Возвращение домой (гет)

Предчувствие Блада насчет шторма оказалось верным. К вечеру ветер заметно усилился, и корабль начал тяжелую борьбу с волнами, хлеставшими со всех сторон. Как это часто случалось в этих краях, ветер то и дело менял направление, описывая огромный круг. И было очень трудно предсказать, с какой именно стороны придет очередной шквал.

Блад и остальные пассажиры укрылись внизу и могли только представлять, что творится на верхней палубе. Пастор устроил очередную молитву, хотя в этот раз у большинства его последователей едва хватало сил что-то произносить — большая часть людей лежала пластом, измученная качкой.

Блад, хоть и чувствовал себя неважно из-за проклятого плеча, не желавшего успокоиться, смог задремать даже в этом безумии. Но длилось это недолго — до первого серьезного крена судна.

Ему казалось, что он только смежил веки, как сильнейший рывок швырнул его в переборку. И тут же завопили остальные пассажиры, послышался грохот падающих тел и вещей.

По счастью для Блада, многолетнее пребывание на флоте научило его удерживать равновесие и всегда иметь точку опоры даже во сне. Поэтому он не особо пострадал, вовремя вцепившись в парусиновую перегородку, а другой рукой упершись в бимс, который теперь почему-то был не наверху, а сбоку. Другим повезло меньше, и какой-то парень совершил полет через полтрюма, прежде чем врезался в переборку. Судя по его воплям, он здорово расшибся, и Блад, прогнав сонливость, уже хотел пойти к нему, чтобы посмотреть, насколько все серьезно. Но новый крен судна помешал ему, заставив вцепиться в бимс покрепче.

Слава богу, гугеноты, хоть и напуганные, плохо разбирались в том, что сейчас происходило, а то бы устроили более шумную панику.

Блад же, с бешено бьющимся сердцем, принялся считать про себя.

«Господи, какой крен! Выправится ли судно?»

Пол снова ушел из-под ног, и пассажиры завизжали, полетев в другую сторону. Блад позволил себе вскрикнуть, потому что прямо на него свалился тяжеленный мешок с вещами, но в глубине души был рад. Шхуна выправилась.

Потом все почувствовали, как корабль принялся раскачиваться и вертеться.

Блад направился к наиболее пострадавшим, отмечая про себя, что там, наверху, шкипер и команда пытаются не потерять контроль над судном, удержать его таким образом, чтобы самые высокие волны оно встречало носом. Он надеялся, что второго такого удара в борт не случится. Слишком уж это страшно.

Среди пострадавших был и пастор, серьезно разбивший голову. Опустившись возле него, Блад принялся рыться в сумке.

— Сидите спокойно, преподобный отец, — сказал он ему, когда тот попытался встать, чтобы обратиться к своим единоверцам. — Сейчас я вас перевяжу, а потом вам лучше лечь и покрепче держаться за что-нибудь. Этот крен может повториться.

— Вы что, доктор? — изумленно спросил пастор, все еще оглушенный ударом.

— Вы угадали, — ответил Блад, проверяя место ушиба. — Слава богу, ничего страшного, только кожа рассечена. Крови много, но кости черепа целы, а это самое главное.

— Надо же, а мы думали, что вы — солдат... — растеряно произнес пастор, пока Блад перевязывал его голову.

— И это тоже, святой отец, — терпеливо объяснил Блад. — Давайте я вас уложу... и, наверное, от проповедей придется воздержаться, контузию вы все-таки получили.

— Тогда буду молиться про себя, — прошептал пастор.

— Это можно, — кивнул Блад и пошел осматривать следующего пострадавшего...

* * *

Закончив перевязывать разбитые лбы и вправлять вывихнутые конечности, Блад пробрался к трапу, намереваясь рискнуть и посмотреть, что творится наверху.

Уже при подъеме его с ног до головы окатило водой. А на палубе царил сущий ад. Волны перекатывались через шхуну, вдоль основных маршрутов команды были натянуты штормовые леера. Блад тут же ухватился за них, зная, как коварно может повести себя море. И никто не сможет прийти на помощь, если он по глупости или неловкости вылетит за борт.

Было очень темно, и совершенно непонятно, куда несет корабль и что творится вокруг. Грозно ревело взбесившееся море, набрасываясь на маленькое суденышко со всех сторон.

Блад посмотрел на шканцы, туда, где стоял шкипер, закутанный в плащ. Вместе с двумя рулевыми он удерживал штурвал, и было видно, что в такую бурю это дается им с трудом. Все они — и рулевые и шкипер, — были привязаны к основанию штурвала.

Бладу показалось, что мистер Питт что-то кричит, повернув к нему лицо. Но он не слышал слов — ветер и ревущее море заглушали его голос.

Шхуна вздыбилась, начав долгий путь на очередную гигантскую волну. Блад, как завороженный, наблюдал за этим. Перед ними вырастала серовато-зеленая гора воды, увенчанная хлопьями пены. А потом, он знал, будет самое неприятное. Потом будет полет вниз... и неизвестно, сможет ли судно выкарабкаться из ямы между волнами...

— Эээээй! И-и-и-и-и-и!

Блад отвернулся. Шкипер все еще что-то кричал. Опустив глаза, Блад увидел странный предмет, похожий на мешок, который, пища, плыл мимо него, подхваченный волной, захлестнувшей шхуну с правого борта.

«Мешок» прошел совсем рядом, и Блад, повинуясь какому-то инстинкту, подхватил его, подтянув к себе.

Матерь Божия! Он с ужасом узнал в мокром кульке своего недавнего знакомца — трехлетнего карапуза. И как он только сюда попал?!

Блад покрепче прижал ребенка к груди. Он был напуган, вообразив на секунду, что этот пацаненок мог быть смыт за борт, если бы проплыл на пару футов дальше от него...

В этот момент шхуна начала падать в провал между волнами. И все посторонние мысли мигом вылетели из его головы.

«Рози-Энн» нырнула носом вниз, и Блад обнаружил, что болтается в воздухе, потеряв соприкосновение с палубой. Ребенок пищал, но шум шторма заглушал его вопли. От попавшей в рот воды он начал кашлять, но орать не прекратил.

Наконец, шхуна выправилась, и Блад смог встать на ноги. Рука так крепко вцепилась в леер, что разжать пальцы оказалось нелегко. Ребенок копошился и дрыгал ногами, крепко зажатый подмышкой.

Блад попятился обратно к трапу и наконец-то услышал, что именно орал ему Питт.

— Ради всех святых, уберите его вниз! — когда Блад поднял глаза, он увидел, что лицо шкипера было бледным, как мел. — Прошу вас, сэр!

Блад кивнул. Справившись с судорогой в пальцах, он отцепился от леера и скатился вниз по трапу. Шхуну качнуло, и он по пути приложился боком о перегородку, но в любом случае это было лучше, чем размазать по стене неугомонного гугенотика.

Внизу, вдали от морских волн, Блад смог осмотреть ребенка более внимательно. Господи, сколько на нем одежек! И все мокрые!

Прислонившись спиной к переборке, он принялся развязывать узелки, высвобождая его из рубашек, кофточек, каких-то платков. Вода была ледяной, и Блад знал, что лучше остаться совсем без одежды, чем находиться в мокрой. Все это время карапуз орал, как будто его резали живьем. И кашлял. Слегка оглохнув, Блад раздраженно перевернул его головой вниз и шлепнул по спинке. Малыш выплюнул всю морскую воду, которую умудрился проглотить во время своего заплыва по палубе. И заорал еще громче. Аж посинел от натуги.

Раздев его до последней сорочки, Блад принялся растирать ледяные ручки и ножки, и все это время карапуз завывал и визжал.

— Так, вот теперь можно сдать тебя на руки мамаше, — сказал Блад, заворачивая бьющегося ребенка в свой плащ. Он тоже был мокрым, но тут уж выбирать не приходилось.

С орущим кульком в руках, он отправился к каютам, где разместили женщин и детей. У него язык чесался высказать беспечной даме все, что он думал о женщине, которая оставляет ребенка без присмотра в такое время.

В какой именно из кают жила мать малыша, он не знал, поэтому постучался наугад. Ему никто не ответил. Подумав, что из-за шторма его просто не услышали, Блад постучался снова — на сей раз кулаком, от души, — и крикнул:

— Эй, дамы, заберите вашего младенца!

Тишина.

— Черт побери! — Блад рассердился.

Ребенок визжал, корабль качало, плечо адски болело.

«Это не жизнь...»

Он постучал опять, и неожиданно дверь распахнулась под его ударом. Шхуна накренилась, и Блад просто влетел внутрь, тщетно пытаясь ухватиться за что-нибудь.

Ребенок снова заорал. Блад даже вообразить не мог, что это существо умеет вопить еще громче. Или в помещении звук слышно лучше?

И его голос слился с визгом женщин, которые, узрев ввалившегося к ним мужчину, в панике пытались подняться со своих мест.

Блад осознал, что такое вторжение действительно можно понять превратно.

— Прошу прощения, дамы... — забормотал он по-французски.

Но тут заметил ту, черноглазую, которая была матерью карапуза. Она смотрела на него, как будто он собирался ее ребенком позавтракать. Ее рот искривился в гневной гримасе, и Бладу показалось, что сейчас на него набросятся и выцарапают глаза, если не хуже.

— Ваш сын, мадам! — он протянул ей малыша, но она вдруг закричала, словно ее пронзила сильная боль. И осела на пол, побледнев как полотно.

Блад ничего не понял, но смутился еще больше.

«Пожалуй, гневную отповедь лучше отложить».

Женщина вскрикнула снова, согнувшись пополам.

Блад хотел нагнуться, чтобы спросить, в чем дело, но тут на него налетела старуха, которая была то ли ее матерью, то ли служанкой — не разобрать.

— Как вы посмели сюда вломиться?! — зашамкала старая ведьма, толкнув его... правильно, в плечо. Блад заскрежетал зубами и попятился к выходу. Пропади все пропадом! Особенно эти проклятые гугеноты и их жены!

— Вон! Вон, месье, вон, бесстыжий! — продолжала ворчать эта воинственная клуша, выхватив у него ребенка.

Блад понял, что надо уходить, пока сюда не сбежались все отцы и мужья этих дам.

«К черту, к черту!»

Он вылетел за дверь и, пошатываясь, побрел на свое место. Из каюты до него донесся новый вопль женщины.

«Вот проклятье!»