Semper Fidelis (Всегда верен) (джен)

— Что? — в недоумении уставился на дрилла Эдвард. — Когда? Как умерла?

— Я именно это и пытаюсь у вас узнать! — воскликнула сержант Янг. — Она ведь служила на вашей базе!

Эдвард непонимающе смотрел на инструктора. Когда, чёрт побери, Белла Свон успела погибнуть, если он чуть больше суток назад видел её живой? И как о её гибели могла узнать сержант Янг? У неё что, есть какой-то осведомитель в «Кэмп-Фениксе»? И как вообще это могло случиться? Белла Свон ведь должна была всего лишь чистить винтовки. Она что, сама себя случайно застрелила? Кажется, он переоценил её умение обращаться с оружием.

— Кто вам про это рассказал? — решил начать с начала лейтенант, который никак не мог поверить в этот бред.

— Недели две назад в наш батальон позвонила её мать… — начала сержант Янг, и лейтенант Каллен с облегчением расхохотался.

— Вы считаете, что смерть рядового Свон — это очень смешно? — в ярости посмотрела на него инструктор, и Эдвард поспешил её успокоить:

— Конечно, это не смешно. Но дело в том, что Белла Свон не умерла.

— Не умерла? — во все глаза уставилась на него сержант Янг. — То есть она жива?

— Жива. Во всяком случае она точно была жива, когда я уезжал с базы, — сказал Эдвард. — А это, как вы понимаете, было не две недели назад.

— Это правда? — серьёзно посмотрела на него инструктор, и Эдвард так же серьёзно ответил:

— Конечно, правда.

— Охренеть! — горе на лице инструктора сменилось сначала радостью, а потом вдруг бешеной яростью. — Да я этой курице все перья повыдёргиваю!

— Какой курице? — не понял лейтенант.

— Да мамаше её ненормальной! И почему я вообще ей поверила? Знала же, что она истеричка сумасшедшая. Но она так натурально рыдала!

— Рыдала? — насторожился Эдвард. — А что именно она вам сказала?

— Что из-за такой милитаристской свиньи, как я, погибла её дочь, — произнесла сержант Янг, и Эдвард ухмыльнулся:

— Милитаристской свиньи?

— Да. Она воинствующая пацифистка, — скривилась инструктор. — Из тех, которые обмазываются кровью и приковывают себя к решётке Белого дома. Но даже для неё это как-то чересчур.

— А что ещё она сказала? — спросил Эдвард. — С чего вообще она решила, что её дочь погибла?

— Кажется, она говорила что-то про Похоронную службу и про то, что её на опознание вызвали. Я ей поэтому и поверила, сэр! — проговорила, наморщив лоб, сержант Янг. — Она так кричала, что я половину слов не поняла, а потом трубку бросила, и я даже не успела ничего у неё спросить.

Эдвард насторожился. До упоминания Похоронной службы и опознания всё это выглядело как обычная истерика мнительной женщины, которая давно не разговаривала с дочерью и решила, что с ней что-то случилось. Но опознание в эту версию как-то не укладывалось… С чего бы Похоронной службе вызывать на опознание родственников Беллы Свон, если она жива и с ней всё в порядке?

В этот момент к ним подошёл отец, и сержант Янг с возмущением воскликнула:

— Капитан Каллен, эта истеричка меня обманула! Белла Свон жива!

Лицо отца тут же просияло:

— Отличная новость! Я знал, что так легко ты, Эдвард Каллен, от неё не отделаешься!

— Очень смешно! — сердито посмотрел на него лейтенант, который уже понял, что его мечта на две недели забыть об Изабелле Свон только что разбилась вдребезги.

— Но что ты в таком случае имел в виду, когда сказал, что она получила по заслугам? — спросил отец, и Эдвард, с трудом припомнив тот недельной давности разговор, воскликнул:

— Так ты тогда про её смерть говорил? И ты решил, что я мог сказать о её гибели, что она получила по заслугам? Ты серьёзно считаешь меня такой скотиной? Я не настолько её ненавижу, чтобы обрадоваться её смерти! Да я вообще её не ненавижу! Я просто решил, что она нажаловалась тебе на то, как я к ней придираюсь. А я не придираюсь — я её справедливо критикую! Я это имел в виду, когда сказал, что она получила по заслугам! Почему ты не сказал мне, что вам звонила её мать?

— Да ты же сам мне договорить не дал! — ухмыльнулся отец, и Эдвард со стыдом вспомнил, что так оно и было.

Чёрт! Если бы он дал отцу рассказать всё до конца, то сразу поговорил бы с Беллой Свон и заставил позвонить матери и успокоить её.

— Сержант Янг, найдите, пожалуйста, контакты родителей Беллы Свон, — попросил Эдвард. — Нужно убедиться, что они в курсе, что их дочь жива и с ней всё в порядке.

— Хорошо, сэр, — с энтузиазмом кивнула сержант Янг, которая выглядела так, словно заново родилась.

Зря лейтенант сказал тогда Белле Свон, что её жизнь в глазах её любимого инструктора стоит всего тысячу баксов. Теперь он убедился, что девчонка была ей по-настоящему дорога. Но при этом, зная, как она молода и неопытна, сержант Янг всё равно отправила её на войну. И Эдвард очень хотел узнать, почему.

Но спросит он об этом только после того, как увидится с матерью. Она и так ждала этой встречи на два месяца дольше положенного.

* * *

Мать встретила его слезами и никак не могла успокоиться, всё время обнимая и разглядывая сына так, словно они не виделись несколько лет.

— Ты так похудел, — с беспокойством сказала она. — У тебя всё хорошо со здоровьем? Вас плохо кормят?

— Да нормально их кормят, — воскликнул отец. — И он не похудел — он привёл себя в надлежащий вид. А то на проводах на нём парадная форма чуть по швам не лопнула!

Но мать юмор отца не оценила и снова принялась осматривать Эдварда так пристально, словно это она была врачом, а не отец.

— Что это у тебя за шрам на виске? Раньше его не было, — взволнованно проговорила она, и Эдвард как можно беззаботнее произнёс:

— Да треснулся где-то. Не помню даже где. Я тебе, между прочим, подарок привёз, — и достал из рюкзака красивый браслет из лазурита, который купил для него на рынке переводчик Саид. — Ручная работа афганских мастеров.

Мать подарок приняла с радостью и сразу надела, но продолжала с тревогой поглядывать на его шрам, как будто почувствовав, что с ним что-то нечисто. И когда жена вышла из комнаты, капитан осведомился:

— И откуда у тебя на самом деле этот знак отличия? По виду — ерунда, но ты ведь явно что-то темнишь.

— Потом расскажу, — ответил Эдвард, опасаясь, что мать вернётся. — У меня и для тебя подарок есть! — и вручил отцу серебряную курительную трубку, испещрённую вязью и какими-то картинками, которую, разумеется, тоже выбирал Саид. Сам Эдвард, не знающий языка и ничего не понимающий в афганских народных промыслах, наверняка купил бы какую-то дрянь и заплатил за неё втридорога.

Глаза отца загорелись — он очень любил всякие интересные курительные принадлежности.

— Эдвард, зачем ты купил отцу трубку? — воскликнула вернувшаяся мать. — Он ведь бросил курить!

— Опять? — вырвалось у лейтенанта, и отец посмотрел на него с осуждением, но сам же расхохотался, а вслед за ним и Эсми с Эдвардом.

— А у меня из еды есть только пирог, — горестно вздохнула миссис Каллен, заметив, какие взгляды бросает сын в сторону кухни, откуда распространялся чертовски аппетитный аромат свежей выпечки. — И тот подгорел, потому что я совсем про него забыла…

— Твой подгоревший пирог всё равно вкуснее всего, что готовят в нашем ди-феке, — сказал Эдвард, и мать закатила глаза — она никак не могла смириться с тем, что её интеллигентный мальчик превратился в грубого солдафона. Но грубость эта казалась Эдварду более искренней, чем великосветское лицемерие адвокатов дедушкиной фирмы, одним из которых Эсми Каллен мечтала видеть своего сына.

За чаем Эдвард наконец решился спросить о том, что беспокоило его с момента приезда:

— Вам удалось договориться о том, чтобы она позволила мне увидеться с Карли хотя бы пару раз?

Мать сразу погрустнела и покачала головой:

— Нет. Она пока не согласилась.

— Но почему? Я ведь сказал, что готов на встречу в её присутствии на нейтральной территории! Что ей ещё надо? — воскликнул Эдвард с возмущением.

— Теперь она хочет, чтобы на этой встрече присутствовал телохранитель, — сказала мать, и лейтенант в недоумении посмотрел на неё:

— Телохранитель? На кой чёрт ей сдался телохранитель?

Мать опустила глаза, и Эдвард понял, что его бывшая как-то объяснила своё идиотское требование и, похоже, это опять касалось его неадекватности, о которой постоянно твердила эта стерва.

— Что она сказала? — спросил Эдвард, и мать нехотя ответила:

— Что ты можешь похитить Карли и увезти её в Мексику.

— Что? — в шоке уставился на неё лейтенант. — Да за кого она меня принимает? На такое способен только псих. А я, между прочим, перед командировкой проходил психиатра, и у него ко мне вопросов не было. Можешь так ей и передать!

— Я так ей и сказала, — проговорила мать. — Но она ответила, что это было до командировки.

Эдвард задохнулся от злости. Вот как так получается, что на любой его аргумент она тут же придумывает свой, и в итоге последнее слово всегда остаётся за ней?

— Хорошо. Пускай она сама найдёт психиатра и я пройду у него обследование, — выпалил Эдвард и вдруг осёкся, вспомнив, как за последний месяц уже несколько раз терял над собой контроль: с Сангаром и с Кингом, а теперь ещё и с этим парнем в аэропорту. Да ведь этот психиатр, пожалуй, может на самом деле признать его психом…

— В чём дело? — тут же заметила мать перемену в его настроении.

— Всё в порядке. Я согласен на телохранителя, — мрачно произнёс Эдвард. — Но с чего вообще она решила, что я могу похитить Карли?

— Она говорит, её очень напугало то, как ты в прошлом году залез с биноклем на дерево, чтобы следить за её домом.

— Я просто хотел посмотреть на дочь. Я не видел её тогда почти полгода! — проговорил со злостью лейтенант, подумав, что тем идиотским поступком действительно изрядно подпортил перед бывшей свой моральный облик, выставив себя каким-то чёртовым сталкером. Но он просто хотел хотя бы через бинокль увидеть собственную дочь, которую эта идиотка даже гулять выводила только по двору, чтобы он не подкараулил их на улице.

Вот за что она его так ненавидит? Ведь это она ему изменила, а не он ей. И он никогда не проявлял агрессию по отношению к ней. Да, он избил её любовника. Но хотел бы он посмотреть на того ангела, который, застав жену в кровати с другим мужиком, пожелает им хорошего дня и уйдёт, сияя нимбом, надетым на рога. Тот же Харви Джейкобс наверняка на месте бы его убил. А Эдвард всего лишь нос сломал и пару раз макнул мордой в бассейн. Было бы из-за чего его в маньяки записывать!

— Я попросил Сульпицию поговорить с Аро, чтобы тот на неё как-то повлиял, — сказал отец, и Эдвард фыркнул:

— Зачем ты это сделал? Аро это только разозлит.

— Сульпиция сама мне позвонила и сказала, что Карли очень по тебе скучает, — ответил капитан, и Эдвард улыбнулся: как бы их ни пытались разлучить, его малышка всё равно любила отца и скучала по нему так же, как и он по ней.

— И ты думаешь, Аро её послушает? — скептически хмыкнул Эдвард. Хотя Феодоракис и сказал, что Аро скорее всего давно простил ему все грехи, лейтенант в такое счастье не верил — этот хитрый лис был чертовски злопамятен, как и все цээрушники.

— Она единственная, кого Аро вообще может послушать, — сказал отец. — Сульпиция очень хочет тебе помочь. Она до сих пор чувствует себя виноватой во всём, что случилось.

Жена Аро Вольтури Сульпиция вместе с отцом проходила ординатуру, и хотя она давно оставила медицину, всё равно поддерживала с Карлайлом дружеские отношения. Поэтому когда Эдвард собрался ехать в Афганистан, и его жена из-за этого впала в депрессию, Сульпиция предложила ей пройти стажировку в «Вольтури Дефенс», чтобы отвлечься от переживаний. И в общем-то этот план сработал, она действительно отвлеклась, но совсем не так, как рассчитывала миссис Вольтури. Впрочем, Эдвард вовсе не считал Сульпицию ни в чём виноватой. Как он сказал Харви Джейкобсу, шлюха всё равно себя проявит: не изменила бы тогда, изменила бы потом.

— Сульпиция сообщит, если будут новости, — сказал отец, и Эдвард с признательностью посмотрел на родителей:

— Спасибо. Спасибо, что ведёте за меня эти переговоры. Со мной она вообще отказывается разговаривать. Она даже не дала мне поздравить Карли с днём рождения.

— Кстати, помнишь того медведя в форме морпеха, которого мы подарили ей от твоего имени? — улыбнулся отец. — Сульпиция сказала, Карли даже в садик с ним ходит. Из рук не выпускает и говорит всем, что это её папа.

— А фото есть? — оживился Эдвард. Когда он разговаривал с дочерью по видеосвязи из Баграма, она действительно держала в руках медведя, но он был так счастлив видеть её, что не обратил на это особого внимания.

— Конечно, есть! — воскликнул отец и тут же принёс пухлый семейный альбом, в который старомодно вклеивал все самые важные фотографии из жизни семьи.

Иногда Эдвард украдкой пересматривал этот альбом, чтобы напомнить себе, каким замечательным было его детство и юность. А потом всё его счастье рассыпалось как карточный домик. По его собственной вине.

Но посмотрев на фотографию Карли с подаренным ей медведем, Эдвард тут же забыл обо всём плохом, что было в его жизни. Дочка с такой нежностью прижимала к себе одетого в парадную форму мишку, а на следующей фотографии так заботливо поправляла на его голове белую фуражку, что сердце Эдварда растаяло от умиления. Нет, всё-таки не зря он сошёлся с этой стервой. Ведь ни с кем другим у него не родилась бы эта чудесная малышка.

— Хорошо, что эта милая девочка… Белла, кажется… жива, — сказала мама, собирая посуду со стола. — Она была на свадьбе сержанта Янг. Стеснительная такая, но очень шустрая.

— Даже слишком шустрая, — фыркнул Эдвард.

— Что, она и правда тебе так сильно досаждает? — ухмыльнулся отец. — Она ведь всего лишь учётчик боеприпасов. Вы и видеться-то должны только на общем построении.

Эдвард хмыкнул. Значит, Свон всё-таки не звонила отцу и не жаловалась на него, иначе он был бы в курсе её ошеломляющих карьерных успехов.

— Она давно уже не учётчик боеприпасов. Сначала она устроилась в штаб к капитану Кингу, потом ассистентом к твоему приятелю Феодоракису, а теперь её навязали мне в качестве стрелка. Так что я вижу её намного чаще, чем мне бы этого хотелось! — заявил Эдвард, который уже предчувствовал, что эта идиотская история с мнимой смертью рядового Свон ещё потреплет ему нервы.

* * *

Когда по наводке отца он отыскал сержанта Эмили Янг, та уже привела себя в порядок и выглядела так идеально, словно должна была прямо сейчас предстать перед командирской инспекцией.

— Я нашла контакты её отца, сэр, — сообщила дрилл-инструктор, увидев его возле своей каюты. — Контактов матери она не оставила. Видимо, потому что знала, чего от неё ожидать. На самом деле, сэр, я нашла телефон её отца ещё тогда, но не решилась позвонить… — вдруг призналась она.

Эдвард хорошо её понимал. Он тоже не нашёл в себе мужества посмотреть в глаза родственникам своих погибших морпехов. Как последний трус он украдкой, когда там никого не было, навестил их могилы и оставил на каждой из них двадцать пять центов (1). Вероятно, нечто подобное собиралась сделать потом и сержант Янг.

— Я эти две недели места себе не находила. Ведь это я… — сказала он и замолчала, осознав, что сболтнула лишнего, но Эдвард не дал ей сорваться с крючка и продолжил за неё:

— Это вы помогли ей попасть в Афганистан.

Сержант Янг с подозрением взглянула на него, и по возмущению в её глазах он сразу понял, о чём она подумала.

— Нет, я не думаю, что вы это сделали, чтобы доказать, какой вы крутой инструктор. У меня была такая мысль, каюсь. Но теперь я вижу, что Белла Свон для вас не просто рекрут, — произнёс Эдвард. — Вот только если это так, как вы могли отправить её на войну? Как она убедила вас, чёрт возьми?

— Она меня не убедила, — ответила сержант Янг. — Меня убедила видеозапись.

— Какая видеозапись? — не понял лейтенант, и дрилл поманила его в свою каюту.

— Я вам её покажу. И думаю, вы поймёте, почему я это сделала, — сказала сержант, когда они вошли в каюту и инструктор вытащила из ящика стола ноутбук.

Эдвард с любопытством осмотрелся и сразу обратил внимание на шикарный толстый афганский ковёр, висящий на стене.

— Хочу такой родителям подарить в честь возвращения из командировки. Сами выбирали?

— Муж подарил, — ответила сержант Янг. — Прямо в госпиталь притащил.

— А вы служили вместе? — посмотрел он на фото на тумбочке, где дрилл в парадной форме со свадебным букетом в руках стояла рядом с другим морпехом, который смотрел на неё как влюблённый мальчишка. У обоих на груди он разглядел медаль «За кампанию в Афганистане». Но «Пурпурное сердце» было только у неё.

— Да, — кивнула Янг. — Мы там и познакомились.

Эдвард снова посмотрел на фотографию. Эмили Янг очень повезло, что её муж тоже был морпехом. Будь он гражданским, он скорее всего сразу бросил бы её, как только увидел, что с ней стало. Когда Эдвард лежал в госпитале, его соседом по палате был парень, которому осколки выбили глаз и изуродовали всё лицо. И когда к нему пришла жена, Эдвард увидел у неё в глазах тщательно скрываемое, но ясно читаемое отвращение, о котором её муж, к счастью, ничего не знал, потому что со вторым глазом у него тоже были большие проблемы.

— Не знаю, в курсе ли вы, что рядовой Свон убила грабителя, когда работала в круглосуточном магазинчике, — сказала сержант Янг.

— В курсе. Но в состоянии аффекта на это многие способны. Это ничего не значит.

— Я тоже так подумала. Но решила, что должна всё увидеть своими глазами. Она говорила, что снимает квартиру в Триангле, рядом с базой «Квантико». Я погуглила и нашла на сайте местной газеты статью об этом происшествии. В статье была видеозапись с камер в магазине. Сейчас я вам её покажу, — произнесла сержант Янг и включила видео.

На экране появилось чёрно-белое изображение торговых рядов. Светловолосая девушка — не Белла Свон — стояла за кассой и перекладывала товары, как вдруг в магазин ворвался какой-то хрен в лыжной маске и принялся угрожать ей пистолетом. Девушка запаниковала и вместо того, чтобы отдать вооружённому грабителю всё, что ему надо, и после его ухода вызвать полицию, видимо, попыталась включить сигнализацию. Вор испугался и пальнул в неё из пистолета, после чего принялся выгребать кассу. Как вдруг обернулся и уставился куда-то в сторону торговых рядов.

В этот момент пошла запись с другой камеры, и Эдвард увидел за одним из стеллажей женскую фигуру с винтовкой в руках. Запись была очень плохого качества, но видимо это и была Белла Свон. Пригнувшись, Свон продвинулась к краю стеллажа и, подняв винтовку, судя по всему, выстрелила, потому что грабитель, уже бросившийся к выходу, вдруг замер и, не целясь, принялся палить по стеллажам. После чего опять побежал к выходу, но внезапно как кенгуру отпрыгнул в сторону, укрывшись за большим автоматом, откуда снова принялся стрелять по невидимому противнику.

Свон тем временем вновь переместилась за соседний стеллаж, чтобы прижать его с другого бока. Как вдруг в дверях появилась толстая женщина, которая, похоже, даже не заметила, что в магазине что-то неладно. Перепуганный грабитель психанул и навёл на неё пистолет, но тут же рухнул на пол и задёргался в предсмертных конвульсиях. Свон, подождав, пока вор затихнет, не опуская винтовку, подошла к нему и, спокойно обогнув труп, стала помогать толстухе подняться.

— У нас много говорят о том, что должен уметь настоящий морпех, — сказала сержант Янг, когда видео закончилось. — Я и сама многого требую от своих рекрутов. Но я всегда говорю им, что самое главное умение для морпеха — умение убивать. И у Беллы Свон это умение есть.

Эдвард ещё раз обдумал всё, что увидел, и понял, что разглядели в этой девчонке капитан Феодоракис и штаб-сержант Уитлок. Они почувствовали в ней родственную душу. Белла Свон была от природы наделена очень редким, очень ценным и страшным даром — убивать врага не спасая свою жизнь и не в пылу боя, а хладнокровно выслеживая и загоняя его как хищник жертву. Не было в этом выстреле никакого аффекта, только трезвый расчёт и молниеносно вынесенный приговор.

— Я послала ссылку на это видео мужу, — произнесла сержант Янг, и Эдвард тут же всё понял:

— И ваш муж подарил Белле Свон волчий клык?

— Да. А откуда вы знаете? — удивилась инструктор. — Она вам рассказала?

— Нет. Она рассказала про это нашему снайперу, а он — мне, — ответил лейтенант. — Значит, легендарный ганни Улей — ваш муж?

— Легендарный? — ухмыльнулась Янг. — Этот ваш снайпер совсем ещё мальчишка, да? Эта слава уже начинает напрягать Сэма. Видимо, после этой командировки ему придётся уйти на пенсию.

— Его физиономия слишком примелькалась? — понимающе кивнул лейтенант.

— Да. А когда за твою голову назначили награду в сорок тысяч баксов, это уже проблема, — хмыкнула сержант. — И знаете, кого за это нужно благодарить?

— Пиарщиков Пентагона, — догадался Эдвард. В своё время они и ему много крови попортили, пытаясь вылепить из него Капитана Америку.

— Они сняли про «Оборотней» сюжет и засветили в нём Сэма. Хорошо, что это был сюжет для внутреннего употребления. Но теперь его вся морская пехота в лицо знает.

— Какие же они всё-таки придурки, — фыркнул Эдвард и снова вспомнил про Беллу Свон. — Так что ваш муж сказал, когда посмотрел это видео?

— Жаль, что у неё нет члена, — ответила сержант Янг. — Вот что он сказал.

Эдвард ухмыльнулся. Это была та самая мысль, которая сразу же пришла ему в голову, когда он увидел, как Белла Свон убила грабителя. Почему, почему этот уникальный дар достался какой-то девчонке? Девчонке, которая не может даже на турнике подтянуться как положено? Девчонке, которую никогда не возьмут ни в снайперы, ни в разведку!

— Теперь вы меня понимаете? — сказала тем временем сержант Янг. — Если рядовой Свон убьёт хотя бы одного талиба, я уже буду считать, что отправила её туда не зря.

— Она убила уже двоих, — сообщил Эдвард, и сержант Янг повернулась к нему с широко раскрытыми глазами:

— Когда? Как?

И Эдвард рассказал ей всё, что знал. О том, как Свон в ходе боя на шоссе застрелила пулемётчика, а потом во время снайперской атаки убила боевика из группы прикрытия. И о том, как уже в составе его взвода она снова подстрелила талиба, которого добил потом Эммет МакКарти.

— Это моя девочка! — с гордостью сказала сержант Янг, но когда лейтенант сообщил ей, что за уничтожение пулемётчика Свон наградили NAM-ом, настроение дрилла тут же переменилось.

— Ей дали NAM? За то, что она с риском для жизни взяла на себя чужие обязанности и в одиночку ликвидировала пулемётчика, ей дали всего лишь чёртов NAM? — в ярости воскликнула она.

— А по-вашему она заслужила Медаль Почёта (2)? — ухмыльнулся Эдвард, и инструктор обожгла его взглядом:

— Во всяком случае хотя бы Бронзовую звезду она точно заслужила. А по-хорошему и Серебряную. Но ведь приказы о таких высоких наградах у нас журналисты отслеживают. И обязательно прицепятся к ней, как к этой бедняжке Линч.

— А вы её жалеете? — хмыкнул Эдвард. — Линч ведь дискредитировала всю вашу борьбу своим враньём.

— Она просто оказалась не в том месте и не в то время. Виновата не она, а те, кто сочинили про неё все эти сказки, — с возмущением заявила Янг. — И теперь вместо того, чтобы просто не врать, в Пентагоне решили вообще не вручать женщинам значимые награды, чтобы журналисты ещё чего-нибудь не раскопали. Подвиги мужчин почему-то ни у кого вопросов не вызывают. Никто ведь не сомневался, что вы заслужили свой Военно-морской крест, лейтенант Каллен?

— Никто, — глухо ответил Эдвард, который вдруг понял, что его история мало чем отличается от истории Джессики Линч. Вот только её в итоге опозорили на всю страну, а портрет Эдварда Каллена висит на ресепшене депо, как постоянный укор его совести.

Он снова посмотрел на фотографию со свадьбы и сказал:

— А ведь вас всё-таки наградили Бронзовой звездой.

— Да, — кивнула сержант Янг. — Ещё до всего этого скандала. Но меня так не пиарили. Физиономией не вышла.

Эдвард тут же отвёл глаза, но сержанта Янг он этим, конечно, не обманул, и она рассмеялась:

— Да я сейчас просто красотка по сравнению с тем, какая я была тогда. Не верите? У меня есть фото с награждения.

Она порылась в ящике тумбочки и, вытащив из него папку, достала из неё фотографию, при взгляде на которую лейтенант непроизвольно выругался.

— Что скажете? У вас снизилась мотивация к службе? — горько усмехнулась сержант, которая, видимо, так и не простила командованию депо, что они её тогда не защитили.

— Скажу, что наши пластические хирурги — лучшие пластические хирурги в мире, — честно ответил Эдвард, и сержант Янг ухмыльнулась:

— Аминь!

— А вы не показывали это фото Белле Свон? — спросил лейтенант, и инструктор покачала головой:

— Нет. Но я как-то шла мимо и увидела, как она показывала своей приятельнице фото сержанта Тайлера Зигеля. А он ещё страшнее меня.

Лейтенант решил, что пожалуй не станет гуглить, как выглядит этот Тайлер Зигель. Хватит с него на сегодня лиц войны. Тем более что у него самого есть все шансы такое лицо заполучить.

— Ладно. Скажите мне телефон отца рядового Свон, — произнёс он, достав мобильный. — Наверняка он знает, что с его дочерью всё в порядке. Но надо в этом убедиться.

Он несколько раз позвонил по номеру, который продиктовала Эмили Янг, но ответом ему были только длинные гудки.

— Другого номера нет? — спросил лейтенант.

— Нет, — вздохнула сержант.

Эдвард посмотрел на часы:

— Она ведь из Сиэтла?

— Из какого-то маленького городка в штате Вашингтон, — ответила Янг. — Форкс, кажется.

Сейчас в штате Вашингтон на три часа меньше, чем в Южной Каролине, то есть где-то восемь утра. Видимо, отец Беллы Свон уже ушёл на работу.

— Позвоню ещё раз вечером, — сказал Эдвард и осведомился: — Так куда вам перевести вашу тысячу баксов, сержант Янг? А может вы предпочитаете наличные? Или чек? Вы действительно сделали из Беллы Свон морпеха. Вот только что мне теперь с этим морпехом делать?

В этот момент кто-то постучал в дверь каюты, и сержант Янг крикнула:

— Зайдите!

В каюту вошла ещё одна женщина-инструктор, красивая, яркая латиноамериканка.

— Сержант Янг, рядовой-рекрут Кристина Марш сообщила, что у неё вчера умер отец. Она спрашивает, какой у нас есть регламент на этот счёт, и сможет ли она съездить на похороны, — сообщила она, с неподдельным интересом разглядывая Эдварда.

— Родригес, я сейчас сама с ней поговорю, — сказала сержант Янг и, отпустив подчинённую, повернулась к Эдварду: — Лейтенант Каллен, раз уж теперь вы — командир рядового Свон, я как её первый командир, пожалуй, дам вам пару советов. Но не сегодня. Как долго вы ещё будете в «Пэррис-Айленде»?

— До Рождества, — ответил лейтенант.

— Отлично. Значит, поговорим через неделю. Эта неделя у меня последняя перед Адским испытанием. А рекруты мне попались одна другой хуже. Худший набор за всю мою инструкторскую карьеру.

Эдвард ухмыльнулся. Такие инструкторские причитания он слышал каждый раз, когда навещал отца в «Пэррис-Айленде».

— Так что встретимся после Адского испытания, лейтенант Каллен. Кстати, вы могли бы зайти к моим девочкам. Им полезно было бы пообщаться с тем, кто только что приехал из Афганистана, — предложила сержант Янг, и Эдвард снова почувствовал приближение панической атаки при одной мысли о том, чтобы его опять рассматривали как обезьянку в зоопарке и задавали вопросы о его так называемом подвиге.

— Постараюсь найти для этого время, — дипломатично ответил ей Эдвард, понадеявшись, что в суете подготовки к финальным испытаниям дрилл забудет об этой дерьмовой идее.

— И сообщите мне, пожалуйста, удалось ли вам связаться с родителями Беллы Свон, сэр, — попросила сержант, закрывая дверь своей каюты. — Мне всё-таки кажется, её мать вовсе не пыталась меня разыграть. Она действительно считала свою дочь мёртвой.

— Да, конечно, сообщу, — пообещал лейтенант и отправился к родителям, в глубокой задумчивости от всего увиденного и услышанного.

Отец встретил его на крыльце с чашкой кофе в руках.

— Что это с тобой? — осведомился он. — Страдаешь из-за проигранной тысячи?

— Твою мать. Я ведь так и не отдал ей эту чёртову тысячу, — хмыкнул Эдвард. — А ты чего тут стоишь?

— Тебя поджидаю. Хочу у тебя узнать, а с Деметрием Феодоракисом всё в порядке? — спросил отец, и лейтенант напрягся — по телефону он не стал рассказывать капитану о том, что случилось с его приятелем, и теперь опять вынужден был выступить в столь нелюбимой им роли гонца, принёсшего плохую весть. — Он позвонил мне недели полторы назад и разговаривал со мной так, как будто мы с ним уже вряд ли увидимся. И при этом он был счастлив, как никогда прежде. Ты случайно не в курсе, что там у него происходит?

— Тут такое дело… — замялся Эдвард, и отец нахмурился:

— Говори всё как есть. Я не тот человек, с которым нужно выбирать слова.

И Эдвард рассказал ему всё. Про то, чем Деметрий Феодоракис занимался на базе, как он пал жертвой охоты на ведьм и как цээрушники уличили его в предательстве.

С каждым его словом отец всё сильнее мрачнел и, когда Эдвард закончил свой рассказ, произнёс:

— Ты должен был позвонить мне сразу, как его увезли в Кандагар.

— И что? Ты вылетел бы ему на помощь? — хмыкнул Эдвард.

— Нет. Но я позвонил бы в госпиталь и всё проконтролировал.

— И они бы тебя послушали?

— Конечно. Начальник госпиталя — мой хороший знакомый, и там уже все в курсе, что я буду их следующим начальником. Не могу поверить, что с ним могло такое произойти… — сказал капитан, и Эдвард понял, что отец действительно сильно обеспокоен и потрясён этой новостью.

— Вы с ним правда друзья? — спросил Эдвард, и капитан пожал плечами:

— Не знаю. Я считал его другом, а кем Деметрий считал меня, понятия не имею. Наверное, хорошим партнёром для игры в шахматы.

— Он сказал мне, что дорожит вашей дружбой, — припомнил Эдвард их разговор в день прощания с Эриком Йорком.

— Правда? — отец печально улыбнулся. — Я рад, что это так. Но надеюсь, мне не придётся выполнить свой дружеский долг до конца.

— О чём это ты?

— Деметрий указал меня как контакт для получения его тела.

— А что, больше у него никого нет? — удивился Эдвард. — У него ведь, кажется, есть отец.

— Да. Но его отец от него отрёкся.

— Что? В смысле — отрёкся? — не понял лейтенант.

— Заявил, что Деметрий ему больше не сын. Они не общаются уже много лет.

Понятно. Значит, эта байка о том, что он купил ковёр отцу в подарок, была враньём. Видимо, в этом ковре Феодоракис и привёз на базу свою винтовку или что-то ещё, такое же нелегальное.

— Отец отрёкся от него из-за того, что он сменил веру? — догадался Эдвард.

— Да. А ты знаешь, что он мусульманин?

— Увидел на жетоне. А он сам тебе об этом рассказал?

— Да, но он этого в принципе и не скрывал. Просто никому не было до этого дела. Он ведь практически ни с кем на базе не общался. Его у нас все побаивались.

— Кроме тебя, — ухмыльнулся лейтенант.

— Мы познакомились в туалете бара у соседних писсуаров. Он был пьян в стельку, пел «Богемскую рапсодию» и пытался нарисовать струёй символ бесконечности. Я проводил его до каюты и уложил спать. После этого я просто не мог его бояться.

— Пьян? — удивился Эдвард, который никак не мог теперь избавиться от этой феерической картины перед глазами. Даже если Свон не солгала, и он спьяну цитировал Ницше, до гениального перформанса Феодоракиса ему всё равно было далеко. — Мусульмане ведь не пьют.

— Видимо, у него была серьёзная причина так напиться. С тех пор я ни разу не видел его пьяным. Сколько сейчас времени в Кандагаре?

— Четыре часа утра.

— Значит, позвоню позже, — вздохнул отец.

— Ты не веришь, что он предатель? — внимательно посмотрел на него Эдвард.

— Не верю. Он мог заиграться, это правда. Он и в шахматах всегда выбирал самые рискованные комбинации. Но человек, который мечтал быть похороненным с татуировкой Semper Fidelis на груди, не стал бы предавать страну.

— А почему он сам не мог сделать себе эту татуировку? — спросил Эдвард, который как-то видел Феодоракиса полуголым возле душевых палаток, и никакой татуировки у него на груди не было.

Но тут же мысленно хлопнул себя по лбу за идиотский вопрос. Какая нафиг татуировка может быть у диверсанта, скрывающего свою принадлежность к американской армии? Если бы у Феодоракиса была такая татуировка, сербам явно не пришлось бы пытать его наркотой.

— Эдвард, какие татуировки могут быть у человека, который даже зубы отказывался лечить у наших дантистов? — ухмыльнулся отец.

— Наши дантисты как-то по особенному лечат зубы? — хмыкнул Эдвард.

— Разумеется. По пломбам и имплантам можно легко определить, что этот несчастный лечил зубы у криворуких американских военных дантистов, — вздохнул капитан, который, как опытный ветеран, всегда лечил перед командировкой все зубы.

— А если ты выдаёшь себя за простого албанского боевика, это палево, — кивнул лейтенант.

Выходит, Феодоракис все эти годы верил, что снова сядет в седло, раз так и не сделал татуировку, о которой мечтал, и завёл себе личного дантиста с иностранными пломбами.

— За албанского боевика? — с интересом переспросил капитан.

— Это длинная история, и я не уверен, что имею право её рассказывать, — произнёс Эдвард, укорив себя за болтливый язык. Отец, конечно, ничего и никому не расскажет, если его об этом попросить. Но лейтенанту почему-то не хотелось пересказывать ему ту мерзкую историю с убитыми сербскими детьми.

— Ясно. Расскажешь, если будет можно, — нисколько не обиделся капитан, и Эдвард, решив сменить тему, спросил:

— А ты видел фотографию сержанта Янг до пластики?

— Видел, конечно. Я даже знаю парня, который её оперировал. У него золотые руки. Лучший челюстно-лицевой хирург из всех, кого я знаю. Знаешь, кстати, из чего он ей нос сделал?

— И знать не хочу, — фыркнул Эдвард. — Но этот парень — действительно гений.

— Да. И этот гений едет со мной в Кандагар! — с гордостью сообщил отец.

— И сколько игроков главной медицинской лиги ты заманил в свою dream team?

— Тринадцать! — сказал капитан и, заметив на лице сына ухмылку, произнёс: — Я не суеверен. Во Вьетнаме у нас был один сержант. Всегда следовал всем приметам. И знаешь, где он сейчас? На Арлингтоне. Уже тридцать семь лет. А я стою перед тобой — живой и даже почти здоровый. Так что не верь в приметы, Эдвард. Верь в себя.

— Мальчики! — вышла к ним на крыльцо Эсми. — Хватит говорить о службе. Помогите мне выбрать платье для рождественского ужина!

— Дорогая, ты хороша в любом платье! — тут же заявил отец, которому явно было лень тратить кучу времени на просмотр обширного гардероба жены.

— Спасибо, Карлайл! Но это тебя не спасёт, — разгадала его коварный план миссис Каллен. — И кстати, вам обоим тоже надо подобрать костюмы.

— Это ещё зачем? У меня уже есть самый лучший костюм, — заявил отец. — И у Эдварда тоже. Ради этого мы оба и пошли служить. Чтобы никогда больше не думать о том, что надеть!

— Карлайл, это семейный ужин, а не официальный приём!

— В таком случае зачем нам тогда костюмы? У меня есть отличная толстовка с Metallica, — ухмыльнулся капитан. — А у Эдварда — с Роджером Уотерсом из Pink Floyd!

— Карлайл, я понимаю, что у вас с отцом напряжённые отношения. Но ему уже 85 лет, и он просто хочет провести Рождество со своей семьёй. Почему ты хотя бы один раз не можешь сделать так, как он просит? — с мольбой взглянула на мужа Эсми.

— А о чём он нас просит? Чтобы мы не выглядели как плебеи? — хмыкнул отец. — Даже если я надену самый лучший костюм, я для него всё равно буду плебеем. Поэтому не вижу смысла притворяться.

— Он не считает тебя плебеем. Ты многого добился… — начала миссис Каллен, и отец прервал её:

— Ты рассказала ему, что меня назначили начальником госпиталя, и он подумал, что я взялся за ум и решил сделать карьеру? Так вот — плевать мне на карьеру. Я делаю это ради раненых и только ради них.

— Да что с тобой, Карлайл? За что ты так его ненавидишь? Да, он был против нашей свадьбы. Но мы женаты уже тридцать пять лет. Неужели ты всё ещё злишься, что он отказал тебе, когда ты пришёл просить моей руки? — воскликнула миссис Каллен, и Карлайл вздохнул:

— Хорошо, Эсми. Ради тебя я надену всё, что ты хочешь, и буду вести себя так, как просит этот старый буржуй!

Мать вздохнула, но больше не стала спорить с мужем и пошла в дом, а Эдвард с подозрением взглянул на отца:

— Дед, конечно, тот ещё сноб. Но ты сейчас ведёшь себя так, как будто он убил твою любимую собаку. В чём дело?

— Всё в порядке. Видимо, я просто перенервничал из-за Деметрия, — сказал отец и тоже пошёл в дом.

Эдвард с удивлением проводил его взглядом. Странные отношения между отцом и дедом всегда были для него загадкой. Эдвард и сам не разделял жизненные принципы деда и с семнадцати лет только поздравлял его с праздниками. Но отец его как будто по-настоящему ненавидел. А такой человек, как Карлайл Каллен, даже к врагам на войне не испытывавший ненависти, мог возненавидеть кого-то только за нечто по-настоящему отвратительное и бесчеловечное. Но ведь дед вроде бы никогда не совершал ничего, достойного Нюрнбергского трибунала. Или всё-таки совершил?

Следующие два часа они посвятили перетряхиванию гардероба, и по итогам этой ревизии мать заявила, что ничего подходящего в шкафах нет и надо немедленно ехать в бьюфортский молл на рождественскую распродажу, пока там не разобрали все самые приличные костюмы. Эдвард с Карлайлом взвыли от ужаса, но вынуждены были, собрав волю в кулак, потратить несколько часов своей жизни на ненавистный шопинг.

— Отличный костюм цвета кошачьего дерьма! — произнёс Эдвард, когда уставший отец вышел из примерочной в очередном костюме, от которого мать пришла в восторг, как только его увидела.

— Не обольщайся. Сейчас она и тебе что-нибудь не хуже подберёт, — ухмыльнулся отец и оказался совершенно прав, потому что для сына Эсми выбрала приталенный пиджак и узкие брюки цвета болотной жижи с перламутровым отливом, в которых Эдвард выглядел так по-гейски, что отец предложил ему сходить в «Голубую устрицу» (3) и гнусно хохотал, пока мать не попросила его вести себя приличнее.

— Хорошо, что меня в таком виде подчинённые не увидят, — сказал Эдвард, разглядывая себя в зеркале и представляя, как ржали бы над ним его морпехи, если бы увидели своего командира в этом прикиде.

— Эдвард, это сейчас самый модный силуэт, — произнесла мать, поправляя ему воротник рубашки. — Жаль, что у тебя такая короткая стрижка. Здесь лучше смотрелись бы волосы подлиннее.

Эдвард фыркнул — с волосами подлиннее он выглядел бы ещё более гейски. Впрочем, матери никогда не нравились брутальные качки, и она была просто счастлива, что сын родился тихим, слабеньким ребёнком с хорошим музыкальным слухом и тягой к учёбе. И до сих пор не могла смириться с тем, что вместо музыки и степени доктора права он выбрал войну.

— Может, мы уже пойдём домой? — с надеждой взглянул на жену капитан. — Ты перемеряла уже полмагазина.

— Карлайл, сколько лет я не брала тебя с собой на шопинг? — с обидой спросила Эсми.

— Столько же лет, сколько я не брал тебя с собой на рыбалку!

— Хорошо. Я съезжу с тобой на рыбалку, — вздохнула Эсми обречённо.

— С ночёвкой? — хитро ухмыльнулся отец.

— С ночёвкой, — подтвердила миссис Каллен. — Сразу же после твоего возвращения. Только, пожалуйста, Карлайл, не вздумай снова перевернуть лодку.

— Она перевернулась из-за того, что ты в ней танцевала. И, между прочим, я тебя сразу спас!

— Но я уже успела почувствовать себя героиней «Американской трагедии» (4), — рассмеялась Эсми и упорхнула дальше искать платье своей мечты.

— А что там произошло с героиней этой «Американской трагедии»? — спросил Карлайл, и Эдвард ухмыльнулся:

— Её решил утопить парень, с которым она встречалась, из-за того, что она забеременела, а он хотел жениться на другой. Но в итоге она утонула случайно, а его всё равно казнили.

— И об этом написали целый роман? — фыркнул Карлайл. — Тоже мне — американская трагедия. Вот война — это действительно трагедия. А это — обычная бытовуха!

— Только матери этого не говори, — засмеялся Эдвард.

— Я что, самоубийца? — ухмыльнулся отец и углубился в чтение газеты, которую предусмотрительно захватил с собой.

Спустя двадцать минут несения почётного караула возле примерочной, в которой мать скрылась с целым ворохом разных платьев, Эдвард сердито посмотрел на отца и пробурчал:

— Ты за свои страдания выторговал рыбалку. А я выходит, страдаю просто так?

— Это моя жена, и только я имею право её шантажировать, — хмыкнул довольный отец. — Знаешь, как давно я хотел съездить с ней на рыбалку? Между прочим, тебя мы как раз на рыбалке и зачали!

— Ничего не хочу об этом знать! — со смехом воскликнул Эдвард.

В этот момент Эсми наконец вышла из примерочной и предстала перед ними в облегающем чёрном платье в пол с бордовыми рукавами, в котором она, с её идеальной осанкой и мраморно-белой кожей, выглядела как настоящая светская львица. Эдвард хмыкнул — несмотря на то, что миссис Каллен провела годы среди простых морпехов, в ней всё ещё чувствовалась королевская стать женщины, рождённой и воспитанной в роскоши.

— Я готов купить это платье, даже если оно стоит больше моего годового дохода, — воскликнул Карлайл. — Ты выглядишь в нём просто потрясающе!

— Оно стоит всего 200$, а со скидкой — 150$, — улыбнулась Эсми. — Радуйтесь! Вы оба свободны и можете идти в свой боулинг. А я зайду в книжный магазин. Давно в нём не была.

Эсми ушла, а Эдвард вопросительно посмотрел на отца:

— Откуда она узнала про боулинг? Это ты ей сказал?

— Нет. Я думал, ты, — удивился отец, и они оба расхохотались. — Кажется, мы стали чертовски предсказуемыми. В следующий раз вместо боулинга пойдем в лазертаг (5).

— Мне этого лазертага и на службе хватает. К тому же я тебя сразу завалю, а это скучно, — фыркнул Эдвард.

— С чего ты взял, что сразу меня завалишь? — с возмущением посмотрел на него отец. — Я, может быть, и медик, но в депо я был взводным лидером. И стреляю я не хуже тебя.

— Это вряд ли, — хмыкнул лейтенант, который, пожалуй, никогда не видел отца с винтовкой. А без постоянных тренировок даже самый хороший стрелок быстро теряет и сноровку, и меткость. Поэтому и в самое спокойное время Эдвард регулярно ходил на полигон оттачивать навыки стрельбы.

Так что даже если тридцать лет назад отец мог убить белку выстрелом в глаз, сейчас он вряд ли сумеет попасть в цель, резво бегающую от укрытия к укрытию.

— Вряд ли? Вот что, Эдвард, к чёрту боулинг! Едем в лазертаг! Прямо сейчас! — заявил отец, и они действительно поехали в ближайший лазертаг, откуда полтора часа спустя вышли возбуждённые боем и чертовски довольные собой.

— Ну что, признай, не ожидал, что твой старик так долго продержится? — хитро взглянул на сына отец.

— Признаю. Не ожидал, — кивнул Эдвард, который действительно был впечатлён отцовской формой. Он всё-таки, конечно, завалил его и не один раз, но совсем не так легко и быстро, как ожидал. — Ответь честно. Сколько ты тренировался?

Отец лукаво посмотрел на него и рассмеялся:

— Полгода. Но всего один раз в неделю, чтобы перед твоей матерью не спалиться. Она бы сразу поняла, что я не просто так решил освежить боевые навыки.

— Ты мог бы стать хорошим морпехом, — сказал Эдвард. — Но если ты так хорошо стреляешь, почему ты никогда не ходил со мной в тир? И стрелять меня учили твои друзья, а не ты.

Посмотрев на отца, он заметил на лице у него такое же выражение, какое уже видел, когда Эдвард упомянул в день проводов о Чёрном Псе. Капитан Каллен снова вспомнил что-то крайне для него неприятное и болезненное.

В этот момент у отца зазвонил телефон, и Карлайл с облегчением ответил на звонок.

— Да, дорогая, сейчас приедем, — пообещал он и повернулся к сыну. — Твоя мать купила так много книг, что не может даже вынести их из магазина и ждёт нас там.

— Это на неё похоже, — хмыкнул Эдвард и вздохнул — звонок матери помог отцу избежать ответа на неприятный вопрос, и Эдвард не решился снова его задать.

Удивительно, но у его весёлого и неунывающего отца, похоже, были свои демоны. С которыми он, как и Джаспер Уитлок, просто научился жить.

* * *

Вернувшись домой, Эдвард сразу же проверил все новостные сайты — нигде не было ничего о свежих происшествиях в уезде Гармсир. Если бы на базе что-то произошло, Лорен Мэллори сразу же сняла бы об этом сюжет. Значит, всё тихо и можно отдыхать дальше.

Впрочем, отдыхать-то у него как раз и не получалось. Эдвард попробовал посмотреть кино, но почти сразу выключил. Начал читать книгу и после десяти прочитанных страниц отложил. Запустил StarCraft и, поиграв полчаса, вырубил.

Нафига ему сдалась какая-то придуманная война с зергами, если прямо сейчас идёт настоящая, а он вместо того, чтобы быть со своим взводом, протирает зад перед компом.

Если бы рядом была Карли, в его отпуске был бы смысл. А без неё это была просто потеря времени.

Взглянув на часы, Эдвард подумал, что уже пора звонить отцу Беллы Свон. В Форксе сейчас девять часов вечера, а значит, Чарльз Свон уже скорее всего должен быть дома. Но ответом ему снова были только длинные гудки.

Жаль, что Свон не оставила в депо мобильный номер своего отца. Впрочем, в такой глуши, а Эдвард уже нашёл Форкс на карте, мобильная связь могла работать с перебоями.

— Так и не дозвонился? — спросил вошедший в комнату отец.

— Нет. Завтра снова попробую. Зато ты, похоже, дозвонился, — произнёс Эдвард, увидев, что капитан выглядит мрачнее тучи.

— Дозвонился, — мрачно кивнул тот.

— Всё плохо?

— Если бы санэвак прилетел вовремя, было бы намного лучше.

— Но он выживет?

— Сейчас его состояние стабильно. Но есть одна проблема… Впрочем, результатов его электроэнцефалограммы я не видел, так что пока рано о чём-то говорить, — сказал капитан, и Эдвард догадался: с Феодоракисом всё-таки случилось то, чего так опасалась Элис, когда узнала, что санавиация отказалась лететь в «Кэмп-Феникс» без сопровождения.

— Необратимые повреждения мозга, да?

— Я никогда не ставлю диагноз, пока не увижу пациента, — произнёс отец, и Эдвард понял — дела Феодоракиса действительно плохи. — Боб жаловался мне, что санавиации в последнее время категорически запрещают рисковать. Если есть хоть малейшая вероятность потерять вертолёт, его будут держать на базе, пока опасность не будет устранена. А вооружённое сопровождение иногда приходится ждать по несколько часов. И раненые в итоге умирают или остаются инвалидами.

— В этом есть определённая логика, — пожал плечами Эдвард. — Феодоракис один, а в вертолёте как минимум четверо. И если его собьют…

— То мы потеряем четверых ценных специалистов и вертолёт с дорогим медицинским оборудованием. Я прекрасно это понимаю, Эдвард. На моих глазах во Вьетнаме сбили одну медицинскую вертушку и подбили ещё две, в одной из которых был я. И сели мы только чудом. Но я привык работать иначе.

— И научил этому Тинкербелл. Она чуть головы им всем не оторвала за то, что они прилетели на час позже, чем надо, — сказал Эдвард, и отец с удивлением посмотрел на него:

— Что ещё за Тинкербелл?

— Элис Брендон. Я её в шутку так называю.

— Остроумно. Как она там? Справляется? — с теплотой в голосе осведомился капитан.

— Ещё как. На ней вся наша медслужба держится. И кстати, у тебя похоже скоро будет возможность погулять на её свадьбе. Она покорила сердце моего штаб-сержанта.

— Того парня, который написал двадцать писем, чтобы попасть на войну? — нахмурился отец. — Не уверен, что она будет с ним счастлива.

— Она всё прекрасно понимает.

— Понимать, Эдвард, это одно, а вот принять — совсем другое, — произнёс капитан и вздохнул. — А ведь я надеялся, что вы с ней сойдётесь…

— Элис очень хороший человек, но от её болтовни у меня болит голова!

— Извини, немых медсестёр у меня для тебя нет, — ухмыльнулся отец.

— Ты всё ещё мечтаешь свести меня с одной из твоих девчонок?

— А, собственно, почему нет? Знакомый тебе Ронни Дэниелс женился на моей операционной медсестре и не прогадал. Они уже шестнадцать лет вместе.

— Тебе пора открывать брачное агентство, — рассмеялся Эдвард.

— Ты там так никого и не завёл?

— Где? В «Кэмп-Фениксе»? Ты же знаешь, я никогда не смешиваю службу и личную жизнь.

— Потому что смешивать не с кем, — фыркнул отец.

— Но ты-то с матерью не на службе познакомился, — сказал Эдвард, и капитан вздохнул:

— Вот поэтому она меня и не понимает.

Лейтенант с удивлением и тревогой посмотрел на отца:

— Что значит — не понимает?

— Она любит меня, Эдвард. Но не любит мою службу и не понимает, зачем я делаю то, что делаю. Она просто терпит всё это ради меня. Я восхищаюсь её терпением и её жертвой. Но нам обоим было бы намного легче, если бы у нас было одно любимое дело на двоих.

Эдвард просто не знал, что на это сказать. Отношения родителей всегда казались ему идеальными и признание отца его ошеломило.

— Уверен, она гордится тем, что ты делаешь. Она просто переживает за тебя, — наконец проговорил он.

— Конечно, переживает. Но она считает, что я не должен туда ехать, что это просто блажь. Что мне нужно выйти на пенсию, переехать с ней на окраину её любимого Чикаго, купить там дом, открыть частную практику и сопровождать её по всяким выставкам. Она уже всё так замечательно распланировала! А я чувствую, что ещё не сделал всё, что могу. Я и так просидел без дела семнадцать лет. В том числе ради неё. Меня уже звали в Ирак в две тысячи пятом, но я отказался. Потому что ты тогда лежал в госпитале. Но если я не поеду сейчас в Афганистан, меня больше не позовут, Эдвард. Мне пятьдесят пять лет, и это мой последний шанс применить знания, которые я приобрёл за всю свою жизнь. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Эдвард, и он действительно его понимал. Для лейтенанта Эдварда Каллена эта командировка была таким же последним шансом доказать, что он может быть хорошим командиром. Потому что если он опять облажается, третьего шанса у него уже не будет.

— Ладно, Эдвард. Всё будет как надо. Не бери в голову, — произнёс отец и вышел из комнаты.

Проводив его взглядом, лейтенант с горечью осознал, что разговор по душам с отцом впервые принёс ему не облегчение, а новый повод для беспокойства.

* * *

На следующий день Эдвард без всякого будильника проснулся в шесть утра и сначала даже не понял, где находится, и почему потолок его каюты вдруг сменил цвет с белого на светло-зелёный. Но потом вспомнил, что он не на базе, а дома, и хотел снова уснуть, но это ему так и не удалось.

В итоге пришлось всё-таки встать и пойти на стадион заниматься физподготовкой. Можно было бы, конечно, в честь отпуска дать слабину и не тренироваться. Но с другой стороны, ему всё равно было нечего делать. Книги, игры и фильмы его по-прежнему не привлекали, а родители ещё спали. Да и не обязаны они целыми днями его развлекать, в конце концов. У них ведь тоже есть свои дела.

На стадионе Эдвард увидел сержанта Янг, которая подтягивалась на турнике и делала это намного лучше своей любимой ученицы.

— О, лейтенант Каллен! — спрыгнула она ему навстречу. — А я как раз собиралась вас искать!

— Какие-то новости?

— Нет. И у вас, я так понимаю, тоже. Вы ведь так и не дозвонились до её отца?

— Пока нет. Но через пару часов снова попробую.

— Я тут кое-что вспомнила. У неё отец — полицейский. Кажется, даже шериф. Наверняка в интернете есть его рабочий телефон или как минимум телефон полицейского участка, — воскликнула сержант Янг, и Эдвард тоже вспомнил, как Свон говорила ему, что она дочь полицейского. И на основании этого напросилась опознавать голову смертника, после чего, по словам Орлова, чуть все кишки не выблевала. Впрочем, надо отдать ей должное — во время самого опознания она держалась как кремень.

— Хорошая идея, сержант, — кивнул он. — Поищу телефон участка сразу, как закончу с физподготовкой.

— Я в MAC (6) позвонила, но они заявили, что так как я не её родственник, они мне ничего сообщить не могут, — сказала Янг.

— Логично. Но думаю, миссис Свон всё-таки сама что-то перепутала, — хмыкнул Эдвард. — Вряд ли Похоронная служба могла допустить настолько вопиющую ошибку.

* * *

Закончив тренировку, Эдвард снова позвонил Чарльзу Свону, но тот опять не ответил на звонок, и лейтенант, последовав совету сержанта Янг, быстро нашёл в интернете телефон полицейского участка Форкса.

Поднявший трубку парень пробурчал своё имя и должность так невнятно, что Эдвард даже не понял, как к нему обращаться, и представился сам:

— Добрый день. Я лейтенант Эдвард Каллен, Корпус морской пехоты США. Могу я поговорить со шерифом Чарльзом Своном?

— Его нет, сэр.

— А когда он будет?

— Не знаю, сэр. Шериф взял отпуск по семейным обстоятельствам.

— А что произошло? — насторожился Эдвард.

— Да родственник у него какой-то в Афганистане погиб, кажется, — сообщил словоохотливый парень. — А я думал, вы из-за этого и звоните, сэр.

«Брюс, с кем ты там опять треплешься?!» — послышался громкий сердитый голос. Молодой полицейский воскликнул:

— Извините, сэр. Срочный вызов!

И тут же бросил трубку, а Эдвард в недоумении замер с телефоном в руке.

Это что ещё за ерунда? Может, этот парень что-то перепутал? Он явно умом не блещет, раз принялся обсуждать личные проблемы шерифа с незнакомцем по телефону. Но каким бы дураком этот Брюс ни был, вряд ли он сам всё это сочинил.

А это значит, что или у Чарльза Свона был ещё какой-то родственник, который служил в Афганистане и там погиб, или Беллу Свон на самом деле объявили мёртвой. Бред. Полный бред!

Озадаченный, Эдвард пошёл в медчасть к отцу. Капитан Каллен сидел за столом, заваленным горой бумаг, и что-то печатал на клавиатуре с чрезвычайно озабоченным видом.

— Завещание обновляю, — пояснил он, увидев сына. — Решил исключить тебя из числа наследников за то, что ты вчера убил меня в лазертаге. Сын, который поднял руку на отца, мне больше не сын!

— А что, там требования изменились? Мне тоже надо переделывать? — встревожился Эдвард, который так задолбался с составлением завещания перед командировкой, что не хотел бы повторять этот квест ещё раз.

— Нет. Я просто решил добавить туда Карли. На всякий случай, — сказал капитан. — А ты чего такой задумчивый?

— Да тут такая странная история… — произнёс Эдвард и рассказал отцу о своей загадочной беседе с полицейским из Форкса. — Как думаешь, такое в принципе возможно, чтобы Похоронная служба по ошибке объявила кого-то мёртвым?

— Я бы сказал, что нет. Но был у нас случай во Вьетнаме. В одном взводе служили сразу два Джона Смита, и когда один из них был убит, в мертвецы записали второго… — начал отец, но Эдвард его прервал:

— А ведь точно! Недели три назад у нас погиб один парень по фамилии Свон из второго взвода.

— Но его вряд ли звали Изабелла, — ухмыльнулся капитан.

— Его звали Айзек, — сказал лейтенант, вспомнив, как он взял в руки жетон убитого парня во время церемонии прощания. — Да, точно — Айзек (7)! И он тоже рядовой первого класса!

— Совпадение, конечно, любопытное. Но даже если кто-то перепутал Айзека с Изабеллой и нажал не на ту кнопку, никого не объявят мёртвым только потому, что так в бумажке написано. Для установления личности у нас есть сверка с жетоном, процедура опознания и на крайний случай генетическая экспертиза. Вряд ли отец Беллы Свон опознал бы этого несчастного как свою дочь. Так что думаю, ты зря беспокоишься.

— Да, но всё равно это очень странно, — сказал Эдвард. — Ну почему, почему с этой девчонкой всё время что-то не так? И неужели за все эти три недели она ни разу не позвонила домой?

— Возможно, у неё не самые лучшие отношения с родителями, — пожал плечами капитан. — Когда я сказал ей, что если она усугубит травму колена, то отправится домой, она была в ужасе. Подозреваю, что она и в морскую пехоту от них сбежала. Хотя её отец показался мне хорошим парнем. А её мать — очень красивая женщина.

— Где ты с ними познакомился? — удивился Эдвард.

— На выпускном, конечно. Ты же знаешь, я всегда на них хожу. Радостно видеть, как эти молокососы становятся настоящими морпехами.

— Никто не знает, настоящий он морпех или нет, пока не попробует себя в реальном бою, — сказал лейтенант, и отец печально улыбнулся:

— В таком случае пусть у нас будет как можно меньше настоящих морпехов.

— Сержант Янг назвала бы тебя воинствующим пацифистом, — рассмеялся Эдвард, и капитан усмехнулся:

— Каждый военный медик в душе — пацифист. А если нет, то он военный, но не медик.

Поднявшись из-за стола, отец заварил себе растворимого кофе и поинтересовался:

— Так что ты теперь собираешься делать? Будешь дальше дозваниваться до родителей Беллы Свон? Или напишешь запрос в Похоронную службу как её командир? Тебе они, скорее всего, ответят.

— Ответят. Когда я буду уже в Афганистане, — хмыкнул Эдвард и тяжело вздохнул: — Боюсь, есть только один способ быстро во всём разобраться. Мне придётся самому поехать в Форкс.

---

Примечания:

(1) У американских военных есть традиция — класть на могилы погибших военных монеты. Монета в 1 цент означает, что ветеран посетил могилу ветерана, 10 центов — что вместе служили, а 25 центов — что положивший монету был рядом, когда погиб тот, кто лежит в могиле.

(2) Медаль Почёта — высшая военная награда в США.

(3) «Голубая устрица» — гей-бар из фильма «Полицейская академия».

(4) «Американская трагедия» — роман американского писателя Теодора Драйзера.

(5) Лазертаг — командная военно-тактическая игра с использованием безопасного лазерного оружия и сенсоров, фиксирующих попадания. Сенсоры размещаются на жилетах, касках или повязках.

(6) MAC (Joint Mortuary Affairs Center) — Центральное объединённое управление Похоронной службы Министерства обороны США, располагается в Форт Ли (с 2023 года — Форт Грегг-Адамс), Вирджиния.

(7) Имена Изабелла (Isabella) и Айзек (Isaac) начинаются с трёх одинаковых букв.