Леса, полные пророчеств (гет)

Следующие дни проносились слишком быстро, так казалось всем четверым: они выстраивали теории о других крестражах и размышляли, куда следует податься, чтобы их найти. Все были воодушевлены, ведь оружие против крестражей — меч Гриффиндора — было у них в руках. Помнили и о практике: к Непростительным заклинаниям больше не возвращались, но и Гарри, и Рон были рады смене обстановки и возможности потренироваться во время импровизированных дуэлей. Егерей больше не встречали, да и Рон утверждал: мерзкие егеря, продавшие свою душу Волдеморту за несколько галлеонов, вряд ли пойдут по маршруту, которым они следовали.

Погода потихоньку сменялась — уже в феврале чувствовалось приближение весны. До побережья было далеко, но климат уже смягчился. Густые леса оставались позади, и им приходилось останавливаться вблизи разрушенных ферм и на окраинах небольших по периметру лесных земель. К населенным пунктам они почти не приближались.

После возвращения Рона молчаливых часов среди их времяпрепровождения почти не осталось. Гарри и Рон едва ли не каждый вечер снова играли в настольный квиддич или шахматы, а Ремус зачастую к ним присоединялся, если не был занят чтением книги или пролистыванием своего ежедневника, куда он регулярно вносил какие-то записи. Гермиона любила просто сидеть рядом и наблюдать за ними. В спокойных вечерах она иногда ощущала странное предчувствие: долго так продолжаться не может. Они не могли просто прятаться в ожидании, что кто-нибудь посторонний разрешит их проблемы, найдет все крестражи, уничтожит Волдеморта и восстановит мир в магической Британии. Она отчетливо понимала, что надеяться было не на кого. Им будет необходимо выбраться из уютного кокона, который они сами себе создали в последние дни.

Гермиона вздохнула, посмотрев с нежностью на друзей: Гарри и Рон пожали друг другу руки, закончив очередную шахматную партию.

В соседнем кресле сидел Ремус, и он тоже сделал глубокий вдох, откладывая книгу. Исподлобья он вглядывался в Гермиону, замечая улыбку на ее лице и заботу во взгляде, адресованную друзьям. Люпин наблюдал за ней уже несколько дней, все чаще замечая, как после возвращения Рона Гермиона Грейнджер стала чаще улыбаться.

От перемен в ее настроении в лучшую сторону их квартет словно обретал когда-то утраченную уверенность в завтрашнем дне. Ремус чувствовал это, но он не мог не заметить и другие эмоции: отчего-то ему было нелегко наблюдать, как Гермиона все больше общается с Роном. Они проводили вместе довольно много времени, или же сам Ремус слишком часто обращал на это внимание, потому что все они находились в замкнутом пространстве.

Однако когда Гермиона находилась рядом с Гарри, даже если вдруг обнимала его или заботливо гладила по голове после очередной стрижки, Ремус почти не замечал этого. Но когда перед глазами появлялась картина Рона и Гермионы, обменивающихся теплыми улыбками друг с другом, словно какая-то лампочка внутри него начинала мигать красным светом, предупреждающим об опасности. Природа этих ощущений оставалась для него неизвестной, и он задумывался об этом всякий раз, если вновь замечал Гермиону и Рона, сидевших рядом и о чем-то говорящих друг с другом с улыбками на лицах.

Признаваться, что это неприятно именно ему, Ремус не торопился. Он вспоминал и о том, как Рон ушел от них в ноябре и причинил своим друзьям настоящую боль. Теперь же, казалось, гармония в их маленьком мире восстановилась, и Ремус заглушал чувство тревоги, стараясь думать о других вещах. Но времени на размышления было слишком много: мысли неизбежно возвращались к Гермионе и к тому, почему ему не нравилось наблюдать за ней и Роном. Откладывая эти сомнения в самые далекие и темные подвалы собственной души, Люпин старался думать о повседневных вещах.

В один из вечеров Рон вновь стал настраивать радиоприемник: его братья теперь выходили в эфир немного реже, но передача «Поттеровский дозор» по-прежнему существовала.

— ...А еще с вами вновь я, Бруно! — в палатку из радиоприемника ворвался звонкий голос Ли Джордана.

На заднем плане уже слышались перешептывания близнецов Уизли. Рон, как только услышал знакомые голоса братьев, тут же заулыбался.

— Давайте обсудим, что же нового и интересного случилось за эту пару недель в нашем непростом мире? — начал свою речь Ли. — Война в самом разгаре, как мы помним, и у нас есть возможность предостеречь всех волшебников, кто находится в бегах от нынешнего режима.

— Опасайтесь егерей! — нетерпеливо сказал Джордж.

— Они дурно пахнут! — вставил Фред, и все трое ведущих засмеялись.

— Егерям вновь расширили полномочия: они могут доставить волшебников из списков прямиком в Азкабан, — не теряя серьезного настроя, сообщил своим слушателям Ли Джордан.

— Без суда и следствия? — уточнил Джордж. — Кажется, это напоминает начало восьмидесятых...

— Эй, народ! Нужно объяснить Министерству, что совсем скоро наступит новое тысячелетие, и глупо возвращаться в прошлое! — продекламировал Фред. — Бруно, напомни, о каких списках идет речь.

— Разумеется. Министерство магии утвердило список скрывающихся от правосудия лиц, то есть всех тех, кто неугоден новому режиму. Второй список содержит перечень магглорожденных волшебников и тех лиц, кто не подтвердил статус крови в специальной комиссии Министерства.

Фред с Джорджем возмутились, а Гарри, Рон и Гермиона переглянулись, понимая друг друга без слов: наверняка все они фигурировали в обоих списках.

— К следующему выпуску мы обязательно раздобудем оба списка и зачитаем, чтобы вы могли обезопасить себя. Люди в этих списках — жертвы, а не преступники!

Микрофон перехватил Джордж:

— Также напоминаем, что Гарри Поттер, согласно министерским сводкам, является нежелательным лицом номер один, поэтому за его поимку и сопровождение в министерство предлагают...

— Взятку они предлагают, иначе не назовешь! — прервал его Фред.

— Аврорат, по нашим данным, уже подчиняется марионеточному правительству, — поспешил напомнить Ли, — поэтому не спешите обращаться к ним за помощью. Рискованное дело, независимо от статуса крови!

Послышался шелест бумаг, а затем один из близнецов спросил:

— Какие новости из Хогвартса?

— О, это настоящий очаг сопротивления действующему режиму, — усмехнулся Ли Джордан. — Удивительно: за любые проступки директором назначаются какие-то глупые и банальные наказания вроде чистки котлов или отработки у лесничего. Чем же руководствуется Снейп, когда он может дать волю слугам Сами-знаете-кого?

— Неужели он защищает детей? — воскликнул Джордж, а затем медленно и зловеще рассмеялся.

— Глупости, — отмахнулся Фред, — планы директора нам пока неясны, но мы следим за ним, не сомневайтесь!

— Еще стало известно о том, что некоторые ученики не вернулись с рождественских каникул в Хогвартс. Исчезновение отдельных персон кажется загадочным: например, эксцентричная Полумна Лавгуд, по словам ее отца, осталась на домашнем обучении.

— Мало ли каких еще морщерогих кизляков Полумна с отцом решили исследовать в этом семестре? — предположил Джордж, усмехнувшись.

Затем инициативу перехватил Ли Джордан:

— А теперь давайте зачитаем письма и обращения наших слушателей: большинство из них содержат слова поддержки Гарри Поттеру и его друзьям...

— Что абсолютно естественно, конечно, — с усмешкой в голосе сказал Фред, будто поддержка нежелательного лица номер один среди их слушателей было делом настолько обычным, как восход солнца каждым утром.

Гарри тепло переглянулся с Гермионой, а Рон увеличил громкость, покрутив рычажок на приемнике.

Ремус внимательно слушал первые обращения, содержавшие теплые пожелания Гарри, Рону и Гермионе. Многие, кто знал ребят лично, верили: Золотое трио по-прежнему неразлучно, и победа в войне наступит благодаря их усилиям. О Люпине знали единицы, поэтому писем ему не писали, но он не обращал на это внимания. Пока шла передача, он позволил себе погрузиться в собственные мысли на несколько минут, пока в задумчивости выводил пальцами невидимые узоры на ежедневнике.

Через пару недель наступало очередное полнолуние. Ремус понимал: в этот раз ему придется поднапрячься, чтобы найти место для трансформации. В ночь обращения он станет настоящим оборотнем, а его человеческий разум уснет. Совсем малая часть Люпина этому могла бы даже порадоваться — физически не угнетенное обращение в полнолуние давало ему больше энергии для восстановления после. Но большой груз ответственности и недовольство собой мешали любому проявлению истинных эмоций Ремуса.

Он знал, что может трансгрессировать хоть на площадь Гриммо, но не имел на это никакого права. У Ремуса были на примете места, где он когда-то проводил свои полнолуния и считал эти места подходящими, но нужно было выбрать один из вариантов и не прогадать. Перемещаться по стране любым способом сейчас было во много раз опаснее, чем год назад.

Одна из ферм на севере графства Уилтшир, где они однажды останавливались в прошлом месяце, неплохо подходила для предстоящей трансформации, и Люпин пришел к выводу, что отправится, скорее всего, именно туда.

Его размышления прервал Гарри, который хлопнул Ремуса по руке:

— Рем, ты слышал? — позвал он его.

Люпин непонимающе взглянул на Гарри, и тот кивнул головой в сторону Рона и радиоприемника. Ремус переключил внимание, и до него донесся голос Фреда Уизли:

— Повторяю, нам пишет Бродяга: он передает привет Лунатику и сообщает, что ему необходимо вернуться домой!

Эти слова Фред проговорил четко, словно ведущим эфира было необходимо, чтобы информацию точно услышали и приняли во внимание.

Гарри переглядывался с Гермионой и Роном, а Ремус, хоть и услышал послание, смотрел куда-то в сторону, находясь словно бы в оцепенении.

Фред и Джордж еще что-то рассказывали в эфире и смеялись над своими шутками, но этого, кажется, никто из четверых уже не расслышал. Все смотрели друг на друга и обдумывали слова Фреда, которые прозвучали как сообщение от Сириуса Блэка, адресованное Люпину.

— Следите за вашими радиоприемниками! — напомнил Ли Джордан. — Пароль для следующей передачи появится за день до следующего выпуска!

— Знаете, за чем еще нужно следить? — спросил вдруг Джордж. — Наша станция стала подвергаться магическим воздействиям, словно кто-то постоянно ищет способ прорваться в эфир. Мы разбираемся с этим и обещаем, что шпионы будут пойманы, а помехи устранены!

— Это точно! До скорой встречи, друзья! — попрощался Ли.

— Пока-пока! — воскликнули одновременно Фред и Джордж.

Затем, после короткой музыкальной заставки, эфир отключился, и наступила тишина.

Обычно после каждого эфира они были в приподнятом настроении: громко обсуждали услышанное и вспоминали шутки, озвученные близнецами. Но сейчас молчание затянулось, и Гарри с Гермионой посмотрели на Люпина. Рон, выключив приемник, присоединился к друзьям и взглянул на Ремуса.

— Что? — Ремус неосознанно дернул плечами и приподнялся в кресле.

— Это прозвучало как послание от Сириуса, ведь так? — предположил Гарри, и в его глазах появился лихорадочный блеск: он был рад хоть какому-то сообщению от крестного.

Люпин не мог не согласиться. Но ему с трудом верилось, что столь важное сообщение о необходимости возвращения его друг передал бы столь необычным способом.

— Странно, что он сделал это по радио, — Рон задумчиво почесал затылок и, вздохнув, забрался с ногами на кровать Гарри.

— Он должен был использовать монету, как в прошлый раз, — Рем рассматривал свои руки, опустив голову.

— Но что, если это и правда Сириус? Или Кингсли? — тихо предположила Гермиона и потерла замерзшие руки.

Гарри встал и принялся расхаживать по палатке: дежурить ночью предстояло ему, и он торопливо собирался, размышляя о Сириусе и о возможном скором уходе Люпина.

— Я думаю, стоит подождать, — проговорил Ремус, выныривая из своих мыслей.

Он тоже поднялся и передал Гарри волшебную палочку, которой тот пользовался. Последнюю минуту он искал в палатке именно ее, но забыл, как палочка выглядела, а Ремус заметил ее лежащей на столе.

— Завтра я сам свяжусь с Сириусом, с помощью Патронуса или монеты, если не дождусь от него сообщения.

Рон переглянулся с Гермионой, а Гарри закивал, все еще держа в руке волшебную палочку. Прихватив небольшой термос, он в скором времени вышел на улицу, а Люпин смотрел ему вслед в течение нескольких минут.

— Ты слышала, Гермиона? — сказал Рон. — Полумна не вернулась в школу.

— Да, Рон, я слышала, — безэмоционально отреагировала Гермиона. — Думаю, Луна посчитала, что остаться с отцом и поддержать его для нее важнее.

— Но в Хогвартсе наверняка безопаснее... — воскликнул Рон, но затем осекся: он не знал, каково теперь жить в школе под гнетом режима Волдеморта и его верных Пожирателей Смерти. — Было когда-то, по крайней мере.

На это невеселой ноте они замолчали, думая каждый о своем. Люпин, кивнув Рону и Гермионе, ушел спать. Он посчитал: утром можно принять более взвешенное решение, если перед ним встанет задача покинуть Гарри, Рона и Гермиону.

Ремус слышал, как Гермиона тихо переговаривается с Роном, а затем как они оба быстро выходят из палатки — вероятно, чтобы обсудить случившееся с Гарри. Выйти на улицу вслед за ними Люпин не захотел, понимая, что друзьям нужно уединение, и лишь накинул на себя плед да подоткнул под голову подушку, проваливаясь в сон.

* * *

Ремус не переставал видеть в своих снах Нимфадору Тонкс, но ничего нового в сновидениях не происходило. Видения из другой его жизни обрывались, когда у них с Дорой родился сын, и Люпин старался запомнить хотя бы эти драгоценные моменты своей альтернативной истории. Иногда, просыпаясь, он старался восстановить хронологию событий в сновидениях, но цепочка обрывалась воспоминанием о том, как во сне он смотрит на Тонкс и держится с ней за руки. Сына в тот момент рядом не бвло, а сами они стоят в темноте ночи посреди каменного замка, очень похожего на Хогвартс.

Обдумывая свои сны, Ремус не совсем понимал: почему он не видит, что было дальше — как растет их сын, как живут они с Дорой? Конечно, Люпин попросту считал смешным обижаться на собственное подсознание, которое не выдавало желаемых картинок.

Но именно в ночь, когда Ремус слишком быстро уснул, не успев обдумать, отчего же его друг Сириус передал сообщение через радиоэфир, он увидел сон, тесно переплетенный с реальностью — настоящей или какой-то другой, пока он этого не понимал.

Перед его глазами вновь возникли ночь и замок — теперь он понимал, что это действительно Хогвартс. Ремус взглянул на безоблачное небо: растущая луна показалась над окрестностями замка, но быстро скрылась за верхушками Запретного леса, а звезд и вовсе не было видно.

Повернув голову, Ремус увидел Нимфадору. Та отвела взгляд от окна и посмотрела Ремусу в глаза. В них он заметил слишком много эмоций сразу: и смелость, и решительность, и страх вместе с неуверенностью и тревогой. Но в ее взгляде он рассмотрел нежность и заботу, и его сознание заполнила единственная мысль...

— Люблю тебя, — шепотом сказала Тонкс то, о чем подумал Ремус, и сжала его руку еще крепче.

Отчего-то он спрятал улыбку — возможно, из-за неуместности ее признания, ведь наверняка неспроста они находились в замке ночью.

Ремус сделал глубокий вдох: свежий ночной воздух ворвался в его легкие. В следующую секунду он заметил, что Тонкс рядом не было. Взглянув на руки, Ремус с удивлением отметил, какие они грязные: ладони были запачканы сероватой пылью, черной копотью и кровью, отчего кожа стала липкой. Несколько ссадин на костяшках пальцев неприятно зудели, а в раны попал песок от раскрошенного камня. В ушах звенело, а сердце стучало так, словно готово было выпрыгнуть из груди — Ремуса будто оглушили. Он совершенно не понимал, что происходило вокруг.

Обернувшись вокруг себя от резких звуков, он заметил вспышки заклинаний, летящих в его сторону, поэтому быстро вскинул волшебную палочку вверх, чтобы отразить их. Атака продолжалась: Ремус отступал назад, не успевая даже смотреть себе под ноги. Еще шаг; небольшой камень попал под ноги, и он оступился, на секунду потеряв бдительность.

В этот же момент ему в грудь попало заклятие. Яркой фиолетовой вспышкой оно озарило Ремуса и пространство вокруг. Люпин упал, не выдержав мощной ударной волны, и в следующее мгновение внутри грудной клетки разлилась жгучая боль, вызванная заклинанием.

Каждый вздох давался с трудом, и Ремус хрипел, хватая ртом спасительный воздух. Дышать стало чуть легче, но боль не утихала. Ремус понял: боль, а значит и внутренние повреждения — реальны.

Он пытался перевернуться и встать на корточки, но в какой-то момент его отшвырнуло попавшим в него новым проклятием: сейчас это был Круциатус, он не сомневался. Ремус откинулся и пытался сосредоточиться на том, кем он был на самом деле, и на том, что никогда не знал боли страшнее, чем от ежемесячных перевоплощений в оборотня. Боль от пыточного заклятия быстро угасла, но жжение в легких осталось — Ремус захрипел, пытаясь набрать в грудь больше воздуха.

Он услышал рядом торопливые шаги и заметил подошедшего к нему человека: худое, бледное лицо, лихорадочный блеск в глазах и перекошенная ухмылка — Люпин, кажется, знал этого человека — он был Пожирателем Смерти. Взглянув на Ремуса, тот злобно усмехнулся и вскинул палочку еще раз, поразив Ремуса еще одним невербальным заклинанием. Фиолетовая вспышка вновь на секунду ослепила, а затем его внутренности снова зажгло от резкой, скручивающей боли.

Люпин захрипел, зажмурив глаза, пытаясь подтянуть руки к груди; в ладони до сих пор была зажата его собственная палочка, и Ремус пытался сконцентрироваться, чтобы обезоружить противника или хотя бы оглушить его.

Он услышал чьи-то крики неподалеку, и резкий звук заглушил слова очередного проклятия Пожирателя.

Но Ремус, заметив вырвавшийся зеленый луч из волшебной палочки, уже не сомневался, что это означает. В тот же момент он узнал Пожирателя — его палачом стал Антонин Долохов.

Последние мысли, которые пронеслись у него в голове, были о сыне: Тонкс оставила его со своей матерью. Взмолиться о том, чтобы Дора выжила и вернулась домой к малышу, он не успел. Зеленая вспышка и смертельное проклятье достигли его, быстро и беспощадно погружая в темноту.

* * *

Ремус резко проснулся, шумно вдыхая, и сразу сел. В сумраке он вспомнил, где находится, и смог разглядеть, что в соседней кровати спала Гермиона, отвернувшись к стенке палатки.

Он попытался взять себя в руки и успокоить дыхание, но сердце продолжало бешено стучать в немом испуге. Ремус чувствовал холодный пот, стекающий у него по спине, а затем, повинуясь инстинкту, он прижал ладони к грудной клетке и ощупал ее, словно бы убеждаясь, что заклятие из сна не оставило повреждений.

Он опустил руки и голову между коленей, выравнивая дыхание. Посидев так около минуты, он поднялся и тут же почувствовал спазм в груди. С трудом сдерживаясь, чтобы не разбудить Гермиону, он быстро вышел из-под занавески и в два шага оказался в небольшой туалетной комнате. Мгновение — и он наложил заглушающие чары. Откашлявшись, Ремус умылся и помотал головой в разные стороны, чтобы отогнать сновидение и вспышки заклятий, до сих пор мелькавшие перед глазами разноцветными огоньками.

Он поднял голову и взглянул в небольшое зеркальце, которое Гермиона прикрепила рядом с умывальником еще в первую неделю их походной жизни, и заметил в своих же глазах необъяснимый страх.

Что это было, понять он пока не мог, но точно знал, что ему следует проанализировать связь увиденного с теми снами, что он наблюдал раньше. Этой ночью Тонкс несколько мгновений опять находилась рядом, но затем их пути разошлись, а Ремус, сцепившись с Долоховым, не смог выбраться из той дуэли живым... Осознание смерти, пусть во сне, будто окатило Люпина с ног до головы ледяной водой. Он вспомнил последние мысли о сыне, оставшимся с бабушкой: сначала Ремус не понял, зачем Нимфадора ушла от маленького ребенка. Затем, поразмыслив несколько секунд, он осознал, что и в его реальности Тонкс наверняка поступила бы так же: самоотверженно бросилась в бой, рискуя всем, что она имела, ради справедливости и защиты невинных — именно так она и погибла в Отделе тайн. Ремус наклонил голову, разглядывая отражение в маленьком зеркальце, а затем, наполнив с помощью заклинания умывальник водой, еще раз умылся.

Идею лечь снова спать он отбросил сразу и, пытаясь сообразить, какой сейчас час, вышел из палатки на улицу.

Гарри сидел у соседнего дерева и разглядывал волшебную палочку, которой пользовался последние недели. На его лице легко читалось сомнение — Гарри не скрывал от друзей, что новая палочка не особо ему подходила. Услышав хруст веток, он обернулся:

— А, это ты, — пробормотал Гарри.

Удивление в его глазах никуда не делось, и он продолжал разглядывать Ремуса, пока тот садился рядом на торчащий из земли корень дерева. Люпин взял небольшую ветку и принялся крошить ее в своих пальцах, все еще слегка дрожащих от малейшего усилия.

— Да, привет, — опомнившись, поздоровался Ремус. — Сон странный приснился, я вышел подышать.

Гарри понимающе кивнул, и снова уставился на свою палочку.

— Я давно уже заметил — сколько бы лесов мы не сменили, необычные сны все равно преследуют всех нас, — задумчиво сказал Гарри, а затем, взглянув на Люпина, усмехнулся, пожав плечами.

— Если хочешь, иди отдыхать — я подежурю до завтрака, — предложил Ремус, когда Гарри зевнул в третий раз с того момента, как он к нему подошел. Затем он встал. — Только налью себе кофе. Тебе принести что-нибудь?

Гарри отрицательно покачал головой в ответ, добавив, что лучше сначала поспит.

Вернувшись в палатку, Люпин быстрыми и точными движениями вскипятил воду в чайнике и наскоро заварил кофе. Уже выходя вновь на улицу, он успел заметить движение за его спиной — вероятно, проснулся кто-то из ребят. В следующее мгновение он услышал сонное сопение Рона и убедился: проснулась Гермиона. Останавливаться, чтобы поприветствовать ее, он решительно не хотел — на это попросту, казалось, не было сил.

Поменявшись местами с Гарри, Ремус сжал в ладонях кружку с ароматным напитком и медленно вздохнул, ощущая, как терпкий кофейный запах заполнял его изнутри и приятно щекотал вкусовые рецепторы.

Если бы Ремус курил, то сейчас с удовольствием бы затянулся, но он давно бросил эту привычку, толком даже не успев понять, отчего же магглы так превозносят свойства табака и никотина и недооценивают их влияние на свой организм. Как волшебник и оборотень, он видел малейшие нарушения в функционировании собственного организма. Здоровье близких ему людей со временем тоже становилось для него понятным и предсказуемым. После нескольких дней эксперимента с курением Люпин осознал изменения в себе — этого понимания хватило, чтобы выбросить недокуренную пачку сигарет в мусорку. Иногда он наблюдал, как Сириус курил трубку, но предпочитал не зудеть на тему правильности привычек старого друга, особенно после его длительного заточения в тюрьме.

— А что, если это был Сириус? — голос Гарри вывел Ремуса из своих рассуждений и воспоминаний.

Люпин взглянул на Поттера снизу вверх, тут же немного выпрямляясь — он вытянул спину вдоль ствола многовековой сосны. Он подумал пару секунд, в глубине души прекрасно зная: ответ на вопрос лежал на поверхности

— Тогда я уйду, — сказал он и выдохнул, будто ответственность, тяжелой ношей лежавшая на его спине, была сброшена в ту же минуту. — Если Ордену или Сириусу нужна моя помощь, я должен буду отправиться к ним. Потому что помочь тебе мне так и не удалось.

Ремус слегка улыбнулся, будто извиняясь перед другом, и это была его первая улыбка после пробуждения.

— Не говори так, — оборвал его Гарри и в очередной раз зевнул. — Я думаю, ты нам очень помог, и я благодарен тебе за это.

Счастливая, искренняя улыбка вновь появилась на лице Люпина, а затем Гарри скрылся в палатке. Ремус вдруг вспомнил о времени и достал из кармана часы. Пальцы наткнулись на зачарованную монету, и Рем вновь задался вопросом, почему Сириус не воспользовался ею для связи.

Он взглянул на часы: было около семи утра. Горизонт начинал светать, и уже просыпались первые утренние птицы, чтобы легкой трелью разбудить лес ото сна.

Ремус допил кофе и прислонился затылком к дереву, пытаясь расслабиться и не вспоминать о странном сне, казавшимся предзнаменованием. Совсем скоро он подскочил на месте от ощущения жжения в кармане. Ремус чертыхнулся и достал монетку, а затем внимательно вгляделся в нее. Прочитав послание, он поднял голову и вздохнул, понимая, что предчувствие вновь его не обмануло:

«Тебе нужно вернуться. Оборотни. Приказ Ордена».