Остёр на язык (джен)

«Днём жарко, +25, ветер 1м/с. Облаков нет.» — Отправляю Стасу.

* * *

— Вадим, ты как? — спрашивает Денис.

— Не знаю, — отвечаю с раздражением.

Я же, по собственной воле, вполне осознанно говорю нетерпимое «не знаю».

— Не всё плохо, но хорошо тоже не скажешь.

— Нелегко тебе.

— Не мне, — сходу задаю тон, но не могу продолжить.

Не мне нелегко, а тем, с кем я. Но Денис будет отрицать, Стас… и так всё знает.

Пытаюсь не вспоминать о Коле. Но я уже вспомнил и попыткой ничего не изменил — закрепил результат.

Вздыхаю.

Хорошо, что мы не пересекались. Прошло больше месяца. Его уже, наверняка, здесь нет. Уехал. Вернулся домой. Там, где его место. Где было моё. Это тоже хорошо.

Меньше людей, которым будет «нелегко».

— Пошли пройдёмся, — говорю Денису.

Вид солидного бутика и снующих людей наскучил.

— Ага.

Когда выходим из торгового центра, я вспоминаю, почему мы старались отсидеть в нём как можно дольше.

Лето распалилось и вошло в раж. Дождей не предвидится ещё недели две. Только солнце и сомнительная облачность. Промокшая спина и желание спрятаться от оголодавших по человеческой коже лучей.

Сжигают заживо. Намертво.

Идти некуда. Через полчаса слоняний по теням и дворам Денис предлагает пойти в музей. За двенадцать остановок от нас.

— Пойдём! Делать всё равно нечего, а там выставка японского художника, — упорствует Денис. Он заинтересован. — Терять нечего!

В обед. В солнцепёк. Все двенадцать остановок, стоя в плотной массе, я думаю, было что терять — остатки жидкости в организме и личное пространство.

— Чудовищное лето, — вздыхаю я, когда мы выходим.

— Это всё глобальное потепление! Каждый год льды тают, поднимается уровень воды. Кажется, ничего страшного. Открытые морские пути люди используют в своих целях, а на самом деле — мир меняется. И ничего хорошего это не сулит. Мы даже под водой долго продержаться не можем. А жить? Невозможно. К тому же из-за потепления умирают птицы и животные. Они меньше нас подготовлены к этим изменениям, — Дениса несёт.

Из-за жары меня не хватает на укоризненный взгляд или раздражение — они плавятся.

Как он держится?

Стоит признать за ним талант к трещанию?

Дикие лучи его не волнуют: темп, слова, жестикуляция, эмоции — кажется, он крепче собрался и с удвоенным усердием показывает, как его волнует проблема потепления и его последствий, а не то, что он ощущает на себе эти последствия.

* * *

От японского художника я ожидал более традиционный рисунок — его картины оказались простыми и карикатурными. В моих глазах искусство выше уровня «рисую как могу». Но, если художник получил свою славу, то, похоже, было за что.

Но точно не за черты фигур, технику или цвет.

— Наверно, два года назад, — начинает Денис, — я был на выставке другого японского художника. — Он замолкает, точно не знает, как продолжить. — И… его картины были удивительны. Реально. И они были… ну, глубже, что ли.

— Ты про объём?

Чем не хвастался нынешний художник.

— Нет. Их можно было трогать. Они оставались плоскими, но сделаны были так, — Денис протягивает руку к картине, — что можно было почувствовать все неровности, шероховатости. Изгибы. Это было необычно. Это были не просто выпуклые изображения, а то, что нужно почувствовать. — Денис молчит, но не опускает руку. Будто ему опять хочется прикоснуться к тому, что он ощутил два года назад.

Два года назад. Снова они.

— А ещё, — вдогонку добавляет, — этот художник делал свои работы такими, потому что хотел их показать слепым детям. Для этого он разные материалы использовал. И, я думаю, это здорово. Передать настроение не через объём, а через… ну, не знаю, как сказать, через материалы, которые оставят картинку плоской, но доступной для тех, кто не может её увидеть. — Денис опускает руку. — Наверно, ничего не понятно, — смеётся он.

— Отчасти, — говорю я, представляя картины с рельефом. — Но, похоже, та выставка тебе понравилась больше этой.

Денис с удивлением смотрит на меня.

— Ну да. Так и есть, — слабо улыбается.

И я понимаю: он не трещит, не несётся по течению к водопаду, а пытается плыть — думая, оценивая, прикладывая то, что у него есть.

* * *

Вечером приходит ответ: «Будешь моим личным синоптиком?».

Спасибо. Но прогноз погоды я смотрю 21.44

Дело не в том. Что я его не знаю. Я не могу под него попасть 21.44

«Зато ты не сгоришь.» — Отвечаю.

Хаха. Ты сгорел? 21.45

Да. 21.45

— Вадим, держи, — мама протягивает средство от загара.

— Спасибо, мам.

— В последнее время очень жарко, — к слову обмахивается рукой. — Нужно одеваться полегче.

— Да ладно? — удивляюсь я. — Ты, между прочим, носишь платья, по щиколотку! Мне смотреть на тебя жарко.

— Вадим! Они лёгкие.

— С виду не скажешь.

— Хочешь примерить? — шутит она.

— Папа неправильно поймёт, — с издёвкой отвечаю я. Никакие «такие времена» не уберегут от мысли, что сын стал трансвеститом.

— Вадим, — смеётся мама.

— Меня кто-то звал? — с улыбочкой на миллион возникает старик с телефоном в руках. Судя по горизонтальному положению, что-то смотрел, но решил отвлечься.

— Нет, — отвечаю я и делаю вид, что очень обеспокоен состоянием своей кожи.

Мне нужно отступление — у меня нет острых шуток для него. А проигрывать я не собираюсь.

— Раз никто не звал, я сам приду.

«Ты уже…» — не додумываю, когда старик прижимает к себе.

Не могу решить, что хуже: реакция обожжённой кожи или наступающая жара.

— Смотри, сынок, — глубоко произносит отец, точно показывает фамильное сокровище, — это — технологии будущего, — и подталкивает телефон.

— Это «Покемоны», — будто я не знаю.

— Это — новая игра. Для свитча! — настаивает он.

— А что насчёт тех двух? — не вижу разницу между той, в которую играл я, и этой, трейлер которой мне показывает старик.

— То были пробники. А здесь — восьмое поколение.

Разница больше не стала.

— Галлар, — таинственно заводит старик, — Дайнэмакс, Гигантамакс…

— Что надо сделать, чтобы не слушать это? — я поднимаю белый флаг.

Старик в шоке, но быстро соображает ответ.

— Говорить комплименты в форме «breathtaking».

— Мы так раньше и говорили! — не выдерживаю я.

После E3 комплименты и поощрения в нашем доме носили британско уважительный манер: «После Вас», «Нет, после Вас!», «Нет, прошу, после Вас», который выражался в единственном «breathtaking».

Может, это ещё слабо по сравнению с поклонением Киану Ривзу, которое я пропустил, валяясь в кровати. Но я застал остатки.

Что ни сделай, всё Киану Ривз.

Щекочет дрожь.

— А все эти трейлеры я видел вместе с тобой, когда мы смотрели E3.

— Поверь, — старик плотнее прижимается ко мне, начисто избавляя от способности сопротивляться, — трейлеры не ограничиваются E3.

— Какой ужас, — я готов отвалиться в тепловой обморок.