Искупление (гет)

— Ирин Сергевна, а вы чего-то сегодня рано, — Паша, такой забавно-домашний, с кухонным полотенцем в руках, вышел в прихожую. — А у нас праздничный ужин... типа. Ремонт сегодня закончился наконец, осталось только... Ирина Сергевна, вы меня слышите? — сбившись, спросил настороженно.

Зимина, босая, в расстегнутом, но так и не снятом плаще, застыла у двери, и вид у нее был какой-то странный — такой зависше-растерянной Ткачев за все годы знакомства не видел ее никогда. И только услышав встревоженное обращение, вздрогнула, будто очнувшись. Так и не снимая верхней одежды, прошла до дверей кухни, в проеме которой напряженно застыл Ткачев, и впервые — впервые за все это время — сама прижалась к нему, утыкаясь лбом и мягко касаясь ладонями плеч.

— Ирина Сергевна, да чего случилось, вы меня пугаете прям... — и осекся, когда она медленно подняла взгляд, кончиками пальцев касаясь его щеки.

Такого взгляда Паша тоже не знал у нее никогда прежде — не просто расслабленный или теплый, а какой-то будто сияющий. Ее глаза — пустые и жесткие, равнодушно-усталые или насмешливо-строгие — никогда не сияли таким радостным чистым светом.

— Так, давайте-ка ужинать, заодно и расскажете, чего вы такая загадочная, — Паша помог начальнице снять плащ и подтолкнул к столу.

— Спасибо, не хочу, по дороге перекусила, — с какой-то размягченно-тихой хрипотцой ответила Ирина Сергеевна, осторожно устраиваясь на стуле. — Да сядь ты уже, не маячь.

— Ну давайте хоть чаю выпьете, — кажется не услышал Ткачев, доставая фрукты, внушительную вазочку со всякими сладостями, расставляя чашки. — Вы рассказывайте, рассказывайте.

— Я была у врача, — каким-то неуверенно-сбивчивым голосом начала Зимина, нервно сжимая пальцы. — Сначала... раньше времени... не хотела узнавать, мало ли, может какая ошибка... Но теперь уже точно... Паш, — выпалила, будто кидаясь в омут, — мы... у нас будет девочка.

На светлой скатерти кляксой расползлось замысловатое чайное пятно.

— Девочка? — глупо переспросил Паша, неловко отставляя чайник. Повторил, будто не совсем понимая смысл слова: — Девочка... В смысле... дочка?

— Паш, ну не сын же! — вздернув бровь, насмешливо фыркнула Зимина, вновь становясь изученной и привычной.

Ткачев как-то неуклюже поднялся, растерянно глядя на нее. А затем вдруг, легко подхватив со стула, сжал в объятиях, закружив по кухне.

— Паш, Паш, а ну поставь, я сейчас упаду! — со смехом потребовала Ирина, зажмурившись — от мельтешения стен перед глазами начала кружиться голова. Ткачев замер, но рук не разжал, по-прежнему прижимая ее к себе — сияющий, неловкий, трогательно смешной в этой растерянности.

— Ты что, правда рад? — против воли сорвался невероятно дурацкий вопрос.

— Ирин Сергевна, че за вопросы? — недоуменно застыл Паша, вглядываясь в ее лицо.

— Ну... просто... обычно все мужчины хотят сына... Вроде как это круто...

— Ну чего еще за глупости? — улыбнулся Паша, прижимаясь губами к ее виску. — Дочка... это же... это же здорово... А сын у вас есть уже, и мне почти что родной... А теперь вот... Да и вообще, какая разница, кто у нас будет? Главное... главное — будет.

* * *

Робкие и неуверенные поначалу шепотки становились все громче; взгляды — пристальней и красноречивей. Мнения сотрудников разделились — недоверчивые "да вы че, это ж Зимина!" перекрывались замечаниями "бывалых", видевших и подмечавших все — каждое лыко, что называется, ложилось в строку. Были и третьи, в основном молоденькие смазливые сотрудницы, едко бросавшие что-то о том, что всегда державшая себя в форме начальница как-то сдала, наверное, стареет. Хотя, судя по оживленным взглядам коллег мужского пола, с этим мнением они были не очень-то согласны... Но все смутные слухи, сплетни и догадки проходили мимо Ирины — она, с головой погруженная в рабочие проблемы, бытовую суету, решения и задания для "своих" и бурную личную жизнь, попросту ничего не замечала.

— Счастливая ты, Ир, — Измайлова, долив себе чаю, со вздохом покосилась на яркий журнал в руках начальницы — какой-то очередной каталог детских товаров. — Муж чуть ли на руках не носит, в семье тишь да гладь, пополнение намечается...

— Ты забыла добавить: начальство задолбало, на работе сплошные проблемы, на районе творится не пойми что, — хмыкнула Ира, метко забрасывая журнал в ящик стола. — Не бывает так, чтобы все идеально, Леночка.

— Ир, ну не понимаю я тебя. Давно бы плюнула на эту работу, ушла бы в отпуск... Нафига тебе эта нервотрепка, тем более теперь?

— И что, целыми днями дома перед теликом торчать со спицами и клубком ниток? Или по магазинам шататься? А вечером Ткачеву мозг от скуки выносить? Не, Лен, я так не могу. Это все-таки мой отдел, моя работа, я всю жизнь при погонах, а теперь что — свалить, место какому-нибудь молодому карьеристу или мажору освободить? Нет уж, спасибо, я не для этого столько сил приложила, чтобы свое кресло сохранить. А придет какой-нибудь жадный придурок, чтобы тупо бабло стричь, начнет всех коммерсов под себя подминать... А работа что? Да район же просто захлебнется! Или другая крайность, придет какой-нибудь второй Карпов, прости господи, будет всех прессовать... Сотрудники сразу разбегутся кто куда, от отдела одни руины останутся... Нет, Лен, такого быть не должно.

— Знаешь, Ир, — очень тихо сказала Измайлова, звякнув чашкой о блюдце, — я вообще удивляюсь, как ты с такой философией решилась ребенка оставить.

— Лен, ну не передергивай! Скажешь тоже. Конечно... конечно, я рада, что все так повернулось. Знаешь, — заметила с усмешкой, — так странно... Я бы скорее поверила, что с Сашкиными выкрутасами скоро бабушкой стану, чем что сама снова...

— А че, прикольно бы получилось, и мама, и бабушка одним махом, — подколола Лена. — Звалась бы баба Ира...

— Очень смешно! — фыркнула возмущенно Ирина. — Пусть подрастет для начала, Казанова...

— Знаешь, а я вот все думаю... Может, нам с Ромкой тоже... Хотя он вряд ли согласится. Да и потом, в детдомах сама знаешь какие дети, сплошь из семей всяких алкашей, а то и что похуже. Решишь усыновить, семью ребенку подарить, счастливое детство... только скорее наплачешься.

— Да ладно нагнетать-то, Лен, нормальные дети там тоже бывают. Да и потом, ты не забывай тоже, где работаешь, всегда пробить можно, че за семья была, какие родители.

— Может ты и права... Ладно, обед заканчивается, побегу я, работы непочатый край, — Измайлова, порывисто вскочив, бросила лукавый взгляд в сторону возникшего на пороге Ткачева и, не удержавшись, съязвила: — Вот бы всем такие отношения с начальством, чтоб без стука в кабинет врываться...

* * *

— Ирин Сергевна, ну и что теперь со всеми этими типами будет? Часть-то, конечно, у нас незаконно находилась, с ними быстренько миграционная служба разберется, а остальные? Тем более среди их подручных и наши были тоже...

— Паш, ну ты че, маленький? — снисходительно приподняла бровь Зимина. — Они же все не святые, обязательно где-нибудь да прокололись. Вот на этом "прокололись" и будем их брать. Ну а те, кто осторожные, к хозяевам поближе, тех, сам понимаешь...

— Закрыть на ровном месте, ясненько, — понимающе кивнул Ткачев. — До чего ж коварная вы, Ирин Сергевна...

— Они за все эти дела сесть вполне заслужили, как считаешь? Да и потом, ну не стало их главных, а где гарантия, что на этом все и закончится? Обязательно вылезет кто-нибудь, крутым себя возомнит. Свято место пусто не бывает, сам знаешь. Грызня начнется, реки крови польются... Оно нам надо? А потом появится какой-нибудь второй Ильдар, замутит бизнес по примеру предшественника... Нет, Паш, мой район должен быть чистым. Наш район, Паша! И дело тут не только в контроле. А в том, что мы здесь живем, здесь живут наши родные и близкие! И я не хочу, чтобы завтра мне позвонила какая-нибудь моя подруга и сказала, что ее дочь стала жертвой каких-нибудь извращенцев! Или что ее сына какие-нибудь отморозки втянули в какой-то криминал. Или я не права?

— Ирин Сергеевна, а вы вообще когда-нибудь бываете неправа? — усмехнулся Паша.

— Чаще, чем мне бы хотелось, — хмыкнула Ира. — Ты меня осуждаешь? — посерьезнев, спросила вдруг, вспоминая разговор с Леной.

— Я? Вас? С какой стати? — недоуменно приподнял брови Ткачев. — Что-то я не совсем...

— Я о том... в том смысле, что... я наверное, не должна сейчас влезать во все это, командовать, разбираться... Но я не могу по-другому, не понимаю, как по-другому...

— Я тоже, — с улыбкой заметил Паша. — Да ладно вам, Ирин Сергевна, я ж все понимаю... Не можете вы без своей работы, и ничего тут не попишешь. У вас в крови командовать, да и без погон вам жизнь не жизнь... Я ж тоже не представляю, как бы я по-другому... Видимо, мент это диагноз.

— Видимо, — с усмешкой кивнула Ирина. — Так, значит, решили? Думаю, повесить на всех этих деятелей что-нибудь да найдется. Ну а не найдется — надо будет найти... — и, резко осекшись, замолчала — лицо сосредоточенно застыло, напряженный взгляд как-то неуловимо и непонятно изменился. Паша, настороженно наблюдая такое преображение, уже приготовился испуганно подорваться, но Ирина Сергеевна, прижав палец к губам, осторожно положила ладонь на живот. И лицо как-то разом вспыхнуло — от осторожной мягкой улыбки до теплотой сияющих глаз.

— Паш, она... — голос, только что командный, деловито-сухой, разлился тихой растерянной нежностью. — Она толкается, Паш...