Только после тебя (гет)

Гермиона

Дома мы с Виктором молча разошлись в разные стороны: он пошел в ванную, а я — в спальню. Вошла в комнату и устало опустилась на кровать, раскинув руки в стороны. Мерлин, что же такого ужасного я сделала в жизни, что постоянно попадаю в какие-то нелепые ситуации?! Мне целый год удавалось избегать всех этих сборищ, и в тот день, когда министр меня уговорил посетить одно из них, там же оказался и Рон. Конечно, не выпей он так много, и ничего подобного бы не произошло. Мы бы, может быть, слегка кивнули друг другу и снова отвернулись. Ведь после того ужина в «Норе» мы больше ни разу не виделись, более того — ни я, ни, подозреваю, он не горели желанием снова встретиться и о чем-то поговорить. О чем нам разговаривать? Мы разные настолько, насколько это только возможно. Он младший сын в многодетной семье и, во-первых, хотел как можно скорее вырваться из-под родительского крыла, а во-вторых, сам хотел создать такую же семью — крепкую и большую. Я же всегда была единственной любимой дочерью, мне досталась вся родительская любовь, и я принимала это как должное. Я и сама мечтаю об одном ребенке, потому что панически боюсь того, что не смогу правильно распределить время между несколькими детьми и кого-то обижу. Я обожаю учиться, я мечтаю поделиться с миром своими идеями. Нет, конечно, о честолюбии здесь речи нет. Да, я люблю, когда меня воспринимают всерьез, но возводить в мою честь монументы все-таки не стоит.

В этом, кстати, состоит наше отличие с Виктором. Прославившись на весь мир еще во время учебы в школе, он вкусил триумф и наверняка с большим трудом представлял сейчас, как будет жить в тишине и покое. Нет. Ему нужны почитатели таланта, ему нужны фанаты, ему важно признание. И то, что его травма пока не позволяет ему вернуться к прежней жизни, его, конечно, расстраивает, я чувствую это.

Да и, честно говоря, с трудом представляю себе, как мы будем жить с началом сезона. Я перееду в Болгарию и каждое утро буду аппарировать на работу в Лондон? Или, может, мы останемся жить в Лондоне, и аппарировать на тренировки и матчи станет он?

— Ты спишь? — раздался тихий голос от двери.

— Нет, — я открыла глаза и села. Виктор, обернутый полотенцем, стоял в дверном проеме и вторым полотенцем вытирал мокрые волосы, колечками завившиеся у шеи.

— Иди в душ, и ляжем.

— Сначала поговорим!

— Я не хочу говорить на эту тему, Гермиона.

— Зато я хочу! — возмутилась я, чувствуя, что злость на него все-таки поднимает во мне голову. — Извини, ты заметил, что на ваши катания по полу смотрели все?! Ты представляешь, какие пойдут слухи? Что будут говорить обо мне?! О, Мерлин... Да там наверняка были журналисты! Хорошо, что они не успели сделать колдографии... — Виктор отвернулся. — Или успели?! Успели??

— Пару раз видел какие-то вспышки.

— Замечательно. Я восхищена! Завтра в «Пророке» на первой странице будет лучший ракурс вас с Роном и подпись: «Драка звезд мирового квиддича — профессиональная ревность или личная?» С указанием внизу: «Все фотографии можно посмотреть на центральном развороте». Что у вас произошло? — уже тише спросила я.

— Я сказал, что не хочу говорить об этом!

— Виктор, да перестань же ты быть таким эгоистом! Я имею право знать! Рон что-то сказал? Он был пьян, с трудом держался на ногах. Он перестает контролировать свои слова в таком состоянии и может сказать даже то, о чем совсем не думал.

— Конечно, тебе ли не знать, — ехидно отозвался Виктор, опускаясь в кресло.

— Перестань.

— И, кстати, твой другой бывший дружок сразу кинулся нас разнимать! Наверное, пытался защитить остатки твоей чести.

— Следи за языком, Виктор! — воскликнула я. — Малфой — мой коллега, мы приятельствуем!

— За год наших отношений ты не говорила мне о нем ни разу.

— И что я должна была тебе рассказать? Как мы вместе обедали год назад? Как проходят заседания Комиссии?

— Ах, так вы видитесь еще и на заседаниях Комиссии...

Внезапно вся злость на него исчезла: я поняла, что Виктором движет ревность, которую он тщетно пытается сдержать.

— Пожалуйста, перестань, — мягко попросила я, подходя к нему и усаживаясь на подлокотник. — У нас с ним ничего нет и уже никогда не будет. С Роном тоже все в прошлом. Сейчас у меня есть только ты, и я не хочу, чтобы мы поругались из-за того, что до тебя я уже с кем-то встречалась. О Малфое тебе наверняка рассказал Рон, значит, ты знаешь, что любви между нами не было, была договоренность о, скажем так, взаимопомощи. Нам обоим это было выгодно. Ты же видишь, даже сейчас, после расставания с ним, моя карьера идет в гору, да и он стал руководителем Отдела.

— Прости. Я просто не могу представить, как он точно так же, как и я, целовал тебя, говорил с тобой за завтраком...

— Мы редко разговаривали, — пожала плечами я. — Строили из себя пару лишь на публике, а дома расходились по разным углам.

— Еще и жили вместе, — проворчал Виктор, но я почувствовала, что вспышка сходит на нет.

— Так было нужно. Может, теперь ты расскажешь, что произошло между тобой и Роном?

— Гермиона... — он вскинул подбородок и посмотрел мне в глаза.

— Виктор?

Я, как могла, старалась передать ему взглядом то, что чувствую, и мне это удалось.

— Он сказал, что, раз ты вернулась ко мне, следующим будет он. А потом Малфой. И еще сказал, что ты беспринципная.

— Выкручивался как мог, но в одно, более емкое слово все это не уложил, да? Значит, в действительности так не думал, просто хотел тебя зацепить. А ты поддался. Как маленький, честное слово! — Я провела ладонью по его щеке. — Пойми, Рона очень задел мой уход, он не смог простить мне моей откровенности. Для него этого непонятно и тяжело. Но сейчас у него есть девушка. Если бы она была рядом, я уверена, он бы так себя не повел.

— Клянусь, если увижу его еще раз — убью!

— Отличная идея, — похвалила я. — Одного буду навещать на кладбище, а второго — в Азкабане. Одобряю!

— Ты невозможна! — Он рассмеялся и, обняв меня, зарылся лицом в мои волосы.

А я почему-то чувствовала себя странно счастливой. Да, он подрался на публике. Да, пойдут слухи. Да, на меня в Министерстве будут коситься. Но я сказала ему, чтобы он перестал быть эгоистом, значит, и сама должна думать не только о себе. Он вступился за меня, когда Рон меня унизил. Это, кстати, тоже было обидно. А еще до сих пор вспоминался взгляд, которым он смотрел будто сквозь меня — жесткий, ненавидящий.

Но главное было в том, что сейчас этот взгляд забывался, а в мыслях всплывали темно-карие глаза мужчины, который сейчас прижимал меня к себе.

* * *

Уснули мы на рассвете, поэтому раздавшийся в половине восьмого утра звонок в дверь я услышала не сразу. Мысленно костеря на все лады нежданного гостя и задавая себе вопрос, кто может так ломиться ко мне ранним субботним утром, я встала с кровати, накинула длинный махровый халат и вышла в прохладный коридор.

— Иду я, иду! — со злостью отозвалась я, когда по увеличивающейся громкости стука поняла, что амплитуда размаха все растет и растет. — Так и дверь недолго выб... — Я оборвала себя на полуслове и ошарашено уставилась на Рона.

— Доброе утро.

— Доброе... — неуверенно протянула я, продолжая стоять в дверном проеме.

— Можно войти?

— Зачем? — уже тверже спросила я. — По-моему все, что хотел, ты сказал вчера вечером.

— Гермиона, пожалуйста! — Было в его взгляде что-то такое, что заставило меня отойти в сторону и тихо произнести:

— Вторая дверь направо.

— Спасибо! — не дожидаясь повторного приглашения (которого, в принципе, и не последовало бы), он обошел меня и направился к двери.

— Обувь сними!

— Извини! — спохватился он, снял ботинки и снова двинулся в сторону гостиной. Я пошла следом.

— О чем ты еще хочешь сказать? — поинтересовалась я, дождавшись, пока он устроится на стуле. То, что я интонационно выделила слово «еще», от него не ускользнуло, и он покраснел.

— Я пришел извиниться.

— Вот как, — его слова меня удивили. Рон никогда не умел просить прощения, более того: никогда не хотел этого делать, считая себя тем самым человеком, который ошибиться уж точно не может. Кто угодно мог сделать или сказать что-то не так: родители, братья, сестра, Гарри, я — но не он.

— Я вчера выпил...

— Да, я заметила. Определила это двумя чувствами — зрением и обонянием.

— Я сказал Краму то, что совсем не собирался... И самое главное — я вовсе так не считаю! Я сказал, что ты...

— Не надо, Рон, — поморщилась я. — Виктор уже все мне рассказал, и по понятным причинам я не горю желанием выслушать это еще раз.

— Я не стал стеснять себя в выражениях и сказал все, что пришло в голову. В пустую, видимо! — он в отчаянии стукнул себя кулаком по коленке. — Крам, он... Он защищал тебя. И я хочу попросить прощения и у тебя, и у него за то, что не сдержался на публике. Я был неправ. И я действительно так не думаю! Несколько лет назад ты ушла от меня, но сейчас у меня есть Шеннон, которую я люблю, и я совершенно не хочу, чтобы она узнала об этом сейчас. Я расскажу ей все сам... Позже. Может, когда мы вернемся в Штаты.

— Виктор сказал, что видел вспышки камер.

— Я тоже видел. И сказал Гарри. Сейчас он, наверное, уже в редакции «Ежедневного пророка». Если он попросит, они не станут печатать материал.

— Просто по-другому расставят акценты, — согласно кивнула я. — Если до его визита можно было предположить на первой странице вариант о драке, произошедшей в доме министра, то теперь в красках опишут вечер, гостей, процитируют речь Кингсли, воздадут хвалы, но хоть в двух строках, да упомянут о драке. Рон, о чем ты только думал?! Ты известный на весь мир вратарь, Виктор — ловец! Две спортивных звезды сцепились в доме министра — это ведь сказка, а не материал! Не удивлюсь, если его будут мусолить еще несколько недель! Только не на первых страницах, а где-нибудь на периферии. И даже Гарри ничего не сможет с этим сделать!

— Он постарается. И заберет колдографии.

— И пленки бы неплохо...

— Он заберет все, — заверил Рон. — Так ты простишь меня?

— Постараюсь, — помолчав, честно ответила я. — Не обещаю сейчас, но приложу все силы. Когда ты вернешься из Штатов, нам придется много общаться, учитывая, что моя лучшая подруга — твоя сестра, которая замужем за нашим общим другом.

— Спасибо! — воскликнул он и с облегчением выдохнул. — Правда, Гермиона, огромное тебе спасибо! А где Крам?

— Спит. Рон, на часах — начало девятого утра, сегодня суббота после вечера у министра.

— Да... Мне прийти позже?

— Нет, не нужно. Я передам ему твои извинения. И сделаю все, чтобы он не держал на тебя зла, — я ободряюще улыбнулась.

— Ты замечательный человек, Гермиона, — благодарно произнес Рон.

— Я рада это слышать от тебя.

— Ну, я пойду?.. — Он встал со стула. — Меня Шеннон ждет, сегодня я хотел показать ей Косой переулок...

— Конечно, иди. И спасибо, что переступил через себя и все-таки попросил прощения.

— Я сделал ошибку. И осознал ее.

— Ты изменился, Рон, — проговорила я, наблюдая, как он обувается.

— Это все Шеннон, — гордо произнес он. — Она делает меня лучше.

— Рон, держи ее крепче! Такое сокровище больше не найдешь.

— Знаю, — серьезно кивнул он. — Еще раз спасибо.

Я улыбнулась и закрыла за ним дверь.