Ведьмы в Хогвартсе - берегитесь! (джен)

Джинни была одна дома, и ей вдруг захотелось поиграть в ТУ игру.

С утра мама Молли, выбрав корзину побольше, пошла добывать пропитание своей маленькой — в кои-то веки — семье, состоящей во время учебного года лишь из мамы, папы и маленькой дочки.

Но дочка была уже одиннадцатилетней, с зимы — уже девицей, а осенью она поедет учиться в Хогвартс, на факультет самых храбрых и героических ребят — таких, как сам директор Дамблдор, ее родители и все ее старшие братья. Но самым удачным совпадением, самым привлекательным было то, что на Гриффиндоре учился ее кумир, Мальчик-Который-Выжил, герой волшебного мира и пары десятков любимых сказок — сам Гарри Поттер!!!

Думая о маленьком победителе всех Темных Лордов и тысячи их приспешников, Джинни готовилась к взрослой жизни.

Сомневаться, что Гарри будет ее мужем, девочка и в дурном сне не думала — ведь вся ее семья будет помогать охмурить и довести до алтаря любимого. Ей обещал поддержку и сам директор Хогвартса, красочно расписывая приключения, которые устроит будущему жениху, лишь бы тот полюбил только ее, маленькую Джинни. А если бы вдруг что-то пошло не так, Дамблдор обещал вмешаться и отвадить от Гарри любую настырную девицу.

Все было наперед обговорено. К тому же она и сама устраивала свою жизнь, несколько раз поколотив тупого Рона кува ... большой ложкой по голове, чтобы тот не выделывался, а вовремя оттолкнул ту загадочную, не вовремя появившуюся в окружении Героя девушку, приняв на себя роль возлюбленного этой лохматой зануды.

Но! ... Было одно „но”.

Джинни была еще совсем ребенком — ни сиськи, ни бедра; талия ровная, как скалка мамы Молли. А ноги выросли, как у садовых гномов, и ходила она покачиваясь, как утенок.

Поэтому она решила играть в ТЕ игры. Чтобы подготовиться.

Отсутствие мамы было ей на руку — девочка забралась в спальню родителей и закрылась в гардеробной комнате. Не то что там стояли ряды с шелковыми прикидами, ага-ага! Джинни не понимала двойные стандарты своей матери — могла же она, чтобы наполнить кастрюлю, не гнушаться своровать у маглов! Почему же, когда речь шла о нарядах, Молли Уизли без лишных слов отвешивала подзатыльники?

Нора никогда не славилась порядком, но в гардеробной матери царила стерильная чистота. У одной стены, рядом с окном, мама Молли устроила свою зельеварческую лабораторию — горелки, котлы, латунный насос, связанный с подземным источником воды, стройный ряд стеклянных и хрустальных флакончиков и пробирок. Прямо у рабочего стола стоял запертый на замок высокий — до потолка — металлический шкаф с ингредиентами.

В глубине тесного, но длинного помещения находился шкаф с одеждой Молли, на дверцах которого были прикреплены волшебные зеркала высотой от пола до первого ряда антресолей. Джинни слышала от матери, что этот шкаф она украла из отчего дома, прежде чем убежать за Артуром — магически уменьшила и спрятала в чемодане с личными вещами.

Девочка иногда видела, как мама открывает двери шкафа так, чтобы те образовывали почти закрытую трехстенную зеркальную каморку, и начинает что-то шептать внутри. Что именно, Джинни ни разу не смогла подслушать из своего укрытия под рабочим столом мамы. Но вечером, из-за дверей спальни родителей слышался их веселый гвалт, смех и ритмический скрип пружин необъятной семейной кровати.

Сегодня Джини должна была попробовать эти перешептывания внутри зеркальной каморки, чтобы узнать чему радуются мама с папой вечером после посиделок Молли в окружении зеркальных поверхностей.

Непонятно почему, но рыженькая девочка подумала, что будет правильно, если она разденется до белья. Нет-нет, пусть будет догола, прежде чем притянет две дверцы так, чтобы те сошлись клином в каморку вокруг нее. Так делала мама.

Внутри треугольной призмы из отражающих поверхностей было неожиданно темно.

Вдруг девочке показалось, что зеркала начали сами по себе светиться. Ей стало душно, словно отражающие поверхности ожили и начали тянуть из нее частичку души. Она покрылась мурашками от пронизывающего холода и обхватила себя руками, чтобы сохранить хоть толику тепла. Ей показалось, что вокруг возникли тысячи голеньких Джиннивер, которые взирали на нее, первичную, с насмешкой. А друг на друга — заговорщически.

А потом все они исчезли.

Она захотела знать все о зеркалах, чтобы понять, как так получается, что в самом маленьком посеребренном стеклышке может отразится вся Вселенная. Ей почудилось, что этот длинный, длинный коридор, который неожиданно появился в правом зеркале, может отвести ее в дальние дали, напрямую в Хогвартс, чтобы хоть мельком взглянуть на своего кумира, Гарри Поттера. Но коридоры тянулись и налево, и назад ...

Она загляделась в зеркало ... Дальше ... Еще дальше ...

Что-то там, в тумане, проснулось и задышало ей навстречу, два ярко-синих глаза посмотрели на Джинни из левой створки поверх очков-половинок. Кто это? Профессор Дамблдор? Видит ли он ее наготу?

Девушка машинально прикрылась ладошками, почувствовав, как кровь жарко прилила к щекам.

С правой створки два ярко-зеленых глаза, украшающие прекрасное лицо девушки, с любопытством разглядывали нагую недоросль — Джинни Уизли. Разве это был? ... Нет, нет, нет! Это девушка! Хотя... в уголках этих глаз рассматривалась целая сеть старательно загримированных морщинок — это была взрослая женщина, незнакомка.

Сзади на Джинни с укором смотрела еще одна пара таких же зеленых глаз, но они украшали лицо какой-то строгой старой ведьмы. Вдруг, лицо этой дамы исчезло и на его месте появилась другая ведьма, толстая, подвыпившая, с затуманенными глазками и покрасневшим носом. Толстуха громко рыгнула и Джини с писком развернулась. Толстуха, посмотрев на обнаженную неуклюжую фигурку Джинни, пошло захихикала, указывая на розовые прыщи, заменяющие девочке сиськи. В „зазеркалье” завязалась борьба — толстуху кто-то попытался оттолкнуть, и кто-то лохматый заглянул одним глазом на девочку ...

* * *

Десидерата Жалка Пуст была одна из пары Крестных, и сегодня в гости к ней должен был явиться СМЕРТЬ. Она послушно встретила его в своей, вырытой Харка-браконьером, могиле.

Жалка с самого детства была понятливой — помнила и досконально выполняла советы бабушки*, поэтому с утра надела воскресную пару свежего нижнего белья (как-никак СМЕРТЬ мужчина, мало ли чего можно ожидать!), чтобы не помереть со стыда, а только со старости.

===================================================

* Вот они, эти советы бабушки.

— Никогда не доверяй собаке с оранжевыми бровьями.

— Всегда спрашивай у молодого человека его имя и адрес (во избежание, так сказать. А вдруг окажется, что тебе приспичило сделать из него счастливого, неприятно удивленного отца?)

— Никогда не становись между двумя (тремя, четырьмя ... N-мя) зеркалами.

— И всегда, всегда носи свежее нижнее белье, потому что невозможно заранее предсказать, когда тебя затопчет взбесившаяся лошадь, зато, если люди потом подберут твое бездыханное тело и увидят, что на тебе несвежее исподнее, ты просто помрешь со стыда.

===================================================

Свою палочку Крестной она отправила кое-кому, тем самым удивив свою троицу подруг и подстроив ловушку своей напарнице, Лилит Ветровоск, осквернившей почетное звание Крестной феи.

Крестные всегда ходят парами. Когда-то, в юности, их звали г-жи Жалка Пуст и Лилит Ветровоск.

Но Лилит была амбициозной и всегда одаривала крестниц красотой, желая им, чтобы те выходили замуж никак не меньше, чем за прекрасного принца. Хотелось ей воплощения сказок, из них она брала идеи и вдохновение. Давно она уехала из Овцепика, жила теперь в Орлее, волшебном королевстве, в Алмазном городе, в самой счастливой стране. Правила она там и звали ее „госпожей Лилит де Темпскир”, хотя за свою долгую и насыщенную жизнь она с легкостью меняла имена и никогда не пренебрегала властью. Лилит де Темпскир похоронила уже трех мужей. Двоих из них, по крайней мере, похоронила уже мертвыми.

* * *

Разговор со СМЕРТЬЮ был коротким и содержательным.

— ПОЧЕМУ МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ТЫ ПРОСИШЬ МЕНЯ ИСПОЛНИТЬ ТВОЕ ЖЕЛАНИЕ… — с подозрением промолвил Смерть. — Я СМЕРТЬ, А НЕ ФЕЯ-КРЕСТНАЯ!

— Ха! Угадал, зараза, — ответила Жалка, не замечая, что одетая в черный балахон фигура сделала шаг назад. — Вот ведь в чем дело… Я сначала видела эту троицу в Орлее, рядом с Лилит, и думала отправить их за ней. Но потом она переместилась в другое место, Хогвартс называется. Далеко оно, далеко отсюдова. Но знаешь, все трое должны уже туда попасть. Но с такими, как они, без головологии не обойтись. Иначе, скажи Эсме Ветровоск, что ей позарез надо пойти куда-то, и та с места не сдвинется. Надо сделать так, чтобы они сами захотели туда отправиться. Запрещать надо, строго-настрого запретить ей это, и она сломя голову побежит хоть на край света.

* * *

Госпожа Лилит де Темпскир наслаждалась своим самым предпочитаемым занятием — любовалась своим отражением в зеркалах. Хорррошаааа ...

В действительности, мы говорим не об одной паре зеркал, а о четырех, и она находилась между ними. Каждая пара установлена чуть-чуть вкось и ее бесчисленные отражения множились, как только она поворачивалась, и танцевали слаженный танец вплоть до бесконечности.

Зеркальный восьмигранник создавал так много отражений, что сама госпожа Темпскир начала задаваться вопросом: кто из всех этих разодетых в зеленый шелк фигур — она сама?

Среди всех своих множащихся изображений она чувствовала себя сильнее, словно бы мощь вливалась в нее из глубин зеркал и превращала ее в королеву не только города, не только мира, но и всех миров Вселенной.

И когда Лилит увидела дорогу, белую ленту, уходящую к соседней Вселенной, она потянулась за ней.

Дорога привела ее до прямоугольного окошка, за которым крутилась голая девочка-подросток, несформировавшаяся рыжеволосая пигалица, которая изловчилась соорудить себе такую же как у Лилит ловушку измерений.

Почувствовав на себе взгляд извне, девочка всмотрелась с ее стороны отражающей поверхности на подглядывающую на ее наготу и инстинктивно прикрылась руками.

Лилит почувствовала симпатию к девочке.

Лилит призадумалась.

Лилит была Крестная, у нее была палочка Крестной, она решила выбрать эту родственную душу себе в крестницы и устроить ей сказку.

Тогда Лилит взмахнула палочкой и пожелала перенестись в мир девочки. Чтобы не повредить макияж во время переноса, она закрыла глаза, но очень хорошо ощутила текучесть передвижения из одного мира в другой.

* * *

Наконец, когда все закончилось, она открыла глаза.

Лилит окинула взглядом обстановку, чтобы сориентироваться.

Вокруг нее было какое-то симпатичненькое помещение круглой формы. Шкафы веером окружали огромный рабочий стол, за котором она сидела. Поверх стола стояли стопки каких-то толстых бумаг и солидного вида книженций. Чернильница и сноп гусиных перев указывали, что здесь ей будет хорошо — она любила издавать указы народу.

Громкая птичья трель, переходящая в ультразвук, вспугнула ее. Лилит быстро вскочила с кресла и посмотрела в сторону источника неприятного звука.

Птица с огненно-красными перьями хлопала крыльями и вопила.

Что за птица и как она тут оказалась?

Вдруг, пернатый зверь взмыл к потолку и, нацелившись когтистыми лапами, спикировал вниз, явно намереваясь убить Лилит. Она среагировала мгновенно — вынула палочку из кармана и бросила заклятье декапитации (обезглавливающее). Птица вспыхнула огненными языками и даже не успела в целости и сохранности упасть на пол, чтобы там сгореть, как любая порядочная тварь — истлела еще в воздухе. А на пол посыпался лишь пепел, образовав небольшую черную, жутко воняющую кучку.

Хмыкнув, Лилит начала расхаживать вокруг, знакомится, так сказать, с владениями.

Там, где шкафы отсутствовали, на стенах висели портреты — сотни портретов людей в париках, без париков, лысых, беловласых, молодых ... Было и несколько женщин весьма строгого вида, напоминающего выражение черствой старой девы, как у Эс... А, не будем о грустном вспоминать.

И тогда она увидела свое отражение в стекла шкафа и завопила, словно вервольф на луну.

* * *

Люди творчества — художники, композиторы, писатели — мужчины, в преобладающем множестве, о шабаше ведьм имеют искаженное гормонами представление. Грезят они о хороводе длинноволосых молодух, танцующих нагишом под усеянным звездами небом, не представляя себе ни на минуту, что это — танцевать без одежд в суровом климате умеренных широт Диска. А о колючках под ногами они отродясь не ведают. А если знают, что это такое, колючки-то, относятся к ним с таким презрением, с каким ученые из параллельного мира относятся к сотне тысяч наблюдений из жизни, мешающим хорошей, доказанной одним экспериментом, теории**.

===================================================

**Визируeтся теория Дарвина — умозрительная теорию Эволюции, померещившаяся ему в бреду. Согласно этой теории, труд создал из обьезьяны человека. Но никто, никогда в жизни не видел, как из трудящегося рядом с человека скота, кто-то превращался в человека.

===================================================

В качестве еды ведьм, подобные несведующие люди пера, лиры и кисточки видят не менее, чем жаренных крыс, тараканов и морепродукты, приготовленные по рецептам китайской кухни. Пьют ведьмы только кровь, не меньше этого. И подвешивают на ветвях деревьев маленьких детенышей кота нянюшки Ягг, Грибо, который имел привычку спариваться с кем-угодно, иногда — насиловать. Что рожалось после связей подобного типа, люди духа, пуха и пера, не смели обсуждать. Они были стойкими в своих убеждений дарвинистами.

Как обстоят дела по-настоящему в Овцепике на шабаше местных ведьм?

Совершенно по другому.

Местные ведьмы весьма далеки от образа длинноволосых молодух — эээ, две из всех трех ведьм, конечно. Но и третья, самая молодая, та, которую звали Маграт Чесногк, вряд ли стала бы водить хоровод в одиночку и без одежд. А ее жиденькие прядки мышиного цвета, хоть и длинные, поддавались действию, которое поэты назвали бы „веяние” или „развевание”, только на несколько минут после омовения.

Остальные две ведьмы из шабаша были преклонного возраста.

Хоть и сверстницы, они выглядели совершенно различно друг от друга.

Толстуху звали нянюшкой Ягг, а тощую старуху — матушку Ветровоск* * *

.

===================================================

* * *

Хотя она не только не могла никому быть матушкой. Даже мистер Лобсанг Достабль из Анк-Морпорка с уверенностью мог бы заверить всех о том, что в молодости Эсмеральда Ветровоск бегала настолько быстро, что вряд ли кто-либо из местных юнцов мог бы ее догнать и ....

В отличии он нянюшки Ягг, которая бегала так, чтобы спотыкнуться как можно скорее о первом встречном, хоть илюзорном, корне дерева и упасть плашмя. И ее догоняли. Поэтому у нянюшки Ягг были пятнадцать детей. Предположительно. После „нашего Джона”, она перестала их нумерировать, только давала им имена.

Ягги были родом настолько обширным, что численностью росли не только вдоль, но и поперек.

===================================================

Ведьма по своей природе одинокий волк, поэтому шабаш — это сборище вожаков, у которых нет войска. И ведьмы собираются только тогда, когда нет иного выхода. Причиной сегодняшнего собрания двоих старших из троицы ведьм Овцепика была кончина их сестры, Десидераты Жалки Пуст, со смертью которой в ткани Естества появилась огромная брешь.

Недоставало одной из двух Крестных Плоского мира.

Овцепика хотя бы. Хм, мира все-таки ...

О второй, живой, никто не смел упоминать в присутствии матушки Ветровоск. Как сказал бы вам любой обыватель королевства Ланкр, с матушкой Ветровоск шутки были плохи. Как зыркнет она из-под черной ведьминой шляпы своими зелеными глазищами ...

А толковали они — куда могла сестра Пуст спрятать свою палочку Крестной. Каждой хотелось унаследовать эту палочку с идущими вместе с ней поблагушками.

Нянюшка Гитта Ягг хотела двинуться по карьерной лестнице вверх и из простой деревенской ведьмы превратиться в Крестную, потому что это приносило дополнительные удовольствия в виде подарков, бесплатных харчей и питья. Не то что Гитте всего этого недоставало, при ее пятнадцати наследников с полными уже своими же детьми, внуками, племянниками, зятьями и сватами и т.д. семьями — до последнего человека живущими рядом с Гиттой на правах рядовых рабов, но человеческое око ненасытное.

Она задумалась — что такое, свыше настоящего, могла она себе позволить? Не смогла вспомнить, но продолжала упорно повторять себе, что ей очень пристало бы быть Крестной.

Льстило положение Крестной нянюшке Ягг, была бы она ею, позволила бы себе ... позволила бы себе ... Хотелось бы ей, вот так ма-а-ахнуть палочкой и превратить, например вот, ту жабу! вввв, хм, в чего — а! в принца, например!

Причина, из-за которой Эсмеральда Ветровоск хотела приобрести палочку Крестной, не имела ничего общего с причиной ее подруги Гитты Ягг. Но об этом пока умолчим.

Наконец, они решили поискать в опустевшем доме матушки Пуст.

* * *

Закончив с похоронами, Харка-браконьер вдруг ощутил, что его потянуло к дому. Что он должен войти и там найти чего-то.

Он поддался ощущению и вошел в обитель матушки Пуст, хоть и боялся этого до ус... Но он был мужчиной все-таки, и никому не признался бы в своем страхе.

Он хорошенько огляделся и на кухонном столе увидел продолговатый пакет, небольшую кучку монеток и конверт.

Не задумываясь, Харка вскрыл конверт и прочитал письмо, хотя оно было адресовано не ему.

«Альберт Харка, — гласила записка, — я фсе вижу. Дастафь пакет и канверт куда нада, а если пасмеиш заглянуть в нутрь с табой случица нечто ужасное. Как профессиональная Фе Я Крестная я не магу никаво праклинать но Предсказываю тибя покусаит злой волк и твоя нога пазеленеит и отвалица, ни спрашивай аткуда я это знаю тем болие все равно я не смагу ответить патаму што умирла. Всево наилутшево, Десидерата Жалка Пуст”.(цитата из книги)

Внутри оказался конверт поменьше, адресованный Маграт Чесногк.

* * *

Эсме Ветровоск посмотрела на занавешенное зеркало и в сердцах откинула белую ткань.

Уставилась в зеркало.

И — словно удар под дых — с левой стороны отражающей поверхности она увидела бессрамную рыжую девицу, которая вертелась нагишом и бормотала какие-то слова. Чтобы хорошо прислушаться, Эсме приблизилась к образу, думая, что, может быть, не все ведьмы в Овцепике извелись и уехали, куда глаза глядят.

Тогда в правой половине она увидела ... она увидела ЕЕ!

Самоконтроль матушки Ветровоск дал трещину, хотя о нем ходили легенды. Она разбила зеркало вдребезги, чтобы не видеть ЕЕ повеселевшее лицо.

* * *

Маграт Чесногк, самая юная из, числом и словом, троих ведьм в Овцепике, тоже стояла перед зеркалом. Она заказала себе книгу и по ней тренировалась, как пойти по Тропе Скорпиона, чтобы постичь: а) гармонию Космоса; б) свое внутреннее „Эго” и в) всевозможные приемы техники боя, которых Великий Учитель Лобсанг Достабль в своей книге, заказанной ею из Анк-Морпорка, называл одним словом — „ Нинь-дзю-до”.

Т.е., Сам-себя-горло-перережу.

В основном, молодой ведьме путь Нинь-дзи был нужен в целях агресии — постичь мастерство пинка: так пнуть противника, чтобы почки у того вылетели из ушей.

Маграт хмуро взглянула на свое отражение, сверилась с записью в книге, вытянула руки перед собой, резко взмахнула ими и прокричала:

— ХАААииииийййй! Янь-яхххх…

Великий Учитель Лобсанг Достабль несколько расплывчато указывал, что, усвоив крик Нинь-дзи, перед молодым падаваном откроются ворота к космической мудрости и он в дальнейшем с легкостью будет: а) побеждать в поединках; б) ребром ладони перерубать кирпичи; в) ходить босиком по раскаленным углям и г) делать прочие космические чудеса.

Маграт сомневалась в словах Учителя.

Она просто подумала, что Нинь-дзя — хорошее имя для девочки.

Она снова уставилась на свое отражение в зеркале и левым глазом заметила в отражении образ голенькой рыжеволосой девочки.

„А, вот и Нинь-дзя-то!” — обрадовалась Маграт.

Тогда в дверь постучали.

Маграт подошла и открыла. В дом вошел Харка-браконьер.

— Хай! — сказала она и щелкнула того по носу мизинцем левой рукой, как, по учению Великого Учителя Лобсанга Достабля, надо было встречать особы противоположного пола.

А потом спросила:

— Зачем пришел?

— Посылочку принес, — ответил браконьер Харка, опешив от специального приветствия кандидатки в падаваны-Нинь-дзи, протягивая ей сверток.

Когда Харка ушел, Маграт осталась одна в кухне-додзе и развернула сверток, сделав два оборота вокруг себя по часовой стрелке и три — наоборот.

Внутри нашла тонкую белую палочку и записку.

«Все никак руки ни дахадили Васпитать себе замену придется уж тебе самой, — говорилось там. — Ты далжна наехать в школу Хогвартс. Я бы сама сьездила да ни магу по той причине што памирла. Джи — не — Вера НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не далжна выхадить за прынца.

ПС. Эта очинь важна.

ПСПС. Скажи этим 2 Старым Каргам што ани НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не далжны ехать с табой, ани только все Испортют.

ПСПСПС. У нее тынденция нащет тыкв но ты все асвоишь очинь быстра».

(цитата с некоторыми изменениями)

Маграт опять перевела взгляд на зеркало. Оттуда на нее смотрела красивая молодая ... да нет, только моложавая на вид, госпожа с чем-то знакомыми чертами лица и огромными зелеными глазами. Эти глаза Маграт видела почти каждый день.

Увидев палочку в руках Маграт, дама беззвучно вскрикнула и скрилась из виду.

Маграт Чесногк, самая юная ведьма в Овцепике, покрутила в руках палочку.

— Вот те раз, — сказала она. — Да я ж теперь фея-крестная!

— Эсме? Чего гремишь чашками? Ты в порядке? И зеркало вдребезги разбила, продолжишь в том же духе, дом сестры Десидераты спалишь, часом! — крикнула нянюшка Ягг.

В дверь постучали.

— Кто там? Гитта, почему бы ты не помолчала и не открыла дверь? — заворчала матушка Ветровоск.

Дверь открылась сама, и в комнату, понурив голову, вошла Маграт Чесногк.

— Доброе утро, Маграт, — взмахнула матушка рукой и чопорно отпила чай. — По какому делу?

— У меня вот… — сказала Маграт и вытащила руки из-за спины.

В ее руках белела палочка феи-крестной.

Глазки у нянюшки стали похожи на чайные блюдца и в уголках рта заблестели капельки слюны.

— Так ты нашла ее! — воскликнула она и вскочила с места.

— Э-э… нет, — ответила Маграт и сделала шаг назад. — Мне ее передала… сама Десидерата Жалка Пуст.

Полено в камине треснуло, отправив в Запредельные селения душу неведомой букашки.

Сузив глаза, матушка Ветровоск спросила молодую ведьму:

— Так, она выбрала тебя?!

— По всей вероятности. Она ее отправила мне. Посылкой…

— Но ты не готова быть феей-крестной, — возразила нянюшка Ягг, кружа вокруг Маграт, хищно выпучив глаза. — Ты не можешь справиться даже со своими проблемами, сестра Десидерата должна была выбрать более достойную приемницу.

— И постарше, — включилась в разборки и матушка Ветровоск. — Маграт Чесногк, я приказываю тебе отдать нам палочку!

— Нет! — был ответ молодой ведьмы.

— Но мы ведьмы старше тебя! — напомнила нянюшка.

— И что из этого, у ведьм нет иерархией! — возразила Маграт.

— Маграт Чесногк, ты ведешь себя безнравственно! — крикнула разобиженная матушка и присела на стул.

Нянюшка Ягг, вдруг примирившись с реальным положением вещей, решила разрядить обстановку словами:

— Эсме, ничего насчет безнравственности тебе не понятно! Безнравственное поведение — это когда бегаешь по улице совершенно…

Ее рассуждения прервал клочок белой бумаги, спланировавший из рукава Маграт на пол. Обе пожилые ведьмы уставились на полет записки круглыми глазами, но матушка была быстрее и сцапала ее.

— Сейчас узнаем правду, — торжествующе воскликнула она и начала безмолвно шевелить губами, пока читала записку Жалки Пуст. По мере чтения, ее брови уходили выше и выше, пока не скрылись совсем из виду. — Ну, я не подумала бы, что Жалка заставит нас оказать Маграт всю посильную помощь. Здесь говорится, что мы должны куда-то там отправиться и помогли бы кое-кому-то там выйти замуж за принца, — заявила матушка Ветровоск.

— Мы должны попасть в каком-то Хог-вар-тсе, — уточнила Маграт. — Это волшебная школа, вроде Невидимого Университета в Анк-Морпорке. Я нашла описание этого Хог-вар-тса в книгах Жалки. У ней были видения ... И ты, матушка, ошибаешься — мы должны сделать так, чтобы она НЕ вышла замуж за принца.

Пожилые ведьмы вытаращились с непониманием на Маграт.

— Как-как? Хочешь сказать, что мы должны помешать девушке выйти за принца? — удивилась нянюшка Ягг. — Это звучит как-то… неправильно, как-то наоборот.

— Гитта, но такое пожелание испольнить легче, — возразила Эсме Ветровоск, — потому, что бесчисленное количество девушек не выходят замуж за принцев!

Маграт попробовала приложить рекомендуемую сестрой Десидератой главологию.

— Я не представляю, как нам до этого Хог-вар-тса добраться, — сказала она.

— Всегда можно найти правильную дорогу, — фыркнула матушка Ветровоск. — Мы ведьмы или где? Чтоб всякие заграницы под боком торчали!

— Я хотела не то сказать, — возразила Маграт, сама собой удивлена, что главология у нее впервые заработала. Уж не новое ли положение феи-крестной ей поспособствовало? — Путешествие обещает быть долгим, а вы… уже не такие молодые.

Последовало долгое многозначительное молчание, о которое слон мог бы лбом убиться.

— Отправляемся завтра, — отрезала матушка Ветровоск. — Чтоб завтра утром все были готовы к путешествию.

— А как мы будем туда отправлятся, матушка? — невинным голосом спросила Маграт.

— Как, как? И ты о себе как о крестной думаешь, — заворчала матушка Ветровоск. — Зеркалами будем путешествовать.

* * *

Джейсон Ягг приходился нянюшке Ягг сыном от пятого мужа. Не то, что, каждый супруг Гитты, после первого, носил эту фамилию. Нееет, но любой из них, после женитбы на ней, неизменно принимал фамилию Ягг. Никто мужей об этом не спрашивал.

Вид у Джейсона был такой, будто его строили на верфи. Был он медлительным, обстоятельным, мускулистым и с очень мягким характером.

К нему обратилась для содействия матушка Ветровоск утром того же дня, когда троица Ланкрских ведьм решила отправиться заграницу.

Она задумала страшное ведьмовство — вселение в чужое тело, человеческое тело, не в птицу, не в животное. На долгое время, как ей казалось, хотя она всю ночь, не сомкнув глаз, думала, не представляя себе, как будет идти ход времени в этом далеком Хог-вар-тсе. Быстрей ли, медленней ли будет?

Чтобы подстраховаться, за их телами нужно было присматривать и она возлагала надежду на этого сына Гитты. Он позаботится о том, чтобы снохи нянюшки Ягг не забыли о своем рабском положении в семье и старательно кормили, омывали, массажировали и все-остальное, что там нужно делать, чтобы поддерживать в живых, но пустые на время, тела троих ведьм Овцепика.

А то проклянет она, матушка Ветровоск, всех Яггов нах--, чтобы те вспомнили вовремя, кому Эсме сестой-близняшкой является. А-а-а?

Пообещала она тугодумному Джейсону богатые подарки из заграницы, где улицы, она была уверенна в этом, вымощены были чистым золотом.

— И проследи, чтобы каждый день проветривали, а то вернемся и сразу помрем, — предупредила нянюшка, неуклюже привлекая к своей материнской груди лохматую голову своего сына.

— Хорошо, ма.

— И не смей входить через крылцо, Джейсон, я там наложила заклятье! Где этот придурок, Грибо? Грибушка, кись-кись-кись, приди сюда, зверюшко мое! Пора отправляться в путь, я без тебя никуда не ухожу.

Маграт слушала все одним ухом, потому что думала о своем. Ночью, так же, как и матушка Ветровоск, она не сомкнула глаз, читая одну из тетрадок сестры Десидераты Пуст, озаглавленную „С палочкой и Помелой Через Великий Неф”. Писала Жалка обо всем, только не писала инструкции, как пользоваться палочкой. Поэтому Маграт решила, что это проще простого — взмахнуть ею и загадать желание. Под утром ей вздумалось перед уходом потренироваться, чтобы наверняка.

Теперь, тыквы вокруг ее дома, выросшие до неуместных пятиметровых размеров, обзавелись резными — лилового цвета — дверцами и у каждой из них был отдельно взятый характер. Кто-то из них, вообще, икал, кто-то кукарекал, а одна тыква считала себя горностаем.

— Гитта, ты подготовила все? — спросила матушка Ветровоск, с неодобрением посматривая на обтянутые мужскими штанами ноги Маграт и на красные сапожки нянюшки Ягг.

— Все готово, зеркала закрепила на потолке и на стенах, сначала заклинанием, а потом наш Джейсон приколотил их снизу досками. Кровать расширила так, чтобы все мы трое могли бы прилечь между зеркалами ... Четверо, с Грибо-м. Уходим?

* * *

В зеркалах, когда они построены парами чуть-чуть вкось, заключается бесконечность. В бесконечности заключается все возможное, включая голод. В четырех парах таких зеркал есть миллион миллиардов отражений, а между ними всего лишь одна душа.

Зеркала дают Лилит очень много, но и забирают немало.

Когда она пришла в себя, с ужасом установила, что ей дали магическую мощь, власть и настоящую волшебную палочку мага, кроме ее, непонятно как пришедшей вместе с ней, палочки феи-крестной.

Но отняли у нее все остальное.

Она очнулась мужчиной.

Старым, безмощным, дряхлым мужчиной, пиписька которого служит ему уже только для мочеиспускания.

Черт, черт, черт!

* * *

В Овцепике зеркала не создавали отражающую каморку, поэтому они только давали, но не могли забрать. Но то, притихшее в зазеркалье НЕЧТО решило пошутить с ведьмами.

Серебристая лента протянулась с отражающей поверхности и увлекла сознание троих ведьм и кота с собой, оставив опустевшие фигуры безмолвными, неподвижными и обмякшими.

За протянувшимися сознаниями женщин бодро скакал молодой черный бестелесный кот, без единого изъяна во внешности.

Джейсон Ягг с религиозным фанатизмом в глазах тихонечко прикрыл заднюю дверь апартаментов матери, вытирая пот со лба шляпой. Прямоугольный лист бумаги медленно проступил поверх дерева двери, и мужчина уставился на него.

Рукой матушки Ветровоск там было написано:

„ Утром:

1. Горшок;

2. Хлеб с молоком;

3. Омовение, растирание, причесание, выпрямление.

Обед:

И т.д.

Джейсон, ни забуд, что я тоже Ветровоск! Помни, прукляну!”

* * *

В Хогвартсе была глубокая ночь.

Трое первокурсников тайком, под Мантией-невидимкой, отправлялись воплощать в реале героические дела и спасать волшебный камень философа Николаса Фламеля от злодейских лап профессора по зельеварению, С.Т.Снейпа.

Под мантией скрывались двое мальчиков и одна девочка.

Девочка, собственно, была гриффиндорская заучка, лохматая зануда и отличница своего выпуска, мисс Гермиона Грейнджер.

Рыжий из мальчиков, поразмыслив, пришел к выводу, что Снейп ворует Философский камень лишь чтобы наполнить свой кошелек золотом, но девушка знала, что все делается из-за желания Того-которого-не-называем возродиться.

Мисс Гейнджер не была в восторге от своей лохматой внешности и, соответственно, развивалась в направлении повышения собственного IQ.

Как Тот-который свяжется со Снейпом, чтобы забрать, в свою очередь, Философский камень, девочка не думала. но поддерживала ошибочное представление мальчиков об истинном мотиве профессора зельеварения, чтобы, в конце затеи, когда они трое обломают вора, указать им — кто из них троих умнее всех.

У самой двери, за которой скрывался Пушок, внезапно открылась боковая дверь пустой комнаты. Движение привлекло внимание девушки.

Внутри комнаты Гермиона увидела высокое прямоугольное зеркало.

Зеркалам она принципно не верила. В особой степени тем, волшебным зеркалам, отражения в которых имели привычку болтать без умолку.

Девушка не поняла, как могло в том зеркале появиться ее изображение, если она скрывалась под мантией-невидимкой, но оно там было.

Потом образ изменился и превратился в девушку постарше, одетую в широкие мужские брюки и огромную ведьминскую шляпу поверх растрепавшихся прядей мышиного цвета. Старшая девушка махнула палочкой, перед глазами Гермионы неожиданно все почернело, и ее унесло куда-то вверх и в сторону.

Идущим рядом с ней мальчикам показалось, что их подруга, наконец, стала поступать по-девчачьи и испугалась ответственности.

Потому что девочка, ни с того ни с сего, вдруг вся обмякла, ее коленки подогнулись, и она грохнулась в обморок.

— Гермиона, Гермиона! Очнись! — начал тясти ее за плечо темноволосый и очкастый мальчик, которого звали Гарри. Увидев, что она так и не приходит в себя, очкарик посмотрел на второго, рыжего мальчика, и сказал: — Рон, придется нам отказаться от затеи по спасению камня. Или отложить поход на завтра. Сейчас нам срочно нужно бежать в Больничное крыло, отнести туда Гермиону.

— Но, Гарри, завтра будет поздно! — возразил рыжик и, округлив глаза, начал нажимать на что-то у себя на груди, под мантией. — Оставь ее здесь, заберем, когда все закончится.

Выпучившись на Гарри, рыжий явно ожидал от него определенную реакцию, но, увидев, что ничего не происходит, растерялся.

А растерялся он потому что артефакт принуждения, с которым его вооружила мама Молли, провожая его на вокзале Кинг-Косс, на этот раз не сработал и Гарри не стал подчиняться заговора, а принялся Локомотором уносить лохматую зануду прочь от третьего этажа, к Больничному крылу.

— Гарри, подожди, разве тебе безразлично, что Снейпу достанется камень, делающий золото из всего? — крикнул Рон вдогонку, не желая отказываться от близкой уже цели и тащиться к мадам Помфри.

— Мне все равно, честно говоря, — бросил через плечо темноволосый гриффиндорец. — Если бы вы с Гермионой не ворчали беспрерывно о камне, я о нем и не вспомнил бы. Идешь со мной, Рон, или сам, в одиночку погеройствуешь?

Рон решился и вприпрыжку побежал за „друзьями”, а догнав, схватил Гермиону за ногу, пытаясь остановить ее.

Гарри заметил попытку Рона помешать действию заклинания и на его лице появилось устрашающе-холодное выражение.

— Рон, что ты делаешь?

— Пытаюсь образумить тебя, Гарри. Нам нужно пойти спасать Камень, а не работать медиковедьмами...

Гарри посмотрел на потерявшее обычное выражение дружелюбия лицо Рона, не узнавая в нем своего лучшего друга.

Рон был похож на обманутого обещанием наживы стервятника и чуть не клацал клювом от раздражения.

Таким, Рон не нравился герою магического мира, Гари Поттеру.

Он его пугал.

Гарри обещал себе всерьез подумать — продолжать ли свою дружбу в дальнейшем с рыжим мальчиком, истинное лицо которого увидел только сейчас.

Оттолкнув Рона, Гарри продолжил свой путь к намеченной цели — привести свою, уже единственную, подругу к мадам Помфри.

* * *

Маграт Чесногк открыла глаза и увидела над собой перевернутое лицо незнакомого мальчика десяти-одиннадцатилетнего возраста. Правильные черты лица и прекрасные глаза необычного изумрудного цвета уродовали изломанные, замотанные какой-то гадостью стекляшки.

Встретив ее взгляд, мальчик бросился обниматься с Маграт, дико крича ей в ухо детским голосом:

— Гермиона, ты поправилась и пришла в себя! Скажи, что с тобой случилось?

Ведьма Овцепика растерялась.

Ей понравилось обниматься с мальчиком, но ей казалось, что он не ей, а какой-то Гермионе радуется.

Каким боком они с этой Гермионой были связаны?

Ага!

Зеркальным путем, как сказала матушка Ветровоск, ее подбросило в тело девочки, учащейся в Хог-вар-тсе.

— Переутомилась, наверное, — сказала она, не вдаваясь в подробности, которые не знала.

— Слишком много читаешь, — кивнув головой, согласился мальчик и улыбнулся.

От этой улыбки сердце у Маграт защемило.

Ей показалось, что перед ней открылся Путь Скопиона и ей достанутся все тайны Космоса и Великой матушки Черепахи А-Туин.

В кармане мантии, на удивление, нашлись две палочки. Первая из них была из какой-то кости — Магр..., т.е., Гермиона (надо запомнить свое новое имя, черт возьми!) узнала в ней палочку феи-крестной, а вторая уже лежала там. Из красного дерева и слегка узловатая.

Магр... да-да! Гермиона стала изучать первую, более привычную палочку. На ней когда-то были выбиты какие-то буквы, но они за многие поколения фей-крестных почти стерлись, и теперь уже их не разобрать. Кость обхватывали несколько золотых и серебряных колечек, а инструкций по управлению не прилагалось.

Идя наверх за Поттером, тем мальчиком, который совсем недавно так нежно и крепко ее обнимал и до сих пор стыдился своей несдержанности, девушка решила его подтолкнуть к разговору:

— Гарри, эй, Гарри! Скажи мне, что это было десять минут назад?

— Что? — изобразил мальчик недоумение, но красные пятна на щеках говорили, что очень даже понимает он суть вопроса подруги, да не хочет к ответу приступать.

— Ты меня обнимал и шептал мне на ухо, что радуешься моему возвращению в мир живых. Скажи, ты хотел этим сказать, что я тебе дорога?

Маграт не понимала порядки в этом Хо-гварт-се, возможно, они были порядочно диковиные, и с застенчивыми мальчиками так разговаривать было нормально. Как бы то ни было, она была уверена, что они с ним достаточно близки, чтобы не стесняться своей настойчивости.

— Ээээ ... — сказал Поттер и стал похож цветом на варенного краба. Или свеклу.

— Хочешь сказать, что любишь меня? — Маграт, как любая из почитаемых ведьм Овцепика, отличалась прямолинейностью и хваткой гончей. Ей отмазки, вроде „Ээээ...” говорили, что молодой человек не хочет извещать девушку, Гермионочку-то, о своем адресе — вещь недопустимая Кодексом бабушки блажено почившей сестры Десидераты.

Гарри Поттер стал похож на рыбу, вытащенную на берег речки (сама Маграт не позволяла вытащенной рыбе долго мучаться, а сразу била ее кувалдой, чтобы рыбе стало лучше). И она вынула кувалду... хм, образно говоря, и стукнула ею мальчика по ошарашенной, украшенной шрамом, голове.

Короче, она резко приблизилась, обняла так, что его нос, в силу того, что Гермиона была выше ростом, уткнулся ей в ямочку на шее, и звучно поцеловала в макушку.

Поцелуй настолько вывел Гарри из колеи, что он поднял лицо наверх, чтобы увериться собственными глазами во вменяемости единственной подруги.

Подруга как-то не так истолковала это движение и страстно впилась губами в его губы.

Недалеко послышалось громкое икание.

Икал рыжий мальчик их возраста. Покраснел он куда сильнее Гарри Поттера. Никто из целующихся не обратил на него внимания.

* * *

Для нянюшки Ягг кот Грибо оставался миленьким маленьким котенком, который продолжал гоняться за клубком шерсти, из которого она, пока были еще в Овцепике, вязала себе нижную юбку кроваво-красного цвета.

Баловаться окрашенными в красное вещами отваживалась только она одна во всем Ланкре. Чулки — красные, сапожки — красные, красный шарф, красный от лишней выпивки нос — все это было закреплено за ней знаком, этакой этикеткой нянюшки Ягг, этикеткой страшной ведьмы, матриарха и патриарха (одновременно) фамилии неисчислимой численности — посмей только высказать в ее адрес что-то нелицеприятное! Сразу по возвращению домой тебя встретят озлобленные домашние, указывая пальцем на рехнувшуюся козу, которая не только взобралась на крышу, но и давала не молоко, а соляную кислоту — разберись теперь, куда девать и как использовать эту жидкость, которая разъедала ведра и превращала их в квакающую кучу?

После переноса в этот, за тридевять земель, Хог-вартс и жуткого пробуждения в нем, нянюшка Ягг осмотрелась, куда ее отнес леший.

Вокруг пахло приторным дымом из курительницы.

Пахло всевозможными одурманивающими травками, и Гитта начала вполголоса перечислять их:

— Мак снотворный, табак, канабис рудералис ... ого-го! Да что тут происходит, меня одурманить, чтобы похитить, хотят что ли? — крикнула нянюшка и тяжело поднялась с лежанки.

Все вокруг нее двоилось, а то и троилось. Иногда сливаясь в единое разноцветное целое.

Нянюшка сосредоточилась, чтобы разглядеть хоть что-нибудь в интерьере. Графин с водой радужно мерцал неподалеку и она протянула руку к нему.

После десятой попытки, она правильно определила растояние и схватила шею стеклянного сосуда, странно трансформирующуюся перед глазами в гусиную шею. Стиснув его, она с трудом сделала шаг и, пока ее не занесло куда-то в сторону, плеснула водой поверх курительницы.

Сразу зашипело, завоняло, и тогда Гитта Ягг заметила палочку у себя в руке. Палочка?! Взмахнув ею в сторону плотно закрытого окна, она представила его широко открытым.

В ушах словно вата была, но ведьма услышала звон разбитого стекла. Тут же и пушистый туман серого цвета толстым потоком вынесло из помещения.

Свежий воздух принес с собой ясность — и в комнате, и в голове нянюшки.

Она осмотрелась.

Красивенько!

Дорогие ткани украшали стены, пол и мебель. Красивые шкафы, полные фарфоровых чашек, самовар на столе и пуфики, пуфики, пуфики...

Нянюшка Ягг вспомнила, что они трое отправились в школу под названием, кажется, Хоги-вари-все.

Грибо, молодой, нетронутый бесчисленными стычками с соперниками всевозможных мастей и видов, лежал на ее лежанке и смотрел одним, ярко светящимся зеленым глазом. Втрой глаз у кота пока что спал. Черная, блестящая шерсть так и манила прикоснуться и погладить, что и сделала нянюшка сразу, как только заметила своего любимца.

Грибо посмотрел на свою новую хозяйку полным злорадства взглядом и нагло замурчал. Грибо был единственным котом, который мурча, насмехался.

— Аааааххх, какая прелесть! Чистенький, упитанный и молоденький Грибушка... а глазки оба на месте и какие красивые...

Кот грациозно потянулся, и его хвост стрелой указал направление. Грибо, в своем, особенном, понимании, был профессором псионической науки.

Нянюшка не замедлила туда взглянуть.

Хвост указывал Гитте на овальное настенное зеркало.

Она посмотрела на себя, ожидая увидеть любое, только не ЭТО отражение!

Чучело, одетое в разноцветное тряпье. Глаза чучела выглядели огромными из-за нелепых круглых линз. А чтобы рассмотреть подробности своего нового образа, нянюшке пришлось так близко придвинуться к поверхности зеркала, что она едва ли не уткнулась носом в холодную поверхность.

Зашипев от досады, нянюшка сдернула нелепое лицевое украшение и забросила его себе за спину. Донесшийся звон разбитых стекол принес ей необъяснимое удовлетворение.

Снова она впилась взглядом в свое отражение.

Вдруг зеркало заговорило:

— Уууу, наконец-то, до тебя дошло, Сивилла, что очки тебя уродуют. А теперь, слушай! Сними ты с себя эти лохмотья, посмотри — шкаф ломится от накупленного добра. Выбери себе что-то экстравагантное, выкупайся, причешись, увидишь, как станешь на человека, а не на стрекозу, похожа.

Нянюшка Ягг не стала медлить.

* * *

Перенос застал Минерву МакГонагалл в момент чаепития перед камином.

Матушка Ветровоск вошла в ее голову ураганом и разбросала в клочья десятилетние наслоения жеманности, пуританского воспитания и прямолинейности.

То, что принесла с собой Эсме, мало чем отличалось от существующего в голове Минервы уклада. Вот только было одно ма-а-аленькое, но существенное отличие, и оно разбило вдребезги ментальный уклад профессора по трансфигурации — Эсме жаждала справедливости. В Минерве эту жажду на корню уничтожил Альбус Дамблдор, когда принял ее на работу в Хогвартс и назначил своей заместительницей.

Жажда осталась в ней, но не справедливости, а жажда следовать инструкции начальства. Эсме, приехав, так же успешно убила беспринципное подчинение, как была раньше Дамблдором убита справедливость.

Матушка Ветровоск, разобравшись с содержанием памяти женщины, ставшей сосудом ее сознания — ведьмы куда посильней, сразу составила списк своих будущих жертв.

Список возглавлял мэтр Альбус Дамблдор, в настоящее время — директор Хогв-арт-са. Она вспомнила магистра Муструма Ридколи, ректора Невидимого университета, их танцующее на грани флирта общение, вспомнила свои фантазии на тему спотыкания на ровном месте и Ридколи, догоняющего Эсме в темноте ночи...

Для собственного удовлетворения и личного спокойствия, она забила имя Альбуса и на втором, и на третьем месте в списке будущих жертв.

То, что нашлось в памяти „временного сосуда” о некоем Мальчике-которого-оставили-в-живых, ну, очень матушке Ветровоск не понравилось!

* * *

Гермиона-Маграт посмотрела сквозь ресницы на трехголового пса-цербера и зажмурилась. За ней стоял ее бойфренд Гарри, он поминутно переступал с ноги на ногу и дышал ей в ухо.

Она толкнула парня локтем, не обращая внимания на глухое ойканье, и опять закрыла глаза. Больше никто ее не отвлекал, щекоча дыханием шею, не сбивал внимание легкой щекоткой и сопровождающим это чувство удивительным ощущением в груди и животе, которым откликалось ее тело.

Она попыталась превратить свое сознание в безмятежную картину звездного неба.

Космическую гармонию постигают не случайно только монашки в их обители высоко в горах. Ей, ощущавшей теплоту от близости мальчика, достичь пути Скорпиона было трудно. Но не невозможно.

Юная ведьма взмахнула белой палочкой феи-крестной и молодой цербер превратился в маленькую трехголовую змейку.

Гарри пискнул, но не растерялся и быстро трансфигурировал из тройной миски трехголового щенка великанского размера прочную клетку. Шустро схватив растерянную змею за хвост, он бросил ее внутрь клетки и захлопнул дверцу.

Змейка начала шипеть.

Гарри зашипел ей в ответ.

Гермиона с уважением посмотрела на своего бойфренда. Не сдержалась и поцеловала его в щечку, а потом дернула за рукав, указывая на люк в полу.

Бойфренд оказался смышленным.

С трудом, но поднял он тяжелое полотно люка и наклонился, вглядываясь в темноту.

Что-то там шевелилось.

Гермиона начала бы рассуждать: что-как-сколко-раз, но от Маграт подобный склад тугодумства был так далек, как до центра Плоского мира, поэтому она снова зажмурилась и взмахнула костяной палочкой.

Вспыхнуло пламя и шевелящееся нечто, что бы там оно ни было, полностью сгорело.

Забрав с собой клетку с трансфигурированной змеей, они спустились по принесенной с собой веревочной лестнице. Там, внизу, оказались останки спаленной магической растительности, мелкие кусочки которой продолжали шевелиться, и Гермиона-Маграт, опередив Гарри, назвала их:

— Дявольские силки. Пакостное растение.

— Хотело придушить нас, а?

— То, что оно хотело — не важно, важно то, что хотим мы, — назидательно сказала девушка. Бойфренд забыл захлопнуть челюсть от восхищения. — Давай вперед, Гарри.

Впереди оказался зал с летающими ключами.

Кто-то хотел, чтобы Гарри воспользовался своим умением летать. Маграт-Гермиона не позволила бы кому-нибудь постороннему указывать ее же бойфренду что делать. Указывать ему имела право только она, и свое право она никому не упустит.

Ключи под чарами костяной палочки превратились в птичек, которые радостно чирикая, уничтожали крепкими клювиками закрытую дверь, ведущую дальше.

Подростки, держась за руки, переступили через образовавшийся проем, и тут же ощутили дурной, но такой знакомый запах горного тролля.

Магратт-Гермиона шагнула вперед и увидела, что чудовище спит. Гермиона, возможно, еще не успела прочитать насчет обратной пропорциональности, связывающей внешнюю температуру с личным IQ горных троллей, но Маграт, сама уроженица Овцепика, где горизонтальных территорий нет, в вопросах об этих созданий считала себя спецом.

Как она ожидала, и в мире Хо-гв-артса все было устроено так, как нужно, и в зияющей пасти горного тролля сверкали диаманты вместо зубов. Маграт жадиной себя не считала, но, кто-нибудь! найдите хоть бы одну девушку, которая при виде доступных, специально для нее разложенных драгоценностей не потеряла бы голову и не захлебнулась слюной!

Бросив сонные чары на тролля, а для уверенности несколько раз повторив их, она метким ударом топорика, трансфигурированного из дубины монстра, выбила все доступные ей зубки. Собрав горстку сверкающих кристалликов, показала их Гарри. Бойфренд сначала находку не заценил, только с безразличием пожал плечами, за что и поплатился. По щиколотке его Гермиона пнула увесисто, да и топорик был все еще у нее в руках, так что он поспешил прийти в себя и бодренько высказаться:

— Я дам тебе столько золота, сколько нужно будет, чтобы сделали для тебя специально комплект украшений, Миона.

— О! Спасибо, Гарри! Дай поцеловать тебя!

Поцелуев мальчик уже не пугался, с готовностью вытянул губы трубочкой и закрыл глаза, чтобы насладиться.

Каждый раз он удивлялся, насколько ему нравится целоваться с подругой.

Следущее помещение было занято огромными шахматными фигурами. Очевидно, кто-то хотел, чтобы они поиграли здесь в шахматы. Хорошо играть в эту игру ни Гермиона, ни Гарри не умели, зато научились отменно и очень жестко колдовать.

Гермиона уже успела проявить свои способности на чарах и трансфигурации после обморока и появления у себя в голове неожиданной соседки.

Маграт Гермионе очень понравилась, девушка как-то сразу доверилась ей и не испугалась, когда та забрала контроль над общим телом.

Поведение Маграт сначала шокировало, потом удивило, а под конец — понравилось гриффиндорской „заучке и зануде”.

Стала колдовать обновленная мисс Грейнджер, как мы упоминали выше, жестко. Как она объясняла бойфренду: „Все очень просто, Гарри, — представляешь себе в голове, что ты хочешь в конце заклинания и, когда уже все в достаточной степени проясняется, взмахиваешь палочкой. И оно получается. Проще-простого, как с тыквами”.

Профессор МакГонагалл слушала свою студентку, странно сверкала внезапно позеленевшими глазами и хитро улыбалась. Но пока молчала, вопросы этим двоим не задавала, а только прибавляла им баллы.

* * *

Зато директор, Альбус ПВБ Дамблдор, странно изменился как внешне — в предпочтении одежды, так и в поведении. Он стал нелюдимым, ни с кем не общался, никого в круглый кабинет уже не приглашал, лимонными дольками не потчевал, чаем не поил.

К ярким и непостижимым расцветкам его обычных роб и халатов внезапно добавилась страсть к вычурным покроям и невообразимым украшениям — вязанным, сверкающим драгоценными гранями или хоть безумным сочитанием складок и буфов. Детали были настолько замысловатыми, что девушки всех факультетов, оторопев, начали делать зарисовки особо полюбившихся дизайнерских решений.

Вчера, например, полы синего халата директора оказались украшены десятками вязанных розовым шелком танцующих голых мужиков. Мужики были детально представлены, и при каждом танцевальном „па” их хозяйство весело колыхалось и подпрыгивало. Девушки таращились, тайком указывали на анатомию вязанных мужиков пальчиками и чуть не задыхались, пытаясь не прыснуть из-за дикого восторга.

* * *

Белая костяная палочка Маграт-Гермионы, описала полукруг в направлении шахматных фигур и они стали маленькими-маленкими.

Бойфренд в прыти подруге не уступал.

— А ну, в строй! — рявкнул, размахивая палочкой, Гарри. — Мирррно! Нале-во! Шагом марш!

И шахматные фигурки начали маршировать, построившись по старшинству — король, ферзь и т.д., мерно шагая к следующему помещению в колонне по двое — белая, рядом с такой же, но черной фигурой.

Последними набивали пятку две пешки, а за ними шли Гарри и Маграт-Гермиона.

В соседнем помещении, на столе, в шеренгу выстроились бутылочки с прозрачной жидкостью. Записка на пергаменте была главоломкой, которую они были должны решить, чтобы пройти препятствие.

Ребята уже вошли в раж и слушать не хотели слово „должны”, поэтому Гермиона, ни минуточки не сомневаясь, взяла все бутылочки и всплеснула их содержимое поверх языков огня, который горел впереди. Пламя вспыхнуло и внезапно погасло. Там и сям оно попыталось возродиться, но хлынула водная струя из красной палочки мисс Грейнджер, все зашипело и окончательно угасло.

— Давай, Гарри, нам туда, — сказала она и последовала за марширующими фигурками.

Огромное помещение освещали горящие в своих гнездах на стенах факелы. Четыре колонны поддерживали высокий потолок зала.

Посередине помещения они увидели зеркало на птичьих лапах.

— Это то зеркало, которое подсунул тебе директор? — спросила девушка.

— Да, оно. Зеркало Еиналеж, — ответил Гарри и содрогнулся. — Оно показало мне моих погибших родителей.

— Да? Ну и ну! Приступим?

— Приступим, — кивнул головой мальчик.

Маграт-Гермиона посмотрела одним глазом на отражающую поверхность, не позволяя бойфренду посмотреть, пока она не удостоверилась в безобидности артефакта. Уж очень большую силу имели зеркала, она о них уже в достаточной степени узнала.

Картина, показанная ей зеркалом, никак не могла понравиться.

Там какая-то рыжая девица, в которой Маграт узнала ту девочку Нинь-дзю, но уже подросшую и с сиськами, целовала Гарри взасос, а он завороженно, с остекленевшим взглядом, пялился на ее лоб, покрытый мириадами мелких веснушек, и считал их.

Гермиона почувствовала в своем сердце глубокую, жгучую ненависть к Нинь-дзе и решила сделать все от нее зависящее, чтобы не допустить воплощение в жизнь продемонстрированной зеркалом картины возможного будущего.

— Теперь смотри ты, но приготовься быстро бежать, — сказала она, но его руку не выпустила. Во избежание.

Мальчик шагнул вперед и увидел свое отражение. Рядом с ним стояла его девушка, Гермиона, держала его руку одной рукой, а другой она бесстыдно рылась в его кармане, что-то там разыскивая. Мальчик весь покрылся испариной от смущения, вспомнив, что оба кармана его брюк с дырками, и найти она могла в них только одно. Но то, что она могла там найти, было еще не поводом для гордости. Нужно было подождать хотя бы пару лет, пока все достигнет нужных размеров, а потом ...

Но что там, в отражении происходит?

Гермиона вытащила руку из его кармана, держа не то, что он боялся увидеть, а какой-то поблескивающий гранями красный камень, загадочно подмигнула ему и снова положила камень в его карман.

Мальчик внезапно почувствовал тяжесть в правом кармане брюк, не раздумывая сунул руку и вытащил...

Философский камень!

Увидев его, девушка громко воскликнула:

— Уделали мы всех!

И, покрепче сжав ладонь своего бойфренда, поторопилась утащить его наверх, в комнату щенка-цербера, чтобы успеть замести следы своего пребывания здесь.

Трехголовая змейка, до сих пор молчавшая, внезапно начала шипеть. Гарри замедлил шаг, внимательно вслушиваясь. Что-то прошипел в ответ, словно уточняя, и поделился новостями с подругой:

— Миона, Флафи говорит, что есть кратчайший путь отсюда и обещал проводить нас.

— Флафи? — хмыкнула девушка. — Ладненько, пусть указывает дорогу.

За собой они оставили марширующие армии из шахматных фигур мерить в длину и ширину зал.

Кто-то из офицеров давал команды. Последнее, что слышали уходящие ребята было:

- Круугом марш!

Запевай!

Мы на страх любым врагам

Маршируем тут и там

Не страшась тревог,

Не жалея ног.

Это воинский наш долг.

Это воинский наш долг.

Ать, два, три, четыре.

Шире шаг, два, три.

Мы характер боевой

Укрепляем дружно свой.

И сомнений нет,

Что секрет побед

В подготовке строевой.

В подготовке строевой.

Кругом марш!

Ать, два, три, четыре.

Шире шаг, два, три, четыре.

Кругом марш!

"Слоновий патруль (Песня слонов)" / "Colonel Hathi's March (The Elephant Song)" (русская версия)

* * *

Лилит откинулась на спинку кресла. Быть директором этой долбаной школы теперь казалось насмешкой судьбы.

Понравившаяся ей девица здесь не училась. И как ее найти?

Лилит де Темпскир, оказавшись запертой в бесполезном мужском теле, не могла почувствовать появление второй Крестной в замке.

Быть Феей-крестной — это женская магия.

А телу Альбуса Дамблдора белая костяная палочка Лилит не то, что управлять не позволяла, она им даже не чувствовалась как волшебная.

Теперь этот символ крестничества собирал пыль на полочке над тесной и дурно пахнущей кроватью директора Хогвартса.

Почувствовать-то присутствие напарницы в мужском теле Лилит не могла, но с другой стороны, сто-с-лишним-летнее тело старика, разумом не было обделено. И оно тихо предупреждало новую обладательницу, чтобы она не сомневалась — даже в дурном сне не надеялась, что ее напарица — вторая крестная фея — не выследили бы ее в здешнем мире.

По всей вероятности, они уже находились в магической Британии и в Хогвартсе, конкретно.

Но важнее всего было то — в кого вселилась вторая крестная фея, Маграт Чесногк! И как могла Судьба проявить такую злобную иронию и распорядиться, чтобы в руки девчонке-переростку, Маграт-Как-там-ее, которой и самой нужна была хорошая фея-крестная, вручить такое ответственное дело вместе с палочкой?

Палочка была очень, очень важна! Потому что в сравнении с ее возможностями, любая здешняя волшебная палочка была любопытной игрушкой для тренировки ребятишек.

А еще в мозгу дряхлого старика, служившего на сегодняшний момент сосудом госпожи де Темпскир, что-то шевелилось, само собой делало выводы, да еще и принялось задавать вопросы. Тревожные вопросы.

Например, если вместе с напарницей-феей прибыли и ее подружки, что с ними делать? Допустим, та, похожая на прачку старушка, которая не шугалась от хорошей выпивки, и любила потом погорланить песенки ... про волшебника, например, у которого посох с набалдашником, как это отразится на процессе преподавания в школе магии и колдовства?

Целая школа, полная детьми-волшебниками — парни с девушками, в одном учебном заведении! Ужас!

Ужас?

Да на следующий год будет бейби-бум и сюда вернутся доучиваться одни только малолетки, да заучки!

Блииин! Как ее угораздило вляпаться по самое не могу в середину озера дерьма, в теле этого никудышного старика, у которого и посоха нету, только какая-то узловатая тонюсенькая палочка, которая в любой момент может сломаться?

А палочка крестной феи в руках девчонки Маграт бесила. Более того, унижала Лилит де Темпскир.

Боги Диска! Пусть, пусть хотя бы Она сюда не приперлась, после стольких-то лет ...

Аххх, надо ли самой себя самообманывать — скорее всего, прибыли все трое.

Троица — число магическое: три желания, три принцессы, три загадки, три ведьмы ... Хотя, какие там три — в школе Хогвартс полным полно молоденьких, и весьма способных ведьмочек. Были бы они в ее окружении, пока она владела Орлеей ...

Но нет!

А в этом дряхлом мужском теле — это еще более непринципиально.

Бесило и то, что троице вражинь Судьба приготовила, может быть, орис гораздо более удачливой. Знала бы ее бессердечная и фригидная, как айсберг, сестра Эсмеральда, какой шанс упал бы к ней с неба — появись она в школе, полной ведьмочек, стала бы управлять миром.

Слава Богам, ее сестра была тупа, как пробка, и в сказки не верила, она верила в главологию.

В дверь постучали, а потом в круглый кабинет директора ворвался угрюмый профессор по зельеварению, Северус Снейп, и без приглашения развалился в кресле в углу.

Лилит от Северуса очень, очень тащилась. Весь в черном. С изящными, плавными движениями, с длинными ногами, с длинным острым носом и вероятно, с длинным ... Она ждала, что подумав об его ... посохе, внизу живота знакомо защекочет, но — ничего не произошло!

Ей захотелось плакать, нет — ей захотелось реветь, выть на Луну вервольфом.

С большим трудом она собрала волю в кулак, проглотила комок в горле, встала и приблизилась к высокому зеркалу, которое с недавних времен устроила у себя в кабинете, чтобы ее отражение напоминало, что в этом мире она не привлекательная женщина, а мужик.

Старик.

Альбус-чтоб-его-Дамблдор.

Серебряным гребешком она начала расчесывать длинную белую бороду, а потом заплела три косички и украсила маленькими золотыми колокольчиками. Их чудный трезвон, когда она мерила круглый кабинет по диаметру и по хордам, шагая с закрытыми глазами, вселял в ее душу мечту о чудесном возвращении обратно в Орлею.

Вернуться в свое избалованное заботой, молочными ваннами и литрами омолаживающих элексиров женское тело. К шелку, бархату и к мужчинам ...

Бархатный голос зельевара вырвал ее из сладостных грез и окунул в Ледовитый океан.

— Дамблдор, не понимаю тебя, чего втюрился в эти зеркала? Я их терпеть не могу, — валяжно сказал Северус своим низким, сексуальным голосом.

По спине директора прошествовали колонны из мириад мурашек. И умерли.

— Ничего ты не понимаешь, Северус, — почти прошептал директор. — У каждого волшебника есть свой источник волшебства и могущества, даже у тебя, хотя ты не понимаешь этого. Но всему есть цена. Только с зеркалами ты не зависишь ни от чего, кроме своей собственной души.

— Ненавижу зеркала, — пробасил Снейп.

— Потому что они всегда говорят только правду, а ты в нее не вслушиваешься. Послушай хоть однажды, что зеркало тебе скажет ...

— Одну чушь несут, — отрезал зельевар и спросил. — Зачем меня позвал?

Лилит вспомнила о рыженькой девочке, к которой она, на зло себе, в миг слабости, почувствовала такую неуместную симпатию.

— Скажи, тебе известна девочка, рыженькая такая, конопатенькая ... десяти-двеннадцати лет от роду?

— Уизли.

— Что Уизли? — не поняла Лилит, ака директор Дамблдор.

— У них есть дочка, имя ее не знаю. Но как так можно? Ведь ты гостишь в этой дыре чуть ли не каждый месяц? Даже мне известно, что на следующий учебный год она должна поступить на первый курс.

— А-га! — погладил сплетенную в три косички бороду директор, и его лицо приняло задумчивое выражение.

* * *

Херес ей понравился.

Херес прибавил блеска в глазах и это ей подошло, как подошла и длинная, до пола, шелковая юбка темно-красного цвета, украшенная черной вышивкой и маленькими кругленькими зеркальцами, которые сверкали, отражали свет и весь мир, завораживая в себя Силу и Мощь и передавая их ей, своей хозяйке.

Черная, полупрозрачная блузка из кружевной вуали с длинными, перевязанными атласными бантиками рукавами и дорогая, такая же черная, шаль, прикрывающая проблемные места в ее анатомии, дополняли туалет Сивиллы Треллони (нянюшки Гитты Ягг, если кто-то забыл).

Когда она, танцующей походкой, прошествовала между факультетских столов, заполненных жрущими студентами, те, ошарашенные, ушли в Астрал и надолго там остались.

Такой Сивиллу никто никогда не видел.

Огромные очки-кругляшки больше не уродовали ее лицо, и все узнали, что глаза у Сивиллы Треллони завораживающие, необычного фиолетового оттенка. Ими она стреляла направо и налево, сопровождая это действо обворожительной полуулыбкой.

Вымытые каштановые волосы вились длинными локонами, которые она старательно причесала и уложила в замысловатую прическу, закрепленную огромной искусственной красной розой так, что те снопом ниспадали спереди, поверх шала. Неприкрытое ушко украшала висящая до самого плеча сережка в виде трех сплетенных, но свободно болтающихся змеек.

Гитта Ягг в теле Сивиллы выглядела и чувствовала себя неотразимой, привлекательной и сексуальной.

И готовой сию же минуту воспользоваться своими женскими преимуществами. Потому что пахло от профессора по гаданию одурманивающе и сладко. И никто не сомневался, что на чистое, женское, нестарое тело — совершенно точно — ничего не было надето под длинной развевающейся юбкой.

Мужское население Хогвартса, во главе с угрюмым профессором по зельеварению, среагировало на новый образ внучки знаменитой Кассандры Треллони соответственно — все оцепенели, уставившись на пританцовывающую преподавательницу шальными глазами.

— Ц-ц-ц-ц ... — поцокала мисс Грейнджер, увидев Сивиллу и узнав в ней свою сестру Гитту Ягг по ее пристрастию ко всему красному.

И по вьющемуся на грани восприятия амбре дешевого хереса.

Бойфренд продолжал работать ложкой, даже не заметив возросшее напряжение в Большом зале.

— Цыц! — мгновенно отреагировала профессор Треллони, зыркнув на девочку и чуть задержав взгляд на торчащей из рукава ее мантии белой палочке феи-крестной.

Минерве МакГонагалл, в которую, как мы помним, вселилась матушка Ветровоск, новый облик Сивиллы и обмен любезностей с маглорожденной девочкой о многом сказали.

Минерва закатила странно изменившие свой цвет на зеленый глаза к потолку.

Но почувствовала себя счастливой.

Она нашла своих сестер. Нужно было в скором времени созвать их на шабаш.

А директор Дамблдор с недавних времен перестал появляться в Большом зале на общий с учениками прием пищи. Вспомнив свой короткий визит в круглый кабинет и то, как на мгновение они встретились с Альбусом взглядами, ее передернуло.

За очками-половинками мерцали зеленым светом его близорукие глаза.

* * *

Шабаш начался с кабака Дырявый котел — заведения столь унылого, что Гитта сразу захотела убраться отсюда, чтобы не запачкать бархатную накидку и не привлечь к себе внимания народа. Посетителей в этот ранний час субботнего утра оказалось довольно много.

За барной стойкой стоял и грязной тряпкой протирал стаканы — от этого они чище не делались — некий неинтересный Гитте мужик. Увидев троицу ведьм, он бодро поприветствовал каждую, всем своим видом демонстрируя, что хорошо знаком с ними.

С двумя из трех, во всяком случае.

Скорее всего, только со старшей из трех, Минервой МакГонагалл.

Кто была эта сногсшибательная ведьма, сопровождающая преподавательницу по трансфигурации, бармен Том представления не имел, только предполагал. И завидовал студентам старших курсов.

На мелкую кудрявую пигалицу он лишь мельком взглянул.

— Гуттен ютро, майне грозен хер!* — Гитта соблазнительно качнула бедрами и обратилась к оторопевшему хозяину заведения. — Драй бирен, гранн мерси. **

====================================

*, **Нянюшка Ягг нахваталась заграничными словами от своего сыночка, Шейнчика, он же моряк.

Только они ему больше помогают.

====================================

Профессор Минерва МакГонагалл, не смущаясь присутствия объекта их разговора, спокойно спросила свою сестру Гитту, ака Сивилла Треллони:

— Как тебя понимать, Гитта Ягг? Сначала ты его, напрямую так, грозным хером, а потом, сразу — гранной назвала.

— Я не раз говорила тебе, Эсме, что с непристойностями ты полностю незнакома? — встав нос к носу и уставившись своими фиолетовыми глазищами в зеленые глаза подруги, начала нянюшка. — Хер, это не то, о чем ты думаешь, ...

— Я здесь была замужем! — рявкнула матушка Ветровоск.

— А! — округлила глаза другая ведьма. — Ха-ха-ха, с хером, значит знакома, но по-заграничному, это означает только господин.

— А зачем-то гранной тогда?

— Это означает большое ...

— Болшой хер? — шагнула к нянюшке строгая ведьма.

Тогда звонкий девичий голос откуда-то снизу удержал их обеих от сме ... всей этой мерзости.

— Замолчите, вы, дуры! Мы пришли, чтобы попасть в Косой переулок, а не за тем, чтобы искать себе гранн и херов.

Бармен Том стоял как вкопанный и ничего не понимал из происходящего — только судорожно глотал воздух, но услышав „Косой”, кивнул головой девочке — она показалась ему самой разумной из троих, в сторону задней двери. И долгое время после того, как этой странной троицы из двух преподавательниц Хогвартса и девочки-малолетки след простыл, он оставался дезориентированным, бессловесным и пучеглазым.

* * *

— Зачем тебе эта никчемная девчонка, Альбус? — продолжал ласкать слух начальника своим бархатным голосом Снейп. — Не надоела ли тебе вся кутерьма с бесконечной вереницей рыжих, неотличимых друг от друга отпрысков Артура и Молли?

— Я решил устроить ей сказку.

— Кому? Дамблдор, ты заболел? — узкая, с длинными, изящными пальцами рука зельевара легла на лоб Альбуса-Лилит, и та дрогнула от его касания. — Нет, у тебя температура нормальная, но ты дрожишь. Почему не ляжешь в кровать и не оставишь все дела в руках Минервы?

— Не могу. Я обещал себе устроить бал девочке, где она встретит принца и дарует ему поцелуй... Должный поцелуй в должное время, надо правильно вычислить момент, иначе все мои старания будут впустую.

Северуса резко перекосило, и он упал назад в кресло, забыв дышать, моргать и шевелиться.

„Мой Лорд, когда, когда наконец ты возродишься и спасешь меня от этого ополоумевшего придурка?” — мысленно простонал зельевар и прикрыл глаза рукой, чтобы начальство не заметило проступившие в глазах Грозы Подземелья слезы.

* * *

Шабаш плавно перетек в Запретный лес, где на небольшой полянке был зажжен костер, на вертеле жарился закупленный в Косом переулке кролик. В стороне охлаждался полный грогом котелок.

— Я принесла с собой тетрадки сестры Десидераты, — Маграт в корне пресекла начинающийся по Н-ному кругу скандал между матушкой и нянюшкой.

Это возымело мгновенное действие. Словно ссору заперли под замок. Обе ее сестры уставились в рот своей младшенькой напарнице в ожидании разяснения.

— У нее были видения, что Лилит устроит бал, где Нинь-дзя должна встретить своего возлюбленного принца, поцеловать его и он будет навеки ей покорен.

— Какая Нинь-дзя? — не поняла Минерва. — Раньше мы прочитали записку, в ней говорилось о Джи-не-вере.

Маграт Чесногк энергично закивала, чтобы еще раз ощутить свои длинные, пушистые локоны. Она, как и нянюшка Ягг, была весьма довольна переносом в новое тело. Тут шустро-шустро закадрила себе бойфренда, а там ...

— Об одной и той же девочке говорим. Я ее так назвала — Нинь-дзей, прежде чем узнать из тетрадок всю правду об этой змее.

Гитта, ака Сивилла, пригладила свою новую шаль, чтобы лишний раз провести руками по груди и томно подумала о черных омутах глаз своего коллеги по зельеварению.

„Северус-с-с, ради тебя я готова изменить свою тактику охмурения. Не самой на невидимом корне несуществующего дерева спотыкнуться и ждать, а спотыкнуть тебя и наброситься!” — думала она.

— Кто змея-то? — рассеянно сказала она, чувствуя, как твердеют соски.

— Гитта! Перестань! — шлепнула ее по руке Минерва, сверкая неодобрительно зелеными глазами. — Маграт у нас целомудренная.

— Замолчите! — пискнула Гермиона-Маграт и подняла обе руки вверх, чтобы сосредоточится на Пути Скорпиона и не убить этих двух дур приемами Нинь-дзю-до по учению Великого Учителя Лобсанга Достабля. — Знаете, кого она — Джи-не-вера — представляет в роли возлюбленного принца? Не знаете, но я вам скажу — моего бойфренда. Да, да! Гарри Поттера! А я его ей никогда не отдам, слышите, не будь мое имя Гермиона Джин Грейнджер, если я позволю этой конопатой пигалице увести моего суженного!

Наступило молчание.

Тишину нарушила матушка Ветровоск, ака Минерва.

— Твое имя не Гермиона, а Маграт!

— Тихо! — взбеленилась девочка. — А Лилит видит в роли принца для Джи-не-веры профессора Северуса Снейпа.

— Это по-по-по-чему? — стала заикаться Гитта Ягг, ака Сивилла Треллони. — Ведь Северус обычный парень?

— Обычный-не-обычный, но фамилия его матери в девичестве была Принц.

— Вах! Умираю, — начала падать назад нянюшка. — Я убью твою сестру, Эсме!

— Убей ее, мне-то что от этого, — пожала плечами матушка и ее зеленые глаза холодно сверкнули в темноте ночного леса.

Деревья, окружающие небольшую лесную полянку были похожи на замерзших каменных великанов.

В наступившей тишине потрескивание горящих бревен было единственным звуком в притихшем ночью Запретном лесу.

Котелок, в котором они сварили грог, давно отстыл, и темная гладь жидкости отражала игру языков пламени в костре.

Матушка Ветровоск засмотрелась в эти отражения и ей показалось, что видит движущиеся картины, которые она в трансе наблюдала.

Ее звонкий смех разбил вдребезги и тишину, и уныние ее подруг.

— Сестры, я расскажу вам, что нужно сделать, чтобы Джи-не-вера не получила своего принца. Чтобы тебе, Гермиона, достался твой друг, Гарри Поттер, а тебе, Сивилла — Северус Снейп.

— А тебе, матушка?

— Я? Я тоже с пустыми руками не останусь. И у меня будет свой приз — зачернуть первые три позиции в моем списке мщения.

Две другие ведьмы с пониманием кивнули головами.

План матушки Ветровоск был пиковым.

Троица Ланкрских ведьм сошлись на том, что сначала надо было к врагу — змее Нинь-дзе — присмотреться. Да повнимательней.

А потом решить, кого выбрать в принцы.

Устроить такое Джи-не-вере, протеже загадочного директора, прямо у него под кривоватым носом, было „бест-оф-да-бест”!

Директор Дамблдор, которого вякающая, время от времени, в общей с Маграт голове, Гермиона Грейнджер прежде называла Самым-Великим-Колдуном двадцатого столетия, равным самому Мерлину*, для притихшей девочки давно сошел с пьедестала величия.

====================================

*Пошуровавшая в ее памяти Маграт поинтересовалась — кто такой был этот Мерлин, не Мерлин Менсон ли, часом? После вопроса Маграт, Гермиона обиделась и перестала называть директора Хогвартса вторым Мерлином.

Кажется, она перестала его даже уважать.

А потом ее жестокосердечно уведомили, что в тело директора вселилась их врагиня, Лилит Ветровоск.

====================================

Чтобы воплотить план матушки Ветровоск, они собирались побродить вокруг той „Норы” и осмотреться.

В одну из ночей ведьмы оделись потеплее — Маграт одела мужские, взятые взаймы у бойфренда, брюки и взобрались на школьные метлы. Матушка и нянюшка приятно удивились, что им не понадобится для полета помело — непонятный плод, не очень вкусный при этом. И мести метлой не нужно.

Девочка Гермиона им внятно разъяснила принцип действия здешних летательных средств.

Садишься на метлу. Вдыхаешь воздух, задерживаешь дыхание, закрываешь глаза и отталкиваешься обеими ногами от земли.

Не позволяешь панике завладеть твоим умом.

Все трое указания они исполнили точь в точь, взлетели успешно с середины квиддичного поля и отправились в сторону Норы.

Кое-кто следил за их отбытием из своего окна и думал: „Что эти трое замышляют? И как, со своей стороны, ответить ударом на удар?”

Ни Лилит де Темпскир, ни — более того — Альбус Дамблдор, не страдали скудоумием. И в этой необычной троице, состоящей из декана факультета Гриффиндор, свихнувшейся (или уже не настолько) проффесора прорицаний и мисс Я-Знаю-Все-на-Свете, их общее внимательное око разглядело троицу Ланкрских ведьм из Овцепика.

Присутствие Эс... ЕЕ присутствие, в волшебном мире Британии, в школе колдовства и чародейства, насторожило Лилит настолько, что она пошла на переговоры с первоначальным владельцем этого дряхлого тела.

За время своего пребывания „Альбусом”, она уже научилась отделять свое Эго от его сознания. Более того — начала терпимо (смотри упомянутую выше причину) и успешно с ним общаться. Это преподнесло ей два подарка.

Первым было то, что он разделял ее ненависть ко всем женщинам и любовь к молодым парням. Лилит такое ни разу в жизни не встречала и не понимала, как такое может существовать, но особо горячие сцены с неким Геллом, которые нашлись в памяти ненормальника, ей понравились.

Разобравшись с теми воспоминаниями, она определила, что Альбус предпочитал быть покорной стороной в любовных утехах. И когда соединила в единое целое этот весьма подозрительный и грязный факт с его напыщенным самомнением, с его желанием стать последним оплотом справедливости в волшебном мире, высшей инстанцией, чуть не впала в истерику.

Ха-ха, инстанцией последней, но ебнутой!

О, боги Похмелья, какая глубокая психиатрия...

В вопросе общения с Лилит у самого Дамблдора выбора не было. Он, по-любому, находился в одной голове с этой надоедливой сукой, она все о нем узнала, так почему бы и не поладить с ней? При этом, он тоже прекрасно ее прочитал. И то, что в ее памяти нашел, ему так же понравилось.

Лилит спросила притихшего Альбуса — куда это улетают его профессора? И не вздумали ли ведьмы Овцепика податься в партизанки? На что Дамблдор несколько рассеянно ответил, что они отправляются в Нору — дом интересующей ее девочки, Джинни Уизли.

Лилит не поверила. Откуда он мог узнать такие подробности?

Его ответ и стал вторым подарком Альбуса — он сказал, что прочитал это в голове Минервы.

Ого! Госпожа де Темпскир в первый раз почувствовала себя не до конца обездоленной в сравнении с остальными Ланкрскими ведьмами, раз это тело способно на такое — читать чужие мысли!

Это было круто!

Задумчиво проследив взглядом за неуклюжим полетом троицы ведьм, Лилит подумала что ей очень хочется последовать за ними.

Но как осуществить это?

Издалека ведьмы напоминали ей внезапно полетевших в теплые края куриц.

Полететь за ними верхом на метле (и выглядеть так же) — некомильфо. Не пристало такой важной персоне, как госпожа Лилит де Темпскир, ездить на метле, словно она некий безмозглый ученик, а не трижды вдова и директор школы колдовства и чародейства.

„Почему не воспользуешься каминной сетью?” — подсказал Дамблдор и представил, как это делается.

„Не подходит, я хочу слышать, о чем они там разговаривают, — отказалась от предложения Лилит. — Потому что они настолько ветренные, что могут и отказаться долететь до этой дыры, вместо того, по пути устроить шабаш, например”.

„Шабаш? Что это?” — не понял старик.

„Ведьминская магия, нечего тебе рассказывать, все равно непонятно будет,” — она резко оборвала обсуждение этой темы, продолжая перебирать возможности слежки. И тут госпожу де Темпскир осенило, что ей сделать, чтобы и последовать за сестрами, и подслушать, и чтобы те ее не заметили — при помощи переноса сознания.

Дамблдор настаивал на разъяснениях.

Какие там разъяснение, когда надо немедленно действовать?

Игнорируя вопли Дамблдора, она удалилась в спальню и прилегла на его уже опрятную кровать.

Хорошая взбучка с применением пыточных заклинаний возымела положительный эффект — хогвартские домовики стали ежедневно менять простыни на директорском ложе.

Теперь оно пахло цветами.

Она легла поверх постели и закрыла глаза.

Сосредоточилась на сознании летающих существ.

Вокруг замка кружили ночные твари.

Лилит подумала, кого выбрать — сову или летучую мышь?

Школьные совы для заимствования не подходили. Они были слишком непокорными и неуправляемыми, из-за своей повышенной волшебством, разумности.

Хм, быть может, какая-либо летучая мышь будет в самый раз?

Лилит поискала потерявшую чувство самосохранения и слишком приблизившуюся к замку тварь, чтобы отправить в нее Альбуса.

Хватит лениться и нагружать ее всей своей директорской работой, пусть полетит и пошпионит за ведьмами. А тем временем она, Лилит, немножко отдохнет в мягкой постели и вздремнет после обильной закуски, преподнесенной перепуганными эльфами.

* * *

Лес, над которым летели ведьмы, был темным и страшным.

Палочка шестого Уизли, сворованная Гермионой и обрызганная Поисковым зельем, указывала к восходящей кроваво-красной полной луне.

Где-то внизу, скрытые кронами деревьев, хором выли волки.

— Donnerwetter*, — рявкнула нянюшка Ягг, шлепнув тяжелой рукой какое-то летящее рядом с ней создание.

Создание издало писк и с воплем возмущения резко изменило направление своего полета на сто восемдесять градусов.

— Что ты сказала? — спросила матушка Ветровоск.

— Это означает по-заграничному „летучая мышь”, — с достойнством ответила нянюшка. — Мой Шейнчик так мне сказал.

— И где ты видела летучую мышь? — недовольно спросила матушка, завидуя познаниям своей сестры.

— Только что. Ударила одну рукой. Думаю, что она после этого долго не протянет.

==================================

Donnerwetter*(немецкий) — Черт возьми!

* * *

Внизу, на промерзлой земле барахталась очень большая, слегка дезориентированная летучая мышь. Альбусу впервые пришлось занять чужое сознание, и случилось такое невезение — сразу оглушили его животное-носителя ударом руки. Поэтому он чувствовал себя „не в себе”.

С трудом раскрыл кожаные крыля и попробовал взлететь.

Наконец, после нескольких неудачных попыток, ему это удалось, и он сразу полетел назад, в замок.

Покружив вокруг многочисленных башен и башенок Хогвартса, он вошел в раж и решил — пока та сука, Лилит, спит, он доставит себе удовольствие вдоволь полетать и позабавиться.

Альбус так долго двигался молнией, совершая в воздухе хаотические, броуновские движения, которые приводили его в дикий восторг, что потерял чувство времени. Заметив, что начало светать, и вот-вот рассвет его застанет снаружи, он поискал куда спрятаться.

Открытые окна в башенке Сивиллы привлекли его внимание, темные мышиные глазки хищно сверкнули. Альбус влетел в помещение.

* * *

Некоторое время спустя нянюшка указала на нелепое строение, хорошо различимое под ярким светом огромной, висящей уже высоко над горизонтом, луны. Оно торчало в одиночестве посередине темнеющего земельного участка.

Троица приземлилась рядом с расшатанным сараем, полным тыкв.

— Смотрите, тыквы! — оживилась Маграт.

Нянюшка внимательно начала изучать находку, рассматривая в качестве будущего транспортного средства Джи-не-веры.

— Жалость, тут нет ни одной подходящей, все помятые, — сказала она. — Хозяйка здесь никудышная.

— Что? — не поняла Маграт.

Она любила тыквы, приготовленные по любой рецептуре.

— Мятые, говорю, мятые! В кареты не годятся.

— Гитта! — рявкнула матушка Ветровоск. — До бала следующего года эти тыквы будут не только мятые, но и гнилые.

Маграт продолжала кружить вокруг кучи зеленоватых в лунном свете овощей и задумчиво проговорила:

— Сколько у них народилось. Должно быть, у них в огороде в конце лета было всего полным-полно. Я сама очень люблю делать из овощей всякие новые соленья, чтобы ничего не пропало ...

Нянюшка посмотрела на свою молоденькую сестру, как на сумасшедшую.

Если Маграт еще и не сошла с ума от вида количества тыкв, то ей недолго до этого осталось.

— Лично я, — торжественно заявила матушка, — в жизни огурца не засолила.

— Зато ты их бочками съедаешь, — засмеялась Маграт.

— Потому что мне их бочками приносят, — ответила матушка.

Вдруг, верхушка груды зашевелилась и среди тыкв появилось маленькое, темненькое личико садового гнома.

— Лови его, лови, сделаем из него принца! — стала подпрыгивать матушка Ветровоск, забыв о волшебной палочке в кармане теплой мантии.

Матушка считала, что волшебная палочка — это лишняя трата таланта для волшебников и ведьм.

Из ее рук вылетели струи черного дыма, которые, приближаясь к маленькому чумазику, превратились в тонкие черные веревки и окутали его.

Тот неожиданно заверещал визгливым человеческим голоском:

— Папа, папа! Спаси меня!

Маграт стояла, как вкопанная.

— Матушка, да оно разговаривает.

— Разговаривает, конечно, это гном. Они все такие, зловредные. Когда тебе понадобятся, чтобы сделать за тебя что-нибудь, мычат, изображая из себя тупиц. А как их прихлопнешь шлепанцем, весь Судебный кодекс тебе процитируют.

Появились новые гномы и закопошились, собрались в кучу и вытаращились на ведьм. Вперед вышел самый старый из гномов.

— Зачем вам мой сын, ведьмы? — спросил он и расправил плечики.

— Хотим сделать его принцем и увести с собой, — объяснила матушка.

— Зачем делать принца из принца? — не понял старший гном. — Ведь я — король.

Троица Ланкрских сестер приуныла.

Потом пришлось им освободить связанного гнома.

Король просиял, приобнял сына и, прежде чем уйти, сказал:

— Что ж, дамы, чем я могу отблагодарить вас за то, что не стали уводить пацана с собой? Например, угостить вас чашечкой чаю или еще чем-нибудь?

Матушка Ветровоск шагнула вперед.

— Да, думаю, что-нибудь посущественнее чая нам не повредит, — сказала она.

В этот раз приуныл король.

— Забудь, — отказалась матушка, повернулась лицом к Норе и внезапно воскликнула, — Мамочки!

* * *

Грибо чувствовал себя одиноким и неудовлетворенным в этом большом, но безинтересном в плане кошачего женского пола и правильной кошачей еды — типа мышей, крыс и прочих вкусностей — замке.

Он чуял присутствие кошек, но все они были какие-то неправильные и хорошо охраняемые хозяевами. Впустую шастал он по коридорам всю ночь, следя за единственной доступной кошкой, но она была старой и кошарами уже не соблазнялась. Грибо, на пределе нервов, не интересовался уже ни ее пожилой возраст, ни ее безразличие к его мужским чарам, и решился на насилие. Но у этой кошки зубы были куда острей, а когти — куда длинней, чем у любой известной ему женской особы, и впервые в своей жизни он поджал хвост и удалился ни с чем.

К концу бессмысленно проведенной ночи он отважился поискать развлечений в лесу. Там было достаточно всяких интересностей, и Грибо шустро обшарил окресности в поиске женских особей, пока не набрел на стаю волков.

В этой за-границе и волки были какие-то неправильные. Начнем с того, что среди них волчиц не было.

Грибо был уже на грани изнеможения. Он уселся напротив этих волчеподобных созданий и начал им улыбаться. Сначала волки ему в ответ щерились и рычали, но Грибо был как гранит.

Волки струсили и убежали.

Дааа, Грибо бы не позволил им так просто уйти, если бы все волки не были мужского пола ...

Вернулся Грибо в комнату хозяйки подавленным.

Вдруг, рядом с ним упала большая, просто-таки огромная, летучая мышь.

Наконец, женщина!

Он прижал ее лапкой и впил зубы ей в шею.

Летучая мышь заверещала.

Коту запах этой „девушки” показался привлекательным, но не в романтическом, а только в гастрономическом плане и он стиснул зубами жестче.

Альбус еле успел смыться из тельца этого невезучего создания, потому что следующее, что с его приемником, пардон — приемницей, случилось, было пара клыков в шею и хрустнувшие шейные суставы.

* * *

Через несколько минут, насмотревшись достаточно сквозь незанавешанные ничем окна кухни на эту неприятную, нищебродную семью, троица ведьм медленным шагом удалилась в направлении мерцающих неподалеку фонарей какого-то поселка.

После столь продолжительного перелета от Хогвартса до Норы верхом на метле, ведьмы нуждались в хорошей прогулке. Иначе они просто не смогли бы вновь заставить себя взлететь.

— Джи-не-вера и впрямь противная, — равнодушно сказала матушка. — У меня в голове есть воспоминания Минервы о старших отпрысках Артура и Молли. Классные они были ребята — и внешне, и в плане учебы. Не то, что все остальные — до одного убогие. Я думала, что последний — Рон — хуже всех из детей, но я не видела девочку.

— Мда-а... И гнома для принца ей не подобрали ... — протянула Маграт.

Луна висела над головами, как большая лампа. А где-то справа блестела бликами лунная дорожка.

— Может, там есть озеро, и мы сможем погадать на отражениях? — предложила притихшая нянюшка. Она была разочарована визитом в Нору не меньше Маграт.

* * *

Озеро было небольшое и воняло, как болото.

Они присели на пристроенных здесь, вероятно — жильцами Норы, больших камнях и вгляделись в отражение луны.

Вдруг образ луны исчез, и водную гладь прорезала мелкая рябь.

Затем, раздалось частое плюх-плюх и на берег выползло некое мрачное, покрытое слизью создание.

Оно с трудом выпрямилось и его лицо оказалось на одном уровне с лицом Маграт-Гермионы.

— Здрассьте, — квакнула тварь. — Это мне?

И две влажные руки протянулись, чтобы вырвать из рук девочки тыкву, которую она взяла из груды в сарае и несла с собой от Норы.

Все три ведьмы молча уставились на наглое, противное создание из озера. Старшие из них думали: получится или не получится из него хороший принц для Джи-не-веры? Хотя, для той конопатой дурнушки, любой пойдет.

Последняя из ведьм, однако, думать над этим вопросом не собиралась, она защищала свой трофей.

Вынув палочку, как оказалось позже — крестной, она бросила на тварь вплетенную в волшебство ненависть к Джи-не-вере, к ее безответственным родителям, к их убогому дому, к этой доставучей твари.

Взмахнув белой палочкой, Маграт испуганными глазами проследила, как создание превратилось в еще одну, большую, зеленоватую, всю в пупырышках, тыкву.

— Вот тебе и тыква, мелкий, маленький уродец! — от всего сердца крикнула Маграт и отскочила назад.

Она, впав в воинственный запал, не заметила, когда встала на ноги.

— От таких, скользких, как этот, ничего, кроме неприятности и беды, не жди, — успокоила ее матушка. — Интересно, что ему было нужно?

* * *

В деревне они нашли работающую закусочную, в которой плотно и бесплатно поели. И магазин, из которого нянюшка Ягг стащила большую бутылку пива.

Теперь, на обратном пути к замку, выпив бутылку до дна, нянюшка начала что-то мурлыкать себе под нос.

Ветер уносил слова, но матушка Ветровоск узнала мелодию и ощутила угрозу.

— Гитта, не смей! — рявкнула она и дернула подругу за рукав мантии.

Пустая пластмасовая бутылка оторвалась от пальцев нянюшки и улетела куда-то вниз.

— Что-о?

— Не смей затягивать ТУ песню.

— Ты какую песню точно имеешь в виду, Эсме? — невинно спросила нянюшка и похлопала ресничками.

— Про мелкого хищника, с которым ни у кого ничего не получается.

— А! — просияла нянюшка Ягг и вернула обратно, под капюшон мантии, выбившийся на волю длинный локон. — Ты имеешь в виду песенку про ежика, которого невозможно трах...

— Замолчи, ты никогда не думаешь о моих нервах! — возмутилась матушка Ветровоск. — Ведь если тебя кто-нибудь услышит, что о нас троих подумает?

— Эсме, да мы летим высоко! К тому же, в заграницах, никто не поймет, что там, в песне, говорится.

— Три метра над землей, это тебе высоко?! — крикнула Матушка. — Вообще, перестань петь любую песенку, потому что достаточно увидеть, как ты поешь, и даже самая распоследняя болотная тварь поймет, о чем там говорится.

Маграт решила поддержать нянюшку:

— Это обычная народная песня, Эсме. А почему взяла с собой вторую тык ..., хм, ту болотную тварь?

— Маграт, ты туда же — народная песня! Стоило тебе обзавестись бойфрендом и тоже туда потянуло! — набросилась с упреками на самую младшую из Ланкрских ведьм матушка Ветровоск. — А тварь нам еще пригодится. Если не пригодится, бросим ее в Черное озеро, по любому, кто-нибудь ее съест.

— Я знаю и другую песенку. Про двух маленьких зайчиков, — настаивала на своем нянюшка.

— М-м-м ... — попыталась что-то сказать Маграт.

Но ее грубо прервали.

— Да? Маленьких? А не заканчивается ли песня какой-нибудь метафорой, когда те подрастут? — съязвила матушка.

— Ээээ ...

— А раньше, бывало, как взгляну весенним утром на длинноухих пушистиков, весело уплетающих мои цветы в горшках у забора, мне становилось так тепло на сердце, так красиво ...

Три дня Альбус обижено молчал и не хотел общаться. Пока не зазвенела сигнализация, указывающая на несанкционированное проникновение в некое охраняемое место замка. Госпожа де Темпскир раздраженно подталкивала своего „сожителя” ответить ей, что это за звук и что он означает. Даже позволила ему услышать мерзкое верещание какого-то приборчика на столе.

Писк данной побрякушки настолько взволновал Альбуса, что он на некоторое время взял контроль над общим телом.

Лилит оставила его делать то, что хочет.

Хотел владелец тела открыть дверь в тупике коридора, которой там не было. Там белела — хм, скорее, серо-буро-грязнела — голая стена, в которую тот бился головой, угрожая своему лбу появлением молниевидного шрама и фингалом в придачу.

Фингалом Дамблдору угрожала и воющая от боли госпожа де Темпскир. Она его поставит, как только узнает, как переместиться в другое, любое, но женское тело.

Вдруг, директор что-то вспомнил и побежал, как молодой козленок, по ступенькам лестницы наверх, пока не достиг третьего этажа. Там он наугад бросился искать определенный коридор, который так и не хотел появляться. Старый колдун мог бы так рыскать до второго пришествия бога Херна Преследуемого*, если бы Лилит не взбесилась до грани предела и не вернула контроль над телом себе.

======================================

*(http://ru.discworld.wikia.com/wiki/%D0%91%D0%BE%D0%B3%D0%B8_%D0%9F%D0%BB%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%9C%D0%B8%D1%80%D0%B0)

======================================

„Чего ищешь, никудышный колдунишка?” — спросила она мысленно.

„Не называй меня так, женщина! Я самый великий маг двадцатого столетия, второй Мерлин во плоти!” — рявкнул Дамблдор, пытаясь образумить нахалку.

„Великий? Сомневаюсь. Со мной справиться не мог. Лучше говори, куда прешь, как осел?” — засмеялась Лилит.

„Лестница нас отвезла не туда, мне нужна комната, в которой Хагрид поставил Флафи охранять камень,” — начал объяснять Альбус, когда вдруг увидел заветную дверь.

Госпожа де Темпскир вновь позволила ему немного самостоятельности: побежать туда, размахивая этой бесполезной для нее палкой, которую он любовно называл Старшей.

— Алохомора! — крикнул директор в движении, и дверь с треском открылась вовнутрь.

Забыв, что там, в помещении за дверью, находится цербер, который, хоть и еще щенок, мог бы в два прикуса съесть трех Дамблдоров одновременно, тот ворвался вихрем в пустующую комнату.

Флафи там не было. Следы пребывания щенка были, но его самого — нет.

Дамблдор обиделся. И почему Хагрид не поставил в известность директора школы о перемещении находящегося под его же опекой волшебного существа класса ХХХХХ?

„А он жаловался,” — начала посмеиваться Лилит, но Альбус ее прервал, вопя в уме: „Кто, кто жаловался?! О чем?”

„О том, что однажды утром пришел кормить цербера, а его на месте не оказалось. Даже миска отсутствовала”.

„Почему молчала, дура?”

„Не называй меня так, старый маразматик! Встретила бы тебя, пока в себе была, вбила бы в тебя хорошие манеры, чурбан деревенский!”

„Сама такая! А твердишь, что королевой была, феей крестной — фу! Выросла в Овцепике, овец пасла!”

Лилит застонала — этот бородатый хмырь так ее достал!

Дамблдор заскулил от избытка чувств, и его самоконтроль дал сбой. Два стекла упали с оконных рам и разбились вдребезги. Потолочная штукатурка, размером в два квадратных метра, упала рядом с дергающим свою бороду директором. Он еле успел отпрыгнуть в сторону. Прыгнул Альбус на люк. Отступив в сторону, он поднапрягся и открыл лаз.

Что-то еще, кроме необъяснимого исчезновения Флафи, пошло очень неправильно, но вспотевший от напряжения Дамблдор не смог догадаться что, пока не сиганул вниз, в темный колодец, бросив на себя замедляющее падение заклинание.

Мог бы и не напрягать мышцы, ворочая тяжести, он волшебник или кто! Женщины, что от них путного? Заболтают, разругают тебя так, что забудешь не то что магию, забудешь и как тебя звали-величали!

Дамблдор ждал мягкой посадки поверх дьявольских силков.

Но лиан внизу не оказалось. Их место занимала куча сгоревших головешек и гнилых веток, поверх которых приземился пятой точкой старик.

Ойкнув от боли, он выпрямился с большим усилием, ругаясь благим матом, забыв, что у него звание профессора и должность директора школы. Дурное предчувствие отняло дыхание у старого колдуна, и он с опаской открыл следующюю дверь. Изнутри ударила такая густая и тяжелая вонь, что ему пришлось наколдовать себе на голову Воздушный Пузырь.

Там лежал тролль — мертвый и разлагающийся. Кто-то его убил и обобрал, потому что на пустеющих деснах во рту не сверкал ни один зуб.

Внезапно на Дамблдора напала стая летающих птичек, злых, как черти, и с настолько острыми клювиками, что преспокойненько отрывали куски ткани от заколдованной на прочность шелковой мантии.

Старик побежал, зло ругаясь, прикрыв голову руками, обернутыми длинными рукавами.

Птички гнались за ним до самой комнаты, в которой должны были ждать склянки с зельями.

Пробежав пустое шахматное поле, Дамблдор запер за собой дверь.

Ни зелий, ни, более того, склянок в комнате не было. Зато пылал магический огонь, а из соседней комнаты доносилась какая-то ритмичная песнь. Кто-то веселый бодро маршировал и горланил: „Ать, два...”.

Дамблдор бросил на себя Замораживающее заклинание и, пройдя сквозь огонь, достиг помещения с зеркалом, подготовленным для Гарри Поттера, надеясь увидеть его здесь, в лапах Тома.

Гарри Поттера здесь не было, но Квиринус Квирелл пялился в зеркало Еиналеж и болтал со своим отражением.

А вокруг него маршировали шахматные фигуры, продолжая горланить непонятно какую сумасшедшую песенку о патруле джунглей.

* * *

Бойфренд, в пижамных штанах и футболке, ждал ее возвращения в гостиной.

— Гарри, почему ты так рано проснулся, почему не спишь? — спросила Маграт-Гермиона.

Мальчик засмущался и потупил глаза, не отвечая.

Маграт шикнула на девочку, чтобы та помолчала, а сама коснулась подбородка, вынуждая его поднять голову, чтобы посмотреть на выражение лица.

Что-то было не так.

— Гарри, посмотри на меня, пожалуйста, — тихим, мягким голосом сказала она. Дождалась, когда взгляд его удивительных глаз, насыщенно-изумрудного цвета, встретился с ее карими, и продолжила. — Что с тобой не так? Говори. Мне ты можешь сказать все. Я — твоя Миона.

Мальчик помялся еще немного и, собравшись с духом, признался:

— У тебя мои штаны.

— Разве у тебя только одни? — удивилась она.

— Да, только эти.

— А почему? Разве тебе не купили достаточно одежды для учебного года?

— Эээ...

— Поняаатно... Надо Эсме сказать...

— Кому-кому? — не понял Гарри.

— Минерве МакГонагалл, нашему декану, — ответила девочка.

— Не надо, Миона! — воскликнул мальчик, краснея от стыда. — Все хорошо, мне ничего не надо.

Маграт округлила глаза — какой добрый мальчишка, непритязательный, скромный, заботливый. Где бы ей в Овцепике найти такого и женить на себе?

— Подожди, я сейчас вернусь, — сказала она и побежала наверх, к комнате первокурсниц.

Гарри проводил ее взглядом и потом не отрываясь смотрел на закрытую дверь, пока девочка не появилась вновь, неся с собой ворох какой-то одежды.

Кроме его серых брюк, в груде нашлись еще и стопка нераспакованных белых носков и два свитера — темно-синий и зеленый.

— Иди, надень это, Гарри, и выброси ту вязаную Молли тряпку — сказала девочка, — я тебя здесь подожду. Вместе пойдем на завтрак.

— Я не могу взять это, оно все твое.

— Не бойся, если тебе неудобно брать мой подарок, я тебе все это взаймы даю, пока сам не закупишься тем, что тебе нужно.

* * *

Квиринус Квирелл не появился на занятиях ни в тот день, ни неделю спустя, когда начались выпускные экзамены, якобы вручив директору уведомление об уходе с работы.

Вернувшая себе контроль над телом директора Лилит де Темпскир, несмотря на его протесты, приказала всем профессорам принимать экзамены по списку — Флитвик взял на себя шестой и седьмой курс, с третьего по пятый — Северус Снейп, а первые три курса поделили между профессорами Треллони, Вектор и Синистрой.

Вопли Дамблдора, что женщинам принимать экзамены по Защите противопоказано, Лилит начисто игнорировала.

Оказалось, что она права. Экзамены прошли удачно, студенты не оплошали, и им предстояли длинные летние каникулы, а ей — решить проблему с обещанной себе сказкой для рыжеволосой девочки, Джинни Уизли.

Внезапно, вселившаяся в тело директора ведьма подумала, что ей очень нравится руководить школой. И что постоянное присутствие студентов вокруг нее доставляет некую радость.

Но она по-прежнему боялась появляться в Большом зале. Боялась встречи с сестрами из Овцепика, боялась, что сболтнет лишнее и выдаст себя.

* * *

Лилит думала, что держит сознание Альбуса под замком.

Но ошиблась.

Внезапно она осознала, что в памяти отсутствует целый день из ее жизни — день перед отездом учеников из школы.

* * *

Альбус Дамблдор давно готовился к нападению на подселенку в его же теле.

Наконец, при помощи возродившихся способностей к Окклюменции, он скрыл от нее свои намерения. И ночью, дождавшись, когда сука уснет, напал.

Свернув кокон чувств вокруг ее сознания, чтобы она потеряла связь с внешним миром, встряхнулся и позвал к себе рано, ни свет — ни заря, свою заместительницу.

Лилит уверяла его остерегаться именно Минервы, но Дамблдор наглой попаданке не верил.

Появившаяся несколькими минутами позже заместительница выглядела несколько по-другому, не как он помнил ее всю жизнь — с первого дня ее появления в Хогвартсе ученицей-первогодкой.

Было в Минерве что-то новое, несгибаемое, и директор стал опасаться, что эта холодная деканша Гриффиндора его намерения не одобрит и не поддержит.

Он начал издалека:

— Минерва, я должен попросить тебя известить мистера Поттера о моем приказе вернуться на лето к своим родственникам в Литтл Уингинг.

Ответ Маккошки его настолько ошарашил, что коленки подогнулись, и он упал назад. Хорошо, что стоял за рабочим столом, и кресло было прямо позади Альбуса. Иначе ему пришлось бы оказаться на полу, с нелепо задранными ногами. И болтал бы он голыми лодыжками, чувствуя молчаливое неодобрение или, что куда хуже, под веселый смех подчиненной.

— Ладно, Альбус, есть еще что-то?

— Гарри должен вернуться ...

— Да-да, я поняла — должен. Значит, вернется. Что еще?

— Ничего.

— Тогда увидимся позже. В Большой со мной не пойдешь?

— Нет.

Удаляясь от директорского кабинета, матушка Ветровоск слушала в голове шепот владелицы тела, Минервы МакГонагалл, что впервые за долгое время глаза у Дамблдора были синими.

* * *

Хогвартс-экспресс летел, змеясь среди тучных зеленых полей Шотландии.

В одном из купе вагона, отделенного для факультета смелых, храбрых и отважных, сидели и тихо разговаривали между собой трое: тощий темноволосый парнишка с очками-кругляшками на лице и пылающе-красным молниеобразным шрамом на лбу, его новоявленная подружка, Гермиона Грейнджер, с недавних времен НЕлохматая и НЕзанудствующая, и слушал третьего пассажира купе — профессора Сивиллу Трелони.

Профессор Трелони этим летом сделала ему, Гарри, предложение, от которого он не захотел отказываться — а именно, напросилась погостить.

Парень ухмылялся и предвкушал удовольствие созерцать вытянутую физиономию тети Петунии — хотя, куда ей еще вытянутее? — когда дядя Вернон привезет не только ненавистного племянника, но и профессора из школы ненормальных.

А еще Гарри ожидал более сладкое мщение — колдующую волшебницу, привезенную „фриком” с собой. Хехехе!

Кондрашка, привет!

Дядюшка должен оценить.

И все это счастье устроила бойфренду прекрасная девушка, его девушка — Миона. Её он благодарил вчера, позавчера, позапозавчера. Её благодарить должен он завтра и всю оставшуюся жизнь.

А ко Дню рождения в дом Дурслей приедет и профессор МакГонагалл.

Эээхх!

Литлл Уингинг был сказочным городом.

С первой минуты, как они съехали с трассы на неширокую улочку, и Гарри приоткрыл окошко в драндулете загадочного мужчины Вернона Дурсля, нянюшка Ягг почуяла, что кто-то знатно проехался по улицам, размахивая Старшей палочкой и звеня бубенцами в бороде. Гите с самого первого вдоха в нос ударил запах магии директора Дамблдора.

За дверью с медной табличкой "№4" царила невероятная чистота, как в доме матушки Ветровоск в Овцепике. А уж кухня, на которую пригласила ее молодая дамочка с лошадиной мордой, представленная Поттером: „Знакомьтесь, это моя тетя Петуния, мэм”, была похожа на кристальный зал — все сверкало, блестело, пахло цветами!

Что-то Петуния от всего этого лоска счастливой не выглядела, словно ее насильно принуждали наводить чистоту, и она это делала весь день — с утра до вечера. Тупо следовала отданному кем-то (угадайте с трех раз — кем?) приказу, внутренне не сопротивляясь этому. Найдя себе оправдание: "Нормальная хозяйка должна наводить чистоту".

Она ведь "нормальная"? — Несомненно.

Оттого только уборкой и занималась.

Нянюшка Ягг порядок дома любила, но, скрепя сердце, должна была признаться, что есть разница в том — когда этим занимается армия снох и когда сама хозяйка дома все тащит на себе.

Нет, так жить не надо. Такая жизнь быстро сводит с ума и удлинняет фейс, Петуния этому примером.

Присев на укрытый целофаном диван, нянюшка приняла из рук хозяйки большую чашку ароматного чая и с интересом проследила за гримасами миссис Дурсль: глазами та пыталась указать Гарри, чтобы тот побыстрей отсюда убирался. Но он, следуя уговору, ждал, что скажет профессор Трелони.

— Гарри, оставь сундук в прихожей и иди, присядь рядом со мной, отведай чайку, — очаровательно улыбаясь, похлопала рукой Гитта по шуршащей материи поверх дивана. — Смотри, твоя тетушка какое печенье приготовила! Дадли, почему не присоединишься к нам?

Семья Дурсль, всем составом, аж задохнулись от возмущения, но торчащая из кружевного рукава блузки палочка гостьи затыкала им рты классно, и они промолчали.

Гитта ждала.

Напряжение на кухне, что там находился Гарри, сгущалось с каждой секундой.

— Вы к нам надолго, уважаемая профессор Треллони? — отважилась спросить миссис Дурсль, после вопроса тут же поджав губы. Глаза ее метали молнии.

Такое положение ни в какие рамки не лезло. Нянюшка приехала вправлять мозг родственников и откладывать дело в долгий ящик не собиралась.

Открыв одним движением большую дорожную сумку, с которой сюда приехала, она вынула привлекательную на вид стеклянную запечатанную бутылку, откупорив которую, налила себе в чай изрядную порцию янтарной жидкости:

— Терпеть не могу пить жидкую водичку, — улыбнулась она, и ямочки на щеках привлекли взгляд хозяйки. Гитта вопросительно заглянула ей в глаза, задержав бутылку над столешницей, пока не получила неуверенный кивок от миссис Дурсль.

Значительная порция плеснулась в чашки Петунии и Вернона, а мальчикам досталось по несколько капелек, которые те приняли с нескрываемым интересом.

Молча все отпили.

Палочка среди кружев легконько двинулась, очерчивая некую фигуру в воздухе. Незримое для маглов, но не для Гарри Поттера, заклинание отделилось от кончика волшебной палочки и вуалью упало поверх людей.

Гарри моргнул, как только Дурсли заметно расслабились и заулыбались.

— Останусь до конца лета, дорогая миссис Дурсль, — ответила на вопрос хозяйки нянюшка. — Гарри надо подготовить, чтобы он принял свое наследство.

— Какое еще наследство? — воскликнул Вернон, с удивлением посмотрев на темноволосого мальчика. — Разве муженек Лили оставил сыну что-нибудь, кроме тех руин в деревне Годриковой?

— Узнаем, мистер Дурсль, узнаем. Затем я и нагрянула к вам без приглашения.

Посмотрев на коморку Гарри, нянюшка сказала себе, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Маграт говорила, что ее бойфренд жил в доме родственников на правах домовика, но ни Гитта, ни — в большей степени — Эсме не верили в ее рассказы. Надо с матушкой связаться, чтобы показать ей всю убогость среды обитания мальчика, чтобы заткнуть ее чопорные: „Не может быть, чтобы родная тетя с тобой так!”

Она потянула из безразмерной сумочки большое — в рост человека — зеркало. Петуния, случайно выглянувшая из-за спины гостьи и увидевшая свое кривляющееся отражение, задохнулась и сплюнула через плечо. Но уважаемая профессор предсказаний, отлевитировав обрамленное в красивую резную раму волшебное зеркало так, что в нем вмещался образ всей комнатки, щелкнула палочкой по серебристой поверхности, по ней побежали облака света и замерцали, заискрились блики. Когда все прошло, в раме нарисовалась заместительница директора Хогвартса, профессор Минерва МакГонагалл, в которую, как помним, угодила матушка Эсмеральда Ветровоск.

Гитта Ягг, ака Сивилла, отступила на шаг в сторону, чтобы Минерва, вместе с матушкой, заценили обстановку.

— Гитта, где находишься? Мы договорились, что проведешь лето вместе с мистером Поттером, — начала дама из зазеркалья и с отвращением осмотрелась. Ее взгляд упал на сжавшуюся за Сивиллой миссис Дурсль. И началось. — Петуния, куда ты привела уважаемую во всем волшебном мире пророчицу, внучку всемирно известной Кассандры Треллони?! А ну-ка!

— Эсме, это комната Гарри Поттера! — воскликнула Гитта. — С конца прошлого лета.

— Как с конца? А где жил раньше?

— В чулане под лестницей. Ты адрес письма не прочитала?

— А должна?

— Мальчика-Который-Выжил — должна.

С другой стороны зеркала велась напряженная внутренная борьба, это было видно по меняющемуся выражению лица Минервы. Причину знала только Гитта Ягг, хотя, себя она считала везучей, ибо со своей сожительницей в теле никаких разногласий не встречала.

— Отступи немножко назад, Гитта, перемещаюсь, — пришла в согласие с собой другая волшебница и махнула палочкой.

В окно постучала клювом некая незнакомая серая сова.

Гарри впустил птицу в комнату.

Сова, покружив немножко, уселась на плечо мальчика и подала тому правую ножку с прикрепленным конвертом.

На конверте виднелась печать Министерства магии.

Гарри подал письмо преподавательнице, но в тот момент из зеркала выплыла деканша его факультета и вытянула из пальцев мальчика конверт.

„ Дорогой мистер Поттер!

Мы получили донесение, что в месте Вашего проживания сегодня вечером в двадцать один час двенадцать минут было применено Волшебство.

Как Вам известно, несовершеннолетним волшебникам не разрешено вне школы использовать приемы чародейства. Еще одна такая провинность, и Вас исключат из вышеупомянутой школы согласно Указу, предусматривающему разумное ограничение волшебства несовершеннолетних (1875 г., параграф С).

Также напоминаем, что любой акт волшебства, способный привлечь внимание не умеющего колдовать сообщества (простецы), является серьезным нарушением закона согласно Статуту секретности Международной конфедерации колдунов и магов.

Счастливых каникул!

Искренне Ваша,

Муфалда Хмелкирк, Отдел злоупотребления магией Министерство магии”

Руки матушки затряслись.

— Мистер Поттер, дайте мне вашу чернильницу и перо, напишу этой дуре такое, что всю неделю каждой ночью будет писаться в постель.

Петуния Дурсль и стоящие рядом с ней мальчики — Гарри и Дадли затаили дыхание: что произойдет дальше?

Взрослая ведьма присела на пошатывающийся стул и начала строчить ответ на обратной стороне письма из министерства.

„Муфальда, прежде чем кидаться предупреждениями, сначала убедитесь кто колдовал в месте проживания мистера Поттера. Уж не он, я вас уверяю! Я была свидетелем этому, потому что рядом с ним находилась. Со мной еще и профессор Сивилла Треллони. Колдовали мы обе.

Муфальда, немедленно анулируй предупреждение к мистеру Поттеру, или я посоветую ему подать на тебя жалобу за превышение полномочий.

И какое применение чародейства рядом с простецом имеет место, если это растившие Героя волшебного мира родственники, которые о магии и магическом мире издавна знают?

Ваша Минерва МакГонагалл,

Профессор трансфигурации, заместитель директора школы чародейства и волшебства Хогвартс, декан Гриффиндора.

PS: Муфальда, даю тебе десять минут исправиться и начинаю действовать.

ММГ ”

* * *

В Литлл Уингинге, в середине июля, недалеко от городского рынка, расположенного на берегу реки, разместил шатры цирк на колесах.

Огромнейший, круглый, сине-бело-полосатый шатер окружили многочисленные палатки сопровождающих цирк ремесленников, образовав собою улочки, плавно сливаясь с рыночными. Представления шли регулярно — дневное и вечернее, и народ, населяющий не только Литлл Уингинг, но и ближайшие районы Лондона, хлынул развлекаться. Львы и тигры рычали на любопытных зевак, наблюдающих через решетку за служителями, смело убирающими клетки. С десяток разномастных обьезьян в безрукавках ярчайшего цвета кричали и попрошайничали, выманивая вкусности у прохожих.

Повсюду продавались сладости, безделушки и всевозможные блестяшки с пушистыми, радужно окрашенными перышками. Звуки, смех, призывные выкрики выступающих в маленьких палатках артистов.

Среди всего этого бедлама резко выделялись три дамы разного возраста и наряда и двое, нет — трое, детей: два мальчика и одна девочка.

Самая, хм..., взрослая женщина, была одета в длинное (до середины икры) платье в клетку и черную шляпу с большими, полупрозрачными полями. Дама эта выглядела несколько суховатой, внутренне подтянутой и создавала впечатление сушеной воблы. Это была Минерва МакГонагалл, так сказать — или, может быть, правильней будет — матушка Эсмеральда Ветровоск путешествовала в теле почтенной деканши Гриффиндора.

Рядом с ней шла, пританцовывая, привлекательная дамочка неопределенного возраста от тридцати до шестидесяти лет, но хорошо сохранившаяся, которая строила глазки всем встречным-поперечным, попутно что-то явно выискивая в нагромождении палаток.

Матушка старалась не думать о повышенном интересе своей напарницы с Овцепика к мужскому полу в Литлл Уингинге.

За спинами этих двоих маячила высокая, сухопарая фигура Петунии Дурсль, домохозяйки, матери одного из мальчишек — светловолосого китенка, Дадли, и тети второго, темноволосого тощего пацанчика, Гарри Поттера.

Гарри, к удивлению своих родственников, и более всех — кузена, в этом году закадрил себе бойкую кучерявую зазнайку и зубрилу, эту прибежавшую по первому звонку мисс.

Мисс Грейнджер была единственной дочкой известных даже в Лондоне стоматологов, д-р и д-р Грейнджеры!

Наконец-то, среди знакомых мальчишки появился человек, которого не стыдно представить соседям. От того, что стал встречаться с девчонкой, в глазах Дадли и его банды, Поттер, с положения "ненормальный" перешел в ранг "крутой". Пожалуй, теперь у младшего Дурсля в его отношении проскальзывало что-то вроде уважения. Ну, насколько Дадли был способен уважать и любить.

Профессор Треллони, покачивая бедрами, отчего колыхался подол её шелковой юбки, шла впереди и высматривала нужную ей вывеску. И наконец — нашла. Навес над прилавком поддерживал столб, на котором сидел черный петух. Все пространство вокруг столба было заставлено клетками с домашней птицей: куры, гуси, индюшки.

К столбу же была прибита дощечка с надписью:

„Госпожа Гоголь — гадалка”.

„Значит, — подумала нянюшка, посмотрев на черного петуха, — колдунья-вуду тоже приехала. Вот и ее охранник”.

Стоило взгляду нянюшки упасть на петуха, как тот тоже повернул голову и в ответ уставился на нее. Запахло озоном и молниями. Птицы в клетках заголосили, закудахтали, загоготали, заметались так, что полетел птичий пух.

Перед палаткой, чуть в стороне от остальных лотков, на огне булькал котел. Возле котла высилась стопка мисок и лежал черпак, а рядом с ним стояла тарелочка, в которой поблескивали монеты. Монет было довольно много — за варево госпожи Гоголь люди платили столько, сколько считали нужным, и тарелочка едва вмещала все, что в нее кидали.

Густая жидкость в котле была неаппетитного бурого цвета. Нянюшка Ягг налила себе в миску немного похлебки. Ее сопровождающие не отважились последовать ее примеру.

Нянюшка стала ждать.

Госпожа Гоголь обладала определенными талантами.

Через некоторое время из палатки донесся голос:

— Смелее, сестры, смелее! Входите внутрь, правда не в ногах.

В палатке было темно и душно, горел еще один очаг, над которым висел еще один котел, а склонившаяся над ним толстуха, госпожа Гоголь, помешивала содержимое длинной медной ложкой.

Махнув рукой, она разожгла угли сильнее, и они раскалились добела. Густое варево в котле стало бурлить, пар над ним сгустился. Госпожа Гоголь вгляделась в пар.

Гулким, как у медиума, голосом она заговорила:

— Всплывающие наверх крабьи клешни и завихрения вокруг луковицы репчатого лука означают, что здесь появились какие-то люди... Женщины. Молодая, пожилая и... — госпожа Гоголь замялась, не в силах подобрать определение. — ... третья.

Ее темные глазки открылись и как блестящие шарики крутнулись в глазницах, разглядывая гостей, останавливая взгляд на каждой из взрослых дам.

— Вижу пожилую, вижу ... третью, но ты, — она указала на миссис Дурсль ложкой, — ты не молодая прибывшая из заграницы. Ты подходишь, но ты дура и сама угробилась.

Глазки остановились на девочке, вцепившейся в рукав рубашки Гарри Поттера.

Толстая коса Гермиониных волос, перекинутая через плечо, заканчивалась забавным клубком из свободных кудряшек, которые та, насмешливо сверля лицо госпожи Гоголь взглядом карих глаз, теребила пальцами.

Губки рта хозяйки палатки оформили маленькое, кругленькое „О” от удивления.

Бойфренд ухмыльнулся и, хмыкнув, отвел глаза в сторону, чтобы не выдавать лишнее посторонним — он гордился своей Мионой. Хоть иногда ему казалось, что у него не одна, а две подружки. Две в одной упаковке. Ему было все равно.

— Зачем пришли? — вышла из ступора госпожа Гоголь.

— К шабашу пригласить, — ответила матушка Ветровоск и закатила глаза к потолку палатки.

— Я не простая ведьма, я вуду-колдунья. Нужна такая?

— Точно такая нужна.

— А эту исправим? — кивнула г-жа Гоголь на ошарашенную Петунию.

— Она тоже у нас в списке.

— О’кей!

Маграт-Гермиона, прежде чем шагнуть обратно в зеркало, чтобы вернуться в Кроули, в отчий дом, пространно расписала на коричневом листе оберточной бумаги План действий.

По правде говоря, план сочиняла не только мисс Грейнджер, но и ее подселенная подруга из Овцепика, которая включалась на полную катушку. Потому что она разбиралась в снадобьях. Она точно знала, что в знании лекарственных растений может дать фору матушке или нянюшке. От блаженно почившей сестры — тетушки Вемпер — Маграте достался домик и несколько больших книг.

Книги эти заполнялись поколениями Ланкрских ведьм, внесла свой вклад и самая молодая из них — Маграт Чесногк. К сожалению, ее знания насчет использования, например, чертовой скабиозы, здесь теряли свою актуальность, по той простой причине, что такое растение в этом мире не водилось.

Зато мисс Грейнджер была такой же скрупулезной девчонкой, как и сама Маграт, и вела Дневник, в который они сунули свой общий красивый носик, чтобы поискать замену растениям для ритуала.

Чтобы сварить нужное зелье, в нужном обеме, на нужном месте, и была приглашена поучаствовать в шабаше госпожа Гоголь.

О себе и своих пророческих способностях достопочтенная, вышеупомянутая госпожа имела не совсем лестное мнение, но об этом фанаты ее таланта никак не догадывались. Она не собиралась трепаться об этом на каждом углу — молчала в тряпочку и варила свои похлебки. По правде говоря, гадательские способности госпожи Гоголь заключались лишь в том, что, смотря в свой котел, она могла бы увидеть, что в ближайшем будущем, если вы опустите в тарелку рядом звонкую монету, вас ожидает сытный обед. Или дристун, если вы не опустите монету. На это у нее тоже сил хватало.

Но, странное дело, в джамбалайе, приготовленной накануне, она увидела гораздо больше, о чем не замедлила сказать настоящим ведьмам, пришедшим за ее головой, т.е., талантом варить.

Варить съедобное из чего попало.

Отказать ведьмам она не смогла.

Лугносад был не за горами, и она с замиранием сердца принялась ждать первого августа, внутренне трепеща от предвкушения.

* * *

Гарри Поттеру приснился сон. Он видел себя в своей комнате в доме тети, но на окне стояла решетка из густо переплетенных прутьев. Букля кричала в своей клетке, прося, чтобы он ее оттуда выпустил, но он боялся сделать это. Уж очень злым был накануне дядя Вернон!

Страх возрос до небес, когда за окном заблестел яркий свет и послышался гул машины. Во сне Гарри несмело приблизился к оконному проему, стараясь скрыть свое присутствие. Снаружи он увидел висящую в воздухе напротив окна развальную машину марки Форд Англия. Из дверей торчали две рыжие головы и что-то неразборчиво ему кричали...

Возмущение охватило спящего мальчика так сильно, что его вырвало из сна пулей. Он огляделся.

Большинство людей, просыпаясь, переходят сквозь поспешную проверку: кто я, где я, кто это рядом со мной спит, а почему я сплю в обнимку с ... Ударение ставится на вопрос: „Кто я?”. Это все происходит, потому что люди сомневаются. Раннее утро — самое наихудшее время суток для человека, поскольку именно тогда вас подкарауливает мгновение паники: вдруг вы ночью улетели, а на ваше место, в вашем же теле, проснулся кто-то совершенно другой?

И вернуться вам обратно не позволяет? Брррр...

Гарри осмотрелся вокруг. Букля спала на подоконнике, а рядом с ней лежала добрая в объеме дохлая мышь. Очевидно, сова принесла ее в подарок для хозяина. Сквозь открытые настеж окна в комнату задувал свежий ветерок. Солце вот-вот должно было взойти, и мальчику захотелось двигаться, осознав, что увиденная минутой назад картина была лишь дурным сном.

Дурным-то, дурным, но сон его насторожил, и он обещал себе озвучить его при профессоре предсказаний. Она могла что-то, действительно плохое, узнать и предотвратить.

Мальчик подумал — не приготовить ли для родственников и для профессоров Треллони и МакГонагалл, разделивших гостевую комнату в доме тетки, теплый завтрак и крепкий кофе? Он быстро натянул великоватые шорты и футболку и перепрыгивая через ступеньки спустился вниз.

Но женщины уже сидели на кухне. И не в домашней одежде, а явно собираясь куда-то уехать. Гарри посмотрел на них с недоумением, но спросить о чем-то не посмел. Зато Сивилла подмигнула ему и бойко все обяснила.

— Гарри, твоя тетушка согласилась увезти нас на ах-тонобиле на могилу твоих родителей, а потом, узнав где это, мы сами тебя туда отведем. Поразузнаем, что там с твоей семьей случилось, уж слишком туманной получилась история, которую рассказал Альбус Дамблдор оффициальной прессе на другой день, после нападения Волàн-де-морта.

Петуния Дурсль тихо всхлипнула, высморкалась и гундосо спросила племянника:

— А ты почему так рано встал? Еще шести нет.

Гарри замялся. И правда, зачем так рано встал? Но потом вспомнил причину ранного пробуждения и заговорил:

— Мне приснился странный сон — вроде бы меня спасает Рон с братьями на летающей машине. С внешней стороны на моем окне была решетка, а Букля кричала, потому что я держал ее запертой в клетке ...

Его декан, выпучив глаза, о чем-то глубоко призадумалась. Только ее сестра, нянюшка Ягг, знала, что в ее голове происходит, потому что изредка и она слушала тонкое вяканье собственницы занимаемого ей тела — горемычной Сивиллы.

Наверно, матушка Ветровоск вела внутренний диалог с напарницей — с Минервой. Наконец, выражение лица старшей ведьмы вновь стало осмысленным, и она резко сказала:

— Тебе снился вещий сон, Гарри, я это точно знаю, потому что в сарае Норы мы ув ... я знаю, что Артур скрывает летающий автомобиль, Форд-не знаю какого года производства...

— Точно, точно! — вскрикнул Гарри. — Я Форд во сне видел!

Профессорши скрестили взгляды и молча приняли единодушное решение — подумать над этим происшествием, чтобы дополнить новыми фактами План захвата Магмира.

* * *

Кладбище в Годриковой Лощине ничем не отличалось от любого прочего кладбища магловского мира, хотя здесь хоронили и блаженно почивших волшебников.

Могилу четы Поттеров украшала статуя из черного мрамора Джеймса и Лили, на руках у которых сидел, размахивая ручонками, маленький мальчик с хорошо видным шрамиком на лбу. Мраморная рамка обрамляла квадратный участок земли, покрытой мелкими белыми камешками, в середине была плита с надписью „Последний враг истребится — смерть”.

Женщины недолго петляли по дорожкам — скульптура возвышалась над прочими памятниками. Они медленно подошли к ней. По мере приближения, их глаза округлялись все больше и больше.

— Они что, заранее похоронили вместе с родителями и Гарри? — не понимала увиденного Петуния. — Не зря я думала, что все маги — ненормальные...

Гитта и Эсме удрученно молчали...

До определенного момента, пока матушка не стерпела и не выпустила наружу свое возмущение.

Уходя, они оставили за собой совсем другой памятник на могиле погибших Поттеров: каменный Джеймс держал в руках золотого феникса, которому каменная Лили протягивала золотые, на первый взгляд — зерна винограда. Вполне невинная на первый взгляд картина. С интересным подтекстом.

* * *

Госпожа Лилит де Темпскир осознала, что хозяин ненавистного мужского тела начинает ее одолевать. Все чаще и чаще она оказывалась отстранена от управления.

Потому что мерзкая огненная птица, неумирающая и раздражающе верещащая, каждый раз, когда она приходила „в себя”, встречала ее уже повзрослевшей тушкой и норовила клеваться. Лилит по-быстрому ее декапитировала, птица сама себя утилизировала путем самовозгорания, но снова возрождалась маленким, слабеньким птенчиком, которого она расплющивала по нескольку раз в день.

И вдруг, приходя в себя, она видела мерзопакостного феникса взрослым, сильным и злобным.

Это однозначно указывало, что на некоторое время Альбус брал верх над сожительницей.

Лилит забеспокоилась. Как понять, как он такое проворачивал? Уж, не отключал ли он ее путем той же Окклюменции, которой владел в совершенстве, и которой она, по глупости, радовалась, как девчонка.

Подумав о девчонке, госпожа де Темпскир вспомнила о своей крестнице, Джинни. Нужно было в ближайшее время посетить дом семьи Уизли, чтобы поговорить с ее родителями, обсудить, как все на следующий год устроить, чтобы девочка встретила своего принца.

Лилит Принца девочке отдавать в белые ручки не хотела. Но чтобы позлить Дамблдора, готова была с потерей примириться. Северус Снейп ведь не был последним мужиком в мире.

* * *

— Петуния, мы взрослые женщины, нам надо уже перекусить, сортир посетить. Знаешь какой-нибудь кабачок поблизости? — спросила изможденная матушка, размахивая платком перед покрасневшим от жары лицом.

— А ты, часом, не ведьма, Эсме? — насмешливым голосом спросила нянюшка и указала на свою волшебную палочку.

Сухощавая профессор трансфигурации еще больше зарделась и взмахом руки наложила на себя охлаждающие чары. Как мы уже говорили, матушка Ветровоск даже в теле известной в магмире заместительницы директора школы волшебства и чародейства на простую палочку смотрела, как на костыль, и вовсю колдовала руками. Или, как называли это в здешних заграницах, пользовалась беспалочковой магией.

Солнце, в тот июльский день, даже утром, заливало улицу Годриковой лощины жаркими лучами. Петуния шагала рядом с этими странными женщинами-ведьмами и с подозрением вслушивалась в их разговор, не понимая, почему они друг друга называют не так, как их звали остальные ур..., стоп! ...остальной вольшебный мир.

Впереди показался уютный дворик небольшой гостиницы и пожилые ведьмы юркнули туда, как путешественник в пустыне юркнул бы к заветному оазису.

Под деревьями стояли небольшие, сколоченные из цельных деревянных балок, покрытые скатертями в клеточку столики на четверых, вокруг которых стояли такие же грубые скамьи. На скамьях красовались подушечки из старинного домотканого полотна.

Сидеть вокруг этих столиков не понравилось двум ведьмам из-за мух и ос, которые жужжали и норовили всех посетителей покусать.

Не то, чтобы были другие, кроме трех женщин, посетители...

— Не нравится мне, что они вытаскивают столы на улицу. Не одобряю я этого, — сказала матушка Ветровоск, хотя и без особой горячности.

Нянюшка читала предоставленное содержателем гостиницы меню и ворчала:

* — Терпеть не могу, когда порядочной еде дают всякие там дурацкие названия, и людям даже не понять, что они едят, — фыркнула она, твердо решившая до конца изобличить недостатки чужеземной кухни. — Человек должен есть то, что знает. Название должно быть простым. «Биг Смак» или… или…

— Фиг с маслом, — рассеянно помогла матушка. * (цитата из Плоского мира)

Петуния беспомощно моргала, не встревая в разборки закадычных, как ей уже было известно, подруг.

— Вот именно. Простых булочек, что ли, взять? Они выглядят достаточно вкусно, ничего не скажу, — милостиво согласилась нянюшка. — В заграничном смысле, разумеется, но мне, все-таки интересно, что это такое? „Куйссес де греннолль”? Это то, о чем я думаю? Ха-ха-хи-хиии ... — захлебнулась она смехом.

Покрасневшая миссис Дурсль робко объяснила:

— Это лягушачьи лапки, профессор Треллони.

Две ведьмы уставились на засмущавшуюся Петунию, словно та была какой-то диковинной букашкой.

— Петуния, ты что зарделась-то? В замужестве столько лет, а слышать названия мужских органов стыдишься, — неверяще сказала нянюшка. — Смотри, даже Эсме ..., т.е., Минерва, которая трех лет только замужем была, глазом не моргнула, а ты? Да что с тебя взять, при твоей дурости-то!

— Гитта, не дави на девчонку, пройдет ритуал, все эти наслоения как ветром сдует, — примирительно добавила матушка, продолжая читать меню. — Смотри, тут предлагают куроссаны*!

=====================================================

* Я думала не написать ли мне хероссаны, но соавтор посоветовала оставить как есть. Пусть будет на болгарском языке.

=====================================================

Лицо Петунии стремительно залила зеленоватая бледность. Думать о ритуале ей было неприятно. Нянюшке пришлось соображать быстро и она махнула рукой стоящему у двери официанту (он же — хозяин гостиницы). Тот прибежал с самой доброжелательной из своего репертуара улыбкой.

— Свиньор, ун бутыль де вино, миль патрон! — моргнула фиолетовыми глазищами нянюшка и хозяин схватился за сердце, то ли потому, что ничего из сказанного не понял, то ли потому, что его обозвали "свиньором".

Но по-моему, виноват был ветер от моргания длиннющими ресницами Гитты Ягг. Матушка с укором дернула ту за рукав, рыкнув:

— Гитта, да перестань же! — но увидев, как хозяин, не отрывая завороженного взгляда от улыбающейся нянюшки, что-то записывает в блокноте, махнула беспомощно рукой. — Ага, сейчас, жди!

Под столом, развалившись на спине и задрав лапы кверху, дремал Грибо. Для него лично, приезд на Привит Драйв, показался самыми лучшими каникулами его жизни. Вокруг свободно гуляли на воле многочисленные кошки разнообразного окраса, в полной к общению с новоприбывшим женихом готовности — бери, не хочу!

Пребывал Грибо в нирване. От истощения и от сытной пищи. Ему не хотелось никуда отсюда хозяйку отпускать. Задались ему родные места!

— Свиньор, что к вину предложите нам? — продолжала по привычке флиртовать Гитта Ягг.

— К нашему вину хорошо подойдут кохонес, мадмоазель, — выдавил покрасневший как вареный рак содержатель.

— А что такое кохонес, мистер? — прочирикала Гитта, но подавилась, заметив такое же красное, как у бедного мужчины, лицо Петунии. — Петуния, ты знаешь это, так? — кивок со стороны миссис Дурсль. — Объясни.

— Жаренные тестисы, профессор Треллони, — еле промямлила та.

— О! — воскликнула нянюшка и начала усиленно моргать. — Дайте две...

Выкрик матушки ее прервал.

— Нет! Дайте нам из этих жабьих лапок!

На бутылке, принесенной содержателем, стояла этикетка с надписью „Абсент”. Петуния побледнела. Не понаслышке она знала, что за напиток это и зачем его принес им мужчина-официант.

Матушка понюхала плеснутую в чашку жидкость.

— Пахнет анисовым семенем, это полынь. Тут пишут, что изготовливали напиток из трав, но я советую тебе, Гитта: на выпивку не налегай. Не доверяю я всякому зеленому пойлу. Нам надо еще и обратно возвращаться, с мальчиками заниматься.

— Но в моем травнике пишут, что настойка из полыни хорошо помогает от расстройств желудка и избавляет от тошноты, — возразила нянюшка, глотая содержимое чашки. — Ммммм, как здорово!

— Гитта! — рявкнула матушка, поняв, что уже поздно возражать и надо быстро чем-нибудь препятствовать дальнейшим событиям. В основном, чтобы не слышать лишний раз песенний репертуар нянюшки Ягг. — Петуния, бери бутылку и расплачивайся с человеком. Грибо, а ну вставай, уходим.

Разочарованный хозяин гостиницы еще долго смотрел вслед отбывшим в экстренном порядке дамам.

К сожалению, машина, на которой женщины приехали ранним утром в Годрикову лощину, не завелась. Топливо было, аккумулятор не сел, все было исправно, но как ни старалась, миссис Дурсль с ней справиться не смогла.

Минерва вякнула в общей с матушкой Ветровоск голове, что, возможно, виноват повышенный магический уровень неправильно выбранного для местостоянки окружения.

Пришлось оставить машину на улице и быстро возвращаться к мальчикам, чтобы те долго одними не оставались. Мало ли что!

Обратная поездка, уже на Дневном рыцаре — автобусе для застрявших в глубине мира Британии волшебников днем, оказалась для миссис Дурсль сущим испытанием. Хотя бы долго не длилась, какие-нибудь пять-шесть минут, больше молодая женщина не вытерпела бы. Американские горки, на которые возили их с Лили родители, в школьные года, жалко курили бы в сторонке, за фикусом.

Прибыв домой, на Привит Драйв, она приползла из последних сил до своей спальни и грохнулась поверх кровати с громким стоном:

— Уж, не уроды ли, а?

— Уроды, уроды, — согласилась матушка, она же — профессор и декан, Минерва МакГонагалл, закрывая дверь комнаты.

На первом этаже, прямо у лестницы ее встретили два перепуганных кузена — Гарри и Дадли, при этом, последний обеспокоенно поинтересовался:

— Профессор, как там мама, что с ней?

— Спокойно, мистер Дурсль, переутомилась она. Ах-тонобиль не завелся, волшебный автобус ее доконал ... Отдохнет — поправится. А вы что делали одни?

— Говорили по телефону с Гермионой, — ответил пухленький мальчик.

Стоящий чуть позади Гарри вмешался, разъяснив:

— Она продиктовала нам список с травами и ингредиентами, профессор. Я все записал в мой дневник.

Зеленые глаза матушки Эсме округлились.

— Вы начали вести свой дневник, мистер Поттер? Ну, это похвально. Браво, браво! А не покажете мне?

Темноволосый мальчик, зардевшийся от похвалы, поднес пожилой ведьме скрытую до сего момента за спиной тетрадь в твердом переплете. Матушка углубилась в записи, хмыкая и цокая языком. Когда дошло до последней части записи, она начала тоненько хихикать.

— Над чем так веселишься, Эсме? — спросила появившаяся за спинами кузенов нянюшка, неся с собой утащенную темную бутылку с абсентом.

Увидев этикетку, Дадли толкнул темноволосого кузена локтем, указывая тому глазами, куда смотреть. Поттер от удивления вытаращил глаза так, что они чуть не лопнули и, еле сдержавшись, чтобы не заржать в голос, начал мелко-мелко и беззвучно хихикать. Дадли вовсю прыснул, предвкушая будущее представление.

Не замечая всплеск хорошего настроения малышни, двое ланкрских ведьм засобирались на выход.

— Куда? — вопль обоих мальчиков застал их у входной двери. — Мы с вами!

Скрестив взгляды, матушка и нянюшка пришли к молчаливому соглашению, что если бунт невозможно сокрушить, надо его возглавить, одновременно утвердительно кивнули мальчикам.

Те, визжа, бросились за этими удивительными существами, появившимися летом у них в доме, чтобы превратить их каникулы в одно сплошное развлечение.

* * *

В спальных комнатах, которые помещались рядом с большим, круглым директорским кабинетом в Хогвартсе, госпожа Лилит де Темпскир, при помощи домовых эльфов, устроила себе зеркальную комнату. Соорудить ее себе без помощников не удалось. Чтобы пользоваться палочкой Крестной, нужно было быть женщиной. А волшебная палочка... волшебная палочка обладала собственным дурацким характером. Т.е., когда ведьма брала верх над хозяином, этим доставучим Альбусом, Старшая палочка ей еле-еле подчинялась. Чтобы как-нибудь колдовать ею, Лилит приходилось уступать тому главенство.

А потом она пробуждалась от громких, визгливых писков надоедливой птички, и все начиналось по кругу — декапитация-утилизация (возгорание) — расплющивание каблуком. Надоело!

Порой Лилит приходила в отчаяние. Иногда все шло наперекосяк, и единственно ее зеркальная комната как-то успокаивала. Если на свои бородатые отражения не смотреть.

Но сегодня она вошла между зеркалами не чтобы на себя любоваться — было бы чем! — а чтобы определиться с планом на следующий год. Призрачные отражения встретили ее медленной сарабандой. Лилит подумала: бывает ли в мире такая шутка, как существование противоположности феи-крестной? Каждому действию, ведь, соответствовало равное по величине и обратное противодействие. Этому закону она подверглась, задумав устроить сказку для маленькой Джинни Уизли. Тем спровоцировала прибытие и трех Ланкрских ведьм, среди которых была и вторая крестная фея, Маграт-Как-ее-там-звали, которая имела возможность, право и силу уничтожить идею Лилит в корне.

Лилит подозревала, что эти трое приехали, чтобы помешать сказке осуществиться — значит, злыми были они, а не она, Лилит.

Посмотрев на себя, в который раз приходя в отчаяние, госпожа де Темпскир решила, что раз она не злая — она все та же добрая фея-крестная, только немножко с другой точки зрения.

Но самое плохое из всего, было появление ЕЕ, сестры-близняшки — Эсмеральды, затаившей злобу на Лилит с тех времен, когда в Крестные феи выбрали не обеих сестры, а только одну, лучшую.

Эсме ругалась и плевалась каждый раз, когда Лилит навязывала Добро и несла Света крестницам и пыталась выдать их за принца, непременно и по меньшей степени.

Нужно было поговорить с родителями девочки Уизли, чтобы те позволили ей окружить их дом ловушками для вражинь, троицы сестер из Овцепика.

Прежде чем перешагнуть сквозь переливающуюся серебряную поверхность, она посмотрела на маленькое озеро — почти болото, на полу зеркальной комнаты, в котором плескался и смотрел на нее выпученными глазами ее резервный кандидат в принцы для Джинни, любимец Невилла Лонгботтома, жабок Тревор.

Пути отступления всегда должны быть, если что-то пошло не так, как планировалось. Все-таки жалко будет отдавать девчонке Северуса, статного мужчину, приглянувшегося самой Лилит.

С другой стороны, всегда можно заставить горланящую птицу проголодаться настолько, чтобы съесть все, даже Тревора.

* * *

— Забыли забрать с собой ту тыкву, в которую Маграт превратила водяного, — шлепнула себе по лбу матушка.

— Ничего мы не забыли, я затем и рылась в кладовке Петунии, чтобы найти в ней корзину. Смотри, — возразила нянюшка и распахнула крышку небольшой, но вместительной, сплетенной из ивовых прутиков, корзины. Внутри зеленела небольшая, кубической формы, помятая тыква весьма неаппетитного вида и горлышко прихваченой из Годриковой лощины бутылки с абсентом.

Матушка начала подозрительно ворчать:

— Тыква должна быть круглой ... и желтой ...

— У меня есть волшебная палочка и я ведьма! — воскликнула Гитта и захихикала. — Не слабая. Могла бы изменить форму овоща, чтобы поместился здесь? Почему бы и нет!

Мальчики, подпрыгивающие за ними, согласно закивали головами.

Нянюшка Ягг, одна из величайших оптимисток на свете, в теле, моложе ее возраста в Овцепике в два раза, чувствовала себя, кроме того, и счастливой не меньше своего любимого кота, Грибо, который на этот раз отказался сопровождать их. Не нравился ему черный петух госпожи Гоголь. Да кому нужны эти иные формы жизни мужского пола, когда вокруг столько женщин из кошачего племени?

Ведьмы приблизились к палатке вуду-коллеги. Перед ней так же, как и при первой встрече, на огне булькал котел. Рядом с ним громоздилась стопка простых глиняных мисок и тарелка, в которую вынырнувшие из толпы посетители, время от времени приближаясь к котлу, бросали монеты и наливали себе миску того, что варилось в котле.

Мальчики заглянули с антропологическим интерессом в котле и засмотрелись. Что-то то и дело всплывало со дна, а потом снова исчезало в глубине. Цветом варево было бурым и медленно клокотало, пузыри образовывались где-то глубоко под поверхностью, росли и липко лопались с характерным „блоп”.

В этом котле творилось что-то загадочное, вплоть до возникновение новой Вселенной, в которой, может быть, в данный момент зарождалась жизнь.

Дадли смачно причмокнул и посмотрел на нянюшку, та ему кивнула утвердительно, и он большой ложкой плюхнул варево в миску. Пахло варево умопомрачительно вкусно, и Гарри тоже поддался соблазну.

Несколько шиллингов перекочевали из кармана Дадли и звякнули в тарелочке рядом с котлом. Полотно, которое изображало входную дверь, само откинулось и четверо посетителей увидели в темном чреве палатки некую, сидящую по-турецки и курящую трубку, фигуру.

— Ничего, если войдем? — спросила матушка.

Фигура кивнула головой, продолжая пыхтеть табаком и пахучими травками.

Дадли снова боднул локтем кузена в бок, с кривой улыбочкой.

— Войдите, я вас ждала, — сказала госпожа Гоголь. — С чем пришли?

— С рецептом зелья, — ответила матушка, принюхиваясь с подозрением.

— Я должна его сварить? — пыхнув трубкой, уточнила вуду-колдунья.

— Вы опытней нас будете, — сказала матушка и присела рядом с хозяйкой палатки.

Та была одета в одни шали, разноцветные, многочисленные, огромные. На голове у нее возвышалось сооружение из не меньше, чем десяти кусков ткани, образовав собою чалму великанских размеров.

— Что получу взамен? — спросила она, смотря в то прекрасное далеко, что растилалось перед ее внутренним взором.

Нянюшка вынула из корзины старую, потрепанную тетрадь и протянула ее к госпоже Гоголь. Та взяла ее и открыла, не выбирая страницы. Зачитавшись написанным, она совершенно отрешилась от реальности, ее глаза внезапно стали похожи на чайные блюдца.

— Отдадите мне это сокровище?

— Ан, нет. Позволим переписать.

— Отнесу ее в копировальный центр, лучше. Быстрее будет.

— А? — удивились обе Ланкрские ведьмы.

Но Гарри знал, что это такое, и пояснил:

— Ксерокс есть на каждом шагу, там быстро и дешево сделают копию тетради. Правильно госпожа решила, зачем ей переписывать?

Матушка отмахнулась, надоели ей все эти магловские штучки, она была здесь временно и не за тем, чтобы изучать и иследовать, а чтобы дело делать.

Мальчики трескали яство хозяйки за обе щеки, а нянюшка сосредоточилась на цель их прихода:

— Видно, что тот, кто так готовит, умеет еще много чего. А, госпожа Гоголь?

Она выжидающе замолкла.

— Почти что так, мадам Треллони.

Обе стали смотреть на светлый проем палатки, за которым толпились и мельтешили люди, явившиеся поразвлечься в цирке. Женщины раздумывали над тем, что пора приступать к серьезному разговору.

— Нам надо вернуть чело... хм, настоящего вида... вот этого... — нянюшка замялась, как назвать существо-тыкву. — ... субекта и придать ему внешность вот того мальчика, — указала она кивком на Гарри Поттера. Он заинтересованно заерзал на месте.

— В наших краях это называется вуду-магией, — потянула дымом из трубки госпожа Гоголь. — С какой целью?

— Надо им заменить нашего мальчика в поездке к логову врага.

— Вуду-колдовство должно быть жестким и короткодействующим, так?

— Так.

— Заметано, — отрезала госпожа Гоголь.

— Отпразднуем? — спросила нянюшка и вынула стеклянную бутылку абсента.

Глаза хозяйки заблестели.

В палатку вдруг вошла миссис Дурсль, в новом платье и шляпе с широкими полями.

— Здрасьте, — поздоровалась она, подслеповато таращась в сплошном сумраке, ища глазами, где ей присесть. — Привет, госпожа Гоголь. Профессора!

— Привет, Петуния! — удивилась матушка. — Ты произвела на нас большое впечатление, найдя нас здесь.

— Чего тут такого? — фыркнула молодая женщина. — Перед входом палатки умывается черный кот Грибо профессора Треллони, а черный петух хозяйки ерошится на самой вершине столба и боится пикнуть.

— Снизошел следовать за хозяйки, значит! — отрезала нянюшка. — Ну, рассказывай, дорогая.

* * *

Маленькая нервная совочка утром принесла Гермионе-Маграт письмо от ее бывшего друга, Рона Уизли. Мальчишка приглашал ее погостить в Норе.

Гриффиндорская зазнайка и зубрила заикнулась ответить ему, что ей из Франции, из четырехзвездочного отеля, где отдыхала с родителями, возвращаться обратно в Англию, чтобы погостить в Норе, как-то не комильфо, но Маграт указала ей на слабое розоватое свечение, исходящее из пергамента, и та замолкла на полуслове.

Ну, не гадина ли этот Рон, скажите?! Надеяться, что девочка примет его приглашение, тем самым нарушив отдых родителей — каким придурком он должен быть, а? И поддасться приворота!? При том при этом, что у нее, у Гермионы-Маграт, есть бойфренд, да не абы-кто, а сам Герой Магмира, Гарри Поттер! Фу-фу...

И наверное, пригласят и бойфренда к себе, в Дыру, чтобы оная Нинь-дзя увела его у Гермионочки из-под носу.

Маграт заставила хозяйку перестать паниковать, а взять волю в кулак и пойти к телефону, звонить в Литлл Уингинг.

На звонок ответила миссис Дурсль. Голос у нее был усталым и заспанным, но услышав предупреждения одноклассницы Гарри, поспешила ее успокоить, что все под контролем. Еще утром он рассказал, что ему ночью приснился вещий сон, и хогвартские профессорши предприняли какие-то там ур... стоп! ... специальные меры, чтобы предотвратить попытки врагов похитить бойфренда Мионы.

— Скажите этим двум дурам, что если что-то перепутают и Гарри увезут в Нору к Нинь-дзе, убью их голыми руками, а потом превращу в тыквы. — Рявкнула Маграт и прекратила связь.

Петуния решила не медлить, а сразу помчаться за гостьями, ибо очень уж страшна была в гневе Гаррина подружка. Срашней Лили, ее сестры.

Джинни Уизли не терпелось дождаться приезда суженого, чтобы начать его охмурять. Пусть директор Дамблдор говорит, что ей не надо приударять за этим задохликом, что для неё в Хогвартсе будет пресоздана сказка, с Джинни в качестве главной героини-принцессы, для которой уготована другая судьба, с другим принцем. Но девочка не хотела другого жениха, она хотела только Гарри Поттера, победителя Того-которого и многих еще других врагов.

В скором времени, скорее всего ночью, ее братья должны были поехать на летающей магловской машине, втайне от родителей, спасать ее героя.

Спасать от ненавистных родственников, моривших его голодом.

Ее тоже морил голод, но не обычный, а особенный. Она своего голода пугалась, потому что тот захлестывал и принуждал ее кровь не просто течь по венам, а кипеть от жажды.

Жажда секса, жажда жизни, жажда денег и крови ...

Ээээ, крови — нннет, но что-то кровожадное в ее голод закрадывалось и будоражило, превращая маленькую рыжую девчушку в этакого монстрика.

Джинни сжимала все то, что могла сжать — зубы, чтобы не пищать; ноги, чтобы не бежать к дому родственников Гарри Поттера, самой спасать его; руки в кулачках и к паху, чтобы унять дикое жжение там и свое бессилие справиться с собственными желаниями и жаждой ...

* * *

Нужный перекресток не сразу нашелся. Это должен был быть особый транспортный участок, в котором должны были встречаться столько дорог, сколько участниц включалось в ритуал.

Поди найди в обжитой старой Англии перекресток шести дорог, через который не проезжала каждую минуту машина, не проходил праздный пешеход или собачник со своей собачкой.

Пришлось искать далеко, летая на метле ночами напролет, пока, наконец, в Годриковой лощине, поселении, в котором жили и маглы, и маги, такой перекресток не нашелся.

В безлунной ночи двадцать девятого июля, почти накануне Лугносада, на небольшом участке глухого лесного перекрестка был зажжен костер, а над ним, на специальном крюке, подвешен котел.

Трое Ланкрских ведьм, госпожа Гоголь и дрожащие рядом миссис Дурсль и миссис Грейнджер бросали в кипящую жижу какие-то сомнительные обекты. Некоторые из них верещали.

Самая младшенькая участница затеи что-то рецитировала, читая текст в своем толстом блокноте при свете Люмоса из обычной, Оливендеровской палочки. Министерская сова, принесшая известие о неправомерном колдовстве несовершеннолетнего, давно угодила в котел и плавала в нем в качестве ингредиента.

Иногда мисс Грейнджер останавливалась, выговаривая некое важное для заговора словцо, другая из участниц бросала какую-то дурно пахнущую хрень в варево, после чего из котла шел пар разноцветного окраса и одурманивающего запаха. Буль-буль, буль-буль ...

Самая старшая участница, Матушка Ветровоск, держала в руках большую квадратную тыкву и ждала, чтобы бросить ее в варево, сигнала со стороны сестры Маграт Чесногк. К ней, для конспирации, потому что здесь пребывала и ее мать, обращались на „Гермиона”.

— ... Conjuro te, creatura aquae, in ultricies enim Deus vivens, et osculantur se novo mecum manere donec luna etiam non peribit in aqua.* Amen, — пропела Маграт и возвела руки вверх, чтобы впитать в себя божественную звездную пыль, а затем встряхнула кистями рук над котлом. Пылинки, мерцая, полетели в жижу.

======================================

* Заклинаю тебя, существо воды, стакан живого Бога, принять новый образ и побыть со мной, пока Луна снова не погибнет в воде.

======================================

Матушка расценила жест сестры, как знак, и квадратная тыква скользнула среди брызг, вслед звездной пыли, в котел. Нянюшка выпрямилась, держа в руках связанные веревкой ноги черного петуха и привычным движением клацнула ему шею заклинанием Секо.

Густая, жирная, петушиная кровь хлынула в булькающую жидкость и та обагрилась красным.

Петуния всхлипнула. Миссис Грейнджер судорожно сжала ее ледяные пальцы, и обе синхронно задрожали.

Минуту спустя из котла возникло и выпрямилось гуманоидное создание, которое немедленно начало меняться — стало все больше подходить на одного очкастого героя волшебного мира. Женщины, которым колдовство было в новинку, подняли бы визг до небес, если бы на них тотчас же не шикнули ведьмы. Миссис Дурсль и миссис Грейнджер обиженно заткнулись.

— Эээээ... — промямлило существо, открыв неожиданно зеленые глаза и обведя им состав шабаша. — Здрасьте.

— Похож! — отсекла Маграт и вслушалась в свои внутренние голоса. — Мне говорят, — и она пристально посмотрела на своих сестер, — что это... существо даже интелектом на старого Поттера похоже, прежде чем я выбрала его в бойфренды. Не блистает, так сказать, этим самим-то...

— Ладно. Теперь давайте поработаем с Петунией. Выходи из котла, уродец! — рявкнула матушка. — И приодень что-нибудь, нечего размахивать флажком, хм — флагом, перед дамами.

Существо замялось, но ему в руки всучили сверток тряпья, подали руку, чтобы помочь перешагнуть над ободом котла, и указали на кусты, в которых можно одеться. Но увидев, как оно начало озираться вокруг, сомнение загрызло матушку: а не придет ли в пустую башку лже-Потера идея удрать подальше, к какому-либо ближайшему водоему, и она решила сопроводить того. Во избежание.

Тем временем, побледневшая Петуния готовилась, с внутренним содроганием, войти в кипящий котел.

Раздевшись догола, она стала озираться: не подглядывает ли, так сказать, лже-Поттер? Как-никак, мужчина. Но не заметив интереса к ее женским прелестям, она осмелела и попыталась одним пальчиком ноги коснуться кипящей в котле жиже.

Жижа оказалась на редкость прохладной.

"Была не была", — решила молодая миссис Дурсль и перешагнула через край большого сосуда.

Вступив обеими ногами в варево, она почувствовала сразу, как по ним, со стороны варева, пошли странные электрические ощущения. Она беспомощно посмотрела на уставившуюся на нее огромными квадратными глазами матушку Гермионы.

— Погружайся, девушка, нечего медлить! — пробубнила госпожа Гоголь и надавила ей на голову. — Присядь, поставь голову между колен, чтобы вся оказалась внутри зелья и не дыши. Хорошо, все правильно. Теперь твоя очередь, мисс Грейнджер, колдуйте крестной палочкой.

Маграт стиснула веки и попыталась представить себе благополучную Петунию Эванс, у которой наблюдались некие, хотя слабые и не развитые, магические способности. Прежде чем к ним домой не заявился директор единственной в Англии школы колдовства и чародейства и не поколдовал над девочкой Старшей палочкой.

Перед внутренним взором Маграт-Гермионы передстала высокая темноволосая тринадцатилетняя девушка, с сияющим клубком в области солнечного сплятения и целая сеть светящихся нитей, выходящих из клубка к конечностям и к голове Петунии.

Взмах!

Крик.

Дикий восторг взрывает внутренности миссис Дурсль и любая ее клеточка захлебывается хлынувшим потоком энергии, поступающей откуда-то из паралельного мира.

— Да, да! — визжит она, — все так было, я помню, помню это! Но забыла я об этих ощущениях давно уже забыла, а теперь вспомнила. Я помню свои ощущения, то, что было у меня с самого раннего детства!

— Спокойно, дорогая, — треплет ее по мокрой голове матушка. — Все уже хорошо, все уладится.

— Вы меня подучите, что и как? А палочкой я смогу колдовать? — пулей выскакивает из котла Петуния и заполошно надевает на себя, словно забыв про испачканное варевом тело, предметы одежды.

Миссис Грейнджер, недолго думая, тоже стала раздеваться.

— Я тоже попробую окунуться в жижу, недаром моя дочка — ведьма, может и у меня что-то есть, — вещает она, пока перешагивает в котел.

Старательно повторив движения тетушки соученика Гермионы, и ее бойфренда по совместительству, она, свернувшись бубликом, прилегла на дно сосуда.

Дочь машет белой костяной палочкой и волна мощи накрывает погрузившуюся мать. В этот раз Маграт-Гермионе показалось, что у нее лучше получилось, значит, она все делает правильно.

И не нуждается ни в каких напутствиях, чтобы колдовать палочкой феи-крестной. Значит, сестра Дезидерата была права, выбрав ее своей наследницей.

Волна счастья и гордости исполнила девушку.

Прилив пробудившихся способностей застает ее матушку настолько врасплох, что та, проглотив пару-тройку стаканчиков зелья, задохнулась и второпях выпрыгнула из котла, опрокинув его. Зелье разлилось поверх огня. Пламя зашипело и погасло.

Пар и запах грязных мужских носков вихрем накрыли шабаш. Над туманом, ввысь, к небу, понесся звонкий, истерический по-женскому, ведьминский смех.

Матушка была очень довольна. Все пошло неожиданно хорошо и принесло с собой бонусные плоды в виде двух вернувших свои способности взрослых сестер.

Матушку захватило желание провести с подругами и сестрами тайный министерский переворот и завладеть всей властью в магмире Британии.

* * *

Вокруг Норы Дамблдор, под настырные наставления Лилит, устроил целую сеть капканов для троицы Ланкрских ведьм, если тем вздумается заявиться шпионить за крестницей.

Лилит, хоть и в корне разочаровавшись в девочке Джинни, помнила, что для феи-крестной пути назад нет, если обещала однажды исполнить что-то и озвучила свое обещание при свидетелях.

В данном случае, свидетелем, нечаянно, оказался профессор зелеварения и декан зеленого факультета Салазара Слизерина — Северус Снейп. Незаурядный маг, Окклюмент и Легиллимент воедино, т.е., надо было что-то с девочкой делать, иначе не сказка из затеянного, а ужастик получится.

Блиин, как так можно!? Жить, жить на грани существования; в хуторе, державшемся лишь магией; среди шалашей, полуторавековых сараев и мерзопакостной живности и народить столько детей — эти Уизли безмозглые, что ли? Не заметить, что каждый следующий ребенок дурнее и глупее предыдущего!

И дурнее всех самая младшенькая из всех детей, единственная дочь Молли и Артура. Она настолько безнадежна, что Лилит придется придумать какой-то крем для лица Джинни и заказать его у Северуса Снейпа, потому что веснушек у нее на коже больше, чем муравьев в муравейнике. Надо и с этими волосами что-то делать, потому что они твердые, как прутья метлы, и торчат, не поддаваясь никаким гламурным чарам.

Об ее ножках нечего и говорить, там дела неисправимы, но длинное до пят платьице все скроет, даже кривые костыли.

Не то чтобы для намеченного в принцы жабока Тревора это имело бы какое-нибудь огромное значение. Ему и жаба понравится, так ведь? Да, скорее всего, жаба ему больше всего понравится.

Хозяйке Норы, миссис Молли Уизли, было прямым текстом указано посеять семечки тыкв-ГМО, которые Дамблдор принес с собой, и растить их до тех пор, пока не появится плод. Из самой правильной тыквы, зимой, фея-крестная сделает карету, в которой прибудет на Бал принцесса.

Хм, кхм-кхм, ПРИНЦЕССА.

Посеяв семена будущей сказки, Лилит, в теле Дамблдора, отбыла в Хогвартс каминной сетью, чтобы заняться принцем.

Тревор спал, медленно колыхая поверхность воды толчками ног.

Появление хозяина комнаты в вспышке зеленого пламени выдернуло его из радужных снов, заполненных полчищами толстых комаров, летающих прямо вокруг его головы, потеряв при этом всякое чувство самосохранения, и целыми стаями жирных невест, смотрящих на Тревора немигающими, выпуклыми глазами.

Жабок жалобно квакнул и погрузился под воду.

Но в бассейне укрытий для него не предвиделось, и Тревору пришлось лично удостовериться, насколько он доступен для злого человека, даже под водой, пулей вылетев из среды местообитания по параболической траектории.

Какая-то пускающая звездочки деревяшка завертелась над тушкой Тревора, и его накрыло внезапное ощущение изменчивости Матушки-Природы.

Его ноги странно удлиннились, ступни сократились, ощущения перспективы и масштаба резко поменялись и в маленьком мозжичке животного пронеслись мысли.

Тревор начал думать.

С этим, конечно, его существование не началось, так как он и раньше неплохо жил в качестве домашнего животного неуклюжего хозяина.

Чтобы думать, нужно было сначала существовать. Но чтобы существовать, думать необходимости не было.

Думать, это было что-то новое и непривычное, местами неприятное и очень даже лишнее. Но в этом вопросе, решать ему как быть, Тревору было непозволительно, потому что мерзкий старикашка, мерцая зелеными глазками, продолжал колдовать. И внезапно Тревор услышал, как из его же горла, горла жа... новоявленного создания, вырвался визг. Не кваканье — визг! Попробовав квакать как и раньше, Тревор удостоверился, что в жабьей речи больше ничего не смыслит, а и в кваканьях никакого толка больше не было.

— Говори! — рявкнул старик, и Тревор подчинился.

— Кх’то я? — спросил он.

— Мммм, как тебя назвать, как? — почесал башку бородатый дед, задумавшись. Вдруг его осенило и он вскликнул: — Назовем тебя дюком Трэвисом! Не Тревором, а Трэвисом, для конспиративности. Как тебе имя?

— Кх’ак, кх’ак — кх’арашо, — проквакал новоиспеченный дюк.

— Ну, мистер дюк Трэвис, надо тебя подготовить к балу, — повеселел колдун.

— Кх’балу?

— Там ты встретишь свою принцессу, поцелуешь ее и будешь жить с ней вечно.

— Скх’олько?

— Как сколько? Вечно!

— Скх’олько принсесс-тх’о?

— Одну.

— Тх’олько кх’одну? Я кх’очу бх’ольше!

— Извращенец, харем ему дай! — возмутилась в этот раз Лилит.

— Кх’ак инх’аче? Кх’арем — этх’о нх’ормально.

— В следующей жизни, возможно, дадут тебе харема, дорогой, но я не тебе сказку обещала, так что, примирись единственной принцессой, — сказал старик, и дюку Трэвису показалось, что услышал визгливые нотки протеста скрытой внутри женщины.

Бааа! Какое невезенье!

Гарри Поттер ждал, раздираемый нездоровым интересом, кого после ведьминского шабаша приведут домой профессорши и его тетя?

Те трое отбыли, забрав с собой и госпожу Кухарку, которая называла себя вуду-колдуней, ранним вечером из Литлл Уингинга, оставив мужское население само о себе заботиться — накрывать на стол, убираться после ужина, мыть посуду и коротать время, кому как заблагорассудится.

Дяде Вернону заблагорассудилось сесть перед телевизором с ящиком пива, смотреть автомобильные гонки и шумно переживать за своего чемпиона Найджела Мэнселля.

На кухне Гарри с кузеном Дадли перетирали полотенцем вымытую ими же посуду и дурачились, а Поттер вовсю использовал беспалочковое колдовство. Дадли ронял тарелки с тем расчетом, чтобы Гарри успевал подхватить их в наколдованную магическую сеть. И юный волшебник неизменно успевал с замедляющими чарами. Дадли охал и ахал, изображая восторженное удивление этим нешуточным проявлением таланта. И тут же подтрунивал над кузеном, не надорвался бы, потому что, наверно, это не просто так получается, а стоит огромных трудов. Гарри отшучивался, говоря, что уроки Мионы легко ему дались, она всё-всё понятно объясняла. Дадли кружил вокруг и пел: „Тили-тили тесто...” Гарри гонял кузена полотенцем, оба кричали и смеялись.

Был обычный вечер в обычной среднестатистической, совершенно норм... почти нормальной английской семье. Мальчики думали, что как только закончат свои дела на кухне, присоединятся к Вернону в гостиной и будут смотреть телик или играть во что-то.

Но кое что помешало размерному распорядку вещей.

Воздух между кухонным островом и барной стойкой вдруг задрожал, замерцал и оттуда начали расходится волны магии.

Мальчики замерли, настороженно ожидая любых неприятностей.

Неприятности и вправду материализовались в виде лопоухого коротышки, одетого лишь в грязную наволочку. Существо начало озираться и искать кого-то или чего-то, а созрев Гарри Поттера, слегка присело на корточках.

Реагировал пухленький кузен героя магмира неожиданно проворно и рьяно.

— Бей его, Гарри, бей подносом! — закричал он и сам набросился на странного инопланетянина, хватив его грудой тарелок по непомерно большой лысой голове. — Это Чупакабра, я смотрел о них передачу по телику. Они очень злые!

Осколки вымытых до сверкающего блеска тарелок рассыпались на пол кругом, в середине которого покачивалось пострадавшее создание.

Гарри не опоздал дольше частицы секунды последовать примеру кузена Дадли, закончив дело по защите своего дома от незарегистрированных наукой вражеских субъектов громким и неожиданно сильным ударом тяжелым железным подносом.

Голова пришельца оказалась крепкой — от удара поднос слегка прогнулся. Гарри подумал, что тетя исправит поднос ударом, но по его же голове, правда, в тот момент это не только не обеспокоило его, но и где-то повысило бойцовский дух защитников.

Встретить такой отпор от мальчиков инопланетянин не ожидал и пал смертью... эээ, возможно, доубить они его не успели, но вторженец валялся на полу по меньшей мере в бессознательном состоянии.

Кузены, осознав характер своего поступка, переглянулись и приняли единственное правильное в данной ситуации решение — отправились искать поддержку в лице взрослого человека.

Единственный взрослый в округе был Вернон Дурсль, допивающий пятую уже бутылку пива.

Услышав рассказ мальчиков, в котором те, перебивая друг друга, поведали мистеру Дурслю о появлении на кухне почтенной семьи настоящего НЛО с пришельцами, в первый момент он им не поверил. Когда мальчики заговорили, что они — доблестные герои и защитники мира всегалактического масштаба — прибили подносом одного из враждебных инопланетян, Вернон проникся и внезапно поверил сорванцам.

А почему бы не поверить им?

После начала каникул, когда к ним в гости прибыли эти две ведьмы — учителя племянника, Вернон начал верить во что угодно. В волшебство, в единорогов, великанов и драконов... в телепортацию, в привороты; в гадание на картах, на чаинках, на дымных кольцах сигарет...

А-а-а-а, что ему оставалось, как верить и в пришельцев на тарелках?

В следующий момент Вернон увидел себя, как бы со стороны, шагающим на цыпочках за мальчиками, с кольтом в руках и звериным оскалом на лице.

Пришелец лежал посередине кухни. Маленький ротик без губ, острый подбородок — все говорило, что это СЕРЫЙ! Вернон это четко определил, а определив принадлежность вторженца, ужаснулся.

СЕРЫЕ в его, Вернона, доме, полным маленьких детей!

Внешность лежащего на полу бездыханного инопланетянина бросила испуганного отца в пучину страха за сына, и он свободной рукой зацепил того за воротник футболки и толкнул за себя. За ним, почти описав из-за своих меньших габаритов параболическую траекторию, переместился и племянник.

Махнув ребятам рукой, чтобы те стояли тихо на месте и не шевелились, плотно сложенный мужчина медленно приблизился к существу, стараясь ступать тихо и не шуметь лишний раз.

ОНО было не только с безгубым ртом, оно было с огромными ушами, длинным острым носом и круглой лисей головой. Если смотреть только голову, ну, вылитый серый человечек, как рисуют злых пришельцев в комиксах сына. Но внешняя схожесть на этом и заканчивалась.

Существо было завернуто в грязную хлопковую ткань с вышитыми цветочными мотивами. Оставшиеся пуговицы и петли указывали на разодранную наволочку. Существо было босиком.

Ну, не станут же серые пришельцы шнырять вокруг и телепортироваться на кухни граждан в неопрятном виде — нет, нет! Они вообще должны носить скафандры.

Или нет? В комиксах СЕРЫЕ были вовсе нагими.

Черт с ними!

Выводом, который сделал Вернон Дурсль, осмотрев существо, должен был гордится всю свою оставшуюся жизнь и рассказывать о высотах своего дедуктивного мышления своим внукам.

— Я думаю, что это не пришелец, ребята, это что-то другое, что-то из паралельных миров, рептилоид какой-то. Но мне кажется, оно чем-то больно — смотрите на эти нарывы на ушах и руках зверя! Вы правильно поступили, нейтрализовав его... А-а-а-а! — закричал он, увидев вдруг открывшиеся раскосые, налитые кровью, огромнейшего размера и идеально круглой формы глаза Серого.

Маленькое, тощенькое тельце создания задрожало, начало мерцать и бледнеть. Вернону показалось, что оно готовится напасть на детей, и его рука, державшая оружие, непроизвольно поднялась. Щелкнув предохранителем, он надавил на спуск.

Форма предмета существу была незнакома. Это не было волшебной палочкой, следовательно, предмет был не опасен. В движении руки магла пришелец угрозу не рассмотрел и не стал защищаться.

То, что предмет представляет из себя настоящую, смертельную при этом, угрозу, существо осознало за ту часть секунды, пока пуля пробивала его черепную коробку и входила в мозг, капельками разбрызгав его по ранее сверкающим чистотой поверхностям на кухне миссис Петунии Дурсль.

* * *

Поздней ночью, выпроводив международным порталом Гермиону-Маграт и ее маму во Францию, в Литлл Уингинг вернулись остальные участницы ночного шабаша.

Госпожа Гоголь, прощаясь с сестрами, обещала не следовать за цирком, с завтрашнего дня сворачивающим шатры, а остаться хотя бы на год в городке, чтобы передать науку зельеварения нововыявленной ведьме Петунье.

В дом Дурслей, на Привит Драйв, наши героини вернулись с шабаша довольными и очень усталыми. Матушка, нянюшка и достопочтенная миссис Дурсль еле волочили ноги, мечтая о мягкой постели и холодных простынях.

Но как обычно, бог Хоки пошутил над овцепикскими ведьмами.

===============================

Хоки — бог шутник овцепикского края. (Hoki)

===============================

На кухне их ожидала картина маслом — натрескавшийся вдрызг Вернон дирижировал детям пистолетом, а те заунывными голосами подпевали выступлению какой-то певицы из телика.

На полу лежал в луже собственной крови пристреленный домовик.

Профессор Сивилла Трелони расхохоталась во все горло.

Профессор МакГонагалл ущипнула сестру, чтобы та перестала вести себя как... вообще, чтобы вела себя, как полагается уважаемому преподу школы колдовства и чародейства.

Гарри и Дадли продолжали гундосо выть на пару с певицей.

— Вернон, что здесь случилось? Что это такое у нас на полу? Инопланетянин? — севшим внезапно голосом спросила Петуния.

— Туни, не поверишь, к нам пожаловал из параллельного мира вот этот вот монстр и попытался напасть на мальчиков... Туни, это СЕРЫЙ! — добавил заговорщически-тихо Вернон.

— Но мы его опередили... — вышел из роли бэквокалиста Дадли и ойкнул, потому что Гарри пихнул его острым локтем.

— Треснули его подносом, а дядя его... того. Доубил, мне кажется, судя по дырке в черепушке и луже крови, — закончил повествование Гарри Поттер и потупил глаза. — Меня за это исключат из Хогвартса, так, профессор МакГонагалл?

В первый момент матушка не поняла, что бойфренд Маграт-Гермионы обращается к ней, но голос внутри головы встряхнул ее, выдернул из дремоты и не позволил игнорировать вопрос мальчика, так как он ей и предназначался.

— Чего? А? Нет, мистер Поттер, не исключат. Жаль, что мы так поздно вернулись и не успели застать домовика живым, чтобы узнать от него зачем сюда заявился, но невелика потеря. Потому что привезли с собой вот этого вот парня.

И она сделала шаг в сторону.

Перед ошарашенной мужской половиной населения дома №4 предстал, хлопая глазами, второй Гарри Поттер, одетый в широкие летние шорты и белую майку. Выглядел он жалким и мокрым, хотя одежда на нем была вполне сухой.

Гарри и Дадли, увидев ЭТО, дико заверещали и одновременно рванули наверх по лестнице.

„Вот тебе, вот сюрпризчик такой, Гарри, — думал Поттер, перескакивая через ступеньку. — Я Миону ожидал, а они привезли мне ксерокопию меня самого. Фу, обманщицы!”

— Куда пристроим водяного, Петуния? — выпроводив взглядом пораженных в самое чувствительное место — собственное „Эго” — мальчиков, спросила матушка, сжав губы, а потом скосила глаза к фальшивому Гарри.

Тот стоял столбом и никак не реагировал.

Слава Ому, великому, тот молчал.

— В чулан спрячем, на ночь! — ответила миссис Дурсль на автомате, но матушка ее остановила, припомнив важную деталь:

— Ему показано спать в воде, он водяной, ты забыла?

Высокая женщина, постучав пальцем по губам, начала усиленно размышлять, как разрешить эту проблему с трансформированным зверем. Ей никак не хотелось пускать тварь в ванную комнату на ночь. Даже на одну. А уж тем более — на две.

Вернон не моргнув глазом при появлении второго пришельца, на этот раз в облике Поттера, неожиданно помог жене разрешить сию дилемму. Он предложил устроить твари ванную в гараже, наполнив водой пустую металлическую бочку из-под краски.

Идея хозяина всем пришлась по душе, и ведьмы уже повернулись к выходу из кухни, когда их вернул полный беспокойства голос Вернона:

— А с этим, — указал он пальцем на убитого приш... домовика, — что будем с ним делать?

Очерчивая широкий круг пистолетом, мистер Дурсль указал и на лежащего с разбитым черепом пришельца (или как там его, домовика, что ли?), и на равномерно распределенный по всей кухне мозг.

Нянюшка доброжелательно улыбнулась и подняла бы палочку, чтобы исправить положение очищающими чарами, но встретила строгий взгляд матушки Ветровоск на лице Минервы МакГонагалл и остановилась посереди движения.

Матушка Ветровоск для пущей убедительности скрестила руки на груди.

— Не пристало ведьме баловаться со всякими там палками, Гитта Ягг! — осудила она. — Надо вот так, смотри!

И она подняла руки ладонями вверх, как показала ей Маграт.

Юную ведьму — Маграт Чесногк, сестра Десидерата не спроста выбрала своей преемницей, оказывается. Хоть тресни. Сильной она была и смышленной. Вот, закадрила бойфренда и веревочки из него вьет. А он души в ней не чает.

Делая кистями вращательные движения, матушка веером кастнула невербальными очищающими чарами и уничтожила прилипшую к поверхностям шкафов грязь, и они заблистали чистотой.

— Видишь? — посмотрела она на нянюшку, а потом и на миссис Дурсль. — Попробуй сейчас ты, Петуния, подчисти что-нибудь.

И на глазах удивленного, ошарашенного и восхищенного супруга, молодая женщина, вытянувшись стрункой, сконцентрировалась и повторила движения матушки. Взмахнув рукой в сторону испачканного в крови трупика, она ощутила покалывание в пальцах. Внезапно, грязная накидка засверкала белизной, а если присмотреться — и новизной.

— В-а-у-у-у... — пискнула она и стала подпрыгивать на месте. — Вы это видели?

— Видели, видели, — успокаивающим голосом сказала нянюшка и потрепала нововыявленную сестру по руке. — Но не пора ли уже взяться за работу, дамы? Нам нужно уничтожить мертвечину, пристроить спать водяного, приготовиться к завтрашнему приезду рыжиков. Ну, не надо забывать и про решетки! Вернон, все уговорено?

Выйдя из атаса выкрутасами дорогой Петунии, Вернон не сразу сообразил, где и когда находится, но вопрос красавицы-волшебницы услышал, понял и ответил ей коротко и ясно:

— Утром приедут и поставят решетку. К обеду все будет в самый раз.

Целый день псевдо-Гарри провел в комнате настоящего, человеческого племянника семьи Дурсль и жутко страдал от жары и засухи. Ему предоставили в частное пользование детскую ванночку Дадлика — эдакое столитровое ярко-синее пластиковое корытце, полное водой, но к вечеру, вода эта оказалась в унитазе. После захода солнца горемычный герой сидел на полу, трескал жаб, которых наловила госпожа Гоголь, и ждал непонятно чего.

Что надо было ждать, создание поняло где-то к полуночи, когда слепящий свет за окном комнатки пробудил его. Существо открыло глаза. В комнату лился свет огромной луны, т.е., двух лун. И кто-то наблюдал за ним с другой стороны решетки: лицо в веснушках, рыжие волосы, длинный нос. Это был кто-то из выводка волшебной семьи, что обитала по соседству с его болотом — который из них, оно не знало, не очень их-то и различало. Волшебник позвал громким шепотом:

— Гарри, Гарри!

Создание узнало имя — это должно было быть его имя, пока приходилось пребывать в высушенной из-за жизни вне воды шкуре мальчика Поттера. Ведьмы весь день втолковывали, как себя вести правильно, чтобы рыжики вернули его домой, в болото. Поэтому, оно встало с пола и приблизилось к окну.

Из старенького бирюзового автомобиля, который висел в воздухе у самого окна, на него смотрели еще несколько рыжиков, которые, увидев его, воскликнули в один голос:

— Привет, Гарри!

— Что происходит? — спросил первый рыжик. — Почему ты не отвечал на письма? Я тебя чуть не десять раз приглашал погостить. Мы приехали за тобой. Последний месяц каникул проведешь у нас.

Создание терялось, что ответить.

— Ээээ ... — сказало оно.

Никто не удивился немногословию псевдо-Гарри, потому что, обычно, Герой магмира с окружающими так и общался — односложно. Ему бросили через решетку какую-то веревку и приказали:

— Привяжи к решетке!

Создание замешкалось, не очень-то разобравшись в том, что от него ожидается, но руки сами сделали нужное. Когда все было готово, пришел новый приказ извне:

— А теперь отойди в сторону и перестань праздновать труса. — С этими словами тот из приезжих, который сидел за рулем, хорошенько газанул.

Машина рванулась вперед, двигатель взревел, и решетка поддалась; вся целиком, с громким треском выскочила из оконной рамы и упала на клумбы.

В спальне дяди Вернона и тети Петуньи все было тихо.

— Прыгай, — скомандовал первый рыжик, но другие напомнили о школьном сундуке и остальных вещах.

Школьный сундук днем ведьмы трансфигурировали из небольшого чемодана, в который набросали несколько пар футболок и летних шорт, книжек и сломанных игрушек Дадли. Чемодан стоял рядом с окном, и псевдо-Гарри легко поднял его с пола и подал рыжикам.

Из спальни послышался кашель дяди Вернона.

Непонятно зачем, рыжики — соседи по болоту, захотели втащить в летающую машину и решетку, долго и нудно возились с ней, пока полностю не загрузили внутрь, существенно сократив себе свободное простанство.

— Все в порядке, — шепнул первый. — Лезь скорее!

Псевдо-Гарри уже вскочил на подоконник, как вдруг громовой голос дяди Вернона застиг его:

— Петунья! — загремел дядя Вернон. — Он убегает! ОН УБЕГАЕТ!

— Жми на газ, Фред! — крикнул Рон, и машина на всей скорости помчалась вверх, держа курс на луну.

Создание не могло опомниться от радости: неужели наконец домой?! В болоте, где его ждет семья! Оно высунуло голову через окно, ночной воздух взъерошил его влажные волосы. Посмотрело вниз и вскрикнуло от страха: крыши домов быстро уменьшались в размере. Глаза сами зажмурились, чтобы не видеть этого ужаса. Но внутри все визжало от счастья, потому что не важно, каким способом; важно, что с каждым судорожным вздохом, дом приближается все больше и больше.

— Увидитесь с родственниками следующим летом! — крикнул ему в ухо тот, которого звали Роном.

Существо, чтобы соседский мальчик неладного не заподозрил, согласно кивнуло:

— Ээээ ... — промямлил псевдо-Гарри, и Рон толкнул его локтем в приступе веселья и прекрасного настроения.

* * *

Вокруг Норы шелковым кружевом неостановимо сплеталась сказка, которую никто не мог бы остановить. Она уже набирала скорость. Попробуй встать на ее пути, и проглотит, сделав частью своего сюжета. Госпожа Лилит де Темпскир, она же добрая фея-крестная, старательно посеяла семена своих задумок, и теперь ей можно было и пальцем не шевелить — сказка сама все за себя сделает.

По мере приближения деревни Оттери-Сент-Кэчпоул, существо, на данный момент изображающее друга рыжих гриффиндорцев, небеизвестного Гарри Поттера, героя магмира, оживлялось, чувствуя зов родного болота.

Но, о! Чудо!

Среди холмов возвышалась не то недоразумение, которое рыжиками гордо называлось «отчим домом», т.е., Норой, а высокая белая крепость с несколькими изящными башенками. Строение было настолько красиво, что походило на игрушечный замок или на произведение кондитерского искусства. Каждая башенка выглядела так, будто была выстроена специально для того, чтобы содержать в ней плененную принцессу.

Существо посмотрело на строение безразличным взором: там ему предстояло провести не более нескольких часов, максимум — день. И тогда, едва лишь взрослые маги ослабят контроль, оно сбежит в родное болото, которое манит, пускает восхитительно пахнущие пузыри и чудесно реально, если сравнивать с этим миражом. Белая крепость, как бы не так! Видит оно, водяное существо, сквозь наветы внушений настоящий облик дома, так называемой Норы. Еще бы, выставлять вроде плененной принцессы Рапунцель рыжую дурнушку Джинниверу!

Псевдо-Гарри зажмурился, вызывая перед внутренним взором образ своей невесты: складки ее ласт, ее нежную, скользкую кожу... Куда там рыжей Джиннивере до его Дженни-зеленые-зубы?!

=================================================

http://fantasytown.ru/bestiariy-mificheskih-suschestv/88-vodyanye-devy-narodov-mira.html

=================================================

Хотя, длинные волосы никогда не помешают. Вот у его Дженни волосы ниже пояса, и ими она ловит глупых ребятишек, которым вздумается жарким летним днем искупаться в их болоте.

Тем временем, рыжик, которого братья называли Роном, продолжал неустанно бубнить и отвлекать водяного от созерцания огромного, расстилающегося между холмами болота.

— Я так рад, что мы прилетели за тобой, Гарри. Знаешь, как я беспокоился?! Весной ты отдалился, прилипнув к юбке лохматой зубрилы. Чай, думал, летом я тебя верну, ведь я твой первый и лучший друг! Так, Гарри?

— Ээээ... — был ответ, который Рон принял за утвердительный.

— Я попросил у Перси его почтовую сову, Гермеса, но брат странно себя этим летом ведет, — нахмурился Рон. — Без конца пишет кому-то письма, часами сидит запершись у себя в комнате. Ну сколько можно надраивать до блеска значок старосты?!

— Фреед! — прервал бесконечный лепет брата второй близнец, не тот, который сидел за рулем. — Ты взял слишком на запад, посмотри на компас!

Фред поспешно вывернул руль влево.

Горизонт на востоке слабо заалел.

Фред начал снижение. Псевдо-Гарри подумал, что между купами деревьев хорошо видна тропинка, по которой ему предстоит бежать к родному болоту.

— Мы почти над деревней Оттери-Сент-Кэчпоул, — сообщил Джордж.

Земля быстро приближалась. Пунцовый краешек солнца просвечивал над горизонтом.

— Садимся! — объявил Фред.

* * *

Бармен Том отшатнулся назад и чуть не прилег за барной стойкой, увидев Тех Самых Ведьм — профессоров Хогвартса, вошедших в Дырявый котел. На этот раз дела приняли окраску ничем несдержанной анархии, так как с ними не было лохматой девчонки, которая одним лишь цепким и колючим взглядом, умела потушить сиюминутно любой, танцующий на грани вспышки скандал между Минервой и Сивиллой.

Но бармен Том не спрятался и не пропустил важного для магмира события — появление национального героя, Гарри Поттера, в Косом переулке.

Увидев кого сопровождают школьные профессора, Том расплылся в улыбке и вышел из-за стойки, поприветствовать Мальчика-Который-Пережил-Аваду в лоб.

— Прочь грязные ручонки от моего племянника! — грозно рыкнула возникшая последней в его баре высокая темноволосая дама в нарядном синем платье магловского покроя и, спрятав мальчика за собой, другой рукой отстранила с его пути рьяного фаната Спасителя волшебного мира.

Тома кольнуло нехилое Жалящее проклятие.

И охватило благоговение — он впервые видел эту даму, представившуюся тетей Героя, но ее магсила завораживала. Она колдовала без палочки! Неспроста, ох неспроста, маленький мальчик полуторагодовалого возраста смог победить Того-которого-не-называют, если его тетушка так колдовала!

Религиозное обожание залило сознание бедного, никудышнего волшебника Тома и он, лепеча, начал кланяться перед ошарашенной Петунией:

— Миледи, простите! Я видел великого Гарри Поттера лишь однажды, прошлым летом, и не успел тогда высказать ему свою личную благодарность за то, что спас нас от Того-Самого. Прошу, присядьте, пожалуйста, отдохните. Я вас сегодня угощаю.

Нянюшка и матушка переглянулись.

Почему бы и нет, если этот почтенный трактирщик приглашает угостить их всех за свой счет? Нянюшка, вильнув широкой, с вычурно пошитыми золотой ниткой розами, юбкой, улыбнулась лысеющему мужчине и мелкими шажками последовала за ним.

Остальные поплелись за пританцовывающей нянюшкой в отдельный закуток бара, огороженный деревянными планками.

— По крайней мере, здесь тепло и сухо… — начала было нянюшка.

Тут один из завсегдатаев таверны увидел струящуюся, вьющуюся вокруг бедер юбку Сивиллы, запрокинув голову, громко расхохотался и смачно шлепнул ведьму по ее сочной заднице.

Нянюшка что-то пробормотала себе под нос.

Петуния увидела, как обидчик собрался сделать очередной глоток, поднес кружку к губам и вдруг, выпучив глаза, уставился на ее содержимое. Судорожно отшвырнув от себя кружку, он протолкался сквозь толпу посетителей и опрометью выскочил на улицу, держась за горло.

— Что ты сделала с его пивом? — спросила миссис Дурсль.

— Мала ты еще, чтобы все тебе рассказывать, — пробурчала нянюшка.

Там, дома, ведьма, которой вздумалось отыскать свободный столик… она просто находила его. Одного вида остроконечной шляпы было вполне достаточно. Люди старались держаться на почтительном расстоянии и время от времени посылали ведьме какое-нибудь угощение. Здесь же ведьм толкали и пихали так, будто они были самыми обычными людьми.

— Может, здешние ведьмы совсем по-другому выглядят? — безнадежно предположила матушка. — Ну там, летают на чем-то другом, одеваются иначе… Мы только в школе были, не успели осмотреться как надо... А ты, Гитта Ягг, своими нарядами уже перешла границы приличия.

— Ведьмы бывают только одного рода, — сказала нянюшка. — Нашего. И нечего из себя изображать монашку, Эсме!

Нянюшка Ягг всегда гордилась своей простотой и приземленностью, но есть приземленность, а есть приземленность. Взять, к примеру, этого принца, как его там, ну, из детской сказки, который обожал переодеваться простолюдином и так расхаживать по своему королевству.

Она всегда подозревала, что маленький извращенец заранее давал людям понять, кто он есть на самом деле — на тот случай, если кому-нибудь взбредет в голову повести себя по отношению к нему слишком уж просто. Это было все равно что валяться в грязи. Валяться в грязи забавно до тех пор, пока ты знаешь, что впереди тебя ждет горячая ванна, а вот валяться в грязи, когда впереди тебя ждет все та же грязь, в этом ничего забавного нет.

Нянюшка пришла к некоему заключению.

— Эй, а почему бы нам не выпить? — весело попросила она. — Опрокинув стаканчик-другой, сразу чувствуешь себя лучше. Эй трактирщик, как тебя там звать, что нам порекомендуешь?!

— Ну уж нет, — буркнула матушка. — Мне вполне хватило той твоей зеленой травяной настойки. Точно говорю, был там градус, в этом абсенте. После шестого стаканчика у меня так в голове зашумело… Не-ет, больше это заграничное пойло я пить не буду.

— Фруктовые напитки, есть, мэм. Изволите ли вы отведать наш фруктовый напиток? — согнулся в пояснице бармен Том, обведя взглядом всех своих гостей. — Мистеру Поттеру рекомендую сливочное пиво.

— Из чего напиток? — подозрительно прищурилась матушка. — Уж не из травки?

— Что вы, профессор МакГонагалл, что вы?! — воскликнул Том. Его лысина на голове начала подозрительно блестеть. — Сделаю вам напиток из чего укажете.

— Из бананов, — сказала нянюшка. — Помню, наш Шейнчик однажды привез банан. Ну и смеху было! Сделайте нам из бананов! — подмигнула она бармену.

Он ухмыльнулся краешком рта.

— Банановый напиток. Вам понравится. Здесь все это пьют. Там бананы.

Чуть позже.

— Да, ничего не скажешь… вкус странный, — сказала Петуния Дурсль, осторожно пробуя свой коктейль. — Сахар там есть, но бананов нет. Напиток из тыквы.

— Скорее всего, — ответила матушка. — Здесь все помешаны на тыкве, даже наша Маграт только о тыквах трандычит. — Ее взгляд упал на укоризненное выражение темноволосого мальчика, и она похлопала его тонкую, костлявую еще руку. — Гермиона, Гарри, Гермиона. Не замечай мои косяки.

* * *

Три часа спустя по Косому переулку двигалась веселая компания повеселевших, с покрасневшими носами, ведьм, которые держались друг за друга, неуверенно приближаясь с высокому, кривоватому зданию в конце улицы.

Впереди них, с сердитым видом, типа: „Я не с ними, я сам по себе гуляю, никого не задеваю”, шел национальный герой волшебного мира и тосковал по своей лохматой подруге. Была бы она с ним, не позволила бы женщинам налакаться коктелями вдрызг еще утром, при исполнении, так сказать. А так, ему, как единственному в компании мужчине, предстояло охранять всех подвыпивших дурех и предостерегать их от дальнейших закидонов. Мало ему было слушать песни профессора Трелони после шестого бананового фруктового напитка!

Фруктового, ха! Счас! У Гарри Поттера башка еще весной просветлела в достаточной степени, чтобы мог различить с полуметрового расстояния запах крепкого алкоголя в желтом пойле, гордо названном барменом Томом „Банановый коктель из бананов!”

Банк встретил их прохладой мраморного фойе и роем бегающих туда-сюда между стойками мелких, одетых во все черное, словно жуки-переростки, гоблинов. За стойками сидели важные, молчаливые, старшего возраста служители банка, которые изредка общались со стоящими в длинных очередях волшебниками и ведьмами.

Петуния Дурсль, оказавшись наконец там, куда она всю молодость мечтала попасть, подталкиваемая выпитыми „фруктовыми напитками”, смело приблизилась к свободному от очереди гоблину за стойкой и крикнула:

— Эй, ты! С клиентами ты работаешь или сразу обратишь на меня внимание?!

Цвет лица гоблина стал насыщенным.

— Выскажите ваши претензии, мэм. Хотя... наш банк с маглами не работает.

— Ах, с маглами, видите ли, ваш банк не работает! — она взмахнула вперед обеми руками, и высокий стульчик под гоблином опрокинулся назад, гоблин от неожиданности кувыркнулся следом. — Кто тут магл, коротышка?

Сразу прибежала стая молодых, шустрых созданий, что-то непонятное обсуждая между собой на неизвестном Петунии языке, помогли старшему выпрямиться и снова залезть на высокий стульчик. Возвратив былую серьезность и смирившись с тем, что не может поставить на место выскочку без волшебной палочки, покряхтев немножко, устраиваясь, гоблин обратился к ухмыляющейся клиентке:

— Извините, мэм, я не распознал ведьму в этом магловском одеянии. По какому поводу в Гринготтс сегодня?

— По поводу моего племянника, Гарри Поттера.

Гоблин пошатнулся, словно снова решил упасть на пол, но задержался на месте.

— Кем вы для мистера Поттера являетесь, мэм? — приняв вполне заинтересованный вид, спросило создание.

— Я мистеру Поттеру не только являюсь, я реально его родная тетя. Сестра его матери, Лили Эванс-Поттер и опекун моего племянника.

— Но, но, но... опекуном мистера Поттера в данный момент числится директор Хогвартса, Альбус Дамблдор, мэм! — возразил гоблин, слегка приподнимаясь с места, чтобы лучше рассмотреть внезапно возникнувшую из ниоткуда тетю МКВ.

— Чтоооа? А покажь мне завещание моей сестры, лгун ты распоследний! Думаешь, я на завещание сестрицы ни раз не смотрела, а? — отпустив вожжи и позволяя фруктовым коктейлям бушевать свободно в крови, Петуния заливалась соловьем, рассыпая обвинения.

Старший гоблин за стойкой кивнул в сторону малышни, и те кинулись исполнять беззвучный приказ начальника.

Пять минут спустя, запечатанный красным сургучем рулон пергамента лег на стойку. Банковский служащий сломал печать и углубился в чтение.

— Принесите завещание Джеймса Карлуса Поттера, быстро!

Второе завещание привело старшего гоблина к состоянию кондрашки — у этой незнакомой для всех тетушки были все права опекунства над героем и спасителем волшебного мира.

— Подождите еще минуточку, мэм. Я сейчас. Эй вы! — кликнул он мелкотню. — Пригласите даму и ее сопровождающих в мой кабинет.

В Гринготтсе назревал конфликт, и матушка с нянюшкой настраивались на продолжение утреннего хая.

«Мдаа ... — подумал национальный герой магмира. — Устроит она тут ...»

Гоблинская нация была водворена на прямой путь — примером того было снятие с должности поверенного, который предал интересы Героя магмира. После этого выбрали нового управляющего, которого принудили сначала поклясться в верности тому же самому Герою и его будущему потомству ценой собственной жизнью и магией, и своим же потомством, во избежании — чтобы знал свое место.

Дальше — больше. Дальше миссис Дурсль схватила Управителя Гринготтса за яй... схватили того, как надо и указали ему на опущения в управлении средствами племянника. Насупившись, тот вернул все неправомерно изъятое из сейфов, принадлежащих уважаемому Герою, до последнего кната, и добавил от себя — чтобы ведьма отстала, по три процента от стимости каждого изъятия в качестве штрафа волшебному банку.

С этим претензии доставучей родственницы Гарри не закончились, потому что у нее нашлись документы, отправленные Джеймсом и Лили Поттерами за неделю до своей смерти, в которых перечислялось движимое и недвижимое имущество семьи. Сравнение этих списков со списком о хранящихся в сейфах артефактах установило страшную недостачу.

Мадам Петуния захотела лысую голову бывшего поверенного своего единственного племянника на серебряном подносе.

Пожелав этот странный подарок, Петуния, как и девушка Саломея за две с лишним тысячи лет до неё, была поставлена перед свершившимся фактом — голову ей переподнесли. С бескрайними извинениями, с возвращением артефактов обратно в сейф Гарри и, вдобавку, гоблинской работы золотой гарнитур с бриллиантами, чтобы та угомонилась.

Петуния, не раздумывая, сначала проблевалась, а потом напялила на себя двухкилограммовую диадему и развернулась на выход.

Приемный зал встретил тетку Гарри Поттера гробовым молчанием. Кое-кто из присутствующих полукровок и маглорожденных начали было кланяться, принимая ее за какую-нибудь родственницу любимой королевы.

Петунии хоть бы хны — задрав подбородок, она прошествовала на выход в сопровождении полностью ошарашенной троицы. Там, повертев почти уже протрезвевшей головой налево-направо, чтобы удостовериться, что и снаружи ее принимают всерьез, она устало сказала:

— Ой, девочки, я намерена вернуться домой и заняться уборкой. Гарри беру с собой, потому что, вижу, вам хочется спокойно продолжить прогулку.

Матушка оглядела молодую женщину с ног до головы и, не найдя изъянов, кивнула:

— А до дома одна доберешься?

— Я с ней, профессор МакГонагалл, тетю в обиду не дам! — уверил Гарри и выпрямил спину, расправив плечи.

Матушка мягко ему улыбнулась, потрепала по волосам и махнула на прощание.

— Когда вернетесь, мэм? — поинтересовался мальчик.

— Агагага, — затряслась от смеха нянюшка, и кружева ее блузки забавно затрепетали. — Когда-нибудь, парень, когда-нибудь. Мы тут поразузнаем, может, посетим Хогсмид, я слышала о Кабаньей голове...

Все внутри Гарри похолодело. Узнав этих профессорш поближе, он себе с ужасом представлял, на что те способны, посетив трактир с такой сомнительной репутацией. Но какое ему дело до этих двоих? Пусть развлекаются, все-таки лето, каникулы, у них нет домашнего задания!...

* * *

В Кабаньей голове события развивались следующим образом.

Было время для гвоздя программы — чисто мужичкового номера, козьего представления. А две сумасшедшие бабы продолжали сидеть и глушить абсент так, будто это прозрачная водица. Аберфорт попытался спровадить их в школу, но чокнутая Минерва (уж от нее не ожидал этого!) взяла и наорала на него. Поэтому он плюнул и отправился за своими милашками: три белые, как снег, козочки и большой черный козел уже нетерпеливо блеяли в хозяйственной пристройке.

Бородатые актрисы четырехногой труппы сразу почуяли присутствие конкуренток. А вот ведьмы на внезапное повышение температуры в кабаке не обратили внимания.

Завсегдатаи заведения — граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы — однако, заметили неуверенность козочек. Но куда удивительнее было поведение черного козла, настолько огромного для своего вида, что более подходил на осла.

Козел пригнул увенчанную острыми прямыми рогами голову к землю и начал рыть копытами, переступая с ноги на ногу, с явственным намерением наброситься. На профессорш.

Посетители мужского пола вытаращились на козла. Представление удавалось на славу, и мужики ждали, затаив дыхание.

Козел, как брошенная тетивой лука стрела, цокая копытами по каменному полу, разбежался в направлении двух дам. При нормальном развитии событий, он должен был и реветь, чтобы потенциальные жертвы устрашились — если они были мужского пола. Или восхитились бы его величественностью и запалом — в данном случае.

Но не это было главной проблемой для козла — главной проблемой была толпа посетителей. Соперники за внимание новых самок.

Но козла настораживало не отсутствие интереса дам к себе, его смущало полное безразличие соперников к дамам. Что-то было не так. Что именно — он почувствовал на собственном опыте. За мгновение до начала козлиных ухаживаний, самка встала и что было сил гвозданула его между глаз. Ноги бедного парня из козьего рода подогнулись, и он пал смертью храбрых и отважных. Как полагалось истинному гриффиндорцу, если бы он знал, что это означает.

Другая профессорша — та, что помоложе и попривлекательней, желудок которой был совершенно невосприимчив к спиртному — со смехом опрокинулась вместе со стулом на спину, выставляя на показ многочисленные, разноцветные слои нижних юбок, из которых торчала пара очень привлекательных белых ножек в красных сапожках.

Наступившая тишина подействовала даже на коз. Их крошечные, убогие, налитые кровью мозги почуяли что-то неладное. Козы растерялись и заблеяли истошно. Чтобы как-то угомонить их, Аберфорту пришлось вынести из-за барной стойки ведро, полное пивом, а после того, как его любимицы проглотили пойло до последней капли, увести их обратно в пристройку.

Представление отменялось и вряд ли восстановилось бы после смерти любимого хозяину козла, названного хозяином "Козлемортом".

Когда завсегдатаи кабака поняли, что этим вечером представление накрылось, они решили развлечь себя игрой в карты на деньги.

Матушка и нянюшка сегодня насмотрелись на груды золота, но это было чужое добро, мистера Поттера. А в кабаке мужички играли своими денежками. Пока что своими.

— Эсме, а, Эсме! — нерешительно выдавила из себя Гитта, ака профессор по прорицанию, хлопая накрашенными ресницами. — Не поиграть ли и нам в карты?

Матушка посверлила дыру сверкающим ядовитой зеленью взглядом между бровей нянюшки.

— Помню, помню я хорошенько твои успехи в азарте, Гитта Ягг! — прошипела сквозь зубы матушка. — А ты, разве уже забыла?

— Нет, что ты, забудешь такое рядом с тобой...

— Ты все свои денежки проиграла, Гитта! — рыкнула матушка Ветровоск. — Признаешься в грехах?

— Ась? — переспросила нянюшка, принимая выражение невинной овечки.

— Ты поднимала ставки, не имея карты. Ты просто плохая картежница. Предлагаешь нам потерять снова?

— Ну, играй тогда ты, Эсме, если такой мастак в дуркере. А я тут посмотрю на мужиков...

— Никаких мужиков, Гитта! Надо же! Сколько детей нужно нарожать, чтобы угомонилась?

— Ладно, ладно, не кипятись. Посижу рядом с тобой, пока ты резвишься и проигрываешь свои денежки. И сколько у тебя осталось?

Матушка Ветровоск начала обыскивать карманы и тайные карманчики в поисках оставшихся монет. На столешнице собралось, цифрой и словом, десять сиклей и сорок семь кнатов.

— Этого должно хватить, — хмыкнула матушка и сгребла монетки в горсть. Сунув свое богатство в карман мантии, она продолжила сама себе говорить. — По крайней мере, для начала ...

— Ты и вправду собираешься играть?! — воскликнула нянюшка.

— Да, с тем же намереваюсь и заняться.

Матушка Ветровоск приблизилась к барной стойке, за которой, как за укреплением замка, сидел с озабоченным видом Аберфорт Дамблдор и протирал пивные кружки тряпкой.

В действительности, этот мужик был Ланкрской ведьме незнаком, и она, немного колеблясь, сказала ему заговорщическим тоном:

— Икс козу муар, мусью.

Аберфорт, уронив кружку на пол, схватился за голову обеими руками и начал громко стонать, потому что ничего из сказанного Минервой, кроме слово „козу”, не понял. Он очень переживал за своего угольно черного козла, приконченного той же самой стервой МакГонагалл — и слово ей не скажешь, ну подколоться хотел скот, ну треснула его нечаянно — но больше ей ни одну из своих козочек не отдаст!

— Чего? — спросил он.

— Будете ли вы так любезны, мусью, раз вы меня понимаете, одолжить мне колоду этих — как их? — картами зовутся, да?

— Отнюдь! — ответил Аберфот, услышав, что страшная заместительница его брата Альбуса из Хогвартса не его козочек добивается. — Зачем они тебе?

— Хочу пару сьянсов разложить, попробовать понять в чем суть.

Засаленная колода появилась на барной стойке, она ее забрала и вернулась обратно на свое место, за столиком с Гиттой. Присев, расставила пасьянс Наполеона и стала пялиться на карты, бормоча себе под нос, но так, чтобы соседи ее услышали:

— Никак не могу запомнить, Гитта, как эти карты надо перемещать. Со студенческих лет мне ни прорицание, ни гадание не удавались, и я эти дисциплины не изучала. Ты знаешь, как надо — черные за красными в восходящем или, наоборот, в нисходящем порядке класть?

Соседи, навострив слух, громко рассмеялись и пригласили обеих дам присоединиться к ним за столом, посмотреть, а быть может и поиграть во что-нибудь.

Матушка Ветровоск улыбнулась про себя, после чего встала со своего места и присела рядом с каким-то незнакомцем, который, посмотрев мельком на нее, переметнул хищный взгляд на нянюшку, уставился на ее грудь и улыбнулся ей целым рядом золотых зубов.

Тем временем, карты были распределены. Матушка посмотрела на свои и тихо сказала, вроде бы, себе:

— Так расскажите же мне, как играют-то в эти самые карты?!

* * *

Ведьмы очень тонко чувствуют сказки. Если знаешь, как устроены сказки, можно считать, дело в шляпе. Или, как говорят гоблины, в каске.

Например, если за одним столом с тремя опытными шулерами усаживается явный простофиля, был бы он и распоследний профессор Хогвартса, да еще спрашивает: «Как вы играете в эту игру?», кого-то определенно будут трясти до тех пор, пока у него все зубы не выпадут.

Все жульничали, как могли, но в вопросе жулничества, матушка была профессионалом. Живущая на окраинах сознания Минерва пыталась запрещать Эсмеральде Ветровоск выпендриваться. Гиблое было дело это — запрещать ей чего-нибудь.

Ланкрская ведьма в упрямстве мало чем уступала Минерве.

Нянюшка знала, как ее сестра не любила проигрывать, и предполагала, нет — была уверена в этом, что в игре Эсме восползуется ведьмовством. И боялась этого, потому что они не в Овцепике, где людей с Даром в их окружении не наблюдалось.

Здесь, в этом мире, они находились в обществе одних сплошных волшебников. Если их, ее и Эсмеральду, застукают на ведьмовстве, убьют обеих, после того, как воспользуются ими в качестве сексуальных жертв. Несмотря на их профессорские должности.

Гитта ждала. Жульничать было нормально, практически даже честно, но заклятьем добиваться выигрыша — это означало искушать Судьбу. Да где же там Судьбу? Кого-то пострашнее!

— У меня, — невинно посмотрела матушка на своих партнеров, — три маленькие картинки королей и три забавные единички. Что это означает?

Трое ее партнеров просияли и перемигнулись.

— Это называется тройственный дуркер, профессор МакГонагалл! — сказал тот, что пригласил матушку к столу, и которого, как выяснилось, зовут господин Респ Эктабель.

— Так это хорошо или нет? — спросила матушка.

— Это значит, что вы выиграли, профессор! — он придвинул к ней кучку серебрянных монет. Матушка быстро пересчитала их и наконец воскликнула:

— Ээй, да здесь собралось почти двенадцать галеонов! Гитта, посмотри!

Но нянюшка не услышала восклицание своей сестры, потому что яростно флиртовала с тем парнем за барной стойкой, братом директора Дамблдора.

Раздался ужасный грохот. Все трое шулеров уставились на стойку, с которой сыпались осколки зеркала.

— Что случилось? — спросил господин Эктабель.

Нянюшка одарила господина своей милой, почти застенчивой улыбкой. Она вроде и не обратила внимания на происшествие.

— Должно быть, стакан, который тот мужик за стойкой вытирал, выскользнул у него из руки и угодил прямиком в зеркало, — объяснила она. — Надеюсь, он сможет его восстановить ...

Ее партнеры переглянулись.

— Продолжим? — сказала матушка. — Я готова повысить ставки на галеон.

Господин Эктабель нервно пожал плечами.

От этого движения что-то где-то высвободилось. Послышался приглушенный щелчок, как будто мышеловка сделала свое черное дело. Господин Респ Эктабель побелел и схватился за рукав. Оттуда вывалилось небольшое металлическое приспособление, состоящее в основном из пружин и гнутых проволочек. Среди них застрял помятый туз пик.

— Оп-па! — выразилась матушка.

Господин Респ Эктабель почувствовал себя маленьким мальчиком на экзамене у этой страшной зам-директриссы.

А Гитте внезапно вспомнилось, как однажды Эсме пришла к ним в гости на праздник по случаю коронации короля Веренса, и все начали играть с детишками в «пятнашки» по полпенни за кон. Так она обвинила Джейсонова младшенького в жульничестве и целую неделю потом дулась. Основная беда Эсме состояла в том, что она совершенно не умела проигрывать. Маловато практики.

Пока нянюшка предавалась воспоминаниям, матушка, лишив основного противника секретной подмоги, в виде вставки в рукаве, выиграла уже новых пятнадцать галеонов. Жизнь в кабаке замерла. Стояла такая тишина, что слышно было, как моргают посетители Кабаньей головы, превратившись из игроков в молчаливых, потерявших веру в свои способности, наблюдателей.

Матушка предъявила тройственный дуркер и выиграла еще десять галеонов. А потом начала зубом цыкать. За этим следовало ковыряние в ушах. Обычно это означало, что она что-то задумала, и нянюшка с тоской посмотрела на значительно возросшую кучку золотых перед Эсме.

— Пожалуй, — сказал господин Респ Эктабель , — я рискну еще пять галеонов. — Он взглянул на компаньонов. Они послушно бросили карты — сначала один, за ним другой.

— Даже не знаю… — пробормотала матушка, по всей видимости обращаясь к своим картам. И поковыряла в ухе. — Ц-ц-ц. А как называется, ну, знаешь, когда, ну, вроде хочешь поставить еще денег, мистер Эктабель?

— Это называется "поднять ставку", мэм, — ответил господин Эктабель. Костяшки пальцев у него снова побелели.

— Тогда я подниму. Галеонов этак на пять.

Колени господина Эктабля заскребли друг о друга.

— Отвечаю и поднимаю еще на десять, мэм! — огрызнулся он.

— Уравниваю, — откликнулась матушка.

— Тогда я поднимаю еще на двадцать галеонов, профессор МакГонагалл.

— А я… — Матушка вдруг поникла. — Я… я тоже.

Где-то в подсознании господина Эктабля прозвенел тревожный звоночек, но он уже во весь опор скакал к победе, хотя не знал, как играть без подставной карты.

— Идет! — крикнул он и выложил карты на стол.

Толпа ахнула.

Он потянул банк к себе.

Но тут на его запястье сомкнулись пальцы матушки.

— Еще я не выложила свои карты, — лукаво заметила она и сверкнула зелеными глазищами.

— А это и ни к чему, — рявкнул господин Эктабель. — Вряд ли вы сможете перебить это, мэм.

— Могу, если надурю тебя, — возразила матушка. — Кажется, поэтому игра и называется дуркер?

Он заколебался.

— Но… но… Да, вы, конечно, выиграете, но только если у вас на руках девять карт одной масти подряд, — пробормотал он, чувствуя, что начинает тонуть в пучине ее глаз.

Матушка откинулась на спинку стула.

— Знаешь, дорогуша, — спокойно сказала она с позиции многолетней работы с детьми. Повзрослевшие ученики оставались для нее теми же ребятишками. — Мне как раз показалось, что у меня на руках что-то уж очень много этих черненьких с колючками. Много — это ведь хорошо, да?

Она выложила на стол карты. Окружающая игроков толпа дружно ахнула.

Господин Эктабель затравленно огляделся.

Когда игра наконец закончилась, нянюшка Ягг увидела перед своей сестрой груду золота, которое та собирала в свой безразмерный кошелек и тихо напевала себе под нос. Нянюшка прислушалась.

Не может этого быть!

Гудносо мыча, матушка подпевала:

...Можно ежика стукнуть, а можно и пнуть,

Можно тросточкой ежика в пузико ткнуть,

Можно в ежика из револьвера пальнуть,

А о том, чтобы трахнуть — и думать забудь...

Нора.

Машина, коснувшись колесами земли, чуть подпрыгнула и остановилась рядом с покосившимся гаражом. Рон, махнув рукой в сторону прикасающихся к облакам башенок, представил — как он думал — однокурснику и другу Гарри свой отчий дом.

— Гарри, это Нора, — объявил он и слегка покраснел от смущения. — Она не такая, ее разукрасил подобным образом профессор Дамблдор, когда приходил в гости. Предкам он рассказывал о какой-то сказке с танцами и тыквами. И принес сестренке Джинни нафуфыренную мантию, которую мама называет „тувалет” и весь день на нее пялится. Даже готовить забыла.

Псевдо-Гарри мало интересовался подробностями жизни сухопутных и конкретно этой рыжеволосой семейки, но он щурил близорукие зеленые глаза, с любопытством обшаривая все вокруг взглядом, проскакивая им с места на место.

То, что под иллюзией благородного белого здания скрывается наведенными чарами настоящая халупа, которую Рон звал домом, водяной знал и без него.

Он еще помнил со времен детства первоначальный вид этой постройки — изначально она была небольшим кирпичным свинарником, но потом к нему, время от времени, пристраивали и сверху, и с боков все новые комнаты. Дом постепенно подрос на несколько этажей, но, как и раньше, выглядел неустойчивым, будто держался единственно силой волшебства.

Теперь, из первоначальных примет осталось только кривая надпись «Нора» на шесте у входа, да груда резиновых сапог разных цветов и размеров сбоку на крыльце.

По двору гордо расхаживал огромный упитанный петух и зорким оком следил за несколькими растолстевшими пеструшками, которые что-то там клевали.

Вся компания высыпалась из машины с конкретным намерением пробежать на цыпочках до своих комнат, никого не разбудив, и в дальнейшем изображать из себя только что проснувшихся ребят. Но в окнах на первом этаже Норы, неожиданно для этих рыжеголовых Штирлицев, загорелся свет и на крыльце появилась маленькая полная женщина с добрейшим сердцем (она так думала), сейчас напоминающая саблезубого тигра.

Увидев ее, Фред отчаянно ойкнул. Джордж отчаянно вздохнул, а Рон, прыгнув за старших братьев, потянул с собой вялого Героя магмира и друга (по совместительству), чтобы не попасть под гневный взгляд родительницы.

Миссис Уизли, уперев руки в бока и переводя взгляд с одного виноватого лица на другое, грозно спросила у близнецов:

— Ну? — рявкнула она. — Куда шлялись, несносные мальчишки? На заколдованном отцом ах-тонобиле? Хотите, чтобы его уволили с работы, что ли? Отвечайте сразу же! — на ней был фартук в цветочек, из кармана которого она вынула роняющую ярко красные искры палочку и воинственно направила ее на сыновей.

— Доброе утро, мамочка, — тихо произнес Джордж, веселым и беззаботным, как ему показалось, голосом.

Но миссис Уизли не лыком шили, она не впервые с шалопаями и приколистами встречалась. Эти трое проказников, конкретно, с их безобидными шалостями, были наивными младенцами, рядом с ее же братьями. Да что там, рядом с их отцом, ее же родным мужем, что стоили эти молокососы? С его интересами к магловским штучкам! Ха!

Она прищурилась.

Они замерли.

— Мне кажется, вы чего-то скрываете, затейники! А ну, быстро колитесь, что натворили?!

Рыжие пацаны переступали с ноги на ногу, не решаясь подать голосом, чтобы не попасть под горячую руку матери, пока Рон не толкнул витающего в высоких эмпиреях темноволосого друга.

Псевдо-Гарри пошатнулся и чуть не упал на землю.

Его тощая фигура в одних клетчатых шортах приковала к себе внимание миссис Уизли. Она наскоро сверила приметы: темные, лохматые, вроде дерганные, волосы; синяки, шр ... ах! ШРАМ на законном месте; очки-велосипеды... Все. Это ОН, МКВ, тот, которого ждали в Нору.

Вдохнув глубоко, собрав в легких воздух в три раза больше обычного, она огласила окрестности восторженным криком:

— Гаррииии!!! ...

Из окон мелким крошевом посыпались стекла.

— Оу! — вякнул объект непомерного восторга этой чужой ему женщины, когда та сграбастала его в ребродробительную охапку.

— Какой ты тощий, дорогой Гарри! Входи, сейчас будем завтракать, — приветливо улыбнулась хозяйка и с этими словами, потянув его за руку, поспешила обратно в дом.

Бедный водяной, который на данный момент изображал из себя национальную достопримечательность волшебного мира, поплелся за ней.

Внутри дом был совсем непохож на внешний, наколдованный под белым замком, образ. Кухня была маленькая и довольно тесная. В середине стоял выскобленный деревянный стол в окружении стульев всевозможного дизайна и степени изношенности. Псевдо-Гарри сел на краешек ближайшего стула и огляделся. Ему еще не доводилось бывать в домах волшебников. Захотелось, чтобы это посещение было бы и последним.

На стене напротив висела странная, тикающая вещь. Были и эти... как их звали ведьмы? А, да — книгами, но водяному прочитать заголовки не удалось. Он попросту читать не умел. Но даже, предположим это, что умел, заголовки типа: „Заколдуй себе сыр”, „Чары выпечки”, „Волшебный макияж — наколдуй себе марафет” — его вряд ли заинтересовали бы.

Вдруг, из неприметной коробки донесся резкий голос, полный наигранного восторга, и объявил: „Час молодых волшебников. Начинаем выступление известной во всем мире певицы, этой ворожеи романса, Селестины Уорлок”. Первое слово диктора из волшебного радио настолько испугало гостя, что тот рьяно запрыгнул под стол и затаился там, ожидая нападения.

Близнецы задорно ухмыльнулись, подмигнув друг другу, предвкушая воплощение своих многочисленных затей и летние развлечения за счет одного тощего Героя магмира.

— Что ты, дорогуша? Это было лишь колдорадио. А ну, вылезай оттуда! — рассмеялась Молли, довольная приездом Гарри Поттера в Нору. На этом визите она построила множество планов, относительно их с Артуром маленькой дочурки.

Неожиданно, в кухню вторглось отвлекающее обстоятельство в виде той же дочурки — девочка с непричесанными рыжими волосами, одетая в длинную ночную рубашку. Все взгляды повернулись к ней, даже наколдованно-зеленые, за круглыми очками-велосипедами.

Девочка, заметив вылезающего из-под стола гостя и узнав его, тоненько вскрикнула и выбежала из кухни.

— Это была Джинни, моя сестра, — шепнул, поглощающий толстый, намазанный маслом ломтик хлеба, Рон. — Она говорила о тебе все лето.

— Да, говорила, говорила! — кивнул Фред. — Но профессор Дамблдор недавно сказал, что ей лучше забыть о тебе, потому что он ей устроит сказку с настоящим принцем... — улыбнувшись, пошутил он. Но встретив укоризненный взгляд матери, уткнулся в тарелку.

Никто больше не проронил ни слова. Молча ели, пока тарелки не опустели, что произошло довольно быстро.

— Теперь, — сказала миссис Уизли, — ступайте в сад, пора выдворить гномов. Они опять все заполонили. Нет, спать не разрешаю, — оборвала протесты сыновей она. — Вы не спали всю ночь по собственной глупости. Идите!

— Но, мама…

— Вы правы — выдворять гномов работа скучная и нудная. Поэтому, наведем справки, что об этом сказано у Локхарта.

Миссис Уизли взяла с каминной полки увесистый том. Мальчики приуныли.

— «Гилдерой Локхарт. Домашние вредители. Справочник», — объявила миссис Уизли, поглаживая кончиками пальцев тисненые золотом буквы на переплете и весело улыбающегося златокудрого волшебника на маленьком портретике на обороте книги. — Ах, как он прекрасен! — воскликнула миссис Уизли. — А как знает свой предмет — домашних вредителей! Это замечательная книга…

Водяному стало очень интересно, что скажет о садовых вредителях этот распрекрасный волшебник, вид которого говорил, что гномов он видел только на картинках.

— Но мы знаем, как их выдворять, — запротестовал Джордж, перехватил очередной взгляд матери и быстро заткнулся.

Братья, а за ним и псевдо-Гарри, поплелись в сад. Сад был большой и запущенный, какой, по мнению водяного, и должен был быть настоящий сад: много сорняков, неподстриженный газон — как и положенно быть, зачем же уродовать хорошие заросли; на клумбах — непонятные цветы; заросший зеленой ряской небольшой пруд полон лягушек.

Водяной сделал себе заметку: когда ночью сбежит отсюда, надо сперва наведаться к прудику и хорошенько поесть.

Через газон подошли к клумбе.

Рон нырнул с головой в куст пиона, куст дернулся, послышался шум отчаянной схватки. Выпрямился Рон, держа что-то на весу в одной руке.

— Вот он — настоящий гном, — торжественно произнес он.

— Крути меня! Крути! — верещало чумазое существо, слегка напоминавшее человека.

Это было маленькое, как бы сшитое из кожи, существо с большой, удлиненной и похожей на трехстенную коробку, совершенно лысой головой. Рон ловко перехватил его за лодыжки, перевернул вниз головой и начал размашисто раскручивать как лассо.

— Старайся делать то же самое, — сказал он псевдо-Гарри. — Ему это не повредит. Только голова закружится, и он не сможет найти обратной дороги к себе в нору.

С этими словами Рон выпустил из руки лодыжки гнома и тот полетел прочь. Мальчики проследили как грязненькое создание, пролетев метров пять, шмякнулось где-то за изгородью.

Скоро воздух наполнился тучей летящих гномов.

Вечером миссис Уизли устроила грандиозный обед: она сварила, нажарила, испекла все кушанья, которые перечислил ей Рон, как любимые Гарри. В действительности, это были любимые кушанья самого Рона. На сладкое был пудинг из патоки — пальчики оближешь! Все пацаны поглощали пищу лопатой, не обращая внимания друг на друга, так и не заметив, что их гость почти не дотронулся до переполненной тарелки.

Потом все выпили по чашке горячего шоколада и отправились спать по комнатам. Гостю приготовили кровать на последнем этаже, в спальне Рона.

На третьей площадке дверь в комнату была открыта. Псевдо-Гарри поймал взгляд чьих-то выпученных глаз, и дверь тотчас захлопнулась.

— Это Джинни, — пояснил Рон. — Она стесняется тебя, и ее очень мучает запрет профессора Дамблдора думать о тебе. А вообще-то, дверь у нее всегда нараспашку.

В небольшой комнате на два пролета выше, с низким, покатым потолком, который почти касался макушек мальчиков, было жарко, как в огненной печи. Все в комнате пылало оттенками ярко-оранжевого: покрывало, стены, даже потолок. Псевдо-Гарри зажмурился от избытка оранжевого цвета: каждый сантиметр стареньких обоев был заклеен плакатами, на которых изображались одни и те же семь ведьм и колдунов в ярко-оранжевых плащах, в одной руке — метла, другой энергично машут в знак приветствия.

— «Пушки Педдл», — вздохнув, сказал Рон, махнув рукой на оранжевое покрывало, которое украшали две огромные черные буквы «П» и летящее пушечное ядро. — Девятое место в Лиге.

Водяной стал задыхаться из-за сухости в горле. Шатаясь, он переступил через самотасуюшуюся колоду карт и выглянул в небольшое оконце. Далеко внизу, у зеленой изгороди со стороны поля, столпились гномы, которые один за другим проникали обратно в сад Уизли. А еще дальше, у опушки леса блестела манящая поверхность родного болота. На подоконнике, рядом с томящимся водяным, стоял, залитый солнцем, небольшой аквариум, полный лягушачьей икры, а на нем — волшебная палочка. Рядом спала обмякшая под жаркими лучами солнца толстая серая крыса.

Час спустя, оставив за собой громко храпящего рыжего мальчика, пустой аквариум, все привезенные с собой никчемные пожитки и опустевший прудик в саду, водяной бежал по тропинке, вопя и призывая свою возлюбленную, Дженни-Зеленые-зубы.

Литлл Уингинг

Вернулись обе ланкрские ведьмы — матушка Ветровоск и нянюшка Яг — пьяные встельку, под утро, да побоялись беспокоить семью новой сестры Петунии и наведались в дом госпожи Гоголь.

Бояться ее было незачем, она осталась жить в городке Литлл Уингинг одна в „съемной” квартире. Если можно было назвать „съемной квартирой” — название, подразумевающее хотя бы текущую из крана теплую воду — ту лавку, сохранившуюся после отбытия из Литлл Уингинга цирка. Дом, в котором поселилась госпожа Гоголь, выглядел настолько обветшалым, хотя работники соорудили его всего несколько месяцев назад, что казалось, был сложен из обычного толпляка, выуженного из реки, настолько стены и крыша обросли мхом.

Всюду вокруг дома ощущалась умелая рука Госпожи Гоголь (и ветхость была в том числе).

Дом имел одно очень важное преимущество — отсюда до центра города рукой подать. И рядом был парк, плавно переходящий в дикие заросли, а потом и в самый что ни на есть нетронутый лес.

Небольшой пруд, сейчас более похожий на болото, тоже имелся по близости, и учитывался во время выбора местожительства вуду-колдуньи. Густые заросли цветущих лилий скрывали водную глубь водоема.

А среди белых цветов виднелись какие-то живые бревна.

— Ну и здоровенные же тритоны, — изумилась нянюшка, засмотревшись сквозь алкогольный туман в голове на элементы пейзажа.

— Это аллигаторы, — уточнила матушка.

— Да неужто? Разве госпожа Гоголь, того... ? Ц-ц-ц ... — поцокала языком нянюшка, увидев утвердительный кивок матушки. — Небось и вкусные же?!

— Да. А этот кот на крыше, неужто твой Грибо? Если между нами, он сущий демон, исчадие ада, — укоризнено добавила старая ведьма.

— Ну разумеется, он же кот, — великодушно заметила госпожа Гоголь, вышедшая на крыльцо, чтобы встретить сестер. — Чего еще ожидать от кота?

— А люди тебя здесь не беспокоят? — спросила нянюшка, кивнув в сторону зыркающих из-за лилий алигаторов.

— Те, кого я не хочу видеть, нет. Я навела тут майю*, люди начисто забыли о существовании этого участка города и проходят мимо, не наведываясь ко мне. Кроме того времени, когда они мне нужны, — пожав плечами ответила Госпожа Гоголь.

==================================================

*Майя — В Адаванта веданта индийской религиозно-философской традиции это особая сила (шакти), или энергия, которая одновременно скрывает истинную природу мира и обеспечивает многообразие его проявлений.

==================================================

— Ничего, если посидим с тобой? — спросила матушка и уселась на загроможденное подушками кресло-качалку. Тесные, черные туфли, украшенные металлическими бантиками, были стянуты с ног и сброшены в сторону.

— Пожалуй, — ответила госпожа Гоголь. — Отведаете мой суп?

Заросли лилий колыхнулись, и все оценивающе смотрящие глаза исчезли из виду.

— По-моему, парочка этаких красавчиков мне дома в Ланкре не помешала бы, — задумчиво произнесла нянюшка Ягг, проследив за поспешно ускользающими прочь тварями. — Наш Джейсон запросто выроет такой же пруд. А что они жрут?

— Все, что захотят.

Прикрыв глаза, подумав несколько минут, пока госпожа Гоголь гремела внутри дома мисками, матушка тихо, под нос, выдала:

— Не помешало бы нам всем отправиться в еще более дальние заграницы, Гитта Ягг. Потратить выигрыш в этой Франции, потусить с сестрами в казино, развеяться... Вот, парень Гарри стал грустить без нашей Маграт-Гермионы...

— Эсмеральда Ветровоск, ты вошла в раж и такой мне очень нравишься! — засмеялась нянюшка и стала поправлять свои растрепанные ветром волосы. — На месяц хватит твоего золота?

— Если пойдет на убыль, пустимся в пляс по тем же казино ...

— Ты страшная ведьма, Эсме, великолепна, но страшна! — восторженно воскликнула нянюшка и в ее глазах замерцало фиолетовое пламя.

* * *

Услышав предложение Хогвартских профессорш, Петуния Дурсль заметалась по дому, собирая чемоданы для всей своей семьи. Ее муж Вернон поворчал, поворчал, но перспектива бесплатного заграничного отдыха его убедила, и он с утра отправился обговаривать свой отпуск на август.

Телефонный звонок в отеле Грейнджеров во Франции и последующий разговор между профессоршей МакГонагалл и матерью Гермионы, Эммой, сопровождал несдержанный визг и обезьяний пляс молодежи с обеих сторон линии.

Чтобы не засветиться в волшебном мире, вся компания, вместе с почтенной вуду-колдуньей, отправились в аэропорт, откуда наняли небольшой самолет и улетели на юг в сгущающейся темноте последнего июльского дня.

День рождения Гарри Поттера праздновался уже на французской земле.

Госпожа Лилит де Темпскир была в замешательстве. Ей доложили — семейка рыжих подпевал, у которых должен был провести остаток каникул Гарри Поттер — прокричали наперебой через каминную связь, что тот, вроде бы, испарился из своей кровати в комнате Рона, куда его отконвоировали и уложили спать вчера вечером.

А утром его там не было. Однокласник Поттера, красочно пылая ушами, оправдывался, что заснул позже гостя, но... Да, да! Заснул он.

Все вещи гостя, включая чемодан, остались на месте — под кроватью, но мантия-невидимка и палочка из остролиста отсутствовали. Их нигде не нашли.

Мальчики Уизли не смели даже допустить, что двенадцатилетний зачуханный пацан, проживший всю сознательную жизнь в чулане под лестницей, удосужился сам, в одиночку улететь отсюда на метле. А была ли метла с ним — они как-то не заметили! Никто из многолюдной семейки представить себе не мог — не то что поверить — даже в жутчайшем ночном кошмаре, что Гарри Поттер стал бы сбегать из дома, где его встретили с распростертыми объятиями. Должен же был почувствовать разницу с семьей родственников, у которых он жил на правах домового эльфа — так профессор Дамблдор уверял.

И последнее, в семье Уизли народилось столько мальчиков, подходящих одинокому Гарри в напарники для игры — забавляйся, не хочу! Куда бежать-то? И зачем?

Но факт оставался фактом, вне значения от того принимать ли его существование или отправлять лесом. Горькая правда была в том, что Гарри не нашли в Норе — значит, он убежа... улетел туда, где ему больше нравилось быть.

А это означало лишь то, что здесь ему не понравилось (по меньшей степени). Или его больше влекло куда-то в другое место. Что за место могло бы манить к себе национального героя магической Британии, младшие мальчики Уизли быстро угадали и свое предположение немедленно озвучили маме Молли. Признания Рона с близнецами поразили в самое сердце миссис Уизли, а так как сестренка Джинни всегда ошивалась невдалеке от мамы, задели глубоко и ее чувства.

В последнем младшие мальчики Уизли были мастаки.

Информация о возможном местоназначении отбывшего втайне, ночью, Поттера быстро достигла ушей уважаемого директора (или директриссы, кто там еще должен отличать их с госпожей де Темпскир друг от друга?) Дамблдора и он поспешил проверить дом мисс Грейнджер в Кроули.

Закономерно, мисс Грейнджер, как и ее родителей, по указанному в книге учащихся Хогвартса адресу не оказалось. Но не это насторожило и испугало уважаемого/ую директора/ису — страшно было то, что в дом родителей гриффиндорской заучки он/она попасть не смог/ла.

Чтобы ее, Фею-крестную, в дом не пустили — такую обиду Лилит не могла спокойно пережить, она захотела крови этой лохматой пигалицы! Была бы палочка Феи-крестной в руках... А потом она вспомнила, что даже если бы была, какой в ней толк, если использовать не удавалось?

Боги Овцепика, а вторая палочка крестной-феи у той же кудрявой, лохматой, надоевшей ...! И госпожа де Темпскир стала дергать старательно уложенную завитушками серебряную бороду и бить себя кулаками по голове.

Ах, если бы ее палочка подчинилась бы этому ненужному старику; или его Старшая палочка подчинилась бы ей...

Пришлось ни с чем возвращаться обратно в школу и продолжать изображать из себя этакого хворающего старика Матусаила, чтобы отмахнуться и от Визенгамота, и от Международной конфедерации... Лишь бы закончить с балом для девочки Джинни, чтобы всучить ей какого-нибудь принца и исполнить клятву Феи-крестной! Дожить, как-нибудь дожить до зимы и, закончив здесь, боги позволят вернуться обратно, в свое холенное женское тело в Орлее, к мужикам.

Круглый кабинет за горгульей встретил ее тихим, неразборчивым бормотанием портретов бывших директоров Хогвартса, которые, хотя и под заклятьем тишины, продолжали высказывать в ее адрес свои угрозы. Лилит испугалась пришедшей мысли, что волшебники на портретах, все до единого, были прирожденными легиллиментами при своей жизни.

Да что это за невезение такое, а? Почему ей еще с детства так не везет? Сначала собственная мать стала называть распутницей, хотя Лилит не понимала, что такого плохого в наложении чар на понравившихся парней. Мама и сама знала толк в охмурении: "Глубокий вырез — самое то, что надо; накладывать назло чары на женатых мужчин с пятью детьми — это не комильфо, доченька!"

И почему мама ругала только ее, Лилит, а вторую дочь, Эсмеральду, костерить не смела, а? Ха-ха, потому что знала, что не стоит играть со спичками на пиротехнической фабрике.

Но жалобы односельчан к матушке поступали именно на нее, Лилит, а на Эсме и ее подругу Гитту никто не жаловался. Больше того, Гитта Ягг умела быть и симпатичной для мамы, и оторвой для парней.

Наконец Лилит дошло до макушки от всего этого нытья, и она попыталась околдовать весь поселок в Овцепике. Решение, которое довело до шабаша вселенского масштаба. В Ланкре съехались ведьмы всех близких, далеких и очень далеких поселков, аж пятьдесят штук с лишним. Доковыляли даже самые дряхлые кошелки. И началось... Лилит не любила вспоминать итоги шабаша, но сегодня этот позорный случай сам всплыл из воспоминаний о ранней молодости. Юношества.

Чтобы не лишить Лилит магии после снятия ее заклятия, ведьмы шабаша предложили молодой проказнице отправиться куда глаза глядят и обратно домой не возвращаться. Короче, ее выгнали из отчего дома, из родного края, из Ланкра.

Могли бы выгнать за пределы Диска, выгнали бы ее и оттуда. Знали бы они, куда Лилит занесла нечистая!

Но тогда ей было так унизительно. Ее, Фею-крестную, подставили и втоптали в грязь!

В заграницах Лилит никто не сдерживал, и она позволяла себе всякое. А в Орлее Лилит узнала о зеркальной магии.

В зеркальной магии, конечно, ничего дурного нет. С зеркалами она хорошенько поигралась, собирая их попарно. Хотя ведьма, которая учила ее, предупреждала, что с изображениями шутки плохи, и не надо спаривать зеркала так, чтобы создавать ими бесконечный коридор, над чем Лилит тихо насмехалась и отправляла старую дурынду в ... а потом делала, как знала.

Зеркальная магия помогла ей покорить Орлею и свергнуть законного Дука с трона, занять его место и наложить на население дурман такой плотности, что по утрам им было очень проблематично вспомнить даже свое имя.

Могла бы и здесь, в Хогвартсе, наслать те чары — наслала бы, и все бы стали плясать под музыку ее дудочки, но ни та, ни другая из волшебных палочек не слушались. Лилит уже почти смирилась с тем, что ничего волшебникам в этом неплоском мире, для их же блага, не сможет здесь устроить, кроме своего обещания Джиннивере.

* * *

Маграт-Гермиона была счастлива — в кои-то веки, впервые, почувствовать себя значимой и, более того, красивой. Уже две недели, как ее сестры-ведьмы и родственники бойфренда приехали отдыхать вместе с ее нынешней семьей в Париж, притащив с собой Гарри, чуть ли не летящего впереди самолета.

Посмотрев на нее, бойфренд, густо покраснев, признался, что более прекрасной девушки чем Гермиона отродясь не видел. И сжал ее в объятиях, не стыдясь ни предупреждающего покашливания мистера Грейнджера, ни заливистого смеха сестер. Кузен Дадли стал свистеть и улюлюкать, пока они с Гарри с неохотой не отстранились друг от друга.

С этого момента началась самая веселая и самая прекрасная пора всей ее жизни — что в бытности Гермионы, что Маграт: Парижские каникулы.

Взрослые сами оторвались по-крупному — целыми днями распивали коктейли и май-таи у шикарного бассейна при отеле, а вечером куда-то исчезали, оставив мальчиков на попечение подруги. Профессор МакГонагалл по утрам возвращалась раскрасневшаяся, с сумасшедшинкой в глазах и позвякивающими карманами. На вопросы Маграт-Гермионы она величаво не отвечала, отмахиваясь рукой, и уходила — нет — удалялась в свои покои, мол, ее благородие изволят почивать.

Маграт думала, стоит ли злиться и настаивать на объяснениях, но приходили мальчики в плавках и увлекали ее за собой в бассейн.

Путь Скорпиона и учение Лобсанга Достабля рядом с удовольствием нырять дельфином в прозрачную и теплую воду басейна казались ей вещами из другого мира. Что было настоящей, стопроцентной правдой, между прочим.

Ее отец Ричард пробовал пикнуть, что детей одних оставлять нельзя, на что профессор МакГонагалл, сжав губы в ниточку, отметила, что Гермионе и Гарри она полностью доверяет охрану Дадли, что они могут дать фору любому взрослому колдуну (бородатому, более того), а маглы им не в счет даже.

Но жизнь жестока. В смысле, что каникулам близился конец, и они все должны были возвращаться к серым будням туманного Альбиона. Более того, Гарри и Гермиона получили письма из Хогвартса. К ножке совы было прикреплено и письмо Рональда Уизли.

— Интересно! — воскликнула, увидев письма, профессор МакГонагалл. — Ведь я должна отправлять эти самые письма. Разве Лилит пошевелила жо... кхм, кхм! пошевелилась сама написать их?

— Эсме, твоя сестра, когда дело доходит до подлостей, на многое способна! — добавила профессор Трелони.

Гарри хлопал зелеными глазами и если о чем-то и догадывался — молчал, как партизан на допросе.

Минут пять под разноцветным зонтом было тихо, пока двое гриффиндорцев читали письма. Там сообщалось, что первого сентября, как обычно, надо сесть на вокзале Кингс-Кросс в экспресс Лондон-Хогвартс, который доставит их в школу. К письму прилагался список учебников для второго курса:

Учебник по волшебству, 2-й курс. Миранда Гуссокл

Встречи с вампирами. Гилдерой Локхарт

Духи на дорогах. Гилдерой Локхарт

Каникулы с каргой. Гилдерой Локхарт

Победа над привидением. Гилдерой Локхарт

Тропою троллей. Гилдерой Локхарт

Увеселение с упырями. Гилдерой Локхарт

Йоркширские йети. Гилдерой Локхарт

Гарри отложил свое письмо на стол, рядом с многочисленными тарелками и стаканами их многолюдной компании и, заглянув в список, воскликнул:

— А кто такой этот Гилдерой Локхарт, что нам нужно такое количество его книг?

Професор прорицания потянулась к своему мартини, кончиками ухоженных пальчиков вынула из стакана оливку на палочке и положила себе в рот. Закрыв глаза, она медленно, наслаждаясь, прожевала ее и сглотнула.

Рядом кто-то с криком упал на землю.

Англичане уставились на покрасневшего толстяка, застигнутого за разглядыванием незнакомок, пристыженный, словно его уличили в вуайеризме, тот встал и бросился в воду, охлаждать свою пылкость и чрезмерное воображение.

— Новый преподаватель защиты от темных искусств, — ответила повеселевшая ведьма-прорицательница.

— Детям не надо двумя комплектами закупаться, — заметила миссис Грейнджер и пытливо посмотрела на лежащую рядом Петунию, ища ее одобрения.

— Конечно, Эм, пусть купят себе что-то, помимо учебников.

— Я думаю, что все книги Локхарта в библиотеке Хогвартса в наличие, — отметила профессор МакГонагалл. — Я все перелистывала, там есть что-то настораживающе, но что?

Не было причин копаться, но сейчас придется обновить в памяти содержание книг.

Тем временем, Гарри, выхватив письмо Рона из рук своей девушки, открыл его и принялся читать вслух:

«Здравствуй, Гермиона! Если Гарри у вас, передай ему привет. Полагаю, у вас все хорошо, и надеюсь, вызволяя его, ты не совершила ничего запретного. Ведь и у тебя, и у него могут быть из-за этого неприятности. Я очень беспокоюсь о Гарри. Будь так добра, как сможешь, сообщи мне подробности. И пожалуйста, отправь с письмом другую сову. Боюсь, Стрелка еще одного полета не перенесет. Я, конечно, очень много занимаюсь…»

— Интересно, чем? — перебил себя Гарри. — Ведь все-таки каникулы! — и продолжил чтение:

«... В ближайшую среду мы едем за учебниками и новыми книгами для второго курса. Почему бы нам не встретиться в Косом переулке? Напиши, как у вас дела. С любовью, Рон»*.

==================================================

*Это дословно письмо Гермионы Рону. Я удивилась насколько хорошо подходит оно и в обратной адресации.

==================================================

— Когда возвращаемся? Завтра? — спросила Гермиона и начала ерзать на месте, словно в своих мыслях, уже летела обратно.

— Завтра — это хорошо, — решил за всех Ричард Грейнджер и вскочил. — Я в воду, кто со мной?

С визгом трое ребят, опередив мужчину, прыгнули прямо со своих шезлонгов головой вперед, в нагретую солнечными лучами воду.

* * *

— Гарри! Чо ты тут делаешь?

Гарри и его сопровождающие подпрыгнули от неожиданности. Они были у подножия лестницы огромного здания из белоснежнего мрамора, банка Гринготтс, когда из-за угла выросла устрашающая фигура школьного хранителя ключей. Конечно, это был Рубеус Хагрид, его маленькие глазки блеснули из спутанных волос, густых бровей и зарослей бороды, как два черных жука.

— Негоже... э-э-э... шататься по Лютному переулку. Опасное это место, гиблое, ходят там всякие... А если кто-то тебя там увидит?

— Почему я должен идти на — как ты его назвал? — Лютный переулок? — увернулся от назойливых попыток Хагрида похлопать его по спине Гарри.

Дядя Вернон, узнав в этом дикаре прошлогоднего посетителя маяка (где семья Дурсль укрывалась от полчищ сов) и злостного вредителя по совместительству, из-за которого у Дадли вырос свиной хвостик, выступил вперед и закрыл собой ребят. Знакомое зло уже не так страшно, а после летних приключений с инопланетянином на своей кухне, Вернон чувствовал себя героем-Терминатором, по меньшей степени.

— Чего вам надо, мистер? А ну! Отойдите от моей семьи!

Хогвартские профессорши уже отбыли в школу готовиться к новому учебному году, и на Косом собрались семьи Грейнджеров и Дурслей, причислив к числу Дурслей их племянника Гарри. Вернон прикидывал, справится ли он один с этим лохматым чудищем-Чубакой или стоит ожидать вмешательства Петунии.

— Я жду здесь Гарри Поттера, окаянный магл, мне надо его сопроводить из Лютного... А чой-то ты не отвечал на мои письма, Гарри? — спросил Хагрид, но его перебили.

— А что я должен был там делать? — рявкнул темноволосый пацан.

Рубеус Хагрид не понимал из происходящего ровным счетом ничего. Директор Дамблдор утром спровадил его из Хогвартса ждать сына Джеймса в Лютном, но тот там не появился. Растерявшись, полугигант бросился искать мальчика повсюду, распрашивая встречных волшебников и ведьм не видели они, часом, такого и такого пацана, он же МКВ. А все они насмехались над ним, Хагридом, и отправляли в... туда.

И вот Гарри, нашелся, но не в сопровождении Уизли, как сказал профессор Дамблдор, а в сопровождении магловской родни и родителей мисс Всезнайки. Уизлями рядом и не пахло.

Хагрид совсем смутился несовпадением плана с действительностью, помял какую-то кожаную котомку ручищами, попрощался и неуклюжей походкой удалился обратно к тому самому Лютному переулку.

Не успела компания освободиться от школьного хранителя, как нагрянула еще одна помеха в посещении волшебного банка — вот она, рыжая семейка Уизли.

— Гарри! Гарри! — громко позвал чей-то голос.

На верхних ступеньках, у входа в банк стояла миссис Уизли, а рядом с ней — все ее дети, все еще учащиеся в Хогвартсе. Мистер Уизли, высокий, тощий мужик смотрел подслеповато из-за очками на приятеля своих сыновей и его сопровождающих. Сопровождающих никто не ждал, но они здесь были, окружив одноклассников Рона.

Увидев старых друзей, Рон бросился им навстречу. Ветер трепал густые рыжие волосы его сестры, Джинниверы, она же Нинь-дзя. Гермиона засопела за плечом Гарри.

— Гарри! Что с твоими очками? Здравствуй, Гермиона. Как же я рад вновь вас видеть! Ты, Гарри, идешь в «Гринготтс»?

— Привет, Рональд. Ты угадал, я иду в банк. Но какое тебе дело до моей программы посещения на сегодня?

Миссис Уизли, обрадовавшись, что их сбежавший гость нашелся, помчалась на всех парусах к ним, одной рукой размахивая сумочкой, другой таща за собой Джинни.

— Гарри! Деточка! Нашелся! Гарри! Миленький! Ведь ты мог погибнуть! И где твои очки, ты их потерял? — подбежав, миссис Уизли мгновенно достала из сумки платяную щетку и принялась сметать с мантии Гарри несуществующие пылинки.

Грейнджеры и Дурсли стояли в ступоре и смотрели на это хамство рыжей дамочки, пока чаша терпения Петунии не переполнилась. Одним, молниеносным движением левой руки миссис Дурсль схватила щетку и бросила ее за спину.

— Мадам, — ледяным тоном начала она, и все Уизли отступили на шаг назад. — Вы кто такая? Педофилией страдаете? А ну, прочь лапки от моего племянника! — правая рука миссис Дурсль клещем впилась в кисть Молли.

Миссис Уизли сникла на мгновение, пока не сообразила, что эта женщина — тетя национального героя. Та, о которой профессор Дамблдор нелестным образом отзывался. Якобы, она третировала его словно домовика. А тут такое.

Но она магла! Обычная, никчемная магла. И те, другие взрослые люди, тоже маглы — т.е., свободные охотничие поля.

Палочка Молли Уизли мелькнула в воздухе, начав вырисовывать некое заклятие и... банально сгорела.

— Гарри, Гермиона! — еле сдерживаясь отчеканила миссис Уизли. — Колдовать ученикам летом запрещено министерством. Светиться колдовством перед маглами, запрещено Статусом секретности. И кто из вас купит мне новую палочку?

— Никто, мадам, — играя на глазах у всех, Петуния дунула на указательный палец руки, словно это дуло пистолета. — Колдовала я. Я взрослая, совершеннолетная, мне можно. — Вытаращенные глаза рыжей семейки принесли ей удовлетворения больше, чем доставили бы громкие аплодисменты переполненного зрительного зала, и она ухмыльнулась.

— Нам нужен Гарри, нам надо с ним в банк, — отчеканил в образовавшемся пузыре тишины Рон. Он хлопал бесцветными ресницами и пытался спасти ту сформировавшуюся в его сознании конструкцию мира, в которой он, Рональд Уизли, единственный и самый лучший друг МКВ, а родственники того самого Гарри — противные маглы, которые ненавидят магию и травят Героя волшебного мира. — Резервный ключик ячейки Гарри при проверке гоблинами рассыпался прахом, и мы не можем войти ...

Пляяяс! Звонкая оплеуха матери остановила лепет болтливого второкурсника, и он заморгал, обиженный.

Его друзья, держась за руку, и незнакомый ухмыляющийся толстяк с ними, подмигнув Рону, обошли его и вошли в банк, сопровождаемые своими семействами, не проронив рыжим ни слова больше. Гоблинские охранники, уважительно открыв двери перед этой процессией, напоследок с презрением посмотрели на Уизли.

Дверь захлопнулась за ними, отрезав самого младшего из уизлиевских мальчиков от вожделенного объекта, у которого на лбу была обозначена обязанность принести Рону славу. Хотя — показалось или нет? — краснеющий шрам на лбу Героя отсутствовал. Как такое возможно? Нет, нет! Рон отмахнулся от пугающего наваждения и быстро догнал спешащую в книжный магазин семью.

Через час наши герои снова натолкнулись на рыжую семейку среди бушующей толпы посетительниц магазина „Флориш и Блоттс”, на верхнем окне которого красовалась вывеска: „Гилдерой Локхарт подписывает автобиографию «Я — ВОЛШЕБНИК» сегодня с 12.30 до 16.30”. Грейнджеры и Дурсли остались стоять у входа, потому что не понимали и, соответственно, не заценили пылкое стремление ведьм (главным образом возраста миссис Уизли) приблизиться к своему кумиру

Никто из разбушевавшихся женщин не замечал стоящего у входа затюканного волшебника, который без конца повторял:

— Спокойнее, ледис, спокойнее! Не толкайтесь! Пожалуйста, аккуратней с книгами.

Какое тут спокойствие, если среди полок были расставленны портреты блистательного Гилдероя, которые подмигивали и одаривали своих поклонниц ослепительными улыбками? А между ними за столом восседал сам он — Гилдерой Локхарт — обалденный в своей сиреневой мантии и подписывал свои книги. Вокруг приплясывал дерганный коротышка и щелкал затвором большой колдокамеры.

В первых рядах стояла Молли Уизли, ожидая свой черед попасть в сияние то ли улыбки своего кумира, то ли вспышки камеры фоторепортера. В левой руке она сжимала книжку „Каникулы с каргой”, за запястье этой же руки держалась и раскрасневшаяся Джинни, а правой приглаживала рыжие пряди неухоженных волос.

— Еще минуту, Джинни, и мы будем рядом с ним! — воскликнула Молли, и миссис Грейнджер в недоумении посмотрела на миссис Дурсль, не в силах понять поведения этой многодетной матери в присутствии супруга, сыновей и малолетней дочки.

Мистер Уизли с мальчиками стояли не в очереди, а чуть в стороне, недалеко от выхода из магазина, рядом с Грейнджерами и Дурслями.

Кто-то толкнул невежливо мистера Грейнджера, и тот, ухмыляясь насмешливо, отступил влево, чтобы позволить новым желающим погреться в лучах славы Локхарта.

В помещение вошли двое — отец и сын, очевидно, чистокровные в эн-ном поколении волшебников, даже мешковатые балахоны мантий на них смотрелись элегантно, хотя тут еще могло быть дело в том, что пошиты мантии были из качественного шелка.

Гарри и Гермиона узнали в младшем из новоприбывших своего однокурсника из Слизерина — Драко Малфоя. Взрослый волшебник, по всей вероятности, был его небезызвестный в магмире отец — лорд Малфой. Люциус Малфой.

Отец и сын были окружены отчетливо ощутимой аурой власти и могущества, вокруг них словно бы распространялся запах богатства и дорогого парфюма, что сразу привлекло к платиновым особам Малфоев внимание большинства посетителей книжного магазина.

В том числе и внимание одного безбашенного парнишки, именующегося Рональдом.

И без того разъяренный Рональд отреагировал на присутствие белобрысого Драко, как бык на красную тряпку: глаза налились кровью, копыта взрывают землю, из груди вырывается злобное мычание, больше похожее на рычание, и он бросается рогами вперед.

Рядом со своим персональным врагом, этим слизистым слизнем, Рон заметил снова предателей своей беззаветной дружбы, т.е. Гарри Поттера и лохматую заучку, мисс Я-все-знаю. План, как подколоть змеюку, сразу появился в голове рыжика.

— Ага-га, это ты, Малфой! — Рон смотрел на Драко, как на дохлого таракана. В действительности, с его арахнофобией, он мог смотреть на таракана только если тот давно уже не шевелится, получив по башке тапкой. — Держу пари, ты не ожидал встретить здесь Гарри.

— Гарри? Какого Гарри, Уизел? — начал оглядываться Драко, но увидев почти рядом с собой повеселевшего Героя Магмира, вытаращился. Когда тот залихватски подмигнул — опешил. Сглотнув, белобрисый слизеринец снова обратился к рыжему придурку. — Знаешь, Уизел, я больше удивлен, что вижу в этом магазине тебя и твою семейку. Всю твою семейку!

Серо-синие глаза Драко осмотрели покрасневшую, словно помидор, сестренку однокурсника, жмущуюся к своей замыленной восторгом матери. "Живой Локхарт" в сиреневой мантии под цвет глаз, в лихо сдвинутой шляпе, доводил ведьм до обморока. Миссис Уизли исключение из этого правила не составляла.

Драко уже смеялся вслух.

— Но что я замечаю сегодня, Уизел, твой дружок почему-то не с вашей семейкой Предателей крови! — он всмотрелся в сопровождающих Поттера взрослых людей и снова отшатнулся назад. — Хотя он все-таки придурок, раз яшкается с маглами. Чем же это можно объяснить, кроме как отсутствием воспитания?

Миссис Грейнджер не удержала свою новоприобретенную магию: сила на миг вырвалась из-под контроля, обдала стоящих рядом посетителей жаром. Брови Драко опалились полностью.

— Кто тут магл, Малфой? — ядовито спросила кудрявая подруга Поттера, и невиданная молодым Малфоем костяная палочка появилась в руках гриффиндорской заучки.

Лорд Люциус Малфой рукой, в которой держал тросточку с серебряным набалдашником в виде головы кобры, отстранил невнимательного и нарывающегося на месть Драко и, кивнув головой в знак приветствия и признания сопровождающих МКВ взрослых, медовым голосом выдал:

— Простите, мисс ... — помедлил он, давая девочке возможность представиться.

Ответила ему не одноклассница Драко, а шагнувший вперед высокий, статный и ухоженный мужчина, который, судя по возрасту, мог быть ей отцом:

— ... Грейнджер, мисс Гермиона Грейнджер, сэр. А вы кто такой?

— Отец этого несдержанного неуча, честь имею представиться — лорд Люциус Малфой. У вас, я так понимаю, есть родственная связь с семьей великого зелевара, профессора Грейнджер-Дагворт, да? — глаза Люциуса с интересом разглядывали кудрявую девицу, о которой Драко прожужжал этим летом уши отца и матери.

Гарри Поттер, заметив азартные искорки в глазах аристократа, сжал руку своей девушки, выдвинул плечо вперед и посмотрел на лорда Малфоя с угрозой и чувством превосходства. Весь его вид кричал окружающим: „Моя, и никому не отдам!”

Интерес Люциуса испарился, еще не родившись.

— Допустим, — ответил неопределенно мистер Грейнджер.

Собеседник принял эту неопределенность, как должное, ибо разбазаривать налево и направо сведения о родственных связях было не принято, да и небезопасно в мире магии.

— Приятно было познакомиться, мистер Грейнджер, мадам, мадмуазель! Мистер Поттер! — сказал он, вздернул свой аристократический нос к потолку и, толкая перед собой Драко, удалился.

На стоящих чуть в стороне Дурслей он не обратил внимания, считая их чем-то столь же незначительным, как букашка у пыльной дороги.

Но инцидент этим не кончился. Там, впереди, гнев рыжего одноклассника набрал уже обороты и подталкивал его сорваться с петли. Выставив сжатые кулаки перед собой полу-профессиональным образом (видимо частые стычки с братьями столь большой численности подучили его кое-чему), Рональд бросился в атаку.

Не видя никого другого, кроме ненавистного слизеринца, он не заметил репортера, прыгающего вокуг, словно кузнечик-переростк, и испортил тому невероятно удачный кадр.

— Куда прешь, придурок? Не мешайся среди работающих людей! — рявкнул колдограф на Рона, но разбираться времени не было, репортер увидел новый потрясающий ракурс и попятился, со всей силы наступая мальчишке на ногу. — Я снимаю для „Пророка”, парень.

Рон запрыгал на одной ноге, приговаривая:

— Тоже мне, профессионал!

Локхарт услышал перебранку и поднял глаза, чтобы посмотреть кто опять перетягивает на себя внимание посетителей, законно принадлежавшее только ему, Гилдерою. Это был незнакомый рыжий мальчик школьного возраста.

Посмотрев в сторону рыжего мальчика, он встретил заинтересованный взгляд изумрудных глаз. Гилдерой всмотрелся получше — так, так, так: зеленые глаза, очки-велосипеды — нет, очков-велосипедов нет; зато темные лохматые волосы — есть; ярко-красный шрам на лбу — нет, шрама, кажется ннн ... Нет-нет, шрам, вроде, есть, но не ярко-красный, а совсем уж обычный, бледный, как у большинства обычных следов от ушибов в детском возрасте.

Гилдерой Локхарт потерял интерес к мальчикам и с притворной любезностью принял из вспотевших рук рыжей толстушки, стоящей напротив, свою самую дешевую из вышедших в печать книжек — „ Каникулы с каргой”. Из-за рукава матери на него пялилась такая же рыжая пигалица.

Гилдерой выругался про себя и посмотрел с вопросом в глаза толстушки. Та поняла, слава Мерлину, неозвученный вопрос писателя:

— Молли Уизли, напишите "Молли Уизли", мистер Локхарт. Для верной почитательницы вашего таланта, — восторженно утопая в васильковых глазах Гилдероя, промямлила, словно пятнадцатилетняя девчонка, она, тая от избытка чувств.

Ее глаза буквально его пожирали, и бедный Гилдерой не сразу приметил фамилию, названную ведьмой, но ведя пером по бумаге, он сообразил наконец — чья это супруга стелется перед ним (мысленно, слава Мерлину! Лишь мысленно). Исподлобья златокудрый волшебник осмотрел посетителей и встретился глазами со стоящим недалеко от входа Артуром.

Мгновенно посерезнев, он легко кивнул бывшему сослуживцу головой и, закончив посвящение в книжке, учтивым жестом всучил ее в руки дрожащей толстушки, после чего немедля, переключил внимание на следующую дамочку: поседевшую ведьму преклонного возраста. Его сверкающая улыбка, еще долгое время после этого дня, будет освещать ее долгие зимние одинокие ночи. Он узнал это, так сказать, из первых рук.

В последний момент, мельком посмотрев на пигалицу, идущую за своей разобиженной отсутствием с его стороны отклика на ее высокие чувства мамой, Локхарт обратил внимание на ее потрепанный вид, на изношенную, дешевую мантию, неподходящую обувь. Его осенила блестящая идея.

— Миссис Уизли! — позвал он свою обожательницу, и та с нескрываемой надеждой в глазах посмотрела на него. — Леди и джентльмены! В эти незабываемые минуты позвольте обратиться к вам с одним маленьким заявлением. Сегодня во „Флориш и Блоттс” пришла семья Артура Уизли, скромный служащий министерства магии и единственный на данный момент многодетный отец в магической Британии. Они приехали купить мою новую книгу, но ему не придется тратить деньги. Я дарю его детям все мои книги.

Зрители бурно зааплодировали.

— Это еще не все! — всучив в руки веснушчатой пигалицы груду книжек в супер-обложках. Девчонку от веса всей этой литературы понесло влево, она бы, пожалуй, даже упала, если бы ее не придержали две сильные, ухоженные руки, украшенные дорогими золотыми кольцами.

Тем временем мистер Локхарт продолжал:

— Я дарю детям Волшебного мира Британии, учащимся в Хогвартсе, самого себя! — публика молчала в недоумении. Локхарт излучал высшей степени таинственность. Он подождал целую минуту, чтобы почитательницы переварили его сообщение. — С осени я иду преподавать там защиту от темных искуств! — несколько дамочек свалились в обморок, закатив глаза. — Сами понимаете, что более подходящую кандидатуру, чем моя, директор Дамблдор не смог бы днем с факелом найти. Гыгыгы ...

От разразившегося шторма аплодисментов оконные стекла книжного магазина зазвенели.

Еще нескольких ведьм вынесли Локомотором наружу, чтобы пришли в себя на свежем воздухе.

Джиннивера неуверенно подняла голову и встретилась с взглядом насмешливых серых глаз взрослого платинового джентльмена, предполагаемо являющимся врагом ее семьи, лорда Люциуса Малфоя. Башенка книжек, которые она с трудом удерживала перед собой, синхронно задрожала вместе со всем ее телом и несколько романов скатилось прямо в руки высокого, ошеломляющего мужчины, смахивающего в сознании рыжей девчушки разве что на бога. Тот машинально открыл одну, а потом хмыкнув неопределенно, положил внутрь ее зелеварческого котла, стоящего на полу. Джинни Уизли не заметила ни заголовков книг, ни совпадало ли число вернувшихся к ней с числом попавших в руки лорда Малфоя, потому что она завороженно смотрела только на его лицо.

Джинниверу захлестнула знакомая Жажда, и она поддалась ощущениям... Пока взбешенная мама не подхватила котел и не дернула девочку за руку, и пришлось, нехотя, бежать за раздраженной родительницей, еле успевая догнать.

Зато кто-то посторонный заметил все. Даже то, что число книг, упавших на дно котла Джинниверы, было на одну больше, чем те, которые Люциус Малфой взял в руки.

Гарри и Гермиона, проследив с начала до конца всю немую сцену общения лорда Малфоя с сестренкой Рональда, в недоумении уставились друг друга в глаза.

— Гарри, — прошептала Гермиона. — Ты заметил?

— Да, заметил, — ответил бойфренд одними губами. — Он опустил в котел книжку, излучающую темный свет. Что это было, Миона?

— Непростая книжка, Гарри, и очень даже опасная. Темное излучение заметила и я тоже. Он достал ее из своего кармана и смешал с книжками Локхарта. Запомни этот свет, Гарри. Думаю, Уизли принесет подарок лорда Малфоя в школу. Надо следить за Нинь-дзей.

— Хм, — ответил бойфренд.

* * *

Вернувшиеся в Хогвартс, старшие из Ланкрских ведьм застали в замке хворающего чем-то Альбуса Дамблдора.

Что это был именно Альбус, а не сестра-близняшка матушки Ветровоск, говорили его усталые, потускневшие, синие-пресиние глаза. Он, увидев обеих профессорш, вяло поздоровался и позвал заместительницу в свой кабинет на файф-а-клок, чтобы обсудить программу и список маглорожденных первогодок.

Позже, уже в своих помещениях, матушка задумчиво расставляла новые пожитки по шкафчикам, не доверяя обслуживающему Хогвартс персоналу. Эти домовые эльфы или домовики, покороче, вызывали у нее, видавшей настоящих Лордов и Леди эльфийского народца в Овцепике, настоящее отвержение. Мелкие поганцы знали в маскировке толк. Чтобы попасть к честным людям, они могли и готовы были на все что угодно, вплоть до униженного рабского служения, лишь бы присосаться к чьей-то жизненной силе.

Там, в Ланкре, с Прекрасными созданиями, справилась опять же она, Эсмеральда Ветровоск, но здесь, в этом мире, в ее помощи, пока, не нуждался никто.

Хотя появление незнакомого домовика в доме родственников Гарри Поттера, живущего, как уверял директор Дамблдор, под кровной материнской защитой, о многом говорило. В основном — о могущественности домовых эльфов. Хорошо, что муж сестры Петунии, этот колосс отваги и геройства, смог в одиночку защитить мальчиков и обезвредить поганца.

Закончив с многочисленными свертками новых шелковых шмоток, среди которых были и несколько панталон из красного с золотыми вышивками шелка — их для себя во множестве покупала модница Гитта, но и на Эсмеральде в настоящий момент были надеты такие ... брюки — она занялась со шкатулками. Ее регулярные посещения заведений определенного направления забавлений заметно улучшили финансовое состояние ее сейфа.

Честно говоря, столько золота на одном месте матушка — а и скулящая время от времени в голове Минерва — отродясь не видела. Ей пришлось на второй неделе круиза в Париж сменить свою ячейку в французском филлиале волшебного банка на сейф повместительней.

В Монте-Карло не одно казино обанкротилось.

Но об этом матушка Ветровоск не подозревала, а Минерва еще более.

Нацепив сверкающие двухкаратными диамантиками сережки, надев новую, с иголочки, сшитую в модном парижском ателье мантию под цвет глаз, Эсме открыла окна, чтобы мог свежий воздух вынести наружу оставшийся в помещениях Минервы еще с июня тяжелый запах пожилой женщины.

Возвышающаяся посреди квиддичного поля остроконечная белая башенка приковала мгновенно к себе внимание матушки. Прежде чем подумать что-либо насчет ее, в комнату ворвалась, шумно шурша юбками, нянюшка Ягг, ака Сивила Трелони.

За ней по пятам следовал и противно мяукал черный, как самая черная и безлунная ночь, ее любимец — кот Гриббо.

— Эсме, ты видела ее? — взволнованно крикнула она и навалилась на подоконник, выглядывая из окна.

— Напоминает мне одну из историй о Черной Алиссии, — подумав немножко, сказала вдруг матушка Ветровоск. — Помнится, она заточила одну девчонку как раз в такую же башню, чтобы пить ее кровь и омолаживаться за ее счет. "Румпельштильцель" девчонку звали или что-то вроде того. У нее еще косы длинные были.

— "Рапунцель" звали, но ей удалось выбраться, — отозвалась нянюшка и пригладила свою косу.

— Да, длинные волосы никогда не помешают, — покачала головой матушка и аккуратными прикосновениями поправила свой кок. — Говорили, что это сельские легенды, но я своими глазами в детстве видела и исследовала руины этой башни!

— А не подлететь ли к башенке, Эсме? — спросила Гитта и посмотрела на сестру пытливым взглядом фиолетовых глаз. — Эсме! Ты разукрасилась сережками? Ого, ого!

— А что? Я вдова, а значит свободная женщина в поиске. Разве осуждаешь меня? — сжала губы в ленточку матушка, и Гитте показалось, что там есть намек на губную помаду.

— Кого-то наметила?

— Зачем ограничиваться одной кандидатурой? — тряхнула головой матушка и сережки весело засверкали. Из кока высвободилась длинная прядь темных волос и свернулась в озорную кудряшку. — Полетим, но не сейчас, а ночью. Нечего дергать дракона за хвост так рано.

Вдруг назойливо шуршащая на задворках мозга мысль выскочила на поверхность. Нянюшка озвучила ее:

— А школьники тоже увидят башню Рапунцель, Эсме?

Но та промолчала, только лишь подмигнув ошарашенной нянюшке.

Над башенкой внезапно заискрились разноцветные звездочки, складываясь высоко в воздухе в широкую радугу.

За алым паровозом с надписью „Хогвартс-экспресс” среди бархатно-зеленых холмов, следуя своей железодорожной трассой на север, змеей извивался хвост многочисленных, хоть и не особо длинных вагончиков поезда. Он увозил далеко цвет и надежду родительского тела и всего волшебного мира Британии, в целом, т.е., студенты всех курсов — с первого по седьмой — наилучшей школы волшебства и чародейства (потому что единственной на Туманнон Альбионе), в Хогвартс.

Проведя летние каникулы далеко от друзей, приятелей и врагов любого оттенка серого, молодежь неистовствовала и стаями бегала по коридорам, спеша общаться. Желая поделиться впечатлениями, большинство студентов врывались, даже без приглашений, во все отсеки подряд и шумно здоровались, переругивались и все в таком миролюбивом духе.

Активней всех были студенты из алознаменного факультета Годрика Гриффиндора, для которых правила поведения имели весьма иллюзорную природу. Пуще всех гриффиндорцев, вместе взятых, шныряли по отсекам двое подростков одинаковой внешности, с густой рыжей шевелюрой и самой популярной, часто встречаемой на своем факультете фамилией — Уизли. Это были студенты четвертого курса братья-близнецы — Фред и Джордж, и это было их золотое время. Урожайное время, время жатвы. За те несколько часов, пока преподавательский надзор отсутствовал, а малышня была уже собрана, они спешили заработать на своих приколах и вредилках.

Лето, пока вся семья в Норе стояла на ушах, они проводили дни напролет в сарае своего помешанного на магловских штучках отца. Там они варили зелья и изготовливали свои экспериментальные конфеты с мерзопакостной начинкой. Трансфигурировали и накладывали чары на магловские штучки, купленные отцом, и делали из них популярные вредилки, чтобы потом скинуть свою продукцию младшим курсам за звонкую монету.

Бывало, в конце учебного года близнецы делили между собой пригорошню серебра, полную шляпу бронзы и пару-тройку золотых.

А семья Уизли на ушах летом пребывала из-за неожиданного объявления профессора Дамблдора о Рождественском бале. Просидев допоздна за столом мамы Молли, он соловьем разливался, рисуя картину сказки с дочкой Джинни в главной роли.

В сказке Злая ведьма, Черная Алиссия, спрячет девочку на вершине высокой башни без окон и без дверей, чтобы... в общем, чтобы пришел прекрасный Принц на белом коне. В конце приключения — директор обещал устроить это — Принц спасет Джинни, взбираясь наверх по стене башни при помощи ее длинной, в пятьдесят локтей, косы.

И чтобы воплотился счастливый конец сказки — принц и принцесса, под аплодисментами населения замка целуются, женятся и живут до конца жизни душа в душу. Поэтому, у Джинни должна была быть та самая, длинная-предлинная коса в пятьдесят локтей.

Уходя, Дамблдор всучил миссис Уизли рецепт специального зелья для ускорения роста волос, которое должна дочка пить все лето, и шагнул в камин.

С того дня это зелье варилось непрерывно в сарае с тыквами, и каждое утро, натощак, рыжая девочка пила полную миску.

К концу лета, увидев маму с миской, Джини катила истерику.

Впрочем, истерику она закатывала по всякому законному и незаконному поводу. Например, она начисто отказывалась иметь дело с любым принцем, будь тот на белом или на черном коне, если он не называется Гарри Поттером и не является Героем всея волшебного мира.

Резкие, полные обидных слов замечания старшего брата Рональда, что зеленоглазый выскочка и магловский выкормыш уже занят одной лохматой занудой и зазнайкой, Джинниверой начисто игнорировались.

* * *

Потом, неожиданно в предпочтениях девочки наступили разительные изменения. Об этом стало известно семье Уизли во время ужина, через несколько дней после посещения презентации новой книги Гилдероя Локхарта. Неожиданно во всеуслышание она объявила, что готова смириться и отказаться от своей незрелой детской влюбленности, потому что уже переключила свое внимание на лорда Малфоя. Люциуса Малфоя.

Глава многодетной семьи пережил немало в своей супружеской жизни с уроженицей семейства Прюэтт, славившегося вспыльчивостью. Его око не дрогнуло, когда Молли родила мальчиков-близнецов вместо желанной дочки. Появление шестого сына его колыхало, как прошлогодний снег, настолько извели его Фред и Джордж своими ребяческими выкрутасами. Горячо желанная дочка своей гномьей мордочкой растрогала его. Ее визгливые причитания о своем будущем в качестве миссис Поттер настораживали горемычного отца, но не настолько, чтобы встревожиться всерьез.

Теперь же... ее утверждение, что... Мерлин Великий!.. ей приглянулась эта дряхлая, белобрысая, пожирательская змея, Малфой — и не младший, который Дракон, а сверстник самого Артура. Это утверждение чуть не свело горемычного отца преждевременно в могилу. Артур схватился за сердце и пошатнулся назад, еле глотая воздух. Кондрашка стучала на пороге.

А потом разразилась буря — Молли накричала на Артура, Джинни ревела в три ручья, Рон стал копировать отца и задыхался, потому что забыл дышать. Потом Артур, придя в себя, начал ругать дочку, называя ее безмозглой дурындой, дочка продолжала реветь в три ручья. Близнецы тоже ревели, но от смеха и падали со стульев. Самый старший из присутствующих в Норе сын — Перси — староста и отличник выпуска, бился головой об столешницу, делая на поверхности дерева заметное углубление.

Джиннивере запретили произносить вслух имя Того-белобрысого-негодяя.

Она решила выплакать свое горе в Дневнике, который нашла среди книг профессора Локхарта. Девочка надеялась, что тетрадь из дорогой, высококачественной бумаги и с красивым черным переплетом неслучайно оказалась в стопке романов. И что эта тетрадь — тоже подарок ей от писателя с золотистыми локонами. Джинни собирала смелость при первой возможности поблагодарить его за все.

* * *

Рональд был не прочь присосаться к прибыли братьев-близнецов в поезде, или хотя бы, к Блеску и Славе, идущих рядом с Героем магмира. Но во время поездки старшие братья отбыли зарабатывать в одиночку, оставив сестру Джинни под присмотром Рона. Слава Мерлину, что пришла подружка сестры, соседская девчонка Полумна Лавгуд, и утащила Джинни в свое купе.

Оставшись в одиночестве, Рон призадумался. А призадумавшись, до Рона дошло, что честно говоря, он не понимает капризов своей сестры. Был бы он, Рональд, девочкой, эээххх... для начала, надобности в рождении Джинниверы не было бы. А он пил бы, не мисками, а галонами то противное зелье ускоренного роста волос. И ни о каком слизистом слизне не мечтал бы, был бы тот хоть лорд Малфой. Зачем, ответьте, пожалуйста?! Зачем ему, Рональду Уизли, этот поганный скользающий пожиранец, Люциус Мальфой, скажите? Да ни за чем. Впрочем, никакой мужик Рональду был не нужен, бааа... бы.

Но, уж бааабы — дааа, бабы ему нравились. Была бы здесь, в его купе, наедине с ним, хоть какая-либо баба, преподавательница по Прорицанию, например... профессор Трелони — вооот, это настоящая баба и все при ней: сиськи, губки, зад...

Мдааа... Хорошо, что в купе с Роном, никто не ехал.

Некоторое время спустя мысли мальчика вернулись на круги своя и начали с того места, с которого отклонились в неожиданную колею.

Рон подумал о том, что дорогу воплощения его мечты о Славе, Богатстве и Успехе пересекла черная... эээ, каштановая кошка, которая сегодня держала шрамоносный, секретный ключик его Счастья за одной из запертых заклинанием дверей в вагоне Гриффиндора. Он заметил их пару вдалеке — они шли рука в руке, ухоженные, обновленные — в толпе, среди стаи родственников, некоторые из которых оказались не совсем маглами, а латентными волшебниками. Прежде чем он успел их окликнуть, чтобы они его подождали, бывшие друзья, из бывшей Золотой троицы, скрылись из виду, а ему близнецы и Перси навязали сестру на шею.

* * *

Распределяющая шляпа отправила обросшую длинной до пояса рыжей косой Джинни Уизли на Гриффиндор. Она сочла это знаком судьбы и бодро поспешила присесть напротив своего Кумира. Присев, начала строить тому глазки.

Маграт-Гермиона, заметив наглые манипуляции Нинь-дзи играть в гляделки с ее же бойфрендом, прижалась к нему и стала шептать тому что-то на ушко.

Сколь ни пялилась Джинни на Гарри Поттера, тот не проявлял интереса — наверняка тому виной перешептывания с липнувшей к нему грязнокровкой. Навострив ушки, рыжая первокурсница прислушалась к разговору. И совсем не обрадовалась подслушанному.

— Спокойно, Миона, я начеку, — прошептал МКВ своей подруге и легконько сжал ее вспотевшую ладошку рукой. И сменил тему. — Скажи, почему в книжном магазине Люциус Малфой приглядывал за тобой?

Рыжая с ненавистью прищурилась.

— Ничего ты не понял, Гарри, — засмеялась Грейнджер. — Он раздумывал — не подойду ли я его семье в качестве невестки.

Джинни засопела, пытаясь привлечь к себе внимание Кумира. Но тот, кроме своей подружки, никем не интересовался.

— Невестка? Какая невестка, Миона? Я никому тебя не отдам! — возмутился Гарри, и к ним стали прислушиваться не только соседи из собственного факультета, но и близсидящие рейвенкловцы. — Лучше давай присядем рядом с Невиллом, посмотри какое интересное растение принес он с собой в школу!

И назло Джинни эти двое синхронно встали и не оглядываясь, удалились к концу гриффиндорского стола. От преподавательского стола три пары глаз проследили их движение.

Пара усталых синих глаз, полных обреченности и примирением, смотрели на свое оружие, которое злой рок, в лице троицы инопланетных ведьм, выбил из рук. Кудрявая выскочка факультета Годрика Гриффиндора была самой опасной из всех, потому что владела Палочкой.

Палочкой и не одной, и не самой ординарной из всех, владел и он, Альбус Дамблдор, но в настоящий момент не мог ни одной, ни другой в полной мере пользоваться. А это сказалось не только на его мощи, но и на здоровье. Старел Альбус не годами, не днями, а часами, как ему казалось.

Вторая пара — пара угольно-черных глаз, смотрели за парой с ненавистью. Но смотреть по другому на отпрыска школьного врага и успешнего врага на любовном фронте, от профессора Северуса Снейпа не ожидалось. И он не переусердствовал в этом.

Васильковые глаза профессора по Защите от Темных Искуств, Гильдероя Локхарта, проследили за темноволосым, зеленоглазым второкурсником расчетливым взором. Он думал позвать или не позвать фоторепортера в Хогвартс? Завтра утром или после обеда? Для того, чтобы провести совместную с МКВ фотосессию.

Невилл сидел, выставив рядом с собой небольшой глинянный горшок с ростком цветка невиданной уродливости, и застенчиво улыбался друзьям. Однокурсникам он порадовался, с удовольствием подвинулся на скамье, чтобы те могли удобно присесть рядом, и начал им о чем-то вдохновенно рассказывать.

Джинни заскрипела зубами.

Невзначай рядом с ней плюхнулся какой-то маленький светловолосенький пацан, представился: „Здравствуй, я — Колин Криви” и стал сорокой трещать, задавая один за другим тысячу вопросов и не дожидаясь ответов.

Да девочка и не думала отвечать этому никчемному ребенку.

* * *

Вечером в гостиной красно-золотого факультета, недалеко от прижавшихся друг к другу на диванчике перед камином и перешептывающихся между собой Гарри и Гермионы, на жестком табурете сидела та же рыжая первокурсница, Джинни Уизли. В дрожащих от волнения руках она держала черную магловскую тетрадь и царапала в ней гусиным пером.

„Он на меня ни разу не посмотрел, Том. От лох... ох, она не лохматая, очень даже ухоженная, вот, от этой зубрилы он ни на шаг не отдалялся, все липнет к ней, держит за ручку, смотрит ей в глазах. А я ...”

Пока девочка дописывала предложение, первые слова исчезали, словно бумага пила чернила. Когда она закончила свои жалобы, лист уже был чист, словно не тронутый человеческой рукой.

Прошла целая минута.

На желтоватой бумаге стали выступать написанные незнакомым почерком слова.

„Не надо переживать, Джинни. Гарри Поттер не единственный парень в деревне, да?”

„Но я его люблю с самого детства и мечтаю выйти за него!”

Этому изъявлению понадобилась пауза длиннее прежней, прежде чем ответ появился на лист.

„Тебе не надо ограничивать свой выбор только на одном кандидате, Джинни. Осмотрись, возможно тебе понравится еще кто-то”.

„Мне понравился лорд Малфой, но я слишком маленькая для него...” — начала она, но ответные слова стали появляться прежде, чем написанные ею впитались в бумагу, и она остановилась.

„ Кто, кто тебе понравился? Повтори!”

„Лорд Люциус Малфой”

Молчание продолжилось некоторое время, и Джинни занервничала. Наконец слова стали появляться.

„Девушкам свойственно останавливать свой взгляд на недостижимых целях. Посмотри ближе, найди кого-то, более подходящего по возрасту”.

„Неужели в качестве суженного предлагаешь мне кого-то вроде себя, Том?”

„Все возможно, Джинни. В мире магии возможно все. А теперь, закрой дневник и иди в спальню спать. Утром надо хорошо выглядеть. Спокойной ночи.”

„Бай, Том!”

* * *

Джинни Уизли медленно и вкрадчиво двигалась по коридору ночного Хогвартса, избегая ступать на освещенные луной участки пола.

Здесь, в школе, луна была ближе. Или, хотя бы, так оно выглядело. Норой спутник Земли предпочитал любоваться издалека, чтобы не мозолить глаза той нелепой конструкцией досок, камней и магией. Над замком школы луна выглядела значительно больше и, почему-то, налилась оранжевым цветом. Оранжевый был любимым цветом Джинни Уизли. Спросили бы кто-нибудь, какой цвет предпочла бы она в качестве униформы факультета Годрика Гриффиндора, она без колебания сказала бы „оранжевый”.

— Вылитая тыква, — заметила она и поставила на пол ведро крови, которое притащила от хижины Рубеуса Хагрида. Куры, не пикнув, погибли от руки опытной деревенской девчушки. Была бы в себе, она постаралась бы отправить домой, в Нору, тушки птиц, чтобы мама Молли не потчевала отца только луковым супом.

Но ею владело чужое, холодное, как ледяной осколок, сознание и приказывало действовать.

Стена напротив женского туалета ей понравилась с первого взгляда в качестве полотна для своей миссии. И она, смоченной в крови, сделанной собственоручно щеточкой из хвостовых перьев тех же куриц, начала писать по белой стене.

«ТАЙНАЯ КОМНАТА СНОВА ОТКРЫТА ТРЕПЕЩИТЕ, ВРАГИ НАСЛЕДНИКА!» — писала она, имея в виду только одну конкретную особу, а именно — Гермиону Грейнджер.

За спиной обезумевшей рыжей девочки, глаза которой светились красноватым светом, на скобу для факела была подвешена за хвост окоченевшая кошка школьного завхоза — миссис Норрис. Ее выпученные глаза поблескивали в лунном свете, как латунные пуговицы.

Джинни писала и не замечала тени, пересекающие светлые пятен лунного света на полу коридора. Ей нравились стекающие капли чернеющей крови.

Том был доволен ею, когда ночью, перед сном, рассказывал ей что надо делать, чтобы отомстить врагине.

Том снился Джинни почти каждой ночью — темноволосый, красивый. Он принадлежал только ей, Джинни, она дорожила его вниманием. Не намеревалась делиться им с кем-либо еще.

Он учил ее шипеть.

* * *

Троица Ланкрских ведьм кружили на метлах вокруг белой, гладкой и без каких-либо проемов башни. Верхушка заканчивалась большой обставленной плитами террасой, вокруг круглого помещения.

— Неужели Лилит задумала призвать дух Черной Алиссии из Подземельных измерений? — спросила нянюшка Ягг.

Маграт делала петли в холодном воздухе и мелькала изредка на глазах целенаправленно летящими сестрами.

— Не знаю, она со мной не поделилась всеми тонкостями феекрестничества, но ее мысли я в своей голове читаю. Она готова хоть в огонь шагнуть, но закончить скорее задуманное, вне зависимости какой кавардак за собой оставит, — говорила матушка, оглядываясь.

— А как ей помешать? — недоумевала нянюшка.

— Только одним способом, Гитта. Надо самим устроить свою сказку.

— И кто будет девушка Рапунцель, неужели Маграт?

— Ты о себе думаешь, Гитта? Хахаха, да какая же из тебя Рапунцель, дорогая ... Да ты же, да у тебя же ... — смеялась матушка и вместе с метлой тряслась в воздухе.

— Эсме, Эсме! Все это мы оставили там, за собой. Здесь мы другие, моложе, особенно я. Но и ты, вроде, ничего. Воот. Но, если доставить сестре радость, и представить меня в роли Рапунцель тебя коробит, Маграт всегда в готовности отдавить каблуком по Джи-не-вере.

Матушка взлянула вниз. Поле для квиддича казалась лоскутным одеялом, по середине темнеющего до горизонта Запретного леса .

— Мы уже целую ночь летим, вся задница в занозах, — добавила нянюшка и крикнула третьей сестре. — Маграт, не петляй, как пьяный мотылек, надо возвращаться!

— Хорошо, хорошо.

Ведьмы собрались в треугольник из темных теней и заскользили к открытым окнам помещений декана факультета Гриффиндор.

— Могу предложить в качестве испольнительницы роли Черной Алиссии пригласить госпожу Гоголь, — крикнула напоследок нянюшка и скользнула в темный проем окна.

За ней летучими мышами гигантских размеров влетели и остальные две ведьмы из Ланкрского кружка.

После посиделок с сестрами, Маграт-Гермиона возвращалась в гостиную факультета, где, как она ожидала, уже по старой привычке ждет бойфренд, не в состоянии спокойно заснуть до её возвращения.

Но на этот раз он не посиживал на диванчике, а взлохмоченный пуще обычного, мерил помещение широкими шагами и пыхтел от нетерпения. Услышав, что входная дверь открывается, он застыл на месте, уставишись на проем в ожидании.

Девушка не успела перешагнуть за порог, как ее подняли на руки и внесли внутрь.

— Гарри! — пискнула она тихо, — поставь меня, пожалуйста, я могу и сама передвигаться.

Она изображала недовольство, но ей было забавно и приятно, что тот так за неё беспокоится.

— Герми, брось купол тишины над нами, — шепнул бойфренд, пока нес ее к диванчику у камина. Гермиона насторожилась, но просьбу парня немедленно исполнила, понимая, что он неспроста захотел уединения.

— Флафи меня предупредил, что по трубам замка передвигается царь-змей, василиск. Кто-то пустил на волю василиска, Герми, и я за тебя боялся! И после сегодняшнего происшествия на третьем этаже ...

— Какое происшествие, Гарри? — не поняла Гермиона. Она после обеда, вместе с нянюшкой и матушкой, заперлась в гадальном зале Сивиллы Трелони, в подробностях продумывая будущие действия по саботированию устраиваемого на територии Хогвартса представления Лилит.

А потом, как три дуры, не воспользовавшись чарами невидимости, летали вокруг белой башни посередине квиддичного поля, не думая, что кто-то может их заметить. Но студенты башню ведь не видят? Это означало только одно: на все сооружение наложена феекрестническая магия. Или не-феекрестническая. Вряд ли Лилит стала бы церемониться, если могла бы в теле директора управлять своей белой палочкой.

Значит, директору надоело сожительствовать в одной башке со зловредной госпожей де Темпскир, и он всячески содействует, чтобы та поскорей отбыла к чертовой бабушке. Т.е., в свою Орлею.

— На стене напротив женского туалета нашлась кровавая надпись, что-то вроде: „Тайную комнату открыли, трепещите враги Наследника”, — рассказывал Гарри, пока Маграт-Гермиона думала о своем. Слова бойфренда сразу вывели ее из высоких эмпирей и приковали внимание к рассказу. — Все начали вещать, что речь не о каком-нибудь простом наследнике, а именно о наследнике Слизерина. Я узнал позже других о происходящем, потому что был тем временем у Локхарта на фотосессии.

— Что-то подозрительное? — округлив глаза спросила девушка.

— Я, пока шел сюда, слышал странное шипение, какие-то слова... Перед туалетом Плаксы Миртл встретил толпу учеников и преподавателей, которые гадали, что все это значит. Аргус Филч выл белугой о своей любимице, миссис Норрис. Постоял, послушал и отправил Флаффи на разведку, отпустил его прямо у дверей женского туалета. Никто меня не заметил. И пока директор и профессора распрашивали, кто что видел, Флаффи вернулся. Я сразу отправился подальше от толпы испуганных студентов, и там он рассказал то, что узнал.

Девушка задумалась. В Хогвартсе становилось слишком опасно — то директор/исса затеивала сказку с первогодкой в качестве главной героини, то незнакомец освобождал незнакомое, ХХХХХ — степени опасности, существо... А на защиту обычных студентов некому прийти — профессора не те. Взять, например, того же преподавателя по ЗОТИ. На первый взгляд — нормальный волшебник, хоть и в некоторой степени избалованный женским вниманием, но хотя бы герой. Маграт-Гермиона не читала его книги, не было времени на все, но от остальных девушек одни только восторженные отзывы о геройствах профессора Гилдероя Локхарта и слышались. Вампира победил, вервульфа, каргу — что там простой василиск?

Но, с другой стороны, ее впечатления от уроков весьма негативные. Короче, новый профессор щеголял улыбкой, прической; красочными, пуще директорских, мантиями, но не этим, надеялась девушка, должен был впечатлять их Локхарт. Она ожидала от него новые знания, а не новинки модного покроя плащей.

Пора было взять вожжи управления школы в свои руки.

* * *

Матушка Ветровоск шла в директорскую, поговорить с Альбусом насчет нового преподавателя по ЗОТИ. Студенты всех курсов ее факультета жаловались, что он все время принуждает цитировать избранные пасажи своих произведений и ничему стоящему их не обучает. Минерва в голове вякала, что вряд ли Альбус пригласит преподавать в Хогвартсе неумеху, но сестра Маграт угрожала превратить Локхарта в садового гнома, хоть на некоторое время, чтобы образумить его.

Маграт матушка верила больше, чем Минерве.

Перед горгулей матушка спохватилась — а не напорется ли на свою сестру-близняшку в директорской, но в последний момент махнула с рукой. „Была, не была!” — сказала она себе и назвала пароль.

— Липучие тянучки.

Пароль не менялся уже более полугода.

Как она и боялась, с осунувшегося лица Альбуса Дамблдора на посетительницу насмешливо смотрели изумрудные глаза Лилит де Темпскир.

— Ну? Привет, Эсме. Встретились, наконец, лицом в лицу, не прячась за масками, — немощным стариковским голосом поздоровалась она.

— Привет, сестренка! — засмеялась матушка, тряхнув головой, и брильянтики в сережках замерцали. Лилит уставилась на наряд сестры, и зеленая зависть отразилась на лице дряхлого старика. — Вижу, ты, наконец, получила сторицей за все; застряла тут по уши в дерьме.

— Скажи, Эсмеральда, почему вы тоже здесь, все трое, вкупе?

— Потому что наша помершая сестра, Десидерата Жалка Пуст, заставила нас последовать за тобой пре-непременно.

— И, как, прости, узнали ее волю?

— Она оставила нам палочку и все свои тетради с записями. Она нас предупредила.

Госпожа Лилит де Темпскир встрепетнулась, и внутри старческого сердца зародилась и затлела надежда спасения. Жалка Пуст была та еще дуреха, но видения у ней были ого-го!

— Про что?

— Про то место, куда ты отправилась. Про Хо-гв-артса. Жалка Пуст написала, что ты устроишь там декаданс.

Улыбка на лице Минервы МакГонагалл выглядела приклеенной. Матушка в ее теле молчала, потому что ее стали одолевать раздумья. Она не была уверена в значении слова „декаданс”, не допускала даже мысли о том, что преподавателям придется к Рождественскому балу научить студентов какому-нибудь там „десятичному танцу”.

Минерва обычно в случай неуверенности матушки встревала со своим мнением, но на этот раз даже она не больно доверяла писменному слову. Им обеим казалось, что слово „декаданс” должно ассоциироваться с чем-то таким, что делают люди за плотными, хорошо задернутыми шторами.

— Что еще пишет в своих записях сестра Десидерата? — поинтересовалась госпожа Де Темпскир.

Матушка вынула из внутренного кармана темно-синей парчовой мантии свою копию записей сестры Пуст — бумажные листы, собранные металлической спиралью. Она зарылась в толстой стопке, уделяя внимание каждой странице. Наконец, она нашла нужную запись и зачитала, запинаясь из-за неразборчивого подчерка:

— За-кулисной прави-тельницей Хог-варт-са является Л.В., это Лили Ветровоск, а не Лорд Волдеморт! — прочла матушка, — и правит она в теле директора, Альбуса Дамби-пи... аааа, Дамби-ли-дора. Вабще-то, он сам не очинь хароший челавеком, хотя, по-мойму, и не таким плохим, как Л.В. Оба они у-твирждают, что хотят сделать Волшебный мир у-галком Мира и Щастья, но оба тварят Зла ва имя Мира и Щастья. Но, каридоры будут чисто у-браны, а все Топоры остро от-точены. Сив. Тр. — будущая амур Принтца. Джи-не-веру надо астанавить, иначе по каридорам заползет Ужас Подземелья и многие станут аки мраморные статуи. Палочка сменит хозяйку. Балотная магия г. Г. не поможет вернуться, но поможет зеркальная магия, патамушта все — сплашное Атражение. Ищите зеркало Еиналеж.

— Эсме! — окликнула Лилит сестру.

— Шшшто? — встрепетнулась задумавшаяся матушка Ветровоск.

— О какого амура пишет Жалка? И которая палочка сменит хозяйку?

Матушка ненавидела свою сестру-близняшку, но восхитилась остроте ее ума — как всегда, та попала в яблочко.

— Ничего особенного, Лили, просто некая метафора. А ты знаешь, где находится зеркало Еиналеж?

— Знаю! — госпожа де Темпскир тоже оценила осторту ума своей сестры — та тоже не промахивалась. — Эсме, — вдруг голос стал умоляющим, — нам надо собраться перед зеркалом, нам — всем сестрам из Овцепика, чтобы вернуться обратно.

— Ты этого хочешь, Лили? Вернуться?

— Да! Да! Да! — ввизгнул она. — Хочу обратно, в Орлею. В мое холенное женское тело, к моим шелковым нарядам, к мужикам. Я к мужикам хочу, а не самой быть мужиком, Эсме!

— А зачем ввязалась в это дело с Рождественским балом и сказкой?

Сморщенные веки прикрыли искрящие изумрудные глаза Лилит.

— Нечаянно получилось. Обещала. Я ведь Крестная фея. Однажды сделав обещание, должна его воплотить.

— А, — угрюмо отозвалась матушка, — понятненько! Ох уж мне эти метамфоры… — она снова открыла стопку бумаг и продолжила читать. - Если што-нибудь и можно сделать, то скарее всего ва время карнавала, в ночь, лижащую на полпути между Живыми и Мертвыми. Тогда валшебство насищает воздух, - следующее предложение она прочла про себя. - Если Л.В. вабще уязвим, то эта самый падхадящий момент, поскольку карнавал он ненавидит больше всего на свете... — Матушка замерла в недоумении. Кто такой этот Л.В.? — И как ты это устроишь?

— Карнавал устрою, чтобы Король и Королева ...

Потайная дверь за спиной сидящего за столом Дамблдора медленно приоткрылась и оттуда вышел, вышло... ?.. хм, скорее — вышел, во всем черном, невысокий молодой инопланетянин с огромными выпученными глазами, и тут же, не мигая, принялся осматривать женскую особу — Минерву — перед собой.

Широкий рот с очень тонкими губами открылся, словно разрез на лице и пришелец медленно произнес:

— К’ва-к’ва-я кх’ра-сх’ивая не-‘хве-ста!

Матушка отшатнулась назад и рявкнула:

— А-а-а, что это такое?!

Лилит чуточку повернула бородатую голову и сокрушенно ответила:

— Принц.

— Какой еще принц?

— Тот, который. Это дюк Трэвисс.

— Лили, ты сдурела. Какой еще дюк?

— Дюк Трэвисс, который спасет Рапунцель от Черной Алиссии.

Даже Маграт знала о Черной Алиссии. Она считалась величайшей из всех когда-либо живших ведьм — не очень-то злой, но столь могущественной, что разница становилась практически незаметной. Когда речь шла о том, погружать в сон целые дворцы с курами вместе или заставлять принцесс прясть солому, превращая ее в золото, никто не справлялся лучше Черной Алиссии.

— Однажды я повстречалась с ней, — сказала Лилит, — знала она зеркальную магию. В то время она стала довольно эксцентрична, делала пряничные домики, заманивала детей в них... и прочее в том же духе.

— Видимо, это было прежде чем двое из этих детишек засунули Алиссию в ее же собственную печь? — невинно спросила Эсме, поправляя складки дорогой мантии.

— Точно. Прискорбное дело, потому что она, на самом деле, никого не ела, - уточнила госпожа де Темпскир и звякнула колокольчиками, вплетенными среди кудряшек бороды. — Или, во всяком случае, почти никогда и редко кого. Только слухи такие ходили, и я ни при чем.

— Вот так обычно и случается, — фыркнула матушка Ветровоск. — Нельзя увлекаться феекрестничать, потому что запутаться в сказках можно. В конце концов, сказки тебя одолеют.

Матушка несколько раз хлопнула зелеными глазищами, еще раз осмотрела чудище в черных бархатных панталонах и, кое-как собравшись с последними осколками разума, добавила:

— Натравлю на тебя Маграт Чесногк, Лили. Она тебя прикончит, воскресит, прикончит... и так несколько раз, пока не вправит тебе мозги.

— Она прямо так и сказала? — не переставала удивляться нянюшка, заставляя матушку снова и снова повторять рассказ о встречи с сестрой-близняшкой, Лилит де Темпскир. — Что превратила жабу Невилла Лонгботтома в будущего Принца для Джи-не-веры? Тревора в Дюка Трэвисса, да? Мдааа, Маграт будет в феерии ...

— У Маграт свои же планы, — ответила матушка, продолжая разглядывать себя в зеркале, вычурно разукрашенном блестящими камушками Свароффски — как она назвала их. — Не забывай, что она сама Фея-крестная и может такое замутит...

— Уж, не становится ли наша младшая сестра слишком тщеславной, Эсме?

— Не Маграт должна нас заботит, Гитта Ягг, а моя сестра Лили. Чует сердце, что неспроста зовет всех нас перед зеркалом Еиналеж, я так думаю. Предчувствие мучает меня, Гитта. Знаешь, Лили — она только с зеркалами по-настоящему счастлива. В этих самых зеркалах она как хочет вертит судьбами людей, воплощая для них сказки.

Матушка ткнула палочкой в зеркальную поверхность, откуда на нее смотрело ее отражение.

— И в доме сестры Дезидераты она тоже за мной следила — как раз перед тем, как пришла Маграт. Думаешь, мне приятно видеть в собственном зеркале отражение кого-то другого, хоть сестры? Я только здесь действительно свободна.

— В зеркальной магии ничего дурного нет, — сказала нянюшка Ягг, заплетая свои заметно подросшие волосы в косу. Коса доставала уже до подола шелковых юбок. — Я и сама проделывала, в молодости конечно, всякие забавные штуки с зеркалами.

— Знаешь, она пользуется не одним зеркалом, даже не двумя, а восемью. И попарно разположенными. А посередине создала болото, в котором ночью плескается Дюк Трэвисс.

— Ого!

— Ага!

Матушка засмотрелась в серебряную поверхность зеркала, из темных глубин которого смотрело ее... ааа, лицо Минервы.

Лицо Минервы ей начало с каких-то пор нравиться. За то время, пока она пребывала в теле бывшей воблы, оно заметно похорошело. Нет, не думайте, что оно округлилось или выражение строгости на лице смягчилось — не-е-ет. Оно оставалось суховатым, тощим и суровым.

Но матушка Ветровоск из Овцепика знала толк в деревенской магии, в отличии от преподавательницы с полувековым стажем в школе, где год за годом повторяла одни и те же вещи, не интересуясь ничем другим, кроме трансфигурации. А в магии есть много, много чему поучиться, что узнать и чем воспользоваться; например, тем же Омолаживающим зельем.

Варилось оно с огромным успехом госпожой Гоголь на пару с Петунией в Литтл Уингинге. С добавлением капельки элексира жизни, благодаря Маграт-Гермионе и ее бойфренду, Гарри Поттеру.

Разбавленный вариант этого отвара, под видом прекрасно пахнущего крема для лица, шеи и декольте, нашел хороший спрос у выбранных клиенток одной Лондонской стоматологической клиники, где зубным врачом работала д-р Эмма Грейнджер.

Матушка, не забывая о пожилом возрасте своего нового тела — г-жи профессор МакГонагалл, имя которого не стыдилась нести — пользовалась концентрированной модификацией крема сестер из Литлл Уингинга.

Захват мира шел полным, хоть пока и тихой сапой, ходом. Порой, матушке Ветровоск казалось, что возникни у нее желание править Миром, и она сможет легкой рукой заставить людей лечь в пыль и биться судорожно головами в приступе религиозного экстаза перед ней. Зачем бы ей — вот, вот с этим предстояло разобраться.

— Кстати, а где Маграт?

— Феекрестничает, должно быть, — ответила нянюшка, забирая из рук матушки зеркало, чтобы полюбоваться собой. — Мол, не нуждается она в нашей помощи.

Обе ведьмы игриво захихикали.

* * *

Тем временем у Грибо были неприятности.

Если пучеглазое человекообразное в черном фраке, горделиво марширующее по берегу Черного озера, можно назвать неприятностью. Грибо следил за ним давно и удивлялся, что многочисленные человеческие дети-маги, не замечают ежедневные прогулки чудного существа.

Выглядело оно, вроде бы, нормально. Для человека.

Двигалось оно на двух ногах, верхние конечности были где-то длиннее обычного, но в красоте людей Грибо не разбирался.

И могло оно говорить.

Но пахло странно, влажной тряпкой, и шлепало длинными босыми ступнями, как мартышка.

Черному коту хотелось на него напасть. Стремление атаковать ощущалось всеми чувствами Грибо, но он воздерживался. Мало ли чего можно было ожидать от этого уродца?

Обычно оно уходило в замок далеко до захода солнца.

На этот раз что-то изменилось и существо задержалось у озера, трепеща от нетерпения. Словно боялось, что кто-то в замке спохватится его отсутствия и бросится искать. И найдет его здесь, на грани переезда через черту преступного намерения.

Солнце медленно скрылось за темнеющей стеной из деревьев Запретного леса. Воздух по-прежнему был заполнен звуками лесных животных, но все они как бы удалились. Тишина пришла и заняла их место.

Грибо огляделся.

По-осеннему голые кусты и деревья, растущие по краям обрыва, в основаниях которого плескались волны холодной уже воды, стали выглядеть, как костлявые старухи. Он притаился и продолжил наблюдение за существом.

Стой, куда оно ушло?

На берегу темнела опустевшая куча черных одеяний, а само оно куда-то запропастилось.

Грибо, прижавшись к земле, стал медленно и очень внимательно подползать к кучке одежд, принюхиваясь, как некая мерзкая собака. Но, подозрительный пучеглазый уродец оправдывал эту деградацию методов слежки.

Брррр, да чего противно пахнет не-человеком!

Кот припомнил еще одну странную встречу недавно, где снова почуял неправильный запах — запах не-крысы. Издали по коридору бегала настоящая, жирная и вкусная на вид крыса, заметив которую Грибо бросился вдогонку. Однако поймав ее рефлекторно, сразу и с омерзением отпустил — от неё несся удушливый запах человеческого мужчины.

Одежды уродца тоже пахли мужчиной. Грибо фыркнул и брызнул поверх одеяний, смотря на пялившегося из воды жаба. Потом подумал немножко и поссал, чтобы наверняка.

Воздух становился все более плотным, как это обычно случается перед грозой.

* * *

Мисс Гермиона Грейнджер и ее бойфренд Гарри Поттер, известный в волшебном мире под прозвищем МКВ, передвигались по ночным коридорам Хогвартса, скрытыми под мантией-невидимкой. Далеко впереди маячила цель — рыжеволосая сестра Рона Уизли и заноза в заднице мисс Грейнджер, по совместительству. Джинни Уизли, с партизанским именем Нинь-дзя.

Она шла, спя на ходу, в известном только ей направлении. За ней волочилась ее толстая, сплетенная из рыжих острых волос коса и подметала пол, собирая любой мусор, который потом волочился следом. Гермиона с трудом сдерживалась, чтобы не захихикать вслух и не разрушить всю конспирацию.

Несовершеннолетняя авантюристка, дойдя до некой двери с левой стороны коридора, резко повернулась к ней, открыла и вошла в помещение.

— Это туалет Плаксы Миртл, — прошептал бойфренд Гермионе. — А это означает, что она освободила василиска из подземелий.

— Что будем делать? — так же шепотом спросила кудрявая девушка.

— Подождем. Вдруг, в ее намерениях этой ночью не натравливать змею, а что-то другое...

Мисс Грейнджер легонько сжала ладонь Гарри и приготовилась ждать.

Как оказалось, Гарри был прав — рыжая быстро вышла, неся с собой какое-то ведро и щетку на длинной ручке. Этой щеткой она стала что-то писать на стене, напротив входа в туалет Миртл. Закончив, она пнула пустое ведро и так же двигаясь в трансе вернулась обратно в сервисное помещение.

— Следуем за ней? — спросила бойфренда мисс Грейнджер.

— Хм, не знаю. Давай закроем дверь туалета Колопортусом, чтобы василиск не смог бы выползти наружу и отбываем к башне.

— А Нинь-дзя?

— А что Нинь-дзя? — усмехнулся бойфренд, входя в тон подруги, — Нинь-дзя, видимо, знает толк в зверюге, сама с ней справится. Сколько раз уже ползал василиск по коридорам? Это она его выпускала, трое учеников лежат из-за неё каменными статуями в Больничном крыле, а ей хоть бы хны!

— Ладно, не переживай. Я поняла все. Не наше это дело оберегать чужих сестер с таким незатихающим аппетитом к чужим бойфрендам, — отмахнулась мисс Грейнджер и последовала за своим Гарри, после того как тот наложил на дверь женского туалета Колопортус.

Утром, отправляясь на завтрак, Гарри и Гермиона увидели на третьем этаже толпу студентов всех четырех факультетов, шумно обсуждающую новую надпись на стене злополучного туалета Плаксы Миртл:

ЕЕ СКЕЛЕТ БУДЕТ ЛЕЖАТЬ ВЕЧНО В ТАЙНОЙ КОМНАТЕ

Маленький профессор по Чарам, Филиус Флитвик, заливался слезами. Мадам Хуч, стоящая среди студентов, воскликнула:

— Кто бы мог подумать? Джинни Уизли, да она ведь чистокровная?

Рон Уизли, не произнося ни звука, сполз на пол.

С другого края коридора, сияющий, как всегда, появился профессор Локхарт. По-видимому, он не замечал, что присутствующие смотрят на него не то с ненавистью, не то с отвращением.

— Вот, наш специалист по Защите прибыл! — выступил вперед Северус Снейп и скорчил постную мину. — Локхарт, монстр похитил девочку, утащил ее в Тайную комнату. Только вы, коллега, в состоянии справится с монстром, докажите, какой вы герой!

Локхарт побледнел.

Гермиона захихикала в горсть, скрестив взглядом с бойфрендом.

— Я?.. Ну-у-у... я... — залепетал Локхарт и отступил на шаг назад.

— Ну да! — воскликнул повеселевший Флитвик. — Вы меня не далее как вчера уверяли, что знаете и где находится вход в Тайную комнату, и кто такой Ужас Подземелья. Я не вас имел ввиду, коллега! — поправился он, повернувшись к декану Слизерина.

Снейп скорчил постную мину.

Студенты стали посмеиваться, смотря то на декана зеленого факультета, то на декана Рейвенкло. Преподаватель по ЗОТИ оглядывался в поисках пути отступления.

— Я? Уверял в-вас? Что-то не помню такое... — стал заикаться Локхарт.

Мисс Грейнджер почувствовала, что Гарри толкает ее прочь от толпы. Обернувшись к нему и увидев на его лице серьезное выражение, не возражая засеменила за ним. Они вошли в Большой зал и уселись за гриффиндорским столом. Посуда перед ними наполнилась всякими кушаньями. Наполнив тарелку яичницей, Гарри принялся молча есть, о чем-то глубоко задумавшись.

Мисс Грейнджер не мешала ему, занявшись собственным завтраком.

Закончив с едой, вернулись обратно в гостиную своего факультета и стали ждать возвращение остальных гриффиндорцев, чтобы услышать подробности инцидента, придя к выводу, что сегодня занятий не будет.

Как и произошло. Вернувшиеся в гостиную студенты начали, пока не появились братья Джинни, шумно обсуждать происшествие. Потом сочувственно умолкли и каждый стал заниматься чем-то своим, не подавая голос.

Этот день тянулся долго-долго... Никогда раньше в гриффиндорской гостиной не было так многолюдно и одновременно так тихо. Люди двигались, как привидения, в ожидании новостей.

Но новости не прибывали. Что предпринималось для спасения маленькой первокурсницы — никто не знал. Наконец стало смеркаться, и Фред с Джорджем, не в силах больше выносить траурного бдения, поужинав, отправились спать. Перси, взвесив свои шансы спасти сестру и решив, что они равны нулю, еще утром отправил сову родителям, заперся в своей комнате и ни разу не появился на глазах подопечного факультета.

В гостиной из братьев похищенной девочки остался только самый младший. Рон, повертев головой вправо и влево, увидев, что мало кто из студентов не поднялся уже в спальни, уставился на сидящих неподалеку Гарри и Гермиону.

— Джинни что-то знала, — заговорил он. — Поэтому на нее и напали. Джинни по-моему про Тайную комнату что-то разведала. Нет причины, чтобы ее... ведь она… ведь наша семья — чистокровные волшебники.

Гарри и Гермиона переглянулись и промолчали.

— Гарри, — вдруг всполошился рыжий мальчик. — Ты должен мне помочь! Ты знаешь где находится Тайная комната, да? Я знаю, вы с Гермионой следили за Джинни, ходили за ней по коридорам... Вы видели кто ее... как ее похитили?

Гарри уставился на Рона с интересом естествоиспытателя.

— Нет, Рон, мы не видели ничего. Правда, Миона? Но знаешь ли?.. Я задаюсь вопросом: откуда все знали, что похитили Джинни, а не какую-то другую девочку? В надписи ее имя не было упомянуто, а и, как ты повторяешь беспрерывно, она чистокровная.

Рон удивился, что его запал не вызывал у друзей нужного отклика, они оба смотрели холодными глазами. А Гарри, пожав плечами, вовсе отказывался содействовать. Но сделав вид, что не заметил отстраненность друзей, Рон продолжал гнуть свою линию:

— Мадам Хуч утверждала, что именно о моей сестре сказано, что „Ее скелет будет лежать вечно в Тайной комнате”. Если ты не знаешь, где находится она, нам надо спросить у Локхарта. Ты слышал Флитвика? Утром он говорил, что Локхарт знает, где находится Тайная комната и что за монстр в ней живет. Он согласился проникнуть в Тайную комнату... Давай, Гарри, нам надо срочно идти к Локхарту!

Шестой Уизли вскочил с места и начал дергать Поттера за рукав, но Гарри стряхнул захват и гневным тоном возразил:

— Нет, Рон, я никуда не пойду. Я обычный второкурсник — не аврор, мне не положено бежать и спасать твою сестру. Но вам, ее братьям — можно. Даже должно было сами заботиться о младшей сестре. Но что я вижу — никто из вас не разбежался спасать ее! Весь день увивались вокруг, всем своим видом демонстрируя отсутствие любых к ней чувств. Перси вообще изобразил из себя обиженную девицу и закрылся в своей комнате спать. Близнецы тоже отправились спать, даже не заикнувшись пойти спасать младшенькую сестренку. Шастать всю ночь напролет по замку мастаки, но когда речь пойдет о Джинни — я не я, и сестра не моя. Где твои родители, Рон? Почему они еще не прибыли с палочками наперевес и не разнесли замок в щепки, пытаясь найти единственную дочку? Авроры где?

— Но, но... я... надеялся... — стал заикаться Рон, не ожидая бранную речь со стороны друга.

— Рон, заткнись! — рявкнула вдруг взбешенная Гермиона. — Иди жалуйся директору, Локхарту или напрямую иди и сам спасай Джи-не-веру. Но не трогай моего бойфренда! Джинни нам никто — она нам не друг и не родня. А ты иди, иди спасай сестру! Мы с Гарри отправляемся по спальням, на сегодня нам хватит чтения. Давай, Гарри, нечего больше оставаться здесь, а то обвинят нас с тобой в похищении Джинни Уизли.

Гермиона, даже не посмотрев в сторону покрасневшего одноклассника, грациозно поднялась и, быстро поцеловав, как клюнув, бойфренда, отправилась наверх, к спальне второкурсниц. Гарри тоже скрылся за дверью комнаты мальчиков, куда раньше отправились Невилл, Дин и Симус.

Рон, дикими глазами проследив ухода однокурсников, начал от бессилия дергать у себя волосы на макушке.

* * *

Ночью на самой вершине пока еще невидимой для студентов Хогвартса белой башенки проснулась, придя в себя, одна очень удивленная не-до-Рапунцель.

Девочка эта славилась на своем факультете загадочно быстро растущими волосами огненно-рыжего цвета, мириадами веснушек по всему лицу и неизлечимым интересом к мужскому сословию Хогвартса и к одному темноволосому Герою магмира конкретно. Хотя, ее интерес к мужикам перескакивал с объекта на объект почти ежедневно (если не ежечасно), вспыхивая каждый раз с новой силой. Порой этой девице было невыносимо тяжело выбрать кого-то одного из всех вокруг. Ее звали Джинневрой, более известной в тесных конспиративных кругах под именем Нинь-дзя.

Открыв глаза, она начала шарить рукой вокруг себя, ища любимый дневник в черном переплете, чтобы спросить у Тома, как получилось так, что заснув в подземном зале перед огромным каменным лицом статуи, она просыпается под чистым небом.

Но дневник рядом не нашелся, и девочка, встревожившись, резко выпрямилась, садясь и озираясь. Не найдя черную тетрадь, она поинспектировала и свои карманы. Напрасно.

Зато поняла, что находится на терассе круглой формы, в середине которой есть небольшая круглая постройка.

К ней Джинни и устремилась, вскочив с места. Постройка состояла из одной комнаты с единственным крупным предметом интерьера — кроватью с тоненьким матрасом, одеялом и подушкой. Помимо кровати была и невысокая ширма, за которой нашлось покрытое ведро, чугунная гарафа с водой в пустом тазике на грубо сколоченном столике... Рядом, под хлопковой белой салфеткой, она нашла буханку хлеба, кусок сыра и колбасы, миску с супом...

Она что — узница?

Джинни, подметая пол длиннющей рыжей косой, бросилась наружу, чтобы узнать во что ввязалась и где находится. Террасу обрамляли низенькие, ей до пупка, перила, и она свесилась через них, согнувшись в пояснице.

Было высоко! Она находилась на вершине круглой башни.

Стены башни укрывали заросли колючек, разросшись почти до перил.

Наколдовывая их ночью, нянюшка Ягг дико веселилась. Но матушка Ветровоск, оценивающе поглядывая на густые колючки, выразила сомнение, что если кто-то из мужиков осмелится продираться через них, чтобы спасать девицу, заключенную Черной Алисией в башне, из него уже и муж хороший не получится. Из-за увечья. Понятно где.

На отмели Черного озера кто-то зашевелился и гладкую поверхность воды исказила рябь. Небольшое существо выпрыгнуло на берег и осталось среди трав, чтобы хоть немножко погреться под скудными лучами восходящего солнца. Это был Тревор, потерявшийся жаб гриффиндорского второкурсника Невилла Лонгботтома.

Несколько минут спустя Тревор начал меняться и превратился в бледного, хилого, совершенно голого хлюпика, который стал озираться вокруг. Недалеко от этого места он заметил неболшую кучу черного тряпья, к которому и отправился немедленно.

Надев на себя эти слегка... хм... остро пахнущие кошатиной одежды, приняв облик помятого Дюка Трэвисса, молодой... хм... парень побежал в направлении невидимой для учеников белой башни, что возвышалась посередине колючего поля. Его туда непреодолимо тянуло.

Дойдя до зарослей, он остановился и стал кружить вокруг, ощупывая взглядом обстановку.

Колючие плети карабкались по стенам до самой вершины башни, а сама она была гладким цилиндром без дверей и без окон.

Но с вершины вниз свисала девичья коса самого обворожительного оранжевого цвета, который... парень, который Дюк Трэвисс, мог себе представить. От увиденного чуда он задохнулся от восторга и начал кружить вокруг башенки, ища способы проникнуть внутрь и встретиться с прекрасной невестой. Под ноги он особо не смотрел, а потому так и не заметил одну особенность рельефа, в виде торчащей из грунта тетради в черном твердом переплете. С этим препятствием встретилась его босая нижная правая конечность и... Дюк Трэвисс плюхнулся всем телом поверх тетради. Упав, он врезался в неё животом, ойкнул, вытянул из земли, подчистил комочки грязи и открыл ее...

Черный дым вылетел из пустых страниц и стремительным торнадо микроскопического размера влетел через глаз в чеперушку... Дюка.

Его глазки на короткую секунду сверкнули краснотцой и померкли. Пострадавший вздохнул, обмяк и опустился на землю рядом с ближайшим колючим кустом.

* * *

Маграт-Гермиона заметила башню утром и побежала к матушке, чтобы та растолковала ей, как на ее вершине появилась Нинь-дзя, которую они с бойфрендом еще вчера закрыли Колопортусом в туалете Плаксы Миртл.

Матушка с Нянюшкой пили чай и ели маленькие кексики, которые заботливые школьные эльфы испекли проворно и поднесли двум Ланкрским ведьмам с настолько забавно испуганными мордочками, что обе заподозрили влияние мадам Де Темпскир.

Сплетая на ходу вихрастые кудряшки в нетугую косу, Маграт влетела в личные помещения зам-директриссы и на одном дыхании высказала свои возражения.

— Успокойся, Гермиона, присядь и попей с нами чайку, попробуй эти нежные кексики, — улыбнулась Гитта Ягг и передвинула к девочке новую чашку. — Это мы сделали, чтобы ускорить развитие сказки. Ведь Лилит де Темпскир спешит вернуться в наш старый мир, в Орлею, и назначила маскен-бал на Хэллоуин. Уже и принц для принцессы поднят, воспитан и готов для поцелуя... Жаль, думала, что роль Рапунцель мне подойдет больше, чем веснушчатой недоросли, даже вот какую косу вырастила...

— Косу все растили, — возразила матушка Ветровоск. — Даже Маграт, т.е., Гермиона не поскупилась на зелья...

— Чего скупиться, ведь его госпожа Гоголь варит на пару с тетушкой моего бойфренда? — захихикала девочка. Потом довольно перекинула кудрявую, недоплетенную косу вперед и начала ее гладить. — Я в восторге от своих волос. Но я не понимаю, чем вам не понравилась Тайная комната, что вытащили Нинь-дзю? Вместо вас это должен был бы сделать прекрасный принц.

— Ха! — воскликнула матушка. — Как себе представляешь Дюка Трэвисса в компании василиска? Дюк этот к змеюке не войдет ни разу. И в конце концов, что за антифеекрестное мышление, Гермиона, думаешь, можно просто так пойти и воспрепятствовать развитию сказок?

— А что плохого в этом?

— Нет сказок, милочка, нет счастливых концов.

— И что такого в...

— Послушай, навязывать счастливый финал — это плохо! — произнесла матушка, глядя дно своей чашки. Нянюшка вырвала чашку с ее рук и сама стала испытующе смотреть, как утаились чаинки. — Нельзя навязывать людям их, потому что вещи могут уйти очень далеко за границы нормального. Возьмем, например, брак. По идее, чтобы брак был по-настоящему счастлив, надо отрубить головы молодоженам, как только те на венчании скажут „да” — и всего делов. Но так не годится. Тут нужна сказка, и чтобы она не заканчивалась после „да”, понимаешь?

Гермиона-Маграт, стиснув губы, стала туго доплетать волосы, грубо выдергивая непокорные волоски, кривясь при этом от боли.

— Все однажды кончается, — глубокомысленно высказалась нянюшка, вытащив откуда-то из складок мантии длинный мундштук из желтого янтаря, поставила длинную тонкую коричневую сигарету, щелкнула пальчиками, поджигая, и закурила. — Вопрос только когда.

* * *

Лилит вышла из своей зеркальной комнаты. Призрачные отражения длиннобородого старика тянулись за ней, медленно исчезая...

Как только она подумала, что все идет на лад — вот и Эсме пообещала содействовать — и вот тебе незадача, Дюк Трэвисс куда-то исчез. Уже больше суток от него ни слуха, ни духа. Лилит пришла в отчаяние. Судьба наотрез отказывалась следовать ее желаниям.

Прошуршав полами мантии, она приблизилась к окну и... осталась бездыханной.

Боги Овцепика! Почему белую башню окружает колючий лес? Как принцесса длинной косой поднимет принца к себе, если ему к стенам башни не дойти? А если бы и дошел, будет ли это уже полноценный принц? А как сказочной карете через заросли прорваться, чтобы увезти принцессу на бал? Это несомненно дело руки девки Маграт, которая спит и видит, как уводят ее бойфренда и отдают Джинни Уизли.

Анти-феекрестничает, чтобы сказка вообще не осуществилась.

Надо немедленно с Маграт встретиться, чтобы поговорить.

Надо и с миссис Уизли связаться, чтобы та выбрала самую большую и красивую тыкву, из которой карету делать. С которой из палочек, богиии? ....

И не забыть объявить бал-маскарад утром в Большом зале.

Чтобы не забыть, Лилит записала все задачи на сегодня и, стремительно вышагивая в развевающейся от встречного потока воздуха шелковой мантии цвета фуксии с изображенными по полам цветками гортензии, она отправилась к башне Гриффиндора. По пути она вспомнила, что собой воплощает директора школы, которому не пристало бежать бегуном на глазах у студентов, и замедлила шаг. Дойдя до дверей помещений Эс... хм... хм... Минервы, она свернула и, не стуча, вошла.

Все они, чертовки, были в полном составе, пили чай и баловались кексиками.

Боги Дунманифестина!

Все они хвастались своими роскошными волосами, женскими нарядами... Лилит защемило в области сердца, когда все трое повернулись и с досадой посмотрели, кто неприглашенный врывается в их маленьким женским соарэ.

— Проф... Гхм, хм. Госпожа де Темпскир, доброе утро! — пискнула Гермиона и вскочила с места. Внутри, в ее кудрявой головке прозвучало: „ Умфгрррррр!” и она поспешила присесть обратно на свое место.

Лилит, развевая свою надоевшую бороду, метнулась с окну, размашисто открыла створку и тыкая пальцем в направлении белой башенки, сбиваясь, начала говорить:

— Зачем вам были эти заросли? Как нам двигать развитие сказки, если вы придумываете такое, такое... У нас уже тыква есть, платье, принц, сегодня я дам объявление о бале... — она вдруг сузила глаза за очками-половинками, поглядывая то на одну, то на другую из Ланкрских ведьм. — Вы мне саботируете выполнение обещанного, да? Вы хотите здесь остаться, признавайтесь!

Трое переглянулись и синхронно закивали в знак согласия.

— Дуры! Если я сама обратно вернусь, знайте, всем вашим близким отомщу десятикратно. Гитта, я тебе обещаю — найду и уничтожу каждый из твоих выводков, даже тех, которые народились в сторону!

Расслабленный вид преподавательницы по Гаданию в мгновение улетучился и она стала медленно подниматься с весьма угрожающим видом, а ее фиолетовые глаза излучали гневные молнии. Тихим, рычащим голосом, сквозь зубы, она выдала:

— Лилит Ветровоск, я сейчас тебя прокляну! Я на тебя нашлю колдовский морок, чтобы тебе везде виделись одни вольные мальцы...

Ее палочка начала плести заклинание, свистя в воздухе, пока Гермиона не замахнулась и не выбила ее из руки Гитты. Нянюшка зашипела от злости, протянув руку к затерявшейся где-то под занавесами палочке, которая стрелой влетела обратно в ладонь хозяйки, испуская фойерверк белых искр.

— Не смей угрожать, Лилит, а то до больничного крыла не доползешь...

— Я владею Старшей палочкой! — истерично визгнула Лилит и стала судорожно нащупывать среди складок шелковой ткани мантии волшебную палочку, путаясь в своих поисках в длинных прядях бороды.

Откуда-то, изгибая спину дугой, переступая на вытянутых выпрямленных ногах, шипя, появился Грибо, остановился за спиной директора и стал ждать комманду „Фас!”.

Минерва, до сих пор не вмешиваясь в разборки, примирительно сказала:

— Что тебе надо, Лили? Чтобы заросли исчезли?

— Да, да!

— А не надо.

— Как это „не надо”? Надо!

— А я говорю тебе, что нет. Объявив бал, тебе придется сделать башню видимой для студентов. Как только они башню увидят, все набросятся покорять высоты и освобождать принцессу. Для молодых волшебников это будет раз плюнуть, стоит сесть на метлу. Но увидев, кого ты в качестве принцессы выбрала, такой переплох начнется, в школе установится такой вселенский хай, что мама не горюй.

Лилит медленно присела на свободное кресло, растерянно моргая.

— Что предлагаешь?

— Эти колючки отступят только перед истинным принцем — мы так их наколдовали. И заметь, мы не дуры, а просто умницы — установили над квиддичным полем антиполетные чары. Теперь нам метлы не страшны!

Гермиона вытаращилась на матушку с восхищением. Вот что означало выражение „Старая гвардия” — подумать, предвидеть и предотвратить все возможные помехи!

Почувствовав, что напряженность резко пошла на убыль, Грибо скрылся из виду как бы по волшебству, даже не мяукнув.

* * *

Существуют три основные разновидности так называемых классических ведьм — сложная, простая и третья. Иначе говоря, бывают такие ведьмы, которые после известие о маскен-балу, шевельнув плечиком презрительно, отправляются в библиотеку. Бывают обычные ведьмы, которые собираясь стайками оглушительно кудахтающих куриц, истерично листая модные журнали, выбирая и заказывая глазвырвящие прикиды, бесстыдно строят глазки парням, чтобы те пригласили их на бал в качестве партнерш. А почему бы и не что-то больше этого?!

Бывает и третий вид ведьм-классических, которые, прежде чем в одиночку проштудировать модные журналы и заказать что-то, сначала занимаются шпионажем. Иначе говоря, разузнают, каков будет наряд соперницы, чтобы превзойти ту в блеске и красоте.

Если бы не Маграт, мисс Гермиона Грейнджер по своим наклонностям относилась бы к первой разновидности. Но присутствие самой младшей из Ланкрских ведьм в голове кудрявой второкурсницы сразу отправило ее к третьей группе. Группе, так сказать, Шерлокхолмцовцев. Или, например, Джеймсбондовцев.

Спустя много лет проведенных рядом со старой, мудрой матушкой Ветровоск, Маграт поняла две вещи: никогда не доверяйся человеку столь подозрительному, как нынешний директор/директрисса Хогвартса. И, когда отправляешься в столь ответственную разведку, всегда носи с собой острый предмет.

Взять к примеру волшебные ножи. У нее в Овцепике была целая коллекция волшебных ножей, причем все с соответствующим образом раскрашенными рукоятками и лезвиями, сплошь покрытыми магическими рунами. До одного заказанными в Анкх-Морпорк у Великого Учителя Лобсанга Достабля. Но матушка Ветровоск научила ее, что и самый обычный кухонный нож для резки хлеба может оказаться куда полезнее, чем самый изукрашенный из волшебных ножей. Им можно делать все то же самое, что и волшебным, а кроме того, еще и резать хлеб.

Вообще — резать.

В данный момент она, судорожно болтая ногами, парила в тридцати футах над землей, одной рукой сжимая палку метлы Гарри, а другой рукой цепляясь за водосточную трубу. Свой нож Маграт носила за поясом.

Наконец ведьмочка обхватила ногами трубу, а рукой — очень кстати подвернувшуюся горгулью. Палочка створку окна директорского кабинета не смогла открыть. Понятное дело, по части безопасности Лилит позволяла Альбусу брать дело в свои руки.

Просунув лезвие ножа между створками окна, девочка подняла защелку, еще немного пыхтения и кряхтения... и в конце концов она влетела в пустой кабинет профессора Дамблдора, где привалилась к стене и попыталась отдышаться.

Никто из сестер не знал, куда она отправилась во время завтрака, когда должна была взорваться бомба-известие о маскен-бале. Быть ведьмой, чаще всего означало, быть одиночкой и посещать места, где тебе вовсе не пристало оказываться.

Маграт открыла глаза.

На портновском манекене посреди круглого помещения красовалось платье. Маграт в жизни не видела ничего более красивого. По бархатно-черному шелку располагались созвездия из красных и зеленых звезд ярко сверкающих драгоценных камней.

Она тихонько двинулась вперед, во рту у нее пересохло.

Маграт всегда мечтала о таком платье. В бездонной пропасти своей души бессонными ночами она частенько танцевала с принцами. Нет, не с застенчивыми, трудолюбивыми принцами, вроде ланкрского принца Веренса, а с настоящими. С того момента, как она узнала, что в Хогвартсе будет бал, она уже знала, кто должен был быть ее персональным принцем — ее зеленоглазый худенький бойфренд Гарри Поттер. И в тот момент она видела себя точь-в-точь в таком платье.

Она рассматривала отделанные рюшами рукава, вышитый корсаж, тончайшие золотые кружева. Это был какой-то совсем другой, далекий мир… Платье…

А на ней сейчас были штаны. Удобные, но штаны. Будто практичность вообще что-то значит!

Она еще долго смотрела на платье.

А потом со слезами, текущими по лицу, Маграт взялась за нож и принялась модифицировать качество швов платья.

Огромная желтая тыква, гладкая и словно бы раздутая, красовалась, полузакрытая шкафом, в углу директорской.

Если бы мисс Грейнджер, разрезав свыше девяносто процентов швов платья, предназначенного Нинь-дзе, и убавив тем самым напряжение, догадалась посмотреть и в остальных комнатах директорских помещений, увидела бы несколько барахтающихся в большой запертой клетке садовых гномов. А в стеклянном аквариуме — энное число сереньких мышей.

В единственной комнате своего деревянного домика госпожа Гоголь помешивала варево, бурлящее в котле. Над болотом, загадочным образом появившимся в городском парке Литлл Уингинга — видимым только ей и сестрам, клубился холодной туман.

Ароматный пар сплетал собою странные, манящие картины, в которых они, на пару с Петунией Дурсль, внимательно вглядывались.

— Что они там делают? — спросила молодая женщина, пальчиком указывая на мелькающие фигуры, кружащиеся вокруг столба белого пара, напоминающего некую цилиндрическую башню.

— Останавливают сказку, — ответила госпожа Гоголь. — А может... может и нет. Может они ее модифицируют!

Напарница вуду-колдуни смотрела, не понимая:

— Зачем? Начатая однажды, сказка должна идти своим чередом, иначе становится... появляется... множественность Вселенных?

— Иногда — наоборот, Петуния; иногда — наоборот, вмешательство аннулирует умножения реальностей и исключает погрешности.

Молодая дамочка на некоторое время задумалась, пошевелила пальчиками, словно просчитывая что-то в уме. Наконец, придя к некоему выводу, внутренне соглашаясь с доводами старшей сестры, коротко кивнула головой.

— Лишь бы наши сестры и мой племянник не пострадали, — сказала она, и тревожная складка появилась у нее между бровей.

— Я... я не знаю, как там у них получится, Петуния, даже если мы победим.

— Мы обе это знаем, поэтому мне как-то тревожно.

Госпожа Гоголь потрепала холенную ручку сестры своей шершавой рукой, улыбнулась таинственно и предложила:

— Джамбалая уже готова, не попробовать ли ее?

* * *

В Большом зале после объявления профессора Дамблдора о бале-маскараде на Хэллоуин в первой минуте наступила оглушительная тишина. Сотни побелевших лиц студентов настолько ошарашенно смотрели на своего директора, что притаившаяся в его голове Лилит де Темпскир, стала в недоумении задаваться вопросом: не навел ли старый маразматик на молодых волшебников невербальнй Петрификус?

Потом кто-то ойкнул, чертыхнулся и начал рукоплескать. Это было сигналом вырваться ста двадцати децибельного рева из нескольких сотен молодых глоток и Лилит пришлось закрыть свои уши руками, чтобы не оглохнуть. Альбус, посмеиваясь, махнул палочкой, и шум до преподавательского стола долетал уже приглушенно.

Студенти кричали друг на друга, споря неизвестно о чем. Студентки визжали друг на друга, споря, кто с кем идет на бал ...

„Вот она, нынешняя-то молодежь, — заявила мадам де Темпскир в голове директора. — Совсем градус не умеют держать”.

„Должна объявить и о разыгрывающейся сказке, иначе они не оценят градус задуманного представления, — ответил ей Альбус”.

Звон серебряного колокольчика прервал зубодробительный шум, как бы отрезав его ножом. Директор снова возвысился над накрытым утренними кушаниями преподавательским столом:

— С моей заместительницей, профессором Минервой МакГонагалл, мы решили воплотить на территории замка известную магловскую сказочную историю „Рапунцель и семеро козлят”...

— Кхм-кхм-кхм! — угрожающе прервал выступление Дамблдора кашель МакГонагалл, и директор испуганно уставился на свою заместительницу.

— Просто „Рапунцель”, — прошептала она.

— Что? — не расслышал он.

— Никаких козлят, Л... кхм... Альбус! Не и здесь!

Наконец мадам де Темскир поняла и ошибку старого зоофила, и замечание своей сестры. Взяв контроль в свои руки, она стукнула кулаком по столешнице и возвестила:

— Козлят не будет. Только девушка Рапунцель, которую похитила злая колдуня Черная Алисия. Пленницу заточили на вершине высокой башни без окон и без дверей. Ее может спасти только настоящий Принц! — при этих словах правый глаз Снейпа, сидящего с правой стороны директора, задергался, а взгляд, вообще, остекленел. — Вокруг башни Черная Алисия наколдовала препятствие в виде непроходимых колючих зарослей, которые не пропустят недостойных. Только предназначенный Принц сможет беспрепятствено достичь башни и, если он приглянется принцессе, она спустит ему свою длинную, золотую косу, вытянет его наверх и поцелует его. Тогда волшебством появится лестница, по которой счастливая парочка пойдет вниз, где за ними приедет красивая коляска с экипажем и привезет их на Бал. Да будет с этого момента видна башня девушки Рапунцель! — закончила она, пиннув Альбуса, чтобы взял на себя взмахивание Старшей палочки и удаление Чар невидимости над квиддичным полем.

В тот момент дверь Большого зала раскрылись настеж и, неся на руках чье-то обмягшее, одетое в черное тело, внутрь попытался войти школьный лесничий Рубеус Хагрид. Но и шагу не смог сделать, его остановили одновременно и мощный Сногсшибатель Дамблдора и его могучественый окрик:

— Рубеус, куда приперся, безголовый мальчик? В Больничное, в Больничное неси его!

Студенты, ничего из произшедшего не понимая, диву дались, смотря на летящего к выходу сто-с-лишним-летнего директора, который с ходу цапнув в охапку таинственного незнакомца в черном, словно тот был пушинкой, перепрыгнул через ботинок полувеликана и исчез из виду.

— Кто это был? — шепотом спросил у Гермионы бойфренд.

— Дюк Трэвисс, — одними губами ответила она, но Гарри услышал ее хорошо.

— Ага-ага, ахахаха!.. — негромко хихикнул он. — Приииинц!

— Принц, — улыбнулась утвердительно кудрявая девушка и начала наматывать на пальчик длинный блесящий локон, выбившийся из ее косы. — Придешь спасать меня с Астрономической башни, мой принц?

— С удовольствием, миледи! Но кто тебя там заточит?

— Госпожа Гоголь.

— О! — мог лишь сказать Гарри, и его лицо приняло такое заговорщическое выражение, что девушка не сдержалась и начала звонко хихикать.

* * *

Северус Снейп — за свою жизнь обзавелся множеством прозвищ, среди которых популярности набрало более всех „Ужас Подземелий” или, скажем, „Летучая мышь-переросток”, но в некоторых кругах — в большинстве, рыжеголовых сорванцев-террористов — чаще его называли „сальноволосым ублюдком”.

Для Гитты Ягг, в ее новом помолодевшем теле в фертильном возрасте, мужественность профессора по Зелеварению не вызывала сомнения. Гитта положила взгляд на одинокого худощавого зелевара с того самого момента, как впервые появилась в Большом зале.

И старательно его охмуряла.

Под красноречивым, полным восхищения и даже похоти взглядом ее фиолетовых глаз Северус Снейп ежился, недоумевая как ему быть — радоваться и приступать к активному ухаживанию или выметаться трусцой.

Со временем пристальное внимание Сивиллы к его безинтересной, как он считал, особе, не уменьшалось, не переключалось на других, более интересных в матримониальном плане мужчин. Напротив! Интерес повышался и как бы даже сфокусировался настолько, что бедный зелевар ощущал себя букашкой под микроскопом.

Сказать, что флирт ТАКОЙ женщины не льстил самолюбию Снейпа, значит ничего не сказать. Она была... она была... Он не находил слов, чтобы назвать то щемящее ощущение, которое появлялось в некоторых частях его организма при ее появлении. Ее словно подменили прошлым годом. Раньше Сивилла была огородным пугалом с теми огромными круглыми очками, бесчисленным количеством шалей, бусин, побрякушек... Всегда в высших сферах астрала, к которым она приобщалась при помощи выпитого дешевого хереса, все об этом знали — она своей внешностью пренебрегала всеми средствами.

И вдруг! Мамочки! В Большой зал танцующей походкой заявляется смазливая, сногсшибательная ведьма и бросает в пучину зеленой зависти все старшеклассниц до последней красотки.

Эта прелестница, не стесняясь, открыто с ним, с Северусом — жалким мужичком и слугой двух хозяев — флиртует! Вот и сегодня, как только директор объявил о бале и рассказал о разыгрывающейся на территории Хогвартса сказке, она так двусмысленно на него посмотрела, так запорхала длиннющими ресницами, обрамляющими ее фиалковые глаза, что Северус аж затрясся.

И как только Сивилла направилась наверх, к своей башне, перепрыгивая через две ступени, он ее догнал.

— Северуссс... — прошептала она и снова запорхала ресницами, а ее ухоженная ручка двусмысленным образом стала поглаживать длинную, тянувшуюся между двумя холмами спереди, каштановую косу.

Снейп прилип к этому завораживающему зрелищу и забыл зачем за своей коллегой гонялся.

— Я-я-я-я... Сивилла... я... — стал он заикаться.

Нянюшка Ягг замлела от удовольствия. Улыбка осветила ее лицо, а ямочки на щечках ее сказочно украсили. Глаза Снейпа стали квадратными, не в состоянии выбрать самую привлекательную часть из внешности этой обновленной Сивиллы Треллони.

— Хочу п-п-пригласить тебя п-пойти со мной на бал, — выпалил он на одном дыхании, боясь, что остановись хоть на секунду, задохнется от избытка чувств.

Счастливый смех, как звон серебряных колокольчиков, усладил его слух и он был готов упасть ей в ноги.

— Северуссс, тебе придется меня спасти — я буду заперта в своей башне страшной черной магесницей! — округлила глаза Сивилла и Снейп почувствовал, как будто кровь у него стынет в жилах. Кто смеет запирать эту сказочную красавицу?

— Кто, кто она, чтобы помешать?..

— Мешать не надо, Северуссс, иначе сказка не сработает.

— Сказка?

— Сказка. А магесницу зовут Лилит де Темскир...

Губы Снейпа безмолвно повторили имя врага, т.е., врагини.

— Что надо сделать? — спросил он решительным голосом, в уме уже засучив рукава.

— Приди, сам увидишь, — загадочно прошептала Сивилла и упорхнула наверх по лестнице.

Северус затуманенными глазами проследил каждое движение ее... кхм-кхм... ее косы, извивающейся поверх полушарий ее... кхм-кхм.... ее лакированных туфелек под ровным подолом юбки, прикрывающей ее...

* * *

Матушка Ветровоск посмотрела в зеркальце на свое помолодевшее лицо, свои брови вразлет, зеленые глаза, поправила волоски туго сплетенной вороньего цвета косы и задумалась. В ночь маскен-бала откроются Ворота волшебства и призраки умерших вернутся, чтобы исполнить желания своих потомков.

Кто из ее предков заявится, чтобы исполнить ее желание — предки Минервы МакГонагалл или Эсмеральды Ветровоск?

И что за желание предъявит она, чтобы и с ней, в конце концов, случилась сказка?

Что захотят обе ее сестры из Ланкра она догадывалась — каждая захотела бы своего персонального Принца на всю жизнь. Хочет ли Минерва принца тоже?

Она вслушалась в загадочное молчание в себе.

„Скажи, Мини, что тебе хочется, какая у тебя мечта?! — говорила сама себе матушка. — И не говори, пожалуйста, о Лучшем благе, потому-что выселю тебя в какую-нибудь живность навсегда, там и останешься, дурында! Ладно, надо сама себя выкопать в рудниках короля Соломона своих драгоценностей. Но откуда взять принца?”

* * *

В остальные до маскен-бала дни в Хогвартсе наблюдалось странное брожение, наводящее тревогу. Сначала, вероятно водимые стадным чувством, все ученики-старшеклассники мужского пола провели неоднократные попытки преодолеть снабженные мириадами длиннейших, десятисантиметровых шипов заросли вокруг белой башни. Зря!

Заросли не брал ни огонь из палочек, ни обычный огонь из магловских спичек. Режущее заклинание, которым владели семикурсники Слизерина и некоторые из Рейвенкло, привело к эфекту трехголовой змеи: на место каждой отсеченной ветки, немедленно вырастали три новые, пуще прежней разлапистые и шипастые.

Потом они начали пробовать другие способы. Быстро разобрались, что метлы бесполезны, потому что кто-то зловредный наложил неотменимые Анти-полетные чары над всем квиддичным полем. Пустоголовые парнишки, гонимые бушующими гормонами и горячей кровью, пробовали вылетать с окон замка, с крыши замка, с крыши хижины Рубеуса Хагрида, с территории Запретного леса ...

Тщетно. Подлетая к трибунам, метла резко снижалась и наездник еле успевал кувыркнуться в воздухе и не сломать дурную башку или что-то важнее ее.

После несколько дневных исследований кандидаты в Принцы установили, что никакое волшебство не способствовало положительному результату их стараний. Магловских способов они не знали, но предполагали, что такие и не существовали.

И обратили наконец внимание на своих сверстниц.

Сверстницы тем временем кусали локти от гнева, что их чарм и прелестью пренебрегают, но зря времени не теряли. Все чаще по коридорам Хогвартса могло бы встретиться чудное зрелище: идет стая девушек или девочек — те, хоть и недоросли, но женской суетой были наделены по рождению — а за ними волочатся их длинные косы.

Парни глазели на это незабываемое дефиле квадратными глазами и непонимающе цокали языками, пока кому-то из них не снизошло озарение свыше, что по этому поводу что-то знает только один человек в стенах Хогвартса. Тот-который.... нет, нет... Мальчик-который-выжил или, по-простонародному, Гарри Джеймс Поттер.

В тот же час эта инновационная мысль сделала полный оборот среди мужского населения школы, даже Колин Криви услышал ее, и его восхищение Героем магмира достигло запредельных высот.

Поттера подловили по пути к Большому залу представители всех четырех факультетов и напрямую задали ему вопрос: „Что, разорви нас драккл, происходит?”

Стоящая за его спиной Грейнджер кашлянула в горсть и начала тонько хихикать. Поттер улыбнулся расчетливо, сверкнул глазами цвета Авады и стал торговаться:

— Скажу, при одном условии.

Представителям всех факультетов защемило под ложечкой, а в голове защелкали шарики счётов.

— Нууу... — сдали назад они. — Все зависит от...

— Все или ничего! — немилостиво отрезал Поттер, совсем не так, как от МКВ ожидалось, и они стушевались. Игра в гляделки ничего им не дала, потому что они, в принципе, должны были по идее лишь враждовать. Первый сдался Майкл Корнер из Гриффиндора, потом Седрик из Хаффлпаффа. Рейвенкловец Голдстейн долго глазел в потолок, пересчитывая в уме прибыль и потери, наконец просчитал, что знание — это сила, и кивнул в знак согласия.

Пятикурсник из Слизерина сдался последним, хотя его однофакультетники отправили его с заданием узнать или умереть.

— Что хочешь взамен информации, Поттер? — сквозь зубы спросил он, и МКВ, также бойфренд мисс Грейнджер, ухмыльнулся, потому что поход его Тайной организации из Ведьминского круга по перехвату власти в мире тронулся с мертвой точки.

— Дайте мне Непреложный обет, что если Волдеморт возродится, весь численный состав ваших факультетов поддержит меня.

Гермиона посмотрела на бойфренда с таким пылким обожанием на лице, которое никто из живущих мастеров-художников всех времен не смог бы передать на холсте.

Лилит де Темпскир посмотрела на себя в двойном зеркале и глубоко вздохнула:

— Надо же, старенькой крестной ни платья, ни кареты, ни лошадей... А о принцах нечего и говорить. Им, все им! Бедная я, разнесчастная. Ой-ой-ой, как говорится...

Белая, костяная палочка Крестной феи все так же не работала в руках старого колдуна, и это связывало ей руки и злило, по меньшей мере. А! Вот как девке Маграт повезло попасть в молоденькую ученицу, почему? — ах, почему Лилит такая же судьба не перепала?!

А как сверкнет крестная палочка в руках Гермионы-Маграт и все замирает...

— Ну, подтянись, Лилит Ветровоск, завтра бал, а потом в Орлею. Если в Орлее не сможешь славно повеселиться, то скорее всего ты уже мертва.

Лилит приостановилась и задумалась. Ей показалось вполне возможным, что в Орлее даже мертвым перепадает чуток веселья.

Это показалось забавной шуткой, и она исполнилась оптимизмом:

— Пора работать с тыквой.

В Визжащую хижину хогвартскими эльфами еще вчера были перенесены женский манекен с платьем принцессы Рапунцель, огромная тыква, выращенная в уизлиевских угодьях, выловленные Молли мыши и садовые гномы в клетках.

Лилит последовала дорогой, указываемой ей Альбусом и через некоторое время, ругая все на свете, пробиралась по подземному тонеллю под Дракучей ивой.

* * *

Тем временем на поляне где-то в Запретном лесу.

Два огромных казана с булькающим варевом испускали в воздухе такой одурманивающий аромат готовящейся пищи, что весь женский ученический состав Хогвартса, сидя на заранее наколдованных матушкой Ветровоск пнях, дружно облизывался и истекал слюнями.

За окружающими поляну густыми зарослями, как попавшие в липкую ленту, копошились пауки — разнокалибренный выводок Арагога — в ожидании своей печальной (а быть может — завидной) участи: участвовать в подготовленном ведьмами ритуале.

Девочки и девушки, распустив длинные, разного оттенка — от белокурого до смолисто-черного — волосы, сжимали в руках мисочки с ложками и ждали знак незнакомки, чтобы заступить в очередь и отведать райское кушанье.

Незнакомку звали госпожой Гоголь. Так к ней обращались профессор МакГонагалл и профессор Треллони, сидящие в ближайшем кругу костров, рядом с двумя женщинами помоложе и второкурсницей из Гриффиндора — Гермионой Грейнджер. Почему мисс Всезнайке такой почет, хогвартские ученицы, даже старшекурсницы, не смели гадать. Это был странный такой момент, который все они заметили с первого сентября, обсудили и примирились с фактом его существования. Видно было невооруженным глазом, что в Хогвартсе парадом командует лохматая подружка Мальчика-Который-Выжил. Цепкий взгляд пронзительно сверкающих глаз Грейнджер держал под контролем всю школу, даже директор Дамблдор шарахался, встретив ее на своем пути. Только Поттер вил из нее веревки и мог угомонить разбушевавшуюся Гермиону, когда она наводила порядки на собственном факультете или в коридорах замка. Нечего говорить о том, что происходило во время занятий или в свободное время. Гермиона подталкивала сверстников и малышню в бибилиотеку и заставляла их старательно готовиться, писать эссе, читать уроки. Отмазки она не терпела, провинившегося бессердечно наказывала, а ноющего по любому поводу Рона, его же друзья сами затыкали, чтобы не попало от тяжелой руки мисс Всезнайки им заодно с рыжиком.

* * *

Превращение тыквы в карету для бузинной палочки Альбуса было пустяковым делом. Чтобы изменить разумное в разумном объекте, надо изменить его, так сказать, ментальные настройки. Но объект более неразумный, чем тыква, трудно было себе представить, так что, для ее превращения в другой неразумный объект — карету, например — приходилось припомнить ей то время, когда она еще не была тыквой. Отсюда — надо было лишь убедить эти самые молекулы перестроиться по чуть-чуть другому плану и... Вот!

Карета засверкала, как зеркальный шар.

Зрелище было настолько невероятное, что Лилит радостно засмеялась и захлопала в ладоши. Конечно, подобный эмоциональный перепад в выполнении сто-с-лишним-летнего Альбуса Дамблдора с его длиннющей белой бородой выглядел нелепо, но свидетелей этого ребячества не было, так что — почему бы и нет, да?

Экипаж вышел пышно разукрашенным, будто кто-то сумасшедший взял самую обыкновенную карету и принялся лепить на нее украшения и позолоту вдоль и поперек. Лилит критически осмотрела свое — по честному, не ее, а Альбусово — творение-идеал, поцокала языком и смирилась. Девочка Джинни была настолько недалекая и непридирчивая, что блеск ее просто ослепит, и недочеты она не заметит.

Все равно карете было суждено существовать только сутки, а потом угодит кому-то в желудок, мало ли какое бесполезное зверье выводит Хагрид — надо ведь чем-то кормить? Можно и угостить зверушек разочек этой вот тыквой, бывшей каретой.

Мышей превратить в лошадей тоже не составило труда, нужна была только дополнительная материя, чтобы выровнять массу, получились нормальные по размеру, а не крохотные лошадки. Лилит представила себе десятисантиметровых лошадей и часто-часто заморгала: а в этом что-то есть! Малюсенькие слоники, крокодильчики, львята, которые бегают, бегают и гоняются за такими же малютками-антилопами в миниатюрной загородке-саванне рядом с палатами в Орлее, рычат пискливо — вот потеха будет!

„Надо над этим поработать, как только вернусь”, — подумала она.

Садовые гномы, принесенные Молли Уизли, были разумными, в условно-прямом смысле, существами. Зловредные, пакостливые, грязные и при том — разумные. Они кричали и ругались, но в силу своего небольшого роста, опасности для Лилит де Темпскир не представляли. Однако, заполучив человеческий рост и вес, они угрожали своим взрывчатым характером превратиться в немалую проблему. Как ей быть с кучерами из садовых гномов?

„А почему бы и не позволить им знатно повеселиться?” — подумала Лилит и призвала Димпи, самого смышленного домовика из Хогвартских, чтобы тот принес в Визжащую хижину бочонок хереса из погреба „Кабаньей головы” — трактира Аберфорта Дамблдора, собственного брата, так сказать.

Бочонок, выписанный братом Аберфортом, был не меньше десяти галонов.

Два часа спустя в Визжащей хижине можно было увидеть презанятную картину: кучеры зажигали вовсю. Тот, которого назвали младшим лакеем, улыбался неопределенно в пространство, наваливаясь временами на стол. Рядом с ним опохмелялся одетый в черный бархатный камзол с белым, плисированным воротником молодой человек.

— Не желаете ли еще раз на брудершафт, дорогой Дюк? „Нет” в ответе не при-ни-ма-ется! — резанул острый голосок младшего лакея, и плеснул в кубок не меньше пинты темной жидкости из устроенной на столе бочки.

Икнув, дюк Трэвисс припал к бокалу и стал шумно лакать. По обе стороны его рта поверх кружев, украшающих бархат одежды, потекли тонкие струйки спиртного, но он не замечал этого. С пыльной кровати с разбитым балдахином, где спали упившиеся вдрызг старшие товарищи младшего лакея, поднялась курчавая голова и заскрипела:

— Кжжжись, нам ужжже вроде пора карету готовить, шо скажжже-те?

— Я скажжжу, шшто могу пропусстить ещшше по одной, — ответил второй лакей, из старших, подав голос откуда-то из кучи свалившихся на пол и оборвавших пыльный занавес балдахина.

— Ошшшнь блахородно, брат, — восхитился младший лакей и прытко исполнил желание своих коллег по... несчастью? Ан-нет, скорее всего, по счастью! — Виссьма блродно, вот псмтрить на гуссин Дюка, пьют не дерзают!

Голова старшего кучера снова упала на грязные подушки.

* * *

Чуть раньше, посередине поляны Запретного леса бубен госпожи Гоголь начал отстукивать странный ритм, а хоровод из учениц Хогвартса кружиться в бешенном танце вокруг меньшего в диаметре хоровода из взрослых ведьм.

Волосы девушек пришли в самостоятельное движение, словно зажили свою собственную, отдельно взятую жизнь. Они двигались по орбите вне и чуть выше круга, сплетались и расплетались в такт бубня вуду-колдуньи.

Госпожу Гоголь словно подменили. Уже не та оборванная цыганка неопределенного возраста, нет. Ее место заняла некая строгая незнакомка, которая смотрит куда-то вглубь себя остекленевшими черными глазами, что-то иногда выкрикивая в ночь.

Самый внешний круг шабаша — это паучьий круг. Но там шла игра совершенно иного порядка — словно сам СМЕРТЬ танцевал, размахивая косой. И падали, вереница за вереницей, пауки, подпитывая внутренние, ведьминские круги чередующимися всплесками красноватого света силы отрезанных жизней.

Над Запретным лесом разрастался купол октаринового света, который могла бы из здешних людей заметить только Лилит де Темпскир, была бы она в этом мире женщиной. Но она на данный момент обитала в теле мужского пола, к ведьминскому шабашу никаким боком не относилась и к нему не была приглашена. На последнем, но не маловажном месте, она была занята трансфигурацией тыквы в карету, гномов в кучеров и мышей в гнедых коней. В доме с заколоченными ставнями.

А в час Быка, когда звезда Сириус уже сверкала на темно-претемном небосводе, мадам де Темпскир уже спала и не почувствовала, что волшебный купол разросся до такой степени, что накрыл Хогвартс, разрушая защиту и накладывая на замок новую, на порядок сильнее прежней.

И продолжал увеличиваться...

Утром пробираясь на территорию замка, трое Ланкрских ведьм в сопровождении задумчивой госпожи Гоголь выбрали путь через Визжащую хижину.

Распахнув дверь хижины они увидели карету, занявшую добрые девять десятых пространства комнаты, в которой когда-то прятался молодой вервульф Ремус Люпин.

На полочке нашлись огарок свечи и спички. Зачем директору эти магловские приспособления было непонятно, но Гермиона-Маграт не задумываясь зажгла свечу. А потом и Люмос, потому что увиденное оставило ее и остальных бездыханными.

Матушка Ветровоск принялась нарезать круги у сверкающего, вырвиглазного великолепия и цокать языком.

— Сплошная показуха, — заключила она наконец.

— Э-эх, как жаль красоту такую пачкать... — с грустью в голосе промолвила нянюшка. Потом, чуток поразмыслив, заткнула подол юбки за подштанники, вытащла из рукава палочку, крепко стиснула ее и махнула в сторону кареты. По помещению будто промчался ветер, который отправился гулять по тонеллю внизу.

Карета вернула свою изначальную форму тыквы, оставаясь при этом каретой. Этакой тыквенной перевозкой с колесами, дверцами и дырами на месте окон. Заглянув внутрь, они увидели даже семечки, семечки размером с подушки, на вырезанных в тыквенной мякоти скамейках.

— Чтоб мне лопнуть! — восхитилась мисс Гермиона-Маграт. — Мне бы это и в голову не пришло.

— Пустяки, — махнула рукой Гитта Ягг, рискнув позволить себе чуточку горделивости.

— Ха-ха-ха! В заявившейся на бал в такой карете Рапунцель вряд ли кто-либо признает принцессу! — с толикой злобы заметила мисс Грейнджер, и остальные ведьмы согласно закивали головами.

После ночного всеобщего шабаша ведьм за исключением Рыжеволосой Нинь-дзы с башни, никто больше не представлял препятствия на пути Славы.

Закончив здесь, они отправились вниз по шатающейся лестнице к тонеллю.

Там они набрели на презанятное зрелище: несколько молодых и не очень мужчин, среди которых узнали и будущего Героя маскен-бала, Дюка Трэвисса, пьяные до поросячего визга. Мужики храпели там, где застиг их алькогольный сон: на столе из неотесанных досок, на скамьях, на полу, среди гнедых невообразимого вида...

— Что произошло с этими... этими существами? — удивилась нянюшка Ягг, разглядывая синекожих хлопцев с маленькими рожками среди оранжевой растительности на голове.

— Гитта Ягг, — с возмущением и предельной строгостью ответила матушка, — думаю, из твоего затейливого колдовства наверху, что-то и этим... — она указала на храпящих, — существам перепало.

Госпожа Гоголь, наконец пришедши в себя, глазела на диковиных животных, имеющих отдаленную и условную похожесть на коней. Если бы не их оранжевый цвет, занимательные хоботки и длинные клыки, торчащие изо ртов бедолаг. На спинах „коней” наблюдались маленькие перепончатые крылышки, как у летучих мышей. Жеребцы обменивались изумленными взглядами.

Госпожа Гоголь повернулась к сестре, преподавательнице по Гаданию, и начала ей рукоплескать.

— За что? — неправильно расценила одобрение нянюшка.

— Из тебя, Гитта, вышла бы самая черная вуду-колдунья, — ответила Госпожа Гоголь.

Из темноты появился Грибо и принялся тереться о ноги матушки. Та задумчиво уставилась на черного кота.

— А я думала, что Лили попробует как-нибудь извести его, — сказала она.

— С таким же успехом она могла бы попробовать извести дракона, — посмеиваясь, ответила нянюшка. — Скорее мой Грибо изведет твою сестру из тела директора Дамблдора.

— Хоть не насилует его...

— Ахахаха... — прозвучало из тайного лаза у Дракучей ивы, и вскоре оттуда выбралась вся веселая компания Ланкрских и вуду-ведьм.

Утром, в своих личных комнатах зам-директора и декан Гриффиндора, матушка Ветровоск как обычно пила чай и думала о будущем. На соседнем кресле Гитта расположилась в вальяжной позе и курила коричневую сигаретку любимой марки. Горячий кофе в чашке перед ней испускал головокружительный запах, соперничающий с яствами госпожи Гоголь.

Сама госпожа сидела на диване, скрестив ноги под многочисленными юбками, и с прикрытыми глазами машинально гладила млевшего под ее лаской Грибо.

— Ты правда думаешь, Эсме, что Лили отправит девочку на бал в тыкве? — спросила нянюшка Ягг. — А кого запрягать-то будут? Тех тварей? Хе-хе-хе!

Перед мысленным взором матушки Ветровоск возникли две химеры с отдаленным сходством с чифтокопытных, и она снова засомневалась. Но день и в самом деле выдался долгим. Кроме того, если подумать, это действительно смешно… Переживут... все.

— Ну ладно, — решительно сказала она. — Но запомни: я не намерена пускаться в разгул, ни в жизнь не стану!

— Там будут танцевать и все такое прочее… — вкрадчиво промолвила нянюшка.

— И еще, наверное, будут подавать всякие банановые напитки! — рявкнула так неожиданно матушка, что госпожа Гоголь изволили открыть глаза и с любопытством посмотреть на выражение лиц ланкрских ведьм.

— Ставлю миллион против одного, что так оно и будет, Эсме! — радостно воскликнула нянюшка Ягг.

— Не смей, Гитта Ягг!

— Никто нам не помешает, Эсме, успокойся, — сказала госпожа Гоголь.

* * *

Замок был разукрашен подходящим на день Хэллоуина образом — всюду встречалась тыквенная и летучемышиная тематика. Занятия, в связи с объявленным директором Дамблдором маскен-балом, закончились до обеда, и студентам было предоставлено время подготовиться.

Прежде всего это относилось к обучающимся мужского пола. В Хогвартсе, впервые в истории возникновения Хомо-сапиенса, не девушки, а парни волновались насчет бала. Девушки — их сегодня словно подменили на более разумных, собранных, сосредоточенных и готовых к любым неожиданностям существ. Не увидев ни одной из представительниц ведьм-обыкновенных, второго вида — тех, которые визжат как угорелые, бегут наперебой как угорелые, разлистывают модные списания и визжат, как... и т.д., смелые кавалеры всех факультетов почувстовали себя обманутыми. А где-то и обеспокоенными. Порой, скрещивая взгляд с выбранной спутницей на бал и встретив расценивающую искорку в ее глазах, им на задворках сознания мерещился ОТКАЗ! И они боялись переступить вперед и пригласить даму сердца. Пока, после обеда, дамы не взяли дело в свои слабые ручонки и не начали одна за другой переступать к выбранному парню и, потупив глаза, задавать им один и тот же вопрос:

— Ты хочешь меня спасти?

После вопроса подобного содержания любой парень был готов хоть в огонь влезть заживо, но пойти спасать красавицу.

К вечеру после раннего ужина все девушки, включая преподавательниц, исчезли из виду. Но кавалерам было старательно разъяснено, что нужно делать, чтобы спасти и завоевать избранницу.

— Устроили тут коллективные помолвки, — бормотал себе под нос Альбус, в который раз измеряя диаметр своего кабинета шагами. — А где тут моя роль? Где Всеобщее благо, которое только я могу устроить молодым волшебникам?! Оставить такое важное дело, как помолвку молодых, в собственных руках тех самых молодых! А если они сгруппируются вдруг так, что подходят друг другу, и их магия гармонизируется? Если они инстинктивно найдут себе подходящего партнера, вероятней всего — партнершу! для многочисленного потомства? Как при этом настаивать, что только принадлежность к Свету способствует численности выводка?

Вдруг в голове старого директора щелкнуло, и его поразила жгучая боль — признак, что ОНА, та злая тварь в голове, проснулась и сейчась будет громовещать. Действительно, Лилит не могла поверить насколько извращенным мог бы быть ее сосед по телу. Чтобы иметь подобное направление в рассуждениях, ошибочное в корне, нормальным мужиком ты ни в жисть, ни разу, ни в коем случае... Но Альбус являлся точь в точь извращенцем — любил муж...иков, зарраза!

К полуночи ей предстояло расстаться с этим чокнутым старикашкой, так что ей уже было все равно, что он думает, говорит или делает. Лишь бы не помешал сказке развиваться, лишь бы не нагромоздил что-то чудовищное, например, влез не в свои дела! Боги Овцепика, помогайте! Буду уважать и регулярно подносить дары... Что ей — Лилит де Темпскир — было нужно? Надо было просто запустить начало сказки, забрать крестную палочку и потащить тех Троих в подземеля, к зеркалу „Еиналеж”. Там, в подземном зале, она уже устроила себе вторую зеркальную комнату, чтобы ОНИ не нашли урон в плане по возвращению и не отказались.

После ужина в Болшом зале домовые эльфы устроили настоящий бальный зал. Пол зала при помощи волшебства покрылся мраморными плитами, настолько гладкими, что отражали потолки наподобие зеркала. Потолок, со своей стороны, как обычно, отражал погоду и время снаружи и представлял купол насыщенного ультрамаринового цвета, по которому кто-то из великодушных богов разбросал горстями драгоценности. Звезды сверкали наверху, мерцали внизу, и было сказочно красиво.

Высоко над головами в воздухе плавали огромные хрустальные люстры с формой, отдаленно напоминающей тыквы, и освещали зал столь ярко, что наконец стали видны скульптурные группы херувимов, единорогов и кентавров по карнизу. Сверкающие летучие мыши, стремительно летали вокруг колон и между люстр, гоняя золотых мух, комариков и стрекоз, трансфигурированных матушкой Ветровоск и профессором по Чарам Филиусом Флитвиком, и разносили аромат цветов.

У стен, под наколдованными плачущими ивами, словно кучки грибов, стояли группками по два-три, маленькие столики с красными в крапинку скатертями. Бесчисленное количество табуреток дополняли картину и были там, чтобы уставшие танцоры могли бы отдохнуть на минуту, прежде чем снова пуститься в пляс.

Посередине Большого зала профессорами был наколдован огромный круглый фонтан, вокруг которого, на ступеньках, можно было также присесть на маленьких подушечках. У фонтана, по всему периметру пустого пока басейнчика, взгляд мужской половины учащихся привлекал целый ряд золотых кранов, из которых они ожидали потоки хереса, не меньше того. И это добавляло к наличествующему энтузиазму еще толику градусов.

В директорской зазвучал сигнал, что посторонний пересек защитную границу замка, и Альбус Дамблдор поспешил отправиться ко входу, встречать приглашенных на бал гостей. Сам Корнелиус Фадж, Его Превосходительство Министр Магии, должен был приехать в сопровождении многочисленной свиты, чтобы уважить Главу Визенгамота, Великого Чародея МКМ и директора школы Хогвартс. Конечно, и насладиться маскен-балом.

Два часа спустя

В Большом зале празненство разворачивалось бурными темпами. Студенчество превзошло себя в изощренных маскарадных костюмах.

— Это же танцующие скелеты, Альбус! — воскликнул Аластор Моуди, сверкнув бешенно крутящимся в глазнице искуственным оком, и Лилит подумала: а не фоткает ли он особо сэкономивших на количество тканей ведьмочек?

Ей, как правительнцы Орлеи, мизерные куски шелка на телах молодых и не очень красавиц во время карнавала не были в новинку, но было забавно смотреть на выражениях Ланкрских сестер, для которых народные гулянья ограничивались пляской вокруг костра. Теперь две старшие ведьмы из Овцепика испытали когнитивный диссонанс, разглядывая перья и блестки, развевающиеся ткани — еле-еле прикрывающие молодые, полуобнаженные фигурки студенток.

— Просто обычные люди в черных трико с нарисованными на них костями.

Кто-то толкнул ее в бок. Она обернулась и увидела укутанную в черную хламиду высокую, костлявую фигуру. Из-под капюшона блестнули искры синего огня и замерцали. Ей (и Альбусу в придачу) стало очень, очень холодно в присутствии этого персонажа, и она решила подбодриться, задав ему вежлвый вопрос:

— Веселитесь, милашка?

— УГУ!

— Симпатичный ты себя наряд отхватил, дорогой! — захихикал Фадж, уже довольно захмелевший, и потрогал рукав хламиды. — Ууууу! Браво! Кости прям как настоящие... — и захихикал с пониманием.

— Угощайтесь, чем захотите, — комок страха поднялся у нее к горлу и там застрял.

— БЛАГОДАРЮ.

Сама СМЕРТЬ пришла на бал, пора было двигать сказку, поэтому она отдала вожжи правления тела Дамблдору, чтобы тот сам управился со сценарием. Бузиная палочка коснулась шеи, он сказал „Сонорус”, и его голос возвысился до потолка, остановив гул и пляс:

— Внимание, внимание! Пришло время спасать Принцессу от лап Черной Алиссии. Она сейчас томится на вершине неприступной башни и ждет своего Принца. Прошу всех участников маскен-бала выйти на квиддичное поле, а там уже всем желающим посоревноваться за руку и сердце прекрасной Принцессы, попытать свое счастье и спасти ее...

Отменив Сонорус, он размашистой походкой первым отправился наружу, а за ним последовала процессия не особо вдохновленных ожиданием чуда молодых волшебников. Те из них, которым не посчастливилось быть выбранным ведьмочкой из Хогвартса, уже не раз пробовали преодолеть колючие заграждения белой башенки — и все напрасно. Сейчас им хотелось просто понаблюдать и позлорадствовать над неуспехом собратьев из своего или из соперничающего факультета.

Но не все хотели смотреть на это представление. Огромное число студентов, тех, у которых пара выдалась стоящая — а их было большинство, продолжали скакать, как в буйном помешательстве, веселясь от всей души. Матушка Ветровоск впилась глазами в группу безпритязательного лимбо и слегка улыбнулась:

— Альбуса схватит кондрашка, как только Лилит вернется в Орлею, — глубокомысленно сказала она.

— Кого-кого? — не понял подвыпивший Северус Снейп, который под столом гладил голое колено Сивиллы, думая, что никто его не видит и не догадывается, чем он занят, и только рефлекторно отзывался иногда простыми междуметиями.

— Никто, дорогой Северус, никто, — успокоительно похлопала нянюшка его вспотевшую руку, слегка продвинув ее повыше. — Мы тут по женскому разговариваем, ты не бери это в голову.

Хмыкнув презрительно манипуляциям сестры Гитты, матушка продолжила смотреть на танцы молодежи, которые уже начали недвусмысленно выражать то, на что штуки вроде майского шеста только намекают, и пробормотала:

— Молодцы, девушки! К осени волшебный мир будет шелковым, как миленький.

Грибо сидел у ее ног, пристально наблюдая за танцующими девушками, на которых не было почти ничего, кроме перьев. Он тщетно пытался понять, что это за странные твари и как с ними стоит обойтись. В зал медленно прошествовала госпожа Гоголь, одетая во все черное, а за ней шла процессия хогвартских домовых эльфов, волочивших с собой огромные подносы с бутербродами.

— По-моему, ребята, стоит перекусить, — сильным голосом возвестила она, и на каждом столике легло по подносу. Студенты мгновенно перестали плясать и набросились на еду с завидным аппетитом, уничтожая все подряд.

Госпожа Гоголь присела рядом с матушкой, неотрывно смотря на жрущую молодежь.

— Бутерброды с чем?.. — тихим голосом промолвила матушка Ветровоск. — Я имею в виду, настоящая ли это еда, или наскребла со дна пруда. Слышать не хочу ни о каких там гастрономиях.

— Как же не любишь ты приключения, Эсме, — укоризненно произнесла вуду-колдунья.

— Ты не права, я не против приключений, если они не опасные. Но только не с едой.

— Они с аллигаторами, — ответила коротко госпожа Гоголь.

— С чем, с чем? — не понял Северус, у которого глазки уже вылезли из орбит от непередаваемых ощущений, вследствии особых манипуляций собственной рукой.

— Забей, — улыбаясь сказала Сивилла.

— Хм-кхм-гхм, — прокашлялась матушка Ветровоск, стараясь не смотреть в ту сторону. — Это напомнило мне один анекдот... Заходит, значит, один в харчевню и вдруг видит объявление: „Любые бутерброды на любой вкус”. Ну, этот решил сострить и говорит: „Сделайте-ка мне аллигаторский бутербродик — да побыстрее!” И ему принесли: живой, дюжий крокодил между двух половинок хлеба. „Но я не живого, а жаренного хотел!” — воскликнул тот. „А ты спрашивал ли мнение самого аллигатора по этому поводу?” — ответили ему...

За этим рассказом последовала поистине свинцовая пауза.

— А вот я всегда говорю: посмеяться вдоволь — это ж только на пользу! — наконец заявила госпожа Гоголь. — Я сначала спросила мнение у аллигаторов, но они гордо промолчали... и угодили в котел.

Через некоторое время матушка задалась вопросом вслух:

— Интересно, а что будет дальше? Слишком уж легко все оказалось, — сказала вдруг она.

— Ну еще бы! Это ж мы! — воскликнула вуду-колдунья. — Если надо что-то сделать, кто ж еще это сделает, кроме нас, настоящих ведьм, а? Покажите мне человека, который смог бы туда проникнуть и провернуть все в мгновение ока! Особенно удачно получился фокус с каретой.

— Сказка не складывается, — отсутствующе заметила матушка.

— Да наплюй ты на эти поганые сказки! — высокомерно включилась в разговор сестер нянюшка и толкнула руку Снейпа, похлопав ее благодарно сначала. — Их всегда можно перекроить по-своему.

Снейп смотрел отсутствующими глазами.

— Не всегда. Нужно знать, где подступиться, — возразила матушка. — В любом случае, не исключено, что она сможет достать ей и новое платье, и лошадей, и карету, и все прочее.

— Да где? Когда? — воскликнула нянюшка. — Сегодня ж праздник. Ни за что не успеют! Бал начался давным-давно. Все снаружи под контролем Маграт-Гермионы с бойфрендом.

Матушка Ветровоск побарабанила пальцами по краю столика. Нянюшка вздохнула.

— Ну что еще, Эсме? — устало спросила она. Северус лакал из бокала то, что ему налила Сивилла — почти чистый ром.

— Не бывает так, и все тут, — заявила матушка.

— Послушай, Эсме, единственное, что их сейчас спасло бы, так это крестная волшебная палочка. А такая палочка есть только у Маграт-Гермионы, — нянюшка кивнула на выход Большого зала. — Верно ведь, Эсме?

— Гм, — сказала матушка и ее глаза вдруг заблестели. — Вторая палочка у Дамблдора не работает, понятно почему.

— Да, но…

— Да, но Крестных фей должно быть две!

Рука матушки, с красиво оформленными красными коготками резко опустилась на стол. Нянюшкин стакан подскочил и опрокинулся.

— Вот оно что! — взревела она и вскочила с места.

— Он был почти полный. Почти полный стакан, — укоризненно заметила нянюшка.

— Пошли!

— Почти полный стакан…

— Гита!

— Да иду я, иду! Просто стакан…

— Быстро! Пока он не вернулся, надо обыскать его кабинет.

— Куда?...

— Гита!

Отдалившись от толпы любопытных зрителей, отправляющихся смотреть воплощение сказки на квиддичном поле, директор аппарировал в Визжащую хижину, чтобы проследить за Принцем.

Зрелище, представшее перед глазами Альбуса Дамблдора и мадам де Темпскир, в совкупности, чуть не убило их на месте.

Еще совсем недавно красивая, позолоченая и разукрашенная карета Принца вдруг вернулась в первозданный вид и стала тыквенной.

Тыквенная карета никак не хотела идти на своих тыквенных колесах. Кучера никак не желали протрезветь; кучера и лакеи, по большому счету, были не совсем уверены вообще, кто они такие. Их мысли метались: то они были людьми, думающими о капусте и ветчинной кожуре, а то вдруг становились гномами, удивляющимися, с чего это на них вдруг напялили штаны.

Что же до лошадей... это вообще из другой сказки, более продвинутой... лошади вообще чувствовали себя немного обезумевшими, и то что при этом они были крысами — ничуть не облегчало их положения.

Дюк Трэвисс выпученными глазами смотрел на директора исподлобья слишком трезво и оценивающе...

Альбус Дамблдор начал подозревать, что план его подселенки изначально был плохо придуман и по-любому не сработает. И она не испарится из его головы сегодня ночью, а останется навсегда пилить ему нервы двадцать четыре часа в сутки. Этого он боялся дико и до усра... Нет, не до такой степени, он был еще мужчной в своей силе... Но, Мерлин милостивый, пусть все устаканится, и эта злая женщина отправится в свою Орлею навсегда!

Надо было начать с Дюка. Чем-то его глаза пугали старого колдуна — выпученные, с багровыми всполохами. Когда Трэвисс посмотрит в глаза мисс Уизли, та вряд ли оценит заботу профессора Дамблдора о своей персоне. Он помнил с каким трудом удалось уговорить девочку участвовать Принцессой в сказке, в которой не Гарри Поттер будет играть Принца.

Ну-у-у, раз так, напялим на нос Дюка очки-кругляшки, как у отбившегося от рук директора Национального Героя.

Очки получились несколько кривоватые и грязные, но — ничего. Он не подписывался нигде подчиняться законам красоты и гармонии в понимании Лилит де Темпскир.

Пришел черед кареты. Времени возвращать ее утонченный вид не было, но нужно по меньшей мере вернуть ей способность двигаться.

Альбус, зажмурив глаза и представляя себе свободно передвигающиеся магловские кареты времен своей далекей молодости, махнул Бузинной палочкой.

Открыв глаза, он увидел перед собой вполне приличное средство передвижения, только оранжевое. Ну ничего, цвет подкачал, а со всем остальным он справился.

Лилит де Темпскир шумно и с облегчением вздохнула.

Оказалось, что „лошади” отказывались тянуть карету в одном направлении — каждая норовила спрятаться побыстрей в какой-нибудь темный уголок и забыть о своей лошадишности навсегда. Как ни старался директор воздействовать на животных, они уговорам не поддавались.

Тут был нужен совершенно другой подход — надо вспугнуть конекрысей, а кучера пусть летят к чертям собачьим!.. Лошади, даже такие, с каретой справятся и Дюка Трэвисса как-никак, но довезут на квиддичное поле, а там...

Чем, чем пугать крыс?

А-а-а, чем-чем — котом, конечно!

Дамблдор снова взмахнул Бузинной палочкой, призвав к себе ближайшего кота.

Кот, который появился директору на глаза, был ни кто иной, как сам любимчик нянюшки Ягг, которая, узнай что задумал Альбус сделать, отправила бы его нах.... ради Грибо.

Смотря на лоснящуюся шелковистую шерсть кота, Дамблдор заколебался — не стоит ли вернуть его и призвать другого кота, но Лилит беспрерывно верещала о необходимости поспешить, и Дамблдор преодолел страх:

— Ай, ладно.

Потом сосредоточился. Доставка черного зверя в Визжащую хижину проблемы не представляла, теперь надо было провести над ним только необходимую трансфигурацию живого в живое. Изменение формы объекта — один из сложнейших видов волшебства. Но с живым объектом все намного легче. Ведь, как-никак, а живое существо уже знает, какая у него форма. И все, что вам требуется, это лишь изменить его мышление.

Грибо зевнул и потянулся. К его удивлению, собраться обратно он не сумел, а продолжил вытягиваться все дальше и дальше.

В мыслительные протоки его кошачьего мозга хлынул прилив веры. Грибо вдруг поверил, что он — человек. И это не было каким-то там мимолетным ощущением, будто он внезапно стал человеком, нет, он абсолютно поверил в это. И сила сей непререкаемой веры бурным потоком хлынула в его морфическое поле, сметая все возможные возражения, полностью переделывая само его естество.

Обратно ринулись новые инструкции. Если он человек, то ему совершенно ни к чему вся эта шерсть. И он должен быть больше…

Старый колдун пораженно наблюдал за происходящим.

— Вот уж не думал, что у меня все так получится, — наконец признался он.

…Долой острые кончики ушей, усы слишком длинные… Мышцы должны быть больше, все эти кости неправильной формы, и ногам следует быть подлиннее…

А потом все кончилось.

Грибо разогнулся и, неуверенно покачнувшись, встал.

Альбус и Лилит одновременно уставились на него, разинув рот. Потом их глаза опустились ниже.

— Ого! — только и смогли они произнести. — По-моему, нам стоит немедленно создать ему какую-нибудь одежду.

Может, дело было в феромонах или в том, как перекатывались мускулы под черной кожаной курткой, но Грибо источал какую-то сальную дьявольскую сексуальность в мегаваттном диапазоне. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы в багровом свете захлопали темные крылья.

— Э-э-э, Грибо, — промямлил Дамблдор.

Тот открыл рот. Блеснули клыки.

— Ур-р-р-о-ул, — откликнулся Грибо.

— Ты меня понимаешь?

— Да-а-а-ау, директор.

Дамблдор почувствовал, что ноги отказываются ему служить, и прислонился к стене. После указал рукой на тыквенную карету без кучеров. Кучера спали, пьяные вдрызг.

— Правь прямиком на квиддичное поле!

Грибо снова улыбнулся и бросился прочь. Альбус принялся обмахиваться шляпой. Впервые Лилит была ему благодарна.

* * *

Карета с грохотом неслась по улицам Хогсмида, а за угол повернула на двух колесах, едва не опрокинувшись на рыжий бок. На козлах стоял Грибо, раскачиваясь на ходу, дико улыбаясь и щелкая кнутом. Развлечение было куда лучше, чем надоевший моток шерсти с колокольчиком внутри…

Расшвыривая в разные стороны учеников и гостей, тыквенная карета подлетела к башне на квиддичном поле, где перед стеной колючих зарослей болталась заскучавшая неудачами "кандидатов в спасители" публика. Подняв вихрь гравия, карета, как вкопанная, остановилась у колючих зарослей и развалилась на куски несвежего оранжевого овоща.

Из-под тыквенного завала, злой как черт, возник неизвестный ученикам и гостям маскен-бала, молодой... человек, вытряхнул с черного камзола самые большие куски тыквы вперемешку с семечками и осмотрелся вокруг.

— Вот, Принц-то прибыл, — улыбнулась Гермиона-Маграт бойфренду.

— Чешется шрам рядом с этим принцем…

Девушка сузила глаза, посмотрев на бледный след молниевидного шрама бойфренда. Шрам выглядел как-то... как старый, давно выздоровевший шрам.

— Так, почешись.

Перед новоприбывшим героем сказки колючие заросли, неожиданно для зрителей, стали расступаться, а он медленно, несколько скованной из-за особых сапогов с длинными, закрученными носиками, походкой пошлепал в направлении белой башни.

Сверху, с крыши, показалось личико Принцессы, обрамленное копной ярко-рыжих волос. Увидев, как расступаются шипастые ветви перед приближающимся к стенам башни молодым человеком в нарядном черном камзоле и черном же берете, она перекинула через перила свою длинную косу, надеясь, что длина достигла нужного уровня, чтобы Принц смог ухватиться.

Всю ночь Джиневре снилось, что она танцует с самым прекрасным мужчиной на балу — Гарри Поттером, но потом... его лицо начало меняться. Она не узнавала в своем партнере по танцу никого из мальчиков своего окружения.

Сейчас к ней, по ее же косе, поднимается Принц, а она разодета в сказочное черное платье, вышитое драгоценностями. На ножках обуты невиданные стеклянные туфельки, в многочисленных зеркальных гранях которых отражается свет. Она чувствовала себя настоящей Принцессой.

Достигнув перила, ее спасатель двумя руками схватился за них и переметнулся на террасу.

Хотя Джинни думала, что она мягкосердечная и неисправимая мечтательница, но она не была бы ведьмой, если бы не обладала кое-какими инстинктами и если бы не доверяла им.

В глазах Принца, скрытых за двумя кружочками закопченого стекла, заиграли злые красные огоньки, и она, быстро вскинув руку и опередив своего спасателя буквально на мгновение, сдернула стеклышки.

Ей и раньше доводилось видеть подобные глаза, вот только их обладатели никогда не ходили на двух ногах.

— Кто ты и как тебя зовут? — оторопело сказала Джинни.

Шагнув с правой ноги, молодой человек, стянул с головы берет с длинным золотым пером феникса и, подметая пол им, представился:

— Д’хюк Т’х-рэвисс, м’хадм’хоазель’х! Т’хак гов’хорит д’хире’хтор, но м’хое на’хстоящее им’хя — Т’хом.

— Ой! — прикрыла рот ручкой Джинни. Имя Том ей было хорошо известно.

— Я д’холжен т’хебя поц’хеловать...

— Ай, — смогла только сказать рыжая девочка, когда сильные руки Принца стиснули ее талию, и чужие губы коснулись ее рта...

* * *

— Во весело-то былоу, — сказал Грибо. А потом ему стало неинтересно здесь и он, негромко и счастливо мяукнув, легким шагом отправился в Большой зал, где, как он помнил, веселье шло полным шагом. Ему хотелось чего-нибудь съесть. С кем-нибудь подраться, а потом... ладно, там видно будет.

С точки зрения крысы, волка или медведя, оказаться в человеческой шкуре — это настоящая трагедия. Для кота же это одни только новые, будоражащие впечатления.

Кроме того, новое тело было куда более приятным, в нем ему очень, очень понравилось. Вот уже столько времени, как никто не толкнул Грибо ногой, чтобы не шнырял вокруг и не мешал.

В темноте над зрителями раздалось хлопанье крыльев. Сверху скользнула маленькая крылатая тень и приземлилась на ветку зарослей. Из темноты угрожающе сверкнули глаза. Существо выжидающе уставилось на ведьм и волшебников взглядом намного более разумным, чем если бы это была какая-нибудь сова.

— Это, вроде, петух госпожи Гоголь, — подметила Гермиона-Маграт. — Или не он?

— Вряд ли мы когда узнаем, петух это или нет, — фыркнул Гарри Поттер. — Интересно, что у нее на уме…

— Хорошее или плохое — ты это имеешь в виду? — уточнила девушка.

— Она здорово готовит, — отозвался бойфренд. — Не может быть плохим человек, который умеет так вкусно готовить. О ней в Литлл Уингинге разошлось множество разных слухов.

— Слишком уж охотно она разводит в своем пруде всяких крокодилов, — покачала головой мисс Грейнджер. — И это неправильно разводить дикую природу посреди города без охраны.

— Она развела аллигаторов, а они, думается мне, поменьше и не такие опасные, — поправил ее Гарри. — И госпожа Гоголь, строго говоря, заметно сокращает популяцию своими вкуснейшими яствами. А это, ну, не может быть неправильно!

* * *

Они спешили сломя голову, надеясь, что сюрприз в подножии белой башни для Лилит будет сногсшибательным, и она долгое время не опомнится.

Каждая из обоих Ланкрских ведьм хотела Крестную палочку для себя, но украсть ее было невозможно, ее дано унаследовать или вручить в руки преемницы. Гитта Ягг не впадала в иллюзии, что ей светит в том направлении что-нибудь, но хотелось попробовать, загрызи его дракл, пфу!.. Скорее всего, крестная палочка Лилит, заскучав — осиротев, если можно было так сказать, после исчезновения соответствующей владелицы, гармонизируется с матушкой. Гитта не сожалела об этом, здесь, в Волшебном мире Британии — в Хогвартсе, она получила все, о чем мечтала: красоту, молодость, многочисленный шабаш из ведьм разного возраста — соответственно, перспектива добиться многого. У Гитты появилась и магическая палочка, вещь феерическая, владением которой мало кто на Плоском мире мог похвастаться. И офигенный мужчина, о котором она лишь только — в бытность нянюшки Ягг из Овцепика — могла грезить на ночь глядя.

Лишь бы все произошло по тому сценарию, к которому они старательно готовились.

Впереди к цели шагала энергичной походкой матушка Ветровоск, развевая широкий подол мантии из темно-зеленого сукна (вечера в конце октября стали прохладными), сама заметно и несказанно похорошев напоследок. За ней — нянюшка, стараясь поддерживать скорость всеми силами. За последним поворотом, в другом конце коридора появилась и третья ланкрская сестра — Гермиона-Маграт — в невиданной красоты красном плате китайского покроя периода Тан, в сопровождении постоянного антуража в лице одного Героя магмира, Гарри Поттера.

Колдовская поддержка со стороны полного состава ведьминского шабаша сдержанно, щупальцем, коснулась магического ядра Сивиллы, и нянюшка почувствовала словно электрический разряд прошел по позвоночнику. Словно за спиной обеих старших волшебниц выросли крылья, такими легкими — такими воздушными они себя почувствовали.

Тихий торжествующий смех Эсмеральды достиг ушей нянюшки, и она сама захихикала восторженно.

— Сила с нами, Гитта! — воскликнула матушка, повернув голову вполоборота.

Пароль директорского кабинета был все тем же: "Летучие тянучки", и они быстро поднялись по движущейся лестнице наверх.

Здесь, в круглом кабинете царил полный разгром. Все было перевернуто вверх ногами, на нанесте Фоукса пищал голодный и голый птенец — возродившийся после возгорания феникс. Входная дверь тихо скрипнула, и в помещение вошли Гермиона-Маграт с бойфрендом.

Матушка сразу зарылась в рабочем столе Дамблдора, надеясь, что крестная палочка быстро найдется. Но ни в шкафчиках по обеим сторонам кресла, ни в ящичках белая костяная палочка не находилась.

Поиск палочки Лилит мог продолжаться неопределенное время, если бы Гермиона не вынула из потайного кармана своего роскошного платья вторую крестную палочку и не повертела ею туда-сюда.

— Она не здесь, Эсме! — сделала вывод Маграт после быстрого сканирования. — Они ее забрали с собой. Я не чувствую здесь родственной магии.

Портреты бывших директоров на стенах кабинета были странно молчаливыми и неподвижными, и это привлекло внимание Гарри Поттера.

— Спросим у портретов, что ли? — предложил он, и его слова переключили внимание ведьм от поисков на холсты.

— Она их заколдовала, Эсме! — воскликнула Гермиона-Маграт и взмахнула костяной палочки. Как веер развевает душный воздух, так и с портретов снялось заклятие молчания и стазиса. Все нарисованные люди одновременно раскричались, перебивая друг друга, чтобы побыстрей осведомить посетителей насчет действий чокнувшегося коллеги, Альбуса Дамблдора.

— Он по три раза в день убивает школьного феникса! — кричала пожилая старушка.

— У него появился в фамилльярах некий уродец... полужаба, получеловек... — вставлял свои два кната лысеющий волшебник среднего возраста. — И орудует этой Бузинной палочкой, хотя над второй, белой, все время плачет...

Замечание коснулось слуха зеленоглазого мальчика, и он подскочил к портрету этого бывшего директора.

— Скажите пожалуйста, сэр, взял ли с собой нынешний директор эту белую палочку? — спросил Гарри, и все три ведьмы перестали обращать внимание на остальной гвалт, навострив слух к разговору между мужчинами.

— Взял, хотя сначала колебался: то оставлял ее здесь, то возвращался назад и брал с собой. Он скрывал ее в тайнике в своей комнате.

— Тайник?

Ведьмы оглядели комнату Альбуса Дамблдора.

— Странно, а эта дверь с короной куда ведет? — спросила нянюшка Ягг.

— В спальню Дюка, наверно, — рассеянно ответила матушка, роясь под кроватью. — Ах, вот ты где, тайник!

Дверца тайника оказалась распахнута, а нутро могло похвалиться только лишь пустым брюхом.

— Она забрала все с собой, Лилит-то... — пробормотала матушка, поднимаясь с пола.

Из спальни директора ее сестры уже ушли, но дверь в комнату Дюка стояла нараспашку. Эсме Ветровоск быстро последовала за остальными.

— ... что ты знаешь о королевских спальнях, Гитта? — говорила Маграт-Гермиона. — Ты же никогда в них не бывала.

— А может и бывала, — возразила нянюшка, касаясь рукой длинной каштановой косы, перекинутой на грудь.

— Когда же?

— Помнишь коронацию молодого Веренса, Ма... Гермиона? Когда нас всех пригласили во дворец? — спросила нянюшка. Девочка тайком взглянула в сторону бойфренда, чтобы увидеть его реакцию на содержание их разговора, но Гарри, как всегда, и глазом не повел. — Так вот, когда я пошла в… короче, попудрить носик, то увидела открытую дверь. Ну и, конечно, вошла, полюбопытствовала, что там да как.

— Это государственная измена. За такое в тюрьму сажают, — сурово заявила матушка и добавила: — Ну и как там было?

— Ужас какая уютная! И, сказать по честности, та была куда как лучше, чем эта, — признала нянюшка Ягг.

Здесь преобладал зеленый цвет: зеленые стены, зеленый пол. Имелись шкаф для одежды и прикроватный столик. Даже прикроватный коврик, и тот был зеленым. Свет проникал в комнату через окно с зелеными стеклами.

— Как будто на дно пруда угодили, — заметила матушка. Она прихлопнула что-то ладонью. — А мух-то сколько! — она осеклась, как будто о чем-то задумавшись. — Гм-м…

Мух здесь было великое множество. Они жужжали на окне и бесцельно метались взад-вперед под потолком.

— Во всяком случае, нипочем не подумаешь, что в королевской спальне могут водиться мухи, — пробормотала нянюшка и указала на толстую синюю навозную муху...

— Зато непременно подумаешь, что в ней должна быть кровать, — заметила матушка.

Каковой здесь не было. Однако здесь находилось нечто, крайне их заинтриговавшее — большая круглая деревянная крышка диаметром около шести футов, лежащая на полу. С двух сторон у нее были удобные ручки.

Ведьмы обошли ее кругом. С крышки, угрожающе жужжа, поднялась целая туча мух.

— Вспоминается мне одна сказка… — протянула матушка и задумчиво уставилась на крышку, поскребывая подбородок.

— Сама посуди, — наконец продолжила нянюшка, пытаясь, несмотря ни на что, рассуждать здраво. — Разве может там прятаться что-нибудь хуже того, что мы и так способны себе представить?

Гарри Поттер, как настоящий джентльмен, выступил вперед, нагнулся и взялся за ручки.

Пять минут спустя все они вышли из спальни дюка. Матушка тихонечко прикрыла дверь.

Переглянулись.

— Ну и ну, — промолвила все еще бледная нянюшка.

— Да уж, — кивнула матушка. — Вот тебе и сказки! Не ожидала я от Лили такое, хотя я от нее мало что не видела.

— Доводилось мне слыхивать о таких… Ну, ты понимаешь, о людях вроде него, да только я не верила. Ужас! Интересно, как же он выглядит?

— Его внешний вид ничего тебе не даст, — возразила матушка. — Я его увидела разочек, но так и не догадалась... Лили ничего лишнего не сказала.

— Ну хоть ясно, откуда все эти мухи, — сказала Маграт-Гермиона и в ужасе прикрыла рот ладонью. — Вы только представьте себе какого Нинь-дзе сейчас там, вместе с ним! — воскликнула она. — Мы ведь знаем, что должно случиться. Они встретят друг друга и…

— Но там ведь кроме них есть и другие люди, ее братья там! — воскликнула матушка Ветровоск.

— Если братья Уизли будут о своей сестре как во время ее похищения заботиться, забей! — возразила Маграт-Гермиона.

— Вершину башни вряд ли можно назвать интимной обстановкой, — сказала нянюшка.

— Да какое это имеет значение, Гитта? Вспомни себя, тебя интимная обстановка когда-нибудь заботила?.. Ой, да за что? — потерла она свою руку, по которой в сердцах ударила нянюшка. — Извини, конечно заботило тебя, но стоит мне подумать о том, что он просто касается ее… По-моему, это все равно что…

— Слушай, как ты считаешь, Джинни Уизли годится в принцессы? — неожиданно перебил разговор Гарри.

— Что? — не поняла матушка и вытаращила глаза в недоумении. — А, да. Возможно. Для заграниц. А что?

— А то, что здесь действует не одна сказка. Здесь одновременно ведутся сразу несколько сказок, — пояснил он. — Гермиона сказала мне о стеклянных туфельках.

— Что о них? — не поняла самая старшая ведьма.

— Они не из сказки о Рапунцель. Думаю, что директор все перепутал из-за незнания маггловских сказаний. И я думаю, чтобы все объединить и исправить отличия, одного лишь прикосновения недостаточно. Тут требуется поцелуй.

— Да, вы правы, мистер Поттер. Но вам какое дело до этого? Нам надо скорее попасть в другое место! — воскликнула матушка. — Нам к зеркалу Еиналеж надо... То есть, вы же меня знаете, я о счастье студентов пекусь и я не ханжа какая-нибудь, но…

На вершине башни стояли двое, разодетые в черный бархат, и разговаривали между собой, не спеша спускаться вниз.

— Он превратил кучеров в жуков, — сказал молодой... человек, сверкнув красными искорками в глазах. — Хотя они ничего ему не сделали плохого! А затем... затем он раздавил их ногой... Понимаешь?! — Джинни в ужасе молчала. — А на место кучеров притащил откуда-то толстого черного кота, превратил в человека, сказав, что не надо нарушать равновесие, и-и-и ... раздавил тех жуков ногой, — повторил он.

В небе разорвался очередной фейерверк, но только молчаливые разноцветные сполохи отразились в глазах — грохот и треск остался за пределами наколдованного купола ужасной тишины.

— Профессор Дамблдор не мог бы, — выдавила срывающимся на писк голоском девочка. — Он добрый и не станет убивать людей.

— Я это видел собственными глазами... — возразил парень.

Оба замолчали, словно не замечая, что после поцелуя принц заговорил совершенно правильно.

— Они так жалобно хрустнули, — дополнил он, а Джинни всхлипнула от избытка чувств.

— Как мы будем двигаться дальше? — спросила она.

— У нас есть метлы, — сказал он и вынул из кармана бархатного камзола две маленькие, словно игрушечные метлы. — У тебя есть палочка? — рыжеголовая кивнула. — Верни им правильный размер.

— Я не знаю как, — покрылась красными пятнами стыда Джинни.

— Научу тебя. Взмахни вот так, — он показал рукой движение, — и скажи „Энгоргио”!

— Энгоргио! — крикнула она, и метлы увеличили свой размер. — Получилось, Том, видишь?

— Да, вижу. Я и не сомневался.

Мисс Джинни Уизли, или Принцесса этой сказки, подняла подол своего прекрасного платья и взглянула на туфельки. Вряд ли они были сделаны из обычного стекла, в противном случае, она ковыляла бы по площадке на вершине башни на израненных, окровавленных ногах. К тому же, туфельки были непрозрачными и очень удобными. Она приготовилась сесть на метлу, когда услышала треск, и платье кусками свалилось с ее тощей фигуры на каменные плиты. Девочка, визгнув, схватила самый большой кусок ткани и прикрылась им.

Том, ругнувшись, слез с метлы и приблизился к Джинни. Собрав кучу черного бархата в стопку, он взял ее за руку и увел в комнатку, чтобы научить, как при помощи заклинания „Репаро” восстанавливать сломленные — в данном случае — разорванные — вещи.

* * *

Лилит де Темпскир ощутила всем сознанием, что сказка исполнилась, и вздохнула с облегчением. Значит, она уже вольна возвращаться в свою Орлею. Ей так неистово захотелось побывать в Большом зале, потанцевать, пофлиртовать с кем-нибудь, помахать веером... Но, не сейчас. И не здесь.

Надо было найти троих сестер из Ланкра, припомнить им данное обещание сопроводить ее, Лилит, обратно в Плоский мир, и привести всех троих... а-а-а-ах, Грибо забыла — значит, четверых — в зал с зеркалом Еиналеж.

По пути к Большому залу кто-то хлопнул ее по плечу. Лилит, взмахнув пушистой бородой, обернулась на наглеца.

На нее надменно уставилась невысокая толстуха в красном платье и высоком седом парике. Лицо толстухи скрывалось под маской лисицы.

— Да? — огрызнулась мадам де Темпскир.

— Не «да», а «да, госпожа». Где ваши манеры, профессор Дамблдор? Ну-ка, немедленно отведите меня в дамскую комнату! Да что вы себе позволяете?! — последнее восклицание относилось к решительно не желающему изображать услужливого кавалера директору, который, неожиданно обойдя толстуху вокруг, критически разглядывал ее дорогое красное платье.

Красный цвет мадам де Темпскир ненавидела всей душой — дай ей черное или зеленое, например, а эта вспыльчивая женщина, которая знала Альбуса в лицо, вроде бы развернулась, чтобы огреть ее своим веером.

— Да кто вы такая, дамочка? — осведомилась Лилит. — И который у вас номер одежды — 10XL или 12XL?

— Что?! Какая неслыханная дерзость!

Лилит задумчиво подергала бороду.

— Даже и не знаю, — покачала головой она, — лично мне красные платья никогда не нравились. А синенького у вас ничего не найдется?

Толстуха затряслась и ей вроде бы послышался какой-то далекий голос, говорящий: «Ага, похоже, налезло. Но только у нее вовсе не 10XL. И честно говоря, будь у меня такая рожа, ни за что бы не надела красное…»

Миссис Молли Уизли приехала на бал, чтобы воочию увидеть триумф своей доченьки, Джинни. Красный наряд она выбирала преднамеренно, чтобы оттенить красоту своей малышки, в ее-то черном бархате. И чтобы он гармонизировал с прекрасными рыжими волосами дочки.

А тут профессор Дамблдор ее отругал и высмеял, не узнав ее за маской. Не выдержав такую эмоциональную нагрузку, Молли стянула с себя маску и с вызовом посмотрела на ошарашенную физиономию директора.

— Профессор! — крикнула она.

— Молли! — одновременно с ней воскликнул директор. — Я не узнал тебя из-за этой маски... И почему спрашивала меня о женской комнате, разве не знаешь где они?

— Знаю, но мне внутри беспокойно, профессор, меня давит дурное предчувствие за доченьку... Думается мне, что все-таки, надо было не искать в заграницах загадочного принца, а положиться на здешнего мальчика, Гарри Поттера.

Вдруг на лице старого колдуна заиграла несвойственная ему заискивающая улыбка, а за стеклами очков замерцали незнакомые и очень настораживающие зеленые искорки.

Миссис Уизли с сомнением оглянулась и, не справившись вовремя с собственным турнюром, погрузилась в ледяное, зеленоглазое, гипнотическое забвение.

Лилит посмотрела свысока на грохнувшуюся дамочку и, нагнувшись, пальцами дотронулась до ткани платья. Ну и ну! Эта глупая женщина, мать многочисленного выводка, в действительности знала толк в материях!

Некая сумасшедшая мысль угнездилась в голове запертой в мужском теле мадам де Темскир, и ведьма позволила своему „сожителю” и собственнику этого дряхлого тела завладеть управлением, чтобы наколдовал глупой своей палочкой Локомотор и перенес толстуху в директорский кабинет.

Бороду пришлось начисто выбрить, волосы подкрасить чуть-чуть...

Турнюр пришелся как раз, нужно было только подтянуть завязки; пряди бороды, разделенные на две части, заполнили чашки корсажа. Дошло до надевания платья вырвиглазного цвета. Альбус в голове выл и матерился, что раз обезбашенной дуре захотелось напоследок поплясать в женском платье в Большом зале, пусть оно останется как есть — замечательно красным. И наотрез отказывался изменять его.

Лилит пришлось смириться с этим — что ей оставалось?

Наконец, она посмотрелась в зеркало.

Ну ничего себе! А Дамблдор выглядел, вообще, недурно, кажется. Дама, вроде, в летах, да довольно заметная такая, статная.

Ах, надо губы подкрасить и отправиться в Большой зал искать приключений на пятую точку! Хи-хи-хи. А маска лисички все скроет. И эти перья в волосах особенно выгодно смотрятся.

Большой зал был запружен гостями. На балконе играл оркестр. Пары кружились в танце. Шум стоял неимоверный. Многие из менее энергичных или более голодных представителей магической аристократии и гостей Минстерства магии толпились возле длинного буфета.

Мадам де Темпскир обвела взглядом стол, уставленный всевозможными яствами. Заказ домовики Хогвартса выполнили на славу — жареные лебеди, море фруктов, вареные омары, орехи, торты, бисквиты с вином и со сливками — одним словом, сущая мечта отшельника! А посреди всего великолепия красовался запеченый павлин, который вряд ли обрадовался бы уготованной ему судьбе, даже если бы ему сказали, что все до единого роскошные хвостовые перья воткнут обратно в зад.

— А где соус? — пробормотала она и обвела людей взглядом в поисках официанта.

— НЕТ, МЭМ, — ответил кто-то у нее за спиной.

— Тогда, может, хоть кетчуп есть? — не оборачиваясь, спросила она.

— НЕТ, МЭМ.

— И это называется рай для дурманов? — буркнула Лилит, когда оркестр грянул очередной танец. Она толкнула локтем своего высокого соседа, расправлявшегося с омаром. — Ну, вам музыка нравится, верно?

— ОЧЕНЬ ПРИЯТНАЯ, МЭМ.

— Отличный выбор закуски!

— БЛАГОДАРЮ.

Тут Лилит кто-то круто развернул к себе. Ей кланялся пухлый человечек в униформе аврора и с огромными усами. Вид у него был такой, словно он готовился сожрать заветную сметану.

— Да?

— Вы изволили обещать протанцевать этот танец со мной, миледи!

— Ничего такого я тебе не обещала.

Усач был явно озадачен.

Лилит де Темпскир дала аврору самый вежливый отказ, на который только была способна, думая, кто это такой. А потом смотрела, как он исчезает в толпе.

— Алло, лисичка моя, — окликнул кто-то за ее спиной.

Она оглянулась. Никого не было.

— Чуть пониже.

Мадам де Темпскир опустила взгляд.

Ей лучезарно улыбался гоблин, облаченный в форму охранника Гринготтса и напудренный парик.

— Позволь представиться: Казанунда, — произнес он. — Считаюсь величайшим любовником в мире гоблинов. Что ты на это скажешь?

Лилит смерила его оценивающим взглядом с ног до головы или, скорее, с головы до ног.

— Ты же гоблин, — объявила она.

— Размер значения не имеет.

Лилит прикинула, как быть. Одна из ее сестер, Маграт — известная своей застенчивостью и скромностью, сейчас вела себя, как эта самая… ну, в общем, словно та самая варварская королева, которая вцепилась в своего бойфренда, Гарри Поттера, словно тот был ее король, не меньше того. Вторая, в Овцепике известная своим неумением ночью, теплой весенней поры, убежать достаточно быстро от гнавшихся за ней парней, сейчас заигрывала с мужчинами — конкретно с одним, очень привлекательным для Лилит мужчиной — в Хогвартсе, наверно, принимала ванны из ослиного молока. А третья, ее собственная сестра Эсмеральда, этим вечером вообще вела себя очень странно и сейчас танцевала польку с каким-то мужчиной, хотя на самом деле не могла отличить одну ногу от другой.

Лилит решила, что тоже имеет право хоть немного побыть самостоятельной женщиной. Просто побыть женщиной.

— А танцевать ты умеешь? — устало спросила она.

— О да. Как насчет свидания?

— Сколько, по-твоему, мне лет? — вопросом на вопрос ответила она. Казанунда задумался.

— Что ж, ладно, — наконец промолвил он. — Тогда, может, просто потанцуем?

Лилит вздохнула и взяла его за руку.

— Пошли, — сказала она и вдруг уставилась на повернувшегося к ней во время танца мужчину, который был парой ее сестре, Эсме. Приобняв матушку Ветровоск за талию, над ней высилась затянутая в кожу фигура с повязкой на глазу и улыбкой безжалостного корсара.

— Ур-р-р-о-ул? — дошло до ушей мадам де Темпскир, и она замерла. Тем временем ее коротышка-партнер уже пританцовывал в такт музыке.

Ничего такого сложного в танцах не было, хотя движений она не знала. Но ей весьма в этом деле помогало чтение мыслей Альбусом. Танец — вещь инстинктивная, особенно после того, как вы миновали стадию, когда нужно постоянно пялиться вниз, чтобы знать, чем там заняты ваши ноги.

Матушка и ее атрактивный партнер прокружились мимо. Вдруг они с Лилит встретились глазами, и состоялось некое, на инстинктивном уровне, узнавание. А потом матушка начала хихикать.

— Это твоя подружка? — поинтересовался Казанунда.

— Она… — начала было Лилит. Но тут оглушительно взревели трубы.

— По-моему, немного не в такт, — заметил Казанунда.

— Нет, это означает, что сейчас должен появится кто-то важный, — пояснила она.

Оркестр смолк. Пары все как одна повернулись лицом к открытым входным дверям Большого зала. По освобожденной дорожке между гостями величественно двигались две фигуры.

Это были парень и девушка. Совсем молоденькие.

Маски на девушке не было. И она была вся в белом, словно невеста. До сих пор мадам де Темпскир и не думала даже, что могут быть разные оттенки белого. Но теперь она это поняла. Белизна платья рыжеволосой девушки как будто испускала сияние. У нянюшки возникло ощущение, что если бы вдруг погас свет, то это платье продолжало бы светиться. Невероятное, шикарное платье! Оно мерцало, у него были рукава с буфами, и все оно было отделано кружевами.

А выглядела девушка совершенно незнакомо. Кто она была, откуда появилась — Лилит, да и Альбус Дамблдор, который ахал и охал у нее в голове, не знала. У девушки был прекрасный цвет лица и красиво уложенные в сложную, высокую прическу огненного цвета волосы. Вся она выглядела… отстраненной и величественной.

Лилит кольнуло завистью. Она всю жизнь мечтала вот так вот появиться на балу и оставить бездыханной всю публику.

Рядом шагал, взяв девушку за руку, невероятно красивый парень в черной бархатной мантии. Даже его глаза были или казались черными, хотя, в некоторый момент казалось, что они светятся красным.

Эсмеральда Ветровоск незаметно приблизилась к Лилит и толкнула ее.

— Лили, узнаешь этих? — прошептала она.

— Гм-м.

Костяшки пальцев матушки Ветровоск были так же белы, как платье девушки.

— Это твои подопечные, Джиневра и дюк Трэвисс! — выдала она, и сердце Лилит пропустило удара. — Разве ты не...

Толпа тем временем струилась мимо них. Это движение казалось каким-то неосознанным, инстинктивным. Как будто коридор образовывался сам собой.

Дюк медленно шагал вперед по дорожке. За спиной Джинни в воздухе колыхались какие-то тени, казалось, будто за ней плывет целая процессия призраков.

Лилит почудилось, что воздух приобрел некий радужный оттенок. Она взглянула на сияющую Джинни Уизли, которая лучезарно улыбалась, не сводя глаз со своего принца, и ей показалось что будущее разветвляется.

Обычно будущее разветвляется на каждом повороте, а посему о том, что случится, скорее всего возможно получить лишь самое смутное представление. Даже если вы столь темпорально чувствительны, как ведьма. Но здесь скопились сказки — они обернулись вокруг древа событий и насильно придавали ему новую форму.

Снова грянул оркестр. Он заиграл вальс.

Джинни и принц закружились в танце по залу, не отрывая друг от друга глаз. Затем к ним осмелились присоединиться несколько других пар. А потом вдруг все закрутилось, будто весь бал был некой машиной, которую снова привели в действие. Опять все заполнилось кружащимися в вальсе парами, и отзвуки светских бесед бесследно канули в музыкальную пучину.

— Может, ты все-таки познакомишь меня со своей подружкой? — спросил Казанунда откуда-то из-под локтя мадам де Темпскир.

Мимо них в танце проносились люди.

— Все так должно и случится, — промолвила Лилит, полностью игнорируя доносящиеся снизу реплики. — Все-все. Поцелуй, часы, бьющие полночь, ее бегство и потеря стеклянной туфельки, буквально все.

Ведьмы смотрели на кружащуюся пару. Юноша и девушка по-прежнему не отрывали друг от друга глаз.

— К двенадцати часов нам надо к зеркалу, Эсме, — твердым голосом сказала Лилит. — Надо найти Сивиллу... Грибо как раз здесь.

— Где? — удивилась матушка и стала озираться.

— За тобой, — мстительно ухмыльнулась ее сестра. — Разве не знала, с каким таким сексуальным сердцеедом танцевала.

Лицо матушки стало белее платья Джинни.

— Уже полночь, Лили! — стиснув зубы сказала Матушка. — Грибо! Иди, найди хозяйку!

— Ур-р-р-о-ул? — ответил высокий пират и утонул в толпе.

Часы начали бить. Ведьмы обернулись и задрали голову. Было начало одиннадцатого.

— А знаешь, — сказала вдруг матушка, — часы ведь бьют не полночь. Они не бьют двенадцать раз. То есть все дело тут в ударах.

Они снова поглядели на часы. Маграт-Гермиона что-то шептала бойфренду на ухо.

— Может, покинем этот бальный шурум-бурум и устроим где-нибудь интимный тет-а-тетик? — с надеждой предложил Казанунда.

Мадам де Темпскир постаралась не обращать на него внимания, а взяв матушку за руку, толкнула ее к выходу. Маграт-Гермиона и Гарри Поттер заспешили за ними по пыльной галерее, по которой шагали матушка и... странно одетый директор. Гоблин семенил рядом.

В конце коридора было отклонение, откуда появились взлахмоченная Сивилла Трелони и дружок матушки Ветровоск.

Разношерстая компания достигла маленькой деревянной двери.

Матушка Ветровоск открыла ее толчком локтя. За дверцей явилось помещение со знакомым Гарри зеркалом Еиналеж посередине.

«Сегодня вижу Гермиону такой, какой она мне понравилась, в последний раз — подумал Гарри, и его сердце защемило, а глаза наполнились слезами. — Возможно, она мне понравилась бы и такой, какой она была раньше, но я буду так скучать по моей Мионе!"

— Очень уютно, — признал Казанунда, чем привлек к себе внимание.

Трое ведьм из Овцепика уставились на четыре зеркала, образующих между собой паралеллограмм, и с трудом перевели дух.

— Это какой-нибудь трюк, а, Лилит? — прошептала матушка. — Хочешь меня сбить с толку и впихнуть между сдвоенными зеркалами, чтобы зеркальное чудовище забрало меня навсегда?

— Никакой это не трюк, Эсме, так делаются порталы между мирами, — ответила госпожа де Темпскир. — Надо только, чтобы мы четв...

— Пятеро! — воскликнула нянюшка, толкнув локтем выряженного в черную кожу бывшего кота Грибо, и тот, мигнув, сказал: „У-о-о-уррл”.

— Так оно не работает как надо! Не заводите! — выкрикнула Маграт, схватив своих сестер за локти. — Погодите вы, — с угрозой в голосе произнесла она, надвигаясь на худощавую фигуру Лилит. — Сейчас ты у меня подавишься этой своей наглой ухмылочкой… — и ткнула ту белой костяной палочкой.

Все тело госпожи де Темпскир пронзила острая боль, ведьма ахнула, зло сощурилась и потянула длинную узловатую палочку из бокового кармана красного платья. Вдруг цвет ее глаз с зеленого переменился на васильковый, вся она — в этом нелепом одеянии с чужого плеча — подобралась и изменила свою сущность. Словно другой человек — мужчина — занял, на глазах ошарашенных свидетелей, тело. Этот другой взмахнул палочкой и расхохотался:

— Так, значит, ты, мелкая козявка, и вправду думала, что можешь победить меня, величайшего чародея двадцатого столетия?! — воскликнул тот. — Да! Я вижу это по вашим лицам. Все вы думаете, что пигалице ничего не стоит победить меня, Альбуса Брайена Вульфрика Персиваля Дамблдора! Ха-ха! Вам, дуры, глупить не стоит, а ты, мисс Грейнджер, кончай тыкать в меня этой палкой. Если кто и смог бы одолеть меня, так это был только Геллерт Гриндевельд, да я перехитрил того и сам его победил. До чего же люди непонятливые…

Вдруг звонкий мальчишеский голос прервал побритого директора школы одним лишь словом. Незначительным, по нескольку сотен раз за день раздающимся в стенах школы словом, тем не менее поставившим жирную точку в хвастливой тираде:

— Экспелиармус! — неожиданно выкрикнул Гарри Поттер из-за плеча своей девушки.

Бузинная палочка шустро выскочила из старческих пальцев прежнего своего хозяина и прилетела в протянутую вперед руку темноволосого мальчика.

— А-а-а-а... — огласило зал и воющим тоскливым эхо разнеслось в подземелях. Одетое в красное платье тело снова дернулось, угрожая упасть на пол, но в нем пробудилась вторая сущность, населяющая его. — Ах ты, зловредный мальчишка! — крикнула вернувшая управление над телом Дамблдора мадам де Темпскир. — А ну верни палочку!

Но перед второкурсниками выступила матушка Ветровоск, загораживая их собой.

— Лилит Ветровоск! — крикнула она. — Если вздумала обманом нас затащить между колдовскими зеркалами, чтобы отвадить, ты потеряла связь с головным мозгом. Не то, что она там до сих пор была. Мы уходим!

Она резко повернулась на каблуке и сделала шаг к выходу, толкая впереди себя Маграт-Гермиону и Гарри Поттера. Нянюшка, насупившись, кивнула головой пирату Грибо и тоже изъявила намерение последовать за матушкой. На нижние уровни, туда, где обитал Казанунда, никто не посмотрел, и тот беспомощно вертел головой то к одной, то к другой из ведьм. Он не смог дать себе ответ на вопрос: какого дракла он здесь ищет, но ему с этими привлекательными женщинами было вольнительно и интересно.

Взгляд зеленых глаз одетого в красный шелк „создания” встретился с угольно-черными глазами Казанунды на одно лишь мгновение, но именно в тот миг мадам де Темпскир поняла, что теряет шанс вернутся обратно в свою Орлею навсегда.

— Стойте, прошу вас! — выкрикнула она плаксивым голосом.

Матушка слегка повернула голову в ее сторону и остановилась.

— Первой идешь ты, — резко сказала она.

— Но...

— Ты. Идешь. Первой.

— Ладно-ладно... Но если вы не последуете за мной, я...

— Помню я. — Голос Матушки был холодным, как лед. — Ну показывай, как ты это делаешь!

Ведьмы переглянулись и уставились на Лилит. По подземелью прошелся холодный сквозняк. Мадам де Темпскир подобрала юбки и подошла к зеркалам, между которых словно застыл столб света, сияющий в октариновой части спектра.

Шепнув себе подбадривающие слова, она шагнула в это сияние.

Никто из присутствующих не заметил скрывающуюся в темном углу зала укутанную в черную хламиду высокую костлявую фигуру, из-под капюшона которой мерцали две оксигенно-синие звездочки.

В недрах зеркального лабиринта прозвучал тихий настораживающий звон, и госпожа де Темпскир завертелась волчком, чтобы ощутить с которой стороны ждать опастность. Нахмурившись, она стиснула волшебную палочку из белой кости, с золотым орнаментом. Крестную палочку. Наконец, впервые после ее до жути омерзительного путешествия в этот гребанный Хогвартс, палочка откликнулась на зов своей хозяйки, и Лилит взмахнула ею.

Дверь в зеркальный мир распахнулась. Кроме трезвона на грани слышимости, больше никаких посторонних звуков — только шуршание платья и ее собственное дыхание. Лилит скользнула в пространство между зеркалами, исчезнув из виду для своих наблюдателей.

На нее одобрительно смотрели мириады отражений. Ее отражений — женщины с длинными золотыми волосами и в красном шелковом платье.

Лилит немного расслабилась, но вдруг ее нога зацепилась за что-то. Ведьма выругалась сквозь зубы, досадуя на невезение, и тут же почувствовала, как ледяная волна ужаса прокатилась по позвоночнику. Лилит увидела перед собой каменную плиту, на которой вычурными буквами золотом было означено ее имя — Лилит де Темпскир — и стояли год ее рождения и дата ее кончины. Увидев свою могилу, Лилит перевела исполненный ужаса взгляд на свое отражение, которое вдруг ударило рукой по зеркалу с другой его стороны. Со стороны зеркального мира.

А потом слева и справа от себя. Осколки засверкали по полу разноцветным огнем.

Отражение на последнем, четвертом зеркале — Еиналеж — пристально смотрело на нее.

— Какая радость быть победителем, если победивший мертв и не знает о том, что он в действительности проиграл? — сказало отражение и оскалилось.

Лилит отшатнулась. Рот ее открылся и снова закрылся. Отражение начало меняться на образ незнакомой, окутанной в тысячу пестрых шалей, женщины. Та перешангула через пустую раму, и Лилит с опаской бросила взгляд за спину неожиданной гости.

— Кто ты такая? — спросила у незнакомки Лилит.

— Я? — фыркнула гостя. — Я госпожа Гоголь, Королева болот. Всю жизнь я обслуживаю сказки. Как ты думаешь, по-твоему, это власть?

— Ты не понимаешь… Это ты разбила зеркало… И я не смогу вернуться домой!

— Говорят, разбитое зеркало — это плохая примета, — словно не слушая, пробормотала госпожа Гоголь. — Но я подумала: в конце концов, семь лет несчастий — разве для тебя это так уж и много?

Почему-то, в Еиналеж сохранилась протяженность бескрайнего зеркального мира — отражение за отражением, но созданная госпожой Гоголь трещина продолжила змеиться. Все дальше и дальше, со скоростью света, зеркала разбивались вдребезги...

Госпожа Гоголь с насмешкой посмотрела на дрожавшую Лилит, чтобы не пропустить момент осознавания ею правды. Когда, прежде чем разобьется последнее отражение, в зеркале появится ее сестра, Эсмеральда Ветровоск — такой, какой Лилит ее знала и помнила. И момент этот настал.

Глаза Эсмеральды полыхали, как два безжалостных изумруда, Лилит похолодела. Матушка шагнула вперед, почти упираясь носом в стеклянную повехность.

— Лилит Ветровоск, ты нарушила равновесие! — рявкнула Эсмеральда, и госпожа де Темпскир в ужасе отпрятнула назад. — Сейчас я тебя накажу, и вовсе не за то, что ты плохая. И не за то, что ты вмешивалась в сказки. Каждый идет своим путем. А за то — и я хочу, чтобы ты это как следует уразумела — что, когда ты сбежала из дома много лет назад, хорошей пришлось стать мне. А ты в это время развлекалась, как хотела. Вряд ли я смогу расплатиться с тобой, Лили, за все, что я пережила, но все же попробую…

— Но ведь… Я… я… Это же я — хорошая, — пробормотала Лилит, лицо которой от потрясения стало мертвенно-бледным. — Это как раз я — хорошая, а не ты. Я не могу проиграть. Я фея-крестная. А ты — злая ведьма… И потом, эта госпожа, — не глядя, она махнула в направлении Королевы болот, — разбила зеркала…

…А трещина глубоко в мире зеркала Еиналеж, пронзая пространство подобно комете, достигла самой удаленной точки и начала змеиться обратно, все ускоряя свое движение среди бесчисленных миров…

...Из всех отражений отделяется одинокий образ испуганного, побелевшего старика с гладко выбритыми щеками и он, осмотревшись вокруг испуганными, ошалевшими глазами, спешит дальше, все ускоряя шаг...

— Эсме, ты должна помочь мне… Отражения нужно срочно уравновесить… — еле слышно бормочет Лили, пятясь к уцелевшему зеркалу.

— Хорошая? Хорошая?! — визжит ее сестра-близняшка. — Ты скармливала людей сказкам. Коверкала человеческие жизни. И это, по-твоему, хорошо? — Госпожа Гоголь, вытащив из глубин складок шалей длинную черную трубку, медленно прикуривала дурно пахнущую травку, с самым отсутствующим видом. — Может, ты еще посмеешь утверждать, будто не получала от этого наслаждение? Да стань я плохой, как ты, я была бы стократ хуже. Такой плохой, что тебе даже и не снилось, — Эсмеральда замахнулась.

…Трещина вернулась к точке, откуда начала свое движение, ведя за собой спасающиеся бегством отражения — без одного — всех остальных зеркал…

Глаза Лилит расширились, когда ее последнее отражение повернулось, блаженно улыбнулось ей, и руки, появившиеся из зеркальной рамы, заключили Лили Ветровоск в свои объятия.

Все зеркала в этом мире лопнули, взрываясь тысячами мельчайших осколков, и на мгновение к потолку помещения устремилось облако волшебно сверкающей пыли.

* * *

Трое ланкрских ведьм, со своими сопровождающими, уставились на произошедшее.

Там, где еще недавно змеился зеркальный лабиринт, теперь зияли три пустые рамы. Зеркало Еиналеж, уцелев, покрылось туманной пеленой и не отражало ни предметов в комнате, ни людей. Весь пол был усыпан осколками стекла, а посреди всей этой разрухи лежала фигура в красном платье.

Нянюшка Ягг оставила Маграт и Гарри, которых прикрывала до сих пор, и опасливо двинулась вперед. Подойдя поближе, она потыкала лежащего мужчину носком сапога. Альбус Дамблдор перевернулся на спину, уставившись мертвыми, остекленевшими глазами в потолок. Из безвольных пальцев выпала белая костяная палочка, которую матушка Ветровоск не раздумывая подобрала с земли и в тот же миг ощутила ликование и небывалый душевный подъем. Глаза Эсме лихорадочно заблестели:

„Я — Крестная фея! Наконец-то! Я Фея-крестная. Боги Овцепика, Думманифестина, маленькие боги! Спасибо, спасибо, спасибо...”

— Что будем делать с директором? — спросила нянюшка.

— Давайте сбросим его с Астрономической башни? — предложил Гарри, и все уставились на мальчика.

— Давай, — согласилась нянюшка. — Только сбрасывать будешь ты.

Бойфренд заколебался.

— Вообще-то, — наконец сказал он, — когда я предложил сбросить его с башни, я не имел в виду, что собираюсь сделать это лично. Я имел в виду, что если еще осталась в мире хоть какая-то справедливость, то этого мужчину стоило бы… Опять же, надо отвести подозрения в нашем соучастии в его убийстве...

— В таком случае, на твоем месте, я бы лучше помолчала, — перебила его нянюшка, осторожно становясь коленями на пол, кое как расчищенный от острых осколков. — Ну да, точно. Это точно Альбус. Его лицо я ни с одним другим не перепутаю, с бородой оно или без бороды. Да вы взгляните на его руки! — вдруг возкликнула она.

Маграт-Гермиона и бойфренд, пригляделись и в испуге зажали рот ладонями.

— Что же он такое делал? — спросила девушка.

— Судя по всему, это делал не он, а Лилит, пока они были вместе здесь, — стукнула нянюшка по лбу трупа. — Пыталась просунуть руки сквозь стекло. — Гитта призадумалась. — Надо попросить госпожу Гоголь, чтобы принесла своих мазей. Бросать-не-бросать, но тело должно выглядеть надлежащим образом. И где сбритые пряди бороды? — она принялась ощупывать платье, пока не дотронулась до области декольте. — Ха-ха! Надо это приклеить к лицу, прежде чем бросить... И поменять одежду. Давай-ка, снимай платье, Маграт. Эсме! Эсме!

Но матушка Ветровоск с отсутствующим видом прижимала к груди палочку Крестной феи и мечтательно смотрела в бесконечность...

— Эсмеральда Ветровоск! — рявкнула нянюшка, и старшая ланкрская ведьма встрепетнулась, придя в себя. — У тебя есть доступ в кабинет директора. Иди и принеси какую-нибудь мантию Дамблдора!

— А домовики на что существуют? — рассеянно ответила та.

— Потом убьешь того собственной костяной палочкой?

— Н-нет...

— Так иди давай.

Казанунда прикидывался фикусом и таращился на происшедшее.

Рядом с ним облизывал свои руки мужик-пират.

* * *

Лилит Ветровоск оглядела многослойный серебристый мир.

— Где я?

— ВНУТРИ ЗЕРКАЛА.

— Я мертва?

— ОТВЕТ НА ЭТОТ ВОПРОС, — сказал Смерть, — НАХОДИТСЯ ГДЕ-ТО МЕЖДУ «НЕТ» И «ДА».

Лилит обернулась, и миллиард фигур обернулись вместе с ней. Среди них самая ближайшая чем-то отличалась от остальных.

Лилит пригляделась.

Потом снова пригляделась. Отражение ответило ей васильковым взглядом и счастливо улыбнулось. Потом завертелось, и юбка ярко-красного платья стала похожа на вздувшийся колокол.

Лили передернуло.

— Когда же я смогу выбраться отсюда?

— КОГДА НАЙДЕШЬ ТОТ МИР, ЧТО ДЛЯ ТЕБЯ БУДЕТ РЕАЛЬНЫМ.

Лилит Ветровоск помчалась мимо бесконечных отражений.

* * *

Ведьмы переглянулись.

— Похоже, заживляющая мазь госпожи Гоголь действительно помогает, — сказала Маграт.

В руках она держала кувшинчик, наполовину заполненный каким-то бледно-зеленым и необычно зернистым составом со слабым, но всепроникающим запахом.

— Между прочим, в состав ее входят змеиные головы, — сообщил бойфренд и слабо улыбнулся девушке.

— Даже не пытайся меня напугать, Гарри Джеймс Поттер — важно заявила Маграт-Гермиона, а сердце мальчика пропустило удар: так отчитывала его на первом курсе лохматая соученица, мисс Грейнджер, о которой он уже подзабыл как-то. Он боялся думать что будет потом... — Кто-кто, а уж я-то знаю, что «змеиная голова» — это такой цветок. Кажется, разновидность герани. Из цветов можно готовить чудесные средства...

Он закрыл уши руками и изо всех сил зажмурился.

Нянюшка Ягг, которая имела честь провести весьма познавательные, пусть и не лучшие в жизни, полчаса, наблюдая за тем, как госпожа Гоголь готовит свой состав, решила не расстраивать Маграт.

— Ага, — кивнула она. — Конечно, это цветы. Тебя не проведешь, ты умная девчонка. Но нам пора к зеркалу.

Ведьмы переглянулись и бросились к лестнице. Гарри поплелся за ними.

— Не переживай, Гарри, мы еще вернемся! — сказала, похлопав того по плечу, нянюшка Ягг. — Даже если нам придется жить на болоте вместе с госпожой Гоголь и до скончания веков жрать эти ее змеиные головы!

А потом она наклонилась к самому уху парнишки и тихонько прошептала:

— Ты ведь не сдашься, правда, Гарри?

Гарри сквозь подступающие слезы улыбнулся своей преподавательнице по Прорицанию и неуверенно кивнул.

Трое ланкрских ведьм выстроились перед зеркалом Еиналеж, в котором появились окружающие Орлею зеленые болота. Город дремал. После праздников всегда наступало затишье, люди отсыпались после срединочных гулянок. Грибо, снова возвращенный матушкой Ветровоск в свой изначальный кошачий вид, лежал у ног своей хозяйки, ожидая дальнейшие приключения.

— Ну вот и кончилась наша долька виты, — философски заметила нянюшка.

— Мы так и не попрощались с госпожой Гоголь, — вспомнила Маграт.

— Думаю, она знала, что мы собираемся отбывать, — ответила нянюшка. — Эта госпожа Гоголь очень проницательная женщина.

— Надеюсь, ей можно доверять? Она сдержит слово? — спросила Маграт и с горечью посмотрела на сгорбившегося бойфренда. Ей ой как не хотелось расставаться с ним!

— Да, — кивнула матушка Ветровоск. Ей тоже не хотелось возвращаться в Овцепик, к тому состарившемуся телу. Оставить здесь, в Волшебном мире Британии, управление школой дуре Минерве МакГонагалл было жалко. Оставить, чтобы та разбазарила сформировавшейся девочками шабаш! Оставить их этой, этой... коммунистке, помешавшейся на торжестве Света и Добра!

— По-своему она очень честная женщина, — вставила нянюшка Ягг, думая о том, как ей будет недоставать ласк Северуса. Вообще, ласки. И лоска!

— Этого у нее не отнимешь, — согласилась матушка. — Ну, сестры, приступим?

Остальные кивнули подавлено.

* * *

Матушка Ветровоск, нянюшка Ягг и Маграт Чесног оглядывали многослойный серебристый мир.

— Где мы?

— ВНУТРИ ЗЕРКАЛА.

— Мы мертвы?

— ОТВЕТ НА ЭТОТ ВОПРОС, — сказал Смерть, — НАХОДИТСЯ ГДЕ-ТО МЕЖДУ «НЕТ» И «ДА». НО Я БЫ ПОСОВЕТОВАЛ ВАМ ОБЕРНУТЬСЯ.

Они обернулись, и миллиард фигур обернулись вместе с ними.

Тысячи и тысячи матушек Эсмеральд Ветровоск сидели дома и пили чай из новых, с золотой каемочкой, чашек. На стене за ними висели тысячи новых, неразбитых зеркал.

Тысячи и тысячи нянюшек Ягг купались на заднем дворе у себя дома, а вся родня, трясясь, сжимала уши руками, чтобы не слушать песни про ежика, про зайчиков и прочую живность.

Тысячи и тысячи Маграт Чесног прижимали к груди новорожденных младенцев и с преданностью в глазах и любовью смотрели на своего мужа, короля Веренса...

— Что, что это означает? — спрашивает Маграт с надеждой. — Что мы не можем вернуться в Ланкр, потому что и не уходили оттуда?

— ДА.

— Как это произошло?

— ШУТКА ЗЕРКАЛЬНОГО ЧУДОВИЩА, ХА-ХА-ХА ...

— Тогда мы можем остаться здесь, в Хогвартсе?!

— ЕСЛИ ТАКОВО ВАШЕ ЖЕЛАНИЕ.

— Но... но... Как же я... мы... сможем выбраться отсюда?

— КОГДА УКАЖЕТЕ МНЕ НА ТУ ИЗ ВАС, ЧТО РЕАЛЬНА.

— Это какой-то подвох?

— НЕТ.

Матушка, нянюшка и Маграт переглянулись и вдруг весело засмеялись друг другу. Каждая из них указала рукой на себя и сказала:

— Вот эта она — настоящая я.

Гермиона-Маграт отвела взгляд от Еиналеж и посмотрела на плачущего, не стесняясь своей слабости, бойфренда и, пискнув, бросилась к нему с криком:

— Гарри, Гарри! Я здесь, я здесь... никуда не ушла!

Темноволосому парню время дали только для того, чтобы отвести руки в сторону и принять в объятия свою прекрасную, восторженную подругу; и уже потом он мог погрузить лицо в ее пушистые кудри, вдохнуть их опьяняющий аромат и всхлипывая, шептать ее имя...

Эсмеральда Ветровоск, ака профессор Минерва МакГонагал, и Гитта Ягг, ака профессор Свила Треллони, с умилением и облегчением взирали на воссоединение молодежи.

К сказкам всегда хочется счастливых концов. И плевать нам, что для кого-то они счастливые, а для кого-то другого — нет.

К О Н Е Ц