Либра (гет)

Прошло уже почти две недели, но Марлин так и не выписали из больницы. На самом деле, состояние ее было отличным, но она не хотела показываться на людях с глубокими шрамами и порезами на лице. Об этом знала только Лили и, как настоящий друг, не пускала к ней Сириуса, который все время хотел зайти к подруге и провести хоть немного времени вместе.

Обстановка в доме без Марлин была весьма мрачной. Все, кажется, было как обычно, но у многих складывалось ощущение, будто в одном из шкафов поселился дементор и тихонько сосал их жизненную энергию.

Зато теперь сюда часто заходил Стивен, чему был очень рад Джеймс. Но только поначалу. Лили и Стивен начали очень долго сидеть в закрытом кабинете, разговаривая на посторонние темы, обсуждая вопросы маггловского восстания и прочие важные вещи. Они были не против, чтобы Джеймс, Сириус, Ремус и Питер присоединились к ним, но почему-то каждый раз они чувствовали себя очень неловко в их таком слаженном коллективе.

Более того, когда Лили и Джеймс ложились спать, девушка очень долго могла пересказывать ему свои разговоры со Стивеном, и Джеймс почувствовал, как ревность откусывает от него по маленькому кусочку.

Поттер уже привык думать, что им с Лили ничего не мешает. Единственным препятствием он всегда считал Аллин, и думал, что теперь, с устранением Розье, им с Лили ничего не мешает, но все оказалось иначе. Красота Лили не принадлежала ему одному, и ей могли наслаждаться все остальные. И почему бы этим остальным не влюбиться в нее? К тому же, она была умной, сильной, забавной и доброй, а таких в их тяжелое время можно было редко встретить.

Так Джеймс стал тихо ненавидеть своего кумира, но продолжал делать вид, что ничего не случилось. Он все так же выпивал с ним по вечерам и разговаривал о квиддиче.

Жизнь вяло продолжалась, пока Ремус не зашел в гостиную с пачкой писем и свежей порцией буклетов от Министерства.

— Сириус, это тебе от Андромеды, — объявил Рем, раздавая почту. — Питер! Мама. Джеймс… твои журналы и какое-то письмо от Дамблдора… Это мне… Лили. Это тебе.

Люпин протянул ей тонкий конверт, и Джеймс не удержался от того, чтобы посмотреть на имя и фамилию отправителя. Но на конверте не было ничего, кроме ее имени.

— Это от Стивена? — спросил он, пытаясь всем своим видом показать безразличие и спокойствие.

— Не похоже, — нахмурилась Лили. — Наверное, это мадам Марго из цирка… Похоже на ее почерк.

— Не хочешь открыть?

— Чуть позже, — улыбнулась Лили и поцеловала Джеймса в щеку. — Примерно тогда, когда ты прекратишь ревновать меня к Стивену.

Ребята, которые были свидетелями всего, весело переглянулись и снова уткнулись в свою почту.

— Я не ревную!

— У тебя вена на шее вздулась. Ничего, теперь ты поймешь, каково мне было.

Джеймс раскраснелся еще больше, но Лили вовремя засмеялась и снова поцеловала его.

— Прекрати, милый! Просто он очень хороший человек. Я думала, что он тебе нравится.

— Нравится! Но мне не нравится то, что он с тобой проводит больше времени, чем я. Не думаю, что это правильно!

— Я тоже! Поэтому сказала Стивену, что мне нужен выходной. Так что следующие три дня я буду только с тобой.

От этих слов Джеймсу стало немного спокойнее, но он понимал, что не сможет до конца выдохнуть, пока эти выходные не пройдут.

В это время, пока Джеймс без энтузиазма просматривал журнал о новых моделях метел, Лили открыла письмо, которое было очень похоже на обычную записку.

«Лили, нужно встретиться и поговорить. Я знаю, между нами многое произошло, но надеюсь, что это не помешает тебе перебороть свою гордость и помочь мне. Я очень надеюсь на тебя. Буду ждать тебя через неделю в Белой Виверне. Это в Лютной переулке. А. Розье».

Сердце Лили застучало так сильно, что ей казалось, его услышат и что-то заподозрят. Поэтому она ушла на кухню под предлогом заварить для всех чай, чтобы еще раз перечитать письмо и решить, что с этим делать.

Последний раз они с Аллин виделись с поместье Лестрейнджей, когда Розье помогала ей сбежать от Волан-де-Морта, а сама осталась там. Ее последние слова до сих пор иногда звучали в голове Лили — «Просто береги его. Он теперь твой». Разве после этого она может никак не реагировать на письмо, которое слишком сильно было похоже на крик о помощи. Еще один вопрос был настолько же важен — говорить ли об этом Джеймсу? Этого делать тоже не следовало. В любом случае, у Эванс была еще неделя на раздумья.

Как и обещала, она заварила чай и вернулась чай и вернулась в гостиную, где парни уже что-то обсуждали.

* * *

— Я выгнал всех из дома, — улыбнулся Джеймс, когда Лили вернулась замерзшей из сада, где снова практиковала атакующие чары.

Джеймс взмахнул палочкой, и гостиная озарилась теплым светом от его заколдованных фонариков. Зачарованным взглядом Лили оценила все это великолепие и с улыбкой повернулась к Джеймсу.

— Это для меня?

— Да. И не только это. Я не знал, что можно так сильно скучать по человеку, с которым проводишь под одной крышей почти все время. То эти задания, то твои собрания со Стивеном…

— Джеймс…

— Хорошо, я больше не буду. Я просто очень сильно соскучился по тебе…

Джеймс обнял Лили за плечи и крепко прижал к себе, вбирая носом аромат ее волос. Сегодня в них звучали нотки лаванды и осеннего мороза улицы. Он помог ей снять пальто и усадил на подушку на полу. Сев рядом, он снова взмахнул палочкой и перед ними появилась бутылка вина, два бокала и корзина с фруктами.

— Для меня еще никто такого не делал.

— Я подумал, что пора… Ну, понимаешь. Быть первым.

Он широко улыбнулся и тут же получил от Эванс ладошкой в грудь.

На самом деле, это была не просто шутка. Засыпать рядом с Лили было уже просто невозможно. Он хотел ее, хотел прикасаться к ней без осторожности, опасаясь перейти какую-то черту. Она была такой красивой и он испытывал к ней слишком много эмоций, чтобы продолжать держать все это в себе.

— Я люблю тебя, Лили, — сказал Джеймс, пока еще был трезв и мог смотреть ей в глаза, отдавая отчет за каждое свое слово. — Кажется, я давно не говорил тебе.

— Ты говорил это лишь однажды, — грустно улыбнулась Лили. — Но тогда я не поверила…

— А теперь?

Эванс улыбнулась и взяла бокал с вином.

— Теперь я просто поняла, что мне не нужны никакие подтверждения. Есть ты и я. И мы всегда будем вместе… Но я все равно хотела сказать, что… — она выдохнула и тоже посмотрела в глаза Джеймсу, который с жадностью ожидал ее слов. — Я тоже люблю тебя. С того момента, как впервые увидела. И каждый день с тех пор, как мы вместе, я боюсь, что я тебя потеряю.

— Я боюсь того же, — не весело сказал Джеймс. — Мы встретились не в то время. Мы даже родились не в то время. Если бы только можно было перемотать все до момента, когда все закончилось… и жить… нормально. А не выгонять своих боевых товарищей, чтобы хоть немного побыть с девушкой. К тому же, я не уверен, что они внезапно не вернутся с просьбой о помощи.

— Но сейчас мы одни, — Лили коснулась своим бокалом бокала Джеймса и хитро сощурила глаза. — И мы можем делать все, что захотим.

Они медленно пили бутылку вина, разговаривая обо всем на свете, о чем еще не успели поговорить, и очень долго говорили о своих чувствах. Вокруг них создалась волшебная аура из любви и полного понимая, и огни, которые наколдовал Джеймс, стали еще ярче.

А потом они целовались. Сначала чувственно, а потом неистово, оставляя свою одежду на полу. Джеймс был нежен и внимателен. А Лили просто растворялась в каждом их движении, пытаясь не замечать боль, упиваясь такой близостью, дальше которой уже быть невозможно.

* * *

Утром Джеймс запретил Лили вставать с постели, принеся ей завтрак и букет из ромашек, который наколдовал на скорую руку.

Эванс была счастлива, и совсем забыла о войне, уплетая чуть подгоревшие тосты с джемом.

Встать с постели пришлось у полудню, когда в дом сорвались остальные Мародеры в компании Марлин. Сириус внес ее в гостиную на руках, распевая какую-то старую торжественную песню, а Ремус и Пит несли на себе ее вещи и лекарства.

— Марлин! — Лили кинулась обнимать подругу, и чуть было не задушила ее в объятьях.

МакКиннон ответила тем же, и что-то неразборчиво пищала, прыгая на месте.

Лили не сразу обратила внимание на лицо подруги, но когда обратила, то еле слышно выдохнула. Шрамы все еще были видны, и Лили была бы рада сказать, что это никак не отразилось на ее красоте, но это было не так. Улыбка блондинки стала немного кривовата из-за белого шрама над верхней губой, левая бровь тоже была разделена белой полосой, а правая щека казалась жутко неровной от мелких, глубоких порезов.

— Да, я выгляжу, как чучело, можешь не скрывать этого, — отмахнулась Марлин. — Я уже столько слез пролила, что больше не могу. Целитель сказал, что станет лучше еще через пару недель. Я хотела остаться в больнице, но…

— Но нечего тебе там делать, если ты свежа и прекрасна! — Сириус чмокнул ее в щеку и хотел закружить ее в танце, но девушка только посмеялась и остановила его.

— Вы не забыли, о чем я вас просила?

Рем, Питер и Сириус медленно переглянулись и разошлись кто куда, оставив Джеймса, Лили и Марлин втроем

— О чем ты их попросила, Марлс? — спросил Джеймс, когда тоже обнял девушку.

— Убрать все зеркала, — с печальной улыбкой ответила она. — Я не хочу этого видеть. Королева Марлин должна быть красивой. И точка. А если нет — она разобьет все зеркала в замке.

* * *

Аллин так сильно прижималась к Рабастану, что ее руки слегка онемели. Баст отвечал тем же, и от этого становилось еще хуже обоим. Розье чувствовала, как каждая ее клеточка, которая так сильно скучала по нему все это время, наполняется его присутствием, и просит никуда его больше не отпускать.

— Ты был так мне нужен, — прохрипела она. — Я так устала быть одна здесь…

— Я все слышал, Алли. Ты сделала то, что нужно было. И ты будешь в порядке теперь. Ведь я с тобой.

Они спрятались от чужих глаз в его кабинете, сели друг напротив друга, налили себе по стакану огневиски и сделали первые три глотка молча. Слова были не нужны. За все время их дружбы они научились общаться в тишине. Слова были не так важны, как знание того, что нужный человек рядом. Аллин забыла об этом, когда пыталась утонуть в Джеймсе, но сейчас вспомнила вновь с большей силой.

— Как прошел медовый месяц?

— Фэл, кажется, беременна, — сказал Рабастан так, будто не имел к этому никакого отношения.

В этот момент Аллин вновь почувствовала укол предательства, но гордо стерпела, проглотив его вместе с огневиски.

— Я могу тебя поздравить?

— Наверное. Ты знаешь, как я отношусь к этой женщине.

— Ты называешь ее «Фэл»…

— Афелия — слишком пафосно. Она не стоит и буквы в этом имени… Я просто хотел, чтобы ты знала. И о том, что я все еще люблю тебя.

Аллин прекратила дышать и смотрела прямо на Рабастана, который смотрел куда угодно, но только не на нее.

— Не говори больше об этом, — с камнем на сердце сказала Розье. — Я так устала быть отвергнутой.

— Я не отвергаю тебя. Все это время я хотел вернуться к тебе.

— Прекрати…

Остатки огневиски в стакане Аллин оказались разлитыми по полу, потому что она больше не могла держать его в дрожащих пальцах. Она спрятала лицо в ладонях, и укрылась за стеной пшеничных волос.

Рабастан смотрел на нее исступленно, боясь пошевелиться и сделать хуже.