Не любите барабанщиков (гет)

Примечания:

большая часть этой работы была вдохновлена клипом на summertime sadness. немножко летней грусти в этот осенний день в подарок.

и приятного прочтения <З

---

I am not the only traveler,

Я не единственный странник,

Who has not repaid his debt.

Который ещё не отдал свой долг.

I've been searching for a trail to follow again,

Всё это время я искал дорогу обратно к тебе,

Take me back to the night we met.

Верни меня в ту ночь, когда мы встретились.

Lord Huron — The Night We Met

Вопреки просьбе врача я не стала пытаться заснуть, да у меня бы и не получилось, несмотря на ломоту в теле. Приняв лекарства по расписанию, я осталась в палате одна и тут же принялась рассматривать себя в малюсенькое зеркало, висевшее над такой же крохотной раковиной.

На скуле черничным пятном расплылся синяк, а другая сторона лица вся была покрыта мелкими, но неглубокими порезами. Они уже успели подзатянуться и даже больше не краснели, но я все равно зашипела, когда неосторожно коснулась их дрожавшими пальцами. Да, у меня тряслись руки, какие бы усилия воли я не прилагала. Умственное напряжение причиняло мне почти физический дискомфорт, но я все же пыталась хотя бы догадаться, что потенциально могло со мной произойти. Впрочем, это было не так-то просто, особенно, когда ты просто забыл полгода своей жизни.

Тело тоже было все в синяках — где-то больших, где-то поменьше. Доктор Грин сказал, что я попала в аварию, но каким образом? Прав у меня не было, но могла ли я их получить за это время? Или, может, меня сбили?

Мне приходилось заново знакомиться с собой и в тот момент, когда ко мне пустили моих родителей и, неожиданно, Эдди. Я настолько не ожидала увидеть собственного брата, что долго не отпускала его, когда он наклонился ко мне. Ощущать ладонями его плечи, чувствовать его собственный неповторимый аромат, который пах домом, несмотря на то, что он там не был уже несколько лет, было бесценно.

— Эдди, — искренняя радость от того, что брат был так близко, вызвала у меня слезы. — Эдди…

Мне никогда не было так трудно подбирать слова, поэтому я просто смотрела в его лицо, надеюсь, что мой брат все поймет.

— Тише, тише, Тей, — он утер большими пальцами слезы с моего лица и ободряюще улыбнулся, но я видела, как на самом деле Эдди был напряжен. — Все хорошо, я здесь. И мне приятно, что ты так рада видеть меня. Снова.

— То есть, ты приехал уже давно?

Он кивнул. Я выглянула за его плечо, не отпуская рук, и с удивлением обнаружила, как пристыженно выглядели наши родители. Они как будто не осмеливались подойти к моей кровати ближе, чем на расстояние вытянутой руки, как будто боялись нарушить эту близость, возникшую между разлученными братом и сестрой.

— Я… — мысли отказывались трансформироваться в слова, рассыпаясь в моей голове, словно бусы. — Вы?..

— Доктор Грин предупредил, что тебе может быть первое время немного тяжело выражать свои мысли точно, — Эдди сел на кровать, — поэтому ты не торопись. Но да, мы пришли к тебе вместе.

— Прости нас, пожалуйста, — первым заговорил отец. Оба моих родителя выглядели на десять лет старше, чем должны были, и я только могла догадываться о том, что они пережили. — Нам пришлось почти потерять вас обоих, прежде чем понять, как сильно мы на самом деле любим вас. И нуждаемся.

— Простить? — я несколько раз удивленно моргнула. — Но за что?

Мама отвернулась, чтобы я не увидела, как она промокнула уголки глаз батистовым платком.

— Она ничего не помнит, Майкл! Что же они сделали с нашей девочкой!..

— Что я должна помнить? — я вопросительно посмотрела на Эдди, все еще не отпуская его руки.

— Ну… — он почесал затылок. — Это довольно долгая история, и я не думаю, что сейчас тебе нужно о ней думать. Доктор Грин сказал, что ты сама все скоро вспомнишь.

— Тейлор, — я никогда не видела отца настолько смущенным. — Мы принесли тебе еду и фрукты. Ты только поправляйся… и, пожалуйста, помни, что мы очень любим тебя.

— Конечно, я помню, папа, — я кивнула в знак благодарности. — Но мне становится немного страшно.

— Встречи с тобой ждет еще один человек, — тон Эдди изменился, приняв какие-то загадочные оттенки. — Ты только не пугайся, если не вспомнишь его сначала.

— Это Джордж?

— Нет, — Эдди замотал головой и встал. — Вы с Джорджем расстались.

— Вот как, — протянула я и нахмурилась. Был ощущение, будто я оказалась заперта в чужом теле, и тот, другой человек проживал мою жизнь, не считаясь с моими собственными желаниями и амбициями. — Ссора с родителями, расставание с Джорджем… какие еще сюрпризы меня ожидали?

— Поверь, их достаточно много.

Папа взял Эдди за локоть и отвел в сторону, пока мама сидела на моей кровати и без конца говорила, как она любила меня, как они все переживали, когда мой брат внезапно пришел обратно домой с такими новостями. Я слушала ее в пол-уха, стараясь уловить, о чем говорили отец и Эдди.

— Ты уверен, что им стоит видеться? — меня одновременно радовало и смущало, что они снова говорили так, будто не было той страшной ссоры. Неужели для этого мне нужно было потерять память?

— Уверен, — Эдди уверенно кивнул. — Так она все вспомнит гораздо быстрее.

Отец сжал челюсти, но кивнул. У меня даже закралась мысль о том, что не так уж он и хотел, чтобы я все вспоминала.

— Давайте дадим Тейлор немного отдохнуть, — Эдди очень ненавязчиво просил родителей на выход. — Не будем создавать толпу в палате, ей это не пойдет на пользу.

Мне снова захотелось поплакать — Эдди был моей любимой курочкой-наседкой.

— Мы придем завтра, обязательно, — мама напоследок сжала мою руку.

— Я буду ждать.

Чувства от встречи с родителями у меня были смешанные. Немножечко складывалось ощущение, что мне навешали отборной лапши, но приходилось верить всем на слово, а собственной памяти у меня пока не было.

Сразу же после того, как Эдди проводил родителей до двери, в палату практически ворвался какой-то парень. Я сначала даже немного испугалась: глаза у него были бешеные, светлые волосы находились в художественном беспорядке. Я сглотнула и вопросительно посмотрела на Эдди в поисках поддержки.

— Молодец, ты ее напугал, — только сейчас я заметила, что в руках этого парня были цветы и какой-то бумажный пакет, но он так крепко их держал, что у Эдди не сразу получилось все это у него забрать. — Я говорил тебе: езжай домой и приведи себя в порядок.

Парень что-то ответил ему, но я не услышала. Его лицо казалось мне смутно знакомым, как будто я видела его на какой-то картинке, но очень-очень давно. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, пока Эдди не вышел, оповестив нас, что он отправлялся на поиски вазы. Конечно, в больницах всегда было полно ваз.

— Не пугай ее, — он шепнул парню напоследок. — Она еще довольно слаба.

Он кивнул и сел в кресло рядом с кроватью. Мне хотелось попросить Эдди не оставлять нас наедине, но почему-то побоялась — это было бы довольно глупо, учитывая, что мы могли бы быть потенциально довольно близки с этим человеком.

— Привет, — очевидно, он очень волновался, и это чувство передавалось мне. — Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, вполне сносно, — я уложила руки на одеяло перед собой в попытке унять какое-то странное волнение.

— Ты не помнишь меня.

В этой его фразе была какая-то странная безнадежность, и на секунду мне стало очень горько. Потерять бесценные воспоминания было невероятно обидно, как будто кто-то вырезал их прямо из моей головы тупыми ножницами.

— Почему же, — меня пронзила слабая искра. — Ты Роджер, барабанщик из «Queen».

— А что еще ты обо мне помнишь? — он осмелел настолько, что пододвинул кресло ближе. Мне было одновременно и приятно, и обременительно, что я дала ему эту жалкую надежду.

— Увы, это все, — я пожала плечами. — Доктор Грин говорит, что я забыла последние полгода, и последнее, что я помню, это как я устраиваюсь в аукционный дом своего преподавателя. Мне жаль…

— Тебе не нужно сожалеть, ты же все вспомнишь, — он как будто говорил это не мне, а себе.

— Возможно, я смогу вспомнить быстрее, если ты мне немного расскажешь о том, что нас связывало… прости, связывает. Ты же не просто так пришел сюда? Думаю, мы довольно близки.

Мне приходилось собирать информацию о своей жизни буквально по крупицам, и это приводило меня в странное состояние душевной одеревенелости, а еще пугало. Конечно, моя жизнь была довольно однообразна, по крайней мере, раньше, а сейчас… Я проснулась и узнала, что у меня больше не было парня, и что полгода моей жизни просто исчезли из моей памяти.

— Я любил… — Роджер осекся, — люблю тебя.

Я застыла, так и продолжая смотреть на свои руки. По телу прошла странная дрожь, и перед глазами снова появились какие-то странные всполохи. Это ощущение трудно было описать: как будто сквозь прорези в ткани виднелись тончайшие полоски света.

— А… — мне все еще трудно было поднять на Роджера глаза, я была смущена, — а я тебя… любила?

— Мне кажется, что нет.

В этот момент я посмотрела на него. У Роджера было странное выражение разочарования и какой-то мольбы на лице. В груди странно заныло, внутри меня поднималось что-то вроде возмущения и будто протест, но никаких всполохов воспоминаний больше не было.

— А мне кажется, что ты ошибаешься.

Этот наш разговор с Роджером стал моим первым шагом к тому, чтобы начать распутывать клубок воспоминаний полугодовой давности. Эдди не был против нашего общения и говорил, что если я буду видеть его каждый день, то вернее и быстрее всего верну себе утраченную память. Сначала я смущалась и даже просила своего брата не оставлять нас наедине — он смеялся, но просьбу мою исправно выполнял. Впрочем, было в присутствии рядом Роджера нечто успокаивающее, и я все больше убеждалась, что связывало нас гораздо больше, чем он мне рассказывал.

И все же именно брат был для меня главной опорой и поддержкой в это странное и непростое время. Родители тоже были рядом, но между нами встала стена стыда, природа которой была мне непонятной, но я как будто изнутри чувствовала неладное. Это было странное ощущение, и временами я укоряла себя в несправедливом отношении к ним, но также было понимание того, что, возможно, за эти полгода они могли сделать со мной то же самое, что и с Эдди.

Доктор Грин запрещал рассказывать мне о моей жизни что-то конкретное, говоря, что это может травмировать неподготовленный мозг, и что я должна была непременно все вспомнить сама. Впрочем, также он говорил мне, что с физической точки зрения со мной все было в абсолютном порядке — особых травм я не получила, а те, что были, заживали. Однако спустя неделю память не вернулась, и через десять дней тоже.

— С физической точки зрения с вами все абсолютно нормально, мисс Маккуин, — перед доктором были разложены мои анализы и много-много разных исследований. — И я пока не вижу объективных причин для того, чтобы ваша память не восстановилась в самые короткие сроки. Возможно, перед аварией вы пережили какие-то нервные потрясения...

— Я еще не могу вернуться домой? — с надеждой спросила.

— Я бы настоятельно рекомендовал остаться вам здесь до конца недели, — у доктора Грина был очень пытливый взгляд, особенно из-под очков, которого я смущалась. — Лучше будет, если память вернется к вам именно в наших стенах. Возможно, после вам понадобится дополнительная помощь.

— Скажите, доктор, — я сминала и тотчас расправляла ткань светлой юбки, пытаясь унять нервное напряжение, — а может так случиться, что… память не вернется вовсе?

— Может, — он кивнул, и я шумно выдохнула, в глубине души надеясь не найти подтверждения своим самым страшным надеждам. — Но, скорее всего, вы все вспомните в самое ближайшее время. Природа амнезии еще не изучена, бывало, что люди вспоминали все в самый неожиданный момент… Постарайтесь окружить себя вещами и людьми, которые были рядом с вами последние полгода. Думаю, ваш брат сможет вам в этом помочь.

В палату я вернулась расстроенная. Несмотря на то, что со мной постоянно были брат, родители и довольно часто Роджер, мне жутко хотелось вернуться домой. Я невероятно устала от духоты больницы, от гнетущей атмосферы физических страданий, которой она была наполнена. Мне было невыносимо здесь находиться.

В тот самый момент, когда я сидела на подоконнике и грустно смотрела на течение жизни за пределами больничного забора, раздался стук в дверь. Я сразу поняла, что это были не медсестры и не мой брат — они стучали только для вида, а заходили сразу, но все же ответила:

— Войдите.

Это был Роджер. Я постаралась подавить свой вздох разочарования — сейчас я бы предпочла видеть Эдди.

— Привет, — он поднял солнцезащитные очки и посмотрел на меня с плохо скрываемой надеждой. Я уже давно заметила, что каждый раз, когда он видел меня, то пытался понять, вспомнила ли я хоть что-то. Увы, сегодня мне его порадовать было нечем — память все еще была чиста, как лист.

— Привет, — я спрыгнула с подоконника. — А что это у тебя такое?

— Иногда мне кажется, что ты только притворяешься, что потеряла память, — он язвил, пытаясь скрыть разочарование, но я на него не злилась — кто знает, как бы я чувствовала себя на его месте.

— И все же? — я подошла к нему и почувствовала, что должна была сделать что-то еще, например, поцеловать Роджера в щеку, но тело, забыв все напрочь, одеревенело и не позволило мне сделать хоть шаг ближе от смущения.

— Ну, открой и узнаешь.

Он сел на стул и снял солнцезащитные очки окончательно, отдав мне на растерзание внушительных размеров бумажный пакет.

— Роджер, — протянула я, не скрывая своего удовольствия и улыбки. — Это мои самые любимые пирожные.

— Я знаю.

Я тут же прикусила язык. Обычно я старалась мысленно фильтровать каждое свое слово, особенно сейчас, когда в моем мозгу не доставало такого большого куска времени, но это не всегда было просто. Сейчас Роджер был для меня просто… Роджером. Просто парнем, который приходил меня навещать в больнице, и которого я знала так же мало, как и булочника на своей улице.

— И что, ты съешь все прямо так? Даже без чая?

— Совершенно верно, — я улыбнулась, поддевая указательным пальцем немного крема с малинового тарта и слизывая его. — Не хочу, чтобы он перебивал вкус. Будешь?

— Это все для тебя.

— Но мне хочется поделиться.

Я подвинулась на кровати, скинув теннисные туфли и подбирая под себя ноги. Как бы я ни была смущена, пирожные были невероятно вкусными. Роджер сел рядом и взял сливочный эклер. Между нами повисла странная пауза, и я не знала, как ее следовало разбить.

— Расскажи мне что-нибудь.

Роджер удивленно на меня посмотрел.

— Что, например?

— Ну, не знаю, — я пожала плечами. — Кто мы друг другу, например. Доктор Грин считает, что будет лучше, если я все вспомню сама, но я так не думаю.

— Тебя мучает отсутствие памяти?

— Если честно, то да, — я доела малиновый тарт и, вытащив из пакета продолговатую картонную коробочку, потянула ленту и вытащила розовое миндальное пирожное.

— По тебе не скажешь, — У Роджера была своеобразная усмешка: он смотрел как бы сверху вниз, но не высокомерно, а… сексуально. Пирожное тут же встало поперек горла. Испугавшись собственных мыслей, я отвела взгляд.

— Ну, не могу же громко и постоянно от этого страдать, — любой мой разговор с Роджером был похож на повторяющееся кино, которое я смотрела в глубоком детстве. Воспоминания будто пытались пробиться через мембрану, но что-то их сдерживало. — Хотя, признаюсь, это доставляет мне дискомфорт.

— Даже со мной? — на верхней губе Роджера осталось немного ванильного крема, из-за чего выглядел он довольно забавно.

— Особенно с тобой.

Глупый получился ответ. Вообще, довольно часто мои разговоры с Роджером совершенно невольно переходили в заигрывания, я сама удивлялась, как это происходило. Внезапно стало как-то очень тихо, а еще я поняла, что не могла перестать смотреть на его лицо. Это было странно, сердце гулко билось, и я сжимала и разжимала подол юбки, пытаясь не затеряться в этом мгновении.

— Ты даже не представляешь, как трудно мне разговаривать с той Тейлор, с которой я только познакомился, — Роджер разбил тишину первым. — Особенно после той Тейлор, которую я полюбил.

— Я просила тебя не говорить о любви, — я нахмурилась и встала. Это было одним из условий, при котором я разрешала ему приходить в больницу. — Ты обещал. И неужели новая Тейлор настолько уж лучше старой?

— А что мне тебе говорить, если ты спрашиваешь, что нас связывало? — он тоже встал, и я не могла не заметить, как повысился его голос. — Если я люблю тебя, и ты была и остаешься моей девушкой?

— Потому что я не помню, что я люблю тебя, — я схватилась за голову. Теперь меня было довольно легко вывести из равновесия, и я сваливала это на повышенную нервозность, хотя прекрасно понимала, что это легко могли бы быть и просто капризы. — Потому что я не помню тебя, Роджер.

— Да боже мой! — он всплеснул руками. — Поверь, тебе будет стыдно за эти слова, когда ты все вспомнишь.

— Да, возможно, — я постаралась успокоиться. — Но ты не понимаешь, как тяжело мне сейчас. Тем более, что на подсознательном уровне я чувствую, что нас с тобой что-то связывает, но от этого ни капли не легче. Мой мозг считает тебя чужим человеком, а я не знаю, как переубедить его. Это разрывает и мучает меня. Но больше всего я боюсь, что вообще ничего не вспомню.

Несколько секунд Роджер внимательно смотрел на меня, а потом твердо произнес:

— Поехали. Нужно восстановить твою память любой ценой.

— Куда это ты меня ведешь? — я только и успела, что схватить свою сумочку перед тем, как Роджер довольно жестким движением взял меня за руку.

— Это больше не может так продолжаться, — мы спустились на первый этаж и вышли во двор больницы. — Ты либо все вспоминаешь сегодня, либо…

— Либо что?

— Либо я прямо по дням рассказываю тебе, как все было. Мне нужна прежняя Тейлор.

— Мне уже очень страшно, — я с нескрываемой опаской села на переднее сиденье «Альфа-Ромео» Роджера. — Судя по тому, с каким лицом говорят о моем прошлом окружающие, то там произошло нечто. Просто нечто.

Роджер лишь улыбнулся, но ничего не сказал по этому поводу — лишь протянул мне солнцезащитные очки.

— Зачем они мне? — и все-таки я надела их.

— Потому что ты постоянно «заимствовала», — Роджер изобразил в воздухе кавычки, — мои очки. И не возвращала. Точнее, они просто исчезали в один момент.

— Не может такого быть, — я фыркнула. — Надо было просто следить за своими вещами.

— Еще как может, — Роджер выехал с парковки на дорогу. — И кстати, ты говорила мне то же самое.

— Тогда будем считать, что первый шаг к восстановлению воспоминаний сделан.

Мне правда хотелось спокойно усидеть на месте, но мысли в голове роились с космической скоростью, заставляя меня елозить по сиденью и размышлять. Украдкой я смотрела на Роджера, думая, что, вообще-то, девица я, судя по всему, была не промах, по крайней мере, последние шесть месяцев. Мысль о том, что мы с Джорджем расстались, угнетала меня только первые три дня, а потом Эдди рассказал мне, что тот мне изменил — и грусть тут же как рукой сняло. А Роджер был… симпатичным. Даже очень. И он мне нравился даже сейчас, но более того: я чувствовала, что у нас с ним была какая-то особая связь. Меня тянуло к нему, как магнитом, несмотря на то, что мозг кричал остановиться, мол, я его не помню и, соответственно, не знаю. Но более всего меня занимала мысль о том, как я могла решиться на отношения с ним — мы были совершенно разными, между нами была семилетняя разница в возрасте и, кроме того, он был рок-звездой…

— О чем думаешь? — на светофоре нам пришлось остановиться, и Роджер повернулся ко мне. — У тебя такое лицо, будто ты логарифмы решаешь в уме.

— Я думаю о том, почему я начала встречаться именно с тобой, — я решила быть с ним честной. В конце концов, может быть именно эта честность и сыграет главную роль в том, чтобы я все вспомнила. — Не то, чтобы у меня были прям толпы поклонников, но просто… почему?

— Ну, знаешь, сначала мы с тобой переспали пару-тройку раз, — он снова усмехнулся, но уже смотря на дорогу. — А потом как-то закрутилось-завертелось… Но, вообще-то, ты сначала не очень-то хотела становиться моей девушкой. И для наших отношений слово «встречаться» не особо подходит.

— Это почему? — я все еще была в шоке от того, что он мне рассказал, но старалась этого особо не показывать.

— Потому что у нас как-то даже свиданий особо не было, но зато у нас был офигенный секс. Мне сейчас трудно все это объяснить, потому что это будет похоже на какие-то бредни, так что придется тебе постараться все вспомнить самой.

Я была чудовищно смущена и шокирована. Нет, я не могла так себя вести, не могла так распуститься… Я же даже позже девяти часов домой не возвращалась, а тут просыпаюсь — и у меня парень рок-звезда. Впрочем, распуститься ли? Монахом я не была и обет невинности не давала... И все равно мне было трудно принять и уложить в голове все то, что мне сказал Роджер.

— Что ж, у тебя есть шанс отвести меня на свидание сейчас, мы как раз проезжаем мимо кинотеатра.

Роджер послушно остановил машину.

Сегодня показывали фильм «Человек, который упал на Землю» с Дэвидом Боуи, и Роджер, конечно же, взял билеты на последний ряд. Время было не самое ходовое — три часа дня, поэтому в зале кроме нас находились еще только две пары.

— Ты расстроилась из-за того, что я тебе рассказал?

Роджер купил мне огромное ведро попкорна и у меня был шанс подавиться им, чтобы не отвечать на этот меткий вопрос, но я снова предпочла быть честной.

— Немного, — мне пришлось склониться к нему, чтобы говорить тихо и никому не мешать. — Для меня это… дико.

— Извини, я не подумал… мне стоило преподнести это как-то по-другому, но мне показалось, что ты была уже достаточно готова.

Некоторое время мы сидели молча, и я честно пыталась вникнуть в происходящее на экране, что было не так уж просто из-за странного стыда, пожиравшего меня изнутри.

— Может, я просто тебе уже не нравлюсь?

— Не понимаю, — я нахмурилась.

— Ну, просто ты выглядела действительно расстроенной, когда я тебе все рассказал.

— Для меня это было шоком, — лицо Роджера находилось совсем близко от моего, настолько близко, что я могла разглядеть каждую ресничку. — Просто представь: ты просыпаешься, а тебе говорят: «Роджер, я твоя девушка, а отношения наши начались с того, что мы переспали пару-тройку раз».

— Я бы только обрадовался, если бы ты мне сказала такое, — он широко улыбнулся этой своей улыбочкой, и я мучительно покраснела. Впрочем, в темноте ему этого не было видно.

Кто-то с передних рядов обернулся на нас и многозначительно шикнул, так что нам пришлось замолчать на некоторое время.

— И все же, — Роджер не переставал меня доставать, — дело во мне?

— Нет, не в тебе, — мне снова пришлось к нему склониться. — Иногда мне вообще кажется, что, может, мне стоит тебя поцеловать, и я все вспомню. А иногда…

— И что же тебя останавливает? Трусишь?

Некоторое время я смотрела на него широко раскрытыми глазами и думала. Что меня останавливало? По существу, ничего, особенно учитывая тот факт, что Роджер и правда был моим парнем, даже Эдди так говорил. Но мне было чертовски трудно — я ничего этого не помнила. И это его «трусишь?»! Я вообще не боялась! Ни капли! Наверное, он специально это сказал, решив взять меня на слабо. И все же я потянулась к нему и поцеловала, с новой силой ощущая карамель от попкорна, покрывавшую мои губы. Странное ощущение легкости с примесью страха наполнило меня снизу доверху, кружа голову и взрывая под веками фейерверки. Роджер притянул меня еще ближе за предплечья, мне даже пришлось приподняться, опираясь голыми коленями о сиденье. Поцелуй вышел влажным и неожиданно страстным, я чувствовала себя словно неопытная школьница рядом с Роджером, и это смущало. Красная, задыхающаяся и взъерошенная, я села обратно, облизывая припухшие губы.

— Ну, что?

— Ничего.

У Роджера странно блестели глаза. Мне не хотелось его разочаровывать, но ничего, кроме ощущения чего-то давнего у меня не было. Обнадежить нас обоих было решительно нечем.

Некоторое время мы сидели в молчании, нарушаемом лишь хрустом моего попкорна. Я пыталась заесть им неловкость — выходило слабо, да он уже и заканчивался.

— Может, еще раз попробуем? — раздалось над моим ухом через несколько минут.

— Нет.

— Уверена? В этот раз точно получится, я уверен.

Я повернулась к Роджеру со скептически поднятой бровью. Он улыбался, закусив губу, чтобы не рассмеяться.

— Это все очень напоминает мне сцену из фильма в «Джазе только девушки»…

В этот момент я застыла, глядя куда-то мимо Роджера. В моем мозгу как будто зашевелилась застарелая шестеренка, от вращения которой в моей голове вновь возникли те самые всполохи. Слабые воспоминания, за хвосты которых я пыталась зацепиться.

— Тей? — Роджер взял меня за руку, возвращая обратно в реальность. — С тобой все нормально?

— Да, да, — я несколько раз моргнула, переводя взгляд на Роджера. — Я кое-что вспомнила… Как будто сон…

— Что ты вспомнила? — Роджер более настойчиво всматривался в мое лицо, между бровей у него залегла складка.

— Я в варьете, певица исполняет песни Мэрилин Монро, — на несколько мгновений я перевела взгляд на экран. Нить сюжета уже давно была для меня потеряна. — И там был ты…

Жгучее смущение заполнило меня с ног до головы, голова, кажется, даже загудела от такого прилива крови. Момент, который встал у меня перед глазами, был слишком интимным, слишком… мне было трудно описать, каким именно он был. Но я все четче понимала характер отношений, которые связывали меня и Роджера.

— Что было дальше? — Роджер хотел услышать, что я все вспомнила, или хотя бы часть, но я вжалась в кресло. Это был огромный спектр эмоций, и я пыталась пережить его с наименьшим уроном для своей нервной системы и гордости. Если это была лишь часть той страсти, которой я жила, то полная ее сила сожжет меня, испепелит дотла. Я смотрела на Роджера и понимала, что уже сейчас любила его.

— Ничего, — я сглотнула вязкую слюну. Пальцы Роджера ощущались огненным кольцом вокруг моего запястья, мне хотелось обхватить их в ответ, но в попытке размазать свои чувства как можно более тонким слоем я заставляла себя быть сдержанной. — Дальше — ничего.

Оставшееся время я не могла думать ни о Дэвиде Боуи, ни о фильме. Роджер, видимо, решил, что давил на меня слишком сильно, а потому больше не пытался подтолкнуть меня к тому, чтобы я воскрешала в своей памяти отдельные фрагменты прошедших шести месяцев. С одной стороны, я была благодарна ему за это — даже такое короткое воспоминание утомило меня, истончив ту прослойку устойчивости, которую мне удалось нарастить в больнице.

— Куда мы едем дальше? — время уже шло к вечеру, и закатное солнце отражалось в сотнях окон близлежащих домов.

— Тебе фильм-то хоть понравился? — Роджер смотрел на меня странно, с каким-то разочарованием.

— Да, мне нравится Дэвид Боуи, — этим вечером мне как раз очень пригодились очки Роджера, и я надела их, преодолевая странное желание закинуть ноги на приборную панель. И откуда оно только взялось?

— Когда-нибудь мы запишем с ним песню.

— Звучит, как шутка.

— Я говорю абсолютно серьезно, — мне нравилось смотреть на Роджера, но делать это прямо мне было все еще как-то боязно и стыдно. — Вот увидишь, я прав.

Наверное, именно это люди и называют любовью с первого взгляда, когда ты почти не знаешь человека, но готов провести с ним всю жизнь. Конечно, мой случай был особенным, но с того нашего разговора в палате днем и до моего теперешнего состояния был проделан такой огромный путь, что проще было бы сказать, что я стала другим человеком. И пусть моя память восстановилась далеко не полностью, но сердце уже знало, что к чему. Я все еще не выказывала своих чувств напрямую, боясь, что все-таки ошибалась, но больше не сопротивлялась тому восхищению, которое испытывала рядом с Роджером. Это было странное ощущение — любовь к пока еще чужому человеку.

— Ты привез меня в бар? — вывеска «Герцога Аргайла» покосилась, к тому же, у нее не горели последние две буквы.

— Это не просто бар, — Роджер открыл передо мной дверь. — Здесь произошло довольно много важных встреч и вещей, и я подумал, что ты, возможно, сможешь здесь что-то вспомнить. И к тому же, мы с тобой здесь впервые поцеловались, так что, может быть…

— Ты не похож на романтика, и я приятно удивлена, — я невольно улыбнулась. Роджер заставлял меня чувствовать себя важной и особенной без, казалось бы, приложения каких бы то ни было усилий.

— Чего только не сделаешь ради того, чтобы ты все вспомнила.

— А мои воспоминания принесут мне радость? — мы сели за дальний столик. В целом, здесь было мило, хоть и довольно много шумных и пьяных людей. Впрочем, скоро я пришла к выводу, что «Герцог Аргайл» был усредненным английским баром, не лучше, но и не хуже.

— Мне трудно ответить на этот вопрос, если честно, — Роджеру пришлось прерваться, чтобы сделать заказ. — Но хорошего было много. Мне кажется.

Он говорил неуверенно, и это поселило в моей душе сомнение. Слишком все сегодня было хорошо для того, чтобы быть исключительной правдой, и я стала бояться восстановления памяти, потому что ясно поняла, что без взлетов не бывало падений.

— Но я была счастлива с тобой?

Роджер был похож на парня, которого трудно смутить, но мне это удалось. Было видно, что он растерялся и пытался найти подходящие слова, а поэтому избегал смотреть мне в глаза.

— Я хочу думать, что да, — он достал сигареты. — Но… ты довольно непростая девушка. Я никогда не мог знать наверняка, о чем ты думала и, если честно, то за несколько дней до аварии я был убежден, что ты меня не любила.

Поддавшись какому-то необъяснимому порыву, я протянула руку вперед и сплела наши пальцы. Бар был совершенно не романтичным местом, но я чувствовала потребность в сближении с Роджером, пусть и таком символическом.

— А как ты думаешь сейчас?

Сигаретный дым внезапно подействовал на меня, как наркотик. Уже несколько дней я испытывала странное желание получить что-то, а что — не знала. А теперь поняла — за эти полгода я научилась курить. Без спроса вытащив у Роджера из пачки сигарету, я жестом попросила его прикурить.

Нас прервала девушка-официант, принесшая пиво для Роджера и коктейль на вишневом ликере для меня. Я тут же отпила чуть ли не половину, не в силах удержаться. На деревянном подносе кроме огромного и жирного сэндвича лежала целая куча картошки-фри, порубленная так крупно, как будто ее стругал дровосек.

— Мне хочется думать, что я ошибался, — вокруг глаз Роджера собрались мелкие морщинки, и мне нравилась эта его улыбка. — Но ты сейчас такая покладистая, и это непривычно. Будет интересно на тебя посмотреть, когда ты все вспомнишь.

Я уверена, что Роджер не хотел, чтобы его слова были пророческими исключительно в плохом смысле. Но гора жареной картошки была навалена на старую газету, и мой взгляд зацепился за собственное имя в тексте статьи.

Аккуратно вытащив сложенную в несколько раз страницу, я принялась читать. Роджер в это время был слишком занят своим пивом и выступлением какой-то группы и не видел, чем я занималась. Заголовок гласил: «Смертельная авария в центре Лондона».

— Роджер… — голос до такой степени ослаб, что у меня даже не сразу получилось привлечь его внимание. — Роджер…

«Смертельная авария в центре Лондона! Предварительно, водительница не справилась с управлением, в результате чего минивен фирмы «Фольксваген» влетел в дерево…»

Эта маленькая заметка в криминальной сводке ежедневной газеты перевернула мое сознание с ног на голову. До этого воспоминания возвращались постепенно, примерно как медленно распускающийся цветок, и не причиняли боли. Но сейчас воздух просто исчез из моих легких — я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Меня сносило лавиной боли, страшный жар мигрени сжимал мне виски, и я застыла. Весь мир замер для меня, замолчал.

«Водительница скончалась на месте. Ею оказалась студентка Голдсмитс Мишель Торрес, просим ее родных и близких в самое ближайшее время связаться с полиций. Девушка в пассажирском кресле доставлена с немногочисленными травмами, но без сознания, в больницу. В ней опознали Тейлор Маккуин, студентку того же колледжа…»

Я не запомнила, как Роджер вывел меня из бара и усадил на заднее сиденье автомобиля. Хрипя и пытаясь вдохнуть, я хлопала глазами, пытаясь хотя бы для себя ответить на вопрос, почему мне было так больно.

В какой-то момент я просто оказалась на коленях у Роджера, прижатой к его груди так, как будто мне грозила смертельная опасность. Я вымочила в слезах весь воротник его рубашки, пытаясь унять истерику. Ощущение невосполнимой потери заставляло меня прижиматься к Роджеру так близко, будто я пыталась закрыться от всего мира, закрыться от этой чудовищной реальности. Это было мучительное восстановление, и я даже не предполагала, что может быть так больно.

— Ты все вспомнила.

Я судорожно закивала в ответ, продолжая прижиматься к его плечу. Не было более безопасного места в этом мире, чем на коленях у Роджера, в его «Альфа-Ромео», но мне все еще было страшно. Настолько страшно, что тело то и дело вздрагивало, будто меня пробивали разряды тока. Роджер провел ладонью по моим волосам, пытаясь успокоить, но продолжал молчать.

Он не произносил ни слова, лишь гладил меня по голове, плечам, бедру. В этих прикосновениях не было ни капли пошлости, наоборот, с каждой минутой я все больше расслаблялась и всхлипывала все меньше, рассеивая эту невыносимую тьму в своей голове.

— То, что со мной произошло, ужасно.

До этого момента я не так уж часто становилась объектом нежности от Роджера, точнее, вообще никогда, но сейчас он был ласков со мной, как никогда прежде. Делало ли это боль утраты меньше? К сожалению, нет.

— Мишель мертва? — внутри меня жила еще какая-то надежда на то, что газеты ошибались, что она на самом деле тоже где-то восстанавливалась, поэтому мы не виделись все эти десять дней. В моем сознании она не могла умереть не после всего того, что мы с ней пережили. И не такой смертью, более всего походившей на самоубийство.

— Мне жаль, — у меня хватило сил посмотреть Роджеру в глаза. Для меня было загадкой, сколько времени прошло за время моей истерики, но бархат ночи уже успел опуститься на город. Так было на самом деле легче и менее страшно.

— Это была не случайность.

— Что ты имеешь ввиду? — Роджер нахмурился и настойчиво посмотрел мне в глаза. — Мишель же просто не справилась с управлением…

— Она любила меня, и это разбило ей сердце, — я вновь прижалась к его плечу, пытаясь не дать голосу сорваться. — Я не могла разделить ее чувства ни в коем случае, потому что… потому что… люблю тебя.

Мне понадобилась пауза, чтобы собраться с мыслями. Пережитое отзывалось болезненным эхом, и я просто не знала, как продолжить. Роджер молчал, дожидаясь, пока я продолжу сама, без всякого давления.

— В общем, после того, как мы с тобой поссорились, Брайан пришел ко мне на работу и попросил скорее помириться, потому что у вас совсем скоро выходит альбом, — на этом моменте Роджер усмехнулся, но прижал меня чуть ближе. — Мы с Мишель решили ехать вместе на празднование твоего дня рождения… И она сказала, чтобы я помнила, что она любит меня! Я уверена, что она хотела убить и меня тоже, но я же всегда пристегиваюсь…

Перед глазами встала эта отвратительная сцена: ничто не предвещало подобного поворота событий. Мишель казалась спокойной весь день, либо я просто не замечала того, что с ней происходило, стараясь быть как можно более красивой для Роджера. Просить у него прощения было страшно, и я пыталась облегчить себе задачу, выпрямив волосы до зеркального блеска и надев свое лучшее платье с тонкими лямками и стеклярусом на лифе. Теперь я понимала, что мне было множество знаков, множество практически криков о помощи: ее долгие взгляды, молчание… да даже то, что она навела в своих вещах идеальный порядок должно было заставить меня уделить ей больше внимания, хотя бы спросить, в чем дело. Но я не спросила — я была слишком занята приготовлением себя и своей речи. Я должна была сказать, что на самом деле любила Роджера, хоть никогда до этого не была в достаточной мере искренна с ним. Более того, я неосторожно делилась своими мыслями с Мишель, отмахиваясь от ее чувств, попросту забыв о них. Но в машине ее прорвало, она начала говорить про свое одиночество, про то, что я была послана ей провидением… Тогда я была на нервах и эти слова меня только раздражали, но в конце концов она посмотрела на меня с таким отчаяньем, что у меня что-то надорвалось внутри.

— Помни, я всегда буду любить тебя. Мне жаль, что все так вышло.

Она не отказалась от меня до самого конца, выжав педаль газа на максимум. Я пыталась остановить ее, заставить вывернуть руль, но она вцепилась в него такой мертвой хваткой, что я ничего не смогла сделать.

Рассказав все это Роджеру, я замолчала.

— Господи, — я заговорила снова, — клянусь, я и правда ничего не могла сделать!

Мне хотелось оправдаться и как-то отмыться от всего этого, но гнетущее сожаление и бессилие не позволяли этого сделать. Я должна была ее остановить… должна была!

— Ты не виновата, — Роджер зарылся носом в мои волосы, и этот жест подействовал удивительно успокаивающе. Не выдержав потребности в нежности, я поцеловала его в висок, задержавшись на несколько секунд. — Ты не могла читать ее мысли.

— Ты правда так считаешь? — я посмотрела прямо ему в глаза.

— Конечно, — в глазах Роджера отражался свет проезжавших мимо автомобилей, и это было самое прекрасное зрелище, которое я видела за очень-очень долгое время. — Как ты можешь нести ответственность за ее поступок? Это было бесчеловечно.

— Но я знала, что она любила меня, и пренебрегала…

— А ты бы хотела ответить ей взаимностью? Пожертвовать своими чувствами ради ее жизни?

Это был слишком трудный вопрос, на который мне только предстояло ответить. Ставить меня перед таким выбором было действительно бесчеловечно, потому что она знала, что могла быть мне лишь другом. Мне было безумно жаль Мишель, но она не должна была лишать меня права на собственное счастье, представление о котором отличалось от ее собственного.

— Ты даже представить себе не можешь, как я рада, что все-таки выжила, — незаметно для себя я перешла на шепот. — Я очень сильно люблю тебя, прости, что заставила в этом сомневаться. Ты был рядом со мной даже после того, как я сделала тебе очень больно. Прости меня.

— Ну конечно я тебя прощаю, — он улыбался, утирая вновь выступившие на моем лице слезы. — Ты думаешь, все это время я просто так с тобой возился? И кстати, помнишь, я говорил, что ты пожалеешь о своих словах, когда все вспомнишь?

Мне удалось тихонько рассмеяться, уткнувшись в плечо Роджера.

— Я тебя не заслуживаю, — то, что я чувствовала, хотелось назвать абсолютной любовью. Возможно, она была лишь плодом мгновения, но это было самое лучшее мгновение в моей жизни. Я и подумать не могла, что обладала таким эмоциональным спектром, и это делало меня по-настоящему счастливой.

— Давай ты не будешь говорить ерунду? — я не видела его лица, но была уверена, что Роджер нахмурился.

— Не злись, пожалуйста, — я успокаивающе провела ладонью по его груди.

— Поедем домой?

— Да, — я выдохнула. — Домой.