Ведьмы в Хогвартсе - берегитесь! (джен)

Лилит де Темпскир посмотрела на себя в двойном зеркале и глубоко вздохнула:

— Надо же, старенькой крестной ни платья, ни кареты, ни лошадей... А о принцах нечего и говорить. Им, все им! Бедная я, разнесчастная. Ой-ой-ой, как говорится...

Белая, костяная палочка Крестной феи все так же не работала в руках старого колдуна, и это связывало ей руки и злило, по меньшей мере. А! Вот как девке Маграт повезло попасть в молоденькую ученицу, почему? — ах, почему Лилит такая же судьба не перепала?!

А как сверкнет крестная палочка в руках Гермионы-Маграт и все замирает...

— Ну, подтянись, Лилит Ветровоск, завтра бал, а потом в Орлею. Если в Орлее не сможешь славно повеселиться, то скорее всего ты уже мертва.

Лилит приостановилась и задумалась. Ей показалось вполне возможным, что в Орлее даже мертвым перепадает чуток веселья.

Это показалось забавной шуткой, и она исполнилась оптимизмом:

— Пора работать с тыквой.

В Визжащую хижину хогвартскими эльфами еще вчера были перенесены женский манекен с платьем принцессы Рапунцель, огромная тыква, выращенная в уизлиевских угодьях, выловленные Молли мыши и садовые гномы в клетках.

Лилит последовала дорогой, указываемой ей Альбусом и через некоторое время, ругая все на свете, пробиралась по подземному тонеллю под Дракучей ивой.

* * *

Тем временем на поляне где-то в Запретном лесу.

Два огромных казана с булькающим варевом испускали в воздухе такой одурманивающий аромат готовящейся пищи, что весь женский ученический состав Хогвартса, сидя на заранее наколдованных матушкой Ветровоск пнях, дружно облизывался и истекал слюнями.

За окружающими поляну густыми зарослями, как попавшие в липкую ленту, копошились пауки — разнокалибренный выводок Арагога — в ожидании своей печальной (а быть может — завидной) участи: участвовать в подготовленном ведьмами ритуале.

Девочки и девушки, распустив длинные, разного оттенка — от белокурого до смолисто-черного — волосы, сжимали в руках мисочки с ложками и ждали знак незнакомки, чтобы заступить в очередь и отведать райское кушанье.

Незнакомку звали госпожой Гоголь. Так к ней обращались профессор МакГонагалл и профессор Треллони, сидящие в ближайшем кругу костров, рядом с двумя женщинами помоложе и второкурсницей из Гриффиндора — Гермионой Грейнджер. Почему мисс Всезнайке такой почет, хогвартские ученицы, даже старшекурсницы, не смели гадать. Это был странный такой момент, который все они заметили с первого сентября, обсудили и примирились с фактом его существования. Видно было невооруженным глазом, что в Хогвартсе парадом командует лохматая подружка Мальчика-Который-Выжил. Цепкий взгляд пронзительно сверкающих глаз Грейнджер держал под контролем всю школу, даже директор Дамблдор шарахался, встретив ее на своем пути. Только Поттер вил из нее веревки и мог угомонить разбушевавшуюся Гермиону, когда она наводила порядки на собственном факультете или в коридорах замка. Нечего говорить о том, что происходило во время занятий или в свободное время. Гермиона подталкивала сверстников и малышню в бибилиотеку и заставляла их старательно готовиться, писать эссе, читать уроки. Отмазки она не терпела, провинившегося бессердечно наказывала, а ноющего по любому поводу Рона, его же друзья сами затыкали, чтобы не попало от тяжелой руки мисс Всезнайки им заодно с рыжиком.

* * *

Превращение тыквы в карету для бузинной палочки Альбуса было пустяковым делом. Чтобы изменить разумное в разумном объекте, надо изменить его, так сказать, ментальные настройки. Но объект более неразумный, чем тыква, трудно было себе представить, так что, для ее превращения в другой неразумный объект — карету, например — приходилось припомнить ей то время, когда она еще не была тыквой. Отсюда — надо было лишь убедить эти самые молекулы перестроиться по чуть-чуть другому плану и... Вот!

Карета засверкала, как зеркальный шар.

Зрелище было настолько невероятное, что Лилит радостно засмеялась и захлопала в ладоши. Конечно, подобный эмоциональный перепад в выполнении сто-с-лишним-летнего Альбуса Дамблдора с его длиннющей белой бородой выглядел нелепо, но свидетелей этого ребячества не было, так что — почему бы и нет, да?

Экипаж вышел пышно разукрашенным, будто кто-то сумасшедший взял самую обыкновенную карету и принялся лепить на нее украшения и позолоту вдоль и поперек. Лилит критически осмотрела свое — по честному, не ее, а Альбусово — творение-идеал, поцокала языком и смирилась. Девочка Джинни была настолько недалекая и непридирчивая, что блеск ее просто ослепит, и недочеты она не заметит.

Все равно карете было суждено существовать только сутки, а потом угодит кому-то в желудок, мало ли какое бесполезное зверье выводит Хагрид — надо ведь чем-то кормить? Можно и угостить зверушек разочек этой вот тыквой, бывшей каретой.

Мышей превратить в лошадей тоже не составило труда, нужна была только дополнительная материя, чтобы выровнять массу, получились нормальные по размеру, а не крохотные лошадки. Лилит представила себе десятисантиметровых лошадей и часто-часто заморгала: а в этом что-то есть! Малюсенькие слоники, крокодильчики, львята, которые бегают, бегают и гоняются за такими же малютками-антилопами в миниатюрной загородке-саванне рядом с палатами в Орлее, рычат пискливо — вот потеха будет!

„Надо над этим поработать, как только вернусь”, — подумала она.

Садовые гномы, принесенные Молли Уизли, были разумными, в условно-прямом смысле, существами. Зловредные, пакостливые, грязные и при том — разумные. Они кричали и ругались, но в силу своего небольшого роста, опасности для Лилит де Темпскир не представляли. Однако, заполучив человеческий рост и вес, они угрожали своим взрывчатым характером превратиться в немалую проблему. Как ей быть с кучерами из садовых гномов?

„А почему бы и не позволить им знатно повеселиться?” — подумала Лилит и призвала Димпи, самого смышленного домовика из Хогвартских, чтобы тот принес в Визжащую хижину бочонок хереса из погреба „Кабаньей головы” — трактира Аберфорта Дамблдора, собственного брата, так сказать.

Бочонок, выписанный братом Аберфортом, был не меньше десяти галонов.

Два часа спустя в Визжащей хижине можно было увидеть презанятную картину: кучеры зажигали вовсю. Тот, которого назвали младшим лакеем, улыбался неопределенно в пространство, наваливаясь временами на стол. Рядом с ним опохмелялся одетый в черный бархатный камзол с белым, плисированным воротником молодой человек.

— Не желаете ли еще раз на брудершафт, дорогой Дюк? „Нет” в ответе не при-ни-ма-ется! — резанул острый голосок младшего лакея, и плеснул в кубок не меньше пинты темной жидкости из устроенной на столе бочки.

Икнув, дюк Трэвисс припал к бокалу и стал шумно лакать. По обе стороны его рта поверх кружев, украшающих бархат одежды, потекли тонкие струйки спиртного, но он не замечал этого. С пыльной кровати с разбитым балдахином, где спали упившиеся вдрызг старшие товарищи младшего лакея, поднялась курчавая голова и заскрипела:

— Кжжжись, нам ужжже вроде пора карету готовить, шо скажжже-те?

— Я скажжжу, шшто могу пропусстить ещшше по одной, — ответил второй лакей, из старших, подав голос откуда-то из кучи свалившихся на пол и оборвавших пыльный занавес балдахина.

— Ошшшнь блахородно, брат, — восхитился младший лакей и прытко исполнил желание своих коллег по... несчастью? Ан-нет, скорее всего, по счастью! — Виссьма блродно, вот псмтрить на гуссин Дюка, пьют не дерзают!

Голова старшего кучера снова упала на грязные подушки.

* * *

Чуть раньше, посередине поляны Запретного леса бубен госпожи Гоголь начал отстукивать странный ритм, а хоровод из учениц Хогвартса кружиться в бешенном танце вокруг меньшего в диаметре хоровода из взрослых ведьм.

Волосы девушек пришли в самостоятельное движение, словно зажили свою собственную, отдельно взятую жизнь. Они двигались по орбите вне и чуть выше круга, сплетались и расплетались в такт бубня вуду-колдуньи.

Госпожу Гоголь словно подменили. Уже не та оборванная цыганка неопределенного возраста, нет. Ее место заняла некая строгая незнакомка, которая смотрит куда-то вглубь себя остекленевшими черными глазами, что-то иногда выкрикивая в ночь.

Самый внешний круг шабаша — это паучьий круг. Но там шла игра совершенно иного порядка — словно сам СМЕРТЬ танцевал, размахивая косой. И падали, вереница за вереницей, пауки, подпитывая внутренние, ведьминские круги чередующимися всплесками красноватого света силы отрезанных жизней.

Над Запретным лесом разрастался купол октаринового света, который могла бы из здешних людей заметить только Лилит де Темпскир, была бы она в этом мире женщиной. Но она на данный момент обитала в теле мужского пола, к ведьминскому шабашу никаким боком не относилась и к нему не была приглашена. На последнем, но не маловажном месте, она была занята трансфигурацией тыквы в карету, гномов в кучеров и мышей в гнедых коней. В доме с заколоченными ставнями.

А в час Быка, когда звезда Сириус уже сверкала на темно-претемном небосводе, мадам де Темпскир уже спала и не почувствовала, что волшебный купол разросся до такой степени, что накрыл Хогвартс, разрушая защиту и накладывая на замок новую, на порядок сильнее прежней.

И продолжал увеличиваться...

Утром пробираясь на территорию замка, трое Ланкрских ведьм в сопровождении задумчивой госпожи Гоголь выбрали путь через Визжащую хижину.

Распахнув дверь хижины они увидели карету, занявшую добрые девять десятых пространства комнаты, в которой когда-то прятался молодой вервульф Ремус Люпин.

На полочке нашлись огарок свечи и спички. Зачем директору эти магловские приспособления было непонятно, но Гермиона-Маграт не задумываясь зажгла свечу. А потом и Люмос, потому что увиденное оставило ее и остальных бездыханными.

Матушка Ветровоск принялась нарезать круги у сверкающего, вырвиглазного великолепия и цокать языком.

— Сплошная показуха, — заключила она наконец.

— Э-эх, как жаль красоту такую пачкать... — с грустью в голосе промолвила нянюшка. Потом, чуток поразмыслив, заткнула подол юбки за подштанники, вытащла из рукава палочку, крепко стиснула ее и махнула в сторону кареты. По помещению будто промчался ветер, который отправился гулять по тонеллю внизу.

Карета вернула свою изначальную форму тыквы, оставаясь при этом каретой. Этакой тыквенной перевозкой с колесами, дверцами и дырами на месте окон. Заглянув внутрь, они увидели даже семечки, семечки размером с подушки, на вырезанных в тыквенной мякоти скамейках.

— Чтоб мне лопнуть! — восхитилась мисс Гермиона-Маграт. — Мне бы это и в голову не пришло.

— Пустяки, — махнула рукой Гитта Ягг, рискнув позволить себе чуточку горделивости.

— Ха-ха-ха! В заявившейся на бал в такой карете Рапунцель вряд ли кто-либо признает принцессу! — с толикой злобы заметила мисс Грейнджер, и остальные ведьмы согласно закивали головами.

После ночного всеобщего шабаша ведьм за исключением Рыжеволосой Нинь-дзы с башни, никто больше не представлял препятствия на пути Славы.

Закончив здесь, они отправились вниз по шатающейся лестнице к тонеллю.

Там они набрели на презанятное зрелище: несколько молодых и не очень мужчин, среди которых узнали и будущего Героя маскен-бала, Дюка Трэвисса, пьяные до поросячего визга. Мужики храпели там, где застиг их алькогольный сон: на столе из неотесанных досок, на скамьях, на полу, среди гнедых невообразимого вида...

— Что произошло с этими... этими существами? — удивилась нянюшка Ягг, разглядывая синекожих хлопцев с маленькими рожками среди оранжевой растительности на голове.

— Гитта Ягг, — с возмущением и предельной строгостью ответила матушка, — думаю, из твоего затейливого колдовства наверху, что-то и этим... — она указала на храпящих, — существам перепало.

Госпожа Гоголь, наконец пришедши в себя, глазела на диковиных животных, имеющих отдаленную и условную похожесть на коней. Если бы не их оранжевый цвет, занимательные хоботки и длинные клыки, торчащие изо ртов бедолаг. На спинах „коней” наблюдались маленькие перепончатые крылышки, как у летучих мышей. Жеребцы обменивались изумленными взглядами.

Госпожа Гоголь повернулась к сестре, преподавательнице по Гаданию, и начала ей рукоплескать.

— За что? — неправильно расценила одобрение нянюшка.

— Из тебя, Гитта, вышла бы самая черная вуду-колдунья, — ответила Госпожа Гоголь.

Из темноты появился Грибо и принялся тереться о ноги матушки. Та задумчиво уставилась на черного кота.

— А я думала, что Лили попробует как-нибудь извести его, — сказала она.

— С таким же успехом она могла бы попробовать извести дракона, — посмеиваясь, ответила нянюшка. — Скорее мой Грибо изведет твою сестру из тела директора Дамблдора.

— Хоть не насилует его...

— Ахахаха... — прозвучало из тайного лаза у Дракучей ивы, и вскоре оттуда выбралась вся веселая компания Ланкрских и вуду-ведьм.