Морриган (джен)

Говорят, что не будь Коричневого Быка, Медб нашла бы другую причину собрать армии Коннахта, чтобы обрушиться на Улад, налететь, как черные мухи на свежий навоз. Спор между Медб и Айлилль, который начался в их спальнях из-за гордости, принес в Улад сражения за честь.

Но теперь, когда широкая равнина Мюртхемна была взорвана и пропитана кровью героев, и люди из Улада все еще корчились в своих постелях и кричали из-за недуга Эмайн Маха, не осталось никакой чести.

Только смерть и разрушение.

* * *

Когда шла битва, три женщины встретились на холме над равниной. У первой были седые волосы, года и раздоры оставили на ее лице свой след. Вторая несла острое копьё, ее бессмертие сияло вокруг нее, как мерцающее пламя свечи в темноте. Последняя была стройной, как ива, с волосами светло-золотистыми, как пшеница.

— Я — Дехтире, мать Сетанта, — сказала первая. — Когда я только вышла замуж, меня похитили пятьдесят моих служанок, они скинули человеческий облик и полетели на птичьих крыльях в Бруг-на-Боинне. Самилданах влюбился в меня, и под беззвездным небом Другого мира он возлежал со мной. От изнасилования я зачала сына.

— Я Аифе, сестра Скатахи, — сказала вторая. — Я вела войну против моей сестры, и один из ее учеников бросил мне вызов. Он был совсем юным, но во время боя судорога искривила его лицо и руки так, что он стал походить на зверя из легенд. Он пощадил мою жизнь, и вместе мы родили сына — Конлаоха — моего единственного человеческого ребенка. До его рождения отец наложил на него завет, что он никогда не развернется назад, однажды отправившись в путешествие, никогда не раскроет свое имя и не откажется от вызова. Когда мой сын пришел в Эмайн Маха, отец вызвал его на поле битвы и убил. Ему было всего семь лет.

— Я — Эмер, жена Кухулина, — сказала третья женщина. — Я девственницей была украдена у отца, и, хотя мы с Кухулином делили брачное ложе, он не дал мне детей, которые могли бы подарить мне утешение и радость в этой жизни. Затем он опозорил меня, когда покинул ради Фэнды, жены Мананнана Мак Лира. Я заточила свой нож, чтобы убить ее, но она родом из Сида и ее невозможно убить.

— Он величайший герой своего времени, — сказала его мать.

— Он лучший воин Улада, — сказала женщина, которая родила ему сына.

— И он чудовище, — сказала его жена.

И они заключили договор, чтобы уничтожить его.

* * *

Во вторую ночь битвы женщина с белыми волосами пришла к Кухулину с кувшином вина. Хотя она и кормила его собственной грудью, когда он был младенцем, он не видел и не узнавал ее.

Три раза она наполнила кувшин, и все три раза вино в серебряном сосуде превращалось в кровь.

Вечером третьего дня битвы Кухулину предложили еду и питье, и так как он был связан обязательством никогда не отказываться от гостеприимства, то согласился. Чашу поставила перед ним худая женщина со светлыми волосами, убранными со лба под серебряную повязку. Хотя он женился на ней и пообещал быть ей верным, он не видел и не узнавал ее.

Он проглотил мясо, затем плюнул на землю — она подала ему собачье мясо, пищу, которую он поклялся никогда не есть.

Утром, в последний день битвы Кухулин вышел на поле и увидел женщину, стоящую у реки. У нее были длинные черные волосы, свисающие вдоль спины, словно веревка, и, хотя она была матерью его ребенка, он не видел и не узнавал ее.

Она смывала кровь и сукровицу с его кожаного нагрудника, и вода реки покраснела до самого моря.

* * *

Со выгодной позиции над Магомиртхемном женщины наблюдали, как армия Медб выстраивается в плотное кольцо вокруг Собаки Улада — их мечи были вытянуты, а копья похожи на лес.

Айфе передала Дехтире свое копье:

— Возьми реванш.

— Я не воин, — сказала Дехтире, но Айфе вложила рукоять в ее руку, исчерченную голубыми венами.

— Это близнец Гэ Болги, сделанный моей сестрой, проливший кровь моего сына на равнину Эмайн Маха. Пусть он полетит и, если не попадет в цель, вернется в мою руку.

Дехтире отвела руку и бросила копье изо всех сил. Оно свистело в воздухе, но в последний момент, вместо того, чтобы пронзить сердце ее сына, без усилий вошло в тело его возничего Лэга — тот сделал шаг навстречу острию. Прежде чем Кухулин смог схватить и вытащить копье, оно исчезло.

Когда копье вновь появилось в руках Айфе, она передала его Эмер, которая метнула его в своего мужа на равнине внизу. Снова оно свистело, двигаясь к своей цели, но, прежде чем копье могло войти в грудь Кухулина, его лошадь Лиат Маха встала на дыбы. Шипованная уздечка сверкнула в бледном солнечном свете.

Оплакивая смерть друга и лошади, Кухулин потянулся к покрытой кровью рукояти копья, но оно снова исчезло, как дым, прежде чем он успел сжать вокруг нее пальцы.

Стоя на холме, Айфе сама взяла копье и завела руку назад, чтобы отправить его в полет.

На этот раз оно угодило в цель, пронзив живот Кухулину и нанеся ему смертельную рану. Он вырвал копье из своего тела, и в то время, как армия Коннахта погибала на его глазах, привязал себя к стоячему камню. Людей, которые подошли к нему, чтобы покончить с ним, его меч разрезал пополам, как коса пшеницу, и они отступили за пределы досягаемости.

Всю оставшуюся часть ночи, пока армия Улада не исцелилась от проклятия Махи, три женщины стояли на холме, наблюдая, как вздымается и опускается грудь Кухулина в последних вздохах.

Они ждали.

* * *

Когда на равнине наступил рассвет, с холма взлетела большая черная ворона и направилась туда, где кузнец был привязан к дереву. Кровь, текущая из его многочисленных ран, поглощалась голодной почвой. Птица вырвала три пряди волос с его головы и полетела обратно на холм, где стояли мать, дева и крона.

Один за другим она сбросила локоны сине-черных волос на их ладони, а затем улетела обратно на поле битвы, где ее ожидал пир.

— Сделано, — сказала Эмер, вытирая слезы со щек.

— Мы отомщены, — сказала Айфе, вытирая кровь с копья.

— Мой сын мертв, — сказала Дехтире, когда песня битвы возобновилась, нарушив молчание утра.

В то время как Улад и Коннахт все еще сражались друг против друга на поле внизу, женщины расстались, чтобы никогда больше не видеться.