Не любите барабанщиков (гет)

And I can no longer ignore

И я больше не могу игнорировать,

The ivy growing tall

Как высоко взвился плющ.

This life don't suit me anymore

Эта жизнь больше мне не подходит,

The writings on the wall

Это предначертано судьбой.

MARINA — Handmade Heaven

— Мам, не надо никуда приезжать, я переночую у подруги, — я прижимала пластиковую трубку к уху, опираясь плечом о стену, обклеенную бумажными обоями. — Я тебе завтра все объясню, хорошо?

— Тей, твое поведение пугает меня, — мама была очень взволнованна, это было заметно по ее голосу. — С тобой точно все в порядке?

— Да, мам, все хорошо, — вранье чистой воды, но ничего объяснять не хотелось. Я прикрыла глаза, которые чудовищно болели после стольких слез. Мишель чем-то гремела на маленькой кухне, я пыталась заглянуть туда, но провод телефона был недостаточно длинный, чтобы впустить меня хотя бы в коридор. — Я вернусь завтра домой.

— Надеюсь, — мама замолчала на несколько секунд, мне тоже не хотелось говорить. — Спокойной ночи, Тей. Надеюсь, завтра ты нам расскажешь, в чем дело.

Я на это ничего не ответила, лишь пожелала в ответ спокойной ночи и положила трубку. Опустившись на подлокотник старого кресла, я даже и не заметила, как пиджак Роджера соскользнул с моих плеч и упал куда-то назад. Я тупо смотрела вперед, не понимая, в какой момент все пошло не так. У меня был, несомненно, жар, потому что я едва ли могла сохранять ощущение пространства, но конечности налились тяжестью настолько, что я просто не могла заставить себя встать и хотя бы сесть удобнее. Все произошедшее со мной этим вечером казалось мне каким-то сюрреалистичным сном, от которого хотелось проснуться, но у меня, опять же, не хватало сил. Я чувствовала себя жалкой, виноватой и совершенно никчемной, чувство отвращения к самой себе стремительно заполняло мои легкие, вызывая спазмы и слезы.

— Ты почему до сих пор не разделась, а? — Мишель, казалось, была возмущена до глубины души. Она тут же отставила огромную кружку с дымящимся в ней напитком, от которого шел насыщенный травяной аромат. Я смотрела на нее рыбьими глазами, как бы прося прощения за то, что доставила ей столько хлопот. — На тебе же вся одежда мокрая! Вздумала воспаление легких подхватить? Не в мою смену!

Она чуть ли не насильно заставила меня подняться и уже было начала расстегивать пуговицы на моей блузке, когда я отвела ее руки

— Мишель, мне так жаль, что я доставляю тебе столько хлопот, — я закусила губу. — Может, мне лучше уйти?

— Еще раз скажешь нечто подобное, и я разозлюсь всерьез, — она нахмурилась и сложила руки на груди. — Куда я тебя отправлю в таком состоянии? Ты же не в своем уме! Наделаешь глупостей или свалишься в какую-нибудь канаву от жара. Просто молча раздевайся, а я приготовлю тебе постель.

Мне хватило сил лишь на то, чтобы кивнуть и начать расстегивать блузку дрожащими пальцами. Все тело бил озноб, только сейчас я поняла, как мне было на самом деле холодно. Пока я стаскивала с себя насквозь промокшую одежду, Мишель вытащила с, кажется, балкона раскладушку и принялась ее расставлять.

— Прости, не могу предложить тебе ничего лучше, — она, кажется, правда сожалела, что не могла предоставить мне постель удобнее, чем эта. На мои заверения в том, что я ей жутко благодарна и за это, она лишь отмахивалась — видимо, такое гостеприимство было само собой разумеющимся.

Я чувствовала себя виноватой еще и потому, что была просто-напросто не в силах по-настоящему отблагодарить Торрес за то, что она была так ко мне добра, поэтому я молча наблюдала за тем, как она извлекала из шкафа белоснежное постельное белье. Квартира у Мишель была небольшая — всего одна комната, кухня и балкон, но сразу чувствовалось, что человек здесь жил творческий. Стопки книг на полу, стены, обклеенные самыми разными фотографиями, специальный стеллаж для виниловых пластинок и сам проигрыватель, стоявший прямо на полу у старого продавленного дивана — все говорило в пользу беспорядочного с виду, но отнюдь не сумбурного образа жизни. Светильник заменяла одинокая лампочка, свисавшая на проводе с потолка, однако ее было вполне достаточно для такой небольшой комнаты. Мне отчего-то казалось, что гости у Мишель бывали не так уж часто.

Как только я стащила промокшие насквозь чулки, Мишель тут же вручила мне сухую футболку и шорты, напоминавшие мужские семейные трусы.

— Даже не отказывайся, — Мишель предупредила слова, готовые сорваться с моего языка. — Ты же не собиралась спать голой?

Я тут же закрыла рот и опустила взгляд, принимая одежду.

— Спасибо большое, — я просто надеялась, что это прозвучало достаточно искренне, потому что моя благодарность Мишель за ее заботу и беспокойство была практически безмерной.

Футболка пахла цветочным стиральным порошком и оказалась мне совершенно по размеру, вероятно, потому, что она принадлежала Мишель. Торрес тем временем заправила для меня постель, и я тут же нырнула под воздушное одеяло, стараясь не стучать зубами от бившего меня озноба.

— Надеюсь, он еще не слишком остыл, — Мишель поправила мою подушку и протянула чашку с чаем, травяной запах которого тут же перебил аромат чистой и свежей постели.

— Спасибо, — я приняла напиток и аккуратно отхлебнула, все же немного обжигая себе язык. Мне не удалось скрыть гримасу отвращения, которую этот чай вызвал во мне, однако Мишель лишь улыбнулась на это.

— Знаю, противный, — напарница подоткнула мне одеяло со всех возможных сторон. — Бабушка всегда заваривала мне его, когда я болела или начинала заболевать. Зато завтра ты проснешься уже без жара.

Горечь трав мне пришлось перетерпеть. Я послушно пила горячий чай, а Мишель тем временем села рядом со мной прямо на пол, подперев голову рукой. Будучи все еще под властью высокой температуры, я не могла справиться с бурей мыслей, что одолевали меня с невероятной силой: одна и та же навязчивая идея вертелась в моей голове снова и снова, не давая мне покоя. Казалось, будто воздух звенел, я еле держала кружку в руке, чтобы не выплеснуть ее содержимое на белоснежный пододеяльник.

— Мишель, почему я такая дура? — я не выдержала этого молчания. Из раздраженных глаз вновь полились слезы, я стремительно теряла над собой контроль. — И почему я не могу просто его любить? Тогда бы я, наверное, смогла бы простить все его выходки!

— Тише, тише, — Мишель взяла меня за руку и забрала чашку. — Ты не в себе, детка. Давай ты поспишь, и мы обо всем поговорим завтра, хорошо? У тебя жар.

Она сказала что-то еще, но я не услышала, лишь послушно кивая. Я чувствовала себя маленьким больным ребенком, которого мать отпаивала теплым молоком, чтобы снизить температуру. В конце концов, напряженные до предела нервы сдались, и я провалилась в тяжелый болезненный сон, который всегда приходит, как только отступает жар.

* * *

Просыпаться было тяжело. Ощущение было крайне странным — только что я была погружена в глубокий сон, а теперь просто очнулась, будто вынырнув из плотной мутной воды. Мне было очень тепло, даже в некоторой степени жарко, однако я не спешила выпутываться из своего кокона, в который превратилось пышное одеяло. Открывать глаза не хотелось, однако в комнате было так светло, что веки разлеплялись сами собой.

Некоторое время я просто лежала, смотря в потолок, про себя отмечая, что в углу побелка вот-вот была готова отвалиться. Дверь на балкон была наполовину открыта, и я могла услышать рев двигателей проезжавших мимо автомобилей. Теплый весенний воздух перемешивался с запахом сигарет, и я поняла, что Мишель находилась на балконе и курила.

Стекло, вставленное в балконную дверь, задребезжало, как только Мишель вернулась в комнату и закрыла щеколду. Кажется, она обо что-то споткнулась, потому что я услышала шипящее: «Черт!», а затем грохот, но мне не было видно, потому что я лежала головой в сторону балкона.

— Доброе утро, — я все же повернулась на бок, все еще прижимая к себе одеяло.

— Доброе утро, — Мишель, все еще немного сонная, выглядела очень по-домашнему в своей полосатой короткой пижаме. Ее кудрявые волосы, еще не прирученные расческой, были просто собраны сзади и падали ей на лицо. Торрес, казалось, была смущена. — Извини, это я тебя разбудила?

— Нет-нет, — я приподнялась, заставляя раскладушку издавать протяжный скрип. — Я проснулась сама.

— Как ты себя чувствуешь?

Только вопрос Мишель заставил меня прислушаться к своим внутренним ощущениям, до этого момента я, казалось, совершенно забыла о своей болезни. На меня тут же накатили воспоминания о вчерашнем вечере, и я жутко смутилась, стыдясь своего поведения.

— Хорошо, — щеки, которые и до этого были румяными, казалось, покраснели еще сильнее. — Очень хорошо, спасибо.

— Я сейчас принесу тебе еще того чая, пока мы не сели завтракать, — Мишель скрылась в коридоре, а затем вернулась с тапочками. — Держи. Пол довольно холодный.

Меня до слез трогала ее забота, но, в отличие от себя вчерашней, я не собиралась плакать. Мишель просто не заслужила становиться свидетельницей моей очередной истерики, тем более, жар у меня вроде как спал, и я могла рассуждать обо всем куда более здраво.

На несколько мгновений исчезнув на кухне, Мишель вернулась в комнату, шаркая тапочками по облезлому паркету, а затем вручила мне огромную кружку, которая до этого была накрыта блюдцем. Неужели она заварила его для меня заранее?

— Спасибо большое, — я села повыше и взяла кружку, стараясь не сильно обжечь пальцы. Мишель ничего не ответила, лишь пододвинула табуретку и села рядом.

— Похоже, тебе действительно лучше, — она подперла подбородок рукой, наблюдая, как я давилась ее горьким чаем. — Ты сегодня хотя бы не ноешь.

Мишель широко улыбалась, и я поняла, что она шутила. Сегодня, когда у меня была свежая голова и свежие мысли, я могла переосмыслить свое поведение и свои вчерашние решения. Прошлым вечером я загрузилась по полной, возможно, поэтому я и впала в практически безумие. Воспоминания о вчерашнем дне тут же отравили утро, с моих губ исчезла улыбка.

— Эй, Тей, я же шучу, — Мишель, похоже, приняла это на свой счет. Она взяла меня за руку и слегка сжала ладонь, я вновь попыталась улыбнуться.

— Нет-нет, это не из-за тебя, — я сжала ее руку в ответ. — Я просто не знаю, что мне делать дальше. Вчера я опозорила себя, как только смогла…

— Вот уж ерунда! — Мишель даже как будто разозлилась. — Ты уж меня, конечно, прости, но я вообще не понимаю, в чем твоя проблема. Разлюбила жениха — брось его!

— Но я же согласилась на его предложение… — я пыталась оправдаться. — Обещала ему…

— Возможно, я вмешиваюсь не в свое дело. Прости меня за это заранее, но я не могу оставаться в стороне, пока ты загибаешься у меня на глазах, — Торрес говорила очень серьезно, почти насильно заставляя меня слушать ее. — Ты упускаешь из виду одну очень важную истину: если уж ты решила ввязаться в отношения, то в них должно быть комфортно обоим. Тебе некомфортно быть рядом с… как там его? Джордж? И ты должна его бросить! Судя по всему тому, что ты вчера наговорила, то ты его даже не уважаешь, уж прости, о каком же тогда браке может идти речь?

Я тупо смотрела в чашку, на дне которой осталась лишь заварка. Мне совершенно нечего было возразить, и это делало мне больнее всего. Когда ложная уверенность в своей правоте застилает глаза, то прозревать становится невыносимо больно.

— Знаю, мои слова тебя ранили, но, поверь, чем раньше ты это поймешь, тем счастливей будешь, — Мишель продолжала сжимать мою ладонь. — Ты же всю жизнь будешь мучиться, потому что не сможешь развестись, я права?

— Права, — я вздохнула. — Ты совершенно права.

— Я рада, что мои слова дошли до тебя, потому что объяснять все эти прописные истины вчера было решительно невозможно. Ты была так расстроена, что не могла и не хотела слышать, что тебе говорили.

— Все это, конечно, хорошо, но не думаешь ли ты, что я просто капризничаю? — я запнулась. — Боюсь, мои родители, да и Джордж, именно так и подумают.

— Ты боишься родителей? — Мишель закусила губу и спрятала взгляд.

— Нет, но… — слова тут же терялись, как только я хотела их сказать. — Я боюсь не их. Я боюсь их неодобрения.

— Но они же у тебя не монстры, верно? — Мишель встала и тут же начала ходить по комнате взад и вперед. — Неужели они не хотят для своего ребенка лучшего будущего?

— Ах, я уверена, что хотят! — я закрыла лицо руками, боясь в любой момент разрыдаться. На ум тут же пришел Эдди, и меня затрясло.

— Просто скажи им, что ты не хочешь выходить замуж за этого человека. Они должны понять тебя! — Мишель вновь опустилась ко мне, вот только уже на колени. — Они же тебе не враги? Пожалуйста, скажи, что нет!

Я замотала головой, пряча взгляд. Вспомнив об Эдди один раз, я уже не могла перестать о нем думать. В голову лезли воспоминания того, как папа уговаривал, умолял и в конце концов угрожал моему брату — только бы тот не поступал в летную школу в Крэнуэлле. Отец всегда хотел для Эдди только лучшего, неужели для меня он не захочет того же? Боялась я только одного — его неизмеримой гордости, которую в полной мере, а, возможно, даже в большей, унаследовал его сын.

— Нет, они мне не враги, — я открыла лицо и вновь посмотрела на нее. — Ты права, мне нечего бояться. Мои родители не могут быть мне врагами, это просто невозможно. Я поговорю с ними и объясню свою позицию, они поймут.

— Очень хорошо, Тей, — Мишель улыбнулась. — Отношения должны быть здоровыми. Я уверена, что ты еще встретишь того человека, который сможет оценить тебя по достоинству.

Я смущенно улыбнулась, а затем встала со скрипучей раскладушки, тут же вставляя ноги в тапки. Мне действительно было гораздо лучше сегодня, и пусть ночная сонливость еще не прошла, моя голова была гораздо более ясной. У меня было ощущение некой усталости, которое всегда наступает после пережитого жара.

Встав напротив зеркала в ванной, я обнаружила, что у меня на щеке отпечатался след от подушки. Я выглядела потерянной, хотя чувствовала, что только-только на самом деле нашлась.

Умывшись, я собрала волосы на затылке и вышла из ванной. Теперь у меня было куда больше возможностей и желания рассмотреть жилище Мишель. Она содержала его в удивительной чистоте, хоть многое и требовало ремонта. Ни на одной из многочисленных книжных полок я не заметила и следа пыли, каждый угол был вылизан, и у меня создавалось ощущение того, будто этот небольшой бардак тоже был запланирован — все же Торрес была личностью творческой, возможно, он был ей необходим.

На небольшой кухне пахло жареным хлебом и свежим кофе, я вдохнула эти ароматы полной грудью, только сейчас понимая, как я на самом деле была голодна. Мишель, забравшись на старую облезлую табуретку, доставала с верхней полки кухонного гарнитура какую-то банку, вполголоса подпевая игравшему радио.

— Спасибо, — она слезла с табуретки и тут же принялась разливать кофе, когда я помогла ей спустить банку, которая оказалась полна вишневого джема. — Не хочешь позавтракать на балконе? Свежий воздух, все дела.

— Хочу.

В этот же момент за стенкой кто-то смачно чихнул. Это было так громко, что я аж вздрогнула.

— Здесь есть кто-то еще кроме нас? — я покосилась на Мишель.

— Нет, — она рассмеялась. — Просто здесь очень хорошая слышимость, особенно на кухне. Будьте здоровы, миссис Гамильтон!

Торрес даже не пришлось повышать голос, что из-за стенки ей ответили:

— Спасибо, милая.

Этот случай заставил меня широко улыбнуться и незаметно для моей напарницы покачать головой. Во всем этом была такая квинтэссенция Мишель, что мне уже даже некуда было поражаться.

Я взяла чашки с кофе, а Мишель тарелку с гренками и креманку с вишневым джемом, в которую были опущены две ложки. Нам пришлось вытащить небольшой складной столик из комнаты, на котором мы и разместили всю посуду, Торрес откуда-то принесла табуретки.

— Ты с ума сошла в таком виде на улицу выходить? — она тут же загнала меня обратно. — Давай снова заболей мне еще тут!

Мишель тут же укутала меня в огромный махровый халат, от которого исходила свежесть стирального порошка, и только потом позволила мне выйти. Честно сказать, на балконе было не так уж и холодно, но я все равно завязала пояс как можно туже, чтобы свежий весенний ветер не проник под одежду.

Квартира Мишель находилась на четвертом этаже, поэтому нам нечего было смущаться — нас просто-напросто не было видно прохожим. Рабочий день только начался, и только сейчас мне пришла в голову мысль, что я впервые в жизни прогуливала занятия в колледже, пусть и не по своей воле. Осознание этого факта привело меня в самую настоящую панику, вишневая гренка тут же встала поперек горла, но я поспешила себя успокоить — в конце концов, ничего страшного не случится, если меня не будет на паре лекций.

— Послушай, возможно, я сейчас задам очень бестактный вопрос, но… — я отпила кофе. — Но почему ты так заботишься обо мне?

Мишель, отставив чашку, внимательно на меня посмотрела. На ее лице не было и следа прежней смешливости — Торрес была как никогда серьезна. Я не выдержала ее взгляда и отвела глаза, разглядывая жилые дома напротив.

— Ты напоминаешь мне кое-кого, — она выдохнула. — Ты напоминаешь мне меня.

Я вновь посмотрела на нее, слегка нахмурившись. Я не понимала.

— Но… — я осеклась. Что мне говорить дальше? Честно, мы были совершенно с ней не похожи.

— Ты ищешь себя, как это делала когда-то я. И я хочу тебе помочь, потому что знаю как это сложно, — она нервно выдохнула и привычным движением потянулась к карману безразмерных домашних штанов. Она больше не хотела говорить о себе, а я не имела права спрашивать — Черт. Я же сегодня прикончила последнюю пачку.

Я без лишних слов встала и зашла обратно в квартиру, достав со дна сумки совсем новую пачку «Мальборо», которую и протянула Мишель. Торрес, изумленно глядя на меня, аккуратно вытащила одну сигарету и подожгла ее кончик.

— Спасибо, — она как-то хитро на меня посмотрела и улыбнулась, судя по всему, своим мыслям.

Неожиданно для себя и ожидаемо, похоже, для нее, я тоже вытащила сигарету и, зажав ее между зубов как заправская курильщица, взяла у Мишель зажигалку. Неловким движением я высекла искру и начала дымить, неглубоко затягиваясь. Легкие воспринимали дым уже несколько охотнее, чем в первый раз, но я все равно кашляла, продолжая упорно вдыхать табачные смолы сама не зная зачем. Было в этом что-то такое… притягательное. Во рту все еще была неприятная горечь, но я стойко ее терпела, упорно приучая себя к курению. Мне неожиданно нравилось выпускать изо рта серый дым, который подсвечивало майское солнце. Мне нравилось быть… такой, какой я была сейчас.

— Слушай, а как ты вообще познакомилась с «Queen»?

Этим вопросом я задалась уже достаточно давно, но мне все казалось, что не было подходящего повода его озвучить. Теперь же мы с Мишель, вроде как, сблизились достаточно, чтобы я могла узнать историю этой дружбы получше.

— О, на самом деле ты подумаешь, что это какой-то анекдот, когда я тебе расскажу, — Мишель улыбнулась, выпуская изо рта сизый дым. — Я полюбила их музыку гораздо раньше, чем встретила их лично. А потом я начала бывать в тех местах, где был Фредди, желая с ним подружиться, а потом подстроила это так, будто наша встреча — случайность. Он до сих пор не знает об этом.

Торрес рассмеялась, а затем вновь затянулась. Копируя движения Мишель, я стряхнула пепел в блюдце, которое она вынесла специально для этого.

— Может показаться, что я обхожусь с парнями несколько… небрежно, — она выпустила изо рта очередную порцию дыма. — Но на самом деле я, возможно, самая большая фанатка их творчества. Знать им об этом, конечно, не обязательно.

Я улыбалась, речи Мишель смешили меня. Она рассказывала об этом так просто, словно подобное было для нее абсолютно естественным. Не знаю уж, что было поводом для того, чтобы Мишель скрывала свою фанатскую любовь — гордыня или желание находиться с музыкантами «наравне» — но это было забавно.

— Ты слышала их последний альбом? — Мишель курила уже вторую сигарету. Зажав ее между зубов, она раскладывала для меня доску, чтобы я могла отгладить свою одежду.

— Думаю, настало время признаться, что я слышала лишь несколько песен «Queen», да и то, только по радио, — я неловко улыбнулась, ожидая реакции Мишель.

— Шутишь? Ты уже несколько раз напивалась с рок-звездами, с чьим творчеством едва ли знакома? — Торрес распутала шнур утюга и воткнула вилку в розетку. — Честно, эта одна из самых рок-н-ролльных вещей, о которых я слышала!

Я рассмеялась, однако Мишель, кажется, была всерьез чем-то озабочена, потому что так торопилась выйти из-за гладильной доски, что чуть не споткнулась о шнур. Чертыхнувшись, она подошла к одному из стеллажей возле стены и извлекла одну из пластинок. Сигарета все еще была зажата у нее между зубов, и та картина, которая складывалась в стенах этой бедной, но атмосферной комнаты, была очень богемной. Мишель была очень богемной.

— Ну хоть последний их альбом ты должна услышать, — она тут же положила пластинку на проигрыватель и опустила иглу.

Альбом начинался с виртуозной игры, как я понимала, Фредди, тут же превращаясь в рок-н-ролльный. Я слушала его, одновременно отглаживая свою темно-синюю юбку. Мишель кружилась по комнате, еле слышно подпевая. Честно говоря, я завидовала такой ее внутренней свободе — она очень легко двигалась, в то время, как я могла позволить себе лишь иногда покачивать бедром в такт песне.

Неожиданно, примерно на третьей песне, Мишель развернулась ко мне лицом и подняла указательный палец вверх.

— Слушай внимательно! — при этом у нее были такие озорные искры в глазах, что ее восторг передавался и мне. Она даже закусила губу, силясь не рассмеяться. — Очень внимательно!

Эту песню исполнял уже не Фредди, сначала я даже нахмурилась и вопросительно посмотрела на Мишель, но она лишь рассмеялась и упала спиной на диван, закинув ноги на его спинку. Она широко улыбалась, но затем все же села, подобрав под себя колени.

— Машина мечты…

— Это Роджер поет?

Мишель кивнула, а я стала прислушиваться внимательнее. Я пыталась понять, нравится мне эта песня или нет, но когда пришло время строчки: «Когда я вставляю свой шланг в твой бензобак», то я уже не смогла сдержаться и рассмеялась, отчаянно краснея. Боюсь, Роджеру бы моя реакция не слишком понравилась, но я не могла остановиться. Такую метафору трудно было не понять, я закусила губу, думая, что мои мысли в этот момент вполне пришлись бы Тейлору по вкусу — я находила эту песню в некоторой степени… горячей. Возможно, у нас с Роджером была общая нездоровая страсть к автомобилям?

— Слушай, а у Роджера с девушками нормальные отношения? — я пыталась сдержать свой хохот, но это больше походило на то, как будто у меня вновь начался отек Квинке. — Или он со… скажем так, специфическими вкусами?

— Обычно он говорит о девушках, — Мишель хмыкнула, решив поддержать мою шутку. — Думаю, он имеет ввиду машины.

Мы с ней вместе рассмеялись, у меня на глазах даже выступили слезы, но я упорно продолжала отглаживать юбку.

— Знаешь, вчера, когда по радио заиграла «Богемная Рапсодия», то ты расплакалась, — Мишель подала мне мою блузку.

— Правда? Я, честно говоря, плохо помню вчерашний вечер, — я нахмурилась, но все же начала прислушиваться к словам песни. — А, впрочем, понимаю почему. Слова так совпали с моим настроением, что я просто… не выдержала.

Думаю, не трудно догадаться, какие песни из альбома запомнились мне лучше всего. Хотя он весь мне понравился, я даже подумала о том, что мне стоит его купить.

Как бы мне не было весело с Мишель, мне все же придется покинуть это убежище и вернуться домой, чтобы начать, возможно, самый сложный разговор в своей жизни.

Торрес, конечно же, предложила подвезти меня до дома, и как бы я не отказывалась, не желая злоупотреблять ее гостеприимством, она все равно не приняла мой отказ.

— Если тебе нужно будет поговорить, то я всегда готова выслушать, — зеленый микроавтобус Мишель остановился практически напротив крыльца моего дома. — Позвони мне потом, хорошо?

— Хорошо, — я не удержалась и напоследок обняла девушку. — Спасибо тебе огромное за… за все спасибо. Ты не представляешь, что ты для меня сделала.

— Пустяки, — она улыбнулась. — Надеюсь, это все не зря.

Я выскользнула из автомобиля, напоследок помахав Мишель рукой. Продолжая сжимать в руках пиджак Роджера, я довольно смело шагала к входной двери собственного дома, шумно выдыхая. Ладони у меня несколько вспотели, но настроена я все же была весьма решительно.

Родителей я застала на кухне — оба заканчивали обед. Только сейчас я поняла, насколько задержалась, потому что я обещала прийти утром.

— Привет.

Я замялась на пороге, стискивая в руках ремешок сумки. Мама смотрела не очень одобрительно, отец тем более.

— Здравствуй, Тей, — мама сложила тарелки в мойку. — Будешь обедать?

— Я не голодна, спасибо, — с шумом отодвинув стул, я села. Молчание папы меня напрягало, я будто сжималась от того, как он на меня смотрел. — Мне нужно сказать вам кое-что важное.

Вот так — резко и без прелюдий. Я взглядом попросила маму сесть, и она приземлилась на кухонный стул, всем своим видом показывая, как внимательно она меня слушала. Папа тоже, казалось, весь обратился в слух.

— Надеюсь, ты хочешь объяснить, куда ты ушла вчера из дома, — сказал папа. Я понимала его негодование, но у меня голова шла кругом от… всего.

— И это тоже, — не выдержав напряжения, я опустила глаза на свои руки. Во рту пересохло, сердце, казалось, переместилось куда-то в область висков, где оно стучало оглушительным набатом. Наконец, оторвав взгляд от влажных сцепленных ладоней и переместив его на лица родителей, я сказала то, что давно должна была: — Я не выйду замуж за Джорджа.

Все то время, что мы с Мишель потратили на дорогу до моего дома, я в голове прокручивала все возможные варианты развития дальнейших событий. У меня были тысячи вариантов того, что мне могли сказать родители, но ни один из них не казался достаточно реалистичным. Все внутри меня замерло, я была напугана реакцией, которой еще даже не последовало.

— Что ж, у этого наверняка есть причина, дорогая, — мама говорила на удивление спокойно. Она как будто…понимала. Или ожидала этого, что куда вероятнее.

— Он обидел тебя? — видимо, на тон папы так действовал мой зашуганный вид. — Поднял на тебя руку?

— Нет-нет! — я невольно раскраснелась от нервов. — Просто… я поняла, что нам с ним не по пути. Я его не люблю и не уважаю.

На последнем слове я выразительно посмотрела на маму, и она, кажется, все поняла. К моему удивлению никакой бурной реакции не последовало, оба родителя, казалось, просто приняли мое решение.

— Я знаю, как бы вам хотелось видеть меня рядом с Джорджем, но, понимаете, я чувствую, что никогда не буду с ним счастлива! — я заломила руки, чуть ли не задыхаясь в своих оправданиях. — Можно не любить человека, но суметь построить с ним семью, но сейчас я понимаю, что не хочу и не смогу вступить в брак с Джорджем… Помню, я говорила вам о личной свободе, но, поверьте, сейчас я руководствуюсь вовсе не своими капризами, а здравым смыслом!

— Тей, все хорошо, — мама, заметив мое состояние, поспешила меня успокоить, накрыв своей ладонью мою. — Не хочешь — не надо. Если ты не хотела изначально, то тебе следовало сказать об этом прямо. Прости, я думала, что ты действительно просто капризничала, но теперь я вижу, что ты правда не хочешь. Не с этим человеком.

— Ты из-за этого ушла вчера из дома? — я кивнула, опустив взгляд на свои ладони.

— Меня мучало чувство вины из-за того, что вы можете быть во мне разочарованы, — я решила быть откровенной до конца.

— Мы не можем быть разочарованы в тебе из-за того, что ты приняла собственное взвешенное решение, от которого, тем более, будет зависеть вся твоя жизнь, — папа говорил удивительно мягко. Я поймала себя на мысли, что мне хотелось броситься ему на шею. — Оно же взвешенное?

Папа приобнял меня за плечи, прижимая к себе. Даже не смотря на него, я понимала, что он улыбался.

— Очень взвешенное, — я улыбнулась и, шмыгнув, прижалась к белоснежной ткани рубашки.

— Хорошо, — папа потрепал меня по волосам. — Ты бы никогда не приняла поспешного решения, я знаю. Не хочешь выходить замуж — никто тебя заставлять не станет. Знай, что мы всегда будем желать для тебя только лучшего.

В этот самый момент я почти физически почувствовала, как с моей груди скатился огромный камень. Мой тыл был надежен, как никогда — родители не осудили моего решения, как я того боялась. Как я вообще могла думать, что папа с мамой могли бы настаивать на том, что было противно мне и моим внутренним убеждениям? Возможно, всему виной была та история с Эдди… Но теперь, когда у меня была поддержка родителей, мне казалось, что я была способна на все.

В конце концов, я поняла, в чем крылась причина моего страха перед реакцией родителей. До этого момента я никогда не говорила им о своем желании разорвать помолвку прямо — я все ходила вокруг да около, бесцельно и безрезультатно, а потому мама с папой считали своим долгом подтолкнуть меня к тому решению, которое считали самым верным. Теперь же, когда я заявила о своем нежелании выходить замуж безо всяких уловок и намеков, они приняли его и не стали возражать.

Но почему то же самое не сработало с Эдди?

* * *

26 мая, 1976 год

После того разговора мы с родителями даже не упоминали имени Джорджа. Я ясно дала понять, что мне неприятны разговоры о моем решении разорвать помолвку, и они его уважали, за что я им была бесконечно благодарна. Единственный раз, когда мы коснулись этой темы в разговоре, случился прошлым вечером. Мама спросила, должны ли они с отцом сообщить родителям Джорджа о том, что свадьбы не будет. Я не сразу нашлась, что ответить.

— Нет, я скажу ему сама, — я спрятала взгляд. — Позже.

Мама кивнула, и больше мы к этому не возвращались.

На самом деле я не была уверена, что была готова взять ответственность за разорванную помолвку. В моих интересах была рассказать об этом Тарлингтону как можно скорее, но каждый раз, когда я поднимала телефонную трубку и слышала гудки, я все не решалась набрать номер и, в конце концов, клала ее обратно, фыркая и садясь на кровать в своем идеально отглаженном платьице, складывая руки на груди. Злость на себя была беспредельной, но я все оттягивала тот момент, когда мне придется сообщить Джорджу о том, что я не собиралась становиться его женой. Я прекрасно осознавала, что если не сделаю это сама, то Тарлингтон найдет меня сам и тогда взрыва избежать не удастся, но я продолжала кусать губы и молчать.

К счастью, сегодня должно было состояться событие, которое было просто обязано избавить меня от ненужных мыслей. Девичник у Крисси обещал стать грандиозным.

Накануне вечером я очень долго разговаривала с Мишель по телефону, потому что жутко переживала. Вообще, я заметила, что чем ближе время было к ночи, тем расшатаннее становились у меня нервы. Такую закономерность мне было объяснить решительно нечем, впрочем, Мишель сносила перемены моего настроения с поразительной стойкостью.

— Ты уверена, что Крисси действительно хочет меня видеть? — я наматывала на палец прядь уже, наверное, в сотый раз, отчего она стала похожа на сосульку.

— Слушай, Крисси не тот человек, который делает что-то из жалости, — Торрес, похоже, снова курила, потому что в ее речи то и дело возникали секундные паузы. — Если она тебя пригласила, значит, она правда этого хотела. Не придумывай себе столько проблем, детка. Пусть это станет твоим девизом на хотя бы ближайшие несколько дней.

Твердо решив послушаться ее совета, я максимально расслабилась, но все равно замирала каждый раз, когда звонил Джордж. Я попросила маму говорить, что меня не было дома или что я была занята, поступая, как какая-то пугливая школьница. Впрочем, я не так уж и далеко ушла от этого возраста, если подумать.

В колледже я не была уже третий день, что меня не особо волновало, как ни странно. Работа была очень ненапряжной, да и я сама была на волне полного расслабления, поэтому тогда, когда микроавтобус Мишель остановился у моего дома, я схватила свою сумку и, обуваясь чуть ли не на ходу, выскочила из дома, клятвенно пообещав родителям, что компания соберется приличная.

Мишель сидела на переднем сиденье, смотря на меня из-под линз очков, положив локоть на опущенное стекло. Весеннее солнце отражалось от ее оправы, я надела свои и тут же забралась внутрь на место рядом. Торрес лопнула пузырь из розовой жвачки и приветственно улыбнулась, отъезжая от моего дома.

— Надеюсь, ты успела выкинуть всю эту ерунду из своей головы, — у Мишель был очень хитрый взгляд, но она крайне одобрительно посмотрела на бутылку розового шампанского, которую я сжимала подмышкой. — Сегодня я тебе не позволю страдать из-за надуманных проблем.

Я лишь хмыкнула, доставая из сумки пачку сигарет. Не успела я найти зажигалку, как Мишель воскликнула:

— Ты почему не в пижаме?

Мы остановились на перекрестке, Торрес внимательно смотрела на меня. Мои солнечные очки сползли на самый кончик носа, я изумленно глядела на нее из-под темных линз.

— А должна быть? — я сунула пачку обратно. — Я думала, что переоденусь там.

— Нет-нет, переодевайся сейчас, пока мы не приехали! — Мишель барабанила пальцами по меховому чехлу на руле. — Вечеринка тематическая, мы должны быть в образе, когда приедем.

Со старческим кряхтением я перелезла назад, где было достаточно места, чтобы я могла хотя бы разогнуться наполовину. Отглаженная пижама для тематической вечеринки у Крисси лежала в моей сумке на самом дне, поэтому мне пришлось ее буквально выпотрошить, чтобы достать одежду. Мишель водила достаточно аккуратно, поэтому я даже ни разу не упала на поворотах, стягивая с себя юбку и блузку и заменяя их пижамой в бело-зеленую полоску. Стремясь сохранить накрученные кудри, я старалась одеваться как можно аккуратнее, но машина у Мишель была не такая уж большая — я едва ли могла выпрямиться.

Наконец, я сложила свою нормальную одежду в сумку и вновь перелезла на переднее сиденье. Пачка сигарет ощущалась уже не такой инородной в моей ладони, а ощущение зажатой меж зубов «раковой палочки» было на удивление правильным. Сделанного не воротишь — курить мне нравилось, но еще больше мне нравилось это ощущение кинематографичности, принадлежности к какому-то особенному клубу, к которому принадлежали Мэрилин Монро, Коко Шанель и Марлен Дитрих.

Я усмехнулась, представив себя со стороны. Могла ли я даже подумать еще месяц назад, что буду ехать в «Фольксвагене» насыщенного зеленого цвета, в пижаме и с сигаретой в руке? Звучит как начало бородатого анекдота.

— Дай-ка прикурить, детка, — я поднесла ко рту Мишель розовую блестящую зажигалку. — Где купила? Просто прелесть!

— Секрет! — я усмехнулась, выпуская в опущенное окно струю дыма.

Мы остановились на перекрестке, я надела солнечные очки, наслаждаясь теплой погодой. По радио играла чудесная музыка, я ехала на девичник и день обещал быть невероятно веселым — все складывалось как нельзя лучше.

— Боже мой, я совсем тебя испортила, — Мишель боковым зрением смотрела, как я курила. — Следующая стадия — наркотики.

Я лишь хмыкнула, решив, что это была шутка.

Крисси сняла огромный люкс для девичника в отеле «Milestone Kensington», поэтому ехали мы минут семь. Это был относительно небольшой старинный особняк, расположенный в самом сердце Лондона, центрее, казалось, уже некуда. Мишель без всякого стеснения припарковалась рядом с «Роллс-Ройсом», я вылезла из микроавтобуса и огляделась.

— Мы уже опоздали на тридцать минут, — я шла за Мишель, все еще держа подмышкой бутылку розового шампанского. Швейцар в нарядной форме учтиво открыл нам дверь, но я заметила, как плотно он сжал губы, чтобы не рассмеяться.

— Мы не опоздали, а задержались, — Мишель широким шагом направилась прямо к рецепции, за которой стояла девушка в строгом пиджаке. — Добрый день. Не подскажете, какой номер сняла Кристина Мален?

— Добрый день, — девушка профессионально улыбнулась. — Мисс Мален занимает номер триста пять. Она вас ожидает?

— О, да! — Торрес усмехнулась и, сняв очки, положила их в карман пижамы. Выглядели мы в этом шикарном холле, прямо скажем, экзотично, но рядом с Мишель меня это почти не волновало. Почти. Трудно было привыкнуть к такому повышенному вниманию, я все же предпочитала оставаться незаметной.

Времени разглядывать интерьер отеля у меня почти не было, потому что мы тут же скрылись на лестнице — лифта в этом отеле не было, как и нужды в нем, собственно. Особняк имел всего несколько этажей, однако номеров, очевидно, было достаточно много.

Портье проводил нас к номеру и постучал. За дверью слышалась музыка, смех и звон бокалов, нам открыли не сразу. Я спряталась за спиной Мишель, однако она крепко взяла меня за запястье и заставила сделать шаг вперед. Мне отчего-то было очень страшно, хотя большинство людей из той компании, что сегодня собралась, я наверняка знала.

— Боже мой, девочки, скорее заходите! — Крисси открыла нам дверь, держа в одной руке бокал с шампанским, а другой протягивая портье чаевые. — Вы задержались!

— Привет, — я старалась улыбаться как можно естественнее. — Держи, это тебе.

— Спасибо, Тей! — Крисси неожиданно чмокнула меня в щеку, и я поняла, что она была такой веселой вовсе не из-за шампанского. — Проходите же скорее, располагайтесь. Классные пижамы!

То, что я увидела в центре комнаты, затмило для меня даже интерьер в стиле рококо, который я поначалу разглядывала. Огромный стол был уставлен самыми разными сладостями, всеми, которые только можно было вообразить. У меня, словно у ребенка, тут же загорелись глаза от радости и предвкушения.

— Впечатляет, — Мишель потерла ладони. — Придется расслабить резинку на штанах.

— О да, — Мален кивнула. — Мы не покинем этот номер, пока не съедим все!

— Привет, Тей, — Вероника приобняла меня в знак приветствия, а затем и Мишель. — Смотрю, вы обе уже подготовились.

Девушка рассмеялась, глядя на наши пижамы. Моя была образцом скромности и сдержанности по сравнению с той, что носила Торрес — у нее она была с изображением огромных сердец, пронзенных стрелой. Они особенно впечатляюще смотрелись на баклажанового цвета ткани. Мэри, которая тут же накинулась на нас с объятиями, была в белоснежном махровом халате.

— Тей, ты не знакома с Жозефиной, — сначала я не заметила девушку, что сидела на диване у огромного окна, потому что все мое внимание было сосредоточено на огромном количестве сладостей, что ждали той минуты, когда я смогу их, наконец, опробовать. — Жози, это Тейлор. Тейлор, это Жозефина, моя подруга, которая и познакомила меня с Брайаном.

— Очень приятно, — она протянула мне бледную ладонь, которую я пожала в знак приветствия.

— Мне тоже.

Похоже, я была знакома с Крисси меньше всех из присутствующих, но Мален ни на секунду не позволила мне даже вспомнить об этом. Никто из нас не был обделен вниманием, да и компания собралась просто чудесная, мне казалось, что еще со времен школы я не собиралась в таком замечательном женском кругу.

Стол со сладостями стоит отдельного упоминания. Миндальные пирожные самых разных цветов высились на этажерках, образуя пирамиды, тарелки были наполнены песочными корзинками с ягодами и фруктами, которые были погребены под воздушным сливочным кремом. Эклеры, покрытые белым, темным и молочным шоколадом, были сложены в подобие поленницы, а когда я надкусила один, то поняла, что внутри была нежнейшая начинка. Количество безе самых невероятных форм поражало воображение, сахарная пудра, казалось, была везде. Рядом стояла небольшая корзинка, наполненная фруктовым мармеладом всех возможных расцветок — под слоем затвердевшего сахара он был прозрачным, словно фруктовый лед, и нежным, как масло. С краю стояла чаша наподобие той, в которую наливают пунш, только вместо него там была целая куча резанных персиков в густом прозрачном сиропе, от которых исходил такой упоительный аромат, что у меня рот тут же наполнился слюной. В вазочках на высоких ножках было вишневое и яблочное желе с заключенными в самом центре ягодами и другими плодами. Мое особое внимание привлекли турецкие сладости: залитая сиропом пахлава с щедрым слоем орехов и рахат-лукум, сахарная пудра от которого оседала на верхней губе и носу. Отдельную этажерку занимали фрукты, покрытые самым разным шоколадом, и это зрелище меня, как заядлую любительницу этой какао-сладости, чуть не заставило рыдать. Тут были и вишни, и клубники, и бананы… Но самое главное, здесь была огромная тарелка моих любимых пирожных из французской кондитерской на Ковент-Гарден — хрустящих миндальных тартов, покрытых розовой глазурью, клубникой и нежнейшим кремом.

Даже если я сегодня буду остерегаться сладостей, содержащих апельсин, то вероятность умереть от сахарного диабета по-прежнему была экстремально высокой. Закинувшись на всякий случай димедролом, я присоединилась к общему празднику и веселью.

То, что организовала Крисси, можно было охарактеризовать, как «женский рай». Ну, или рай для таких девушек, как мы. Горы сладкого, реки шампанского, нежный интерьер люкса, выполненный в стиле рококо, кисточки на шторах, розовый лак для ногтей и жидкая подводка, которой я рисовала стрелки всем желающим, потому что оказалось, что на чужом лице их сделать могла только я. Мишель гордо отказалась от моих услуг, решив, что справится сама, а вот Жози, как ее называли все вокруг, а теперь и я, подставила свое лицо и закрыла глаза, положившись на сомнительную прямоту моих рук.

— Знаете, я сейчас вспомнила, что Брайан мне говорил, что он стал гитаристом только ради того, чтобы знакомиться с девчонками.

Крисси лежала на огромной кровати, подперев одной рукой голову, а другой держа бокал с розовым шампанским. Мишель, красившая Веронике ногти в насыщенный синий цвет, прыснула, чуть не уронив флакон с лаком прямо на дорогой пушистый ковер.

— И не врал же! — Жози широко улыбнулась, все еще держа глаза закрытыми, пока я старалась сделать кончик ее стрелки как можно острее.

— Все, можешь открывать, — я закрутила крышку флакона с жидкой подводкой. Жозефина несколько раз моргнула и, встряхнув золотистыми кудрями, тут же устремилась к туалетному столику.

— Тей, ты просто прелесть! — ей приходилось говорить довольно громко из-за игравшей пластинки. — Они идеально ровные!

Я всего лишь улыбнулась, мол, мне это ничего не стоило, хотя на самом деле даже немного вспотела от усердия — не хотелось налажать для человека, с которым я планировала подружиться в дальнейшем.

— А как вы познакомились?

Я уселась на край кровати, взяв тарелку со своим любимым кремовым пирожным и бокал, который Мишель даже без просьбы тут же наполнила шампанским. Торрес так и осталась сидеть в кресле, а вот Вероника и Джози разместились рядом с Крисси, прямо напротив меня. Мэри уселась на подлокотник рядом с моей напарницей, опустив той руку на плечо. Пока еще Мален перевернулась на спину, широко улыбаясь и только чудом не расплескав шампанское на розовые простыни.

— Честно, я толком и не помню, — у Крисси было какое-то особенное вдохновенное лицо, когда она говорила о Брайане. — Мне иногда кажется, что я знаю его всю свою жизнь. Но вообще нас познакомила Жози. Она в то время встречалась с Роджером.

Мне очень сильно хотелось удивиться, но я не желала показаться совсем уж бестактной. В конце концов, что же тут было такого? Роджер на самом деле производил впечатление парня, у которого было много девушек, отрицать это не было никакого смысла. К тому же, я его за это не осуждала — мне казалось, что именно такой и должна быть рок-звезда.

— Зато я прекрасно помню, как вы познакомились, — Жози уселась по-турецки, положив себе на ноги тарелку с пирожными. — Я привела тебя однажды на репетицию «Smile», а там ты уже взяла дело в свои руки.

Крисси резко села, а затем рассмеялась, прикрывая руками лицо. Я заметила, как у нее блестели глаза, очевидно, не из-за шампанского. Мне отчего-то тоже захотелось улыбаться — счастье, охватившее Крисси, распространялось по воздуху, заражая остальных.

— Давайте выпьем за еще одну молодую семью! — Мэри разбавила обстановку самым верным способом — она предложила выпить.

Мишель ловко открыла новую бутылку шампанского и разлила по бокалам пенящийся напиток, к моему удивлению, не пролив на кровать ни одной капли. Мы все дружно поздравили Крисси, зазвенел хрусталь, и я запила очередное пирожное игристым вином, от которого временами свербело в носу.

— Ох, девочки, я на самом деле очень волнуюсь, — Крисси расстегнула первые несколько пуговиц своей пижамы и поднялась с кровати, отходя к раскрытому балкону. Лицо у нее горело, глаза блестели, да и вообще в ней чувствовалась какая-то лихорадочность. — Выходить замуж — это довольно ответственный шаг. Что, если в наших с Брайаном отношениях что-то изменится? Скажи, Тей, тебе не страшно? Ты же тоже скоро выходишь замуж.

Я чуть не подавилась шампанским. Мы с Мишель тут же переглянулись, и я закусила губу.

— Тебе не о чем волноваться, Крисси, — я взяла ее за руку, решив пока не говорить о том, что я, вообще-то, разорвала помолвку — вдруг она из-за меня передумает выходить замуж, а мне не хотелось быть в этом виноватой. Мне просто не повезло, а Крисси будет счастлива, уж в этом я была уверена на все сто процентов. — Я же вижу, ты любишь Брайана. Да и он тебя тоже. Замужество — это не конец света, с появлением штампа в паспорте в человеке ничего не меняется. Никто не запретит тебе быть собой или относиться к Брайану так, как ты это делала до свадьбы.

Возможно, с моей стороны говорить такое было несколько лицемерно — я чувствовала себя сапожником без сапог. Сижу тут, раздаю советы по постройке семейных отношений, в то время как сама вот-вот брошу своего жениха.

— Да, Тей, думаю, ты права, — Крисси улыбнулась, в этот раз куда спокойнее. — С Брайаном бывает сложно. Знаете, он такой умный, я даже не всегда понимаю, о чем он говорит, особенно когда он увлечется какой-нибудь физической темой, но это неважно. Я готова его слушать просто так, ждать из туров и с репетиций. И даже терпеть то, как он вскакивает посреди ночи, чтобы записать строчки очередной песни.

Крисси, чьи внутренние стержни были снесены волной нахлынувших нежных чувств, снова села на кровать и, кажется, начала плакать. Мы все были уже очень пьяны.

— Ох, какая же ты будешь счастливая! — Вероника обняла Мален со спины. — Легко тебе, конечно, не будет, но ты не пожалеешь. А если пожалеешь, то мне остается только посочувствовать Брайану, потому что защита у тебя достойная!

Мы все рассмеялись, хотя глаза у всех были на мокром месте. В углу стояли пять пустых бутылок из-под шампанского.

— И это говорит жена Джона Дикона! — Мишель рассмеялась, подойдя к раскрытой балконной двери и закуривая. — Он же у тебя самый тихий. Если уж у тебя с ним проблемы, то остальные парни просто катастрофы.

— Джон не самый тихий, — Вероника улыбнулась. — Он просто кричит реже остальных.

Все снова рассмеялись, Вероника и Крисси упали вместе на кровать. К своему удивлению я поднялась с матраса с трудом. Вот сидишь, пьешь, все вроде бы нормально, а потом ты не можешь встать.

— А кто же чаще всех? — я широко улыбалась, пьяная и зараженная этой невероятной атмосферой.

— Мне кажется, что Роджер, — высказалась Мэри. А затем, обратившись ко мне, добавила: — Видела бы ты их репетиции! Хотя, знаешь, наверное все же Фредди. Недаром же он вокалист.

Мы продолжали обсуждать всякие глупости, которые сейчас казались невероятно важными. Я видела «Queen» сквозь призму тех, кто их любил, и кого любили они сами, это открывало для меня парней с совершенно иной стороны. Единственным человеком, который почти ничего не говорил, была Жози.

Почти ни на секунду я не переставала думать о том, как на самом деле сильно Крисси и Вероника любили Брайана и Джона, хотя быть женами рок-звезд наверняка чудовищно трудно. Интересно, Роджер и Жози расстались по той же причине?

Известность предполагала встречи с огромным количеством новых людей, многие из которых обязательно будут девушками. Я поймала себя на мысли, что наверняка не смогла бы выдержать этого груза сомнений в своем спутнике, которые мучали бы меня каждый день. Боязнь потерять его и нежелание делить с кем-либо несомненно убили бы мои чувства, а чувства моего звездного избранника погубила бы моя ревность, поэтому я могла только удивляться той силе и самоотверженности, с которой Крисси и Вероника любили Брайана и Джона.

Мишель молча курила на балконе, в номере помимо музыки слышался громкий смех и звон бокалов. Торрес барабанила пальцами по деревянным периллам балкона и, наконец, сказала:

— Дамы, что-то у нас недостаточно весело, — она бросила докуренную сигарету в бокал с шампанским, где та с шипением потухла. — Мы уже достигли той кондиции, в которой жажда приключений становится практически невыносимой.

— И что же ты предлагаешь? — Мэри закинула себе в рот красный мармелад в форме морской звезды.

— Куда там отправились отмечать парни? — Мишель с самым хитрым видом потерла руки.

— В кабаре, — Крисси, которая начинала догадываться о планах Торрес, начала широко улыбаться.

— Ну ничего себе! А у Брайана губа не дура! — Мишель даже присвистнула. — Вот туда-то мы и отправимся!

У всех в глазах тут же загорелись искры интереса. На Лондон уже начали опускаться вечерние сумерки, но для нас, похоже, девичник только начался.