Мимезис (гет)

В начале августа домой вернулся Рон. Один, без Гермионы.

— Мистер и миссис Грейнджер до сих пор не пришли в себя, хотя, конечно, улучшения есть, — сообщил он, с аппетитом уминая пастуший пирог. — А я приехал, чтобы успеть на вступительные экзамены в Академию Авроров. Честно говоря, я хотел пропустить этот год, но Гермиона настояла. Мерлин великий, как же я соскучился по нормальной человеческой еде!

Молли ласково улыбнулась сыну:

— Я очень рада, что ты вернулся! Уверена, Гермиона с родителями тоже скоро будет дома. Кстати, ты не думаешь, что нам с ними пора познакомиться?

— Так вы же знакомы, забыла? Вы первый раз увиделись еще в Косом Переулке перед нашим третьим курсом. Папа тогда еще замучил их вопросами о том, как работают маггловские лампочки. Да и потом, когда мы забирали Гермиону на Чемпионат Мира…

— Верно, но тогда они были просто родителями твоей подруги. Однако сейчас все изменилось, верно? — Молли подмигнула сыну. — И что-то мне подсказывает, что теперь мы будем часто видеться с мистером и миссис Грейнджер.

Рон покраснел:

— А, так ты об этом… Ну да, ты права. Мама, я думаю, что, когда Гермиона вернется, я сделаю ей предложение.

— О, Ронни! — всхлипнула миссис Уизли, крепко обнимая его. — Поверить не могу, что мой младшенький уже вырос!..

* * *

— Эй, Джинни, я слышал, что твой День Рождения будут отмечать с размахом, — весело заметил Рон. Они вдвоем сидели на старых веревочных качелях под раскидистой яблоней. С полей тянулся туман, белый и густой, точно сливки. — Мама сказала, что даже журналисты будут. Кто бы мог подумать, верно?

— Не говори. Эх, а у меня до сих пор нет подходящей парадной мантии — они ведь жутко дорогие…

Рон соскочил с качели и широко улыбнулся:

— Пошли!

— Куда?

— В Косой Переулок — купим тебе самую шикарную мантию! Знаешь, ведь вместе с Орденом Мерлина мне досталась и весьма увесистая кучка галеонов.

— Но, Рон, я думала, ты захочешь потратить их на себя…

— Сестренка, этих денег на все хватит, а ты в день своего совершеннолетия просто обязана быть неотразимой! Так что догоняй!

Джинни рассмеялась и побежала к выходу из сада вслед за братом.

Созревшие яблоки срывались с веток и с тихим мерным стуком падали на землю.

* * *

Выйдя вечером в сад, Джинни восхищенно ахнула: деревья были увиты сияющими гирляндами, а в воздухе носились яркие разноцветные огоньки. На лужайке перед домом, как и во время свадьбы Билла и Флер, раскинулся огромный шатер, правда, на этот раз не белого, а небесно-голубого цвета.

— Это просто потрясающе!

— Это ты потрясающая, принцесса, — улыбнулся Джордж, и эта его улыбка, пусть и совсем слабая, стала для нее лучшим подарком, ведь она была первой за много месяцев.

Увидев, как много людей пришло ее поздравить, Джинни даже растерялась: она едва ли знала половину из них. Не добавляли спокойствия и редкие, но слепящие вспышки фотокамер. Но все ее тревоги тут же испарились, когда толпа гостей расступилась, и к ней вышел Гарри. Легко улыбнувшись, он протянул ей подарок: удивительной красоты ювелирный комплект из белого золота и гранатов, темных, как застывшая кровь.

— У меня есть для тебя еще один небольшой подарок. Моя квиддичная карьера закончена, а вот твоя, очевидно, только начинается, поэтому…

Он протянул руку, и мгновение спустя в нее влетела неизвестно откуда взявшаяся «Молния».

— А парень-то силен. Очень силен, — присвистнул незнакомый Джинни седовласый волшебник.

— Но Гарри, это ведь подарок Сириуса! Она всегда была так ценна для тебя!

— Не ценнее тебя. Так уж получилось, что за последние годы маги не придумали метлы лучше, чем «Молния», и я счастлив передать ее тебе вместе со званием лучшего ловца Хогвартса. Правда, я надеюсь, что ты пойдешь дальше и не остановишься на школьных достижениях.

— Гарри, спасибо! — не удержавшись, Джинни стиснула его в крепких объятиях.

— В знак благодарности можешь подарить мне вальс, — его глаза горели удивительным колдовским огнем, и Джинни была счастлива лететь на это пламя.

В этот вечер Джинни действительно чувствовала себя принцессой: она танцевала, смеялась, сияла, и ее радости не мешало даже то, что Гарри предпочитал проводить время не с ней, а с Кингсли Шеклболтом. Но он явно был доволен беседой с новоиспеченным министром, и осознание того, что у него все хорошо, уже делало ее счастливой. А за те пристальные взгляды, которые Гарри несколько раз кидал на Джинни в тот вечер, она была готова простить ему все.

Вдруг музыка смолкла, и над полями поплыл переливчатый звон. Невидимые часы возвещали о наступлении полуночи. Затаив дыхание, Джинни считала удары: десять, одиннадцать, двенадцать! Гости расступились, сейчас все взгляды были направленны на именинницу. Она решительно вышла вперед и достала волшебную палочку. Оглянувшись, она посмотрела на родителей и братьев, а затем поймала серьезный и, как ей показалось, даже оценивающий взгляд Гарри.

Задорно улыбнувшись, Джинни взмахнула волшебной палочкой:

— Экспекто Патронум!

В вспышке серебряного света появился ее защитник — сверкающий призрачный конь с длинной, будто шелковой гривой. Отовсюду послышались восторженные возгласы. Патронус стремительно проскакал по поляне и, не обнаружив дементоров, остановился напротив Джинни. Смешно фыркнув, он ударил сияющим копытом и растаял в воздухе. Гости разразились аплодисментами.

— О, дорогая! Твое первое заклинание вне Хогвартса! — всхлипнула Молли, обнимая дочь. — Поверить не могу, что ты уже выросла! Надо же, мы празднуем твое совершеннолетие!..

А Джинни вдруг словно оцепенела, вспомнив, что на самом деле она уже колдовала вне школы. Перед глазами как наяву встал черный лабиринт коридоров Отдела Тайн и тусклый блеск серебряных масок Пожирателей Смерти. Тогда она выкрикивала одно заклинание за другим в отчаянной попытке спасти себя и друзей…

— А у меня есть для тебя еще один сюрприз, — Джинни вздрогнула и обернулась, встречаясь взглядом с пронзительно-зелеными глазами Гарри. — Как на счет того, чтобы сбежать отсюда?

— Сейчас, ночью? Но куда?

— В этом и заключается сюрприз.

Гарри приблизился вплотную. От его горячего дыхания, щекочущего ей шею, по спине пробежали мурашки.

— Жду тебя у ворот через двадцать минут. И не забудь «Молнию».

Разумеется, в условленное время Джинни была на месте. Гарри уже ждал ее, и Уизли подумала, что, наверное, выглядит глупо: волосы уложены в высокую прическу, подол длинной вечерней мантии цепляется за траву, мешая идти, а в руках — спортивная метла. Но Гарри лишь ласково улыбнулся и обнял ее, утягивая за собой в водоворот аппарации.

Когда перемещение закончилось, Джинни открыла глаза и изумленно ахнула: они стояли посреди огромной арены, а над ними темной громадой вздымались ввысь многотысячные трибуны.

— Это же квиддичный стадион, тот самый, на котором мы смотрели Чемпионат Мира!

Гарри кивнул и взмахнул палочкой. Раздалось негромкое шипение, и стадион залил яркий свет магических фонарей. Джинни огляделась. Кроме них, здесь не было ни души.

— А нас не поймают?

— Тут никого нет, но, если тебя это волнует, мы тут вполне легально: я договорился кое с кем из Департамента Спорта, — Гарри легко усмехнулся. — Тут летали величайшие звезды квиддича. Как насчет того, чтобы к ним присоединиться?

— Но Гарри, я же в вечерней мантии!

— Так сними ее.

Джинни рассмеялась, но тут же осеклась, осознав, что, кажется, Гарри говорил вполне серьезно.

— Обойдешься! — фыркнула она, стараясь скрыть смущение.

Для того чтобы сесть на метлу, Джинни пришлось приподнять подол мантии почти до колен. Мучительно покраснев, она с места взмыла в высь в стремительном почти вертикальном штопоре. Бьющий в лицо ветер остудил пылающее лицо, все мысли тут же улетучились. Джинни сама стала воздухом, ветром, одной из звезд, сияющих в бархатно-черном небе. Задыхаясь от восторга, она выписывала головокружительные финты, то падая в пропасть, то вновь набирая высоту. «Молния» была просто потрясающей, казалось, что ей можно управлять одним легким усилием мысли, а по скорости и маневренности с ней даже близко не могла сравниться ни одна метла, на которой Джинни летала раньше. И теперь это сокровище принадлежит ей! Она заложила еще несколько опасных виражей, а затем стремительно спикировала к земле. Шлейф мантии развевался за ней, подобно хвосту кометы, высокая прическа разрушилась, не выдержав порывов ветра, и огненноволосая Джинни сейчас напоминала падающую звезду.

— Гарри, это потрясающе! Спасибо! — приземлившись, она с разбегу кинулась ему в объятия. — Жаль, что мы не взяли еще одну метлу — полетали бы вместе, — она дразняще улыбнулась. — А хочешь, давай вдвоем! — Глаза Джинни возбужденно сверкали в темноте, ее переполнял восторг.

Гарри покачал головой:

— У меня есть идея получше.

Он откинул назад медную прядь волос, упавшую ей на грудь.

— Красиво, — задумчиво произнес он. — Будто червонное золото.

Медленным скользящим движением он провел кончиками пальцев по ее шее, вдоль линии ключиц, и еще ниже, до края декольте.

— Гарри, ты хочешь… здесь? — прошептала Джинни.

В его глазах скользили перламутровые отблески чего-то тревожного, опасного, в глубине зрачков будто затаился хищник, готовый броситься на нее в любую секунду.

— Почему нет? Как я уже говорил, мы здесь одни.

С тихим шорохом мантия соскользнула с плеч Джинни, упав на песок.

— Как ты сделал это без палочки?

— Какая разница? — Гарри подошел к ней вплотную, его руки обвились вокруг ее талии, притягивая ближе.

Россыпь легких, но чувствительных поцелуев в шею зародила в ней трепет, дыхание сбилось. Дуновение прохладного ночного ветерка заставило ее задрожать и прильнуть к Гарри еще теснее. Он усмехнулся и накрыл ее губы пугающе-откровенным поцелуем. Его пальцы неожиданно ловко распутали завязки на ажурной комбинации, и легкая ткань соскользнула вниз, укрывая ноги, сковывая движения. Джинни с легким сожалением вспомнила, как долго подбирала нежную, атласную ткань, но, кажется, Гарри вовсе не обратил внимания на первое в ее жизни изящное белье. Она почувствовала, как он тянет ее вниз, на сверкающий бледно-золотистый песок, и не находила в себе сил, чтобы оттолкнуть его. Ей казалось, что она гнется под его напором, словно цветок под порывом ветра, не резким, но неумолимым.

Песок оказался мягким, точно пудра, но неприятно прохладным, обнаженная спина тут же покрылась мурашками. Джинни бездумно скользнула взглядом по черным громадам трибун: ей казалось, что оттуда, из темноты, за ними наблюдают чьи-то алчущие, горящие глаза.

— Мы будто на сцене, — прошептала она.

Гарри не ответил, и от первого сильного толчка Джинни ахнула, судорожно цепляясь за его плечи, притягивая еще ближе. Запрокинув голову, она смотрела вверх, и ей казалось, будто они вот-вот оторвутся от земли и упадут в чернильно-черную небесную бездну. Еще толчок — острые холодно блестящие звезды словно стали ближе, и Джинни, глухо застонав, закрыла глаза.

— Знаешь, а ведь именно здесь мы впервые увидели Темную Метку, — поежившись, сказала Джинни.

Они уже оделись и теперь сидели в креслах на нижнем ряду трибун, не в обнимку, но соприкасаясь. Гарри запрокинул голову к небу, но промолчал.

— Помнишь? Она горела прямо над нами. Было так страшно…

— Где она только не горела… Все небо было в огне.

Джинни показалось, что в его широко распахнутых зеленых глазах словно отражаются отблески, порожденные Темной Меткой Волдеморта. Ее сердце сжалось в отчаянной тоске и жалости: что же сотворила с Гарри эта война? Сможет ли он когда-нибудь оставить ее позади?

Гарри резким стремительным движением поднялся на ноги:

— Пошли домой.

— Но гости наверняка еще не разошлись! Как я, по-твоему, появлюсь перед ними в таком виде?!

— Я имею в виду не Нору, а дом на Гриммо.

Несмотря на неприкрытое раздражение, прозвучавшее в голосе Гарри, лицо Джинни озарилось улыбкой.

* * *

На следующее утро Джинни проснулась в доме на Площади Гриммо. Это была первая ночь, которую они с Гарри провели вместе в одной постели, и, спускаясь на кухню, она не могла избавиться от чувства смущения.

Он уже был там, пил кофе, листая свежий номер «Ежедневного Пророка».

— Что пишут? — весело спросила Джинни, быстро поцеловав его в висок.

Вместо ответа Гарри протянул ей газету, открытую на статье, посвященной празднованию ее Дня Рождения.

— «Загородный коттедж семьи Уизли»? «Очаровательная сельская пастораль»?! — раздраженно воскликнула Джинни. — Вот, значит, как? А всю мою жизнь они называли наш дом сараем, если не свинарником!

— А что ты хотела, Джинни? Сейчас мы победители, у нас сила и власть. Разумеется, те, кто весь прошлый год пресмыкался перед Волдемортом, ближайшие пару лет будут пресмыкаться перед нами.

Джинни легко нахмурилась:

— Ты правда думаешь, что для этих писак нет разницы между нами и Пожирателями Смерти?

— Не только для них, но и для множества тех, кого мы называем “мирными обывателями”. Все эти лавочники, мелкие министерские клерки, добытчики ингредиентов для зелий — знаешь, я недавно понял, что их мало волнует, кто находится на вершине власти, они от нее слишком далеко. Людей тревожат только их жизни, так что те из них, чей статус крови не вызывал вопросов, в лучшем случае обсуждали идущую войну в кругу семьи за вечерним чаем. Но, разумеется, при этом они боятся перемен, боятся, что новая власть походя разрушит их устроенные жизни, поэтому и заискивают, спеша уверить в своей искренней преданности. Полагаю, они сами в нее сейчас верят и, воодушевленные чужой победой, хотят иметь к ней хоть какое-то отношение. И круг замыкается: чем сильнее они убеждают нас в том, что считают нас великими героями, тем сильнее начинают верить в это сами. Пресса в этом смысле — лишь зеркало, увеличительная призма, если хочешь.

Джинни отодвинула от себя чашку и скрестила руки на груди:

— Я не согласна. Люди просто были запуганы, поэтому и не выступали против Волдеморта! А сейчас они искренне рады победе!

— Ну, разумеется, они рады, ведь война закончилась, и благодаря нам их жизнь снова стала предсказуемой и спокойной.

Джинни покачала головой: она видела явные изъяны в его циничных размышлениях, но правильно сформулировать возражения никак не получалось.

— Что же касается страха… да, вероятно, если ты спросишь, почему они ничего не делали и жили как ни в чем не бывало, им они и отговорятся. Но я никогда не считал это хоть сколько-нибудь достойным оправданием.

Джинни невольно улыбнулась:

— Это уж точно! Так, значит, ты считаешь, что сейчас люди сотворили из нас кумиров, причем исключительно для того, чтобы выслужиться… А что будет потом?

— А потом мы либо удержим свои позиции, либо они нас возненавидят, — весело ответил Гарри.

— Но за что?!

Он кивнул на статью:

— А вот за это. За то, что сейчас они нами восхищаются. Причем, заметь, относительно добровольно.

Джинни хотела возразить, но в памяти всплыло, как ученики Хогвартса относились к Гарри: то превозносили как героя, то презирали, боялись и называли лжецом. Они никогда не видели в нем человека — только свои ожидания, оправданные или нет. Когда-то — в детстве — и она была такой.

— Но это отвратительно…

Гарри ласково улыбнулся:

— Такова человеческая природа, моя дорогая. А нам просто надо быть выше этого, выше толпы. Однажды ты научишься. А сейчас собирайся — я верну тебя домой, пока миссис Уизли не подняла на ноги весь Аврорат.

* * *

Шли дни, и в какой-то момент Джинни поняла, что проводит в особняке на площади Гриммо гораздо больше времени, чем дома. Если это кого-то и беспокоило, то только Рона, который однажды в довольно резких выражениях высказался о том, что не дело это, когда незамужняя девушка живет с мужчиной почти как жена.

Но Джинни в долгу не осталась:

— Мерлин великий, Рон, ты ли это? — воскликнула она. — Читаешь мне нотации, словно тетушка Мюриэль! О нет, постой, я поняла! Ты и есть тетушка Мюриэль — выпила Оборотного Зелья с волосом моего брата и пришла поучить меня, как нужно жить. Уверена, что все так и есть, ведь Рон-то и сам отнюдь не безгрешен. По крайней мере, я сильно сомневаюсь, что они с Гермионой жили в разных номерах австралийского отеля. Или я ошибаюсь, и он до сих пор остается образцом целомудрия?

Рон смешался, покраснел и больше не пытался читать ей нотации.

Несмотря на все усилия директора МакГонагалл, Хогвартс не успели полностью отстроить к сентябрю, поэтому первые два месяца студентам предстояло учиться заочно, несколько раз в неделю встречаясь с преподавателями в специально выделенных кабинетах Министерства. Джинни это только обрадовало: она не представляла, как сможет ходить по коридорам и не вспоминать о вспышках смертельных проклятий, свистящих над головой, как сможет есть в Большом Зале, где еще недавно лежали трупы погибших. Кроме того, ей ужасно, до боли не хотелось расставаться с Гарри. За прошедшие месяцы Джинни успела свыкнуться с произошедшими с ним изменениями, и словно влюбилась в него заново, еще сильнее, чем прежде. Тем более во многом Гарри остался прежним: он по-прежнему предпочитал тихий досуг шумным вечеринкам, легко выходил из себя, правда, теперь он демонстрировал свой взрывной характер, только когда рядом не было посторонних. Кроме того, хотя он окончательно отказался от джинсов и растянутых футболок в пользу дорогущих мантий классического кроя, при этом вовсе не превратился в модника: Джинни смеялась до колик, узнав, что он просто накупил кучу одинаковой одежды разных оттенков. Несомненным было одно: за тот год, что они не виделись, он очень повзрослел, а его и без того немаленькая магическая сила после победы над Волдемортом значительно возросла.

И Гарри, и Рон с легкостью поступили в Академию Авроров. А уже через пару недель довольный Гарри сообщил, что профессора, впечатленные его успехами, предложили ему ускоренный курс обучения. Услышав об этом, Джинни вдруг с кристальной четкостью осознала, что его близкой дружбе с Роном пришел конец: несмотря на все его положительные черты, у ее брата было слишком болезненное самолюбие, и он не сможет легко принять столь явную демонстрацию превосходства Гарри. Но пока все шло своим чередом: молодые волшебники усиленно учились, магический мир приходил в себя после войны. Эта глава в книгах их жизней подошла к концу, и никто не хотел перечитать ее еще раз. Они жили, любили, мечтали и ни в коем случае не оглядывались назад.

* * *

Джинни не покидало ощущение, что она находится в каком-то странном, сюрреалистичном сне: за окном ноябрь, промозглый ветер гнет голые ветви деревьев, кажется, вот-вот пойдет снег, а она едет в Хогвартс.

— Мама, вам вовсе не обязательно меня провожать! Мне же не двенадцать лет — в конце концов, могу сама аппарировать на вокзал.

— Ничего не знаю, я всегда провожала в школу своих детей и не вижу причин для того, чтобы этот раз стал исключением!

Молли вытерла руки кухонным полотенцем и протянула дочери объемный сверток:

— Это тебе — перекусишь в поезде.

Джинни закатила глаза:

— Не понимаю, зачем мне вообще ехать на Хогвартс-экспрессе — целый день будет потерян! Я ведь могла бы просто аппарировать в Хогсмидт!

Молли подбоченилась:

— Потому что это традиция! И хорошая традиция, одна из немногих в нашем мире, которую действительно стоит соблюдать, — она лукаво улыбнулась. — Тем более Гарри наверняка придет тебя проводить. Разве ты этого не хочешь?

Джинни вздохнула и легко потерла висок:

— Я не думаю, что он придет. Ты же знаешь, у него очень сложная учеба…

— Так, давай-ка присядем. — Молли мягко сжала руки дочери. — Дорогая, тот Гарри, которого я знаю, не сможет не проводить тебя.

— Ты же знаешь, он изменился.

Молли взглянула на нее пристально и серьезно:

— Скажи, Джинни, у вас ведь все хорошо? Вы не поссорились?

— Что? Нет-нет, все в порядке. Я просто… просто не хочу ехать в Хогвартс, особенно после… всего, что там происходило. И я не хочу разлучаться с ним и с вами тоже.

— О, милая! — Молли стиснула ее в объятиях. — Не переживай, все будет хорошо, тем более ты уже скоро приедешь на Рождество. А даже если Гарри не сможет тебя проводить, вы обязательно встретитесь в первые же входные в Хогсмиде!

— Да, мамочка, ты права, — Джинни растянула губы в улыбке, мысленно костеря себя на все лады: ну зачем она ее расстроила?!

Но в груди почему-то было холодно, будто рядом с солнечным сплетением внезапно оказался ледяной снежок. Это было словно гложущее предчувствие чего-то плохого, но Джинни знала, что мистика тут не при чем — просто она боится возвращаться в Хогвартс, в коридорах которого, казалось, все еще звучат смех Фреда, надоедливые щелчки фотоаппарата ее однокурсника Колина и восторженные крики его брата Денниса.

Она резко вскочила на ноги:

— Ладно, пойдем скорее, а то опоздаем!

* * *

На платформе девять и три четверти было так же шумно и многолюдно, как всегда. Пахло прелыми листьями, углем и дожем. Джинни быстро обняла родителей и поспешила к красному паровозу, тонущему в клубах пара: погода была слишком отвратительной, чтобы долго стоять на улице. Она устроилась в первом же свободном купе — не было никакого желания толкаться в проходе в поисках друзей. Помахав родителям, она скользнула взглядом по толпившимся на платформе людям — и замерла, поймав взгляд ярко-зеленых глаз.

Гарри улыбнулся так ясно и солнечно, как больше никто не умел, и подошел к ее окну. Джинни вскочила, но он покачал головой и взмахнул волшебной палочкой.

— Привет, Джин, — его голос звучал так четко и громко, будто бы их не разделяло толстое стекло, и Гарри сидел в купе прямо напротив нее.

— Привет! Поверить не могу, что ты все-таки смог выбраться!

— Ну разве я мог не прийти?

Сердце Джинни вновь сжалось, на этот раз от радости: мама все-таки была права!

— Ты обещаешь мне писать? — затараторила она. — Хотя бы два раза в неделю. И мы же увидимся в Хогсмиде? Знаешь, я…

— Выходи за меня замуж.

— Ч-что?! Ты… серьезно?!

Гарри весело прищурился:

— А ты думаешь, я стал бы этим шутить?

— Мерлин великий, Гарри! — Джинни выскочила из купе, кинулась к выходу, толкнула вагонную дверь — безрезультатно, ее уже закрыли.

Поезд издал длинный гудок. Джинни сломя голову бросилась обратно в купе, по дороге грубо оттолкнув какого-то младшекурсника. Гарри все так же стоял за окном, и она торопливо прижала руки к стеклу.

— Да! Да, Мордред тебя побери! Я согласна!

Мягкий толчок — и поезд тронулся, увозя ее прочь от Гарри.