Искупление (гет)

Проснувшись рано утром, Паша еще долго лежал в постели — совершенно размякший, расслабленный и непривычно спокойный. За окном лениво разгорался новый день, но вчерашнее, ночное, все не выветривалось — и от этого хотелось улыбаться беспричинно и совсем по-дурацки.

Это оказалось так удивительно — засыпать вместе. Даже несмотря на повисшую плотной завесой неловкость; даже несмотря на хмельную одурманенность от всего произошедшего; даже несмотря на то, как Ирина Сергеевна, тихонько чертыхаясь, ворочалась рядом, пытаясь устроиться поудобнее. А он, застывший на пионерском расстоянии со сбитым дыханием и безумно колотящимся сердцем, не мог заставить себя повернуться, расправить скомканное одеяло, притянуть ее теснее к себе. И только когда Зимина наконец затихла, все-таки осмелился придвинуться ближе, осторожно коснуться ладонью выступающего животика, уткнуться лицом в мягкие рыжие пряди. От нее замечательно пахло каким-то ягодным шампунем — не то малина, не то земляника, а еще, недозволенно-жарко— недавней близостью, и от одного воспоминания становилось непередаваемо страшно и сладко.

Он, считавший себя вполне искушенным в подобных вопросах, и представить не мог, что его начальница — беременная начальница — может быть такой: безумное смешение безбашенности, бесстыдной откровенности, страстности с какой-то поразительной истинно женской податливостью, тихой нежностью и самозабвением.

И все ушло. Не было в эти тягуче-раскаленные, бережно-неторопливые мгновения ничего — ни едких, изматывающих воспоминаний, ни въевшейся в самую подкорку запретности, ни виновато-раздражающего так-не-должно-быть. Были ее ласково скользившие ладони, приглушенно-сбитые выдохи, долгие терзающе-неторопливые поцелуи, будоражащая соблазнительность мягких линий, сменивших привычную изящную угловатость, и полная потеря реальности: пронзительно-острые, остались лишь ощущения.

И непозволительно-окрыляющее смутное осознание: еще никогда прежде он не был настолько спокойно и всеобъемлюще счастлив.

* * *

В мойке скучала пустая чашка из-под кофе; на столе в тарелке высилась горка аппетитных бутербродов. И от этого незамысловатого, вроде бы совершенно обыденного проявления заботы вдруг накатило такой теплотой, что на миг стало не по себе — он и не помнил, что когда-нибудь чувствовал что-то подобное. Да и чувствовал ли?

— Да, Ром, что у тебя? — продолжая улыбаться, осведомился в трубку. Подозрительное напряжение в голосе друга поначалу даже не уловил. — У меня ж отгул сегодня, или чего-то срочное?

— Да вот не знаю пока, — Савицкий явно замялся. — Зимина случайно сейчас не с тобой?

— Нет, — бросил коротко, моментально напрягшись. — Да в чем дело, в конце концов?!

— Слушай, да я сам пока не очень понимаю. Она нас сегодня всех перед работой собрала, обсудить что-то... А сама не пришла, на звонки не отвечает, в отделе не появилась... Я уже и домой к ней смотался, тоже тишина...

— Понятно, — с усилием выговорил Паша. Пугающее предчувствие неотвратимо надвигающейся беды накрыло моментально и жутко. — Я, кажется, знаю, где она еще может быть. Давай я проверю и наберу? И ты это, если что, сразу звони, лады? — Не дожидаясь ответа, отключил связь, закинул мобильник в карман и рванул в прихожую.

Вжимая до упора педаль газа на сырой дороге в дачный поселок, Паша еще слабо надеялся, что ничего ужасного не произошло, и только тупая мерная боль в области сердца ныла все нараставшей тревогой.

* * *

— Может, сообщить куда следует? — Измайлова, ослабив узел галстука, опустилась на стул. — Все-таки пропажа полковника полиции...

— Я думаю, не стоит так торопиться, — Климов, сцепив пальцы в замок, обвел собравшихся хмурым взглядом. — Мы же не знаем точно, с чем имеем дело. Как бы не навредить... Для начала нужно попробовать обойтись своими силами.

— Согласен, — кивнул Щукин, отворачиваясь от окна. — Идеи какие-то конкретные есть?

— Да какие тут могут быть идеи? — вскинулся Паша. — До поселка Зимина не доехала, тачка на обочине брошена... Прочесать там все надо, вверх дном перевернуть! — Подрагивающими руками открыл ноутбук с картой местности. — Вот тут, — ткнул карандашом в отрезок дороги, — последняя камера, где мерс зафиксировали. — Здесь, — указал чуть дальше, — пустую машину нашли. Так что все случилось где-то на этом отрезке. Надо следы искать, зацепки какие-то, место... До города прилично, так что ее вряд ли в эту сторону повезли, в поселок слишком рисково, там все друг друга знают, все на виду. Так что если ее где-то держат, это должно быть рядом...

— Там неподалеку есть какие-то высотки и несколько развалюх, что-то вроде выселков, место не слишком благополучное, так что спрятать человека вполне можно, никто и внимания не обратит, — взяв на себя роль главного, вступил Климов. — Согласен с Пашей, надо разделиться и все там прошерстить как следует. Давайте, времени в обрез. На месте определимся кто куда, осмотрим все, и связь держать. Лен, Вика, — повернулся к притихшим женщинам, — вы на телефон, прозвоните насчет происшествий в том районе, еще больницы, ну и...

— Морги, — побелевшими губами едва слышно договорила Измайлова, отметив, как дернулся Паша.

— Будем надеяться, что обойдется без этого, — порывисто бросил Вадим, стремительно поднимаясь. Ткачев, какой-то пришибленный и мертвенно-бледный, уже на ходу натягивал куртку.

* * *

Задание Марату не понравилось сразу. Несмотря на то, что он довольно давно работал при одном из местных воротил бордельного бизнеса, немало знал об участи работавших у него шлюх, выполнял весьма грязные поручения и преспокойно при необходимости мог убить человека, задание похитить какую-то бабу энтузиазма у него не вызвало совершенно. Одно дело — продажные девки, изначально в силу своей профессии готовые ко всему, и совсем другое — какая-то левая тетка, не имевшая отношения к их делам.

А дальше сюрпризов только прибавилось: во-первых, баба, судя по всему, оказалась беременной; во-вторых, в напарники ему дали не кого-нибудь, а Петьку с говорящей кличкой Дыба — отморозка, которого побаивался даже их главный. Дыба, кажется застрявший где-то в 90-х, обладал не только тягой к садизму, но и совершенно больной фантазией — о его подвигах ходили жутковатые легенды. Так что оставалось только недоумевать, чем их хозяину не угодила новая жертва — даже в самом благоприятном случае ее смерть сложно будет назвать легкой и безболезненной.

— А может можно как-то без него обойтись? — тоскливо переспросил Марат, выслушав дальнейшие указания главного. Работать в связке с больным на голову уродом ему ну совсем не улыбалось, да и кто знает, не проколются ли они где-нибудь при таком раскладе...

— Нельзя! — раздраженно отрезал собеседник в трубке. — Не я это придумал, просили меня, понимаешь, да? Так что делай, как сказали, проблемы нам не нужны!

Марат, отложив телефон, недовольно подумал, что работать с психом — уже само по себе очень большая проблема.

— Че сказал? Валить бабу или че?

— Дыба разберется, — буркнул Марат, без приязни глядя на успевшего хлебнуть водки помощника с дурацким прозвищем Ряха. Нет, подумал с отвращением, не умеют эти люди спокойно зарабатывать бабки — один с маньячными склонностями, другой конченый придурок, способный во время задания набухаться или ширнуться и не упускавший случая поразвлечься с более-менее симпатичной жертвой женского пола... Гадость.

— А-а, ну это конечно, — расплылся в противной ухмылке Ряха. — Все знают, как он разбирается... Ты куда? — возмутился, глядя, как напарник шарит по карманам в поисках ключей. — А эту, — кивнул в сторону соседней комнаты, — кто караулить будет?

— Сам проследишь, не рассыплешься, — отрезал Марат, не удостоив взглядом. — Дальше как-нибудь без меня.

* * *

Голова трещала немилосердно, перед глазами плыл какой-то вязкий туман, ко всему прочему, начало неслабо мутить. Кое-как приподнявшись, Ира оглядела совершенно пустую полутемную комнату с ободранными обоями и единственным окном, и попыталась встать. Сил хватило только уцепиться пальцами за подоконник, выглядывая наружу, — взгляд выхватил клочок темно-серого неба и крыши каких-то зданий внизу. А потом снова нахлынула дикая слабость, заставляя опуститься на голый ледяной пол, прислонившись затылком к стене.

— А ты живучая баба, как я погляжу, — прорезал дурноту чей-то голос. — Здоровые мужики после укола этой херни полдня валяются в бессознанке, а ты вон как подскочила...

— Вы кто? Что вам надо? — вскинулась моментально. Сама не понимая как, держась за стену, медленно выпрямилась, жмурясь от разрывающихся перед глазами разноцветных кругов. Даже думать, анализировать происходящее и сложившуюся ситуацию было нестерпимо больно — одно мыслительное усилие взрывало виски новой вспышкой боли.

— Какая любопытная, — в круговерти окружающей действительности мелькнула чья-то ухмылка.

И пистолет.

Небрежно торчавший за ремнем джинсов, едва прикрытый свободной курткой пистолет — шанс на спасение.

Наверное, если бы она могла думать, она бы ни за что не рискнула — так безбашенно и безнадежно. Но в голове все мешалось и плыло, а перед глазами, кажется совсем рядом, было оружие.

— Сука!

Яростный окрик полоснул хлесткой болью, но она, каким-то чудом держась на ногах, уже отступала назад.

— От двери отойди! — голос, ватный и глухой, показался чужим.

— Да пошла ты! Я тебя щас!..

За спиной было только приоткрытое окно, а напротив — искаженная злобой бандитская рожа. И рука сработала на автопилоте — хлопок выстрела отразился от гулких стен, на мгновение оглушив.

— Ах ты тварь! — бандит, скривившись, даже не зажимая инстинктивно рану, рванулся вперед. Руку прострелило адской болью, и пистолет из разжавшихся пальцев выскользнул на пол. А потом грохнула рама, раскрываясь еще шире, и пронизывающий мартовский ветер обжег лицо.

Это конец, поняла Ира. Этаж минимум третий, а внизу — голый асфальт, вычищенный от снега. И даже если каким-то чудом она обойдется лишь парой переломов...

Она-то обойдется, а вот...

Отрезвляющий ужас опалил грудную клетку до онемения. Еще в какой-то слабой надежде дернулась, пытаясь вывернуться, ударить, попасть куда-нибудь каблуком, а потом вдруг как-то моментально исчезла железная хватка и оглушительный звон осыпавшегося стекла вспыхнул последним ясным воспоминанием.