Не любите барабанщиков (гет)

He sang a song when he did it

Он пел песню, пока делал это,

He was cold and he was so unforgiving

Он был холодным и неумолимым,

Now she dances to the song on the minute

Сейчас она танцует под эту же песню,

Yeah, all the time, all the time

Да, все время, все время.

It make her weak when she hear it

Она слабеет, когда слышит ее,

And it got her on her knees like religion

И это поставило ее на колени, как религия,

She was young and she was forced to be a woman

Она была юна, и ее принуждали быть женщиной,

Yeah, all the time, all the time

Да, все время, все время.

The Weeknd — In The Night

22 мая, 1976 год.

Всю ночь я отчаянно проплакала, а потому встала с постели с раскрасневшимися и опухшими глазами. Двойная доза аспирина убила головную боль, оставив после нее лишь ноющее чувство, которое раздражало так, что хотелось лезть на стенку.

Это субботнее утро было бы хорошо провести в постели, не раскрывая штор, и заниматься самобичеванием, но я не могла — сегодня должны были привести французский мебельный гарнитур, который мы с Мишель должны были оформить по всем правилам.

Когда я поднялась с постели, то обнаружила, что все мое тело болело. Голова кружилась, глаза слезились, да и вообще я выглядела так, как будто умерла еще неделю назад. Не было ни одного свидетеля моей вчерашней истерики, которая явилась результатом осознания того, что я не хотела становиться женой Джорджа.

Строго распланированная жизнь крошилась прямо у меня в руках, и я ничего не могла с этим поделать. Впервые чувства брали верх над разумом, одна мысль о том, что мне придется стать женой этого человека, приводила меня в ужас, губы начинали дрожать, а руки совершенно не слушались. В кресле у окна лежало шелковое вечернее платье, которое я вчера стаскивала с себя, стараясь рыдать как можно тише, чтобы родители ничего не услышали. Под ним валялись туфли и клатч, который я не потрудилась разобрать. Слава богу, родители уже спали, когда я вернулась, и мне не пришлось выдумывать оправдания.

Я разрывалась между тем, чтобы позавтракать дома, рискуя встретиться с родителями, и поесть где-нибудь в кафе, что тоже не особо радовало, потому что я хотела показывать свое кислое лицо другим людям как можно меньше. В конце концов, решив, что сейчас слишком рано для того, чтобы мама с папой проснулись, я прокралась на кухню в одной пижаме и стащила кусок маминого яблочного пирога вместе со стаканом сока. На секунду я остановилась возле родительской спальни и выдохнула, услышав мерное сопение обоих.

Бред. В собственном доме приходится красться за едой, чтобы тебя не заметили.

Пирог не доставил мне особо наслаждения вопреки ожиданиям, поела я без особого аппетита. Холодный душ не придал бодрости, мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы не выглядеть так, будто я вот-вот умру от чахотки. В конце концов, я вновь накрутила кудри и накрасилась, почти вслепую, честно говоря, потому что соображала очень плохо.

Хорошо, что всю свою одежду я отглаживала заранее, иначе, мне думалось, я бы сейчас просто села на кровать и расплакалась от того, как тяжело мне было собираться. Благо, у меня были свежие блузка и юбка с нарисованными на ней маками, и я, кое-как собрав себя в кучу, надела солнечные очки, чтобы круги под глазами были менее заметны, и спустилась по лестнице.

— Доброе утро, солнышко, — к моему несчастью, на кухне уже сидела мама и, судя по запаху, варила кофе. — Куда это ты с утра пораньше?

— Доброе утро, — я подставила щеку для поцелуя. — Мне сегодня нужно быть на работе, привозят мебельный гарнитур из Франции.

— Звучит интересно, — мама выключила конфорку под закипавшим в турке кофе. — А как вчера все прошло? Ты вернулась домой довольно поздно.

— Нормально, — я закусила губу, чувствуя привкус персикового бальзама. — Я тебе все позже расскажу, хорошо? Я опаздываю.

— Как скажешь, — мама пожала плечами, наблюдая, как я надевала туфли. Я просто надеялась, что она не замечала дрожи в моих руках и хрипоты в голосе, потому что нормальных оправданий для своего состояния я еще придумать не успела.

Всю дорогу в аукционный дом я думала о том, что мне делать дальше. Теперь я как никогда остро чувствовала, что если выйду замуж за Джорджа, то совершу самую большую ошибку в своей жизни. Я была не для него, а он — не для меня, но в душе все еще было неприятное ощущение, из-за которого я боялась сообщить о своем решении окружающим. Пока я знала точно только одно — мне необходимо избегать Джорджа так долго, сколько это будет возможно. Я не была готова с ним говорить, смотреть ему в лицо и рассказывать, что именно пошло не так прошлым вечером. Да и прошлым ли вечером все пошло не так? Может, все началось гораздо раньше?

Погруженная в свои мысли, я все равно не могла не заметить, как на меня косились некоторые люди, особенно женщины. Одна так вообще смотрела на меня настолько пристально, что я невольно отвела взгляд, а потом она начала качать головой, как бы в осуждении. В моем теперешнем состоянии это вызывало только раздражение, но я все равно осмотрела себя, насколько это было возможно, и все равно ничего не поняла. Никаких пятен на одежде не было, стрелки на чулках не пошли, что, черт возьми, было не так? Достав зеркало, я удостоверилась, что на лице у меня не было написано никаких бранных слов, и в конце концов только больше разозлилась. Нервы сегодня были совершенно ни к черту.

— Доброе утро, Тей.

В комнате как всегда гремела музыка, Мишель носилась туда-сюда с целой кучей бумажек, и мне тут же стало очень стыдно.

— Прости, я опоздала, — я практически бросила сумку на стол. — Гарнитур уже привезли?

— Да, — Мишель нагнулась к столу что-то быстро записывая на бумажке, от усердия даже закусив губу. — Не волнуйся, все успеем. Что это с тобой?

Она смотрела на меня снизу-вверх, приподняв брови в удивлении. Я так и застыла, думая, что же сказать. Нервы сдавали, мне казалось, еще чуть-чуть и все — я закричу.

— А что со мной?

— Ты какая-то бледная, нервная и… — Мишель сделала паузу, — … и на тебе красный лифак.

— Черт, — я подошла к огромному зеркалу, что стояло у самого входа. Действительно, через светлую шелковую блузку довольно сильно выделялось красное белье, которое я, видимо, надела по ошибке, торопясь выкинуть себя из дома без истерик. — А я-то думаю, чего на меня так в метро люди смотрели! Что же сегодня за день-то такой!

Я без сил упала на табуретку, зарываясь пальцами в кудри. Напряженные нервы не желали расслабляться, сердце бешено стучало, заставляя жар разливаться по телу. Я чувствовала себя последней дурой и не знала, что мне делать дальше. Самым лучшим выходом казалось будет объестся апельсинов и умереть от удушья. Уж всяко лучше, чем есть себя по кусочкам.

— Эй, детка, что с тобой? — Мишель отложила бумаги и села на край стола, положив мне руку на плечо. Я тут же почувствовала аромат ее пряных масляных духов, но лишь отвернулась, не желая показывать ей свои раскрасневшиеся глаза. — Давай выйдем и подышим свежим воздухом.

Меня хватило лишь на слабый кивок, потому что все мои внутренние силы были направлены на то, чтобы не разрыдаться в открытую. В горле встал ком, который я все никак не могла проглотить, и я все не понимала, что же именно было не так, что же доводило меня до истерики.

— Ты ничего не расскажешь, да?

Я помотала головой, пряча взгляд. Мне понадобилось несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в относительную норму, Мишель все это время молчала и просто держала меня за руки, не мучая расспросами. Говорить все еще было затруднительно, но я была ей благодарна за такую поддержку, и никакие слова не могли бы дать ей понять, насколько.

— Все в порядке. Правда.

Мишель вздохнула и отпустила мои руки, начав рыться в своих бездонных карманах. Конечно, она же не слепая и не тупая, она все прекрасно поняла.

— Слушай, не стоит так расстраиваться из-за того, что у тебя видно белье, — я невольно усмехнулась. Торрес, как всегда, попыталась перевести все в шутку. — С каждым может случиться, тем более, чего тебе стесняться?

— Спасибо, Мишель, — я попыталась улыбнуться. Пришлось несколько раз моргнуть, чтобы прекратить это напряжение в глазах, которое грозилось превратиться в океан слез, вызванных растерянностью.

— У всех бывают плохие дни, — она пожала плечами, ловким движением изящных пальцев выуживая сигарету из уже начатой пачки. — Просто знай, что если ты все же захочешь об этом поговорить, то я всегда готова выслушать. Держать свои переживания в себе гораздо вреднее, чем пить и курить.

С этими словами она подожгла сигарету, что была зажата у нее между пальцев. К этому моменту я была уже вымотана морально настолько, что даже не представляла, что могло бы мне помочь. В груди отчаянно ныло, мне нужно было какое-то… болеутоляющее. Что-то, что помогло бы забыть все переживания и разгрузить голову, заставить избавиться от ощущения того, что я совершала чудовищную ошибку, которое являлось неизменным спутником тех людей, которые сходили с заранее проложенному для них легкому пути.

— Хочешь? Вижу, тебе это сейчас нужно.

Я как-то и не заметила, в какой момент Мишель протянула мне раскрытую пачку «Мальборо». Меня еще мучили некоторые сомнения, но в конце концов я решила, что ничего хуже уже со мной не будет и осторожно вынула одну сигарету.

Само осознание того, что прямо сейчас я прикасалась к чему-то запретному, к чему-то, о чем мама говорила, что это «не для леди», было до жути… приятным. Возможно, решение впервые закурить за меня принял тот самый зародыш бунтарского духа, который до этого я так тщательно подавляла. Однако желание положить сигарету в рот было скорее следствием переживаемого мною горя, которое жгло меня каленым железом со вчерашнего вечера.

— В первый раз сильно не затягивайся, — Мишель дала мне прикурить, одновременно давая наставления. — Так, слегка. Боже, и чему я тебя учу? Теперь мне совершенно точно уготовано место в аду за то, что я развращаю такую конфетку, как ты!

— Думаю, я уже достаточно взрослая, чтобы принимать решения самостоятельно, — я слегка вдохнула сигаретный дым внутрь, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы нежные легкие, совершенно не привыкшие к чему-то настолько токсичному, решили его отвергнуть. Я закашлялась, думая о том, какой же лицемеркой я была, если считала себя достаточно взрослой, чтобы курить, и недостаточно взрослой для того, чтобы сообщить о своем решении разорвать помолвку родителям.

Первая моя сигарета мне совершенно не понравилась. Никакого седативного эффекта я не почувствовала — было лишь отвратительное ощущение жжения в горле и раздиравшего легкие кашля. Во рту все наполнилось невыносимой горечью, мне хотелось плеваться, но я не стала, потому что за мной внимательно наблюдала Мишель, которая курила с удовольствием, еще не доступным для меня. Лично у меня было ощущение сходное с тем, если бы у меня был полный рот золы.

— Легче? — она затушила сигарету в старой консервной банке, которая уже много лет служила пепельницей.

— Легче.

Я, можно сказать, и не солгала, потому что отвращение, вызванное первой в жизни сигаретой, на время вытеснило все остальные чувства. Пересилив себя и не желая упасть перед Мишель в грязь лицом, я докурила и тоже бросила окурок в старую консервную банку.

— Никогда не думала, что скажу это, но тебе в какой-то степени даже идет курить, — Мишель усмехнулась, а я старалась избавиться от тяжелого ощущения в груди, вдыхая как можно больше свежего весеннего воздуха. — Это настолько идет вразрез с твоим милым образом, что становится даже притягательным.

— Это самый странный комплимент в моей жизни, но спасибо, — я грустно улыбнулась, принимая от Мишель пластинку ультрамятной жвачки.

И все же от этой сигареты была своеобразная польза: я смогла собраться с мыслями, взять себя в руки даже в некоторой степени подготовиться к приезду неожиданных гостей.

К заднему двору совершенно неожиданно подъехал великолепный автомобиль. Намытые бока «Альфа Ромео» сверкали на утреннем солнце, заставляя нас с Мишель щурится от бликов. Я монотонно пережевывала жвачку, стараясь перебить горечь, и у меня это вроде как даже выходило.

— Это к нам? — я повернулась к Мишель.

— А к кому же еще? — Торрес сложила ладони козырьком, чтобы не щуриться от яркого утреннего солнца. Только сейчас я заметила, что в кудрявых волосах Мишель застряли мелкие белые лепестки. Задрав голову, я увидела, что огромные раскидистые ветви яблонь были сплошь покрыты цветами, источавшими нежный аромат. Я вдохнула его как можно глубже, желая изгнать из груди эту тяжесть.

Из автомобиля сначала вышел Роджер, а затем пассажирское сиденье покинул Фредди. Его пиджак, расшитый люрексом, переливался на солнце, в огромных очках отражались проезжавшие мимо машины.

— Доброе утро, дамы! — Фредди с жаром сжал наши ладони. Я все еще была слегка не в себе, а появление таких гостей и вовсе заставляло мою голову идти кругом.

— Привет, Фредди, Роджер! — Мишель тут же расцеловала Меркьюри в обе щеки, барабанщику же удалось избежать подобного приветствия. — И какими же судьбами вы здесь в такую рань? Мне казалось, что представители богемы спят как минимум до обеда!

— Дорогуша, у меня к тебе важное дело. До меня дошел слух, что у вас скоро появится занятная вещица…

Взяв Мишель под руку, Фредди увел ее внутрь. Напарница успела только обернуться ко мне, взглядом как бы спрашивая, мол, иду ли я с ними.

— Я еще подышу, — я покачала головой. — Все в порядке.

Мишель кивнула и вновь повернулась к Фредди, увлекая того вглубь помещения, уставленного самыми разными вещами.

— Привет.

Роджер внезапно напомнил о себе, я повернулась к нему, как бы заново открывая для себя его присутствие. Чрезмерное возбуждение в моем поведении уступило место заторможенности, мне едва ли удавалось сфокусировать взгляд на его лице. Роджер смотрел на меня из-под слегка опущенных солнечных очков, ожидая ответа на свое приветствие.

— Привет, — я тут же спохватилась и, стремясь скрыть то, что меня застали врасплох, начала расправлять несуществующие складки на юбке-колоколе. — Какими судьбами вы сюда?

Похоже, Роджер и не собирался заходить внутрь, поэтому я считала себя обязанной начать хоть какой-то разговор.

— Честно говоря, не имею ни малейшего понятия. Фред просто попросил подвезти его, — Роджер усмехнулся, снимая солнечные очки и складывая их в карман темно-синей льняной рубашки. — Милая блузка.

Я тут же зарделась, моментально вспоминая, какого цвета на мне сегодня был бюстгальтер. Щеки наверняка приняли цвет моего белья, я поджала губы в безуспешной попытке сохранить бесстрастное выражение лица.

— Рада, что ты оценил.

Роджер, не считаясь ни с какими приличиями, продолжал меня разглядывать, а мне хотелось закрыть грудь руками и убежать, вопя что-то нечленораздельное. И каким образом я умудрилась так ошибиться сегодня? Похоже, я действительно была не в себе.

— О, да, я оценил.

Тейлор продолжал меня изводить, не позволяя краске сходить с моих щек. Я чувствовала себя прямо-таки голой перед ним, как будто у меня совершенно отсутствовала верхняя часть одежды. Похоже, Роджеру доставляло истинное удовольствие смущать меня, потому что на его губах появилась ухмылка.

Я сделала несколько шагов в сторону огромной яблони, ветви которой раскинулись практически над всем задним двором аукционного дома, желая избавиться от такого смущающего общества, однако Роджер все равно последовал за мной.

— В понедельник в «Герцоге» снова свободная сцена, — Роджер начал издалека. — Стоит ли ждать еще одного твоего выступления?

Я обошла яблочное дерево, вставая между раздвоенным стволом. Признаться, меня удивил его вопрос, но еще больше меня удивил собственный ответ:

— А ты бы хотел его увидеть?

Я всегда ставила под сомнение свою способность флиртовать, но сейчас, похоже, на меня снизошло что-то типа озарения. Либо это было одно из действий сигарет, о котором мне забыла рассказать Мишель.

— Возможно, — Роджер улыбнулся, и было в этой улыбке что-то такое… какая-то смесь удивления и одновременного удовлетворения. — В прошлый раз было довольно неплохо. Мне понравилось.

Я вскинула брови. Мысль о том, что Роджер наблюдал за моим выступлением наравне с остальными, казалась мне почти невероятной. Хотя, что же в этом было особенного? В тот вечер в баре было довольно много людей.

— Я проиграла в карты желание, сама бы я вряд ли решилась на такое, — я пожала плечами, всеми силами стараясь забыть о том, насколько сильно этим утром я ошиблась в выборе одежды. — Находиться в центре внимания — это… не мое.

— А мне показалось, что тебе нравилось.

Я неопределенно повела плечами, на самом деле не зная, что мне следовало на это ответить. Если быть честной, то я была слишком погружена в себя этим утром, чтобы утруждать себя размышлениями над каждой сказанной кем-то фразой. Внезапно подул свежий ветер, который, как я надеялась, сможет остудить мои щеки, но вместо этого он лишь сорвал с ветвей очередные ароматные цветы. Я задрала голову, наблюдая, как лепестки опадали вниз, описывая немыслимые круги в воздухе.

Когда я вернулась взглядом к Роджеру, то увидела, что в его светлых волосах была целая куча яблоневого цвета. Этот факт почему-то вызвал у меня широкую улыбку, и я как-то совершенно неосознанно потянулась пальцами к его голове.

— У тебя в волосах целая клумба, — смеясь, я вытащила несколько лепестков. Роджер удивленно на меня смотрел, а мне и в голову не приходило, что мои действия можно было истолковать иначе, чем банальное желание помочь.

— У тебя тоже, — Роджер уже было потянулся к моим кудрям, но я, смеясь, отскочила.

— Не нужно, — я взмахнула волосами, широко улыбаясь и забыв обо всяком смущении перед ним. — У меня прическа!

— А у меня, ты хочешь сказать, не прическа?

Глядя на меня, Роджер тоже начал широко улыбаться. Я решила уклониться от ответа:

— Пойдем внутрь, — я кивнула в сторону входа. — Мишель с Фредди нельзя оставлять одних надолго.

* * *

24 мая, 1976 год.

Выходные прошли для меня, как в тумане. Внешний мир для меня как будто бы закрылся, я настолько погрузилась в себя, что ничего не хотела, да и не могла, замечать. Возможно, если бы это мое состояние выпало на будние дни, то я бы не смогла находиться в прострации, занимаясь делами и работая, но в воскресенье мне было решительно нечем заполнить образовавшуюся во мне брешь. Пожалуй, единственным спасением и в то же время отравой, была игра на рояле в гостиной: в течение почти часа меня никто не трогал, я могла оставаться наедине с собой и почти что медитировать, вот только больше всего на свете мне хотелось выключить на время мозги и отдохнуть от самой себя.

Я не спешила говорить родителям о разочаровании в своем женихе, которое, я знала, непременно приведет к разрыву, потому что не была уверена, что они поняли бы. В их глазах мой отказ был совершенно беспочвенным, но я сама понимала, что никогда не смогу жить с человеком, которого однажды перестала уважать. Джордж пал в моих глазах окончательно и бесповоротно, и как раз-таки это и мучило меня — у меня складывалось ощущение, что я почти предавала его. Сколько бы я не думала о произошедшем, виновницей разрыва почему-то всегда оказывалась я. Мне было так трудно принять тот факт, что я не любила Джорджа, что в воскресенье я пошла и купила целую пачку сигарет.

Не знаю, с чего начался этот порыв. Наверное, с того, что я перестала соответствовать собственным от себя ожиданиям, а синдром отличницы не позволял этого простить. Мне хотелось быть в собственных глазах максимально гадкой, однако красно-белая пачка так и валялась на дне сумки, даже не распакованная.

Противная, капризная Тейлор, которая бесилась с жиру. Меня тошнило от самой себя и лжи, которой я себя регулярно кормила.

Вечер понедельника обещал быть дождливым. Я торопилась домой, стремясь обогнать огромную тучу, нависшую над Западным Кенсингтоном, и не промокнуть. На улице становилось неожиданно темно, как будто время близилось к ночи, хотя часы на моем запястье показывали всего шесть вечера. Сегодня я весь день пропадала вне дома, стремясь оградиться от назойливых звонков моего жениха, которыми он осыпал меня все выходные, и ни на один из которых я не ответила. Мама, конечно же, замечала все это, но пока ничего не говорила, однако я прекрасно понимала, что в самом скором времени меня ждет допрос с пристрастием.

Мне удалось зайти домой прежде, чем начался дождь. Как только я ступила на крыльцо, то на каменные дорожки тут же начали падать тяжелые ледяные капли. Про себя я молилась, чтобы не началась гроза, которой я до ужаса боялась, потому что в таком случае весь мой вечер обещал превратиться в сущий кошмар.

Но в гостиной меня ждало кое-что похуже грозы.

— Мам, пап, я дома! — я по обыкновению дала о себе знать, как только закрыла за собой дверь. Повесив жакет, я прошла в гостиную, ожидая увидеть там только родителей и никого больше.

— Тей, дорогая, наконец-то ты пришла! — мама, до этого разливавшая чай, выпрямилась и улыбнулась мне. — А у нас сегодня гости.

— Привет, Тейлор.

Джордж встал из-за маленького чайного столика, бросая на огромный ковер черную тень. Золотистый свет торшера освещал его красивое лицо, на котором играла одна из тех улыбок, которые мне раньше очень нравились, но теперь она приводила меня в ужас. За окном послышался первый удар грома, и я вздрогнула, не совсем уверенная, от чего именно. Появление Тарлингтона в нашем доме в этот вечер привело меня в полнейшее замешательство, я не знала, что мне следовало говорить и делать. Внезапно я поняла, что безумно злилась. Джордж пришел сюда так просто, словно между нами ничего не произошло. Моим родителям он, конечно же, ничего не сказал, иначе как посмел бы он заявиться сюда? Я нахмурилась, уже было раскрыв рот для резкого ответа, как меня опередил отец:

— Тей, не стой на пороге, проходи, пожалуйста, — папа, отложив свою газету, тоже встал. — Поприветствуй нашего гостя, прояви хоть немного такта.

Конечно, они ни о чем не догадывались.

Я хотела бы что-нибудь сказать, да вот только не могла. Язык будто бы онемел, а все слова, которые я когда-либо знала, внезапно исчезли из моего лексикона, рассыпались, как бусы, и не в моих силах было собрать их обратно. Я шумно прогоняла воздух через легкие, силясь сказать хоть что-нибудь, но внезапно поняла, что не смогу. Не было таких выражений и слов, которые смогли бы выразить мои негодование, злость, растерянность и обиду, которые я испытывала. Этот внезапный приступ бессилия совершенно выбил меня из колеи, в которую я не желала возвращаться и, приняв, возможно, самое сложное решение в своей жизни, я просто развернулась на каблуках своих туфель и выбежала на улицу под ледяной дождь, сжимая ремень сумки до побеления пальцев.

Золотистый свет гостиной остался где-то позади, сейчас вокруг были лишь сплошная тьма и холод. До меня доносился звук собственного имени, многократно повторяющегося, но я, испугавшись, что меня заставят вернуться, побежала опрометью, совершенно забыв про грозу, которая в обычное время приводила меня в животный ужас.

Сердце гулко билось, юбка, длиной ниже колен, почти мгновенно намокла и облепила ноги, я совершенно не знала, куда бежала и просто неслась куда-то вперед, вдоль рядов идеальных домов с их идеальными лужайками, и молилась, чтобы меня не догнали и не вернули.

В конце концов, через пару кварталов я выдохлась и уже еле передвигала ноги. Мой разум, казалось, немного просветлел, потому что я начинала осознавать, что совершенно не знала, куда шла. Мне было очень жарко, мое тело в буквальном смысле горело, но я тряслась от холода, обхватив плечи. Тонкая блузка промокла насквозь, юбку тоже уже можно было выжимать. Внезапно мое лицо осветило красным неоновым светом, я подняла глаза и увидела перед собой вывеску — «Герцог Аргайл».

Внутри было тепло и очень накурено, я плотно сжала челюсти, чтобы они не так стучали друг о друга. Все еще держа себя за плечи, я вошла внутрь, настолько потерянная, что даже не думала о том, как же я смотрелась на фоне такого пестрого общества. С меня стекала вода, мне еле хватало сил на то, чтобы продолжать держать в руках сумку. Я промокла, словно мышь, но все же взобралась на высокий барный стул.

Бармен, стоявший за стойкой, удивленно осмотрел меня, но все же поинтересовался, что я буду заказывать. Я уже несколько пришла в себя и мысленно выбирала между крепким чаем и кофе, но вместо этого неожиданно сказала:

— Виски, пожалуйста.

Бармен, казалось, удивился еще сильнее, но молча налил мне, к счастью, не пытаясь настаивать на разговоре. Не знаю, чего я добивалась этим своим жалким мокрым видом и бесконечными вздохами, которые вырывались из меня чуть ли не каждые три минуты. От виски мне стало еще жарче, от первого глотка у меня перехватило дыхание, а глаза чуть не вылетели из орбит, но я продолжала пить, понимая, что иначе рисковала заболеть. Да кого я обманывала? Я была бы рада подхватить сегодня воспаление легких и слечь на несколько недель, а потом, может быть, даже умереть. К горлу подкатывала тошнота, мне становилось дурно от собственной слабости. Я бы легко могла вырваться из этого замкнутого круга, перестать бояться и волноваться, врать себе и другим, но не стала.

Горло сжало тугим обручем, я тупо смотрела в свой стакан, ничего не видя. Осознание простой истины унизило меня окончательно — я никогда не любила Джорджа, и это была даже не его вина.

— Тейлор?!

Казалось, вечер не мог стать хуже, однако я, похоже, умудрилась набрести на знакомых. Лениво оторвав руку от горячей щеки, и повернулась.

— Детка, что ты здесь делаешь? — Мишель положила мне руку на плечо. — Что с тобой произошло? Почему ты в таком виде?

Я испуганно смотрела на нее и Крисси, продолжая сжимать в руке стакан. Я одновременно и злилась, и испытывала неловкость, хотя при этом хотелось громко рассмеяться. Голова нещадно раскалывалась, я уже знала почти наверняка, что завтра проснусь со страшной простудой. Убрав влажные пряди с лица, я уже хотела ответить на этот град вопросов:

— Я… — губы задрожали, я все пыталась вдохнуть и произнести хоть слово, но не могла. Взгляд бегал от лица Мишель к лицу Крисси, и я все думала о том, какой же чудовищно жалкой сейчас выглядела. — Я…

Меня душили рыдания, я порывисто выдохнула и отвернулась. В бокал с виски сорвалась первая слеза, я зажмурилась, подавляя свою эмоциональную нестабильность. Залпом допив крепкий алкоголь, я прижала к лицу влажный рукав, надеясь как-то справиться с дрожью во всем теле.

— Боже мой, детка… — Мишель села рядом со мной и одним движением притянула меня к себе, прижав головой к груди. Я бессильно разрыдалась, сжимая пальцами ткань ее цветастого платья. Она гладила меня по волосам и что-то говорила, но я ровным счетом ничего не слышала, а затем почувствовала, как ко мне прижался еще один человек.

— Тей, не плачь, пожалуйста! — Крисси обнимала меня за плечи и, кажется, тоже начала плакать. Мне все же удалось взять себя в руки, и я отстранилась от Мишель, принимая из ее рук бумажный платок.

— Спасибо, — я утерла слезы и, как смогла, убрала со щек следы растекшейся туши.

— Ну, и что же произошло? — Мишель все еще держала одну руку на моем плече, а второй протягивала салфетку Крисси.

— Прости, я всегда начинаю плакать, если это делает кто-то рядом, — она всхлипнула, а затем высморкалась.

— Я его не люблю, — сказав это, я почувствовала, как по моим щекам вновь начали бежать слезы. Плечи затряслись, Мишель протянула мне еще одну салфетку. — Спасибо.

— Кого? — Торрес внимательно смотрела в мои глаза, держа меня за руку. Мой поток откровенности уже было не оставить.

— Джорджа, — я вновь всхлипнула, прижимая платочек к лицу. Мишель шумно выдохнула и всплеснула руками.

— Блять, я-то думала, что кто-то помер, а ты всего лишь не любишь своего жениха!

Я вопросительно на нее посмотрела, Крисси к тому моменту уже тоже успокоилась.

— Он тебя обидел? — спросила она серьезно. Я поразилась такому участию Крисси, с которой мы виделись, в общем-то, всего во второй раз. — Если да, то ты скажи, мы уж на него управу найдем!

— Нет, — я почти перестала плакать. — Я просто его не люблю.

— Крисси, мы отойдем ненадолго, — внезапно рядом с нами оказался Брайан. — Привет, Тей.

— Привет, — я снова всхлипнула, но чувствовала себя уже гораздо лучше. В моем мозгу будто прояснилось.

— Куда это вы отойдете? — Крисси тут же отложила платок в сторону и сложила руки на груди. Я не стала слушать перепалку будущей семейной пары и встала со стула.

— Пойдем, подышим свежим воздухом, — Мишель взяла меня за локоть.

— Там дождь, — предупредила я, покорно плетясь за напарницей по направлению к выходу.

— Он уже кончился, — она раскрыла передо мной дверь и я, смотревшая себе прямо под ноги, тут же с кем-то столкнулась.

— Прошу прощения, — пробормотала я, не поднимая глаз.

— Тей? — я так и застыла перед Роджером, в недоумении хлопая глазами. — Привет.

— Привет, — пробормотала я, стремясь как можно быстрее скрыться с его глаз. Встреча с Роджером смутила меня еще больше, я опустила глаза, как будто это могло скрыть мое заплаканное лицо. Молодец, Тейлор, показалась в своем самом ужасном состоянии перед всеми знакомыми.

— Тей, ты чего не идешь? — Мишель выглянула у меня из-за спины. — А, это ты, Роджер.

Он ничего не ответил — лишь открыл передо мной дверь, позволяя мне выскользнуть на улицу. Роджер зачем-то все продолжал изводить меня своим взглядом, как будто я была унижена недостаточно. Мокрая, заплаканная, с потекшим макияжем… Одним словом, жалкое зрелище.

— Держи, — внезапно на моих плечах оказался пиджак Роджера в черно-белую полоску. Я удивленно посмотрела на Тейлора.

— Спасибо, — почти прошелестела я, потому что голос сел после такого холодного уличного душа. — Я обязательно верну.

— Не сомневаюсь, — он усмехнулся, а затем скрылся внутри бара, оставляя меня в недоумении. Мне отчего-то казалось, что Роджер был… не способен к заботе о других людях.

— Тей, — Мишель взяла меня за руку, вырвав из оцепенения, и повела к своему микроавтобусу, припаркованному совсем рядом со входом. Торрес открыла заднюю дверь. — Давай-ка ты присядешь и все мне расскажешь.

— Да что тут рассказывать, — я вздохнула, опускаясь на пол микроавтобуса и садясь на него, как на скамейку. Поджав ноги и кутаясь в пиджак Роджера, я продолжила: — Я не хочу выходить замуж. На этом все.

Мишель поднялась и включила радио в машине, а затем опустилась рядом со мной, доставая сигарету. Дождь действительно кончился — прошел быстро и обильно, как и любая весенняя гроза. На улице было сыро и прохладно, я еще сильнее прижала к себе пиджак Роджера.

— Будешь? — Мишель протянула мне раскрытую пачку сигарет. Я покачала головой, отказываясь. — Это хорошо, а то наделаешь сейчас в расстройстве глупостей.

— Леди и джентльмены, следующая композиция — «Богемная рапсодия» группы Queen! По многочисленным заявкам слушателей…

Лихорадочно соображая, я совершенно не слушала радио. Я резко встала, роняя полосатый пиджак на колени своей напарницы.

— Понимаешь ли, Мишель! — могу поспорить, что со стороны я выглядела самой настоящей городской сумасшедшей. Заколка уже давно выпала из волос, и я вытащила ее, складывая в карман юбки. — Я всегда думала, что моя жизнь — совершенно идеальна и упорядочена, но оказалось, что эти два понятия совершенно несовместимы! Мой жених — конченый эгоист, отец — чуть ли не домашний тиран, а мать его поддерживает. Я задыхаюсь в собственном доме, каждый мой шаг подвергают осуждению…

Я ходила туда-сюда, сложив руки за спиной и все больше распаляясь.

— Мне всего двадцать лет, жизнь же только начинается! Я сама не знаю, чего хочу! — я согнулась пополам и рассмеялась. Мишель смотрела на меня огромными глазами, наверняка думая, что я уже успела основательно напиться. До меня смутно доходили слова песни, игравшей по радио, которые как нельзя лучше подходили под мое состояние. Я не хочу умирать, но иногда вообще жалею, что родился. — Ах, эта «Богемная рапсодия»!

Доведенная до отчаяния, я снова села рядом с Мишель и расплакалась, закрыв лицо руками. Меня лихорадило, голова гудела, и я совершенно потеряла ощущение окружающего пространства.

— Моя жизнь рушится, и я ничего не могу с этим поделать.

Мишель ничего не сказала, она просто затушила сигарету о подошву своих кед и притянула меня к себе, выбросив окурок куда-то вперед.

— Ты несешь какую-то чушь, Тейлор Маккуин, — ее тон не был осуждающим. Наоборот, она говорила очень серьезно. — Но сегодня ты этого уже не поймешь, я объясню тебе это завтра.

Ее руки были теплыми, но мне все равно было холодно. Меня продолжал бить озноб, Мишель вновь накинула на меня пиджак Роджера. Я тупо смотрела вперед, но больше не плакала — лицо все еще было влажным, однако слез уже не было. Мы продолжали сидеть молча, пока из бара не показались остальные. Я тут же начала утирать лицо, в тайне надеясь, что ни Крисси, ни Брайан, ни, тем более, Роджер, не подойдут к нам.

— Тей, — Крисси присела передо мной. Я напряженно смотрела на нее, желая просто исчезнуть. — Не знаю, что уж там у тебя произошло, но ты не должна так убиваться. Чтобы развеять твою грусть, я бы хотела пригласить тебя на свой девичник. Ну и на свадьбу, конечно же.

— Ну что ты, Крисси, это неудобно, — я тут же покраснела и опустила глаза. Роджер и Брайан стояли в стороне и о чем-то говорили, Тейлор как всегда курил.

— Очень удобно, Тей! — Крисси улыбнулась и взяла меня за руку. — Пожалуйста, не отказывайся, я бы очень хотела видеть тебя в числе гостей.

— А Брайан не будет против? — я невольно бросила взгляд на Мэя, однако он не смотрел на меня. Зато на меня смотрел Роджер.

— Конечно же нет, дорогая, — Крисси рассмеялась. — Ну, так что, я могу ждать тебя в четверг?

— Если тебе это будет приятно, — я невольно улыбнулась. На большее в своем текущем состоянии я не была способна.

— Очень! — девушка широко улыбнулась и встала. — Мне это будет очень приятно! Увидимся в четверг, Тей!

Напоследок сжав мои руки, Крисси почти что вприпрыжку побежала к Брайану. У меня не было сил на то, чтобы думать о том, сделала ли она это приглашение из жалости или по каким другим причинам, это было просто невозможно, поэтому я решила поразмыслить об этом завтра. С трудом встав, я подошла к Роджеру, протягивая его пиджак.

— Спасибо, Роджер, — я старалась не смотреть ему в глаза — это было выше моих сил.

— Не нужно, — он покачал головой и выбросил окурок. — Вернешь потом.

Наверное, ему было просто противно смотреть на меня.

— Идем, — Мишель усадила меня в свою машину. — Отвезти тебя домой?

Мысль о возвращении домой привела меня в полнейший ужас, но идти мне было решительно некуда. Все поняв по моему лицу, Торрес вздохнула, а я же сгорала от стыда за себя.

— Понятно, — Мишель дотронулась до моего лица. — Боже, да у тебя же жар!

— Прости, что я испортила тебе вечер, — я посильнее запахнула пиджак Роджера на груди, стараясь не стучать зубами.

— Глупости, — Мишель фыркнула, а затем вставила ключ зажигания и завела микроавтобус. — Для чего же еще нужны друзья?

Несмотря на свое ужасное состояние, я была растрогана до глубины души ее добротой. Я не заслуживала такого друга, как Мишель.

— Куда мы едем? — спросила я, хотя и так уже знала ответ.

— Ко мне домой, — ответила Мишель, выворачивая с парковки.