Ген хозяйственности (джен)

Конец лета. Но солнце светит, как в июне. Тепло, временами даже жарко. Часто идут теплые летние дождики, после которых зелень лезет из земли как ненормальная. И в саду, и в огороде богатый урожай: огурцы, кабачки, помидоры, слива, яблоки, ежевика. Заросли мелиссы и мяты, в джунглях орегано бабочки и пчелки чувствуют себя как дома. Подсолнухи вымахали под три с половиной метра, а малина никак не хочет сидеть в отведенной ей грядке и разрослась так, что ни пройти ни проехать. И вот, как каждое лето, снова возникает один и тот же вопрос: куда со всем этим богатством? Нет, понятно, из огурцов и помидоров можно сделать салат, из кабачков сварить суп, клубнику съесть, а малину заморозить. А если всего много? Так много, что семье из четырех человек ну никак не осилить?

«Дети так любят зимой макароны с томатным соусом — я уже четвертую порцию варю. Возни мало, а помидоров уродилось на удивление много» — это соседка.

«Были на рынке, купили ягод и яблок. Наварили варенья, джема и пастилы» — это подруга.

«Ты в этом сезоне уже пекла сливовый пирог? Я вчера в третий раз приготовила, целый противень, мои смели зараз» — это коллега.

«Попробовала у знакомой лечо. Ты не представляешь, какая это вкуснятина. Мы с отцом закатали вчера три банки. Прислать тебе рецептик?» — это мама.

«Яблоки девать некуда? А вы их насушите — и в мешочек» — это бабушка.

Такое ощущение, что летом все кругом только и делают, что пекут, варят, сушат, закатывают и маринуют. Соленые огурцы, вяленые помидоры, яблочную пастилу, апельсиновый джем с цукатами и варенье из арбузных корок... И, кажется, только мне при рождении забыли дать ген хозяйственности. А я ведь тоже люблю маринованные грибы, лечо и земляничное варенье. Люблю. Но — люблю есть, а не готовить. При мысли о стерилизации баночек, нарезке овощей, мытье ягод, выковыривании косточек из вишен и лазанье под кустами в поисках грибов волоски на теле встают дыбом и начинают ныть зубы. Не-е-ет, ни за какие коврижки. Ни. За. Что. Что я, варенье в магазине не куплю? А соленые огурцы — ну так и без них, вроде, неплохо. Не говоря уже про грибы — без них точно здоровее будешь. А во рту при мысли о вкусняшках из баночек предательски собирается слюна и сами собой накатывают воспоминания: вот я-ребенок вылавливаю специальной, смастеренной папой ложкой маленькие помидорки из трехлитровой банки — запах стоит такой, что, кажется, так и съела бы всю банку целиком и совершенно одна; вот ем жареную картошку с собранными родителями грибами — прямо из сковородки, потому что нетерпится после школы; вот макаю кусок булки в блюдечко с только что сваренным вишневым вареньем. И все такое вкусное и ароматное. Эксклюзивное. Сваренное только для меня. И невольно думается: а вдруг я чего-то важного не додаю своим детям и мужу? Какую-то частичку любви, тепла и заботы, запакованную в небольшие баночки, которые потом открываешь — и вот оно, счастье?

И я решаюсь. Пусть я не уродилась хозяюшкой, что ж, тогда буду культивировать этот ген хозяйственности специально. И начну, пожалуй, с...

Час спустя я, потная, раскрасневшаяся, мешаю варенье в металлическом тазике и проклинаю тот час, когда мне приспичило ощутить себя Женщиной, Хранительницей Очага и Покровительницей Семьи. Потому что ощущаю я себя кем угодно, только не хозяюшкой. Сколько стерилизуют эти дурацкие банки? И где лучше всего это делать: в микроволновке? Над паром? В духовке? А сколько варенье варить? И как мешать? А если пузыри, выбулькиваясь, брызгают на стену, хотя огонь небольшой, — это еще нормально, или уже пора кричать «караул, спасите-помогите»?

Рядом муж с интересом смотрит в тазик.

В кухню заглядывает сын, морщит нос:

— А чем это у нас тут пахнет?

Муж ухмыляется:

— Это мама варенье варит... — и подмигивает, засранец, сыну! Тот понимающе кивает, говорит: "Ясно, я тогда проветрю" и испаряется.

Еще через полчаса у меня заканчиваются баночки, а вот варенье в тазике почему-то заканчиваться не хочет.

Муж театрально выдыхает:

— Вот и хорошо. Нам меньше есть придется.

Я шутливо замахиваюсь на него половником.

Уже вечер. Варенье давно разлито, тазик вымыт, стены и плита оттерты от кроваво-красных липких брызг, притихшие дети сидят за столом, муж пошел относить банки с вареньем в кладовку.

Я сижу, вытянув ноги. Они гудят, голова гудит, спина гудит тоже. Я устала так, будто кирпичи таскала. Все-таки кулинарные подвиги не для меня. Но тут накатывает еще одно воспоминание. Уже не из детства, а совершенно свежее — это когда мы ходили с мужем в погреб искать новые банки для варенья.

— О, смотри, да тут целая корзинка с баночками!

...

— Куда это ты направляешься, Красная Шапочка?

— Несу баночки бабушке, ей варенье некуда складывать.

— Варенье? Ням. А можно пойти с тобой, Красная Шапочка?

— Ну, попробуй.

(Захожу в дом через черный ход, захлопываю дверь перед самым носом мужа).

— Эй, так нечестно!

— Будь приличным волком и хотя бы за веревочку дерни, как положено.

— Что это за дверь, одно недоразумение. Щас ка-а-ак дуну, от нее ничего не останется.

— Я тебе дуну, останутся рожки да ножки...

И на лице расцветает улыбка от уха до уха. Наверное, я никогда не превращусь в настоящую хозяюшку — ладно, переживу. Зато так сладко целоваться перемазанными в варенье губами, так весело слушать, как сын подтрунивает над моими "варенными" экспериментами; так здорово видеть, как дочь шутливо колотит старшего брата острыми кулачками по спине: «Не обижай маму! Она хорошее варенье сварила!» (хотя ни капли не попробовала), так трогательно, когда сын с видом великомученика решается на великую жертву — попробовать мамино варенье (а он очень консервативен в еде и пробовать кулинарные эксперименты — не «его»).

В окно заглядывает яркая-преяркая луна. Мы выключаем свет и сидим вчетвером в потемках, пьем какао и болтаем ни о чем. Нам тепло и уютно. И на меня снисходит абсолютная уверенность: да нет, я все делаю правильно — даже без гена хозяйственности. Все идеально именно так, как есть.