Lasse Maja

"Ван Хельсинг / Van Helsing" - 2004 г. реж. Стивен Соммерс, оператор Аллен Давио, в ролях Ричард Роксбург, Хью Джекман, Кейт Бекинсейл
Пожалуй, самый европейский по духу вампирский боевик) История немного напоминает "Тоскливой октябрьской ночью" Желязны или Дэна Брауна - это микс обрывков мистической европейской мифологии и псевдонауки. Меня вынесло под стол где-то на этапе, где вампиры биологически мертвы, и поэтому откладывают яйца О_О))) В общем, фильм обалденно тупой. И красивый! Красивый молодой Джекман, красивые нарядные женские персонажи, мужские тоже ничо так, Дракула Роксбурга вообще самый гламурный парень на деревне))

"Фраккиа против Дракулы / Fracchia contro Dracula" - 1985 г. реж. Нери Паренти, в ролях Паоло Вилладжо
Лучшая находка недели однозначно! %) Хоррор и пародия на хоррор в стиле ретро, с такими нарочито папье-маше-монстрами, зловещими ПК первых поколений, и в общем всем остальным такого же колеру)) Монстры раскрашенные как дрэг-квин, дикие, но симпатичные румыны и проч. Добродушный (но неполиткорректный) стёб над всем, включая стёб. При этом создателям поразительным образом удалось передать классическую эстетику вампирского хоррора и остросоциальные подтекст. Просто смотреть и плакать/пересматривать/плакать и т.д.)) Рекомендую!

#кино #картинки #эроблоги #хоррор

- Гарри, подожди! – воскликнула она – Неужели ты не понимаешь? Мы в фильме!
- С чего ты взяла? – встрял Рон.
- Всё просто, - ответила девушка. – Кто должен обязательно быть в хорошем кассовом фильме? Жизнерадостный спортсмен, - она указала на улыбающегося Рона, – которого обычно убивают первым.
Улыбка Рона померкла.
- Человек, которого все напрасно подозревают… - Снейп приосанился.
- Беременная или женщина с ребенком, - Гермиона указала на Джинни. – Инвалид или сумасшедший…
- И кто у нас инвалид? – поинтересовался Гарри.
Гермиона замялась и быстро сказала, косясь на Луну:
- Гарри, ну ты же носишь очки… Этого вполне хватит.

Мать перестала задыхаться сразу после рассвета. Мы услышали крик, похожий на крик маленькой птицы, а затем тишину. Я снова задремала перед огнем и не просыпалась, пока Сьюзен не коснулась моей руки.
— Пойдем, Детка, — сказала она. — Пойдем посмотрим.
— Пойдем посмотрим на что? — спросила я сонно.
— На Детку, глупая.
На мгновение я не могла понять, что она говорит — я была Детка, я была прямо здесь, я же не могла пойти посмотреть сама на себя — а потом поняла. Новый ребенок. Да. Конечно.

Мы прокрались наверх. Ступеньки были очень высокими, и нам приходилось карабкаться по ним постепенно. Мать перешагивала их по две за раз.

Мать спала, обняв младенца. Он выглядел очень маленьким, не больше кролика, зажатый в сгибе руки Матери.
— Он такой маленький, — глупо сказал я.
Сьюзен пихнула меня.
— Она, — сказала она. — Она не он. Она наша сестра.

Только тогда нам пришло в голову задуматься, куда ушла наша другая сестра.
Мы искали в саду, в сарае, где спала Рут, на крыше. Мы зашли за деревья вокруг дома. Темные птицы теперь в основном спали, лишь изредка раздавалось «oh-die-will!», а голубые сойки переругивались друг с другом на деревьях.
Мы не прекращали поиски, пока не услышали как Мать зовет нас обратно в дом.
— Где Рут? — спросила Сьюзен, выглядывая из-за лестницы. — Мы не можем ее найти.
Мать закатила глаза.
— Она ушла в город, — раздраженно сказала она. — За новыми семянами.
Мы с Сьюзен переглянулись.
Насколько нам было известно, никто из нас никогда не ездил в город. На самом деле, мы даже не знали, в какой стороне находится город.
— Когда она вернется? — спросила Сьюзен.
— Понятия не имею, — коротко ответила Мать. — Позже. Никогда. Я не знаю. Иди, завари еще чаю.
Сьюзен вышла к насосу, чтобы набрать воды. Я поставила чайник на огонь и достала из шкафа горшочек с чайными листьями.
Когда вода закипела, я бросила в нее горсть листьев и наклонилась над ними, вдыхая запах мяты и пчелиной пыльцы.
— Ты беспокоишься о Рут? — требовательно спросила Сьюзен.
Я попыталась проигнорировать ее. Запах трав был в моих ноздрях, и, возможно, если я смогу втянуть этот запах достаточно глубоко в легкие, он прогонит внезапный страх.
— Детка!
— Да, — устало сказала я.

Не было смысла пытаться бороться с Сьюзен. Она всегда будет доставать тебя, пока не получит желаемый ответ. Она была упрямой и смелой, той, кто крепко стискивал зубы и готовился к драке.
Я была мягкой, миротворцем, и всегда бегала за ней, чтобы сгладить ситуацию, остановить ее ссоры с Рут или подколы над Матерью.
Я прекрасно знала, что Сьюзен презирает меня за мягкость, но это было нормально. Даже я презирала себя за это, но не было смысла пытаться что-то изменить. Просто таков был порядок вещей. Нас в семье было недостаточно, чтобы кому-то было позволено экспериментировать с разными ролями.
Я принесла матери чай, тихонько прокравшись по скрипящим полам. Отец молчал в подвале, не ревел и не скребся, но я все равно не хотела его будить.
Мать выглядела усталой, ее серое лицо было в морщинах, как старое полотенце, когда она лежала в своем гнезде из одеял и шкур. Все, что я могла видеть от ребенка, был его затылок.
Она взяла чай.
— Спасибо, Сьюзен.
Я не была Сьюзен, но, похоже, не стоило беспокоиться об этом.
— Это девочка? — спросила я.
— Это всегда девочка, — устало сказала она, откидываясь на шкуры. — Уходи.
Я снова сползла по лестнице вниз.

§

Рут не вернулась в ту ночь. Мы засиделись допоздна, ожидая ее. Она не вернулась и на следующий день, хотя мы со Сьюзен остались в саду, наблюдая за дорогой.
На грядках взошел крупный золотистый мангольд, верхушки листьев торчали над землей, как желтые кулаки. Мы выдергивали пучки травы и фиолетовые цветки дикой фиалки. Стая птиц на деревьях вокруг дома пела, их голоса то поднимались, то опускались, как прерывистое дыхание.
Сьюзен выдергивала большие горсти фиалок, не говоря ни слова. Я думала, что она, возможно, плачет, но я не хотела спрашивать, потому что тогда узнала бы точно.
Я не хотела, чтобы она плакала.

Пчелы роились по краям сада. Я играла с одной в салки, гоняясь за ней, а затем отступая обратно за линию. Она жужжала надо мной, зависая в воздухе, но не приближалась. Пчелы никогда не пересекали невидимую границу, до которой могла падать тень от дома. Даже в солнечный день, когда солнце стояло в зените. Это раздражало, потому что нельзя было сажать ничего, что нуждается в пчелах, рядом с домом. Рут иногда ворчит по этому поводу. Вместо этого мы там складываем дрова, по обе стороны от окон.
Но корнеплоды растут в тени, и это нормально. Мухи не обращают внимания на дом. И осы тоже. По крайней мере раз в сезон Рут должна была взять длинный-длинный шест и сбить осиное гнездо. Она действительно хорошо справлялась с этим — она могла сбить гнездо двумя ударами, а затем бросить шест и убежать, не будучи ужаленной.
Мне было интересно, кто будет сбивать осиные гнезда теперь, когда Рут ушла.
В какой-то момент последнего дня мне в голову пришло, что Рут не вернется. Поэтому Сьюзен плачет. Сьюзен — храбрая, умная, свирепая. Она бы знала. Если она плачет, значит, Рут ушла навсегда.
— Куда, как ты думаешь, она ушла? — спросила я.
Это был неправильный вопрос, а может, и правильный. Сьюзен села на пятки и провела по лицу рукой, оставляя на нем зеленые полосы. Она сказала, сердито всхлипывая:
— Я не знаю, Детка. Но почему она не взяла нас с собой?!
— Как ты думаешь, она ушла ночью? — спросила я. — Я не помню, чтобы она уходила. Может, она не хотела нас будить.

Мы вернулись в дом, когда уже начало темнеть. Мать спала, поэтому мы ее не будили.
— Нам ее покормить?
— Она не звала, — только сказала Сьюзен, и все.
У нас был овощной суп с горстью проса. Просо было единственным зерном, которое мы могли выращивать, помимо кукурузы. Неподалеку от дома был болотистый участок, на котором по мнению Сьюзен, мы могли бы выращивать рис. Вот только у нас его не было.
Все, что мы знали о выращивании продуктов, мы узнали из потрепанного тома под названием «Книга ответственного фермера». Рут научила нас читать по нему. Сьюзен читала лучше меня. Я не видела в этом особой пользы — мы все и так выучили книгу наизусть, да и какой смысл изучать такие вещи, как снежный горошек, если у нас нет семян, из которых его можно вырастить? Поэтому я просто цитировала книгу, когда она указывала на строку, вместо того, чтобы пытаться разгадать каждую букву одну за другой.
Рут сказала, что в мире есть и другие книги, но это казалось необычайно сложным. Написание моего имени занимало у меня целые минуты. Написание такого слова, как «ответственный», заняло бы целую вечность. Когда автор закончил писать каждое слово в «Книге ответственного фермера», он, вероятно, умер от истощения.
(Была, конечно, семейная Библия, но люди не писали Библий. Ее написал Бог, и Бог, по-видимому, был превосходным писателем и имел в своем распоряжении целую вечность, чтобы расставить все слова в правильном порядке.)
Рут не видела никаких других книг. Лили видела и рассказала ей. Она рассказала нам все истории Лили, передавая их как Евангелие. Лили сказала, что есть дома с десятками книг в них. Лили сказала, что есть океан и города больше, чем наш город.
Но Лили ушла, возможно, вернулась в тот самый город.
Мать ходила в город, может быть, раз в год. Она не брала нас и возвращалась в отвратительном настроении, но иногда у нее были новые семена. В последний раз, когда она была там, то купила чудесные пятнистые бобы.
Даже сейчас, раскалывая стручки и видя ряды пятнистых бобов, я чувствовала себя богатой.
В этом году она не ездила в город. Возможно, именно поэтому мы так долго верили, что Рут могла уйти без нас.

§

— Рут еще не вернулась, — сказала Сьюзен на следующее утро.
— Она не вернется, — сказала Мать. Она нахмурилась, глядя на ребенка. — Теперь ты Рут.
Сьюзен уставилась на нее. Ее лицо было пустым. Она явно ничего не понимала, а когда она чего-то не понимала, она начинала злиться.
— Что?
— Иди, завари чай, Рут.
— Мама, это Сьюзен, — поспешно сказала я, пытаясь вникнуть в суть происходящего.
— Нет, ты Сьюзен, — сказала Мать. — А это Детка.
Сьюзен повернула голову туда-сюда, не совсем покачав — скорее, она пыталась найти способ посмотреть на это, чтобы все понять.
— Мама, я Детка, — сказала я.
— Теперь ты Сьюзен, — сказала она. — Это Детка. Вот как это работает. Перестань ныть и принеси мне супа.
Я взяла Сьюзен за руку — или, теперь, Рут, полагаю, — и оттащила ее, прежде чем она успела разразиться яростной руганью. Бесполезно злиться на Мать. Она будет игнорировать тебя, пока не прекратишь, а затем ударит тебя в ухо, и ничего не изменится.
Из подвала послышался скребущийся, дребезжащий звук. Мать посмотрела на нас поверх головы ребенка.
— Иди, покорми его.
Мы вместе спустились по лестнице.
— Теперь твоя очередь, — сказала я.
Сьюзен — Рут — могла бы поспорить со мной, я думаю, но она напряженно думала. Между ее бровями образовалась морщинка.
Она вышла через заднюю дверь к бочке с корнеплодами и достала охапку. Это были последние из тех, что были внизу, и они уже начинали превращаться в кашу. Скоро мы получим новые с грядок в саду.
Люк загрохотал, когда она его открыла, и она выругалась. Я подбежала и придержала его, пока она спускалась по лестнице, держа в одной руке свеклу.
Грохот усилился на мгновение, затем прекратился. Я услышала рычание, слишком низкое, чтобы разобрать, а затем слова сестры:
— Ни за что. Ты не получишь меня так легко, — и звуки хруста свеклы, когда он ел.
Она всегда была храброй.
Когда она поднялась по лестнице, то выглядела уставшей, и я почувствовала себя виноватой за то, что заставила ее кормить отца.

Мы вышли в сад. Сестра села на плетень и болтала ногами, не рассеянно, а сердито и нервно. Морщинка между ее бровями была похожа на шрам.
Я взяла палочку и написала на земле «S-U-S-A-N». На это потребовалось некоторое время. Я так и не смогла вспомнить, начиналась ли черта в середине буквы «Н» сверху или снизу, и мне пришлось несколько раз стирать ее рукой.
— Она не может просто заставить нас сменить имена! Я не Рут!!
Я уставилась на имя в грязи и подумала, немного раздраженная, что потратила кучу времени на то, чтобы научиться писать «B-A-B-Y», а теперь все это впустую. А «S-U-S-A-N» было намного сложнее. «S» скользили, как змеи, и я никогда не была уверена, в каком направлении они хотели ползти.
Я могла написать «B-A-B-Y», вот так. Мне даже не приходилось думать об этом. А теперь мое имя изменилось.
— Может быть, так оно и есть, — сказала я наконец. — Может быть, все меняют свои имена. Я имею в виду... Мать не всегда могла быть Матерью, не так ли? Она должна была быть кем-то другим, прежде чем у нее появились мы. И я больше не ребенок, так что, может быть, я не могу быть Деткой. Наверное, это нормально.
Она хмыкнула.
Птицы кричали в лесу, одна за другой.
— Как ты думаешь, как теперь будут звать Рут — я имею в виду старую Рут? — спросила я, надеясь поднять ей настроение.
Она долго молчала. Ее руки сжимали плетень из расщепленных прутьев, и я видела, как занозы впивались в мозолистые кончики ее пальцев.
— Я не думаю, что это имеет значение, — тихо сказала она. — Я не думаю, что ее вообще будут как-то называть.

§

Вот еще одна история из Евангелия от Лили. В той старой зеленой стране были камни, больше, чем жернов, торчащий во дворе.
— Выше, чем Мать! — сказала Рут.
— Выше, чем Отец? — скептически спросила Сьюзен.
Рут колебалась. Никто из нас не знал, насколько высоким будет Отец, если он когда-нибудь выйдет из подвала, но это были камни Лили, и поэтому они были исключительными.
— Выше, — наконец сказала она. — Намного выше. Выше деревьев. И никто никогда не снесет и не выкопает их, потому что в них живут маленькие люди.

Лили ушла из страны камней и переплыла море на лодке.

Море было также и в Библии, а «Книга ответственного фермера» рекомендовала морские водоросли в качестве подкормки в местах, где они были доступны, хотя их нужно было хорошо промыть, чтобы удалить соль. Таким образом, все три наших Евангелия подтверждали друг друга, и я думаю, только Сьюзен беспокоило, что никто из нас не имел ни малейшего представления о том, как выглядит море, кроме того, что оно соленое.

§

Я рассказываю о нас так, будто мы никогда не видели других людей. Это неправда. Вы не можете жить в сельской местности и никогда никого не видеть. Охотники, например, приходили в любое время года, охотясь на дичь или собирая грибы. Фермеры выпускали своих свиней в лес откармливаться желудями, а осенью гнали обратно на фермы. Еще были лудильщики, которые приходили чинить горшки, и мы платили им едой, потому что это было все, чем мы могли заплатить.
И, конечно, всегда были благотворители. Они приходили обычно на Рождество, с пальто и заштопанными одеялами и апельсином для каждой из нас, и говорили, что сегодня день рождения Иисуса. Рут лучше всех умела разговаривать с ними. Сьюзен задавала вопросы, которые заставляли благотворителей чувствовать себя неловко. Рут умела быть по-настоящему благодарной, и это им нравилось.
Еще был торговец, который приходил дважды в год. Мать всегда выходила из дома чтобы встретить его. Последний раз он был здесь уже давно. Однако с большинством людей имели дело мы сами. Мать не может выйти, говорили мы благотворителям, лудильщикам и бродягам, предлагающим помочь по хозяйству. Она такая хрупкая.

Я уже почти выросла, когда узнала, что "хрупкость" означает мягкость и слабость. Мать не была ни хрупкой, ни слабой. В то время она была, вероятно, около девяти футов ростом, хотя часть этого роста пришлась на последнее время.
— Боже мой! — сказал торговец, когда он приходил в последний раз. — Ты так выросла!
— Бывает такое, — тихо сказала она, и торговец подняв руку похлопал ее по боку, как лошадь, и рассмеялся.
— Ты не видел Рут? — спросила Сьюзен, стоя в дверях сарая.
Торговец рассеянно взглянул на нее.
— Что?
— Заткнись, Рут, — сказала Мать.
Она взяла торговца за руку и повела его в дом.

§

В Евангелии от Лили говорится, что она прибыла сюда на лодке, которая была больше дома.
— Это был Ковчег? — спросила я.
— Больше, — сказала Рут. — На Ковчеге было всего по два вида животных.
— И семь штук некоторых из них, — сказала Сьюзен.
— Ладно, и семь.
Рут закатила глаза, когда ее перебили. На лодке были сотни людей, может быть, тысячи, они шли с зеленой земли на эту. Многие из них были больны на лодке, и она попала в шторм и ходила вверх и вниз, вверх и вниз, пока Лили не перестала понимать, где верх, а где низ.
— И женщина заботилась о ней, — сказала Рут. — Старая женщина с седыми волосами. Она держала ее за руку три дня, и Лили стало лучше.
— А на третий день? — резко спросила Сьюзен.
— Они пришли и забрали женщину, — сказала Рут. — Она умерла сидя, держа Лили за руку. Они завернули ее в простыню и бросили в море.
— Она была святой? — спросила я.
— Наверное, — сказала Рут, когда я спросила ее в первый раз. — Да.

С тех пор в Евангелии от Лили старушка стала святой, которая исцелила Лили и приняла за это мученическую смерть, когда ее завернули в простыню и сбросили вниз, чтобы утолить голод моря.

§

Когда мы прокрались обратно, в доме было темно. Мать сидела на полу перед огнем. Стулья ей больше не подходили. Она выглядела уставшей, а волосы спутались от грязи. Она съела весь суп.
— Мама? — окликнула Сьюзен.
Мать взглянула на нее.
— О, — сказала она. — Сьюзен. Это ты.
Сьюзен странно замерла. Я видела, как напряглись мышцы ее спины.
— Где ребенок?
— Ребенок умер, — сказала Мать. — Иди принеси дров. Огонь почти погас.

Потребовалось много времени, чтобы собрать достаточно дров, и к тому времени было уже слишком поздно для супа. Я не была голодна. Настала моя очередь спуститься и бросить отцу корм. Я спустила две охапки корнеплодов с лестницы, затем бросила их в темноту.
Его было достаточно легко кормить. Просто не подходи слишком близко. Мать объяснила, что он плохо видит и может оторвать нам руки, не задумываясь. Я не знаю, правда это или нет.
Я слышала, как он жует своими огромными скрежещущими зубами. Я хотела сказать ему, что ребенок умер, но, может быть, Мать уже сказала ему. Может быть, это было не мое дело.

Мы с Сьюзен лежали на крыше той ночью, достаточно близко к дымоходу, чтобы согреться. Мы не разговаривали. Говорить было нечего. Я немного поплакала, но не знаю, о чем.

В предрассветные часы я проснулась.
Сьюзен зажимала мне рот рукой. Я видела ее лицо в лунном свете. Она приложила палец к губам, призывая к тишине.
Я кивнула, хотя не знаю, почему это имело значение. Темные птицы кричали так громко, что я сомневаюсь, что кто-то мог услышать если кто-то из нас заговорит, и козодои кричали вместе с ними, создавая ужасную какофонию.
Сьюзен жестом пригласила меня следовать за ней. Мы подползли к краю крыши, оставаясь в тени дымохода, и когда Сьюзен посмотрела вниз, я сделала то же самое.

Темная фигура скребла землю позади дома. Это была Мать.

Я прижала губы к уху Сьюзен.
— Что она делает?
— Копает.
Мать остановилась, оглядываясь. В ее движениях было что-то скрытное, как будто она пыталась никому не попасться на глаза. От кого она могла прятаться?
Она повернулась, и я увидела, как ее рука исчезла в земле до запястья. Она вытащила горсть земли, затем еще одну, а затем взяла что-то в другую руку и положила в ямку.
— Что это...
— Я думаю, это ребенок.
Я больше не задавала вопросов.
Мать засыпала могилу боковой частью ступни, в три длинных взмаха, а затем наступила на землю, чтобы утоптать ее. Она снова подняла глаза, осмотрев крышу, но мы со Сьюзен лежали в тени, стараясь не дышать.
— Oh-die-will! — закричали темные птицы, кружась в воздухе вокруг нее. — Oh-die-will!
Козодои отвечали им из леса.
Мать издала звук отвращения и отмахнулась от них, как от комаров. Стая, словно сгустки теней, распалась на части в лесу.
Она вернулась в дом. Я слышала, как она двигалась под крышей, стук от ее ног, поднимавшихся по лестнице, пока она не оказалась прямо под нами. На мгновение у меня возникло безумное чувство, что она протянет руки сквозь деревянные балки, схватит нас и спустит вниз, чтобы убедиться, что мы ничего не видели.

§

Последнее Евангелие от Лили было создано, когда она жила здесь. Она работала в саду, и к забору подошел мужчина, мужчина с темной кожей и испуганными глазами.
— Спрячь меня, — умолял он ее. — Они меня ищут.
— И она спрятала? — спросила я, зная ответ, но зная, что это моя работа — спрашивать.
— Спрятала, — сказала Рут. — Она спрятала его...
— В сарае! — выкрикнула Сьюзен.
— И когда мужчины, от которых он сбежал, пришли, чтобы найти его, Мать вышла и напугала их, — сказала Рут. — Они были маленькими по сравнению с ней. Она не знала, что он там прячется, и прокляла их за то, что они бродили вокруг ее владений. И они снова ушли, и Лили выпроводила его той ночью, и он скрылся на севере, среди звезд.
— Я бы на ее месте ушла с ним, — сказала Сьюзен.
— Она не могла, — сказала Рут. — Он был беглым рабом, и они убили бы его, если бы поймали. А Лили не могла убежать. Ей пришлось ждать, пока ее контракт не закончится, и тогда бац! — Она развела руки перед собой. — Она... ушла.

§

Сьюзен ждала до следующей ночи. Луна взошла и почти совсем стемнело, когда я проснулась и обнаружила, что ее нет рядом.
Я прислушалась. Мать храпела. Отец тоже. Козодои затихли, и только темные птицы пели. А внизу, со двора доносились звуки чего-то, скребущего по земле.
Я спустилась по лестнице, по одной ступеньке за раз, все еще прислушиваясь. Затем свернула за угол дома, и там...
— Что ты делаешь? — прошипела я.
— Проверяю кое-что, — прошептала Сьюзен, вонзая лопатку в землю.
— Но ведь именно там похоронен ребенок!
Она подняла на меня глаза. Ее взгляд был холодным и отчужденным, а в глазах отражался лунный свет, как у темных птиц.
— Я знаю, — сказала она и снова вонзила лопатку в землю.

Это было чудовищно.

Это была моя сестра.

— Если не хочешь помогать копать, то покарауль, — сказала она.
Я отвернулась, чтобы не смотреть, как она оскверняет могилу, и уставилась в темноту, ожидая каких-то звуков от нее, когда она докопается.
Но слышно было только звуки летней ночи. Даже дыхание Отца было ровным и размеренным под нашими ногами.
Я услышала, как изменились звуки копания, и подумала о том, куда могла ударить лопатка. Мое горло словно сжала судорога.
— О-у-у-у, — шептали темные птицы. — О-у-у-у.
Копание прекратилось.
Я не осмелилась обернуться. Это был грех в его самой темной, глубинной форме. Библия даже не помышляла о таких грехах, а если и помышляла, я не могла вспомнить, чтобы читала о них.
Все, что я могла вспомнить, это строчка «В те дни на земле были великаны». Я всегда предполагала, что они имели в виду людей, подобных Отцу, которые прятались в подвалах с корнеплодами, но что, если были другие великаны, что, если земля была полна ими?
Что, если Сьюзен полезет в могилу нашей сестры, а чья-то рука потянется из земли и заберет ее? Гигант, еще больше и голоднее, чем Отец?
Я поняла, что больше не слышу ее дыхания.
— Сьюзен? — прошептал я. — Сьюзен, ты все еще там?
— Конечно, — грубо сказала она. — Где же еще мне быть?
Она выдохнула, как будто затаила дыхание, и я снова услышал звуки копания.
— Что ты делаешь?
Она молчала несколько минут. Темные птицы все кричали и кричали на деревьях, а Отец перевернулся во сне.
— Хороню нашего брата, — наконец сказала она.
Она отшвырнула лопатку и исчезла в темноте.

§

Брат.

Для меня это имело очень мало смысла. У Матери были дочери. Она всегда говорила так. Были и другие до нас — она упоминала о них Лили, я думаю, и Рут передала это как часть Евангелия. Но это всегда были дочери.

— Ты уверена? — спросил я Сьюзен на следующий день, когда мы пошли к ручью за водой.
Мне не нужно было говорить, в чем именно. Я боялась говорить об этом дома, из страха, что Мать проснется и услышит. Это был грех Сьюзен, выкапывать мертвецов, но я не остановила ее, и это сделало все и моим грехом тоже.
— Конечно, я уверена, — сердито сказала она. — Я достаточно хорошо знаю, что у меня между ног. Он был как Отец, а не как мы.
Я прислонилась к дереву. Черви проложили по нему осторожные тропы сквозь кору, которые закручивались вокруг, как слова, которые я не могла прочесть.
— Тогда почему она сказала, что он дочь? — спросила я.
Сьюзен дернула себя за волосы.
— Не знаю, — сердито сказала она. — Если только она не хотела, чтобы кто-то узнал.
— Я бы не возражала против брата, — тихо сказала я. Я понятия не имела, чем это будет отличаться от сестры.
Наклонилась и провела ведром по воде. Зеленые нити водорослей плавали в ней, как волосы.
Через минуту я сказала:
— Ну, значит будет еще одна, да?
Мать никогда не скрывала, что до нас были другие девочки, и что они ушли в мир. Как Рут, наверное. Мне было интересно, встречались ли они вместе и говорили о старых деньках, теплых местах на крыше и о том, как птицы кричали по ночам.
Сьюзен уставилась на меня.
— Ты не понимаешь, — сказала она. Ее голос был странным и медленным, как будто она сама только сейчас поняла это. — Не нужно заботиться о ребенке. Мы можем уйти.
— Уйти! — повторила я. — Куда уйти?
— Куда угодно. В город. В зеленую землю. На север. Туда, где ее нет.

Сначала я буквально не могла понять, что она говорит. Потом идея начала укореняться во мне, медленно, как семя, разворачивающееся и запускающее корни в землю.

Уйти. Уйти. Пройти дальше между деревьев и продолжать идти, не оборачиваясь.

Это возможно?

— Почему мы никогда не уходили раньше? — яростно спросила Сьюзен. — Почему мы не уходили? Я не знаю! Может это заклинание, как ты думаешь?
— Но… но мы же умрем с голоду, да? Если у нас не будет сада? Мы заблудимся… и Мать…
— Проклятая Мать! — прошипела Сьюзен.
Ее богохульство было слишком ошеломляющим. Я уставилась на нее, как рыба, вытащенная из ручья. Крик темных птиц то усиливался, то ослабевал, словно дыхание.
— Сьюзен! Ты не можешь!
— Я могу, — сказала она. — И ты пойдешь со мной.

§

Если бы мы ушли тогда, эта история была бы другой.

Если бы мы ушли тогда, возможно, Сьюзен рассказала бы ее вместо меня.

Но мы вернулись в дом, потому что Сьюзен подумала, что нам понадобятся припасы, а Мать ждала в тени дровяного сарая.
Ее руки были огромными, такими же большими, как голова Сьюзен. Она схватила ее за голову, как женщина, выдергивающая сорняки из земли.
— Что ты задумала, девочка? — прорычала она, пока Сьюзен отплевывалась и сопротивлялась. — Ты рыскала вчера ночью и совала свой нос в то, во что не следовало бы.
— Мама! — закричал я. — Мама, опусти ее!
Я без всякого толку хватала ее за руки.
— Ты думаешь, я дура? — прошипела Мать. — Ты думаешь, я не вижу, как ты крадешься здесь? Думаешь, ты такая умная?
Она трясла ее на каждом слове, и я слышала, как щелкают зубы Сьюзен, когда ее голова мотается вперед и назад.
Возможно, если бы Сьюзен все отрицала, мы бы справились. Но Сьюзен никогда не была миротворцем, никогда не была той, кто сглаживает углы, и когда Мать перестала ее трясти, она подняла голову и выкрикнула:
— Почему ты не сказала нам, что это мальчик?!
После этих слов наступила глубокая тишина. Никто не дышал.
А затем из-под земли Отец сказал:
— Ааааааууууххх…?
— Oh-die-will! — хором закричали темные птицы.
Мать перехватила Сьюзен за шею и отшвырнула меня в сторону свободной рукой.
Она шагнула в дом, волоча за собой мою старшую сестру к люку в подвале. Я побежала рядом с ней, хватаясь за нее, пытаясь замедлить, хотя моя голова все еще звенела от пощечины.
— Мать-мать-остановись, остановись!
Она распахнула дверь и спустилась по лестнице. Я стояла наверху, открыв рот, и слышала, как Отец смеется в темноте.
— Что, время пришло? — прохрипел он. — Ааааааааа…
— Нет! — прорычала Мать. — Не пришло! Теперь ешь и заткнись!

Я услышала крик Сьюзен, а затем я услышала звук, похожий на тот, когда Отец ел свеклу, но хуже.
Крики прекратились.

Голова Матери появилась в проеме люка. Я схватила за створку и со всей силы хлопнула ею.
Я просто пыталась остановить ее. Я не ожидала, что ударю ее. Деревянный люк отскочил от ее черепа, и она издала рев, как Отец, когда он был голоден, подняла руку и сорвала люк с петель.

Я побежала.

Я выскочил за дверь и за угол, ничего не думая, только пытаясь уйти. Я была на полпути к лестнице на крышу, когда подумала: «Это же глупо, куда ты идешь, другого пути вниз нет», — но было слишком поздно.
Лестница была достаточно маленькой, и ей пришлось быть осторожной, поднимаясь по ней. Верхняя перекладина ритмично стучала о край крыши.
Я отползла назад. Если бы пришлось, я бы прыгнула вниз. Больше я ничего не могла сделать.
Ее лицо появилось из-за края.
Темные птицы набросились на нее волной тел, как вороны, нападающие на ястреба. Она ударила себя по лицу, и я услышала, как хрустнули их крылья, но их становилось все больше и больше, они целились ей в глаза, и громко кричали высокими голосами, и она все шире раскачивалась на слишком маленькой лестнице, а ее руки разжались, когда она дернулась назад.

И она исчезла.

— Oh-die-will! — кричали темные птицы. — Умри-умри-умри!

Я подкралась к краю крыши.

Мать лежала, растянувшись в саду, окруженная темными птицами, живыми и мертвыми. Она ударилась головой о жернов. Ее кровь смешалась с кровью темных птиц, и земля под ними медленно почернела.

§

Мне пришлось спрыгнуть с крыши на бочку с водой, и я поцарапала руки и голени. Мне следовало бы пойти в сад, но я подумала о Сьюзен в подвале и что, возможно, отец знал ее слишком хорошо, чтобы есть ее, и, возможно, он понял, кто она такая. Может быть, она сейчас лежит раненая в темноте.
Мне нужно было проверить.
Я спустилась на три ступеньки лестницы в подвал и прошептала:
— Сьюзен?
— Все закончилось, — сказал отец. Его голос был хриплым и булькающим от редкого использования. — Все закончилось. Тебе ничего не осталось.

Я чувствовала себя так, будто висела в воздухе, и если бы я поднялась или спустилась по лестнице хотя бы на одну ступеньку, слова ударили бы в меня, и я бы их поняла. Если бы я их поняла, мне пришлось бы их почувствовать. Если бы я что-то почувствовала… хоть что-то… я бы умерла, потеряла сознание или упала с лестницы и была бы съедена.
— Мать умерла, — резко сказала я.
— Она умерла? Аааа…
Я слышала, как он шевелится, шорох плоти, звон цепи.
— Да. Как и должно быть. Когда они начинают… извергать мальчиков… время настало.
— Время? — тупо сказала я.
— Для новой Матери, — сказал он.
Я молчала. Было слышно только его дыхание и снаружи крики темных птиц.
— Обычно… это Рут… — сказал он и рассмеялся. — Ты всего лишь вторая… Детка… которая займет ее место…

Я говорила тебе в начале, что не все Рут были полными дурами. Мне тогда не приходило в голову, что некоторые из них могут быть монстрами.

— Тащи… старую… сюда, — предложил он. — Я съем ее… когда проголодаюсь…
— Ты хочешь, чтобы я стала новой Матерью?
Он снова рассмеялся. Я слышала, как его зубы царапают фундамент.
— А для чего еще… ты думала… ты была?

Я поднялась по лестнице.
Мать лежала в саду. Я посмотрела на нее и подумала, была ли она Рут или Сьюзен, и имело ли это какое-то значение.
На вершине жернова сидела темная птица. Она смотрела на меня глазами цвета лунного света, и было что-то в том, как она наклонила голову, как будто она ждала от меня…
— Сьюзен? — прошептала я.

Стая спустилась. Они сидели у меня на плечах, на голове, вдоль моих рук. Их твердые черные лапы кололи как швейные иглы. Мои сестры. Сотня Рут, Сьюзен и Деток.
Была ли одна из них Лили? Или только дочери людоеда, будучи пожранными, становились темными птицами?
И сколько из них были Матерями?
Я судорожно вздохнула, но у меня не было времени плакать. Я не могла рисковать, чтобы Отец узнал о моих планах.
Я подошла к поленнице и начала вытаскивать из нее дрова, полено за поленом, складывая их вокруг дома.
Я не знала, что произойдет после того, как я зажгу огонь. Возможно, дым задушит его. Возможно, огонь медленно его поджарит. Возможно, пол сгорит, а цепи, удерживающие его, расплавятся, и он сбежит в мир.
Я не хотела быть там, чтобы узнать это.
Птица Сьюзен окрикнула меня властным тоном.
— Да, — ответила я.
Опустилась на колени и дула на искры, пока они не разгорелись, затем встала и стряхнула щепки с рук.
— Да, я знаю. Я иду.

(с) Ursula Vernon «The Dark Birds», перевод Lasse Maja

#цитата #переводческое #хоррор #horror #семейные_ценности

У моей матери рождались дочери год за годом, и отец пожирал нас одну за другой.
В семье разрешалось иметь только три имени и только трех детей. Старшую, которую всегда звали Рут, и среднюю, которую всегда звали Сьюзен. Младшая была «младшей» или просто Деткой.
Когда рождалась новая дочь, она становилась Деткой. Бывшая Детка становилась Сьюзен, а Сьюзен становилась Рут, а Рут исчезала.
Когда я рассказываю эту историю сейчас, может создаться впечатление, что мы знали, что происходит. Но мы не знали. Я рассказываю вам это сейчас, чтобы это не стало для вас шоком, каким это было для меня.
Рут, я полагаю, в основном понимали, что происходит что-то странное. Доверчивые верили рассказу Матери о том, что прежняя Рут сбежала с проезжим торговцем. Подозрительные смотрели, прикрыв глаза, и думали, что в последнее время они не видели никаких торговцев... но с другой стороны, кто знает, на что была готова предыдущая Рут, чтобы сбежать из этого дома?
И к тому же всегда был новый ребенок, который быстро забирал все мысли и энергию, которые оставались у прежней Рут. К тому же, в зависимости от ее возраста, Сьюзен могла вообще не оказывать существенной помощи. Даже самые подозрительные могли полностью потерять ориентиры, постоянно просыпаясь ночью, чтобы перепеленать рыдающую сестру.
Тем не менее, я не могу сказать, что каждую Рут съел наш отец. Из стольких дочерей людоеда, конечно, не каждая была полной дурой.

Я совершенно уверена, что Рут непосредственно передо мной не была дурой. Она выбрала момент, сбежала и забрала свою Сьюзен с собой. Остался только новый ребенок, который был совсем маленьким. Мать родила ее и рухнула без сил, а проснулась при остывшем сером очаге и пустом доме, и голодный Отец ревел из подвала.

То есть, я думаю, что так все и было. Мать никогда бы не рассказала нам так много. Тем не менее, я могу представить это более четко, чем мне хотелось бы.

Так вот, между дочерьми часто были промежутки. Мы появлялись с разницей в четыре или пять лет. Иногда Мать теряла детей. Так что временные промежутки были обычным явлением. Но такой разрыв, когда старший ребенок внезапно оказался Рут, а никакой Сьюзен вообще не было, — это ввергло семью в смятение.
Мать стала худой и осунувшейся, с впалыми щеками, с костяшками пальцев, как красные грецкие орехи. Отец рычал и скрежетал зубами о фундамент дома.
Новая Рут едва могла ходить и, конечно, не могла одновременно ухаживать за садом и заботиться о ребенке.
Наша мать ходила взад и вперед с младенцем на груди, ее седые волосы растрепались по плечам, и наконец она сказала:
— Мы должны нанять девушку. У нас нет выбора.
Наш отец ответил из подвала голосом, похожим на голос земли и камней:
— Сделай это. Самую толстую!
— Нет, — сказала Мать, притопнув ногой, чтобы перекрыть его голос. — Не толстую! Это не для тебя. Это было так давно, они, должно быть, забыли, но они быстро вспомнят, если ты съешь ее!
— Орраааахаахаа… — сказал Отец, смеясь, и тряс дом, пока пыль не посыпалась с потолка.

(Я слишком ясно вижу это во сне. Птицы, должно быть, рассказали мне, я полагаю.)

И вот Мать оделась, пошла в город и наняла девушку, чтобы она помогала по дому.

§

Эту часть на самом деле я не могу себе представить. Она, должно быть, купила контракт бедной девушки, потому что любой, кто мог бы уйти, сделал бы это. Но она пришла, худенькая девочка с волосами, похожими на тряпки, и сломанными ногтями после плавания на корабле. Одна из ее ног была больна, и она не могла бегать, поэтому, вероятно, мать вообще могла позволить себе выкупить ее документы.
Она жила в сарае, рядом с поленницей. Она могла бы спорить, но я думаю, что ей достаточно было услышать звуки из подвала, чтобы благодарить судьбу, что она живет не в самом доме.
Иногда я думаю, как моя мать объясняла эти звуки?
Моя Рут росла, разговаривая с девушкой-контрактницой, которую звали Лили. Именно от Рут я слышала все истории, передаваемые как притчи. Евангелие от Лили, более драгоценное, чем все, что было написано в семейной Библии.
Она исчезла однажды ночью, вскоре после рождения новой дочери. Мать сказала, что ее контракт закончился, вы не можете держать служанку вечно, и это было вот так просто.
Новая девочка стала Сьюзен в том же году. А ребенок, который родился после...
Ну. Это был я.

§

Мать рожала сама, по собственному распорядку.
— Я уже это делала, — рычала она. — Оставьте меня в покое.
Моя сестра Сьюзен посмотрела на меня, а я на нее, и мы вышли из дома и сели в саду. Был ранний вечер, и Рут полола огород.
Она подняла глаза, когда мы вышли.
— Она уже все?
Я покачала головой.
— Ну, тогда иди помоги мне полоть.

Я помогала ей, пока не стало слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Ягнятник, мокрец и дикая горчица были в одной куче, трава и подмаренник в другой. Одни травы мы съедали, а другие выбрасывали через забор.
Я едва могла вспомнить время, когда у нас были куры и как я кормила их сорняками, но это было слишком давно. Теперь кур не было, и мать пришла в ярость, когда мы предложили завести еще.
— Куры не растут на деревьях! — прорычала она. — Мне придется продать тебя, чтобы получить цыплят. Может, стоит так и сделать, и как тебе это понравится?

Честно говоря, я не знала, каково это — быть проданной. Быть наемным слугой звучало плохо — Рут объяснила, что это такое, что иногда ты попадаешь в ужасные места и не можешь уйти. Сьюзен сказала, что так она, по крайней мере, увидит другие места, но я слишком боялась думать об этом долго.

Наконец Рут села на пятки, а я села опершись спиной на жернов. Это была большая тяжелая круглая штука, наполовину зарытая в землю. Мать как-то сказала, что жернов был там, когда отец построил дом. Он был слишком тяжел, чтобы утруждать себя его перемещением. Он был прохладный даже в жару, и на него можно было опереться спиной, как на стул.
Я понюхала пальцы. Они пахли зеленью, как солнце и трава, и немного как земля.
— Скоро нас будет четверо, — сказала я. — С новым ребенком.
Рут повернула ко мне голову. Я не могла разобрать выражение ее лица.
— Будет ли? — сказала она. — Интересно.

А потом мама крикнула, попросив чаю, и я встала, чтобы идти в дом, а это значит, что последние слова, которые я в этой жизни сказала своей старшей сестре, были глупостью, а последние, которые она мне задала, были вопросом, на который она уже знала ответ.

§

Роды у мамы, как она сказала, были легкими, но она же любила говорить, что даже легкие роды достаточно тяжелы. Я приносила ей чай три раза. Она спала и просыпалась, иногда кричала, а мы сидели у камина и ждали.
Это заняло много времени, так что мы заснули у камина, чего обычно не делали. Отец становился беспокойным, когда кричала мама, и однажды он ревел, сотрясая фундамент. Жестяная крыша дребезжала и звенела от шума.
Наступила и прошла полночь.
— Принесите воды, — сказала мама. — Детка, Сьюзен… идите к ручью.
Это был долгий путь в темноте. Кричали ночные птицы. У некоторых из них были низкие, пульсирующие голоса, как у горлиц, а другие были высокими и пронзительными, как у ястреба. Большинство из них, однако, издавали повторяющийся трехнотный крик, как у козодоев — Oh-die-will! Oh-die-will! Ночью они все вместе начинали кричать, козодои, цапли и темные птицы вокруг дома, создавая такой громкий шум, что вы едва могли услышать собственные мысли.
Они беспокоили Отца, когда кричали. Лето нравилось мне за обильную еду и светлячков, летающих над опушкой, но не за птиц.
В такие ночи мы с Сьюзен спали на крыше. Рут спала в сарае у поленницы. Думаю, она могла бы позволить нам присоединиться к ней, но там едва ли было достаточно места для одного человека, не говоря уже о троих. Она была той, кто знал Лили, поэтому она была той, кто хранил ее святилище.

Мы с Сьюзен сняли ведра с гвоздя на стене дома. Луна ярко светила над головой. Козодои обычно затихали в самую глубокую часть ночи, но сегодня темные птицы продолжали: Oh-die-will! Oh-die-will! Время от времени к ним присоединялись другие птицы, но вы едва могли услышать их, если не стояли рядом, так что это было просто хором громких пожеланий умереть.
Темные птицы были похожи на грачей, с глазами цвета лунного света вместо золотых. Иногда они сидели вдоль садовой ограды, но не приближались к дому.

Мы добрались до ручья при лунном свете, спотыкаясь о корни деревьев всего один или два раза. В это время года ручей был мелким, и вода, которую мы зачерпнули, казалась черной в лунном свете.
— Как думаешь, он высохнет в этом году? — спросила я. Это уже случалось однажды, и каждый день приходилось долго и изнурительно идти за водой.
— Не знаю, — сказала Сьюзен.
Я повернулась к дому и увидела на тропинке темную птицу. Она странно двигалась для птицы — порхала вверх и вниз, словно была ранена. Она была похожа на черную тряпку, зацепившуюся за веревку. Я отступила на шаг.
— Что это? — спросила Сьюзен, едва не врезавшись в меня.
— Птица. Она на земле.
— Лови ее, — сказала Сьюзен. — У нас давно не было мяса. — Она поставила ведро и начала крадучись идти к ней, протянув руки. — Иди с другой стороны.
— Oh-die-will! — пели темные птицы на деревьях. Птица на земле хлопала крыльями.

§

— Oh-die-will! — пели темные птицы на деревьях.
Птица на земле отчаянно хлопала крыльями. Я попыталась подкрасться к птице сзади. Под ногами хрустнули прошлогодние листья. Птица крикнула — не трехнотную песню, а высокий крик тревоги.
Сьюзен бросилась вперед. Птица выскочила из ее рук и взмыла в воздух. Она покинула луч лунного света, и я на мгновение потеряла ее из виду, затем она ударила меня в грудь, отскочила и влетела в нижние ветви дерева позади меня.
— Дура! — прошипела Сьюзен. — Она полетела прямо на тебя!
— Я не... я не ожидала, что она...
Сьюзен застонала.
— Ох, Детка...
— Мне жаль!
— Неважно. — Она подняла свое ведро. — Давай просто вернемся.

Вот история из Евангелия от Лили — она пришла из прохладной и зеленой земли, где поля были открыты и не превращались в леса, как только вы поворачивались к ним спиной. Ей не нравилось это место, от края до края заросшее шиповником, плющом и диким виноградом. Оно было недостаточно зеленым.
— Но здесь зелено, — сказала Сьюзен, когда Рут рассказала эту историю. — Все зеленое. Зеленый — единственный цвет здесь.
— Она сказала, что это не тот зеленый цвет, — сказала Рут.

Я росла, мечтая о той другой зелени, не в силах ее себе представить, гадая, похоже ли это на яркое солнце сквозь тополя или на глубокую зелень листьев каштана в тени, или же на плоские первые подушечки на прорастающем семени.

Рут на самом деле не знала. Иногда она придумывала что-то, чтобы сделать историю лучше, но она не могла вызвать в памяти цвет, которого никто из нас не видел...

To be continued...

(с) Ursula Vernon «The Dark Birds», перевод Lasse Maja

#цитата #переводческое #хоррор #horror #семейные_ценности

"Чужой: Ромул / Alien: Romulus" 2024 г. реж. Феде Альварес, в ролях Кейли Спейни, Дэвид Джонссон и др.
Типичный продукт эпохи приквелов. Настолько вторично и шаблонно, насколько это возможно. Скука смертная, хуже рекламы. Далёкое будущее, космос, группа тупых несовершеннолетних реднеков собирается ограбить аварийную орбитальную станцию, а там - любимцы международной публики с гастролями))) Ну и там дальше кровь кишки расчлененка. Потому что куда там гопоте против ксеноморфов?
Технически хорошо. Чужие выглядят как родные! Прям узнаваемые зверские морды)) Красивые виды местами. Кольцо выглядит странновато. Космические скорости тоже непонятно как гасятся. Сюжет предсказуем в деталях до конца с первых сцен, смотреть страшно скучно. Такой необычный хоррор. Не рекомендую.
НО если кто классических фильмов не смотрел, может на фоне прочего современного кино и сойдёт какоридж, хз.

#кино #картинки #хоррор

"Убойные каникулы/Tucker and Dale vs Evil" 2010 г. реж. Эли Крейг, в ролях Тайлер Лабин, Алан Тьюдик
Чумовая комедия выходного дня! %)) Одновременно хоррор и пародия на хоррор, остросоциальные загоны, неравенство, популярную психологию, и койкакие другие до сих пор актуальные вещи. Группа типичных американских студентов отправляется лихо отдохнуть на природе, но по дороге им встречается кошмарная парочка деревенщин...
Юмор и актерская игра напоминают трилогию корнетто или немного Зомбилэнд, пародируемый сюжет просто другой. Ну и, как бы сказать, черные комедии с Аланом Тьюдиком - само по себе отдельная история)))))
Можно сказать, основном экшн, без особых длиннот, впечатляющих картин и красот, в основном непосредственное взаимодействие персонажей друг с другом.

Variety опубликовал топ 100 лучших фильмов ужасов всех времён. https://variety.com/lists/best-horror-movies-of-all-time Штош. История кино, ящитаю, достойная тема. К тому же, некоторые вещи остаются восхитительной немеркнущей классикой, вроде "Дракулы" в исполнении Белы Лугоши, "Психо", "Чужого" или "Нечто" Карпентера ::) Но даже учитывая это, половину списка можно смело сдавать в архив как узелковую письменность. Да, когда-то это имело большой смысл, но уже не сегодня. И как можно было пропустить "Монстро"?!
Также в списке не хватает:
Дракула 1992 г.
Мгла
Перевал Дятлова 2013 г.
Побудь в моей шкуре

Ни что не предвещало, а мне приснился порно-эпизод "Вавилона-5". Сюжет начинается с того, что некая юная сотрудница, младший офицер связи, прибывает на станцию для прохождения службы, ожидая, что в этом пёстром сообществе рисковых людей быстро найдет множество мужественных мужчин, готовых побороться за ее прелести, но на Вавилоне вечно пздц, то забастовка, то война, то переворот, плюс ещё центавриане со своими секс-уровнями, служба тоже выматывает, в общем, не до девичьих прелестей буквально никому.
И однажды настал момент, когда нереализованное либидо переклинило, и она решила хотя бы подрочить наконец. На эту мысль ее навёл один предмет из невостребованной дипломатической пересылки, который случайно ей попал на глаза. Что-то вроде красивого литого полупрозрачного короткого жезла очень эротичной и в то же время удобной формы. Тайно стырив эту вещь, она снова столкнулась с проблемами тайм-менеджмента: после смены сил нет, на службе некогда, выходные не скоро. Только выдался свободный день, опять вызвали сверхурочно! А загадочный предмет так и манит, так и гипнотизирует...
Быстро собираясь на службу, она берет его с собой. Выполняет приказы, в т.ч. отправляется искать причины неполадок с коммуникациями связи. И в процессе обнаруживает несколько укромных подсобок в недрах станции, к которым имеют доступ только связисты.
Улучив момент, она скрывается в одной из них, потеряв остатки осторожности и здравого смысла.
И тут начинается что-то странное. Вместо того, чтобы не теряя времени натянуть резинку на жезл и начать развлекаться, она залипает на переливы цвета внутри. Потом спохватывается, снова зависает, забывает про резинку, и в какой-то момент замечает, что эта фигня светится. Но остановиться уже не в состоянии! Несмотря на то, что по мере возрастания возбуждения начинает твориться какая-то чертовщина.
В общем, жезл оказался чем-то вроде дистанционного пульта управления порталом в иные миры, который заряжается в т.ч. от биомагнетизма. Он был найден в археологической экспедиции и направлен на станцию до начала кризиса, но потом что-то спуалось.. При включении после длительного бездействия он трансформировал пространство и отчасти время, и всех, кто попал в зону действия причудливым образом. А кто должен разбираться? Понятно, гг сериала.

Не знаю, больше #хоррор или #эроблоги, но хватило бы, наверное, на миник, не будь все так глупо х_х) Значит всё-таки хоррор. Или эротика?..

#в5 #b5 #глюконавтика

У Марины и Сергея Дяченко есть восхитительно тревожная завязка, такой очень атмосферный крымский курортный хоррор, в котором герои снимают какую-то конуру и изо всех сил пытаются отдыхать. Так вот. Я сейчас в нем.
Не, муж меня не бросил, найдя на пляже друзей поинтереснее, и неведомый чувак в очках не опознал во мне могущественное Слово великой Речи, просто банальное тревожное расстройство, но этого вполне достаточно для хоррор-экспириенса))
С другой стороны, присядешь, бывалоча, после заката на могилке на каком-нибудь караимском кладбище, посмотришь кто на нем еще водится - и чем тебе не хоррор) Ну или там влипнуть в чертовски внезапную очередь на вокзал за десять минут до отправления....

#тревелблоги #хоррор #размышлизмы

Если отбросить отсылки к творчеству Лавкрафта и популярной культуре, какой вообще смысл в прописывании героев, которые по глупости загоняют себя в жопу? Какой тут предполагается профит? Повышение градуса сочувствия и сопереживания, или наоборот, отстранённость и восприятие в режиме хоррор-шоу? У меня этот прием вызывает в основном тягостное недоумение. Но хз, может это чумовой маркетинг на самом деле?

#хоррор #опрос #писательское #читательское

"Американская история ужасов: Ковен" 3 сезон, 2013 г. реж. в основном Альфонсо Гомес-Рехон, в ролях - Сара Полсон, Таисса Фармига, Кэти Бэйтс, Анджела Бассет, Джессика Лэнг, Фрэнсис Конрой, Эмма Робертс
Пожалуй образцовый современный американский хоррор: яркий, психологичный, политкорректно поднимающий остросоциальные вопросы, и в то же время иногда настолько тупой, как будто сюжет создавали не сценаристы с режиссером, а персонажи хоррора, одновременно страдающие от всего, что там показывают.
Сочетание достоинств и недостатков: великолепный каст, просто вырубить звук и любоваться искрометным взаимодействием персонажей в кадре *_* Реально, тетки жгут.

"Нечто / The Thing" - 1982 г. реж. Джон Карпентер, композитор Энио Морриконе, в ролях - Курт Рассел, Кит Дэвид, Уилфорд Бримли, Дэвид Кленнон
Поймала себя на том, что не помню, смотрела ли "Нечто" Карпентера. Точно читала, даже не один рассказ в тему, знаю сюжет и понимаю отсылки, но это не так чтобы много значит. Дело за малым %) Фильм - изумительный! *_*
Кто бы знал, что настолько негодными средствами, стартуя с типичного низкопробного "джентльменского" набора фильма ужасов можно добиться настолько шикарных результатов?! Впрочем, "Чужой" Ридли Скотта (1979 г.) тоже был сделан из тово, что было, а какой результат!

Пересмотрела под настроение "Тайну перевала Дятлова" 2013 г. Ренни Харлина. Изумительный фильм! Очень атмосферный: зимние горы сняты в зимних горах - красотища! *_* Ёлки, северное сияние, палатки в снегу ::) Кампус снят на кампусе, поезд в поезде и т.п. Есть прям этнографические кадры северных гребеней с их обитателями) В роли рашн спикеров - рашн спикеры! Работа с историческим сеттингом тоже на отлично.

"Полярный экспресс / The Polar Express" - 2004 г. реж. Роберт Земекис
Очень страшная сказка на мой взгляд. Не, не так, ОЧЕНЬ страшная! Не хуже стивенкинговских детских историй. Начать с того, что рисовка местами страшноватая. Но к этому можно привыкнуть. Во-вторых, это такой махровый фордизм! С аццким БОЛЬШИМ КОНВЕЙЕРОМ, ненормированным трудовым днем, нещадной эксплуатацией, контролем, учетом и бюрократическим адом. В праздничной детской сказке!

"Стук в хижине / Knock at the Cabin" - 2023 г., реж. М. Найт Шьямалан, в ролях Дэйв Батиста, Джонатан Грофф, Бен Элридж, Руперт Гринт
Как и можно было ожидать - один из типичных фильмов Найта Шьямалана (тм). Почти классическая постановка, типичная семейная драма, довольно типичные персы плюс повесточка, но надо признать, очень в меру и в целом все оч на своих местах. Лично меня тут зацепило другое.

"Папский экзорцист / The Pope's Exorcist" - 2023 г., реж. - Джулиус Эйвери, в ролях - Рассел Кроу, Дэниэл Дзоватто, Александра Эссоу, Питер ДеСоуза-Фейхони
Роскошный хоррор, любо-дорого посмотреть! Прежде всего благодаря работе Рассела Кроу, он делает этот фильм. Однако и его персонаж, последний экзорцист Ватикана падре Аморт, не очередной стойкий терпила в сутане, который обязательно есть в любом фильме про дьявольские козни. Главный герой гораздо более жизненная фигура с тяжелым прошлым, этаким узнаваемо своеобразным священническим чувством юмора, практичностью и вниманием к окружающим.

Возьмем для примера вампиров. Сначала вы определяете их место: вампиры — это персонажи американских фильмов ужасов. Американские фильмы ужасов представляют собой своего рода космологию, свой универсум. Затем вы задаете вопрос: что в этом космосе противостоит вампиру?

Я надысь в рамках режима ждуна решила ткскзть припасть к корням, и пересмотрела старый добрый ужастик "В пасти безумия / In the Mouth of Madness" - 1994 г., реж. Джон Карпентер, в ролях: Сэм Нил, Джули Кармен, Юрген Прохнов, Фрэнсис Бэй и др.

Специально к празднику в эфир выложен трейлер очень страшного кино by Mark Gatiss & Steven Moffat - Dracula! Еще раз о наболевшем, ткскзть)) Судя по кадрам новый минисериал уровнем упоротости "Шерлоку" не уступит %) #видео #хоррор #halloween #сериалы #Dracula