Luminosity - Сияние разума (гет)

Нет необходимости совершать сотни ошибок для того, чтобы все вокруг вас раскололось на части.

Обычно хватает и одной.

Достаточно один раз положиться на удачу, довериться ненадежному человеку, сделать неверное предположение, чтобы разрушить самое дорогое.

Трудно было представить себе, что катастрофа произойдет именно в тот момент, когда я буду очень осторожна.

* * *

Я расскажу, как решила переехать к отцу в Вашингтон.

Три моих любимых вопроса: чего я хочу, что у меня есть и как я могу использовать второе, чтобы получить первое?

Честно говоря, еще мне нравится спрашивать себя: что я за человек? Но этот вопрос редко имеет отношение к принятию повседневных решений.

Чего я хотела? Я хотела, чтобы моя мама, Рене, была счастлива. Она была исключительно важным для меня человеком. Еще я хотела, чтобы она была со мной рядом, но, когда я честно оценила свои приоритеты, оказалось, что для меня важнее видеть ее счастливой. Если бы каким-то невообразимым образом мне пришлось выбирать между счастливой Рене, обитающей на Марсе, и несчастной Рене, живущей со мной, я бы не сомневалась. Совсем. Я послала бы ее на Марс.

Но дело было не в Марсе, а в графике поездок моего отчима Фила. Я несовершеннолетняя, нельзя надолго оставлять таких детей без присмотра. И поэтому в то время, когда он колесил из города в город, Рене была дома со мной.

Она была несчастлива.

Рене любит меня, но и Фила она тоже любит, иначе она не вышла бы за него замуж. (Ее трудно назвать сознательной, но замужество для нее — серьезное дело с тех пор, как она развелась с моим отцом. На этот раз она была осторожна.)

Что у меня было?

Много чего, но к делу относилось только одно: мой отец.

И вот, чтобы Рене поехала с Филом и была счастлива, я отправилась в город Форкс, штат Вашингтон, чтобы жить там, где я раньше проводила только лето.

* * *

От Финикса до Форкса лететь далеко. Фактически, это два долгих перелета и одна поездка на автомобиле. Я взяла с собой книги и спиральные блокноты для записей. У меня есть привычка везде носить с собой блокноты и ручки. Если я закрепляю свои мысли на бумаге, они не могут сбежать. Без подобного принуждения они трансформируются в идеальные, более последовательные версии самих себя, которые отличаются от первоначальных, и поэтому фальшивы. Либо они забываются полностью, что еще хуже (эти мысли мои, и они мне нужны).

Я писала много — всякий раз, когда случалось что-то даже незначительно странное или сомнительное. Примерно раз в неделю я перепечатывала написанное, чтобы иметь архив, удобный для поиска. Первоначально мне приходилось записывать всё, что приходило в голову, чтобы быть уверенной в том, что я не обманываю себя больше, чем необходимо. После нескольких лет практики я по большей части полагалась на то, что запомню именно настоящие мысли, а не беллетризованные, не те, которые предпочитал мой ум. Ко времени переезда в Форкс блокноты стали скорее предметами комфорта, в них я записывала по большей части то, что могло понадобиться позднее, слишком важное, чтобы полагаться на память.

Мой отец, Чарли встретил меня в Порт-Анджелесе и, приобняв, помог погрузить чемоданы в полицейский джип. Как только я пристегнула ремень безопасности в соответствии с законом (было бы слишком иронично не придерживаться правил в полицейской машине), Чарли повел автомобиль к своему — теперь и моему — дому. Он сказал, что нашел для меня хорошую недорогую машину.

Я хотела автомобиль. Не для того, чтобы обладать — мне были неинтересны машины сами по себе, но для того, чтобы свободно передвигаться по городу и не зависеть от Чарли, так как: а) у него было, чем заняться в это время, и б) его средство передвижения привлекало внимание. То, что он нашел мне машину, было знаком внимания, доверия и неожиданной щедрости: он знал, что я хотела, считал, что я достаточно для этого ответственная, и делал предложение без какого-либо социального обязательства. Я ощутила прилив признательности и немедленно отблагодарила его. Он выглядел немного смущенным; я постаралась смягчить возникшую неловкость, расспросив его о подробностях, предлагая конкретную тему обсуждения.

Чарли уже купил автомобиль, пикап Шевроле, как подарок в честь моего возвращения домой, и хорошо бы он оказался в нормальном состоянии, потому что я сэкономила бы деньги; в противном случае придется вернуть подарок, а это нелегко. Я хотела, чтобы машина мне понравилась. Она принадлежала раньше его другу, Билли Блэку, который недавно был покалечен и не мог больше ездить на ней. Такая причина избавиться от автомобиля уменьшала вероятность того, что он окажется развалюхой, и это было важно, так как я совершенно не разбиралась в ремонте двигателей. Хотя Чарли и признался мне, что пикап был старым. Очень старым.

Чарли — человек сдержанный. Мы поговорили об автомобиле, обсудили сырую погоду, потом замолчали; я подумала про себя, что из-за сырости тут такие красивые зеленые пейзажи. Мне это понравилось, хотя постоянно идущий дождь не слишком приятен. Я решила, что будет полезным развить в себе симпатию к влажному климату, и достала свой дежурный блокнот, чтобы записать свое решение — постараться при возможности.

Мы приехали к его дому. Пикап оказался массивным красным автомобилем, который показался мне странным образом привлекательным. Я записала, что я должна обдумать это — по описанию не было понятно, что он мне понравится, и это означало, что мне не все известно о моих художественных взглядах, — и после поехала в пробную поездку вокруг квартала. Он двигался шумно, но работающее радио смогло заглушить рев мотора. Когда я подъехала к дому, Чарли уже перетащил мои сумки наверх в мою комнату. Я сказала ему, что мне понравилась машина, после чего он ушел, чтобы не мешать мне распаковывать вещи. После того, как я рассовала содержимое своей косметички по единственной ванной комнате, следующим по срочности было включить ноутбук и написать Рене о том, что я в порядке, какая стоит погода, как здоровье Чарли, о моей новой (старой) машине и о своем смешанном чувстве по поводу школы, в которую я пойду на следующий день, в середине января.

Мне не нужно было вдаваться в подробности в этом письме, но предстоящие полгода в школе были значительным событием, которое оправдывало интенсивное бумагомарание. На свет был извлечен спиральный блокнот. Я писала, не задерживаясь на отдельных словах и не пытаясь проверять. Если бы я решила, что вышедшее из моей головы было слишком ужасным, я могла сжечь страницу — после того, как увижу написанное своими глазами.

Я привыкла к огромной школе, располагающей средствами, которые были привилегией плотно населенных районов. Я привыкла к тому, что могу раствориться в людском потоке. Я не привыкла к тому, что количество студентов в Форксе составляет триста пятьдесят восемь человек, включая меня. Мне приходилось начинать учебу в середине года. Все уже были знакомы между собой, более того — все знали друг друга с раннего детства. Форкс был из городов, из которых немногие уезжали, и почти никто не приезжал в него. Я родилась здесь, и я проводила здесь летом один месяц, но Чарли жил далеко от семей, в которых были дети моего возраста, и разумеется я никогда не ходила в школу здесь. Я была только отчасти местным жителем и не знала никого из своих одноклассников.

Такие маленькие города — естественная среда распространения сплетен. Если Чарли сказал кому-то из друзей или коллег по работе, что его дочь переезжает к нему насовсем, все в Форксе, не считая самых юных, не умеющих говорить жителей, уже обладали этой информацией. Я не могла затеряться — любой мог узнать, кто я, используя метод исключения, даже если бы я не была так похожа на отца.

Как новый человек я, вероятнее всего, привлеку внимание и интерес. Если я буду готова к этому и буду вести себя дружелюбно вместо того, чтобы быть застенчивой и чувствовать себя загнанной в угол, я смогу найти друзей в первый же день, и они помогут мне в перемещениях по школе. Я решила собраться с духом на подъезде к школе, чтобы воспользоваться любой возможностью — друзья в незнакомом месте были хорошей идеей. Точка.

* * *

В Форксе часто шел дождь. Ближе к полуночи стук капель стал тише, и я смогла заснуть. К утру остался только густой туман. Я натянула что-то из одежды — милое, но типичное для меня, чтобы произвести приятное впечатление на одноклассников, которое не будет разрушено моим следующим нарядом, — и спустилась вниз, чтобы позавтракать. У Чарли не было повода для разговора, пока мы ели овсянку, поэтому он молчал.

Я заново знакомилась с домом. Прошли месяцы со времени моего последнего приезда сюда, но почти ничего не изменилось. В сущности, ничего не менялось с тех пор, как моя мама стремительно покинула дом со мной под мышкой: например, шкафчики на кухне были того же солнечно-желтого цвета, в который она их покрасила. Мне никогда не хватало смелости спросить Чарли, ненавидел ли он делать ремонт, или он все еще не забыл Рене. Я подозревала последнее. На каминной полке стояли свадебная фотография и та, на которой были они оба в родильном зале сразу после моего рождения. Вторую я могла бы объяснить теми же причинами, что и процессию моих школьных фото в хронологическом порядке; первая же была не так понятна.

Я не была уверена, что смогу добраться до школы достаточно быстро. Кругом стоял туман, и я никогда еще не ездила по Форксу за рулем, только по Финиксу, так что я не знала дороги. Я накинула плащ поверх рюкзака сразу после завтрака и ушла пораньше. Я добежала от дверей дома до кабины пикапа так быстро, как могла, и с ревом поехала по улице.

Школа не слишком походила на школу. Это была группа кирпичных зданий, сконцентрированных в стороне от дороги, уютно устроившихся среди деревьев и кустов и соединенных вымощенными булыжниками дорожками. (Я посчитала дизайнерской недоработкой то, что у дорожек не оказалось покрытия, и порадовалась тому, что надела плащ.) Я припарковалась у первого же здания, к которому подъехала, на котором так кстати оказалась табличка "Администрация". Других машин не было, даже принадлежащих сотрудникам школы, которые, по моему мнению, должны были приехать пораньше, так что мне пришлось бы переехать на другую парковку в этом тумане, чтобы найти того, кто поможет мне найти центральное здание.

Офис встретил меня буйством кошмарных цветов — зеленые растения в горшках, отвратительный серо-оранжевый ковер, радуга документов и декоративных плиток на стенах, и позади стойки за одним из столов — рыжая женщина, одетая в лиловое. Я подошла к стойке, улыбнулась через силу и сказала:

— Простите, меня зовут Изабелла Свон. Я...

Лицо женщины озарилось, когда она услышала мое имя; она перебила меня:

— Ну конечно! Вот ваше расписание и план школы.

Она извлекла их из неаккуратной кипы бумаг на своем столе. Было бы совсем нехорошо отчитать эту женщину за то, что она меня прервала, и еще хуже было бы раздражаться из-за этого и не предпринимать никаких действий для того, чтобы такой случай не повторился. Мне не нравилось, когда меня прерывали во время общения, и мои бесконечные попытки убрать этот спусковой крючок не принесли успеха; это каждый раз раздражало меня. Однако я могла сделать раздражение короче, проделав небольшую работу.

Пока секретарь отмечала маркером на карте все маршруты, связанные с моим школьным расписанием, я занялась рутинной процедурой приведения в порядок настроения. Некоторые люди считают до десяти, однако такой способ использует только естественное снижение интенсивности эмоций, уменьшая период ожидания. Мой способ требует немного больше времени, даже после того как я сократила процесс с времязатратного записывания в блокнот до организованного ментального процесса. Когда я закончила, от моего раздражения не осталось и следов.

Короткая версия метода состояла в том, чтобы обозреть то, что я знала о моем раздражении, и подтвердить для себя, что я это знала. Я знала, что женщина не раздражала меня умышленно: она не знала меня, не знала, что у меня это вызывает раздражение, в общем не имела причин стараться уязвить меня и в настоящий момент была в высшей степени полезной. Я знала, что для меня не является благом испытывать раздражение: эмоция была неприятной, не делала меня более эффективной в достижении какой-либо из желаемых мною целей, и я сознательно не предпочитала раздражаться, когда меня прерывают. (Однако у меня не было желания не раздражаться вообще никогда. Я бы сочла раздражение целесообразным, если бы она толкнула меня без причины или если бы она болтала по телефону вместо того, чтобы заниматься своей работой, когда я пришла. Но в прошлом я неоднократно старалась в общем уменьшить мое неприятие перебиваний, и данные попытки не соответствовали желанию раздражаться в ответ на это неспециальное прерывание в данном конкретном случае.)

Долгая практика в исключении этого сорта реакции сделала избавление от него куда легче, нежели от других настроений. Но мое раздражение было атрибуцией мотива секретарю, приписанного ей по праву и привычке. Если мотив распознавался как несуществующий, что убирало право на него, и мой мозг боролся с этой привычкой, как с явлением, которое я не приветствовала, они переставали меня беспокоить.

Женщина закончила и отдала обратно мою карту и расписание. Она выразила надежду, что мне понравится в Форксе, и рассказала, где правильно парковаться; я искренне поблагодарила ее и пошла своей дорогой.

* * *

По возрасту мой автомобиль не так выделялся, как было бы, приедь я на нем в школу Финикса. Если не считать один блестящий Вольво, машины, расположенные на стоянке (которая была почти пуста, когда я появилась), были старых моделей. Я припарковалась, положила ключи в карман, после чего нашла на карте свое местоположение и путь до здания №3. Я выскочила из грузовика и присоединилась к толпе подростков.

Моим первым занятием был английский. Все, что было указано в списке для чтения, я уже изучала ранее, так что, скорее всего, можно было просто слегка освежить воспоминания и потратить время для чтения на что-то еще. У меня не было шанса до занятия познакомиться с кем-то. К счастью, после звонка с занятия темноволосый парень, который сидел передо мной, обернулся.

— Ты же Изабелла Свон, не так ли? — спросил он. Все ученики повернули головы к нам, и это было кстати, потому что мне нужно было исправить то, как ко мне обращаются.

— Да, — ответила я, — но мне больше нравится Белла. А тебя как зовут?

— Я Эрик, — произнес он дружелюбно. — Где у тебя следующее занятие?

— Здание шесть. Обществознание, — проверила я расписание.

— Я могу показать тебе дорогу. Мне в четвертое, оно недалеко оттуда, — предложил он. Я с улыбкой кивнула ему, и мы сняли куртки с крючков у двери. Эрик спросил, прокладывая путь по многолюдным тропинкам:

— Итак, здесь все очень не похоже на Финикс, не правда ли?

— Весьма, — согласилась я. Хорошо, что я узнала его имя, и что он казался полным желания помочь, но времени для полноценной беседы о различиях Финикса и Форкса, пока мы шли от третьего здания до шестого, было недостаточно.

— Дождь там идет не слишком часто, да?

— Раза три-четыре в год, — ответила я.

Он задумчиво произнес:

— Ух ты, а на что это должно быть похоже?

Я предположила, что, если он никогда не уезжал из Форкса, он мог действительно этого не знать, наподобие того, как я представляла снег только по телепередаче о зимних Олимпийских играх.

— Сухо, солнечно, — сказала я ему, — не так много зелени, растения в основном растут без полива, меньше плащей, больше солнечных очков.

Его явно озадачило упоминание о растениях, растущих без полива, — Форкс уж точно был знаменит не своими каменными садами и кактусами — однако в ответ он сказал только:

— Ты не особо загорелая.

— Рак кожи не входит в число моих хобби, — ухмыляясь, ответила я. Это был экспромт, но раз уж я буду жить в дождливой местности, я планировала добавить это в мой список способов научиться любить погоду Форкса: сниженный риск ужасной смерти от опухоли. Я, в общем, не мечтаю о смерти, так что сокращение причин, которые могут ее вызвать, было плюсом. Если бы я как-то убрала все эти причины, я бы была бессмертной. Эрик слабо улыбнулся в ответ на шутку и проводил меня до двери в здание номер шесть.

— Ладно, — сказал он, когда я открыла дверь, — удачи. Может быть у нас какие-то уроки будут совместные.

Он обнадеживающе улыбнулся.

* * *

За обществознанием последовали тригонометрия и испанский. Тригонометрия запомнилась тем, что по просьбе учителя я представилась классу. Я должна была ожидать чего-то подобного, но это застало меня врасплох и я пробормотала только некоторые простейшие факты — как меня зовут, мой ник, что я из Финикса и что "собираюсь сесть сюда, никто не против?". Я села, достала блокнот и записала "вылечиться от страха импровизированных публичных выступлений" в мой список дел сразу после "научиться любить дождь (рак — это плохо!)".

На тригонометрии я познакомилась с Джессикой Стэнли. Она была миниатюрной девушкой с копной кудрявых черных волос и болтала безостановочно. Мы вместе были на испанском, поскольку она оказалась со мной в одном классе, после чего Джессика пригласила меня сесть с ней и ее друзьями за ланчем. Я села с ней, хотя Эрик махал мне через всю столовую. К этому моменту я встретила достаточно людей, чтобы начать путаться в именах, так что я не запомнила имен тех, с кем сидела, хотя новые знакомые казались приятными. Мне хотелось записать имена и описания для них всех, однако я воздержалась: я избавилась от этого желания гиперграфии, когда моя одноклассница в восьмом классе подсмотрела мои записи, и, возмутившись ее описанием как "маленькой", бросила мой блокнот в лужу в туалете.

Все хотели знать, как мне понравился Форкс. Я честно сказала, что хорошо будет проводить больше времени с отцом, что мне надо будет привыкать к дождю, и что все, кого я здесь встретила, были вежливы и предупредительны. Им понравилась моя оценка, особенно часть про дождь, с обсуждения которого разговор постепенно перешел на самые популярные темы в мире. Пока Джессика и несколько ее друзей за столом обменивались полузабытыми фрагментами ненадежных метеорологических знаний, я осматривала комнату, где мне придется обедать следующие несколько месяцев. Тогда-то я их и увидела.

"Они" одновременно были и совершенно разными, и, очевидно, в то же время были отдельной группой. Они все сидели за одним столом, и на первый взгляд были совершенно непохожи друг на друга. Там было две девушки и три парня. Один из парней был по размеру, форме и внушительности похож на медведя; он выглядел так, словно планировал поступить в школу по стипендии тяжелоатлета или словно сделал это несколько лет назад, а в столовой сидит чтобы подраться. Его темные кудри контрастировали с медовыми взлохмаченными волосами его соседа, худощавого мускулистого парня, напоминавшего льва. Последний мальчик был жилистым и выглядел моложе их обоих, он был больше похоже на ученика средней школы, нежели на профессионального атлета. Его волосы на свету отливали бронзой, становясь в тени красновато-коричневыми.

Две девушки были непохожи друг на друга настолько, насколько это было возможно, хотя обе были белокожими, женственными и с хорошими фигурами. Высокая напоминала статую Афродиты, украшенную сусальным золотом ее длинных волос. Она уместней смотрелась бы не в школе, а в Голливуде или, возможно, Париже — в общем где-то, где красота является необходимой для работы. Другая девушка была меньше и стройнее Джессики. Ее черные волосы были короткими и торчащими в разные стороны. Она была похожа на эльфийку.

Если не считать различий в телосложении и цвете волос, они все были похожи. Они были бледнее меня, причем их бледность была оттенка льда или мрамора. И их лица были похожи. У меня промелькнула мысль, что они могли быть нарисованы карикатуристом, который знал как рисовать только один тип лиц, но это было не так: их можно было различить по лицам — но это было трудно. Не потому что у них было что-то, что было бы присуще им как семейное сходство: они не были похожи как родственники. Но потому, что первое, что приходило в голову при взгляде на любого из них — это "Потрясающе!". Это включало в себя индивидуальный характер их черт (острый подбородок у эльфийки, несколько слаборазличимых шрамов у льва). Они были слишком впечатляющи, пока я не заметила у всех у них темные круги под глазами, будто они крайне устали.

Эльфийка встала и с грацией гимнастки проследовала к мусорной корзине, куда выкинула свою так и не открытую газировку и столь же нетронутое яблоко. Никто из пятерки не ел, насколько я смогла заметить.

Обсуждение погоды за моим столом начало стихать, что дало мне возможность спросить:

— Кто они?

Джессика посмотрела в том же направлении, что и я, и в этот момент глаза парня, который выглядел моложе всех, на секунду встретились с моими, после чего он снова уставился в никуда. Джессика смущенно хихикнула и сказала:

— Это Эдвард и Эмметт Каллены, а также Розали и Джаспер Хэйл. Девушка, которая вышла из-за стола — Элис Каллен; они все живут вместе с доктором Калленом и его женой.

Парень, который выглядел младше всех, по мере того как она это говорила, отрывал кусочки от булочки, однако я не видела, чтобы он попробовал хотя бы один из них.

— Кто из них Каллены, ты говоришь? — спросила я, искушаемая желанием поделиться впечатлением о "Потрясающе!", но удерживаясь соображением, что это будет невежливо. — Они не похожи на родственников, — произнесла я вместо этого.

— А они и не родственники, — проинформировала меня Джессика. — Доктор Каллен на самом деле еще молод, ему всего около двадцати-тридцати лет. Они все приемные. Хэйлы — действительно брат и сестра, близнецы — блондины — все они воспитаны доктором. И они всегда вместе — Эмметт и Розали, Джаспер и Элис, я имею в виду.

— Воспитаны доктором? Сколько им лет?

— Джасперу и Розали по восемнадцать, — сказала Джессика, — но они были с миссис Каллен с восьмилетнего возраста. Она их тетя или что-то вроде того.

— Это замечательно, что доктор и миссис Каллен усыновили их всех, — заметила я.

— Возможно, — сказала Джессика, однако ее слова звучали неодобрительно, словно доктор и миссис Каллен ей были безразличны. — Я думаю, что миссис Каллен не может иметь детей, — продолжила она. Я отметила (исключительно мысленно), что Джессика не является, по крайней мере, по имеющимся пока свидетельствам, человеком, которому я могла бы доверить свою личную информацию.

Я продолжала украдкой смотреть на привлекательную семью; сложно было этого не делать, хотя все, что они делали — это сидели, разглядывая стены и мешая в тарелках нетронутую еду.

— Они всегда жили в Форксе? — спросила я, ожидая положительного ответа уже потому, что каждый, кто жил в Форксе, жил там всегда — но если бы я увидела этих людей, я бы их запомнила, и это был очень маленький городок...

— Нет, — сказала Джессика таким тоном, словно то, что Каллены и Хэйлы не из Форкса, должно быть очевидно даже тому, кто видит их первый раз, — они переехали сюда два года назад откуда-то с Аляски.

Тот, кто прожил в большом городе два года, уже не считается там новичком, однако в Форксе это не работает — это означало, что я не одна такая. Это немного утешало меня; я считала это внимание полезным, но у меня не было причин ожидать, что кто-то еще новый появится в Форксе до тех пор, пока я не закончу среднюю школу, хотя было бы удобно, если бы все внимание не было направлено на меня как на новенькую. С другой стороны, меня беспокоило то, что они все сидели только друг с другом, никто не сидел отдельно, причем Джессика, которая казалась типичной учащейся, не обращала на них внимания. Это было не слишком хорошо для моей интеграции, хотя до сих пор меня принимали достаточно хорошо. Скорее всего Каллены и Хэйлы сами решили быть отдельно от других, насколько я могла видеть.

Я посмотрела на их стол еще раз и снова встретилась глазами с тем парнем. Он был настолько красив, что это сильно отвлекало, однако, насколько я могла сказать, несмотря на это, он выглядел...ожидающим чего-то? Или, возможно, разочарованным? Будто что-то, чего он ждал или о чем думал, не происходило.

— А кто из них вон тот, — спросила я Джессику, показав взглядом на него, — парень с медно-русыми волосами?

— Это Эдвард, — назвала она его (теперь я могла назвать каждого из пятерки: медведь — Эмметт, лев — Джаспер, Афродита — Розали, эльфийка — Элис, и Эдвард, который выглядел так, словно чего-то от меня ждал). — Он, конечно, великолепен, — продолжила Джессика, — но не трать время. Он не ходит на свидания. Видимо, здешние девушки недостаточно хороши для него. — Она сморщила нос и у меня сразу же сложился в голове образ того, как она сама пытается подкатить к нему, но получает вежливый, но твердый отказ.

Образ был забавный, однако с определенной стороны еще и грустный, так что я сжала губы, чтобы не улыбнуться. Я снова взглянула на Эдварда; мои глаза двигались так, словно бы он был всего лишь ярко-красным объектом на сером фоне или единственным движущимся предметом в поле зрения. Если бы я не была занята разговором с Джессикой, я бы достала блокнот и записала в мой список нужных умений: "Научиться не пялиться на красивых людей". Хотя он больше не смотрел в мою сторону. Несколько минут спустя четверо из них, исключая вышедшую из-за стола Элис, поднялись и ушли. Даже медведеподобный Эмметт двигался невероятно координировано и точно; наблюдать за тем, как они двигались, было жутковато.

Я рискнула опоздать на следующий урок, биологию, чтобы задержаться с Джессикой и ее друзьями, еще раз услышать как их зовут и — неожиданно — получить сопровождение до нужного здания в лице Анжелы, которая во время пути напомнила мне, как ее зовут, после того как мы обнаружили, что учимся в одном классе. Класс был комнатой, уставленной черными столами, которые стоят в каждой аудитории, за каждым из которых сидело по два человека. К сожалению, у Анжелы уже был партнер для выполнения лабораторной. В аудитории был только один студент, у которого еще не было пары и к которому меня направил учитель — рядом с пустым местом, которое должно было стать мне родным на биологии на остаток учебного года, сидел Эдвард Каллен.

* * *

Я проследовала к незанятому месту. Похоже, будет неловко, пока я не справлюсь с моей склонностью пялиться на него каждые пятнадцать секунд. Я надеялась, что мы будем изучать что-то новое и незнакомое, что поможет мне не отвлекаться.

Когда я подошла, он посмотрел на меня. Но не ожидающим взглядом, как тогда в столовой. Он смотрел разъяренно и смотрел на меня. Я неосознанно отшатнулась прочь от этих угрожающих глаз и тут же споткнулась о книгу в проходе. Только ухватившись за мой новый лабораторный стол, я сумела удержать равновесие и сесть на стул. Я чуть не потеряла голову от страха — по моим соображениям, разозленные люди опасны, они могут причинить мне боль, а я даже не подозревала, что спровоцировало его, или как можно это остановить и успокоить его, чтобы он не злился на меня и не сделал мне ничего плохого. В классе помимо нас было 18 студентов плюс учитель — конечно если Джессика даже не подумала, когда рассказывала о нем, упомянуть о каких-либо слухах про скандал с насилием, он, по крайней мере, контролирует себя так, чтобы избежать проявления эмоций на виду у множества свидетелей. Так что до тех пор, пока я не пойму, что с ним не так, мне следует держаться людных мест, когда он поблизости, вот и все. Я постаралась взять под контроль бившую меня дрожь и устроилась на стуле поудобнее.

Занятие было посвящено клеточной биологии, это я уже проходила. К тому же стиль преподавания учителя не был интересен в достаточной мере, чтобы отвлечь мое внимание от ужасающей помехи слева.

Эдвард смотрел на меня совсем не так, как в столовой, однако больше никто не реагировал так, как он. Я не сказала ему ни слова — возможно, он обиделся, что я не представилась? Возможно, был какой-то ключевой момент, который я упустила? Я плохо пахну? Я наклонила голову так, чтобы прядь волос оказалась около моего носа; они пахли моим шампунем с фруктами и были достаточно чистыми. У него аллергия на искусственный запах клубники?

Я осматривалась, надеясь найти еще подсказки. Он держался абсолютно жестко — я даже не могла сказать, дышал ли он — и вблизи, без своего старшего брата рядом, он не выглядел особо молодым и легким.

Он снова посмотрел на меня, и его глаза были полны неподдельной ненависти. Я отодвинулась на дюйм от него. Если бы взглядом можно было испепелить, я бы уже оседала на пол в виде пепла. Я приняла решение попробовать поменять свое расписание — или, по крайней мере, партнера для лабораторных. Я посмотрела на девочку, которая работала с Анжелой, и задумалась — не поменяется ли она со мной местами за взятку. Или же партнеров назначает учитель и мне нужно поговорить с ним? Нужно ли мне предложить свою помощь в уборке класса для этого?..

Прозвенел звонок, заставив меня подпрыгнуть. Мне хотелось убежать домой с блокнотом и выписать страх и замешательство в него, чтобы мурашки прекратили бегать по моей спине. Эдвард встал, развернувшись ко мне спиной — он был высоким — и первым вышел из класса.

Я немного задержалась. Мне хотелось собраться и дать ему фору, чтобы он оказался подальше от меня. Я глубоко вдохнула, на мгновение задержала дыхание и выдохнула. Я попыталась вернуться к своему обычному настроению, однако у меня не было достаточно информации, чтобы по-настоящему поверить, что мне не нужно бояться. Возможно настоящей опасности не было, но она могла быть, и часть моего мозга хотела бояться на случай использования его как важную мотивацию позже для того, чтобы быстро пробежать через кампус. Я должна была оставаться испуганной до тех пор, пока так или иначе, опасность не будет рассмотрена.

— Ты Изабелла Свон? — раздался юношеский голос.

Я подняла голову. Говоривший был удивительно безобиден, по крайней мере насколько я могла сказать (я задумалась — стоит ли мне теперь подозревать, что все мои одноклассники — убийцы с топором? Этот мальчик представлял из себя угрозу не больше и не меньше, чем если бы я встретилась с ним в управлении этим утром, а тогда я ощущала себя достаточно безопасно, и это было правильно ощущать себя так, поэтому я должна ощущать себя в безопасности с ним и сейчас. Мои эмоции неохотно подчинились этой логике). Говоривший был удивительно безобидным, милый мальчик, блондин. Его волосы были покрыты лаком и уложены во множество торчащих шипов. Он дружелюбно улыбался мне, безо всякой ненависти или ярости.

— Да, — сказала я в десятый раз за день, — но я предпочитаю, чтобы меня звали Белла. — Я улыбнулась ему.

— Я Майк, — сказал он.

— Привет, Майк, приятно познакомиться.

— Помочь тебе найти аудиторию для следующего занятия? — спросил он.

— У меня физкультура, — кивнула я и начала вставать, опираясь на стол.

— У меня тоже! — взволнованно сказал он, обрадовавшись совпадению. Я попыталась перенять его радость и подбодрить себя. Майк болтал всю дорогу до физкультурного зала, что помогло мне прийти в себя. Похоже он жил до десяти лет в Калифорнии и рассматривал это как причину, чтобы посочувствовать мне по поводу недостатка солнца. Он заинтересовался мной еще на английском, однако не сумел представиться, поскольку я разговаривала с Эриком.

Болтовня Майка перестала доставлять мне удовольствие, как только мы вошли в физкультурный зал, и он сказал:

— Кстати, ты ткнула Эдварда Каллена карандашом или что? Никогда не видел его таким.

— Понятия не имею, что могло его спровоцировать, — произнесла я, стараясь чтобы мой голос звучал твердо, но не так, словно я адвокат, — я вообще с ним не говорила.

— Он странный парень, — сказал Майк, развернувшись ко мне, вместо того, чтобы идти в мужскую раздевалку, — если бы мне повезло сесть рядом с тобой, я бы обязательно захотел поболтать с тобой.

Замечание о разговоре было милым... но слово "повезло" зажгло тревожный сигнал в сознании. Не стоило бы впутываться в более чем дружеские отношения сразу же по приезду в Форкс. Я улыбнулась Майку и пошла в женскую раздевалку. Тренер нашел мне униформу, однако не стал заставлять меня присоединяться к сегодняшним занятиям — сегодня был волейбол — что было хорошо, поскольку я легко ушибалась и не хотела ходить всю неделю с синяками на предплечьях. Или, что было бы в моем духе, зацепиться за сетку и разбить себе что-нибудь.

* * *

После физкультуры занятий больше не было. Я убедилась, что все нужные бумаги подписаны учителями, и отправилась в главный офис, чтобы отдать их. Снаружи было холодно, так что я практически влетела в цветное маленькое здание. Дверь захлопнулась за мной раньше, чем я поняла, что в офисе помимо секретарши, которую я видела этим утром, находится еще и Эдвард Каллен. К счастью, он либо не заметил меня, либо проигнорировал; я встала у стены, ожидая, пока он покончит со своим делом и освободит секретаршу. Они, похоже, спорили. Из некоторых предложений я поняла, что он пытается заставить ее перевести его с биологии с нашим классом в какой-либо другой. У него был странный мягкий голос — я задумалась, всегда ли он так говорит или же он пытается убедить секретаршу при помощи своего обаяния. Мне пришла в голову дурацкая мысль узнать, как он поет.

Спустя некоторое время и учитывая оценку Майком враждебного поведения Эдварда, казалось невозможным, что попытка перевестись не имела ничего общего со мной. Но в этом случае — чего я бы хотела? Я хотела, чтобы на меня никогда больше так не смотрели. Будет хорошо, если он перейдет в другой класс, так что удачи ему.

Дверь снова открылась, пропустив волну холодного воздуха в помещение. Внутрь влетела девушка, выкинула бумагу в корзину, стоявшую на стойке, и выскользнула обратно. Как только за ней закрылась дверь, Эдвард медленно обернулся и уставился на меня полными ненависти глазами.

— Ничего, — отрывисто сказал он секретарше, — вижу, это невозможно. Спасибо за помощь. — И исчез за дверью.

— Как прошел первый день, милая? — тепло спросила секретарша. Она не видела выражения лица Эдварда и явно не заметила, что у меня дрожали колени.

Я задумалась, солгать или выложить всю правду и наконец произнесла:

— Я встретила много отличных ребят.

Я посидела немного в офисе после того, как сдала все бумаги, пытаясь побороть слабость в ногах. Если Эдварду так хочется избегать меня, не собираюсь ему в этом мешать. К моменту, когда я подошла к пикапу, на парковке почти никого не было. Я поехала домой, раздосадованная и запутавшаяся.

Когда я сделала все записи, мой блокнот, наверное, уже пожалел о том дне, когда взошли побеги тех деревьев, из которых он был сделан.

Первая колонка блокнота, "хорошее". Эрик, Джессика, Анжела, другие друзья Джессики и Майк дружелюбны. Занятия кажутся легкими (возможным исключением может быть тригонометрия (поработать с Джессикой?(хороша ли она в математике?))), определенным исключением является физкультура (сломать палец или еще что-либо? выяснить правила посещаемости (убрать как можно больше худших дней), проверить возможные альтернативы физкультуре (может быть это одна из школ, где можно просто сдать реферат по истории футбола?))).

Следующая колонка, "требует исправления". Что ДЕЛАТЬ с Эдвардом? Исключения: смотри указанное выше про работу в классе. Скорее всего не следует доверять Джессике личную информацию. Майк чересчур дружелюбен.

Я посмотрела на первый пункт списка для исправления. Посмотрела еще раз. Идей не было. Мой мозг выдавал гипотезы, но ни одна из них не была правдоподобна настолько, чтобы ее можно было принять за рабочую. Эдвард не был экспериментальным роботом, запрограммированным пугать девушек из Финикса, если они подходят к нему ближе чем на десять футов. Он не был и бешеным анархистом, который считает, что полицейские и их семьи должны умереть. И вряд ли он думал, что если пристально смотреть сквозь отверстия в моем черепе, то он узнает больше о мозге и станет лучше понимать биологию.

Это не дало мне ничего касательно самой проблемы, но я решила, что пока не буду заниматься данным вопросом. И он в любом случае продолжит заниматься в том же классе по биологии. Я нарисовала маленькую стрелку от "Что ДЕЛАТЬ с Эдвардом?" и на конце ее написала "Обсудить ситуацию с учителем биологии, попросить дать другого напарника". Если Эдвард выяснил, что все другие классы уже укомплектованы, то я скорее всего приду к тому же результату, однако это не повод садиться рядом с ним. Если "он страшно на меня посмотрел" не будет достаточной причиной для учителя, я могу вместо этого сказать, что я новичок и не знаю как оформляются лабораторные и попрошу напарника, который мог бы помочь мне с этим. Хотя не следует докучать учителю слишком большим количеством вопросов, разумеется.

Я двинулась дальше. "Поговорить с Джессикой насчет тригонометрии", написала я. "Поговорить с тренером по физкультуре (о том, что у меня, скорее всего, проблемы с внутренним ухом, а это медицинское оправдание), (и тонко намекнуть ему на возможные судебные разбирательства или что-то вроде того, в случае, если я разобью себе голову), (и УМОЛЯТЬ) "забыть" мою форму и найти некоторые альтернативы, которые тренер согласился бы принять взамен занятий. Может быть я просто буду убираться в зале или сделаю реферат? Или буду заниматься еще чем-нибудь не столько рискованным?

Не записывать мысли в блокнот, пока есть вероятность, что его увидит Джессика. Говорить с ней только на общие темы.

И Майк... Это была трудная задача. Не было очевидного решения, как поступить с ним; я не могла просто сказать ему: "Ты не мой тип потому, что ты чересчур милый и не заставляешь бояться за свою жизнь." Мои причины для отказа ему были чересчур личными. Я еще не приступала к исследованию того, хотела бы ли я встречаться с кем-то или состоять в романтических отношениях, или еще что-либо в этом направлении. И это казалось слишком рискованным для неподготовленного эксперимента, как для меня, так и для кого-то еще, вовлеченного в это.

Я никогда не старалась отложить эту проблему, просто в Финиксе не было никого, кто, подобно Майку, относился бы так ко мне. Период, когда я только-только переехала, казался совершенно неподходящим временем для того, чтобы начинать с кем-то отношения, в то время как я еще не со всем вокруг ознакомилась и могу судить неправильно. И я не знаю, почему Майк мною заинтересовался — вообще, я могла предположить только, что привлекаю его как новенькая в школе, и это казалось хорошим предположением — и тогда у меня не было какой-либо черты личности, которую я могла бы изменить так, чтобы он потерял ко мне интерес. Он не сказал ничего определенного, так что я решила, что будет безопасно просто подождать и поискать общих стратегий. "Ждать и стараться не подавать надежд", — написала я.

Я сделала домашнюю работу — в других блокнотах — за остаток дня. Недостатком начала учебы в январе в новой школе было то, что мне приходилось догонять остальных. Я все равно пошла спать в разумное время, однако несмотря на отсутствие дождя этой ночью, из-за шума ветра заснула не сразу.

Большую часть второго дня в школе я провела с опаской ожидая обеда. Майк сидел рядом на английском и утащил меня на следующий урок до того, как вмешался Эрик — и Эрика это расстроило, хотя внимания большинства учеников я уже не привлекала. Занятия были не более интересными, чем вчера, и это означало, что ничто меня не будет отвлекать от назойливой мысли, которая белкой в колесе крутилась у меня в голове: "Что не так с Эдвардом?!" Во время обеда мы снова окажемся в одном помещении, и он может... Ладно, я чувствовала себя глупо, переживая, что он может очень свирепо на меня уставиться. Но он же мог так сделать, и думать об этом было неприятно.

Мы с Джессикой вместе дошли до столовой, где нас заметил Майк и повел к своему столу (к явному удовольствию Джессики — позже это нужно будет записать). Остальные друзья Джессики, включая Анжелу, увидели нас и подсели за стол. Как только я устроилась и огляделась, я увидела братьев и сестер Эдварда на обычном месте. Самого Эдварда не было.

Во время обеда он так и не появился, и к тому времени, когда Анжела, Майк и я отправились на биологию, меня переполнял оптимизм. Я болтала с ними о том, что мне нужен партнер на лабораторные, который согласен сотрудничать, закончив фразой: "А теперь и Эдварда нет! Что же мне делать?" Майк не упустил возможности поделиться полезной информацией о том, что Эдвард, как и другие Каллены и Хейлы, довольно часто пропускал уроки — семья много времени проводила на свежем воздухе в погожие дни, они ходили на прогулки и в походы. Мы договорились с Анжелой (Майк был недоволен, но промолчал) о том, что я поменяюсь с ее партнершей и мы будем работать вместе; она предположила, что возражений со стороны ее нынешней партнерши не будет.

Замена прошла без труда. Мне даже не пришлось пересказывать всю свою заготовленную речь учителю биологии, он просто безразлично спросил, согласна ли соседка Анжелы пересесть к Эдварду, та равнодушно пожала плечами, и мы поменялись местами. Сидеть с Анжелой было приятно. Она была спокойной — как Чарли, она говорила, только если был повод, и молчала, не смущаясь возникающей паузы. Один раз она спросила меня, насколько отличается тот материал, который мы изучали, от того, который был у меня в Финиксе; мы полушепотом обсудили это и не получили замечания, потому что говорили по теме занятия.

Как ни странно, но я поспешила в спортивный зал, где нашла тренера и разразилась длинным перечнем объяснений: я держу равновесие как малыш, который учится ходить, причем малыш пьяный, и кожа у меня нежная, как у перезрелого персика — сразу появляются синяки, и что я обещаю каждый день заниматься дома йогой по книге, на мягкой поверхности, если можно, только пожалуйста, пожалуйста, освободите меня от волейбола, и от всего остального тоже.

Понятное дело, тренера не впечатлили мои обещания заниматься йогой дома, но она сказала, что я могу постелить коврик в углу зала и делать асаны в течение урока, чтобы за мной можно было наблюдать. Вероятнее всего, я часто буду падать, но уже на что-то упругое, а не на невинных зрителей. Это можно было пережить. Досадно было, что тренер предложила ввести официальный йога-класс по пятницам, и чтоб я им руководила, раз уж я так увлекалась практикой. На самом деле, эти занятия у меня тоже не очень-то хорошо получались. Просто во время занятий йогой я не так часто врезалась в стены, как на волейболе. Может быть, она забудет об этом, потому что в тот момент я не видела способа возразить против подобной идеи так, чтобы мои обещания не вызвали подозрений.

Еще я "забыла" спортивную форму — на крайний случай — и поэтому уже второй день не участвовала в игре; но на следующий день я собиралась начать заниматься по собственной программе. Было бы очень неприятно завалить физкультуру.

* * *

После уроков мне нужно было забежать в продуктовый магазин. Приезжая к Чарли, я брала приготовление пищи на себя. Чарли не умел или не любил готовить и часто вообще забывал поесть. По дороге я заметила, как двое Калленов и близнецы Хейлы, которые сегодня были в школе, садятся в машину: это был сверкающий Вольво. Ну конечно. Было бы глупо, если бы у них был такой внешний вид и не было бы денег.

Поход за продуктами не особо напрягает мозг, так что я провела большую часть дороги за попытками не зацикливаться на Эдварде. У меня не было логичной причины думать о нем, особенно после того, как он не появлялся целый день. Это значило, что я зацикливаюсь на нем по "ненормальным" причинам, и эти мысли меня не отпустят, пока я не докопаюсь до их истинной сути. Итак, какие же "ненормальные" причины могут приводить к подобным мыслям?

Ну, во-первых, он был привлекателен. Очень. Меня привлекало не то, как он поступает, а просто его внешность и голос. Должно быть, они затрагивали что-то на подсознательном уровне. Если бы на меня так злобно посмотрел некрасивый парень, я бы тоже испугалась, но меня бы это не так смутило. Я бы, наверное, подумала, что это с ним что-то не так. Эта мысль подсказала мне, что проблема действительно была только со стороны Эдварда, и что я не должна рассматривать его отношение ко мне как свидетельство неправильности моих действий. Эдвард просто был чудаком, который безо всякой на то причины невзлюбил меня, в отличие от остальных, и решил выразить свою неприязнь в форме враждебных взглядов. Его привлекательность никак не была с этим связана.

Во-вторых, его отношение нельзя было никак объяснить, и эта таинственность не давала мне покоя. Хотя вообще-то о загадках стоит беспокоиться только в том случае, если есть разумный способ их разгадать. Теперь я думала, не безопасней ли будет расспросить кого-нибудь из его родственников ?.. Ведь больше никто из них так странно на меня не глядел. Из всех я решила выбрать Элис, маленького роста, которая менее других походила на модель. У меня не было информации об их личных качествах, однако внешний вид тоже мог служить определенным критерием выбора, так что при отсутствии других способов можно было попробовать выбрать по внешности. Но я решила, что лучше отложить разговор до тех пор, пока Эдвард не зайдет дальше злобных взглядов.

В-третьих, это казалось рискованным. У меня не было убедительной причины считать, что риск на самом деле существовал. Поездка на моей машине в дождь до супермаркета за яйцами и хлебом была для меня более опасной, чем Эдвард, учитывая то, сколько людей ежегодно гибнут в авариях, и сколько людей за то же самое время бывает убито по непонятной причине своими одноклассниками. Однако злое выражение лица другого человека пугало меня больше, чем кусок металла, которым я управляла. Мозг эволюционировал для взаимодействия с социумом, а не для расчета относительной опасности управления техникой в условиях непогоды.

Вот такие мысли я прокрутила у себя в голове к тому моменту, когда вырулила со своей тележкой к кассам. Стало легче. Очень полезным оказалось просто наблюдать за мыслительными процессами, которые приводят к какой-либо навязчивой идее; меня очень удивляло, что другие, казалось, никогда так не делали. Количество волнений Рене было ограничено только её способностями к концентрации внимания. Чарли, если у него вообще была склонность к переживаниям, почти ничем её не выдавал. Я никогда не замечала, чтобы кто-либо из моих сверстников умел прекращать бесплодный поток мыслей. Думаю, что мне нужно будет все-таки спросить кого-нибудь об этом — но не сейчас, когда впечатление обо мне только формируется, а позже, когда у меня в Форксе появятся близкие друзья, которые не станут считать меня странной из-за одной фразы.

Я пришла домой, сделала яичный салат, чтобы обед был готов, когда бы ни пришел Чарли, и ответила Рене на электронное письмо, которое пришло, когда я была еще в школе. Потом я заставила себя записать всё, что смогла вспомнить, и что хотела перенести на бумагу. Изложив эти мысли, я приступила к домашней работе по математике. Спустя несколько часов я услышала, как Чарли пришел домой, и спустилась поужинать вместе с ним.

— Белла? — позвал он, заслышав мои шаги.

— С возвращением! — ответила я, спускаясь по лестнице. — Салат в холодильнике.

Груда салата, которую он положил себе на тарелку, выглядела так аппетитно, что и я взяла себе немного. После того, как он взял себе вторую порцию салата, он спросил:

— Ну, как тебе школа? Подружилась с кем-нибудь?

— Ага, — произнесла я, — с девушкой по имени Джессика, у нас с ней несколько общих уроков, и Анжелой, моим партнером на лабораторках по биологии; в столовой мы сидим вместе. Ещё я познакомилась с мальчиками — Эриком и Майком — они дружелюбные.

Я не упомянула Эдварда. Не стоило вовлекать в это дело Чарли, к тому же он явно надеялся на хорошие новости, которых было предостаточно.

— Это, скорее всего, Майк Ньютон. Хороший парень из хорошей семьи. Его отец — владелец магазина спортивных товаров за городом. Он неплохо зарабатывает на приезжих туристах.

Я никогда не расспрашивала Чарли о жителях Форкса, но сейчас я подумала, что он должен быть знаком со многими из них. Возможно, я узнаю не так много, однако намного проще спросить его, а не Элис — не прямо в лоб, конечно же.

— А ты знаешь семью Калленов? — спросила я.

— Семью доктора Каллена? Конечно. Он замечательный человек.

— Ну, я вообще-то имела в виду детей — мне стало любопытно, так как в школе они несколько выделяются из общей массы.

Чарли удивил меня достаточно продолжительной речью о том, что с тех пор, как они переехали сюда, дети Калленов превзошли все его ожидания, — они никогда не давали повода к беспокойству, всегда безукоризненно вежливы, регулярно ходят все вместе в пешие походы, что ведет к здоровому укреплению семьи. Мне казалось, что он говорит это скорее не мне, а городским сплетникам, которые распускали слухи о Калленах вроде тех, что я слышала от Джессики. Он явно был расстроен, что горожане нелестно отзывались о них, в то время, когда им так повезло, что врач подобного уровня работает в городе. Я кивала, пока он говорил; хотя единственный из Калленов, с которым я "встретилась", не произвел на меня такого блестящего впечатления, и я не могла согласиться с отцом вслух. Однако, если мой папа, шеф полиции, говорит про безупречность их репутации — это является определенным свидетельством в пользу того, что опасность скорее воображаемая. Обычно у всякого проявления насилия есть предшествующие случаи. Я почувствовала себя немного лучше.

* * *

Эдвард не появлялся в школе всю оставшуюся неделю. Я постепенно втягивалась в рутину школьной жизни: на английском Майк и Эрик сидели по обе стороны от меня, соперничая за мое внимание в перерывах между уроками. Обществознание, тригонометрия, испанский, обед, биология и йога в спортзале. Для меня стало сюрпризом, что йога мне понравилась; под плавные переходы из позы в позу необыкновенно легко думалось. Я не делала ничего сложного, просто растягивала связки и тому подобное, избегая поз в вертикальном положении, в которых могла упасть. Учитель не имел ничего против, просто периодически посматривал на меня, чтобы убедиться, что я не лентяйничаю. Компания, с которой я сидела за обедом, строила планы через несколько недель поехать в океанический парк Ла Пуш — незнакомый пляж, однако это был все же пляж, и я решила присоединиться к ним.

К пятнице я начала подозревать, что Эдвард бросил школу или что-то типа того. С его отсутствием загадка только усложнилась, причем маленький город разочаровал меня — слухов на эту тему было очень мало. Это было странно, потому что обычно, стоило только спросить Джессику, и можно было узнать информацию самого личного характера о ком угодно — я собрала больше слухов о проблемах с алкоголем, скандальных беременностях и деловых успехах, чем смогла переварить. Почему же она не могла ничего рассказать об Эдварде?

Я правда не думала, что настолько ужасна, чтобы стать причиной чьего-либо ухода из школы. В порядке рабочей гипотезы я предположила, что его злой взгляд был вызван тем, что я попалась ему на глаза не в то время, придя именно в тот день, когда неожиданное событие заставило его уехать из Форкса.

Выходные прошли безмятежно. Чарли по большей части пропадал на работе; он завел привычку проводить на работе каждый день, если альтернативой было только сидеть в пустом доме, и обычно уходил с работы только тогда, когда хотел съездить на рыбалку. Я сходила в библиотеку, обнаружила, что она ужасна, и пожаловалась об этом в письме маме. Позже мне нужно будет съездить в больший город, Олимпию или Сиэтл, и провести весь день в хорошем книжном магазине, потратив деньги, на которые я бы приобрела машину, если бы не подарок Чарли — на книги и на бензин для машины, поскольку расход топлива у пикапа был страшный, и мне нужно было тщательно планировать расходы, чтобы не потратить все на поездки.

В понедельник было холодно. Люди на парковке приветствовали меня по имени; если я их знала, то отвечала тем же, в иных случаях просто улыбалась и махала рукой. Мне было уютно. Это было приятно. Пусть занятия были не слишком интересными, но мне очень нравились здешние люди.

После английского пошел снег, и по дороге из здания я остановилась посмотреть на это чудо, на падающие снежные хлопья. Майк нашел это забавным:

— Ты никогда раньше не видела снега?

— Только по телевизору, — ответила я. Он засмеялся. И в этот момент в него сзади прилетел снежок, прямо в голову. Я посмотрела в ту сторону, откуда его метнули, и увидела убегающего Эрика. Майк нагнулся и начал лепить свой снежок.

— Увидимся за обедом, — сказала я ему, быстро отходя подальше. Я считала, что снег — это замечательно, но подозревала, что это мое впечатление может быть разрушено, если в меня несколько раз попадут снежком.

Снег — первый такой снег за весь год — был предметом разговоров все утро, что имело бы больше смысла, если бы он выпал в Фениксе. Несмотря на это, мне не составило труда изобразить энтузиазм, тем более, что снег действительно был мне в новинку. Я старалась избегать снежков, когда приходилось идти в другое здание; Джессике, которая ходила вместе со мной на обед, такая предосторожность казалась глупой, но сама она кидаться в меня снежками не стала. Майк выловил нас около двери столовой, он смеялся над тем, как тающий снег разрушил шипы на его прическе. Они с Джессикой начали обсуждать тактику битвы снежками и, пока мы шли за едой, я по привычке глянула на стол Калленов.

За ним сидело пять человек.

Должно быть я выглядела ошарашенной дольше, чем нужно, поскольку Джессика спросила, потянув меня за руку:

— Эй, Белла, чего ты хочешь?

"Чтобы он снова исчез", — подумала я. — "Или хотя бы понять, что происходит".

— Только газировку, — сказала я вслух, — есть не особо хочется.

— Ты в порядке? — спросила Джессика.

— Да, думаю да, — ответила я. Отстояв очередь, мы взяли еду и напитки и прошли за наш стол.

Майк беспокоился о моем здоровье, и постоянно спрашивал, уверена ли я, что все нормально. Я задумалась о том, чтобы сказаться больной и прогулять биологию, но решила, что это плохая идея — я бы не смогла делать так постоянно, и это не приблизило бы меня к пониманию происходящего. Я решила просто сидеть ближе к Анжеле и по возможности игнорировать Эдварда. Однако я не могла сопротивляться желанию посмотреть на него, чтобы убедиться, что он не косится на меня злобным взглядом.

Эдвард совершенно не смотрел на меня, и он смеялся — как и все остальные из их семьи. У всех парней волосы были в снегу, и Эмметт тряс головой, стряхивая снег на сестер, Элис закрывалась от него подносом как щитом. Сцена была живописной, и я присмотрелась повнимательнее, пытаясь понять, где же та ярость, с которой у меня ассоциировался Эдвард. Без нее он не выглядел и вполовину таким хищным.

— Белла, ты на что там уставилась? — спросила Джессика.

И в этот момент Эдвард поднял голову и встретился со мной взглядом.

Я тут же опустила голову, успев заметить, что он не выглядит таким злым, как раньше. Его взгляд выражал просто любопытство, как и в прошлый раз, когда я видела его в столовой, а не в классе биологии. Может ли быть, что его отношение ко мне зависит от помещения? И насколько это было бы странно?

— Эдвард Каллен смотрит на тебя, — хихикнула Джессика.

— Правда?

Скорее всего, она бы сообщила, если бы заметила в его взгляде былую жажду убийства.

— Ага, — поддразнила она.

— Пожалуйста, перестань на него смотреть, — сказала я, после чего включилась в разговор с Майком насчет планов битвы на снежках и весь обед не отрывала взгляд от нашего стола.

Когда мы с Майком и Анжелой вышли из столовой, направляясь на биологию, снег уже превратился в дождь, и все вооружение из снежков таяло. Майк, как и большинство других студентов, расстроенно застонал. Я могла больше не бояться получить снежком, когда иду в другой класс, и хотя мне нравился вид снега, я все же не хотела пробовать добираться до дома в снегопад.

Я радовалась, что сменила партнера по лабораторной и что мне не нужно сидеть рядом с Эдвардом, когда он вернулся. Тем более после его короткой и жаркой дискуссии с учителем по поводу его новой соседки по парте, прежде чем ему все же пришлось сесть рядом с бывшей партнершей Анжелы. Большую часть разговора я не слышала, однако его тон был недоверчивым, а девушка, к которой он сел за парту, отодвинулась немного от него и выглядела обиженной. Затем Эдвард снова уставился на меня. Но не со злостью, а словно бы с некоторым разочарованием, как и в первый раз.

Когда учитель закончил раздавать оборудование и сказал приступить к распознаванию фаз митоза на лабораторных стеклах, я переключила свое внимание на лабораторную работу. С Анжелой было хорошо работать; мы по очереди смотрели образцы и сверяли полученные результаты — я нашла у нее одну ошибку, у меня же ошибок не было. Пока она переносила наши результаты в таблицу, я оглядела класс. Одна из пар пыталась в учебнике, спрятанном под партой, найти забытый материал, стараясь при этом не попасться на глаза учителю. Майк и его партнер продолжали работу, сравнивая разные образцы. Эдвард снова смотрел на меня, а его партнерша по лабораторной просто уставилась в пространство; либо они закончили раньше всех, либо же они оба решили забить на учебу.

Его глаза отливали темным золотом. Я была уверена, что раньше они были черными. Я не записывала этого и могла запомнить неправильно...но все же была уверена, что они были черными.

Я снова отвела взгляд. Почерк Анжелы был очень аккуратным, так что именно она занималась переписыванием начисто нашей работы, однако на полях она указала, кто смотрел образцы первым и то, что я заметила ошибку. Я улыбнулась и шепнула ей, что ценю ее поступок. Она ответила улыбкой и поблагодарила за указание на неправильные действия.

Учитель обошел класс и собрал работы. Я краем уха услышала, что Эдвард с партнершей получили высшие баллы: значит, они все же сделали работу быстро, а не бросили её. Мы с Анжелой и еще двое человек справились одинаково хорошо; у всех остальных нашлись недочеты.

Пока учитель записывал наши оценки в журнал, в классе стоял негромкий гомон, который стих сразу же после того, как учитель стал показывать слайды, при помощи которых начал объяснять лабораторную работу. Я не особо пыталась вникнуть в его объяснения, просто смотрела на яркий прямоугольник, где были расположены картинки со строением клеток. Иногда я посматривала на Эдварда, и каждый раз обнаруживала, что его внимание приковано ко мне. Интересно, заметил ли это учитель. Из-за того, что он постоянно пялился на меня, мне снова и снова хотелось в этом убедиться. Наконец я скорчила ему рожу, пытаясь передать что-то вроде: "Да в чем дело?!" — после чего он повернулся к учителю, его поза оставалась напряженной, но он хотя бы уже не смотрел на меня.

Как только раздался звонок, Эдвард пулей вылетел из класса. Я подозревала, что он выловит меня где-нибудь по дороге в спортзал, требуя не раскрывать его секрет, каким бы он ни был. Так что я пошла с Майком.

— Это было ужасно, — простонал он. — Они все выглядели совершенно одинаково. Как у тебя получается их различать?

— Я уже делала такую работу, — сказала я. — Только с рыбой, а не с луком, но смысл тот же.

— Повезло, — прокомментировал Майк, затем начал ворчать про исчезнувший снег.

Я выбрала простой набор из четырех поз для занятия йогой, чтобы у меня была возможность как следует подумать. Я решила, что подобное назойливое внимание вполне может расцениваться как домогательство, так что при необходимости я могу сообщить о нем школьному руководству. Я также для себя решила, что если в течение двух дней Эдвард не прекратит на меня пялиться, то я обращусь к Элис, если это не поможет — то через неделю поговорю с учителем биологии. Если же и это ничего не даст, то ещё через неделю я привлеку Чарли. Даже несмотря на его симпатии к Калленам, я уверена, что он будет на моей стороне, особенно если свидетелем выступит Майк. Думаю, что если Эдвард будет продолжать так смотреть на меня ещё две недели, Майк что-нибудь да заметит. Он достаточно внимателен. (Мне, правда, нужно было придумать, что же тогда делать с самим Майком, однако это была проблема второго плана.)

После физкультуры я пошла к своему пикапу, забралась в кабину и включила обогреватель, чтобы было комфортнее взяться за руль. Спустя минуту я начала выезжать со стоянки. По дороге я заметила Эдварда и Элис, стоящих у семейного Вольво. Было похоже, что они спорят. Они говорили не так громко, чтобы было можно их услышать, даже если бы я заглушила мотор и опустила стекло, однако было видно, что спор идет жаркий.

Я никогда даже взглядом не пересекалась с Элис, так что при всем своем самолюбии я не думала, что их разговор идет обо мне. Элис ничего обо мне не знала, чтобы спорить о чем-либо, что касалось бы меня. Я поехала дальше.

На следующее утро, как обычно, я приехала в школу, припарковалась и вышла из машины. Однако дальше все пошло не как обычно — когда я захлопнула дверцу и обернулась, я обнаружила, что передо мной стоит Элис Каллен.

— Здравствуй, — сказала она приветливо. Ее глаза были того же золотого оттенка, что и вчера у Эдварда. — Меня зовут Элис Каллен.

* * *

— Привет, я Белла, — на автомате вежливо ответила я, после чего до меня дошла необычность ситуации.

— Что...

— Ух ты, посмотри-ка, — воскликнула она и по-дружески, однако очень цепко схватила меня за руку и потянула в сторону переднего левого колеса грузовичка, а потом и дальше. Элис показывала на шины. — Цепи для езды по снегу. Умное решение! А я думала, что ты из Феникса, где снега не бывает.

Я не ставила цепи и очень удивилась, что не заметила их этим утром. Это объясняло, почему поездка в школу по замерзшей дороге не стала для меня ужасно трудным делом.

— Мой папа, — начала было догадываться я, но Элис все еще тащила меня за собой, так что было трудно подбирать слова. Было непонятно, откуда в ней столько силы, при том, что она была такой крошечной. — Эй...

— Смотри, — сказала она, утаскивая меня все дальше от машины, — эти люди жили в Форксе всю жизнь, но у половины из них на шинах нет цепей.

После этого, судя по всему, она решила, что мы уже достаточно далеко от моего Шевроле — на четыре парковочных места, однако она продолжала крепко держать меня за руку. Похоже, что на ней останутся синяки.

— Элис, — начала я, однако до того, как я успела попросить ее отпустить мою руку, темно-синий фургон юзом прошел через всю стоянку и врезался в задний угол моего пикапа.

Пикап был крепким. Звук от удара был ужасен, и с машины содрало немного краски, однако я не сомневалась, что ездить он все равно будет.

Я оказалась бы на пути фургона, если бы Элис не утащила меня оттуда.

Похоже, что Элис больше не нужно было сжимать мою руку, однако я решила, что она не будет возражать, если я немного на нее обопрусь. Она была маленькая и костлявая, однако даже не покачнулась при моей попытке найти поддержку. Из моей груди вырвался неопределенный булькающий звук.

— Да, цепи на шинах в такой гололед — это очень хорошая идея, — глубокомысленно заметила Элис.

Я нетвердо стояла на ногах и держалась за руку Элис, пытаясь не упасть. Лед под ногами и то, что меня чуть не расплющило между фургоном и пикапом, работали против меня, однако, в конце концов, я все же сумела вернуть себе как равновесие в мыслях, так и физическое, и наконец отпустить Элис.

— Ооооохх, — сказала я. С учетом всех обстоятельств, мой голос был странно лишен эмоций. Он должен был выражать напряжение, или облегчение, или замешательство, или благодарность, или что-то среднее.

Я решила что последнее стоит выразить вслух.

— Спасибо, — выдохнула я.

— За что? — спросила она. — За комплимент о том, насколько умно было поставить цепи на шины? Да пожалуйста!

Казалось очевидным, что она только притворяется дурочкой, однако я не понимала, зачем ей это. Фургона не было видно, когда она оттаскивала меня от машины — ей не было причин притворяться.

— За то, что увела меня от пикапа, — сказала я. — Если бы не ты, меня бы раздавило.

— Вот так повезло! — весело ответила она, — Ну ладно, мне пора бежать в класс. Увидимся за обедом, Белла!

Элис ушла танцующей походкой, непринужденно и грациозно, лед ей совершенно не мешал. Я проводила ее взглядом, после чего проследовала к синему фургону для ритуального обмена информацией о страховке.

* * *

За рулем был Тайлер Кроули — я узнала его, потому что у нас был общий урок по обществознанию. У него было несколько мелких порезов, однако в основном он выглядел нормально; увидев, что у него на пути нет людей, он по большей части старался замедлить вышедший из-под контроля фургон и не дать ему перевернуться. К тому времени, когда я записала все подробности, прибыл Чарли — похоже, школьный секретарь вызвала спасательные службы. Отец бросился ко мне, однако я успокоила его, сказав, что меня и рядом-то не было, и что пикап в полном порядке. После этого я поблагодарила его за цепи на колесах, заверила, что у меня записано всё, что нужно (я вырвала листок с показаниями из блокнота и отдала ему), и сказала, что "а теперь мне пора на урок, чтобы не опоздать еще больше, люблю тебя, папа."

Я опоздала на английский, однако после объяснения причины — не упоминая про участие Элис, с моих слов выходило, что я просто успела отойти подальше — сумела избежать неприятностей. История, конечно же, дошла и до Эрика с Майком. Майк, похоже, решил что лучшей реакцией будет преувеличенно мне сочувствовать, постоянно спрашивать, в порядке ли я и не нужна ли мне помощь с машиной и т.д. и т.п. Эрик же придерживался более приемлемого поведения типа "ух ты, Белла, это было крутое приключение", что было бы куда приятней, чем реакция Майка, если бы он не собрал вокруг меня весь класс с тем, чтобы я рассказала о происшествии.

Тайлер вернулся в школу к началу обществознания, он многословно извинялся за небольшие царапины на моей машине. Его лицо было все в лейкопластыре, который бежевыми пятнами ярко выделялся на его темной коже и смотрелся достаточно глупо. Я сказала, что не стоит извиняться: не он создал лед на дороге и он не целился специально в мой пикап, к тому же моя машина была достаточно крепкой.

Небольшое происшествие — или "крутое приключение" — обсуждалось школой все утро. Джессика выглядела болезненно зачарованной тем, что я могла погибнуть, не отойди я на двенадцать футов от того места, где Тайлер потерял управление. Она продолжала говорить об этом всю дорогу от класса испанского до обеда. Я уже собиралась спросить, не может ли она прекратить описывать мою ужасную неслучившуюся смерть, когда прямо перед дверьми столовой около моего локтя появилась Элис.

— Привет, Белла, — сказала она.

— Привет, — ответила я, моргнув. Элис была не так агрессивно таинственна как Эдвард, однако она тоже ставила меня в тупик. Но, по меньшей мере, она меня не пугала. Джессику появление Элис явно выбило из колеи.

— Я пойду в столовую, Белла, — сказала Джессика после паузы, длившейся столько, что ее уже можно было назвать неловкой.

— Хорошо, — бросила я через плечо, продолжая смотреть на Элис, — увидимся позже, Джесс.

Джессика прошла внутрь, и я снова перевела взгляд на маленькую девушку, которая спасла мою шкуру сегодня утром. Она улыбалась так, словно бы страшно хотела рассказать, какой подарок я получу на день рождения, но обещала не говорить. Некоторое время мы просто смотрели друг на друга.

— Хм, — сказала я. — Спасибо еще раз, что убрала меня с пути раньше, чем...

— Всегда пожалуйста! — воскликнула Элис. — Не хочешь сесть со мной за обедом?

— С тобой и....твоими родственниками?

— Хм-м, — сказал Элис, нахмурив брови. — Нет, не думаю что это была бы хорошая идея. Только со мной.

Я потратила две секунды, размышляя, спросить ли ее, почему она так делает, или нет. Я решила, что это было бы невежливо, к тому же я могу получить определенные ответы, если сяду с ней.

— Конечно, — ответила я.

Мои обычные соседи за столом выглядели потрясенными, когда я прошла мимо с Элис, и я ответила взглядом, в котором должно было читаться: "Я не знаю что происходит, но так надо". Вид у них так и остался потрясенным. Я подозревала, что большая часть, если не всё, содержания моего взгляда потерялось по пути.

Я встречусь с ними позже и объясню словами.

Элис купила сэндвич и бутылку яблочного сока. Я взяла газировку, банан и, поскольку сегодня был день тако, тортилью с гарниром, после чего мы прошли к свободному столу. Я открыла газировку и начала чистить банан. Элис же к своей еде не притронулась.

Когда я разделалась с бананом, я спросила:

— Ты не собираешься есть?

— Я забыла, что в этих сэндвичах есть майонез, — сказала она, — а он мне не нравится.

Это был сэндвич с тунцом. Я вообще сомневалась, что существуют такие сэндвичи, в которых нет майонеза.

— Почему бы тебе не взять другой? Ты не прикасалась к этому, я уверена, что тебе разрешат обменять его на другой, — предложила я.

Это предложение на секунду выбило ее из колеи. Потом она ответила:

— Да я вообще-то и не голодна. Через пару часов буду дома и там перекушу чем-нибудь.

Так-так.

— А почему не пьешь сок?

— Я не пью сок отдельно от еды, — нашлась она.

— Я поменяюсь с тобой на газировку, если хочешь, мне все равно, — предложила я.

— Нет, спасибо, — мягко отказалась Элис.

Я слегка повернула голову, чтобы посмотреть на нее под другим углом, словно это могло помочь.

— Не любишь газировку?

— Не люблю. Извини, — ответила она со смущенной улыбкой.

— А что тебе нравится из еды?

Она задумалась ненадолго, после чего рассеянно посмотрела на меня и сказала, словно бы наугад:

— Виноград. Я люблю виноград.

— И все?

Она слегка надулась, словно бы разочарованная тем, что названия фрукта не хватило для удовлетворения моего любопытства, и начала перечислять любимые блюда. Они все подходили под ее объявленные предпочтения (без майонеза, без газировки, ничего, что можно было бы легко найти в школьной столовой), но звучало это так, словно она читает список покупок. Мой прошлый опыт разговоров о предпочтениях в еде говорил, что люди чаще всего начинают вдаваться при этом в детали. Если они любят сыр, то склонны отдавать предпочтение камамберу от определенного производителя. Любители шоколада подробно рассказывают, в каких магазинах дают бесплатно попробовать трюфели. Фанаты заварного крема всегда готовы развеять миф о том, что его трудно сделать. Любой, кто воспитан на картофельном салате, имеет историю соперничества с соседом за право называть свой рецепт лучшим. Как минимум, люди говорят, что тушеное мясо должно быть именно таким, "как делает их бабушка". У Элис не было ни намека на что-либо подобное — она просто перечисляла продукты:

— Цветная капуста. Гранаты. Салями. Печенье. Фисташки. Нуга. Солодка. Полента.

Я позволила ей немного поперечислять, после чего подняла руку.

— Ладно. Весьма хорошо подобранная диета.

Элис усмехнулась мне.

Обедать с Элис было очень неудобно. Всякий раз, когда я пыталась сказать что-либо, она успевала заговорить первой, причем иногда совершенно непоследовательно. В отдельных случаях это было интересно — она рассказывала о некоторых учителях, что могло быть для меня полезно — однако чаще то, что она говорила, было совершенно не в тему. Мне пришлось выслушать шестиминутное описание неудачного похода по магазинам, когда она купила сапоги, которые были в данный момент на ней; она рассказала мне о погоде на Аляске; она описала цвета и расположение пятен, которые появились на ней, когда она училась красить одежду.

Я задумалась, все ли у нее в порядке с головой.

Я решила спросить, не знает ли она, что творится с Эдвардом, и до того, как я успела открыть рот, она сказала:

— А ты знаешь, что в Корее ...

— Элис, — сказала я, перебивая ее, — могу я спросить кое о чем?

Ее глаза широко раскрылись, и она уставилась на меня. Казалась, она отчаянно искала вежливый способ сказать "нет, ни в коем случае", но не нашла. Наконец она кивнула.

— В мой первый учебный день твой брат Эдвард на уроке биологии и после уроков смотрел на меня крайне злобно, после чего он исчез из школы на неделю. А вчера он не переставал смотреть на меня в классе так, словно я его чем-то расстроила, хотя мы даже не разговаривали. Не знаешь ли ты, в чем тут дело?

Элис смотрела на меня своими золотистыми глазами. Сбивающая с толку смесь выражений, которые я не смогла разобрать, отразилась на ее лице, и наконец она ответила:

— Не думаю, что я должна обсуждать личные дела Эдварда.

— Но, — возразила я, нахмурившись, — для меня это тоже в некотором роде личное дело. И я твердо решила, что если он не прекратит пялиться на меня, я буду рассматривать это как угрозу домогательства. Я не могу чувствовать себя в безопасности. К тому же, это отвлекает.

Ее руки были под столом, однако плечи двигались так, словно она заламывала их. Я услышала звук, словно бы от трущихся камней, и решила, что у нее в подошве сапога застрял камешек и скребет по полу.

— Я... не думаю... что он навредит тебе, — сказала она.

То, как она произнесла эти слова, не сильно-то обнадеживало.

— Я бы хотела попросить тебя о личном одолжении, — медленно и осторожно начала я, — скажи своему брату, что мне не нравится, когда он на меня смотрит так, словно я убила его собаку или представляю из себя нерешенный кубик Рубика, в то время как я пытаюсь пообедать или делаю задание на уроке. Я думаю, что для меня, него и всех заинтересованных лиц будет лучше, если он прекратит это делать до того, как я сообщу об этом учителю, директору, своему отцу, которого ты, скорее всего, знаешь как шефа полиции. Я не сделала ничего, что могло бы вызвать неприязнь со стороны Эдварда.

— Я знаю, что ты не делала, — быстро сказала Элис.

— Хорошо. Надеюсь, что он тоже это знает, — произнесла я, стараясь, чтобы мои слова звучали как можно внушительнее.

— Да, он тоже знает, — уверила она меня, — я, хм, поговорю с ним об этом.

С этими словами она поднялась и убежала, оставив на столе нетронутый сэндвич, оскверненный майонезом, и бутылку сока.

* * *

Я вернулась обратно к тем, с кем обычно обедала, со своим тако и газировкой. Мои друзья хотели знать, что от меня нужно было Элис, но я честно сказала, что разговор был сумбурным, и они быстро потеряли интерес к этой теме. Разговор перешел на предстоящую поездку на пляж. Эту часть обсуждения я практически пропустила, только изредка выказывая свое согласие и энтузиазм, а остальное время размышляла о семье Калленов.

Я старалась избежать излишнего использования блокнота в школе, особенно около Джессики — поскольку ее склонность к сплетням любого рода явно была постоянной чертой ее характера — так что я не смогла организовать обрывки мыслей визуально, хотя это было бы крайне полезно. Я закрыла глаза, устало вздохнула и попробовала мысленно обрисовать себе общую картину тайны.

Каллены были богаты. Карлайл Каллен был доктором, и по мнению Чарли — весьма хорошим доктором. Если раньше он несколько лет работал в больнице с более высокой оплатой и копил деньги тщательнее, нежели большинство людей, то это могло бы послужить объяснением. Однако они — очень молодая пара, а получение медицинского образования занимает немало времени. Кажется… не то что бы невозможным, однако весьма маловероятным, что, если бы доктор Каллен был вундеркиндом, который закончил медицинский колледж в четырнадцать или около того, по городу об этом не было бы никаких слухов. Насколько мне было известно, миссис Каллен не работала. У них было пятеро детей, которых надо было кормить (должны же они есть, несмотря на то, как себя вела Элис и на то, что я никогда не видела, как они едят — возможно, это попытка скрыть специфический вид пищевой аллергии или какие-то религиозные табу, которые запрещают им есть в школе?), одевать, покупать школьные принадлежности, плюс расходы на дом.

Были ли на Аляске действительно крупные больницы, которые могли бы платить доктору Каллену так много? Это не самый малый штат по населению, однако оно в основном распределено по большой площади. Если бы существовала дорогая исследовательская клиника или что-то подобное в Анкоридже, думаю, что я могла бы и не знать о ней. Поэтому было вполне возможно, что доктор Каллен потратил несколько лет, стараясь жить как можно скромнее, и только два года назад бросил высокооплачиваемую работу, переехал в маленький город и начал покупать своим детям сияющие машины и выделять им деньги на модную одежду.

Также возможно, что родители Хейлов оставили Калленам какую-то сумму денег по завещанию. Или, когда Каллены взяли приемных детей, им выплатили пособие на их содержание (и я не знаю, как долго эти трое находятся в семье, за исключением того, что срок явно больше двух лет). Или, что они были богаты и не зависели от зарплаты доктора по каким-то иным причинам. Однако, если бы это было так, то я опять же услышала бы слухи об этом. Вряд ли было возможно, чтобы житель Форкса выиграл в лотерею, был бы наследником алмазного картеля, получал деньги от целевого детского фонда или что-либо подобное, и чтобы при этом его не обсуждали на каждом углу. Джессика доказала, что слухи ходят даже о самых личных секретах.

Они все были странно похожи друг на друга внешне. Бледная кожа, потрясающая красота. Однако, предположительно, они не были связаны генетически, исключая Джаспера и Розали, которые из общего имели только цвет волос (они совсем не были похожи на одну семью — скорее, они выглядели так, словно посещали одни и те же уроки танцев, красили всю кожу в белый цвет и были набраны с одного модельного агентства). Я слышала, что усыновить ребенка трудно — если Хейлы были племянниками миссис Каллен, что могло облегчить процесс усыновления, то Элис, Эмметт и Эдвард не были им родственниками. Разве усыновление не требует многих лет бумажной волокиты и ожидания в очереди? Я предположила, что процесс проходит быстрее, если человек желает усыновить уже более взрослого ребенка — но даже так процесс должен проходить очень медленно, особенно если вы хотите белого ребенка без проблем с развитием. (Это было свидетельством в пользу гипотезы, что Элис и, возможно, Эдвард были не в своем уме, что могло помочь в их быстром усыновлении. Насчет Эмметта я ничего не знала. Однако у всех у них были отличные оценки в школе, они вели себя нормально, и Чарли говорил о них как об образцовых гражданах...)

Еще было известно, что миссис Каллен не может сама иметь детей. Поскольку ее муж был доктором, они могли узнать об этом раньше других молодых пар, однако мои впечатления говорили, что попытки зачать ребенка чаще всего не принято прекращать настолько быстро.

Хронологически события плохо стыковались друг с другом. Я, возможно, слишком сильно доверяла мельнице слухов Форкса, однако слухи в городе действительно заслуживали доверия. Я предположила, что доктору Каллену, самое большее, тридцать пять лет. Хотя выглядел он на десять лет моложе. Скажем, если он закончил школу, когда ему было 16 — возможно он пропустил один-два класса в начальной школе и слухи об этом до меня не дошли — и получил медицинское образование по ускоренной семилетней программе, чтобы стать доктором в 23 года, после чего сумел ускорить этап лицензирования до 24 лет, и был таким светилом медицины, что его тут же взяли на сверхвысокооплачиваемую работу на Аляске...

И к тому времени Хейлы уже были бы с миссис Каллен. Я не знала, когда мистер и миссис Каллен вступили в брак, так что они до последнего времени могли и не жить исключительно на доход доктора. (Однако что миссис Каллен делала до замужества? Если у нее есть навыки работы, она никогда не применяла их в Форксе.) Но все это оставляет доктору Каллену восемь лет на получение большого дохода. Недостаточно, чтобы действительно много накопить. Неужели он все время жил как студент, на пакетиках лапши и самых дешевых продуктах только для того, чтобы потом начать жить по-королевски, и при этом проматывать свои накопления? В какое время были усыновлены три других ребенка? Если раньше он был таким скрягой, то почему дети ведут себя так, словно привыкли жить на широкую ногу? Когда Элис рассказывала о покупке своих сапог, в ее истории не было ни малейшего признака бурной радости от редкой и дорогой покупки, и хотя она не называла стоимость, я уверена, что они стоили как минимум пару сотен долларов.

А что насчет платы за учебу? Я предположила, что если верить в историю, где он является блестящим врачом с внушительной зарплатой, то он также мог бы быть выдающимся студентом, получавшим самую высокую стипендию...

Прозвенел звонок.

* * *

У меня было ощущение, будто Эдвард преследует меня по пути на биологию. Глупое предположение, если учитывать обстоятельства, ведь мы оба вышли из одной столовой и шли на один и тот же урок. Однако он шел позади меня и, похоже, старался идти точно в таком же темпе, как и наша компания. Я не могла пойти быстрее из-за наледи на дороге — так что я снизила скорость, сказав друзьям, что боюсь упасть. Этому можно было верить, поскольку я падала даже на менее скользких поверхностях. Они тоже пошли медленнее.

Вместо того, чтобы обойти нас, Эдвард тоже замедлил шаг. Это не было похоже на случайное совпадение или на то, что он внезапно резко расхотел обгонять нас по газону.

Что же Элис ему наговорила?

Путь на биологию казался очень долгим, хотя занял всего три минуты. Мы с Анжелой сели за наш стол, Майк пошел к своему партнеру, Эдвард прошел в дверь на полшага позже нас. Он задержался, словно бы хотел и дальше идти за нами — за мной — однако вместо этого плюхнулся на свое место. Он был очень напряжен, но не поворачивался, чтобы посмотреть на меня.

Биология прошла совершенно обыденно. Вместе с Майком мы пошли в спортзал, где тоже не произошло ничего необычного. Однако когда я вышла из спортзала, рядом со мной появился Эдвард Каллен и сказал:

— Привет, Белла.

Я даже подскочила от неожиданности. Ноги наступили на лед и сразу же разъехались в противоположные стороны. Я начала падать, закрыла глаза и издала что-то вроде сдавленного вскрика. Однако вместо ожидаемого звука удара головы об лед была тишина. Я приоткрыла один глаз.

Эдвард поймал меня очень аккуратно, и для окружающих это должно было выглядеть, как будто мы занимались бальными танцами в весьма странном месте.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да, — ответила я. — Отпусти меня, пожалуйста.

Эдвард поставил меня обратно. Похоже, что у него нет никаких трудностей с перемещением меня так, как ему вздумается, также как у него не было никаких проблем с удержанием собственного равновесия.

— Спасибо, — поблагодарила я, однако при этом немного нахмурилась. Я ждала, что он скажет дальше. Он начал разговор, значит у него была на то причина. Я начала мысленно считать до пяти; если он ничего не скажет до того, как я досчитаю, то я собиралась пойти дальше к своей машине.

— Элис сказала, что тебе не понравилось то, как я… смотрел... на тебя, — сказал он мягким голосом (если бы голоса можно было делать из карамели, то это был бы именно такой голос), неотрывно глядя мне в глаза. Его глаза по-прежнему были золотыми. — Я хотел принести свои извинения.

— Ой, — сказала я. Этим я ему не помогла, но делать ему одолжение я тоже не хотела: посмотрим, что он скажет без подсказки.

— Извини меня, — сказал он после неловкой паузы, скорее всего, сообразив, что он выдал только фразу о готовности извиниться, и что теперь должны следовать, собственно, извинения.

— Я принимаю твои извинения, — сказала я. Привычка говорить именно так — вместо "Все в порядке" — появилась у меня в 14 лет, когда я заметила, что часто принимаю извинения за вещи, которые на самом деле были вовсе не в порядке.

— Спасибо, — поблагодарил Эдвард.

— Пожалуйста, — ответила я.

Снова повисла пауза, и я снова начала считать до пяти.

— Хочешь, провожу тебя до машины? — предложил он, когда я уже досчитала до трех, — Я заметил, что у тебя есть некоторые проблемы с передвижением по льду.

— Нет, спасибо, — отказалась я.

Похоже, что это его удивило.

— Можно узнать, почему? — поинтересовался он через секунду.

Я рассмотрела плюсы и минусы различных ответов. И решила перестраховаться:

— Ты уверен, что хочешь знать?

— Да, — тут же отозвался он.

— Потому что если мы сейчас будем с тобой общаться, я начну задавать тебе достаточно неудобные личные вопросы, а я стараюсь избежать ситуаций, где могу быть грубой. — После этого я развернулась и пошла по льду к парковке, поскольку иное поведение противоречило бы моему заявлению.

Конечно, Эдвард не мог так просто меня отпустить — он легкой походкой пошел рядом со мной, покрывая за один шаг то же расстояние, которое я проходила за шесть коротких и осторожных шажков.

— А зачем бы тебе задавать мне неудобные личные вопросы? — весело спросил он.

— Потому что есть кое-что касательно тебя — вообще-то, и всей вашей семьи — что не складывается в общую картину, — сказала я, так как решила, что если он пошел со мной после моего заявления, то он не заслуживает дополнительной защиты от моей грубости. — Ваша загадочность сбивает с толку.

— Тебе нравится отгадывать загадки?

— Мне нравится отсутствие загадок. Загадки означают, что я что-то упускаю, — отрезала я.

— Интересно, — мягко прошептал Эдвард, — и что же упущено в моем случае?

Похоже, он хотел продолжить разговор. Потенциально это было полезно. Я остановилась — осторожно, на просоленном участке дорожки — и развернулась к нему:

— Если я скажу, что пропущено — заполнишь ли ты пробелы?

— Скорее всего, нет, — улыбнулся он, вероятно, считая свою улыбку лукавой.

— Тогда у меня нет причин отвечать на твой вопрос, — сказала я, продолжая идти к машине.

— Что? — У Эдварда вытянулось лицо, но он продолжал идти за мной.

— Единственная причина по которой я могла бы рассказать о том, что меня в тебе смущает — это если бы ты согласился прояснить непонятности, — быстро ответила я, — Мне не нравится, когда мое любопытство остается без удовлетворения. Если бы мне нравилось говорить обо всем, что меня смущает, я бы поговорила об этом с друзьями или родителями. Весьма вероятно, что вы что-то скрываете, и тогда рассказ о моих подозрениях поможет вам скрывать это еще тщательнее, а у меня нет мотива помогать тебе прятать секрет, который мне неизвестен, потому что я не знаю, есть ли для этого адекватные причины или нет.

Он шел со мной до машины, хотя больше и не пытался что-либо сказать за эту короткую прогулку.

— Полагаю, мы увидимся завтра, — сказала я, открывая дверь машины.

— Конечно, — сказал он, — до завтра.

Я запрыгнула на водительское место и поехала домой.

* * *

Я завернула на дорожку к дому, зашла и поставила варить чечевицу, потому что, если регулярно подливать воду, переварить ее было невозможно.Так что к приходу Чарли блюдо будет горячим и готовым к употреблению.

Я взяла свой блокнот и писала в нем без перерыва около сорока пяти минут. Когда я закончила, руку уже начало сводить судорогой. Всё, что меня смущало, все эксцентричные детали в поведении, всё, что я услышала от Джессики и других источников. Я несколько раз постучала обратным концом карандаша на том месте, где написала о поведении Элис во время обеда. Она очень странно выбирала время для своих реплик. Она прерывала меня всякий раз прямо перед тем, как я собиралась задать неудобный вопрос, и я была уверена, что не выглядела так, словно собираюсь что-то сказать. Я когда-то записала видео, на котором писала и думала, просто ради интереса — мои эмоции можно было прочитать, однако, если я закрывала глаза и пропускала случайный фрагмент видео перед тем, как открывала их, я не могла сказать, собираюсь ли писать что-то до тех пор, пока моя рука не начинала двигаться. А ведь на видео была я сама.

А еще был тот утренний случай с фургоном...

У меня появилась безумная идея.

Я придумала очень простой эксперимент.

Это был единственный эксперимент, который можно было провести в подтверждение безумной идеи. Мудрый человек не поставил бы все свои деньги и своего первенца на результат такой глупости. Однако теперь, когда я его уже придумала, мне будет стоить меньше усилий провести этот эксперимент, чем избежать его.

Я отложила блокнот. Закрыла глаза.

И твердо решила, что когда Чарли придет домой, я расскажу ему все о моих подозрениях насчет Калленов.

Пятнадцать минут спустя в дверь позвонили.

Когда раздался звонок, я стояла у плиты, доливала воду в чечевицу, помешивая ее. Я оставила ложку в кастрюле и пошла открывать дверь. За ней оказалась Элис.

— Привет, Белла, — сказала она.

— Привет, Элис, — ответила я. — Чем могу помочь?

— Можно войти? — спросила она.

Я задумалась над этим вопросом. Скорее всего, Чарли не будет против; пусть у меня и не было общих занятий с Элис, учились мы все-таки вместе, а про ее семью Чарли клялся и божился, что они — идеальные люди. К тому же, если я собираюсь получить ответы на свои вопросы, рано или поздно мне, скорее всего, придется разговаривать с кем-то из Калленов. Я отошла в сторону и жестом пригласила Элис войти. Она впорхнула внутрь.

— Чечевицу будешь? — от нечего делать предложила я, показывая в сторону кастрюли на плите, — думаю, она чем-то похожа на нут.

— Я уже поела, — отказалась она, — но все равно спасибо.

Я кивнула и села за кухонный стол, Элис сделала то же самое.

— Итак, — произнесла я, — в чем дело?

— Пожалуйста, потерпи немного, — сказала Элис со страдальческим выражением на лице, — я должна многое тебе рассказать, и я никому никогда этого раньше не объясняла, к тому же все очень запутанно, и моя семья будет на меня злиться, но другого пути нет — на самом деле нет, я смотрела. Ты должна все узнать, и чем раньше ты будешь в курсе, тем будет безопаснее.

— Я, хм, в общем-то, всецело одобряю подход, при котором знание предпочтительнее незнания, а также заботу о безопасности, — произнесла я, — однако успеешь ли ты объяснить все, что хочешь, до того как Чарли — я имею в виду, мой отец — вернется домой?

— Да, — уверенно ответила Элис, — он вернется не раньше восьми. До этого времени я успею изложить основы. Тебе нужны будут дополнительные доказательства, однако для этого мы сможем встретиться в другой раз. Итак, эм, прежде всего — я умею предсказывать будущее.

Я медленно кивнула, чтобы она продолжала. Теперь моя безумная идея выглядела менее безумной. Если Элис сама верила в то, что она предсказывает будущее, и я независимым путем пришла к той же мысли — это все еще было весьма невероятно, однако она предлагала провести проверку, значит, в этом что-то есть.

— Вот, — продолжила она, передавая мне сложенный лист бумаги, — это погода на следующую неделю. Я знаю, что прогнозы погоды иногда верны, и что в Форксе ее предсказать легче, чем где-либо еще, но погода дается мне легко, и я написала все это за минуту. Подобные физические события я могу предсказывать без усилий. Еще я могу сказать, что люди собираются делать, если они уже приняли решение. Если у них несколько вариантов действий, то картинка будет менее четкой, однако что-то я все равно увижу — но мысли всегда изменчивы. Так что погода в качестве проверки подходит лучше всего.

Я развернула бумагу. В ней предсказывалось, что этим вечером до 11:09 будет сильный ливень, после которого начнется небольшой град, а затем мелкий дождик будет моросить всю ночь. Утром в четверг обещалась радуга. Я сложила лист обратно.

— Кости? — предложила я.

— Карты были бы лучше. Результат будет зависеть от того, как ты потрясешь кости, но если однажды перетасовать карты, они останутся на своих местах, — ответила Элис, — хотя если ты выберешь кости, мои ответы все равно будут лучше, чем случайное угадывание. О, да у тебя же есть стаканчик для костей. В этом случае я тоже могу идеально предсказать результат.

Я принесла и то, и другое из чулана под лестницей и дала Элис лист бумаги. Я несколько раз перетасовала колоду, затем она заполнила лист предсказаниями, причем очень быстро и идеальным почерком. Она отдала мне бумагу, и я начала переворачивать карты.

* * *

Она все угадала верно. Я не стала настаивать на немедленной повторной проверке — не было времени, и у меня уже было больше информации, чем я могла полностью объяснить. У Чарли и правда оказался стаканчик для костей, с которым, по словам Элис, она сможет идеально угадать выпавшие кости, если я сразу после встряхивания спрячу их под него. Она угадала шестнадцать раз подряд, после чего я отложила кости в сторону и положила руки на стол.

— Как ты это делаешь? — спросила я.

— Понятия не имею, честно, — ответила она, — я просто вижу будущее, сколько себя помню. Я концентрируюсь на людях или предметах, и вероятности событий приходят мне в видениях. Звуков я не слышу, однако могу читать по губам; видения иногда расплывчаты, а когда я пытаюсь сконцентрироваться на нерешительных личностях, у меня начинает болеть голова.

— Сколько ты себя помнишь — это сколько? — спросила я, — Ты же вроде моего возраста? Или на год старше?

— Мне, по меньшей мере, сто лет, — ровным голосом произнесла Элис, глядя мне прямо в глаза.

— Сколько?! Стоп — что значит “по меньшей мере”?

— Я очнулась в 1920 без единого воспоминания в голове. Выглядела я тогда точно так же, как и сейчас. Думаю, что по физическому развитию мне примерно девятнадцать, и если я выгляжу на свой возраст — имея в виду возраст, в котором я пришла в себя, тогда я родилась примерно в 1905 году или около того, — ответила она.

— И когда ты пришла в себя, ты уже могла видеть будущее, — сказала я. Я не была уверена, подыгрывала ли я ей, или на самом деле поверила ее словам вместе с фокусами, способными разорить любое казино. Но даже если она меня обманывала, откровенная ложь вместо таинственной эксцентричности уже привнесла хоть какое-то разнообразие.

— Да, — согласилась она, — и я, как и все в нашей семье, не человек. Но только я не помню, как была человеком. Мы точно не знаем, что со мной произошло; я не вижу прошлое, только будущее. Остальные же помнят, кем они раньше были.

— То есть ты?..

— Вампир, — сказала Элис, слегка поморщившись, — только не пугайся.

— Я… не уверена, что хочу, чтобы ты мне это доказала… — осторожно начала я.

— Нет, нет-нет-нет, — Элис широко распахнула глаза, — мы не пьем человеческую кровь. Не наша семья. Только кровь животных. Хотя, в любом случае, вряд ли было бы разумно показывать тебе то, как мы охотимся.

— Ладно… так вот почему вы ничего не едите в школе?

Элис вздохнула:

— Я знаю, что это выглядит подозрительно. Для нас физически возможно есть обычную еду, однако это очень, очень неприятно. И мы не можем ее усвоить, так что позже еду приходится “возвращать”.

— Привлекательная картина, — заметила я, — и по этой же причине на вид вы как будто сделаны из мела, да?

Элис кивнула. Я спросила:

— А макияжем вы не пробовали пользоваться?

— Он не держится на нашей коже, — ответила она, протягивая руку и добавляя, — попробуй на ощупь.

Я положила ладонь на ее руку. Ощущение было, будто это кусок камня — холодного, гладкого, неподатливого камня. Я кивнула.

— Стоит только прикоснутся к чему-нибудь — и краска тут же смазывается, — сказала она, убирая руку, — И, предвосхищая твои вопросы — большинство мифов про вампиров — это ложь. Мы пьем кровь, но не имеем никакого отношения к летучим мышам, не испытываем особого отвращения к чесноку, не спим в гробах — да и вообще не спим, кстати, — не можем превращаться в туман, и солнце нас не обжигает. Хотя солнечный свет в определенной степени может нас выдать, из-за чего мы избегаем появляться на публике в солнечные дни. И поэтому для жизни мы выбираем места с пасмурной погодой, наподобие этого. Протыкание сердца колом — невозможно, деревом даже мой глаз нельзя повредить, что уж говорить о грудной клетке — и обезглавливание тоже не проблема, если быстро приставить голову обратно. Хотя мы уязвимы к огню, только, пожалуйста, не надо это проверять. Мы очень быстрые, ловкие и сильные, и к тому же обладаем обостренными чувствами.

Элис решила продемонстрировать последнее заявление — встала, подпрыгнула и приземлилась на руку. Она стояла на одной руке без каких-либо видимых усилий.

— Стать одним из нас человек может, если в его кровь попадет яд вампира. Проще всего сделать это через укус, однако, как говорит Карлайл, если на открытую рану человека попадут наши слезы, то он также станет вампиром. Этот процесс нельзя назвать приятным. Я не помню, как это проходило у меня, и не видела у остальных, однако мне рассказывали, что это занимает три дня и очень неприятно. И ты не можешь повернуть все вспять. После обращения мы не стареем. Нам приходится постоянно переезжать, чтобы люди не догадывались об этом.

Я молча смотрела на нее.

Она оттолкнулась от пола, сделала сальто, приземлилась на ноги и села обратно в кресло:

— Вопросы?

* * *

— Я на самом деле вызвала тебя сюда, когда решила пойти к Чарли, или это просто совпадение? — спросила я.

— Ты вызвала меня, или что-то типа того, однако не делай это привычкой, — ответила Элис. — Когда я четко увидела этот вариант событий, мы все впали в панику. Если бы нами заинтересовалась полиция, это могло бы стать большой проблемой. Нам бы пришлось уезжать. Скорее всего, за границу — для большей безопасности, возможно, нам пришлось бы даже разделиться.

— Ваша община тут целиком — или вы откололись от какой-нибудь другой группы? — задала я вопрос.

— Здесь вся наша семья. У нас есть друзья в Денали и несколько знакомых, которые путешествуют по миру, — сказала Элис.

Я кивнула:

— Мммм... а почему увидеть вас в процессе охоты — плохая идея?

— Потому что во время охоты наше сознание затуманено, — объяснила Элис, — люди пахнут намного привлекательнее животных. Если мы охотимся, и поблизости есть человек — мы можем повернуть в противоположную от него сторону, ну, по крайней мере Карлайл — наш отец, доктор Каллен, может, однако в любом случае это куда рискованнее, нежели посещать с нами школу.

— И посещать вместе с вами школу… насколько опасно, хотя бы приблизительно? — спросила я. По спине побежали мурашки.

— Со мной — не особо, — успокаивающе произнесла Элис, — как и с Розали или Эмметтом. Немного опаснее Джаспер, из нас ему сложнее всех, но мы за ним приглядываем — если я увижу, как он теряет контроль, то уведу его подальше от людей на какое-то время.

Она не упомянула Эдварда. Я многозначительно на нее посмотрела.

— Эдвард… очень хорошо себя контролирует, — сказала Элис, — В обычных условиях я бы никогда не подумала, что он может быть опасен.

— В обычных условиях, — повторила я.

Элис поморщилась:

— Хм. Ты можешь мне пообещать , что после моего объяснения ты не развернешься, чтобы убежать и никогда больше не разговаривать с Эдвардом?

— Я не буду обещать ничего подобного! — воскликнула я, — если Эдвард собирается выпить меня на обед, я думаю, что должна об этом знать в независимости от того, сделаю ли я после этого что-нибудь, что ранит его чувства!

— Я правда-правда-правда не думаю, что он так сделает! — вскричала Элис, — я этого не вижу — вообще больше не вижу! Но ты права, ты должна знать. Э-э... люди пахнут очень вкусно. И некоторые из них... для определенных вампиров... пахнут... куда лучше прочих.

Я схватилась за голову:

— Вот оно что. И для Эдварда я пахну очень-очень вкусно.

Элис кивнула.

— Тебе нужно добавить воды в чечевицу, — сказала она, — а то она скоро сгорит.

Я отошла к раковине набрать воды.

— Почему тогда, — спросила я, — он вернулся в школу? Я понимаю, что переезжать — это тяжело, однако если рядом со мной он может потерять контроль, то почему он не остался там, где провел прошлую неделю? Думаю, моя жизнь стоит некоторых хлопот.

— Он уходил, чтобы нанести визит нашим друзьям в Денали, — ответила Элис, — он вернулся, потому что... сложно объяснить. Мы скучали по нему — особенно наша мать, Эсме. И ему... интересна ты.

— Хочет узнать, похожа ли я на вкус на дижонскую горчицу? — язвительно спросила я, снова присаживаясь.

— Фу, — сказала Элис, поморщившись, — нет, я имела в виду, что в нашей семье не только я обладаю особой способностью. Эдвард и Джаспер тоже. Эдвард может… читать мысли.

Я подскочила из кресла, едва не повалив его:

— Во имя всего святого и разумного, какого черта он делает среди людей? — я почти кричала.

— Белла! Белла, пожалуйста! Успокойся! — умоляюще произнесла Элис, — все не так плохо, как ты думаешь!

— Разве чтение мыслей — не грубое и бессовестное вторжение в частную жизнь? А рядом с ним никто не может быть от него защищен! — кричала я. А я-то волновалась, что кто-то может украсть мой блокнот, может предать огласке мои записанные там в сжатой и незашифрованной форме мысли (я уже давно подумывала о том, чтобы шифровать записи для их защиты, однако не смогла придумать достаточно простого кода, который я смогла бы бегло читать). У меня и в мыслях не было, что кто-то может мимоходом украсть их прямо из моего сознания.

Они! Были! Моими!

Я обдумывала планы побега — способы перебраться в Феникс, способы заставить бабушку забрать меня, способы просто оказаться подальше от телепата — однако Элис остановила всю эту деятельность серией успокаивающих замечаний:

— Белла, он не может прочесть тебя. Ты совершенно закрыта для него. Ты единственная, кого он не может слышать, правда не может. Все в порядке, Белла.

Я решила дейстовать так, словно верю ей — все равно не было пути сбежать из Форкса надолго до восьми вечера — и заставила себя успокоиться. Я села в кресло, сложила руки и хмуро посмотрела на Элис:

— А что насчет остальных?

— Ну, в нашей семье к этому уже привыкли, мы не возражаем, иногда это даже полезно, — сказала Элис убедительно, — например, он может видеть то, что вижу я — честно, если бы он не мог, мы бы сейчас не разговаривали. Он очень надежен — если прочитает что-либо, чем человек не хочет делиться, он никому не скажет. И Эдвард считает других людей — не вампиров — скучными. Он старается полностью отстраниться от их мыслей на 95 процентов от всего времени. Полностью ему их приглушить не удается, однако он слушает их мысли обычно не больше, чем ты — голоса случайных людей в шумной толпе.

— Понятно, — сказала я неохотно. — И как это относится к тому, что я ему любопытна?

— Он не вдавался в детали… однако он расстроен, что не может читать тебя. Я не уверена почему, обо всех остальных он думает как о скучных. Однако за тобой он следит через других людей...

Я снова отшатнулась:

— Элис, они мои друзья. Мне не нравится, что Эдвард читает их мысли без разрешения. Это неправильно. И точно так же неправильно, что он подслушивает личные разговоры.

— Я передам ему… Я вспомню о том, что ты мне это сказала, когда он будет рядом, — пообещала Элис.

— И это как-то поможет? — скептически спросила я.

— Вообще-то да, — сказала Элис.

Это было неожиданно.

— Почему его заботит, что я о нем подумаю?

Элис заламывала руки, и теперь я поняла, что звук трущихся камней, который я слышала за обедом, исходил от ее рук, а не от камешка в подошве сапога.

— Я сказала слишком много лишнего, — простонала она.

— Разве ты не пришла именно за тем, чтобы специально наболтать лишнего? — спросила я, после чего поднялась добавить воды в кастрюлю и снова перемешать.

— Только самую суть. Чтобы ты… не слишком сильно старалась сама выведать информацию. Когда я решила прийти поговорить с тобой, будущее, где ты сказала все своему отцу, исчезло. И я больше не вижу, чтобы мы уезжали, — сказала она настороженно, когда я снова заняла свое место.

— Ну да, я больше не планирую послать Чарли раздражать толпу вампиров, которые могут с легкостью убить его, только чтобы не выдавать себя, — сказала я.

— Мы бы не тронули его... — произнесла Элис неуверенно.

— Меня это радует. Но я все еще не хочу посылать его за вами. Даже если вы не тронете его и просто напугаете вашими трюками со сверхсилой или типа того, а он выстрелит в ответ и заметит, что вы сделаны из камня? И попытается рассказать о вас миру? Вы позволите ему это сделать? Поместите его под домашний арест в бункер в Нунавут на остаток жизни и пошлете его друзьям поддельную записку, что он “Пациент Зеро” смертельной картезианской чумы и находится под карантином в изоляторе? Или он станет просто вашей закуской? Предположим, что он преследовал вас, думая, что это какой-то большой зверь, и выбежал в тот момент, когда вы охотились на кролика? Время перекусить? Вы бы предпочли кролика или Чарли?

— Эм... — прошелестела Элис, — если бы он попытался рассказать о нас миру, нам и не надо было бы его трогать. Есть и другие вампиры — которые охотятся на людей — и некоторые из них занимаются тем, что обеспечивают защиту нашей тайны от людей.

Я уронила голову на стол:

— Просто отлично. И сколько мне осталось жить, дорогая Элис, кстати, спасибо за помощь?

— На самом деле... — неохотно начала Элис.

Я мгновенно выпрямилась:

— Я… О Боже, вы сознательно решили подвергнуть мою жизнь опасности тем, что все мне рассказали? И организаторы вампирской тусовки появятся в Форксе под покровом ночи, и прихлопнут меня только по той причине, что вы не хотите переезжать?

— Я не вижу этого! — пискнула Элис.

— А что ты видишь?

— Что ты станешь вампиром! — воскликнула она.

Я села.

Моргнула.

Элис посмотрела на меня сквозь ресницы, выглядя при этом в тысячу раз более хрупкой, чем она была на самом деле.

— Так, — сказала я, — это нечто. Теперь мне надо войти в ваше секретное сообщество, чтобы уйти от наказания? И не будет ужасной смерти?

Элис молча кивнула.

— Когда?

— Этого я не знаю, — произнесла она, — это точно случится… но я не знаю, когда. Но ты выглядишь не намного старше в моих видениях, так что, наверное... уже скоро?

Скоро. Это не то слово, которое я хотела бы слышать в отношении моей вампиризации.

* * *

Я посмотрела на часы. Чарли должен был прийти домой примерно через полчаса.

— У меня есть еще несколько вопросов, — сказала я.

— Точно, — прошептала Элис, — задавай.

— Первое: почему Эдварда волнует то, что я думаю? — спросила я. Элис скорчила рожицу — она, похоже, надеялась, что я об этом забуду. — Второе: что умеет Джаспер? И третье: кто среди вампиров занимается сокрытием вашей тайны, и что еще может их разозлить?

Элис вздохнула с несчастным видом, однако она понимала, что я не отпущу ее без ответов.

— Ты нравишься Эдварду, — сказала она, причем, похоже, это была наиболее трудная часть, — Джаспер может ощущать настроение других людей и менять его, причем не на уровне сознания, а на уровне тела, контролируя такие параметры, например, как частоту пульса. Вампиры, которые следят за секретностью — их зовут Вольтури. Они живут в Вольтерре, Италия. Мы должны хранить наши секреты. Это значит, что если мы создаем новых вампиров, то они должны оставаться под контролем, и мы не можем выделяться сами. Незаметность не означает запрета на охоту на людей — просто нужно делать это редко — большинство вампиров предпочитает путешествовать, так что они не убивают слишком много людей в одном месте.

Я сделала глубокий вдох и устало выдохнула.

— Мне надо все обдумать, — пробормотала я, — когда я со всем разберусь, я дам вам знать, причем более традиционными способами, а не решением вас выгнать.

— Спасибо, — усмехнулась Элис, — тогда до завтра.

— Пока, — рассеянно сказала я, уставившись на ярко-желтые кухонные шкафчики, будто бы если я буду смотреть достаточно долго, то увижу их содержимое. Элис ушла.

* * *

В 11:09 по крыше застучал дождь с градом, который через несколько минут перешел в обычную морось.

Спала я не слишком хорошо.

* * *

На следующее утро я пропустила английский. Просто не пошла. Я загляну после школы, чтобы передать домашнюю работу. Я сидела дома, эксплуатируя блокнот.

ЧТО ЗНАЮ Я:

— Каллены (и Хейлы) отличаются множеством странностей (смотри предыдущую страницу).

— Элис демонстрирует необычные способности, заключающиеся в предсказании будущего (фургон, ответы на вопросы до того, как их задаешь, показанные вчера, КАРТЫ и КОСТИ, предсказание погоды (продолжить проверку погоды)). Других объяснений нет.

ЧТО РАССКАЗАЛА ЭЛИС:

— Каллены и Хейлы — вампиры.

— У вампиров есть суперсила, они пьют кровь, их как-то выдает солнце, они — бывшие люди (процесс преображения явно не легкий), не стареют.

— У некоторых есть выдающиеся способности: Элис видит будущее (смотри свидетельства этого), Эдвард читает мысли (мои не может), Джаспер управляет (физическими) проявлениями настроения (не хочу проверять на себе).

— Я потрясающе вкусно пахну для Эдварда.

— Я нравлюсь Эдварду. (Что за фигня. В Фениксе такого не было. Стоит ли пропустить еще и обществознание, чтобы разработать план, как отделаться от него и Майка с Эриком???)

— Множество вампиров вокруг. Большинство из них питается людьми. Каллены и Хейлы (и их друзья? Неизвестно) — нет.

— Находиться рядом с вампиром на охоте — плохая идея.

— Вампирами вроде как управляют (непонятно каким образом) другие вампиры, которых зовут Вольтури, проживающие в Вольтерре, Италия. Вольтури хранят секретность и убивают за нарушение правил.

— Я буду вампиром. "Скоро". (!!!!!!!!!!!!!)

Я провела стрелки между пунктами, обвела ключевые слова красным, исписала поля заметками так, что их было невозможно прочитать, и наконец просто вырвала страницу и скопировала самое важное на следующую, более аккуратно.

Я перевернула страницу и задумалась над экспериментами.

Я не смогла придумать морально приемлемого способа протестировать способности Джаспера без того, чтобы позволить ему использовать их на мне, чего мне отчаянно не хотелось делать. Привлечение посторонних означало раскрыть им тайну, испытывать способности на ничего не подозревающих людях было бы неправильно, использование способности на других вампирах могло просто протестировать их актерские способности, а не сверхъестественные способности Джаспера. После секундного оцепенения я решила пропустить данный эксперимент. Я не думала, что Элис может лгать или заблуждаться относительно способностей Джаспера и одновременно честно рассказывать обо всем остальном. Если все мои остальные результаты будут сводиться к "угу, это волшебные вампиры", я сделаю особый упор на Джаспера как на часть общей картины, если не узнаю о каких-либо скрытых мотивах, по которым Элис могла солгать именно об его силе. По соображениям безопасности я не стала придумывать эксперимент для проверки, пьют ли они кровь. Я пришла к нескольким относительно простым экспериментам для проверки других параметров. Они не были абсолютно убедительны, однако мне и не требовалось публиковать их в научном журнале, мне просто нужно было убедиться, что я не принимаю за нечто большее несколько странных особенностей в поведении.

1. Заставить вампира поднять что-то очень большое. Возможно, упавшее дерево или камень, если таковой есть (боюсь, что пикап может развалиться — он не для этого предназначен).

2. Найти открытое и хорошо просматриваемое пространство, измерить его и заставить вампира побить рекорд по бегу. Или послать кого-то из них, находясь за несколько миль от своего дома, принести что-нибудь из него.

3. Тихо прошептать что-нибудь далеко от вампиров и проверить, услышали ли они (Элис и Эдвард не подходят).

4. Написать что-то и показать вампирам издалека, чтобы посмотреть, могут ли они это прочитать (см. выше).

5. Найти радиус действия способности Эдварда. Написать числа, показывать их другому вампиру так, чтобы Эдвард не мог их видеть, и чтобы он читал их из сознания этого вампира.

6. Посмотреть на вампира под солнцем.

7. Продолжить проверку погодных прогнозов Элис (на утро 01/26/05 все сбывалось).

Я закрыла блокнот и посмотрела на часы. На обществознание я уже не успевала, однако, если я пойду достаточно быстро, то еще успею сдать домашнее задание по английскому, вместо того, чтобы тянуть с этим до конца дня. Я решила не пропускать еще один урок, чтобы понять, почему стала так популярна у противоположного пола, собралась и ушла.

Похоже, что учителю была безразлична моя плохая посещаемость — он принял мою работу с легким вздохом, но без малейших замечаний о возможных штрафах за опоздание. Следующее занятие, как и два после него, прошли без происшествий, после чего пришло время обеда.

Элис подскочила ко мне, едва мы с Джессикой подошли к двери столовой.

— Привет, Белла! — пропела она своим музыкальным голосом, — не хочешь сегодня сесть с нами?

— Ладно, — ответила я. Мне было нужно поделиться с ними своими идеями экспериментов.

— Белла, — с жалобным оттенком в голосе произнесла Джессика. “Ужас,” — подумала я, — “бедная Джессика, вампиры крадут твою новую блестящую подругу,” — однако я загнала эту мысль поглубже, где от нее не будет вреда.

— Точно, мы же хотели обсудить, как подготовиться к тесту по тригонометрии, — сказала я, повернувшись к Джессике вместо того, чтобы продолжать невежливо таращиться на Элис, как я делала вчера. Я понимала, что это не та причина, по которой ей не нравится, что я собираюсь сидеть с вампирами, однако это была более добрая мысль, и она соответствовала действительности. — М-м, позвони мне после школы, как раз тогда и обсудим время, ладно? Мои планы..., — я сделала неопределенный жест, — я не думаю, что задержусь больше чем на два часа после школы. Хорошо? — Я виновато улыбнулась.

— Хорошо, — на автомате ответила Джессика, и я улыбнулась чуть шире, следуя за Элис к столику вампиров. На половине пути Элис вспомнила, что мне нужна еда, а ей — реквизит, мы свернули за ними, после чего прошли дальше к столику.

Элис объяснила мне, что я, если буду говорить шепотом, то они все равно услышат, а окружающие при этом подслушать не смогут. Вампиры же будут говорить достаточно громко, чтобы я смогла услышать, однако будут выбирать время, когда поблизости не будет других людей. Элис заметила, что это не слишком повредит ходу разговора.

Я села в углу, напротив Эдварда, рядом с Элис. С другой стороны от Элис сидел Джаспер, напротив которого была Розали, а между ней и Эдвардом располагался Эмметт.

— Джессика позже собирается потребовать объяснений, — прошептал мне Эдвард.

— Ты прочитал ее мысли, чтобы это узнать? — спросила я, стараясь говорить не слишком враждебно. Он хотел кивнуть, но не закончил движение, бросив взгляд на Элис.

— Элис обещала, что передаст тебе, — осторожно начала я, — но похоже, что мне придется сказать это самой. То, что ты делаешь — в корне неправильно. Я понимаю, что ты не совсем контролируешь свою способность, и даже если можешь контролировать — я не могу проверить, до какой степени, так что оставляю это на твоей совести. Но, пожалуйста, не надо так делать. Не целенаправленно. Не моих друзей. И не тогда, когда без этого можно было бы обойтись.

— Джессика не такой уж тебе друг, — прошептал он, — знала бы ты, что она о тебе думает.

— А кто не думает? Так, не проверяй, — поспешно добавила я.

— Анжела, — все равно ответил он, — по крайней мере, насколько я помню.

— Круто, ура для Анжелы, но у меня тоже иногда возникают плохие мысли о Джессике, и это не значит, что я ей не подруга, надеюсь, — сказала я, — у нее есть недостатки, у меня есть недостатки, их вообще полно у всех вокруг, иногда люди их замечают, и пока она не действует в соответствии со своими мыслями так, чтобы навредить мне, я не собираюсь делать того же. Особенно потому, что я не имею права на доступ к этой информации. Ее мысли — это ее мысли. Да и вообще, какую политику ты пропагандируешь? Разве ты не хотел съесть меня в первый день, когда я появилась? Ой, какая недобрая мысль, мне надо обязательно держаться от тебя подальше.

Эдвард вымученно усмехнулся, Эмметт захихикал. Джаспер тоже улыбнулся, но не проронил ни звука. Розали выглядела скучающе, а Элис — неопределенно.

— Кстати о сверхспособностях, Джаспер, я бы хотела, чтобы ты никогда не использовал их на мне, за исключением того маловероятного случая, когда я недвусмысленно в вербальной форме об этом попрошу. Судя по словам Элис, ты ведь можешь управлять своей способностью, верно? — сказала я, повернувшись к блондину.

— Да, могу, — подтвердил он настороженно, — однако не уверен, что могу обещать такое.

— Если ты не можешь этого пообещать, тогда мне нужно будет найти другой способ защитить себя, — решительно среагировала я, — Возможно, пусть и маловероятно, что вы предпочтете то, что я придумаю.

— Некоторые эмоциональные состояния не безопасны, — сказал Джаспер, — если ты будешь истерично размахивать чем-то острым вблизи себя и при этом рядом будет Эдвард... — он остановился, когда Эдвард негромко зарычал.

— Тогда... — я задумалась над тем, что он считал очевидным развитием такой ситуации, — я могу пораниться, стану пахнуть еще соблазнительнее и меня сожрут?

— Верно, — сказал Джаспер, — в таком случае ты точно захочешь, чтобы я тебя успокоил.

— Я захочу успокоиться, — возразила я, — а не быть насильно успокоенной. Причина, по которой я прошу не воздействовать только на меня, вместо того, чтобы попросить не делать этого с моими друзьями и прочими, состоит в том, что я могу сама разобраться со своими эмоциями, в то время как большинство людей не могут. Если я начну истерично крутиться около чего-то острого и при этом рядом будет Эдвард, ты можешь предупредить меня об этом. Ну знаешь, как обычные люди, словами. У меня есть инстинкт самосохранения; я вряд ли решу продолжить истерику, если это может привести к моей смерти. Хотя, — продолжила я, поворачиваясь к Эдварду, — возможно, и Эдварду стоит избегать моего общества, если рядом будут острые предметы.

— Эдвард сам по себе острый предмет, — пророкотал Эмметт. Он выглядел беззаботней, чем все остальные вампиры.

— Подколол, — согласилась я, — ой, я не хотела каламбурить… Однако, Элис, ты точно видишь меня вампиром, а не трупом?

— Да, — ответила она, — но даже самое устойчивое видение может измениться, если кто-нибудь примет маловероятное решение.

— То есть это решение, которое я приму в здравом уме, но оно не такое, чтобы полностью менять свою жизнь, — решила я, — я всегда пристегиваюсь ремнями безопасности, но я не хожу в школу пешком.

Вампиры выглядели по-настоящему обескураженными моей аналогией.

— Дорожные происшествия — достаточно распространенная причина смерти для хрупких смертных, — напомнила я, и до них наконец дошло. Конечно. Если вампир попадет в аварию, худшее, что может случиться — о чем вообще ему стоит беспокоиться — это попасть в огонь, что случается довольно редко. Хотя в кино это происходит сплошь и рядом — будто все машины при столкновении моментально начинают полыхать огнем.

— Ну ладно, — произнесла я, — Элис привела достаточно много доказательств, чтобы в какой-то мере убедить меня, однако, как она и предсказывала, я бы хотела проверить еще кое-что. Я подготовила список. Для двух экспериментов требуется еще кто-нибудь, кроме Эдварда и Элис, чтобы проверка была корректной, и один из них специально для Эдварда. Я не могу заставить вас участвовать, однако я была бы вам признательна.

— Что мы должны делать? — спросил Эмметт. Я взяла блокнот и вырвала страницу с описанием, после чего протянула ему. Эдвард наклонился к нему, чтобы тоже посмотреть.

— Мы все будем участвовать, кроме Розали, — сообщила Элис. Розали фыркнула.

— Эй, Роуз, — подколол ее Эмметт, — разве ты не хочешь поднять дерево?

— И даже не позволишь Белле восхититься твоим видом в солнечных лучах? — добавил негромко Эдвард.

— Нет, — сказал Розали, — даже не собираюсь. Вас четверых вполне хватит, чтобы удовлетворить ее любопытство, выполняя все, что ей нужно, если, конечно, вы именно так планируете провести остаток дня.

— Еще будут Карлайл и Эсме, — добавила Элис, — они тоже поучаствуют. Однако не сегодня. Мы сделаем это во вторник — после четырех в этот день будет достаточно солнечно.

Розали фыркнула, и Эмметт закатил глаза. Я поймала себя на том, что думаю о глубине их отношений. Но все, что мне было известно — это что они вместе уже семьдесят лет, и наверняка в общении между ними множество слоев подтекста, которые я не могу уловить; во всяком случае, для меня информация об их отношениях не имела ценности и не заслуживала изучения.

— Завтра? — спросила я, — я думаю, что подойдет; сегодня после обеда мне нужно учить тригонометрию с Джессикой.

Элис кивнула. После завершения важных дел я съела немного макарон с сыром, после чего начала чистить апельсин. В макаронах были ломтики бекона. Я задумалась, могут ли вампиры ощущать вкус пищи как люди — мне нужно было спросить другого вампира об этом, не Элис. Было бы печально потерять возможность наслаждаться обычной едой.

* * *

Обед закончился и я, в сопровождении Эдварда, натолкнулась на Анжелу и Майка. Майк раздраженно посмотрел на Эдварда, в ответ на что тот слегка улыбнулся, прищурившись. По пути все молчали, как я подозреваю, по разным причинам: Анжела была молчаливой по природе, Майку не хотелось говорить с Эдвардом, Эдварду вообще не были интересны люди кроме меня, а я знала все это и не хотела вынуждать кого-то из них нарушать молчание. Мы пришли на биологию и расселись по своим местам.

На этом занятии мы, как обычно, проходили то, что я уже знала — в программе курса было указано, что в следующей теме мы получим новый материал, который, как я надеялась, будет интересным, поскольку по мере того, как мы продвигались по уже изученному мной, биология становилась все скучнее и скучнее. Это навело меня на мысль — а что вампиры вообще делают в старших классах? Они много путешествуют — они что, снова и снова учатся в школе? Или же они делают это время от времени, а в остальное время под видом самообразования занимаются тем, что им нравится?

Последнее имело бы больше смысла. Я бы посещала среднюю школу примерно каждые тридцать лет, чтобы обновить знания — чтобы всегда знать, что считается сейчас нужным знать — но даже с этой целью лучше было бы выбрать колледж, каждый раз новый. Не было причин, по которым вампиров могли бы не принять как молодых студентов, особенно в большие, престижные заведения, которые любят привлекать одаренных людей. Хотя, может быть, они любят последовательность больше, чем я предполагаю, и предпочитают продолжать обучение в колледже после свежего окончания старших классов. (С таким образом жизни у них наверняка есть источник поддельных документов, однако не могли же вампиры использовать их постоянно).

Пока учитель рассказывал про рибосомы, я начала раздумывать над тем, сколькими знаниями должны обладать вампиры при их долгой жизни. Элис намекала, что знает корейский язык. У меня не было других зацепок, так что я думала обо всем, что изучила бы сама, составляя длинные списки языков, на которых могли бы говорить вампиры, городах, которые они могли бы исследовать, навыках, которые они могли бы иметь, книгах, которые могли бы читать, и событиях, при которых они могли бы присутствовать — было так много всего, что можно было бы реализовать, когда ты не ограничен в длительности жизни.

Не менее ошеломляющей была мысль о том, сколько времени можно освободить, если нет необходимости спать. Не только время непосредственно для сна, но и время для подготовки ко сну, просыпания, обустройства места для сна, организация безопасности сна, необходимость прерывать занятия, чтобы поспать... Это и плюс то, что им можно было заниматься чем угодно без риска для себя, ну кроме того, что связано с пребыванием на солнце. Нет причин не прыгать с парашютом.

Я все больше склонялась к мысли, что было бы неплохо вступить в их ряды. Три ужасных дня перерождения, потеря возможности ощущать вкус еды, склонность видеть людей как источник пищи — все это с лихвой окупалось бессмертием и возможностью бодрствовать все двадцать четыре часа в сутки.

Эдвард многозначительно посмотрел на меня, когда я направлялась с биологии на физкультуру. Я не очень поняла, что значит его взгляд — если это что-то важное, то он, скорее всего, сможет подойти ко мне после школы. Пока мы с Майком шли на последнее занятие, я видела, как он напряженно что-то обдумывает — казалось, что его мозги сейчас начнут кипеть, я ему не завидовала — однако он ничего мне не сказал. Я решила, что при первом удобном случае нужно вежливо его отшить. Не было полной уверенности в словах вампиров насчет того, что они не питаются людьми, особенно если учитывать волнения Элис. И только небеса знают, что может натворить Эдвард, если мельком услышит подростковые мечтания Майка о взаимной влюбленности.

Может быть, мне удастся свести Майка с кем-нибудь еще. Если я ему нравлюсь, это позволяет сделать некоторые выводы о его предпочтениях — стройная девушка, но не особо спортивная, с каштановыми волосами, карими глазами, и не бросается в глаза — в общем, как я. Я задумалась, кто из моих здешних знакомых подходит под данное описание. Больше всего подходила Джессика — она была темноволосой, как и я, маленькой, милой и достаточно популярной. Я не представляла их семейной парой с пятью детьми, однако представить, как они вместе смотрят фильм, вполне могла. Я должна попробовать расположить ее к нему во время занятия по тригонометрии.

С Эриком все было менее очевидно. Пока я занималась йогой, я мысленно подбирала ему пару. Была Анжела, однако она упоминала, что ей нравится какой-то парень, и я не думаю, что это кто-то, кого я знаю, судя по ее описанию (даже с учетом того, что она описывала его явно предвзято). Возможно, подошла бы Лорен, хотя я сомневалась, что Эрик заслужил такое — он был достаточно милым, а Лорен была наименее приятным человеком, которого я встретила в Форксе, до того, как я поближе познакомилась с Розали. Но она была красивой — что-то аристократическое виделось в ее манере держаться и правильных чертах лица. Ее волосы в данный момент отличались от моих по цвету, хотя она время от времени перекрашивалась, и при некоторой доле везения она могла перекраситься в темный. Я не была уверена, что получится их свести, но она хотя бы не имела пары, судя по ее жалобам.

Я чувствовала себя немного виноватой, планируя свести вместе людей не для их счастья, а, скорее, для собственного удобства. Заметив у себя чувство вины, я также отметила, как мой мозг пытается сделать переоценку сочетания людей в паре для того, чтобы оправдать мои намерения: Джессика и Майк оба милые, говорил мой мозг, не похоже, чтобы они не подошли друг другу, они уже друзья, разве нет? И Джессика не упоминала его в своем списке парней, к которым она и близко не подойдет... и, может быть, Лорен достаточно хороша для парня вроде Эрика...

Я сменила асану слишком быстро и ощутила напряжение в тех мышцах ноги, где его не должно было быть. Я поскорее села в более удобную позу, чтобы помассировать мышцы и снять дискомфорт. Майк отпросился у учителя и подбежал ко мне с вопросом, все ли в порядке.

— Да, — ответила я, — ничего не сломано и не сместилось, просто неудачно выполнила движение.

— Уверена? Хочешь, я отведу тебя к медсестре?

— Я буду признательна, если ты скажешь учителю, что я просто посижу до конца урока, — сказала я, — но медицинская помощь мне не требуется, я приду в норму еще до звонка.

Майк послушно кивнул и убежал. Он немного напоминал мне золотистого ретривера.

“Он не станет счастливее, если ты позволишь его влюбленности и дальше разгораться, — сказал мой мозг, — и для самого Майка, и для тебя будет лучше оставить его, а пока он еще ничего тебе не сказал, самой напрямую отшить его будет излишне жестоко. Сведи его с Джессикой для его же блага.”

Я мысленно тряхнула головой, запоминая точную формулировку своей следующей мысли, чтобы она не могла сменить свою форму подобно туману. (Если бы я во время урока взяла блокнот, то учитель мог бы подумать, что я симулирую боль в ноге.) Не по этой причине я хотела свести Джессику и Майка. Даже если это было правдой, я вовсе не поэтому хотела, чтобы они были вместе. Это не было необходимым или достаточным условием, даже если бы действительно пошло им на пользу. Я не сомневалась, что если бы хотела оставить Майка себе, я бы никогда не стала подталкивать к нему Джессику только из-за того, что они мило смотрятся вместе. Я была уверена, что если бы Майк тосковал не по мне, а по кому-то недосягаемому, вроде Розали, я бы не стала играть с его личной жизнью, чтобы избавить его от бесполезного ожидания. Мне просто не нужно было его внимание, так что я пыталась направить его на кого-нибудь другого. Я отказывалась лгать себе о благородстве своего решения, даже если оно укрепилось в моем списке планов.

Что я за человек? Этот вопрос не имеет смысла, если я буду придумывать благовидные предлоги для своих поступков. Если причины, по которым я принимаю решения, будут ненастоящими, они не ответят на этот вопрос. Если я позволю себе поверить в красивые оправдания, поверю в то, что я лучше, чем есть на самом деле, тогда я совершу ошибку именно в том, в чем я совершенно не хочу ошибаться:

Внутри черепа Беллы Свон — кто управляет всем?

* * *

Эдвард встретил меня, когда я шла к своему пикапу. Я немного прихрамывала, но он ничего по этому поводу не сказал — я предположила, что он видел произошедшее глазами Майка и не хотел, чтобы я об этом узнала.

— Джессика забыла, что должна позвонить тебе, — сказал он. Это добавило немного уверенности моему предположению. Возможно, он видел происшествие и заметил, что я не хочу помощи.

— Думаю, тогда я позвоню ей, — ответила я, — тригонометрия очень важна для дальнейшей жизни.

Эдвард хмыкнул, затем посерьезнел.

— Почему ты сменила партнера по лабораторной? — мягко спросил он.

— Потому что тот, к которому меня посадили, смотрел на меня так, словно я убила его собаку, и даже не появился в школе на следующий день, когда я еще только обустраивалась на новом месте, к тому же Анжела и ее предыдущий партнер по лабораторной не возражали против обмена, — ответила я.

— Я очень сожалею, что так себя вел, — искренне извинился он.

— Я не понимаю, почему твое желание съесть меня так тебя разозлило,— сказала я. — Объяснишь мне причину?

Он поморщился — похоже, что это вошло у него в привычку, но его привлекательность от этого не сильно страдала, хотя стать еще красивей он бы попросту не смог.

— Я был в ярости, что твое существование… бросило вызов моему самоконтролю. Что из-за тебя я становлюсь не тем человеком, которым пытаюсь быть.

— Тем человеком, который не собирается втыкать соломинку в своего одноклассника, чтобы его выпить?

— Верно. Никаких соломинок, — он грустно усмехнулся. — Не имело смысла обвинять именно тебя. Ты ничего не сделала. Но ощущение было, будто виновата именно ты.

Я кивнула.

— Это объясняет злость. Но до этого ты все равно смотрел на меня странно — словно я смущала тебя. А это почему было?

Мы дошли до моей машины, и Эдвард выглядел довольным — возможно, из-за того, что я задала еще вопрос, а не прыгнула в машину и укатила отсюда?

— Я не могу читать твои мысли, — ответил он, — такого раньше никогда не случалось, по крайней мере, я такого не замечал. Я, правда, и с тобой это не сразу заметил — просто потому что не пытался прочесть твои мысли, пока не заметил, что все вокруг только о тебе и думают. Я захотел узнать, кто стал причиной такой шумихи, и... не смог.

Я не была уверена, сообщила ли Элис Эдварду — или подумала рядом с Эдвардом — что она рассказала мне о том, что я ему нравлюсь. Я решила не поднимать данную тему.

— Предполагаю, что чтение мыслей — это такая штука, к которой ты постепенно привык?

— До обращения я не мог этого делать, — ответил он, — Карлайл понял, что я телепат, даже раньше меня — я продолжал отвечать на его мысли, даже когда он не проговаривал их вслух.

— Почему у кого-то из вас есть особые силы, а у других — нет? — задала я вопрос.

— Мы точно не знаем. По крайней мере, в моем случае и в случае с Джаспером — мы можем только предполагать насчет Элис — они похожи на те способности, которыми мы обладали, когда были людьми. Мне всегда хорошо удавалось читать людей. Достаточно забавно — теперь, когда я привык полагаться на свои способности, у меня хуже получается читать лица, — криво усмехнулся он. — А Джаспер был лидером, очень харизматичным — он мог успокоить толпу или, наоборот, разгорячить, даже до того, как был обращен.

Я кивнула.

— Мне трудно даже предположить, какое качество могло развиться в способность Элис, если это не просто случайность. Хорошее распознавание шаблонов? Богатые знания физики?

Эдвард пожал плечами.

— Не знаю. В любом случае, если Джаспер, Элис и я обладаем яркими талантами, это не означает, что у других нет особых способностей. Розали сохранила свою красоту, Эмметт сильнейший из нас. Карлайл обладает удивительной стойкостью к запаху крови — он может заниматься хирургической практикой без малейшего неудобства. Эсме оставила с собой способность к сильной любви.

— Интересно, когда я стану вампиром, я смогу становиться невидимой? — предположила я. — Из-за того, что сейчас я невидима ментально?

Эдвард негромко зарычал.

— Ты не должна становиться вампиром, — сказал он. — У Элис никогда не бывает абсолютно точных видений. Должен быть способ оставить тебя человеком.

— Хочу кое-что добавить, — ответила я. — Во-первых, не обязательно должен существовать такой способ. Вселенная может вести себя так, как ей хочется, и даже если такой способ есть, то не обязательно он должен будет сработать. Во-вторых, мне вроде как нравится эта идея. Я не знаю, когда наступит подходящий момент, однако эта затея определенно имеет много плюсов.

— Нет, — сказал Эдвард, — Белла, любой из нас предпочел бы остаться человеком...

Я изумленно воззрилась на него, и он прервался на полуслове.

— Что? Ну ладно, Элис сказала, что трехдневный процесс инициации "не особо приятный". Я могу поверить, что это настолько тяжело, и ты желал бы, чтобы такого с тобой не происходило, и не думаешь, что оно того стоило. Трудно поверить, но это вполне возможно. Но почему, ради всего святого, ты бы хотел вернуться, уже пройдя через этот этап? Я не знаю сколько лет остальным, однако ты понимаешь, что к настоящему времени Элис была бы уже мертва? Люди в большинстве своем не живут по сто лет. Что бы она ни потеряла в человеческом существовании, она уже это не вернет. И нет ничего хорошего в том, чтобы быть мертвым.

— Спроси Розали, что она потеряла, — мрачно ответил Эдвард.

— И что она мне скажет? — спросила я.

— Она сама ответит, — буркнул он.

Я открыла дверь пикапа.

— Белла, — просительным тоном сказал Эдвард. Я предположила, что он хочет, чтобы я осталась.

— Не-а, — ответила я, — я не хочу участвовать в таинственных разговорах. Если это все, что ты сейчас можешь сказать, то я собираюсь поехать домой и позвонить Джессике. До завтра!

Я надеялась, что достаточно весело произнесла эти слова, чтобы они не казались маленькой местью. Дело было не в этом, я не собиралась мстить Эдварду за таинственность, я просто не хотела мириться с тайнами, поскольку это было неприятно. Было бы отлично, если бы его разговоры со мной стали менее туманными и бесполезными, но когда его реплики становятся неинформативными, для меня лучше всего будет уехать.

* * *

Эдвард не стал следовать за машиной. Я доехала до дома, зашла внутрь и позвонила Джессике. Она призналась, что наши планы совершенно вылетели у нее из головы, однако согласилась встретиться после обеда для учебы. Я на скорую руку сделала соус и замариновала в нем лосося. Рыба готовилась достаточно быстро, так что было бы даже лучше, если бы я начала ее готовить уже после прихода Чарли. Я установила таймер, чтобы напомнить себе заранее поставить духовку на разогрев, и принялась за домашнюю работу.

Когда я ее доделала, то взяла свой блокнот и сохранила в нем все важные мысли за день, в особенности ту часть, где я отказала себе в благородстве или великодушии при попытках свести моих друзей друг с другом. Таймер прозвенел в тот момент, когда я была на середине размышлений, почему Эдвард не хочет, чтобы я становилась вампиром. Очевидного мотива не было. Если я ему нравлюсь, то он должен желать, чтобы я была рядом. Даже если он думал, что однажды я ему надоем, я не обязательно должна оставаться с Калленами на всю вечность. Если бы меня обратили, то, как дополнительный бонус, я бы не пахла как еда, и ему не пришлось бы постоянно бороться с искушением, чтобы я была в безопасности. Возможно, при обращении возникали другие последствия для психического здоровья, о которых Элис не упомянула, а я еще не заметила. (И хотя, оглянувшись назад, я поняла, что поведение Эдварда и Элис имело под собой разумное объяснение, но все-таки нельзя забывать, что сначала они показались мне не совсем адекватными.) Скорее всего, от трех "тяжелых" дней обращения или от невозможности восстановить силы во время сна могли быть побочные эффекты. Нужно узнать подробнее. Я закрыла блокнот и пошла включать духовку.

Чарли пришел как нельзя вовремя — плита как раз издала сигнал, что достигнута оптимальная температура для готовки. Я расстелила на противне фольгу, положила на нее рыбу и поставила все в духовку, одновременно расспрашивая отца, как прошел у него день. Форкс не отличался высокой преступностью. В основном Чарли ловил тех, кто превышал скорость, и заезжих буйных туристов, которые думали, что будет весело похулиганить вдалеке от дома. Соответственно, его день прошел без происшествий. Когда он закончил описание своего бедного на события дня, я рассказала ему, что сидела за обедом с Калленами и Хейлами — похоже, это ему понравилось. Ритуальный обмен новостями за день был завершен, и я начала тушить шпинат. С этим я управилась быстро, и пришлось ждать, пока приготовится лосось. В ожидании ужина Чарли включил телевизор, чтобы посмотреть новости спорта.

После ужина я еще раз позвонила Джессике, сообщить, что я уже выезжаю, и уточнить, как лучше к ней проехать. Дорога заняла всего пять минут — она жила через квартал. Мы позанимались учебой, и, после того, как просмотрели большую часть материала, я сказала:

— Джессика, огромное спасибо за помощь. Математика — мое самое слабое место после физкультуры.

— Пожалуйста, — ответила Джессика самодовольно.

— Знаешь, ты просто замечательная.

Комплименты для меня самой звучали странно. Однако я знала, что это только моя заморочка. Остальные люди воспринимают комплименты нормально, если, конечно, не подозревают корыстных мотивов. В любом случае, я не лгала. Что бы ни говорил Эдвард, Джессика установила и поддерживала со мной весьма значимые товарищеские отношения — и помогала с тригонометрией.

— Мне повезло, что ты моя подруга.

Джессика почти впала в эйфорию:

— Белла, ты такая милая.

— Как же так вышло, что у тебя нет парня? — невинно поинтересовалась я.

Джессика надулась:

— Никто не предлагал мне встречаться уже… ммм, пару месяцев.

В яблочко.

— А кто тогда тебе предлагал?

— Дэниэл Уайт, — ответила она. Я не знала его по имени, хотя скорее всего уже видела в школе. — Но я его отшила.

— И почему же?

— Не знаю, он какой-то слишком… мне не понравился его голос, — ответила она. Я была почти уверена, что, по какой бы причине она не отшила Дэниэла, она понятия не имела, почему, а сейчас просто ляпнула первое, что пришло в голову.

— Может быть, тебе стоит подкатить к Майку, — предложила я, — у него голос вроде ничего.

— Что? — Джессика выглядела немного ошарашенной. — Ну… я думаю, что да.

У Майка был душевный низкий голос, как у певца кантри или типа того. Теперь, когда Джессика сместила акцент на голос как на важный критерий, это может сработать в его пользу.

— Но я не подхожу к парням первая, за исключением тех случаев, когда объявляют “белый танец”.

— Да? А почему нет? — сымитировала я замешательство. — На дворе двадцать первый век.

— Ну да, но… — она замолчала, раздумывая. Я ничего не сказала, опасаясь спугнуть ту полезную мысль, которая, как мне показалось, пришла ей в голову.

— А у него ведь и правда красивый голос, да?

Я кивнула с воодушевляющей улыбкой.

— Ну, я даже не знаю, возможно, — сказала она, тряхнув своими кудряшками. Скорее всего, ничего лучше в ближайшее время у меня бы не получилось, поэтому я снова кивнула и сделала вид, что сильно отвлеклась на очередной косинус.

* * *

За обедом во вторник я села со своими человеческими друзьями, после того как мне в дверях встретилась Элис и пообещала позвонить насчет "встречи". Джессика не предложила Майку встречаться, однако она села с ним рядом, и общалась тоже больше с ним, чем с кем-либо еще за столом.

Анжела спросила меня, видела ли я сегодня радугу. Я видела. Я начала думать, что демонстрация вампирских сил, запланированная на время после школы, бессмысленна — я уже очень сильно подозревала, что они полностью соответствуют описанию Элис, и потому не ожидала от своих экспериментов результатов, которые меня бы удивили. Они напоминали мне "эксперименты", которые проводятся на лабораторных работах — в учебнике описана последовательность действий, и, если вы получаете результат, отличный от описанного, то это значит, что вы где-то ошиблись, а не открыли нечто революционное в физике. Мне на самом деле нравилась наука, но не повторение уже открытого — задания, которые даются ученикам, и на километр не дадут им приблизиться к получению неожиданных результатов, которые вполне возможны при нормальных научных исследованиях.

Я с нетерпением хотела узнать абсолютно все, что вампиры знают о самих себе, и присоединиться к ним для выяснения всех тонкостей. Возможно, их общий возраст превышал несколько веков, однако количество возможных гипотез было слишком большим, и у меня не было причин предполагать, что кто-либо из них обладал склонностью к необычным экспериментам. Например, я была готова побиться об заклад, что они никогда не проверяли как магниты влияют на радиус действия способностей Эдварда, или можно ли заблокировать способность Элис, если человека постоянно отвлекать, когда он пытается принять решение.

Я некоторое время размышляла, сработают ли силы Джаспера, если он применит их на меня. В отличие от большинства я достаточно хорошо могла управлять своими эмоциями. Если он попытается успокоить меня, когда я захочу разозлиться — или, что более вероятно, учитывая обстоятельства эксперимента, когда я захочу по-настоящему испугаться — насколько хорошо он справится? Если он на самом деле влияет на физические параметры, я могу быть восприимчива к ним так же, как и все. Однако мне не верилось, что вмешательство на чисто физическом уровне может дать настолько тонкий контроль, как описали мне его способность. Также у меня создалось впечатление, что его сила может работать и с вампирами. Но у них нет пульса, который можно было бы ускорить или замедлить — на что он воздействует, когда изменяет настроение вампира?

Почему мои мысли закрыты от Эдварда? Насколько далеко в будущее видит Элис? Как можно использовать ее видения в тех случаях, когда они описывают будущее, которое не произошло? Какие силы я получу, когда стану вампиром? Встречались ли среди вампиров одинаковые особые способности? Какие из них еще существуют? Стандартные вампирские способности наподобие силы и скорости — как сильно они варьируются? (Эдвард сказал, что Эмметт сильнейший в семье, но не сказал, насколько он сильнее каждого из них.) Как употребление крови людей — в отличие от крови животных — отражается на их психологии, физиологии, способностях? Как работает обращение? Почему их глаза меняют цвет? Что делает их всех такими привлекательными? Как им удается оставаться гибкими и не оставлять повсюду на полу каменной пыли, хотя их кожа подобна камню? Растут ли у них волосы? Каковы социальные обычаи вампиров вообще, и как известная мне семья от них отличается? Какую ответственность несут Вольтури и кто работает на них? Почему люди пахнут привлекательней, чем остальные виды животных — чем отличается наша кровь?

У меня было столько новых тем для размышлений. Сидеть на биологии, вместо того, чтобы исписать груду блокнотов и исследовать возможности вампиров всю неделю, не прерываясь даже на сон, было похоже на попытку удержать себя от почесывания зудящего места, чтобы не испортить маникюр. Я рискнула достать тот блокнот, который был при мне, и записать свои вопросы, это немного помогло; по крайней мере, ни один из них не потеряется, и когда у меня будет возможность, я займусь их решением. Анжелу не интересовало, что я делаю, однако Эдвард, должно быть, услышал шуршание карандаша, понял, что это я, обернулся, быстро посмотрел, что я делаю, и отвернулся обратно.

Наконец, биология милосердно закончилась. Во время физкультуры я пыталась придумать больше вопросов о вампирах, с учетом того, что было бы очень подозрительно и физически трудно использовать блокнот в позе ребенка, но преуспела в этом только частично: придумала вариации и экстраполяции для уже записанных вопросов, которые я собиралась вспомнить, когда буду снова просматривать свои записи, даже если они сейчас вылетят у меня из головы. Когда физкультура закончилась, я сделала паузу для быстрой записи ключевых слов типа "койнофилия??" и "эволюция?!" и "(и ногти)", после чего вышла из спортзала и пошла к машине.

* * *

Эдвард снова перехватил меня по дороге к ней; похоже, это уже становится традицией.

— Привет, Белла, — поздоровался он.

— Привет, Эдвард, — ответила я.

— Что ты пишешь в блокнотах? — спросил он.

— У меня есть привычка не делиться подобной информацией.

— Хм, — сказал он, — почему бы мне не уйти, раз ты такая таинственная?

— Уходи, если хочешь, — пожала я плечами. — Желание не рассказывать тебе о моих блокнотах пересиливает желание говорить с тобой. Увидимся снова примерно через час на проверке возможности, что “Да вы, ребята, меня просто разыгрываете”, если Элис не ошиблась.

Судя по всему, ему не понравился мой ответ, так что я продолжила:

— Кроме того, я же не сказала: "Эй, Эдвард, тебе нужно принять решение на основе того, что у меня написано в блокноте", а потом отказалась тебе его показать или сказать, что у меня там написано. Сравни это со своим поведением, когда ты уверил меня, что информация от Розали может изменить мою жизнь, но отказался говорить это сам и не гарантировал, что Розали согласится сама мне все рассказать.

— Скорее всего, она согласится, — сказал он.

— В этом случае — да, ты не должен сообщать мне ее личную информацию и, возможно, даже причину своего отказа говорить об этом. Но ты не так все сформулировал. К тому же, если ты все равно не мог мне ничего рассказать, нечего было и упоминать об этом. Ты мог попросить Розали, чтобы она сама поговорила со мной на эту тему, или разрешила тебе рассказать мне обо всем. Но нет смысла уведомлять о наличии важной информации, если не собираешься сообщить ее и не уверен, что я смогу получить ее из другого источника.

Он выглядел немного ошеломленным.

— Извини.

— Извинения приняты.

Мы подошли к пикапу, и я открыла дверь.

— Снова убегаешь? — спросил он.

— Не знаю, сколько времени у меня займет ваше изучение, поэтому я хочу съездить домой и убедиться, что, когда отец придет домой, у него будет хотя бы сэндвич, чтобы перекусить. Если хочешь, то можешь поехать со мной — все равно потом вместе направимся на место встречи, — я снова пожала плечами, в попытке выглядеть непринужденно, хотя и начала ощущать себя немного неудобно в связи с тем, что Эдвард был влюблен в меня. Это не было бы столь сложно, будь я, по крайней мере, вампиром. Немалую роль в ситуации играла его жажда крови: контроль Эдварда мог в определенной степени основываться на социальном окружении, и я не знала, справится ли он с жаждой при физическом контакте.

И если — после того как обдумаю это более тщательно — я решу, что не заинтересована в нем, я не была уверена, что смогу сама избавиться от него.

Он забрался на пассажирское сиденье, пока я пыталась скрыть тревогу, поднявшуюся из-за этих мыслей. Я выехала с парковки на дорогу, пытаясь удержать себя от дальнейших размышлений до тех пор, пока не вылезу из-за руля машины. Будет безопасней волноваться о своей свободе выбора, когда в моих руках будет не руль, а банка горчицы.

* * *

Я не убила нас — ну ладно, себя — по дороге домой. Эдвард сетовал на мое нежелание превышать скорость; я ничего не ответила. Он зашел вслед за мной в дом и сел в кресло, пока я искала ингредиенты для сэндвича.

У меня не было никакой возможности защититься, если Эдвард или любой другой вампир решили бы применить физическое насилие. Со мной было справиться проще чем с мухой — муху хотя бы сложно было поймать. Все вампиры были настолько быстрее меня, что я не смогла бы их даже ударить. Это было бы правдой, даже не будь я действующим чемпионом Мирового Кубка по Неуклюжести. Не только в тех ситуациях, когда вампир решил бы меня убить — я была точно так же уязвима при любом сценарии, где он решил бы ограничить мою свободу передвижения, ранить, отнять мое имущество или вообще сделать все что угодно.

Приготовление сэндвича для Чарли меня успокаивало, так что после первого я начала готовить второй, наполовину по этой причине, наполовину из-за того, что он вполне сможет съесть два. С немного прояснившейся головой я отметила для себя, что в той или иной степени мое положение верно и относительно большинства окружающих людей. Я была Чемпионом по Неуклюжести, не особенно сильной или быстрой, или способной ходить по скользким поверхностям. У меня не было причины ожидать, что я выйду победителем, если, скажем Майк или Эрик решат, что хотят со мной подраться.

Я начала делать третий сэндвич, чтобы упаковать его и взять с собой перекусить, предположив, что у вампиров нет обычной еды. Едой для вампиров служила я. Если "обычный" вампир увидит меня гуляющей с Эдвардом, он решит, что Эдвард просто хочет оставить меня про запас, и только поэтому у меня все еще есть пульс. Вот что делало Эдварда более опасным, чем Майк или Эрик.

Качествами, из-за которых Эдвард становился еще опасней, были его неподконтрольность, его свобода от чужого влияния и — по иронии судьбы — то, что я не была уверена, что не хочу, чтобы он возвращался. Он был неподконтролен, потому что если произойдет что-то неприятное и я приду домой, рассказав Чарли, я ничего не добьюсь — мой отец столь же уязвим, как и я — а к обычным людям можно было бы применить какое-то воздействие. На него нельзя было повлиять, поскольку он мог читать мысли: если бы я попыталась свести Джессику с ним (игнорируя свое предположение, что она уже пыталась сама по себе, и ничего не вышло), он бы увидел это в ее мыслях сразу же, как только она сделала бы первый шаг, и сразу бы понял, что происходит.

И поскольку я не могла с уверенностью сказать, что я совсем не заинтересована в нем и хочу, чтобы он ушел, я не хотела делать что-то радикальное наподобие побега из города посреди ночи в Таиланд. Это могло защитить меня от всех жутких опасностей, связанных с вампирской привязанностью; я подозревала, что, по крайней мере, за мной трудно было бы последовать, пусть даже и вполне возможно с достаточным количеством денег и везения. Если бы я приложила достаточно усилий, я могла бы сделать погоню за мной слишком обременительной. Однако я не могла избежать опасностей, если хотела сохранить преимущества.

* * *

— Думаю, что ты уже сделала достаточно сэндвичей, верно? — ехидно осведомился он своим медовым голосом. Я посмотрела на свои руки и обнаружила, что держу в руках хлеб для четвертого сэндвича.

— Ой, — смутилась я, положив хлеб обратно, — да, уже хватит, — Я накрыла пластиковой крышкой оба сэндвича для Чарли и положила их в холодильник, упаковала третий и положила его в свой рюкзак. — Думаю, мы можем идти на встречу с твоей семьей.

— Еще рано, — ответил он, — Карлайл немного задержится на работе, а он хотел встретиться с тобой до того, как мы начнем. У нас будет полно времени, если мы отправимся через полчаса, даже не превышая скорость, — последнюю фразу он произнес насмешливым тоном.

— Ты же знаешь, что мой отец полицейский, — отметила я, присаживаясь.

— Да, знаю. Припоминаю, что ты еще и пристегиваешься, — сказал он.

— Я начинаю думать, что поездка с тобой за рулем не будет хорошей идеей, — ответила я.

— Скорее всего, ездить со мной безопаснее, чем с тобой, — возразил он, — больше опыта, лучше рефлексы.

— И страшнее столкновение, если ты все же попадешь в аварию, — парировала я. — Если ты столкнешься с кем-либо на ста пятидесяти милях в час. Наш спор постепенно переходит в ту плоскость, где оппоненты аргументируют ответы с помощью расчетов, а я предпочитаю сохранить мою терпимость к математике для домашней работы по тригонометрии.

— Возможно, мне самому стоит отвезти тебя в наш дом, — сказал он.

— Ты собираешься гнать на 150 милях в час? Учитывая, что Элис не видела меня мертвой, я предпочту пережить любые дополнительные риски, связанные с моим вождением, нежели испытать смертельный ужас.

— Если ты думаешь, что уже бессмертна, почему тебя это может ужаснуть? — спросил он несчастным голосом — то ли он все еще сокрушался о том, что я буду вампиром, то ли имел в виду наш более мелкий текущий спор? Я не могла точно сказать.

— Я пока не столь совершенна, чтобы испытывать только те эмоции, которые имеют смысл, — сказала я, — в любом случае, я предпочитаю не передвигаться на скорости в 150 миль в час на машине, в независимости от того, опасно это для меня или нет. Я предпочитаю не совершать поступки, которые могли бы шокировать Чарли; я предпочитаю не совершать действия, которые бы заставили посторонних людей думать, что они в опасности; и мне вроде как нравится ландшафт в округе. Из-за того, что я боюсь ехать на скорости в 150 миль в час, я стараюсь водить более осторожно, я сбрасываю скорость, если стрелка спидометра уходит слишком далеко вправо, это означает, что в данном случае страх помогает мне добиться желаемого результата.

Мой монолог, похоже, снова потряс Эдварда.

— Ты удивительный человек, Белла, — сказал он после небольшой паузы.

— Спасибо.

Рене всегда утверждала, что комплименты — это подарки, которые нужно принимать, и что грубо отказываться от них, какими бы глупыми они не были; я была согласна с ней, и прилагала постоянные усилия, чтобы претворить теорию в практику. Я осознала, что многое взяла от родителей, когда мне было еще пятнадцать. Существовали устойчивые и надежные механизмы, гарантирующие, что я буду похожа на них, и в те времена, когда на меня не нападает подростковая злость, я люблю своих родителей и знаю, что в мире полно людей гораздо хуже них. Это не значит, что я не работаю над искоренением их худших качеств — Рене, например, капризна — это качество я сознательно пыталась убрать в себе. Это получилось у меня удивительно легко, так что мне пришла мысль, что в этом отношении я, возможно, просто пошла в отца (он был спокойным и ответственным человеком).

— Пожалуйста.

Повисла пауза. Я размышляла, отчего мне так трудно заговорить с Эдвардом — возможно, потому что я знала, что нравлюсь ему, а он не знал, что я знаю (как я думала). Хотя хорошо, что он не поднимал этот вопрос, по той же причине, по которой меня устраивало молчание Эрика и Майка — у меня было больше времени на раздумья.

Он был слишком великолепен. Это было слово, которое выбрала Джессика, когда я впервые спросила ее о Калленах, и оно прекрасно ему подходило, хотя у него было множество синонимов типа прекрасный и милый. Я заметила, что думала о нем, даже когда считала, что он меня ненавидит; это было трудно не заметить. Его голос соответствовал внешности. И я бы только обманула себя, если бы попыталась сделать вид, что мои брови хотя бы немного не поползли вверх, когда я поняла, что он богат.

Да, да, это крайне поверхностно, однако лучше быть честной с собой, чем претендовать на ложную глубину своих мотивов. Если бы я попыталась убедить себя, что нахожу Эдварда интересным по серьезным причинам, это бы привело к серии мысленных петель с обратной связью, и в итоге — к ложным оправданиям собственных поступков, что могло бы в буквальном смысле убить меня. Я бы могла начать совершать глупости рядом с Эдвардом и подвергать себя ненужному риску, если бы навоображала себе невероятное романтическое влечение. Я с меньшей вероятностью буду вести себя рядом с ним как идиотка, если осознаю, что он “горячий” (ну ладно, холодный) богатый парень, с ангельским голосом и суперспособностями, и все эти качества для меня имеют определенное значение.

Абстрагировавшись от всех этих несомненно важных мыслей, я обратилась к более практическим: ни одно из качеств этого списка не было уникальным для Эдварда. Комбинация этих качеств тоже не была уникальной. Причем комбинация встречалась даже среди знакомых мне людей, даже если исключить из их списка его братьев, которые были уже заняты, кроме того, ни один из них не был в моем вкусе, несмотря на то, что я никогда ни с кем не встречалась. Эдвард был не единственным, кому я нравилась, даже если взять промежуток времени за половину прошлой недели. Если у него были другие, более редкие личностные черты, которые могли бы меня привлечь, я пока о них не знала.

В любом случае, торопиться было некуда. Мы оба собирались жить вечно. И когда я тоже стану вампиром, возможно, я смогу лучше разобраться в том, нужен ли мне Эдвард, или у меня просто пока нет выбора.

— Пора идти, — сказал Эдвард после очень долгой паузы в разговоре.

* * *

— Элис сказала, что позвонит, — заметила я.

Эдвард усмехнулся.

— Телефон — это я, — ответил он.

Ой.

— Понятно. Можешь сесть за руль, если обещаешь не гнать.

— Вообще, я думал, что мы пойдем пешком. На грузовике будет трудно добраться до той точки, где нас хочет видеть Элис, так что ехать будет не очень разумно.

— Я на самом деле не знаю, как далеко твой дом… — начала я, думая о том, что мои ноги уже начали протестовать только от мысли о том, насколько они устанут.

— Слишком далеко, чтобы ты могла дойти сама, — прервал меня Эдвард, я фыркнула, однако он говорил мне то, что я хотела знать, и я могла позже сказать ему, что не надо меня перебивать. — По крайней мере, если ты хочешь добраться туда сегодня. Я тебя понесу.

— Ты предлагаешь несколько миль нести меня на руках, — недоверчиво заметила я. Конечно, физически он мог поднять предмет моего размера и передвигаться с ним. Но справится ли он с собой при этом — когда я буду совсем рядом с его носом, и мой запах будет особенно силен — без того, чтобы удержаться и не укусить меня? Не слишком обнадеживающие мысли.

— Я быстрее твоей машины, Чарли в любом случае был бы шокирован, узнав о твоем знакомстве с вампирами. Если ты позволишь мне тебя донести, хуже не будет — я могу избежать любых случайных свидетелей, на скорость бега ограничений закон не накладывает, и можно будет полюбоваться на более живописную природу, чем та, что видна из окна автомобиля при поездке по шоссе, — сказал он с терпеливой улыбкой, — кстати, тогда мы можем пропустить ту часть экспериментов, где тебе нужно найти хорошую точку обзора и увидеть, как мы бегаем на определенное расстояние.

Все его доводы казались логичными.

— А ты уверен, что при этом к концу путешествия мне не выдадут медаль 'почетный донор'?

Когда до него дошел смысл сказанных слов, он торжественно и мягко сказал:

— Белла, я не причиню тебе вреда.

Я закрыла глаза, чтобы отсечь отвлекающие и не имеющие отношения к делу мысли о цвете его глаз (все еще золотых).

— Я в курсе, что ты предпочел бы не наносить мне вреда, и ты знаешь, что это было бы неправильно, и ты постараешься этого не делать. Также я знаю, что когда мне было семь, то я не хотела красть, знала, что это неправильно, и старалась никогда так не поступать, но все равно половина благотворительной выпечки Рене оказалась у меня на лице, а половина — в желудке, потому что шоколад мне казался очень вкусным. А я знаю, что кажусь очень вкусной — тебе.

Я снова открыла глаза. Эдвард выглядел грустным и уязвленным моим недоверием.

— Элис не видит тебя мертвой, — напомнил он мне.

Я нахмурилась, достала погодные предсказания Элис из кармана и убедилась, что был туман, как она и сказала — на 30-40 минут во вторник после полудня. Я сложила бумагу и убрала обратно.

— Это я учла.

— Что я могу сделать, чтобы ты смогла ощутить себя в безопасности? — спросил он.

Это был честный вопрос. И очевидный ответ — “не есть меня” — был глуп: если бы он меня съел, то мне было бы уже все равно.

— Дай подумать, — попросила я. Он кивнул.

Я задумалась. Эдвард уже знал о блокнотах, так что я полагала, что я могу писать в них при нем, не опасаясь раскрытия информации, которую хотела бы сохранить, однако решила этого не делать. Во-первых, было бы не очень хорошо без особой причины дразнить его тем, что только я могу смотреть в свои блокноты. Во-вторых, я слышала о трюке, когда даже человек мог догадаться, что пишет другой: один давал другому большой скрипучий маркер, отворачивался и говорил написать числа от одного до десяти, после чего слушал длительность и количество касаний маркера к доске. Это было вполне реально, и я предположила, что с вампирским слухом, скорее всего, можно распознать любую букву алфавита, если вампир поставит перед собой такую задачу. Эдварду же было несвойственно удерживаться от сбора доступной информации.

— Как часто вообще бывает, что люди пахнут слишком притягательно для вампиров? — спросила я.

— Не часто. Со мной такое впервые — а я вампир с 1918 года, — ответил он практически сразу. — Эмметт говорил, что с ним такое… было… дважды со времени его обращения в 1935. Причем в одном случае было сильнее, чем в другом. Больше мне о таких случаях неизвестно. Однако, — добавил он неохотно, — ни один человек из случаев с Эмметтом не привлекал его так сильно, как ты меня.

— Эмметт сожрал тех двоих? — напрямую спросила я. Эдвард нахмурился, отвел взгляд и осторожно кивнул. — А лично ты, Эдвард, когда-нибудь питался людьми? — я не была уверена, каким будет его ответ. Если Эмметт принадлежал к семье и выпил по крайней мере двух людей, Эдвард тоже мог — очевидно, что они не изгоняли родственников за мелкие провинности вроде убийства.

Он задержался с ответом. Совсем на чуть-чуть, но этого было достаточно.

— Я лучше поеду, — сказала я. — Элис или еще кто-нибудь может встретить нас и перенести меня через сложный участок пути.

Я встала и пошла к машине.

Не было никакого смысла ненавидеть, обижаться или хотя бы кричать на Эдварда, Эмметта или любого другого вампира из семьи Калленов, кто оступался в прошлом. Это не вернуло бы к жизни ни одну жертву. Если кого-либо из них и заботило мое мнение по этому вопросу, они могли вполне предугадать его сами. Если бы я стала на них орать, большей пользы это бы не принесло. И я даже не знала, насколько логичным было ожидать от вампиров безупречного поведения. Сколько всего их было в мире? Это не играло особой роли. "Большинство" вампиров питалось людьми. И все вампиры были превращены из людей, подавляющая часть которых не была в обязательном порядке склонна к убийству. Что-то в процессе перехода — о котором я не особо много знала — чаще всего превращало людей в кровососущих убийц, и Каллены, плюс их друзья из Денали, изо всех сил старались избежать этой участи. Их нельзя было превратить обратно в другой, менее кровожадный вид. Всё, что оставалось — это контролировать последствия. Я провела быстрый самоанализ, и установила, что, даже если бы у меня была возможность, мне не хватило бы духу покончить с этой семьей для защиты неизвестного количества будущих жертв.

Было необходимо серьезно отнестись к фактору, который провоцировал склонность к убийствам, и определить, смогу ли я его преодолеть или нет. И задуматься об этом нужно было до того, как я откажусь от своей смертности. Я должна была спросить их на эту тему. Я подумывала поговорить с Эдвардом, но это было бы слишком неловко — проще казалось начать с Элис .

Эдвард все равно рассказал мне о себе уже на второй минуте нашего путешествия.

— Тут налево, — тихо сказал он. — Не все так... плохо, как можно было подумать.

— У меня не было в мыслях конкретного числа жертв, — сказала я спокойно. — Была только одна?

— Нет, — сказал он. — Не одна. Но — я знаю, тебе не нравится, что я умею читать мысли, но я умею, и это позволило мне стать в некоторой степени избирательным.

Мое лицо приняло скептическое выражение, но я не отрывала взгляд от дороги. Эдвард продолжал:

— Когда Карлайл обратил меня, сначала, естественно, я смог прочесть его мысли. Он был абсолютно честным. Я сразу понял, почему он выбрал такой образ жизни. Было тяжело, но почти десять лет я вел себя безупречно. И затем я решил, — я не собираюсь притворяться, что сошел с ума и в состоянии аффекта сделал то, что сделал, — я решил попробовать другой образ жизни. Но я был избирателен, как и сказал. Я отправлялся в большие города, и находил настоящих злодеев. Я говорил себе, что если столкнулся с убийцей, преследовавшим на улице девушку, и тем самым спас ее, тогда, несомненно, я не так ужасен. Это было всего лишь логическое обоснование. Я остаюсь убийцей. Но все-таки... — он приостановился, ожидая моей реакции.

— О, — выдохнула я. Это было... гораздо лучше. По-видимому он считал, что совершить сознательный выбор хуже, чем на мгновение потерять контроль. Я так не думала. Отчасти потому, что так было безопаснее для меня. Если бы он снова решил питаться людьми, ну-у, тогда я была немного более аппетитной, чем другие потенциальные жертвы, но я была привлекательна больше при сиюминутном порыве, чем после некоторых раздумий. Если бы меня не было в одной с ним комнате, и он решил бы для себя, что действительно предпочитает вернуться к поеданию людей, скорее всего он бы отправился в очередной большой город, нашел подходящую порочную жертву и съел бы ее вместо меня. Он знал, что у меня есть семья — в частности, Чарли мог осложнить положение. Даже мертвый полицейский, который внезапно исчез или был найден мертвым без единой капли крови в теле, привлек бы внимание остальной полиции. И я подозревала, что Элис будет как минимум недовольна, если Эдвард меня съест.

Так что, похоже, я была с ним в большей безопасности, чем предполагала. Но все еще было бы глупо его провоцировать. К примеру, я до сих пор не считаю хорошей идеей позволить ему нести меня на руках на высокой скорости, когда ветер будет задувать “Суперконцентрат Беллы” прямо ему в легкие.

— Итак, после пяти с небольшим лет такой жизни, — виновато продолжил Эдвард, — я вернулся домой к Карлайлу и Эсме. Они приняли меня с распростертыми объятиями. Как блудного сына. Это было намного больше того, чего я заслуживал.

— На самом деле, после твоего рассказа я чувствую себя в значительно большей безопасности, — честно сказала я. Я только собралась спросить, почему он не взял себе привычку продолжать дело Бэтмена (правда, тому не полагались бесплатные напитки) — возможно, ночью, когда ему не нужно спать, и чтобы соответствовать тематике — но затем я поняла. Это могло привлечь внимание. Питаться людьми было нормально, и Вольтури, по-видимому, ни капли не заботились об алгоритме выбора жертв. Но связать их, и поместить обескровленные тела на пороге местного отделения полиции, со списком их преступлений, приколотым к рубашке... это, вероятно, могло бы сильно повредить общей секретности вампиров.

Эдвард выглядел озадаченным. Я пояснила:

— Я чувствую себя в большей безопасности по сравнению с тем временем, когда я не знала подробностей. А не по сравнению с тем временем, когда я вообще не догадывалась, что ты кого-то убил.

— Ты очень загадочная девушка, Белла Свон, — пробормотал Эдвард. — Тут сверни с дороги. А тебе обязательно ехать так медленно?

Я ехала строго на предельно допустимой скорости.

— Откровенно говоря, я не думаю, что мой пикап потянет больше, — сказала я. — Пожалуй, мне нужно было пустить тебя за руль, — учитывая, что из нас двоих у тебя лучше рефлексы.

— Я думаю, что так было бы хуже. Мне нравится быстрая езда, — ответил Эдвард, слегка улыбнувшись. — Лучше уж быть пассажиром похоронной процессии, чем водителем.

— Хорошо, тогда я назначена на должность водителя, — сказала я.

— В следующий раз тебе лучше просто позволить мне добежать туда с тобой.

Я еще не задумывалась о планах на следующий раз, но полагала, что при дальнейшем развитии событий я рано или поздно снова посетила бы вампиров.

— Я не уверена, что тебе стоит брать меня на руки, пусть я и чувствую себя в большей безопасности, чем раньше, — сказала я. — Если ты побежишь, это только задует мой запах тебе в лицо. Если только я не буду ехать у тебя на спине — а я совсем не уверена, что смогу удержаться там на высокой скорости.

— Разве Элис не говорила тебе в процессе изложения "Основ вампироведения", что нам вообще-то не нужно дышать? — спросил Эдвард.

Ого, а вот это интересно.

— Вы не дышите?

— Дышим, — уточнил он. — Мы можем чувствовать запахи, для чего необходимо вдыхать, и мы разговариваем, что требует запаса воздуха. Но если нас не заботит ни то, ни другое, мы можем просто перестать дышать, — он задумался. — Вот как я выдержал первый день, когда ты пришла на биологию. Как только я справился с собой, я задержал дыхание до конца урока.

— И это не принесет тебе каких-либо трудностей при беге?

Он помотал головой и улыбнулся.

— Воздух не является для нас топливом в той же мере, что и для людей.

— В таком случае, я могла бы согласиться, хотя, должна признать, это не кажется мне очень удобным, — пожалуй, данная часть настолько же применима и к его родным. — Но если бы ты меня нес, мы бы не смогли вести нашу прелестную беседу о том, каким образом ты смог бы это сделать.

Это замечание вызвало искренний смех, что добавило очаровательный оттенок фразе "остановись у вон того большого здания". Я заехала на подъездную дорожку, любуясь домом. Он был действительно большим. Я обратила внимание, что мы и вправду выехали за пределы Форкса, проехали по мосту через реку Калавах и продолжили движение на север по едва размеченным дорогам. Значительное время мы ехали через очень густой лес. Интересно, насколько сильно нужно было вампирам расчистить дорогу от деревьев, чтобы сделать возможным передвижение на автомобиле. Дорога была на удивление в хорошем состоянии — им, вероятно, не хотелось толкать их прекрасную машину каждый раз, когда они ехали в школу. Сам дом был дымчато-белого цвета, величественной архитектуры, и когда я вылезла из пикапа, я заметила, что вся южная стена была одним громадным окном: сплошное стекло. Впечатление было ошеломляющим.

— Тебе нравится? — спросил Эдвард, закрывая за собой дверь после того, как он выскочил из машины. Я кивнула, улыбаясь.

— Эсме любит архитектуру,— произнес он с нежностью.

— Она построила этот дом? — теперь я могла представить себе эту картину — как вампир легко поднимает балки; забивает гвозди в нужные места, постукивая по ним пальцем, как по клавишам рояля; разрезает стекло, просто погладив его кончиком одного из своих каменных пальцев.

— Восстановила, — уточнил Эдвард. — Ей нравится приводить в порядок старые исторические места. Но сюда она привнесла много своего, — он слегка приподнял голову. — А вот и она идет, — продолжил он. — Белла, похоже, настало время тебе познакомиться с моими родителями.

* * *

Карлайл и Эсме вышли из дома, закрыли за собой двери, и затем — не имея причин скрывать свою скорость — появились перед нами, переместившись с расстояния в тридцать футов до нас слишком быстро для того, чтобы я могла проследить их путь. Когда они остановились, Карлайл обнимал Эсме за плечи, а ее рука покоилась на его талии; они действительно смотрелись очень живописно.

Добрый доктор выглядел так, будто самой большой проблемой в его жизни было отбиваться от влюбленных в него медсестер и пациенток. На вид ему было не больше тридцати лет — скорее даже, чуть больше двадцати. Я могла представить только один вариант, когда ему можно было бы дать тридцать пять лет — это если прожить с ним в одном городе пятнадцать лет, и при этом чтобы окружающие ничего не заподозрили. Он был светловолосым, с такой же бледной кожей, как и остальные, и глаза его были черными — а не золотыми. Мне нужно было спросить, что это значит — скорее всего, это не было случайностью. На его лице была теплая, отцовская улыбка, которую он адресовал Эдварду, прежде чем взглянуть на меня.

Эсме выглядела чуть постарше, и это, вероятно, помогало подтвердить их легенду, но она всё же была молодой и прекрасной. (Неужели никто никогда не обращал восьмидесятилетних? Или процесс превращения излечивал морщины?) Ее волосы были светло-русыми, с красноватым оттенком — что-то вроде цвета жженого сахара — а глаза были топазовыми, темнее, чем золото глаз Эдварда, но не такие черные, как у Карлайла. Она была немного пухленькой — не полной, но сулившей мягкие и теплые объятия (что, насколько я знала, было не совсем так), и на несколько дюймов ниже своего мужа. Все черты ее лица, имевшего форму сердца и не менее прекрасного, чем у Элис, выражали материнскую нежность и заботу — меня не удивило, что она занимала в семье именно эту роль.

— Добро пожаловать, Белла, — произнесла Эсме теплым, любящим голосом, подходящим ее внешности. — Мы так рады наконец-то познакомиться с тобой.

Я сразу почувствовала себя уютно — без магии Джаспера, просто мои детекторы лжи полностью затихли, слушая, как Эсме выражает свое удовольствие от моего присутствия в их доме. Мои губы расплылись в ответной улыбке, и я поблагодарила ее.

Карлайл протянул мне ладонь для рукопожатия.

— Хорошо, что ты пришла, — сказал он. — Я так понимаю, что мы будем демонстрировать тебе различные особенности своего вида? — у него был добрый, мягкий голос, который, полагаю, здорово помогал в его работе по уходу за больными.

— Таков был план, однако я начинаю считать его ненужным, — призналась я. — Я вполне уверена, что вы все действительно вампиры, у которых есть суперсила, и вы сможете поднять любой тяжелый предмет, на который мне посчастливится указать, да и всё остальное сумеете сделать, что есть в моем списке. Я по большему счету не отменила всё только потому, что вы все ожидали проведения испытаний, и чтобы я не почувствовала себя идиоткой в том маловероятном случае, если вы в конце концов окажетесь цирковыми фокусниками с плохим кровообращением.

Карлайл рассмеялся.

— Без проблем, — сказал он, — и это мероприятие дает нам шанс получше познакомиться с тобой. Элис сообщила нам, что ты будешь частью семьи.

Я не была уверена, что он имел в виду — мысли Элис о том, что я стану вампиром, или какое-нибудь ее недавнее видение о моей свадьбе с Эдвардом, или что-то в этом роде — и, пока Эдвард стоял рядом со мной, я не могла уточнить. Поэтому я просто улыбнулась ему в ответ, и спросила:

— Куда мы направляемся?

— На поляну, где мы обычно играем в бейсбол,— ответил Эдвард. — Эмметт, Элис и Джаспер уже там, — он помедлил и произнес, — Эсме, донесешь ее?

Я этого не ожидала. Мы же с ним говорили о том, что ему не нужно дышать — была ли какая-нибудь другая причина, по которой это могло быть опасно, о которой он только что подумал? Несколько минут назад он был всецело за эту идею. Эсме, похоже, тоже его не совсем поняла, но посмотрела на меня для подтверждения, и я кивнула. Она сделала пару шагов в мою сторону, затем мягко взяла меня на руки, одна ее рука за моей спиной, и другая — под коленями. Это не было настолько неудобно, как я могла бы подумать, хотя я сама не выбрала бы такое положение, если бы хотела почитать или еще как-то расслабиться.

Эсме посмотрела на Карлайла, который кивнул ей, и все три вампира сорвались с места.

* * *

Эсме бежала быстро. Но в ней не было даже намека на какое-либо напряжение. У меня осталось впечатление, что ее походка больше напоминает разминочную пробежку, чем быстрый бег, хотя она двигалась через деревья с такой скоростью, что они расплывались вокруг меня в пятна неопределенного цвета, а ветер заставил меня закрыть глаза. Но ее шаг был очень ровным — я немного подскакивала вверх и вниз, но в целом обнаружила, что обычные американские горки были более захватывающими. На уровне сознания, конечно, я понимала, что это круто — меня на высокой скорости сквозь лес на руках несет вампир. Я ожидала, что испугаюсь, но с Эсме было спокойно. Возможно, именно поэтому Эдвард попросил ее меня донести.

Примерно через полторы минуты мягкого свиста ветра в ушах Эсме остановилась, и я открыла глаза. Карлайл, Эдвард и Эсме, которая все еще держала меня, стояли на краю поляны размером примерно в два раза больше, чем бейсбольное поле. (Я видела одно такое вблизи, в те времена, когда Фил пытался наладить отношения со своей будущей падчерицей.)

Эмметт, Элис и Джаспер уже были на месте. Элис подскочила ко мне, улыбаясь, пока Эсме опускала меня на землю.

— Думаю, самым впечатляющим будет, если именно я буду поднимать тяжести, — весело сказала Элис, — потому что я мельче, чем все остальные. Хочешь поискать хорошее бревно, или мне лучше сказать, какое из них ты собираешься выбрать?

Мне не очень-то хотелось искать хорошее бревно. Кругом была сырость, и меня больше не заботило проведение контролируемых испытаний.

— Показывай дорогу, — сказала я Элис, и она не спеша пошла обратно в лес, я последовала за ней. Было тяжело прокладывать себе путь через густой подлесок, и я была рада, что надела не самые любимые брюки.

Бревно оказалось чудовищным. Дерево, которым оно было изначально, должно быть, было во много раз старше меня. Я пнула его; оно было прочным, не особенно гнилым, и даже не шевельнулось от силы, которую смогла приложить к нему моя простая человеческая нога. Это меня вполне удовлетворило. Я отступила на шаг — я была уверена, что Элис сможет поднять дерево, но не думала, что она сможет предотвратить падение с него сырой трухи и мусора после того, как она его поднимет, а мне не хотелось потом вытаскивать их из волос.

Элис неторопливо подошла к бревну, нашла хорошую точку посередине, чтобы приподнять его, и одним движением подняла его высоко над головой. Листья, частицы коры, и капли влаги дождем окутали её; она потрясла головой вперед и назад так быстро, что ее лицо расплылось, стряхнув большую часть упавшего. Затем, в довершение ко всему, она начала небольшой танец, похожий на кельтский, при этом не выпуская бревно. Выглядело это достаточно забавно. Крохотная Элис — пять футов без двух дюймов, тонкие руки и ноги по сравнению с диаметром бревна, которое она держала, подпрыгивающая и ударяющая воздух, как будто она танцевала от всей души и при этом была звездой Риверденс. Я рассмеялась, и Элис подбросила дерево в воздух, согнулась в реверансе, и поймала его в падении. Затем она быстро одной ногой вырыла яму в грязи — я вздрогнула, переживая за ее обувь — и установила свое бревно корнями в землю. Оно погрузилось намного глубже, чем позволяло отверстие в земле, и осталось на месте, когда она отпустила его.

К концу ее представления у меня отвисла челюсть, и Элис ухмыльнулась мне.

— Первое испытание пройдено? — спросила она самодовольно.

Мне удалось наконец закрыть рот, и я кивнула ей, после чего мы пошли обратно на поляну.

— Эдвард самый быстрый, — сказала Элис, — и здесь достаточно ровная местность, так что нам не нужно помещать тебя на дерево, чтобы ты смогла все увидеть.

Безмолвно, с тенью улыбки на лице, Эдвард встал в поле моего зрения, развел руками, словно желая отметить свое присутствие, затем крутанулся на 180 градусов как волчок, и в одну секунду очутился на дальнем краю поля. Оказавшись там, он задержался достаточно долго для того, чтобы я его увидела и с трудом узнала, помахал мне, и вернулся обратно еще до того, как мое зрение успело сфокусироваться на той точке.

— Ух ты, — выдохнула я. Я начала думать, что единственной причиной, по которой Элис не видела, как я прекращаю эксперименты на середине из-за отсутствия новых данных, было то, что за ними было просто интересно наблюдать. Я не хотела знать, что будет происходить, я просто хотела посмотреть, как это будет происходить. С болью я поняла, что все мероприятие действительно больше напоминало слово, которым его обозвала Розали — "трюкачество". Однако, по крайней мере, Элис было весело. И, возможно, им было занятно показать свои способности кому-либо, кто не находит их обыденными. В любом случае, никто из них, за исключением Розали, не отказался, так что мне пришлось сделать вывод, что они все здесь находятся по своей воле.

Эдвард улыбнулся мне. Его улыбка была настолько ослепительной, что я забыла, какое испытание шло следующим в списке, и мне пришлось в него заглянуть. Это была проверка зрения и слуха — не столь захватывающе, однако тоже впечатляюще. Я объяснила, как надо проводить этот эксперимент, и первым молча вызвался Джаспер; он переместился на противоположный край чистого пространства — оставаясь в пределах видимости — почти так же быстро, как Эдвард (я не была уверена, что он двигался чуть медленнее — возможно, я просто была под впечатлением от быстрого перемещения Эдварда, или Джаспер мог передвигаться не на полной скорости, ну или я не могла определить разницу в вампирской скорости на небольших расстояниях). Я еле слышно на выдохе прошептала последовательность цифр, которую я до этого придумала и запомнила:

— Два, пять, два, один, восемь, восемь, ноль, три, девять, четыре, два, три, семь, один, пять, шесть, ноль, четыре. Все.

Джаспер переместился ко мне, ловко взял из моих рук карандаш и лист с испытаниями и написал "252188039423715604" после описания эксперимента. Он вернул бумагу с карандашом и отошел к Элис.

Карлайл помог с тестом на зрение, прочитав через все поле рукописный текст, который я написала таким мелким почерком, что сама едва могла его разобрать, приблизив бумагу вплотную к глазам.

Эмметт стал источником информации для Эдварда в эксперименте по чтению мыслей. Радиус ментального слуха составлял несколько миль для знакомых "голосов" типа Эмметта, как будто они были специально усилены, поэтому Эдвард просто вернулся в дом Калленов, и смотрел, что я тут показываю его брату. Как и в других испытаниях, по прибытии обратно Эдвард воспроизвел все с идеальной точностью.

— Вампиры обладают, — подумала я вслух, когда услышала словесный пересказ Эдварда, — совершенной памятью? Это еще одна способность?

— Да, — ответил Эдвард. — Однако это относится только к тем воспоминаниям, которые были получены уже вампиром. Вспоминать что-то о том времени, когда был человеком — очень трудно.

— Это должно быть здорово, — позавидовала я, проверяя пятый пункт. — Элис, когда мы можем ожидать солнца?

Элис спокойно сказала:

— Прямо… сейчас, — как только она произнесла последнее слово, Элис повернулась и несильно вытолкнула Эсме вперед на несколько футов; Эсме удивилась, но не запнулась, и изящно прошла пару шагов. Вышло так, что она оказалась в середине солнечного луча, как раз пробившегося через облака.

Эсме позировала в полной тишине, как только заметила солнце и поняла, что сделала Элис. Она сияла. Ее кожа больше не была похожа на мрамор — теперь она сверкала подобно бриллиантам, каждая частичка ее кожи переливалась тысячами оттенков. Она и так была прекрасна, но теперь она была ослепительна. Я не могла отвести от нее взгляд.

Эсме взглянула на меня и улыбнулась.

— Жаль, тут нет Розали, — произнесла она, когда солнечный луч исчез, поглощенный набежавшими облаками, и сияние ушло вместе с ним. — Она любит проделывать подобное.

Это я могла представить. Было невероятно, чтобы такая красавица как Розали не имела хотя бы толики тщеславия. Комментарий Эдварда о том, чтобы восхититься ею при свете солнца теперь имел для меня больше смысла — я наслаждалась мысленной картиной золотоволосой статуи богини, рассыпающей вокруг себя маленькие радуги.

Да! Идея быть вампиром нравилась мне все больше. И, скорее всего, я смогу не нападать на людей. Вампиры такие классные.

* * *

Когда со всеми экспериментами было закончено, вампиры решили — слишком быстро, чтобы я успела вставить хоть слово — что пора перебраться в более удобное место, а именно — к ним домой. Эсме подождала моего согласия, прежде чем снова взять меня на руки и отправиться вслед за остальными.

Она опустила меня на террасе, широкой и хорошо обставленной, которая тянулась вдоль всего этажа. Я последней зашла в дверь, которую Эдвард для меня предусмотрительно придержал. Весь интерьер дома был выдержан в белом цвете: стены, ковры, мебель, большая часть декора. Любая тень и любое пятнышко краски ярко выделялись на этом белом фоне. Я прошла в огромный зал с высоким потолком — должно быть, изначально это было несколько помещений, между которыми убрали перегородки. Через южную стену, целиком сделанную из стекла, я могла видеть реку, текущую недалеко от здания.

Слева от меня на небольшом возвышении стоял величественный рояль. За ним виднелась дверь на кухню — я предположила, что она была в этом доме изначально, и вампиры не стали ее убирать, чтобы у них была возможность при желании продать дом и куда-нибудь переехать. Столовая была отгорожена от главного зала низкой волнистой перегородкой, поверх которой я разглядела стол, окруженный восемью стульями. Я предположила, что это не особо странно, что там есть один лишний, учитывая что семь — нечетное число и в таком виде мебель выглядела бы ассиметрично рядом с прямоугольным столом. Все вампиры сняли обувь, покрытую грязью, и я последовала их примеру, заодно положив рядом с кроссовками свой рюкзак.

Я увидела широкую, словно бы парящую в воздухе лестницу, и посмотрела наверх. Она вела на площадку, видимую с нижнего этажа сквозь перила, однако комнаты на той стороне не было видно из-за стен. Они шли полукругом, оставляя главному холлу место для высокого сводчатого потолка. Я видела все три этажа снаружи, так что предположила, что вход в комнаты третьего этажа есть только со второго. Выглядело так, словно они были на противоположной стороне от стеклянной стены — находясь в дальней точке от лестницы, так чтобы между ними и окном можно было пройти человеку.

— Провести экскурсию? — прошептал Эдвард мне на ухо. Я подскочила от неожиданности, внезапно отвлеченная от рассматривания дома, и, пытаясь это скрыть, повернулась к Эдварду. Похоже, ему понравилось мое восхищение архитектурой.

— Хорошо, — согласилась я. Получив мое согласие, Эдвард скользнул к лестнице, словно приглашая идти за ним, что заставило меня задуматься о значении подобного предложения. Оно могло означать "Тебе интересно посмотреть на этот замечательный дом?", однако могло и "Если тебе интересен я, как представитель противоположного пола, то хочешь ли ты, чтобы именно я показал тебе дом?". Я не была уверена, какую интерпретацию он имел в виду. У меня пока не было достаточно времени, чтобы все это обдумать. Почему я должна ходить в школу? Почему в школе должны задавать домашнее задание? Почему Чарли не мог бы научиться готовить, чтобы спасти свою жизнь? Почему мне нужно спать? Послезавтра будет суббота, тогда у меня будет немного свободного времени, однако что если мне придется принимать решение до того, как я успею в достаточной мере все обдумать?

Должно быть, при обдумывании этих мыслей у меня на лице было достаточно глупое выражение, потому что когда Эдвард обернулся и посмотрел через плечо — убедиться, что я следую за ним, он выглядел обеспокоенным. Он остановился и подождал, пока я догоню его.

— Белла, с тобой все в порядке? Я понимаю, что мы вывалили на тебя слишком много информации, и нужно время, чтобы привыкнуть...

— Нет, я в порядке, — сразу же ответила я, ускоряя шаг, чтобы подтвердить свои слова. — Конечно, я узнала много нового, но я думаю, что смогу это выдержать. Давай посмотрим дом, — и я пошла дальше вверх по лестнице.

— Белла, — сказал Эдвард, поймав меня за плечо. Я остановилась и повернулась к нему, конечно же, при этом споткнувшись и начав падать на него. Он, как и в прошлый раз, поймал меня и поставил на ноги, на пол первого этажа.

— Что? — спросила я.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — ответил он вопросом на вопрос.

Я задумалась.

— Я точно уверена, что не хочу сейчас это обсуждать, — наконец выдала я.

Эдвард выглядел разочарованным. У него было странное выражение лица — он выглядел так, будто его обидели, но не так, словно у него сорвались планы или не повезло, как у многих людей. Я предположила, что это из-за того, что обычно ему не нужно ждать, пока человек заговорит, чтобы узнать о том, что ему нужно. Возможно, ему это казалось нечестным, однако я была рада, что закрыта от его способностей.

— Что ты хочешь? — спросил он.

— Посмотреть до… — начала я, но тут мой живот заурчал; я посмотрела на часы и поняла, что уже половина восьмого. — Съесть свой сэндвич, — поправилась я. — А потом посмотреть дом.

Вернувшись к рюкзаку, я достала упакованный обед, развернула и откусила большой кусок.

* * *

— Лучше присядь за обеденный стол, — пригласил Эдвард. Я, опасаясь насорить на белый ковер, проследовала за ним и села. Он занял стул рядом со мной. Я не видела других вампиров; должно быть, они перемещались по дому, пока я моргала или отвлекалась на что-либо еще.

Эдвард вздохнул — должно быть, напоказ, если дыхание нужно было вампирам только для речи и обоняния.

— Элис многое мне рассказала о тебе, — шепнул он, — но ты постоянно продолжаешь меня удивлять.

Я оторвалась от еды.

— И что она сказала?

Наше знакомство с Элис не было длинным — я не была уверена, что она хорошо знает меня… Ну конечно. С ее способностью она может посмотреть, как я реагирую на все возможные ситуации, когда мои убеждения не дают мне сомневаться в принятых решениях.

— Она сказала мне не перебивать тебя, — ответил он. — Один раз я забыл об этом, и прошу прощения за тот случай. Она сказала, что если я когда-нибудь солгу тебе, то все кончится очень плохо. Что от тебя небезопасно что-то скрывать, поскольку если ты обнаружишь какой-нибудь секрет, то будешь пытаться выведать его, даже если это будет стоить тебе жизни.

Я медленно кивнула; все это было похоже на правду, хотя если бы я заранее знала, что секрет убьет меня, я бы могла и не трогать его, хотя не была уверена, что поступлю так с секретом, уровень опасности которого неизвестен.

— Элис довольно умна, — сказала я.

— Так и есть, — криво усмехнулся Эдвард. — И еще она сказала мне не спешить.

Моя рука, державшая сэндвич, замерла на полпути ко рту.

— Ну, — пошутила я, — тогда ты зря вызвался добровольцем на испытание скорости.

— Это не то, что я имел в виду, — он понизил голос.

Я это знала. Теперь я поняла, что он знал о рассказе Элис про его симпатию ко мне — и у меня голова пошла кругом. Но я все еще не хотела об этом говорить. Мне нужно было подумать… Нужно было подумать, когда Эдварда не будет рядом со мной, такого прекрасного, заботливого и, вероятно, обуреваемого жаждой.

— Знаешь, — начала я, — у меня большой список вопросов насчет вампиров. Я так понимаю, что ты последуешь совету Элис не скрывать от меня информацию?

Эдвард медленно кивнул, не отрывая от меня глаз. Я прервала зрительный контакт, запихнув в рот последний кусок сэндвича, после чего прошла через комнату, чтобы достать блокнот. С него я начала зачитывать вопросы. Эдвард выглядел раздосадованным, однако очень старался ответить на них.

* * *

На некоторые ответов у него не было. Он не знал, как Джаспер может психологически влиять на вампиров; не знал, почему не может читать мои мысли; понятия не имел, на какой промежуток времени Элис может заглядывать вперед в будущее (но отметил, что ни разу не слышал о видениях, отстоящих от настоящего момента больше, чем на несколько месяцев); не знал, какая способность может появиться у меня, но предположил, что она будет как-то относится к моей нечитаемости; он знал, как проходит процедура обращения, однако ничего не понимал в механизме этого процесса.

Я выяснила куда меньше, чем надеялась. Элис могла “лучше узнать” человека через видения будущего, которые не случились, поскольку они показывали свои личностные черты даже посредством столь ненадежного источника; такое применение ее способности было достаточно очевидным, и способность Эдварда имела не меньше явных способов использования. Хотя никто не слышал о случаях одинаковых способностей у разных вампиров, существовали явно похожие — к примеру, один из Вольтури, вампир по имени Аро, был телепатом наподобие Эдварда, однако был ограничен по радиусу — он "читал" только через физический контакт, при этом превосходя Эдварда по глубине "чтения", свободно воспринимая "все мысли, что когда-либо были в твоей жизни", по словам Эдварда (его собственная способность позволяла читать только поверхностные мысли — он не мог узнать то, что хотел, если человек об этом не думал в текущий момент). Сила и скорость вампиров зависели от их возможностей до обращения и варьировались похожим образом, однако с более длинным правым хвостом распределения. При питании человеческой кровью вампиры становились сильнее физически, однако это ослабляло их ментально, в том смысле, что их воля слабела, и им было тяжелее прекратить утолять жажду человеческой кровью.

Цвет глаз зависел от рациона. Те, кто недавно пил человеческую кровь, имели бордовый цвет глаз. Кровь животных придавала глазам золотой цвет, который я уже видела. Если в питании были перерывы, то цвет глаз менялся. У голодного вампира глаза были черного цвета — что помогло объяснить, почему Эдвард был настолько выбит из колеи моим появлением в школе; перед этим он уже давно не пил кровь. Глаза новообращенного вампира — цвета свежей крови; где-то через год цвет теряет яркость, особенно быстро это происходит, если пить кровь животных, а не людей.

Не все вампиры привлекательны. Однако привлекательность, как и другие черты, усиливается процессом обращения — и вампиры, которые ищут кого-либо для обращения, преимущественно выбирают привлекательных людей. Это также объясняло диапазон возрастов Калленов. (И подобные критерии выбора объясняли, почему я должна буду обязательно стать вампиром: поскольку я могу сопротивляться чтению мыслей, то вероятнее всего, меня могут обратить только из-за этой силы. Я могла легко представить себе вампиров, которые обращают людей с подобными способностями, выискивая их среди остальных.) Мне было неловко спрашивать Карлайла, отбирал ли он людей для обращения по признаку привлекательности, однако я не могла придумать вежливого способа это у него узнать — так что я решила позже порасспрашивать самих вампиров, на основании их историй обращения попытаться выделить общее и найти шаблон.

Вампиры состоят из клеток, а не камней, и их сила коррелирует с твердостью их кожи — вампир при физическом контакте с другим вампиром ощущает то же, что и человек при физическом контакте с другим человеком. Их кожа не хрупкая, а жесткая, как поверхность стального троса. Поэтому при передвижении она сгибается, а не осыпается каменной крошкой. Волосы вампиров растут, хотя и очень медленно — они не особо отличаются от человеческих волос, время от времени ломаются, так что если бы они не росли вообще, то вампир в возрасте Карлайла был бы уже полностью лысым.

Жить в группах, как семья Калленов, для вампиров было нетипично. Теоретически так могло происходить вследствие их диеты из звериной крови, которая как бы "цивилизовала" их — другая семья такого вида, которую знали Каллены, семья Денали, тоже воздерживались от человеческой крови. (Очевидно, что в шутку можно называть вампиров, не употребляющих человеческой крови, "вегетарианцами".) "Обычные" вампиры жили малыми группами, которые назывались "ковены" — по двое, трое, иногда четверо. Большая часть предпочитала много путешествовать, нежели селиться где-то и интегрироваться в человеческую цивилизацию. Однако романтические пары вампиров существовали не только у Калленов — многие вампиры состояли в таких парах.

Эдвард никогда не слышал, чтобы пары вампиров распадались.

Эдвард никогда не слышал, чтобы вампир выживал после смерти его или ее партнера и находил себе другого.

А Эдвард слышал о многих вампирах.

Вот блин.

Я перешла к вопросам о Вольтури, пытаясь скрыть свою реакцию на эти сведения.

Вольтури были ковеном из пяти вампиров: трех мужчин и жен двоих из них. (Жена третьего погибла. И, конечно же, замену он ей не искал.) Жены не были публичными фигурами — только мужчины, Аро, Кай и Марк, были лицом Вольтури. (Аро был не единственным одаренным из них; Марк умел "видеть" отношения между людьми.) Эдвард не слишком много знал об их ранней истории и предложил мне поспрашивать на эту тему Карлайла. Доктор провел некоторое время в рядах их “телохранителей” (существенно большей части их ковена, в которое входили множество вампиров, подобранных по признаку наличия талантов).

Эдвард предполагал, что люди пахнут привлекательней, чем другие виды, потому что вампиры в прошлом сами были людьми и способны выживать наиболее эффективно на той же крови, которая поддерживала их существование в прошлой жизни, однако он не был уверен в этой теории.

Я сделала множество записей. Там было много того, о чем я уже думала и что обработала, и к чему я сейчас добавила новое. Мелькнула мысль отказаться от экскурсии по дому, однако я решила, что раз уже начали, то останавливаться не стоит.

* * *

На первом этаже располагался холл, который я уже видела, кухня, которую я окинула одним взглядом, уже замеченный мною ранее рояль, столовая, в которой я сидела, а также ванная, несколько кабинетов для письменной работы типа бухгалтерии и управления инвестиционными портфелями, и зона отдыха вокруг большого широкоэкранного телевизора и нескольких компьютеров.

На втором этаже располагалась комната Карлайла и Эсме, с их студией и библиотекой Карлайла, еще одна ванная. (Я была в небольшом замешательстве, обнаружив в ванной шампунь и мыло. Они явно не были предназначены, чтобы обманывать случайных посетителей дома — иначе присутствовала бы и туалетная бумага. Потом я поняла, что даже если вампиры не потеют, и их кожа не отмирает, все равно они могут запачкаться.) Далее была комната Розали и Эмметта, которую я не увидела, поскольку Розали не хотела, чтобы ее тревожили, и пара комнат, в которых жили Джаспер и Элис.

Я заметила, что стена в коридоре была увешана множеством фотографий и остановилась, чтобы посмотреть на некоторые из них. Вот свадебное фото — очень старое — Карлайла и Эсме. Есть и свадебная фотография Элис и Джаспера — так они женаты, а не просто "вместе" как наивно предполагала Джессика. Шесть фотографий Розали и Эмметта. В каждой они на разном фоне, а Розали в разных нарядах. Я не очень понимала, зачем кому-либо надо играть свадьбу шесть раз подряд, но подозревала, что главную роль играло как раз-таки платье. Между свадебными фотографиями я разглядела серию семейных портретов. На первой только Карлайл и Эдвард — интересно. Значит Эдвард был первым. На следующей появилась Эсме. На третьей добавилась Розали, на четвертой — Эмметт. И на последней присутствовала вся семья — похоже, что Джаспер и Элис пришли в семью уже парой.

Наверху была библиотека — ну или то, что Эдвард так назвал; я мельком отметила, что там меньше книг, чем в личной библиотеке Карлайла. Там было больше компьютеров и несколько широких столов, рядом с которыми стояли стулья. Я задала вопрос, действительно ли это библиотека, и Эдвард неохотно ответил, что это больше помещение для подделки документов, взлома компьютерных баз и тому подобного. Это не особо меня обеспокоило; было понятно, что им требуются специфические навыки, если они хотят сохранить свою тайну в человеческом обществе.

Также наверху была комната Эдварда. Она располагалась напротив южной стены, которая превращала ее часть в гигантское окно. За окном стемнело, так как было уже достаточно поздно, однако я знала, что при свете дня вид из окна должен быть просто фантастическим.

Рядом с комнатой Эдварда, как и с рядом комнатой Розали и Эмметта, был туалет и ванная. В отличие от остального дома комната не была декорирована в белом цвете: на полу лежал золотистый ковер, а стены были полностью задрапированы тканью того же цвета, но чуть более темного оттенка. Из мебели присутствовали только черный кожаный диван, стол и стул. На столе был компьютер (сколько же их в этой семье? Я насчитала уже четырнадцать, а ведь видела еще не весь дом) и многочисленные полки с CD. Похоже, он был меломаном — я предположила, что рояль внизу стоит именно для него.

— Это все? — спросила я.

— Еще есть подвал, в который вести тебя будет не слишком безопасно, — ответил он,— в том смысле, что туда трудно попасть, если ты не являешься вампиром. Также есть флигель, который мы переделали в гараж.

Я не настолько интересовалась машинами, чтобы туда идти — или чтобы меня несли — до флигеля, который был настолько далеко, что я его не видела.

— Гараж пропустим, — сказала я.

— Отлично, — сказал Эдвард, — что дальше?

— Думаю, мне пора домой, — ответила я, — Чарли, наверно, уже волнуется.

Эдвард предложил пустить его за руль и довезти меня до дома, и, хотя я знала, что он может добежать обратно до дома Калленов, и машина ему не нужна, я отказалась. Я хотела подумать. Я хотела подумать без Эдварда поблизости. Я хотела подумать одна, под защитой своего грузовика, где никто не мог меня услышать, поскольку я говорила вслух, компенсируя невозможность писать в блокноте, пока я за рулем.

Эдвард проводил меня до двери, вежливо попрощался, дотронувшись до меня ледяной рукой, и наблюдал, как я села в машину и отъехала по направлению к дому.

Чарли валялся на диване и смотрел спортивную передачу по телевизору, даже не оглянувшись посмотреть, кто пришел, когда я открыла дверь. Он крикнул, что благодарен за сэндвичи, когда я поднималась по лестнице, и я ответила, что мне это было совсем не трудно.

Было уже поздно, а утром надо было идти в школу. Большая часть заданного на дом у меня не была сделана, к тому же материал с "вампирских испытаний" предполагал такой объем работы, которого у меня никогда раньше не было.

Я оценила свои возможности и, в конце концов решив, что прогулять английский второй раз за столь короткое время будет плохо, пошла спать.

Всю пятницу я старалась избежать контакта с вампирами — у меня и так было слишком много информации для обработки. Я везде ходила со своими друзьями-людьми, старалась не оставаться в одиночестве на переменах и сидела с ними за обедом. Во время обеда я договорилась с Анжелой о совместной работе над домашним заданием, из-за чего мне нужно было сразу после школы отвезти ее к нам домой. (Анжела ходила в школу пешком, так как жила достаточно близко, поэтому ей не нужно было потом забирать машину со школьной стоянки.) Я встретилась с ней сразу после физкультуры, поэтому Эдвард не смог меня снова перехватить на пути к машине (я мельком увидела выражение его лица, когда мы уже были на стоянке — по нему было ясно, что он так и хотел сделать).

Анжела забралась в пикап, и мы покатили по шоссе в сторону моего дома. Там я быстро приготовила нам перекусить (сельдерей и немного соуса), после чего несколько часов подряд мы занимались только домашней работой. По крайней мере, создавали видимость. Анжела была знакома с понятием "совместной работы" в рамках теории группового обучения, так что не подглядывала мне через плечо. Я сделала все, что задали на понедельник, чтобы не отвлекаться на выходных. После этого я достала личный, не школьный блокнот и начала думать над насущными вопросами.

У меня были достаточно веские причины предполагать, что вампиры, так сказать, "однолюбы". Я не знаю, вступали ли они вообще когда-либо в случайные отношения, однако со слов Эдварда, если дело доходило до любви, то это было навсегда. Элис сообщила мне только то, что я "нравлюсь" Эдварду. При этом она очень старалась не напугать меня, чтобы я не улетела из Форкса на ближайшем самолете. Она просила меня пообещать не прекращать общение с ее братом и появилась передо мной прежде, чем я привела в исполнение свои намерения рассказать Чарли о своих подозрениях — сразу же, как только я решила интерпретировать враждебные взгляды Эдварда как угрозу домогательства. (Ну, еще она спасла меня от фургона Тайлера, однако подобное событие, скорее всего, произошло бы в любом случае, так что она могла это видеть в своих видениях обо мне.)

Я не была уверена, что данное свойство вампиров "сработает" точно так же на обычном человеке вроде меня. Однако… Если бы Эдвард мог легко забыть обо мне, если бы я была очередным мимолетным увлечением, у остальных вампиров не было бы причин проявлять ко мне такой интерес. В этом случае Эдварду незачем было бы следовать советам Элис по поводу того, что может меня расстроить. Не было бы причин для него подвергать себя мучениям и находиться рядом со мной, такой вкусной на вид. Не было бы причин для его семьи подвергать себя опасности, раскрываясь мне. Элис не увидела бы меня в будущем в качестве вампира. В этом случае Эдвард скорее отправился бы охотиться на слонов в Кении, или куда-нибудь переехал бы до моего выпуска из школы.

А вот если Элис видела меня в будущем своей невесткой... вампирически связанной с Эдвардом, к тому же навсегда...

Да, тогда было понятно, почему семья Эдварда поддерживает его, радуясь, что единственный из них, кто был все еще без пары, наконец нашел себе вечную невесту — осталось только ядом спрыснуть. Было понятно, почему они снисходительно согласились удовлетворить мое любопытство — при том, что от другого человека они либо отмахнулись бы (в лучшем случае) или вообще убили бы его (в худшем). Я прямо-таки видела, как Элис фокусируется на мне, рассматривает все мои реакции на те сотни способов, с помощью которых Эдвард мог бы добиться меня, и консультирует его…

Я тихо выругалась. Анжела подняла взгляд, и мне пришлось сделать вид, что меня разозлил учебник по тригонометрии. Она вежливо сказала, что ее отец — священник, и она будет признательна, если я не буду рядом с ней чертыхаться на треугольники, после чего вернулась к своему эссе.

Я внезапно вспомнила кое-что, записанное у меня более полутора лет назад. Это значило, что оно хранится у меня в компьютере, вместе с другими отправленными в архив записями, а не в блокноте. Я встала и включила компьютер; Анжела не обратила на это внимания, предположительно подумав, будто я собираюсь напечатать эссе.

* * *

Я попробовала несколько слишком общих поисковых запросов, прочесывая логи, и получила тонны ненужного материала. Наконец на словосочетание "любовный роман" текстовый процессор выдал мне нужный раздел. Почти два года назад мне от двоюродной бабушки, которая внезапно перешла в католичество, в наследство досталась ее коллекция "грешных" книг. На самом деле она отдала их Рене, однако у мамы они просто лежали мертвым грузом, а у меня как-то выдался очень скучный денек.

Моей первой реакцией было недоумение — как женщины вообще читают такое? Их суть, по крайней мере у тех романов, которые предпочитала моя двоюродная бабушка, в пятнадцать лет меня совсем не привлекала. Мои первые записи об этих романах состояли из жалоб, что все их героини оказываются в безвыходных ситуациях — часто их преследовал неумолимый герой, которого никак нельзя было остановить. Особенно моя двоюродная бабушка любила фэнтезийные романы, где героями были различные типы сверхъестественных существ с необычными особенностями личных отношений — которые, например, с первого взгляда на героиню оказывались обречены на завоевание ее любви.

Мои первоначальные записи касательно этих тенденций были насмешливы и полны презрения. Я считала героинь таких романов хлипкими барышнями, которые только и умели, что "сдаваться", а авторов подобных романов — ретроградами и сексистами за описание подобных ситуаций.

Моя следующая запись была сделана полтора месяца спустя. Так вышло, что я приобрела саундтрек к "Красавице и чудовищу" (мне понравилось название), и заметила там похожий шаблон. Белль была, конечно же, заключена чудовищем в его замке. Если бы она разозлила его, то у него явно была возможность сделать с ней все что угодно, и ее пугало такое положение дел.

Что он не мог сделать, так это своими действиями превысить порог ее возможностей к прощению, и при этом не навредить самому себе.

"Красавица и Чудовище" отличалась от других подобных историй. В ней был заданный в явном виде результат, который был нужен Чудовищу, и которого он мог добиться, только влюбив в себя Белль. В любовных романах такое тоже присутствовало, однако прописано было настолько тонко, что я не сразу и заметила. В сказке (пересказанной Диснеем с участием, конечно же, поющих чайников) любовь была предпосылкой для превращения Чудовища в принца. В дамских романах любовь была целью сама по себе.

Что было у Белль и других героинь подобных романов? Абсолютная власть над тем, смогут получить их ненаглядные желаемый результат или нет.

У Чудовища был только один путь получить желаемое — да и тот был сомнительным — стать тем, кем его хочет видеть Белль, и делать то, что она хочет. Он нуждался в ней; она всего лишь была под его властью. Даже если бы не было ограничения по времени, если бы он мог удержать ее в своем замке навсегда, с постоянным рычанием и разрушениями всего вокруг он бы ничего не добился. Он не мог победить, заставляя ее говорить определенные слова или выполнять определенные действия; ему нужно было выиграть, побудив ее чувствовать определенным образом.

В любовных романах, где конечной целью книги была парочка, изображенная на обложке, которая в конце концов будет вместе, данный шаблон должен был соответствовать определенному условию. Например, там у героини не могло быть никакой не личной причины отказать своему ухажеру. Его личность легко поддавалась воздействию — она могла попросить все, что хотела, поскольку у нее на руках были все карты — но, если бы ему случилось быть бедным или уродливым, или неприемлемым в любом другом отношении, книга: а) рассказала бы историю, не отвечающую основным пожеланиям целевой аудитории; б) казалась бы менее правдоподобной.

Это было весьма странное чувство — оказаться внутри любовного романа.

Поскольку, если я не очень ошибалась, у меня теперь был вампир, который имел только один шанс на любовь, и ею по непонятной причине оказалась я; который знал, что он мог получить желаемое, только если я буду счастлива; и который определенно не был беден, уродлив или неприемлем в каком-нибудь другом отношении.

* * *

Анжела закончила свое эссе и попросила отвезти ее домой. Я закрыла ноутбук и отвезла ее, умудрившись не врезаться ни в одно дерево, несмотря на то, что мой разум пребывал в полнейшем хаосе. Я думала, что понимаю ситуацию; проблема была в том, что я не знала, чего я хочу извлечь из нее, и мне это не нравилось.

Обратно я ехала в одиночку, хмуро следя за дорогой.

Когда я подъехала к дому, Чарли уже вернулся с работы. Я пулей влетела в дом, поставила кастрюлю с водой на огонь и приготовила спагетти; на что-то более сложное у меня сегодня не хватило бы сил. В морозилке лежали фрикадельки, а в кладовой еще были банки с соусом. Я достала их и смешала соус с пастой, принесла Чарли его тарелку в гостиную, а сама устроилась за кухонным столом.

Спустя ровно минуту после того, как я закончила есть, в дверь позвонили.

— Я открою, — крикнула я Чарли и пошла к двери, предполагая, что за ней окажется кто-нибудь из вампиров. Я была права. За дверью стояла Элис.

— Твое будущее расплывается в тумане, — сказала она обвиняющим тоном, но достаточно тихо, чтобы Чарли не мог услышать ее за шумом телевизора. — Из-за этого у меня жутко болит голова. Можно войти?

— Проходи, — ответила я, отступая в сторону. Они что, не собираются даже позволить мне получше обдумать все в одиночестве? Я так поняла, что именно из-за моих размышлений Элис сказала, что мое будущее "расплывается". Мои планы прямо сейчас состояли в том, чтобы все хорошенько обдумать и прийти к решению. Скорее всего, именно это затуманило ее видения.

Я пригласила Элис в свою комнату и уселась на кровать. Она заняла рабочий стул, развернула его ко мне и оперлась локтями на колени.

— Эдвард с ума сходит, — прямо сказала она.

— Знаешь ли, — ответила я, — до вчерашнего дня я и не подозревала, что он знает о твоем рассказе о его "чувствах" ко мне.

Элис поморщилась.

— До вчерашнего дня он и сам не знал. Обычно мне достаточно хорошо удается скрывать от него те мысли, которые ему не следует слышать, но вчера я не сумела этого сделать.

— Мне нужно время, чтобы все обдумать и принять нужные решения, — выразила я свое недовольство. — Я не люблю делать поспешные выводы относительно важных вещей. Мне нужно понять, чего я хочу и убедиться, что меня устраивают причины моих желаний, после чего выбрать наилучший путь для достижения целей. Причем я предпочитаю все это делать, записывая ход своих мыслей. Однако мне не нравится много записывать, когда рядом кто-то есть, так что мне приходится ждать, пока я останусь одна или с кем-то, кто не знает, что именно я пишу, и не будет интересоваться моими записями. Всю субботу я собиралась посвятить этому занятию. Вы что, подождать не могли?

— Эдвард не смог. Он умолял меня поговорить с тобой, — ответила Элис. — Умолял. Белла, я думаю, что он дал бы тебе время, сколько угодно времени, скорее всего он сказал бы нам оставить тебя в покое и даже не подходить близко, но — ох, видела бы ты его в тот день, когда сменила партнера по лабораторной! — воскликнула она. — Он был почти в панике. Думал, что может уехать на неделю, а когда вернется, то найдет тебя на том же месте, что ты подождешь, пока он в себе разберется. Но ты не стала ждать. Он вернулся в школу, обнаружил, что ты пытаешься отдалиться от него, и не выдержал — ты умная, я знаю, что ты все и так поняла, я видела, как ты писала об этом, — она махнула рукой.

С сильным шоком я осознала, что способность Элис с этической точки зрения была ничуть не деликатнее, чем у Джаспера или Эдварда.

— Элис... — с жаром начала я.

Она помотала головой, из-за чего ее волосы оказались в совершенном беспорядке.

— Нет. Извини, что перебиваю, но нет. Позже. Позже мы об этом поговорим. Обещаю. Но сейчас мы должны поговорить об Эдварде. Ты обо всем догадалась, ты очень умная, можешь собой гордиться — только прошу, не убегай туда, где тебя никто не сможет найти только из-за того, что попала в затруднительное положение.

— Мне вообще будет позволено вставить слово, или ты здесь исключительно ради душевного спокойствия Эдварда? — возмущенно воскликнула я.

— Я просто хочу придерживаться темы разговора. Можешь говорить, — обиженно ответила Элис.

— Что, по вашему — твоему, Эдварда или кого-то еще — мнению, я должна делать? — поинтересовалась я, беспомощно разводя руками. — Он правда думает, что это ускорит дело — не дать мне даже одной субботы на раздумья?

— Нет. Я даже не думаю, что он знает, чего хочет от нашего разговора. Похоже, он надеется, что я подберу волшебные слова, которые волшебным образом заставят тебя принять волшебное решение, что ты в него волшебно влюблена. Джаспер сегодня выбился из сил, пытаясь отрегулировать настроение Эдварда, когда ты не села с нами за обедом, это было ужасно, — Элис с отвращением покачала головой. — Я ему говорила, я же ему говорила, что не следует спешить.

Я сделала очень глубокий вдох.

— На что это похоже? — задала я вопрос. Что интересно, вместо ожидаемого раздражения голос прозвучал мягко и серьезно.

— Не думаю, что моя история может служить типичным примером, — нахмурилась Элис. — Я была вампиром уже 28 лет, когда в моих видениях появился Джаспер. Я просто знала, как это будет. Я ждала его в закусочной, а когда он появился, я подошла прямо к нему и сказала: "Ты заставил меня ждать очень долго", а он склонил голову, как и полагается воспитанному на юге джентльмену, и ответил: "Простите меня, мэ-эм." Потом я протянула ему руку, он взялся за нее, и мы почувствовали… что все встало на свои места. У Эмметта история получше, — продолжила она. — Хотя, думаю, он бы хотел сам ее рассказать.

— Тогда, — продолжила я, — права ли я в том, что не имеет значения, человек я или вампир — это все равно работает одинаково?

— По крайней мере, с Эдвардом все точно так же, — ответила Элис. — Но ты во всех отношениях еще человек, — она сделала паузу. — Знаешь, если ты пройдешь обращение, то на тебя это тоже подействует. Было бы весьма удобно, — умоляюще произнесла она.

— Если я пройду обращение? Я думала, что ты в этом не сомневаешься?

— Ты уже почти поняла, что, как только пройдешь обращение, твоя любовь к партнеру будет не меньше, — проворчала Элис. — При этом ты не стала бы принимать окончательное решение, пока не смогла бы получше узнать Эдварда. Это означает, что в будущем может произойти все что угодно, насколько я могу видеть.

— Однако обращению, как я поняла, сопутствует период адаптации. Скорее всего, я не могу пройти через все это, к примеру, за одну ночь перед школой, — с легкой иронией сказала я. — Я думала, что, возможно, летом… при этом я могла бы сказать Чарли, что еду в тур по Европе или что-то типа того, пока буду работать над самоконтролем.

— Вообще-то, период адаптации обычно длится дольше трех месяцев, — сказала Элис. — Но когда я отчетливо видела тебя вампиром, у тебя были глаза новообращенной, однако было несколько образов, где ты находилась рядом с людьми. Карлайл считает, что ты сможешь адаптироваться быстрее, потому что будешь заранее подготовлена к обращению. Никто из нас не был к нему готов. Так что твоя идея может сработать — но тебе нужен еще запасной вариант — например, что тебя внезапно приняли в какой-то далекий престижный колледж.

— Но после обращения я буду чувствовать к Эдварду примерно то же, что и он сейчас по отношению ко мне? — спросила я.

— Верно, — ответила она, — в том смысле, что если до этого у тебя не будет к нему чувств — после обращения они точно появятся.

Я подтянула колени к груди и положила на них подбородок.

— Не знаю, что и думать об этом.

— А я знаю, — вздохнула Элис. — И это доставляет мне немалую головную боль.

— Извини, — пробормотала я. Мне нравилась Элис, и я не хотела доставлять ей неприятности, однако я не видела способа обдумать все быстрее.

— Я видела тебя и Эдварда вместе после твоего обращения, — ласково проворковала Элис. — Ты выглядела такой счастливой. Я видела, как Джаспер постоянно следует за тобой, впитывая твои эмоции — ему нравится быть возле счастливых людей.

Я опустила голову и уткнулась носом в колени, спрятав лицо.

— Я едва знаю Эдварда, — прошептала я.

— Он не собирается подталкивать тебя к обращению, — удивила меня Элис. — Он все еще считает, что для тебя лучше остаться человеком. Пусть даже вы и не будете предназначены друг для друга. Он просто хочет… чтобы ты была рядом. Знаешь, я думаю, что он даже согласиться, если ты решишь быть просто его другом — лишь бы ты позволила ему быть с тобой. Он не может находиться далеко от тебя продолжительное время, это выводит его из себя, — она поморщила нос. — Я имею в виду… учитывая, что он хочет, чтобы ты осталась человеком, и что ты для него очень, очень хрупкая, то на его взгляд лучшим сценарием будет стать для тебя просто другом, хотя бы на взгляд постороннего человека.

Верно. Парень из стали и девушка из бумажных салфеток.

— Все еще не видишь меня мертвой? — решила уточнить я. — Я имею в виду, не по естественным причинам?

— Все еще не вижу, — подтвердила она. — Человеком или вампиром — но ты находишься рядом с нами во всех моих видениях.

Я обдумала это. От меня требовалось не так уж много. Я не настолько злилась на Эдварда, чтобы заставлять его от боли лезть на стену, когда лекарство было у меня в руках.

— Я буду его другом, — сказала я, — по крайней мере, пока. И я еще подумаю над этим.

Элис кивнула.

— Я дам ему знать, — она поднялась и выскользнула из моей комнаты, отправившись домой.

* * *

В субботу пришел Эдвард.

Он появился почти сразу после того, как мы закончили завтракать блинчиками с черникой. Дверь открыл Чарли, и, похоже, он был приятно удивлен, обнаружив за ней Эдварда. Он пригласил вампира в дом, даже не спросив меня, хотя Эдвард и сказал, что пришел ко мне (по его словам, "учить биологию").

— Жаль, что ты не успел на завтрак, — заметил Чарли, когда Эдвард зашел в дом. Скорее всего, Эдвард находился неподалеку, слушая мысли Чарли, пока завтрак не закончился. Или же прятался где-то далеко отсюда, однако таким образом, чтобы в окно при помощи вампирского сверхзрения видеть, что происходит в доме.

— Я уже завтракал сегодня, — мягко ответил Эдвард. Его глаза были все еще золотого цвета, так что, скорее всего, он говорил правду.

— Белла, какое помещение у вас в доме лучше всего подходит для учебы? — он поднял рюкзак и вопросительно наклонил голову.

— Моя комната, — коротко ответила я, показав на лестницу.

— Белла, я собираюсь на рыбалку, — крикнул мне Чарли, когда я поднималась по лестнице. — Буду поздно.

— Ладно, — отозвалась я.

Я села на кровать, Эдвард, как и Элис до него, занял мой стул.

— Почему-то я не думаю, что ты действительно пришел учить биологию, — сказала я.

— Ты права, — усмехнулся он. Я не была уверена, заметил ли он, что я в плохом настроении, и пытается меня развеселить, или это ускользнуло от его взгляда.

— Да, так бывает, — в любом случае у меня были вопросы, и я могла их задать, раз уж Эдвард был в пределах досягаемости.

— Итак... хочешь рассказать мне о том, как ты стал вампиром?

— Как скажешь, — согласился он, однако прозвучало это так, словно ему не хотелось рассказывать. — Это случилось в 1918 году. Мне было семнадцать, и я умирал от испанки. Мои родители уже умерли, так что никто не заметил, как Карлайл обратил меня — сочли еще одной жертвой болезни. Я был первым, кто вошел в его семью... — как я и предположила, глядя на фотографии. — Но вскоре появилась Эсме. Она… упала со скалы.

Я нахмурилась.

— Так он спас твою жизнь. Но не обязательно для обращения быть смертельно больным или раненым, так?

Конечно, это было бы очевидным посылом для обращения кого-либо — ясно, что так можно спасти безнадежно больного. Но если это необходимое условие для обращения...

Эдвард покачал головой.

— Это просто метод, которому следует Карлайл. Он не обращал никого, кто еще мог бы жить своей смертной жизнью. Но на самом деле это никак не влияет на процесс обращения.

— Так с Розали и Эмметтом было что-то похожее? Они умирали?

— Да, — ответил Эдвард с удивленным видом, — Я знаю, Элис сказала тебе, что она не знает, какой была ее человеческая жизнь, и предполагаю, что если бы ее обратил Карлайл, то он бы рассказал ей о том, откуда она появилась. Однако как ты узнала, что Джаспера тоже обратил не Карлайл?

— Просто догадка, — сказала я. — По портретам на втором этаже вашего дома можно понять, что Джаспер и Элис появились вместе, так? Если бы Карлайл обратил Джаспера, но не Элис, то было бы слишком невероятным совпадением, что ее обращение совпало с его по времени, чтобы они могли уже быть вместе на картине. К тому же было бы необычно для него появиться в месте, полном людей, где он ее и встретил, будь он к этому моменту все еще новорожденным.

Эдвард кивнул:

— Проницательно.

— Спасибо.

* * *

Я услышала, как хлопнула дверь машины Чарли, и повернулась, чтобы посмотреть в окно. Он выехал на дорогу и скрылся из виду — скорее всего, поехал за своими друзьями по рыбалке, чтобы забрать их и уже вместе поехать ловить наш ужин.

— Моя очередь, — весело произнес Эдвард, что заставило меня повернуться обратно к нему.

— Твоя очередь? — недоуменно спросила я.

— На историю, — с легкой улыбкой ответил он. — Почему бы тебе не рассказать, почему ты приехала сюда?

Эта просьба ненадолго выбила меня из колеи. История была на самом деле не особо интересная.

— Мама вышла замуж во второй раз, — начала я. Эдвард, к его чести, не стал прерывать меня предположениями о том, что я не смогла поладить с Филом. На случай, если он и правда так думал, я продолжила, — Фил хороший, но он — профессиональный игрок в бейсбол, и ему приходится много времени проводить в разъездах. Рене не смогла бы ездить с ним, если бы ей пришлось сидеть большую часть времени дома со мной, что сделало бы ее несчастной, так что я решила переехать сюда и пожить с Чарли.

— Ты очень заботишься о ней, — прошептал он.

— Она моя мать, — ответила я.

— Расскажи мне о ней, — попросил он.

— Она похожа на меня, но волосы у нее короче… — начала я.

Дальше никто из нас уже не упоминал про то, чья очередь рассказывать — разговор сам органично продолжился. Эдварда интересовали малейшие подробности, которые касались меня (он хотел знать, почему я решила заниматься йогой, а не обычной гимнастикой; какие классы я посещала в Фениксе; он расспрашивал меня о других моих родственниках; он хотел запомнить мой любимый цвет; ему было интересно, какие фильмы я люблю смотреть).

Я узнала не так много об Эдварде, как он обо мне — в основном потому, что ему было больше сотни лет. В отличие от Элис, он помнил свое рождение — хотя скорее всего они были одногодками, пусть ее и обратили на два года позже — и он помнил свою жизнь человеком. Это добавило мне материала, и, как только он понял интересующее меня направление разговора, он продолжил — не было необходимости останавливаться на мелких деталях типа любимого цвета, теперь он знал, о чем говорить. Из своего обширного прошлого он выбирал лучшие истории о путешествиях по миру, и как он изучал все подряд, от управления самолетом до иностранных языков. Поначалу он колебался, словно оценивал, стоит ли рассказывать некоторые свои воспоминания, однако я старалась выказать неподдельный интерес к его рассказу (мне и в самом деле было очень интересно). Он все еще задавал мне вопросы о том, что ему было любопытно, когда это было уместно — например, он спрашивал о моих любимых цветах, когда упоминал в рассказе ботанический сад, ну и типа того — однако в общем говорил больше он, а не я.

Я должна была раньше сообразить, что с Эдвардом может быть очень интересно.

Он не только повидал и делал много удивительнейших вещей — но и был превосходнейшим рассказчиком. Похоже, что его способность понимать людей, присущая ему до обращения, не была полностью заменена чтением мыслей и не атрофировалась от безделья, он быстро распознал, какие моменты из его рассказа держат меня в напряжении, а какие оставляют равнодушной, подстраиваясь соответственно. К тому времени, когда мой желудок заурчал от голода, напоминая, что уже время обедать, а не слушать, как вампиры без водолазного снаряжения могут плавать возле Большого Барьерного Рифа, Эдвард понял, как надо рассказывать, чтобы я ловила каждое его слово. При этом его красивый голос не играл особой роли — я была уверена, что точно так же не смогла бы оторваться от повествования, если бы читала его истории, присланные по электронной почте.

— Ты голодна, — сказал он, прервавшись посреди рассказа о том, как однажды за ними увязался маленький осьминог.

— Немного. Сейчас схожу вниз и перекушу салатом с морковкой; уверена, что Чарли наловит больше рыбы, чем мы сможем съесть, так что будет неплохо, если я нагуляю аппетит к ужину.

Эдвард позволил мне закончить предложение, хотя после упоминания салата его вид говорил, что он уже хочет что-то сказать.

— Ты могла бы позволить мне пригласить тебя на обед, — тихо сказал он.

— Не думаешь, что покажется странным, что в ресторан мы придем вдвоем, а есть будет только один из нас? — спросила я. Вопрос финансов я не стала поднимать. (Это было бы нелепо и, скорее всего, оскорбительно. Если они еще не подумали о том, чтобы послать Элис с парой тысяч долларов на Уолл-стрит, то их стоило бы сжечь за глупость: они должны были быть намного богаче, чем выглядели. Кроме того, Эдвард был из 1901 года, так что мне незачем было бравировать перед ним современными правами и обязанностями женщин, которые лично мне не очень-то подходили.) Я не стала возражать и против того, что это приглашение было подозрительно похоже на свидание. Я согласилась быть его другом, а друзья иногда обедают вместе; к тому же пять часов непрерывного разговора без малейшей неловкости очень сильно подтолкнули меня к плану "ладно, стоит дать ему шанс".

— Недостаточно странным, чтобы вызвать проблемы, — заверил он меня. — Если ты волнуешься об этом, мы можем заказать две порции, и ты съешь половину от каждой, а остальное заберешь домой. Я всегда могу съесть кусок или пару, если официант что-то заподозрит, но это маловероятно. Чтобы привлечь серьезное внимание, нужно вести себя гораздо более странно.

Это был хороший план. Мой желудок опять напомнил о себе.

— Я не знаю поблизости хороших ресторанов.

— Что из еды предпочитаешь? — спросил Эдвард. Ах да, верно. Совершенная память. И ему не нужно пробовать еду, чтобы знать, что выбрать. Ему можно просто послушать мнения людей, сказанные вслух либо мысленно.

— Я ем все, — ответила я, — но прямо сейчас я бы предпочла итальянскую кухню.

— В Форксе нет ничего стоящего, — сказал Эдвард, — однако есть отличное местечко в Порт Анжелесе.

— Туда час добираться, — заметила я.

— Нет, если пустишь меня за руль, — сказал Эдвард, — причем за руль машины, которая быстрее твоего пикапа.

Я скрипнула зубами.

— Дай подумать, — ответила я.

Он кивнул и замер, глядя на меня; я закрыла глаза.

По каким причинам я предпочитаю медленную езду и применимы ли они сейчас?

Так, неприятности с Чарли. Играет ли это для меня роль? В общем-то, я доверяла суждениям Чарли… Он был уравновешенным и не склонным к безрассудству, что казалось хорошими качествами. "Не гонять" было выражением его второго качества. Однако физически и по закону гонять было опасно — когда за рулем человек. Человек, который не может физически распознать агрессивных водителей и не обладает рефлексами, выходящими за пределы нормы. Чарли неизвестны возможности Эдварда, и я не знаю, как это знание изменило бы его суждение. Это все еще было незаконно. Однако основанием для закона о превышении скорости была опасность этого деяния. Но если за рулем вампир... то это не так уж опасно, к тому же маловероятно, что у нас будут неприятности с законом, если учесть его способность читать мысли. Однако…

— Что если, — сформулировала я вопрос, — несмотря ни на что, мы все же попадем в аварию?

— Разорву крышу машины, схвачу тебя и выпрыгну. После аварии постараюсь раздолбать машину так, чтобы никто не заметил необычных повреждений, — сразу же ответил он. — И на самом деле для тебя будет безопасней не пристегиваться. Я могу разорвать ремень безопасности, однако это займет лишнее время.

Люди, которые не пристегивают ремень безопасности, чтобы "их выбросило без проблем" — идиоты. Однако замысел Эдварда казался вполне осуществимым. Любые другие участники аварии вряд ли сумеют в суматохе заметить что-то необычное в том, как мы выбрались из машины.

Самая веская причина отказать Эдварду садиться за руль была неприменима. Соответственно, если я хотела сказать "нет", то мне нужны были другие причины, а их у меня не было.

— Отлично, тогда пообедаем в Порт Анжелесе, — согласилась я.

— Серьезно?— спросил Эдвард.

— Серьезно. Ты хочешь сбегать домой и взять машину побыстрее? — задала я вопрос.

— Можно и так, — медленно ответил он. Я заметила его недовольство, и он ответил на мой невысказанный вопрос. — Или мы можем добежать туда вместе, и тогда тебе не нужно будет ждать, пока я приеду, чтобы забрать тебя.

— Ладно, — согласилась я. Этот транспортный вопрос, к моему удовлетворению, уже был закрыт. — Если тебе будет нужно, задержи дыхание.

Я поднялась и пошла к выходу, слыша его тихие шаги за моей спиной.

Как только мы вышли, и я заперла за собой дверь, Эдвард вопросительно посмотрел на меня — видимо, чтобы убедиться, что я готова — и я кивнула. Он очень осторожно взял меня на руки, так же как это делала Эсме.

— Удобно? — спросил он.

— Все в порядке, — выдохнула я. Не то чтобы мне было неудобно, однако я не подумала, как могу отреагировать на то, что Эдвард возьмет меня на руки. Возможно, он не решился предложить нести меня во вторник и попросил Эсме, поскольку пытался следовать совету Элис не торопить события...

А потом он рванул с места и все слилось в цветные полосы, мелькающие перед глазами.

* * *

С Эсме у нас была легкая прогулка. Эдвард бежал по-настоящему.

Я прижалась лицом к груди Эдварда и сложила руки поближе к телу, чтобы снизить площадь тела, пронизываемого встречным влажным ветром. Мне не верилось, что он бежит изо всех сил, я видела, как он практически телепортировался через все поле, и не думаю, что было бы безопасно для меня, если бы он передвигался так же быстро. Однако все равно его скорость сейчас была очень и очень высокой.

Странным образом было приятно, что меня надежно держат на такой высокой скорости. Я предположила, что это происходит из-за возбуждения участка мозга, доставшегося нам еще от рептилии, которая нуждалась в защите, и чтобы эта защита надежно действовала даже в экстремальных условиях. Эта часть мозга не обладала достаточной сложностью для осознания, что возможный защитник и был причиной возникновения экстремальных обстоятельств. Она просто отмечала, что я передвигаюсь аномально быстро, и что существо, которое может ей нравиться и по другим причинам, держит меня аккуратно и крепко, защищая от опасностей передвижения на такой скорости.

И от этого возникало такое хорошее, теплое ощущение, которое вполне компенсировало неприятный встречный ветер.

Спустя всего лишь несколько минут мы были возле дома Калленов — ну или в лесу поблизости. Белый флигель, окрашенный в те же тона, что и сам дом, располагался среди деревьев. К нему вела гладкая грунтовая дорога, протянувшаяся от шоссе. Я решила, что там может поместиться с десяток машин — у флигеля было трое ворот, каждые из которых были рассчитаны на две машины, причем здание было достаточно большим, чтобы на его обратной стороне могли быть такие же ворота. Эдвард поставил меня на ноги и позволил подержаться за его руку, пока я пыталась понять, достаточно ли устойчиво стою на земле. После того, как я убедилась в нормальном функционировании конечностей — к слову сказать, я падаю в четыре-пять раз чаще обычного человека — я отпустила его руку.

Эдвард полез в карман и, похоже, дистанционно открыл ворота. Средние из них поднялись, явив моему взгляду знакомый вольво, на котором Каллены ездили в школу, и другую машину серебристого цвета, логотип на которой представлял собой крылья — вампир мог бы прочитать, что на ней написано с такого расстояния, однако я не могла, к тому же я не разбираюсь в машинах.

— Вольво или вторая? — спросила я Эдварда.

— Вторая, — ответил Эдвард, его явно позабавил мой вопрос. Как только я подошла к машине, он уже был на месте водителя, разблокировав дверь со стороны пассажира, чтобы я могла сесть. Я забралась внутрь, аккуратно закрыв дверь, чтобы не повредить очевидно дорогую машину, и сознательно напомнила себе не пристегивать ремень безопасности. Внутри машина была удобной и красивой.

Большую часть поездки я провела с закрытыми глазами, пальцами приводя в порядок волосы после бега по лесу. Когда Эдвард достиг нужной скорости, и мы были не на поворотах, высокая скорость почти не чувствовалась; но смотреть мне все равно не хотелось. На шоссе он продолжил свой рассказ о коралловом рифе прямо с того места, где остановился.

* * *

Эдвард довез нас до Порт Анжелеса за двадцать минут безо всяких аварий или неприятностей. В дороге я не слышала сирен, что было хорошо (мне не пришло в голову спросить, как он поступает с полицейскими — останавливается по требованию или просто уходит на высокой скорости). Он практически сразу нашел место для парковки, возможно, при помощи телепатии.

В ресторане была создана расслабляющая атмосфера, помещение было оформлено в мягких тонах. Оно было закрыто от солнечного света, который пробивался из-за облаков, и единственным источником освещения были свечи. Я задумалась, в самом ли деле это было место с лучшей итальянской кухней в городе, или просто Эдвард хотел привести меня именно сюда.

После того, как мы уселись за столик в самом дальнем углу, нам принесли меню. Я просмотрела его, пытаясь выбрать два блюда, и решила остановится на пасте примавера и супе с устрицами. Я думала, что вполне смогу справиться с супом и съесть треть пасты, чтобы мы не выглядели странно. Наклонившись к Эдварду, я шепотом сообщила о своем выборе, и он попросил официанта принести блюда в такой манере, будто суп заказывал именно Эдвард.

Нам быстро принесли хлеб и по стакану воды каждому, и я сделала глоток из своего. Потом оглядела ресторан: было не слишком людно.

— Знаю, что вы не любите обычную еду, — шепнула я Эдварду, — а как насчет напитков, например, воды?

Он моргнул.

— Знаешь, никогда даже не задумывался о том, чтобы попробовать, — усмехнулся он. Потом поднял стакан, отпил немного и поставил обратно, задумчиво причмокнув.

— Твое заключение? — спросила я. — Как тебе известно, твой обычный рацион питания на 95% состоит из обычной воды.

— Он теплее воды, — ответил Эдвард немного рассеянно, глядя на стакан. — У нее нет вкуса. На жажду она тоже не влияет. Предполагаю, что было бы полезно, если бы время от времени окружающие видели, как мы пьем воду.

— Так что, — спросила я, — никто из вас никогда не пробовал это сделать?

— Ну, скорее всего кто-нибудь из "нас" когда-нибудь да пробовал, — сказал он, избегая слова "вампир" — он либо заметил, что кто-то подслушивает, либо думал, что нас может подслушивать кто-то, как и я, ментально невосприимчивый. — Не знаю про свою семью, но сомневаюсь.

— Хм, — я подумала, сколько же всего существует, чего они еще просто не пробовали. — Хочешь попробовать бульон из моего супа?

— Нет, суп для тебя, — отказался он. — Если необходимо будет попробовать больше видов жидкости, я могу сделать это, не отнимая у тебя обед.

Я пожала плечами и взяла кусок хлеба, на который намазала масло.

— Расскажи, что случилось после того, как ты обнаружил акулу, — подбодрила его я, пытаясь вернуться к той истории, которую он не закончил, пока мы ехали.

— Ты не думаешь, что я не говорил столько о себе за весь предыдущий год? — с иронией спросил он.

— Мне интересно, — ответила я. — У тебя меньше ограничений и больше времени, чем у… у большинства людей, и у тебя хорошо получается это использовать.

— Ладно, — сказал Эдвард, — тогда почему бы тебе не рассказать, что бы ты хотела сделать, если б не имела всех этих ограничений?

Я надкусила хлеб.

— А почему ты не хочешь, чтобы так было? — тихо спросила я, проглотив кусок.

Он с болью посмотрел на меня.

— Думаю, здесь не место для таких разговоров, — ответил он. — Я… пытаюсь не скрывать ничего, но все же лучше говорить об этом не здесь.

Наверное, он был прав.

— Тогда в машине, — предложила я.

— Договорились, — мягко ответил Эдвард.

Суп был вкусным, с пастой тоже все было в порядке, хотя повар, на мой взгляд, слишком увлекся идеей "аль денте". Когда с обедом было покончено (я по большей части правильно оценила свой аппетит), а оставшаяся еда упакована, Эдвард оплатил счет, и мы вышли из ресторана.

— Отличное местечко, — сказала я.

— Рад, что тебе понравилось, — напряженно произнес он (нервничает насчет будущего разговора о причинах, по которым не хочет видеть меня бессмертной?) и разблокировал двери машины. Я села; он подождал, пока в потоке машин появится место, забрался на водительское сиденье и выехал со стоянки.

— Итак, — начала я.

— Хорошо, — вздохнул он, выезжая на шоссе и быстро набирая скорость. — Не думаю, что ты это поймешь.

— А ты все же попробуй, — проворчала я.

— Прежде всего, — сказал он, — можешь рассказать о своих религиозных взглядах?

Это действительно было не совсем понятно.

— Какое это имеет значение?

— Я начал с этого вопроса, потому что без ответа на него мне будет сложно объяснить свою позицию, — ответил он.

— Я не слишком задумываюсь о религии, — сказала я, — Рене примеряет на себя новые церкви как некоторые люди примеряют обувь в магазине. Но у нее никогда не было привычки тащить меня за собой.

— А что ты скажешь насчет существования бессмертной души? — спросил Эдвард, и у меня появилось подозрение, что я представляю, куда ветер дует.

— Эдвард, если ты собираешься сказать мне, что у меня есть душа, поскольку я человек, а у тебя нет, потому что ты вампир, то это возражение просто нелепое. Что, по-твоему, делают души? Как ты считаешь, какую функциональность ты потерял в 1918? Ты можешь ясно мыслить, так что если души и существуют, то они не за это отвечают. Ты можешь принять решение не убивать всех вокруг тебя, даже если они очень вкусные, так что если ты прав, то и моральные установки не зависят от души. У тебя есть воспоминания, так что это не твоя душа хранила их, если ты ее и вправду потерял. Если ты думаешь, что душа делает людей уязвимыми, медлительными, слабыми и смертными, то твоя теологическая картина мира весьма оригинальна. И если ты прав, и души действительно несут в себе все эти качества, то я не уверена, что кому-нибудь могла бы понадобиться такая душа.

— А что насчет жизни после смерти? — прошептал Эдвард.

— Насчет нее? Предположим, что Бог существует, — уступила я ему. — Существует и ему нравится распределять людей после смерти по их поступкам. Но зачем нужна в этом случае душа? Если по какой-то причине она нужна, то почему бы не выдать тебе новую, раз что-то случилось со старой? Мы говорим о Боге. У него не могут закончиться ресурсы для производства новых душ. Он не может забыть о том, кто ты, только потому что к тебе не прикреплена душа. Или ты не об этом? — предположила я. — Возможно ты имел в виду, что вампиры автоматически попадают в ад, если заиграются со спичками — но подумай об этом всерьез. Ты же не держал у головы Карлайла огнемет, требуя обратить тебя, не так ли?

— Нет, — прошептал Эдвард.

— Верно, ты в этот момент практически умирал, и едва ли мог нести ответственность за то, что с тобой происходило. Теперь предположим, что тебе все равно уготован ад за что-то, чего ты не делал. Тогда, если все работает именно так, то я уже наверняка проклята за распавшийся брак родителей или некошерную пищу, которой меня кормили в младенчестве, или что-то типа такого.

— Однако ты-то не умираешь от гриппа. Твой выбор будет сделан сознательно, — мрачно произнес Эдвард.

— Ты прав. Сознательно. Но я думала, что мы говорим о свойстве, присущем всем вампирам, а не только тем, кто был обращен по своей воле, — парировала я. — Верно? Не изворачивайся со своей теорией, пока мы ее обсуждаем, пожалуйста.

— … хорошо.

— Теперь, когда Карлайл обратил... нет, давай не будем использовать тебя в качестве примера. Когда Карлайл обратил Эсме, она только что упала со скалы и умирала. В этот момент душа у нее еще была, правильно?

Эдвард сделал страшное лицо.

— Ладно, ладно, — сказал он. — Не заморачивайся насчет душ.

Я вздохнула.

— Ты на самом деле больше не веришь, что вследствие обращения в вампира некая важная субстанция, которую называют "душа", исчезает, или тебе просто не хочется думать, что Эсме тоже одна из тех, кто потерял эту "душу"?

Он промолчал. Я тяжело вздохнула еще раз и закрыла глаза, чтобы не видеть деревьев на обочинах, бешено проносящихся мимо автомобиля.

* * *

Эдвард высадил меня у дома.

— Хороших выходных, Белла, — сдержанно произнес он.

Я слишком сильно на него надавила. В результате он молчал всю обратную дорогу из Порт-Анжелеса и не заговорил, даже когда я пыталась расспросить его о той недосказанной истории с акулой. Эдвард уехал и даже не сказал, придет ли он снова, чтобы поболтать со мной, и не пытался запланировать следующую встречу. Я метнулась в дом и бросилась вверх по лестнице в свою комнату.

Я попыталась слегка встряхнуться. Спокойно. Я ничего не испортила настолько, чтобы этого нельзя было исправить. Я в принципе не смогу непоправимо испортить отношения с Эдвардом. Самое худшее, что я могла бы сделать — это умереть от старости ему назло.

Из этого не следовало, что я должна злоупотреблять своим положением. (В частности, для меня было бы глупостью умереть, если не обязательно было это делать.) Но означало, что мне незачем грызть себя за поступки, которые я уже не в силах изменить.

Именно пример Эсме стал камнем преткновения, хотя в любом случае и до него ход разговора Эдварду очевидно не нравился. Скорее всего, для него это была больная тема. Я предположила, что если бы я считала душу очень важной, а у меня ее не было, то я, скорее всего, вообще не хотела бы говорить о ней. Он поднял вопрос только потому, что отчасти из-за него ему бы хотелось, чтобы я осталась человеком.

Я задумалась, верят ли другие вампиры в существование души, так же как Эдвард. Я записала, что должна спросить их об этом. Также в блокноте появилась запись о том, что Элис обещала мне "позже" поговорить об ее силе.

Когда я все записала, то почувствовала себя странно… опустошенной. Я с нетерпением ждала отличной, ничем не заполненной субботы, чтобы хорошо поразмыслить. Однако меня поторопили и заставили принять решение, которое я как раз и хотела обдумать: появилась Элис и загнала меня в угол, вынудив согласиться на дружбу с Эдвардом. (И все так запуталось, что сначала я несколько часов с открытым ртом слушала его захватывающие истории, а потом согласилась пойти с ним пообедать в уютном итальянском ресторанчике в Порт-Анжелесе, на его деньги. Неудивительно, что Элис сочла мою уступку удовлетворительной.) Все, что мне оставалось делать — это задавать больше вопросов, а не обрабатывать уже накопленную информацию. И я оставила эти мысли и приступила к своей домашней работе.

Ладно, я не полностью отвлеклась от процесса обдумывания текущего положения. Мне нужен был по меньшей мере час, чтобы поразмыслить о том, как изменились мои чувства к Эдварду.

Но я не очень-то хотела записывать такое в блокнот, пока не разберусь со способностью Элис в ее видениях читать мои записи. Могла ли она прочесть мои заметки, если я буду печатать их, спрятав экран, клавиатуру и руки под одеялом? Правописание при этом пострадает, однако не критично. Ее видения основаны на визуальном восприятии, так что моя идея могла бы сработать — если только она не может выбирать точку обзора в своих видениях, например, поместив ее между моим лицом и монитором компьютера — но это требовало эксперимента. Настоящего эксперимента, в котором я не знаю конечный результат.

Я это записала. (Если Элис это увидела и свободна во второй половине дня, то, возможно, она появится и мы сразу проведем эксперимент.)

Я попыталась проанализировать проблему в своей голове, не используя блокнот. Это было трудно — я продолжала не верить заключениям, которые делала, и мне нужно было отслеживать и заново устанавливать их. Впервые оказавшись в Форксе, я думала, что моя независимость от блокнотов доведена до совершенства, но на самом деле она была не настолько хороша для работы с серьезными проблемами. Без внешней поддержки мой мозг мог решать только небольшие задачи. Однако, если оглянуться назад, мне потребовалось три страницы, чтобы принять решение об отъезде из Форкса. Я нахмурилась. Это и правда проблема.

"Отучить себя от зависимости к блокнотам", записала я в свой список нужных умений. Я зачеркнула мысль о том, нужно ли смотреть на привлекательных людей: уверена, что им на это наплевать. Остаток дня я провела, стараясь воспринимать дождь в позитивном ключе.

"Облака", думала я, "помогут мне с конспирацией, когда я буду вампиром".

* * *

В воскресенье я не встретила ни одного вампира.

Мне было одиноко (Чарли пришлось выйти на работу), так что я позвонила и уговорила Анжелу, Джессику и даже Лорен пойти вместе в кино. В Форксе не было кинотеатров, так что мы все сели в машину матери Джессики и поехали в Порт-Анжелес. В кинотеатре, который мы нашли, показывали "Призрак Оперы", на просмотр которого нас уговорила Джессика.

Лорен жаловалась на наш выбор фильма, говоря, что все мюзиклы "невероятно тупые", однако все же пошла с нами, а не взяла билет на другой фильм. Когда мы вышли, она была очарована Джерардом Батлером, обсуждая с Джессикой основные моменты фильма. Я пренебрежительно сказала ей, что он похож на более взрослую версию Эрика. Это была наглая ложь (они были похожи только цветом волос, и ничем более), однако показавшаяся мне подходящей, чтобы заставить ее подумать об Эрике и не дать повода предположить, что он нравится мне самой. Но по ее виду я не могла сказать, сработало ли это.

Мы пообедали, побродили по городу, посетили несколько магазинов, чтобы полюбоваться на модную одежду и чтобы наша прогулка не была совсем бесцельной. Анжела купила свитер, а Джессика поддалась искушению взять пару сапог на высоких каблуках. Я задумывалась, не взять ли шерстяную красную кофту, но в конце концов отказалась от этой мысли. Лорен перемеряла все, что попалось ей на глаза, но так ничего и не купила.

Исчерпав свои силы к пяти вечера, мы решили вернуться в Форкс, вместо того, чтобы ужинать в Порт-Анжелесе. Дома я пожарила рыбу — благодаря субботней поездке Чарли наш холодильник был забит ею доверху — и испекла пару кексов просто для того, чтобы чем-то заняться. Если бы я была вампиром, мне не нужны были бы кексы, чтобы занять себя. Если бы я была вампиром, то могла бы просто добежать до Порт-Анжелеса, по пути делая разминку и при этом не опасаясь подвернуть ногу, купила бы кофту и прибежала обратно. Будь я вампиром, то могла бы обдумать все, что хотела, в своей голове, где мысли хранились бы надежно с учетом совершенной памяти вампиров, и не пришлось бы использовать блокноты. Будь я вампиром, я могла бы просто стать такой же как Эдвард, и быть вместе с Эдвардом, и не было бы необходимости столько над этим размышлять.

Я нахмурилась, доставая кексы из духовки, и сразу выложила один из них на свою тарелку, чтобы он побыстрее остыл. Желание "не задумываться" было неправильным. Я поймала себя на том, что пытаюсь изменить предыдущую мысль и пробормотала про себя: "Я не хочу думать о том, нужен ли мне Эдвард, и не знаю, почему", — слишком тихо для Чарли и слишком неразборчиво для Элис, которая, возможно, могла читать по губам. Не так хорошо, как работа с блокнотом, но это действие переместило идею из моих смутных воспоминаний о собственных мыслях в более надежную слуховую память.

Я медленно ела свой кексик и думала. Решение насчет Эдварда, похоже, было единственным наиболее значимым решением в моей жизни. Я считала решение переехать из Аризоны, чтобы Рене была счастлива, значительным, однако смена места жительства не шла ни в какое сравнение со сменой своего биологического вида и приобретением спутника на всю жизнь. Мне было семнадцать. Рене постоянно говорила, что она вышла замуж слишком рано, причем ей было двадцать, когда я родилась — почти сразу после свадьбы. (Я чуть не родилась в медовый месяц. Рене приложила все усилия, чтобы заверить меня в том, что она не сожалеет о моем рождении, однако я почему-то удивительно легко пришла к выводу, что будь мои родители умнее, то я могла бы и не появиться на свет.) Она прочно убедила меня, что замужество — это такое дело, о котором зрелые и умные люди думают серьезно, куда не стоит бросаться очертя голову, что-то, о чем мне не стоило думать по крайней мере до тридцати лет.

Эдвард не дарил мне никаких украшений, не говоря уже об обручальном кольце, однако из сказанного Элис, следует, что мое грядущее обращение привяжет меня к нему куда более серьезно, нежели замужество. Опрометчивые действия Рене только дали ей дочь и потребовали провести немного времени с адвокатом по разводам, ну и, возможно, заставили поволноваться — всего-то.

Эдвард уже привязался ко мне, однако у меня еще пока был выбор. Если бы я привязалась сама, а это оказалось бы плохой идеей, я бы никогда не смогла отменить свое решение — этого, по словам Эдварда, не мог сделать ни один вампир, который был в паре.

Я рассмотрела возможность того, что он лгал насчет своих знаний о вампирских парах. (К этому моменту я уже прикончила кекс и тихо бормотала себе под нос в относительной приватности своей комнаты. В качестве дополнительной меры предосторожности я уткнулась лицом в подушку.) Чтобы последовать совету Элис — не лгать мне — в других ситуациях он был готов даже влипнуть в некоторые неприятности. И не похоже, чтобы у него была причина верить, что мне больше понравится перспектива вечной нерушимой связи, чем сильной, волшебным образом возникающей любви. Для вранья у него не было мотива. Тогда, скорее всего, это не ложь.

Я задумалась над тем, какой механизм может отвечать за такую связь вампиров. Эдвард был вполне способен спорить со мной и уехать, когда я сказала нечто для него неприятное. То есть физически он был способен оставить меня. Его эмоции по отношению ко мне не ограничивались только позитивными. Я начала размышлять над его возможными действиями, если бы я сказала ему, что не хочу его больше никогда видеть, и что он должен уйти. Я не хотела проводить такой эксперимент — нужно же знать меру — однако было бы полезно обладать этой информацией. Что произойдет, если вампиры попытаются порвать друг с другом?

Я иду не по тому пути, решила я. Этот эффект, возможно, больше связан с процессом отбора. Эдвард был вампиром уже достаточно долго, и поиски меня заняли у него немало времени. Если бы вампиру во всем мире нужно было бы найти Единственную Родственную Душу из множества людей, тогда вокруг меня крутилось слишком много вампирских пар. Должно было существовать определенное количество возможных партнеров, при встрече с одним из которых происходит привязка, и все остальные перестают рассматриваться.

Я не знаю, встретило ли большинство вампиров своих избранников после обращения, наподобие Элис и Джаспера, или когда один из них был еще человеком, как у Карлайла с Эсме. Если первое, то фактор, который сужал выборку потенциальных кандидатов, вероятно, имел отношение к тому, уместно ли данному человеку стать вампиром или нет. Это подтверждал мой случай — у меня была защита от телепатии (огромное спасибо той случайности, которая подарила мне это качество), а людей с многообещающими талантами в основном и принято было обращать. Если же второе… тогда я могла только представить множество вампиров, которые питались людьми и не тратили время, чтобы представиться им перед трапезой, и которые собирались бродить в одиночестве вечно, однако дело было не в этом.

Если верно было второе, и не в каждом ковене была своя Элис, чтобы проинструктировать людей и гарантировать их обращение в будущем, тогда я могла представить, что множество людей было выбрано для обращения против их воли. Большинство вампиров не задумываются, когда убивают людей направо и налево; вряд ли бы они стали мириться со своенравным поведением человеческого компаньона, когда достаточно одного укуса, чтобы его прекратить.

Но для них трудно остановиться, когда они охотятся. Возможно, обращение вместо убийства — это тоже трудно. Карлайл обратил Эдварда, Эсме, Розали и Эмметта. Но у него редкий, особенный талант — выдерживать зов крови.

И предполагалось, что существует множество других женатых вампиров, а не только Каллены.

Так что наиболее вероятным было, что пары вампиров обычно образуются уже когда оба партнера — вампиры, и у них сразу же возникают одинаковые чувства друг к другу.

Черт побери. У меня нет готовых примеров, за которые можно было бы зацепиться. Если только у Розали и Эмметта — о которых я знала совсем мало — не будет истории, которая больше подойдет к текущей ситуации.

И я снова вернулась к необходимости задавать вопросы вместо обработки уже существующей информации.

* * *

В понедельник за обедом я снова сидела за столом вместе с вампирами. Подходя к столовой, я не была уверена, хотят ли они, чтобы я села с ними, однако мимо проскользнула Элис, прошептав, что я могу присоединиться, так что я набрала себе еды и заняла пустой стул за их столом. Все они взяли по бутылке воды; Джаспер постоянно отпивал из своей — это выглядело как проявление нервозности, в то время как остальные из своих бутылок всего лишь делали по глотку, время от времени.

Когда я села, в разговоре преобладали рассуждения Розали о том, как ее раздражают фотографии в ее нынешних паспорте и водительских правах, и что она планирует пойти учиться в колледж на фотографа, чтобы самой сделать хорошие снимки. (я предположила, что она опустила фразу "в этот раз" только потому, что мы были в комнате, полной людей, и что она полагалась на стереотипы о блондинках, которые не дадут людям запомнить, что люди, даже фотографы, обычно не делают сами себе фото на документы.)

Эмметт ответил ей:

— Роуз, но сейчас твоя очередь идти в медицинский колледж.

— Я уже ходила, — скривилась она. — Почему бы тебе не сходить? Или Элис? Нет никакой причины, по которой это должны делать только мы с Эдвардом. В любом случае, думаю, Карлайл может подождать еще немного.

— Подожди-ка, что? — выразительно спросила я. Розали закатила глаза и отвернулась, похоже, не желая участвовать в разговоре, если к нему присоединяюсь я.

На мой вопрос ответил Эдвард. С тех пор, как я села с ними за стол, я избегала напрямую смотреть на него, так как была не уверена в том, хочет ли он и дальше быть мне "другом". Но когда он заговорил, моя голова повернулась автоматически, и он не выглядел расстроенным, он только хотел удовлетворить мое любопытство:

— Карлайлу нужно обновлять свои знания о медицине, поскольку она постоянно развивается, — начал он. — Время от времени он сам возвращается в медицинский университет, однако, чтобы уменьшить шансы на то, что его узнают, мы с Розали тоже учились: я — дважды, и один раз — она. Окончила с отличием университет в Колумбии, — добавил он, глянув на сестру; я предположила, что, упомянув об ее достижениях, он хотел польстить ей с тем, чтобы она вернулась в обсуждение. Думаю, я явно видела проблеск улыбки на ее лице, прежде чем она снова продолжила смотреть в окно.

— А чтение журналов не помогает? — просто спросила я, задумавшись, однако не став спрашивать вслух, почему Розали не предложила учиться Джасперу.

— Карлайлу нужно производить впечатление, будто он только что закончил университет, — пояснила Элис, — Журналы он тоже читает, однако в них не поясняется, что из материала сейчас преподается студентам.

— Разумно, — признала я. Я подумала предложить себя в качестве следующего кандидата на медицинское обучение, хотя я еще даже не вампир, не говоря уже том, что их семья пока меня не признала полностью, чтобы позволить пойти в медицинское учебное заведение от имени Карлайла. У меня не было жизненной цели стать врачом, однако это было похоже на навык, который мне бы пригодился, если бы у меня была вечность на то, чтобы выучить все, что мне нравится. — А как вы справляетесь, когда приходится работать с кровью? Предполагаю, что при обучении медицине таких ситуаций немало.

— Я задерживал дыхание,— ответил Эдвард, — и не появлялся на таких занятиях, не утолив заранее жажду.

Розали тряхнула волосами, и ничего не сказала; я не была уверена, ответил ли Эдвард и за нее тоже, или же она просто не отнесла вопрос на свой счет.

— Так, — спросила я, когда тема исчерпала себя, — откуда вы взяли свои фамилии?

— Каллен — это фамилия Карлайла в его человеческой жизни, он оставил ее себе, — ответил Эдвард. — Я не всегда носил ее. Сначала я представлялся его шурином, младшим братом его вымышленной покойной жены, и использовал собственную фамилию, "Мэйзен". Когда к нам присоединилась Эсме, какое-то время я представлялся ее братом, используя ее девичью фамилию "Платт". Когда в семью пришла Розали, она предпочла оставить себе старую фамилию, "Хейл"; тогда, чтобы объяснять ситуацию, мы начали использовать уже знакомый тебе шаблон, где Эсме и Карлайл — приемные родители для всех остальных, так что я взял фамилию Каллен. Эмметт сделал то же самое, когда появился, как и Элис, однако Джаспер был похож на Розали цветом волос, так что он взял фамилию Хейл.

— Я думаю, странно было бы, если бы в ваших парочках у всех были бы одинаковые фамилии, — размышляла я, махнув рукой в сторону Элис, Розали, Эмметта и Джаспера. — Даже учитывая, что вас вроде как всех усыновили и удочерили. И все же — почему вы используете настоящие фамилии? Разве это не облегчит работу тому, кто что-то заподозрит? Можно же было взять фальшивые.

— Розали нравится ее фамилия, — ответил Эдвард, — а Карлайл использовал свою на протяжении более трех веков — и никто ничего не заметил. Хотя, возможно, нам уже стоит поменять такой образ действий, потому что из-за появления компьютеров становится легче отследить нужного человека.

Я кивнула.

— А ваши имена — все настоящие?

Четыре кивка и одно "думаю, да" — со стороны Элис.

— Ты этого тоже не помнишь? — спросила я, повернувшись к маленькой вампирше справа от меня.

— Мне кажется, что "Элис" — все-таки мое настоящее имя, — ответила она, — и когда я пришла в себя, оно тоже казалось похожим на мое имя. Но у меня просто нет возможности в этом убедиться. И я даже не представляю, каким было мое второе имя, или фамилия.

— Вероятно, когда-нибудь я смогу запомнить все ваши полные настоящие имена, однако если я попробую сделать это сейчас, то не запомню ничего, — сказала я. — Как вам показалась идея насчет воды?

— Не могу поверить, что мы об этом никогда не думали, — громко хохотнул Эмметт, — помогает выглядеть куда более естественно.

— Ага. Я в первый же день заметила, что никто из вас почему-то ничего не ест.

— Ты необычайно наблюдательна, — заметил Эдвард. На секунду я подумала, что это был комплимент, а потом осознала, что, скорее всего, он просто знает, что замечают другие студенты, а что — нет.

— Ну, я бы не стала слишком об этом задумываться, однако в тот день, когда я села вместе с Элис, это стало выглядеть очень подозрительно, — ответила я, — предполагаю, что обычно вы не садитесь рядом со случайными людьми.

— Да уж конечно, — еле слышно прошипела себе под нос Розали; я едва расслышала ее слова. Эмметт ткнул ее локтем в бок.

Переполненная столовая — не слишком подходящее место, чтобы спрашивать раздраженного вампира, что с ней не так, напомнила я себе, а Элис мягко перевела тему на то, как семью вампиров приняли обычные жители Форкса. Некоторые постарались быть дружелюбными — Эсме приглашали на пикники и все такое прочее — но у них не было близких соседей, сами они подобные мероприятия не устраивали, а Карлайл общался с людьми только по работе — с коллегами и пациентами. Со временем, как это обычно бывает, люди прекратили попытки подружиться с ними.

— Чтоб вы знали, Чарли относится к вам очень хорошо, — заметила я. Это, похоже, стало сюрпризом — даже для Эдварда.

— Ты не замечал? — спросила я его смущенно. — Даже когда ты встретился с ним лицом к лицу у меня дома — он ничего такого не думал? Не похоже на то, что он мог мне соврать насчет вас…

Эдвард моргнул, потом мягко, чтобы не привлечь странным звуком внимания окружающих, стукнул себя ладонью по лбу.

— Ну конечно, — сказал он, — разумеется.

— Что? — озадаченно спросила я.

— Белла, мне стыдно признаться, но я всегда думал о твоем отце, как о человеке, который не особо много думает, — сказал Эдвард. — Я обычно почти не слышал его вербальных мыслей — только изображения и ощущения, и то расплывчато. Я не смог бы сказать, что он думает о нашей семье, даже если бы стоял рядом с ним. Однако учитывая твою нечитаемость — это должно быть просто наследственное, вот и все. Теперь я понимаю, что должно быть он думает столько же, сколько и остальные люди, однако я не могу его четко слышать. Интересно было бы послушать твою маму! Что за сочетание признаков могло создать тебя и твой безмолвный разум!

— Так, — нахмурилась я, — ты считал, что он тупой?

— Нет, — быстро ответил Эдвард, затем поморщился и поправился: — Ну, не совсем так. Я просто не уделял этому внимания, — оправдывался он, пытаясь дать задний ход, — обычно я не пытаюсь направленно читать кого-то и особо ни к кому не прислушиваюсь.

— А когда ты вообще до этого с ним встречался? — спросила я.

— Мы вообще-то ходим за продуктами, — ответила Элис, — чтобы поддерживать легенду. Большую часть продуктов длительного хранения мы потом раздаем на благотворительных мероприятиях в Сиэтле в период праздников. Но было бы странно, если бы мы никогда не появлялись в супермаркетах, кто-нибудь мог бы заметить. И иногда мы появляемся и в других магазинах, покупая лампочки, одежду, запчасти для машин, музыку, и все такое. По крайней мере, один из нас, скорее всего, встречался с каждым жителем города, пусть даже мы с ними крайне редко разговариваем.

— Запчасти? Кто-то из вас механик? — спросила я.

— Это Роуз, — сказал Эмметт, нежно погладив жену по щеке. Она скорее ухмыльнулась, чем улыбнулась, однако приняла во внимание его жест и снова повернулась к столу.

Это, должно быть, смотрелось достаточно нелепо — самодовольная модель с руками по локоть в машинном масле, однако я не стала над ней подшучивать — с одной стороны, я не была уверена, что она меня за это не загрызет, и с другой — это прозвучало бы плохо и глупо.

* * *

Звонок возвестил о конце обеденного перерыва. Эдвард проводил меня на биологию, от его недавнего раздражения после разговора о душах не осталось и следа. Затем он пошел на свое место, а я присоединилась к Анжеле.

На полпути к своему месту я начала жалеть о том, что сменила партнера по лабораторной. Анжела была хорошей, да и как партнер по лабораторным тоже ничего, однако я не могла с ней поболтать в классе — и конечно, если я хотела, чтобы она меня услышала, мне нужно говорить достаточно громко, а при этом меня слышали бы и остальные. И мы все еще проходили анатомию клеток. Если бы у меня был способ обменять собственные митохондрии на шанс никогда больше не слышать о них от учителя биологии, который снова объяснял эту тему, я бы так и сделала.

Насколько хуже было Эдварду? Его образование было в несколько раз лучше, чем у человека, который сейчас рассказывал ему про строение клеток. Он ничего не забыл с тех пор, как в последний раз все это слышал; должна признать, скрепя сердце, что если бы сейчас провели быстрый тест на знание текущей лекции, то седьмую или восьмую часть от нее я бы не смогла вспомнить. И при этом он ходил в школу добровольно. Возможно, на уроках он просто думал о чем-нибудь другом.

Я задумалась, о чем он мог бы размышлять. Об акулах и коралловых рифах? О спряжениях глаголов на португальском?

Обо мне?

Итак, что я вообще собираюсь делать со всей этой фигней про души? Это настоящая проблема — если Эдвард считает, что души важны, а у вампиров их нет. Прежде всего, не думаю, что это полезно для его самооценки. Очевидно, что он любит и уважает Эсме и остальных членов семьи. Но тогда от его убеждений попахивает двуличностью. Как он может заботиться о вампирах и находить людей "скучными", как сказала Элис, и одновременно думать, что смертные обладают некой потрясающей ценностью, которая превосходит все преимущества вампирской жизни и ради которой не жаль даже умереть? Если провести аналогию, то представьте, что я решила считать своей высшей ценностью желтый цвет, а потом бы начала подавать Чарли на завтрак бананы, яйца и тыквы, действуя так, словно Чарли, хотя он не желтый, важнее, чем желтые предметы, которым я перед этим из-за цвета присвоила наивысший приоритет.

Если Эдвард на самом деле верил в свои слова, почему он не уничтожил Эмметта в первый же раз, когда тот кого-то убил, ну или хотя бы не попытался это сделать? Если люди имеют более высокую ценность, чем вампиры, тогда любой вампир, который представляет опасность для человека, не должен существовать в независимости от того, умышленно он хочет повредить человеку или нет. Опасных собак усыпляют, даже если за ними нет никакой вины — просто потому, что они могут нанести вред людям — более ценному виду.

Эдвард мог верить в души, в их важность, в то, что вампиры не имеют душ — но его действия расходились с его убеждениями — исключая тот случай, когда он пытался решить, какой совет дать мне.

Было несколько способов это объяснить.

Первый: Эдвард на самом деле меня не любит и дурачит всю свою семью (включая Элис с ее видениями о нашем счастье), ну или они подыгрывают ему сознательно, и он по каким-то неясным причинам тщательно вводит меня в заблуждение, но при этом вечно так делать не собирается, или не хочет разбираться с последствиями, если после обращения я вдруг не воспылаю к нему страстью. Крайне неправдоподобно — слишком сложно, и нет явных мотивов для таких ухищрений.

Второй: Эдвард не понимает, что он действует вопреки своим словам насчет душ. Это более вероятно — в частности, это объясняет почему ему было неудобно говорить об Эсме как о бездушном создании, поскольку это показало бы несоответствие между его словами и поведением. Также это не противоречит другим объяснениям.

Третий: Эдвард мечется между эгоистичными и бескорыстными мотивами. Он искренне верит, что для Эсме было бы лучше умереть у подножия скалы, но в то же время считает, что для него самого лучше, что она стала бессмертным вампиром, который всегда может быть частью его семьи — раз уж его собственную душу спасти уже не удастся. Размышления о том, как он рад ее спасению, заставляют его думать о себе плохо, и, кроме того, "волшебная вампирская любовь" заставляет его сильнее беспокоиться о моем благе. Эта причина казалась правдоподобной, хотя и была основана на моем предположении о механизме отношений у вампиров, в котором я не была уверена.

Четвертый: Эдвард думает, что после обращения я сорвусь и начну убивать людей, и все эти штуки с душами были мягким путем посоветовать мне остаться человеком, вместо того чтобы сказать "Белла, любимая, я думаю, что ты, скорее всего, станешь убийцей". Но ведь он изо всех сил старается мне не лгать (даже себе в ущерб).

Я прокрутила эти мысли в голове еще раз, выписала кратко несколько слов, чтобы по ним потом припомнить эти мысли ("Ложь, путаница, эгоизм, убийство" — я надеялась, что Элис не сумеет распознать смысл, если даже это увидит). Единственный способ узнать, что на самом деле двигало Эдвардом — это спросить его самого, но я подозревала, что это сочетание второй и третьей причины.

Биология завершилась.

* * *

На физкультуре было полегче, чем на предыдущем уроке (я чуть не рассмеялась, представив, что бы я сказала в декабре, если бы узнала, что буду так думать). Все мои мысли занимал Эдвард, но, по крайней мере, его не было в этом зале.

После того как я вытерпела целый час йоги и вышла из зала, Эдвард возник позади меня — четко по расписанию.

— Привет, Белла, — теплое приветствие.

Он уже совершенно забыл про субботний разговор?

— Привет, Эдвард.

— Ты не хотела бы сегодня опять к нам заглянуть? — пригласил меня он.

— Почему бы и нет, — ответила я. — Если ты уже отошел от того разговора про души и сейчас не прикидываешься.

— Нет нужды говорить об этом, — сказал Эдвард.

— Есть, — возразила я, — потому что я не понимаю причину, по которой ты не хочешь, чтобы я была вампиром. Я должна собрать всю информацию до того, как приму решение — вне зависимости от того, болит при этом голова у Элис или нет — верно же?

— Белла, — с мольбой в голосе произнес он.

— Извини, что привела Эсме как пример. Тебе будет легче, если мы будем говорить о ком-то другом? К примеру, о Розали? — предложила я.

Эдвард нахмурился:

— Я не хочу вести с тобой споры.

— Не обязательно нужно противостоять друг другу, — ответила я. — Но возможно — я же не знаю — кто-нибудь из твоей семьи придерживается таких же взглядов? Я могу обсудить это с кем-то из них.

Эдвард помолчал немного с задумчивым видом.

— Нет, — наконец сказал он, — но Карлайл знаком с моей точкой зрения.

— Он найдет время, чтобы сегодня поговорить на эту тему?

— Скорее всего, — буркнул Эдвард.

— Похоже, что тебе это не нравится. Почему? — спросила я.

— Я надеялся провести этот день с тобой наедине — сказал он, слабо улыбнувшись. — Хотя и сказал про "нас".

— Ты все еще должен мне конец истории про акулу, так что мы с тобой еще поговорим, — напомнила я ему. Мы подошли к пикапу. — Собираешься ехать со мной?

— Ты могла бы пустить меня за руль, — предложил он.

— При твоей любви к скорости ты сломаешь бедную машину даже без аварий. А я люблю свой пикап.

— Я могу ехать помедленнее, для его безопасности, — рассмеялся Эдвард. — Хотя не уверен, что это ему поможет. Не похоже, чтобы эту штуковину выпустили в прошлом году, и, возможно, именно этот день она выбрала для своей смерти.

— Тогда считаю, что мне повезло, — сказала я, обходя машину и усаживаясь на пассажирское сиденье, — я ведь не смогу попасть в неприятности, пока ты рядом.

— Да, это плюс, — признал Эдвард, скользнув на водительское место и протянув руку за ключами. Я уронила их ему на ладонь, и он завел двигатель.

* * *

После истории про акулу, которую досказал мне Эдвард — и еще трех последующих — Карлайл пришел домой. Эсме метнулась к двери, чтобы поприветствовать его. Они выглядели и вели себя как молодожены, а не как давно женатая пара, и с моего ракурса — я сидела за обеденным столом — это смотрелось очень мило.

— Здравствуй, Белла, — сказал Карлайл, когда Эсме ушла вверх по лестнице, возвращаясь к свои делам. — Как жизнь?

— Отлично, спасибо, — бодро ответила я. — Если у вас есть немного времени, я хотела бы спросить у вас кое-что.

— Да? У меня нет никаких неотложных дел, — искренне ответил Карлайл. — Мы можем пройти в мой кабинет, если хочешь.

Я поднялась и проследовала за ним вверх по лестнице. Думаю, что слышала как Эдвард что-то сказал, однако слишком тихо, чтобы я смогла хоть что-то разобрать; и если мне действительно не показалось, то он хотел предупредить Карлайла, который внешне никак не отреагировал на его слова.

Кабинет у него был очень уютным. Как только мы сели, Карлайл спросил:

— Так что ты хотела у меня спросить?

— Эдвард рассказывал про наш с ним субботний разговор о душах? — спросила я.

— Нет, — нахмурил брови Карлайл, — а что случилось?

— По-видимому он считает, что у вампиров нет души, которая имеет очень большое значение, — ответила я, — хотя я не понимаю, как такое возможно. Всё, за что может отвечать душа, могут делать как люди, так и вампиры — вы можете думать, ваша память лучше моей, у вас есть моральные принципы. После того, как я все это выдала, Эдвард постулировал идею загробной жизни. Даже если я соглашусь с существованием загробной жизни, хотя это совсем не пустячное допущение — почему он верит в то, что у вампиров загробная жизнь как-то отличается от человеческой? Неужели существуют призраки вампиров, которые об этом предостерегают, и которых он не упомянул, или что-то типа того?

— И, — продолжила я, зная, что Карлайлу не составит труда запомнить все, что я говорю, — он не хочет больше об этом говорить, даже не желает просто дать ответ на мои вопросы. Я выбила его из колеи, когда в качестве примера привела Эсме. Если для кого-нибудь на самом деле лучше быть человеком и умереть в конце своей жизни, нежели жить потенциальную вечность в качестве вампира, то из этого следует — не подумайте, я с этим не согласна — что было бы лучше, если бы вы дали Эсме умереть, вместо того, чтобы обращать ее. Но не похоже, чтобы он действительно так думал. Он просто не хочет, чтобы я была вампиром. Он сказал, что вы не обращали никого, у кого еще была возможность жить обычной жизнью, по крайней мере, до сих пор. Я не знаю, кто обращал меня в видениях Элис, когда они еще были четкими; возможно это были не вы. Но если я останусь человеком, то в конце концов умру, поскольку это заложено в человеческую природу, смерть абсолютно неизбежна. И раз уж я не собираюсь оставаться человеком, нет очевидных причин ждать, пока я буду от чего-нибудь умирать, чтобы меня обратить. Эдвард в сущности сказал, что он хочет, чтобы я умерла ради спасения моей души, но не объяснил, что в ней такого, из-за чего стоило бы умирать.

Карлайл выслушал меня очень спокойно, хотя я закончила свою речь с большим жаром. Наконец он сказал:

— Могу предположить, что ты не из религиозных людей.

Я пожала плечами.

— Я просто замечаю отсутствие логики там, где ее на самом деле нет. Как в религии, так и во всем остальном. Лютеранец Чарли не ходит в церковь, да и Рене, я думаю, не ждет конца недели, чтобы сходить туда. Не думаю, что я религиозна.

— Ну, есть множество мифов и легенд, которые повествуют о том, что вампиры прокляты взамен на их бессмертие на земле, — сказал Карлайл, — плохая в них логика или нет, но точку зрения Эдварда не назовешь такой уж редкой, если, конечно, предполагать, что вампиры существуют.

— И Эдвард тоже так считает, да?

— На самом деле — нет, — ответил он, — Эдвард не верит, что для нашего вида вообще существует загробная жизнь.

— Но он думает, что она существует у людей. Думает ли он, что всем вокруг управляет божественная сущность?

— Он никогда не высказывал мнения ни в поддержку бога, ни в его опровержение, — сказал Карлайл, — но ты, возможно, заметила, что его религиозные убеждения достаточно расплывчаты.

— С учетом бога все становится еще менее осмысленным. У него нет причин автоматически уничтожать вампиров — тех, кто стал ими не по своей воле, и тех, кто хотел этого, хороших и не очень, живших одно десятилетие и тех, кому уже за тысячу, всех без разбора — вместо предоставления загробной жизни. Ведь не все из вас убивают людей? — спросила я.

— Не все, — согласился Карлайл.

— Так что не может быть бога, безумного настолько, чтобы Эдвард или кто-либо другой могли приписать ему вычеркивание всех вампиров из списка вступающих в загробную жизнь, — сказала я. — Если же божество так делает, то оно может с той же легкостью лишить вас загробной жизни за неправильный цвет носков. Вы не можете принимать решения на основе подобных утверждений, даже если они истинны.

— Для того, кто не считает себя религиозным, ты слишком легко готова признать истинность религиозных постулатов, — заметил Карлайл.

— Я тут недавно узнала, что вампиры существуют на самом деле, — отметила я. — Это заставило меня пересмотреть свои взгляды насчет сверхъестественных явлений, и с тех пор я стараюсь быть поосторожнее с категоричными оценками. В любом случае, силам природы не нужны причины для своих действий, — продолжила я, — так что вполне возможно, что существует какой-то жестокий и бессмысленный закон, который не позволяет вампирам достичь загробной жизни, даже если она существует. Но проблема здесь в том, что такая гипотеза не дает вам возможности выводить что-либо из мотивов закона природы — узнать, как он работает, можно только наблюдая за его работой. Я не думаю, что Элис может видеть, как души отлетают и направляются к своему последнему пристанищу? — предположила я.

— Не может, — подтвердил Карлайл.

— Эдвард не может читать мысли умерших? Джаспер не может узнать настроение трупа? Никто из Вольтури или еще кого-нибудь не имеет эмпирических данных о том, что происходит с людьми или вампирами, когда они умирают?

Карлайл помотал головой. Он был хорошим слушателем — вставлял замечания, когда они были нужны, а остальное время не мешал мне размышлять вслух.

— Видел ли кто-нибудь когда-нибудь, как кто-то утверждал, что способен доказать наличие загробной жизни, и что вампирам она недоступна? — снова осведомилась я. Карлайл снова помотал головой.

— Тогда остается всего несколько вариантов, согласующихся с потерей вампирами загробной жизни, — сказала я. — Божество, которое занимается сортировкой душ и очень не любит вампиров, и в своей антипатии действует столь непостижимо, что нет возможности понять его мышление и увериться, что сумеешь задобрить его своими действиями. Или это закон природы, который запрещает вампирам иметь загробную жизнь, действие которого никто не наблюдал, вследствие чего у нас нет причины верить, что он существует. Я что-либо упустила? — спросила я.

— Нет, насколько я могу судить, — ответил Карлайл.

— И ни один из этих вариантов не является веской причиной, чтобы мне не становиться вампиром, — подытожила я. — В любом случае, у нас просто нет данных. Бог, если таковой существует, либо действует по разумным причинам, которые наш разум может принять, или непостижим настолько, что мы не знаем, как можем ему угодить. Загробная жизнь, управляемая законом природы, если таковой существует, может как признавать, так и не признавать вампиров — как, собственно, и людей — здесь вообще ничего определенного сказать нельзя. Таким образом, нет причин верить, что любого вида загробная жизнь существует, учитывая, что нет наблюдений этого и что вселенная в целом не кажется созданной кем-то безумным. И все это означает, что есть только один критерий, на который я должна опираться в своем решении насчет превращения в вампира — то, как я хочу прожить свою жизнь на Земле с включенными мозгами и незашоренными глазами — человеком или вампиром. И похоже, что я на стороне вампиров, с их бессмертием и сверхспособностями. Есть пара недостатков, но ни один из них не настолько ужасен, чтобы стоило в буквальном смысле умирать, лишь бы избежать его.

Я услышала, как Элис облегченно прокричала из коридора:

— Спасибооо!

Похоже, что мое будущее снова стало стабильным.

— Ты хорошо поразмыслила над этим, — сказал Карлайл.

— По большей части — прямо сейчас, — ответила я. — Очень помогает наличие хорошего слушателя. Обычно я записываю свои мысли, что помогает расставить все по местам, но если я просто перевариваю их в своей голове, они потихоньку изменяются таким образом, что стараются быть приятными в ущерб истинности.

— Рад, что сумел помочь, — эти его слова прозвучали искренне — ему действительно нравилось, что он помог мне, выступив в роли безмолвного слушателя и секретаря для моего мыслительного процесса.

— Да, большое вам спасибо, — живо поблагодарила я. — Теперь я просто должна сообразить, как объяснить это Эдварду, чтобы он не мог уклониться от темы или продолжать жаловаться на то, что я хочу стать вампиром. Хотя, я полагаю, он слышал весь наш разговор, если только не покинул дом и не находился в этот момент за границей действия своих способностей.

Карлайл кивнул.

— Не верится мне, что он уходил, — сказал он.

— Думаю, я пойду к нему. Еще раз спасибо, — сказала я с теплой улыбкой.

И я вышла из кабинета и пошла к лестнице, чтобы выяснить мнение Эдварда по поводу всего этого.

* * *

Я на цыпочках спустилась по трем первым ступенькам, с глупой надеждой подкрасться к Эдварду и застать его врасплох, чтобы увидеть его реакцию до того, как он меня заметит, прежде чем поняла идиотизм затеи — я не могла ходить настолько тихо, чтобы он не смог меня услышать. Так что дальше я пошла нормально, и, когда увидела на первом этаже Эдварда, обнаружила, что в подкрадывании не было смысла. Он не приложил никаких усилий, чтобы скрыть свою реакцию — вся его поза кричала о напряжении. Его руки обхватывали голову, а локти стояли на столе. Я не видела его лицо, но могла предположить, что оно явно выражает недовольство.

— Эдвард? — шепнула я.

— Привет, Белла, — сказал он еле слышно. Я дошла до конца лестницы и стала прямо перед ним. Когда я придвинула себе стул, он прошептал: — Тебя не переубедить, да?

— Если я что-то упускаю или где-то делаю неправильный вывод, скажи мне, — ответила я, — понимаю, в существовании вампира есть недостатки, но… если ты не выкинул какой-то значительный объем данных из того, что рассказывал мне о вампирах… ни один из этих недостатков не выглядит настолько существенным, чтобы умереть только для того, чтобы его избежать. И точно так же дело обстоит с тем, чтобы остаться человеком. Ты это знаешь.

— Ладно, но ведь нет нужды торопиться, — сказал он. Скорее всего, его либо убедил наш разговор с Карлайлом, либо он решил, что я слишком крепка в своих убеждениях, чтобы спорить с ними. — Ты можешь подождать. Закончить школу, поступить в колледж.

— В чем смысл делать это человеком? — спросила я. Я видела недостатки его предложения: если я буду слишком долго ждать обращения, то в конце концов рядом с Эдвардом буду выглядеть женщиной, падкой на молоденьких мальчиков, учитывая, что он был обращен в 17 лет и до сих пор выглядит на этот возраст. Некоторые причины смерти Элис не может заранее предсказать или оградить меня от них — например, маньяк с нестабильной психикой или типа того. Мои воспоминания и опыт, которые я накоплю за то время, пока не стану вампиром, будут постепенно забываться (или даже, учитывая пример амнезии Элис, они могут вообще пропасть). Вольтури могут узнать обо мне и, раздраженные моим статусом осведомленного о вампирах человека, силой обратить меня в неподходящий момент.

Удивительно, но Эдвард не отклонил вопрос и не стал давать туманный ответ.

— Время, — ответил он. — Возможно, тебе удастся вернуться в школу после трех летних месяцев на адаптацию — но может случиться так, что нет. А слово "нет" подразумевает ситуацию, когда мы обнаруживаем, что ты кого-то убила, так что торопиться здесь вряд ли разумно. В частности, тебе придется избегать членов своей семьи. Даже после того, как мы убедимся, что людям безопасно находится рядом с тобой, изменения будут слишком заметны. Ты будешь выглядеть по-другому, двигаться по-другому, не захочешь есть человеческую еду или выходить на солнце — все это люди, которые хорошо тебя знают, подметят с легкостью. Если кто-либо будет чересчур любопытен, достаточно для того, чтобы что-то раскопать, нам придется обратить и его, хочет он того или нет, или же прятать от Вольтури, причем очень хорошо, чтобы они не убили его — непрактично, как ты должна понимать.

— Это все? — спросила я, когда решила, что он закончил.

— Это причины, которые ты можешь счесть вескими, — ответил он.

Я нахмурилась — нехороший знак, если учитывать, какие причины сам Эдвард считал стоящими упоминания или не стоящими его — но не стала дольше на него давить.

— Ладно, — сказала я. — Тогда как тебе такой распорядок по времени? Ты и я объявим всем, что мы встречаемся, — может быть, завтра я расскажу Джессике, а она потом — всей школе. Мы закончим этот год как самая образцовая, тошнотворно-неразлучная парочка во вселенной.

Я закрыла глаза, мысленно рисуя, как должен развиваться сценарий дальше, и продолжила:

— Мы рассказываем, что ваша семья собирается перебраться на лето в Европу, и я еду с вами. Карлайл уже выглядит подозрительно юным для заявляемого им возраста — вряд ли вы планируете оставаться здесь дольше; думаю, что вы собираетесь разделиться, когда закончите школу. Мы могли бы на самом деле поехать в Европу или куда-либо еще, в зависимости от того, насколько любопытным покажется нам Чарли и как вероятно, что нам придется доказывать наши слова — скорее всего, Чарли будет нашей самой большой проблемой, поскольку он интересуется моей жизнью и имеет возможности для выяснения всех обстоятельств. Как только мы прибываем туда, куда собирались, ты обращаешь меня и я начинаю адаптацию — если кто-то спросит меня в эти три дня, то я "заболела".

— Я могу поддерживать контакты со своей семьей по электронной почте и телефону. Возможно, получится найти вебкамеру с плохим качеством изображения и использовать ее в комнате с плохим освещением, чтобы родные не заметили, что я внезапно изменила цвет кожи и глаз. Тогда я сообщу им, что мы убежали, чтобы тайно пожениться и теперь собираемся на целый год отправиться в супер-долгое свадебное путешествие. Этого должно хватить, поскольку Элис видела меня с глазами новорожденного вампира рядом с людьми, и при этом я не пила их кровь. Потом я поступлю в колледж в таком месте, куда моим родителям будет трудно добраться, возможно в Австралии (если нужно, подделаем документы об окончании старшей школы), и продолжу общение с родителями через электронные средства связи. Мы будем посылать фотографии, где нас будет трудно разглядеть и/или где мы подредактируем изображения так, чтобы я выглядела нормально, и мы оба выглядели бы на свой возраст.

Я открыла глаза. На лице Эдварда была смесь из удивления, надежды и отчаяния.

— Ну? — сказала я.

— Ты собираешься рассказать всей школе, что мы пара? — спросил он.

— Если я собираюсь пройти обращение, это все равно в конце концов произойдет, — ответила я. — И это придаст правдоподобности всей истории. Не могу же я рассказать Джессике все подробности, если хочу, чтобы она осталась жива.

— Интересно, что ты так заинтересована стать вампиром сама, но не хочешь изменить всех известных тебе людей, — с хитрецой сказал Эдвард.

— Это не так, — ответила я. — Было бы замечательно, если бы Джессика, Анжела, Чарли, Рене и все прочие могли бы жить вечно. Но мне нужно предупредить их заранее, с чем это все связано, чтобы быть последовательной. Я не могу заранее быть уверенной, что они согласятся со мной. А если я им расскажу, и они не захотят стать вампирами, то их придется прятать от Вольтури вечно, или же и меня и их убьют за разглашение тайны. Я бы тогда рисковала своей жизнью, чтобы заставить кого-то выбирать между преждевременной смертью или потенциально нежелательной жизнью вампира. Есть ли у меня на это право?

Эдвард кивнул, разочарованный, что найденная им трещина в моей логике оказалась мнимой.

— Скорее всего, Элис видела, что сама идея стать вампиром мне понравится, и поэтому все мне рассказала, — сказала я, оправдываясь. — И думаю, что было бы хорошо потратить время на рассмотрение того, сможет ли она проверить возможные реакции нескольких любимых людей, хотя я уже могу предположить, что мои родители откажутся. Однако я также подозреваю, что если бы ваш ковен внезапно утроился в размерах, Вольтури бы расценили это как своего рода попытку захвата власти. Я определенно не хочу, чтобы они считали нас своими соперниками или типа того. Так что это в любом случае было бы небезопасно делать.

(Я не хотела, чтобы Вольтури думали, что я пытаюсь захватить власть. Возможно, у меня и будут такие планы — но, похоже, они в качестве наказания обычно уничтожали виновного и крайне тщательно следили за секретностью. И Эдвард не был защищен от способностей Аро, их телепата — а я могла иметь такую защиту. Любые подобные планы, которые я могу разработать, должны оставаться в безопасности в моей голове, начальные шаги прятаться под другими явными причинами, пока они не будут готовы претвориться в жизнь.)

— Осталась только одна причина, которой я не знаю, — сказала я, — и которая может иметь прямое отношение к делу — это проблема Розали, о которой ты упоминал. Как думаешь, поделится ли она со мной или позволит тебе рассказать?

— Возможно, — сказал Эдвард с надеждой. — Я пойду поговорю с ней.

Он вскочил с места и исчез, взбежав вверх по ступенькам.

Эдварда не было примерно минут пятнадцать, и я провела это время, записывая разработанный план с некоторыми незначительными улучшениями. Я знала, что Эдвард сможет запомнить все до мельчайшей детали, но я не хотела консультироваться с ним каждый раз, когда что-нибудь забуду.

Я как раз набрасывала на полях блокнота примерный список возможных мест назначения в Европе и не только, когда Розали и Эдвард спустились по лестнице. Она выглядела недовольной, но в целом мирно настроенной, Эдвард же тщательно сохранял нейтральное выражение лица. Он остановился у подножия лестницы, посмотрел, как она подходит ко мне и пошел обратно — предположительно из-за мысли кого-то из них, что разговор будет достаточно личным. Высокие каблуки Розали цокали по паркету, пока она шла ко мне и усаживалась рядом.

— Если верить Эдварду, он не рассказывал тебе, что привело к... этому, — мягко сказала Розали, показав на свое совершенное белое лицо. Я кивнула. — Это не очень хорошая история, — предупредила она, — и счастливого конца у нее нет. Я постараюсь по возможности сократить ее.

На дворе стоял 1933 год, времена Великой Депрессии. Розали было восемнадцать, и она жила в Рочестере с родителями и двумя братьями. Она была прекрасна. Даже будучи человеком, она обладала совершенной красотой. Депрессия не сильно коснулась ее семьи — ее отец работал в банке и был защищен от финансовых неурядиц, поэтому у Розали было достаточно возможностей, чтобы просто бродить по городу в замечательных нарядах, и считать, что все бедные люди, которых она встречала, сами виноваты, что попали в такое положение. Она рассказывала о своей жизни так, словно это была настоящая сказка — она была прекрасной, счастливой принцессой, у которой были свои желания, и она имела все основания верить, что они сбудутся. Соответственно, в один прекрасный день сын нанимателя ее отца начал за ней ухаживать. Она продолжала рассказ, подробно описывая суету при планировании шумной свадьбы и его привычку посылать ей по букету роз каждый день, так что ее дом был переполнен ими, а от нее всегда исходил аромат лепестков роз.

Только один раз Розали позавидовала кому-то: ее подруга, которая вышла замуж совсем юной, в семнадцать лет, уже через год родила ребенка — прелестного мальчика с милыми ямочками на щечках и темными кудряшками. Они не были защищены от экономических трудностей так же хорошо, как семья Розали. Родители Розали никогда бы не подумали позволить ей выйти замуж за плотника, как это сделала ее подруга, хотя сын банкира им вполне подошел. Но подруга Розали была счастлива в браке и у нее был прелестный ребенок. Так что Розали тешила себя мысленными картинами своих собственных светловолосых детей, которые должны были скоро появиться, играющих на газоне вокруг ее дома.

Рассказ Розали казался загодя отрепетированным, как будто она тщательно обдумала все детали, и то, как она будет их описывать, с какой интонацией и какие слова при этом подбирать. Все казалось зыбким и далеким, то ли воспоминанием, то ли заученным наизусть рассказом.

Она намекнула, но не рассказала подробно про несчастливый конец своей сказки, который она обещала.

Но я была вполне способна понять, что произошло.

Ее жених и несколько его друзей напились, подстерегли ее на пути домой и изнасиловали, после чего, истекающую кровью, оставили умирать.

И тогда ее нашел Карлайл, разбитую и окровавленную, лежащую на середине улицы под неурочным апрельским снегом. Он принес ее домой и обратил — хотя, как заметила Розали, Эдвард возражал против этого (он думал, что она слишком заметна, — так объяснила Розали его поведение; а если до этого он встречал ее лично, то сомневаюсь, что она произвела на него благоприятное впечатление). Между ее криками (которые, как она сказала мне, никак не облегчают боль превращения), они объяснили ей, чем она становится; когда превращение закончилось, она поверила им.

Розали выбрала этот момент, чтобы сказать мне:

— Знаешь, а я ведь почти так же чиста как Карлайл. Лучше чем Эсме, и в тысячу раз превосхожу Эдварда. Я никогда не пила человеческой крови, — в ее голосе ощущалась гордость.

— Почти?..

— Я убила их, — сказала она самодовольно, и я поняла, о ком она говорит — о тех, кто напал на нее. Я не могла ее за это осуждать. — Но я была осторожна, чтобы не пролить их кровь. Я знала, что не смогу удержаться и не хотела, чтобы хоть что-то от них было во мне.

Она описала их смерть в подробностях, которые я сочла несколько излишними, хотя и не пыталась остановить ее. Рассказала, как оставила жениха напоследок, надеясь, что он узнает об остальных смертях и проживет последние дни в страхе. Учитывая, что она нашла его в комнате без окон, с дверьми, похожими на двери банковских хранилищ, а также то, что при нем было два вооруженных охранника — которых она тоже убила — так и вышло. Она украла свадебное платье, которое надела специально для этого случая, чтобы выглядеть более драматично. Но и в его случае она не пролила крови и не пила ее.

Теперь у меня была причина поверить в то, что все Каллены, за исключением Карлайла, раньше убивали людей. Был ли он единственным исключением? Если только он из всей семьи воздерживался, это тоже соответствовало бы утверждению "не все мы убивали людей". Возможно, у семьи Денали дела обстояли получше. Но здесь был Карлайл, и ни Розали, ни Эдвард никогда не убивали под влиянием минутного импульса. И, по видениям Элис, я хорошо справлялась с ходом адаптации. Может быть, я справлюсь. Если не почувствую уверенности в том, что я в порядке, когда стану вампиром и познаю жажду, просто буду избегать непосредственных контактов с людьми.

— Надеюсь, я не напугала тебя, — сказала Розали после того, как завершила свой подробный рассказ об убийстве семи человек (ее жених, четверо его друзей, двое охранников).

— Спасибо, что рассказала свою историю, — ответила я. — не думаю, что у меня есть серьезная причина бояться тебя, если ты об этом.

Розали кивнула.

— Понимаешь, почему я считаю, что ты должна остаться человеком? — спросила она.

Я задумалась над ее историей и над тем, какое отношение к моей ситуации, по мнению Розали, она имеет. Меньше всего было оснований полагать, что она ценит человеческую уязвимость, которую можно было наблюдать в ее истории. Не похоже, что она сожалеет о своих убийствах, за которые я едва ли могла ее винить. Так что получается…

— Вампиры не могут иметь детей? — я неуверенно сделала вывод. И у Розали никогда не будет любимых светловолосых детей, играющих на лужайке рядом с домом...

— Верно, — мягко сказала она. — Ты знаешь, откуда появился Эмметт? Я спасла его от медведя, который порвал его, и принесла домой к Карлайлу — я думала, что не смогу удержаться и не убить его, если попытаюсь обратить самостоятельно. У него темные кудри… ямочки… как у сына моей подруги. Я не хотела, чтобы он умер. Я ненавидела эту жизнь, и была достаточно эгоистична, чтобы просить Карлайла все равно спасти его. И мне повезло. Эмметт — это все, что я могла бы желать, если бы я знала себя достаточно, чтобы пожелать нужного мне. И я ему тоже нужна. Так что здесь… я признаю, это сработало лучше, чем я надеялась. Но мы всегда будем только вдвоем. Мы никогда не сядем вместе где-нибудь на террасе, седые и окруженные внуками.

— Ты молода, Белла, — внезапно сказала она с жаром, быстро переключаясь с ностальгии по тому, чего у нее никогда не было и не могло быть. — Ты не знаешь, чего ты захочешь через десять лет. Через двадцать. Через сто. Не надо, не надо так ударяться в крайности и делать необратимый выбор уже сейчас. Понимаешь? У тебя есть все, чего я хочу — я бы отдала все, чтобы быть тобой и иметь твой выбор, но ты выбираешь неправильно!

Я медленно кивнула. Я никогда особо не задумывалась о детях. Они казались чем-то вроде туманной будущей возможности, которая могла бы быть реализована при некоторых благоприятно сложившихся обстоятельствах. Но Розали была права: как бы хорошо я себя не знала сейчас, я не могла знать, чего захочу в двадцать или в тридцать лет — в независимости от того, человеком я буду или вампиром. И судя по всему, превращение в вампира делало невозможным беременность, которую многие женщины желали столь сильно, что, если не могли забеременеть сами по медицинским показаниям, то тратили тысячи долларов на...

Ох.

Существовало же очевидное решение.

— Карлайл — врач, — ответила я. — Он может взять у меня несколько яйцеклеток до моего обращения и заморозить их. Позже, когда я стану вампиром и если я захочу детей, я просто прибегну к суррогатному материнству. Ты права, Розали, я не знаю, не сменю ли свое мнение по поводу этой идеи. Ты права, что я молода и на самом деле не думала об этом, хотя должна была. Отлично, что ты поделилась со мной своей историей и помогла мне понять, насколько это важно. Теперь у меня есть выбор, и я могу составить план, в который войдет получение необходимых мне в будущем ресурсов. И когда-нибудь, возможно, я смогу сделать тебя тетей.

Розали выглядела совершенно ошарашенной. Не знаю, почему. Она же училась на врача — конечно, я не знаю, насколько давно это было, но с тремя врачами в семье они иногда должны были обсуждать достижения медицины за последние десятилетия. Существование самой технологии не могло так ее ошеломить. Возможно, ее еще никто никогда не благодарил за хороший совет, и это ее так поразило? Возможно, то, что, несмотря на вампиризм, у меня будет возможность иметь детей, обидело ее?

А потом Розали бросилась ко мне и до того, как я успела закричать или выскочить из кресла от шока или ужаса, она обняла меня.

Это было крепкое объятие, хотя и очень осторожное — не думаю, что у меня потом будут синяки. С удивлением, но уже без страха, я обняла ее в ответ. Она была холодной и жесткой, но почему-то ее все равно было приятно обнимать.

— Спасибо, — прошептала она мне на ухо.

— Пожалуйста, — ответила я на автомате, в замешательстве — за что она меня благодарит? Она отпустила меня и уселась обратно, в ее глазах светилось некое странное удовлетворение.

— Ты позволишь мне помочь? — спросила она. — С яйцеклетками? У меня… у меня не может быть своих детей.. но если ты позволишь мне помочь... пожалуйста, Белла...

— Разумеется, — согласилась я. Вероятно, с ней мне будет удобнее, чем с Карлайлом — я не знаю точно, как проводится данная процедура, но было бы странно, будь это менее интимно, нежели стандартный гинекологический осмотр.

Розали обняла меня еще раз, немного крепче и быстрее. Она отпустила меня, улыбаясь настолько красиво, что я задумалась, как я могла подумать, что она красива, когда хмурится, если она может выглядеть так, как сейчас.

— Спасибо, — выдохнула она, поднялась и взлетела вверх по лестнице.

* * *

Спустя полминуты после ее ухода вернулся Эдвард. Он спустился медленно, словно прогуливаясь, и выглядел до нелепого смущенным. Когда он добрался до стола и сел за него, он все еще выглядел озадаченным.

— Как ты это сделала? — восхищенно спросил он.

— Сделала что?

— Ты для Розали сейчас лучший человек на свете. Я не слушал разговор — включил музыку и постарался отключиться от ваших голосов и мыслей — думал, что это личный разговор — а сейчас ее мысли забиты размышлениями о синтетических гормонах и детской одежде, я не знаю, что случилось, но она обожает тебя, и сейчас она счастливее, чем была когда-либо на протяжении последнего десятилетия — или двух. Что ты сделала?

— Я не ожидала, что она так сильно отреагирует, — ответила я. — Просто выслушала ее историю и решила, что ее проблему стоит обдумать, так что я поблагодарила ее и сказала, что попрошу Карлайла заморозить несколько моих яйцеклеток до моего обращения. Потом она попросила разрешить ей мне помочь, а получив мое согласие убежала вверх по лестнице, — рассказала я, а потом добавила, вспомнив: — Еще она меня обнимала.

У Эдварда на лице снова появилось такое выражение — мешанина из чувств, которые борются за право управлять изгибом его губ и бровей. Думаю, я могла различить там ошеломление и огорчение, но точно сказать не могу, поскольку там явно было больше эмоциональных составляющих.

— Ты не перестаешь меня удивлять, Белла, — сказал он мне.

— Благодарю, — ответила я. — Есть еще что-либо, что я должна знать?

Он замолчал и принял задумчивый и торжественный вид. Я терпеливо ждала, когда он представит свои аргументы.

— Ты знаешь, что потеряешь вкус к человеческой еде, а кровь животных в этом плане относительно ужасна, — начал он. — Ты знаешь, что будешь постоянно испытывать жажду — твое горло будет гореть, постоянно, вечно, ты будешь хотеть пить. Ты знаешь, что, возможно, несколько лет не сможешь лично видеться с родными. Ты знаешь, что это, возможно, нарушит твои планы относительно учебы, и что малейшее ослабление контроля рядом с человеком приведет к его убийству. Ты знаешь, что даже с использованием замораживания яйцеклеток ты не сможешь сама вынашивать свое дитя. Ты знаешь, что тебе придется переезжать каждые несколько лет, чтобы тебя не раскрыли. Ты знаешь, что тебе навсегда останется 17 лет — ты не узнаешь, какой могла бы стать, если бы выросла. Ты знаешь, что тебе придется следовать законам Вольтури, нравятся они тебе или нет, или они убьют тебя. Не знаю, говорил ли тебе кто-либо, но вампирам куда сложнее помнить то, как они были людьми. Ты знаешь, что я верю в то, что ставший вампиром навсегда теряет возможность получить истинную жизнь вечную, вместо этого он будет жить до тех пор, пока не попадет в огонь или не будет разорван на столь мелкие клочки, что не сможет восстановится. Ты знаешь, что обращение занимает три дня невероятной боли — в течение которых, могу добавить, очень часто обращаемый умоляет о смерти, — он перечислил все это монотонным, безэмоциональным голосом (убрать эмоции явно стоило ему немалого труда), словно бы он думал, что эмоции абсолютно бессмысленны для того, кто при принятии решений делает упор на логику.

— Ты знаешь, — ответила я, когда он закончил, — что если меня не обратят — я умру. Ты знаешь, что я могу заболеть гриппом. Упасть со скалы. Подвергнуться нападению пятерых отморозков. Попасть в лапы к медведю. Могу получить повреждение мозга и никогда больше не стать собой. Могу потерять свои конечности в аварии или ослепнуть из-за генетического дефекта, внезапно всплывшего, когда мне будет двадцать…

Эдвард выглядел так, словно каждая моя фраза была для него как удар ножа.

— Ты знаешь, что я уязвима, — подвела я итог, вместо того, чтобы продолжать перечислять более ужасные варианты судьбы, которые могут настигнуть человека. — И если Вольтури когда-либо обнаружат мое существование, они убьют меня — и, возможно, всю вашу семью — если я не буду вампиром или меня не получится быстро обратить в вампира. Я уже должна следовать их законам, хочу я того или нет. Я уже стою перед потерей всего, что люблю — будучи человеком — какой бы исход ни был реализован. И это может случиться в любой момент; я запросто могу не дожить до седых волос, — я перевела дыхание, — у меня есть записи о том, что со мной происходило. Я смогу перечитать их, будучи вампиром, и вспомнить все почти так же ясно, как делаю сейчас. Я жила достаточно далеко от одного из своих родителей, сколько я себя помню — если я буду жить далеко от обоих, это будет хуже, но ненамного. И мне известно, что твои представления о загробной жизни, насколько я могу судить по твоим объяснениям и по интерпретации Карлайла, не очень-то вразумительны.

Я остановилась на секунду, подумала и медленно проговорила:

— Карлайл никогда никого не убивал. Ты и Розали никогда не убивали спонтанно — и я совершенно искренне не считаю, что буду хладнокровно убивать людей. Сколько человек убили Эмметт, Элис, Эсме и Джаспер?

— У Джаспера счет может идти на тысячи, — жестко сказал Эдвард. — Он прожил восемьдесят лет как обычный вампир. К нашей семье он присоединился позже, когда встретил Элис. Счет Элис похож на мой или чуть хуже; она не видела, как присоединяется к нашей семье, вплоть до сороковых, и до тех пор она инстинктивно как могла старалась прожить на крови животных. Эмметт убил двоих, о которых я рассказывал тебе раньше, и срывался еще с полдюжины раз. Эсме совершила только одну ошибку.

— А твои друзья из Денали? — я безжалостно продолжала допрос.

— Все они съели множество людей. Их семья пришла к вегетарианскому образу жизни независимо от нас, — ответил Эдвард. — И каждый из них значительно старше Джаспера, или даже Карлайла. Я не буду удивлен, если кто-то из них съел больше людей, чем все в нашей семье вместе взятые.

Я поджала губы.

— Но Карлайл никогда не допускал ошибок, и никогда не принимал решение убивать, как делали ты или Розали, за исключением приступа жажды.

Эдвард кивнул.

Я внезапно предположила:

— Знал ли Карлайл, что вампиры существуют, до того, как самому стать одним из них?

Эдвард выглядел потрясенным.

— Да — сказал он, моргнув. — Он жил в середине шестнадцатого века. Отец его был англиканским пастором, и принял его помощь при охоте на одаренных, которых называли ведьмами или колдунами, и оборотней — и вампиров. Карлайл был обращен вампиром, попавшим в его ловушку — тот убил двух других мужчин и убежал с третьим; Карлайл думает, что вампира слишком мучила жажда, чтобы он мог соображать ясно, и что он не хотел никого обращать, но в крови Карлайла было уже полно яда, так что он спрятался в погребе с гнилой картошкой, чтобы отец не нашел его. Когда обращение завершилось, он испытывал к себе такое отвращение, что пытался несколько раз убить себя — прыгал в океан и прочее в том же духе, но, конечно, для вампира это все была ерунда. Он избегал людей, и в конце концов обнаружил, что может жить кровью животных.

— Кто-либо из вас или из семьи Денали до обращения подозревали, что вампиры существуют, или нет? Исключая Элис — я знаю, что у вас нет информации по ней, — спросила я, потом схватила карандаш и бегло записала ведьм и оборотней как темы для будущих вопросов.

— Нет, — ответил Эдвард, немного подумав.

— Итак, — сделала вывод я, — все выглядит крайне плохо, если брать выборку из всех существовавших когда-либо вампиров. Единственным примером, у кого нет жертв, является Карлайл. Которого мы также знаем, как единственного человека, который имел представление о вампирах до того, как был укушен. Теперь отметим следующее. Я собираюсь сделать осознанный выбор, и не собираюсь спешить. Элис видела, как я необычно хорошо адаптируюсь — что соответствует гипотезе о том, что вампиры, которые знали, кем они собираются стать, ведут себя не так, как "обычные" вампиры. Они знают, чего ожидать, и могут противиться инстинктам, которые у "обычных" вампиров заставляют их относится к людям как к ходячей закуске.

Я продолжила, подходя к последнему, наиболее пугающему пункту. Если честно, я хотела бы полностью переработать свою модель вампиризма. Забыть о "тяжести" обращения. Попробовать притвориться, что эти три дня будут просто скучными — что я буду парализована, но не буду испытывать боль. Но при этом я не была бы честна сама с собой. Я не смогу принять наилучшее решение, если буду притворяться, что боли не существует, когда на самом деле она есть.

— Как тебе кажется, если судить по твоему опыту, — спросила я, — испытывают ли вампиры какие-то негативные последствия, обусловленные именно болью при обращении, а не другими факторами — наподобие психических травм, флешбэков, фобий, фантомных болей или еще чего-нибудь подобного?

Только то, что следует за обращением — вечная жизнь — имеет реальное значение. Если все проходили обращение без последствий...

— Нет, — почти прошептал Эдвард. Ему пришлось поразмыслить об этом, но он ничего не вспомнил.

— Есть ли хорошая причина — с медицинской точки зрения — по которой мне нужно быть в сознании, когда в моем теле будет яд? — спросила я. — Я понимаю, что большинство методов не смогут вырубить меня на три дня, но, возможно, я смогу пропустить хотя бы их часть. Возможно ли применить обезболивающие, например, дать мне большую дозу морфия?

— Не вижу никаких препятствий, — тихо ответил он.

— Если я буду умолять о смерти во время обращения, убьешь ли ты меня на самом деле? — задала я вопрос. — Или даже если не буду молить? Добьешь, чтобы я умерла и быстро отправилась в рай, до того, как будет слишком поздно...

— НЕТ! — резко вскричал Эдвард.

— Нет, — повторил он тише, словно надеясь стереть свою вспышку ярости и заменить ее отредактированной версией. — Белла, я не хочу, чтобы ты умерла. Я хочу, чтобы ты жила. Я просто хочу, чтобы ты жила так, как должно. Человеком.

— Я не смогу делать это вечно, — прошептала я. — И каждый день я буду ходить на хрупких ногах, глядя на мир слабыми человеческими глазами, пытаясь защитить себя при помощи хрупких рук с риском для жизни. Я восприимчива к атакам. Меня можно ранить. Можно убить. Поскольку нет уверенности, что ты прав насчет загробной жизни — а ты знаешь, что я в этом не уверена — есть шанс, что я умру. Навсегда. Безвозвратно. Если ты не хочешь, чтобы я умерла, твоим желанием должно быть обеспечение моей безопасности. Эдвард, я очень рискую.

Он уронил лицо в ладони.

— Я хочу, чтобы ты жила, — прошептал он.

— И я хочу жить, — ответила я, спокойно и решительно. — Мне нравится жить. Я люблю этот мир, и мне нравится пребывать в нем. Я хочу увидеть и изучить все.

Он поднял взгляд, опустив руки. Потом он поднял одну, и прикоснулся к моему лицу. Его ладонь на моей щеке была прохладной и гладкой.

— Я никогда не смог бы убить тебя, Белла, — сказал он. — Никогда.

Только одно чувство безраздельно владело им, когда он говорил это — ему было необходимо, чтобы я ему поверила, поверила его словам, почувствовала себя с ним в безопасности. Он вложил в эти слова всю свою искренность, до последней капли, своим нежным голосом умоляя меня им поверить.

Я ощутила минутный порыв сделать ему замечание насчет того, как он более чем рьяно стремился позволить мне умереть, пусть даже и от старости. Но я не была уверена, что его стремление осталось таким же пылким — не после того, как я вытащила на поверхность его эмоциональный конфликт из-за этой проблемы. Возможно, он как-то идеализировал смерть от старости по сравнению со смертью от увечий или болезни. Но пока я была человеком, я не была защищена от двух последних, менее идеальных путей в могилу. Они были реалиями человеческой жизни.

Поэтому я подняла руку и коснулась щеки Эдварда в симметричном жесте. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул.

— Эдвард, — спросила я, — ты поможешь мне выжить?

Эдвард кивнул.

* * *

Джессика как ребенок радовалась возможности посплетничать, когда я ей сообщила, в перерыве между геометрией и испанским, что мы с Эдвардом "встречаемся" (я решила использовать именно это выражение). Я привнесла в свой голос достаточно радостно-визгливых нот, чтобы повысить правдоподобность "тошнотворно неразлучной парочки", демонстрировать которую мы с Эдвардом будем в течение следующих нескольких месяцев. Джессика хотела узнать каждую возможную мелочь о нашем свидании в субботу, выпытывала точную информацию о том, как мы провели вечер понедельника, а также довольно навязчиво выясняла, что я к нему чувствую. Я успокоила ее яркими подробностями — назвала ресторан, где мы были; сказала, что согласно моему мнению понравилась его родителям и сестрам — оставив ее додумывать, как это применимо к его братьям — а затем изобразила неподдельный интерес к испанским словам, связанным с погодой.

После испанского Эдвард подошел ко мне, когда мы с Джессикой шли на обед.

— Белла — произнес он своим самым чарующим тоном, и предложил мне руку. Я взяла его под локоть, и затем лишь слегка повернула голову, чтобы подмигнуть Джессике, которая, казалось, готова была взорваться от волнения. Она перешла на откровенный бег, и стремглав ворвалась в кафетерий.

— Майк! Лорен! Анжела! — я слышала ее выкрики до тех пор, пока за ней не захлопнулась дверь. Я все еще могла различить ее пронзительный голос, но не отдельные слова.

Эдвард и я продолжили идти в более спокойном темпе.

— Она рассказывает всем, у кого есть уши, как и планировалось? — спросила я.

— Ты хочешь, чтобы я проверил? — спросил Эдвард.

— Слушай, но не читай мысли, — ответила я. — Она кричит в общественном месте. Что бы она ни говорила, эта информация явно не предназначена быть приватной.

— Да, она всем рассказывает, — подтвердил он. — Ты сегодня сидишь с нами?

Я кивнула.

— Возможно, мне следует садиться с Джессикой и остальными, скажем, раз в неделю, — сказала я, — не хочу полностью выпадать из их круга.

— Думаю, я мог бы присоединиться к тебе за их столом, — предложил он, — представь себе, какой будет переполох.

— Джессика будет просто счастлива, — согласилась я. Мы подошли к двери и я продолжила: — Но сегодня, думаю, следует позволить ей сплетничать о том, что она уже знает, иначе у нее просто не хватит воздуха.

— Согласен. Еще Розали хочет поговорить с тобой наедине, чтобы обсудить с тобой схему приема лекарств, — сказал Эдвард, — придешь к нам опять сегодня вечером?

— Только если смогу сделать у вас часть домашней работы, — засмеялась я, — вчера мне пришлось засидеться допоздна, чтобы доделать все, что было задано на сегодня. Как-то так получается, что когда я прихожу в ваш дом, я все время только и делаю, что общаюсь с классными людьми, которые там живут.

Эдвард сделал вид, что покупает мне обед, что заставило Джессику восхищенно замереть через два стола от нас. Мы сели вместе за вампирский стол. Эдвард отпустил мою руку, и вместо этого небрежно обнял меня за плечи. При этом он выглядел весьма самодовольно. Я все еще… ну… работала на публику; Эдвард же не играл, он просто делал то, что ему действительно хотелось. И я хорошо понимала, что ему это нравится.

— Белла! — воскликнула Розали, как только я села. — Я заказала всё необходимое. В местном госпитале не нашлось всего, но достать то, что нужно, было нетрудно, и оно находится на пути сюда, так что ты можешь начинать в пятницу или субботу. Весь процесс займет несколько недель. Я заставила Элис посмотреть, и она сказала, что можно не опасаться каких-либо сложностей, но я в любом случае составила для тебя подробную инструкцию, вот, — она подтолкнула ее ко мне по столу. — Сможешь ли ты прятать лекарства от отца? Ты начнешь с таблеток, а затем тебе нужно будет делать себе уколы, и я не думаю, что ему действительно надо знать, что происходит. И нам необходимо будет сделать некоторые анализы крови — ну, — поморщилась Розали, — для максимальной безопасности анализы должен, вероятно, делать Карлайл, но все остальное по большему счету я смогу сделать сама. Например, ультразвуковые исследования. Их я могу провести.

Она была от всего этого в восторге.

— Пятница — звучит отлично, — сказала я, — Чарли не роется в моих вещах. Я не думаю, что он что-либо найдет. Элис? — спросила я, повернувшись к миниатюрной вампирше.

— Все чисто, — сказала Элис после секундной паузы. Розали, с самодовольным видом, откинулась на стуле и закрыла глаза. Элис добавила: — Я не вижу осложнений, но это не значит, что ты не ощутишь побочных эффектов. Но тебе не понадобится пропускать школу или что-то еще, и наиболее вероятно, что никто из людей не заметит ничего подозрительного, если ты будешь достаточно осторожна.

— И еще хорошая новость — что со слухами все будет в порядке, — тихо сказал Эдвард, веселясь, — Джессика только что высказала мнение, что, как она думает, у нас будет минимум шестеро детей.

Я подавилась газировкой.

— Джессика, — сказала я, когда ко мне вернулась способность дышать, и я утерлась салфеткой, — превосходит все мои ожидания в роли распространителя слухов. Мне нужно будет купить ей очень хороший подарок на день рождения.

— Думаю, частично ее заинтересованность объясняется тем, что она стремится переключить с тебя внимание Майка Ньютона, — сказал Эдвард. Он сказал это легко, но думаю, что слышала, как скрипнули его зубы. — Я не мог не услышать ее воспоминаний о разговоре, где ты пыталась свести их — ты же это делала, не так ли? Похоже она не заметила, что ты делала это намеренно, однако для меня из твоих слов все сразу стало понятно.

— Да, — подтвердила я. — Задумка была в этом. Как сработало?

— Хорошо, насколько я могу полагать. Хотя она все еще надеется, что первый шаг сделает он.

— Конечно, — вздохнула я. — Ну, первоначальной целью было отвлечь Майка — впрочем, он мог бы влюбиться в Джессику, но это было не обязательно. И Джессика, как я думаю, сейчас мне и в этом помогает, причем ей не нужно отбивать его у меня напрямую. Она просто сообщает всем, что я уже занята.

— Так, я немного запутался, — сказал Эмметт. — Вы с Эдвардом действительно "встречаетесь" (он изобразил в воздухе преувеличенного размера кавычки в сопровождении этих слов), — или вы просто говорите это всем вокруг, потому что это часть вашего плана? Крутого плана, кстати. Думаете, нам нужно будет уехать в Скандинавию, или типа того? Говорят, что финский язык тяжело выучить. Спорим, я выучу его первым, Роуз, — он пихнул Розали локтем, и она усмехнулась.

— Тебе хорошо даются языки, потому что у тебя разум ребенка, Эмметт — сказала Элис весело — только через секунду я поняла, что это был не совсем комплимент. У Эмметта осознание заняло немного больше времени, но совсем немного, а затем он метнул салат из пасты, который был его прикрытием на сегодня, Элис в лицо. Она даже не смотрела в его направлении, когда подняла поднос, чтобы защитить себя от летящего салата.

— Скандинавия вполне подойдет, — сказала я. — Мы можем отправиться посмотреть на фьорды.

— Эй, ответь на другой мой вопрос, — запротестовал Эмметт. Элис достала салфетку и стерла майонез, покрывающий ее поднос, затем смахнула остатки салата обратно на тарелку.

Я фыркнула.

— Для осуществления плана важно, чтобы к тому времени, как мне придется рассказать всем, что мы сбежали, это выглядело бы для нас естественным, — пояснила я. — Вот почему я рассказала все Джессике именно таким образом.

На секунду Эмметт задумался над моими словами, затем до него дошло, что я опять не ответила на его первоначальный вопрос.

— Эй...

Эдвард, до сих пор обнимая меня за плечи, бережно сжал меня.

— Тебе не нужно сейчас принимать решение, — промурлыкал он мне, и бросил быстрый взгляд на Эмметта. Огромный вампир — чем больше я смотрела на Эмметта, тем более странным было, что он мог сойти за старшеклассника; люди думают, что он второгодник, или что? — поворчал, но не стал настаивать.

Хорошо, что Эдвард осадил брата — пусть даже сам Эдвард, должно быть, тоже до смерти желал услышать ответ. Эта ситуация не была для него комфортной. Я внезапно захотела научиться читать мысли — в частности, его — чтобы разобраться, какие из переплетений мыслей у него в голове приводят к столь сложным выражениям лица. Он хотел, чтобы я жила, хотел, чтобы я была человеком; хотел, чтобы я любила его, и хотел, чтобы я этим не заморачивалась; хотел следовать инструкциям Элис насчет "не торопиться", но наслаждался нашей игрой на публику... В этот момент, который столь странно совпал с моими мыслями, он поднял руку с моего плеча и погладил меня по волосам. Я едва могла ощущать холод его пальцев. Он был очень нежным и заботливым — как трудно ему было касаться меня, чтобы не поранить? Терялся ли хороший контроль над мелкими движениями с приобретением суперсилы? Судя по нему — вряд ли, но он был так осторожен...

— Ты же не боишься иголок, Белла? — внезапно спросила Розали.

— Э, я немного боюсь крови, но не иголок самих по себе. Думаю, что смогу выдержать уколы, еще я могу закрыть глаза, когда Карлайл будет брать кровь на анализ. Но не уверена в этом до конца, — я замешкалась, потом продолжила: — Если я ошибаюсь, то я бы тогда хотела, чтобы мне помог Джаспер...

— Нет, — тут же сказал Эдвард. Я с немым вопросом посмотрела на него.

— Это не очень хорошая идея, — мягко проговорила Элис. Джаспер нахмурился и с сердитым видом отхлебнул из своей бутылки с водой. Словно он алкоголик, пьющий безалкогольный ликер, зная, что каждый глоток — это не то, чего он действительно хочет…

— Ох, — до меня дошло. Ладно. Никаких повреждений кожи рядом с Джаспером. Вот, должно быть, почему Розали не предложила, чтобы следующим в медицинскую школу шел он...

Я в тысячный раз решила, что, когда я стану вампиром, у меня никогда не должно быть срывов. Никогда. Ни разу. Возможно, есть веские причины, почему даже Элис и Эмметт не получили медицинское образование. Только уникальный случай Карлайла, бескровные убийства Розали, полный контроль Эдварда… так мало случаев, когда вампиры получили возможность выносить кровь, и так много возможностей для людей эту кровь пролить.

— Как тебе удается так хорошо справляться? — спросила я, стараясь сделать тон как можно вежливей, а вопрос более общим, чтобы не обидеть Джаспера. — Люди могут порезаться бумагой, упасть и ободрать до крови коленку, неловко отрезать заусенец — и в конце концов, у значительной части девушек в любой произвольный момент времени могут быть месячные, — на последних словах Эмметт хихикнул; Розали закатила глаза, но на ее лице промелькнула зависть. Я пожалела, что упомянула при ней об этом. О том, что есть у любой девушки в школе, и чего Розали отчаянно хотела бы, но навсегда потеряла.

— Я и Элис можем поднять тревогу до того, как он ощутит запах, — прошептал мне Эдвард, — Элис часто может получить информацию заблаговременно, чтобы мы могли убедиться, что не будем голодны не в тот день. Хоть и не всегда, — с иронией заметил он.

Я вспомнила, что его глаза были черными, когда я в первый раз пришла в школу.

— Мы не приходим в школу, когда находимся в состоянии охоты. И мы можем иногда внезапно уйти из класса — наши оценки достаточно хороши, чтобы компенсировать пропуск школы в солнечные дни и такие прогулы, — он кашлянул — должно быть исключительно на публику, но он все равно это сделал — и продолжил: — То, что ты упомянула последним, не столь большая проблема, как ты представляешь. Эта кровь… своего рода "мертвая". Она не слишком ухудшает наше положение.

Меня это не слишком успокоило, но так как у Джаспера, похоже, не было историй с пожиранием старшекурсниц во время их месячных — или в любое другое время — то я поверила ему на слово. И я решила позже расспросить Эсме или Элис, наедине, существуют ли какие-либо средства, которые могут ухудшить или улучшить мое положение, и не дать мне стать последним "промахом" вампиров в те оставшиеся месяцы, которые я буду вынуждена заботиться обо всех этих "делах".

— Так, — с усмешкой сказал Эмметт, — ты боишься крови, Белла? Как же ты тогда будешь...

Розали пнула его. Я скорчила гримасу:

— Похоже, сегодня не тот день, когда ты можешь получить ответы на все свои вопросы, Эмметт, — пробормотала я.

— Видимо, нет, — согласился он. — Хотя все равно забавно — ты так сильно хочешь быть вампиром — и при этом боишься крови.

— Мне не нравится ее запах, — сказала я. — Как соль и ржавчина — я не думаю, что она пахнет так же для вампиров, даже для тех, кто привык ненавидеть кровь.

— Все же интересно, сможет ли это помочь — задумалась Элис. — Я вижу тебя рядом с людьми, с алыми глазами новообращенного, и даже не видно, что ты хочешь их съесть, — и я слышала, как ты рассуждала об этом вчера, и в этом есть некоторый смысл, но даже Карлайл избегал людей на ранней стадии. Что если после всего кровь так и не станет для тебя аппетитной?

— Ну, — сказала я, — когда я стану вампиром, Элис, я тебе точно все расскажу о том, как поменялось мое отношение к крови.

Она поняла, что я имела в виду, потом приняла расстроенный вид:

— Не-а, я ошиблась, — сказала она. — Твои ощущения, судя по твоему описанию, ничем не отличаются от ощущений обычных вампиров.

— Странно, — пробормотала я, — но вовсе не то, что я буду реагировать нормально — странно, что у тебя бывают подобные видения. Я имею в виду, поскольку мы уже знаем о том, что я буду чувствовать к крови, вряд ли я теперь буду рассказывать тебе об этом, верно? Но ты все равно это видела.

— Быть экстрасенсом было бы менее полезно, если бы нельзя было использовать полученную информацию, — сказала Элис, открывая глаза. — Возможно, то, что я вижу, произошло бы при условии, что я никому не расскажу. Я не вижу больше этого разговора, поскольку уже не существует мира, в котором я могу о нем не рассказать.

— Но тебе, должно быть, часто приходится видеть то, чем ты уже твердо решила поделиться, — начала я, но тут прозвенел звонок. Я съела банан по дороге на биологию, так как настолько отвлеклась на разговор, что едва притронулась к обеду.

На биологии, пока учитель продолжал свой бесконечный рассказ про стенки клеток, я размышляла, какой ущерб нашему представлению "Белла и Эдвард — вместе навсегда" нанесла моя смена партнера по лабораторной. И по крайней мере Майк и Анжела знали, что я сделала это сознательно. Я не знаю, что они думали по поводу причины моих действий — но как минимум Майк видел, с каким выражением Эдвард сначала смотрел на меня.

И это было бы вполне в духе Майка — сделать поспешные выводы и решить, что я встречаюсь с Эдвардом не по своей воле, и подумать, что я обращусь к нему за помощью... Я надеялась, что Джессика сможет его отвлечь. Если у Майка есть чутье — или, напротив, в определенных вопросах оно у него отсутствует — его не собьет с толку красивая картинка для публики, ведь она вполне может сосуществовать вместе с ужасными взаимоотношениями за кулисами.

Дело не только в том, что любопытство Майка будет меня раздражать — его могут убить, или ему придется стать вампиром, если он что-то обнаружит. (Хотя... а вообще, какие методы разведки есть у Вольтури? Есть ли у них в страже эквивалент Элис, или кто-нибудь менее эффективный? Если прохожий случайно зашел в дом Калленов, пока их там не было, и что-то увидел, а что-то додумал сам — сможет ли он спокойно уйти и дожить до старости, никому ничего не рассказывая, чтобы за ним не началась охота?)

Я скрестила пальцы. Не думаю, что этот жест сможет что-то исполнить, но он был способом выпустить мои надежды в мир, не делая записей, и я знала, что это означает, тогда как Элис, скорее всего, будет сбита с толку. Я подумала, что, пожалуй, мне в любом случае стоит предупредить вампиров — но Майк не подавал никаких признаков беспокойства, не говоря уж об опасном любопытстве. И всё же. Я сделаю среду моим “днем-общения-с-людьми”, и проверю... или я расскажу все Эдварду, только ему, и попрошу его пошпионить...

Я скорчила гримасу, перед этим наклонив голову вперед так, чтобы волосы скрыли выражение моего лица от Анжелы и остальных. У Эдварда были такие удобные способности. Было просто потрясающе заманчиво попросить их использовать, когда я даже не была уверена в их необходимости. Элис была права — покажите мне тайну, и я буду копать, копать, копать, пока не докопаюсь до истины, или не умру. Я закусила губы. Я не буду просить Эдварда нарушить личное пространство Майка, основываясь на неясных соображениях, которые я, возможно, смогу проверить и без всякой телепатии. Я настолько высоко оценивала собственное личное пространство — было бы абсолютным высокомерием предполагать, что приватность Майка менее важна.

На эту же тему — в ближайшее время нужно будет выловить Элис и посмотреть, смогу ли я обеспечить себе безопасное ведение записей. Я хотела бы зайти к ним уже сегодня, и тогда же с ней и встретиться, но после этого — домашняя работа, точно займусь домашней работой. Мне совсем не хотелось привлекать к себе лишнее внимание Чарли или учителей из-за плохих оценок.

Я подперла рукой подбородок, позволив терминологии о строении клеток свободно омывать мой мозг, и стала размышлять, как могут выглядеть фьорды вблизи.

* * *

Я действительно убедила Элис провести со мной небольшой эксперимент сразу после того, как я добралась до их дома. Хотя вампиры и могут видеть в темноте, она не могла перемещать точку взгляда так, как ей захочется. У нее не было склонности видеть всё так, будто она подсматривала из под кроватей или из-за картинных рам. Было больше похоже, что она стояла, и с высоты своего обычного роста, со своей нормальной четкостью обзора (если не считать расплывчатость, которая была свойственна видениям самим по себе) могла рассмотреть всё, что попадало в поле ее зрения.

Не исключено, что она могла бы увидеть, что я печатаю, даже если бы я поместила клавиатуру под нечто непрозрачное и выключила бы монитор, однако это вряд ли бы произошло случайно, и она пообещала так не делать, за исключением чрезвычайных ситуаций. (При этом обещании я заставила ее подчеркнуть, что "чрезвычайные ситуации" — это те, где она видит возможные исходы, в которых потом ситуация объясняется мне, и я согласна с тем, что Элис должна была подсмотреть мои записи. Я не была уверена в суждениях Элис, поскольку еще мало ее знала, чтобы оставить на ней всю ответственность.) Так что я могла обеспечить приватность своим записям, а если накроюсь плотным одеялом, придвинув экран вплотную к глазам — то и перечитывать все тоже смогу приватно.

С блокнотами все было не так просто. Печатать я могла и вслепую, но если пыталась писать на ощупь, у меня получались нечитаемые каракули, гуляющие по всей странице. Если же залезть под одеяло, настолько тонкое, чтобы пропускать нужное количество света, то вампир тоже сможет видеть сквозь него достаточно хорошо. У них была лежащая за гранью человеческих способностей возможность отфильтровать зрительные помехи в виде слоя промежуточного полупрозрачного материала от объектов, на которые они смотрят. Вампиры могли без труда сказать, что происходит за стеклянной дверью, даже если она была изрисована отвлекающими картинками, если там были хотя бы малейшие отверстия с неискаженным изображением. А человек увидит только само стекло и рисунок на нем, но не увидит, что происходит за стеклом.

Поэтому я решила все, что хочется сохранить в тайне, записывать в компьютер, когда он будет доступен. У плана было слабое место в том, что нужно было полагаться на свою слабую и ненадежную память для заполнения пробелов, которые неминуемо остаются при скорописи, но несколько месяцев можно было и потерпеть — а после, как я надеялась, мне вообще не понадобятся блокноты.

После разговора с Элис я села за кухонный стол и сделала домашнюю работу, уделив, однако, только половину внимания листкам с заданием и моей презентации по обществознанию. Эдвард сидел рядом со мной. У него хорошо получалось стараться меня не отвлекать. Он просто смотрел. Никто не может сидеть так неподвижно, как вампир. Но у него все равно было свойство притягивать мой взгляд; каждый раз, когда он менял положение, чтобы лучше видеть, что я делаю, я тут же на это реагировала.

Он сидел достаточно близко, чтобы я могла ощущать аромат его дыхания — он совершенно не походил на человеческий. Там не было влажности, запах был почти цветочным. Это было необычно — запах, ощущаемый мной, должен был быть запахом яда, но почему он был похож на фиалки? Или не фиалки — я не была уверена, с каким цветком его можно сравнить. В любом случае, что-то приятное. Но почему? В этом не было необходимости как в качестве меры для привлечения добычи. Им просто нужно было поймать одинокую жертву в безлюдном месте, и как только они это сделают, результат был уже заранее определен их силой и скоростью. Вампиры были до нелепости технически переусложнены, и я не могла дождаться момента, когда смогу поиграться со всеми этими новыми способностями...

С некоторым усилием я вернула свое внимание к прямоугольнику картона, на который пыталась перенести свои конспекты. "Исполнительная власть" — уже было написано там моим ужасным почерком. Я издала жалобное ворчание и закончила предложение. Спустя несколько коротких месяцев я смогу обладать идеальной памятью. И я изучала бесполезную ерунду, которую я не вспомню и через две недели, не то что бы через сто лет, только из-за того, что мне семнадцать, и это означает, что нужно ходить в школу и выдавать учителям правильные сведения в нужном формате в нужное время.

— Тебе не задают домашней работы? — спросила я, заполняя следующий лист.

— Я могу сделать все ночью, — ответил он. Невысказанной причиной было "так что я не должен терять на нее время, которое могу провести с тобой". Я научилась читать лицо Эдварда и тон его голоса достаточно хорошо, по крайней мере, когда им владеет одно чувство, а не несколько сразу.

— Не может быть, чтобы за мной было так интересно наблюдать. Я — это я, и от скуки мне хочется лезть на стену, — пробормотала я, заполняя следующую карточку.

— Ты сама захотела делать домашку, — сказал он весело. — Хотя, знаешь, Белла, мне-то совсем не скучно.

Что могло поместить меня в "список возможных вторых половинок" Эдварда? Я взяла следующую карточку и почти написала на ней этот вопрос вместо надписи из презентации, которая там должна была быть. Я показала карточке язык, написала на ней правильную надпись, и затем сделала вид, что не знаю, что писать на следующей. Что такого было во мне? Он не мог знать об этом сразу, или он бы отреагировал по-другому при нашей первой встрече. Значит дело было, вероятно, не во внешности. Это в некотором роде успокаивало.

Я бы подумала, что это связано с возможностью получения вампирами новых способностей, что согласуется с уже обращенными вампирами. Это может объяснить, почему так много вампиров нашли себе пару и при этом не съели своих партнеров до обращения. Ну или с красотой, которая была еще одним критерием отбора. Я не считала себя красивой, и я совсем не доверяла противоположному мнению моих родителей. Но даже если чувства Эдварда можно было объяснить магией, то чувства Майка и Эрика — нет, и с большой натяжкой можно было предположить, что они проявляли интерес только из-за того, что я была новенькой. Так что, может быть, я все-таки была красивой.

Я сделала следующую надпись, вытащила еще одну карточку и вздохнула. Скорее всего, я выглядела достаточно хорошо, чтобы хотя бы стать красивым вампиром — я ждала этого с нетерпением по столь многим причинам, и эта была одна из самых банальных, но она все же была.

Я сделала пометки. Взяла новую карточку. Я ненавидела обществознание. Обычно я относилась к нему нейтрально — материал подавался тщательно и медленно, но он хотя бы был мне в новинку, и учитель был достаточно компетентным. Но зачем мне дали делать презентацию именно тогда, когда мне так сильно было нужно время подумать? Я, конечно, предполагала, что учитель не знал — и не должен был знать — что у меня такое время.

Я сделала еще запись. Когда я добавила ее к остальным, у меня получилась небольшая стопка из пятидесяти карточек. Этого должно было хватить. В любом случае, работа над моими проблемами с импровизацией при публичном выступлении была в моем списке необходимых дел; использование более кратких конспектов могло быть потенциально полезным шагом к этому. Конечно, я пыталась логически обосновать свои действия — на самом деле я всего лишь хотела разделаться с домашним заданием. Но я очень, очень хотела с ним побыстрее разделаться, и поэтому, пока это желание не привело к плохим последствиям, я вполне могла ему поддаться.

— Всё, закончила, — прошептала я себе по нос, и начала убирать школьные принадлежности.

— Чем бы ты хотела заняться в оставшуюся часть дня? — спросил Эдвард, улыбаясь. Я посмотрела на него. Его лицо излучало чистое желание увидеть, что я провела вторник именно так, как мне бы хотелось. Это меня радовало — по большей части, и все еще казалось немного странным, но я начала привыкать.

— Итак, — сказала я, откинувшись на стуле, и вспоминая вчерашнюю заметку, — одаренные и оборотни, хм?

* * *

— Одаренные и о... О. Я упомянул их, когда рассказывал тебе о Карлайле, — припомнил Эдвард. — Ну-у... да, они существуют. На самом деле есть два вида оборотней, о которых я знаю, а одаренные все разные.

— Кроме двух видов оборотней, одаренных, и вампиров, есть ли еще что-то мифическое, о чем я должна знать? — спросила я.

— Насколько я знаю — нет, — ответил Эдвард. — Но я могу и не знать всего. В любом случае. Одаренные. Это формальное определение для человека с какой-либо способностью — качеством, которое при обращении в вампира, как правило, усиливается.

— Я не знала, что для одаренных существует специальная терминология, — сказала я, а затем внезапно села. — Подожди-ка, ведь я могу быть одаренной, разве нет?

— Да, — согласился Эдвард. — Хотя ты не была бы одаренной того типа, которых раньше сжигали на кострах — твоя сила, похоже, защищает тебя только от меня, и, может быть, от остальных. Не похоже, что она делает еще что-нибудь, что можно заметить.

— Был ли ты одаренным? Или Джаспер?

— Я не думаю, что кого-то из нас можно назвать одаренным. Сверхсилы вампиров — это не дар. Моя способность читать людей и харизма Джаспера были полезны, однако не выходили за рамки естественных возможностей людей, когда мы ими были. Возможно, что Элис была одаренной, но мы не знаем об этом.

Я кивнула.

— И два вида оборотней? У них есть разные названия, чтобы отличать друг от друга?

— Евразийскую разновидность, — ответил Эдвард, — иногда еще называют Детьми Луны. Они намного больше похожи на тех оборотней, что описываются в мифах, нежели второй тип. Серебро на них не действует — это сказки людей для собственного успокоения, чтобы создать иллюзию, что человек имеет шанс на победу при встрече. Но то, что оборотничество передается через укус и превращения при полной луне — правда. Они свирепые создания-одиночки в волчьей форме — не тот вид животных, с которым ты хотела бы встретиться.

— А остальную часть месяца они — обычные люди? — спросила я.

— Думаю, да. На деле я никогда с ними не сталкивался, поскольку они уже вымерли или близки к этому — Кай не боится их укусов и истребляет их. Об этой разновидности мне известно только то, что мне рассказал Карлайл, а он узнал это от Вольтури.

— Почти истреблены, и, очевидно, не серебром… но как?

Эдвард откинулся назад и засмеялся.

— Членами охраны Вольтури, конечно. Я уверен, что были потери и на их стороне. Вервольфы — другое их название — могут сражаться с вампирами. Но в трансформации Дети Луны не слишком умны. То есть они умнее обычных волков, но они не обладают человеческим интеллектом. Группа вампиров при охоте на вервольфа легко может победить его. Особенно если они знают, каков он в человеческой форме. Тогда это вообще легко, — при описании он переключался с прошедшего на настоящее время, как будто не мог определиться, рассказывать о них как об уже вымерших созданиях, или еще существующих.

— Ладно. А что насчет второго вида? Где они живут? — напомнила я.

— Вообще-то, недалеко отсюда, — ответил Эдвард, — но я сомневаюсь, что они еще остались. Мы были здесь семьдесят лет назад и встретили нескольких из них. Они не любят вампиров, но мы сумели убедить их, что не охотимся на людей, и заключили сделку — мы остаемся на их земле и не кусаем никого, а они не нападают на нас, пока мы соблюдаем эти условия. Присутствие вампиров активирует у них гены, которые позволяют им менять форму. Та стая, которую мы тогда встретили, скорее всего, сейчас неактивна, или же они уже вообще все мертвы. Мы не приближаемся к их землям, чтобы не послужить источником активации новых оборотней.

— Что ты подразумеваешь под "недалеко"? — спросила я, помня, что для вампира быстро преодолеть даже очень далекое расстояние — просто пустяк.

— Резервация квилетов, Ла Пуш, — ответил он. — Они, скорее всего, еще рассказывают легенды об оборотнях, даже если ни у кого из них не осталось их генов.

— Довольно близко, — заметила я. До резервации было полтора часа езды с нормальной скоростью. — Я знаю нескольких людей оттуда.

— Правда? — заинтересовался Эдвард.

— Старый друг Чарли по имени Билли Блэк. Он продал Чарли мой пикап. Я иногда играла с его дочерьми, Рейчел и Ребеккой, когда была маленькой. Хотя потом мы перестали общаться. Думаю, у них еще есть младший брат, хотя я не знаю, как его зовут.

— Никого из них не знаю, — пожал плечами Эдвард. — Хотя они могут быть потомками одного из встреченных тогда нами волков, фамилия похожа.

— Так каковы их... кстати, есть у них свое название, кроме как "волки"? — Эдвард покачал головой. — Квилетские волки — что они из себя представляют?

Он объяснил. Волки были неотличимы от человека, пока гены не активировались присутствием вампира. Они были достаточно сильны и быстры, чтобы убить вампира, по крайней мере, если работали в стае. Они необычайно быстро исцелялись и сохраняли некоторые способности даже в человеческой форме. Когда гены просыпались и начинали работать, постепенный накал эмоций приводил к первому превращению, которое было потенциально опасно для людей вокруг (они вырастали в размерах крайне быстро), но не для них самих. Превращение длилось до тех пор, пока волк не брал свой нрав под контроль, после чего мог вернуться в человеческую форму. Квилетские волки, которые не утрачивали свою звериную форму, еще и не старели.

— Почему же ты тогда думаешь, что тех, кого вы встретили семьдесят лет назад, нет в живых? — спросила я.

— Они тоже держали свое существование в тайне, — ответил он, — если они живы, то, вероятно, инсценировали свою смерть и ушли отсюда. Совет племени, скорее всего, знает или имеет достаточно сведений о том, как распознать активацию генов. Но рядовые квилеты, вроде твоих друзей, скорее всего, считают волков просто существами из легенд.

Я кивнула и со вздохом опустила голову на сложенные руки, лежавшие на столе.

— Почему, ну почему люди не хотят быть бессмертными? Почему их не волнует, что все умирают? Почему они хотят вылечить некоторые смертельные болезни наподобие рака или малярии, а когда квилеты получают лекарство от старости на серебряном блюдечке, то они от него отказываются? Неужели в этом мире все, кроме меня — самоубийцы, а я этого не замечала просто потому, что не все режут себе вены?

— Смерть — это естественно, — прошептал Эдвард.

— Рак — это тоже естественно.

— Рак не обязателен, — возразил он.

— Как и старение! — вскричала я и эмоционально ткнула пальцем в Эдварда. — Тебе будет семнадцать вечно! И я собираюсь остаться семнадцатилетней навсегда, когда мы со всем разберемся.

— Ты что, хочешь превратить всех в вампиров? — задал он вопрос.

— Я уже говорила тебе, что не могу. Я не могу обратить всех или это будет полностью контрпродуктивно, — ответила я, принимая прежнюю позу. — Вольтури хотят быть бессмертными, но не хотят этим делиться, не так ли?

Эдвард протянул руку и пригладил мои волосы. Это было успокаивающее, ритмичное движение.

— Я испытываю сильное желание найти телефоны Рейчел и Ребекки. И их брата. Позвонить им всем, срочно позвать их сюда, и чтобы вы все сидели здесь, когда они придут, чтобы они могли жить вечно — я думаю, это не будет так же плохо, как обращать их без разрешения, так как если они не в своем уме и решат, что им не нужны суперспособности и шанс на вечную жизнь, они могут отказаться от своей волчьей сущности. Если они не в своем уме, — пробурчала я.

Он продолжал гладить меня по голове. Я закрыла глаза и постаралась успокоиться, сконцентрировавшись на прохладных, осторожных прикосновениях.

— Есть ли, — спросила я после того, как немного остыла, — какая-либо причина, по которой я не должна собирать всех квилетов, которых смогу найти, здесь, на "вашей территории", где вам позволено быть, и активировать их?

— Несовершеннолетние оборотни опасны, — мягко сказал Эдвард, — связь между их превращениями и их нравом значит, что они будут нестабильны, пока не выучатся контролю. Они не столь склонны убивать, как новорожденные вампиры, но этого нельзя исключать, да и ранения не были бы чем-то из ряда вон выходящим.

Я вдохнула так глубоко, как только могла, задержала дыхание до боли в легких, затем медленно выдохнула.

— Мы можем организовать летний лагерь для оборотней, — сказала я. — Собрать их где-нибудь вместе, подальше от всех, кто лечится не так быстро, как они, помочь им...

— Присутствие вампиров им не поможет. Они инстинктивно видят в нас врагов, — сказал Эдвард. — Вампиры и квилетские волки неприятны друг для друга как на запах, так и при личной встрече.

— Джаспер, — сказала я, упорствуя. Судя по тому, что я была готова привлечь к делу Джаспера, я была настроена очень серьезно… — Он может активировать их, а затем помочь им оставаться спокойными, пока они не смогут делать это самостоятельно, пока они не будут в безопасности.

— Возможно, — ответил Эдвард, чем удивил меня. Он все еще поглаживал мои волосы. — Это может сработать. Но, я думаю, Вольтури не знают о квилетах... и вряд ли узнают, пока Аро не прочтет одного из нас, что может не произойти в ближайшие столетия, если мы будем вести себя тихо. По крайней мере, если они останутся такими же ненавязчивыми, какие они сейчас.

Я выругалась. Эдвард, похоже, не разделял философскую неприязнь Анжелы к нецензурным выражениям.

А затем я снова выругалась.

— Эдвард, ты говорил, что договор запрещает кусать людей. А семьдесят лет назад, если ты округлил, могли быть после того, как Карлайл обратил Эмметта. Он — последний из обращенных. Это так?

— Да, — ответил он. — Считается ли округление чисел ложью? Я не понимаю.

— Допускал ли кто-то из вашей семьи с тех пор какие-либо "ошибки"?

Он медленно покачал головой.

— Если вы обратите меня, нарушится ли договор? Даже если вы сделаете это не здесь?

Эдвард помолчал.

— Формально, — сказал он, — да.

Я думала быстро.

— В договоре было сказано — кусать — именно это слово?

— Именно, — подтвердил он. Его рука перестала гладить меня по волосам, и теперь покоилась на затылке.

— Сможете ли вы обратить меня без укуса? Элис говорила что-то насчет попадания слез в открытую рану…

— Она говорила такое? Это немного фантастичный способ. В наших глазах есть яд… но мы не плачем. Тебе придется собирать яд у нас с глаз очень долго и вводить его в кровоток косвенным путем. Не могу даже придумать менее эффективный способ. Укус куда лучше.

— Но это не обязательно должен быть укус как таковой. Может быть, ты сможешь собрать яд в шприц и сделать укол.

— Да, — сказал он, — да, так можно сделать.

— Отлично, — сказала я, вздохнув еще раз, — так что если я придумаю способ активировать волков без привлечения внимания Вольтури, то из-за меня между вампирами и волками не будет войны.

— А у тебя честолюбивые планы, — заметил он нежно, почти восхищенно.

Я подняла голову, и он убрал свою руку, положив ее обратно на стол перед собой.

— Эти планы не должны казаться честолюбивыми, — сказала я. — Желание, чтобы люди продолжали жить, не должно казаться необычным или особенным, или революционным, или еще каким-нибудь эдаким. Если бы я работала и половину зарплаты отдавала на онкологические исследования, или что-то подобное, я бы не была честолюбивой. Альтруистичной — по большей части — но не честолюбивой.

— Знаешь, если ты постоянно будешь повторять подобное, в итоге я начну с тобой соглашаться, — сказал Эдвард весело.

— Не могу не считать это хорошим результатом, — ответила я, теребя край своего рукава. — Со стороны выглядит так, будто у тебя нет веских причин следовать своим убеждениям — только связанные с ними эмоции, которые не дают тебе услышать мои слова, хотя мы говорим на одном языке. Если, несмотря на это, я смогу достучаться до тебя, многократно повторяя, что смерть — это плохо, тогда я буду это повторять. Смерть — это плохо. Смерть — это плохо. Смерть — это плохо.

— Тебя действительно обеспокоило то, что я говорил о душах, — отметил он вполголоса.

— В свое время, действительно, беспокоило. Сейчас же я просто вроде как волнуюсь за всех тех, кто хочет относиться к смерти, как будто это их надоедливый-но-безобидный старый дядюшка, который навещает их в каждый День Благодарения, и без которого семья будет неполной, или что-то вроде того. Смерть не безобидна. И нет неустранимых причин, по которым она должна вообще существовать.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — попросил Эдвард, хмурясь и отводя взгляд.

— Я могу дозировать информацию понемногу, если так тебе будет легче, но не собираюсь сдаваться, — предупредила я его. — Спроси Элис. Тебе придется вообще избегать меня, если не хочешь об этом слышать.

— Я никогда не буду избегать тебя, — сказал он, глядя мне в глаза, — сначала я думал, что у меня получится… но Элис была права, когда сказала, что мне не хватит на это сил.

— Это хорошо, — прошептала я.

* * *

Я добралась до дома поздно — значительно позже того, как Чарли окончательно отказался от мысли дождаться горячего ужина, и разогрел себе остатки старой еды.

— Привет, Белз, — сказал он, когда я вошла. Он выключил телевизор, и полуобернулся на диване, чтобы посмотреть на меня. — Где ты была?

Он не сказал это укоризненно, или разочарованно, он не думал, что я рисую граффити на зданиях, или разоряю почтовые ящики, и не расстроился, что я один раз за неделю не приготовила ужин. Его интересовало, что со мной происходит.

У меня заняло немного времени обдумать, как Чарли меня представляет, и, соответственно, как лучше всего будет подготовить его к тому, что мы с Эдвардом соберемся сбежать следующим летом. Таким образом, сценарий у меня был уже готов.

— Ах, — сказала я, с мечтательной улыбкой на лице, — я была с Эдвардом.

Чарли поднял одну бровь.

— Эдвард Каллен?

Я быстро кивнула.

— Да, ты видел его в субботу, когда он зашел к нам...

— Снова учили биологию? — спросил Чарли, хотя, похоже, он озвучил не первую мысль, которая пришла ему в голову.

Я покачала головой, легкомысленно позволив пряди волос упасть на лицо, а затем снова заправила ее за ухо.

— Мы немного поделали домашнюю работу, — сказала я медленно (ну, между нами действительно была проделана небольшая домашняя работа), — но, в основном, мы просто болтали… — я широко раскрыла глаза, и сказала: — Я имею в виду, я дружу с его сестрами. Я еще немного погуляла с Элис, это было первое, что я сделала, когда пришла к ним.

— Понятно, — пробормотал Чарли. И не стал допытываться. Я и не ожидала, что он будет. Но я думала, что достаточно эффективно заронила саму идею. Скорее всего, в следующий раз, когда Эдвард зайдет за мной, Чарли устроит ему небольшой допрос. На следующей неделе мне нужно будет как-нибудь проронить слово "бойфренд" в пределах слышимости Чарли — возможно, при телефонном разговоре с Джессикой или Анжелой.

Я широко улыбнулась ему, пообещала, что в четверг ужин будет готов в нужное время, и взбежала вверх по лестнице.

* * *

Притворяться, что мы с Эдвардом встречаемся, было весело. Причем веселья в этом занятии было больше, чем каких-то деловых мотивов.

Он проявлял богатую фантазию, никогда не поддаваясь искушению к повторению, которое могло выдать нас. Одним утром он прошел сквозь весь класс ко мне, остановился и поцеловал в лоб. Он присоединился ко мне и моим друзьям-людям за обедом, когда я сидела с ними, а не с вампирами. Джессика от этого пришла в такой восторг — я думала, что ей понадобится медицинская помощь. Он провожал меня от столовой до учебных классов каждый день, держал меня при этом за руку или обнимал. Он делал все это с таким гордым и самодовольным видом, что со стороны могло показаться, что он идет с кинозвездой или супермоделью (если, конечно, не смотреть в этот момент на меня).

Он кинул в меня идеально сделанный бумажный самолетик на биологии, выждав момент, когда учитель не видел — но чтобы видела Анжела, когда самолетик упал прямо на мой блокнот. Она не стала наклоняться, чтобы посмотреть, что в нем написано, но я все равно показала ей, с улыбкой, которая была почти не притворной: перед тем, как сложить самолетик, он написал на листке витиеватое стихотворение. Анжела улыбнулась и коснулась моей руки в ободряющей дружеской манере. Я сложила листок и убрала в свой кошелек.

У меня не было такой богатой фантазии, и я обнаружила, что играть роль потерявшей голову от любви девушки гораздо проще. Я хихикала куда чаще, чем привыкла, и подходила чуть ближе к нему всякий раз, когда он касался меня — что случалось постоянно, если я была в пределах его досягаемости. Я чаще принимала от него и носила его куртку. (Ему было плевать на февральский холод, он носил куртку исключительно для маскировки и красоты; и это было очевидным проявлением его любви, которое я могла принять.) Я проводила много времени, глядя на него из-под ресниц и любуясь его лицом, и старалась выглядеть восхищенной.

В наших "отношениях" недоставало только одной детали: мне не хватало духу спросить о таких тонкостях, как поведение вампирского яда при поцелуях, и без этой информации не была готова поцеловать его в губы. Он обходился вполне и без этого, целуя мою шею, лоб, нос, щеки, макушку, пальцы — ничего не обходя вниманием. Однако чем больше он не пробовал поцеловать меня в губы и даже не пытался попросить, тем больше я подозревала, что должен существовать некоторый риск инфицирования, связанный с этим действием — так что оставила все как есть. Мне нравилось и так, и несколько следующих месяцев мне не хотелось рисковать.

Вдали от школы все менялось — хотя это зависит от того, как смотреть, ведь романтики намного меньше не становилось.

Именно для Эдварда в доме вампиров стоял рояль. Розали тоже играла; вообще, все они умели — любой человек с совершенной памятью, живущий в доме, где играют на рояле, может тоже научиться. Но Эдвард был настоящим музыкантом. Он сочинял. Он написал для меня песню. Я подозревала, что эта песня может быть о человеке получше, нежели я, Белла Свон, в своей целостности — но он отказался уточнять, а я не стала давить на него.

Мы обедали вместе большую часть выходных. Он знал, что я хочу быть дома, чтобы готовить ужин для Чарли почаще, но всякий раз, когда я соглашалась провести с ним вечер, мы куда-нибудь уезжали. Он задерживался у меня дома, когда мы возвращались с этих вылазок. Чарли спокойно одобрил Эдварда, который звал его "сэр" и вел себя очень почтительно. Когда мы были дома, проявлений того, что мы пара, было меньше, хотя Эдвард проделал отличную работу по созданию такого вида, словно он желает большего. Это могло быть из-за Чарли — или нет.

Всякий раз, когда я оказывалась в пределах его досягаемости, он касался меня, и неважно, был кто-то еще рядом или нет. Я стала одеваться теплее, чем того требовала погода, чтобы с комфортом воспринимать ледяные прикосновения. Он был неизменно нежен, всегда предупредителен, всегда — убирая волосы с моего лица, или поглаживая по щеке, или целуя в затылок. Он вел себя так, будто каждый раз пользовался редкой, исключительной возможностью, но делал это все так часто, что я привыкла. Я чувствовала себя частью давнего, уютного для обоих союза — и мне это нравилось гораздо больше, чем я ожидала, если бы меня спросили об этом раньше. С Эдвардом было легко и спокойно. Мои родители — ни Рене, ни в большей степени Чарли — не были людьми, склонными к объятиям. Я не привыкла к физическому контакту с людьми, за исключением рукопожатий, и, иногда, по особым случаям — объятий. Но было приятно — особенно без неуклюжего вопроса — "Обнимемся?" — заданного родственнику перед тем как он или она садится в самолет, или другого таким же образом вымученного предложения. Я могла просто сидеть рядом с Эдвардом, прислониться к нему, если бы мне захотелось, и получить в награду поцелуй в макушку.

Но этой зимой меня бил озноб не только из-за холодов или низкой температуры тела Эдварда.

День святого Валентина был в понедельник. Эдварду удалось положить небольшие подарки на мое место на каждом из моих уроков, включая мат в углу спортзала, где я занималась йогой — ему нужно было забегать в каждый класс между звонками, чтобы их оставить. К обеду я получила две тематически подходящих упаковки с конфетами, сверкающий браслет, который... похоже, был покрыт совсем не стразами... и CD с запиской, что он содержит записи мелодий Эдварда. Я надела браслет себе на левую руку. Когда я подошла к столу вампиров во время обеда, взгляд Эдварда на секунду скользнул по браслету, и на его лице появилось удовлетворенное выражение, когда он посмотрел на меня.

— Я не был уверен, что не переборщил, — сказал он.

— Он прекрасен, — ответила я. — Ты абсолютно переборщил, я бы сказала тебе не покупать его, но не планирую его возвращать, — я немного потрясла браслетом на запястье. — Но больше никаких драгоценностей, иначе Джессику хватит удар. Конфеты были превосходны, и я сгораю от нетерпения, когда же смогу прослушать музыку. Спасибо.

— Совсем никогда никаких драгоценностей? — спросил он, как будто спрашивал разрешения сделать для себя что-нибудь более эгоистичное, чем осыпание меня подарками. Моя правая рука была занята, запуская вилку в котлету, но он взял мою левую руку и сжал в своих ладонях.

— Ничего даже отдаленно настолько же хорошего — в ближайшие два месяца, — сказала я, — это по меньшей мере.

Я склонила голову и бросила быстрый взгляд на уши Элис и Розали: ни у той, ни у другой уши проколоты не были.

— Если я проколю уши, проколы затянутся, когда меня обратят? — спросила я.

— Да, если на тебе в это время не будет сережек, — сказала Розали. — Если же будут, то они могут остаться. Но тебе нужно будет рассчитывать на то, что они не выйдут из моды в ближайшие столетия.

— Действительно. Я прекрасно обходилась без них. И существуют еще клипсы и магниты — полагаю, магнитные застежки меньше зависят от мочки уха и легче застегиваются.

— У меня полно сережек на магнитах, — сказала Элис. — Я не часто надеваю их в школу, из-за того, что однажды, лет двадцать назад, у меня был очень дурацкий разговор кое с кем, кто думал, что если мне так нравятся серьги, что я ношу их каждый день, то я обязана пойти и проколоть уши в салон к ее тетушке, и она не оставляла меня в покое. Не так уж трудно приделать магнитные застежки к обычным серьгам, если знать, как. Я как-нибудь тебе покажу.

* * *

После обеда Эдвард не пошел вперед меня на биологию, чтобы подложить там подарок — должно быть, он сделал это еще до обеда. Я развернула его — это была заколка для волос. Она была очень красивой, и сделана по большей части из дерева, так что я предположила, что её технически нельзя считать драгоценной (да и в любом случае, Эдвард подложил её еще до того, как я сказала больше так не делать.) Я собрала волосы и откинула их назад; услышав мягкий звук застежки, Эдвард обернулся ко мне с улыбкой.

В спортзале была только записка; согласно ей, он установил стерео в мой автомобиль. Я негромко засмеялась и положила записку в свою сумку. Последним уроком у него был испанский и учитель отлично знал, что Эдвард свободно говорит на этом языке (на деле даже лучше, чем сам учитель); де-факто у Эдварда было разрешение пропускать уроки, когда ему нужно.

Стерео, столь качественно установленное, что выглядело так, словно всегда было в моем пикапе, оказалось оборудовано всем, чтобы воспроизвести мой новый диск. Эдвард охотно играл любые композиции, которые мне нравились, когда мы бывали у него дома, но было хорошо, что теперь я могу слушать их где угодно.

По дороге домой только одна мысль беспокоила меня — как успеть сделать домашку без Эдварда, чтобы он меня не отвлекал — до того, как я отправлюсь на встречу с ним в доме Калленов, которые уже стали для меня привычными.

У меня было так мало опыта в переживании и анализе романтических чувств, что я даже не могла точно сказать, в какой момент я перестала притворяться.

* * *

У меня не вышло приступить к домашней работе так быстро, как я хотела. Когда я пришла домой, там уже были Билли Блэк с сыном, который сейчас был уже подростком и чье имя я не могла вспомнить. Сначала я решила, что они просто навестили Чарли. Если Билли не мог водить, то ему было разумным брать с собой сына, который возил его время от времени — хотя был ли мальчик достаточно взрослым, чтобы сидеть за рулем? Я знала, что он моложе меня, но не была уверена, насколько. Он выглядел на четырнадцать-пятнадцать, но ему могло быть и шестнадцать. В возрасте десяти лет я не играла с мальчиками, если рядом были девочки, как его сестры, поэтому то, что я его не помню, ни о чем не говорило. Если на пассажирском сиденье был Билли, у которого до сих пор могли быть права на вождение, пусть физически он уже и не мог водить, мальчик, возможно, мог выполнять роль шофера с правами ученика.

Билли и Чарли смотрели игру по телевизору, однако она не представляла интереса для молодого Блэка, который сидел на кухне и делал свою домашнюю работу. Он поднял голову и улыбнулся, когда я вошла.

— Привет, Белла! — сказал он.

Ну, его приветствие добавило неловкости в ситуацию, ведь я его имени не помнила.

— Привет, — сказала я бодро, водружая сумку с книгами на обеденный стол и присаживаясь, чтобы выглядеть более дружелюбной. — Боюсь, что я не помню...

— Я Джейкоб, — вставил он, перебив меня; я стиснула зубы и сказала себе, что если бы он знал меня достаточно хорошо, то поостерегся бы так поступать, и в этом случае я бы тоже знала хотя бы его имя, и ему не нужно было бы вообще представляться.

— Привет, Джейкоб, — сказала я. — Извини. Я знаю, кто ты, но я в основном помню Рейчел и Ребекку.

Хотя даже их я не видела слишком часто после того, как достаточно явно сумела выразить свое отвращение к рыбалке. Это была основная причина, по которой Чарли возил меня туда — привить мне свою любовь к вытаскиванию из воды ихтиоидов на больших совместных походах.

— Да все в порядке, — дружески ответил Джейкоб. Я внезапно пожелала, чтобы Эдвард не пришел сюда искать меня. Я не была уверена, смогу ли я вежливо извинить себя, что болтаю с Джейкобом. Если я не вернусь после того, как пройдет период, за который можно сделать домашнюю работу, Эдвард может начать волноваться, что случилось. У меня еще не было плана, как безопасно иметь дело с квилетскими волками, одним из которых Джейкоб мог, возможно, стать, если встретится с вампирами.

— Билли надеялся, что сможет поговорить с тобой, — продолжил возможный будущий оборотень, — думаю, что сейчас он увлекся игрой, поэтому не могла бы ты поговорить с ним после? Не знаю, планировала ли ты куда-то уходить.

— Обычно я возвращаюсь домой, делаю домашнюю работу, — я показала на учебники Джейкоба, — а затем я провожу время до ужина в доме своего парня, — я расстегнула рюкзак и отыскала в нем кирпич, который был учебником по тригонометрии. — Я не знаю, как долго может продлиться игра, но я могу немного задержаться. Хотя мне нужно будет позвонить своему парню, чтобы он знал, в чем дело, — я умышленно два раза употребила слово "парень". Не хочу еще раз работать свахой. Не было особых причин подозревать, что нужно будет отшить Джейкоба, но так как он не ходил в нашу школу, и не видел очевидной картины последних нескольких недель, это было благоразумно.

— Окей, — сказал Джейкоб.

Я вытащила остальные материалы, необходимые мне для домашней работы, затем встала и набрала номер на телефоне. Трубку взял Джаспер; я узнала его низкий, сдержанный голос. Южный выговор, обычно бывший у него, был искусно убран на тот случай, если это был посторонний человек.

— Резиденция Калленов, — сказал он.

— Привет, Джаспер, это я. Можно поговорить с Эдвардом?

В ту же секунду голос Эдварда сменил Джаспера.

— Привет, Белла. В чем дело?

— Ча... Папа сегодня принимает гостей, — сказала я, на середине первого слога имени Чарли вспомнив, что он предпочитает, чтобы я его так не называла, и что он был в пределах слышимости. — Помнишь, я рассказывала тебе про Билла? Он здесь, с ним его сын Джейкоб. Я собираюсь остаться и пообщаться с ними, и удостовериться, что они хорошо поужинают. Я могу сегодня совсем не прийти. Поэтому, пожалуйста, не беспокойся, и не приходи выяснить, в чем причина задержки.

Пожалуйста, не приходи, чтобы не активировать волков — я это имела в виду, и надеялась, что он понял.

— Как ты думаешь, ты все-таки сможешь прийти сегодня? — спросил он. — Сегодня же Валентинов день...

— Я знаю, что сегодня Валентинов день, я действительно очень хотела прийти, — сказала я, что прозвучало слишком настойчиво даже для меня — боковым зрением я видела, что Джейкоб состроил гримасу. — Ты же не планировал сегодня ничего особенного, что зависело бы от меня, правда? Шоколад будет таким же вкусным и пятнадцатого числа.

— Все в порядке, — сказал Эдвард, его голос звучал умиротворяюще даже по телефону — нарушило это его планы или нет, он явно не хотел, чтобы меня это огорчало. — Да, и ещё, Белла — Билли может знать о нас и о квилетских волках. Если он намекнет об этом в достаточной мере, чтобы ты решила, что он точно знает, то если вы будете говорить с ним наедине — можешь свободно обсуждать все интересующие вопросы, никто при этом не подвергнется дополнительной опасности.

— Думаешь, это возможно? — спросила я. Я внезапно задумалась, что Билли здесь делает — ведь обычно Чарли ездил в резервацию. Джейкоб сказал, что Билли хотел поговорить со мной. Собирался ли он поговорить о вампирах?

— Возможно, — сказал Эдвард. — Позвони, когда они уйдут, и дай знать, если что-то случится, хорошо?

— Конечно, — подтвердила я.

— Тогда увидимся, в худшем случае, завтра, — сказал Эдвард.

Повисла пауза, словно он хотел сказать "люблю тебя", но не сказал, потому что Элис советовала ему не торопиться — и тогда я попрощалась:

— Да, завтра. С Днем Святого Валентина тебя! — и положила трубку.

Что конкретно Элис имела в виду под "не торопиться"?

— Его зовут Эдвард? — спросил Джейкоб так, словно его это не очень-то интересовало.

— Ага, — ответила я, листая свою тетрадь по математике в поисках задачи, — у вас с Билли есть какие-то предпочтения в еде, о которых я должна знать?

— На самом деле я не уверен, что мы останемся на ужин, — сказал Джейкоб, — но если так, то Билли диабетик, не готовь ничего богатого углеводами, кроме этого никаких ограничений. А я не привередливый.

Игра закончилась, и я услышала, как телевизор выключили.

* * *

— Белла, — сказал Билли, вкатываясь в кухню, — рад тебя видеть. Тебя не затруднит прогуляться со мной, или ты сильно занята? — он посмотрел на мою домашнюю работу.

— Я еще почти не начинала, — ответила я. — Буду рада пройтись с вами.

Чарли и Джейкоб перенесли коляску Билли через единственную ступеньку порога, я подошла и встала за ним.

— Если ты не против, просто пройдемся вокруг квартала, — вежливо попросил Билли; дороги здесь были в плохом состоянии и вряд ли подходили для его передвижения.

Я взялась за ручки, выступающие за спинкой коляски, и спокойно покатила ее вниз по подъездной дорожке.

— Итак, — сказала я, — о чем вы хотели со мной поговорить?

— Чарли сказал мне, что ты проводишь много времени с Калленами, — начал он без всяких предисловий.

Я аккуратно обогнула рытвину на дороге.

— Это правда, — ответила я.

— Возможно, ты не знаешь, — продолжил он, — но у них не очень хорошая репутация в резервации.

— На самом деле, я кое-что слышала об этом. Мне кажется, что уже прошло достаточно времени, чтобы все улеглось, — если Билли не знает деталей, если он просто предостерегает меня от общения с нехорошей семьей, это прозвучало бы так, будто я примкнула к стороне Чарли, и думала, что они проявили себя только с хорошей стороны. Если же он был в курсе, то он поймет, что я говорю о тех семидесяти годах, которые прошли со времени последнего посещения Форкса вампирами.

— Похоже, тебе немало известно, — медленно сказал Билли. Я шла таким образом, что не могла видеть его лицо, но слова прозвучали так, словно он говорил слишком избирательно — стараясь не сболтнуть что-то важное.

— О, я уверена, что Чарли рассказывал о том, как я буду докапываться до решения загадки, которая распалила мое воображение, пока все же не узнаю ответ, — легко сказала я. — Мне известно все, что нужно.

— М-м-м, а Чарли это "все" известно? — осторожно спросил Билли.

— Думаю, у него нет такого влечения к тайнам, — ответила я. — Я также считаю, что он, в общем, мне доверяет и одобряет мои суждения. И еще считаю, что некоторые люди крайне, крайне привязаны к своим тайнам, и не хотели бы, чтобы другие лезли в эти тайны.

Билли молчал около минуты, пока мы обходили вокруг машины, припаркованной на улице, пока я не ошиблась насчет крутости склона и чуть не съехала с ним в канаву.

— Извините, — сказала я.

— Не волнуйся об этом, — отозвался Билли. По иронии вместе с его креслом я шла ровнее, чем когда шла налегке — поскольку у меня было за что держаться. — Ты, скорее всего, права насчет Чарли, — начал он, помолчав еще немного, — а что ты собираешься делать с ... хранителями секретов?

— Если не можешь победить кого-то, — бодро ответила я, — присоединись к ним.

Билли застыл в кресле.

— Белла, — предостерегающе начал он.

— Мне известны подробности, можете поверить. И о соглашении тоже, — продолжила я, проверив, что соседей нет в радиусе слышимости. Их не было. — Если рассматривать его дословно, то в нем для меня есть лазейка. Со мной все будет хорошо, Билли.

Он сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели.

— Белла Свон, — снова начал он, — ты и помыслить не можешь...

Я закусила губу, борясь с желанием прервать его и сказать, что у меня на самом деле есть несколько очень полезных мыслей, однако он ничего не сказал дальше, и я все же выразила свою мысль вслух.

— Я знаю все, что мне нужно, по всем важным моментам. Я не уверена, в какой мере вы информированы, — сказала я, — Эдвард говорил, что вы можете быть осведомлены о его семье и о, ну, вашей тоже — но не уточнил уровень вашей осведомленности. Могу ли я как-то убедить вас, что все в порядке?

Билли повернул голову, чтобы взглянуть на меня с недоверием. И отвернулся, не сказав ни слова.

— На самом деле я бы хотела поговорить с вами о вашем собственном... виде, — сказала я. Каким-то образом мы пришли к соглашению уклоняться от четких определений, и было тяжело первой нарушить его. — Похоже что некоторые древние способности были утеряны. Думаю, это грустно — я бы хотела помочь вам получить их обратно, если вы пожелаете.

— Я слишком стар, — пробормотал Билли, и я не смогла распознать эмоции, которые скрывались за его словами — хотел ли он стать волком, что я считала разумным, и чувствовал грусть от того, что это невозможно? Или он был рад, что мои махинации его не затронут? Возможно, он был когда-то волком, семьдесят лет назад, и был им достаточно долго для того, чтобы сейчас выглядеть слегка за пятьдесят — и сейчас либо сожалеет об этом, либо чувствует, что сделал правильный выбор.

— Не всем. Например, Джейкобу, — предложила я.

— Ты не знаешь, с чем играешь, Белла, — предостерегающе сказал Билли.

— Я уже несколько раз повторила, что знаю достаточно. Я не планирую делать ничего сейчас, что напрямую затронет вас, — возразила я, — или что-то, в чем будут участвовать те, кто заранее не будет предупрежден. Я не собираюсь являться среди ночи и внезапно восстанавливать все старые квилетские традиции. Каждый должен сам сделать свой выбор. И я свой сделала, надеюсь, что вы это поймете.

Мы сделали полный круг вокруг квартала. Я вкатила Билли на подъездную дорожку, и открыла дверь, чтобы люди, менее чем я склонные к несчастным случаям, перетащили его через ступеньки.

Блэки остались на ужин; Билли продолжал бросать на меня странные взгляды, но больше не произнес ни одного намека, пока в зоне слышимости были Чарли и Джейкоб. Я испекла рыбу, поболтала около часа с Джейкобом, пока мы вместе делали домашнюю работу, после чего, решив, что мое присутствие тут больше не требуется, убежала на встречу со своим парнем.

В следующем месяце почти ничего не происходило.

В первый четверг марта мы вместе с Эдвардом прогуляли биологию: он предупредил меня, что на уроке планировалось определять группу крови. Хоть он и отметил, что проводя рядом со мной столько времени, он, вероятно, развил способность спокойно терпеть чужую кровь, даже если она ощущается в воздухе, не было смысла так рисковать, когда можно было просто пропустить урок, как он и сделал. А я бы, скорее всего, потеряла сознание — так я и объяснила учителю на следующий день, с извиняющейся интонацией, которая позволила мне избежать отработки после уроков.

В следующую субботу мои друзья-люди и я сделали запланированную вылазку на пляж. Я хотела пригласить с нами Эдварда — с Майком и Джессикой, наконец признавшими свои отношения, и Эриком с Лорен, движущимися в том же направлении, мы разбились бы на парочки, в отличие от Анжелы. Но Эдварду нельзя было находиться на территории квилетов, а пляж был именно там.

Пока мы были на пляже, там показались местные квилетские ребята. Среди них был Джейкоб, и он сразу устремился ко мне. Я поприветствовала его и сразу же демонстративно пожаловалась на отсутствие Эдварда. Как только Джейкоб понял, с каким именно Эдвардом я встречаюсь, он рассказал мне несколько "страшилок" про Калленов. Они не добавили мне новой информации, за исключением интересного момента о том, что в племени до сих пор есть закон о запрете охоты на волков. Мне удалось с помощью Джейкоба уточнить список "действующих лиц": он был потомком старейшин племени, и указал остальных ребят на пляже, кто тоже имел интересную родословную. Я была практически уверена, что они все смогут стать волками при нужных обстоятельствах, при условии, что они генетически близки к предкам. Чего я не знала, так это насколько данная выборка из достаточно молодых квилетов была хорошей — вполне возможно, что потенциальные волки собирались вместе чаще, и поэтому они пришли сюда вместе.

Тринадцатого, в воскресенье, я вновь посетила вампирское поле для бейсбола, на этот раз — чтобы посмотреть, как оно используется по своему прямому назначению. Все Каллены любили бейсбол, но, так как удар вампира по мячу со всей силы был очень громким, они решились играть только тогда, когда неподалеку гремел гром, чтобы замаскировать свои действия. При условии, что нужно было выбрать время именно так, чтобы еще и не попасть под дождь во время игры, они оставались с небольшим списком подходящих дней, но Элис могла хорошо их предсказать. Эдвард заехал за мной, чтобы подбросить меня туда (большую часть пути на машине, а затем на руках от их дома до поля).

Как и предсказал наш штатный экстрасенс, поле было абсолютно сухим, в то время как Форкс поливало ужасным ливнем и освещало молниями. Я села на траву рядом с Эсме, которая играла роль судьи, остальные разбились на команды по трое. Вампирский бейсбол вполне оправдал мои ожидания: слишком быстро, чтобы я могла за кем-то уследить. По большей части я наслаждалась выражениями лиц игроков, когда они замирали в промежутках между движениями — различные вариации огорченных или торжествующих гримас. Иногда они подзуживали друг друга, перебрасываясь ехидными остроумными замечаниями (хоть я и не знала, придумывают ли их на ходу, или это старые приколы). Эсме и я болтали все то время, пока на поле не требовалось ее вмешательство, чтобы предотвратить опасные ситуации или рассудить спорные случаи.

Через пятнадцать минут после начала игры Элис замерла на месте между первой и второй базами. Эмметт по инерции налетел на нее, фактически сбив с ног. Она снова вскочила на ноги с расстроенным видом, отмахнувшись от Эмметта и его претензий. Эдвард с дальней части поля метнулся ближе, чтобы встать рядом с сестрой.

— Элис, — тихо проговорил он. Я видела, как движутся их губы, и знала, что остальные вампиры могут слышать их разговор, но я не могла. Она что-то увидела, он тоже, и видение встревожило их обоих...

Эдвард возник рядом со мной, остальные подходили медленнее, формируя неровный полукруг.

— Белла, — сказал Эдвард, — недалеко отсюда находятся три вампира, которых мы не знаем. Элис видела их и ранее, они изначально собирались проследовать на север и не должны были проходить рядом, но их заинтересовали звуки нашей игры — они поняли, что это не гром, и идут сюда. Я не могу бежать с тобой так же быстро, как сам по себе, и даже если бы мог, то твой запах остался бы на поле, очевидно выделяющийся, и последнее, чего нам хотелось бы, так это того, чтобы они начали охоту на тебя, — он сказал это, с трудом замедляя свою речь в той мере, чтобы я могла разбирать слова, и как только закончил свой рассказ, сразу же повернулся к своей семье, и они начали крайне быстрое обсуждение, из которого я могла разобрать только отдельные слова.

— ...голодны? — спросил кто-то, вероятно, Эсме. Эдвард покачал головой — я решила, что это ответ на ее вопрос, и мне немного полегчало.

— Только трое... — усмешка Эмметта.

— Как скоро? — думаю, это был Карлайл. В ответе промелькнула цифра "пять", но я не разобрала единицы измерения, и решила, что, вероятнее всего, это минуты...

— Так, всем внимание, — повысил голос Карлайл, после чего остальные умолкли, — давайте продолжим игру. Эдвард утверждает, что им просто интересно.

— Эсме, ты ловишь, — резко сказал Эдвард, — а я побуду судьей, — она не возражала, и упорхнула на свое место. Эдвард расположился напротив меня, с яростью вглядываясь в том направлении, с которого, как я полагала, появятся другие вампиры.

— Что я могу сделать, чтобы пахнуть менее заметно? — спросила я.

— Распусти волосы, — сказал Эдвард с глухим рычанием — явно готовясь к бою. Я распустила хвост и закрыла волосами лицо. Я, как могла, сжалась под курткой. "Выгляди невкусно," — говорила я себе, но не знала, как это сделать. Если дело дойдет до драки, Каллены победят, думала я — возьмут числом, но могут быть жертвы. Кто-то может погибнуть. Эдвард может погибнуть. Я взглянула на него сквозь занавесь из своих волос — я знала, что он это сделает без колебаний, если его смерть сможет спасти меня.

Я сжала губы, сдерживая слова, которые хотела сказать под влиянием опасности — сейчас не время было для подобного разговора, это было бы эффектно, но не умно, а я не хотела эффектности, если она может подвергнуть кого-то еще большей опасности...

Игра продолжилась, хотя и с заметным напряжением. Все бэттеры били так, чтобы не отправить кого-либо чересчур далеко с поля. Аутфилдеры больше внимания уделяли границам поляны, нежели непосредственно самому полю игры.

А затем появились другие вампиры. Их было трое: ничем не примечательный мужчина с рыжеватыми волосами первым ступил на поляну, затем он посторонился, чтобы пропустить вперед мужчину с более темными волосами, более мускулистого, со странным оливковым оттенком бледной кожи. Последней шла женщина со сверкающими рыжими волосами, длинными, вьющимися, и полными лесного мусора. У всех троих была дикая, кошачья походка, очевидно хищная, у всех были рюкзаки, но не было обуви.

Их глаза были цвета темного вина.

Карлайл подошел к ним, дружелюбно протягивая руки; Эмметт шел чуть позади слева от него, а Джаспер — справа. Было небольшим утешением заметить, что глава незнакомой семьи был размером всего лишь с Джаспера, и казался карликом на фоне Эмметта. Я не была уверена, насколько это имеет значение, но со стороны казалось, будто имеет. Гости (я заставляла себя в своих мыслях использовать альтернативы слову "враги" — они еще не показали себя таковыми, не настолько откровенно) приняли более непринужденные позы, и бледно-оливковый лидер улыбнулся, показав великолепные зубы. Между приступами страха у меня был неясный интеллектуальный интерес в наблюдении за встречей разных семей; мне нужно было бы позже выяснить о подобном поведении вампиров — если я не погибну здесь и сейчас.

— Мы думали, что услышали что-то интересное, — сказал темноволосый, — я Лоран, а это Виктория и Джеймс. — он показал на рыжеволосую женщину и мужчину непримечательной внешности, стоявшего за ним. Виктория и Джеймс переглянулись; мне пришло внезапное озарение, что они пара, а вот Лоран сам по себе, либо без пары, либо вдалеке от партнера.

— Меня зовут Карлайл. Это моя семья — Эмметт и Джаспер, Элис, Розали и Эсме, Эдвард и Белла, — сказал Карлайл. Он обвел нас неопределенным жестом, называя нас группами и не акцентируя внимание на конкретных людях. Я мимолетно удивилась, что он включил меня в состав семьи — но, разумеется, он не хотел выделять меня из остальных, чтобы защитить от Лорана.

Лоран оценил бейсбольное снаряжение.

— Есть место для дополнительных игроков? — спросил он дружелюбно и с интересом. Я задумалась о том, что выгляжу подозрительно не по-вампирски, съежившаяся под курткой, тогда как вампирам плевать на холод. Никто из них пока не пытался наброситься на меня. Я постаралась по-прежнему представлять себя несъедобной.

— Вообще-то, мы уже закончили на сегодня, — ответил Карлайл, подстраиваясь под тон Лорана, в его голосе слышалось неопределенное сожаление, словно он никогда не хотел ничего больше, нежели поиграть с каннибалами, стоящими перед ним, — возможно, в другой раз. Вы планируете надолго здесь остаться?

— Мы шли на север, — сообщил Лоран, — но заинтересовались, кто это тут по соседству. У нас давненько не было хорошей компании.

Ну да, если не считать их еду. Хотя еда, скорее всего, была ужасной компанией, дрожащей и умоляющей не убивать ее, если, конечно, у нее было достаточно времени, чтобы выговорить хоть слово...

— Здесь обычно никого не бывает, кроме нас и случайных посетителей, таких как вы, — сказал Карлайл. Все в ковене Лорана вели себя расслабленно и непринужденно; я задумалась, не успокаивает ли их Джаспер, и решила горячо поблагодарить его, если это так.

— Где расположены границы вашей территории? — осведомился Лоран обыденным тоном. Вопрос не предполагал напрямую, что Каллены охотятся на людей — ведь они должны были видеть золотые глаза Калленов, однако знали ли они, что это значит?

Карлайл описал окрестности Форкса, включив в них Ла Пуш, хотя на самом деле Каллены и не заходили туда, после чего добавил: — У нас тут постоянная резиденция. Есть еще одно похожее постоянное поселение около Денали.

— Постоянное? — спросил Лоран, выглядя заинтригованным. — Как вы этого добиваетесь?

Заметили ли они, что я была человеком? Мой запах на поле, вероятно, был достаточно сильным — ветер был не в нужную сторону, так что они, наверное, учуяли бы меня, даже если бы я ушла.

— Это достаточно долгая история, — ответил Карлайл, после чего пригласил их в дом. Понятия не имею, о чем он думал. Я не могла уйти отсюда, не раскрыв себя неуклюжестью, разве что мне бы невероятно повезло. Он планировал разделить нас, отправив их с частью семьи в дом, в то время как Эдвард увел бы меня в другую сторону? Или думал, что Лоран достаточно заинтригован, чтобы пренебречь охотой на меня в пользу получения новой информации? Лоран выглядел весьма заинтересованно — а вот Виктория и Джеймс не очень.

Лоран принял приглашение. Карлайл попросил не охотиться на территории Калленов, поскольку им не нужны подозрения. Лоран охотно согласился, его ковен был сыт. (Я подавила дрожь.) И когда Карлайл уже начал говорить что-то еще, ветер внезапно переменился...

Эдвард словно окаменел, а Джеймс, словно вспышка света, оказался передо мной, хищно прижавшись к земле, с обнаженными клыками, широко раздувая ноздри.

Эдвард зарычал как зверь, не похоже на обычное безобидное ворчание вампиров, которое я слышала раньше — это была угроза, полная опасности, это было заявление о том, что Эдвард готов убить Джеймса, если он подойдет хотя бы на шаг ближе. У меня было столько причин для страха: мой парень мог издавать подобные звуки. Вампиры могли меня убить. Они могли убить Эдварда. Он мог их убить. Если у них были друзья, и он бы убил их, их друзья могли бы найти нас...

— Что это? — с неподдельным удивлением спросил Лоран. Похоже, что он не так сильно почувствовал мой запах, в отличие от Джеймса — Виктория тоже почти не отреагировала — за исключением внимания, с которым она следила за своим спутником — но он, очевидно, был в курсе сложившейся ситуации.

— Она с нами, — сказал им Карлайл, больше обращаясь к Джеймсу, чем к Лорану.

— Вы принесли закуску? — недоверчиво спросил Лоран. Он сделал шаг ближе. Губы Эдварда раздвинулись, обнажая зубы, и он издал еще одно, более свирепое рычание.

— Я сказал, она с нами, — резко поправил его Карлайл.

Лоран был потрясен.

— Но она же человек, — он не говорил угрожающе, но также ничего не сделал, чтобы остановить Джеймса, который все еще выглядел так, будто был готов к атаке. Эмметт немного поменял свою позицию, и Джеймс медленно выпрямился, но продолжал смотреть на меня — Эдвард не двигался с места.

— Похоже, что нам нужно многое узнать друг о друге, — сказал Лоран, пытаясь разрядить обстановку. Если Джаспер сейчас использовал свои способности, значит, они не были столь эффективными, как я думала.

— Действительно, — с нажимом произнес Карлайл.

Лоран продолжил:

— Но мы бы хотели принять ваше приглашение. И, конечно, мы не тронем девочку-человека. Мы не будем охотиться на вашей территории, как я и сказал.

Джеймс недоверчиво взглянул на Лорана, и затем посмотрел на Викторию, чей взгляд скользил по лицам вокруг без задержки на чьем-либо дольше секунды. Она выглядела раздраженной, но не слишком заинтересованной в поедании меня — если я правильно истолковала ее намерения.

Карлайл долгим взглядом посмотрел на Лорана и сказал:

— Мы покажем вам дорогу.

Потом он подозвал Джаспера, Розали и Эсме, чтобы они присоединились к нему и чужому ковену. Они встали так, чтобы не дать подойти ко мне. Элис встала рядом со мной, так что было понятно, что она не пойдет с большей группой; Эмметт отошел назад неохотно и неотрывно смотрел на Джеймса, который тоже не отрывал от нас взгляд.

Я все еще сидела на траве, окоченев от страха. Эдвард бесцеремонно схватил меня и сжал так крепко, что это было почти неприятно, но это было лучше, чем сидеть, съежившись под курткой. Мы вчетвером побежали через лес. Под деревьями была непроглядная тьма, ни одного луча от скрытого облаками заката, который освещал поле, не попадало через листву. Обычно Эдвард казался веселым, когда бежал, но не в этот раз — он был в состоянии абсолютной ярости. Я задавалась вопросом, насколько тяжело ему было сдерживаться, чтобы не атаковать Джеймса в тот же момент, когда моя видовая принадлежность была раскрыта.

Мы добежали до гигантского джипа Эмметта, и Эдвард усадил меня на заднее сиденье. Эмметт проскользнул внутрь и сел рядом со мной, Элис расположилась на переднем сиденье, а Эдвард завел двигатель.

— Куда мы направляемся? — спросила я тихим голосом, когда, наконец, снова смогла им пользоваться.

— Подальше отсюда, — отрезал Эдвард. Прозвучало так, будто он не хотел мне отвечать, будто он ответил механически, потому что надо было что-то ответить. Спидометр зашкаливало от сумасшедшей скорости, которую он держал. Я не видела в темноте, куда мчится автомобиль. — Мы должны увезти тебя очень далеко отсюда. Прямо сейчас.

* * *

— Почему? — спросила я. — Это не имеет смысла, Лоран же сказал, что они не будут охотиться на вашей территории, мне будет безопаснее остаться здесь.

— Джеймс не подчинится этому соглашению, — жестко ответил Эдвард, каждое слово давалось ему с огромным трудом. — Он ищейка.

Эмметт отреагировал на это слово значительно более выразительно, чем я, застыв на месте. Элис, похоже, тоже поняла, о чем речь. Я переспросила:

— Кто?

— У него есть дар, — ответил Эдвард. — Выслеживание — это его страсть, его одержимость. И ему нужна именно ты. Ты самый соблазнительный тип добычи — одинокая уязвимая жертва в окружении многочисленных защитников. Он вышел на охоту, и мы не сможем остановить его до тех пор, пока не убьем.

— Тогда зачем убегать? Если он все равно последует за мной, куда бы я ни направилась, пока кто-то из нас не умрет. Тогда это приведет к битве, разве нет? И если мы будем вести ее на своей территории, это даст нам преимущества. Или ты подразумеваешь, что он отстанет, когда вы обратите меня, и вам нужно поместить меня в бункер на Аляске, где я смогу прятаться те три дня, которые мне нужны для преждевременного обращения в вампира?

— Ему не тягаться с нами, Эдвард, — сказал Эмметт. Прозвучало так, будто он предвкушает возможность драки.

— Та женщина, она будет с ним, — сказал Эдвард. — И если дело дойдет до драки, их лидер тоже присоединится.

— Нас тоже достаточно, — усмехнулся Эмметт.

— Я уверена, что вы сможете победить, — сказала я, — но я не уверена, что это произойдет без потерь. Эдвард, он потеряет интерес, если меня обратить? Таков был план? Или ты просто подумал, что я могу провести остаток своих дней, пересаживаясь с рейса на рейс в аэропортах, пока не появится шанс отправить меня в космическую колонию, или что-то типа того?

Эдвард не ответил. Возможно, он и не знал — его тип чтения мыслей схватывал только то, что лежит на поверхности, поэтому могли оставаться подобные вопросы.

— Не вижу его атакующим. Он будет ждать, пока мы не оставим ее одну, — сказала Элис.

— До него быстро дойдет, что этого не случится, — прорычал Эдвард.

— Если его возбуждает охота на защищенных уязвимых людей, то понятно, что он будет ждать пока вы не оставите меня, а потом придет прямо ко мне домой и... — я поперхнулась на последнем слове, — Чарли! Если он пойдет по моему запаху в город, то он найдет Чарли!

— Она права, — подтвердила Элис.

— И разве для Джеймса не было бы интереснее, — рассуждала я дальше, — не было бы забавнее, если бы он взял моего отца заложником и не заставил бы меня отчаянно бороться с вами, пытаясь убежать от вашей защиты, чтобы спасти отца ценой своей жизни?

Эдвард снова зарычал; я начала опасаться за целостность конструкции рулевой колонки.

— Тогда возьмем его с собой, — предложил Эмметт, — если Джеймс пока все еще ждет, когда ты останешься одна, то это вполне безопасно, нет?

— Обращение Чарли не входит в план! — закричала я. — Если мы возьмем его с собой, то даже в случае, если вы способны прикидываться людьми в совершенстве, выбор по-прежнему стоит между необходимостью бегать от Джеймса вечно или же в конце концов сразиться с ним. Вы же не думаете, что он просто так отступит?

Чарли был в большей степени привязан к Форксу, нежели я. У него была любимая работа, давние друзья, о которых он заботился, он часто подолгу бывал в резервации квилетов…

Эдвард стиснул зубы.

— Ковен был у нас дома. Лоран до сих пор там; Джеймс и Виктория осмотрелись немного и, извинившись, ушли, — сообщил он. Эдвард ехал быстро, однако я предположила, что сознание членов его семьи может оставаться все еще в пределах досягаемости его способности. — Они заявили, что планируют идти дальше, как и хотели. Насколько видел Карлайл, они двинулись в правильном направлении, однако они легко могли сделать это для отвода глаз. Лоран утверждает, что хочет посетить Денали.

— Смотрите, — сказала я, — я предлагаю сделать то, чего они не ожидают.

— Что именно? — спросила Элис.

— Еще не придумала. Дайте немного времени, — я сделала глубокий вдох.

Чего я хочу?

Я хочу жить. Хочу, чтобы Чарли и все Каллены остались в живых. Причем — я должна была признаться в этом сама себе, чтобы иметь наиболее высокие шансы на получение желаемого — именно в таком порядке. Было бы ужасно понять, что я бы не умерла за Чарли, и я надеялась никогда не оказаться в обстоятельствах, где нужен был бы такой выбор, однако я знала, что Чарли бы настаивал на том, чтобы жила я, а не он, и это несколько смягчало чувство вины.

Я ощущала себя менее ужасно, предпочитая себя Калленам. Эдвард, возможно даже больше чем Чарли, был склонен подвергнуть себя любой опасности, только чтобы дать мне лучшие шансы. Отчасти я подозревала, что он настолько эмоционально уязвим, что буквально не сможет жить без меня — что если я погибну, то он спокойно обольет себя напалмом, пытаясь в соответствии со своими запутанными теологическими взглядами хоть как-то присоединиться ко мне. Другие были мне друзьями — Элис, в частности, была хорошим другом — однако я не слишком долго их знала. Кроме того, они бы тоже не хотели, чтобы Эдвард сжег сам себя.

Если бы я знала, что все останутся в живых, то я бы хотела, чтобы все замешанные в деле об этом знали. Я хотела придерживаться исходного плана — закончить учебный год, драматично сбежать в Европу и обращать моих родителей и друзей по одному всякий раз, когда Элис скажет, что это можно сделать безопасно.

Что у меня было? И вопрос, который входит сюда же — что я знаю?

Для Эдварда моя жизнь является абсолютным приоритетом — однако он склонен неправильно понимать, что это значит, и, возможно, будет нелегко достичь с ним соглашения о том, как безопаснее всего ее сохранить. Эмметту не терпится подраться. Другие Каллены, как группа, готовы рассматривать меня как члена семьи и, возможно, будут защищать меня. Их семеро; даже если разделить их на две группы, каждая из них будет по меньшей мере равна по численности группе Лорана.

Джеймс — ищейка. Его цель в жизни — находить интересные жертвы и самоутверждаться, настигая их. По крайней мере при условии, что я останусь человеком, он будет преследовать меня, пока один из нас не умрет. Вероятно, он не знает о силах Эдварда и Элис, хотя мог заподозрить наличие силы Джаспера. Он видел реакцию Эдварда на поле и, скорее всего, понимает, что я для Эдварда являюсь парой, и что Эдвард (а также вся его семья) считает Джеймса угрозой для меня. Виктория прикрывает Джеймса, типичная пара вампира. Хотя, скорее всего, охота не ее собственное хобби, потому что в ином случае Эдвард бы прочитал ее намерение на этот счет. Лоран сам по себе не является врагом, однако в противостоянии встанет на сторону своего ковена.

Имея дело с Калленами, можно было не беспокоиться о деньгах. Вряд ли я буду пользоваться планом, который будет включать в себя покупку небольшой страны, что безвозвратно уничтожит их финансы. Пока у меня есть Каллены, по крайней мере один из них, я не была ограничена в финансовых возможностях.

Как лучше всего использовать то, что у меня есть, для получения того, чего я хочу?

Множество планов роилось у меня в голове, и я старалась разобрать их, отделив подходящие от несостоятельных.

По крайней мере, скоро должно было произойти одно из двух, если Эдвард не ошибся насчет упорства ищейки — либо Джеймс должен умереть, либо я должна быть обращена. Обращение может и не быть гарантией того, что ищейка откажется от охоты, но сделает меня менее уязвимой, если он все же сумеет обойти моих защитников. (Я не ожидала, что вампиризм наделит меня невероятными бойцовскими навыками, но, по крайней мере, я не буду напоминать по мягкости и уровню угрозы расплавленное маршмеллоу.) Процесс займет три дня, но не исключено, что вампиры смогут перевозить меня, пока я буду выведена из строя.

— Джеймс охотится в одиночку? — спросила я Эдварда.

— Да, — прорычал он. Мы ехали безумно быстро, и я не знала, куда.

— Элис, можешь посмотреть — Лоран и Виктория на самом деле пойдут к Денали?

Элис закрыла глаза; в зеркале заднего вида я видела, как она концентрируется.

— Лоран пойдет, — наконец сказала она.

— Он на самом деле идет с ними только потому, что ему это удобно, — сказал Эдвард, — я говорил, что он будет сражаться с ними, однако это только в том случае, если бы мы атаковали их, когда они были вместе…

— Кто-то должен позвонить семье в Денали и попросить их задержать Лорана так долго, как это возможно, — сказала я. У Эмметта при себе был телефон; он достал его, набрал номер, кратко описал ситуацию и передал мою просьбу.

— Куда идет Виктория? — спросила я у Элис.

— Похоже, что она просто бродит по округе, к северу от той области, что Карлайл определил как нашу территорию, — сообщила Элис, — и она ждет, пока Джеймс вернется или свяжется с ней.

— Она одна? — решила проверить я.

Элис кивнула.

— Как долго Джеймс будет ждать, пока я останусь одна, прежде чем изменит свои планы?

— Возможно… два дня? Или три? Он еще не решил, — ответила Элис.

— Что случится, — спросила я, — если за это время мы похитим Викторию?

* * *

В машине между вампирами завязался еще один слишком быстрый для меня разговор, и я раздраженно нахмурилась. Это была хорошая идея, или нет? Если и было нечто, что могло волновать Джеймса больше, чем мое убийство, то, конечно, это была бы Виктория — если у нас был выигрыш по времени, пятеро Калленов могли бы пойти и захватить ее, при этом двое оставшихся по-прежнему превосходили Джеймса по численности, если бы он внезапно решил двинуться ко мне. И тогда у нас был бы козырь или приманка для Джеймса, в зависимости от того, пропустила ли я нечто важное — и я бы хотела, чтобы мне об этом сказали. Я вслушалась внимательнее. Слова, которые я могла разобрать, были имена — Калленов и членов другого ковена, — и почти ничего мне не говорили.

— Эй, — сказала я, — мне не нравится, что меня так исключили из разговора.

— Извини, Белла, — откликнулась Элис, — нам нравится твоя идея. Мы обсуждаем стратегию — кто должен остаться и присмотреть за тобой, а кто пойдет на захват, как удержать ее и что делать дальше.

— Можно ли удержать вампира как-нибудь, кроме, ну, физического удержания? — спросила я, изобразив, как хватают за запястье.

— Не совсем — по крайней мере, не с нашими силами. — ответил Эмметт. — Но двое справятся, особенно если один из них — Джаспер.

— Если Лоран останется в стороне, значит, нам пятерым нужно будет разделиться — для уверенности, что он не освободит Викторию, и не доберется до тебя. — бормотал Эдвард. — Если Джаспер, и, положим, Эсме, будут сдерживать Викторию, а мы с Элис будем следить за тобой, а Эмметт, Розали и Карлайл будут все вместе противостоять Джеймсу... Один из них должен будет постоянно быть на связи с Элис, чтобы она их направляла. Или, возможно, Элис должна идти, и Карлайл или Розали — остаться с тобой... — он волновался, но уже не был настолько в страхе за меня и в ярости по отношению к Джеймсу. Это уже было планирование, а не отчаянное бегство.

— Куда мы направляемся? — спросила я, сделав ударение на этих словах.

— Ой, — Эдвард нахмурился и стал постепенно снижать скорость. — Я ехал в аэропорт. Полагаю, нам нужно отвезти тебя домой. Ты можешь сказать Чарли, что хочешь, чтобы Элис осталась у вас ночевать, а я залезу через окно, — предложил он. Джип уже ехал достаточно медленно для того, чтобы совершить безопасный разворот.

— Это сработает, — согласилась я. — Как мы предотвратим возможность того, что Джеймс возьмет Чарли в заложники, пока я буду в школе? Может, мне сказаться больной? — Элис видела, что если вампир обнимет меня на несколько минут до того, как я скажу Чарли, что плохо себя чувствую, то я буду достаточно холодной, чтобы он позволил мне остаться дома. Она сможет открыто быть рядом со мной, получив "разрешение" Карлайла по телефону, и возражая, что меня нельзя оставлять дома одну, пока Чарли будет на работе. Разумеется, Эдвард в это время будет прятаться.

— А нужно ли нам вообще оставлять в живых Викторию? — спросил Эмметт. — Пока она будет похищена, будут заняты два наших бойца. Думаю, стоит ее убить. Но сначала взять немного ее волос, чтобы показать, что мы добрались до нее, и, возможно, держать ее достаточно долго для того, чтобы задать несколько личных вопросов, а Эд вытащит нам ответы, чтобы доказать Джеймсу, что мы ее где-то держим. Но потом — я имею в виду, понимаете, Джеймса-то нам все равно придется убить. А она с этим не смирится. В общем, лучше раньше чем позже.

Похоже, что Эдвард и Элис всерьез рассматривали этот вариант. Меня же немного мутило от разработки плана убийства Виктории. Я знала, что она была убийцей, и, скорее всего, не имела реального шанса перестать ею быть; и что она не смирится так легко со смертью своей половинки, что было необходимо для самосохранения... Но ведь Виктория лично мне еще ничего не сделала, даже не выражала такого намерения, что совершенно меняло дело. Но я ничего не сказала. "Я хочу жить," — сказала я себе. И это было правдой: тот дискомфорт, который я испытывала от обсуждения смерти Виктории был несравним с тем страхом, который я испытала, когда Джеймс смотрел на меня, как на изысканное лакомство.

Кого бы она ни съела следующим, он, скорее всего, тоже хотел бы жить.

* * *

До моего дома Эдвард ехал менее безумно. По дороге Эмметт позвонил жене, произнес Розали несколько преувеличенных комплиментов, что позволило ей уйти из радиуса слышимости Лорана под благовидным предлогом. Затем Эмметт изложил ей свой план. Мы добрались до моего дома около десяти, и я впорхнула внутрь, под руку с Элис, умоляя Чарли разрешить ей остаться у нас ночевать, и очень надеясь на мои ограниченные актерские способности. Элис была гораздо лучше в этом, чем я, и ворковала что-то о маникюре, и как она мечтает расчесать мне волосы, так как у нее самой они недостаточно длинные, а Розали и Эсме ей свои прически не доверяют, и что надо бы перемыть кости ее парню с кем-нибудь, кто не живет в том же доме, и... — Чарли наконец махнул рукой, отправляя нас наверх, перегруженный девчачьими волнениями. Элис проводила меня наверх с ликующим визгом, без которого, как я подумала, можно было и обойтись.

Когда мы добрались до моей комнаты, Эдвард уже ждал там — мерил комнату шагами.

— Пожалуйста, ты не мог бы повернуться к какой-нибудь одной стене на то время, пока я переоденусь? — намекнула ему я. Он слегка вздохнул, и послушно отвернулся к двери шкафа. Я с признательностью переоделась в пижаму — я вообще-то хотела бы еще принять душ, но я не была уверена, что Эдвард сможет так долго вынести мое отсутствие, пока хотя бы немного не успокоится. Душ может подождать. Если у вампиров и были какие-то проблемы с моим запахом, то уж точно не отвращение. Моя одежда была испачкана на тех местах, где я сидела на поле, и пропитана потом, который был результатом страха за свою жизнь. Я бросила ее в корзину для белья.

Как только Элис увидела, что Лоран покинул дом Калленов, она позвонила Эсме и попросила сумку с необходимыми вещами для того, чтобы остаться у меня ночевать (которая, ко всему прочему, включала в себя вещи, не очень-то необходимые ей ночью — типа нескольких тысяч долларов наличными, на случай экстренного побега). Эсме пришлось пару минут поболтать с Чарли о том, что ее глупая дочурка неожиданно собралась у меня переночевать, и даже вещи не собрала для этого, ха-ха-ха, и она просто занесет нам сумку и уйдет. Она оставила нам вещи, поцеловала Элис и Эдварда, потрепала мне волосы, и ушла. Чтобы помочь убить Викторию.

Я надеялась, что Виктория никого из них не убьет.

Пятерых вампиров, включая Джаспера, должно быть достаточно, чтобы победить того, у кого нет особых способностей или того, кто не знает, что его намерения уже известны нам через Эдварда или Элис. Должно быть достаточно. И если они не умрут, а просто будут разорваны на части, их можно будет просто сложить заново — она не сможет растереть их в пыль или сжечь...

Было больно думать об этом. Я улеглась в постель и положила голову на подушку. Элис встала у окна, а Эдвард у двери, бдительные и неспящие, и я уснула.

* * *

Эдвард и Элис постоянно пребывали около меня следующие три дня, которые я провела в своей комнате (отлучаясь в ванную). Эдвард наградил Элис яростным взглядом, когда она предположила, что я, возможно, могу ходить в ванную сама, если Элис видит, что Джеймса там нет, и впоследствии она ходила со мной; спустя некоторое время я к этому привыкла. Они прятались, когда Чарли был рядом; к счастью, он не заходил в комнату.

В понедельник, рано утром, Эдвард быстро передал свои обязанности охранника Карлайлу, чтобы реализовать идею Эмметта с получением личной информации от Виктории без ее восторженного сотрудничества. Он вернулся пару часов спустя, мрачным, но выглядел немного более довольным общим состоянием мира и населяющими его враждебными вампирами. У Виктории был телефон, но не было номера для связи с Джеймсом: предполагалось, что он позвонит ей сам. Так что не вышло сразу же использовать ее, чтобы заманить Джеймса в ловушку. Она была полезна только как способ вывести его из себя, когда придет время сражения.

Эсме и Розали следовали за моим отцом, пока он был на работе, на случай, если Джеймс попытается захватить его. Карлайл пошел на работу как обычно и сделал вид, что его дети больны, более правдоподобным с медицинской точки зрения.

Джеймс колебался. На десятый раз, когда Элис негромко зарычала себе под нос про головную боль, я начала подозревать, что он каким-то образом узнал о ее силе. Если он был таким великим охотником, зачем бы ему строить настолько непрочные планы и быстро от них отказываться? Это препятствовало нам, и достаточно хорошо, но при других обстоятельствах это бы только замедлило его. Возможно, он мог позволить себе промедление, если таким образом он мог придумать наиболее элегантный возможный способ уничтожить свою цель.

Однако Элис продолжала видеть относительно стабильные вспышки о его немедленных планах, которые не могли быть скрыты его колебаниями. Из них она смогла вывести, во вторник утром, что он в Аризоне.

Получение данной информации от Элис по ощущениям было похоже на удаление зуба. Я знала, что она что-то видела, поскольку у нее и Эдварда было такое выражение лица, которое бывает, когда он читает ее мысли, и он говорил слишком тихо для меня, чтобы услышать это, и при этом невероятно быстро.

— Почему — спросила я, когда я наконец вытащила из нее эту информацию, — ты не хотела говорить мне, что Джеймс в Аризоне? Было бы лучше, если бы он был в Сибири, но относительно, скажем, Сиэтла, Аризона тоже хорошо смотрится.

— Потому что твоя мама живет в Аризоне, — неохотно сказал Эдвард.

— Да, — сказала я, — но сейчас ее там нет. Она во Флориде, с Филом.

Единственное, что можно было легко делать, не выходя из комнаты (помимо домашней работы, которую приносила мне Анжела каждый день, заставляя меня выглядеть убедительно больной), это было поддерживать связь с Рене по электронной почте, но, по-видимому, вампиры не следили за моей перепиской.

— Ой, — сказала Элис с весьма глупым видом.

— Тогда зачем Джеймс пошел туда? — взмахнул руками Эдвард.

— Не знаю, — признала я, и это было именно так. Конечно, существовала возможность, что он собирался сделать что-то с Рене, однако у него могли быть и другие задачи, которые он хотел решить . Это включало поход в Аризону, когда он шел на север от Вашингтона до этого… и что он хотел сделать, пока его половинка ждала его (как он думал)... и что не имело смысла в конце концов. Возможно, он думал, что Рене там, и покинул штат, когда обнаружил, что ее там нет. Я попыталась подумать, есть ли какой-либо способ, при помощи которого он мог бы отследить ее до Флориды. Возможно его силы ищейки не сдерживаются самолетами, однако мои охранники этого не знали. Не было никого, кому мама могла бы оставить записку. Хотя свидетельства о работе Фила были разбросаны вокруг дома, и могли дать умному человеку определить где он находится — и соответственно, где находится и мама тоже. Это была подсказка. Достаточно серьезная, и я бы не хотела, чтобы она была у Джеймса.

— Он собирается во Флориду? — спросила я у Элис с извинением в голосе за возможную головную боль. — Или останется надолго в Аризоне?

Она скривилась с несчастным видом.

— Я… я вижу его во Флориде. Да. Не могу сказать где точно, но… вижу дорожный знак. Он собирается во Флориду.

Я втянула воздух сквозь зубы:

— Нам нужно сосредоточиться на моей маме.

— Мы и так уже достаточно разделены, — с досадой сказал Эдвард.

— Эдвард, это моя мама, — огрызнулась я, — если бы кто-либо пытался захватить Эсме, чтобы причинить тебе вред, а она бы не была вампиром, ты бы хотел, чтобы она была защищена.

С этим трудно было поспорить. Наконец, мы решили, что Элис подберется как можно ближе к Джеймсу, чтобы дать группе лучший шанс убить его, и тем самым сделав ненужной всю эту охрану. Тот же аргумент подходил Эдварду, однако он отказался уйти от меня, так что вместо него с ней поедет Джаспер. Также пошел Эмметт, как наиболее сильный физически боец. Они ушли в среду утром, и Элис обещала, что они окажутся во Флориде раньше, чем туда прибудет Джеймс.

Когда Карлайл не работал, он рыскал вокруг моего дома. Если Чарли не был на работе, то к Карлайлу присоединялись Эсме и Розали. Но днем я была только с Эдвардом.

Я не могла не заметить, что ко второй половине среды цвет глаз Эдварда стал ужасно близок к черному.

— Тебе скоро нужно будет выйти на охоту, — сказала я, — сегодня, когда появятся остальные.

Эдвард скрипнул зубами. Ему никогда не нравилось отходить от меня, а из-за того, что Джеймс вознамерился убить меня, его способность пребывать где-либо без меня в прямой видимости совсем не улучшилась. Но я не могла пойти охотиться с ним, и если он станет голоднее, он будет сам по себе представлять опасность рядом со мной. Так что Эдвард скользнул в ночь, сначала потратив немного времени, чтобы подоткнуть мне одеяло.

Кроме того, Джеймс был далеко отсюда, во Флориде или на пути туда, преследуемый тремя вампирами, которые сообща превосходили его по силе в четыре раза.

Так что, конечно, было полной неожиданностью, что он все равно меня похитил.

* * *

Я спала, когда он нашел меня. Я предположила, когда проснулась и поняла, что связана и лежу на заднем сиденье машины, управляемой Джеймсом, что он использовал хлороформ или что-то типа того — или я бы проснулась в процессе похищения. Чего я не могла понять — как Джеймс справился с Карлайлом, Эсме и Розали? Также я не была полностью уверена, почему он оставил меня в живых.

Не знаю почему, но он не заткнул мне рот, так что я потратила десять минут загоняя туманящий разум ужас в глубины сознания, чтобы позволить себе задавать вопросы. "Если бы он хотел, чтобы я умерла, я была бы уже мертва," — сказала я себе. Я не мертва. Он куда-то собирается. Он не убьет меня, пока не доберется туда. Страх в любом виде, форме или объеме не принесет пользы. Я повторила себе эти утверждения, позволив им несколько раз пройти через сознание, и попыталась найти удобный способ улечься на сиденье, что оказалось невозможным. Как и полностью избавиться от страха. Не та была ситуация, чтобы так легко от него освободиться. Я могла только едва спихнуть его в сторону, чтобы хотя бы начать думать. И сформулировать полные предложения или их части, хоть они и выглядели неустойчивыми как желе.

— Как?..

Джеймс улыбнулся. Я смогла лечь так, чтобы с этого угла видеть, как правый уголок его рта поднялся вверх.

— Привет, Белла, — сказал он, — держу пари, что тебе любопытно. Я расскажу все, что тебя интересует, пока буду тебя убивать. Я планирую послать твоему парню видеозапись, и с такими подробностями она будет еще интереснее. Однако я не хочу рассказывать всю историю больше одного раза.

Мой мозг пришел в движение.

Я хочу жить. Все, что у меня есть — это сила слов. Как я могу получить желаемое при помощи того, что у меня есть?

И я начала произносить слова.

* * *

— Ты что, не знаешь? — спросила я, изображая удивление. Я не должна была скрывать ужас в голосе — ложь, которую я накрутила в панике, чтобы защитить себя, не сделает меня неуязвимой и не даст мне шанс на последнее желание, так что я могла все еще действовать так, словно я напугана настолько, что это не может не влиять на мою речь. Но мне нужно было сделать вид, что это вызвано другими причинами. — О награде? Но ведь других причин похищать меня нет, — добавила я, когда Джеймс не отозвался сразу.

— О чем ты говоришь?

— Погоди минутку, а как по-твоему, почему они охраняли меня? — спросила я. — Это не показалось тебе странным?

— Значит, это был не твой парень?

Я фыркнула.

— Ты думаешь так, потому что он рычал на тебя? Конечно же, лучше бы он им был, — продолжила я. Дрожь в моем голосе от настоящего страха и фальшивого пренебрежительного тона создавала интересный эффект, — Он просто хотел передать меня в целости Вольтури, чтобы получить награду.

— Ага-ага, — Джеймс не купился на мои слова — еще нет — но и я еще не закончила.

— Они не говорили мне напрямую, да и зачем бы им это, — сказала я, — но близкие темы поднимались. Особого выбора не было, они никогда не оставляли меня одну, не знаю даже как ты обошел их. Они говорили, что я одаренная, что Вольтури нравится обращать подобных мне. Они звонили при мне кому-то с забавным латинским именем — думаю, оно было похоже на "Кай" — и договорились, что передадут меня людям Вольтури.

— Что предлагают Вольтури? — спросил Джеймс, начиная выглядеть заинтересованным.

— Сейчас, дай подумать, я попробую вспомнить точные слова... Что-то было насчет иммунитета от правила насчет секретности, — задумалась я, — полагаю, что им по-настоящему понравилось постоянно жить на одном месте и они хотели поселиться там… на более долгий срок? Они все время говорили, что слухи не уйдут далеко, ведь это очень маленький город. Но им очень этого хотелось. До такой степени, чтобы отдать меня в руки Вольтури. Им надо было ждать несколько дней перед тем, как отправить меня в Италию, поскольку двое других не смогли обсудить это по телефону, Аро и еще один с латинским именем… Марк или как-то так?

Джеймс слегка кивнул, все больше вовлекаясь в разговор.

— Аро и Марк, — продолжила я, — их не было в городе, они отлучились для суда над кем-то, кто нарушил такое же правило. Вольтури должны быть по-настоящему могущественны, да? — восхитилась я. — Я имею в виду, эти люди, которые поймали меня, я пыталась убежать, но ничего не вышло. И там их было семеро. Я не знаю, как ты меня похитил, но это круто. Не могу представить, что могло бы их напугать, но они были уверены, что хотят получить у Вольтури разрешение, прежде чем что-либо сделать, — я сделала паузу, для эффектности. — Ух ты, держу пари, что Вольтури будут недовольны, если у них не будет в итоге нужного им одаренного. Наверное, они убьют их всех. Так им и надо, — сплюнула я. Из моих слов легко можно было сделать вывод, что риск навлечь на себя гнев Вольтури относится и к Джеймсу тоже, если он будет ответственен за потерю нужного им одаренного.

Это был блеф. Возмутительный блеф, придуманный на скорую руку на чистом адреналине. Но он знал, что у меня есть все причины лгать ему напропалую, он уже планировал убить меня и имел для этого все возможности. Если я могу сказать ему что-то, что отсрочит мою смерть, ситуация уже станет чуть лучше.

Я бы заткнулась сразу же, если бы он выказал признаки раздражения моими словами или тем, что я, вероятно, лгу. Я хотела представить себя как полезный объект, который может быть уничтожен — либо реализован за хорошую цену, и я хотела, чтобы он не был разозлен настолько, чтобы предпочесть первый вариант просто мне назло. Это было бы более чем бесполезно для меня — злить его, или, по меньшей мере, быть источником его раздражения или ассоциироваться с таким источником.

Но Джеймс не был раздражен. Он поймал свою добычу. Он мог заткнуть мне рот кляпом, но не сделал этого. Он мог сказать мне заткнуться, когда я начала говорить, и опять же не сделал этого.

Кроме Калленов и Денали, Вольтури были единственной группой, которую я знала, и которая точно была способна убить Джеймса, и могла не убить меня. И Джеймсу было известно о них. Я не знала никаких мест для встречи или чего-то подобного, куда я могла бы заманить его, чтобы получить нужный эффект. Так что я надеялась, что Вольтури на самом деле нравятся одаренные. И что моя сила будет достаточно выдающейся, чтобы я могла подтвердить свои доказательства их телепату.

— Вольтури никогда такого раньше не делали, — заметил Джеймс.

— Да, это кажется странным, — сказала я, — Я пришла к выводу, что они правят вампирами уже долго, тысячи лет, — я пыталась выглядеть немного глупее чем на самом деле, слишком глупой, чтобы осознанно обманывать Джеймса. Поэтому я пожалела, что использовала слова “пришла к выводу”, и с большей осторожностью продолжила: — Возможно, они думают, что все равно все секреты скоро пойдут прахом, поскольку технологии быстро развиваются, и прятаться становится труднее. И они хотят собрать как можно больше одаренных, чтобы, когда все развалится, суметь справиться с этим.

Джеймс был умен достаточно, чтобы связать все эти плохо выраженные предположения вместе:

— Тогда награда не должна быть слишком велика, не так ли?

— Полагаю, что так и есть. Эти люди, которые поймали меня, на самом деле хотели добиться своей цели. Но, думаю, если ты бессмертный, то сотня-другая лет — это не так много? Не знаю. Возможно, через некоторое время иммунитет стал бы бесполезен. Для меня сто лет кажутся долгим сроком.

— Такая награда была единственной, которую предлагали Вольтури, — спросил он, — или те люди просили о ней специально?

— Не уверена. Я знаю, что они говорили о том, что денег у них достаточно и им не надо больше, — ответила я, — я не знаю, что еще предлагают Вольтури… Не знаю, что у них вообще есть.

— Хм.

— Эй, — спросила я, — а ты тоже одаренный?

Он усмехнулся.

— Немного.

— Ты встречался с Вольтури? Какие они?

— Обычно они не любят, чтобы их тревожили, — прошептал он, — не стоит навещать их, если у тебя нет стоящей причины...

— Ого, — сказала я и затихла. Нужно, чтобы его сознание проделало свою работу.

Было несколько мыслей, которые он мог думать, и многие из них работали на меня. Возможно, он боялся Вольтури и хотел иметь возможность нарушать их правила в качестве ценного приза. Возможно, он почитал их и желал заслужить их расположение ради своей пользы. Я могла представить, что охота была более интересной, если жертвы знали, что он придет, и пытались ему сопротивляться, хотя сопротивление не-вампира вряд ли было хоть немного интересным.

Я решила — пока — не упоминать Викторию. Это разозлило бы его. Он был нужен мне заинтересованным, амбициозным, склонным к риску и не злым. И я не знала, переборет ли его страсть к красивой охоте его желание крови, пока он рядом со мной. Злость могла сдвинуть баланс не в ту сторону.

— Куда ты меня везешь? — спросила я через несколько минут.

— Аэропорт, — ответил он.

— В Сиэтл? — спросила я. — Или в какой-то из меньших?

— Сиэтл, — отрывистые короткие ответы не были признаком того, что он хочет продолжать диалог, так что я положила голову на сиденье машины и попыталась заснуть. Я не слишком-то справилась с этим, но все же немного подремала, пока мы добирались до аэропорта.

Из-за того, что я была связана, мне оставалось только скрестить пальцы на удачу.

Когда я начала видеть дорожные знаки, свидетельствующие, что наш пункт назначения рядом, я задумалась, как вампиры минуют охранные системы аэропорта. Не похоже, что они могут просто пройти через сканирующие устройства.

К тому моменту, когда я оказалась в самолете, который выбрал Джеймс, я все еще не знала, как справляются Каллены, но Джеймс просто пробрался в багажный отсек. Для этого он убил человека. Но кровь у него не выпил. Я не была уверена, был ли он сыт или не хотел раскрывать себя, или не хотел входить в охотничий режим, чтобы случайно не съесть меня на десерт; он просто ударил парня по голове чемоданом и обставил все так, словно багаж случайно упал человеку на голову. Даже крови не было.

Во время убийства я пряталась в багажной тележке, которую вела будущая жертва Джеймса. Я знала, что если попытаюсь сбежать, Джеймс как минимум ранит меня, но скорее всего просто убьет. Кроме того, мои единственные возможные спасители найдут меня и здесь, они в любом случае смогут учуять меня, или услышать.

Путешествовать в багажном отсеке самолета — то еще удовольствие. Я слабо жаловалась на голод и жажду, и Джеймс, пользуясь своим обостренным обонянием, нашел мне упаковку с едой и бутылку с водой в сумке, которую, скорее всего, хотели взять с собой в салон самолета, но немного превысили лимит веса. Ему явно не доставляло удовольствия кормить меня, но и возражений с его стороны тоже не было.

Я поела, и этого мне хватило до посадки в Нью-Йорке, где мы должны были пересесть на другой рейс. На этот раз Джеймс никого не убил. Он украл длинный плащ с капюшоном из чьей-то сумки, чтобы прятаться под ним (на востоке уже поднималось солнце), и ослабил крепления у выходного люка в днище самолета. Когда мы были на высоте около ста футов над землей, он пинком открыл люк, схватил меня и изящно приземлился посреди водопада сумок, ящиков с инструментами и картонных коробок.

Джеймса не заботило мое удобство. В ушах свистел ветер. Я знала, что вампиры могут передвигаться ужасно быстро, и предполагала, что дождь из чемоданов отвлечет работников аэропорта, однако все равно это было слишком рискованно. Возможно, он считал, что выдуманная награда Вольтури будет распространяться и на все его прошлые действия. Джеймс запрыгнул в багажное отделение следующего самолета. Я ничего не могла увидеть — он двигался слишком быстро — но, похоже, что он не привлек внимания никого, кто мог бы заинтересоваться быстрой темной тенью, метнувшейся в самолет.

В этом багажном отделении в клетке летела собака. Она возненавидела Джеймса и беспрерывно лаяла на него. Похоже, это его раздражало, так что он открыл клетку, придушил собаку и засунул ей в глотку багажный ремень на случай, если кто-либо задумается, от чего она погибла.

Я гадала, когда же начну впадать в шок. Вероятнее всего, скоро. На самом деле я уже должна была быть в шоковом состоянии. Возможно, что так оно и было, но я этого не замечала. Я не знаю, на что похоже шоковое состояние.

— Куда мы летим? — осмелилась я спросить спустя несколько часов второго этапа путешествия, после того, как он нашел мне еще еды и целую упаковку бутылок с водой, которую кто-то не поленился взять с собой в полет.

— Италия, — коротко ответил он.

Самолет приземлился. Джеймс не стал использовать для выхода тот же способ, что и в прошлый раз, и затаился вместе со мной в углу багажного отделения. Когда носильщики багажа заметили мертвую собаку и начали экспрессивно на итальянском кричать друг на друга, он просто прошел за их спинами, волоча меня на буксире.

Он взломал и завел первую же попавшуюся на глаза машину на стоянке аэропорта, которая была похожа на скоростную.

И мы поехали.

* * *

— Как же ты все-таки прошел через мою охрану? — робко спросила я, сидя за водительским креслом.

— Ну, мне помогло то, что я знал секрет коротышки, — сказал он с шутливой интонацией. Коротышка — Элис? Я об этом подозревала...

— Ее… секрет? — продолжаем играть идиотку. Пока Джеймс не доставил меня Вольтури, он может убить меня в любой момент.

— Да. У нее бывают видения будущего, понимаешь ли. В давние времена это привело бы ее на костер... А в двадцатых годах ее всего лишь забрали в психушку, шоковая терапия и все такое. Она единственная, кто когда-либо ушел от меня. У нее был защитник, только один, однако он сумел обезопасить ее, в отличие от твоих. Хотя я был удивлен снова ее встретить. В любом случае, ее можно одурачить. У нее бывают только видения, а это еще не точное знание. Представляешь, сколько интересных мест для посещения в Голливуде? — ухмыльнулся он.— Сомнения сводят ее способность на нет. Я рассказал моей Викки обо всем этом и объяснил, когда она должна вступить в игру. До этого ей нужно было только ждать. Единственное, что мне оставалось, это управлять сознанием так, чтобы она в видениях усмотрела то, что хотелось мне, — а насчет всего остального я заставлял себя сомневаться, даже в процессе действий.

Я медленно кивнула. Если смогу выжить, мне хотелось бы иметь возможность рассказать Элис, откуда она появилась.

Однако больше об Элис он ничего не сказал.

— В общем, воскресной ночью я немного покусал кое-кого из твоих соседей. Надеюсь, они были не слишком тебе дороги. Я связал их и заткнул рты, чтобы они не привлекали внимания своими криками, но не думаю, что это смогло удержать их, когда они проснулись и обнаружили, что очень, очень хотят крови...

Он выглядел таким самодовольным. Вот как он отвлек всех моих охранников. Он обратил нескольких людей в новорожденных вампиров по соседству, превратив их в "бомбу замедленного действия", так что они стали явной угрозой мне и Чарли, да и всем в городе. Он должен был рассчитать время завершения их обращения.

Скорее всего, ему просто повезло, что именно в ту ночь Эдвард ушел на охоту. Джеймс ничем не показал, что ему известно и о способности Эдварда, однако он был старым и опытным вампиром и вполне мог справиться с одним или двумя защитниками в открытой схватке, когда часть семьи была занята новообращенными, а другая часть пустилась по ложному следу во Флориду. Просто повезло, что он нашел меня совершенно одну — или же это была часть его умения, что тоже было возможно.

Он на самом деле поверил в мою чепуху насчет Вольтури или просто пытается ввести меня в заблуждение, дав ложное чувство безопасности?

Я не стала проверять. Если бы я действовала так, словно он может мне не поверить, это бы только напомнило ему о возможности не верить мне.

— Ого, — сказала я вместо этого, — да ты просто мастер. А если бы они сделали меня такой же, как они, разве ты бы не бросил охоту на меня? Как на ту коротышку?

"Идиотка! — закричала я мысленно на себя, — Идиотка! Идиотка! Ты же вообще не расставила приоритеты! Если бы ты была на середине процесса обращения, твоя способность к самозащите не была бы намного хуже, чем сейчас, и Джеймсу ты была бы не нужна, и все бы уже кончилось. Сейчас ты была бы уже вампиром, была бы уже иной и вышла бы сухой из воды, ты знала, что все, кроме твоего выживания, вторично, но не заставила их ввести тебе яд бессмертия, потому что не было гарантий. Ты думала, что тылы прикрыты, хотя знала, что имеешь дело с беспощадной и сильной сущностью, желающей тебя уничтожить, о которой было почти ничего не известно..."

— Верно, — сказал он, не подозревая о моем внутреннем самобичевании, — да, ты по-прежнему была бы нужна Вольтури, но изначально я думал о тебе лишь как об интересной добыче. И конечно, я был бы зол на них, что мне не дали шанс повеселиться.

"Но тогда среди его целей остались бы только бойцы, имеющие право его убить и все шансы на это, внимание которых не было отвлечено в попытке защитить троих хрупких людей..."

— Я убил того, кто обратил твою маленькую подружку.

"Но Каллены по большому счету ходят парами, и будь я сейчас вампиром, то у всех были бы пары..."

Для того, кто знал так мало, как я пыталась изобразить, было бы странно не спросить...

— Ты сказал, что мои соседи кричали?

— А, — усмехнулся Джеймс, — да. Это очень увлекательно. Ты уверена, что медноволосый не привязался к тебе? Я мог бы послать ему запись о том, что будет, когда Вольтури начнут процесс обращения.

Я вздрогнула.

— Не думаю, что вообще ему нравилась. Или кому-то из них. Они собирались отправить меня к Вольтури, как и ты. Они будут в бешенстве, что их награду увели, полагаю, ты этого хочешь?

— Это делает жизнь интересней, — ответил он с той же ухмылкой.

"Идиотка!" — вопила я внутри своего неприкосновенного разума.

* * *

Вольтерра была настолько прекрасна, насколько может быть прекрасен город, где обитают короли вампиров, которые могут быть для него как смертью, так и спасением.

Когда мы въехали в город, Джеймс начал бормотать себе под нос о том, собственно, как отследить Вольтури. Он оставил машину и пошел по сильно затененным улицам между самых высоких зданий, постоянно принюхиваясь. Наконец он уловил некий нужный запах и пошел впереди меня — предполагая, что я следую за ним, отчаявшись сбежать, — вниз по наклонной туннелеподобной улице, упиравшейся в кирпичную стену. На тротуаре виднелась открытая решетка, выглядевшая как вход в канализацию.

— Нам вниз, — сказал Джеймс, — прыгай.

— Я сломаю себе ногу, и тогда придется меня нести. И могу даже умереть от падения, — возразила я, — если там достаточно глубоко, а я приземлюсь неправильно — а я скорее всего приземлюсь неправильно.

Джеймс застонал, взял меня на руки и спрыгнул в дыру, не тратя время на дальнейшие споры.

— Надеюсь, ты стоишь всего этого, — пробормотал он, поставив меня на ноги. Затем глубоко вдохнул и продолжил. — У тебя отличный аромат, знаешь ли. Лучше его не вдыхать....

Он ушел в темноту. Я последовала за ним на звук, часто спотыкаясь; наконец, Джеймсу это надоело, и он снова понес меня. Моих возражений не последовало. Я не хотела разбить себе голову под итальянским городом — не в тот момент, когда я была так близка к тому, что мой героический блеф спасет меня от верной смерти.

Мы пришли к большим воротам из толстых ржавых металлических прутьев. Некоторые из них были вырезаны и заменены более тонкими, они держались на петлях и напоминали дверь.

Джеймс толкнул эту маленькую незапертую дверь ногой. За ней была большая комната со стенами из камня, дальнюю сторону которой занимала тяжелая деревянная дверь. Джеймсу пришлось поставить меня на землю, чтобы открыть ее; дверь была чрезвычайно толстой.

За ней был ничем не примечательный коридор, освещенный флуоресцентными лампами. Унылые стены и серый ковер. Поскольку здесь можно было видеть, куда идешь, Джеймс не стал опять поднимать меня на руки, и я пошла вперед на чистом любопытстве, даже не посмотрев, хочет ли он идти более осторожно.

Это на самом деле был всего лишь коридор. Но в нем были вампиры.

* * *

Их было двое, оба высокие, их фигуры скрадывались темными одеяниями. Они стояли в дальнем конце коридора рядом с устройством, похожим на лифт. Я не была до конца уверена, что это вампиры, пока один из них не заговорил. Его речь, конечно же, была на итальянском, но музыкальный, совершенно четкий голос определенно принадлежал вампиру.

Джеймс ответил на том же языке, указав на меня. Я распознала свое имя, однако больше никаких слов не поняла. Разговор продолжился, становясь все быстрее и напряженнее, пока, наконец, вторая вампирша, молчавшая до этого, не обратилась ко мне на английском:

— Ты одаренная?

Я отогнала ощущение, будто я Дороти Гейл из Канзаса, сглотнула и ответила:

— Да.

— И какая у тебя сила? — осведомился голос из глубины капюшона.

— Я не знаю, к-как это н-назвать, — ответила я, слегка заикаясь. Мне нельзя промахнуться — ошибка будет стоить мне жизни. — Э… ну… ментальная недоступность, полагаю. Это что-то вроде... мета-силы.

— Это можно проверить, — сообщила она. — Вы пойдете со мной. Оба, — она чуть повернула голову, так что, несмотря на капюшон, стало понятно, что она обращается и к Джеймсу тоже. Напарнику она велела: — Оставайся здесь.

Он кивнул.

Я проследовала за ней в лифт, Джеймс сделал то же самое. Вампирша коснулась одной из кнопок, и мы начали двигаться вверх. Я ощущала стремление спросить ее имя, однако это не была стандартная ситуация, какой она была бы, участвуй в ней только люди. Она откинула капюшон с головы. У нее была совершенная кожа, как и у любого вампира, глаза оттенка бургундского вина, как у Джеймса, и длинные черные волосы.

Из лифта мы вышли в уютную, утонченную приемную без окон. Стены были декорированы яркими ландшафтами, на полу лежал темно-зеленый ковер. За стойкой из красного дерева в центре комнаты сидела женщина — явно человек, с зелеными глазами и с кожей лица слишком живого чайного оттенка, чтобы быть вампиром. На вид ей было чуть за двадцать, и она была хорошенькой, но не обладала вечной красотой вампиров. Это не вписывалось в мои представления о подходе Вольтури к выбору секретарей. Абсолютно.

— Buon giorno, Сантьяго, — приветливо сказала секретарь вампирше. По крайней мере, эту фразу я могла понять. Просто приветствие. Не знаю, было ли оно специфично для этого времени дня — за путешествие я потеряла ориентацию во времени, поскольку у меня не было ни единого шанса взглянуть на часы. Думаю, что это был четверг, или утро пятницы. По крайней мере, по тихоокеанскому времени. Я не знала, в каком часовом поясе расположена Италия.

— Buon giorno, Джанна, — ответила вампирша Сантьяго. Ее тон был нейтральным. Джеймс, похоже, был, как и я, сбит с толку присутствием человека, но ничего не сказал об этом. Я последовала за Сантьяго и Джеймсом, когда они обогнули стойку и подошли к паре деревянных дверей.

Мы прошли сквозь удивительно нелепый лабиринт комнат, дверей, вестибюлей и лестниц и, наконец, по моим расчетам, примерно двумя этажами выше уровня земли, подошли к нашей конечной цели. Огромное круглое помещение. В нем не было искусственного освещения, только узкие проемы окон, сквозь которые лились потоки солнечного света. Из мебели были только массивные деревянные кресла, расставленные с нерегулярными интервалами вдоль стен. В середине комнаты была решетка канализационного стока. Зачем — непонятно, он не мог быть запасным входом или выходом, как было на улице — мы же находились на втором этаже, однако у меня не было возможности подумать на эту тему.

В комнате находилось несколько вампиров. Большинство из них было одето в обычную уличную одежду, однако на том, который первым заметил наше появление, был черный плащ, похожий на тот, что носила Сантьяго. Его капюшон не был накинут, и с первого взгляда я отметила, что он не похож на остальных вампиров, виденных мною ранее. Его кожа тоже была белой, но прозрачной как лук или матовое стекло — не как мраморная кожа Калленов, Сантьяго или Джеймса. Глаза были красными, но с каким-то молочным блеском, словно бы у него была катаракта. На вид это не доставляло ему неудобств, но я предположила, что он уступает по остроте зрения другим вампирам, хотя, конечно, даже в таком случае рядом с ним я покажусь близорукой. У него были длинные черные волосы ниже плеч, которые по цвету сливались с его мантией.

— Сантьяго, ты привела нам гостей, — заговорил он так, словно был чудаковатым дядюшкой Сантьяго, которому нравится приветствовать незнакомцев. Его голос был мягким и тихим, достаточным для того, чтобы я могла его расслышать. Голос был похож на плывущее облако. Если Элис двигалась как балерина, то этот вампир передвигался как мыльный пузырек. Другие вампиры в комнате двигались в некой формации вокруг него. Некоторые стояли на небольшом расстоянии впереди, так, чтобы не загораживать ему обзор и при этом иметь возможность вступить в бой, если бы Джеймс (или, возможно, я) решил бы атаковать. Остальные располагались тесным рядом позади, соприкасаясь плечами.

Сантьяго глубоко поклонилась ему. Выпрямившись, она прошла вперед, к протянутой к ней белой руке. Она положила свою руку поверх его и закрыла глаза. Секунду спустя они прервали контакт, и Сантьяго вернулась на место.

— Интересно, — промурлыкал прозрачнокожий вампир.

Похоже, это и был Аро.

Я бросила взгляд на Джеймса. Он выглядел так, словно с каждой секундой все больше ощущал, что это была плохая идея. Однако он ничего не говорил, пока Аро разглядывал его — периодически посматривая на меня — с выражением спокойной задумчивости на лице.

— Боюсь, — сказал с блаженным видом Аро, — что тебя дезинформировали, Джеймс.

* * *

— Дезинформировали?.. — спросил Джеймс, у которого утверждение Аро выбило почву из-под ног.

— Это дитя, — сказал Аро, указав в мою сторону, — вполне возможно, является одаренной. Это мы еще проверим. Но мы не обсуждали ни с ней, ни с ее ковеном того, о чем ты рассказал Сантьяго. Мы никогда не практикуем выдачу разрешений на нарушение правил в обмен на получение пусть даже такой редкой драгоценности.

Взгляд Джеймса заметался между вампирами в комнате, которых было не так много.

— Тебя обманули, — продолжил Аро со скорбным видом, должно быть, притворным. — Достаточно умно, насколько я вижу. Моя дорогая, — сказал он, повернувшись ко мне и наклонив голову с любопытствующим видом, — эта история ведь твое изобретение?

Я кивнула, не рискнув довериться в этот момент голосу.

— Прежде чем мы решим, что делать дальше, мне нужно исследовать твою силу, — сказал Аро, протягивая вперед бледную руку.

Я сделала шесть осторожных шагов вперед, борясь с искушением обернуться и посмотреть на Джеймса, и положила свои пальцы на пальцы Аро. Его кожа ощущалась такой же, как и у других вампиров, несмотря на свой необычный вид — очень твердая, хотя внешне казалась хрупкой, и по большей части холодная.

Он закрыл глаза.

И снова открыл их.

— Интригующе, — выдохнул он, — еще одно испытание… Джейн, милая?

Он обращался к молодой на вид вампирше, с шокирующе правильными чертами лица цвета слоновой кости, которая выглядела так, словно ей было не больше четырнадцати.

— Да, хозяин, — проворковала она.

Джейн посмотрела на меня и улыбнулась, как маленький ангел. Ничего не произошло. Я только растерянно моргала, глядя на нее. Я не знала, что должно было произойти — и тут ее лицо исказилось в ужасной гримасе ненависти. Она зашипела, словно рассерженная змея.

— Сантьяго, дорогая, не приведешь ли ты моих братьев сюда? — сказал Аро, игнорируя злобу Джейн и ее тихое шипение. — Думаю, что им будет интересно посмотреть на нашу гостью.

Сантьяго снова поклонилась и, тихо прошелестев плащом, ушла искать, по-видимому, Кая и Марка, которых, как я и подозревала, в комнате не было. Джеймс издал небольшой рык, напугавший меня достаточно, чтобы я резко обернулась к нему, как испуганный кролик.

— Джеймс, друг мой, — ласково сказал Аро, — не стоит таить злобу на нашу очаровательную маленькую одаренную. Очевидно, она действовала, защищая себя, как сделало бы любое разумное существо. Не думаю, что я разрешу вам драться. Я уверен, ты понимаешь — даже не будь у нее других достоинств, есть и то, о чем она тебе не лгала, — Аро растянул свою бумажную кожу в широкой улыбке; удивительно, как она не порвалась при этом. — Мы весьма рады получить в свои ряды одаренных. Возможно, у тебя у самого есть талант, который позволил тебе забрать эту очаровательную молодую леди у ее охранников? — предположил он. — Покажешь мне?

Он снова протянул свою руку. Я отошла назад в надежде на вмешательство стражей Вольтури, если Джеймс захочет перегрызть мне глотку.

Он неохотно подошел к Аро, осознавая, что все смотрят на него. Вольтури привыкли повелевать. И любое непослушание жестоко наказывалось. У Джеймса не было времени, чтобы придумать здесь что-то вроде трюка с новорожденными, а если бы он попытался сразиться, то проиграл бы.

Их руки соприкоснулись. Аро что-то мурлыкал себе под нос, пока поглощал воспоминания Джеймса.

— Ты сильно рисковал с теми новорожденными, которых ты создал, — выразил недовольство Аро, когда их руки разъединились.

Джеймс нервно передернулся. Он выглядел так, словно хотел выбраться из бойцовского захвата и думал, как бы ему лучше вывернуться.

— Я был уверен, что ковен справится с ними, — пробормотал он, — если бы они не появились там, когда нужно, я бы убил новорожденных, пока они были выведены из строя, прежде чем пошел бы на захват девушки. Они бы не выдали нас.

— Хм, — вздохнул Аро, откинув голову. Его взгляд блуждал по потолку, а руки были сцеплены за спиной. — Предполагаю, что в таком маленьком городе это могло показаться разумным риском.

Джеймс молча кивнул.

Я повернулась к двери, через которую мы вошли сюда, и увидела появление двух вампиров, которые, должно быть, были Марком и Каем, идущих по обе стороны от Сантьяго. Джеймс повернулся посмотреть, кто пришел. Двое новоприбывших имели такую же тонкую бумажную кожу, как у Аро и такую же, похожую на катаракту, молочную дымку в красных глазах. У одного также были похожие длинные черные волосы; выражение лица у него было отстраненное и скучающее. Волосы второго были белыми, как и его лицо. Он выглядел так, словно его раздражало все, на что падал его взгляд.

— Марк, Кай, — воскликнул Аро бодрым тоном, который никак не вязался с демонстрируемыми ими эмоциями, — мы получили такой приятный сюрприз.

* * *

Аро рассказал своим "братьям" события с точки зрения Джеймса. Он пропустил такие мелочи, как убийство носильщика и собаки, скорее всего, Джеймс замаскировал их достаточно, чтобы не вызывать вопросов. Кай говорил мало, только задавал короткие уточняющие вопросы, а Марк не говорил вообще, хотя один раз поднялся со своего троноподобного кресла, чтобы положить руку на руку Аро и что-то передать ему без слов. Вскоре их беседа завершилась.

— Итак, милое дитя, — сказал Аро, повернув взгляд в мою сторону и мягко улыбаясь, — возможно, ты сможешь рассказать нам настоящую последовательность событий, которые привели к твоему визиту сюда?

Я глубоко вдохнула. Если мне очень, очень повезет, то Элис уже увидела, где я, и Каллены уже на пути сюда, чтобы вызволить меня. Чтобы наши истории не разошлись в деталях, я могла использовать только один способ — говорить правду, только правду, пусть и необязательно всю. Но при этом пропускать важную информацию, которую можно будет получить из других источников, вряд ли будет мудро. И конечно же можно ожидать, что Вольтури, которые скорее всего не привыкли получать информацию вслух, а не посредством телепатии, из предосторожности проверят мои данные.

Я изложила краткую версию событий, спотыкаясь на каждом третьем слове. На середине моего рассказа у меня помутнело в глазах и вампирше позади пришлось поймать меня, чтобы не дать упасть в обморок — стресс, недостаток еды и сна начинали на мне сказываться. Я сумела снова встать на ноги и продолжить рассказ.

Я встретила семью Калленов в Форксе, когда переехала туда. Они показались мне подозрительными, хотя я поспешила добавить, что большинство людей в моей ситуации не смогли бы собрать кусочки головоломки и, скорее всего, ничего бы не заподозрили. Они вроде как приняли меня в свою семью. У них были планы, как обратить меня в начале лета, чтобы я могла уехать из дома, не вызывая подозрений. Что, подчеркнула я, крайне заботило Калленов. Ковен Джеймса встретился с нами, когда мы были все вместе. Он, с его привычкой охотится на интересную и хорошо защищенную добычу, выбрал меня как объект охоты, о чем узнали Каллены при помощи своих способностей. Я объяснила план действий, что они делали, и почему план провалился. Упомянула, что мой отец полицейский и обладает ресурсами, чтобы на законных основаниях задействовать достаточно обширную сеть людей, которым будет любопытно, если что-то случится со мной, что я не смогу сама объяснить. Но я достаточно ясно обозначила, что определенно хотела стать вампиром как можно скорее, но так, чтобы не привлечь к этому лишнего внимания. (Было бы умно, если бы я начала обращение в ночь воскресенья, когда это могло спасти меня от Джеймса; но теперь я в руках Вольтури, и обращение — уже не выход. Они могли уничтожать вампиров без особых усилий, и сейчас только от них зависело, буду ли жить я — или Джеймс.)

Я тщательно избегала темы захвата Виктории.

— Спасибо, дорогая, — сказал Аро, выслушав с тихим вниманием мой хаотичный рассказ. — Сейчас мы обсудим наше решение, — объявил он, похоже, обращаясь по большему счету к маленькому вампиру, который выглядел так, словно его обратили лет в четырнадцать. Вообще, он выглядел как близнец Джейн — их лица различались только тем, что его волосы были темнее, а губы чуть тоньше, хотя выражение лица мальчика было более нейтральным. Он не улыбался, но и не хмурился.

Несколько секунд Вольтури ничего не говорили, и я задумалась, что, возможно, я не могу слышать их голоса, поскольку они вернулись к разговору на высоких скоростях, однако потом поняла, что они просто чего-то ждут. Глаза Джеймса закатились и он рухнул на пол, словно марионетка, которой обрезали нити. Выглядевший на четырнадцать бессмертный мальчик смотрел на ищейку с холодным самообладанием, которое лишало меня сил.

Потом красные глаза ребенка переместились на меня. Я продолжала дрожать, но не происходило ничего подобного тому, что случилось с Джеймсом. Если мальчик пытался воздействовать на меня какой-то силой, то, похоже, что и к ней я была неуязвима.

— Хммм, — прошелестел Аро, — видимо, мы не можем сохранить нашу приватность тем способом, которым обычно пользуемся. Однако, дорогая моя, похоже, что тебе не помешает небольшой отдых. Возможно, ты предпочла бы не видеть того, что здесь произойдет, а немного поспать.

Сон. Сон — это хорошо. Я все еще была в своей пижаме — старой футболке и мягких фланелевых брюках, в чем Джеймс утащил меня из постели. У вампиров есть кровати? Возможно, что секретарь, Джанна, живет здесь же и я могу воспользоваться ее кроватью… Я кивнула, снова пошатнувшись.

Аро склонил голову.

— Ах да, — сказал он, — еще один вопрос. Что случилось с подругой Джеймса, Викторией?

— Она мертва, — прошептала я. Джеймс все еще был на полу, безучастный, и не слышал меня, или не мог как-то отреагировать.

— Ммм, — вздохнул Аро, — Сантьяго, дорогая, не могла бы ты удовлетворить нужды нашей гостьи?

Он пренебрежительно указал на меня.

Я снова начала падать, однако Сантьяго метнулась через всю комнату, чтобы поймать меня, и тогда я отключилась полностью.

* * *

Я проснулась под пушистым одеялом, лежа в кровати, более удобной, чем моя собственная. В комнате под потолком было небольшое окно, сквозь которое проходило достаточно света, чтобы сделать вывод, что сейчас день, пусть я и не могла сказать, какой именно день, и чтобы я могла осмотреть комнату. За исключением кровати в комнате наличествовал только деревянный стул, на котором лежала смена одежды. Под стулом стояла корзина с крышкой. В комнате было две двери, одна закрытая и вторая открытая в достаточной мере, чтобы понять, что это небольшая ванная.

Поверх одежды лежала написанная от руки записка. "Пожалуйста, в ванной можешь пользоваться чем угодно, одежда тоже для тебя. Еда в корзине под креслом. Когда будешь готова, Сантьяго будет ждать тебя за дверью. Тебе ничего не грозит и нет нужды торопиться". Записка была подписана Джанной — скорее всего, она знала английский. Это был самый приветливый кусочек бумаги, который я когда-либо видела в своей жизни.

Я приняла долгий и горячий душ, почистила зубы, высушила волосы. Этикетки на шампуне и других предметах были на итальянском, однако используя догадки на основе формы упаковок и схожести слов, я сумела разобраться, где что. Я ощущала себя более живой и свежей, чем за многие последние дни.

Джанна оставила мне синюю футболку и женственную серую юбку. Обычно я носила брюки, однако Джанна была выше меня, так что оставить мне юбку имело больше смысла: у юбки было больше шансов подойти мне, нежели у штанов. Я оделась и посмотрелась в зеркало. В целом я выглядела нормально. В таком виде вполне можно было идти в школу. И она больше не казалась столь далекой.

Я открыла корзинку под стулом. Пакетики с закусками, яблоко, плитка шоколада — быстрая и легкая еда, которая не могла испортиться при комнатной температуре, пока я спала. Я съела все, даже пересоленные чипсы, потом сложила огрызок от яблока и прочий мусор в упаковку от чипсов и выбросила в мусорное ведро в ванной.

Я подошла к другой, закрытой двери. Джанна писала, что опасности нет. Я не была уверена, что это правда — но мне дали выспаться, привести себя в порядок и поесть. Это не было похоже на обращение с тем, кого приговорили к казни без права апелляции. Похоже, что моя способность оказалась достаточно сильной, чтобы мне оставили жизнь. Что было связано со скучными обязанностями по поддержанию моей жизнедеятельности до того, как я решусь на обращение.

Я толкнула дверь. Сантьяго, в своей мантии с капюшоном, действительно ждала меня снаружи.

— Привет, Белла, — сказала она.

Она была первой, кто здесь обратился ко мне по имени. Я предположила, что его сообщил ей Аро. Также она могла слышать его от Джеймса, когда он рассказывал обо мне. Но это все-таки немного удивило меня.

— Привет, Сантьяго, — ответила я, — э-э, спасибо за вашу помощь.

Ее глаза были все еще оттенка бургундского вина, хотя понемногу темнели вокруг зрачков — я говорила с голодной вампиршей-убийцей, однако все еще ощущала себя глупо и глубоко признательной за ее присутствие. Аро наводил на меня смутный ужас; однако Сантьяго обладала профессиональной манерой вести себя так, что заставляла ощущать себя предсказуемой и безопасной. Я не была предназначена в пищу, и поэтому она не стала бы меня есть.

Вольтури были убийцами — но они были законопослушными убийцами. С ними можно было договориться, учитывая, что я сделала хороший поступок, заманив к ним Джеймса.

— Я проведу тебя в зал, — сказала мне Сантьяго.

— Ладно, — ответила я, и она без дальнейших объяснений повернулась и повела меня сквозь лабиринт, которым была резиденция Вольтури. Наконец, когда я уже начала думать, не нужно ли мне вернуться и поспать еще пару часов после всего этого, мы дошли до того же круглого помещения, полного вампиров, в котором я была ранее.

— La tua cantante! — воскликнул один из вампиров, как только я вошла. Судя по голосу, это был Аро.

В этот раз в зале были другие вампиры.

* * *

К тому моменту, когда я осознала, что должна оглядеться и рассмотреть новых вампиров, я уже оказалась в тесных объятиях Эдварда.

— Белла, — прошептал он мне на ухо, сжимая меня так крепко, что я едва могла дышать, — Белла, Белла, моя Белла, ты жива...

— А они сказали тебе, что нет? — спросила я, обнимая его и положив голову ему на плечо. — Я в порядке. У меня выдался плохой день, ну или два, но я в порядке. Как давно вы здесь?

— Несколько часов! — прорычал он. — Они не давали нам увидеть тебя...

— Я спала. Мне это правда было необходимо. Хотя они могли дать вам возможность удостовериться, что со мной все в порядке, — нахмурилась я.

— Ах, но Белла, моя дорогая, — сказал Аро, сидевший на одном из тронов со сложенными руками и милостивым видом, — они могли помешать твоему отдыху. И, конечно, нам многое нужно было обсудить. Столько времени прошло с тех пор, как наш старый друг Карлайл со своей семьей навещали нас.

Я окинула взглядом всех прибывших Калленов: присутствовали Карлайл и Эсме, но больше никого.

— Извини, что заставила ждать, — сказала я Эдварду, глядя на него, — я не видела безопасного способа связаться с тобой, пока не прибыла сюда, так что я вкратце рассказала нашу историю и вырубилась.

— Не извиняйся, — сказал он, прижимая меня крепче к себе, — я рад, что ты в безопасности. Не могу поверить, что был настолько безответственен...

— Эй, — возразила я, — это я предложила тебе пойти поохотится, и если бы не это, ты мог бы погибнуть в схватке с Джеймсом. А мы не хотим, чтобы кто-то умер. Так что все в порядке, — я взглянула на Аро, — а... что случилось с Джеймсом?

Аро наклонил голову:

— Тебе больше не нужно о нем беспокоиться, дорогая Белла, — сказал он мягко.

— Им не понравилась его выходка с новорожденными, — прошептал мне на ухо Эдвард, — не думаю, что они могут контролировать его в качестве охранника, а ищейка у них уже есть — причем лучше, чем Джеймс.

Я слабо кивнула и устроилась поудобнее в объятиях Эдварда. Было больше смертей в эти дни, чем мне бы хотелось, даже несмотря на то, что у меня не было причин волноваться о Джеймсе или его подруге, а носильщика багажа я не знала. Как и собаку.

— Что случилось с новорожденными? — тихо спросила я.

Эдвард запустил свои пальцы мне в волосы.

— Двое мертвы, — произнес он с сожалением в голосе, — третьего мы успели взять под контроль и сейчас пытаемся ввести его в семью, но для него это будет трудно. Его никто не предупреждал обо всем этом. Остальные сейчас присматривают за ним. Не думаю, что ты знала кого-то из этих новорожденных, — он назвал несколько имен, из которых не было ни одного знакомого. Выжившего звали Дэвид. — Они не успели никого убить, — уверил меня Эдвард, предвосхищая мой вопрос, — до того, как моя семья нашла их.

— Безопасно ли мне находится рядом с Дэвидом? — спросила я. — Если нет, то...

Эдвард поморщился:

— Я думал об этом. Мы не уверены, что нужно делать.

— Возможно, тебе лучше обратить меня раньше, — вздохнула я, — мы придумаем какую-нибудь историю...

— С учетом той истории, которую мы сварганили, чтобы объяснить твое исчезновение? — спросил Эдвард, — и исчезновение трех твоих соседей? Получится слишком много историй, Белла.

Я нахмурилась:

— Верно. Хорошо бы, чтобы прокатило хотя бы то, что я вернусь домой в добром здравии. Хотя.... — тут я сделала паузу, терзая вопросами свой мозг, — Денали ведь живут относительно далеко? Может быть, они смогут приглядеть за ним?

— Хорошая идея, Белла, — утешил меня Эдвард, его прохладные пальцы поглаживали мою шею, — мы попросим их. Но, думаю, нам пора отправляться домой.

— Хорошо, — я расслабилась в его объятиях, устав держать себя в руках, — ах да, есть еще одна вещь, которую мне надо сделать — если можно.

Я посмотрела на Вольтури, которые были свидетелями всего этого разговора и лица которых выражали спектр эмоций от умеренного любопытства до ошеломления и болезненного восхищения. (Я укрепилась в своем убеждении, что большинство вампиров не встречают своих партнеров в виде людей. Иначе бы ко мне не проявлялся столь явный интерес.)

— Я хочу поговорить с Джанной и поблагодарить ее.

"А еще узнать, какого черта она тут вообще забыла", — добавила я про себя.

— Разумеется. Сантьяго! — сказал Аро, щелкнув пальцами. Сантьяго еще раз поклонилась, развернулась и повела меня, Эдварда, Карлайла и Эсме через лабиринт.

— Ты видел Джанну? — спросила я, понизив голос. Чтобы мы могли идти, ему пришлось выпустить меня из объятий, но мы держались за руки.

— Видел мельком. Нас не представляли друг другу, — прошептал он, — о чем ты хочешь с ней поговорить?

— Она оставила мне эту одежду, немного еды и предоставила кровать, чтобы я могла выспаться — хотя я не уверена что кровать ее, не знаю, есть ли тут другие люди.

— Только она, — сказал он.

Сантьяго показала нам комнату, где я спала. Джанна была внутри, меняла постельное белье. Я жестом попросила Эдварда и его родителей подождать за дверью; Сантьяго безмолвно ушла обратно, вероятно ожидая, что мы сами сможем найти путь наружу, когда будем уходить.

— Джанна? — обратилась я, не уверенная, настолько ли хорош ее устный английский, чтобы она понимала меня, насколько хорош ее письменный.

— Привет, Белла, — отозвалась она, повернувшись ко мне с милой улыбкой, — я положила твои вещи в стирку, однако они еще не готовы. Хочешь, чтобы я выслала их тебе в Америку?

У нее был акцент, однако достаточно слабый и милый, который совершенно не мешал понимать ее. Она подбирала слова быстро и уверенно, так что я предположила, что она работала с английским определенное время, даже несмотря на то, что это был не ее родной язык.

— Нет, спасибо, — ответила я, — возможно, ты хочешь, чтобы я прислала тебе обратно эти? — я показала на юбку и футболку.

— Они твои, — сказала она, положив свою руку на мою, — надеюсь, я положила тебе достаточно еды. Я обычно обедаю снаружи, так что смогла найти только немного закусок.

— Все было отлично. Я пришла поблагодарить тебя, — сказала я, — спасибо за еду, записку, одежду и кровать — это как раз то, что мне было нужно после перенесенного путешествия.

— Для меня это не составило труда, — заверила она меня.

— А, кроме того, что приглядываешь за гостями-людьми, чем ты тут ещё занимаешься? — спросила я. Вопрос был весьма некорректным, лишь немного более вежливым, чем "Какого черта Вольтури нарушают свои же законы, держа тебя здесь?"

— Нет, гости наподобие вас весьма редки, — ответила она, ничуть не смутившись, — я их представитель, которого Вольтури используют, когда нужно послать кого-то в условия, где их охрана будет слишком заметна, например, наружу под лучи дневного солнца, когда они не могут укрыться под мантиями. На мне еще стирка. Во все остальное время я сижу за стойкой секретаря, как вы уже видели, но на самом деле функций собственно секретаря мне приходится выполнять не так много, — она с улыбкой взъерошила свои волосы.

— А как ты вообще получила эту работу? — спросила я. — Они же не могли написать объявление в газету: "Требуется представитель/прачка/секретарь для вампирской правящей семьи", и ждать серьезных откликов...

— Не могли, — засмеялась она. — Я верила всем легендам, когда была маленькой. Они рассказывали о вампирах этого города. Я никогда не переставала думать, что они правдивы. И однажды я решила найти их. И нашла то, что искала.

Ее улыбка была искренней, но в каком-то смысле закрытой. Она не хотела, чтобы я задавала слишком много вопросов. Не хотела рассказывать мне, что сподвигло ее на охоту за вампирами. Не хотела делиться историей о том, как убедила их нанять ее, а не убивать.

Я медленно кивнула.

— Мне пора домой, — сказала я, — отец, наверное, в ярости. Я всего лишь хотела поблагодарить тебя. И, если у тебя есть адрес электронной почты или телефонный номер… Мы, возможно, два единственных человека во всем мире, которые постоянно общаются с вампирами, — предложила я, как довольно жалкий предлог, чтобы оставаться с ней на связи. Мне была по большей части интересна ее жизнь, и в какой-то мере я за нее боялась. Она уже давно с вампирами и ее не съели; но определенно могли сожрать позднее, когда она им надоест. — Мы должны больше общаться.

У Джанны в кармане ее расшитой узорами в виде листьев юбки оказалась маленькая записная книжка. Мы с ней явно родственные души. Она написала свою почту и телефон, предварив его кодом страны, вырвала страницу и вручила мне.

— Я не всегда доступна по телефону, — предупредила она, — у меня ненормированный рабочий день, и иногда я занята внеплановыми делами. У меня есть доступ к компьютеру каждые три-четыре дня. Но мне было бы приятно поговорить с тобой, Белла.

Я улыбнулась ей:

— Хорошо, еще раз спасибо. Пока.

И развернулась к Эдварду.

— Пока, Белла, — отозвалась Джанна.

Эдвард положил мне руку на плечи, пока я убирала в карман контактную информацию Джанны, и мы оба, ведомые Карлайлом и Эсме, пошли к выходу из здания.

Как только мы вышли наружу и сели в машину, арендованную Калленами, чтобы добраться до Вольтерры (с тонированными окнами, чтобы нас не видно было снаружи), Эдвард передал мне телефон.

— Предложи лучшую историю, если сможешь, но наша версия такова, — сказал Эдвард, — болезнь, которая у тебя будто бы проявилась, вызывает лунатизм и сбои в суточных биоритмах. Ты во сне вышла из дома и забралась в чей-то грузовик, свернулась там калачиком и уехала таким образом в Калифорнию. Тебя не заметили, потому что во сне ты накрылась брезентом, чтобы согреться. Проснувшись в одиночестве на стоянке, ты нашла заправочную станцию, одолжила четвертак, чтобы позвонить мне, потому что просить у Чарли денег на обратную дорогу ты постыдилась. Карлайл был в городе неподалеку на медицинской конференции, так что я послал его забрать тебя. Ты только что встретила его, и вы будете дома через двенадцать часов. Сейчас признаков болезни у тебя не наблюдается.

Это была запутанная и нелепая история, однако у меня не было другого способа объяснить, почему я исчезла ночью из своей постели, пропала на два дня безо всяких уведомлений и сейчас еду домой в полной безопасности. Я покорно взяла телефон, позвонила домой и повторила все это вранье Чарли. Он отнесся к моему рассказу скептически, но я дала телефон Карлайлу, который все подтвердил (включая вздор про лунатизм) таким серьезным и честным тоном, что я сама почти поверила. Я взяла трубку обратно и сказала Чарли, что нет, я не запомнила номера грузовика. Он еще некоторое время торопливо что-то говорил, однако не был в состоянии что-то на самом деле сделать. Наконец он позволил положить мне трубку с хриплым "Я люблю тебя, Белла".

— Я тоже люблю тебя, папа, — сказала я в трубку, — скоро увидимся, — и отключила телефон. — Хотела бы я рассказать ему все, — вздохнула я, положив голову Эдварду на колени. Когда не пристегиваешься, в машине гораздо свободнее двигаться.

Эдвард погладил меня по волосам и ничего не сказал.

* * *

Способ, с помощью которого Каллены попадали на самолеты, был следующим: подвергнуться тактильному досмотру, после того, как они пройдут сканер, жалуясь на странное биоэлектричество. Когда это не совсем сработало, в ход пошли взятки в больших количествах и флирт с офицерами охраны. Эсме делала ужасно выразительные глаза, щебеча на итальянском с тучным охранником. Он, запинаясь, что-то ей отвечал, а потом махнул рукой, пропуская ее и наблюдая с уязвленным видом, как она присоединилась к снисходительно смотрящему на все это Карлайлу и поцеловала его.

Мне пройти через охрану было куда легче: Эдвард нашел мой паспорт у меня в комнате, прежде чем выехать в Италию, так что от меня отшатываться охране не пришлось. Практически весь полет я провела в первом классе в объятиях Эдварда, что было куда приятней, нежели любой из моих предыдущих полетов. Отчасти еще и потому, что я могла есть все что угодно из того, что принесли Калленам, вследствие чего получила не один, а четыре небольших чизкейка. Однако был еще один напряженный момент, когда я описывала Эдварду процедуру проверки Аро моих способностей.

— Он сказал Джейн попробовать, — прошипел Эдвард с таким яростным видом, какой я видела только тогда, когда он рычал на Джеймса.

— Это не сработало, — поспешно добавила я, — ничего не произошло. Это реально выбило ее из колеи. Почему, что у нее за способность?

Эдвард с такой силой стиснул зубы, что я подумала, что они могут треснуть. За него мне все объяснил Карлайл:

— Талант Джейн можно назвать садистским, — произнес он мягким голосом, так, чтобы только я могла слышать его слова, — она может вызывать боль. Чистая ментальная иллюзия, не настоящая боль. Она ограничена только одним субъектом за раз и может работать только с теми, кого видит, но от этого она пугает не меньше. Тебе повезло, что у тебя иммунитет.

— Ох, — выдохнула я. И в самом деле повезло. Я была готова влюбиться в свой талант. — Да, и еще был мальчик похожий на нее, не знаю его имени, его способности тоже на меня не подействовали.

— Алек, — сказал Эдвард, наконец расслабив челюсть достаточно, чтобы вернуться к разговору, — он биологический близнец Джейн. Его способности во многом противоположные. Там, где она причиняет боль, он, наоборот, убирает — не только боль, но и все чувства вообще, включая ощущение себя в пространстве. Он может подействовать сразу на нескольких жертв, причем ему не требуется смотреть на них, однако его способность действует медленней.

Это совпадало с тем, что я видела.

— Джеймс упал, когда Алек посмотрел на него, — вспомнила я, — Думаю, трудно устоять, если не знаешь, где твои ноги.

Эдвард кивнул с каким-то мрачным удовлетворением.

— Что значит "la tua cantante"? — спросила я его, уводя тему от тех сил, от которых мне пришлось защищаться.

— Это значит "твой певец", — ответил Эдвард, — так Вольтури зовут тех, кто пахнет так, как ты для меня, с их точки зрения твоя кровь поет для меня.

— Это отвратительно, — заметила я.

— Немного, — засмеялся Эдвард, — они думают, что напрасно я не съел тебя, рассматривая певцов как уникальный деликатес. Аро сказал, что никогда бы не поверил, что есть певец, чья кровь настолько притягательна, насколько он видел в моих воспоминаниях.

— Он прочитал тебя, — у меня засосало под ложечкой. Мне не нравилась идея, что Аро узнал все о Эдварде… или обо мне, через глаза Эдварда. Я была осторожна, чтобы не упоминать о моих планах по захвату мира, но мне не слишком нравилось и то, что Аро теперь имел все воспоминания о том, как Эдвард целует меня, дарит подарки, несет через лес, охраняет меня. Аро не нравился мне и раньше; теперь он нравился мне еще меньше.

Эдвард кивнул с мрачным видом, но без отвращения:

— Это его стандартное средство для коммуникации, если обсуждается нечто сложное. А Марк вообще редко говорит, предпочитая просто передать все Аро и оставляя все разговоры ему.

— Хорошо, что мое сознание защищено, — прошептала я, — хотела бы я, чтобы и твое тоже.

Эдвард поцеловал меня в макушку:

— Признаю, что мне не нравится то, что я не могу читать тебя, но я не против, если тебе это нравится, и доступа к тебе нет вообще ни у кого.

— Хорошо, что ни у кого нет, — сказала я. — Если бы он был, тогда Аро решил бы заставить меня опустить щит. Но поскольку я не могу этого сделать, он знает, что незачем мне угрожать или что-то типа того — смысла в этом не будет. То, что я не могу выключить защиту — мое преимущество. Даже если бы я хотела впустить только тебя, сама возможность снять защиту была бы не очень хорошей идеей.

Эдвард выглядел задумчивым. Обсуждение заглохло и вскорости перешло на другие темы: семья Денали и мысли о том, как они могут справиться с Дэвидом; с ними ли еще Лоран и как ему рассказать, что его ковен уничтожен; знания Джеймса о происхождении Элис и разработка планов послать ее в ту область, где она очнулась, чтобы отыскать ее в записях психиатрической клиники. (Мне не нравилось думать об Элис, запертой в психбольнице, особенно если ей в то время было меньше девятнадцати. Она была такой энергичной и, похоже, так наслаждалась окружающим миром, что это казалось беспричинно жестоким. И, прежде всего, ее видения были истинны — по крайней мере, в нынешней вампирской жизни. Я предполагала, что когда она была человеком, они вполне могли быть всего лишь галлюцинациями.)

После изматывающего путешествия я наконец вернулась обратно в Форкс, в машине, за рулем которой был Карлайл. Эсме и Эдвард вышли раньше и побежали домой, чтобы моя нелепая история была больше похожа на правду, хотя Эдвард обещал вскоре проведать меня.

Когда я, смертельно уставшая, добралась домой, было уже почти десять вечера пятницы. Чарли ждал меня и тут же стиснул в крепких объятиях, едва я только вошла.

— Беллз, ты дома! Я скучал по тебе.

— Я тоже по тебе скучала, пап, — сказала я, улыбаясь сквозь слезы.

— Я звонил твоей матери, — продолжил Чарли. Я содрогнулась. — Она хотела, чтобы ты позвонила ей завтра, но я убедил ее не дергать тебя раньше времени.

— Спасибо, пап.

— Почему доктор Каллен не предупредил нас о том, что ты можешь время от времени ходить во сне? — спросил он, глядя поверх моей головы на Карлайла, садившегося в машину. Карлайл помахал ему рукой, улыбнулся и уехал, убедившись, что я дома.

— Э, это очень редкий симптом, — ответила я, — могу предположить, что он не считал это чем-то заслуживающим внимания.

— Хм, — сказал Чарли, — ладно, рад, что тебе лучше. Ты выглядела не очень последние пару недель.

А я и не думала, что он замечал — лекарства, назначенные Розали, и успешно-завершенная-до-похищения операция по извлечению яйцеклетки немного выбили меня из колеи, но никто не говорил, что я выгляжу хуже обычного. Ладно, Эдвард говорил, но в основном чтобы узнать, нужна ли мне какая-то помощь, и он был в курсе происходящего — так что, если считать только людей, то подобных комментариев по поводу моего внешнего вида я не слышала.

— Сейчас все в порядке, — уверила я его, — просто устала от всех этих поездок.

Чарли кивнул, погладил меня по голове и разомкнул объятия:

— Иди и хорошо выспись, Беллз, — проинструктировал он меня.

Я кивнула.

Когда я добралась до своей комнаты, там уже был Эдвард.

— Твой отец развернул бы меня обратно, войди я через дверь, — объяснил он, — но я же сказал, что приду.

— Ты сказал скоро, а не немедленно, — тихо засмеялась я, не желая афишировать для Чарли, что разговариваю тут с кем-то.

— Немедленно — это тоже скоро, — возразил он, обнимая меня. Эдвард пах так приятно. Приятней всех вампиров, хотя тут были вариации — например запах Эсме я ощущала как ванильный. Я сонно приникла к нему и вздохнула.

— Устала, — сообщила я.

— Все хорошо, — сказал он, целуя меня в макушку, — я уйду, чтобы ты могла отдохнуть; к счастью, Джеймс больше не охотится на тебя, так что постоянный надзор больше не нужен.

— Ты все равно мог бы остаться, — предложила я, наполовину уже заснув. Эдвард уложил меня в кровать, и я тут же вырубилась.

Я проснулась все еще одетая в вещи Джанны. Эдвард лежал рядом, поверх одеяла, под которым я спала; его руки обнимали меня. Даже через одеяло я могла ощутить, какой он холодный.

— Доброе утро, — зевнула я, откидываясь на подушку. Была суббота, никто не пытался меня убить, и можно было валяться в постели весь день.

* * *

Что интересно, все произошедшее никак не помешало мне вернуться к нормальной жизни. Насколько ее можно было назвать нормальной. После того, как Эмметт и Джаспер увезли Дэвида к Денали, я смогла возобновить визиты в дом Калленов. Элис решила, что ей нужно спланировать мою свадьбу:

— В конце концов, — объяснила она, — даже если ты решишь на самом деле не выходить замуж, тебе все еще надо будет посылать домой подтверждающие фото, когда объявишь всем о свадьбе, поэтому все равно нужны будут декорации, торт и костюмы!

Она твердо стояла на своем, и я переложила всю ответственность за подготовку на нее, оставив за собой право вето на все, что покажется мне абсолютно безвкусным.

На мое первое письмо, посланное в понедельник после возвращения, Джанна ответила только через десять дней. Мое послание было кратким: "Я дома в безопасности, как ты, еще раз спасибо за одежду, как там в Вольтерре", — я пыталась наладить разговор, чтобы затем задать вопросы, которые на самом деле меня интересовали.

"Дорогая Белла, — начинался ее ответ. Похоже у нее была привычка рассматривать э-мейлы как обычные письма. — Рада, что ты успешно добралась до дома, надеюсь, что у тебя все будет хорошо. Я в порядке. Сегодня наконец поняла, почему Сантьяго откликается на мужское имя — это не ее имя, а название города, откуда она родом. Однако она не сказала мне своего настоящего имени, а я не рискнула спрашивать дальше, чтобы не выглядеть подозрительно. Возможно, спрошу в следующий раз, когда буду с ней говорить. Похоже, что она предпочитает откликаться на "Сантьяго", так что не уверена, ответит ли она. Я слышала, что Карлайл из твоего ковена долго жил среди Вольтури. Возможно, он знает. С уважением, Джанна."

То, что я прочитала, нравилось мне не тем, что тут был намек на происхождение имени Сантьяго — я даже не знала, что это не женское имя — и не советом обратиться к Карлайлу по поводу Вольтури. Хорошо было то, что ответ вообще пришел (хотя это также могло означать, что они читают ее почту). Но Карлайл жил в Вольтерре до того, как Джанна даже родилась, а именно ее мне больше всего хотелось изучить.

"Дорогая Джанна, — написала я спустя несколько дней, следуя ее манере общения. — Я спросила Карлайла, и он сказал, что Сантьяго появилась в охране после его ухода, так что ее настоящего имени он не знает. Пока он там пребывал, никого нового не появлялось в охране. Так что он мало знает о том, как Вольтури обычно принимают новичков. Очевидно, одаренных или вампиров с выдающимися способностями они берут на службу в особом порядке, но ведь не все в охране такие. Как вампиры без особых талантов попадают в охрану? С уважением, Белла".

Мы переписывались со скоростью улитки — короткие окольные письма каждую неделю или две. Это разочаровывало. Наконец я бросила попытки выяснить подробности того, как Джанна попала к Вольтури или с какой целью присоединилась к ним. В конце концов мы пришли к обмену личной информацией. Мы обе сообщали друг другу безобидные сведения, которые не могли интересовать ее начальство: я никогда не говорила, как трудно Джасперу среди людей, или о Квилетах. Джанна же могла упоминать, что путешествовала по миру, однако никогда не говорила, по каким городам, и только изредка говорила по каким странам. Она часто рассказывала о своих любимых ресторанах Вольтерры — эта тема была безопасной и достаточно интересной.

Эдвард предложил рассказать мне, что он прочел в разуме Джанны, когда был около нее. Я спросила, как много он услышал, и, оказалось, что не очень — достаточно, чтобы ответить на часть моих вопросов, но далеко не на все. Он не прочитал ее настолько, чтобы узнать, есть ли у нее причина быть скрытной, и это частично повлияло на решение отказаться от его предложения. Я понятия не имела, как часто Аро читал ее, или как легко она могла стать закуской. Если Вольтури читали переписку, и я случайно упомянула бы то, что узнала от Эдварда, они бы могли подумать, что она работает на две стороны. Отказываться от информации было тяжело, однако это было то, что мне нужно делать, если я собираюсь проводить время с Эдвардом.

* * *

Учебный год тянулся медленно. Несмотря на недельный пропуск и то, что скоро мне все это не понадобится, я продолжала стремиться к хорошим отметкам. Историю о путешествии в кузове пикапа удалось сохранить в тайне — среди одноклассников и учителей ходило только невнятное объяснение для всех пяти дней, что "Белла болела".

Мы с Эдвардом продолжали демонстрировать наши отношения всем, кому не лень. Если что, то лучше уж перебрать немного через край. Я упомянула о кольцах — вскользь — в разговоре с Джессикой, и уже на следующий день ходили слухи, что Эдвард сделал мне предложение.

Хотя это было не так. В реальности, если отбросить всю показуху, ничего не изменилось за исключением того, что теперь Эдвард чаще всего оставался на ночь у меня — лежал рядом и слушал (наверное), как я болтаю во сне. После того, как он в первый раз упомянул про эту мою особенность, пришлось заставить его каждое утро пересказывать, что я говорю. Обычно это были имена Калленов, членов семьи и одноклассников. Иногда незавершенные фрагменты типа "не пирог" или "креветки там, где радуга".

Когда в конце апреля я поняла, что его ночные визиты стали единственным изменением в наших отношениях, я практически уверилась, что он решил забить на совет Элис не спешить — потому что он перестал двигаться вообще.

Мы встречались уже несколько месяцев, а он даже до сих пор не сказал, что любит меня.

Я точно знала, что это так. Это было ясно, ситуация совершенно не походила на ту, где бы он не любил меня.

Мне рассказали, что сестры Денали постоянно затаскивают в свои постели случайных мужчин (изначально заодно выпивая их, как самки богомолов, позднее — исключительно для того, чтобы провести хорошо время, после чего отпускали, пусть и слегка пришибленных). Они не подстраивали свою жизнь под мужчин, поскольку не любили их. Но когда появился Лоран, он и одна из сестер, Ирина, магнетически притянулись друг к другу, ей стали не нужны мягкие и теплые мальчики — достаточно значительное изменение стиля жизни для одной из тех, что служила прообразом для мифов о суккубах. Будь я для Эдварда всего лишь хорошим времяпрепровождением, а заодно еще и его "певцом", он бы просто покинул город. Я бы не стоила риска ранить меня (с последующим убийством).

И даже не учитывая этого, отношение Эдварда было очевидно. Его красноречивые взгляды просто кричали о любви. Его касания, подарки, желание убедиться, что я получаю все, что мне нужно — все. Единственное, чего не хватало — его признания в чувствах.

А он этого не делал.

Традиционным способом получить признание в любви было раскрыться самой. Я была уверена, что он ответит мне тем же. Но не была уверена в своих чувствах. Я думала, что люблю его… но не знала как убедиться.

У меня было искушение подождать еще месяц, пройти обращение и тогда уже иметь волшебную гарантию, что не обманываю себя. Но меня беспокоило не только то, что признание не было сказано вслух — меня беспокоило то, что есть нечто значительное, чего я о себе не знала.

Я не хотела игнорировать это, так что нашла толстое одеяло, которым накрыла себя и ноутбук. Я занималась этим во вторник во второй половине дня, когда Джессика отменила наши с ней занятия, так что Эдвард не должен был быть готов монополизировать меня. Я устроилась в своей комнате и начала печатать.

Я начала работать с мыслями после того, как выписала в длинную заметку все о тех днях, когда была под контролем Джеймса. (Как бы они ни были неприятны, я не хотела забыть их вообще, когда мои человеческие воспоминания будут заслонены новыми, более четкими вампирскими: поэтому их нужно выписать, чтобы я могла прочитать их позднее и восстановить все в точности по описанию.)

Думать о том, люблю ли я Эдварда, было непривычно и трудно. Ощущалось так, словно я преодолеваю некое сопротивление. "С трудом", напечатала я. Определенно, по меньшей мере, Эдвард мне нравился. Я наслаждалась его компанией — он приложил много усилий, чтобы так было — и меня тянуло к нему. Я не знаю, из каких составляющих складывается любовь, если ее вообще можно разбить на таковые. Есть ли кто-то, у кого я могу спросить?

Вампиры не подходили. Они все влюблялись либо с первого взгляда, либо близко к этому (заранее, в случае Элис), определенно не мой случай. Их рассказ едва ли будет полезен мне. Я также вообще не хотела разговаривать об этом с любым из моих родителей, поскольку это могло поставить под угрозу планируемое бегство, к тому же все равно их брак получился не слишком удачным (хотя, вроде бы, у Рене с Филом все нормально).

Я задумалась, может ли быть полезен кто-либо из моих школьных человеческих друзей. Джессика и Майк все еще вместе, но часто ссорятся, и их отношения не слишком похожи на хорошие. Для Джессики бойфренд — символ ее статуса, источник подарков и бесплатных обедов, но вряд ли нечто сильно большее. Анжела наконец-то сошлась с объектом ее воздыханий, парнем по имени Бен. Их отношения, по крайней мере внешне, были больше похожи на мои, чем таковые у Джессики и Майка. Анжела и Бен были довольны друг другом, каждый из них старался сделать другого счастливым, что, видимо, гарантировало прочность их отношений.

"Гарантия" казалась очень важной деталью. Это, возможно, было то, что мне нравилось в Эдварде больше всего — он был надежен так, как не мог быть больше никто в мире. Он не мог устать от меня. Не мог изменить мне. Не мог обидеть меня — ладно, мог, но только случайно. Он не мог даже пожелать ничего из перечисленного. Он защитил бы меня ценой своей жизни, если бы было нужно; он сопротивлялся искушению, которое я даже не могла понять, только чтобы быть рядом со мной, и делал это в совершенстве каждый раз.

Общаться с Эдвардом во многих смыслах было своеобразно, просто потому что он вампир, но и в то же время в чем-то даже проще.

Дойдя до этого момента, я ощутила смутное чувство неправильности восприятия данной темы отдельно от меня самой. Словно то, что я чувствую, было делом Эдварда. Разбираться во всем этом было удивительно трудно, нужен был кто-то, кто мог бы мне помочь, поговорив со мной на эту тему.

Я еще несколько минут печатала, расстроенная своей неспособностью разобраться с положением дел сама. Мне даже захотелось, чтобы мой опыт свиданий был шире — ну, вообще — в Фениксе, чтобы я могла сказать: "О, это вообще не так, эти чувства сильнее/другие, они более настойчивые/альтруистичные/абстрактные/частные/полные секса/какие угодно, да, так что, возможно, я влюблена". Но мне так не повезло. Я проводила свое время одна, больше концентрируясь на занимательной домашней работе, которую нам задавали в классах, бесконечной смене пристрастий Рене и книгах. Даже романтические произведения были бесполезны: персонажи не действовали как нормальные здоровые люди, которых я наблюдала, и если я не склонна к драматическим вздохам, свидетельствующим о неконтролируемой страсти, это не значит ничего, кроме того, что я вряд ли подхожу для обложек бульварных романов, по откровенности граничащих с порно.

Перспектива говорить с Эдвардом о том, люблю я его или нет, звучала крайне неловко. Это скорее всего ранит его, я не раз прокляну свой язык, и к тому же нет гарантий, что я приду к конкретному заключению. Можно было бы просто отложить все это и еще немного подождать.

Но, в первую очередь, именно с Эдвардом говорить было безопасно. Он был наиболее близким мне человеком...

И я хотела услышать, как он это скажет.

Я сделала домашнюю работу, еще раз все взвесила и позвонила Эдварду. Он согласился прийти тут же, как только я сказала, что Джессики не будет, и спросила, не хочет ли он зайти. Через несколько минут он уже был у двери, где вежливо раскланялся с Чарли, после чего проскользнул ко мне в комнату.

Едва появившись в комнате, он тут же обнял меня и поцеловал в макушку.

— Привет, Белла, — сказал он, глядя мне в глаза. Его лицо было в дюйме от моего.

— Привет, Эдвард, — сказала я, одновременно пытаясь успокоить его и тревожась за предстоящий разговор.

Конечно же, он это заметил.

— Белла, что-то не так? — он усадил меня на кровать рядом с собой, обняв одной рукой, а второй держа мою руку.

Я положила голову ему на плечо и решила начать с него, а не с себя. Моей мотивацией было нечто среднее между стремлением разобраться в этом и желанием просто отложить все на потом.

— Ты меня любишь? — спросила я.

— Да, — тут же отозвался он тихим шепотом.

— Ты никогда не говорил этого.

— Я не хотел давить на тебя, — вздохнул Эдвард, — ты позволила мне быть рядом, проводить с тобой больше времени, чем я бы осмелился попросить. Я не хотел делать ничего, что могло бы все испортить. Этого и так больше, чем я заслуживаю.

Я подняла голову и взглянула в его глаза. Эдвард спокойно встретил мой взгляд. Он правда так думает? Что я "позволяю" ему быть рядом? Что мое разрешение настолько хрупко, что вокруг него надо ходить на цыпочках? Как он вообще может так думать?

— Эдвард, я люблю тебя, — сказала я, зная, что эти слова истинны.

На мгновение повисла тишина, а потом Эдвард поцеловал меня. Я успела подумать только "полагаю, после всего случившегося мы можем это сделать", а потом мой мозг заткнулся, позволив мне просто наслаждаться этим.

* * *

Целоваться с Эдвардом было похоже на все с ним связанное — сладко и легко. Я понятия не имела, как правильно целоваться, однако от меня этого и не требовалось. Это просто происходило. Противоречие между поцелуем и необходимостью дышать означало, что в конце концов мне пришлось оторваться от него, чтобы сделать глубокий вдох пахнущего сиренью воздуха. А потом я поцеловала его снова. Во второй раз я открыла полезную привычку дышать через нос.

Он все еще ощущался холодным, однако это больше напоминало мне о мороженом, нежели о чем-то неприятном. С одной стороны хорошо, что это не случилось до апреля. Погода теперь стала теплее, что дало мне возможность ощущать себя уютно даже прижимаясь к моему парню-вампиру столько, сколько хочется.

— Знаешь, — сказала я через несколько минут, когда мы прервались, — мне казалось, что это опасно из-за яда. Думаю, все же следовало спросить.

— Правда? — спросил он. — И как давно бы это произошло, если бы я упомянул, что это совершенно безопасно? Хотя это было бы плохой идеей, — признал он, нахмурившись, — если бы у тебя во рту была ранка или что-то типа того.

— Месяцы назад, — ответила я ему. Он посмотрел на меня недоверчиво и снова поцеловал. Через несколько минут я сказала:

— Так, пока я не начала самобичевание за то, что не спросила об этом раньше… Элис упоминала однажды, что, возможно, небезопасно, пока я человек, заниматься... — я сделала неопределенный жест.

— В этом она права, — сказал Эдвард, снова изобразив на лице одно из тех странных выражений. Нетерпение? Грусть? Разочарование? Трудно распознать.

— Но Эмметт сделал достаточно грязных намеков, поэтому я предполагаю, что после... — я смешалась.

Эдвард снова кивнул, на этот раз с легкой улыбкой.

— Было очень трудно находиться рядом с Розали и Эмметтом в первые десять лет, после того, как они присоединились к нам, — сказал он, наморщив нос, — я не мог подойти ближе, чем на пять миль. Эсме и Карлайл выпроводили их — вежливо, конечно же. Эсме построила им дом.

Я хихикнула, не сумев сдержаться.

— Я буду влюблена, когда стану вампиром, — восторженно предсказала я и поцеловала Эдварда.

* * *

Апрель закончился, начался май. Занятия в школе продолжались до середины июня. Я заранее спросила разрешения Чарли отправиться в путешествие по Европе с Калленами, чтобы дать ему время привыкнуть к этой идее. Я и не думала, что он откажет, хотя пришлось поклясться, что буду регулярно звонить ему. Не было весомых причин порывать с моей семьей только потому, что я собираюсь пройти обращение в вампира.

Планы на путешествие уже определились. Мы и правда собирались начать со Скандинавии — если точнее, то с Норвегии. Каллены тут же приобрели там дом — большой, где можно было бы развернуться Эсме, и расположенный в отдаленном месте, чтобы мне было труднее убежать и наткнуться на случайных прохожих, пока я буду адаптироваться. Плохое состояние дома не было большой проблемой для вампиров, которые не могли пораниться, не нуждались в рабочей сантехнике и кухне, которым не мешал скрип и не было нужно электричество, чтобы ориентироваться в темноте.

Планы моего обращения также принимали окончательные формы. Эдвард и Карлайл с самыми серьезными выражениями на лицах обсуждали, будет ли хорошей идеей индуцировать кому или же просто накачать меня морфином перед введением яда. (Эдвард уже собирал его. Мне смутно нравилась идея, что он будет тем, кто изменит меня, пусть даже со шприцем в виде посредника.) Наконец выбор был сделан в сторону комы, хотя они не знали, какую часть процесса я смогу проспать, пока трансформация не выжжет медикаменты из тела.

Эмметт хотел рассказать мне свою историю до того, как я пройду обращение — по его мнению, мое обращение должно было больше всего походить на его, нежели на чье-либо еще. В конце концов, Розали нашла его и полюбила до того, как принесла Карлайлу — и была с ним, когда он проходил обращение.

Как я уже знала, на него напал медведь. Когда Эмметт уже терял сознание, он услышал то, что счел звуками еще одного зверя, который дрался с медведем за добычу. Конечно же, это была Розали, которая быстро разобралась с медведем и подняла Эмметта, чтобы отнести его к ней домой. Он ощущал это как полет и сумел открыть глаза — и потом изо всех сил сражался, чтобы удерживать их открытыми, глядя на лицо Розали.

Он считал ее ангелом и недоумевал, почему она не поднимается в воздух.

— А потом она принесла меня к Богу, — поведал он со смехом. Данное впечатление от Карлайла (вполне приемлемое, предположила я, учитывая, что Эмметт потерял много крови и уже расценивал Розали в качестве ангела) заставило его верить, когда трансформация началась, что его сослали в Ад. Но, как он сказал, в Аду было не так плохо, потому что его "ангел" оставался с ним — каждый раз когда "Бог" приходил посмотреть на его прогресс. Эмметт боялся, что она уйдет, но этого не произошло. Так что, несмотря на ощущение адского огня, он считал свою судьбу достаточно милосердной. И, когда все закончилось, удивительно хорошо отреагировал на сообщение о том, что он теперь вампир. Хотя (он несколько некстати усмехнулся) у него были определенные трудности с адаптацией к стилю жизни Карлайла.

Когда Эмметт закончил, я поблагодарила его за историю и отправилась прямиком к Эдварду.

— Когда я буду проходить обращение, — спросила я, — ты будешь со мной?

— Да, — тут же ответил он, хотя прозвучало так, словно для него было трудно произнести это слово.

Я поморщилась.

— Я знаю, что со мной будет ужасно находиться рядом, когда я выйду из комы и буду кричать, рыдать и все такое, но… вроде бы Эмметту это помогло.

Эдвард кивнул и заключил меня в объятиях, в которых я благодарно расположилась.

— Я буду с тобой, — пообещал он.

— И Розали говорила, что могла слышать то, что вы с Карлайлом говорили ей, когда...

— Я буду говорить с тобой, — сказал он, поняв, что я имею в виду, — это поможет тебе отвлечься.

— И если это ощущается как огонь... — сказала я, положив руку ему на щеку, — ты довольно холодный, — отметила я, ощущая робость, — пробовали это? Охлаждать тех, кто проходит обращение?

— Нет, не пробовали, — медленно произнес он, — но это не настоящее тепло, просто такое ощущение.

— Можно хотя бы попробовать? Я прошу прощения, я уверена, что для тебя это будет столь же ужасно, как и для меня, но...

Эдвард покачал головой.

— Я буду держать тебя, когда это будет происходить, — прошептал он, перебирая мои волосы.

Май закончился, начался июнь.

* * *

Учебный год подходил к концу. Начали распространяться руководства по сдаче выпускных экзаменов. Продавались учебники. Везде обсуждались планы на лето, с восторженными или завистливыми выражениями лиц, в зависимости от того, о чьих именно планах шла речь. Новость о моем путешествии по Европе с Калленами принесла мне несколько настолько пугающих завистливых взглядов, что я задумалась о том, чтобы рассказать еще и о трех днях пытки вампирским ядом. Но, конечно же, это осталось в строжайшем секрете.

Хотя Джанне я рассказала, частично надеясь, что Вольтури читают ее переписку — это бы убедило их, что дата назначена, и что я еще недолго пробуду человеком-который-знает. Я не назвала точного адреса того места в Норвегии, но упомянула, что "собираемся забраться севернее" и что, скорее всего, моей первой добычей будет лось.

Экзамены прошли, как и вечеринки в честь окончания учебного года, на нескольких из которых побывали и мы с Эдвардом. Розали, Эмметт и Джаспер, которые были в старшем классе, тогда как Элис и Эдвард были в том же, что и я, выпустились. Мы ходили посмотреть на их церемонию выпуска, и я задумалась, как много раз каждый из них получал шляпу и мантию выпускника, выслушивая похожие речи для выпускников, проходя через те же этапы. Я позже задала этот вопрос Розали и она ответила:

— Я? Тьфу, слишком много.

— Почему тогда ты продолжаешь ходить в школу? В колледже было бы интересней, разве нет? — осведомилась я.

— Именно. Просто пару раз были проблемы с тем, что в вымышленную школу звонили, так что теперь я год-два отсиживаю здесь, — она махнула в сторону школьного здания, — а потом уже с данной легендой иду в колледж.

Прощаться с Чарли было тяжело, пусть и привычно. Я уезжала от него надолго после сравнительно коротких визитов каждое лето, сколько себя помнила — в этот раз отличие было только во времени года. И в этот раз я знала кое-что, чего он не знал: я могла больше не увидеть его лично еще несколько лет — или вообще никогда.

Я обняла его лишний раз. Это было все, что я могла сделать.

Каллены укрыли всю мебель в доме тканью, защитив ее от пыли, загрузили три арендованных автомобиля сумками, чемоданами и коробками. Я спросила как много домов, уставленных мебелью и прочими вещами, которые сложно брать с собой, у них разбросано по миру.

— Если исключить один арендованный и считать тот, что приобрели в Норвегии, — ответил Эдвард, — то двенадцать.

Я присвистнула. Он засмеялся и поцеловал меня. Мы ехали в одной машине с Элис; Карлайл с Эсме в другой, Джаспер, Эмметт и Розали делили последнюю. (Я подозревала, что Джаспер поехал не с нами потому что для него было слишком трудно долго находиться в замкнутом пространстве рядом со мной. Хотя скоро это перестанет быть проблемой.)

Мы прибыли в аэропорт, прошли через охрану с минимальными подозрениями, сели в самолет — снова первый класс — и вылетели в Норвегию. У нас было несколько пересадок, и наконец мы приземлились в аэропорту Бергена. Все Каллены выучили норвежский на случай, если надо будет общаться с персоналом аэропорта, хотя Элис сказала, что их акценты ужасны, из-за обучения только по книгам при ограниченном времени. Я молчала, позволив им говорить за меня. Позже будет отличная возможность учить языки эффективней.

Дом был большим и сделанным из дерева. Эсме, казалось, влюбилась в него, едва мы только подъехали на взятых напрокат машинах. (Розали планировала позже приобрести машину, но сейчас проще было взять напрокат, учитывая то, какие автомобили предпочитали покупать Каллены.)

Пока Карлайл готовил место для моего обращения и распаковывал необходимое оборудование для введения в кому, Эдвард сгреб меня в охапку, и мы пробежались вдоль ближайшей береговой линии, чтобы я могла насладиться видом.

Фьорды были великолепны.

Когда Эдвард получил от Карлайла ментальное сообщение, что все подготовлено, он прошептал мне на ухо:

— Как только будешь готова, Белла.

Была ли я готова? Я откинулась на Эдварда и задумалась об этом. Я в достаточной мере уверена, что быть вампиром прекрасно. Но боялась процесса обращения.

Три дня, не считая времени комы.

— Обращение нельзя остановить, если оно уже началось, так? — спросила я. Если бы я получила подтверждение, что я пройду весь процесс, нравится мне это или нет, в целости и психически здоровой... это было бы отлично. Но если бы существовал хотя бы небольшой шанс, что я буду умолять до тех пор пока Эдвард не остановит это и обратит процесс, то все было бы зря.

— Нет, — ответил он, — Белла, ты можешь все отменить, если хочешь. Я обещаю, что не позволю никому укорить тебя за это. Решение целиком за тобой. Если хочешь подождать, или изменить свое решение, мы можем просто продолжить путешествие по Европе, а твое сердце будет продолжать биться. Ты вовсе не обязана это делать.

— Я хочу быть вампиром, — сказала я, — я просто ... немного боюсь тех шагов, которые мне нужно сделать для этого.

Он поцеловал мои волосы.

— Ты не обязана это делать, — повторил он.

— Но я сделаю, — твердо сказала я. И продолжила уже с меньшей уверенностью: — И ты будешь со мной.

— Буду, — пообещал он. Я посмотрела ему в глаза. Он будет, потому что я нуждаюсь в нем, даже несмотря на то, что каждый раз, когда я буду вздрагивать, это будет ранить его.

Я знала, что раньше ощущала неопределенность, поскольку записала это, но как я могла не знать, что люблю его?

— Тогда я готова, — сказала я, — насколько вообще когда-либо буду готова.

Эдвард поднял меня, крепко прижал и отнес в дом. Я съела плитку шоколада — последний раз, когда человеческая еда имеет для меня приятный вкус. Я позволила ей медленно раствориться на языке, после чего вошла в комнату Карлайла, выбранную для обращения.

Я держала глаза закрытыми, пока Карлайл проводил процедуру для введения в кому. Я знала, что как только я усну, Эдвард введет иглу шприца с ядом в мое сердце и основные кровеносные каналы — чем больше будет в них яда, тем быстрее пройдет изменение. Я провалилась в темноту.

А очнулась, уже будучи объятой пламенем.

Боль была нелепа. В тот момент, когда я пришла в сознание, мой мозг проверил ощущения и отверг их как очевидно абсурдные: такого просто не могло происходить. Не могло быть столько агонии одновременно. Мои нервы посылали очевидно неверные данные, которые можно было спокойно игнорировать.

Но пламя было настойчивей этой мысли, и, уже через секунду после предыдущего осознания, игнорировать происходящее у меня не получалось.

Пламя было повсюду — некуда было убежать, не было прохладного места, на котором я могла бы сконцентрироваться и спастись. Мои глаза варились в собственном соку, кровь кипела в венах, кожа поджаривалась, обугливалась и рассыпалась пеплом, кости растворялись в кислоте, легкие превращали каждый мой конвульсивный вдох в раскаленную плазму, органы скручивались и перемешивались в ванне из магмы.

Я попыталась двинуться, чтобы убежать. Это было чисто рефлекторное действие — "бежать" было некуда — но я сейчас была не состоянии побороть этот импульс. Смутно я поняла, что не сдвинулась с места. Мышцы работали. Даже в этом кричащем и плавящемся, к моему страданию, состоянии они могли бы сокращаться и расслабляться по команде. Я могла двигать пальцами, но не броситься через комнату в бесплодной попытке убежать от огня.

Эдвард.

Он был со мной как и обещал — удерживая меня. Он находился словно по другую сторону — прохлада, которую я не могла достичь. Жар не ощущался слабее там, где его руки обхватывали меня. Но я знала, что он со мной.

Боль совершенно не уменьшалась. Это бы заняло весь доступный мне интеллект — раньше. Но изменение уже началось, так что в моем сознании было уже больше места...

Был небольшой свободный уголок на задворках моего разума, который я могла использовать для размышлений.

— Время, — потребовала я, успев выплюнуть эти два слога до того, как мои челюсти снова сжались, и надеясь, что он поймет о чем я.

— Ты проспала первые тридцать часов и пятнадцать минут, — тут же прошептал он мне на ухо. Я сконцентрировала все доступное мне внимание на его голосе. Я не была уверена, галлюцинирую или нет, когда ощутила, что могу слышать больше оттенков в нем — были ли мои уши уже улучшены? Они тоже были объяты пожарищем, как и все остальное. Печи в виде ушей по обе стороны головы все равно могли улавливать звуки — и его голос был напряженным, несчастным, но преданным. Ему был ненавистен факт, что мне больно. Вот что я поняла из сказанного. Но он оставался со мной.

— Сейчас пятнадцать минут второго ночи. Четверг. Все должно закончится завтра в десять вечера — процесс пройдет быстрее с таким количеством яда в организме, — проговорил он сквозь сжатые зубы.

Завтра. Почти послезавтра.

Но не сейчас.

Я пылала.

* * *

У меня ушел почти час после пробуждения, чтобы по-настоящему захотеть умереть.

Это желание было почти таким же чуждым, какой ранее была боль. (Теперь боль была привычной — то есть я могла бояться каждого момента оставшейся мне пытки по отдельности.) Я никогда ранее не хотела смерти, несмотря на мои легкомысленные ремарки Эдварду о том, что он сделает, если я буду умолять о смерти.

Но ничего не стоило этого. За целое тысячелетие я не смогла бы сделать ничего такого, что стоило бы еще одного часа этого мучения, даже если бы через этот час все закончилось, и за остаток вечности я бы не сделала ничего из того, что стоило бы того времени, что мне осталось вытерпеть на самом деле.

В пять утра четверга я начала надеяться каждой частичкой своего изломанного и обугленного тела, что он лгал о том, что не убьет меня, даже если я буду умолять.

Я умоляла.

Выплевывая слова, ненавидя воздух, которым формировала мольбы, я просила убить меня.

— Нет, — ответил Эдвард таким голосом, словно он испытывал ту же боль, что и я. Невозможно. — Белла, нет. Скоро все закончится. Завтра.

Я зашипела. Прозвучало вполне по-вампирски, по крайней мере этот звук.

— Пожалуйста! — закричала я.

— Нет, — мне показалось, я слышала, как он двигается; возможно, он сжал меня крепче. Я не могла говорить. Все было огнем и агонией; ничто, столь тривиальное как объятия Эдварда, не стоило передачи информации через мои сгоревшие и разрушенные нервы. Я не хотела, чтобы он обнимал меня, если он делает это не для того, чтобы убить меня, закончить это, прекратить это...

Я испустила бессвязный вопль.

Шло время. Я периодически умоляла о смерти, но Эдвард всегда отказывался. Иногда его возражения были слабее прочих, менее категоричными, и тогда я принималась извиваться, рыдать и кричать сильнее. Возможно, если я раню его достаточно своей болью, чтобы он захотел остановиться, он даст мне единственное, что, как я помнила сейчас, я хотела.

Но такой милости мне не дали. Он не оторвал мне голову, его руки не вырвали мое пылающее, все еще бьющееся сердце. Он не убил бы меня.

После нескольких попыток убедить Эдварда избавить меня от боли, я начала звать остальных. Элис, Карлайла, Эсме, Джаспера, Эмметта, Розали. Я могла слышать шаги, когда они приходили. Я слышала, как каждый из них сказал "нет". Элис добавила еще, что видит меня в будущем сильным и здоровым вампиром.

— Ты будешь прекрасна, — пообещала она перед уходом.

Эдвард вздохнул с облегчением, когда она сказала это. Хорошее видение. Но недостаточно хорошее, чтобы стоить этих мучений.

Но когда я умоляла Розали, она замешкалась после моей просьбы.

Эдвард зарычал. Было ли это ужасней, чем когда он рычал на Джеймса? Возможно так показалось моим ушам, которые становились все чувствительней с каждой минутой пожарища, воспринимая новые оттенки звуков, которые я ранее упускала. И я знала, что это значит. Она подумала об этом. Она подумала о том, не убить ли меня. Сияющий ангел Эмметта, воистину, возможно она даст мне...

— Роуз! — закричала я, охваченная надеждой, извиваясь в хватке Эдварда, — Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз....

— НЕТ! — взревел Эдвард. — Розали, убирайся из комнаты! Я разорву тебя на кусочки, если услышу опять эту мысль, я сделаю это! Убирайся!

— Ро-о-о-о-о-о-о-о-о-о-оуз! — застонала я. Но ее быстрые шаги удалились. Мне показалось, что я даже услышала, как она выпрыгнула из окна.

— Белла, — сказал Эдвард. Он говорил очень быстро, но я уже могла следить за речью на такой скорости, хотя это отнимало все мои тщательно сберегаемые ментальные силы, — Белла, пожалуйста, не проси больше. Умоляю. Я не могу выдерживать это. Я сделаю что угодно, кроме того, чтобы убить тебя. Я не могу этого сделать. Все, что угодно другое.

— Можешь, — я сражалась за то, чтобы выговорить сразу несколько слогов, потеряв шанс, который почти реализовала Розали, — можешь... сломать... мне... спину...

— Что?

— Она… вылечится. Но я… буду… немного… меньше… ощущать… до… того… момента, — выдохнула я и снова беспомощно закричала, — возможно, — снова выдохнула я.

На четверть секунды повисло молчание. (Даже такая продолжительность времени была крайне значительна для меня, с агонизирующей четкостью.)

Последовал небольшой резкий удар в основание моей шеи, и все, что было ниже моих плеч, провалилось в блаженное небытие.

Я все еще дышала и могла слышать свое сердцебиение, но никакой сенсорной информации от тела ниже шеи не поступало. Медицинские познания Эдварда стали спасением — он знал, где нужно нанести удар. Моя шея и голова все еще горели по-прежнему, но потеря ощущений торса и конечностей была настолько драматичным облегчением, что я чувствовала себя опущенной в ванну с ледяной водой.

— Ох, — выдохнула я.

— Этого не хватит на весь остаток трансформации, — предупредил Эдвард, — и я не смогу сделать это еще раз. Как только спина вылечится, ее надо будет оставить в покое, или же обращение может пройти неправильно.

— Сколько? — мягко спросила я.

— Не знаю. Возможно несколько часов.

Несколько часов. Несколько часов, в течение которых только мое горло, лицо, скальп и череп будут разрушены до основания. Ну хоть что-то.

Хотела бы я суметь заснуть. Но я бы никогда не проснулась.

Я почти успокоилась, когда моя спина исцелилась. Я сумела только открыть горящие глаза и посмотреть на лицо Эдварда, искаженное, измученное беспокойством за меня, но такое прекрасное. Я смогла выдавить несколько предложений, делая перерывы на трудные и не дающие облегчения вдохи.

— Прости, — прошептала я, — за мольбы.

Он нагнулся поцеловать меня в макушку.

— Я прощаю тебя.

Эдвард не стал повторять просьбу не делать это снова, когда ощущения от тела вернутся. Возможно, он знал, что я не смогу выполнить ее.

— Я люблю тебя, — сказала я.

— Я люблю тебя, — ответил он мне с ужасно печальным видом. Не "тоже". Он никогда не добавлял это слово. Однажды я спросила почему — попыталась воспроизвести в воображении ответ — это было слишком трудно. Воспоминания не были достаточно ясны, чтобы прорваться сквозь пелену боли. Сомневаюсь, что могла бы вспомнить имена родителей. Я же все записывала...

Через два часа, тридцать четыре минуты и шестнадцать секунд после перелома, спина сама по себе встала на место и погрузила меня в невыносимую агонию всего тела.

И я снова закричала.

* * *

Я могла ощущать, как мое сознание становится все шире. Это было похоже на фрактальный паттерн, медленно прорастающий новыми узлами. Я дошла до того, что даже ощущала небольшую благодарность каждому язычку пламени, хлеставшему мое тело, и каждому моменту опыта, что неизгладимо записывался в кристаллизованную совершенную отметку моей вампирской жизни. Ведь небольшое пространство на задворках моей головы, свободное от боли, тоже росло.

Эдвард говорил со мной. Я цеплялась за его голос, как за спасательный круг. Я все еще едва ли могла ощутить его руки вокруг меня или периодические поцелуи, которыми он касался моей кожи, и я старалась держать глаза крепко закрытыми, но я могла слышать его, все лучше с каждым проходящим часом. Он давал мне советы, как контролировать жажду, когда она придет, рассказывал предсказания Элис о прогнозе погоды на следующий месяц, зачитывал книги. Он снова и снова обещал мне, что все будет в порядке, что мы будем любить друг друга, что Элис видела это, что ее видения крепки как скала, что все будет хорошо и что он любит меня, и что все скоро закончится.

Я пыталась верить ему. Пыталась верить, что все не напрасно, что по ту сторону боли есть нечто, стоящее всего этого. Пыталась верить, что когда я выйду из этой печи, я буду так же сиять как они...

В восемь вечера пятницы, я ощутила прохладу в кончиках пальцев. Пламя отступало лениво, со временем. Но по мере того, как оно уходило из моих конечностей, оно собиралось в сердце и шее. Центры моей боли сжимались, пока не стало хуже чем раньше, так что даже новоявленная прохлада конечностей не могла компенсировать это. Мое сердцебиение ускорилось. Горло обращалось в пепел.

— Уже почти все, Белла, — прошептал Эдвард, — почти закончилось.

Еще не закончив изменяться, я уже чувствовала жажду. До этого я ощущала себя кипящей — а теперь была совершенно лишена жидкости. Мое пересохшее горло требовало облегчения. Я знала, что Эдвард имел в виду, когда он предположил, что какие-либо вампиры могли попробовать пить воду. Любой, кто проходил обращение в одиночку, вдали от вкуснопахнущих людей, счел бы вполне логичным это попробовать.

Языки пламени продолжали медленно, миллиметр за миллиметром, уходить из моих конечностей вглубь тела. Моему горлу не становилось хуже или лучше после первого взрыва сухости, в отличие от сердца, по мере того, как агония вливалась в него. Каждое последующее биение было быстрее предыдущего. Оно уже трепетало как крылья колибри.

Втягивание боли ускорялось вместе с моим пульсом. Словно бы обреченный орган пытался сбежать, вырваться из грудной клетки, пробурить дыру и укатиться от меня. Мои конечности уже были в порядке, но я едва ли могла уделить им внимание, поскольку весь жар собирался в моем бешено колотящемся сердце. Он собирался и сжимался, атакуя мой последний живой орган, бьющийся в панике.

К этому моменту я уже дергалась в конвульсиях, неспособная избежать рефлекторных попыток избавиться от боли в груди. Я издавала пронзительные ужасные звуки. Эдвард держал меня крепко, так что вырваться было невозможно. А потом мое сердце пропустило удар, спазматически дернулось еще раз и затихло навечно. Боль ушла. И мой последний бессмысленный рывок в случайном направлении вырвал меня из хватки Эдварда.

Мои конечности автоматически пришли в движение, когда импульс швырнул меня в сторону. Я присела на пол, коснувшись кончиками пальцев деревянного покрытия. Мой баланс был абсолютным и уверенным. Мышцы не протестовали: они могли бы держать меня в этой позе столетиями, если было нужно. Я заметила, что не дышу, и сделала глубокий вдох. Больше всего в воздухе ощущался запах Эдварда, запах, который я сразу узнала, хотя тут же отбросила все свои ранние аналогии с цветами — я не знала цветов, что могли бы пахнуть так для моего нового, более чуткого носа. Дыхание больше не восполняло нехватку кислорода, поскольку он мне не требовался, но давало информацию, и мои легкие задвигались в привычном ритме, рассказывая мне, что находится в воздухе вокруг.

— Белла? — прошептал Эдвард осторожно, но и с благоговением в голосе.

Я открыла глаза.

* * *

Передо мной была стена. Но осознание того, что это, заняло у меня только мгновение, после чего я была захвачена красотой вида. Мои глаза впитывали каждую деталь расположения волокон древесины с потрясающей четкостью. Я могла видеть каждую щепку, отметить любое мельчайшее изменение цвета дерева, распознать пылинки и частицы одежды, неровность краски. Это было чрезвычайно красиво, и я любовалась этим.

— Белла? — снова позвал Эдвард.

Едва я решила встать и обернуться, как уже была на ногах и смотрела на него. Мое тело отвечало на команды с потрясающим послушанием. Оно быстро переходило в то положение, в какое я желала, само по себе. Оно не двигало меня в неправильном направлении, не делало никаких лишних движений, не цеплялось за невидимые препятствия и не протестовало против любых движений. Я заметила, что даже поворот с большой скоростью не заставил предметы расплыться перед глазами: доски стены мелькнули перед глазами не потеряв четкости, даже несмотря на то, что я смотрела на них периферийным зрением. Я изменила позу так быстро, что у меня была только ничтожная доля секунды на то, чтобы заметить данное преимущество, но все равно успела обработать эту мысль.

Эдвард был потрясающ.

Я смотрела на стену, думая, что она красива; я провела месяцы человеком, глядя на Эдварда и находя его привлекательным. Безумие. Я видела только его тень. С моими нынешними глазами он выглядел как некое божество, сияющее и словно высеченное в мраморе. Никогда ничего подобного не видела ранее. Я наслаждалась скептицизмом момента, что даже Розали, увиденная в этом новом и потрясающем виде, будет эстетически лишь равна тому видению, которым был Эдвард.

Я сделала еще один вдох, пробуя воздух. Все еще по большей части превалировал Эдвард. И был еще неудовлетворительно сырой, но притягательный едва уловимый запах, который заставлял мое горло зудеть и гореть — запах меня как человека, который все еще был в воздухе? Я пыталась игнорировать его, и мне удалось упихать жажду и отвлекающий аромат в малоиспользуемый уголок на задворках расширившегося сознания. Я ощутила, как несколько новых запахов появились со стороны двери, услышала еще дыхания помимо моего. Я повернула голову на двадцать градусов, чтобы остальные появились в поле моего зрения, но при этом продолжать видеть Эдварда. Все Каллены были здесь, вместе, глядя на меня ожидающе.

Ладно, Розали все еще была самой прекрасной в мире, проворчала я про себя — а потом заметила свет, отражающийся от зубов Элис, которая стояла с самодовольной ухмылкой. Свет разделялся в моем глазу на спектр из восьми цветов, последний из которых был ослепительно новым.

— Никто не говорил мне, — произнесла я голосом, похожим на звон колокольчиков, — что мы можем видеть в ультрафиолете.

* * *

Когда я заговорила, остальные погрузились в шумиху из обсуждений и возбуждения. Однако я могла легко отслеживать нити их разговора: Карлайл хотел услышать мой рассказ обо всем, что я помнила с обращения, насколько помогла кома и сломанная спина. Элис хотела одеть меня получше и утащить к зеркалу.

Эдвард считал, что я должна немедленно отправиться на охоту, чтобы утолить жажду (хотела бы я, чтобы он не упоминал об этом; подавленный дискомфорт снова появился на переднем плане моего сознания, превратившись в поглощающую все мысли потребность, и я потратила немало усилий, сражаясь за то, чтобы снова поместить его обратно).

Джаспер (я успела поразиться его шрамам — теперь отчетливо видимым! Они были незаметны ранее, всего лишь слабо видимые полумесяцы — а теперь они выступали, став его самой очевидной чертой и говоря некому новому инстинкту внутри меня, что это опасный парень, выживший во многих битвах и убивший каждого напавшего вампира, который кусал его) нервно бросал на меня взгляды. Возможно, он думал о том, придется ли ему меня успокаивать. Эмметт хохотал, и это звучало так, словно он по-братски горд за меня.

У Розали на лице было извиняющееся выражение — возможно она корила себя за то, что допустила мысль о моем убийстве. Мне нужно было убедиться, что она знает — я ничего не имею против нее. Я буквально умоляла об этом — и обычно бы предпочла, чтобы люди действовали так, как я прошу, так что если ее расположение ко мне было столь велико, что она бы сделала это, это не было бы худшим из пороков. Эсме просто смотрела на меня по-матерински. Теперь я — часть ее семьи, навсегда — мне нравилась идея, что она возьмет на себя эту роль, пока Рене будет на необходимом расстоянии.

Пока я не испытывала никаких проблем, обрабатывая всю эту информацию по мере того, как получала ее, но она заполняла больше моего сознания, чем хотелось бы. Я желала взглянуть на прекрасный мир, почувствовать изысканные запахи, потанцевать с моим новым послушным телом, прочитать все записи у себя на компьютере, насладиться тем, как теперь звучит музыка для моих вампирских ушей, выучить норвежский и воспользоваться преимуществом состояния, когда Эдвард может касаться меня без неусыпной нежности.

— Простите, — сказала я, снова улыбнувшись себе при звуках нового голоса. Он был музыкальным. Возможно, теперь я могла петь, а ведь раньше в этом плане я была безнадежна.

Семь пар глаз обратились в моем направлении.

— Что такое, Белла? — внимательно спросил Эдвард.

— Я не испытывала непереносимой жажды, пока ты не упомянул об этом, — сказала я. Раздражение по этому поводу вспыхнуло с новой силой, Джаспер тут же подался вперед, но я взглядом остановила его и — уверена, что сама — подавила эту злость. Моя жажда, очевидно, не вела себя как обычно, так что Эдвард не мог знать, что я могу отключить ее. Жажда отступала, пусть и медленно. Больше пространства в моей голове означало больше пространства для эмоций, для появления и проявления, как казалось. Как только Джаспер отступил, я посмотрела в направлении Эдварда снова, улыбаясь, поскольку не желала видеть его безупречное лицо огорченным.

— Если ты думаешь, что поохотиться как можно быстрее — это хорошая идея, я все равно это сделаю, но думаю, что сначала можно дать Элис то, что ей хочется, — я продолжила. — Предполагаю, что наряд для меня уже готов? — спросила я, поворачиваясь к самой маленькой из вампиров.

Элис быстро кивнула, все еще с широкой взволнованной улыбкой.

— Пошли, — скомандовала она и провела мимо всех остальных к выходу из комнаты и дальше по ступенькам. Эсме пока еще не принималась за эту часть дома — или, возможно, ждала, пока привезут материалы. Мы добрались до комнаты, которую, судя по декору, Элис выбрала себе. (Как и в Форксе, Джаспер, видимо, жил с ней, но его личность не так прослеживалась в обстановке.) Элис тут же вручила мне голубое шелковое платье; когда она расправила его, я учуяла запах ткани и услышала уникальный звук ее шелеста.

— Элис, это не похоже на то, что я бы выбрала себе, — отметила я.

— Ну пожалуйста, хотя бы в этот раз? — умоляюще сказала Элис. — Ты же увидишь себя впервые, это уникальный случай. Нужно нечто симпатичное. И это точно твой размер, больше никому не подойдет. Слишком короткое для Розали, слишком длинное для меня и слишком маленькое для Эсме. Оно только твое. Пожалуйста?

Я вздохнула и потянулась за платьем, когда услышала как кто-то поднимается по ступенькам. Я повернула голову так, чтобы посмотреть периферийным зрением: Джаспер. Он выглядел нервным, словно ожидал, что что-то случится.

— Я всего лишь собираюсь переодеться, Джаспер, — сказала я ему, немного раздраженная — я подавила эту эмоцию, как только заметила ее, чтобы предотвратить ее расширение и захват моего нового и улучшенного мозга, — я бы предпочла, чтобы тебя не было здесь, если можно.

Последние слова прозвучали саркастично. Я правда не хотела, чтобы он шел за мной. Я ощутила, как рычание зарождается у меня в горле, но при помощи инстинкта, которого шрамы Джаспера заставляли кричать "опасность!", сдержала его. Это бы только оправдало его опасения.

Он тихо скрежетнул зубами.

— Я бы чувствовал себя лучше, если бы ты поохотилась, — прошептал он.

— А я бы чувствовала себя лучше, если бы окружающие прекратили поднимать эту тему, — огрызнулась я, касаясь горла рукой. Моя кожа, предположительно, была такой же холодной, как и у любого вампира, но сама я этого не ощущала. Хотя это касалось только температуры: кожа была невероятно гладкой и несмотря на то, что я легко могла сжать пальцами свое горло, любому невампиру моя кожа показалась бы твердой как скала. — Это неприятно. Все в порядке, когда я думаю о чем-то другом.

Он нахмурился, продолжая следить за мной. Я закатила глаза, со скоростью молнии досчитала про себя до десяти и закрыла перед ним дверь. Элис хихикнула.

— Все в порядке, Джас, — крикнула она через дверь, — с Беллой все отлично, честное слово.

Я переоделась. Платье было достаточно облегающим, хотя застежка была довольно длинной, чтобы я могла застегнуть ее, не порвав ничего. Я обнаружила, что достаточно чувствительна, чтобы отслеживать натяжение ткани: я всегда могла остановить движение до повреждения ткани, хотя с моей силой ничего не стоило порвать платье в клочья. Или дом. Или весь фьорд. Что интересно, твердость моей кожи никак не влияла на тактильную чувствительность. Она улучшилась как и остальные чувства. Я могла чувствовать каждую нитку ткани отдельно, когда снимала юбку и ощущала как она падает на пол.

— Ощущения такие захватывающие, — выдохнула я в сторону Элис. Потом я посмотрела на лампочку в комнате, восторгаясь цветом. Сложила юбку и разгладила ее снова пальцами. — Шелк замечателен. Ультрафиолет прекрасен...

— Ты прекрасна! — прорвало Элис. — Давай, давай, Эсме принесла тебе зеркало, оно в комнате, где ты проходила обращение. Спускайся и взгляни!

Я открыла дверь и, бросив взгляд на Джаспера, скользнула вниз по ступенькам. Я с нетерпением ждала, когда смогу сделать что-либо реально классное с моей грацией, скоростью и силой, но они были так новы для меня, что даже спуск на первый этаж был интересным. Я ступала легко. Вампиром я была лишь чуть тяжелее, чем человеком, но могла куда лучше распределять вес для каждого шага. Мои уши и обнаженные стопы давали мне достаточно информации, чтобы узнать куда лучше поставить ногу.

Дом сильно пах каким-то деревом, но я еще не умела различать породы. Скорее всего тут было несколько, решила я спустя пару вдохов. Я добралась до конца лестницы, не торопясь; большие шаги или внезапные движения могли нанести вред платью. Я повторно вошла в комнату, где провела последние три дня, замечая изменения в воздухе разных комнат — циркуляция была разной, запахи комбинировались по-разному, звуки дома и дыхание вампиров слышались по-разному.

— Белла, — подтолкнула меня Элис, отвлекая от наслаждения острым восприятием окружающего.

— Ладно, уже иду, — сказала я, нашла глазами зеркало и встала перед ним.

* * *

Ого. Я и правда была прекрасна. Так же прекрасна как Эсме, как Элис, хотя я сомневалась, что кто-либо перепутал бы меня с ними. На деле, сложно было описать, как я изменилась. Мои волосы были такими же: каштановые, стекающие по плечам и весьма запутанные, из-за всех моих метаний. Я немного расчесала их пальцами, в то же время продолжая рассматривать себя, наслаждаясь мягким ощущением прядей и своей ловкостью, при помощи которой я могла бы справиться с медведем.

Мои глаза были ярко-алыми. Цвет не был сам по себе неприятен, но он все равно не ощущался хорошим цветом для глаз — это означало, что во мне полно человеческой крови, пусть даже моей собственной.

— Как долго цвет глаз останется таким? — мягко спросила я в пространство, пока занималась своими волосами. Элис, словно танцуя, поднялась по лестнице и вернулась с расческой, которую вложила мне в руку; я переключилась безо всякой паузы.

— Несколько месяцев, — утешил меня Эдвард, — кровь животных изменит цвет твоих глаз быстрее, чем человеческая. Они станут янтарными, а потом золотыми, как у нас.

Слово "кровь" заставило мое горло снова запылать, и я немного нахмурилась, продолжая изучать свое отражение. Предполагаю, что я все еще была немного похожей на саму себя — хотя воспоминания о моем человеческом виде было трудно извлечь, даже несмотря на то, что вампирских воспоминаний, которые бы затмевали человеческие, у меня было всего на несколько минут. Но я подумала, что верхняя губа все еще больше нижней, как и раньше. Уже что-то. Я наклонила голову, повернувшись в профиль. Элис засмеялась.

Я услышала вздох Эдварда и тут же обернулась к нему, как только отметила звук, остановив руку с расческой около затылка.

— Что? — спросила я.

— Я немного надеялся, что после того как твое сознание станет больше похоже на мое, я смогу читать его, — признался он, — и вот я здесь, как всегда озадаченный.

Я засмеялась.

— Не думаю, что это так работает. Предполагается, что моя способность усилится, а не ослабеет, — я задумчиво поджала губу, — интересно, что я могу теперь делать. Столько хочу попробовать. Так много.

— Например? — продолжил мысль Эдвард, я знала, на что он надеялся. Он хотел, чтобы я насытилась. Он воображал, что я каждое мгновение словно глотаю раскаленную кочергу. Я снова засмеялась, и смех мой был для меня словно музыка, и дала ему тот ответ, который он хотел.

— Я хочу выйти наружу, — сказала я, — есть поблизости люди, к которым я случайно могу подобраться?

Эдвард прислушался на мгновение — я бы никогда не заметила этой паузы, если бы не думала так быстро, как сейчас — а потом покачал головой.

— В радиусе моей слышимости никого. Но все же, тебе лучше держаться поближе к дому.

— Я хочу кое-что попробовать, — сказала я, взлетела по ступенькам, вернула расческу Элис, собрала сброшенную мной одежду, прижала свою юбку к лицу и глубоко вздохнула.

Давнишний запах человека, который больше не человек, возможно самый безопасный из возможных тестов по воздействию.

Думать осознанно об аромате воздуха, вдыхая его напрямую, было наименее приятной вещью, с которой я столкнулась с тех пор, как остановилось мое сердце. Горло объяли языки пламени; жидкость, которая совсем не ощущалась мокрой (яд, предположила я) покрыла мой язык, но никак не уменьшила жажду.

Запах словно бы говорил, что вкус будет восхитителен. Попыталась представить, как же я тогда должна была пахнуть для Эдварда и не смогла.

Я испытала искушение прыгнуть прямо через лестничную площадку и добраться до ванной, но не была уверена, что дом выдержит; поэтому просто сбежала по ступенькам настолько быстро, насколько я осмелилась. Руководствуясь смутными человеческими воспоминаниями о планировке дома и моим сверхострым обонянием, я нашла ванную — по слабому намеку на запах фруктов и химикалий, что превалировали в аромате шампуня и мыла. Я набрала воды в руки и выпила ее.

Она не была абсолютно безвкусной, как сказал Эдвард, впервые выпив ее. В ней можно было почувствавать различные минералы. Но ощущения походили на описание Эдварда: на вкус это была вода, но она абсолютно не утоляла жажду, как это было в мою бытность человеком. Она не остужала жар в моем горле. Хотя, что мне понравилось, вода смыла яд с языка: жажду было легче контролировать, когда мой рот не был полон яда. Один глоток воды убрал излишек яда, вызванный запахом моей юбки.

Эдвард пришел за мной, когда я, уткнувшись носом в свой рукав, делала глоток воды.

— Что ты пытаешь сделать? — спросил он, когда я сделала второй глоток и закрыла кран.

— Учусь контролировать себя, — объяснила я, — лучше делать это сейчас, пока тут нет никого съедобного, верно? Вода интересна, — сказала я, поворачивая кран, — все интересно.

Я улыбнулась ему, а потом бросилась к нему и обняла. Он чудесно пах. И ощущался больше не холодным, а той же температуры, что и я.

— Эээ, — сказал он, — Белла, ой.

Я тут же смутилась и спрятала руки за спиной.

— Прости, не знаю своей собственной силы, — засмеялась я. Потом покрутилась на месте, мое платье мягко шелестело при этом, — О, мне все нравится, все удивительно. Я люблю тебя, — добавила я и обняла его снова, более нежно. Теперь моя очередь быть осторожной.

— Я люблю тебя, — прошептал он весело.

— Извини, что я была такой очевидно жалкой во время обращения, — серьезно сказала я, кладя голову ему на плечо, — я бы сказала, что не хотела ранить тебя на самом деле, но в один момент я и правда провоцировала тебя на мое убийство. Я сожалею об этом. Теперь я чувствую себя великолепно, — заверила я. Мне не нужно было давать отдых голове — моя шея никогда бы не устала держать мою голову и плюс еще пару камней в придачу — просто было хорошо быть ближе к нему. Теплому (теплому!!!), надежному и удобному.

Он провел рукой по моим волосам, потом прикоснулся к лицу и поцеловал. Больше не нужно было осторожничать. Я могла открыть рот, он мог прижать меня так крепко, как хотел, без того чтобы повредить мне...

И мы все еще стояли посреди прихожей. Эмметт захохотал со ступенек.

— Шли бы в комнату! — крикнул он.

Я позволила воздуху раздраженно вырваться сквозь зубы.

— У нас, — спросила я Эдварда многозначительно, — есть комната?

Эдвард выглядел смущенным. Возможно он хотел, чтобы я сначала сходила на охоту.

— Эсме перестроила флигель в коттедж для нас, — медленно сказал он, — думаю, тебе понравится. Это будет лучше в плане приватности, чем комната здесь.

— Великолепно! Пошли посмотрим. Я все еще хочу выйти наружу. Возможно, съесть лося, — добавила я, чтобы успокоить Эдварда.

* * *

Эдвард за руку вывел меня наружу. Я ахнула от открывшегося мне вида. Я могла видеть каждый листок — прожилки на каждом листке — каждого дерева в поле зрения, которое было достаточно большим. Цвета были такими яркими, такими насыщенными. Ветер доносил до меня запахи — растения, почва, оттенок океана. Я не могла найти запахов, звуков или визуальных признаков, которые могла бы опознать как исходящие от животного. Я смутно вспомнила собаку, которая ненавидела Джеймса — а вампиры жили в этом доме уже три дня. Все живое, вероятно, разбежалось от столь опасного соседства.

А вот растения убежать не могли. Я подлетела к ближайшему дереву и погладила кору, засмеявшись, когда ее неровности пощекотали меня. Это не представляло никакой угрозы для моей кожи. Ощущалось это так, будто я чешу зудящее место, если бы у меня могло что-либо чесаться. Я с раздражением осмотрела свою одежду — она явно не была предназначена для того, чтобы лазать по деревьям. Но можно было поскакать по всем трем измерениям местности позже.

Я огляделась вокруг, чтобы снова взглянуть на Эдварда, широко улыбающегося.

— Ладно, куда нам? — нетерпеливо спросила я.

Он указал направление, все еще с небольшим замешательством, а потом на его лице внезапно расцвела игривая улыбка.

— Догони, если сможешь, — сказал он и рванул с места.

Даже с моими заново откалиброванными оценками, он был быстр. Но я была новорожденной, и моя сила работала на меня. Даже отталкиваясь со всей силы от земли, я констатировала тот факт, что, возможно, все равно не буду такой быстрой как Эдвард. Я уперлась левой ногой в землю и бросила себя в воздух.

Мое платье разошлось на бедрах: слишком узкое, чтобы в нем бегать.

— Ой, — сказала я, приземлившись через тридцать футов и останавливаясь, вместо того, чтобы преследовать его. Эдвард не успел отдалиться достаточно далеко, чтобы не услышать звук рвущегося платья или моего восклицания, так что уже секунду спустя появился около меня.

— Мне нужно переодеться, если я собираюсь сделать что-либо интересное, — прошептала я, — но вся моя одежда пропитана моим старым запахом, а мне не хочется отвлекаться, пока все вокруг в новинку для меня. Как думаешь, могу я взять что-то у Эсме? — ее одежда будет слегка великовата на меня, как раз для активных передвижений.

— Уверен, что она не будет против, — ответил Эдвард. — Я подожду.

Я вернулась в дом, нашла Эсме по ее походке на верхнем этаже, взбежала по лестнице так, чтобы не дорвать платье, попросила у нее джинсы и футболку, после чего нырнула в ванную, чтобы переодеться.

В новой студии Эсме, где я ее и нашла, было большое открывающееся окно. На мгновение я задержала на нем заинтересованный взгляд, после чего открыла и выпрыгнула наружу. Без каких-либо сложностей я сгруппировалась в воздухе, приземлилась на ноги, выпрямилась и захохотала. Я ощущала себя всемогущей. Избавившись от недавних ограничений, я взметнулась на дерево. С этой выгодной позиции я увидела Эдварда с другой стороны дома. Он смотрел на меня с одним из тех смешанных выражений на лице. Я спрыгнула с верхушки дерева, сделала тройное сальто в воздухе и приземлилась на одну руку. Картинка оставалась четкой, не размывшись ни на мгновение, пока я летела. Я наконец поняла, почему вампиры никогда не врезаются в деревья или ветки, когда бегают сквозь даже густые заросли. Оттолкнувшись рукой, я снова вскочила на ноги.

Глядеть на ландшафт, когда я могла сделать все, что захочу, было совсем не так, как совершать обычный визуальный осмотр. Если мне нравился вид чего-либо, я могла переместиться туда — и не имело значения, что встанет на моем пути. Если бы я хотела проделать тоннель сквозь почву к ее глубинным слоям, я могла сделать это. Если бы я хотела прыгнуть в море и переплыть Атлантический океан, я могла сделать это. Если бы я хотела путешествовать, прыгая по деревьям и никогда не опускаясь на землю, я могла сделать это. Я снова возбужденно засмеялась. Внезапно полоска света упала на мою руку и я зачарованно загляделась на перламутровую игру цвета на ней. Ультрафиолет мелькал среди прочих оттенков, и я решила, что это мой новый любимый цвет.

Местность вокруг дома была неровной, с множеством камней, сучьев и зарослей сорняков. Они были незаметны для меня, пока я не решила подумать о них. Они не могли поранить мне ноги. Я обежала дом, чтобы встретиться с Эдвардом, и, желая разделить с ним свой полный восторг, снова обняла его.

— Сюда, верно? — спросила я, решив, что пары минут объятий хватит, и указав в том же направлении, что и он раньше. После этого я бросилась к деревьям.

Эдвард был куда быстрее меня. Я могла покрывать такое же расстояние за один шаг, как и он, пока перемещалась горизонтально и не тратила момент на перемещение по воздуху, но его ноги двигались неуловимо быстро и делали три шага, пока я делала один. Он догнал меня, вырвался вперед, словно бы доказывая, что он быстрее, после чего позволил догнать себя, чтобы мы могли бежать вместе. Я снова засмеялась, не в силах справиться с этим. Я бежала быстрей, чем когда-либо перемещалась при помощи автомобиля или самолета: Эдвард никогда не мог развивать полную скорость, когда нес меня, пока я была человеком. Пейзаж был полон красок, чудесно пах, и я могла видеть все с потрясающей четкостью, даже пока бежала так быстро. Ветер трепал мои волосы и свистел в ушах.

Едва ли не мгновенно мы добрались до небольшого деревянного коттеджа среди деревьев, выглядевшего так, словно он был прямиком из иллюстрированной сказки. Я ахнула, всплеснув руками от восхищения. Это было самое очаровательное здание из всех мной виденных. Эсме явно сумела понять мой вкус.

— Тебе нравится, — довольно заметил Эдвард.

— Я его обожаю, — воскликнула я, бросаясь вперед, чтобы войти внутрь.

— Белла, — позвал Эдвард.

Я остановилась недалеко от двери.

— Что? Я хочу посмотреть наш дом! — почти провизжала я.

— Уверена, что это все, чего ты хочешь? — терпеливо спросил он, и мое горло снова обожгло жаждой. Я стиснула зубы.

— Оно не ощущается так сильно, пока я не думаю об этом, — грустно сказала я, — Я была так захвачена домиком, а теперь меня снова мучает жажда, — я положила руки в карманы и мысленно пнула ощущение жажды, пытаясь снова загнать его на периферию сознания.

— Прости, — с раскаянием сказал он, — но я правда считаю, что ты должна что-то съесть как можно быстрее. Я чую волка, — заманчиво соблазнял он, — хищники на вкус лучше травоядных.

Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, стараясь найти упомянутый им запах. Их были тысячи вокруг, но в конце концов я уловила нечто с севера, что могло быть волком. Запах был мокрым и словно бы неприятно живым. Он не ощущался как аромат моей старой одежды. Даже и близко не было похоже. Если люди пахли как сочные вкусные фрукты, то волк ощущался как неприготовленный и неприправленный ячмень, который уже начал портиться — но все еще годился в пищу. Как же тогда пахли травоядные, чтобы быть еще хуже? Как нечто заплесневевшее? Я глубоко вдохнула, напрягая слух, чтобы отследить расположение зверя, и бросилась в том направлении.

* * *

Охота на волка вышла... неопрятной. Я преследовала его несколько миль, двигаясь медленнее, чем должна была, слишком нервничая, чтобы прыгать. Наконец я атаковала и тут же пожалела о том, что позаимствовала одежду: вряд ли ее теперь можно было носить. Хотя клыки и когти зверя ничего не могли сделать с моей мраморной кожей, кроме как проскрежетать по ней, они оказались способны легко справиться с обычными джинсой и хлопком. Мой наряд был опасно близок к неприличному, когда я выпила достаточно крови из волка — причем только часть попала мне в горло, часть же осталась на наряде Эсме — чтобы он перестал бороться.

Волчья кровь была неаппетитной. Я мысленно вернулась к плитке шоколада, которую съела перед обращением: я знала, что мне нравился шоколад, но даже память о нем больше не привлекала. Даже резкая, неприятно мускусная кровь волка была сейчас лучше всего того, что люди привыкли есть. И это действительно притушило жажду, даже когда я напрямую подумала о ней. Она не ушла полностью — и никогда не уйдет — но сейчас загнать ее в скромный угол моего сознания было легче и сейчас она сама была менее грубой и настойчивой, чем когда вылезала оттуда и беспокоила меня.

— Доволен? — спросила я Эдварда, подняв одну бровь и повернувшись к моему наблюдающему бойфренду. — Вкусный волк, ням-ням, а теперь я могу пойти посмотреть наш дом?

Глаза Эдварда немного задержались на обрывках одежды. Я усмехнулась и сменила позу; он быстро моргнул и посмотрел мне в глаза. Немного разочаровывающе. Я теперь была крепкой и неразрушимой; не было каких-либо причин, почему он должен был бороться с искушением, идущим от моего новоприобретенного великолепия.

— Уверена, что не хочешь еще? Лось? Они есть неподалеку, — предложил он.

— Почему ты хочешь, чтобы я выпила так много и так быстро? — спросила я, — Да, я ощущаю жажду, но так будет вечно, так что мне наоборот лучше привыкать к ней, верно? Превращение уже не отменить. Вторым и десертом я могу насладиться завтра. Кстати, — добавила я многозначительно, — у нас есть комната, в которой, я уверена, мы найдем, чем заняться.

Эдвард сжал губы. Повисла тишина; я ждала его ответ.

— Ты действуешь не как новорожденная, — прошептал он.

— Мы знаем, что я особенная, — указала я, — Элис уже заметила это. Я бы стремилась насытиться куда сильнее, если бы рядом были люди, но ты сказал, что их нет. То есть я имею в виду, если бы кто-то блуждал рядом. Но пока все еще первый час моего существования как вампира! Столько нужно сделать! — я провела рукой, показывая на окружающий нас лес. — Все прекрасно! Я могу делать все что захочу и даже не падать ежеминутно! Я слышу на мили вокруг!

— Дело не в том, что ты не так голодна, как должна быть, или что не хочешь выпить столько, сколько должна, — сказал Эдвард, осторожно подбирая слова. Как часто он так аккуратно использовал слова, а я даже не замечала этого, будучи не в состоянии отследить паузы перед его словами при помощи человеческих ушей? — Просто ты слишком… рациональна. Есть и другие вещи, помимо жажды, которые обычно ошеломляют новорожденных. Смены настроения почти универсальны.

— О, но ведь так и есть, — сказала я.

Он скептически посмотрел на меня.

— На самом деле нет. Тебе стоило бы услышать мысли Джаспера. У него больше опыта по работе с новорожденными, чем у любого из нас, он знает, как ты должна вести себя. Но ты сдерживаешь порывы случайных эмоций с самообладанием вампира, которому десятки лет, а не минут.

— Я имела в виду по сравнению с тем, когда я была человеком, — уточнила я. — У меня нет под рукой других новорожденных, чтобы сравнить себя с ними. Похоже, что для эмоций теперь словно бы больше места, и если бы я дала им волю, то было бы трудно снова взять над ними контроль — по большей части я справилась с этим, потому что совсем не хотела, чтобы Джаспер воздействовал на меня. Но если я не даю им распространяться больше, чем они делали это, когда я была человеком, то с ними намного легче справляться, поскольку у меня больше ресурсов для их обработки. К тому же, столько всего меня отвлекает, — ликовала я, делая еще один экспрессивный жест. — Если я заполню пространство в моей голове счастьем и красотой, то это едва ли будет опасно, не так ли?

Эдвард слушал эту речь с некоторой долей изумления.

— Я могу читать мысли, и даже так у меня ушли годы, чтобы хоть немного понять механизм работы вампирской психики, — прошептал он.

— Я могу читать свои мысли, даже если этого не можешь ты, — самодовольно сказала я. — И я знаю, чего хочу. Прямо сейчас, лось не на вершине списка. Я обещаю, что ты будешь вторым, кто узнает об этом, если он туда переместится.

— А что на вершине твоего списка? — спросил он, сложив руки в своего рода защитном жесте.

— Ты, — пропела я, и вспышка беспокойства озарила его лицо снова. Я была в замешательстве. Я же только что выпила волка. Очевидно, моя ранняя догадка была неправильной или неполной.

— Что не так? — спросила я. — Я изменилась и стала крепче, чтобы мы могли быть вместе. Я люблю тебя. Ты любишь меня. У нас есть, — добавила я, — дом. И я видела твой взгляд, — я обвела рукой лохмотья, оставшиеся от одежды Эсме. Я явно не могла бы появиться на публике, без того, чтобы меня не арестовали, независимо от наличия солнца.

Эдвард что-то пробубнил. Я действительно не смогла разобрать слов — похоже, что вампиры могли исказить язык так, что даже другие вампиры не могли его понять.

Я оказалась около него одним летящим прыжком и обвила руками его шею, тесно прижавшись.

— Я не разобрала, — промурлыкала я, обнаружив, что действительно теперь могу мурлыкать.

— Мы не женаты, — пробормотал он, едва различимо для меня.

Я с изумлением уставилась на Эдварда.

— Ну, — неловко начал он, — я родился в 1901-м.

— Веееерно, — вздохнула я, — и факт того, что на дворе уже не 1901-й, тебя не волнует? — я потерлась об него чуть-чуть.

Он сделал очень глубокий вдох, а потом взял мое лицо в ладони и поцеловал — нежно, целомудренно, совсем не похоже на тот страстный поцелуй в доме. Я потянулась за ним, когда он отстранился, но не стала преодолевать сопротивление его рук, хотя легко могла отбросить их в сторону. Если он сначала хочет жениться на мне, и я не могу переубедить его — что ж, Элис все равно уже планирует свадьбу. Я могу подождать еще немного. Может быть. Если очень нужно.

Я посмотрела в его темно-золотые глаза. Желание вспыхнуло с новой силой, и я не смогла сдержать печальный тихий стон. Похоже, это будет нелегко.

— Поверь мне, — сказал он с кривой улыбкой, — если я не тронул тебя до сих пор, ладно, почти не тронул, хотя, думаю, для тебя этого слишком мало, то можно подождать еще немного.

— Возможно, я могу переубедить тебя? — взмолилась я.

Он сжал губы, нерешительно глядя на меня.

— Я, правда, предпочел бы, чтобы ты не пыталась, — сказал он.

— Почему?

— Не уверен, что у тебя не получится… а если у тебя получится… то это будет противоречить моим текущим предпочтениям, — его глаза выражали беспокойство, словно бы он хотел отвести их, но постоянно ловил себя до того, как делал это. Неуверенный взгляд оставался прикован к моим глазам.

Я нахмурилась. С большой долей уверенности можно было сказать, что я могу сопротивляться импульсу просто схватить его и утащить с собой. Но могу ли я избежать попыток переубедить его?

— Я долго ждала, пока все будет в порядке, — пожаловалась я, — а тут ты вываливаешь на меня это. Ты никогда не говорил "о, к слову, Белла, пока мы на самом деле не поженимся, ты все равно будешь вынуждена вести себя как монашка". Мне не нравится этот сюрприз, — я осознанно отдалась ощущению ветра и запаху леса, пытаясь отвлечь себя от досады — было весьма неловко выражать открытое недовольство в такое неподходящее время.

Он стиснул зубы.

— Извини. Правда, — он нежно провел большим пальцем по моей скуле, и это ни разу не улучшило ситуацию.

Я надула губы, потом закрыла глаза и постепенно изменила выражение лица на более нейтральное и менее уговаривающее.

— Ладно, — наконец у меня получилось, — я постараюсь. Выучу множество языков, прочитаю все свои заметки, очищу область от лосей и очень буду стараться ждать.

Тут я немного стиснула зубы. Возможно, мне придется проводить с Эдвардом поменьше времени, чтобы сделать так, как он хочет. Можно отвлечься на планирование свадьбы, потеснив Элис с места организатора. Это ее не обрадует, но все же это моя свадьба.

Внезапно Эдвард встал на одно колено и взял мои руки в свои, сложив их вместе. Я уставилась на него.

— Эдвард?

— Я хочу сделать это должным образом, — сказал он тихо, доставая из кармана маленькую черную коробочку, покрытую сатином.

* * *

— Как давно это у тебя? — ахнула я.

— С тех пор как умерла моя мать. Это кольцо, которое подарил ей мой отец, — прошептал он.

— Как давно ты носишь его с собой в кармане? — уточнила я.

— С тех пор, как ты сказала, что любишь меня, — сказал он, глядя на меня глазами цвета темной бронзы. Мой рот слегка приоткрылся от шока. — Я ждал подходящего момента, — объяснил он немного застенчиво. — Сожалею, что это не романтическая обстановка при свечах, где я бы не обидел тебя неудачным разговором… но я должен спросить, Белла, — пылко сказал он. Он не дрожал физически, выдавая свое беспокойство, но я слышала перемены тона его такого совершенного голоса...

Он открыл одним пальцем коробочку. Кольцо его матери было словно пойманной в ловушку красотой, мой взгляд был прикован к нему, наблюдая как свет отражается от каждого маленького бриллианта, расположенного на золотом овале. Само кольцо было тонким и изысканным, едва-едва обрамляющим сеть драгоценных камней.

— Если тебе не понравится это, я достану тебе любое другое, — сказал он мне. Это было произнесено таким тоном, словно понравится ли мне кольцо или нет, было решающим фактором.

— Мне нравится это, — тут же ответила я. Он улыбнулся и достал его из коробочки.

— Изабелла Свон, — прошептал он, все еще глядя на меня и держа мои руки своей. Я внезапно остро ощутила, что стою в десяти футах от трупа иссушенного волка, покрытая кровью, одетая в разорванные джинсы и едва ли приличную футболку,. Но его, похоже, это не волновало. — Я люблю тебя. Я буду любить тебя каждый момент вечности. Окажешь ли ты мне честь стать моей женой?

Тут нельзя было ответить ничего иного, кроме как...

— Да.

Эдвард надел кольцо на нужный палец, улыбаясь лучезарнее, чем я когда-либо видела. Его улыбка была полна экстатической победы. Когда кольцо оказалось на месте, сев идеально, он наклонил голову и поцеловал его. И тут же немедленно вскочил на ноги, обнял, прижал к себе в объятиях, которые бы убили обычного человека, но были совершенно безопасны для меня. Я обняла его в ответ, осторожно, сдерживаясь из-за моей силы новорожденного; и, если я даже стиснула его слишком сильно, жалоб не последовало.

Он целовал, целовал и целовал меня — я слышала тихое мурлыканье из его горла. Я смирилась с тем фактом, что это все, на что я могу рассчитывать, пока у моего кольца не появится компаньон. Но это все еще было восхитительно — все еще больше того, что я получала до обращения, когда ему приходилось упражняться в осторожности. Я жадно пила эти поцелуи. Всей вечности для них будет недостаточно.

* * *

Мы ушли обратно в дом — в основной, не наш маленький коттедж. Он выразил желание перенести меня через порог, согласно традиции, и я ответила, — ну что ж, если мне надо ждать всего, то могу подождать и осмотра нашего дома тоже, — и он выглядел слишком взволнованным, чтобы ответить.

Когда мы вошли во двор, Элис уже ждала нас. Я думала, что ее улыбка вывалится за пределы ее лица.

— Белла, — закричала она. — Пошли внутрь, примеришь платье!

Кто-то доставил его? Я понюхала воздух — в нем ощущался аппетитный запах, оставшийся от краткого визита человека, в период пока меня не было. Отличный выбор времени, хорошо, что этот человек уже ушел. У меня заняло долю секунды сражение с желанием последовать за запахом, поохотиться на его обладателя. Я надеялась, что запах не пристал к моему свадебному платью — что оно было упаковано в пластик, сильно накрахмалено или что-нибудь еще в этом роде, достаточное, чтобы остался только запах самого платья.

Еще будучи человеком, я вместе с Элис провела несколько часов в магазине свадебных платьев, пока ее окончательно не увлекла остальная подготовка. Я указывала на элементы платьев, которые мне нравились и которые — нет. Но все равно оказалась не готова к абсолютному совершенству моего собственного платья.

Оно висело на манекене в центральной комнате. Платье было сделано на заказ. Не было ни одной лишней ниточки или бусинки. В нем было все, чего я могла бы хотеть от платья, если бы потратила месяц на его дизайн. Треугольник из перекрещивающихся лент спускался к нижней части спины. Широкая полоса ткани проходила над правым плечом, оставляя другое открытым; рукавов не было. Мерцающая ткань с левой стороны талии была присобрана в форме розочки. Ряды круглых кристальных бусин, переливающихся всеми цветами, включая мой новый любимый цвет, украшали каждую складку и кромку, а узоры из них в виде роз шли по спирали от розочки радиусом в полтора фута. Похоже, юбка длиной будет мне до пят — я дала Элис ясно понять, что не одобрю длинный шлейф, который бы только пачкался. Не было никаких дополнительных слоев: это было исключительно летнее свадебное платье, в котором я могла пересечь Сахару и не ощутить дискомфорта.

— Элис, оно прекрасно, — объявила я, и она широко улыбнулась в ответ. Я заметила, что Эдвард не пошел за мной, и решила, что в этом виновато суеверие о свадебном платье, после чего добавила громким голосом, адресуя свои слова тем, кто снаружи: — Эдвард! Похоже, ты собираешься избегать смотреть образ платья в голове у Элис вплоть до… Элис, когда это будет? — осведомилась я.

— На следующей неделе, — оживленно сообщила она, — в среду. Я думала сначала, что ты попросишь Карлайла провести церемонию, но тогда ты решила, что для твоих родителей будет менее правдоподобно выглядеть версия о том, что вы сбежали. Поэтому официальной версией будет то, что вы взяли с собой только меня как свидетельницу для регистрации, хотя на самом деле, конечно же, на церемонии будем мы все. На Украине, к слову, поскольку мы знаем, что твоим родителям известен твой возраст, и было нужно найти страну, где законы позволяют вступать в брак при таких условиях, хотя мы можем сказать, что Эдварду только-только исполнилось восемнадцать; в его документах в Форксе указано, что он родился в начале июня, на случай, если кто-то решит туда заглянуть. Я арендовала самолет, так что тебе не придется сталкиваться с людьми.

— А кто сядет за штурвал? — спросила я.

— Эдвард, — ответила мне Элис, — Эмметт начинал учиться, но выпил инструктора, так что нам пришлось бежать.

— Какие милые семейные анекдоты, — сказала я, гримасничая, — Эдвард, я правда сомневаюсь, что ты не сможешь увидеть, как платье выглядит, до среды! Я дам тебе подсказку! Оно белое!

Из-за входной двери донеслось тихое ворчание.

— В любом случае, традиция предполагает, что нельзя видеть не само платье, — разумно сказала я, — а меня в нем до свадьбы. Войди, пожалуйста.

Дверь открылась и показался Эдвард со странным страдальческим видом.

— Ты самое настойчивое существо в мире, — пробормотал он.

— Не думаю, что раньше мне такое говорили, — задумчиво сказала я, анализируя туманные воспоминания, — нужно прочитать мои записи; мне не нравится, что нужно прилагать столько усилий, чтобы вспомнить события человеческой жизни. Элис, мне действительно нужно мерить платье? Я уверена, что оно будет идеально сидеть на мне, только по той причине, что ты занималась им.

— Ну пожалуйста? Ради меня? — взмолилась Элис, глядя на меня большими глазами.

— Ты уверен, что вот это не самое настойчивое существо на Земле? — подколола я Эдварда, показывая на его сестру.

Она засмеялась.

— Ну, у тебя тоже неплохие шансы.

Я наклонила голову, думая о несостоятельности предсказаний Элис, и ее лицо омрачилось.

— Ох, наверно, ты не будешь.

Она выглядела такой печальной — а потом внезапно повеселела — и тут же обиженно взглянула на меня.

— Прекрати менять свое мнение! — возмутилась она. — Ты же знаешь, что я не могу выпить аспирина!

— Ладно, ладно, — ответила я, — я его примерю.

Я взяла манекен за шею и унесла по ступеньками в комнату Элис, поскольку это была ее просьба, а я согласилась не заходить в коттедж, пока Эдвард не перенесет меня через порог. У него было полно глупых старомодных традиций вроде этой — но они складывались в определенную эстетику, которую, думаю, я могла бы научиться любить.

Это была часть Эдварда; он не перестанет быть из 1901 года, независимо от того, как я буду закатывать глаза. Если бы я заставила его бросить или отказаться от суеверий, культуры или исходных взглядов, думаю, он мог бы поддаться и точно простил бы меня — но я не хотела злоупотреблять его добротой, чтобы добиться счастья таким способом. Это было бы не по-взрослому, неправильно исполнять все свои прихоти и желания, кроме желания сделать Эдварда счастливым, просто потому, что он готов на все ради меня.

Поэтому, думала я, закрывая за собой дверь комнаты Элис, я буду терпелива.

Насколько терпелив может быть новорожденный вампир.

* * *

Даже у вампиров есть проблемы с тем, чтобы достать до молнии на спине. Но, наконец, я смогла одеться без того, чтобы принимать решение попросить Элис о помощи, так что она не появлялась. Я покрутилась перед зеркалом в полный рост, которое появилось в комнате Элис с моего последнего посещения. Платье сидело идеально, я нравилась себе в нем, хотя для восхищения собой можно было выделить время и попозже, если бы это не было нужно Элис. Мне нравилось практически все. Цвета были более живыми, текстуры были не только осязаемы, но и видимы, звуки за мили вокруг могли быть уловлены моим ухом с разными тембрами и тонами, все имело свой запах...

Одежда, которую я сменила на синий шелк, лежала нетронутой тут же в комнате Элис. (У меня уже был немалый послужной список испорченной одежды. Повезло, что Элис расценила как немалую личную услугу мою просьбу подобрать мне вещи.) И она все еще пахла старым человеческим запахом. Я повесила свадебное платье на манекен и подобрала ее.

Белла-человек пахла безумно аппетитно. Жажда вспыхнула, как только запах коснулся моего носа. Весь мой самоконтроль трещал по швам; он держался только за счет того, что у желания не было направления. Беллы-человека не было здесь, чтобы разорвать ее и выпить из нее жизнь.

Я ощущала только следы людей. Моя собственная одежда и почти пропавшее присутствие человека, доставившего платье. Ни в одном из этих случаев не было ни соблазнительного сердцебиения, ни красноречивого звука необходимого дыхания и нигде рядом не было концентрированного источника запаха жизни — признаков наличия живого человека. Я не была уверена, что бы сделала при встрече с человеком — что бы могла сделать.

Я не думала, что дорога на Украину обойдется без такой встречи. Даже если и так, Элис подразумевала, что церемония будет проводится человеком. Вряд ли у Калленов есть друзья-вампиры, которых они забыли упомянуть, наделенные властью проводить свадебные церемонии.

Я почти могла слышать историю, которую будет рассказывать Элис будущему любознательному пополнению семьи:

— А, мы все состоим в браке. Кроме Эдварда и Беллы. Она выпила священника, и нам пришлось убегать.

Я закрыла глаза и стиснула зубы. Поднесла блузку к лицу. И сделала глубокий вдох.

Чего я хочу?

Крови. Это даже не трудно было признать. Я знала, чего ожидать, и это желание заявляло о себе с крайней интенсивностью, которая превосходила любой дискомфорт от признания.

Но я хотела не только крови, но и других вещей. Я хотела устроить свадьбу без убийства беззащитных украинцев, хотела избежать внимания Вольтури к моим ошибкам, хотела того, что не относилось к крови, — быть с Эдвардом, увидеть мир, изучать вещи, найти способ пробудить волков и сделать обращение в вампира способом спасения жизни в больших масштабах без того, чтобы убивать кого-то или раздражать.

Я не хотела желать крови.

Проблема была в контроле. Мое послушное и отзывчивое вампирское тело не заботилось о том, чего я хочу желать. Это не был тот вид импульса, который говорил моей руке распрямится или ноге повернуться. Не было физического акта, которым можно было бы управлять. Мои мускулы хватали бы то, что я хочу схватить — даже если я ненавидела тот факт, что я хочу этого — до тех пор, пока я не смогла бы противостоять первому желанию при помощи другого, более сильного, на объективном уровне.

Я снова вдохнула. Так притягательно — а для Эдварда еще притягательней — но он сопротивлялся, не выпил кровь из моего остывающего тела, даже когда была возможность. Чего он хотел больше, чем ощутить этот вкус? Больше, чем облегчения от утоления горящей жажды в горле, вспыхивающей ярче при каждом вдохе, что он делал, пока я была поблизости?

Чтобы я была жива и счастлива, а не лежала выпитая на земле, конечно же. Он полюбил меня, как только узнал. Но не сразу же. Что сдержало его в самую первую нашу встречу? Почему, отсидев самый кошмарный урок биологии в его жизни, Эдвард не предложил проводить меня на следующий урок, чтобы увести от людей, утащить в лес и выпить до капли?

Возможно, я должна спросить.

Я отложила одежду, вызывавшую во мне танталовы муки, пропитанную божественным ароматом Эссенции Беллы, и пошла искать своего жениха.

* * *

Эдвард все еще был в гостиной; я могла слышать его разговор с Элис, пока спускалась к ним. Он подтверждал какие-то подробности своего свадебного наряда, используя незнакомые слова, которые должно быть были техническими терминами по отношению к смокингу.

Они услышали мои шаги, хотя я шла очень мягко.

— Белла! — воскликнула Элис, как только я сошла с лестницы. — Тебе понравилось платье?

— Элис, оно совершенно, — уверила я ее. — Есть еще что-то, что мне нужно сделать?

Она покачала головой:

— Все уже готово. Мне не придется заказывать торт и цветы в последнюю минуту на Украине, поскольку иначе твоя история о побеге и внезапной свадьбе будет неправдоподобна. Да и торт мы все равно не сможем съесть.

— Ты упоминала торт ранее, — вспомнила я с определенными трудностями, — когда впервые попросила переложить планирование на тебя...

— Это было бы возможно, если бы ты выходила замуж или делала бы вид, что выходишь, еще не пройдя обращение, — объяснила Элис, — а теперь ты не можешь есть человеческую еду. Ну, ты могла бы проглотить маленький кусочек, но тебе бы это не понравилось. Так что мы пропустим эту часть, — она вздохнула. — Хотя выбирать торт в магазине было бы весело...

— Кстати о магазинах, — сказала я, — моя одежда все еще пахнет, ну, мной. Я могу справиться с этим… но я бы предпочла не заниматься этим двадцать четыре часа в сутки. И похоже, что я рву ее достаточно быстро и при этом ощущаю себя неловко, постоянно заимствуя одежду у Эсме. Я думаю, что ты не будешь возражать против поездки в город и покупки для меня одежды.

Элис кивнула раньше, чем я договорила третье предложение. Ее улыбка при этом была уж слишком маниакальной, в связи с чем я продолжила:

— Нормальной одежды. Синее платье было милым, но если я буду рвать одежду все так же, то лучше это будут джинсы и тому подобное, понимаешь?

Она надула губы, и я закатила глаза.

— Почему тебе так хочется наряжать меня в такую вычурную одежду, а? Ты же сама не ходишь постоянно в вечерних нарядах.

— По большей части мне нравится покупать их, — смущенно призналась она.

— Организуй благотворительный фонд для выпускных платьев лучших выпускников или типа того, — предложила я, — но я хочу брюки, футболки и все такое прочее, ты же знаешь, что я ношу.

Элис все еще дулась.

— Это тоже могут быть милые штаны, футболки и прочее, — уступила я, смеясь, — если уж тебе так хочется. Но я пока не собираюсь ходить на коктейльные вечеринки.

— Ну лаааадно, — проворчала она, хотя я успела заметить, как ее глаза снова вспыхнули, — вернусь через несколько часов.

С этими словами она вышла наружу.

Я повернулась к Эдварду.

— Пошли посмотрим на фьорды, — предложила я. Он согласно кивнул, и мы побежали к берегу.

* * *

Фьорды были еще более прекрасны, чем когда они были только суровыми недоступными чертами ландшафта.

Я и в самом деле вопиюще легко отвлекалась. Намереваясь только остаться наедине с Эдвардом, чтобы задать потенциально неудобные вопросы, первое, что я сделала при виде высокой скалы — прыгнула с нее в воду с гиканьем и смехом.

Я нырнула под воду, где мне не нужно было дышать. Вдыхание воды не причинило бы мне вреда, но потом мне пришлось бы выкашливать ее, прежде чем снова получилось бы дышать нормально. Я была менее плавучей, чем в бытность человеком, согласно моим воспоминаниям; однако с новой силой было значительно легче держаться на воде. Я без усилий забралась обратно на скалу, уверенно цепляясь за каждую щель и проделывая новые, когда мне хотелось. Скала поддавалась легко, когда я хваталась за нее. Это было словно держать в руках рафинад — твердый, но легко проминающийся под давлением моих рук.

Подъем обратно на скалу занял у меня около шести секунд. Эдвард снисходительно улыбался мне. Я повернулась, выжимая воду, легла на край скалы, чтобы солнце высушило меня, и посмотрела на Эдварда:

— Я хочу кое-что спросить.

— И что же? — ответил вопросом он, сев рядом и взяв меня за руку.

— Как тебе удалось не убить меня в первый день нашего знакомства? — спросила я.

Рука Эдварда стиснула мою, похоже ему не понравился этот вопрос.

— Почему ты хочешь поговорить об этом?

— Я должна знать, как справляться с жаждой, находясь рядом с людьми. Ты единственный, кто встретил своего певца и не убил его, хотя при этом ранее пробовал человеческую кровь, так что твой контроль — это то, что я должна попробовать воспроизвести. Я поговорю и с Розали, поскольку она была новорожденной, когда убивала людей без того, чтобы пить их, в ее рассказе тоже должно быть нечто полезное. И еще есть Карлайл. Но тебя я хочу спросить первым.

Он медленно кивнул, поняв смысл вопроса, и закрыл глаза:

— Я не ощущал ничего, пока ты не прошла перед вентилятором в классе, — вспомнил он, — на полсекунды моя голова закружилась. Это было ни на что не похоже. А потом ты посмотрела на меня, и это спасло тебя, потому что твой взгляд заставил меня вспомнить, что ты человек. Я увидел свое отражение в твоих глазах. И я был похож на монстра. Монстра, которым никогда не хотел быть.

Эдвард сделал паузу, размышляя:

— Ты уже заметила, что в сознании вампира больше пространства для эмоций, но пока ты успеваешь остановить их до того, как они займут это пространство целиком, с ними не слишком сложно иметь дело. Когда я впервые понял, насколько притягателен твой запах, мои мысли переполнились темой твоего убийства слишком быстро, чтобы контролировать их или сделать нечто разумное, например, задержать дыхание. Единственной причиной, по которой ты не была выпита сразу же, было то, что я начал раздумывать над способом ограничить побочный ущерб только этим классом и учителем. Я пытался найти такой путь через класс, чтобы можно было убить всех без того, чтобы кто-либо успел закричать. Стремление не оставлять улик глубоко сидит во мне — я следовал этому правилу достаточно долго и последовательно, чтобы привыкнуть. Чем больше людей я бы убил, тем труднее было бы замести следы.

— Кто-то закрыл папку с другой стороны от меня, и я получил глоток воздуха, свободного от твоего аромата, — продолжил он, казалось, освободившись от дискомфорта, который приносила ему эта история, когда я смотрела на него, спокойная и в полном порядке. — Это на секунду прояснило мой разум. Я не хотел разочаровать Карлайла, убив целую комнату детей, разрушив все, что ценила моя семья, отвергнув то, за что боролся всю жизнь, только потому, что чужак с ужасно притягательной кровью приехал в незнакомый город. Я задержал дыхание. Проблемой был запах — я мог вспомнить его в совершенстве, но по крайней мере ситуация больше не ухудшалась.

— Это все? Просто взять себя в руки, пока задерживаешь дыхание? — спросила я.

Он покачал головой.

— Я боролся с этим весь час, концентрируясь на чем угодно, лишь бы не представлять себе, какова ты на вкус. Я… об этом трудно говорить...

— Скажи мне, — настояла я.

— Я тебя ненавидел, — признался он с видом исповедующегося грешника, — едва могу это теперь представить, но так и было, я ненавидел тебя, но, по крайней мере, это занимало мои мысли, не давая приблизиться к твоему убийству. Думаю, у Розали другая история. Но она только убивала, не пила, ей помогала ненависть. А я на самом деле не хотел, чтобы ты умерла. Я ненавидел только то, что ты вызываешь во мне. Думая, что ненавижу тебя, на самом деле я ненавидел себя.

Я кивнула, приняв это: я знала, что сейчас он любит меня, и если он ненавидел меня за нечто, чего я не делала, даже еще до нашего знакомства, это не слишком меня задевало.

— Я едва дождался конца часа, — продолжил Эдвард, — в этот момент я представлял, как заберу тебя с собой, никого не убивая, но Майк Ньютон следил за тобой, он бы заметил, уведи я тебя куда-то. Так что я заставил себя подождать пару часов, прогулял последний урок, сидя в машине и планируя наведаться в твой дом после школы. Я знал, что твоего отца допоздна не будет дома.

Точно, отец. Мне срочно нужно добраться до компьютера и послать ему с Рене письма, возможно рассказать новости Джанне...

— Когда я оказался вдалеке от тебя и смог дышать воздухом, свободным от твоего аромата, — продолжил Эдвард, — я пришел в себя и смог поразмыслить более трезво. Я подумал, что, возможно, смогу просто избегать тебя, что мне не придется ломать всю свою жизнь, разочаровывать Карлайла и делать больно Эсме. Я до сих пор не уверен, было ли хорошо то, что Элис ничего не видела. Она была слишком занята Джаспером в тот день, последствиями его выбора. У него был трудный момент за обедом. Так что когда я целенаправленно хотел убить тебя, она не видела этого исхода.

— Я попытался сменить класс, — рассказывал он далее. Даже во время рассказа истории о том, как ему почти удалось уйти из моей жизни, обрезав бы возможность быть в той чудесной вселенной, где я сейчас обитаю, его голос был прекрасен. — Это было не так уж и невозможно, но тут вошла ты. Офис был слишком мал и хорошо отапливался — я не мог не ощутить тебя, вдохнув. Использовав остатки воздуха в легких, чтобы извиниться, я вылетел за дверь. Остальные были уже в машине; как только я попал в поле зрения Элис, она увидела два возможных исхода: либо твой труп, либо меня в одиночку уезжающего на север.

— Я выбрал север. Рядом с местом проживания семьи Денали. Я не заходил к ним, хотя Таня случайно встретилась со мной, и мы немного поговорили, прежде чем я отправился обратно в Форкс.

— Почему ты вернулся? — спросила я.

Он помолчал немного и медленно произнес:

— Мы обладаем совершенной памятью, но не эйдетической. Мы можем вспомнить до мельчайших деталей то, на что обратили внимание, но вещи, оставшиеся без внимания, пройдут мимо нас.

— Как по твоему мнению, почему ты вернулся?

Он задумался, без сомнения, перебрав все мысли, которые помнил с того времени.

— Думаю, я просто хотел доказать своей семье и себе, что достоин, — прошептал он, — что я не тот, кто должен убегать.

Я переплела свои пальцы с его.

— Если это то, чего ты хотел, то вышло отлично, — мягко сказала я. Тема, судя по его виду, все еще была ему неприятна, однако его пример был ценен для меня, ведь если я не сумею научиться сдерживаться, то под угрозой будут человеческие жизни. Может быть, это произойдет не на следующей неделе. Если придется, то можно попросить Калленов позвонить Денали, чтобы те оказали нам услугу, прилетев и проведя церемонию вдалеке от людей. Позировать для целей истории так, чтобы Чарли не пришло в голову задумываться над лицом "священника". Но в конце концов, мне придется появляться рядом с людьми и при этом обходиться без того, чтобы вцепиться им в глотку.

— Ммм, — сказал он неопределенно. — В любом случае, когда я пришел на биологию после возвращения домой, а ты пересела от меня, и когда я услышал мысли окружающих, которым ты рассказала, как я на тебя смотрел, я запаниковал. Я еле сформулировал предложение, когда обратился к учителю с вопросом об этом. Думаю, тогда я посчитал это обычным любопытством, хотя теперь я лучше понимаю. Я очень хотел с тобой поговорить. Меня сводил с ума тот факт, что я не мог слышать твои мысли, что мне приходилось только теряться в догадках.

— Думаю, тогда я уже был в тебя влюблен. Мне была невыносима мысль о том, что я испортил все, и ты меня теперь ненавидишь. Что ты предпримешь шаги, чтобы избегать меня. Карлайл и Эсме ужасно бы расстроились, но они бы меня простили, я это знал, а вот твоей реакции я не представлял вообще. Ты могла полностью исчезнуть из моей жизни и не вспоминать обо мне больше никогда. А я не мог допустить такую возможность, когда ситуация для меня сложилась таким образом. Я пытался найти разумное объяснение своей реакции на это. Я представил, что ты была типичным представителем обычных новичков в Форксе, раз ты посчитала мое поведение отталкивающим, значит я плохо справлялся со своей ролью. Но в случае, если все было не так, и ты относилась к другой категории, думаю, я и сам был бы рад держаться подальше.

— В тот день, после полудня, Элис осознала, что ты особенная не только вследствие привлекательности твоей крови. Думаю, ты могла видеть, как мы спорили на парковке после уроков. Она знала, что ты должна быть ее подругой, ее сестрой — Элис уже тебя любила. Она была уверена, что для меня не существует возможности держаться от тебя подальше. Если бы ты куда-то уехала, я последовал бы за тобой. Если бы сам попробовал уехать, то все время возвращался бы. И, конечно же, она знала, что я люблю тебя — было интересно услышать это от Элис еще до того, как я сам понял. Но еще она знала, что даже если я не смог бы оставаться в стороне, я мог быть отвергнут. Она описала тебя словом "колючая".

— "Колючая"? — я захихикала.

— Так она сказала. Существовали тысячи вариантов будущего, где все могло разрушиться из-за моей маленькой ошибки — лжи, перебивания, слишком захватывающей тайны или слишком быстрого развития отношений. Она говорила, что существует буквально один шанс, что ты примешь меня, — рассказал он со слабой улыбкой, — если только я буду делать то, что говорит Элис. Я старался очень сильно. Не думаю, что все сделал абсолютно правильно, но, кажется, сумел удержаться в намеченных рамках, — он поднес мою руку к губам и поцеловал мое кольцо. — Хотя в какой-то момент видения Элис стали такими невероятными, что я умолял ее вступиться за меня перед тобой.

Я это помнила в общих чертах. В голову не приходило никаких подробностей.

— А остальное уже в прошлом, — сказала я, зная, что в моем компьютере должны были быть записи.

— Более или менее, — признал он.

* * *

Мы проговорили еще несколько часов, а потом я решила, что пришло время поохотиться на лося. В этот раз Эдвард пошел на охоту вместе со мной, явно справляясь с добычей лучше меня: на нем не было ни пятнышка крови. Он даже сумел не запачкать ею лицо, хотя, может быть он использовал клок шерсти как салфетку или что-то вроде того. Я же вся была забрызгана кровью, а одежда была так разорвана, будто я дралась с волком. Я посмотрела на себя с раздражением:

— Как ты это делаешь? — спросила я, чувствуя легкое опьянение от крови, лось был очень большим. Я выпила его всего и абсолютно точно не хотела добавки.

— Практика, — ответил он. — Скоро и ты так научишься. Здесь не существует какой-то уловки.

Я вздохнула.

— Столько одежды испорчу. Может, носить с собой на охоту перекись водорода, тогда хоть пятен не будет...

— Элис в полном восторге, что может покупать для тебя одежду, пока ты не можешь отправится в город сама, — заверил меня Эдвард. — Даже если ты скажешь ей, чтобы она даже и не смотрела в сторону атласа, органзы и кружев. И ты не подорвешь наш бюджет, если будешь есть неаккуратно. Не думай об этом больше.

— Ладно, тогда просто постараюсь пока не носить ничего из любимых вещей, — сказала я. — Повезло, что вкус Элис не совпадает с моим. Пока она реально занята подбором вещей с проверкой моей реакции, я, возможно, не привяжусь слишком сильно ко всей одежде, которую она выберет.

— Полагаю, Эсме знает о твоих вкусах больше, — сказал Эдвард, — судя по твоей реакции на наш дом.

Я кивнула.

— В свою очередь, у тебя хорошее понимание моих музыкальных пристрастий, — отметила я, — я хочу слушать такую же музыку, как... — я помахала рукой у уха, потом постучала по земле. — Я все еще не прочитала свои заметки! Раздражает то, что я не могу вспомнить разные вещи, потому что это слишком сложно, все словно в тумане. И ведь есть решение для этого, но я постоянно отвлекаюсь! Что хорошего в двадцатичетырехчасовом бодрствовании, если половину этого времени я буду отвлекаться на красоту окружающего?

— Ну, возможно, тогда это нужно сделать следующим, — разумно предложил Эдвард.

— Мне нужно помыться, я вся в крови, слюне и шерсти лося, — зарычала я. — Почему бы нам просто не открыть свою скотобойню? Там все равно перерезают животным горло и сливают кровь, разве не так? Никого не заботит, куда потом девается кровь. Мы могли бы выпивать ее.

— Мы думали над этим, — ответил Эдвард, положив руку мне на талию и начиная двигаться в сторону дома. — Это возможно, но одному из нас нужно было бы находиться там, чтобы собирать кровь, не вызывая подозрений человеческих работников. Это значит, что в таком случае нам бы пришлось жить где-то поблизости. А долго находиться около одного города мы не можем.

Это казалось разрешимой проблемой, если поразмыслить — однако у меня были и другие дела, и всего времени мира теперь казалось недостаточно.

— Ох, — сказала я, откладывая проблему на случай, если раздражение от охоты когда-либо вырастет до уровня, когда это станет наиболее приоритетным из дел.

* * *

Вернувшись домой, я приняла душ и переоделась в целую одежду, принесенную Элис, после чего села за компьютер. Кто-то из вампиров, возможно Эсме (ответственная за приведение дома в порядок) или Джаспер (который заведовал электроникой), уже настроил Интернет.

Я написала несколько писем. Одно для Рене, с извинениями по поводу моей недоступности: "Мне было так плохо, как никогда ранее, — писала я, что было не так далеко от истины. — Но Норвегия потрясающая. Я ее обожаю. Далее мы собираемся на Украину". Предзнаменование, подумала я про себя, и тихо хихикнула. Чарли получил практически такое же письмо.

Еще одним человеком, которому ушло письмо, была Джанна. Ей я рассказала больше — возможно теперь, когда я вампир, она посчитает меня более подходящей аудиторией, чтобы вести подробные разговоры. Я сообщила ей, что прошла обращение, что это ужасно, но после все просто великолепно, и что я собираюсь выйти замуж в среду.

Потом я прочитала всю свою папку с заметками и дневниковыми записями. Это заняло около пяти часов; я читала почти так же быстро, как компьютер показывал страницы. Как только чтение было завершено, я направила все силы на то, чтобы вспомнить все прочитанное и то, на что оно меня наведет. Это заняло двенадцать часов. Когда я закончила со всем этим, меня уже ждали ответы от родителей, где они просили прислать фотографии фьордов, а также письмо Элис с приложенными фотографиями. Я отослала их родителям, прокричала "спасибо" Элис и закрыла ноутбук.

Розали я нашла лежащей на полотенце на крыше дома. Она сияла; конечно, надежды на загар у нее не было, но она могла отражать маленькие радуги и любоваться на себя в зеркало. Я оббежала дом, размышляя, использовала ли она лестницу или что-то подобное, однако ничего не нашла. Возможно, что в моих силах было запрыгнуть, но вероятно, что мне пришлось бы хвататься за крышу, если бы я не сумела надежно приземлиться. Поэтому вместо прыжка я забралась на дерево и с выгодной позиции перепрыгнула на крышу к моей должно-быть-невестке.

— Привет, Белла, — сказала Розали, наблюдая, как я приземлилась на все четыре рядом с ней. Выражение лица у нее было нейтральное, так что нельзя было сказать, винит ли все еще она себя за мысли о моем убийстве, но я решила в любом случае поднять эту тему.

— Я хотела бы сказать, что не виню тебя в произошедшем при моем обращении, — сказала я, присаживаясь рядом и обхватив колени руками. — Пожалуйста не вини себя в этом, что бы там ни говорил Эдвард. Я сама просила.

Розали бесстрастно посмотрела на меня.

— Не думаю, что он рассказал тебе все, — наконец ответила она. — И я тоже не собираюсь.

Ну… это было разочаровывающе. Но у меня были и другие вопросы для разговора с Розали, и я не хотела пережевывать эту тему следующие полчаса, поэтому решила для себя, что у Розали, вероятно, есть хорошая причина ничего не говорить мне, какой бы эта причина не была; и если я когда-либо решу, что это важно, то Эдвард считает, что я самое настойчивое существо на свете, и все знает; и в любом случае я теперь жива и являюсь вампиром в отличном состоянии.

Сумев взять эмоции под контроль, я сказала:

— Есть кое-что еще, о чем я хотела бы с тобой поговорить.

И объяснила мой проект по обучению важнейшему из умений на данный момент — как не дать себе выпить кого-либо.

Ответ Розали более-менее был таким, какой я и ожидала услышать. Она ненавидела тех, кто убил ее. Конечно, охранники были ни при чем, но они защищали тех, кого она ненавидела больше всего на свете. Она не хотела пить их кровь. Ярость, презрение и отвращение перебороли ее жажду.

— А что насчет тех, кто встретился тебе по пути? — спросила я. — Твои убийцы ведь жили в Рочестере, а это явно не маленькая деревня.

— У меня в голове было только одно, — ответила она, — я не концентрировалась на ощущениях или задачах, как ты, я желала только мести. Другие люди были соблазнительны, но смерти тех я хотела превыше всего.

Интересно. Это было полезно. Если бы существовало нечто, от чего меня нельзя было отвлечь, возможно я могла бы игнорировать людей, охота на которых определенно оторвала бы меня от такого дела.

Похоже, это было все, что она могла мне сообщить. Я поблагодарила ее и спрыгнула с крыши, кувыркнувшись три раза в воздухе и твердо приземлившись на ноги.

* * *

Карлайл сидел в своей студии и читал. Дверь была открыта, так что я вошла. Он отложил книгу.

— Здравствуй, Белла. Что-то нужно? — спросил он, глядя на меня в теплой отеческой манере.

Я не могла решить, что чувствую. У меня был отец… на другом континенте, с которым я никогда не вырасту и которого не смогу увидеть еще много месяцев, если не лет, а то и вообще никогда. Я предположила, что могу заранее начать думать о Карлайле как о своем свекре.

Кстати, а разве у Розали не было семьи, когда ее обратили? Она просто отказалась от них? А у Эмметта? Родители Эдварда умерли от той же болезни, что чуть не убила его самого — а как с Эсме? Родственники Карлайла конечно умерли задолго до 2005, и основываясь на истории, которую я о нем знаю, не думаю, что они бы хорошо приняли его в качестве вампира. Про Джаспера я ничего не знала. Элис пока еще только строила планы раскопать свое происхождение при помощи информации, которую я получила от Джеймса, но она не вспомнила бы никого, даже если бы нашла.

Но Карлайл ожидающе смотрел на меня, и я отложила эти вопросы на потом.

— Я пытаюсь собрать советы о том, как не выпить кого-либо, — сказала я ему.

История Карлайла началась с отвращения к себе и серии попыток суицида, которые он описывал спокойным тихим голосом, совершенно не подходящим для рассказов о прыжках с высоты, утоплений и даже попытки убить себя голодом. Последнее привело к озарению: он был настолько голоден, что выпил стадо оленей и обнаружил, что они пригодны для поддержания жизни. Найдя это предпочтительным, он развил свою силу воли настолько, что в конце концов сумел приобрести полный иммунитет к желанию человеческой крови.

Я уставилась на него. Это вообще не помогло. Мне нравилось быть вампиром. Я не могла смотреть на свою кожу с отвращением, не хотела отказываться от своей скорости, силы и красоты. Решение вопроса с жаждой, основанное на дискриминации, направленной на меня же, мне не подходило.

Я все равно поблагодарила Карлайла и вышла.

* * *

В понедельник приняли решение — большинством голосов против одного Джаспера — что хорошей идеей будет протестировать мою способность сдерживаться на реальных людях в ситуации с низкими рисками. Если у меня будут проблемы с контролем, то лучше увидеть это в управляемых обстоятельствах, нежели где-то на Украине.

Рассматривались различные варианты привести сюда человека для эксперимента так, чтобы не вызвать подозрений: запросить миссионеров, заказать пиццу, нанять ремонтника, чтобы починил сантехнику в ванной (она правда не работала, хотя Эсме могла ее починить и уже запланировала это). Наконец решили, что ничего из этого не будет достаточно эффективным, если что-то пойдет… неправильно. Адрес последнего вызова остался бы в записях службы, если бы я выпила нашего гостя.

Пока Джаспер не упомянул, никто не рассматривал ту возможность, что меня возможно будет остановить, если я брошусь к человеку. Я была сильнее остальных — даже Эмметта — в первый год моего бытия вампиром. Новорожденных тоже можно было сдержать, хотя все возможные методы включали в себя вещи типа отрывания им рук. (Джасперовское управление настроением могло помочь, и я дала ему разрешение использовать на мне эту способность, если он почувствует, что что-то пошло не так, но она могла быть недостаточно сильной, чтобы хотя бы даже замедлить меня, если я сорвусь). Я была не против любых методов сдерживания новорожденных в качестве альтернативы убийству, особенно если оторванные конечности можно было приставить обратно, но Эдвард зарычал, едва только Джаспер предложил это. Я не могла успокоить его, пока остальные не пообещали, что меня не будут расчленять.

— Эдвард, ты думаешь, что я собираюсь выпить субъект эксперимента? — раздраженно спросила я.

— Нет, конечно нет, любимая, — ласково сказал он, тут же переключившись на заверения, и взял меня за руку.

— Ладно, так если я не собираюсь есть ее или его, тогда не имеет значения, что случится при моем провале, верно? — резонно отметила я. Сама я в этом не была так уверена и хотела иметь меры предосторожности, которые могли бы предотвратить худший исход. Но если его убедит мой совершенный самоконтроль, то я могу использовать это как аргумент.

Эдвард хмуро посмотрел на Джаспера, который видимо подумал про нечто неподходящее.

— Белла, мне придется слушать, что они думают, если будет планироваться что-то в этом духе, — сказал он, — мне придется увидеть...

Мне сразу вспомнился его рык на Розали.

— Так выйди за пределы действия своей способности и не смотри, — предложила я, — я не хочу никого убивать. Если мне придется провести четыре секунды без одной или обеих рук, чтобы не убить кого-либо, то это лучше убийства. Если ты не можешь смотреть на это, то не смотри. Но оставить гостя в живых слишком важно.

Эдвард ненавидел саму эту идею, однако в конце концов, при таком взгляде на ситуацию, признал, что было бы плохим выбором увеличивать риск, что я убью первую попавшуюся закуску. Он больше не высказывался против, пока Джаспер объяснял остальным, как вывести меня из строя, если я брошусь к горлу человека.

Обсуждение вернулось к тому, где мы возьмем нашего подопытного кролика. Наконец было решено, что Элис добежит до дороги и сделает вид, что ей нужно добраться до дома. Она сочинила подробную и убедительную историю с трогательными подробностями и печальными выражениями лица, о том, как ее машину угнали. Элис больше всего подходила для этого, поскольку она могла видеть, кто едет, пропуская машины с двумя и более людьми, чтобы свести к минимуму возможные потери, а также была маленькой и милой, выглядя более беспомощной, нежели кто-то еще из нас.

Небольшая часть меня кричала, что это неправильно, что если я нуждаюсь в эксперименте, в котором нет острой необходимости, то не следует рисковать жизнью какого-то незнакомца, потому что я могу провести свою свадьбу определенным образом и влиться в общество позднее, что можно просто подождать...

Это могло подождать, определенно. Я могла по-прежнему жить в глухих и отдаленных местах в Норвегии лет десять, так и не встретившись ни разу с человеком, если бы хотела. Я могла попросить вампиров Денали прилететь и провести церемонию. Если уж на то пошло, то я была уверена, что смогу переубедить Эдварда, в случае необходимости.

Но если я хотела безопасно войти в человеческое общество, если хотела ходить в колледж, сама покупать себе вещи или путешествовать по всей Европе, а не только по необитаемым местам...

То мне нужно сделать нечто вроде этого. Я не могу просто поехать в Осло, выйти из машины, а потом, "ой, кажется, я собираюсь убить все эти ходячие консервированные вкусности". Встретиться с одним-единственным человеком в изолированном месте, будучи окруженной более опытными вампирами, которые могут меня остановить, если придется — наиболее безопасный способ протестировать мои силы.

Времени было достаточно, не обязательно было делать все сегодня же. Но Элис была уверена, насколько это вообще возможно, что со мной все будет в порядке, и это определило мое решение. На видения Элис никогда нельзя полагаться полностью, но если она так уверена, то скорее оправдаются ее предположения, нежели мои, учитывая, сколько времени я являюсь вампиром. Она думала, что Эмметт будет в порядке, когда он шел на последнюю летную сессию с инструктором, и он уже прошел стадию новорожденного. Если она думает, что я буду в порядке, то провести этот эксперимент сейчас не менее безопасно, нежели сделать его в 2015. И поскольку все эти небольшие предпосылки и предпочтения заставляли меня хотеть присоединиться к миру раньше, нежели позже...

Я закрыла глаза и сконцентрировала мысли на возможных стратегиях.

* * *

Стратегия Эдварда: ненавидеть монстра, в которого питье крови может меня превратить, отказываться быть таким созданием. Концентрироваться на всем, кроме представления вкуса крови. Я осознанно променяла удовольствие от кулинарных изысков на преимущества вампирской жизни и не должна зацикливаться на потере. Должна задерживать дыхание. (Хотя в то же время мне придется сделать небольшой вдох, когда я буду уверена в себе — я не знаю, не перечеркнет ли все мои клятвы один глоток воздуха.)

Стратегия Розали: Отчаянно, изо всех сил желать чего-то, что несовместимо с питьем человеческой крови. Я хороша в таких вещах. Чего я хочу...

Я хотела снова увидеть маму. Я знала, что едва ли есть шанс на это, учитывая обстоятельства — ведь она с первого взгляда поймет, что я изменилась, и это будет небезопасно для нас обеих, но если это все же когда-нибудь будет возможно, то я хочу быть способной сделать это. Если же я выпью кого-то хоть когда-либо, даже всего через неделю после обращения, я никогда не смогу доверять себе, находясь рядом с людьми, которые мне дороги. То же самое относится и к отцу. Если существовала хоть какая-то вероятность, что они смогут быть снова частью моей жизни, я хотела сохранить этот шанс.

Я не горела желанием, чтобы мне оторвали руки. Этого хотелось бы избежать.

Я хотела, чтобы любой, кого бы ни привела Элис, вернулся к своей семье сегодня, даже не заподозрив, в какой опасности побывал. Я сконцентрировалась на воображаемых чертах человека, зная, что они надуманны, но в то же время полагая их полезными зацепками. Возможно, это будет мать четырех детей, которая едет домой из супермаркета, где покупала ваниль для праздничного торта на день рождения старшего ее ребенка. И если я выпью ее, то всего этого не будет. Даже если я не выпью ее, а всего лишь позволю увидеть нечто необычное, она уже не будет в безопасности — хотя, если она никому не скажет, то все еще обойдется. Но я не могу оставлять себе подобных лазеек: она не должна увидеть ничего странного в моем поведении.

Я хотела иметь совершенный счет. Всем, кроме Карлайла, было сложно находиться рядом с раненым человеком, а у Джаспера были трудности даже с обычными людьми. Если я потерплю неудачу сейчас, то каждый раз в будущем мне будет труднее. Делать все правильно с самого начала — действительно самый легкий путь, независимо от того, как трудно кажется это сделать, пока живой дышащий человек стоит передо мной.

Я хотела контролировать себя. Я хотела вести себя так, как выберу сама, без помощи Джаспера или физических ограничений. Я желала свободы от собственных инстинктов, за исключением случаев, когда их одобряю.

Достаточно ли этого? Я задумалась о любых других вещах, которые могли бы усилить мою решительность.

Мне не хотелось разочаровывать семью.

Я начала, нерешительно, думать о них в таком ключе — о моих свекрах, сестрах и братьях. О моем женихе. Я знала, как им тяжело с Джаспером, пусть даже они любили его несмотря ни на что. Но я не хотела, чтобы Эдвард смотрел на меня так же, как Элис смотрит на Джаспера, когда они рядом с людьми. Я хотела иметь возможность объехать весь мир без няньки рядом и при этом не избегать людей.

Я втянула воздух и вызвала отчетливый образ Калленов, моей семьи, столпившихся вокруг меня чтобы поздравить с превосходным контролем в столь юном возрасте, гордых за меня. Самодовольная улыбка Элис, братский хохот Эмметта. Теплая радость Эсме, тихое одобрение Карлайла. Бесстрастность Розали и признание с завистью от Джаспера. Сияющий восторг Эдварда.

Я хотела этого.

— Элис уже в пути, — прошептал Эдвард.

Эсме принесла мне пару коричневых контактных линз.

— Не совсем твой цвет, но наши гости об этом не знают, — тихо заверила она, — линзы не причинят боли, но будут раздражать, они несовершенны, и ты будешь это видеть. К тому же через несколько часов яд растворит их, но нам больше и не нужно.

Я вставила линзы, с интересом обнаружив, что инстинкт закрывать глаза при приближении чего-то исчез. Небольшие изъяны в линзах сбивали с толку, не давая глазам нормально сфокусироваться; я моргнула. Через них можно было нормально видеть, но казалось невозможным делать при этом что-то интересное. Эсме принесла мне еще бутылку воды.

Все напряглись в ожидании человека, готовые наброситься на меня при первом же лишнем движении.

Я задержала дыхание.

* * *

Элис снаружи разговаривала с кем-то по-норвежски. Я еще не начинала учить язык, если не считать беглого прочтения разговорника, когда я постоянно отвлекалась на все вокруг. Предположительно, она пыталась пригласить человека, который привез ее, внутрь, выпить или что-нибудь в этом духе. Мужской голос, тонкий и живой, сначала отказывался, но она настояла на своем.

Дверь распахнулась, и она втащила его внутрь.

Я посмотрела на человека, рефлекторно моргнув пару раз в безуспешной попытке убрать препятствия из моих глаз. Я могла слышать биение его сердца, его дыхание. Эти звуки кричали "еда" — но все было совсем не так, как с животными. Скорость отличалась, но такие параметры все равно варьировались между видами. Без запаха это было так, словно он — нечто в пластиковом контейнере в холодильнике, явно съедобное, просто на основании содержимого, но не настолько, чтобы наброситься без раздумий.

Он — личность, напомнила я себе. Прежде чем снова задержать дыхание, я использовала немного воздуха чтобы тихо, не привлекая внимание гостя, спросить Эдварда:

— Как его зовут?

— Нильс, — так же незаметно ответил Эдвард.

Ладно. У этого человека, который-не-должен-быть-съеден, было имя. Будем надеяться, это поможет. Элис провела Нильса на кухню, налила стакан воды ему и еще один себе. Они неловко общались по-норвежски. Он явно проявлял любопытство в отношении нас, странно тихих родственников Элис; Эмметт, клоун, помахал ему рукой.

Я задействовала на полную возможности к параллельному мышлению, чтобы сконцентрироваться на его имени, моих конфликтующих желаниях и всем остальном, что можно использовать, чтобы отгородиться от мысли выпить крови Нильса.

Я сделала крошечный вдох.

И словно вдохнула пламя. Горло мгновенно было объято жаром и жаждой. Яд наполнил мой рот, покрыл язык, требуя применить его против моей естественной добычи. Было больно — думаю, проглотить раскаленную кочергу было бы легче, а освобождение было прямо тут, пульсируя в человеческих артериях — Нильс, заставила я себя вернуться к мысли, у него есть имя, возможно есть любящая семья, я не хочу съесть его, не хочу этого...

Я молниеносным движением поднесла воду к губам, наплевав на необходимость действовать как человек, будучи в окружении людей. По-прежнему задерживая дыхание, я прополоскала рот, смыв яд. Он снова стал накапливаться, однако уже медленнее, и я сделала еще глоток. Это не остудило мое горло. Оно все еще ощущалось ободранным и обгоревшим, нуждающимся в бальзаме, который я могла взять только в одном месте.

Я хочу свадьбу в среду на Украине, отчаянно закричала я внутри себя. Хочу видеть Рене и Чарли. Хочу, чтобы Нильс вернулся домой к своим близким. Хочу контролировать себя, быть совершенной в этом, хочу, чтобы моя семья гордилась мной. Я хочу этого больше чем крови, больше чем крови, больше чем крови, я не могу иметь и то, и то одновременно. Я не хочу крови. Хватит...

Я позволила еще одной маленькой порции воздуха просочиться сквозь стиснутые зубы.

Словно выпить расплавленного железа. Желание выпить крови заполняло мои чувства; я раньше нечасто испытывала опыт туннельного зрения, но все, кроме моего пересохшего горла, было неважно, проходило мимо внимания — недостаточно важное, чтобы закрепиться в моей совершенной памяти. У меня были мои мысли и моя жажда. Больше ничего.

Я не хочу его есть...

Да ладно, вкрадчиво шептал голос вампирского инстинкта в моей голове, тут все условия для того, чтобы безопасно сделать глоток. Никто не пострадает, если ты только попробуешь, это будет просто потрясающе, ты знаешь, что они простят тебя, знаешь, что все равно можно будет общаться с родителями через Интернет, и вряд ли это изменится... Ты знаешь, что хочешь этого...

Тихий стон вырвался из моих губ, но я не двинулась с места. Нильс начал выглядеть неловко, он явно хотел уйти. Я сделала еще глоток воды, смыв заново накопившийся яд, и вдохнула еще раз.

И снова пламя. Но я знала, что оно придет с этим вдохом. Хуже не стало. И я все еще не съела Нильса. Я не могла расслабиться — но, сдерживая себя и постоянно сражаясь с собственными желаниями, могла оставаться на месте. Могла избежать прыжка через всю комнату к Нильсу и могла не думать о его вкусе, что не дало бы ему вернуться домой.

Элис перестала убеждать его остаться. Он поставил свой стакан в раковину и двинулся к двери, тревожно поглядывая на нас.

Еще один полезный эксперимент, чтобы посмотреть, смогу ли я не просто находится в одной комнате с человеком, но и выдержать свадебную церемонию. Это включает в себя произнесение слов и хороший вид на фотографиях, а не такой, словно меня пытают и душат. Я допила воду из бутылки и наполнила легкие раскаленным воздухом.

Я улыбнулась Нильсу, отслеживая каждый лицевой мускул, который могла контролировать, чтобы выглядеть естественно, а не сделать вымученную гримасу.

— Farvel! — сказала я.

Одно из того, что было вычитано в разговорнике, "до свиданья".

— Farvel, — ответил он, выглядя по-прежнему не в своей тарелке, и вышел наружу. Я слышала каждый его шаг на пути к машине. Слышала его сердцебиение, быстрое и нервное. Слышала, как открылась дверь его машины, закрылась, как завелся мотор.

Я не собиралась расслабляться до тех пор, пока не перестану слышать звук удаляющейся машины. Остальные тоже не расслаблялись, пока я была напряжена.

Как только я с облегчением вздохнула и приняла более нейтральную позу, Эдвард привлек меня к себе и крепко обнял.

— Белла, — воскликнул он. В его голосе слышалось восхищение моими действиями, как я себе и представляла.

Я оперлась на него и сделала успокоительный вдох, в котором не было и намека на запах еды.

— Я в порядке, — выдохнула я, в одинаковой степени себе и остальным, — я правда в порядке.

По дороге на Украину я никого не съела. Мы выехали рано, так что у меня было время насытиться кровью животных почти прямо перед церемонией. В то время как остальные проходили регистрацию в отеле, Эдвард взял напрокат машину и отвез меня посреди ночи в достаточно безлюдную лесистую местность. Пока я ждала его в машине, он убедился, что рядом не было ни единого человека, затем дал мне отмашку. Я съела двух лосей, одну рысь и дикого кабана. (Выяснилось, что кабан мне почему-то кажется вкуснее других животных. У него был такой же противный привкус, как и у остальных, но, если провести аналогию с человеческой пищей, этот привкус показался мне отдаленно похожим на йогурт или сметану, а не на гниль, как обычно.) К концу пиршества я чувствовала себя надутой и раздобревшей от избыточной крови — я не могла больше выпить ни капли.

В отеле повсюду пахло людьми, но мне не пришлось подходить к кому-нибудь слишком близко. Я сосредоточилась на ощущении прикосновения ладони Эдварда к моей, когда мы в предрассветные часы рука об руку возвращались в наши номера, и не сожрала ни ночного швейцара, ни кого-либо из наших соседей. Наполняющий комнату запах людей сделал воздух в ней сухим и вызывающим жажду, но ощущение было терпимым — как будто находишься в Долине Смерти посреди лета, но не в топке крематория. Неприятно, однако вынести можно, особенно при моей сытости.

Нам не нужно было спать или пользоваться уборной, поэтому мы всей семьей заехали в две смежные комнаты, а не в несколько отдельных. Комната для девочек — в ней вокруг меня хлопотали Элис, Эсме и Розали (в основном, Элис), и комната для мальчиков, в которой разместились все остальные.

Где-то около трех утра я услышала, как Эмметт и Джаспер упрашивают Эдварда провести мальчишник. Я нахмурилась, гадая, что они задумали, но потом просто пожала плечами. Не похоже, что Эдвард способен смотреть на кого-либо еще, кроме меня, даже если они по какой-то необъяснимой причине надумают нанять стриптизерш. Он целиком принадлежал мне. Подумав об этом, я тихо замурлыкала.

Элис, очевидно, была в курсе, что не стоит тащить меня в людное место на девичник, который был мне совсем не нужен, но она настаивала на том, чтобы завить мне волосы. Она подняла их и собрала на макушке в каскад элегантных локонов, и закрепила с помощью чуть ли не шести фунтов заколок. Нанести макияж было практически невозможно, так как если не сохранять лицо в абсолютной неподвижности, косметика на нем держаться не будет, от любого движения краска будет идти трещинами или осыпаться. Но можно было использовать тушь — ресницы, как и другие волосы, не были затронуты превращением, они просто росли медленнее. Элис умоляла меня позволить ей нанести немного туши. Я считала, что это будет выглядеть глупо — пытаться улучшить и так уже совершенное мое новое лицо, однако позволила ей это сделать. Может быть, накрашенные ресницы отвлекут от черных кругов под глазами. (Я никогда не чувствовала усталости — просто, как и у всех вампиров, глаза у меня выглядели так, будто я не спала всю ночь.)

После того, как она наконец была удовлетворена моими волосами и макияжем, Элис пригладила свои темные торчащие волосы. Затем она сделала прически Розали и Эсме, закручивая идеально заплетенные косы в узлы, закрепленные сзади на голове с помощью заколок из ее неистощимых запасов.

Эдвард и все остальные из их комнаты ушли первыми, поэтому после того, как он удалился на достаточное расстояние, чтобы мы вышли из радиуса действия его силы, я смогла надеть свое платье с минимальным риском, что глупые суеверия снова его обеспокоят.

Элис, в своем постоянном стремлении организовать что-нибудь стильное, позаботилась обо всех деталях. Мы должны были встретиться с человеком, который отвечал за церемонию заключения брака, в живописной пустынной степи, равно как и с фотографом — под открытым небом мне будет легче выносить близость людей. У меня был букет, так же как и у Элис, Розали и Эсме (в качестве девушек-подружек невесты. Ну, строго говоря, скорее уж тетушки-подружки, но такой термин вроде бы никто никогда не использовал). Элис и для них выбрала платья. Золотые — как цвет глаз, которого я надеялась добиться с помощью тщательного следования "вегетарианской" диете. На моих глазах снова были линзы карего цвета, чтобы не напугать священника.

Прохода, как в церкви, не было, но Элис откуда-то добыла большую ширму и установила ее прямо посреди поля. Эдвард и люди стояли в двадцати футах от нас, а остальные сгрудились за ширмой, чтобы выйти оттуда, когда придет время. Подружки невесты и жениха (ни Эдвард, ни я не назначали конкретных почетную подружку невесты или шафера) вышли первыми, попарно: Эсме и Карлайл, Розали и Эмметт, Элис и Джаспер. Я слышала, как щелкает камера у фотографа, который начал съемку.

Мой отец здесь не присутствовал, и я не хотела, чтобы Карлайл сопровождал меня к "алтарю". Поэтому я шла в одиночестве. Я была вся на нервах — "а-а-а-а-а, я выхожу замуж, что скажет Рене, когда об этом узнает?!" — но нервы — это не жажда. Я готова была испытывать что угодно — кроме жажды. Я глубоко вдохнула относительно свободный от человеческого запаха воздух. Ширма помогала экранировать их аромат. Я сделала большой шаг из-за ширмы и направилась к тому месту, где я выйду замуж.

Эдвард выглядел потрясающе. Он был таким ликующим, невероятно счастливым — такую улыбку у него на лице я видела лишь однажды, когда согласилась выйти за него замуж, — и вот я вижу ее снова, и больше в мире нет ничего, даже теплого сердцебиения фотографа и священника.

Мне с трудом удалось не сорваться на бег. Я шла к нему большими, но рассчитанными шагами, чувствуя, как лицо само расплывается в улыбке. Казалось, что проходят годы, но на самом деле в считанные секунды я оказалась на нужном месте, на той стороне, где веером выстроились подружки невесты. Эдвард взял меня за руки.

Служба велась на украинском языке. До этого я прочитала разговорник и запомнила все, что мне нужно было сказать, но слова священника — что бы там ни было вместо "Мы собрались здесь сегодня ..." — прошли мимо моих ушей, кроме случайных слов и наших имен. Если бы служба была на английском, ничего бы не поменялось — я смотрела только на Эдварда, думала только о нем, слушала его дыхание и сжимала его ладони своими. Священник не заслуживал моего внимания.

Когда меня спросили, я произнесла свои слова. Из-за них у меня закончился воздух. Я сделала вдох, стараясь сконцентрироваться на аромате Эдварда, а не людей. Ликование от моей неминуемой свадьбы изгнало из моих мыслей порыв кинуться в левую от меня сторону и впиться в яремную вену стоящего там человека.

Эдвард произнес свои слова с торжествующей выразительностью. Я подняла руку, когда пришло время, и он добавил обручальное кольцо к тому, которое он дал мне при помолвке: изящный обруч из золота, который также принадлежал его матери, тонкий и легкий, он почти не был виден под россыпью бриллиантов. Оно тоже подошло мне идеально.

Священник, которого я почти не замечала из-за нахлынувшей эйфории, произнес фразу, которая, как я уже знала, на украинском означала: "Вы можете поцеловать невесту".

Эдвард набросился на меня, будто рядом не было людей, которые увидят его невероятную скорость, как будто на нас вообще никто не смотрел, будто во всей вселенной были только мы вдвоем и время, которое настало для нашего поцелуя. Его старомодная сдержанность испарилась после заключения брака, и меня можно было безопасно целовать; а я ухватилась за него с такой силой, что чуть не проделала в нем дырки — но он не возражал, лишь обнял меня еще крепче...

...Эмметт. Ну конечно, как же Эмметту не присвистнуть. Эдвард и я оторвались друг от друга с низким рычанием, слишком тихим, чтобы его мог услышать священник. Человек смотрел на нас снисходительно, как будто ему совсем не впервой было видеть что-то подобное. Но он и понятия о таком не имел. Любой человек бы взорвался, если б мог чувствовать то же самое. Эдвард тоже выглядел так, будто вот-вот взорвется, настолько его распирало удовлетворение и чувство победы. Я и сама чуть не лопалась от распиравших меня чувств. Я любила его, будучи человеком, если, конечно, человеческая "любовь" заслуживает этого слова, но совсем не так. Ни одно сердце, у которого и так полно дел с перекачиванием крови, не справится с такой нагрузкой.

Я снова его поцеловала; я не могла устоять, а он даже не пытался.

В конце концов нам пришлось снова прерваться, и встать так, как велел фотограф. Мы сделали фотографии со всеми возможными сочетаниями. Я и Эдвард; я и все подружки невесты; Эдвард и все друзья жениха; я и Элис вместе с Эдвардом и без него (для тех, кому отправится только частично правдивая информация); все присутствующие на свадьбе; все остальные попарно.

Священник и фотограф приехали по отдельности, на собственных машинах. Они попрощались с нами и разъехались каждый в свою сторону. Фотограф обещал нам прислать все фотографии, как и было условлено, и в бумажном, и в цифровом виде. (Эдвард перевел мне их слова, нагнувшись, чтобы прошептать их мне на ухо, и не дождавшись окончания его фразы, я развернулась в его объятиях и снова его поцеловала.)

Когда они уехали, в обозримом пространстве больше не осталось ни одного человека. Я мягко вынула контактные линзы из глаз и бросила их на землю, затем снова повернулась к своему мужу.

— Потанцуй со мной, — прошептала я Эдварду, и тогда мы закружились по степи, полные изящества, безупречно следуя ритму, синхронно поворачиваясь, как фигурки на музыкальной шкатулке.

У нас с ним были две почти идеальных недели, пока не разразилась катастрофа.

* * *

Для нашего медового месяца Эсме одолжила нам частный остров у побережья Бразилии. Его подарил ей Карлайл, но большую часть времени остров пустовал. Небольшой самолет, который Эдвард арендовал, чтобы он доставил нас на Украину и обратно, нельзя было использовать для беспосадочного полета над Атлантическим океаном, а я не хотела провести ночной перелет в самолете, полном пассажиров-людей. Мы могли бы доплыть до него, но это заняло бы много времени.

Так что Эдвард купил себе билет на самолет, а я поехала в его багаже. Он нервничал по поводу нашего плана, ему казалось, что у меня должны были остаться негативные ассоциации, связанные с полетом в грузовом отсеке, но на самом деле, это были совершенно разные ситуации. Я была в гигантском чемодане, с книгами для чтения (я вполне хорошо могла читать в темноте), мне не нужны были ни еда, ни вода, ни сон, ни свежий воздух. Я была недостаточно мягкой, чтобы меня смутили вещи подо мной, или вес, давящий сверху, и у меня не было судорог из-за неудобной позы. Самое главное, что меня не держало в плену существо, сила которого во много раз превышает мою и которое увозило меня в Италию вне зависимости от моего желания.

Чемодан, разумеется, досматривали при каждой пересадке; конечно же, на меня реагировали все просвечивающие устройства — но мы заранее были к этому готовы. Я была абсолютно неподвижна, не дышала, глаза были закрыты, и вокруг запястья у меня была этикетка с надписью (на норвежском, английском и португальском): "Без названия: смешанная техника. 2004. Неизвестный скульптор". Я чувствовала на себе горячие, влажные руки, пока они нащупывали этикетку. Я слышала, как они снова застегивали чемодан. Однажды, когда мы были на пересадке в Штатах, я услышала смущенное бормотание о том, как же можно такую прекрасную статую перевозить без специальной упаковки, в обычном чемодане, в котором еще и набор каких-то учебников по разным языкам и коробка с контактными линзами. Я не думаю, что это любопытство зашло бы куда-нибудь далеко. Скорее всего, я была не самым странным перевозимым объектом даже в этом месяце.

Эдвард снял меня и остальные сумки с багажной дорожки в Рио-де-Жанейро, а я в чемодане надела контактные линзы. Я, наконец, выбралась наружу, когда Эдвард арендовал машину и загрузил остальные чемоданы в кузов; он освободил меня в тот же момент, как мы избавились от посторонних взглядов, и я расположилась в пассажирском кресле. Эдвард сразу же поцеловал меня, что было встречено с большим одобрением.

В конце концов мы вспомнили, что куда-то направлялись и поехали на пристань. Эдвард нашел место, где можно было спрятать машину на неопределенное время, мы взяли вещи и взошли на новую белую лодку, выделявшуюся среди других, более старых. Я не знала, как управлять ею, но наблюдая как ловко с этим управляется Эдвард, понемногу начала понимать, что, предположительно, он делает, выделяя его действия и реакцию лодки на них.

Дорога заняла менее часа. Солнце взошло, когда огни Рио уже почти нельзя было различить, так что никто не мог увидеть нас. Я предавалась праздности на борту, просто наблюдая как сияет моя кожа.

Остров Эсме показался в зоне видимости. Это был крошечный остров, с пляжем на одной стороне и раскачивающимися пальмами с другой. Наша лодка причалила к деревянному причалу, Эдвард привязал ее к нему. Он вытащил наши сумки на причал, а потом подхватил меня на руки.

— Это остров Эсме, а не наш, — отметила я, — тебе не нужно переносить меня через этот порог.

— Просто хочу быть последовательным, — галантно сказал Эдвард, перенеся мой вес на одну руку и подхватив чемоданы другой. Я пожала плечами и не стала возражать далее, пока он нес меня оставшуюся часть пути до дома на острове.

Это был большой светлый дом, весь из стекла и украшенный белыми коврами, что выдавало архитектурный вкус Эсме. Я представила, как Карлайл впервые привел сюда Эсме, подарив ей полуразрушенную игрушку и оснастив всем нужным оборудованием, которое она хотела. Эдвард сделал торжественный шаг через широко открытые входные двери.

— Вот мы и пришли, миссис Каллен, — сказал он, смакуя мое имя так, словно это был кусок пирога. Пирога, сделанного из крови, дополнила я мысль, заметив пошатнувшуюся аналогию. Он поставил чемоданы на пол.

— Ты собираешься поставить меня на ноги? — весело спросила я.

— Хммм, — сказал он в притворной задумчивости, — думаю, пока еще нет.

Я позволила ему внести меня в дом — он был довольно внушительным для этого маленького острова — и в большую белую комнату с большой белой кроватью. Все было залито солнечным светом через стеклянную западную стену.

Я усмехнулась Эдварду, подняв бровь, и прикоснулась левой рукой к его, чтобы кольца сверкнули.

* * *

Среди улучшенных вампирских чувств есть и осязание.

* * *

В конце концов, несколько дней спустя, нам пришлось прерваться на охоту. Ладно, мне пришлось — постоянная жажда новорожденной работала против меня, Эдвард вполне мог бы обойтись без крови еще неделю. Он предложил сплавать на материк, но я не хотела дополнительных рисков пребывания рядом с людьми, если без них можно было обойтись, даже при всех его заверениях, что для своего возраста у меня прекрасный самоконтроль. Вместо этого мы охотились под водой. Я выпила большую часть косатки, обнаружив, что крови у нее слишком много, чтобы выпить все за один присест; Эдвард допил ее и потом еще поймал небольшую китовую акулу. Охотиться под водой было интересно, а кит был даже вкуснее, чем дикий медведь (насколько вообще могут быть вкусны животные). Когда я упомянула об этом, Эдвард заверил меня, что китов, вероятно, можно найти и близ Норвегии — у них широкий ареал обитания.

А потом мы вернулись на остров.

Нам не нужно было дышать и отдыхать, мы нечасто нуждались в еде.

Быть вампиром было очень... очень... мило.

Эдвард заверил меня, что Эсме не будет волноваться, если что-то из ее мебели понадобится заменить. Мы договорились, что будем находиться снаружи, плавая в теплой воде, пока команды уборщиков соберут остатки перьевых подушек и щепки от кровати.

Спустя двенадцать дней по прибытии на остров произошло несколько событий.

* * *

Сначала зазвонил мой телефон. Элис приобрела его мне, когда мы остановились в Норвегии сразу после свадьбы, и обещала держать моих родителей подальше от него столько, сколько сможет. Я сказала, что если они начнут по-настоящему паниковать, то она должна дать им номер. И теперь он звонил. Я зарычала, но тут же прервалась, чтобы ответить.

— Алло?

— Здравствуйте! Скажите пожалуйста, я могу поговорить с Беллой? — пробурчал Чарли.

Ну конечно. Мой голос звучал иначе. Как я не подумала об этом? Я попыталась изменить тональность и силу голоса, пытаясь вспомнить как он звучал до того как стал похожим за перезвон колокольчиков.

— Это я, папа.

— ИЗАБЕЛЛА МАРИ СВОН! — заорал Чарли, вероятно, приняв фальшивый голос за мой собственный.

— Изабелла Мари Свон-Каллен, — поправила я его, — предполагалось, что Элис тебе скажет.

Как я бы себя ощущала, если бы была той, кого представляет себе Чарли? Пристыженной, полагаю, но, как Рене, с энтузиазмом идущей по новому пути — хотя Чарли мог бы никогда так и не узнать, насколько постоянно это изменение.

— Я не захотел разговаривать с Элис, — прокричал Чарли. — Я хочу говорить с тобой! Ты... ты... ты сбежала с женихом! Тебе всего семнадцать лет!

— Ага, нам пришлось пожениться на Украине из-за этого. Пап, я знала, что ты никогда не одобришь этого, но мы так счастливы, пожалуйста, прости меня, — умоляла я, — я так счастлива.

Чарли в течение нескольких минут неразборчиво ворчал в трубку, я слышала как он формулирует другой протест. Наконец он сказал:

— Твоя мама даже не знакома с Эдвардом.

— Мы постараемся найти возможность навестить ее вскоре, — пообещала я. Если я займусь этим зимой, куплю ей билеты в Норвегию и сломаю обогреватель в доме, возможно у меня будет оправдание укутаться достаточно плотно, чтобы мои изменения были не так заметны. Тогда Рене будет холодно, но она ничего не узнает сверх меры — возможно. Или, возможно, Элис увидит ее понимающей, принимающей, проходящей обращение...

Чарли опять начал свой напор:

— Это поразительно, ты же знаешь как Рене относится к раннему браку, но она утверждала, что ты "старомодна" и знаешь как лучше. Я ожидал, что она знает об этом, но она, похоже, ждет, что ты ей позвонишь. Но я хочу знать, когда ты приедешь домой.

— У меня середина медового месяца, пап, — ответила я, — и еще остаток тура по Европе. Он уже расписан.

— А после этого что? — настаивал он.

— Правда не знаю, пап, — признала я, — думаю, я могла бы пойти пораньше в колледж вместе с Эдвардом.

— Ох, Беллз, — взволнованно вздохнул Чарли.

— Ты справишься без меня, — ободряюще сказала я, — справлялся же раньше.

— Я уже скучаю по тебе, — ответил он.

— Я тоже скучаю по тебе, пап, — у меня сдавило горло, хотя я не могла плакать, — я люблю тебя.

— И я тебя, Беллз, — вздохнул он, — отдыхай в этом своем… медовом месяце.

— Обязательно, — пообещала я.

— Я люблю тебя, — повторил он и повесил трубку.

Эдвард обнял меня, когда я отложила сотовый. Я вздохнула.

— Предполагаю, что вы уже испробовали все возможные способы грима и не нашли того, который придал бы мне человеческий вид, — сказала я.

— Нет, если нужно двигаться, — с сожалением ответил он, — все, что держится, начинает трескаться. А то, что не трескается — не держится.

— А как насчет тонкого слоя глины или чего-нибудь...

Эдвард покачал головой:

— Ненатурально реагирует при движении. Можно было бы закутаться в ткань, но вряд ли кто из твоих знакомых поверит, что ты внезапно пристрастилась к парандже.

Я зарычала, и Эдвард начал успокаивающе меня гладить. Спустя несколько минут я позволила этому способу отвлечения захватить меня, и мы вернулись к тому, на чем нас прервали.

* * *

Через секунду мой новый мобильный снова зазвонил.

Из моего горла вырвался невразумительный рык, я села и схватила телефон.

— Алло, — как обычно музыкально сказала я.

— Белла, — прошептал нервный женский голос. Знакомый, но не настолько, чтобы сразу вспомнить кто это — у меня были только человеческие воспоминания о ней — кто она? Я задумалась, кому бы Элис разрешила позвонить мне, и кто может так звучать...

— Джанна? — недоверчиво спросила я. — В чем дело?

— Белла, мне жаль, что приходится просить, я ненавижу это делать, но не могла бы ты прислать кого-либо в Италию? — тихим шепотом спросила Джанна.

— Но… я не понимаю… зачем?

— Думаю, они собираются убить меня, Белла, — прошептала она. А потом внезапно пропала, оставив только статические помехи.

Я посмотрела на Эдварда.

— Ты слышал? — тихо спросила я его. Он кивнул с мрачным видом.

— Не думаю, что мы можем ее спасти, Белла, — сказал он мне, — ее дни в любом случае были сочтены. Я считал, что она задержится у них подольше, возможно до следующего года, но они никогда не планировали держать ее рядом с собой всегда, как она надеялась.

Он верно предположил, что в текущих обстоятельствах я не буду против узнать мысли Джанны в надежде выяснить нечто, что может помочь — даже если он не слишком уверен в возможности.

— Я должна попробовать, — сказала я ему. У Джанны должно было быть несколько важных контактов вне Вольтури. Она знала, что я стала вампиром, но не знала, что я могу, в отличие от прочих новорожденных, контролировать себя, что вряд ли съем ее. Если бы она могла добраться до кого-то еще, конечно она бы сделала так. Но похоже, она ожидала, что я пошлю кого-то из семьи. И при этом сделала звонок через Элис. Что происходит?

Я решила позвонить Элис.

Раздался звонок от Элис, я взяла трубку.

— Привет, Белла, — сказала она, — Джанна звонила?

— Да, — ответила я, — считает, что Вольтури собираются ее убить, я не знаю, как помочь...

— Тебе сейчас позвонят еще раз, — сказала Элис, — Аро послал тебе письмо сюда, в Норвегию, и подарок. Я не думала, что будет хорошей идеей затягивать с ответом ему, так что позвонила и рассказала, как с тобой связаться. Они хотят личной встречи с тобой. Собирались приехать сюда, но я сказала, что ты прибудешь к ним. Я вижу много исходов, где Джанна жива, так что у тебя есть возможность вытащить ее, — пообещала она, — но… прямо сейчас что-то мешает мне увидеть каким образом. Вольтури знают о моей способности, так что могут целенаправленно блокировать меня, сомневаясь, так что точно не могу сказать. Тебе нужно в одиночку поехать туда, — продолжила она, — все будет в порядке, если ты полетишь обычным рейсом, только сначала насыться по полной и включай вентилятор, если хочешь подышать.

— Почему я должна ехать одна? — не то, чтобы мне нравилась идея тащить туда Эдварда, читаемого и полного воспоминаний о медовом месяце...

Элис ответила:

— Я не знаю. Но в любом будущем с живой Джанной, ты едешь одна, насколько я вижу, — голос ее звучал сдавленно, словно у нее голова раскалывалась, — возможно, ты подумаешь о чем-то, о чем не подумала бы, будь рядом Эдвард? Я могу только предполагать.

— Ладно, — вздохнула я, поверив ей на слово.

— Сейчас тебе позвонит Сантьяго, — внезапно сказала Элис и повесила трубку.

* * *

Телефон снова зазвонил, уже в третий раз. Голос Сантьяго было легче распознать, будучи заранее предупрежденной.

— Алло, — формальным тоном произнесла она.

— Привет, Сантьяго, — ответила я, с трудом услышав небольшой шум удивления, когда она заметила мой новый звонкий музыкальный голос. Скрываться от нее не было смысла — наоборот, нужно было это подчеркнуть.

— Чем могу помочь? — спросила я, ускоряя события и давая понять, что я уже вампир.

— Аро желает, чтобы ты оказала ему честь, появившись у нас, как только сможешь, — ответила она, — он сожалеет, что приходится прерывать вас, но с нетерпением ждет встречи с тобой в твоей новой жизни.

— Уже начала собираться, — сказала я, наблюдая как Эдвард с хмурым видом складывает вещи в чемоданы, — буду примерно через день.

— Мы осведомлены, что ты новорожденная, и напоминаем, что в Вольтерре охота запрещена, — добавила она.

— Нет необходимости волноваться об этом, — сказала я, дав ей возможность прийти к собственным выводам, предположительно, что я приеду с эскортом из Калленов.

— Очень хорошо, — ответила она, — увидимся.

И положила трубку.

— Иди поешь, — прошептал Эдвард, — я закончу со сборами.

Я поймала его руки, находящиеся в вихре активности, и поцеловала их.

— Со мной все будет хорошо, — пообещала я.

Он с тревогой в глазах посмотрел на меня, а потом высвободил руки, чтобы взять мое лицо и поцеловать. Через минуту я с сожалением прервала поцелуй и отправилась на охоту.

* * *

Элис заказала для меня все необходимое для путешествия; я прибыла в аэропорт Рио и обнаружила, что для меня забронирован билет на рейс в Италию. Эдвард расстался со мной крайне неохотно. Дышала я только в те моменты, когда нужно было говорить с персоналом. (Путешествие на берег и дорогу до аэропорта я провела за изучением португальского и итальянского, продвинувшись в достаточной мере для полета. Неожиданно полезным оказались обрывки знания испанского еще со школы.)

Мне пришлось зайти в туалет аэропорта, чтобы сменить контактные линзы. Полет я провела за чтением грамматических примеров, по большей части итальянских; у меня была широкая выборка, и я проговаривала их на сверхскорости шепотом про себя. По прибытии в Рим я не владела языком свободно, но уже могла при необходимости объясняться.

В моей сумке, кроме наборов линз и книг, была немалая сумма денег, сияющая черная кредитка на мое имя, поддельный американский паспорт и водительские права для нескольких стран с фотографией моей новой внешности, а также некоторые другие необходимые вещи. Я купила на одной из пересадок бутылку воды, хотя выпила достаточно крови косатки, которую случайно нашла, к тому же мне пришлось вдохнуть только несколько раз за все путешествие в близости от людей.

Была почти полночь, когда я прибыла в Италию. Я арендовала машину в аэропорту, пролистав карту и показав служащим, куда хочу доехать, и выехала в Вольтерру.

Найти место для парковки было трудно, но в конце концов я оставила машину в гараже с завышенной ценой, закатив глаза и помахав рукой с обручальным кольцом перед глазами администратора, который неуклюже пытался со мной флиртовать. Я поняла только две трети из того, что он говорил, но его взгляд был достаточно красноречив.

Я смутно помнила путь, которым Джеймс вел меня к вратам Вольтури. Но тогда было светло и я была человеком. Побродила по пустынным улицам в попытках найти знакомое место. После получаса таких блужданий, я начала принюхиваться к воздуху, пытаясь уловить запах вампиров и при этом не увлечься человеческим. Буквально через минуту я ощутила отголосок характерного холодного и сладкого аромата. Неумело я последовала за ним, пока не нашла ту же дыру, в которую со мной прыгал Джеймс. Я вытащила линзы из глаз, что тут же дало мне возможность видеть в темноте куда лучше.

Я спрыгнула в туннель и последовала по нему до ворот, через дверь и в холл. У лифта стоял только один страж, незнакомый мне — будучи человеком я видела его только мельком.

— Я Белла Каллен, — представилась я.

— Иди за мной, — ответил он. Я вошла в лифт, пытаясь скрыть свое опасение. Если он и заметил это, то никак не прокомментировал.

Как только двери лифта открылись, я тут же поняла, что Джанна здесь. Спустя секунду я заметила ее, и, как только она увидела меня, на ее лице проступил чистый ужас. Она закрыла глаза.

— Джанна, это я, Белла, — сказала я, на мгновение растерявшись. Но тут же поняла, что она точно знает, что это я — и знает, что я новорожденная.

Она открыла один зеленый глаз, все еще трепеща в ужасе.

— Я не собираюсь навредить тебе, — уверила я ее, — все в порядке.

Джанна выдохнула. Я стиснула зубы немного, но моя жажда не была очень уж сильной, и я использовала все мои приемы против желания пить людей. Джанна была, если уж на то пошло, менее притягательной нежели средний случайный незнакомец, ведь у меня были причины не есть ее.

Охранник Вольтури выглядел сконфуженно. Я задумалась, не в этом ли был их план по убийству Джанны — привести новорожденного к ней, дать мне разорвать ее на кусочки, потеряв контроль, назвать это преступлением и использовать как рычаг для… чего-либо? Но охранник быстро пришел в себя и повел меня дальше. Я послала Джанне ободряющий, надеюсь, взгляд. Она, сбитая с толку, наклонила голову и смотрела мне вслед.

* * *

Стража провела меня через лабиринт куда быстрее, чем когда я была человеком, да и сами переплетения коридоров и лестниц казались менее сложными, чем когда я была человеком. Без промедления мы оказались в круглом зале, который я уже видела.

Аро, так же как и Марк, Кай и несколько других вампиров, был уже там. Я осмотрелась, запоминая лица на будущее. Узнала Сантьяго, Джейн и Алека, а также еще трех вампиров, имен которых не знала. Также было еще двое, которых я прежде не видела.

— Добрый день, — произнесла я, делая реверанс в сторону Аро: не было причины выказывать высокомерие. Вероятно, в течение разговора у меня еще будет необходимость спровоцировать его, так или иначе, но пока я хотела сохранить свободу действий.

— Моя дорогая Белла, — сказал Аро, с едва уловимой неопределенностью в голосе. Он смотрел мне в глаза; я могла представить, как он думает, что, да, это глаза новорожденной, но где же безумная жажда крови? — Я удивлен, что ты приехала одна...

У меня было хорошее объяснение, к тому же разве Элис не говорила, что это будет хорошей идеей? Не совсем...

— Вы же хотели встретиться именно со мной, не так ли?, — невинно спросила я. — Мой ковен не крутится исключительно вокруг меня.

— Конечно, — согласился Аро, — изначально я планировал навестить тебя в твоем новом доме...

— Рада, что сэкономила ваши усилия на путешествие.

— Хм. По большей части я надеялся убедиться, что ты обращена, согласно закону. Вижу, что это так. Бессмертие, похоже, тебе к лицу, — он осмотрел меня сверху донизу, с восхищением или чем-то подобным во взгляде.

— Да, все прошло, как я и говорила ранее, — уверила я его, — никто из людей не заподозрил ничего странного в моем исчезновении, и я собираюсь приложить все усилия, чтобы это так и осталось.

— Приятно слышать, — Аро выдержал паузу. — Я впечатлен, что ты не тронула Джанну.

— Я сыта, — по большей части честно ответила я, ведь недавно я выпила целого кита в одиночку, готовясь к путешествию среди множества людей, и пусть уже не ощущала себя так, словно из меня польется кровь косатки, если сделать дырку, особо жажда пока не ощущалась.

— И вообще, ты кажешься весьма… необычной… новорожденной, — продолжил он.

— Мой разум защищен, — напомнила я. Не думаю, что это настоящая причина моего контроля, но этот момент он уже знал, и это вполне правдоподобно укладывалось в данную версию, если не иметь иной информации.

— Верно. Это по-прежнему так? — осведомился он. — Даже от твоего партнера?

— Да.

— А от меня? — спросил он, протягивая руку.

Я без промедления подала ему правую руку, которая была без кольца. С улучшенными чувствами я могла ощущать, что его кожа отличается от других вампиров. Она не была такой гладкой, думаю, я могла чувствовать нечто вроде пор — которых у меня не было. Я задумалась, держался ли бы грим на его коже.

Аро опустил свою руку с некоторым разочарованием на лице:

— Как любопытно. Ты заметила какое-либо изменение в своей силе с момента обращения, если не считать твоей необычной ясности ума?

— Нет, — ответила я. Разумеется, я же постоянно отвлекалась, имея теперь множество новых способностей, которые попробовать было куда проще.

— Хм. Что ж… возможно ты захочешь присоединиться к нашей страже, дорогая Белла?

Как извернуться, чтобы не нажить себе неприятностей?..

— Не думаю, что мой партнер хотел бы этого, а я должна быть с ним, — сказала я.

Это было весьма правдоподобно. Вампиры никогда не расходятся, Эдвард не заинтересован в присоединении к Вольтури. Если и есть какая-то причина отказать им, то это "моему партнеру это не понравится". И без самого Эдварда здесь, Аро придется поверить мне на слово, даже если бы Эдвард отреагировал бы иначе (возможно в ответ на чьи-то мысли).

— Думаю, ты права, — вздохнул Аро. — Хорошо, в таком случае у меня нет причин задерживать тебя... Я предполагал, что Джанна будет подарком тебе, — добавил он, подняв бровь, — уверена, что не хочешь выпить ее перед уходом? Это действительно непостижимо, почему ваш ковен отказался от нашей естественной пищи...

Я быстро размышляла — чего он пытался добиться с этим "подарком"? Чего он от меня ожидал?

— О, а можно все же ее мне? — невинно и радостно, подобно ребенку, спросила я. Было легче притворяться, будучи вампиром; все, что мне нужно было сделать — угадать с нужными мне эмоциями, дав им расцвести на плодородной почве моего легко отвлекающегося сознания.

Лицо Аро растянулось в улыбке:

— Конечно, дитя.

Бинго.

— Я так рада. Мне хотелось бы забрать ее с собой, — сказала я.

Его улыбка дрогнула.

— Забрать с собой?

Я позволила глазам широко распахнуться:

— Я не собираюсь есть ее. Моего партнера бы это разочаровало.

Вероятно, это не было на самом деле правдой, но, по крайней мере, он должен был бы разочароваться, если бы я так сделала.

— Но тогда что ты хочешь с ней делать? Я опасаюсь, что ты можешь просто… отпустить ее, — сказал Аро, неопределенно помахав рукой, — а она слишком много знает.

— Ох, нет, совсем не так! — ответила я, — Я заберу ее к себе домой, разумеется.

— Надеешься обратить ее? — предположил Аро. — И присоединить к своему ковену?

Был какой-то оттенок в его голосе, едва заметный, который можно было даже списать на работу воображения. Но я предположила, что верным ответом не должно быть нечто, что можно было бы интерпретировать как "да, я ищу возможности расширить влияние моего ковена, при том, что мы уже самый большой ковен в мире, если не считать ваш, и даже не учитывая наших друзей из Денали, исповедуем противоположные вашим ценности, забрав вашу секретаршу и обратив ее, в то время как вы хотели ее убить". Мне нужен был какой-то специфичный мотив для Джанны, нечто, что могла сделать только она...

— Она мне нужна, чтобы выносить моих детей, — сказала я ему.

* * *

— Прошу прощения? — спросил Аро после четырех секунд молчания. Мне удалось удивить его.

— До моего обращения меня неоднократно предупреждали на эту тему, поэтому одна из моих сестер извлекла несколько моих яйцеклеток, — объяснила я. Разумеется мне не хотелось обсуждать нечто столь личное в комнате, полной Вольтури, но Аро уже знал об этом; он читал Эдварда уже после моей операции. — Я в конце концов захочу использовать их, хотя бы одну. Можно было бы нанять незнакомку, чтобы выносить ребенка, но я не смогу хорошо следить за ней, поскольку это трудно сделать не находясь в близком контакте с человеком. Поэтому в данном случае Джанна — идеальный выбор. Вы уже сделали для нее исключение в плане знаний о существовании вампиров, так что нет необходимости поддерживать рядом с ней режим секретности. Я могу держать ее дома и знать, что для нее осуществляется весь необходимый уход.

— Я… понимаю, — моя ситуация, с возможностью иметь детей, вероятно была неслыханной для других вампиров. Не было прецедентов или оснований для запрета так делать. В конце концов это, конечно, означало, что вампиров станет больше — я не смогла бы изобразить достоверно заявление, что планирую иметь детей и при этом позволить им умереть. Но такой метод действий был растянут по времени и потому был менее тревожным, нежели немедленное обращение Джанны, если я все сумела подать правильно. И при этом Аро уже недвусмысленно предложил мне ее. Я с самой невинной улыбкой, которую смогла изобразить, не моргая ждала ответа.

Марк скользнул к Аро, и они на мгновение соприкоснулись руками. Аро глянул на Кая, который выглядел так, словно съел бы любого несогласного с ним. Поскольку меня нельзя было исключить из разговора при помощи способности Алека, Кай ничего не сказал вслух, а только подошел к Аро и тоже передал ему своим мысли через касание. Я ждала, пока Аро все обдумает. Его глаза были закрыты, а лицо — спокойно и нейтрально.

— Моя дорогая, — сказал Аро через полминуты, практически с отеческой улыбкой, — я сказал, что Джанна твоя, и это так. Если ты хочешь использовать ее по-своему, я не буду запрещать этого.

Словно я была четырехлетним ребенком, которому подарили игрушку, а я вместо этого играюсь с упаковкой из-под нее. Надеюсь, Джанна не возненавидит мой план и будет согласна на что угодно, чтобы успокоить Вольтури...

— Благодарю вас, — сказала я, снова поклонившись.

— Нам придется послать к тебе проверяющих, через год-другой, убедиться, что ты удовлетворена моим подарком, конечно же, — продолжил Аро. — Я был бы весьма разочарован обнаружить, что мой подарок не понравился тебе. То же самое насчет объектов, что я послал тебе письмом. Надеюсь, они тебе понравятся.

Как… мило. Крайний срок для моего воспроизводства. Я сумела избежать скрещивания пальцев в надежде на то, что Джанна — и Эдвард — сумеют принять эту ситуацию. Заодно я отодвинула на потом мысли о том, насколько это нужно мне самой. Иного безопасного пути не было.

— Я еще не видела их, но уверена, что ваш вкус безупречен, — дипломатично ответила я, — и что я всегда буду хранить их.

— Я сильно надеюсь на это, хотя ты сама по себе сокровище, затмевающее все, что я мог бы предложить.

Как долго мы еще будем продолжать этот нелепый обмен любезностями? Скажи уже мне забирать Джанну и уходить...

— Вы слишком добры, — вывернулась я.

— Это не так, милое дитя. Раз уж ты здесь, есть ли что-то, чего бы тебе еще хотелось?

— Не хотелось бы вас чем-то обременять. Рада, что смогла убедить вас в моем следовании нашему закону, — это должно показать, что я рассматриваю закон как свой собственный. Я быстро обнаружила, что одно из наиболее удобных применений совершенной памяти — способность поддерживать собственную легенду.

— Хорошо, тогда я больше тебя не задерживаю, можешь возвращаться к своему избраннику и ковену, — радушно сказал Аро. — Солнце взойдет через несколько часов. Не хочу задерживать тебя так долго, иначе тебе придется пережидать здесь еще день.

— Благодарю вас, — сказала я, с еще одним поклоном, — до встречи.

— До встречи, — согласно кивнул Аро.

* * *

Обратно я пошла тем же путем без провожатых, хотя Сантьяго следовала за мной, предположительно наблюдая за моим поведением и заодно возвращаясь на свой пост.

Джанна все еще была за своим столом. Она огляделась, когда я направилась к ней; Сантьяго прошла за мной к лифту, не оглядываясь.

— И снова привет, — сказала я, стараясь звучать безобидно.

— П-привет, Белла, — ответила она робко.

— Все в порядке, я не собираюсь причинять тебе вред. Я хочу забрать тебя с собой, ладно? Все будет хорошо, — пообещала я.

Она уставилась в мои красные глаза.

— Тебе станет легче, если я надену контактные линзы? — спросила я, подняв бровь. — Я не буду есть тебя.

— Куда мы поедем? — тихо спросила она.

— В Норвегию, моя семья там. Мы не едим людей, — обнадежила я ее. — Давай, уверена, что Элис заказала нам билеты, не хочу пропустить самолет. Тебе много вещей нужно собрать?

— Не слишком… Паспорт, одежду, — обеспокоилась Джанна, однако не поднялась с места.

— Мне помочь тебе собраться? — подтолкнула я.

— Они не собираются убить меня? — по-прежнему тихо спросила она.

Я моргнула.

— Ну… Аро дал тебя мне в качестве "подарка". Считаю, он думал, что я убью тебя еще до этого, но не вышло. Я и не собираюсь. И моя семья тоже. Мы сделаем все возможное, чтобы ты была в безопасности. Пожалуйста, иди собираться. Давай, я бы не отправила тебя собираться, если бы хотела только съесть тебя, не так ли?

Независимо от того, приняла ли она эту логику, или просто включились привычки, Джанна сумела встать и выйти на ватных ногах из комнаты. Я ждала, не видя причины следовать за ней, чтобы не напугать.

На сборы у Джанны ушло около восемнадцати минут. Она вернулась с небольшим чемоданом — либо у нее было не так много вещей, либо она хотела быстрей убежать и бросила все остальное.

— Готова? — спросила я ее, когда она вошла в комнату.

Джанна безмолвно кивнула.

— Есть путь наружу быстрее, чем этот? — я указала на лифт.

Она кивнула и провела меня через запертые двери (к которым у нее был ключи и которые она запирала за собой) в незнакомую мне часть здания. Все выглядело как часть художественного или исторического музея, вплоть до веревочных ограждений и информационной доски, но, так как Джанна похоже торопилась, я не стала акцентироваться на этой странности. Мы прошли через темный пустынный музей за пару секунд и оказались на улицах Вольтерры.

Я немного покрутилась, и уже через секунду, сориентировавшись, поняла, где мы находимся относительно моей машины. Вставив новую пару линз, я повела Джанну туда.

Она безмолвно следовала за мной; я могла слышать, что ее сердце бьется слишком быстро и задумалась, в порядке ли она. Но я не знала, как спросить о ее самочувствии так, чтобы не напугать еще больше, и, по крайней мере, она была в состоянии идти за мной. Я привела ее к арендованной машине, и мы выехали в аэропорт.

Как я и ожидала, Элис забронировала нам обеим билеты, и скоро мы уже были на пути в Норвегию.

— Ты в порядке? — спросила я Джанну, как только самолет взлетел. Я понизила голос, чтобы даже ближайшие наши соседи ничего не услышали.

— Я в порядке, — пискнула она, хотя в ее голосе слышалось совершенно противоположное.

— Джанна, ты вне опасности, — напомнила я. Затем добавила: — Полет на самолете — самый безопасный вид путешествий.

Она сдавленно хихикнула. Звук был больше похож на рыдание.

— Неужели ты думаешь, что они позволят мне жить — после своего решения убить меня? — спросила она хриплым шепотом.

— Это зависит от причины, по которой они решили тебя убить, — сказала я. — Возможно, они что-то имеют против меня, и поэтому хотели меня подставить: я бы тебя съела, они бы оскорбились и смогли бы предъявить мне конкретное обвинение.

— Может быть, — пробормотала Джанна.

— Как ты узнала, что они хотят тебя убить? — спросила я.

— Я слышала больше, чем они думают. Не всё, но... Я слышала, как Челси и Сантьяго говорили...

— Кто такая Челси? И не забывай говорить очень тихо. Я тебя все равно прекрасно слышу.

— Одна из телохранителей. Она... ее сила немного похожа на способности Марка. Она видит отношения между людьми и может ослабить или укрепить их. Вольтури используют ее, чтобы сплотить свою стражу и сеять вражду в неугодных им ковенах. Я слышала, как Сантьяго просила ее... сломать одну из связей между ею и мной. Я даже не знала, что между нами было что-то такое, что заслуживало бы упоминания. Среди них у меня не было друзей. Хотя Сантьяго, думаю, была со мной немного добрее остальных. Но единственной причиной, по которой она могла бы попросить разорвать между нами все связи, могло быть только то, что я должна была умереть, а она не хотела, чтобы ее это волновало.

— А ты слышала, что ответила Челси? — спросила я.

Джанна помотала головой.

— Она говорила слишком тихо. Но я пошла на обед и позвонила вам. Элис, из вашего ковена, выслушала меня. Я не думаю, что они знают о моем звонке или что я слышала слова Сантьяго.

— Может быть и нет, — я задумалась. — Хм... есть одно условие, с помощью которого мне удалось тебя вызволить, и ты должна о нем знать.

Джанна застыла в своем кресле.

— Какое? — спросила она слабым голосом.

— Мне нужно было объяснить, почему я хочу забрать тебя с собой, нужно было придумать для тебя какое-то дело. Аро сказал, что я не могу просто тебя отпустить, потому что ты слишком много знаешь. Я не собиралась тебя съесть, и вариантов у меня было немного.

Мне нужен был еще один глубокий вдох, но запахи людей уже почти перестали меня беспокоить. На всякий случай я отхлебнула еще воды — перелет обещал быть долгим.

— Я, э-э, сказала ему, что использую тебя как суррогатную мать для моего ребенка. Или детей.

Она потрясенно уставилась на меня. Это была вполне разумная реакция.

— Моя сестра извлекла из меня некоторое количество яйцеклеток до моего обращения, — пояснила я. — Я не планировала использовать их в ближайшее время. На самом деле, я вообще пока не планировала их использовать, я просто запаслась ими на тот случай, если они мне все-таки понадобятся. Но они правда существуют, и я могла об этом сказать, чтобы объяснить, почему мне нужен был живой человек, осведомленный о нашем существовании. Но Аро сказал, что собирается через годик-другой проверить, "довольна ли я своим подарком". Это означает, что, если только моя идея совсем тебя не шокирует, и если мой муж будет не против, или мы не придумаем, как выкрутиться по-другому...

— Нет, всё нормально, — сказала Джанна. — Я тебе помогу.

Я не ожидала такого быстрого согласия.

— Могу ли я попросить тебя об одолжении? — спросила она осторожно после небольшой паузы.

Ах.

— Что такое?

— ...для начала, знаешь ли ты, почему я оказалась у Вольтури? — спросила она.

— Ты не захотела мне сказать, — напомнила я ей, и она вздрогнула. Я начинала думать, что ее очень тщательно обучили подчиняться вампирам, и то, что я знала ее, когда была человеком, и что она когда-то увиливала от ответа передо мной, вызывало у нее разрыв шаблона. — Если сейчас ты готова мне рассказать, то я хотела бы послушать.

Джанна опустила голову.

— То, что я сказала тебе — правда. В Вольтерре ходит много сказок о вампирах, — она приостановилась. — Я верила в них... и мой брат — тоже. Иларио. Он верил в них больше, чем я. Он хотел быть одним из них. Он искал их, но не находил, а потом заболел. Он был при смерти. Врачи сказали, что ничего нельзя сделать, но брат сказал мне, что надежда есть — и я это сделала — я нашла Вольтури, и как только я поняла, кто они такие, я осознала и то, что они никогда ему не помогут, но я думала, что, возможно, они все-таки...

Она начала плакать на середине своего монолога. Остальное я могла бы рассказать и сама. Если Вольтури "оставили" ее у себя, она могла бы обратить своего брата — или хотя бы попытаться. Джанна, вероятно, не знает, что яд можно ввести через шприц, и я не думаю, что даже мне удалось бы направить яд из клыков в кровь и не сожрать при этом человека, жизнь которого я хотела бы спасти.

Я хотела предложить Джанне салфетку, но у меня ее не было; она всхлипывала где-то с минуту, а затем взяла себя в руки.

— Джанна, — спросила я, — Вольтури знали об Иларио?

— Аро прочел меня, — сказала она тихо.

Ну, тогда...

Подожди-ка. Разве это обязательно означает, что они знали об её брате? Аро мог поглотить воспоминания всей жизни одним касанием. Но вампиры обладают совершенной памятью — ни больше, ни меньше. Мог ли он настолько же быстро обрабатывать полученные воспоминания? Я потратила многие часы, чтобы просто перечитать свои собственные заметки и встроить их в свои воспоминания. Такого рода работа не делается за секунду. Смог бы он выделить пару дней на анализ воспоминаний Джанны? Даже если ее несовершенная память не сохранила многих воспоминаний, и они были для него недоступны, весь оставшийся объем данных был намного больше, чем мои записи и туманная, заблокированная человеческая память. Я была почти уверена, что он не будет возиться с ее памятью дольше, чем он будет просматривать более сложные, гораздо лучше сохранившиеся и намного более длинные истории жизни вампиров.

Это должно приводить к существенным ограничениям. Я должна была проверить свою догадку с помощью Эдварда или Карлайла, чтобы подтвердить или опровергнуть ее. У Аро просто мог быть астрономически большой объем памяти, несравнимо больший, чем у любого другого вампира. Возможно, он мог в один короткий миг поглотить сотни лет бессонной жизни, где каждая минута была заполнена важной информацией и мыслями. И мог это делать без переполнения, как, например, от воздействия силы Алека, которая отключает сознание от собственных ощущений, перегружая его внешними впечатлениями.

Но, возможно, он мог найти только те воспоминания, которые искал — причем искал специально, и знал, куда смотреть. Либо он должен был заранее знать, какие воспоминания ему нужны — еще до прикосновения к человеку — чтобы сразу же уловить их при просмотре, либо он поглощал всю память без остатка и затем просматривал ее на досуге. Первый вариант для нас был более безопасным, потому что означал, что Аро нужно будет снова прикоснуться к объекту, чтобы получить свежие данные, которые он еще не получил. Но даже последний вариант значительно отличался от того, что он просто "знал все, что знала его жертва".

Эдвард мог об этом и не знать. У него (и у Элис с Джаспером), несмотря на их дополнительные способности, по сравнению с обычными вампирами не было никакого дополнительного хранилища в памяти. Если Эдвард слушал Аро, когда тот забирал себе чьи-то мысли, скорее всего, они звучали расплывчато из-за сильного сжатия — он мог получить пару изображений, мог, вероятно, выделить интересующие его моменты, но вряд ли он сможет подсказать мне, какой из вариантов правильный, если только Аро в его присутствии не начнет размышлять об ограничениях своего дара.

Это вряд ли значило, что Аро не узнал об Иларио. Если он прочитал Джанну, наиболее очевидной причиной этого действия было выяснить, почему она искала Вольтури и можно ли ей доверять. Ее брат имел явное отношение к делу, к тем мыслям, которые стоило искать Аро.

Но это значило, что можно не беспокоится о том, что он будет просматривать особенности наших личных отношений с Эдвардом — если, конечно, он не обычный вуайерист. Это могло означать, что он не знает о квилетах. Это могло значить, что я могла планировать свержение Вольтури, используя помощь других людей — естественно, с соблюдением всех предосторожностей. Это могло значить, что он был менее могущественным, чем, как он думал, мы его считали.

— Тогда он, скорее всего, о нем знает, — сказала я Джанне. Безопаснее всего было держать информацию внутри собственной головы. Джанне не нужно было все это слышать, пока еще рано. — Но в любом случае, возможно, мы сможем спасти твоего брата. Ты говорила, что он хочет стать вампиром?

Она кивнула.

— Очень. Не думаю, что он знает все подробности их жизни — но уверена, что его это не волнует.

— И он верит в вампиров, — подчеркнула я. "Ой, ну вы же понимаете, Аро, конечно же, мы должны были его обратить — он знал слишком много! — вы же знаете, какое уважение мы питаем к нашим законам..."

Джанна снова кивнула.

— Хорошо. Думаю,у нас все получится. Но сначала мы должны будем обсудить это всей семьей.

— Спасибо тебе, — горячо сказала она.

— Хочешь ли ты тоже стать вампиром? — спросила я. — После того, как мы убедим Аро, что ты выполнила то, для чего я тебя предназначила?

Джанна задумалась.

— Если мой брат будет в безопасности, и ему не нужно будет, чтобы я становилась вампиром...

"Ну скажи "да", — мысленно взмолилась я, — "да, конечно, хочешь..."

Похоже, что вопрос действительно поставил ее в тупик.

— Я имею в виду, — пояснила я, — стать не таким вампиром, как Вольтури. Я уверена, что наша семья, или наши друзья на Аляске примут тебя к себе.

Мне нужно было познакомиться с Денали. Возможно, скоро я смогу выделить на это время.

— На что это похоже? — спросила она.

— Ой, я даже не знаю... это потрясающе, — сказала я, — переходный период... — я пыталась подобрать подходящие слова, — не слишком приятный. Но в моем случае он проходил легче, чем у многих, и мы можем создать тебе те же условия. А быть вампиром — великолепно. Ты знаешь, что мы можем видеть оттенки ультрафиолетового излучения? И все вокруг выглядит, ощущается, звучит и пахнет — так насыщенно, — она вздрогнула, когда я упомянула запах.

— И, — продолжала я, — по наблюдениям, если ты до обращения знаешь о существовании вампиров, если ты знаешь, что станешь одним из них во время процесса превращения, тогда контролировать себя становится легче, можно призвать на помощь свой разум и удержаться от убийства людей. Мне не достался волшебный дар, — то есть, он у меня есть, но он другого плана. Просто я была подготовлена.

— О, — сказала она, — это так хорошо, как выглядит? То, как ты двигаешься, звучишь...

— И даже более того. В сто раз больше. Хотя мой опыт может быть более приятным, чем у большинства вампиров, — вставила я, — Потому что пока я проходила процесс обращения, меня все это время уже ждал мой суженый, а с тобой это может и не произойти. Но даже не считая Эдварда — да, все гораздо лучше, чем выглядит.

"Да, а само обращение — гораздо хуже, чем может показаться, — зашипела на меня моя совесть. — Нельзя даже подобрать что-то настолько же плохое для сравнения, и в легких остается так мало воздуха, когда ты кричишь..."

— Думаю, что хотела бы, даже если бы Иларио не нуждался во мне, — осторожно сказала Джанна, — но я помогу сначала тебе с ребенком, похоже это имеет больше смысла. А твоя сестра сможет провести ту же операцию по извлечению яйцеклеток для меня?

— Уверена, что да, — на самом деле нет, но я считала, что смогу убедить Розали или же привлеку к этому Карлайла. Хотя все равно ощутила укол совести. — Хм, Джанна… оно того стоит. Правда. Сама по себе вечная жизнь того стоит, даже если не считать дополнительных бонусов, которые тоже весьма хороши. Хотя, пока идет обращение, едва ли ты будешь так думать, и не имеет значения, какое мнение у тебя по этому поводу сейчас. Нет ничего, что могло бы тебя подготовить к обращению. Когда я говорю "не слишком приятно", это всего лишь легкомысленное повторение слов моей сестры Элис, сказанных мне перед моим собственным обращением — свое обращение она не помнит, то есть ее информация была получена из вторых рук. Я помню все, кроме начала, потому что меня ввели в кому. И ощущается оно так, словно ничего в мире не стоит этого, пока ты в середине процесса.

Джанна все еще молчала.

— Не знаю, что и думать об этом, — произнесла она наконец.

— Оно того стоит, — повторила я. — И тебе будет проще, чем мне. Мы поместим тебя в кому, как и меня, а сломанный позвоночник не даст почувствовать большую часть боли — я вообще не задумывалась о ней несколько часов с момента выхода из комы.

Наверное, я зря это сказала, судя по выражению лица Джанны. Перелом шеи казался мне настолько мелкой неприятностью по сравнению с милосердным чувством облегчения, которое он принес, что я не думала о нем с той стороны, с какой люди обычно рассматривают подобные травмы. В представлении Джанны "сломанный позвоночник", скорее всего, был на первых местах в списке наиболее неприятных вероятных событий. У меня же были воспоминания о двухстах пятидесяти девяти тысячах ста двадцати секундах, каждая из которых в подобном списке стояла бы выше, чем любой неприятный опыт, который могут пережить обычные человеческие разум и нервы.

— Но мы не собираемся принуждать тебя к чему бы то ни было, — неохотно сказала я. Но по другую сторону все так замечательно, и ты сможешь находиться в этом состоянии вечно...

— Если Иларио собирается сделать это, то и я тоже, — произнесла она куда более твердым голосом, нежели предыдущие слова.

Я улыбнулась ей.

* * *

Остаток полета мы заняли незначительной болтовней, деталями наших жизней, что не вошли в электронные письма. Джанне было 23; Иларио был ее младшим братом, на два года младше ее; их родители были живы, но уже были невозвратимо в маразме; она пришла к Вольтури десять месяцев назад (я была на мгновение поражена осознанием, что Джанна знает вампиров дольше, чем я, хотя по ощущениям я знала их уже вечность).

Эдвард забрал нас из аэропорта. Розали, похоже, купила несколько машин, поскольку блестящая черная штука, которую он вел, определенно была не арендованной. Я задумалась, не взяла ли она одну и мне — Розали ранее спрашивала, какую машину я бы хотела, получив в ответ, что я понятия не имею и хочу оставить это на ее выбор. Ее это разрешение не так обрадовало, как то, что я дала Элис, на выбор гардероба, но похоже, что она все же восприняла это как комплимент.

Я пока еще не прочувствовала легкомысленного преимущества практически неограниченной финансовой свободы, хотя Эдвард заморочился тем, чтобы прояснить, что, как его жена, я имею право на все, что у него есть. Он прямо сказал, что мне не следует задумываться, если я хочу купить что-то понравившееся, и использовать мою сияющую черную кредитку ("Но если тебе понадобится больше пары миллионов за раз, — добавил он, — сначала дай знать Элис, чтобы она могла предупредить своего маклера"). По большей части я перекладывала различные приобретения на людей, которые специально интересовались ими. Теперь же, когда я могла крутиться в мире людей без особых трудностей, похоже, мне пора было уделить больше внимания этому вопросу.

Я не могла рассказать обо всем, что меня волновало, по дороге от аэропорта до дома; мне хотелось поговорить с Эдвардом о моих догадках насчет Аро, и об условиях освобождения Джанны, а еще его и остальную семью нужно было предупредить об Иларио. Однако, на первую тему для начала лучше всего было бы поговорить нам с ним наедине, а на вторую тему гораздо эффективнее было бы говорить, когда мы соберемся все вместе.

Разумеется, Эдвард ехал быстро, и путь домой не занял много времени. Машины пока стояли на улице, но я видела, что гараж уже начали строить. Дом выглядел полностью обновленным — свежеокрашенные и отшлифованные поверхности, новые стекла в окнах. Эсме была очень занята в последние несколько недель. Мы отвели Джанну в дом, выделили ей небольшую пустующую комнату на первом этаже, с кроватью, удостоверились, что кто-то купил ей продукты для питания и другие припасы для человеческих нужд, и оставили ее обживать новое место. Все получилось удивительно безо всяких церемоний — с Элис под рукой значительные перемены в жизни происходили гораздо проще.

Когда за Джанной закрылась дверь, и из комнаты донеслись звуки распаковки вещей, я повернулась к Эдварду:

— Думаю, — сказала я, — теперь у тебя есть порог, через который ты мог бы меня перенести.

— Да, пожалуй, — согласился он.

* * *

Я четыре минуты бегала вокруг нашего милого крошечного коттеджа, рассматривая все и бурно выражая свое восхищение. Эдвард уже видел это место через разумы Эсме и Элис, и ему не нужно было исследовать все так тщательно; поэтому на мою беготню он смотрел с толикой снисхождения. Элис уже побывала здесь ранее, перетащив всю мою одежду, как старую, так и новую, в гардеробную, которая занимала едва ли не половину дома. Вещи Эдварда были оттеснены в дальний угол, едва заметные за моей большой коллекцией; похоже Элис не настолько было интересно покупать мужскую одежду. Она не смогла полностью справиться с искушением накупить мне роскошных платьев из шелка и атласа, хотя совершенно непрактичных вещей было не более десятка. Остальные были выбраны более осмотрительно.

Это был небольшой дом, так что осмотрела я его достаточно быстро и вернулась к Эдварду.

— Нам нужно поговорить, — в унисон сказали мы.

* * *

— О чем ты хочешь поговорить? — спросила я.

— Это… долгая история. А что у тебя? — задал он встречный вопрос.

— У меня несколько тем для разговора, — ответила я, — во-первых, о том, что, как я думаю, может быть ограничением силы Аро, помимо моего иммунитета. Ты мог бы, возможно, прояснить этот вопрос. Во-вторых, о том, что мне пришлось сказать Аро, чтобы забрать Джанну, и что нам с этим делать. Ну и есть услуга, которую я хочу оказать ей. Почему бы мне не начать с одной из моих тем, а потом будет твоя очередь?

Эдвард кивнул, и я вернулась к тем мыслительным процессам и диалогу, который привел к ситуации с Джанной.

— Поэтому, — сделала вывод я после объяснения, — пока у нас нет какого-то блестящего альтернативного плана, Джанна должна выносить моего ребенка, или быть заметно беременной, к тому моменту, когда Аро решит проверить нас, в какой-то неопределенный момент в течение двух следующих лет, считая от нынешнего времени. Предполагаю, что времени хватит для поиска донора спермы, — я сконфуженно вздрогнула, — у меня не было возможности посоветоваться с тобой или времени придумать другую причину, по которой мне нужен был бы человек, и которую Аро счел бы правдоподобной.

— А что ты чувствуешь на этот счет? — спросил Эдвард. Он осторожно держал нейтральную позицию, скорее всего пытаясь не давить на меня своими чувствами.

Я не думала об этом ранее, поэтому теперь воспользовалась предложенным им шансом поразмыслить.

Когда я сказала Аро, что Джанна мне нужна, чтобы выносить моих детей, моей мотивацией было вытащить ее оттуда, спасти. Теперь она была свободна, но это будет проверено, а любое сравнительно слабое мнение, что у меня было насчет детей, было слишком непроработанным, чтобы использовать его для моих целей. Идея была мне не настолько ненавистна, чтобы дать Джанне умереть, лишь бы не делать этого. Но и не настолько хороша, чтобы требовать ее участия даже в случае существования иного способа поручиться за ее свободу. В то же время существовал разумно широкий спектр возможностей между этими двумя крайними случаями, и Эдвард, равно как и я, хотел знать, в какой части спектра я нахожусь.

Меня не пугала часть про донора спермы, и что ребенок, по сути, будет от незнакомца. Эдвард умер и стал вампиром задолго до появления возможности сбора гамет, поэтому рано или поздно мне пришлось бы задуматься о моих чувствах относительно того, что у моих детей не будет его волос, носа или чего-то еще.

Я предполагала, что пара вампиров, которым не нужно спать, будут неплохой помощью в деле ухода за ребенком. Мне было только семнадцать, но не похоже, что я стану старше. Имея двадцать четыре часа в день и возможность использовать полноценно каждую секунду, я не считала, что перспектива иметь детей будет ужасной потерей времени. Возможно, что из-за этого на изучение фарси у меня уйдет в два-три раза больше времени — вау, целых полторы недели на язык, ужас-то какой.

Дети обычно были милыми, хотя варьировались в личности так же как и взрослые. Были неплохие шансы, что мои дети будут похожи на меня по крайней мере определенными чертами. Выбор донора был бы еще одним уровнем контроля. Есть множество людей, у которых напряженные отношения с родителями, однако у меня с моими никогда не было проблем, как и у них — с их родителями. Если здесь есть какая-то генетическая корреляция, то скорее всего так и продолжится.

Я задумалась, каково это — ребенку-человеку иметь родителей-вампиров. Помимо всего прочего, мы не теплые и не очень приятные на ощупь. Я предположила, что можно было бы носить пушистую одежду или типа того, если бы это оказалось важным. В большинстве видимых случаев, мы могли заменить людей; скорее всего наш ребенок вырастет немного странным, но не настолько, чтобы сильно выделяться, если мы не будем беспечными. Для нас с Эдвардом было бы мудрым решением жить с нашим ребенком отдельно, чтобы не спровоцировать Джаспера поцарапанной коленкой. Для этого мне нужно проверить, могу ли я находиться рядом со свежей человеческой кровью, прежде, чем я буду уверена, что смогу спокойно вырастить ребенка-человека.

Выбор времени, конечно, был не идеален. Мы не были бы первой парой, что довели дело до ребенка в медовом месяце — ну или до того, что таковым кажется — но ребенок ограничивал бы нас в определенном смысле. Например, если я решу провести год в Марианской впадине, то это явно не то, что можно сделать вместе с грудничком. Хотя после пятнадцати-двадцати лет мое потомство вероятнее всего можно будет более-менее оставлять само на себя. И я не думаю, что все это время мне не будет больше чем заняться, кроме как проводить время с ребенком.

Факт, что мы с Эдвардом не меняемся внешне относительно ребенка, мог бы стать неудобным. Мы выглядели слишком молодыми, чтобы иметь ребенка, особенно восьмилетнего или же подростка. Значит, что нам пришлось бы научить его (или ее) на публике звать нас по именам и делать вид, что он нам племянник или младший брат.

И я смогла бы показать Чарли и Рене их внука. Не было бы проблемой устроить им встречу — доставить ребенка в аэропорт, посадить на самолет и послать родителей встретить его. Это могло бы стать своего рода компенсацией за нашу неспособность увидеться с ними лицом к лицу.

— Ну, — наконец ответила я, после сорокасекундного размышления над всем этим, — это произошло быстрее, чем я планировала, но идея иметь по крайней мере одного ребенка мне скорее нравится.

— Хорошо, — с облегчением сказал Эдвард, дотрагиваясь до моего лица, — поскольку после твоего отъезда из Рио я узнал, что для вампиров возможно иметь детей.

* * *

— Розали уже в курсе? — тут же спросила я.

Эдвард моргнул.

— Только вампирам мужского пола, — ответил он, — по крайней мере, насколько я знаю.

— Подробней, — настояла я.

— После того, как я проводил тебя, — сказал Эдвард, — я вернулся на остров оставить записку обслуге, что мы уезжаем раньше запланированного срока. Но они уже были там, когда я приехал, и один из них привел кузину для помощи, которая знает множество местных легенд и тут же при виде меня поняла, кого видит перед собой. Поскольку все, что она слышала — это то, что на острове гостила молодая пара, первое, что она подумала — что я съел тебя, — он криво усмехнулся, — Я объяснил, что ты моя жена, и что тебе пришлось преждевременно уехать, и ее следующая мысль была, что ты беременна и торопилась домой.

— К этому моменту она все еще считала меня человеком?

— Верно, хотя я все равно не понимал, как это могло прийти ей в голову, если мы были там только двенадцать дней.

— Она случайно не думала про супружеские измены? — сухо спросила я.

— По крайней мере я не видел этого, — ответил Эдвард, — мне удалось убедить ее, что я не хочу причинять ей вред, и мы поговорили. Индейцы тикуна, из которых она была, рассказывают легенды о вампирах, соблазняющих молодых женщин — и в их историях сказано о получающихся беременностях.

Смутные планы о ребенке-человеке испарились из моей головы. Мы могли иметь собственного ребенка. Я ощутила, как на моем лице появляется недвусмысленная улыбка...

— Однако, — продолжил Эдвард (тут я застыла), — беременности протекали неестественно быстро, поэтому она и считала, что двенадцати дней достаточно, чтобы заметить. На все уходил месяц — и ты можешь представить, как тяжело это было для человеческого организма, от зиготы до ребенка в девять раз быстрее обычного. Она не знала ни одной истории, где мать бы выжила. И ни одной, где ребенок был бы нормальным.

— В каком смысле — не был бы нормальным?

— Об этом она знала немного. Но если существуют истории о полувампирах, то где-то должны быть и сами полувампиры — можно начать с Южной Америки. Я хотел добраться домой для обсуждения этой темы с тобой, прежде чем продолжать исследования.

— Если это убьет Джанну... — неловко сказала я.

— Это старые легенды, — ответил он, — тогда даже самая обычная беременность была опасной, без современной медицины. Да и вампирский яд может творить настоящие чудеса. Когда Эсме нашли у подножия скалы, ее отправили сразу в морг, поскольку никто не давал и шанса на ее выживание. Однако ее сердце билось и после того, как Карлайл ее обратил, у нее все было в порядке. Никто из нас при обращении не был здоров, кроме тебя. И я знаю о надежде Джанны быть обращенной Вольтури.

— Она надеялась, но не по той причине, о которой ты думаешь. — я рассказала ему про Иларио, едва цепляющемся за жизнь. — Сейчас я снова спрашивала ее, и по ее словам, она все еще хочет быть вампиром, даже если ему не нужна будет ее помощь при обращении, к тому же она хочет помочь нам с суррогатным материнством — но я не знаю, подпишется ли она на эту реактивную беременность, которая по слухам убивает людей, в надежде, что мы успеем ее спасти при помощи нашего яда.

— Разумеется, если мы установим, что для нее нет безопасного пути выносить полувампира, она и не должна это делать, — уверил меня Эдвард. — Но это стоит исследовать.

В его голосе слышался отголосок чего-то, что он пытался не выделять — возможно, для него было значимо то, что наш ребенок может быть биологически от него, хотя он знал, что плохо делать на это упор, если я думаю, что это слишком высокая цена за безопасность Джанны.

Я кивнула.

— Думаю, у нас есть как минимум полгода на исследования и решение, — ответила я. — Даже если Аро устроит проверку через год, и мы выберем медленно развивающегося человеческого ребенка, к тому моменту все равно можно будет увидеть признаки.

— Согласен, — сказал Эдвард.

— Есть какие-то проблемы с Иларио? — спросила я.

— Не думаю, что будет разумно держать его поблизости с Джанной, если он будет обращен первым, — сказал Эдвард, — пока он не совладает с собой как ты, что возможно, если твоя теория верна, это не будет для нее безопасно.

— Так куда-то нужно деть Иларио или Джанну? — спросила я. — И куда? У Денали уже находится Дэвид, и он не очень хорошо адаптируется, так что Джанну нельзя отправить туда. Можно было бы Иларио после его обращения, но непонятно, как безопасно доставить неконтролируемого новорожденного на Аляску.

— Возможно, понадобится временно разделиться, — сказал Эдвард. — Мы обсудим это с остальными.

Я нахмурилась, эта идея мне не особо нравилась. Но если Иларио справится настолько хорошо, насколько возможно, не причинив вреда его эквиваленту Нильса, то это стоило бы того, чтобы некоторые из нас сопроводили на пару недель в отдаленное место, а потом вернулись с ним обратно. Достаточно оправданно.

— И последнее... — начала я.

* * *

Эдвард не задумывался, как работает сила Аро, тот никогда не думал об этом в явном виде, по крайней мере в радиусе телепатии Эдварда.

— Когда он решает найти нечто определенное, то я всегда могу это разобрать, — сказал Эдвард. — Но в других случаях все происходит слишком быстро, информация не задерживается достаточно на поверхности сознания, чтобы я мог прочитать ее. Если он получает информацию из поглощенных воспоминаний и личных по-разному, я не могу уловить разницу.

— Это не сужает область возможного, — сказала я. — Похоже, что есть три возможности: что он настолько силен, насколько полагают все, что он хранит все воспоминания своих целей, но не обрабатывает автоматически, или что ему надо заранее знать, что нужно найти.

Эдвард кивнул.

— Не могу поверить, что не задумывался об этом ранее, ведь у него не было причин не трогать Квилетов; строго говоря, было бы логично для него желать уничтожить их, на случай если они когда-либо могли пройти активацию. Однако последний раз, когда он читал одного из нас, был далеко не первым с тех пор, как мы встретили Квилетов семьдесят лет назад.

— Значит, вероятно, можно отбросить первое, — сказала я. — Но есть ли безопасный способ различить второе и третье?

Мы задумались. Проблема была в том, что из тех вещей, что подходили под темы для эксперимента, было только несколько тех, которые нас устраивали, если бы Аро задумался о них. Было бы безопасно сделать косвенные намеки на вервольфов и прочитать его мысли о них, если правдива была последняя гипотеза, поскольку он бы решил, что разговор идет о Детях Луны, и не было бы отдельной причины задумываться над этим, когда он в следующий раз будет читать Калленов. Но если верна вторая гипотеза, то упоминание вервольфов приведет его к тем воспоминаниям, которые вынудят Вольтури послать свою охрану на череду убийств в Ла Пуш.

И на деле, если Аро будет обсуждать оборотней или похожую тему со своим ковеном, то это все равно может случиться в любой момент... Если Кай выразит скептицизм, что они уничтожили всех Детей Луны, если кто-то в охране увлекается ужастиками и будет обсуждать их вслух, если Аро внезапно заинтересуется культурой коренных американцев...

Я не произнесла этого вслух.

Вместо этого я сказала:

— Эдвард, ты доверяешь мне?

— Абсолютно, — это не была преувеличенная, как обычно, форма "да"; это было описание его отношения. Абсолютное доверие. Мне меньше и не требовалось.

— Я хочу, чтобы ты прекратил об этом думать и больше ни с кем не поднимал эту тему, — продолжила я. — И мне может понадобиться отправиться в путешествие или использовать достаточно объемные суммы денег неожиданно, в одиночку. Я хочу, чтобы ты избегал мыслей об этом или разговоров как можно тщательней. Возможно мне нужно будет, чтобы семья считала , что ты путешествуешь, и не задумывалась над этим. Я могу просить о странных вещах без предупреждения и объяснений.

Эдвард понял, пусть не все, но достаточно. Мой разум до сих пор был единственным местом, куда Аро не мог добраться — если случится так, что он заинтересуется чем-то не тем, даже самый безопасный сценарий развития событий будет под угрозой. Нельзя было просто отказываться жать ему руку при встрече, чтобы сразу же не попасть под подозрение. Не было безопасного места, кроме моего собственного дара.

* * *

Мы с Эдвардом вернулись в главный дом. Карлайл уже узнал об Иларио от Джанны и занимался его переправкой в новую частную клинику в Норвегии. Карлайл уже устроился на новую работу в ближайшем городе, хотя по специальности хирурга, а не онколога. Практика была фиктивной, поэтому Иларио был приглашен как участник клинического исследования. Помощь Джанны позволила сделать все проще — она позвонила брату, когда он был в сознании, сказала волшебные слова, и вот он уже просит о своей отправке на север.

Розали уговорили изобразить ассистента Карлайла — у нее были знания, чтобы не выйти из роли, и, в отличие от Эдварда, она не была одаренной, за которой гонялись Вольтури. Ее присутствие в Вольтерре не привлекло бы лишнего внимания. Она поехала в Италию за Иларио, внешне невозмутимая — возможно ей было в удовольствие помочь Джанне, поскольку та планировала выносить первое, и, возможно, последнее, дитя, которое вообще могло быть в семье.

Было решено, что после прибытия Иларио, но до начала его обращения, мы с Эдвардом и Джанной поедем в дом Калленов в Квебеке. В теории, Джанна могла добраться и сама — она все же была взрослой, имела права и так далее — но ей хотелось быть поближе ко мне на случай если Аро решит пораньше проверить, не отпустила ли я ее "на волю". Поскольку моим целям пребывание в Северной Америке подходило, я не стала возражать.

После того, как подготовка была завершена и колеса завертелись, Элис настояла на том, чтобы я осмотрела подарки Аро. Ее рвение выбивало меня из колеи, но, по крайней мере, эти подарки были менее жуткими, нежели если бы они были присланы человеком. Одним из подарков была шкатулка, хотя и необычная: старая на вид, инкрустированная золотом и жемчугом, украшенная камнями всех цветов радуги, маленькими, но зато в таком количестве, что шкатулка просто переливалась. Внутри был второй подарок. Элис сказала, что это один из нескольких объектов в мире, которые стоят дороже непосредственно шкатулки: золотая цепь, сплетенная так, что ее можно было вешать на шею. К этому ожерелью был приделан бриллиант размером с мой глаз.

Карлайл опознал эту вещь как один из драгоценных камней, которые были заложены в 13 веке, из короны Иоанна Безземельного.

Фу. Это была попытка заинтересовать меня вступлением в их стражу? Это не было похоже на реальное оружие, так что я не могла расценить украшение иначе как сообщение "присоединяйся и получишь больше старых сияющих камней". Я встречала женщин среди Вольтури — они носили сутаны или платья, но вовсе не выглядели так, словно собрались на вручение Оскара или только что ограбили ювелирный.

Я оставила коробку с ожерельем в том же месте нашего коттеджа, где висели платья, которые я не собиралась носить. Чтобы выразить неподчинение Вольтури безопасным путем, я надела браслет, подаренный Эдвардом на Валентинов день.

Потом, улучив момент отдыха, кроме того, когда я была в самолете, я позвонила маме. Она на удивление спокойно приняла мое бегство с женихом, выразив уверенность в моих способностях самой судить, и что Эдвард чудесный "мальчик, то есть я хотела сказать мужчина". Она хотела приехать в гости, но подумала (к счастью), что молодоженам нужно время для себя. Это выиграло мне немного времени. Я ответила искусственно пониженным и огрубелым голосом, что люблю ее, в восторге от замужества и ценю ее уверенность во мне.

* * *

На следующий день Розали привезла Иларио. Он выглядел ужасно — впечатляюще, что он сумел столько бороться, хотя согласно моим предположениям, могли помочь надежды на становление вампиром. Это был один из тех видов рака, что оставляют не более пары месяцев жизни, и только немногие люди иногда могут продержаться дольше — но хорошей их жизнь не будет. По крайней мере таким был случай Иларио. У него не было волос, большую часть времени он спал, есть ему приходилось через трубку. Путешествие также не добавило ему здоровья. Иларио сумел подтвердить, что на самом деле искренне желает стать вампиром; даже сумел слабо улыбнуться Джанне — и это было все, на что он был способен.

У Карлайла не было больше наркотиков для введения в кому. Для Иларио их специально не выписывали, а в маленьком госпитале такие обычно не хранились. Но у Карлайла под рукой было немало морфия. Я из чистого любопытства наблюдала, как были введены обезболивающие и два шприца чистого яда. Джанну не пустили — никто не хотел, чтобы ей пришлось слышать крики брата.

Иларио не кричал. Вообще, он никак не шевелился, хотя я могла слышать его бьющееся сердце. Морфий убирал боль так же эффективно, как моя кома? Если так, и к тому же он действует больше тридцати часов, то это будет новый золотой стандарт для обращения в будущем. Надо будет его спросить потом.

Поскольку Иларио не выказывал явной душераздирающей боли, мы дали Джанне подержать его за руку и сказать, насколько можно было слышать, что она любит его. Потом пришлось уходить, чтобы попасть на самолет до Канады.

Большую часть полета Джанна проспала, пока Эдвард учил меня французскому. Учиться, имея партнера, было быстрее, чем просто по книге, хотя пока я не достигла уверенного владения ни в одном из языков, которые начала изучать, везде я знала слишком мало. Хотя уже была способна спросить дорогу, если понадобится.

Но я не планировала пробыть там долго.

Мы прибыли. У Калленов уже был обычный комплект машин дома, так что вместо аренды мы просто взяли такси. Как только нас высадили, Эдвард отправился в магазин за едой для Джанны, а я начала стягивать белые чехлы с мебели. В доме не было кроватей, но я нашла диван, который был, пожалуй, достаточно комфортным для нее, так что я перенесла его в комнату, которая, похоже, в обычных условиях принадлежала Розали и Эмметту. Пока Джанна устраивалась, сонная после путешествия, я вышла за пределы ее слуха, чтобы сделать звонок.

Раздался первый, второй, третий гудок.

А потом Билли Блэк взял трубку.

* * *

— Билли, это Белла, — сказала я, не заботясь о том, чтобы изменить голос.

— Белла? — переспросил он. — Ты... Кто ты?..

— Вампир. Кстати, договор говорит "кусать", а не "обращать", так что, надеюсь, это не будет помехой дружбе между нашими семьями.

Это немного не соответствовало истине — вряд ли "дружба" была подходящим словом. Волки семь десятилетий назад сочли вампиров своими естественными врагами, еле-еле договорившись с Калленами.

— Зачем ты звонишь? — возмутился Билли.

— Кто-нибудь слышит наш разговор на вашем конце провода? — уточнила я.

— Нет, Джейкоб ушел гулять с друзьями...

— Хорошо. Тогда, как вы вероятно знаете, моя семья — это не единственные в мире вампиры...

Я объяснила, по возможности сжато и доступно, опасность Аро. Билли безмолвно слушал, пока я не дошла до заключения.

— Примем ради предосторожности за истину то, что у него более опасная из форм чтения мыслей. Прямо сейчас, если нечто даст ему ключ к знанию о вашем существовании, через мысли Эдварда он узнает, что вы неактивны и уязвимы. Спустить на вас одного вампира будет достаточно, чтобы перебить всех в Ла Пуш до того, как пройдет активация; еще несколько вампиров смогут отследить всех тех, кого пропустил первый, отсутствующих членов клана, таких как Ребекка и Рейчел, и убить и их тоже. Вольтури достаточно дать лишь сигнал. Они не сочтут ваше истребление лишними усилиями, они хотят этого, поскольку, даже если вы никогда не пробудитесь, вы все равно останетесь угрозой.

— И что ты хочешь сделать с этим? — сдержанно спросил Билли.

— Я хочу пробудить вас, — ответила я.

* * *

Эдвард не задержался в магазине, поэтому мне пришлось отходить дальше, когда он пришел — я все еще уговаривала Билли дать больше информации о квилетских легендах. Эдвард отнес пакеты с покупками Джанне, которая начала их разбирать так, как ей хотелось; потом он снова вышел наружу.

Он подошел сзади, обнял меня и поцеловал в шею. В руках у него было два листа бумаги.

— Я не знаю, что тебе нужно, — сказал он понизив голос, — или что понадобится позже. Знаю, лучше, чтобы я не знал. Если бы ты попросила контакты или ресурсы позднее, я бы получил представление, пусть даже примерное — так что я сделал список всего, о чем только мог подумать.

Он передал мне листы, целиком заполненные мелким почерком в пять колонок с обеих сторон, где были имена, адреса и телефонные номера — каждый из которых сопровождался заметками о том, кто это и в какой ситуации полезен. Также Эдвард купил мне атлас Квебека, при помощи которого я могла бы ориентироваться.

Я быстро просмотрела и то и другое, запомнив все без разбору. Сначала атлас, к которому я потом вернулась, а потом уже рукописную заметку. Это был довольно интересный список: частные сыщики, дельцы с черного рынка, продавцы фальшивок, хакеры, чиновники различных рангов, запуганные или подкупленные Калленами, которые могли помочь в случае необходимости обойти бюрократические препоны или скрыть что-то. Они были разбросаны по всему миру, но в основном концентрировались в северной части США. Как только я просмотрела список, я уничтожила его, разорвав на столь мелкие куски, что даже терпеливый вампир не смог бы собрать, и развеяла по ветру. Потом повернулась к Эдварду и поцеловала его.

— Спасибо, — прошептала я.

— Надеюсь, это поможет, и ты знаешь, что делаешь, — добавил он с грустной улыбкой.

— Не особо, — сказала я. — Но я знаю достаточно, чтобы считать это лучшим, что я могу сделать.

Ответ ему не понравился, но он не стал давить на меня.

— Мне нужно идти, — сказала я извиняющимся тоном. — Я вернусь... эм... позже. У тебя есть мой номер.

Эдвард подал мне ключи от машины, на которой он ездил за покупками. Я поцеловала его на прощание и уселась за руль.

* * *

Я направилась на юго-запад и позвонила Билли, уверенная, что мой мозг не будет перегружен вождением и разговором по телефону одновременно.

— Извините, — сказала я, когда он взял трубку, — это для безопасности, — здесь я ощутила себя не в своей тарелке, произнося эти слова. — Мне нужно было выйти за пределы слышимости моего мужа. Вы как раз объясняли, почему я не могу забрать Рейчел из Спокана, который мне по пути, чтобы активировать оборотней, при том что даже чужой человек, глядя на вас, скажет, что она ваша дочь, и таким образом имеет нужный ген и входит в число тех, кто может быть истреблен, при этом она еще и недалеко от меня и Ла Пуш, в отличие от живущего на Гавайях близнеца.

Билли молчал некоторое время, хотя я слышала его дыхание.

— Потому что женщины никогда не становились волками, — наконец ответил он.

— Почему так?

— У них просто нет этой магии, — сказал Билли, что значило "понятия не имею".

— Ладно, давайте поразмыслим, — ответила я, что значило: "я буду думать вслух, чтобы вы понимали, от каких предпосылок я отталкиваюсь". — Мы достоверно знаем, что волки пробуждаются в раннем возрасте или не пробуждаются вовсе, так? В насколько раннем возрасте?

— До двадцати пяти, насколько я знаю, — сообщил он.

— В те дни девушки Квилетов такого возраста были склонны находиться там, где можно встретить вампиров и пробудиться? — задала я вопрос. — Или имело ли племя до или после этого защитников, которые могли отгонять таких вампиров от деревни? — он не ответил, что я расценила как "нет". — Возможно, — продолжила я, — что у них просто никогда не было шанса пробудиться?

— Возможно, — проворчал Билли.

— Так что это по крайней мере стоит проверить, — сказала я, — подобрав Рейчел. В противном случае, посланникам Вольтури едва ли будет дело до ваших легенд, что она не может обернуться. Они предположат, что она все равно имеет эти гены и может передать их сыну, или что истории лгут, или что она может слишком сильно заинтересоваться гибелью своей семьи. Только то, что она не приходит домой, когда вы зовете, не значит, что она не захочет говорить со мной — и я могу доказать большинство тех слов, что мне придется говорить, и привести ее туда, где она должна быть.

Я со стыдом осознавала, как высокомерно звучат мои слова, но я пыталась спасти дочь Билли, а он поразительно не хотел помогать в этом. Я продолжила:

— Вольтури плевать на человеческую жизнь. Они убивают людей — вампиров, людей, европейских оборотней — все время. Каждый день — когда хотят есть. Когда раздражены, ощущают угрозу или нуждаются в показательной казни. Я бы не удивилась, узнай, что некоторые из них не имеют других оснований для убийства, нежели просто ради развлечения. Станет она волком или нет, Рейчел не находится в безопасности от них. Они не проигнорируют ее, если узнают о вас. Она будет в безопасности в той степени, в которой я смогу обеспечить, если она пройдет активацию, и будет очень хорошо, если она окажется в числе активировавшихся. Скажите, где мне найти ее, Билли.

Он пробормотал адрес и номер телефона.

— Спасибо, Билли. Увидимся через полтора дня, — я захлопнула телефон.

Я ехала и ехала. Остановилась только на заправке, чтобы купить новые карты — и снова в путь. Я бы лучше полетела на самолете, но тогда проницательным умам Вольтури не составило бы труда отследить мой путь. За свои покупки я расплачивалась наличными, надевала солнцезащитные очки и останавливалась раньше, чем было необходимо, если была в области с пасмурной погодой, или в густой тени. Машина была отличной, быстрой, но, насколько я могла судить по реакции людей, внимания не привлекала. Если Элис не вздумает увидеть нечто в неподходящий момент, меня было не так уж легко отследить.

Как только настало то время, когда люди обычно уже не спят и могут уделить внимание своим гаджетам, я набрала номер Рейчел. Она сняла трубку сразу же, но в ее голосе чувствовалась усталость.

— Алло? Кто это? — спросила она, предсказуемо не узнав номер.

— Это Белла, помнишь меня? — спросила я. В последний раз мы играли вместе, когда мне было десять, а ей двенадцать; скорее всего, она не распознает изменений в моем голосе, поэтому я не стала заморачиваться с его маскировкой.

— Э-э, Белла… Свон?

— На самом деле я вышла замуж пару недель назад, — уточнила я, — так что теперь я Белла Каллен.

— Каллен? Знакомая фамилия, — Рэйчел рано пошла в колледж и редко появлялась дома; возможно, вообще не встречала мою семью во время их последнего пребывания в Форксе. Но, конечно, их фамилия была знакома ей из историй, на которых она выросла. — А, ну да. Ничего себе, ты же на сколько младше меня? На два года? В таком юном возрасте? Даже Бекки дождалась, пока ей исполнится восемнадцать, прежде чем выйти замуж. Но все равно поздравляю. Так, хм, а почему ты мне звонишь?

Похоже, Ребекка начала звать себя Бекки; хорошо, что я об этом узнала.

— Я через пару часов буду в ваших краях, и хочу показать тебе нечто ошеломительное, — ответила я.

— Эм, Белла, не пойми неправильно, но если ты будешь зазывать меня в Avon, или в какую-нибудь церковь, или что-то типа этого...

— Нет, что ты. Я ничего не продаю. Я вообще не религиозна — и не буду тебя никуда вербовать. Но если я расскажу тебе все сейчас, по телефону, без возможности лично продемонстрировать доказательство своих слов, ты в жизни мне не поверишь. Могу ли я угостить тебя... — я глянула на часы, прикидывая время своего прибытия, — обедом? Я буду в Спокане примерно в полдвенадцатого. Можем заказать все что хочешь, и все, что тебе надо будет сделать — это выслушать мою сумасшедшую историю, наслаждаясь бесплатной едой, а потом сказать мне, что я могу сделать, чтобы доказать свои слова.

— Ну, ладно… Ты знаешь ресторан морепродуктов в четырех кварталах от студгородка?

— Укажи мне перекресток, и я его найду. Хочешь, чтобы я подобрала тебя или встретимся прямо там? — спросила я.

Она назвала улицу и сказала, что будет ждать меня там.

— Если это все же окажется миссионерством или продажей чего-нибудь, я заставлю тебя купить мне лобстера, — пообещала она и повесила трубку.

* * *

Я купила атлас Спокана, нашла перекресток и была там на две минуты ранее назначенного срока, что дало мне достаточно времени для поиска места для парковки. К счастью, день был пасмурный; мне не пришлось заботиться о том, не попаду ли я под солнечные лучи по пути в ресторан (я купила уродливую, складываемую широкополую шляпку и пару перчаток в Монтане, на случай если придется выходить под солнце, но пока они лежали у меня в сумочке). Я надела свежие контактные линзы на глаза. Они были лишь слегка оранжевыми — недостаточно близко к любому человеческому цвету.

Рейчел уже была на месте. В компьютере у меня было три моих детских фото с близняшками Блэков, и это было все, что я знала о внешности Рейчел и Бекки (к счастью, они были не похожи друг на друга, и я отметила, кто из них кто). Но мне было нетрудно, даже несмотря на то, что с момента, когда было сделано фото, прошло несколько лет, найти девятнадцатилетнюю коренную американку, явно ждущую кого-то.

— Рейчел! — позвала я, подходя к ней на человеческой скорости и помахав рукой. — Привет! Рада тебя видеть!

Она окинула меня оценивающим взглядом со смесью эстетического наслаждения и толики зависти, которую можно иногда заметить у довольно красивых женщин при виде супермоделей и вампиров.

— Белла? — спросила она с недоверием. — Ого, выглядишь великолепно, и... — она перевела дух, смущение проступило у нее на лице, — без обид, но ты, вроде, перебарщиваешь с духами. Я бы на твоем месте пользовалась меньшим количеством.

К слову, Рейчел не пахла для меня так притягательно, как обычный человек. Она была наименее аппетитным человеком, встреченным мной с момента моего обращения — ближе к волку, которого я съела первым в моей вампирской жизни, нежели к людям. Возможно, это отличительная черта ее вида. Раса оборотней, которые исторически были естественными врагами вампиров, и не должна была ощущать от меня приятного запаха, френезии и меда, а я не должна была реагировать на одну из них с желанием познакомиться поближе и вонзить в нее зубы.

Ну, это означало, что вероятно, я могу ее пробудить.

— Извини, если это мешает. Я сильно опоздала?

Она покачала головой. Волосы у нее были такой длины, что выглядели немного растрепанными и взметнулись при движении.

— Я только пришла. Давай садиться.

В ресторане было мало народу, что играло мне на руку — не пришлось привлекать внимания просьбой выделить нам более уединенный столик для разговора.

— Выглядишь уставшей, — сказала Рейчел, — ехала всю ночь?

— Ага, — ответила я, чтобы не оправдывать темные круги под глазами, — для меня это не так трудно, хотя сказывается на внешнем виде.

— Не пойми неправильно, на самом деле ты выглядишь великолепно, просто такое впечатление, что тебе не помешало бы поспать, — сдала назад Рейчел. Она просмотрела меню вполглаза, периодически поглядывая на меня, явно ощущая некую неправильность происходящего и продолжая беспокойно принюхиваться. — И, возможно, тебе стоило бы вздремнуть на пляже в погожий день. Так, могу я заказать лобстера, даже несмотря на то, что ты еще не пыталась мне ничего продать или?.. Или взять палтуса, он выглядит вполне...

— Все в порядке, — уверила я ее, — можешь заказывать все, что хочешь. А если я попытаюсь взять хотя бы пенни из твоего кошелька, можешь ткнуть меня вилкой.

Рейчел хихикнула и позвала официанта. Я заказала палтуса, которого она упомянула, на случай, если ей захочется, и стакан воды.

— Так что же это такое, настолько безумное, что ты заказала мне лобстера, лишь бы иметь возможность поговорить со мной? — спросила она после того, как официант взял заказ и ушел.

— Скорее всего большую часть ты уже знаешь, — серьезно сказала я. — Помнишь истории своего племени о... — тут я сделала драматическую паузу, просто так, — волках?

— Ага, много, — ответила она. — Волки, воины духа, холоднокожие и все такое. И что там с ними?

— Можешь дать свою руку на секунду? — попросила я, вытянув свою.

— Что, собираешься погадать мне по руке или типа того? — пошутила она, но протянула руку. Я взяла ее так, словно и в самом деле хотела погадать, хотя достаточно было, чтобы она заметила температуру моего тела. Ее рука была необычно теплой. Никто бы не отправил ее в больницу, если бы посмотрел на показания градусника, но она была теплее обычного человека.

Рейчел отдернула руку, я не препятствовала ей в этом. Растирая замерзшую руку другой, она смотрела на меня расширенными от шока глазами.

— Белла, я не верю в холоднокожих, — сказала она, практически нравоучительным тоном, никак не вязавшимся со страхом на ее лице.

— Не веришь? Ну тогда ладно, — ответила я.

Она моргнула, сложила руки на коленях, моргнула еще раз и снова заговорила.

— Правда не верю.

— Прекрасно, — повторила я.

— Вампиров не существует, — сказала она.

— Вот и я так говорю, — согласилась я.

Повисло молчание. Я мило ей улыбалась, а она смотрела на меня, подмечая отчетливые признаки. Бледная кожа. Темные круги под глазами; сами глаза, которые немного просвечивали сквозь линзы. Она делала неглубокие вдохи, осознанно ища "парфюм". Возможно, она размышляла о моем голосе, насколько чисто и звонко он звучит.

Принесли напитки: мою воду и ее чай со льдом. Она схватила свой стакан и сделала глоток, едва не пролив все. Похоже, в ее памяти не было ничего, что бы подсказало ей, как следует действовать, если вампир заказывает тебе лобстера.

Я отпила из своего стакана. Хотя Рейчел не пахла вкусно, это не прекращало выделение яда — возможно, если поискать в этом смысл, для подготовки к битве. К тому же тут был официант и другие посетители. Их запахи тоже присутствовали в воздухе.

Принесли еду.

— Если хочешь чего-нибудь из моего заказа, можешь взять, — сказала я, указав на палтуса и гарнир к нему, — я не голодна.

— Белла, эти истории выдуманные, — сказала Рейчал, — вымышленные, ненастоящие.

— Может и так, — признала я. — Кстати говоря, знаешь как много вымышленных историй, в которых Землю населяют создания, называемые "людьми"? Я так понимаю, это достаточно популярный жанр.

Рейчел с изумлением смотрела на меня. Она даже не прикоснулась к своему лобстеру.

* * *

Я терпеливо ждала, пока пар, идущий от ее тарелки, не пересилил в ней шок. Она начала обмакивать кусочки ракообразного в масло и механически пережевывать. Но, исключая те крупицы внимания, что она уделяла стоящей перед ней тарелке с лобстером, большей частью она была сконцентрирована на мне.

— Твои глаза, — отметила она, очистив четверть тарелки, — карие.

— Ношу контактные линзы, — ответила я и достала футляр из-под них, чтобы показать ей.

Она взглянула на коробку из-под цветных линз как на жуткого паука и начала есть быстрее. Закончила с легкодоступными частями, хотя можно было еще аккуратно достать немного из-под панциря.

— Каллен, говоришь? — спросила она, приступив к спарже.

— Да, это фамилия мужа, — ответила я, — его зовут Эдвард.

— И сколько лет этому Эдварду? — задала вопрос Рейчел, произнеся имя с некоторым отвращением.

— Он старше меня. Хотя выглядит хорошо сохранившимся, — уведомила я ее. Она взяла у меня кусочек филе, как я ей и предлагала, и обмакнула в соус тартар, с которым принесли блюдо.

— Ты завтракала? — спросила я.

— Да, завтракала, просто… внезапно так проголодалась... — пробубнила Рейчел, прозвучав так, словно ее аппетит озадачил ее так же, как и меня. Она съела рыбу и взяла еще кусочек. Кажется,через стол я чувствовала, что ее температура поднимается...

У меня не было информации о том, увеличивает ли активация аппетит. Возможно, никто никогда не считал важным упомянуть это на фоне части "превращается в гигантского волка". Или же она была голодна просто так. Но голод рос, похоже, весьма быстро.

Лучше проявить излишнюю предосторожность.

Я полезла в сумочку, достала чек на сто долларов и положила на стол.

— Рейчел, нам нужно уходить отсюда, прямо сейчас.

— Что?

— Мы в центре Спокана, а у тебя проявляются определенные симптомы после времяпровождения рядом… со мной, — ответила я. — Так что пора из этого центра убираться. Прямо сейчас.

Рейчел смотрела на меня так, словно получила удар под дых. Будто бы я ее ударила. Шокированная, не желающая верить, но все же верящая, она вряд ли была больше поражена, если бы даже узнала, что ее отец или сестра-близнец умерли или нечто подобное.

Я ощутила укол вины, но необходимость убрать ее в безопасное место была сильнее нужды в извинениях за уже сделанное, к тому же это ее не убьет...

— Рейчел, надо уходить, — повторила я. Наконец она поднялась с таким видом, будто у нее кружится голова. Она сумела последовать за мной к машине без моей помощи и села на пассажирское сиденье, даже не взглянув на ремень безопасности. Я не стала обращать внимание на эту ее плохую привычку, просто села и повела машину через дорожный поток так быстро, как только могла. Я проехала на четыре красных светофора, разогнавшись так, как не одобряла в манере езды Эдварда. Рейчел дрожала на своем сиденье, по ее лицу тек пот, но трансформации пока не происходило. Возможно, процесс занимает определенное время, и у нее только начальная стадия.

Я пересекла границу штата Айдахо и поехала в национальный лес, где остановилась и выскочила из машины. Я за руку потянула Рейчел к деревьям, она спотыкалась, но я отчаянно старалась увести ее подальше, чтобы нас не было видно с дороги. Пытаясь уловить звуки туристов или лесных рейнджеров, я взяла ее на руки и понесла в чащу.

* * *

Я нашла место, где, судя по виду и запаху, люди бывали редко — по крайней мере с прошлого дождя, это было не идеально, но хоть как-то. Рейчел выглядела больной, но не смертельно. Ее сердце быстро билось, но не быстрее, чем у здорового человека в условиях стресса. Она странно дышала, но не более странно, чем когда пыталась избежать запаха моего "парфюма". Она села на землю, скрестив ноги и держась за свои лодыжки, рассеянно смотря на деревья.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я после двухминутного молчания.

— У меня занятие после обеда, — слабо ответила она.

— Учишься летом?

— Не люблю ездить домой, — сказала она, — напоминает мне о маме...

Я знала, что жена Билли умерла, но по какой-то причине никогда не задумывалась, что это значит для его детей.

— Как ты себя чувствуешь? — задала я вопрос еще раз.

— Неправильно. Слишком... Слишком не так. Одинокой, — ответила она.

— Я здесь.

— Я знаю, — огрызнулась она, — но ты спросила про мои ощущения, и я тебе ответила именно про них, а не о том, знаю ли я про твое присутствие!

— Хорошо, что ты имеешь в виду под "одинокой"?

— Это… это… так, как я всегда считала, смогу почувствовать, если что-то случится с Бекки, — прошептала она. — В историях, не тех, что ходят среди племени, а других, существовала мистическая связь между близнецами, каждый из которых знал, что происходит с другим, знал, если что-то плохое случилось — мы не были такими, однажды Бекки сломала руку, упав с лестницы, а я в этот момент лазила по деревьям и ни о чем не подозревала еще час, пока мне не сказали. Я ничего не ощутила. Но я думала, что связь между нами существует, и сейчас такое ощущение, будто бы она умерла.

Рейчел захныкала. Слова лились из нее бессвязным потоком.

— Скажи мне номер, я позвоню ей убедиться, что все в порядке, — мягко предложила я.

— Собираешься и с ней это провернуть? — прорычала Рейчел. — Что с тобой не так? Ты же знала, что это произойдет, не так ли? Белла, какого черта, у меня гребаное занятие после обеда.

— Существуют другие вампиры, — тихо сказала я. — Последний раз, когда они нашли оборотней, те были уничтожены. Я хочу, чтобы вы могли защитить себя. Насколько я знаю, Бекки жива. Я хочу, чтобы она таковой и оставалась, как и твой брат, и все, до кого я только смогу дотянуться.

— То есть решением проблемы с вампирами, которым не нравятся оборотни, ты избрала создание оборотней? — с недоверием возмутилась Рейчел.

От нее явно шло избыточное тепло; мне уже определенно не мерещилось. Она походила на открытую духовку.

Я повторила свою речь о том, как мало значения для Вольтури имеет факт, пробудились ли волки, или нет. Рейчел выслушала, но это не произвело на нее особого впечатления. Она холодно смотрела на меня, когда я перечислила унизительные факты об этике типичного вампира и недостатке защиты у непробудившихся волков.

— И еще я слышала, что если оборачиваться регулярно, ты не будешь стареть. Ты сможешь жить вечно, — добавила я.

— Вот так? — спросила она жалобно. — Хочешь, чтобы я жила вечно с ощущением, будто у меня дыра в груди?

— Возможно, это пройдет, когда ты полностью пробудишься, — попыталась я подбодрить ее. — Или когда появятся другие волки. Думаю, вы должны жить в стаях; поэтому данное ощущение может просто сигнализировать, что у тебя пока нет своей стаи.

Она заскулила и упала наземь.

— Оставь меня одну.

— Не думаю, что это хорошая идея, ты можешь быть дезориентирована при трансформации, или это может занять много времени, тогда мне придется принести тебе еду, или...

— Я сказала тебе уйти! — зарычала Рейчел и взорвалась.

* * *

Трансформация была безумно быстрой. Только вампирское зрение дало мне возможность рассмотреть все подробно. Рейчел исчезла в облаке белой шерсти, мгновенно выросшей на пару ярдов во всех направлениях. Обрывки одежды разлетелись от нее, оставшись висеть на ветках деревьев и лежать на земле. Потом шерсть словно бы неравномерно сжалась обратно, формируя фигуру волчицы. Но не обычной: она была раз в шесть-семь больше той евразийской разновидности, что служила мне пищей в Норвегии. Она была размером с медведя — и немалого.

Слишком быстро, чтобы я могла среагировать, она махнула лапой и ударила меня по лицу.

На моей щеке появилось несколько глубоких ран; правый глаз вышел из строя, сузив область моего зрения на треть и убрав глубину. Боль прорвалась сквозь изумление...

Рейчел зарычала и потянула лапу обратно. В моем сознании жажда убить ее боролась с инстинктом убежать. Учитывая раны, шок и факт, что она пахла сильнее чем раньше, пахла опасно, пахла врагом, у меня не было возможности задуматься — может ли она успокоиться? Планировала ли она ударить меня один раз? Планировала ли вообще хоть что-то?

Я сорвалась с места.

Рейчел бросилась за мной, и она была быстрее, но даже с одним вышедшим из строя глазом я все еще была меньше, ловчее и могла пробираться сквозь заросли, а не проламываться через них. Я слышала, как ветви хлещут по ее шерсти, когда она гналась за мной. Они замедляли ее достаточно, чтобы я могла держаться впереди.

Я даже не выбрала направление, куда бежала. Только спустя девять секунд гонки я немного собралась с мыслями, прикинула, где мы, и начала отклоняться вправо, уводя ее глубже в лес — последнее, что мне было нужно, так это вывести ее к Спокану. Она последовала за мной, проламываясь через подлесок и рыча.

Постепенно, по мере затягивания ран у меня на лице, способность думать возвращалась. Сначала это выразилось в том, что я начала убегать эффективней: я могла легко свернуть даже на максимальной скорости, а вот у Рейчел так просто это не получалось из-за инерции, добавляемой ей массой волчьего тела и радиусом поворота. Поэтому я начала бежать зигзагом, и она стала отставать. Теперь у меня появилось время поднять руку и проверить состояние поврежденного глаза. Он тоже исцелялся, хотя полноценно зрение пока не вернулось. Я напомнила себе, что у меня оставить шрам, скорее всего, может только вампирский яд.

Я начала выкрикивать ее имя, снова и снова.

— Рейчел! Рейчел! — звала я, а ощутив, что она еще немного замедлилась, добавила: — Успокойся!

Она замедлилась, так сказать, до бега трусцой, если сравнивать с ее начальной скоростью. Я осмелилась бросить взгляд назад и увидела, что она выглядела в каком-то смысле озадаченной, с недоумением в блестящих черных глазах, выделявшихся среди шерсти бледно-желтого цвета.

Мутное изображение начало появляться по мере того, как восстанавливался поврежденный глаз. Я рискнула остановиться и быстро забралась на стоявшее поблизости дерево. Не похоже было, что Рейчел может повторить это за мной, а я при необходимости могла перепрыгнуть на верхушку другого дерева, если она снова бросится за мной или попытается свалить мое убежище.

Она замедлилась до неспешной рыси и подошла к дереву. Походила вокруг него, принюхиваясь, и наконец уселась рядом с ним.

— Ты в порядке? — спросила я. Она была очень пушистой. Будь она поменьше и имей не так много зубов, получилась бы весьма популярная мягкая игрушка. Мое зрение постепенно начало возвращать себе глубину.

Она почесала себе шею задней лапой и заскулила.

— Можешь говорить? — задала я другой вопрос, вцепившись покрепче в ветвь, на которой сидела.

Она задумчиво покачала головой из стороны в сторону и ворчливо фыркнула.

— Полагаю, тогда я не смогу точно узнать, почему ты меня ударила, — сказала я. — Так или иначе. Думаю, я могу просто говорить вслух предположения, и если не угадаю, просто пойдем по алфавиту, а ты будешь подавать знак, хорошо?

Она издала звук, отдаленно похожий на смех, вильнув хвостом.

— Ладно, кивай или качай головой для "да" и "нет", если же я близко, но ошибаюсь, то, хм, лай, — предложила я.

Она кивнула, и я начала высказывать предположения.

— Я пахну для тебя противно? Так, что инстинктивно хочется наброситься?

Она решительно кивнула, а потом высунула язык, скорчив почти человеческую гримасу отвращения.

— И помогает то, что я на дереве, так? Трудней унюхать меня с земли?

Она кивнула еще раз и снова издала похожий на смех звук.

— Это единственная причина, по которой ты меня атаковала?

Ответом было нет.

— Ты разозлилась, что я пробудила тебя?

Да, но не совсем верно.

— Все еще есть ощущение пустоты в груди?

Она рявкнула.

Мое зрение окончательно пришло в норму, и я пару раз моргнула. Контактной линзы на этом глазу уже не было, а линза на втором глазу уже наполовину растворилась; я вытащила ее и выкинула в противоположную от Рейчел сторону.

— Я правда не ожидала, что трансформация запустится так быстро, — извинилась я. — Мне сказали, что процесс идет постепенно, и я думала, что успею отвезти тебя в Ла Пуш до того, как что-либо произойдет.

Рейчел уселась на задние лапы и подняла одну из передних вверх. Пытается что-то показать?

— Думаешь, это потому, что я коснулась твоей руки? — предположила я. — Возможно да, это могло все ускорить.

Она кивнула. Последние отголоски боли ушли с моего лица, все снова вернулось к первозданной гладкости.

У меня зазвонил телефон.

* * *

Я извинилась перед Рейчел — она махнула лапой, любезно дав мне разрешение взять трубку. Это была Элис. Я приложила телефон к уху.

— Белла? — с паникой в голосе спросила она. — Это ты? Ты в порядке?

— Все хорошо, Элис. Что случилось? — задала я встречный вопрос.

— Что сейчас с тобой произошло? — продолжила она. — Я совершенно тебя не вижу.

— Правда? — спросила я. — Со мной все в порядке, честное слово. Ты же не обратилась к Эдварду насчет этого?

— Нет, я сначала решила связаться с тобой. Рада, что ты в порядке! Что произошло?

Семьдесят лет назад Элис еще не была частью семьи Калленов...

— Возможно, это новое проявление моей силы, — предположила я. Очевидная ложь. Я не думала ни о чем подобном. Время идеально совпадало для всей этой заварушки с Рейчел.

— Ты вообще меня не видишь? — я решила, что после разговора попрошу Рейчел отбежать на милю, а потом вернуться.

— Вообще… хотя подожди, сейчас что-то вижу. Ты будешь где-то в лесу… всего лишь мгновение, ты бежала, остановилась, обернулась, и тут все снова исчезло...

— Полагаю, это пока работает ненадежно, — сказала я, — я не пытаюсь быть невидимой и для тебя тоже, честное слово. Но я в порядке, и ты не должна волноваться и заставлять других переживать тоже.

— Ладно, — нехотя произнесла Элис, — подожди, теперь и это видение ушло!

— Со мной все хорошо, Элис, — повторила я, — мне пора.

Она неохотно попрощалась со мной, и я повесила трубку.

— Извини за это, — сказала я Рейчел. — Думаю, подобные тебе невидимы для моей сестры-экстрасенса.

Рейчел издала еще один звук, похожий на волчий смех. Потом, внезапно, она уменьшилась и снова стала человеком, стоя обнаженной посреди леса.

— Ой! — вскрикнула она.

— Эй, ты это сделала, — одобрительно сказала я. — Эм, у меня в машине есть одежда с собой. Ты выше меня, но это лучше чем ничего, пока мы не доберемся к тебе, верно?

— Не думаю, что мне стоит идти домой или в магазин. Что если я обернусь снова? — спросила Рейчел. — Я это не контролирую, по крайней мере сейчас...

— Что ж, достаточно логично, — ответила я. — Я найду пару вещей для тебя. Что тебе нужно?

Она рассказала, как найти ее комнату и что нужно взять, и — учитывая, что, по-видимому, ей понадобится немало одежды — приобрести. Я прикинула, сколько это займет по времени — поездка к ней домой и шоппинг — сообщила ей, после чего удостоилась небольшой, но экспрессивной речи о том, что она сама хотела бы пройтись по магазинам, и что моя затея была глупой и бессмысленной, и как ей теперь ходить на занятия… На середине фразы она, уничтожив то растение, которым прикрывалась, перекинулась обратно, снова во вспышке белого меха, и зафыркала.

— Я собираюсь передвигаться по деревьям, просто на всякий случай, — сказала я ей. — Иди за мной к машине, но не выходи на дорогу, не хочу потом слышать в новостях о засилье полярных медведей в округе. Как дойдем, я дам тебе одежду, когда сумеешь снова обернуться, и поеду в город за твоими вещами.

Она заскулила, но пошла за мной.

Когда мы добрались до того редколесья, где произошло первое обращение, она рявкнула на меня пару раз и начала принюхиваться. Я продолжила перемещаться по деревьям, вместо того, чтобы спрыгнуть вниз или двигаться к машине. Наконец, она нашла свою сумочку. Ремешок был разорван, да и от содержимого осталось не так много из-за удара об дерево на такой скорости. Рейчел зарычала, взяла сумочку в зубы и метнула в моем направлении.

Я поймала ее и заглянула внутрь в поисках того, что же она хотела мне показать или дать.Там лежал бумажник, телефон, расписание ее занятий, ключи, жвачка, два пластыря, упаковка бумажных платков и прочее, что можно найти в сумочке каждой девушки.

— Ты хотела дать мне ключи? — спросила я, позвенев ими.

Она с лаем покачала головой.

— Я не знаю, чего ты тогда от меня хочешь, — ответила я. — Так, давай угадывать, первая буква "А"?...

Общаться таким методом было утомительно, но в конце концов она передала мне слово "СКАЖСЕКРЕТАРЯБРОСЛЕТНЗАНТИЯ". Я не была уверена, плохо ли у нее с правописанием, просто трудно в таком состоянии отслеживать буквы, которыми мы общались, или же она сознательно пропустила некоторые, чтобы вышло побыстрее. Расписание, вероятно, было необходимо, чтобы придать достоверности тому, что мне доверили данную задачу.

— Ладно, заскочу в университет и позабочусь об этом, — уверила я ее. — Скажу, что ты тяжело больна заразной болезнью и не можешь прийти сама, сойдет?

Она одобрительно кивнула.

Я допрыгала по деревьям до машины. К счастью, ее не угнали и не разграбили. Из багажника я достала свой чемодан, в котором нашла одежду, которая могла подойти Рейчел, даже несмотря на то, что она была почти на полфута выше меня. Оставив найденное в кустах, которые не было видно с дороги, я отправилась в путь.

* * *

Соседки Рейчел по комнате не было на месте, что избавило меня от неловких объяснений, почему я пришла за ее вещами и где сама Рейчел. Я оставила на двери записку, чтобы соседка не подумала на грабителей: "Рейчел заболела и просила меня забрать ее вещи. Позвоните ее отцу, если хотите убедиться", — и дописала номер Билли.

Ее университет был недалеко от общежития, так что я быстро нашла офис секретаря. Там мне попытались доставить некоторые неприятности с отказом от летних занятий, и мне пришлось припугнуть их перспективой отмывать офис, если Рейчел придет лично, и ее стошнит. И да, добавила я, она заразна; да, ей слишком плохо и лечение займет слишком много времени, чтобы ходить на занятия; да, вы можете послать ей э-мейл, чтобы получить данную информацию прямо от нее, если хотите, но ответ может прийти не сразу, потому что трудно печатать, если тебя складывает пополам от желудочных спазмов и попыток удержать в себе хоть какую-то пищу. В конце концов все, что нужно, было подписано, и мне сообщили, что Рейчел будет трудно, но вполне возможно вернуться.

Я посетила ближайший магазин одежды и купила понемногу всего, что описала Рейчел, набрав в итоге столько, что люди немного странно начали поглядывать на меня, без усилий несущую такие сумки в машину.

Когда я вернулась в лес, Рейчел уже сумела перекинуться в человека и была в той одежде, что я ей оставила. Сидело на ней это не очень, она все же была значительно выше меня и немного мускулистей. К тому же, я была почти уверена, что она слегка выросла за последние несколько часов. Возможно, это было лишь мое воображение, вызванное ее видом в неподходящей одежде или впечатлением от ее формы волка; я решила, что она не сможет ответить уверенно, поэтому не стала об этом спрашивать.

— Не думаю, что будет хорошей идеей везти тебя в машине, — задумчиво сказала я. — Мне-то все равно, но не знаю, что делать, если ты обернешься внутри, да и для прочих участников дорожного движения это будет выглядеть подозрительно.

Рейчел кивнула, поджав губы.

— И что теперь? Остаюсь тут навсегда?

— Изначально я хотела привезти тебя в Ла Пуш, — напомнила я ей. — Помнишь, предполагалось, что вы ходите в стаях. Там бы ты нашла свою, сильно подозреваю, что это заполнило бы ту самую пустоту в груди. Если твое учебное заведение не даст тебе возможности завершить образование на расстоянии, я лично заплачу репетитору, который сможет. Или, возможно, я сумею отвести угрозу от вашего вида раньше, чем думаю, и тогда как только ты сумеешь взять трансформацию под контроль, вернешься сама к обучению обычным способом.

— Прекрати говорить "вашего вида", — сказала Рейчел. — Я человек.

Я моргнула.

— А как мне тогда называть группу людей, которые, как ты, могут обращаться в гигантских волков?

— Может мы и оборотни, но я все еще человек, — упорствовала она. — Мое сердце еще бьется.

— Ладно, если оборотней нельзя называть "видом", то как тогда? Не похоже, чтобы это была болезнь, или ты была зарегистрирована как участник Клуба Оборотней.

— Племя, я полагаю, — ответила она, пожимая плечами.

— Но не каждый Квилет — оборотень, если твой отец не ошибся насчет возрастного максимума. И даже те, кто достаточно молод, могут не иметь нужного гена.

— Смотри, в любом случае, я человек. Временами, — сказала Рейчел, скрестив руки, после чего снова разорвала одежду в клочья, перекинувшись.

— Похоже, это будет проблемой, — подытожила я.

* * *

Я отправилась в публичную библиотеку, залезла в Интернет и нашла объявление о продаже трейлера для перевозки лошадей. У моей машины был крюк для прицепа, хотя он смотрелся на ней немного чужеродно — должно быть его по какой-то причине добавила Розали. Я купила трейлер и матрас, чтобы можно было постелить на полу, устроила все, как можно удобней, убедилась, что никто не сможет заглянуть внутрь, и Рейчел забралась внутрь. Внутри было тесно и темно, но зато никто не мог увидеть ее перекидываний. Она полдороги ворчала, а потом еще полдороги ворчала уже в облике волка, но все равно позволила мне запереть ее там.

На протяжении всего пути я могла слышать и ощущать, как она оборачивается туда и обратно — мягкий звук превращения и изменение веса машины были весьма заметны. По дороге я позвонила Билли, он ответил сразу же. Нервно ждал звонка?

— Привет, Билли, — сказала я. — Мы с Рейчел уже едем. Ваши старые истории оказались неправильными.

На мгновение повисла тишина, потом хриплый шепот:

— Она изменилась, так?

— Ага. И ударила меня, но мне уже лучше, и она с тех пор вроде бы себя контролирует, если не считать того, что постоянно перекидывается туда и обратно случайным образом. Мы полагаем, что активация прошла так быстро, потому что я дотронулась до ее руки. Но в этом есть и плюс, теперь можно просто построить всех в цепочку, а мне пройтись и дать пять каждому — и дело сделано. Хотя я хочу еще, чтобы Бекки прилетела обратно, возможно придется еще вводить ее мужа в курс дела.

— Соглашение еще в силе, ты не можешь заходить на наши земли, — сказал Билли. — И не можешь прийти, чтобы пробудить кого-либо.

— Мне как-нибудь надо будет перечитать это соглашение, — ответила я. — Оно разве не имеет каких-то дополнительных условий или исключений?

— Ну… да, — согласился он, — вождь племени имеет власть разрешить Калленам посещать резервацию.

— И кто вождь? — говорить с Билли было как тащить больной зуб, он заставлял прилагать усилия для извлечения каждого фрагмента информации, и это меня раздражало.

— Это было семьдесят лет назад. Теперь нами правит совет старейшин… хотя...

— Хотя? — вцепилась я. — Давайте, продолжайте, скажите мне, пожалуйста.

Он тяжело вздохнул.

— Законы племени гласят, что вождем является альфа стаи.

— То есть, я полагаю, что сейчас это Рейчел, раз нет других волков? Или она так и останется альфой? — спросила я.

— Не уверен. Я же говорил, что женщины ранее не проходили обращение, — ответил Билли.

— А вы не состоите в совете? — я знала это из разговоров с Чарли. — вы могли бы, возможно, рискнуть и предположить, как законы племени применимы к вашей дочери.

— Джейкоб... — хмыкнул он скорее себе.

— Он ребенок, — сказала я.

— Не сильно моложе тебя.

— Мне будет семнадцать вечно. Я могу остаться семнадцатилетним ребенком навсегда или же наоборот, всегда быть семнадцатилетним взрослым. Я выбираю второе. А сколько Джейкобу, пятнадцать? И он еще растет. Он может быть ребенком и без вечного приговора.

— Ты тоже еще даже школу не закончила.

— Возьму у Розали ее конспекты и учебники как-нибудь и запомню их, — парировала я. — И, возможно, еще схожу в колледж разок, или два, или тридцать, когда моя жизнь более-менее устаканится. В любом случае, есть ли какая-либо причина, по которой вождем вместо Рейчел должен быть Джейкоб, или, возможно, эту должность должны разделить близнецы, кроме того факта, что Джейкоб — мальчик?

Билли промолчал, что я расценила как "нет".

— Рейчел была первой, — сказала я. — Если она по какой-либо причине захочет передать поводья, то это будет ее дело. И если есть какое-то мистическое заклинание, что передает власть Джейкобу или следующему в цепочке, то, несмотря на то, что по моему мнению это не слишком эффективно, я не буду спорить, когда еще есть столько дел. Но если законы племени говорят, что вождем должен быть альфа стаи, а из стаи у нас есть только Рейчел, то для меня это значит, что теперь она вождь.

— Ты весьма проблемная девушка, — уведомил меня Билли.

— Добро пожаловать в мой мир, где я размышляю о том, как обезопасить вашу семью, когда я могла бы просто жить счастливо со своим мужем в чудесном коттедже в Норвегии, напрочь забыв о вашем существовании, — живо ответила я, — и добро пожаловать в мой мир, где забочусь о том, чтобы у всех ваших детей были равные права и возможности, а не только у того, чьи хромосомы традиционно ассоциируются с магией.

Билли промолчал.

— Я сначала заеду к Калленам в Форкс, — сказала я. — Когда она будет способна говорить, попрошу у вождя Рейчел разрешения войти на земли племени. Если она скажет "да", то скоро увидимся. Если "нет", я приглашу всех, кто может активироваться на небольшую "превратись-в-гигантского-волка" вечеринку и буду надеяться, что никто из них не оторвет мне голову энергичным шлепком. Добро пожаловать в мой мир, где я выражаю свою готовность взаимодействовать с новопробужденными оборотнями с риском для себя в обмен на вашу и их безопасность.

Я была невыносима и знала это — возможно, будь на его месте кто-то иной, а не Билли, который выводил меня из себя, я была бы сдержанней. С Рейчел все было в порядке; возможно, когда она возьмет под контроль свои силы и перечитает древние легенды, она сможет быть моим контактным лицом среди Квилетов.

— Ах да, и, пожалуйста, не говорите моему папе, что я в городе, — добавила я. — Мы держим связь по телефону. Я сейчас выгляжу по-другому, даже в контактных линзах, и он потребует объяснений. Я собираюсь найти способ посвятить его во все это, но хочу сделать это аккуратно и со всеми предосторожностями.

— Я не собираюсь говорить ему, — мрачно сказал Билли. Возможно, он считал, что Чарли был бы разочарован во мне или типа того? Я не стала спрашивать; я не хотела вытаскивать из него еще шесть бесполезных предложений по одному за раз, только чтобы узнать его мотивы. Я верила, что он не расскажет моему отцу, раз уж пообещал, и это было все, что мне нужно.

* * *

Я подъехала к дому Калленов. Он был смутно знакомым, как и все остальное из воспоминаний о человеческой жизни. Я припарковала машину перед домом, поскольку ключей от гаража у меня не было, а потом вывела Рейчел из трейлера.

Она шла на двух ногах, морщась при каждом вдохе.

— Фу, ты правда пахнешь ужасно. То есть это не твоя вина, полагаю, это вампирские штучки, но мой нос реально жжет этот запах.

— Если появятся идеи насчет того, как этому помочь, дай мне знать, — сказала я. — Я звонила твоему отцу по дороге сюда. Он сказал, что альфа стаи является вожаком племени. Круто, да?

— Подожди, что? У нас правда выбор вождя основан на законах оборотней? — неверяще спросила Рейчел. — Это реально странно. Я в любом случае не хочу быть вождем, мне не нравится дома, вот почему я и записывалась на летние занятия...

— Полагаю, ты овладеешь оборачиванием к моменту начала осенних занятий, — сказал я. — А до тех пор это лучшее место для тебя. Но не вижу причин тебе самой жить в Ла Пуш, если не хочешь. Можешь использовать этот дом, если пожелаешь, — я махнула рукой в сторону дома Калленов, решив, что у меня вполне есть право распоряжаться им, пока он пустует. Записан он, разумеется, был на имя Карлайла, но семья свободно делилась ресурсами между собой. Для меня это было весьма удобно — например, когда обращали Иларио, семья собралась, чтобы работать вместе, хотя большинство из них не имело личной заинтересованности в его благополучии. Точно так же, если кому-то понадобится моя помощь, я буду участвовать в этом. На данный момент, мне нужен был дом.

Рейчел посмотрела на дом, потом подошла к двери и толкнула. Было не заперто. Когда дом пустовал, не было возможности запереть его так, чтобы хотя бы даже вор-человек не мог пробраться. (Охранная система была, но она не была подключена — вампирские чувства превосходили ее по всем параметрам, а самим вампирам не нужно было, чтобы на вызов приезжали вооруженные громилы. Когда никого не было дома, в нем все равно оставалась дорогая мебель, но, в основном, не было ничего, что можно было бы украсть, к тому же обычно дома были в такой глуши, что едва ли могли быть популярными целями для взлома.)

— Тут сильно пахнет вампирами, — громко сообщила Рейчел.

— Правда, все еще? Мы уехали отсюда несколько недель назад.

Она кивнула и перекинулась — только ее нос был по ту сторону двери, так что она не нанесла урона косяку. Рейчел спрыгнула с террасы и плюхнулась на землю, закатив глаза.

— Ты такая пушистая, — не смогла удержаться я.

Волчий смех, взмах хвоста — и передо мной снова голая девушка. Я протянула ей одежду.

— Может тебе носить тогу или нечто подобное, что могло бы выжить при оборачивании, — предложила я. — Меня не разорит покупка одежды для тебя, это меньшее, что я могу сделать, но слишком утомительно каждый раз собирать кусочки одежды.

— Посмотрим, сколько это будет продолжаться, — ответила она, одеваясь. — Я стараюсь практиковаться, думаю, я перешла в форму волка целенаправленно, хотя это могло быть совпадением.

— Прекрасно, — сказала я, — есть еще кое-что насчет того, что ты вождь...

Я рассказала о соглашении — то, что знала о нем — и что мне нужно разрешение Рейчел на появление в землях Квилетов.

— Ты на самом деле считаешь, что большее количество волков заполнит… пустоту? — спросила она с несчастным выражением лица. Ей удавалось действовать впечатляюще нормально, но, похоже, дискомфорт никуда не исчез.

— Это мое лучшее предположение, — ответила я. — Еще хотелось бы, чтобы ты позволила мне слетать за Бекки и активировать ее. Даже если она хочет продолжать жить на Гавайях, будет безопасней, если она будет иметь возможность становиться большой и зубастой.

— Кто вообще дал власть этим пиявкам-Вольтури, а? — зарычала Рейчел и тут же перекинулась, даже не прекратив рычать.

— Они сами взяли ее, думаю. У них есть весьма сильные союзники. Хотя я работаю над этим, — уведомила я ее. — Так что, все в порядке, если мы с тобой навестим резервацию? — она кивнула. — И если я слетаю за Бекки, ну и ее мужем, в том случае, если она захочет, чтобы он был с ней рядом? — она кивнула снова.

— Хорошо, — сказала я, — думаю, мы можем избежать ненужного внимания, если пойдем здесь...

Я показала направление, и мы побежали.

* * *

Рейчел перекинулась меньше чем через минуту путешествия.

— Я могу вернуться и взять тебе пару полотенец или типа того из дома, — предложила я. — Тебе, вероятно придется говорить с членами племени, и прикрыться таким образом будет быстрее, чем возиться с обычной одеждой.

— Ага, хорошая идея, — согласилась она, после чего сделала глубокий вдох, то ли чтобы настроиться, то ли чтобы втянуть мой запах, я не знала точно, и перекинулась в форму волка, вероятно, сознательно.

Я взяла два полотенца — большинство вещей были упакованы, но несколько штук оставалось в ванной на последнем этаже. Я также стащила шторы, которые, как я смутно помнила, не нравились Розали, и упаковала все это в сумку с одеждой, которую взяла с собой.

Рейчел снова была в форме человека, когда я догнала ее.

— Думаю, я почти поняла, как это делается, — сказала она. — Помогает, что я заранее знала об этом, когда все началось. Я могу только представить попытки провериться у психотерапевта, если бы случайно встретила вампира и трансформировалась неделю спустя, не имея понятия, что происходит.

— Ага, — засмеялась я. — Хочешь одеться или попытаешься перекинуться? — я потрясла сумкой.

— Второе, хотя лучше сделаю это, когда договорим. Я ощущаю себя… по-настоящему полной энергии. Я не думаю, что устала бы, если бы шла до резервации в форме человека. Возможно, не устала бы, даже если бы дошла пешком до Спокана. Хотя на четырех ногах было бы быстрей, — она сделала паузу. — Хорошо, что ты девушка. Замужем и все такое. Было бы невероятно неловко в другом случае.

— Без шуток, — согласилась я, — это еще одна причина, по которой я начала с тебя, а не с Джейкоба.

— О боже, Джейкоб, — простонала Рейчел. — У него тоже есть ген, если есть у меня, да? Ох. Младшие братья. Радуйся, что ты единственный ребенок у своих родителей… Половина стаи будут мальчишками.

— Ты — альфа, — указала я. — Ты можешь их построить, как захочешь. Скажешь им развернуться и смотреть на деревья, — я хотела, чтобы она больше походила на волка, по возможности. Ее безопасность была основной причиной, по которой я решилась на пробуждение — ее возможное использование как союзника в битве с Вольтури, если дойдет до этого, было второй. Если она обидится на меня, будет трудней гарантировать ее помощь.

— Хм, — задумчиво сказала она, — возможно, стоит быть вождем исключительно ради того, чтобы заставлять брата слушаться меня хотя бы изредка, — это явно говорилось не всерьез, поэтому я засмеялась, и она улыбнулась в ответ. — Ладно, попробую перекинуться в волка.

— Погоди секунду, — сказала я, получив от нее любопытный взгляд. — Если основываться на старых рассказах про оборотней, какого размера стаю мы рассматриваем? И как ты хочешь рассказать им обо всем и провести активацию? Я имею в виду, без обид, но ты пыталась разодрать мне лицо, а я бы хотела избежать ситуаций, где кому-либо это удалось проделать со мной или с кем-то еще. Мне нравится мое лицо. И ты лучше знаешь, что нужно делать в самом начале, чтобы успокоиться.

— Дай подумать, — сказала она. — Джейкобу пятнадцать, детям Клируотеров восемнадцать и тринадцать... — Рейчел назвала еще несколько имен, примерно пару дюжин Квилетов между двенадцатью и двадцатью пятью годами, у которых согласно ее ожиданиям должен быть ген. — Хотя я не уверена, нужно ли активировать самых молодых, — добавила она. — То есть, им лучше бы не влезать в какие-либо драки. Так что было бы лучше, если бы ты через несколько лет пришла еще раз, чтобы пробудить тех, кому сейчас слишком мало лет.

— Среди них ты босс, — напомнила я ей. — Они могут оставаться дома и играть в видеоигры, даже если они пройдут активацию, вместо того, чтобы гоняться за плохими вампирами.

— Полагаю, что так. Сейчас я думаю, что еще нужно побеспокоиться насчет согласия от их родителей или типа того.

— В качестве наброска плана, — я начала излагать. — Я отойду подальше в чащу, ты на своих двоих, если получится, идешь в резервацию, говоришь с кем нужно и получаешь все необходимые разрешения, в то время как я остаюсь здесь и просто жму руки тем, кого ты приведешь. После чего ты отводишь их подальше, прежде чем они сделают "пуф", — я изобразила жестами взрыв меха при трансформации. — То, кому рассказывать обо мне и всем прочем, целиком на твое усмотрение. Ты справляешься со всем реально хорошо и знаешь всех в племени лучше меня, тебе и судить, кого и как лучше сделать пушистиком, а не так, как вышло у меня.

Рейчел маниакально хихикнула на слове "пушистик".

— Неплохо звучит, — признала она. — И после всего этого я позвоню Бекки и посмотрим, смогу ли я уговорить ее приехать. Хотя билеты на самолет с Гавайев дорогие...

— Оставь это мне, — уверила я ее. — Не волнуйся об этом или каком-то ином вопросе, который можно решить деньгами. У меня есть сестра-экстрасенс, помнишь? Она не может видеть тебя, но ведь ты и не являешься финансовым директором торговой корпорации.

Рейчел снова засмеялась.

— Ладно. Полагаю, я должна одеться и посмотреть, смогу ли я удержаться от перекидывания хотя бы немного, а не сразу бежать в резервацию.

— Как скажешь, вождь, — поддразнила я ее, она усмехнулась. Я передала ей одежду.

— Продолжай балагурить, — она добавила, — думаю, это помогает. Если я не ошибаюсь насчет того, как это работает, то юмор и прочее подобное помогают мне оставаться человеком, а вот малейшее раздражение превращает в волка.

Я старалась как могла, пусть и не читала сборников шуток после обращения, так что большая часть того, что я могла сейчас выдать, была скорее в духе плоских шуточек Эмметта. Хотя анекдоты по теме похоже помогали Рейчел достаточно хорошо, и она не меняла пока свою форму.

Рейчел, вполне ожидаемо, была знакома с окружающими лесами и показала, где мне ждать, чтобы я не могла услышать никаких других запахов людей, кроме нее. Я встала у приметной скалы, указанной ею.

— Да, Рейчел, еще... — позвала я ее.

— Что? — спросила она.

— Если есть кто-то, насчет кого ты не уверена в генах, но хотела бы пробудить, если возможно, ты все равно можешь привести их сюда. Я смогу сказать по запаху, есть ли у них ген, если тебя не смущает объяснять людям, почему посреди леса стоит странная девушка, с которой ты хочешь их познакомить.

— Я для тебя тоже необычно пахну? — растерянно ответила она. — Ну… ладно, хотя я подумала почти обо всех. Полагаю, можно проверить слухи о Кэллсах...

— Понятия не имею о ком ты, но мне ничего не стоит пожать им руки.

— Только одному, сыну, но не матери. Никто не знает, кто его отец — она пришла из резервации Мака, беременная, люди судачат, что она бросила отца ребенка, хотя она никогда не получала помощи и не говорила о мертвом возлюбленном или типа того. Так что я приведу ее ребенка, но только последним. Он одного возраста с Джейкобом, думаю они дружат, — я кивнула.

— В любом случае, — продолжила она, — если кто-то перекинется быстрее, чем я, и окажется рядом с тобой, прежде чем я перехвачу его, беги вон в ту сторону, там крутой склон, взобраться на него не так сложно, но это будет явным препятствием. Не хочу, чтобы кто-то пятнадцатилетний бессознательно прибежал в деревню и оторвал матери руку, потому что она ругала его или что-то вроде этого. И ты можешь легко забраться на окружающие деревья, если не растеряешься.

Я снова кивнула, и она отправилась за своими будущими товарищами по стае, приводя их по одному.

* * *

Сначала она привела Джейкоба. Я слышала их разговор за милю — он скептично относился даже к тому, что она здесь, не говоря уже о заявлениях про оборотней. Еще ему было трудно угнаться за ее энергичной размашистой походкой.

Когда они дошли до моей скалы, он все еще продолжал говорить.

— Рейч, если это какая-то шутка... — он уставился на меня, похоже, не узнав. Его волосы были длинными, и я внезапно задумалась, связан ли как-то факт пушистости Рейчел с ее лохматой прической. Если так, то Джейкобу лучше будет сходить к парикмахеру, или же он будет выглядеть как нечто среднее между волком и шваброй.

— Привет, Джейкоб, — сказала я.

— Я… вас… знаю? — в моем облике было мало знакомого; глаза были кровавого оттенка, разве что по краям радужка уже начала желтеть. И конечно, мое лицо было слишком симметричным и гладким, чтобы походить на мое прежнее.

— Мы встречались, — помогла я, — я Белла.

— Бел… дочь Чарли? — с изумлением выдал он.

— Она самая, — подтвердила я. — Кстати, я была бы рада, если ты не скажешь ему, что я была здесь. Он несколько не в курсе... этого.

— Этого… это ты о чем? — пробормотал он. Рейчел ощетинилась.

— Ага, почему нет? Давай, присоединяйся, стань Этим, — сказала я, надеясь рассмешить Рейчел и отложить необходимость в новой одежде. Она ухмыльнулась и не перекинулась. Я протянула руку Джейкобу. Повисла пауза.

— Джейк, парень, ты же ощущаешь ее запах, да? Твоя активация пройдет независимо от того, коснешься ты ее или нет, это просто ускорит ее, чтобы я могла спрятать тебя в ущелье и пойти за Ли, — сказала Рейчел.

Ее брат смотрел на меня глазами, полными ужаса. Я старалась выглядеть настолько мило, насколько могла, все еще держа руку поднятой — она все равно не могла устать. Наконец он решился и коснулся меня одним пальцем, сразу же отдернув его.

— Ты холодная, — отметил он.

— Если пытаешься меня соблазнить словами о том, насколько ты горяч, то не сработает, — ответила я, пусть Рейчел продолжает смеяться. Она продолжала, хотя в ее виде после касания Джейкоба начала проскальзывать нервозность.

— Хе-хе-хе, — сдавленно отозвался Джейкоб, кинув взгляд на сестру. Они пошли к ущелью, Джейкоб время от времени оглядывался и бросал в мою сторону недоверчивые взгляды.

Я могла слышать их шаги, и как Джейкоб жалуется на дрожь. Однако, что интересно, он ни разу не упомянул об эмоциональном дискомфорте, какой описывала Рейчел. На обращение у него ушло около сорока минут, если судить по тому, когда я услышала лай. Два голоса взвизгнули и завыли друг на друга — похоже, она тоже перекинулась. Звук непосредственного перекидывания был слишком мягким, чтобы его можно было услышать на таком расстоянии, так что точного момента я не знала.

Я не слышала признаков битвы, не было ни рычания, ни взвизгов боли. Я ждала ее возвращения, заняв себя неумелым превращением ближайшей скалы в небольшую скульптуру Рейчел в образе волчицы.

Я приступила к шерсти на хвосте, когда вернулась белая волчица, выглядевшая счастливой. Я с любопытством посмотрела на нее и протянула сумку с одеждой.

Сознательно, на мой взгляд, она перекинулась и приняла предложенную сумку.

— Ты знала, что мы телепаты? — спросила она, потом нахмурилась и несколько смущенно добавила, видимо заметив отсутствие приобретенной способности, — В волчьей форме.

— Нет, — ответила я. — А как твоя пустота в груди, затянулась полностью?

— Полностью! — согласилась она. Будь у нее хвост, она бы сейчас виляла. — Все прошло. Хотя, конечно, странно делить свою голову с младшим братом, — она со смехом покачала головой, — поскольку, полагаю, я единственная, кому придется жить с этим, испытываю искушение оставить все как есть, хотя Ли будет думать, что это круто, могу поспорить. Ее жених тоже в моем списке, как и ее брат, она захочет, чтобы они были с ней, Джейк уверил меня в этом. Надеюсь, Ли и Сэм не переполнят этот ментальный суп слишком большим количеством каши, — она сделала паузу. — В любом случае, я собираюсь привести ее. Эй, классная статуя. Это я?

— Кто же еще? Я понятия не имею, как выглядит Джейкоб в виде волка.

— Рыжего оттенка и, о боже, какая же у него длинная шерсть, — сказала Рейчел. — Он меньше меня, по крайней мере пока, но он же еще ребенок, вырастет. Я сказала ему держаться в ущелье и, если он перекинется обратно достаточно быстро, он сможет научить Ли, и так далее, так что я могу просто продолжать ходить за остальными, вместо того, чтобы присматривать за каждым в отдельности. Хотя эти полотенца и занавески мне пригодятся.

— Конечно, — сказала я. Она ухмыльнулась мне, на мгновение поморщившись, когда вдохнула вампирский запах, и пошла обратно в резервацию.

* * *

Ли Клируотер, обладающая ресницами, о которых мечтают все женщины, была крайне недоверчива. Но она с готовностью последовала за Рейчел в лес, едва замешкавшись, пожала мне руку и пожаловалась на мой запах только четырнадцать раз между встречей со мной и тем моментом, когда ее начало трясти, и возникло желание уйти. Я слышала, как она кричала на Джейкоба: "Во имя всего святого, Блэк, прикройся хоть чем-нибудь", — когда они дошли до ущелья, и Рейчел передела брату полотенце. Похоже, он сумел вернуться в человеческую форму, но не стал уходить оттуда. Рейчел вернулась, как только устроила их там, и отправилась за младшими Клируотерами.

Младшему брату Ли, Сету, было тринадцать. Он был хорошим ребенком, которого нечасто встретишь. Я не услышала от него ни замечаний по поводу температуры, запаха или сверхъестественной странности, просто вежливое представление себя, благодарность за помощь ему "либо в лучшем розыгрыше со стороны сестры, который можно будет рассказать другим, либо в настоящем превращении в оборотня", после чего он отправился к остальным. Вернувшись, Рейчел сообщила, что Ли-волчица была серой.

Жених Ли, парень по имени Сэм Адли, был мрачным крепким типом, который, казалось, пришел только подыграть ей, уже ушедшей с Рейчел. Он пожал мне руку, поморщившись, но ничего не сказав, и последовал на площадку для обращения с отчетливым раздражением. Я закончила скульптуру и принесла большое упавшее дерево сюда, чтобы попробовать поработать с ним; Рейчел пошла за следующим членом стаи, попутно рассказав, что Сет оказался волком песочного цвета.

На этом этапе ее усилия принесли меньше эффекта. Она вернулась обратно одна и сказала, что собирается рискнуть, послав Джейкоба за Квилом Атеара и Эмбри Коллом, а Ли — за Мэрилин и Оливией. Это был вполне приемлемый способ собрать остальных членов стаи, и при помощи определенной комбинации удачи и чувства юмора Рейчел, не должно было возникнуть внезапных оборачиваний в центре деревни (хотя Рейчел пришлось зайти к Билли и взять кое-что из одежды Джейкоба, чтобы парни выглядели менее нелепо, чем одетые только в полотенца). Я пообещала, что возмещу Джейкобу весь ущерб.

В общем, я активировала двадцать шесть волков: четырнадцать девушек и двенадцать парней (Эмбри обернулся последним, что привело к новой волне слухов о том, кем мог бы быть его отец). Было уже темно, когда мы закончили. У Рейчел в списке было еще девять человек, включая Бекки, которые жили вне резервации, были моложе двадцати пяти и могли быть носителями нужного гена.

— Мы уверены, что возрастной порог именно такой? — спросила я, когда она перечислила их. — То есть, некоторые из других историй оказались неправдой, все девушки успешно пробудились, чего не должно было быть согласно легендам.

— Я не уверена, — признала она. — Полагаю, могу привести сюда отца и посмотреть, сможешь ли ты заставить его перекинуться. Он уже все знает.

— Полагаю, можно попробовать, — неуверенно сказала я.

Я согласилась оставить это Рейчел, и у меня было только несколько слабых возражений против кандидатуры Билли. Ему точно не могло стать хуже в волчьей форме; а тот факт, что лично мне трудно с ним общаться, не является значительной проблемой, если он станет частью стаи.

— Не возражаешь подождать до завтра? Хочу позвонить мужу, потом поохотиться, а потом заказать билеты на самолет для всех перечисленных тобой, — я махнула в сторону списка отсутствующих Квилетов.

— Ага, конечно, мы можем пока отдохнуть, — согласилась Рейчел. — Попрошу отца завтра. Хорошей охоты, — она запнулась. — А на кого?

— Лично я предпочитаю косаток, когда они под рукой, — сказал я.

— Верно, тогда вкусной тебе косатки, только помни, ты — это то, что ты ешь, — подколола она меня. — Увидимся утром. Я собираюсь быть тут всю ночь, не хочу, чтобы кто-либо сломал у себя дома мебель случайно обернувшись среди ночи, так что мы разбили лагерь тут. Тебе лучше не приближаться к ущелью, Сэм, Нина и Пол пока еще испытывают трудности, и я не удивлюсь, если кто-то из них вцепится тебе в глотку.

— Обычно вцепляться в глотки — это моя прерогатива.

Она засмеялась. На вид ей значительно полегчало с тех пор, как она перестала быть единственной пробужденной, теперь она буквально излучала здоровье и силу, а также жар, который ощущался больше сиянием, нежели чем-то нездоровым, особенно вместе с ее улыбкой.

— Ладно, — сказала она, — я собираюсь вспушиться и идти спать. Мне все еще нравится это слово, кстати.

Она разделась, находясь вдали от глаз ее товарищей по стае, полностью осознанно приняла волчью форму и скрылась в ночи.