Только после тебя (гет)

Гермиона, через два дня

— Малфой, я ухожу от тебя, — в сотый раз повторила перед зеркалом я, подбирая нужную интонацию. Учитывая, что он нечасто вникает в смысл произносимых мной фраз (не считая ответов на его вопросы, разумеется), сказать о моем уходе ему должна была в первую очередь интонация, с которой я заявлю о своих намерениях. В течение нескольких секунд (от восьми до десяти) он помолчит, потом оторвет взгляд от объемного свитка, посмотрит на меня и переспросит: «Что ты сказала?» Это всегда сбивает меня с толку, и он прекрасно это знает, чем, кажется, беззастенчиво пользуется. Ненавижу, когда меня не слушают! Так вот, после этого я повторю, что сказала, он окинет меня с ног до головы холодным взглядом бледных серебристых глаз, коротко усмехнется и спросит: «Да неужели?» И если начало разговора я могла расписать по ролям, то дальнейшее развитие событий предсказать не могла.

Но разговор пошел не по сценарию с самого начала.

Я решительно вошла в его кабинет (хочется верить, что со стороны это выглядело именно так) после возвращения с очередного вечера. Он пришел домой раньше меня минут на тридцать — я после великосветского сборища заскочила на работу за документами — и, разумеется, сразу пошел в свой кабинет, даже не сняв смокинг. К слову, я тоже не успела переодеться, поэтому все еще была в черных туфлях на высокой шпильке и облегающем черном платье в пол с длинным разрезом сбоку. А это все Малфой, мать его! Когда мы подбирали наряд для нашего первого совместного выхода, он решил, что мы обязательно должны быть одного роста, так что высота каблука для торжественных мероприятий у меня заявлена строго — пять дюймов, ни больше ни меньше. Спасибо ему, что позволил допустить небольшую платформу. Оценив мои формы, он также определил, что их необходимо подчеркивать, поэтому всем моим платьям предстояло быть облегающими. В их высшей тусовке принято хвастаться друг перед другом всем — от нового старинного кресла у камина в большой гостиной до красивой женщины. Именно поэтому были преданы анафеме мантии. Видно должно быть все. Чтобы все захлебнулись слюной, любуясь несравненными достоинствами очередной сопровождающей, и (за компанию) — завистью.

Но по условиям нашего с Малфоем договора я должна была безоговорочно ему подчиняться, что я выполняла без писка на протяжении последнего года. Так было удобно. К слову, нам обоим.

Когда я вошла в его кабинет, он действительно держал в руках свиток и вглядывался в содержимое с таким лицом, будто на пергаменте не было ничего, кроме раздавленного слизняка. Как обычно, он никак не отреагировал на мой приход.

— Малфой, я хочу с тобой поговорить, — начала я и прикусила язык. Черт возьми! Я должна была начать с главного!

Он оторвал взгляд от свитка и, положив его на стол, аккуратно возложил сверху руки.

— Я слушаю. — Он не предложил мне сесть, но на стул напротив я все-таки опустилась.

— Я ухожу от тебя.

Малфой выгнул брови недоверчивой дугой и, слегка склонив голову, спокойно произнес:

— До чего же быстро летит время! Казалось, пару дней назад мы говорили об этом, а вот, оказывается, минуло уже два года.

— Малфой... — сквозь зубы начала я, но он меня перебил.

— Можешь идти.

— Что ты сказал? — произнесла я фразу, которая в моем сценарии принадлежала совсем не мне.

— Я сказал, что ты можешь идти, — терпеливо повторил он. — Твой дом все еще принадлежит тебе, там ничего не изменилось, раз в неделю я отправлял туда Айлин, чтобы она стирала пыль. Можешь уйти сейчас, вещи заберешь завтра, когда я буду на работе.

— Да неужели? — язвительно уточнила я. Меня поразили его слова. Разумеется, от Малфоя, привыкшего говорить, я не ожидала сейчас запинок в речи и недоуменного взгляда, но и не ждала, что он так быстро согласится! Тем удивительнее было слышать его слова.

— А чего ты от меня ждала, Гермиона? — Он интонационно выделил мое имя, как всегда, делая на нем акцент. Я называла его исключительно по фамилии, переходя на имя только в высшем кругу, он же не позволял себе произносить мою фамилию. Подозреваю, он всерьез опасался, что она испачкает ему рот. Сколько бы он ни демонстрировал, что так называемая чистота крови для него больше никакого значения не имеет. Гены.

— Чего угодно, но не такой быстрой реакции. Ты ждал подобного разговора?

— Да, — кивнул Малфой. — С того момента, как ты вернулась домой в день, когда мы говорили о перспективах наших отношений.

Я замерла. Именно в этот день я твердо решила, что уйду от него, но сегодня все-таки решила его сопровождать, чтобы не ставить в неловкое положение. Я привыкла к нему, и в каком-то смысле мне было с ним хорошо. Но я хотела любви, которую он дать не мог. Он просил меня никогда не лицемерить ему в лицо, и я дала ему слово. А свое слово я никогда не нарушаю. Поэтому я решила с ним поговорить при первой же удобной возможности, которая представилась сегодня вечером. А предыдущие два дня старалась вести себя как ни в чем не бывало, что было несложно, учитывая, что дома наше общение ограничивалось постелью, где мне не приходилось притворяться. Будучи действительно умелым любовником, Малфой неизменно доводил меня до оргазма: он был слишком самолюбив, чтобы позволить мне остаться неудовлетворенной.

— Что тебя так удивило? — Его голос вывел меня из забвения.

— Твоя наблюдательность, — честно ответила я.

— Сложно не заметить, что что-то не так, когда ты периодически нацепляешь на лицо глупейшую улыбку, — а вот он лучше бы соврал, честное слово!

— Почему глупейшую?!

— Не могу назвать ее иначе. Какая-то наивно-мечтательная, — он передернул плечами, будто одна только мысль о наивности и мечтательности вызывала у него отвращение.

— Я женщина, — напомнила я.

— Да. Взрослая и рациональная. И эта улыбка выглядела нелепо. Но не будем об этом, — поспешно сказал он. — Что побудило тебя переменить место жительства?

Я покраснела, и Малфой, забавляясь, вскинул брови.

— Я не люблю тебя.

Могу поклясться, он не ждал такого ответа! Он вмиг посерьезнел, но в глазах появилось насмешливо-недоверчивое выражение.

— Собственно, как не любила и год назад.

— Все изменилось с тех пор.

— Подозреваю, позавчера, — задумчиво протянул он. — Что ж, поскольку я тебя тоже не люблю, не вижу смысла продолжать этот бессмысленный разговор. Спасибо за незабываемый год, Гермиона, — он поднялся с кресла и подошел ко мне.

— Да уж, он действительно был незабываемым, — сухо отреагировала я.

— Ты очень красива сегодня, — интимно прошептал он мне на ухо, сжимая мои руки. Я отшатнулась.

— Это совершенно лишнее! Тебе тоже... спасибо, — я сделала шаг к двери. — Прощай, Малфой.

— Прощай, Гермиона. Кстати! — опомнился он, и я обернулась.

— Что?

— Два года не прошло, но ты помнишь, что должна помочь мне подыскать достойную девушку?

Я подавила поднимающуюся волну раздражения.

— Прекрасно помню.

— Замечательно. Тогда не прощай, а до свидания, — и он вернулся за стол.

Драко

Я сел за стол и взял в руки свиток, но с работой сегодня никак не складывалось. Я отшвырнул свиток и откинулся на спинку кресла, чувствуя зарождающуюся ярость. Салазар, как она могла так меня подставить?! Речь шла о двух годах, но никак не о днях! Будь у меня время, я бы даже не стал ей напоминать о последнем глупом условии, за которое уже сейчас был на себя крайне зол. Нет, она поняла меня совершенно правильно: не оскорбилась, а просто удивилась больше, чем обычно. Но, думаю, вполне поняла необходимость этого. Я испытывал определенную неловкость, когда вошел в ее кабинет с этим предложением год назад, но уже успел свыкнуться с мыслью, что заключенная между нами сделка взаимовыгодна.

Это направило мои мысли в другом направлении. Она очень помогла мне, несмотря ни на что. Она сделала мой образ серьезнее, мне стали доверять большее количество работы, повысили зарплату, включили в Комиссию по рассмотрению законов. Все, что она получила от меня, — отклонение закона и жалкий намек на грядущий перевод в другой отдел. Горизонтальное перемещение между отделами карьерным ростом не было, а ведь я обещал. Значит, есть определенная необходимость в очередном разговоре с министром. На этот раз последнем.

Решив, что в понедельник обязательно посещу приемную с этим разговором, я снова стал перебирать в голове наш диалог. Как решительно она заявила, что не собирается больше жить со мной! И как очаровательно покраснела перед тем, как сказать, что не любит меня. О любви между нами речи никогда не шло, так что сейчас она меня порядком удивила. Какая-то моя часть гордилась ей, потому что она не побоялась сказать мне, что разрывает договор. А какая-то часть испытывала нечто вроде смутного раздражения. Даже Гермиона, та самая умная и рассудительная ведьма, хотела любви. Зачем? Зачем вообще в жизни нужна любовь? Хотя, конечно, стоило сказать ей спасибо за то, что она не избрала меня объектом своих матримониальных планов.

Я раскрыл ящик и решительным жестом смахнул в него все свитки.

Работа не радовала.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ