядом.

— Бернард, — начал Доктор, и Бернард по его голосу сразу понял, что разговор будет крайне серьезным, — мне нужно с тобой кое-что обсудить.

Бернард отложил книгу:

— Давай.

— Я закончил ремонт, и ТАРДИС готова лететь куда угодно и когда угодно. В любой другой момент я бы предложил тебе отправиться со мной, вперед, к неизведанным приключениям… Но! У меня осталось незавершенное дело. Очень важное и очень незавершенное дело! Я должен вернуться и завершить его! — Доктор вскочил, прошелся туда-сюда и, оперевшись на спинку стула, продолжил: — Я бы никогда, никогда не стал тебя просить ни о чем подобном, но, кажется, у меня нет выбора.

Бернард испугался:

— Ты хочешь о чем-то меня попросить? Меня?!

— Да. Именно тебя, потому что больше, как видишь, некого. Это связано с тем днем, когда я и ТАРДИС разминулись. И это смертельно опасно. Я бы даже сказал, что шансы на успех минимальны. Они минимальны не потому, что твоя смерть — это фиксированная точка, а потому, что мой план — чистой воды самоубийство для кого угодно.

— Да о чем речь-то?! — не вытерпел Бернард и тоже вскочил.

— Бернард, мы должны… Победить двух далеков.

Люстра висела не строго в центре потолка, была неприятно пыльной и светила неровным желтым светом. Бернард рассматривал ее уже целых сорок семь минут, о чем свидетельствовали огромные напольные часы в викторианском стиле, стоящие в углу кабинета и тикающие невыносимо громко. Люстра раздражала, но больше на потолке рассматривать было нечего.

С усилием Бернард приподнял голову и увидел, что лужа крови, в которой он лежал, стала немного шире. В его правом боку была глубокая рана диаметром дюйма в три, и это было бы, наверное, очень больно, если бы остался цел позвоночник, однако он был перебит, и Бернард ничего из того, что находилось в его теле ниже ребер, не чувствовал. Вот сломанная левая рука и мелкие порезы на лице болели, но болели уже не так сильно.

В общем, умирать оказалось почти не больно и почти не страшно.

Было очень скучно.

Время столько лет пыталось убить Бернарда Блэка, но перед самым достижением этой давно зафиксированной точки вдруг решило сделать паузу.

На слабые крики о помощи, которые никто в эту рождественскую ночь не услышал, у Бернарда ушло минут пять, на то, чтобы вспомнить свою жизнь и что-то в ней проанализировать, — еще три. Потом Бернард очень быстро прошел все стадии принятия неизбежного, немного задержавшись в «депрессии», и сразу же перешел к «смирению». Та самая лента времени, по которой он двигался, подошла к концу. Доктор сможет наконец-то вздохнуть с облегчением, ведь ему больше не будет нужно беспокоиться о неожиданном парадоксе и о том, как его преодолеть.

«Почему они все-таки повесили люстру не в центре потолка? Некрасиво же!» — в очередной раз подумал Бернард и решил, что в столь важный момент нужно поразмышлять (раз уж время осталось) о чем-то философски-возвышенном, а не о кабинетном светильнике.

Ничего возвышенного ему в голову не пришло.

Он закрыл глаза, положил правую руку на грудь и позволил Времени закончить давно запланированное.

Было жаль, что, как говорят американцы, «это была хорошая попытка» и план Доктора, в принципе, мог закончиться успехом, но этого не случилось.

* * *

— Победить двух далеков? Тех самых монстров, которые чуть не уничтожили весь твой народ? — переспросил Бернард.

— Да, — ответил Доктор. — Конечно, мы должны победить не любых двух далеков, а вполне конкретных. Я расскажу тебе все по порядку.

Доктор тяжело вздохнул и продолжил:

— Это случилось в тысяча девятьсот тридцать шестом году. Мне тогда пришлось прекратить свои приключения, встать на стоянку, установить хранилище и поместить туда то, о чем тебе не нужно знать. Для стоянки я выбрал библиотеку на окраине Корнуолла. Это было тихое и спокойное место. Стать библиотекарем не составило труда — предыдущий умер за год до моего появления, и больше никто на эту должность не претендовал. Я познакомился со многими местными жителями и зажил заурядной провинциальной жизнью. Через полгода, в сочельник, я сидел за письменным столом и читал местную газету, и тут, прямо посреди кабинета, возникли четыре далека и сразу же выстрелили в меня в упор из своего самого мощного оружия. Конечно, я бы не выжил, если бы ТАРДИС, уж не знаю, каким образом, не успела материализоваться вокруг меня и поглотить всю энергию этого совместного удара.

— И это вызвало все те ее повреждения? — спросил Бернард.

— Да. Но не только, — ответил Доктор. — Она понимала, что далеки смогут ее и меня вместе с ней добить, поэтому активировала аварийный протокол и переместилась в случайную точку пространства-времени. Два далека пытались ее преследовать, и она меня, можно сказать, выбросила по дороге, а сама утащила за собой далеков туда, откуда они еще долго не смогут вернуться. Это усугубило причиненный ей ущерб. Я бы мог ее починить, но проблема заключалась в том, что поврежденная ТАРДИС не смогла определить ту точку, в которой она меня оставила, поняв только то, что это произошло в пределах ста сорока восьми лет от тысяча девятьсот тридцать шестого года. Вот она и приземлилась в Лондоне в тысяча семьсот восемьдесят восьмом году и пыталась меня найти, хотя почти полностью утратила способности к перемещению в пространстве и самостоятельному сбору информации. Ей пришлось придумать способ, как для поиска меня использовать обычных людей.

— То есть ты хочешь сказать, что я был не первым, кого она использовала? — воскликнул Бернард.

— Нет, не первым.

— Почти двести лет люди, которых она находила… работали на нее, но так и не увидели результата?!

— Не увидели, — ответил Доктор. — Да, это ужасно, — Доктор сделал паузу и добавил: — но она пыталась сделать их жизнь максимально комфортной.

— Я даже не знаю, как к этому относиться, — проговорил Бернард. — И логика у вас — у тебя и у ТАРДИС — какая-то… инопланетная.

— Действительно, — улыбнулся Доктор.

Бернард, пытаясь осознать только что услышанное, отвернулся от Доктора к стеллажам с книгами. Доктор молчал.

— Так, — сказал Бернард, — всего было четыре далека. Двое полетели за ТАРДИС, она с ними справилась, значит, мы должны победить двух оставшихся?

— Именно, — подтвердил Доктор. — То, что находится в моем хранилище, ни в коем случае не должно к ним попасть. А еще там, в библиотеке, остался Нардол. Они наверняка допросят его с помощью… своих методов, а потом уничтожат. Этого нельзя допустить.

— Значит, мы должны их убить? — спросил Бернард. — Это возможно?

— Вообще-то это возможно, но не в нашем случае. Пойдем вниз, я тебе покажу, почему это так.

Доктор спустился к консоли управления, нажал несколько кнопок на клавиатуре и развернул монитор к подошедшему Бернарду.

— Вот анимированная модель. Смотри: я сижу за письменным столом, появляются далеки и выстраиваются в одну линию передо мной. Вот они стреляют, появляется ТАРДИС, улетает, двое далеков, которые были ближе к ней, улетают следом, двое, так сказать, крайних, остаются. Через пару секунд из соседней комнаты прибежит Нардол, который услышал звук взлетающей ТАРДИС, и они его схватят. Мы должны оказаться в моем кабинете между этими моментами — между взлетом ТАРДИС и появлением Нардола — и нейтрализовать оставшихся далеков.

— И почему мы не сможем их убить? — не понял Бернард.

— Это нецелесообразно. Кабинет маленький, расстояние до далеков совсем не большое. ТАРДИС появится не мгновенно, они успеют ее засечь и будут готовы к нападению. Чтобы их убить, нужно очень мощное оружие, из которого еще нужно будет успеть произвести прицельный выстрел, при этом уклонившись от ответного. И даже если мы сможем попасть в обоих далеков, их взрыв в таком ограниченном пространстве все равно убьет и нас, и Нардола, да еще и может повредить мое хранилище. Я много раз пытался смоделировать эту ситуацию — и в этом случае у нас нет никаких шансов.

— Как же быть? — удивился Бернард.

Доктор достал из кармана сюртука стеклянный шар, похожий на елочную игрушку.

— Это — временнáя граната, если говорить просто. Бросаешь ее, она разбивается, и время для всего в радиусе около ярда от эпицентра взрыва останавливается на три-четыре минуты. Даже если далек успеет выстрелить в ответ, его луч окажется в зоне поражения временной гранаты, застынет и не долетит до цели. Гранаты будут связаны с ТАРДИС, после их взрыва мы тут же взлетим и утащим «замороженных» далеков за собой в глубокий космос. При таком сценарии успех возможен.

— И какие числа? — спросил Бернард. — Какова вероятность того, что мы оба выживем?

— Достаточно высокая, — ответил Доктор. — Она высокая, даже учитывая, что твоя базовая вероятность выживания в каждый день составляет не сто процентов. ТАРДИС как можно тише приземлится за спинами далеков, и им нужно будет какое-то время, чтобы развернуться. Мы заранее откроем двери и, как только появится возможность, бросим в них гранаты.

— Звучит как-то очень уж ненадежно, — констатировал Бернард. — По-моему, это крайне сомнительный план.

— Другого нет, а риск слишком высок. Так что — ты мне поможешь? — Доктор пристально посмотрел Бернарду в глаза, и Бернард понял, что весь этот план — не более, чем тактика отчаяния.

— Кажется, я уже давно согласился, — вздохнул он.

— Есть еще одна проблема, — сказал Доктор. — Я смог раздобыть две временные гранаты. Это невероятно редкое оружие. У нас будет только одна попытка.

Бернард ничего на это не ответил. У него уже тогда появилось плохое предчувствие.

Три дня ушло на проработку всех деталей плана и тренировки.

Доктор воссоздал в одной из комнат ТАРДИС точную голографическую модель своего библиотечного кабинета и далеков и принес целую корзину стеклянных шаров.

Все было просчитано и отработано с точностью до секунды.

— Завтра полетим, — проговорил Доктор. — Да, вот еще что: если вдруг начнется пожар (а рядом с тобой он очень даже возможен), ты должен его потушить во что бы то ни стало. Сохранность хранилища — наш приоритет, — Доктор протянул Бернарду еще один шар, который был намного больше и тяжелее временной гранаты. — Я даю тебе еще одну гранату — противопожарную, — объяснил он. — Ее нужно бросить в очаг возгорания, и взрыв его потушит. Этих гранат у меня много. Можешь не экономить.

* * *

— Готов? — спросил Доктор.

— Готов, — отозвался от двери Бернард, сжимая в правой руке временную гранату, а левой нащупывая в кармане противопожарную.

— Ну, тогда: три, два, один! — Доктор дернул рычаг на консоли управления и подбежал к Бернарду.

С этого момента Бернард видел все как будто в замедленной съемке.

Перемещение закончилось.

«Его» далек повернулся, видимо, услышав, как приземлилась ТАРДИС.

Бернард бросил в него временную гранату, она взорвалась, и далек застыл.

Вряд ли прошло больше двух секунд.

Бернард сначала обрадовался, но вдруг увидел, что временная граната, которую бросил Доктор, не разбилась.

Моментально сориентировавшись, Бернард бросил в далека противопожарную гранату.

Раздался оглушительный взрыв, все оказалось залито белой пеной, далек замешкался, а Бернард подбежал к временной гранате, подхватил ее и швырнул в далека почти наугад. В этот раз она разбилась.

Но далек успел выстрелить чуть раньше.

Сначала было очень горячо, после — очень больно, а потом Бернард рухнул на пол, сломав руку.

Откуда-то взялся лысый толстяк в очках.

Вокруг Бернарда, Доктора, этого толстяка и двух застывших далеков материализовалась ТАРДИС и попыталась взлететь.

Двигатели натужно зарычали, но взлететь не получилось.

Доктор метался вокруг консоли управления и ничего не мог сделать.

— Доктор! — крикнул толстяк, глядя на монитор. — Послушай меня! Мы должны его бросить!

Доктор замер:

— Нет!

— Слишком много парадоксов! Две временные гранаты и фиксированная точка! Мы не сможем переместиться! Доктор, ты должен разорвать их связь! Быстрее! — толстяк нажал несколько кнопок и снова посмотрел на монитор. — Он все равно не выживет: повреждены печень, почка, кишечник, спинной мозг…

Доктор ненадолго задумался.

— Бернард, мне очень жаль, — еле слышно прошептал он себе под нос, и Бернард увидел, как Доктор опускает какой-то рычаг.

В следующую секунду ТАРДИС исчезла, а Бернард остался лежать на полу кабинета, глядя на люстру, которая висела не строго по центру потолка.

Часы зашуршали, словно собираясь с силами, и начали бить. Бернард, который уже почти потерял сознание, вздрогнул и открыл глаза.

«Один, два, три… — считал он удары, почему-то решив, что, если их будет двенадцать, магическим образом явится Доктор и спасет его, — девять, десять, одиннадцать».

Бернард прислушался, надеясь, что часы передумают, но они равнодушно продолжили тикать.

Одиннадцать! Это означало, что он пролежал на полу библиотеки больше двух часов.

Становилось все темнее и холоднее. Люстра превратилась в еле светящуюся точку, а дышать тяжелым пыльным воздухом стало совсем трудно.

«Наверное, они экономят и убавляют отопление, — промелькнула у Бернарда мысль. — Правильно: зачем ночью отапливать библиотеку? Да, и напряжение в электросети… снижают».

Люстра все больше раздражала Бернарда: он уже был готов встретиться с той самой темной пустотой, о которой столько размышлял, но маленькое пятно света этому мешало.

«Вот бы кто-нибудь пришел и выключил…» — подумал он и тут ощутил легкий ветерок, взъерошивший его волосы, а потом услышал шум двигателей ТАРДИС.

Мучительно долго ничего не происходило.

Наконец скрипнула дверь.

— Доктор, что мы сделаем с его телом? — спросил кто-то, по-видимому, Нардол.

Доктор не спешил с ответом на этот вопрос, но все-таки проговорил:

— Отвезем его в две тысячи шестой, положим в парке на скамейку. Я вызову полицию. Пусть его опознают и похоронят как положено. Может быть, кто-нибудь захочет с ним проститься… — Доктор вздохнул, помолчал и продолжил: — Где-то в ТАРДИС были носилки — сходи и принеси.

Бернард во время всего этого диалога пытался закричать, но для этого надо было глубоко вдохнуть, что сделать никак не получалось. Тогда он сжал здоровую руку в кулак и со всей силы ударил по полу.

Его никто не услышал.

— Удивительно, что он не превратился в горстку пепла, — пыхтя, сказал Нардол.

— Далек потратил слишком много энергии для выстрела в ТАРДИС, да и Бернарда задело по касательной. Впрочем, ему хватило, — объяснил Доктор. — Я проверю хранилище и вернусь.

Бернард ударил кулаком по полу еще раз.

— Доктор, я не хочу оставаться наедине с трупом, — вдруг захныкал Нардол.

«Я — не труп!» — внутренне возмутился Бернард, ударил по полу в третий раз и услышал шум звуковой отвертки.

— Нардол! — крикнул Доктор. — Он еще жив!

Следующим звуком, дошедшим до Бернарда, был звук двигателей взлетающей ТАРДИС.

«Эх, надо было притворяться трупом до конца, — подумал Бернард. — Был бы шанс попасть в лондонскую больницу. Притворяться до конца… До конца…».

* * *

— Рады, что вы выбрали нашу больницу! Надеемся, у вас больше не будет повода для обращения к нам! — воскликнул дрон — белый блестящий шар, парящий в полутора метрах над полом.

— Спасибо, — буркнул Бернард, обращаясь к дрону, хотя так и не понял, где находятся его «глаза».

— Все? — спросил подошедший к Бернарду Доктор. — Готов лететь?

— А у меня есть выбор?

— Выбор всегда есть, — довольно холодно ответил Доктор. — Могу тебя, например, здесь оставить. Хочешь?

— Нет. Полетели.

ТАРДИС приземлилась, Доктор быстро вышел из нее и сразу же куда-то пропал.

— О! Быстро вы! — воскликнул Нардол снаружи. — И трех минут не прошло!

Видеть Нардола Бернарду не хотелось, и он решил не выходить из ТАРДИС.

— Бернард! — крикнул Нардол, просунув голову в дверь. — Помоги мне, пожалуйста!

— С чем это? — отозвался Бернард, не оборачиваясь.

— С уборкой. Завтра в библиотеке детский праздник, а у нас такой бардак!

Бернард не понял, о чем идет речь, но решил все-таки посмотреть, что Нардол имеет в виду. Он подошел к двери и выглянул наружу. ТАРДИС стояла в том же самом кабинете с той самой люстрой, а часы показывали десять минут двенадцатого.

На полу была уже немного подсохшая лужа крови, а рядом с ней валялись пустые шприцы, ампулы и какие-то упаковки — Доктор улетел и привез с собой целую бригаду врачей, которым еле-еле удалось вернуть Бернарда почти что с того света. Бернард этого не помнил, потому что потерял сознание на полу библиотечного кабинета сразу после отлета ТАРДИС, а очнулся в больнице уже после того, как его вылечили.

Нардол принес ведро с теплой водой.

— Я соберу мусор, а ты вымой пол, — скомандовал он.

— Почему не наоборот? — спросил Бернард.

— Потому что у меня непереносимость человеческих биологических жидкостей, — совершенно серьезно ответил Нардол.

Бернард провел в больнице месяц, и впечатление от случившегося у него уже немного притупилось. Сейчас же, стоя на коленях и отмывая от пола собственную еще не до конца свернувшуюся кровь, он отчетливо вспомнил, как Доктор его бросил, как он провел два часа в абсолютно беспомощном ожидании смерти, и с новой силой почувствовал злость и обиду.

За все это время Доктор и не извинился, и не объяснил, почему он, оставив Бернарда, не вернулся за ним сразу же. Вернее, он пытался объяснить, говорил, что после взрыва временных гранат, да еще и направленных против далеков, сформировался такой вихрь, что ТАРДИС не могла материализоваться до тех пор, пока он, этот вихрь, хоть чуть-чуть не стихнет. Бернард во все это не поверил и считал, что Доктор выжидал целых два часа специально, чтобы проблема фиксированной точки решилась сама собой.

Следующим вечером Доктор объявил, что они перемещаются в тысяча девятьсот тридцать восьмой год и будут жить в Оксфорде. У Бернарда никакого права голоса в выборе места и времени стоянки, естественно, не было.

* * *

В Оксфорде Доктор моментально стал профессором Джоном Смитом, начал читать какие-то лекции, обзавелся друзьями-преподавателями и студентами-поклонниками. Для Бернарда же снова действовало правило тысячи шагов, но, если в Лондоне на этом расстоянии находились и магазины, и рестораны, и даже кинотеатр, то в Оксфорде были лишь мрачные лестницы, не менее мрачные каменные стены и какие-то древние хозяйственные постройки. Лишь один маленький проулок заканчивался старым потрепанным пабом, куда Бернард спустя два месяца разъедающей душу скуки устроился работать официантом.

В тысяча девятьсот тридцать восьмом году Бернарду совсем не нравилось. Дело было не в бытовом комфорте, не в отсутствии друзей и знакомых, а в обычных людях, с которыми ему приходилось каждый день общаться. Бернард часто думал о том, что скоро им предстоит пережить самую страшную войну в истории человечества, потерять близких или умереть самим, и он, зная все это, никак не сможет им помочь. С каждым днем Бернард все больше задумывался об этом.

А однажды в паб пришел молодой мужчина, заказал пинту пива, сел за дальний стол, достал несколько листов бумаги и принялся что-то быстро-быстро на них писать. Посетители приходили и уходили, а мужчина, полностью погрузившись в какие-то расчеты, досидел до самого закрытия.

Бернард подошел к нему и тут понял, что его лицо ему чем-то знакомо.

— Извините, сэр, мы закрываемся, — сказал Бернард.

— Что? — рассеяно спросил мужчина, поднимая голову.

— Мы закрываемся, — повторил Бернард, все еще пытаясь вспомнить, где он мог видеть этого человека. — Кстати, мы с вами не знакомы?

Мужчина вгляделся в лицо Бернарда:

— Сомневаюсь. Алан Тьюринг, — представился он, подавая руку. — Только что приехал из США и еще не успел привыкнуть к местному времени.

— Бернард Блэк, — ответил Бернард на рукопожатие и вспомнил, что читал биографию этого великого английского математика еще во время работы в книжном магазине. В книге было множество фотографий. — А, знаете, я никуда не тороплюсь, так что можете еще посидеть.

— О! Спасибо! Мне в голову как раз пришла одна идея…

Бернард не стал мешать вдохновению математика и отошел за барную стойку. Тьюрингу оставалось всего шестнадцать лет для творчества. И эти шестнадцать лет никак нельзя будет назвать спокойными: в них будет и война, и издевательства, и унизительное судебное разбирательство. Бернард подумал, что если кто и достоин спасения Доктором, то это такой ученый как Тьюринг, но уже знал, что Доктор ни за что так не поступит — логика Времени ни в коем случае не должна нарушаться.

* * *

Как-то утром Бернард вышел из ТАРДИС, чтобы пойти на работу, и вдруг в коридоре столкнулся с высоким рыжеволосым парнем, одетым в дешевый твидовый костюм, который был на пару размеров больше, чем требовалось.

— Извините! — парень схватил Бернарда за рукав пиджака. — Подскажите, пожалуйста, где кабинет профессора Смита?

— А вы кто такой? — с подозрением спросил Бернард.

— Я — студент! Говард Лайнус, — представился он. — Я много слышал о профессоре Смите, хотел бы с ним познакомиться и попасть в его группу! Говорят, он настоящий гений!

«Ты даже не представляешь, насколько!» — подумал Бернард, показал юному восторженному Говарду кабинет Доктора и пошел в паб.

Вечером того же дня, когда Бернард вернулся из паба, он увидел Доктора, сидящего за письменным столом. Перед Доктором стояла высокая узкая бутылка, на четверть заполненная какой-то розоватой жидкостью. Каким бы странным ни было это предположение, Бернард мог бы поклясться, что Доктор сильно пьян и чем-то расстроен.

— Доктор? Что случилось? — спросил он, взял стул и сел напротив.

Доктор поднял на Бернарда мутные глаза:

— Говарда убили, — тихо ответил он.

— Кто?

— Киберлюди. Я не успел! Опять! Не! Успел! — почти крикнул Доктор.

— Здесь были киберлюди? — удивился Бернард. — Когда?

— Бернард, не глупи! — громко сказал откуда-то появившийся Нардол. — Если бы здесь были киберлюди, ты бы об этом знал. Они были на космической станции. Очень далеко отсюда.

— То есть Доктор утром познакомился с этим Говардом и тут же полетел с ним космос? — спросил Бернард. — Зачем?

— Утром, да, — хмыкнул Нардол. — Они путешествовали три года. Говард был отличным спутником. Одним из лучших! — он сделал паузу. — А я говорил, что эти ваши внезапные приключения добром не кончатся! — воскликнул он, уже обращаясь к Доктору.

Доктор никак на это не отреагировал.

У Бернарда закружилась голова.

— Почему убили его, а не…? — начал Доктор и осекся.

— …а не меня? — закончил Бернард за него.

Доктор едва заметно кивнул и потянулся к бутылке.

— Оставь его, — проговорил Нардол.

Бернард послушался и пошел в ТАРДИС. Ему нужно было время, чтобы как-то переварить только что услышанное.

* * *

Бернард проснулся глубокой ночью и понял, что принял то решение, которое уже давно должен был принять.

— ТАРДИС! — мысленно позвал он.

— Да? — отозвалась она.

— Доктор и Нардол здесь?

— Нет, они еще не пришли.

— Хорошо. Скажи, пожалуйста, ты можешь отвезти меня туда, куда я попрошу? Ну, как тогда, во время пожара? В один конец?

— Могу. Но, Бернард…

— Что?

— Ты не сможешь долго жить без меня.

— Я знаю. Я все обдумал и все решил. Кстати, о каком периоде времени все-таки идет речь?

— Трудно сказать. Ты же помнишь о числах? Они каждый день разные. Может, ты умрешь сразу, может, проживешь неделю, а, может, и пару месяцев. Я так долго выправляла твою временную линию, что последствия этого трудно определить.

— Зато это будет моя жизнь. Я больше не хочу жить на правах комнатной собачки, которая вынуждена регулярно посещать ветеринара.

ТАРДИС задумалась.

— И куда бы ты хотел отправиться? — наконец спросила она.

— Домой. В Лондон. Май две тысячи седьмого года. Пусть это будет моя последняя весна. Высади меня возле «Лондонского глаза» — столько про него слышал, но так и не увидел.

— Я тебя поняла.

Двигатели заурчали всего на несколько секунд.

— Приехали, — сказала ТАРДИС. — Первое мая две тысячи седьмого года. Шесть утра. Площадка возле «Лондонского глаза».

Бернард почувствовал, что его ладони взмокли, а пульс участился.

— Спасибо! — воскликнул он вслух, пошел к двери и осторожно открыл ее. Подсвеченный голубыми огнями «Лондонский глаз» был прямо перед ним. Зрелище было по-настоящему величественным.

Бернард вышел из ТАРДИС и закрыл за собой дверь.

Она не стала прощаться и тут же дематериализовалась.

Это было потрясающее чувство — чувство полной свободы. Никакого контроля, никаких нотаций, никаких интеллектуальных унижений. Теперь он был один и мог распоряжаться своей жизнью как угодно.

Бернард сел на скамейку под высокой липой и задумался о том, что делать дальше. В дорожной сумке, которую он взял в гардеробной ТАРДИС, лежали теплая кофта, двести пятьдесят восемь фунтов, оставшихся еще со времен его работы в книжном магазине, и даже чудом переживший все приключения Бернарда паспорт. Несколько дней вполне можно было прожить даже в таком дорогом городе как Лондон, а на большее время Бернард как-то и не рассчитывал.

Он решил, что позавтракает в каком-нибудь милом местечке, потом купит газету с объявлениями о сдаче жилья, найдет подходящий вариант… Сходит в кинотеатр на глупый блокбастер, снятый с использованием самых продвинутых технологий начала двадцать первого века, посетит пару-тройку окрестных пабов и надолго задержится в одном из них, пьяным позвонит Мэнни и расскажет ему что-нибудь такое, безопасное, о своих похождениях, чтобы Мэнни не подумал вызывать скорую психиатрическую помощь… Возможностей была масса, и Бернард неторопливо мысленно их перебирал, с удовольствием вдыхая все многообразные запахи утреннего мегаполиса и любуясь монументальным аттракционом, к которому уже тянулись первые посетители.

Откуда-то сзади он услышал визг тормозов и не придал этому значения, но тут прямо перед ним возник полицейский, наставил на него пистолет и проорал:

— Лондонская полиция! Руки вверх!

Бернард подумал, что именно в этот момент по законам жанра и Времени пистолет и должен выстрелить, однако ничего такого не случилось. Он послушно поднял руки. Появились еще полицейские, надели на него наручники, усадили в патрульный автомобиль и увезли в участок.

Там, ничего не объясняя, Бернарда обыскали, отобрали брючный ремень и отвели в маленькую, душную и пропахшую совсем не ароматами горных цветов камеру изолятора.

Ничего не понимающий Бернард сел на нары и задумался. С одной стороны, в изоляторе было довольно безопасно — трудно было вообразить, что могло бы ему здесь угрожать. С другой стороны, отсиживаться в вонючем бункере в планы Бернарда не входило.

Прошло несколько часов, прежде чем с ним кто-то решил поговорить. Бернарда отвели в комнату с надписью на двери «Допросная № 4», где его ждал грузный пожилой мужчина в темно-сером костюме.

— Добрый день! — поздоровался Бернард голосом самого законопослушного человека, который не только не сделал ничего плохого, но даже ни о чем предосудительном и не помышлял.

— Детектив-инспектор О’Райли, — вместо приветствия представился хозяин «Допросной № 4» и кивнул Бернарду на стул.

Бернард сел.

— Вы знаете, почему вас задержали? — спросил О’Райли, причем его вопрос был больше похож на утверждение.

— Нет.

— Плохо. Думал, вы мне покаетесь.

— В чем?

— В том, что вы приставали к маленьким мальчикам.

— Я?!

— Вы. Вчера. На спортивной площадке в четырех кварталах отсюда.

Бернард был готов ко многому, но только не к такому.

О’Райли открыл ноутбук, что-то в нем поискал и развернул к Бернарду.

— Смотрите сами. Вот запись камеры видеонаблюдения, — он щелкнул мышкой по значку файла, началось воспроизведение, и Бернард увидел, как какой-то очень похожий на него мужчина стоит в углу спортивной площадки, явно кого-то выслеживая. Запись была черно-белая и беззвучная. Через две минуты мужчина подошел к мальчику лет шести, одиноко играющему в углу площадки в песочнице, сел перед ним на корточки, начал что-то говорить, а потом схватил мальчика за руку и притянул к себе. Мальчик совершенно оцепенел от страха. Тут мужчина, видимо, что-то услышал, посмотрел по сторонам, отпустил мальчика и быстро ушел.

— Это не я, — уверенно сказал Бернард.

— Я почему-то и не сомневался, что вы, мистер Блэк, именно это и будете утверждать, — язвительно проговорил О’Райли. — А расскажите-ка мне, где вы были вчера в три часа дня?

— В Оксфорде, — ответил Бернард, не подумав о том, что его «вчера» было шестьдесят восемь лет назад.

— В Оксфорде? — удивился О’Райли. — Это может кто-нибудь подтвердить?

— Вряд ли. Я был там один. Гулял, — Бернард уже понял, что все это звучало крайне подозрительно, но врать без подготовки было очень трудно, а правда звучала бы бредовее, чем любая сочиненная на ходу легенда.

— Гулял один в Оксфорде. Так и запишем, — ухмыльнулся О’Райли.

И тут Бернарду пришла спасительная мысль:

— Я больше ничего не скажу без своего адвоката! — выпалил он.

— Хорошо, — легко согласился О’Райли. — Но придется подождать.

Бернарда снова отвели в камеру изолятора. Посещение кафе, пабов и кинотеатра откладывалось на неопределенный срок. Он подумал, что теперь Время над ним откровенно издевается: оно не смогло его убить в очевидно смертельно опасной ситуации и, видимо, решило сменить тактику, тихо сгноив свою жертву в тюрьме.

Поздним вечером дверь камеры вдруг распахнулась, и Бернарду приказали выйти. Оказалось, что тот педофил, который был на видеозаписи, напал еще на одного ребенка, его схватили прохожие и вызвали полицию.

Вот так Бернард и оказался на лондонской улице почти в полночь, проведя такой драгоценный для него день жизни настолько неэстетичным способом.

Чуть позже его начала мучить мысль, что полиция потратила на него так много времени вместо того, чтобы искать настоящего преступника, в результате чего пострадал ребенок. По всему получалось, что Бернард никак не должен был оказаться этим утром в этом месте, а значит, он своим присутствием помешал естественному ходу событий. Потом Бернард решил, что в плохой работе полиции он не виноват, а лишним человеком во времени его и вовсе оставила ТАРДИС, хотя он ее ни о чем таком и не просил.

Вечер был холодным, Бернард вытащил из сумки кофту, надел ее и пошел, сам не зная куда. Нужно было найти, где провести ночь, но по дороге Бернарду никаких отелей, как назло, не попалось. Он совсем замерз и, когда увидел впереди светящуюся красным вывеску, символично гласящую: «Time's up!», уверенно направился к ней.

Вывеска принадлежала ночному клубу.

* * *

Доктор внимательно смотрел на монитор, и его губы медленно расплывались в улыбке.

— Вот оно! — радостно воскликнул он. — Получилось! Все удалось записать, и я смогу все изменить!

Никакой необходимости говорить это вслух не было — в комнате управления Доктор находился один, а ТАРДИС и сама прекрасно знала, что все получилось.

— Что ж, — произнес Доктор громко и торжественно, — летим к Бернарду Блэку, где бы он ни был! — он повернул рычаг, двигатели заурчали, и ТАРДИС переместилась.

Доктор выглянул наружу — место посадки было каким-то странным. Это был зал с высоким потолком, серыми каменными стенами, длинными стрельчатыми окнами и блестящим паркетом. В зале в два ряда стояли восемь накрытых легкими белыми чехлами концертных роялей, и больше ничего и никого не было. Искать Бернарда Блэка среди концертных роялей показалось Доктору несколько нелепой идеей, и он подумал, что ТАРДИС ошиблась, материализовавшись здесь.

Зал с роялями выглядел интригующе и немного жутко, и Доктор решил осмотреться.

Он увидел в конце зала большие двустворчатые двери, на которых висел массивный замок, и маленькую дверь рядом. Доктор подошел к ней и повернул ручку. Дверь открылась. За ней был узкий и пыльный коридор, ведущий к винтовой лестнице со старыми деревянными ступеньками. Доктор поднялся по этой лестнице на один этаж, прошел по небольшой площадке и оказался в длинном коридоре без окон и дверей, освещаемом тусклыми лампочками, висящими на потолке через каждые пять-шесть ярдов. Пройдя этот коридор, Доктор увидел еще одну лестницу, теперь ведущую вниз. Он спустился по ней и попал в просторное и темное помещение. Почти сразу Доктор увидел Бернарда.

Бернард, скрючившись и опустив голову, сидел в углу на старой деревянной табуретке. На нем была потрепанная кофта с протертыми на локтях рукавами, которая была ему велика, и он словно прятался в ней от чего-то.

Доктор подошел ближе и услышал, что Бернард, немного раскачиваясь из стороны в сторону, что-то очень тихо бормочет себе под нос.

Доктор одновременно ощутил себя виноватым и почувствовал жалость. Он подумал, что с его-то жизненным опытом вполне можно было предвидеть подобный исход: крайне маловероятным было уже то, что Бернард вообще смог жить без ТАРДИС какое-то время; сохранение же им здорового рассудка в таких условиях стало бы настоящим чудом, а чудеса, как известно, в этой Вселенной практически невозможны.

— А вы, собственно, кто? Посторонним здесь находиться нельзя! — прервал грустные размышления Доктора подошедший к нему мужчина в зеленом рабочем комбинезоне. В руках у него были папка, из которой торчали разноцветные листы бумаги, и газета, как увидел Доктор, «The Times».

— Джон Смит, старший инспектор, — соврал он, привычно махнув телепатической бумагой перед носом мужчины, и тот сразу же потерял к Доктору всякий интерес. Доктор же из этого разговора сделал два важных вывода: во-первых, Бернард Блэк не был в этом месте посторонним, а, во-вторых, сейчас был, по меньшей мере, конец августа две тысячи двенадцатого года, потому что заголовок газетной передовицы гласил: «Состоялось грандиозное закрытие XXX Олимпийских игр!».

«Может, ему еще можно как-то помочь?» — подумал Доктор и пошел к Бернарду, но его опередила бойкая девица.

— Мистер Блэк! Мне нужна ваша подпись! — громко воскликнула она. Бернард вздрогнул и открыл глаза. Девица протянула ему какой-то документ и ручку, и он размашисто расписался там, где она показала. — Извините, что я вас отвлекла! Это правда было срочно, — проговорила она намного тише.

— Ничего страшного, Лина, — сказал Бернард абсолютно нормально. — Я уже подготовился. Кстати, вы не могли бы принести мою трость? Я забыл ее в гримерке.

— Конечно, мистер Блэк.

Гримерке? Только в этот момент Доктор понял, что это за здание, в котором были комната с роялями и длинные коридоры без окон. Это был театр, а он и Бернард сейчас находились за кулисами. Доктору стало интересно, и он решил посмотреть, что будет дальше.

Вернулась Лина с массивной медицинской тростью. Опираясь на нее, Бернард с трудом встал, снял кофту (под кофтой на нем была надета чистая и безупречно выглаженная голубая рубашка) и сказал Лине:

— Я готов, можно объявлять.

Она кивнула и махнула кому-то рукой.

— Встречайте! — услышал Доктор такой громкий голос ведущего, что чуть не подпрыгнул от неожиданности. — Бернард Блэк!

Бернард, сильно хромая на правую ногу, пошел к сцене.

Доктор почувствовал, как кто-то положил ему руку на плечо, и обернулся.

— Старший инспектор, э-э-э…, мистер Смит, — проговорил мужчина в зеленом комбинезоне, — может, вам будет удобнее перейти в зрительный зал?

Доктор согласился, ведь торопиться ему было некуда.

По пути к зрительному залу Доктору попалась висящая на стене холла афиша, на которой была фотография Бернарда и надпись: «Стендап-комик Бернард Блэк с новой программой «Можно посмеяться. Нужно подумать». Что такое «стендап», Доктор не знал, но слова «комик» и «Бернард Блэк», стоящие в одном предложении, его очень удивили.

Зрителей собралось много, как он прикинул, тысячи три — три с половиной. Доктор прошел в зал и встал сбоку возле двери, предъявив служащему театра телепатическую бумагу вместо билета.

Бернард сидел на сцене на высоком табурете.

— Как вы, может быть, слышали, — сказал он, показывая на трость, — полгода назад я пытался сбить автобус. У меня не получилось: эти красные двухэтажные штуки в последнее время делают такими крепкими, что мне только удалось разбить ему левый поворотник…

«Бернарда сбил автобус, и он все равно выжил? — поразился Доктор. — Какие же в тот день у него были числа?»

— Знаете, чем дольше люди лежат в травматологии, тем веселее они рассказывают о том, как туда попали. Вот, например, привозят одного — все лицо поцарапано, сломаны обе ключицы и семь ребер, проткнуто легкое. Спросил я его, что с ним случилось, а он: «Не могу сейчас об этом говорить». Возможно, думаю, он — полицейский, который преследовал террориста, догнал, вступил с ним в драку, победил и предотвратил взрыв в «Маркс и Спенсер» на Саутгемптон-роу? А, может, пожарный, на которого упала горящая балка, когда он спасал учеников младшей школы? У человека травмы, видно, что он страдает, и я оставил его в покое. Но! Проходит неделя, и он, потягивая больничную бурду через трубочку, ухохатываясь, рассказывает: «Понимаешь, чувак, один кореш привез мне из Барселоны такую, знаешь, маленькую любительскую тарзанку, и мы с другими корешами решили прыгнуть с ней с моста над нашей местной речушкой. Все привязали, как надо, все вроде проверили, хоть и пьяные были ну просто в стельку! Я и прыгнул». Спрашиваю: «Что, тарзанка оборвалась?» Он, продолжая ржать: «Нет, чувак. Все путем было. Тарзанка была совсем немного длиннее, чем надо, я ударился головой об воду, и меня вырубило». Удивляюсь: «Ничего себе «немного длиннее!» У тебя же все сверху переломано, и лицо расцарапано!». Он ставит стакан на тумбочку и отвечает: «Так это уже потом было. Кореша, хоть и пьяные, но испугались, пригнали грузовик к самой воде, положили меня в кузов и повезли в больницу». Тут он замолкает и ждет моей реакции. Не выдерживаю: «Ну, и что дальше?» Он тянет паузу, тянет и говорит: «Положили меня в кузов, собрались ехать, а… тарзанку забыли отвязать!»

Зрители засмеялись, Доктор, представив эту ситуацию, улыбнулся, а Бернард продолжил:

— А если серьезно, то в больнице мало смешного. Иногда люди там умирают. Не попадайте туда. Не пейте алкогольные напитки, если собираетесь вести машину, пристегивайте ремни безопасности, не ешьте просроченные продукты, не открывайте двери незнакомцам и все такое. Берегите свое время! Оно не бесконечное, да? Люди вообще относятся ко времени слишком легкомысленно. Знаете, иногда кто-нибудь скажет: «У меня сегодня весь день ощущение, что сегодня пятница, хотя сегодня — четверг!», и я считаю, что это настоящая глупость. Вдумайтесь: у человека есть какое-то особенное ощущение пятницы, как будто пятница на этой неделе имеет что-то общее с пятницей на прошлой и пятницей, которая была полгода, год, десять, двадцать, тысячу лет назад. Мы представляем время циклично: тогда была пятница, опять будет пятница, и так будет происходить еще очень долго. Повторяются дни недели, праздники, наши личные даты, и мы этим себя успокаиваем. Если все идет по плану, по циклу, значит, все в порядке. Ни хрена не в порядке, я вам скажу! Время не движется по кругу. Оно началось и оно закончится. Та пятница на прошлой неделе никак не соотносится с пятницей на этой. Это другой момент времени! Пятница, Рождество, день рождения тетушки Полин — это условности, которые мы сами создали себе, чтобы как-то упорядочить весь этот ужас. И мы несемся с довольно большой скоростью на маленьком голубом шарике, который еще и вращается, вокруг звезды, являющейся, по сути, огромным ядерным реактором, который, в свою очередь, находится на краю галактики, втягивающейся в колоссальную черную дыру…

Зрители притихли.

— Часы. Круглые такие, со стрелками. Одна из самых нелепых вещей. Даже среди приборов со стрелками они нелепы. Представьте, к примеру, спидометр. Двести миль в час — его последняя отметка. Все понятно: эта отметка — граница возможного, пик, катарсис, в ней есть, в конце концов, смысл! Либо ты сбросишь скорость, либо умрешь — третьего не дано. А часы? Они только обещают кульминацию, но никогда ее не дают. Вы задумывались когда-нибудь, как странно смотрятся числа «двенадцать» и «один», расположенные рядом на циферблате? Словно слон и червячок. Слон «двенадцать» — завершение дел и конец надежды, это полдень, в который умирает свежее солнечное утро, и полночь, в которую умирает все остальное. «Двенадцать» — беспощадное число, тяжелое, неотвратимое, когда обнадеживающее «завтра» превращается в кошмарное «сегодня». Червячок «один» же — совсем другое дело. Старт, начало, обновление. Днем это число еще обещает приятный вечерний ужин после трудного дня, а ночью — несколько часов спокойного сна до противной трели будильника. Один час между этими числами. Целая пропасть между ними, знаете ли. Не люблю часы и не ношу их. Да и какая от них польза, если из-за поворота всегда может выскочить автобус, у которого отказали тормоза?

Бернард сделал паузу.

— Меня очень волнуют все эти темы, знаете ли. Время, космос, смысл… И я написал весь этот текст, который вы только что слышали, прочитал его своей (теперь уже бывшей) девушке, а она: «Да… Хорошие сейчас обезболивающие стали производить». Обидно!

Доктор мысленно согласился с Бернардом.

— Но расстались мы не из-за этого. Как-то пошел я ночью на кухню водички попить, слышу — она разговаривает с подругой по телефону: «Какое счастье, что Бернард не умер!» Я уж было обрадовался, а она: «Мы же еще не поженились, и я бы не получила после него наследство!» Представляете, да? Как можно продолжать жить с женщиной, зная, что она такая глупая? Ну, обсуждаешь ты по телефону что-то, чего не должен слышать твой будущий муж, — закрой дверь и говори тише! Элементарно, да? Но она до этого не додумалась…

Бернард говорил много, зрители то смеялись, то начинали размышлять над какой-то высказанной им мыслью, что называется, о «высоком», и два часа пролетели для Доктора незаметно. Он вынужден был признать, что из Бернарда совершенно неожиданно получился вполне хороший артист.

Теперь надо было встретиться лично.

— Мистер Смит? Мистер Блэк попросил меня проводить вас к нему в гримерку, — это сказала внезапно возникшая за спиной у Доктора Лина.

* * *

— Как ты узнал, что я здесь? — спросил Доктор вместо приветствия.

— Очень просто. Мне сообщила ТАРДИС. Кажется, она стоит где-то совсем рядом, — ответил Бернард. — Доктор! Я так рад тебя видеть! — Бернард подошел к Доктору и так крепко обнял, что у него перехватило дыхание.

— И я рад. И удивлен. Как ты выжил и стал этим, как там… стендап-комиком?

— Как выжил? — переспросил Бернард. — Не знаю. Жил себе, жил и выжил. А комиком стал просто: в первую же ночь зашел в клуб, там был «открытый микрофон», приглашали всех желающих попробовать себя в роли комика. Я что-то наговорил и вроде как понравился… Попросили выступить через день, потом еще раз и еще… Так все и получилось. И я тебя ждал. Надеялся, что ты про меня вспомнишь.

— Я прилетел.

— Прошло пять лет.

— Прошло намного больше. Много чего за это время случилось, ТАРДИС многое пережила, и координаты твоей посадки после побега из Оксфорда у нее сбились. Она вычислила этот момент, и вот я здесь.

— Ты хочешь забрать меня с собой?

— Нет. Бернард, я хочу предложить тебе все исправить. Я нашел способ изменить фиксированную точку. Твою фиксированную точку, — Доктор достал из кармана то самое золотое блюдечко, которое Бернард видел в лапках у слизнеподобного существа на универсальной ремонтной станции. — Теперь у меня есть все элементы этой технологии.

Бернард нервно сглотнул и ничего не сказал.

— Я вернусь в тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год, в то мгновение, когда ты должен был умереть, перепишу его, и ты сможешь прожить свою жизнь самостоятельно, — объяснил Доктор.

— Подожди-подожди, — Бернард помотал головой. — Ты сможешь изменить фиксированную точку, но только тогда, в прошлом?

Доктор кивнул.

— А что будет со мной? Со мной нынешним? С тобой? Юпитером? Тьюрингом? Далеками? Хранилищем? Нардолом?

— Именно тебя в исправленном варианте не будет. Будешь другой, нормальный, ты: человек, который не будет постоянно болеть в молодости и не будет привязанным восемнадцать лет к книжному магазину. Он будет жить своим умом и не будет бояться умереть в любой момент. А с далеками, хранилищем и Нардолом я разберусь как-нибудь по-другому. ТАРДИС найдет другого помощника. У времени в запасе много вариантов.

— Я такого не хочу, — медленно проговорил Бернард.

— Тогда ничего не изменится, — ответил Доктор. — Не знаю, как тебе удалось выживать аж в течение пяти лет, но подобное невероятное везение не может быть долгим. Время тебя обязательно (и уже очень скоро) догонит и убьет.

* * *

Бернард бежал изо всех сил. Легкие разрывало, сердце билось так, что казалось — их у Бернарда два…

Его почти догнали, его хотели убить…

И тут он увидел небольшой книжный магазинчик, который оказался открытым в этот поздний час. Бернард забежал внутрь — в магазинчике никого не было. Он пересек торговый зал, рванул на себя дверь, как оказалось, ведущую в кухню. В конце кухни была еще одна дверь — дверь черного хода. Бернард открыл ее, выбежал на улицу и почти столкнулся с полицейским патрулем. Так ему удалось спастись.

Спустя год он попал в тюрьму — пытался угнать дорогую «Ауди», и его поймали. Восемь месяцев в тюрьме, условно-досрочное освобождение, направление на работу в автомастерскую по специальной программе ресоциализации бывших преступников… Бернарду пришлось нелегко: работа в автомастерской была трудной, он сильно уставал, но твердо пообещал себе не сдаваться. Через два года он нашел более спокойное место и стал администратором на складе запчастей, а еще спустя семь лет, реализуя свою давнюю мечту о собственном деле, открыл магазин и стал продавать в нем компьютерные игры, а также аудио— и видеозаписи.

— Я бы хотел купить, если у вас есть, конечно, хм… порнографию, — еле слышно проговорил покупатель, наклоняясь к Бернарду вплотную.

— У нас есть порнография, — также тихо ответил Бернард. — Какая вас интересует?

— Ну… — замялся покупатель, — меня интересует… порнография с мужчинами и… без женщин.

— Мэнни! — заорал Бернард так, что все покупатели обратили на него внимание. — У нас есть гей-порнуха? Тут покупатель спрашивает!

— Бернард, ты же помнишь, мы закрыли отдел «Все для извращенцев» неделю назад, — в тон ему ответил Мэнни, они оба грубо засмеялись, а красный как рак покупатель быстро ретировался.

Дела у Бернарда шли хорошо. Он женился на девушке, работающей в банке на соседней от магазина улице, купил квартиру в Хакни… У него появились дети, потом внуки…

* * *

— Ну, как? Нравится? — услышал Бернард в голове голос ТАРДИС.

— Нет, — мысленно ответил он ей. — Спасибо, что показала.

— Ты должен был знать, от чего отказываешься. У тебя была бы спокойная и счастливая жизнь.

— Это была бы не моя жизнь, — отрезал Бернард, помолчал, а потом сказал Доктору: — Еще раз благодарю за предложение, но я от него отказываюсь. Я уже не помню, каково это — быть нормальным человеком. По паспорту мне сорок четыре года, на самом деле — почти пятьдесят, я неплохо пожил, и начинать все с начала не хочу.

— Тогда, может, ты полетишь со мной? — спросил Доктор.

— Нет. Я и здесь счастлив.

— Что ж. Тогда прощай, Бернард Блэк.

— Прощай, Доктор. Спасибо за все.

— Тебе спасибо.

Они еще раз обнялись, и Доктор ушел.

Бернард устало опустился в кресло. Он так ждал появления Доктора все эти годы, а тот прилетел, высказал какую-то безумную идею и скрылся.

Начать все заново, стать обычным? Ужасно. Не попадать регулярно в смертельно опасные ситуации и не страдать постоянно от боли? Заманчиво.

Бернард выпил таблетку обезболивающего и подумал о том, что если бы Доктор прилетел в «плохой день», он, наверное, согласился бы на его предложение.

Сегодня день был хороший.

И тут он услышал звук приземляющейся ТАРДИС.

Дверь открылась, из нее вышел Доктор.

— Я же сказал, что отказываюсь! — возмутился Бернард.

— Это когда было-то? Семьдесят два года назад! С тех пор многое изменилось. Кстати, что у тебя с ногой? Может, тебе нужно лечение? Я знаю отличную больницу! Тут недалеко — всего каких-то пятьсот лет. Полетели?

Бернард улыбнулся, встал и пошел в ТАРДИС.

* * *

— Понимаешь, мне удалось найти специальное устройство и создать программу, которая сделает эффект от вмешательства ТАРДИС в твою жизнь более стойким, — проговорил Доктор. — Сейчас у тебя две тысячи двенадцатый год. Я запускаю программу, и до две тысячи пятнадцатого действие твоей фиксированной точки будет нивелировано. Твои числа будут такими же, как и у обычных людей. Я снова прилечу и запущу программу. Потом я с тобой встречусь… — Доктор сверился с какими-то числами на мониторе, — в две тысячи девятнадцатом. Снова немного отодвину фиксированную точку… Будем видеться по двадцать минут. Остальное время — полностью в твоем распоряжении. На это-то ты согласен?

— Конечно, согласен! — воскликнул Бернард. — А ты про меня не забудешь?

— Бернард, это для тебя между нашими встречами будет проходить несколько лет, для меня они будут идти подряд. При таких условиях я точно о тебе не забуду.

* * *

— Так. Две тысячи сорок шестой, — сказал Бернард и пригладил седую окладистую бороду. — И в следующий раз мы встречаемся…

— В две тысячи шестьдесят третьем.

— О! Тогда Саймону исполнится пятьдесят, а мне будет сто один. Хотя это вряд ли.

— Да разве это возраст? — возразил Доктор, а Бернард хмыкнул.

В две тысячи шестьдесят третьем году Бернарду помощь ТАРДИС уже не понадобилась.