Прости (гет)

Королева Селена стояла у высокого в стрельчатом переплете хрустального окна и любовалась красотой мраморных павильонов, слегка фосфоресцирующих в зыбком свете голубой Земли. Белые мраморные купола дворца; резные, будто парящие в воздухе легкие башни отражались в идеальном зеркале огромного круглого озера, берега которого были украшены цветами: ромашками, нарциссами, тюльпанами, ирисами и мимозой. Вся эта хрупкая красота поддерживалась силой серебряного кристалла, который в горниле ядра источал необходимую для существования Луны энергию.

— Посольство с Земли прибыло, ваше величество, — чёрная кошка, грациозно просочившись через небольшую щель в высоких дверях, отвлекла королеву от раздумий, — среди послов принц Эндимион.

Селена удивленно повела бровями и вздохнула:

— Благодарю тебя, Луна, передай нашим гостям, что я приму принца в память об его безвременно почивших родителях, но других послов я видеть не желаю. Пускай остаются в свите принца или возвращаются на свою планету…

— О, матушка, прошу тебя, позволь мне увидеть земного принца, — девушка, как две капли воды похожая на королеву, нарушая царственное великолепие тронного зала, легко оттолкнула массивные двери и вбежала в комнату. — Говорят, его белокаменный дворец на Земле сплошь увит розами, как я хотела, чтобы эти прекрасные цветы появились в нашем саду.

— Тебе не престало так много думать о цветах, Серенити, — вслед за принцессой в комнату чинно, всем своим видом не одобряя её легкомысленное поведение, вошла другая девушка, — ты позоришь имя принцессы Луны, занимаясь садом и цветами.

— За что ты так со мной, Рэйко? — Серенити прослезилась.

— Заплачь-заплачь принцесса, — произнесла Рэйко и столь же чинно удалилась.

— Мама! — Серенити надеялась на ласку и утешение, но в правилах Селены было не обращать внимание на перепалки дочерей.

— Вытри слёзы, зайка, — произнесла она, — принцу не понравится, если ты встретишь его заплаканной. Возможно, я бы и хотела помешать вашему знакомству, но официальный протокол требует, чтобы все мои дочери присутствовали при передаче верительных грамот.

— Я увижу земного принца! — воскликнула Серенити, мгновенно осушив слёзы. Королева Селена улыбнулась этой непосредственности. — Ах мама, говорят, принц всегда носит с собой красную розу, если он отдаст мне её, я смогу вырастить росток.

— Что ж, говорят, принц сам красив, как цветок. Я помню его отца, если они похожи, то слухи не врут, только видеть Эндимиона я хотела бы при других обстоятельствах.

— Отчего же, мама, разве может быть время лучше?! — принцесса взяла мать за локоть и потерлась о плечо. — Земля сияет необычно ярко: только выйди в сад, он весь наполнен её светом и ароматами цветов. В нашем саду не хватает только роз, — королева обняла дочь и рассмеялась.

— Это прекрасно, Серенити, а сейчас беги, предупреди сестёр, приём будет через два часа.

— Хорошо, — проговорила принцесса и, так же легко оттолкнув тяжелые двери, побежала по коридору.

* * *

Тронный зал мраморного дворца Серебряного тысячелетия был залит голубоватым светом близкой яркой в своей атмосфере Земли. Придворные выстроились вдоль стен в ожидании прибытия посольства принца Эндимиона, а королева Селена, опираясь на скипетр, восседала на троне в окружении пяти из пятидесяти своих дочерей. Все присутствующие были сосредоточенно печальны, прекрасное лицо королевы прорезали морщины, и только принцесса Серенити ожидала приятного знакомства.

— Матушка, но когда же, наконец, я увижу принца…

Серебряные двери тронного зала с грохотом распахнулись, и улыбка на лице Серенити растаяла: с громоподобным шумом чеканя шаг, в залу один за другим вошли воины в тяжёлых доспехах. Ровным строем они прошествовали к трону, образовав длинный коридор. Свет близкой Земли огнём отразился в воздетых ими к потолку клинках — в дверном проёме появилась еще одна фигура, чёрным пятном вырастала она из света: воин в длинном подбитым красным шелком темно-синем плаще прошёл к трону и опустился на одно колено перед королевой. Лицо воина не скрывал шлем, но Серенити, испугавшись вида грубого оружия, уже считала его самым неприятным существом на свете.

— Приветствую вас и ваших дочерей, королева, разрешите мне принести заверения в искренней дружбе от имени людей Земли, — с этими словами Эндимион поднялся и вручил Селене свиток верительных грамот.

— Я рада видеть вас, принц, в канун совершеннолетия. Должно придавать особое значение этому визиту, ведь до окончания периода регентства осталось меньше года. От вас мы вправе ждать приятных перемен, хотя я чувствую, что одно точно не изменится — любовь людей Земли к грубому оружию.

Принц поднял глаза и в недоумении огляделся, заметив недовольные взгляды королевы и испуганное лицо Серенити:

— Простите меня, ваше величество, должно быть, мои рыцари устрашили вас.

— Не нас, принц, вы испугали только принцессу Серенити, — Рэйко взмахнула своими иссини черными волосами и смерила сестру презрительно-насмешливым взглядом, — хотя вид грубого оружия людей Земли нам всем неприятен.

— Вытри слёзы, зайка, — прошептала Селена и развернула грамоту. Выражение её лица менялось по мере того, как она преодолевала строчку за строчкой и, прочитав витиеватое послание, королева легко рассмеялась. — Вы читали это, Эндимион?

— Нет, моя королева, матушка передала мне письмо запечатанным.

— Что ж, должно быть, ваша мачеха не хотела, чтобы вам стало известно содержание сих грамот, но я всё-таки вкратце перескажу его. Судя по тому, что здесь написано, вы, принц, проведете ближайшие полгода здесь в качестве заложника или, как предпочитает выражаться ваша матушка, «гаранта наших добрых с ней отношений». Я буду беречь вас, принц, ибо пока вы находитесь здесь, королева Погибель не нападет на Луну. В остальном эти письмена содержат мало смысла. Погибель в очередной раз напоминает мне о том, что я должна разделить с ней дарованное мне и моим подданным бессмертие, что приливы и отливы на Земле происходят под влиянием Луны не в те сроки, когда бы ей хотелось, и если она вынуждена испытывать на себе действие моих сил, то хочет иметь возможность их контролировать. Всё это мы могли обсуждать с вами, принц, если бы Погибель посчитала нужным донести до посла содержание верительных грамот, но этого не произошло, и любые переговоры теряют смысл. В остальном я ничего не имею против вашего присутствия и позабочусь, чтобы вам ни в чем не было отказа.

Лицо Эндимиона на мгновение исказилось гневом.

— Благодарю вас, королева, и в знак моей искренней признательности за оказанное гостеприимство прошу принять скромные дары, которые, как я надеюсь, скрасят досуг ваших дочерей, — при этих словах, до того неподвижно застывшие закованные в латы воины пришли в движение и покинули залу — Серенити с облегчением вздохнула, а Рэйко набрала воздуха в лёгкие, чтобы начать благодарить принца за подарок, когда те вернулись, неся то, что заставило неугомонную принцессу замолчать — это были розовые кусты: высокие и низкие, раскидистые и обвивавшие тонкими стеблями драгоценные опоры, всех мыслимых форм и красок.

— Благодарю вас, принц, — королева обрела дар речи раньше своих дочерей, — это поистине царский подарок. Моя младшая дочь мечтала о том, чтобы упросить вас расстаться с одним бутоном этого цветка, а получила целую оранжерею. Я не могу передать насколько…

— Осторожнее принцесса! — неучтивый посол позволил себе перебить королеву — Серенити устремилась к оказавшейся рядом с ней ярко алой розе. Взвесив в руке тяжелый еще напитанный земной влагой бутон, она, желая приласкать цветок, спрятала лицо в листве и обняла руками стебли. Эндимион как будто собственной кожей ощутил, как огромные шипы развитого растения протыкают бледную, никогда не видевшую солнца кожу принцессы. — Осторожнее принцесса! — вскричал он, в несколько шагов оказался рядом и прикоснулся к обнаженному плечу девушки, желая удержать её. Бледное точно выточенное из мрамора плечо оказалось неожиданно тёплым, принцесса вздрогнула от прикосновения и оглянулась, глаза Эндимиона и Серенити встретились, и принц не в силах оторвать руку от пропитанной светом и теплом нежной кожи вздрогнул — он уже видел это лицо: в полнолуния, когда он глядел на бледный лунный диск, оно глядело на него в ответ. Теплая волна света, исходившего от принцессы, наполняла его тело и уносила сознание в то далекое время, когда он был счастлив, он вспомнил своих родителей: любящую и нежную мать, сильного и понимающего отца. Он заново переживал каждый момент своей жизни — и вот, он стоит в одиночестве над пропастью, в которой разбилась королевская карета, и только бледный лик луны освещает его: «Ты не один», — прошептала Луна, и Эндимион очнулся.

Тронный зал наполняла какофония испуганных, гневных и возбужденных криков. Принц обнаружил себя лежащим на каменном полу, перед зависшей в воздухе источавшей невероятно яркое сияние принцессой.

— Принц! Что сделала эта ведьма!? — рыцари из свиты земного посла, побросав цветы, схватились за оружие — и Эндимион поднялся.

— Остановитесь, — вскричал он. Его неожиданно окрепший голос эхом отразился от стен и огласил весь тронный зал — воины замерли от этого окрика. Эндимион встал на своё прежнее место перед троном и преклонил колено, — прошу простить мне эту оплошность, королева, я забыл предупредить вашу дочь о том, что у роз есть шипы. Если вы принимаете мои заверения, я хотел бы удалиться, чтобы продолжить наши переговоры завтра.

— Я охотно отпускаю вас, принц, Артемис покажет вам покои, но я настаиваю, чтобы ваша свита вернулась на Землю: здесь вы в абсолютной безопасности.

— Я верю вам, королева, — произнёс Эндимион, поднялся, отвесил церемонный поклон и направился к выходу.

* * *

— Неужели вы прогоните нас, принц?! — этот вкрадчивый шепот преследовал Эндимиона, пока он следовал за крупным белым гладкошерстным котом по мраморным павильонам дворца. Эндимион молчал, и шепот становился всё нежнее и проникновенней, раздражая принца, который всё не мог прийти в себя от пережитых видений. Его родители погибли, когда ему было девять лет, ему рассказывали, что сам он чудом спасся. Младшая сестра отца получила права регента и не пренебрегала воспитанием племянника, детский разум которого предпочел позабыть всё то плохое, что с ним случилось, и только повзрослев, Эндимион стал тяготиться отсутствием воспоминаний. Белый кот открыл высокие двери отведенных послу покоев и, мелодично мяукнув, удалился. Эндимион остановился в дверях:

— Кунцит, я приказываю всем моим рыцарям вернуться на Землю, — произнёс он и вошел в комнату.

Земной принц очнулся через несколько часов, он не помнил, как добрался до пышной кровати и уснул, но чувствовал, что с ним случилось что-то страшное и значительное. Солнца — такого привычного света звезды — здесь не было, и от того посол не мог понять, сколько он проспал и какое сейчас время суток. Принц распахнул высокие стрельчатые окна, чтобы впустить в комнату больше воздуха: влажного, плотного, какого-то сладкого, напоенного ароматами цветов и хвои, — не в силах надышаться Эндимион вышел в сад. Этот сад отличался от тех, что окружали земные дворцы: здесь не было высоких деревьев, зеленых лабиринтов, вместо этого, насколько хватало сил окинуть пространство взглядом, простирался причудливый мозаичный и яркий ковер из разноцветных тюльпанов, лилий и лилейников, гиацинтов, нарциссов и других, скромных по земным меркам, цветов. Здесь они обрели невиданную силу, поражая воображение размерами и окраской бутонов. Стебли цветов и окружающее их разнотравье имело темно-зеленый окрас, значительно более яркий, чем на Земле. Редкие стелящиеся деревья с неправильными изогнутыми стволами на Земле показались бы Эндимиону больными, но здесь они были усеяны мелкими плотными иголками, вид которых рассеивал всяческие подозрения о нездоровье. Земной принц подошел ближе, зеленая иголка от малейшего его прикосновения лопнула, разлив темно-зеленый, источающий неимоверное благоухание сок. Пряные ароматы растений погружали принца в состояние приятной истомы, и знакомые уже образы вставали в его пробуждающейся памяти — пока звонкий девичий смех не пробудил его. Эндимион сам не заметил, как оказался на центральной парадной аллее, — вид её поразил его вчера, когда мраморные колонны с капителями в виде не раскрывшихся розовых бутонов стали приветственно выбрасывать в воздух водяные столпы.

— Только посмотри, на кого ты похожа, Серенити, — возмущенный голос заставил Эндимиона вздрогнуть, и он подивился внезапно охватившей его робости и нерешительности, — уже утро, а ты ещё не ложилась! Босая, да у тебя всё платье в грязи! Разве престало принцессе появляться в таком виде.

Ответом на гневную тираду был звонкий и мелодичный смех, и Эндимион узнал двух из пяти встреченных им вчера лунных принцесс.

— Ах Рэйко, не ругай меня, я так счастлива, разве я могла спать?! — воскликнула младшая дочь королевы. — Только погляди на эти цветы, они прекрасны, скажи же, что никогда не видела ничего прекраснее, — принцесса вприпрыжку бежала по мощеной гладкими мраморными плитами дорожке едва касаясь её кончиками пальцев.

— Спору нет, они будут радовать нас еще день-два, а потом погибнут без земных ветров, влаги и почвы…

— Ах нет, Рэйко, ты прекрасно знаешь, что этого не будет, — при этих словах Серенити, оттолкнувшись, по воздуху преодолела значительное расстояние, отделявшее её от сестры, и, схватив её за руки, возбуждённо проговорила, — ну пойдём, пойдём же со мной.

Эндимион не мог видеть лица Рэйко, но думал, что улыбалась. Девушки, взявшись за руки, взмыли над поверхностью Луны и зависли в воздухе над головой принца, который, сам не понимая почему, попытался спрятаться от них за чахлым деревцом. Его усилия были напрасны — его не желали замечать. Волосы девушек колебались в плотном воздухе, причудливо сплетались пшеничные косы и локоны чернее воронова крыла — Эндимион не мог отвести от них глаз.

— Ах, разве это не прекрасно, Рэйко, — воскликнула Серенити, её сестра молчала, очевидно будучи не силах возразить, — смотри, что я покажу тебе. — После этих слов мраморные колонны с капителями в виде не раскрывшихся розовых бутонов исторгли первые серебристые брызги, струи воды набирали силу, переливаясь всеми цветами радуги, подчиняясь мановениям рук принцессы. Серенити звонко рассмеялась и белым лёгким пёрышком взлетела в небо, водяные брызги последовали за ней, закружились вокруг, обвивая плотным коконом, пока она не оттолкнула их так, что они заиграли и заискрились в темно-голубом, овеянным светом Земли лунном небе. — Скажи же, сестрица, что ты никогда ты не видела ничего прекраснее этих роз.

— Ты слишком опрометчиво используешь данное тебе могущество, принцесса, — Рэйко высокомерно отвернулась от сестры.

— Неужели ты завидуешь мне, сестрица, — воскликнула Серенити, и Эндимиону показалось, что в её недавно таком бодром голосе зазвучали слёзы.

— Завидую? Нет, Серенити, но признай, что ты бы со мной не поменялась.

Серенити обняла Рэйко и рассмеялась:

— Я отдам тебе всё, Рэйко, ничего не попросив взамен… даже лунный скипетр и корону, — глядя в лицо поражённой этим признанием сестры, Серенити отступала, — если ты догонишь меня, сестрица, — прокричала она, оказавшись на порядочном отдалении, и бросилась наутёк.

— Ах, если догоню, тогда держись, принцесса! — воскликнула Рэйко и, сбросив туфли, побежала за сестрой.

Эндимион еще какое-то время наблюдал, как босые ноги лунных принцесс уносятся от него прочь. Он уже давно вышел из своего убежища, но его присутствие и тогда не пожелали заметить — он не был частью этого пропитанного светом мира. Эндимион сам до конца не понимал, куда идет, мраморные плиты под ногами сливались в мутную кисею неприятных мыслей, и земной посол едва не наступил на сливавшегося с полом белого кота, — Артемис фыркнул, отскочил и возмущенно выгнул спину.

— Я требую аудиенции, королева обещала мне, — только и смог проговорить Эндимион в своё оправдание — кот недовольно мяукнул и исчез. Эндимион замер перед украшенными чернением серебряными дверями, и уже собирался уходить, когда они растворились.

— Я рада видеть вас, принц, в столь ранний час, — проговорила королева, тяжело поднимаясь с трона, красная мантия с оторочкой из фосфоресцирующего меха не могла скрыть слишком простое для официальных приемов белое шелковое платье, — мне всегда нравилась привычка вашего отца подниматься чуть свет, очевидно, это одна из многих фамильных черт, которые вы унаследовали.

— Прошу простить мне, королева, эту оплошность, здесь нет Солнца, и я не смог определить время суток, иначе я бы не побеспокоил вас, — в голосе королевы не было осуждения, но дипломатическая школа, которую прошел земной посол, требовала повиниться в малом, чтобы потом иметь возможность совершить более серьёзный проступок. Эндимион опустился на одно колено перед троном.

Королева рассмеялась:

— Ваш отец в своё время объяснял свою привычку точно так же. Вы хотели обсудить со мной содержание верительных грамот?

— Именно так, королева, я хотел бы просить вас обозначить рамки, в которых вы готовы пойти на уступки по всем пунктам.

Лицо королевы Луны исказилось гримасой боли, и Эндимион замолчал, не понимая, в чём совершил ошибку.

— Поднимитесь, принц, — проговорила Селена, и посол поднялся с колен, — я прошу вас разделить со мной трапезу.

Эндимион заметил неподалёку накрытый для завтрака стол. Как и требовал этикет, пятясь, он подошёл к дальнему от трона стулу и ждал, когда королева соизволит сесть. Селена сделала это так быстро, что Эндимион не успел удивиться тому, как растворился в её руках скипетр с золотым навершием в виде полумесяца и сверкающей бриллиантами звезды, когда Селена уже наполняла хрустальную чашку возле него странной мутноватой жидкостью.

— Несколько глотков, принц, и вы не нарушите рамок приличий, — проговорила королева, лукаво улыбаясь. — Поймите, что я нахожу в вас весьма ценного союзника на случай, если вы, как должно, займёте трон Земли по достижению совершеннолетия, и отношусь с огромной симпатией. Я знала вашего отца, Эндимион, мы были близкими друзьями. Я нахожу в вас много приятных моему сердцу черт, — голос королевы обволакивал сознание принца мирной истомой, а пряная жидкость, которую он послушно пригубил, заставила его осознать две вещи: он голоден и слишком мало спал. — Поверьте мне, если бы вы были хоть немного менее мне приятны, этого разговора сегодня не состоялось. Я постараюсь объяснить вам то, что прекрасно известно вашей матушке и большинству придворных. Я не могу пойти на уступки. Приливы и отливы, суперлуние и другие явления, на которые так пеняет мне Погибель, происходят под влиянием Луны, но избавить вас от них я смогу, лишь уничтожив свою маленькую планету. Я не сомневаюсь, что последствия моего существования доставляют вам определенное неудобство, но и Земля погибнет без Луны.

Земной посол усилием воли сбросил окутывавший его сознание морок мирной дремоты:

— Я верю вам, ваше величество, — произнёс Эндимион с явным усилием, — но есть то, о чем вы умолчали. Я думаю, бессмертие и вечная молодость — это те дары...

Королева Селена улыбнулась, и мир мигнул и поплыл перед глазами принца.

— Я благодарна вам, принц, за прозорливость, и это определенно еще одно из унаследованных вами лучших качеств отца. Бессмертие — дар, которым я вправе делиться. Именно этого и хочет Погибель… я желаю продолжить наши переговоры позже, принц, приходите сегодня вечером в сад. Моя младшая дочь — Серенити — та самая, что так опрометчиво приласкала вашу любимую алую розу — обещала угостить меня и других моих дочерей собственноручно приготовленными пирожками и уверяет, что в окружении роз, которые она всю ночь высаживала по обе стороны от парадной аллеи, они покажутся нам особенно вкусными, — Эндимион с трудом поднялся и, уже мало заботясь о соблюдении придворного этикета, направился к выходу из залы, когда королева окликнула его. — Принц, я взяла на себя смелость распорядиться, чтобы ваш адъютант и камердинер остались при вас на Луне. Слуги ждут вас. Поймите, Эндимион, я больше всех заинтересована, если не в союзе между нами, то в нашем мирном сосуществовании.

Принц поклоном поблагодарил королеву и удалился, голова казалась ему на удивление ясной после недавнего недомогания, и, проходя по бесконечным мраморным коридорам, богато украшенным черненым серебром и витражами из хрусталя и лунного камня, он перебирал в памяти состоявшийся разговор. Искренность королевы не вызывала у него сомнений, было ли это последствием принятого зелья или обаяния этой обличенной верховной властью женщины, которую на его родной планете называли либо ведьмой, либо богиней. За те тысячелетия, что существовало лунное королевство, в сознании землян оно обросло сотнями мифов и легенд, и Эндимиону было известно доподлинно только одно: всё это время Серебряным тысячелетием управляет бессмертная королева Селена, и каждая из пятидесяти её дочерей прожила уже не одну земную жизнь.

Земной посол чувствовал в себе необыкновенную деятельность, в своих покоях, расстегивая один за другим ремни, крепившие его доспехи, он будто сбрасывал одну за другой сковывающие его цепи.

— Какой мундир подать, господин? — Сенешал, старый денщик принца, замер в дверях в полупоклоне.

— Я хочу выйти в город, Сенешал, подай мне что-нибудь, в чем я бы мог затеряться в толпе.

— Королева Селена прислала вам это платье, — Сенешал, поморщившись, положил перед принцем черный костюм, белую рубашку и длинный дорожный плащ.

— Я непременно поблагодарю ее величество за ужином.

— Ведьма просто читает ваши мысли, — проворчал Сенешал,— я почищу доспехи, земному принцу не престало появляться на людях в таком платье.

— Постой, — Эндимион окрикнул денщика, — я кое-что забыл. — Земной посол приблизился к слуге и, перевернув в его руках нагрудник, достал засушенный розовый бутон на мощном стебле, — я ни за что не расстанусь с этим цветком.

Старик неприятно хмыкнул и удалился, а его слова запали принцу в душу: да, королева не просто читает его мысли, она предугадывает его поступки. Ведьма, да, скорее всего, но она отчего-то была принцу приятнее, чем старый служивший еще его отцу, спасшийся вместе с ним из сорвавшейся с обрыва кареты денщик. Сенешал воспитал его, но ни разу не взглянул в глаза и не назвал по имени. Эндимион присел на кровать и попытался опять вызвать в памяти недавно посетившие его видения: круглые от страха глаза матери, полное отчаянной решимости лицо отца, рука которого выбросила его из летевшей в пропасть кареты, — Эндимион долго еще висел, зацепившись за куст росшего на краю ущелья терновника. Принц вспомнил всё, даже своё отчаяние, ему казалось тогда, что стоит выбраться, и он сумеет спасти отца и мать: то ли удержать, то ли достать из пропасти королевскую карету…

— Лошадь оседлана, ваше высочество, — слова ливрейного привели принца в чувства.

Как ни старался, но вспомнить как спасся старый денщик, Эндимион не мог. Ему пришлось еще раз подивиться предупредительности королевы Селены, когда молочно-белой масти жеребец положил ему на руки свою умную, абсолютно седую голову, и стоило принцу оказаться в седле, как конь сорвался с места и полетел, едва касаясь копытами мраморных плит мостовой. Эндимион понял, чего ему так не хватало на Луне, — здесь не было ветра, и теперь, когда создаваемый полетом коня воздушный поток охладил лоб, он на какую-то секунду почувствовал себя счастливым.

Мраморная аллея вскоре закончилась, и безлюдье королевского дворца сменилось деловитым жужжанием запруженных толпой городских улиц, где принцу пришлось придержать жеребца. Посол беззастенчиво глазел по сторонам, предоставив коню свободу самому выбирать дорогу. Тут и там, на лотках готовилась различная на вид малосъедобная, но источавшая аппетитные запахи снедь, шла бойкая торговля, зазывалы и уличные артисты развлекатели праздношатающуюся толпу, в которой принц мог разглядеть только молодые, приятные лица.

Конь не позволил ему долго засматриваться по сторонам, поспешив выбраться из толчеи, и, миновав торговые районы, Эндимион оказался в квартале ремесленников. Обстановка здесь была иной: людей на улицах почти не было, а те, кто встречались принцу куда-то спешили; белый жеребец успокоился, шум кузниц, стук молотов и шипение раскаленного металла не пугали его, он шёл медленным шагом. Здесь процветало кузнечное и камнетёсное дело, ювелиры сидели прямо на улице, ничуть не волнуясь за сохранность драгоценных металлов, которые они тут же изгибали в причудливые формы и украшали сияющими самоцветами. Дюжина крепко сбитых молодцов с серьезными лицами и кирками, плавно обтекла лошадь принца и, беззлобно ругнувшись на него, направилась дальше за город. Посол справедливо заключил, что за городом есть рудники. Спешившись, Эндимион подошел к одному из ювелиров и залюбовался его работой. На Земле он бы назвал этого ювелира подмастерьем по возрасту, но то, с каким умением и легкостью он обращался с металлом, говорило о высшем мастерстве. На глазах принца ювелир каким-то волшебством превратил жидкий желтый металл из небольшой печи, стоявшей рядом с ним, в розу и теперь, сделав в нескольких лепестках углубления, украшал их мутным лунным камнем.

— Молодой человек, примите этот бутон как подарок, — пока Эндимион разглядывал ювелира, мастер наблюдал за ним, — прошу вас, мне так редко случается видеть настоящую молодость здесь, и, разглядывая вас, я на секунду вообразил, что мой сын мог бы также следить за моей работой.

— О нет, простите, я не могу.

— Возьмите, прошу вас, это лишь малая плата за подаренную мне иллюзию.

Принц покраснел и попятился.

— Куда же ты, сынок, останься со мной, — ювелир поднялся, и Эндимион взглянул в глаза этого на вид ещё молодого человека, в которых читалась вековая мудрость и усталость от жизни. Принц вскочил в седло. Ветер растрепал его волосы, и Эндимион оглянулся — старый ювелир тихо и печально стоял посреди улицы и глядел ему вслед.

Молочно-белый жеребец набирал скорость, но принц продолжал погонять коня до тех пор, пока город не остался за его спиной, и, только увидев конец мостовой, остановил бег. Пыльно-серая дорога — не дорога, тропа — уходила за горизонт, насколько хватало взора её окружали маленькие аккуратные белого мрамора домики, каждый из которых, казалось, был миниатюрной копией дворца — колонны с капителями в виде нераскрывшихся розовых бутонов подпирали круглый купол, который заканчивался шпилем с навершием в виде позолоченной луны, три хрустальных окна глядели черным провалом каждый в свою сторону света, а тяжелая чернёного серебра дверь завершала убранство четвертой стены этого дома. Воздух здесь был менее плотным, утоптанная тропа не имела ответвлений и между рядами аккуратных одинаковых дворцов, проглядывала лунная почва — серая и безжизненная. Эндимион спешился — пыльно-серый грунт обнял его сапог — и подошел к одному из домиков, в окнах которого теплился свет. «Жизнь твоя была долгой, но наша скорбь будет длиннее», — прочитал он надпись, выгравированную на двери. Эндимион обошёл этот миниатюрный дворец и приник к хрустальному окну, через секунду он отшатнулся — в окно с той стороны гляделся мертвец…

У принца не было сил долее здесь задерживаться, он не искал ответа ни на один из своих вопросов, его не интересовало ни то, почему он не встретил на своём пути ни одного ребенка или старика, ни то, откуда на планете населённой бессмертными кладбища. Он устал от загадок. Белый жеребец положил свою умную седую голову на его плечо, и Эндимион уже был готов оседлать коня, когда дикий нечеловеческий крик — крик страха, боли и горя — остановил его.

— Хё-ку, они здесь, здесь хё-ку, — женщина с встрепанными волосами и какими-то черными подтёками под глазами показалась из-за ближайшего поворота и побежала к принцу, — они здесь, спасите, спасайтесь…— она потеряла равновесие и рухнула в серую пыль в нескольких шагах от Эндимиона.

Он поспешил помочь ей поняться, но увиденное остановило его на полпути. Тело женщины подбросило в воздух, и, издав короткий вскрик, она вся засветилась мягким белым светом, но свет вскоре померк, сменившись красно-фиолетовым ореолом. Женщина опустилась на поверхность Луны и с пустыми белыми провалами глазниц, не оставляя следов в мягкой почве направилась к принцу.

— Демон тьмы, ты завладел душами скорбящих, скорбь — удел человеческий, я покараю тебя именем Луны, — между одержимой и принцем внезапно возникла девушка, принц видел только её спину, но её слова, сказанные без тени страха и сомнения, придали ему сил.

Девушка стояла перед ним, закрывая его от угрозы абсолютно прямо, её длинные цвета пшеничных колосьев волосы были сплетены в две тугие кубышки по обе стороны головы, а оставшиеся особенно длинные пряди колебались в создаваемом её внутренней силой ветре. Спасительница была безоружна и не могла остановить одержимую — хё-ку подняла когтистую лапу и наотмашь ударила закрывшую принца девушку по лицу. Эндимион перехватил руку хё-ку, но его защитница не нуждалась в спасении — словно луч света в последний момент она ушла от удара, Эндимион ощутил нежное прикосновение к плечу и оказался за несколько шагов от того места, где только что стоял. Одержимая, руку которой он не отпустил, перенеслась вместе с ним и теперь выла от боли, её лапы когтили воздух, в отчаянии пытаясь нанести удар.

Эндимион чувствовал, как будто кровь закипает в жилах, — он должен был защитить спасительницу. Принц оттолкнул одержимую, подхватил девушку, закрыв плащом, и в один прыжок оказался в седле, но было поздно — на вой сбежались другие хё-ку, и их лапы уже пытались стащить его с лошади. Девушка обняла его, знакомая волна тепла пронизала всё его существо и понесла в мир видений, очнулся принц на значительном расстоянии от хё-ку. Одержимые погребли отчаянно брыкавшего жеребца под своими телами, и Эндимион понимал, что без лошади им не спастись.

— Беги, — прошептал он спасительнице, — я отвлеку их, — наградой ему был долгий пристальный взгляд её голубых глаз.

Она отстранилась, а с её рук слетело несколько искр, которые закружились вокруг принца, окружая незримым барьером. Хё-ку приблизились, но не могли преодолеть барьер из белых искр, обжигаясь, они отползали, зализывали раны и возвращались…

Хё-ку были проворнее света… один из них просунул лапу под щит, нащупал ногу девушки и сжал её — она закричала от боли — Эндимион выхватил то единственное оружие, что у него оставалось — засохший бутон алой розы на толстом, покрытом шипами стебле — и воткнул её в лапу хё-ку.

Девушка посмотрела на Эндимиона ещё пристальнее, её глаза наполнялись слезами.

— Тебе больно? — спросил принц.

— Нет! — прошептала воительница. — Ему больно, — принц был поражен, охранявший их барьер света таял в воздухе, и хё-ку подбирались всё ближе, их лапы когтили воздух. — Исцеляющая сила Луны! — столп света вырвался из рук девушки, ослепил посла и заполнил собой все пространство, — принц потерял сознание, воспоминания снова захватили и унесли в далёкое счастливое детство.

* * *

Эндимион очнулся от деловитого жужжания окружавшей его толпы, средних лет мужчина с благородной сединой на висках рядом с ним баюкал проткнутую засохшей розой руку. Принц поднялся и огляделся в поисках своей спасительницы — она оказалась неподалёку: сидела на корточках и, заливаясь слезами, гладила голову хрипящего предсмертным криком коня.

— Лунная призма, лунная призма, — повторяла девушка сквозь слезы, баюкая голову лошади, искры света, неяркие, едва заметные на залитой кровью шкуре, сочились из её пальцев.

— Зайка, пойдем, мы не в силах помочь,— произнесла стоявшая рядом с защитницей принца девушка, и Эндимион заметил некоторое сходство в их одежде.

— Попробуй хотя бы остановить кровь, Амико, — прошептала его спасительница, в которой он ещё не готов был узнать Серенити.

— Зайка, я могу остановить кровь, а Странствующий Юпитер — прижечь раны, но ни одна из нас не сможет срастить плоть животного. Конь отравлен злом, он умрёт…

Серенити залилась слезами. Эндимион хотел подойти к спасительнице, но отчего-то робел. Находившийся рядом с ним мужчина уже не был одержим, но его проткнутая засохшей розой рука сохранила присущую хё-ку форму. Эндимион прикоснулся к стеблю засохшего растения -и бутон выскользнул из раны и расцвёл в его руках.

— Молодой господин, — окрикнули его, и Эндимион оглянулся. Ему подвели коня. — Простите нас и примите этого жеребца взамен потерянного, — исцеленные кланялись принцу, а он, оглядевшись в поисках поддержки, заметил, что пытавшиеся воскресить жеребца девушки исчезли.

Не сумев выдавить слова благодарности, Эндимион взял жеребца за недоуздок и поспешил уехать. Его костюм был пропитан потом, и принц поспешил сменить эту одежду на привычный доспех, едва вернулся во дворец. Остаток дня земной посол беспорядочно слонялся между спальней, гостиной и кабинетом в отведенных ему покоях, пока появившаяся в дверях черная кошка, мяукнув, не позвала его в сад. Луна провела его по тропе к невысокой резной мраморной беседке, окруженной недавно высаженными розами, и исчезла. Принц несколько замялся, не решаясь, несмотря на приглашение, нарушить семейное празднество, и уже собирался вернуться в свои покои, когда королева окликнула его.

— Принц, мы ждём вас.

Эндимион вошел в наполненную ароматами цветов беседку: полукруглая резная скамья, украшенная замысловатого вида подушками, опоясывала накрытый для скромного чаепития, вырезанный в форме кувшинки из цельного куска мрамора стол, принц огляделся — судя по выражению лиц четырёх дочерей королевы, для них его появление было сюрпризом.

— Что ж, осталось дождаться только Серенити, — вздохнула королева и жестом пригласила принца присесть. — Без лишних церемоний, я познакомлю вас с моими дочерями, произнесла королева и указала на подушку по левую руку от себя. Мои старшие дочери сейчас далеко от нас, но пять моих младших дочерей всегда живут на Луне: Минако, Мицуно, Амико и Рэйко, — принцу казалось, что всё, включая платья принцесс, было созданы для того, чтобы подчеркнуть отсутствие между ними родственного сходства, — и Серенити. — При этих словах на пороге беседки появилась запыхавшаяся принцесса.

Серенити взлетела по ступеням, едва не запнувшись о последнюю:

— Ах матушка, надеюсь, я не опоздала, пирожки готовы, — произнесла она и поставила праздничный поднос с чёрными углями в центр стола. — Ах, Мицуно, — обратилась она к оказавшейся рядом с ней сестре, — ты распустила волосы, как же тебе идёт, — и только тогда заметила гостя.

— Ты так хотела видеть вчера земного принца, Серенити.

— Я хотела видеть розы, матушка, — проговорила принцесса, зардевшись и осознав неловкость момента, добавила, обращаясь к принцу, — попробуйте наши пирожки.

Эндимион учтиво взял с подноса один из угольков:

— У нас на Земле есть легенда о том, что у королевы Луны есть кролик, который печет черные пирожки, дарующие бессмертие и исцеляющие от всех болезней. Кролик в полнолуние по лунной дорожке убегает на Землю и раздаёт там пирожки всем хворым, недужным и несправедливо обиженным.

— Я изучала мифы и легенды землян, принц, и всегда удивлялась, как они могут сочетать в себе вымысел и правду, угаданную с невероятной прозорливостью, — Амико тоже взяла пирожок с подноса и теперь, улыбнувшись принцу, крутила его в руках, внимательно рассматривая.

Серенити оглядывала окружающих чистым взором, ожидая, кто же первым испробует приготовленное ей лакомство.

Рэйко откинулась на спинку скамьи:

— Поверьте мне, принц, — произнесла она, высокомерно вздёрнув носик, — эта легенда особенно правдива в том, что, если вы останетесь живы, отведав это яство, вас уже ничто не сможет погубить…

Эндимион смущался под голубым взглядом Серенити, в котором теплилось ожидание и надежда, — он надкусил уголёк, стараясь побыстрее проглотить, чтобы не выдать себя на случай, если яство и вправду окажется несъедобным, но не преуспел в этом занятии. Верхний черный слой был горелым, но в нём всё еще чувствовались те многочисленные специи, которыми его напитали, и от этого вкуса — слёзы выступили на глазах принца.

— О нет, прошу вас, запейте принц, — Минако, единственная из дочерей королевы отдаленно напоминавшая Серенити, плеснула в хрустальную чашку принца странную пряную мутноватую жидкость.

— Нет-нет благодарю вас, — произнёс принц, стараясь сдержать выступившие на глазах слёзы и улыбнуться, — действительно, очень вкусно, — проговорил он, закашлявшись.

Серенити не купилась на его неловкую ложь и уже тёрла глаза кулачками, будучи готова расплакаться. Принц не знал, как спасти ситуацию, пока Амико не пришла ему на помощь.

— Не расстраивайся, зайка, — произнесла она ободряюще, — верхний слой и вправду сгорел, и в нём нет ничего, кроме острого перца, но если горелую корку счистить, — принцесса ковыряла уголёк пальцами, и под верхним черным слоем появлялось нежное тесто, то ... Амии откусила кусочек — начинка тебе определенно удалась.

— Позвольте мне принц, — Серенити подалась вперёд.

— Позвольте мне принц, — Эндимион не заметил как надкушенный пирожок оказался в руках черноволосой Рэйко и быстро лишился своей черной кожуры, — вот прошу, — белый мягкий, воздушный центр пирожка, напитанный розоватым соком нежной начинки оказался в руках Эндимиона. Посол положил лакомство в рот — было несколько страшно, но деваться некуда, — пирожок растаял во рту, нежный, благоухающий кисловато-сладкий сок разлился по языку и Эндимион не мог и не хотел сдерживать своего восторга:

— Что это? — произнёс он с закрытыми от удовольствия глазами.

— Варенье из розовых лепестков, — проговорила Серенити, — наша почва не может питать земные бутоны, и мне пришлось их срезать, — Эндимион открыл глаза и смотрел в покрасневшее лицо Серенити. — Было очень жалко лепестки, и я приготовила варенье… Рэйко говорила, что розы не приживутся, но только посмотрите все кусты набрали новые бутоны за один день, и почти все расцвели.

— Все?! — Эндимион подобно Рэйко считал, что розы не приживутся на серой лунной почве.

— Да, все, кроме одной, — той самой алой, что напилась моей крови, она набрала бутоны почти сразу, но ни один бутон не может раскрыться, сразу облетает…

— Но это невозможно! — воскликнул принц.

— Отчего же? — удивилась принцесса.

— Розы — капризные растения, принцесса, а лунная почва бесплодна…

— Лунная почва бесплодна!? — Серенити вскочила с места. — Разве вы не видели все эти великолепные сады у стен дворца — их питает лунная почва, а сады за городом? Лунная почва, которую вы назвали бесплодной, питает весь этот город! — Серенити сжала кулачки. — Я не ожидала от людей Земли такого невежества. Мне представляется, что оно происходит от зависти. Как могут земляне, жители прекрасной планеты, одаренной всеми возможными благами, завидовать Луне, планете без почвы, атмосферы и воды.

— Зайка, ты не поняла слова принца, — королева Селена поднялась с места, остановив дочь.

— Прости меня, мама, но едва ли я могла понять их иначе, — Серенити повернулась на каблуках.

Эндимион был поражен пылкостью кроткой принцессы и успел отреагировать только, когда Серенити направилась к выходу из беседки:

— Принцесса, простите мне неосторожные слова, я меньше всего хотел вас обидеть. Я был не прав и готов признать это, — Эндимион подхватил Серенити под руку, и знакомое чувство охватило его — мир вокруг замер. Серенити повернулась к нему лицом, и Эндимион внезапно осознал, что вся она дрожит. — Что с вами?!

— Прикосновение зла мучительно для меня, — проговорила Серенити. Эндимиону показалось, что она вот-вот потеряет сознание, теперь принц удерживал её под спину, ощущая всю тяжесть её маленького тела на ладони. — Матушка, доспех принца отравлен. Исцеляющая сила Луны! — воскликнула принцесса и оттолкнула посла. — Эндимиону показалось, что он перестал ощущать лунное притяжение и завис в пространстве, луч белого яркого свете пронзил его и превратился в огромный шар внутри. Разрастаясь, свет, казалось, выжигал его изнутри. Эндимион потерял сознание.