Возвращение домой (гет)

2 июня 1676г.

о. Сицилия, г. Палермо

— «Нуэстра Сеньора дель Пиляр» горит! — в отчаянии выкрикнул лейтенант Мартин ван Ноорт, указывая рукой на яркий факел, в который превратился флагман испанского флота. — Боже мой, откуда у них столько брандеров?!

Его слова заглушил громовой раскат, и они увидели, что огромный семидесятипушечный линейный корабль взлетел на воздух. Видимо, огонь добрался до крюйт-камеры. В ночное небо взмыли обломки, и стало светло как днем.

Палуба под их ногами отчетливо дрогнула, и Блад был вынужден закрыть глаза и отвернуться, чтобы уберечься от ослепительной вспышки.

— Мы слишком близко! — крикнул он, понимая, что вряд ли можно исправить эту ситуацию. Здесь, в этой тесной гавани, голландско-испанский флот оказался зажатым в ловушке, и то, что сейчас творилось на внешнем рейде, больше всего походило на бойню. Под покровом ночи дерзкие французы подошли к входу в гавань города Палермо и, встав на шпринг*, принялись бомбардировать испанские корабли, оказавшиеся у них как на ладони.

Другая часть вражеского флота просочилась в саму гавань и теперь превращала в обломки корабли голландцев.

Фрегат, на котором служили Блад и ван Ноорт, тридцатишестипушечный «Лейден», стоял в первых рядах и принял на себя самый страшный удар.

Да, они обрубили якорные канаты и открыли ответный огонь, но деться все равно было некуда. Выход из порта прочно перекрыли искалеченные и пылающие испанские корабли. А тех, кому все же удавалось прорваться, безжалостным огнем встречала эскадра Прельи.

Палубу снова тряхнуло, и Блад бросил отчаянный взгляд назад. Совсем недавно на квартердеке стоял капитан ван Эбкод, но теперь... теперь там зиял внушительных размеров пролом, из которого вырывались языки пламени.

Мартин отреагировал быстрее:

— Горим! Все на помпы, живо! — и принялся подгонять оцепеневших от ужаса матросов.

А с неба продолжали сыпаться тлеющие обломки испанского флагмана: куски парусины, обрывки такелажа и деревянная обшивка с рангоутом...

Блад ринулся следом, помогая лейтенанту ван Ноорту справиться с паникой в рядах команды. Однако огонь разгорелся очень быстро, и матросы отказывались идти его тушить.

— Еще брандеры! — взвизгнул один из плотников, указав багром на алое от всполохов море по правому борту.

Блад посмотрел туда, прищурив слезящиеся глаза — пороховая гарь была ужасно едкой, — и увидел три небольших судна, идущих прямо на них.

— Питер, — Мартин снова вырос перед ним, весь мокрый — его окатили водой во время тушения пожара, — большой, неуклюжий, со съехавшим набок обгорелым париком. — Капитан погиб... Согласно боевому расписанию...

— Знаю! — горько ответил Блад, вытирая вспотевший лоб. Согласно боевому расписанию командование кораблем переходило к нему. И лейтенант видел, что этот «звездный час», увы, не продлится долго. «Лейден» горел, в его бортах зияли многочисленные пробоины, и вряд ли удастся заставить канониров сделать еще один залп...

Блад открыл рот, чтобы отдать единственный приказ, какой оставался в такой ситуации. Попытаться выбросить корабль на берег, а потом покинуть его.

Но пушечный выстрел заставил его посмотреть вперед, туда, где вдоль узкого пролива двигались несколько кораблей. На мгновение порыв ветра развеял черные клубы пороховой завесы, и у Блада замерло сердце. Это был их флагман, «Конкордия», на борту которого находилось тело адмирала де Рюйтера, погибшего в недавнем сражении при Агосте.

Флаги на нем были приспущены, как полагалось во время траура, и спустя еще минуту он сделал новый залп... впрочем, залпом это назвать было нельзя — выстрелила только носовая пушка.

— Неужели они посмеют его обстрелять?! — вскричал Мартин в полном отчаянии, подбежав к фальшборту.

Но страх его, по счастью, не оправдался. Два французских корабля, до этого момента закрывавшие выход в открытое море, медленно расступились, прекратив огонь.

Блад увидел, как белые флаги с лилиями соскользнули вниз, приспущенные: французские капитаны отдавали должные почести покойному Великому Голландцу, который был достойным противником и пользовался уважением даже у своих врагов.

«Конкордия» вышла из гавани, которая к тому времени превратилась в пылающий ад**. Но французы тут же сомкнули строй перед другими двумя кораблями, которые пытались прорваться следом за флагманом. И открыли шквальный огонь...

— Команде приготовиться покинуть корабль! — загремел Блад, заставив себя вернуться к действительности.

У «Лейдена» к тому моменту уже горели паруса и мачты.

Фрегат опасно кренился на правый борт, который пострадал во время обстрела. Неизвестно было, что случится раньше: его затопление или взрыв пороха в крюйт-камере.

Днище противно заскрежетало по песку и прибрежным камням. А потом «Лейден» начал заваливаться набок.

Крики перепуганных людей смешались с грохотом пушек, которые, перегревшись, начали стрелять сами, усиливая панику и хаос.

— Питер, прыгай! — закричал Мартин ему прямо в ухо. — Тут уже ничего не поделаешь!

Блад подбежал, точнее, скатился кубарем к борту, намереваясь прыгнуть в темную воду — до берега было всего ничего...

И замер, увидев, что в результате мощного обстрела порт и все постройки в нем — сараи и пакгаузы, — всё пылает. Даже если им удастся выбраться на сушу, они в буквальном смысле слова попадут из огня да в полымя.

— Они за это заплатят, Мартин, клянусь богом! — в бессильной ярости выкрикнул Блад, перекинув ногу через планшир. — Честное слово, я ...

Договорить он не успел, ибо что-то тяжелое больно ударило его в плечо, заставив потерять равновесие и упасть в воду... и пока он летел, то видел, что «Лейден» исчез, а вместо него распустился огромный алый шар, который всё ширился и рос...

— Мартин! — позвал он, а потом, захлебнувшись соленой водой, камнем пошел на дно...

* * *

Начало января, 1685 г.

Франция, г. Нант, трактир «Тихая гавань»

Марго сидела на кровати, глядя на спящего мужчину. Обычно она старалась не задерживаться у клиентов слишком долго и уходила до того, как они проснутся. Но не сегодня. Она вздохнула, рассеянно прибирая длинные рыжие волосы. Мужчина спал беспокойно, вздрагивал и что-то бормотал на непонятном ей языке. Иногда он начинал говорить громче, отдавая кому-то приказы. Что бы он ни говорил, сейчас, когда сон избавил его от повседневной маски, она видела, что ему нездоровится, причем, сильно.

Марго вздохнула снова и бросила взгляд в окно. Там было темно — зимние ночи долгие, — но она знала, что рассвет близок.

Блад попросил ее разбудить его пораньше. Говорил, что это очень важно, потому что корабль не станет его ждать. Да-да, она знает. Он возвращается домой, в свою Ирландию, вечно скрытую за туманами Ла-Манша. Уезжает навсегда. Так он сказал.

Говорил, что должен был остаться на том корабле на ночь, как положено, но решил проверить, как у нее дела...

Марго кусала губы.

Блад позвал кого-то, и она наклонилась к нему, пытаясь понять, что ему снится. Он был мокрым от пота, черные вьющиеся волосы прилипли ко лбу.

Марго покачала головой. Он же болен, совсем болен, какое еще путешествие по зимнему Бискаю?!

А если разбудить его часом позже? Обмана ведь не будет?

Она подперла рукой подбородок, борясь с сильнейшим искушением.

Ну и что, если тот корабль уйдет? Весной придут другие, и погода наладится, да и он подлечится, уж она-то об этом позаботится...

— Мартин! — вскрикнул Блад, метнувшись в постели.

Марго закрыла лицо руками.

Всего полчаса позволить побыть в том кошмаре, который сейчас ему снился... Лишних полчаса...

Блад вскрикнул снова, и она не выдержала, схватила его за руку и окликнула:

— Лейтенант... Месье Блад! Питер! Просыпайся же!

Он подлетел на кровати, с диким взором, всё еще во власти кошмара, и вцепился в ее руку так сильно, что она охнула от боли.

— Это всего лишь сон, — сказала она, пытаясь вернуть его к действительности.

Блад смотрел на нее, явно не узнавая, как на чужую. Марго стало на мгновение не по себе от его застывшего взгляда. И она повторила снова:

— Это всего лишь сон, Питер!

— Да... просто сон... — он схватился за голову, тяжело дыша.

Потом, взяв себя в руки, оглянулся на окно.

— Который час?

И, чертыхнувшись, принялся одеваться, несмотря на то, что его шатало из стороны в сторону.

— Что за зелье ты выпил прошлым вечером? — спросила она, помогая ему найти вещи.

Блад замер, моргая, а потом проворно натянул сапоги.

— Я так плохо себя вел? — его голос был хриплым.

— Ужасно, — кивнула она, чуть улыбнувшись.

— Я больше не буду, — самым серьезным тоном ответил он, застегивая камзол.

— Боюсь, что да, — грустно сказала она.

Он быстро пригладил растрепанные волосы, решив, что остальной марафет наводить смысла не имеет — всё равно придется бежать, как угорелому, в порт.

Потом, почувствовав ее напряжение, повернулся и провел рукой по ее щеке.

— Я напишу тебе письмо, как только доберусь, — сказал Блад с улыбкой.

— Ты же знаешь, что я не умею читать! — ответила она, сморщившись.

Он развел руками, виновато улыбнувшись.

— Ты же совсем болен! — Марго все-таки попыталась воззвать к его здравому смыслу. — И на море шторм.

— Я еще больше разболеюсь, если останусь здесь, — ответил он, открывая дверь.

— Я тебя провожу! — вскрикнула Марго, поспешив следом.

— Тогда побежали! — ответил он, подав ей руку. — Времени почти не осталось!

И они понеслись по темным улочкам города Нант в сторону реки, над которой, в клубах тумана, занималась утренняя заря...

Примечания:

*— Шпринг (нидерл. spring) — трос, заведенный в скобу станового якоря или взятый за якорь-цепь, другим концом проведенный на корму, для удержания корабля (судна) в заданном положении.

** — Этот случай действительно имел место, хоть и немного позже. Эскадра Дюкена, встретив «Конкордию», отвозившую на родину останки Рюйтера, пропустила ее и дала салют в честь покойного адмирала.