Дживс в рекламном деле (джен)

— Красиво, правда?

— Сэр? — отозвался Дживс.

— Ну, это солнышко, все эти деревья, и птички так чудесно чирикают, — объяснил я. — Удивительно, как именно птичьи голоса способны ободрить человека и превратить этот мир в более приятное место. О чем бы эти певцы могли рассказывать, Дживс?

— Современные ученые считают, что самцы отдельных пород птиц используют два разных напева, сэр. — ответил Дживс. — Посредством первого они угрожают представителям собственного пола, а другим делают, гм, непристойные предложения представительницам пола противоположного.

Я обернулся и окинул его строгим взглядом.

— Вы так и стараетесь отравить человеку каждую радость, Дживс, — сказал я укоризненно.

— Простите, сэр. Я не хотел огорчить вас, сэр. Просто современные ученые…

— Ваши приятели современные ученые — бессердечная шайка, и в них всех вместе взятых не наберется ни столечко души, чтоб заполнить стакан, — перебил я его. — Можете им это от меня передать. А теперь ступайте на кухню и узнайте, что будет к ужину.

— Да, сэр, — поклонился Дживс и удалился.

Я снова откинулся в плетеном садовом кресле и попытался вернуть упоительное впечатление от послеполуденной природы, безжалостно растоптанное Дживсом.

Я приехал на пару недель в Бринкли-Корт, загородное поместье тети Далии, а это, кажется, единственный период в году, когда моя нервная система действительно отдыхает.

Разумеется, все зависит от того, какие еще гости съезжаются, но в этом году тут была компания абсолютно безвредных старых друзей дяди Тома, которые отличались спокойными и созерцательными натурами.

Был еще дядя Джордж, но он в основном распределял время между едой и сном, так что и с этой стороны катастрофа не грозила. А единственным ребенком был кузен Бонзо, который бывает вполне сносным парнем, когда не имеет в своем распоряжении соучастника подходящего возраста. Я приехал лишь вчера и довольно поздно, но уже первый день полностью соответствовал моим ожиданиям. Summa summarum все это обещало освежение духа и тела Вустера в полном объеме.

И как только я проникся в душе этой приятной уверенностью, то услышал какой-то шелест и увидел, как из кустов бузины высунулась растрепанная голова в шляпе.

— Привет, — сказала голова, и я подскочил в кресле.

— Бога ради, Укридж! — воскликнул я. — Откуда ты здесь взялся?

— Приветствую, Берти, малышок, — сказал Стэнли Фиверстоунхо Укридж и выкарабкался из куста. — Я рад, что ты здесь. Я знал, что найду тебя здесь, старый конь, и искренне этому рад.

— Я тоже, само собой, — сказал я. — Но ты мне не ответил, откуда ты взялся именно здесь.

— Такое дело, малышок, — Укридж уселся в другое кресло и взял сигарету из моего портсигара. — Ситуация такова, что я стал домашним учителем твоего кузена, молодого мистера Треверса.

— Ты учишь Бонзо? — я засмеялся. — А чему?

— Да так, тому-сему, — уклончиво ответил Укридж. — Всему, что может ему пригодиться. С этой целью я взял с собой стопку книг тети Джулии. Недавно она издала очередной роман, “Хоть розой назови” именуется эта писанина. Ты не читал?

— Нет, — сказал я. — Что ты обо мне думаешь?

— Ну, я тоже нет, — сказал Укридж. — Но каждый день велю Бонзо прочитать пару глав и брать пример с мужественных героев этих книг. Так что у меня каждый день немного свободного времени между двумя и пятью часами и я могу заняться шлифовкой определенных своих планов.

То есть, чтоб вы понимали… То, о чем я рассказываю, произошло еще до того, как Укридж женился, а тогда практически каждый месяц его осеняла очередная потрясающая идея, как сказочно разбогатеть без малейших усилий. Такие идеи посещали его и потом, в законном браке, но жена, к счастью, стала его ангелом-хранителем, так что фонтанирующий замыслами мозг Укриджа уже не мог ввергать хозяина в такие приключения, как раньше.

И вот он сидел здесь, и его обтрепанный желтый макинтош и пенсне, укрепленное проволокой, не свидетельствовали, что хотя бы один из предыдущих планов был успешным.

— Какой-нибудь новый фантастический проект на горизонте? — спросил я.

— А то, Берти, малышок, — сказал Укридж. — И в этот раз дело верное. Понимаешь, оно касается рекламы, а это отрасль, в которой еще отнюдь не было сказано последнее слово. Главное, что нужно в рекламе, это идея. Если пробиться с достаточно оригинальной и смелой идеей и убедить людей покупать определенный хлам и лопать определенную дрянь, то деньги так на тебя и посыплются. Цель — сделать себе имя, и именно над этим я сейчас работаю

— Как?

Укридж переставил складной столик к своему креслу, положил на него ноги и выпустил сигаретный дым.

— Ты слышал о Специальном Супер Стимуляторе для Стариков? — спросил он меня.

— Не слышал. Что это?

— Такая водичка, которую старикам надо пить каждый вечер, чтоб они хорошо спали, видели приятные сны и утром чувствовали себя на пару лет моложе, — объяснил Укридж. — Производит его один мой приятель, у него мастерская в деревне под Лидсом. Загвоздка в том, что этот вот почтенный бык ловко варит свое зелье, но совсем не сечет в пропаганде. Вследствие чего совсем не имеет сбыта. И это я изменю, малышок. Знаешь такие рекламные завлекалочки, которые показывают в кино перед фильмом? Я сниму такой маленький кинофильм, который привлечет массы престарелых граждан заказывать Супер Стимулятор.

— Удачи, — пожелал я. — Начальный капитал, как я понял, ты собираешься заработать обучением кузена Бонзо.

— Начальный капитал, — произнес задумчиво Укридж, — это слова, Берти, которые я терпеть не могу. Они порой снятся мне в кошмарах, можно сказать. Я считаю, что истинно деловой человек должен уметь обходиться без такой банальности, правда, старый конь?

И в его голосе мелькнуло нечто неприятно знакомое. Подобным тоном, то есть, говорят парни, которые собираются что-то у вас попросить. Что касается денег, Бертрам Вустер никакой не Гарпагон и всегда готов одолжить пару монет товарищу, начинающему многообещающее дельце. Закорючка была в том, что речь шла об Укридже. Сочетание слов “Укридж” и “многообещающее дельце” не вписывалось в естественную картину мира, понимаете.

— Если ты хочешь занять денег… — начал я, но Укридж меня перебил.

— Ничего такого, старый конь, — сказал он решительно. — Я не паду так низко, чтобы тянуть деньги с друзей.

Это успокоило меня.

— Правда, небольшая помощь мне понадобится, — добавил Укридж, краем глаза наблюдая за моей реакцией.

— Выкладывай.

— Понимаешь, дело в твоем дяде, лорде Яксли, — неуверенно продолжил Укридж. — Он здесь, правда?

— Какое к этому имеет отношение дядя Джордж? Нет, постой, я понял. Ты хочешь поить его во время визита своим Стимулятором, чтобы он потом рекомендовал его своим приятелям?

— Это прекрасная мысль, Берти, старый конь, — просиял Укридж. — Использую ее, как второстепенную стратегию. Но сама суть плана заключается в другом. Твой дядя должен стать главным лицом того рекламного фильма, что я собираюсь снять.

Я некоторое время прокручивал в голове эту идею.

— Глупость, дружище. Дядя Джордж никогда не согласится на подобное. Нет ни единого повода для его участия в каком-то рекламном паясничанье.

— В этом изюминка моего чудесного плана! — воскликнул Укридж и поправил пенсне. — Твой дядя вообще не будет знать, что его снимают!

— И как ты себе это представляешь? — спросил я. Понимаете, разумеется, у меня не было ни малейшего желания участвовать в очередном эксперименте Укриджа, более всех предыдущих граничащем с безумием, но было интересно, что он собирался сотворить.

Укридж закурил очередную из моих сигарет.

— Смотри, Берти, старый конь, фильм будет выглядеть примерно так: место действия — люксовая спальня старого крестного отца какой-нибудь мафии, скажем организации “Черная рука”, или как эти парни себя называют. Глава семьи умирает в преклонном возрасте. Вокруг ложа горят свечи, рыдают женщины в трауре, и приходит священник для последнего благословения. Тут в спальню входит молодой член клана, который точит зубы на место старика. Следишь за мыслью, малышок? Его взгляд падает на флакон Стимулятора, стоящего на тумбочке. Молодчик хмурится. “Уберите это!” — приказывает он слуге. — “Ведь после Специального Супер Стимулятора для Стариков дед будет тут маячить еще десятки лет!” Или что-то в таком роде. Умирающий дедок задыхается, а молодчик с довольным видом крутит ус и уже видит себя главой клана. Над дедом, который уже на последнем издыхании, склоняется патер. Он как будто дает ему последнее помазание, но на самом деле тайно вливает в него порцию Супер Стимулятора. И все это кончается так, что крестный отец бодро выпрыгивает из постели и приказывает своим гориллам обуть молодчика в бетонные тапки и швырнуть в канал.

Укридж замолчал, восхищенный собственной фантазией.

Я не сразу обрел дар речи.

— Большей ерунды я в жизни не слыхал. Я не имею в виду сюжет, встречается бред и похуже. Но ты совсем не в себе, если думаешь, что сможешь заставить дядю Джорджа играть это. Как тебе вообще пришла в голову мысль втянуть в это дядю Джорджа?!

Укридж задумчиво обгрызал кончик сигареты.

— Мы уже коснулись сути затруднения, когда говорили о проклятии современности, то есть о так называемом “начальном капитале”, Берти, старый конь. Поскольку я не страдаю избытком наличности, не могу нанять актеров. А ждать, что кто-то сделает это лишь по доброте сердечной…

Он горько засмеялся и так дико мотнул головой, что уронил пенсне. Поднял его и начал протирать.

— Так что остается единственный вариант. Снять тайно. Само собой, полностью утаить все это нельзя, нужны сообщники. Но смотри — главное действующее лицо, умирающий глава мафии может не знать ни о чем. Он ведь будет спать!

— Что? — я начал понимать.

— Ну, кто лучше спящего человека сыграет, что скоро отбросит коньки? Знай себе лежи в постели и отдыхай! Но как я ни старался, в своем окружении не смог найти никого, соответствующего моему представлению о главном персонаже. К счастью благодетельная судьба послала мне твоего кузена, а заодно и тебя с дядюшкой.

Я мысленно подвел итоги. Провести Укриджа к дяде Джорджу, когда дядя будет спать, а делает он это часто. Укридж снимет его на кинокамеру. Что-то не схлопывалось, а я был намерен выяснить дело досконально, как сказал бы Дживс.

Дживс!

— Дживс! — взревел я громовым голосом, будто сзывал стадо динозавров с вечернего пастбища.

— Сэр? — голос Дживса прозвучал прямо за моей спиной. Я дернулся и обернулся.

— А, вы здесь, — сказал я с облегчением. — К нам присоединился мистер Укридж, как вы, вероятно, заметили.

— Да, сэр. Добрый день, сэр, — поприветствовал Дживс Укриджа с милым, можно сказать отцовским выражением. Дживс питает слабость к этому несчастному балбесу, чего я совершенно не понимаю.

— Привет, Дживс! — воскликнул Укридж. — Я должен попросить вас о крохотной любезности, старый конь!

— Сэр?

— Вы должны помочь мне убедить этого вот мистера Вустера прибегнуть к такой малюпусенькой военной хитрости. Он как-то жмется.

И начал объяснять Дживсу свой извращенный план в еще более ярких красках, чем мне, если это только возможно. Дживс вежливо его слушал с головой, слегка склоненной набок и мягко улыбался, как добрый дядюшка резвому дитяти.

— Да, сэр, — сказал он, дослушав. — Накрывают ужин, сэр. В качестве главного блюда подают ягненка со спаржей, картофель и паштет из соловьиных язычков.

Слушайте, до того самого эпизода с птичьим пением мне не пришло бы в голову, что паштет из соловьиных язычков может как-то смутить. К ужину я отправился в сильном расстройстве чувств.

 

Укридж с нами не ужинал, однако, разумеется, если бы и ужинал, мы не могли бы за столом обсуждать его маниакальный план. Вместо этого я поглядывал на дядю Джорджа, который как обычно накладывал на тарелку столько еды, что ее хватило бы для плотины на Темзе, и размышлял, в какую глупость хочет Укридж меня втянуть.

В процессе размышлений я обнаружил в плане множество… как их называют? Пятки какого-то парня. Короче, столько слабых мест, что мне показалось возможным предотвратить укриджеву затею.

И я сказал ему это, когда мы сошлись вечером в саду у пруда с сигарами и каплей шотландского.

— Слушай, — сказал я. — У этого твоего плана столько пяток того парня, как его звали, Дживс?

— Вы имеете в виду Ахиллесову пяту, сэр?

— Ага. Так вот, у твоего плана столько Ахиллесовых пят, что Ахилл, видно, был сороконожкой. Прежде всего — предположим, что ты снимешь дядю Джорджа во сне. Но там же еще должен быть молодой мафиози, потом священник, и еще ты что-то говорил о прислуге?

— С прислугой, малышок, не будет затруднений и никогда не было. С этим справится пара монет, которыми мы склоним их к молчанию, — ответил Укридж, вероятно подразумевая монеты из моего кармана. — А что касается двух других, более важных ролей, милое мое чудовище, так я, разумеется, рассчитываю на тебя и Дживса.

— Господи Иисусе! — я дернулся и чуть не разлил виски. — Подумай, ты, балда. Что если дядя зайдет в кино и увидит это? Он немедленно узнает себя, меня и Дживса и начнется ад. А и даже если он не пойдет в кино ближайшие десять лет, так это непременно дойдет до него от знакомых. Да ладно дядя Джордж, тот еще переживет эту историю, но когда в дело вступит тетя Агата, стервятники будут пожирать мои внутренности раньше, чем я успею бежать, к примеру, в Австралию.

— Никто не узнает, — спокойно сказал Укридж и махнул рукой, чем погасил сигару. Дживс, мерзавец, молча приблизился и зажег ее снова.

— Спасибо, Дживс, почтеннейший. Так о чем мы… а, да, все, само собой, будут тщательно загримированы. Дяде прилепим усы. Никто ни о чем не узнает. Эй, Берти, старый конь, сколько раз ты видел сам себя на фотографии и мог бы поклясться, что это вовсе не ты?

Я допустил, что в этом что-то есть. Но все еще не сдавался.

— Дживс, — сказал я. — Вы, будучи ознакомленным с этой аферой, естественно становитесь мозгом всей акции. Поразмыслите и выложите нам откровенно, что в этом плане может, по вашему, сорваться.

— Что ж, сэр, — задумался Дживс, — из сценария будет необходимо вычеркнуть пассаж, в котором исцеленный глава семьи приказывает утопить неудачливого юношу в проливе. Известны случаи, когда люди говорят во сне, но нельзя надеяться, что его светлость во сне выговорит именно нужную фразу.

— Гм? — сказал Укридж. — Ну вычеркнем. Пустим сразу Берти в бетоне.

— Минуточку! — запротестовал я. — Я не позволю ради такой нелепицы залить себя в бетон!

— Понарошку, старый конь, только понарошку, — ответил Укридж. — Еще замечания, Дживс?

— Да, сэр, одно. Пока его светлость будет спать, я не могу в виде священника лить ему что-то в рот. Его светлость может подавиться, и это в любом случае нарушит его сон.

— Это ничего. Используем пустую бутылку, но так, чтоб на ней была ясно видна этикетка Супер Стимулятора.

— В таком случае я не нахожу в данной схеме никаких упущений, сэр, — сказал Дживс и принял благосклонный вид.

Чем просто швырнул меня за борт. Я вызвал его, чтоб он отговорил Укриджа от этой белиберды с дядей Джорджем, а он еще и помогает отлавливать блох в сценарии.

Однако я догадывался о причинах такого поведения.

Дело в часах. Это были такие довольно большие напольные часы с маятником, гирями и всем остальным, включая декоративные столбики. Но главное — циферблат. То есть, вместо обычных цифр на нем было нарисовано двенадцать лиц, и выражение каждого соответствовало поре суток. Ну и тот, что их придумал, совсем не был занудой, так что вместо спокойного сна лица с десяти вечера до восьми утра демонстрировали веселье на самой буйной вечеринке. Потом они как бы часок вздремнули и ура, здравствуй, новый день. Еще, конечно, там были такие вещи, как завтрак, обед, послеполуденная сиеста, пятичасовой чай и так далее, в общем потрясающая вещь. К тому же они выбивали не какой-нибудь пресный бим-бом, а мелодию одного шикарного шлягера, который был в моде в прошлом году. Все друзья были от часов в восторге.

Но не Дживс.

Еще когда их принесли, он бросил на них этакий странный взгляд. Точно так же однажды взглянула кошка на кузена Эдвина, когда он пытался обучить ее собачьим командам. Недоверчивое изумление, соединенное с отвращением, понимаете. Дживс очень сдержан в отношении гримас, но я сразу это заметил. Ну и Дживс, конечно, нормально вытирал с часов пыль, но каждый раз, когда они начинали бить, он выглядел так, будто подавлял внутреннюю боль.

Хорошо, а сейчас он, значит, решил поддержать этого придурка Укриджа, только чтоб пойти наперекор хозяину. Я открыл рот, чтоб сообщить все, что я об этом думаю:

— Э-э… хорошо. Ладно.

 

Моей первой миссией было проследить, чтоб дядя Джордж всосал максимальное количество алкоголя для большей уверенности, что спать он будет крепко. С этим я справился очень легко, потому что дядю Джорджа никогда не надо было уговаривать пропустить по маленькой. Мне только оставалось убедиться, что доза будет в самом деле действенная. Дядя Джордж, надо сказать, работал добросовестно, после чего убрел спатоньки, а я пошел известить об этом своих сообщников.

Не могу сказать, что я наслаждался зрелищем солнца, неспешно склоняющегося к западу так, как оно этого заслуживало. Скорее я мечтал остановить его, как тот парень из Библии, как его там, чтоб ночь никогда не наступила. Но Бертрам Вустер не мастак на чудеса, повелевающие природой, так что смеркалось неуклонно и я должен был выдвинуться навстречу верной смерти.

Укридж и Дживс ждали меня за домом. Дживса в облачении патера я узнал не сразу.

— Где вы это взяли? — спросил я его.

— В городе есть небольшое, но крепкое театральное общество, сэр, — ответил Дживс. — По стечению обстоятельств я в хороших отношениях с местным управляющим, который имеет доступ к гардеробной с костюмами. Также я получил от него эти фальшивые усы.

Это объясняло те два предмета, которые он держал в руке и которые я принял в сумерках за спящих крыс.

Укридж держался за могучую ручную камеру со штативом. Как он мне объяснил, достал он ее в одном лондонском ломбарде, где камеру заложил некто, не достигший в сфере кинематографа такого блестящего успеха, на который рассчитывал Укридж.

— Сколько ты за нее выложил? — поинтересовался я.

— Пока ничего, малышок, — ответил Укридж. — Мне удалось убедить ростовщика, что с помощью этой крошки я заработаю огромное состояние, а потом заплачу ему с богатым бакшишем. Этот парень просто разомлел, когда я пообещал ему поместить в титрах его имя и рекламу его фирмы.

Пока мы так беседовали, Дживс ушел в разведку. Вернулся он с довольным видом.

— Некоторые обстоятельства позволяют предполагать, что его светлость, вероятно, уже уснул.

— Вы хотите сказать, что он храпит, как тормозящий поезд? — уточнил я.

— Я не осмелился бы формулировать именно так, сэр, — ответил Дживс, поправляя римский воротник.

— Отлично, — потер руки Укридж. — Теперь ничего не преграждает нам путь.

Лично мне преграждала путь куча вещей, из которых не самой ничтожной был леденящий ужас разоблачения. Смотрите: Укридж лишится места домашнего учителя, Дживс получит строгий выговор и будет дуться. А вся вина падет на мою голову, и я навсегда останусь с клеймом черной овцы семейства, если не сразу преступного безумца. Не знаю, приходилось ли вам когда-нибудь объяснять своим почтенным предкам, почему вы клеите им во сне фальшивые усы, но я совсем не жаждал получить такой опыт.

Почему я всегда даю себя втянуть в дурацкую аферу, как какая-нибудь тупая овца — это для меня абсолютная загадка. Я закурил сигарету и сообщил Дживсу:

— Моей нервной системе каюк.

Дживс порылся в своей хламиде и вытащил какую-то бутылочку.

— Могу предложить вам это, сэр.

— Это не Супер Стимулятор для Стариков, Дживс? — спросил я подозрительно.

— Ни в коем случае, сэр. Стимулятор это, вероятно, подходящее слово, но он полностью отвечает требованиям лиц юного возраста. Состоит из капли того, щепотки сего, сэр. Моего изготовления.

Моя вера в дживсовы зелья безгранична с первого дня его службы, когда он поставил меня на ноги своим чудесным бодрящим напитком. Так что я попробовал и, верьте не верьте, мне сразу полегчало. Наша ночная экспедиция перестала казаться мне карой Божией и передо мной стали открываться заманчивые стороны этой авантюры.

Напоследок мы повторили сценарий и я скомандовал своей роте:

— Ну, пошли.

 

В коридоре перед комнатой дяди Джорджа нас ожидали лакей, кухарка и горничная, все в черных траурных нарядах. Харизма Дживса и мои деньги явно полностью их коррумпировали, и против участия в заговоре никто не возражал.

Тихо, очень тихо мы открыли дверь дядиной комнаты. Дядя Джордж храпел так, что в саду с деревьев сыпались яблоки. Было невероятной удачей, что Укридж не собирался снимать звуковой фильм.

У Укриджа все было спланировано. Дживс молниеносно показал обеим женщинам, где пасть на колени, и они немедленно начали прилежно изображать беззвучный плач и вопли над ложем умирающего. Лакей стал возле кухарки и старался выглядеть опечаленным тем фактом, что его возлюбленный хозяин уходит укомплектовать мафиозную команду в аду. Укридж установил камеру и по абсолютно непонятной мне причине прикрепил себе на лоб козырек, срезанный с охотничьей шляпы.

Я нацепил усы, Дживс тем временем очень ловко подсунул вторые под нос дяде Джорджу. Укридж без слов начал отсчет на пальцах.

Дживс поставил на тумбочку пузырек Стимулятора — того, который для Стариков — занял позицию в ногах кровати и изобразил священника. Честное слово, если бы я его не знал, проглотил бы это, как миленький.

Укридж снимал. По инструкции я должен был подождать пару секунд, потом войти в кадр и гневно указать на Стимулятор на тумбочке.

Я подождал пару секунд, вошел в кадр и наступил на кота.

Тетин кот Александр уже пожилой джентльмен и обычно выбирает для отдыха малолюдные комнаты. Там он спит большую часть суток, причем обитатель комнаты часто даже не подозревает об этом. Такая привычка придает ему сходство с консервативными членами палаты лордов. Однако сомневаюсь, что почтенный лорд, обеспокоенный при заслуженном отдыхе, завизжал бы так жутко, как сейчас Александр.

Укридж выругался и опрокинул камеру. Горничная не придумала ничего лучшего, чем тоже завопить, и дядя подскочил в кровати, будто его ужалила пчела.

— Э-э… — сказал я.

Дядя Джордж потрясенно на меня таращился. Все наше общество в ту минуту вообще как-то остолбенело, и казалось, что каждый ждет, когда двинется кто-то другой.

— Э, гм, Берти? — начал дядя Джордж. — Что это, черт побери, происходит, а?

Он узнал меня мгновенно. Весь этот маскарад никуда не годился.

— Дядя, я… — пробормотал я, и голос отказал мне. Дядя коснулся лица и нащупал усы. Окинул взглядом всю сцену. Скорее всего у него должно было сложиться впечатление, что он стал жертвой ритуала какой-то темной секты, верховным жрецом которой я был долгие годы, ловко скрывая это от всей семьи.

В глазах дяди Джорджа мелькнул ужас. Он хватил воздуха и явно собрался заорать.

В этот момент, как ангел небесный, вмешался Дживс.

— С вашего разрешения, сэр, — промолвил он успокаивающим голосом, — я попытаюсь вам разъяснить обстоятельства.

— Разъяснить, вот как? — лепетал дядя Джордж. — Что вы собираетесь здесь объяснять? Хотя да, я очень хочу услышать, как вы собираетесь это все объяснить!

Я тоже с удовольствием бы это услышал. Самому мне не приходило в голову решительно ничего.

Однако успокаивающий голос Дживса вкупе с экстерьером почтенного священника явно склонил дядю Джорджа к стратегии выжидания.

— Итак? — спросил дядя.

Дживс открыл дверь комнаты и жестом пригласил нас всех выйти. Не знаю, о чем в эту минуту думала прислуга, но послушались они без возражений. Укридж некоторое время сражался с штативом камеры, после чего также вымелся. И в конце концов дядину комнату покинул я, пребывая в полубессознательном состоянии.

Дживс кинул на меня подбадривающий взгляд и закрыл дверь, оставив нас в коридоре.

— Господи Иисусе, — сказал я, когда ко мне вернулся дар речи.

— Кошка, — сказал Укридж. — Дурацкая кошка провалила такой идеальный план! Почему так, почему каждую, самым тщательным образом спланированную авантюру портит такая ерунда?

— Если даже Дживс не смог этого предвидеть, — ответил я, — значит это точно было предопределено судьбой.

— Как же этот почтенный конь собирается выкрутиться? — с интересом спросил Укридж.

— Понятия не имею. Я намерен спуститься в салон. Дядя вечером оставил там полбутылки коньяка. Думаю, он нам сейчас не помешает.

Итак, мы приняли успокоительного, и я без лишних слов ушел к себе. В своей комнате я таращился в потолок и мысленно прикидывал возможные сценарии завтрашнего дня. Мой взгляд упал на окно, и я некоторое время размышлял, не сбежать ли, как бежали те парни из средневековых крепостей. Но какой в этом смысл? Утром за завтраком дядя Джордж выложит свое жуткое ночное приключение тете Далии. Ну, тетя Далия разумная женщина и имеет снисхождение к разным глупостям. Укриджа она вышвырнет, Дживса и меня отчехвостит, но только напоказ, для дяди. До идеи со Стимулятором она доберется, несомненно. Но завтрашний день я переживу. Хорошо.

Однако дядя позже или раньше растреплет все тете Агате. И тут шутки в сторону. Тетя Агата сожрет меня живьем, использует эту аферу, чтоб усилить свое влияние на меня, попытается уволить Дживса и наконец потащит меня, скорее всего, к жуткому психиатру, сэру Родерику Глоссопу, своему закадычному приятелю. Меня прошиб холодный пот от одной мысли о том, как этот мозгоправ будет расследовать, почему я провожу ночи, прокрадываясь в чужие комнаты и клея спящим людям фальшивые усы. У сэра Родерика на меня зуб, потому что я однажды проткнул его грелку штопальной иглой, как раз когда он тоже спал⁽¹⁾. И тогда мне не удалось удовлетворительно объяснить, зачем я это сделал, и сомневаюсь, что удастся теперь.

С такими мрачными мыслями я впал в беспокойную дремоту. В кошмарном сне меня преследовал дядя Джордж в огромных усах, а Дживс снимал это на камеру.

 

— Сэр.

Я подскочил. Дживс стоял у постели и готовил мне принадлежности для бритья.

— Дживс, — сказал я.

— Да, сэр?

— Дживс, что… — я как-то не мог заставить себя выговорить вопрос.

— Обстоятельства вчерашней ночи я разрешил более-менее удовлетворительно, — сказал Дживс. — Гонг призовет на завтрак приблизительно через двадцать минут, сэр.

Я умылся, побрился и оделся все еще в маловменяемом состоянии. Представления не имею, как Дживс мог умудриться уладить все это, особенно учитывая, что объяснять что-то дяде Джорджу, это все равно что разговаривать с пнем. С тем отличием, что пень на каждую вашу фразу не отвечает: “Э?” Однако с утренней гигиеной я справился и спустился в столовую.

Вся стая уже сгрудилась у яслей, и лакей дал сигнал к подаче корма. Я незаметно взглянул на него. Этот бедняга тоже не выглядел особенно счастливым. Но меня поразило, что дядя Джордж уделил мне не больше внимания, чем всегда. Только кивнул рассеянно и немедленно вернулся к своей жизненной задаче — не допустить, чтоб скот в окрестных деревнях пропал втуне. Яйца и бекон он поглощал с обычной энергией, на которую никак не повлияли ночные ужасы.

Ну и я сел и взялся за свою порцию, хотя и не с полностью легким сердцем. За обычным чинным завтраком в тетином поместье я чувствовал себя, как путешественник в отдаленных концах дикой Амазонии, в любой момент ожидающий отравленную стрелу или голодного ягуара.

А оно все ничего. Дядя и остальные члены экипажа миролюбиво набивали животы и иногда перекидывались нехитрыми фразами. Постепенно мне начинало казаться, что я схожу с ума и ночное приключение случилось только в моей воспаленной фантазии.

А потом дядя посмотрел на меня, предварительно управившись с четвертью поросенка и горой яиц и переводя дух.

— Что с тобой, Берти? — прогремела вдруг тетя Далия, и я дернулся так, что уронил вилку. Лакей подобрал ее и унес, а я взглянул на тетю.

— Ты сидишь, как околдованный, — продолжила тетя и ткнула в моем направлении ножом. — Что-то случилось?

— Э, нет, — выдавил я. — Я в полном порядке, тетя. Немного… немного плохо спал.

— Когда ты разговариваешь с Берти, — вмешался дядя Джордж, и я облился холодным потом, — не знаю почему, но я не могу отделаться от впечатления, что… Ты будешь смеяться, но мне представляется, что Берти носит усы.

Я не знал, что ответить.

— Усы? — фыркнула тетя Далия. — Ты намекаешь на то время, когда Берти пытался завести усы и все над ним смеялись, потому что он выглядел, как французский шансонье?

— Нет. У меня такое странное чувство — не знаю, чем это объяснить, что у Берти были усы недавно, возможно вчера, или что он сбрил их утром… Я не знаю.

— Это же глупо, — ответила тетя Далия. — Берти здесь уже два дня. Мы бы заметили, нет?

— Сам не знаю, с чего мне примерещилось, — вздохнул дядя Джордж. — Вчера перед сном я выпил каплю коньяка, может мне что-то снилось…

Упомянутой капли коньяка хватило бы на неделю бригаде шахтеров, но я не счел разумным об этом упоминать.

Тетя захихикала, видимо представив меня с усами. И дядя Джордж улыбался.

— Все равно забавно, — сказал он, — с чего вдруг человеку приходит в голову такая глупость

Я сообразил, что надо как-то ответить:

— Ну да. Хе-хе…

 

Как только завтрак закончился, я сбежал наверх. Дживс миролюбиво выглядывал из окна и наслаждался новым днем.

— Дживс, — начал я. — Что вообще происходит? Дядя Джордж не знает, что случилось ночью, но бормочет о моих усах. Значит мне это не приснилось. Но почему помутился разум у дяди?

Дживс смотрел на меня благосклонно.

— Когда я, как вы помните, сэр, остался наедине с его светлостью, мне удалось убедить его забыть о происшедшем.

— Но как он мог бы забыть о чем-то подобном?! — воскликнул я. — Если всю ночь возле вашей постели толкутся священники, парни с усами и женщины в черном, наступают на кошек и снимают это на камеру!

— Я использовал восточную технику гипноза, — ответил Дживс. — Надеюсь, что это не было слишком смело с моей стороны, сэр.

Я ухватился за дверь и вытаращился на этого человека.

— Один мой кузен, сэр, — объяснил Дживс, — долгие годы путешествовал по восточным странам, где и освоил этот метод, сэр. Недавно он вернулся в Англию, сэр, и любезно научил меня использовать гипноз. Вчера мне пришла в голову мысль использовать этот скромный дар, сэр. Это была ставка ва-банк, сэр, потому что до сих пор я не пытался гипнотизировать живой объект. У моего кузена, например, это не получалось еще никогда. По его мнению из-за того, что раньше он питался мясом убитых животных.

— Но вы тоже питаетесь мясом убитых животных, Дживс, — был единственный ответ, на который я оказался способным.

— Да, сэр, — ответил Дживс. — При всей симпатии, которую я питаю к моему кузену, опасаюсь, что в его случае помехой к успешному проведению гипнотического воздействия служил скорее сильный нервный тик в левой части лица, сэр.

Слушайте, ну это правда, такой проблемы у Дживса нет. Если бы он был вождем индейцев, его бы наверное называли Каменное лицо или что-то в этом роде.

— Значит вы загипнотизировали дядю и внушили ему — я верно выражаюсь? — что ночью ничего не случилось?

— Именно, сэр.

— Держите меня! А вы часом не подкинули ему так мимоходом в подсознание мысли завещать вам все состояние?

— Этого бы я себе не позволил, сэр.

— Вообще-то работу нельзя назвать безупречной, — заметил я. — В дядиной памяти мельтешат те фальшивые усы.

— Подобные мелочи не дают достичь совершенства почти при каждом случае успешного гипноза. Однако, полагаю, мы можем надеяться, что упомянутое прискорбное ночное событие никогда более не всплывет в памяти его светлости.

— Послушайте, Дживс…

— Да, сэр?

Предстояло решить серьезный вопрос. Дживс проявил сверхъестественные усилия, чтоб спасти меня от ярости и мщения родственников. И моим долгом было блеснуть признательностью в соответствующих масштабах. Поэтому я набрал воздуха…

 

Моя речь, не успев начаться, была прервана каким-то шумом на улице. Я подошел к окну и выглянул. На подъездной аллее стоял старший лакей и о чем-то препирался с незнакомым парнем.

Этот чужой тип был экземпляром, внушающим невольное почтение и на расстоянии. Ростом он был примерно шести футов⁽²⁾, верхней частью тела смахивал на человекообразную обезьяну еще неизвестного науке вида, в то время как низ напоминал опорные конструкции моста.

Пришелец что-то яростно ревел и грозил кулаками. Лакей оборонялся как мог, но было понятно, что неприятель вскоре прорвет линию обороны и вторгнется в тыл.

— Что он может хотеть? — сказал я.

— Трудно сказать, сэр, — ответил Дживс. — Вероятно он явился в качестве кредитора, не могу, правда, сказать, к кому. Но поведение его достаточно характерно.

— Пойду-ка я посмотрю, что там происходит, — сказал я и отправился вниз.

Пока я спускался, пошатнувшееся положение лакея усилила кавалерия в лице тети Далии. Только теперь весь этот слет достиг эпического размаха. Тетя Далия не такая дама, с которой кто-то может позволить себе хамство. Этот чужой тип был солидной фигурой, но все же тетя остановила его победоносное наступление. Подобные вторжения явно были ему привычны, а отпор — нет.

— Что здесь происходит? — проревела тетя. Чужой тип умолк и невольно взглянул на небо, не приближается ли гроза. Потом он заметил тетю.

— Простите, мэм, — промолвил он не менее звучным голосом и могучей рукой приподнял нечто размером с цирковое шапито, служившее ему шляпой. — Я разыскиваю некоего Укриджа.

— Укридж? Наш гувернер? Зачем он вам нужен?!

— Этот парень ваш гувернер? — ужаснулся чужак. — В таком случае да смилуется небо над вашими несчастными детьми, мэм. Прежде всего это тип, который делает долги и не платит их. Скорее всего он рассчитывал замести следы, но я выследил его и не уйду без того, что мне принадлежит!

— И что же, по вашему мнению, вам принадлежит? — поинтересовалась тетя Далия. Я уже угадывал ответ, и парень подтвердил мою догадку.

— Этот человек не заплатил мне за первоклассную кинокамеру, — заявил парень-агрессор. — Я не могу себе позволить так за здорово живешь раздавать каждому босяку свое драгоценное добро.

— А кто вы? — спросила тетя.

— Фредерик Стаутбергер, владелец известной сети лондонских ломбардов “Стаутбергер и сыновья”, — представился парень. Тетя явно ужаснулась, что чуть было не вступила в поединок со старьевщиком, как с равноценным противником, и это влило в нее новую силу.

— Вот что, мистер Стаутбергер, — добавила она в ураган немного ледяной крошки. — Если упомянутая кинокамера находится здесь, во владении мистера Укриджа, будьте любезны забрать ее.

— Так я и сделаю, — подтвердил мистер Стаутбергер. — Но так просто этот ублюдок не выкрутится. Каждый, кто дерзнул бросить вызов Фредерику Стаутбергеру, чертовски об этом пожалеет. После того, как я заберу камеру, буду вынужден переломать этому парню несколько костей. Не думайте, что это доставит мне большое удовольствие. Но бизнес есть бизнес. Что бы стало с моей репутацией, если бы разнесся слух, будто любой брехун может ободрать меня как липку и еще насмехаться? Я должен поддерживать определенный престиж, мэм.

Я слушал, и сердце мое обливалось кровью за беднягу Укриджа. Он болван, это понятно, и чуть не втянул меня в передрягу, но такого я ему не пожелал бы. О людях, которых ради поддержания престижа изувечил мистер Стаутбергер, при его-то анатомии, должно было ходить много жутких историй в лондонском преступном мире.

— Весьма прискорбно, — продолжал мистер Стаутбергер, — я ничего не имею против вас, но этого Укриджа с кашей съем. И не думайте, что сможете спасти его от меня, — добавил он с хитрой миной. — У нашей фирмы глаза и уши везде. Раньше или позже ему придется покинуть эту хату и тогда его постигнет наказание!

В этот момент раздался звук шагов, и из-за дома по дорожке, посыпанной гравием, вышел Дживс.

Он снова был одет в сутану священника, но в этот раз волок за собой камеру. Ту самую камеру со штативом, ради которой была развязана кровавая вендетта рода Стаутбергеров.

— Ага! — воскликнул Стаутбергер. — Это она!

Дживс дошел до нас медленно и печально.

— Мистер Стаутбергер? — уточнил он скорбным голосом.

— Это я, — подтвердил мститель. — Что все это означает?

— Мистер Стэнли Фиверстоунхо Укридж поручил мне вернуть вам данный предмет, — сказал Дживс. — Мистеру Укриджу он уже не понадобится. Он просил меня передать вам его, сопроводив самыми искренними извинениями за задержанную, хоть и не по собственной вине, оплату.

— Ха, — воскликнул снова мистер Стаутбергер. — Так легко он не выкрутится. Кости я ему все равно переломаю! Это заслуженная плата за пакости, сделанные честному коммерсанту.

Дживс принял похоронный вид:

— Опасаюсь, сэр, что ломание костей в данном случае излишне. Мистер Укридж доверил мне свою просьбу на смертном одре, так сказать. Будучи призван в это поместье для последнего благословения, я застал мистера Укриджа на пороге обители теней.

Мистер Стаутбергер вытаращил глаза.

— Что? Этот парень отбросил копыта?

— Не будем опережать события. Мистер Укридж во время своей обычной ранней прогулки чуть не стал свидетелем трагедии, ибо увидел, как тяжелый грузовой автомобиль стремглав мчится на котенка, играющего с клубком посреди дороги. Ни секунды не медля, он кинулся буквально под колеса машины, дабы спасти зверька. Но жизнь котенка была выкуплена ценой смертельных ран мистера Укриджа. Что касается его костей, сэр, с сожалением должен вам сообщить — автомобиль уже сделал за вас всю работу.

Тетя Далия вытащила носовой платок и принялась в него сморкаться. Я, конечно, понимал, что на самом деле она борется с приступом смеха, поскольку тетя уже несколько раз видела Дживса в действии.

— Было непросто призвать мистера Укриджа к последнему покаянию, так как при последних проблесках сознания он был озабочен только вами и вашей неоплаченной собственностью, — добавил Дживс.

Мне показалось, что это уже немного слишком, но старина Стаутбергер попался на крючок и беспокойно завертелся.

— Ну что ж, — выдавил он. — Раз такое дело, то я скажу вам, что я сделаю. Я убью всю свою семью…

— Думаю, это не понадобится, сэр, — попытался урезонить его Дживс.

— Нет, я сделаю это, — стоял на своем ростовщик. — Пусть все они умрут с голода, потому что я возьму эту камеру и даже не потребую оплаты за аренду.

— Вы истинный христианин, сэр, — слегка поклонился Дживс. — Господь наш несомненно стократно воздаст вам за добросердечие.

Мистер Стаутбергер что-то пробормотал, кинул на плечо камеру, словно это была обычная метла и отправился к воротам.

И в этот миг миг раздался воинственный клич. Из-за туй слева от дома вылетел кузен Бонзо верхом на пони, полученном на день рождения, размахивая над головой моей клюшкой для гольфа. Он догнал мистера Стаутбергера и хотите верьте, хотите нет, вмазал ему этой деревяшкой по голове. Старьевщик рухнул на аллею, выронил камеру, и она разбилась вдребезги.

 

Дживс любезно взял на себя вождение автомобиля, который должен был доставить Укриджа на вокзал к поезду. Тетя Далия вышвырнула его без права на апелляцию в ту же секунду, когда Бонзо объяснил, что подражал мужественному герою романа “Хоть розой назови”, который рекомендовал ему гувернер.

Позже я полистал эту книжку — так оно и было. Некий отвратительно богатый помещик является вытрясти из нищего арендатора последние гроши. Когда об этом узнает благородный обедневший баронет, его кузен — кузен того арендатора, правда пока об этом никто не знает — он вылетает на своем вороном из-за кипарисовой рощицы и лупит его — того алчного помещика — рукоятью бича по голове. Подобие было полным, исключая пару деталей.

Я наврал тете, что у меня дела на почте и поехал с ними.

— Да ну его в болото, Берти, — страдал Укридж. — Откуда я мог знать, что в этой макулатуре написаны такие бредни. Как я мог предполагать, что тетя Джулия способна нацарапать подобную ахинею, чтоб угодить вкусам своих недоразвитых читателей. Эта женщина жутко безответственная! А чем занимаются редакторы в издательствах, почему, черт побери, не вычеркивают такую чушь?

— Наверное тебе стоило сначала самому прочитать это, — высказался я.

— С ума сошел? — испугался Укридж. — Если бы мне приходилось читать каждую дребедень…

Он вздохнул с видом человека, окончательно разочаровавшегося в человечестве.

— Итак, что у нас, мой почтенный конь. Камера псу под хвост, фильм псу под хвост, место учителя псу под хвост, а у меня в чемодане сорок бутылок Супер Стимулятора для Стариков. Дживс, по возможности остановите где-нибудь у канавы, я выброшу эту дрянь. Реклама! — воскликнул он тоном, полным отвращения. — Я могу из кожи вон вылезти, рискую головой, чтоб какие-то маразматичные деды могли хлестать дурацкую бурду и кто-то на этом зарабатывал. Я тебе скажу кое-что, Берти. Дни моей самоотверженной филантропии медленно, но верно движутся к концу. Короче говоря, у меня уже нет на все это сил.

Он смолк и некоторое время скорбно созерцал проносящийся мимо пейзаж.

— А если бы не Дживс, я мог бы уже распрощаться с жизнью, — добавил он. — К счастью Дживс не медлил ни секунды, сразу кинулся ко мне, взял эту робу, камеру и расспросил меня о подробностях. Я еще не видал такого присутствия духа.

— Благодарю вас, сэр, — отозвался Дживс с водительского места. — Делаю все, что в моих силах, сэр.

Мы высадили этого балбеса на вокзале и распрощались. Потом Дживс отправился вернуть в театр костюм и эти дурацкие усы, стоящие мне бессонной ночи. Я тем временем заскочил на порцию бодрящего эликсира в местный паб, а потом мы отправились обратно.

Когда мы вернулись в тетино поместье, ситуация уже утряслась. Мистер Стаутбергер покинул поле боя в такси со льдом на голове. Обломки камеры были торжественно погребены на свалке.

Когда я шел в дом, меня неожиданно остановил дядя Джордж.

— Слушай, Берти, — сказал он. — Я надеюсь, ты не сердишься, что я немного подшутил над тобой за завтраком?

— Ну что вы, дядя, — ответил я. — Я люблю поразвлечься.

— Прекрасно, — продолжил дядя. — Что я… ага. Знаешь, твой слуга, Дживс, вчера дал мне пузырек с какой-то лечебной водичкой, Супер Стимулятор, кажется, он называется. Уверял меня, что лекарство улучшает общее состояние организма и все такое. И он был прав, слушай. А еще он сказал, что лекарство трудно достать, потому что оно никак не продвигается. И вот что я тебе скажу, Берти. Я знаю одного типа, который работает в киностудии. В основном они снимают такие коротенькие рекламные фильмы. Я думаю настоятельно рекомендовать ему этот вот стимулятор, что скажешь, э? Эти ловкие парни точно придумают остроумное действо, после которого люди побегут покупать его.

У меня потемнело в глазах.

— Это было бы чудесно, дядя Джордж, — сказал я.

А что еще я мог сказать?

 

Дальнейшее пребывание у тети Далии протекло, к счастью, без приключений, так что я все-таки насладился заслуженным отдыхом и с горем пополам восстановил свою расшатанную нервную систему. А когда мы с Дживсом вернулись в Лондон, я вспомнил, что, собственно говоря, собирался оказать Дживсу какое-нибудь благодеяние, в награду за его труды.

И я сказал себе — черт побери, принесу в жертву часы. Дживс заслужил это.

Мы высадились из поезда и я отправился купить газету, в то время как Дживс отошел найти такси. А пока я искал газетный киоск, взгляд мой упал на что-то угрожающе знакомое.

Рядом с вокзалом был магазин с подержанными вещами, над входом в который сверкала вывеска с надписью “Стаутбергер и сыновья, торговля и ломбард”. А в витрине этой шарашки, чтоб мне сдохнуть, стояли те мои часы с забавным циферблатом. Я стоял и глупо таращился в витрину, мешая пешеходам. Само собой, до меня сразу дошло. Дживс из Бринкли-Корт по телеграфу договорился с управляющим, чтоб мистер Стаутбергер мог явиться в мою квартиру и забрать часы.

— Такси ожидает, сэр, — раздалось за моей спиной.

— Э-э, Дживс…

— Сэр?

— Вот… как-то…

— Сэр?

— Да ничего, Дживс.

— Да, сэр. Благодарю вас, сэр.

— Не за что, Дживс.

---

1) Рассказ “Дживс и дух Рождества”

Вернуться к тексту

2) Около 183 см

Вернуться к тексту