Леса, полные пророчеств (гет)

Конец октября выдался пасмурным и дождливым. Темные тучи заволокли небо, а воздух пропах сыростью и мокрой тротуарной плиткой. Лондон утопал в лужах: капли, звонко стучавшие по окнам, стали постоянным фоном для жизни мегаполиса.

Поздним вечером было темно, но Ремус Люпин не стал рисковать и трансгрессировал в переулок перед площадью Гриммо. Он быстро зашагал, торопясь на крыльцо особняка под номером двенадцать. Чертыхнулся, наступив в лужу, да покрепче сжал в руке промокший бумажный пакет с бутылкой внутри.

Ремус рванул на себя дверь и погрузился в тишину дома. Через пару секунд он высушил одежду и обувь заклинанием — стало намного теплее. Предположив, где находится хозяин дома, Люпин прошел к кабинету.

За столом обнаружился Сириус — он задумчиво смотрел на потолок, держа в руках курительную трубку. В одном из кресел, подперев подбородок, сидел Гарри Поттер. Люпин пожал обоим руки. Затем он встретился взглядом с Сириусом и, спустя мгновение, молча поставил бутылку на стол: стекло глухо стукнуло. Ремус уселся во второе кресло и уронил голову в раскрытые ладони.

Вечер затягивался: Гарри одними губами что-то спросил у Блэка, пытаясь выяснить причину плохого настроения Люпина, и мысленно силился вспомнить дату ближайшего полнолуния. Через минуту безуспешных попыток чтения по губам Поттера Сириус все же осмелился спросить:

— Ремус, как ты?

— Паршиво, — вздохнул Люпин.

Затем он поднял голову и показал Сириусу на бутылку. Тот понял друга без лишних слов и резво поднялся. Уже через пару минут рядом с бутылкой приземлились три невысоких бокала: звук льющейся жидкости слегка успокаивал.

— Мы уже слышали, что конференция прошла не лучшим образом, — осторожно сказал Сириус, выдав Люпину бокал. — Но что случилось?

Ремус сделал медленный вдох перед глотком, пропуская пряные пары алкоголя в легкие.

— Полный провал, — наконец ответил он и удивился сам себе: голос охрип.

Ремус прокашлялся.

— Рем, мы же знаем: французы — самоуверенные и наглые снобы, — хмыкнул Блэк и покосился на дверь, а затем чуть тише добавил: — Все, кроме родителей моей прекрасной супруги, конечно.

Он снова уселся за стол. Заметив, как Люпин сверкнул глазами в его сторону, Сириус замолчал. Он приготовился слушать и кивнул лучшему другу.

Поневоле у Сириуса и Гарри иногда вздрагивали кулаки: по мере рассказа Ремуса несправедливость ощущалась в воздухе словно густой непроглядный туман.

Прием в Париже, откуда недавно вернулся Люпин, был посвящен итогам второй магической войны в Британии. Целый час Ремус рассказывал о свергнутом режиме, и к концу выступления он уже порядком устал. Волшебники, хоть и слушали внимательно, по окончании речи засыпали его вопросами. Ремус, как мог, старательно отвечал на любой, даже самый странный и глупый интерес.

— Почему члены Ордена Феникса во время войны не делали себе татуировки, раз приспешники Волдеморта отличали друг друга именно таким образом?

Такой вопрос поверг Люпина в шок и ввел в ступор на пару минут — отшучиваться пришлось Кингсли Брустверу.

Находясь под прицелом сотни глаз, они с Кингсли умело отбивали любые шпильки и сомнения в действиях оппозиции. Избрание Бруствера на пост министра магии должны были признать легитимными, чтобы продолжить свою деятельность в рамках закона.

Они играючи отвечали на каверзные вопросы. Пока под конец конференции один напыщенный толстомордый болван не уточнил о природе Люпина и не поставил вопрос о безопасности нахождения оборотня на мероприятии такого уровня.

— Разве не вы ранее заявляли, что целая стая оборотней была на стороне Сами-Знаете-Кого в войне? Можно ли доверять всему виду, если вам удалось приручить лишь нескольких вервольфов?

Ремус от неожиданности растерялся и отступил, вновь потеряв дар речи. Нападки относительно ликантропии Люпина в дальнейшем отражал сам Кингсли.

— За это мы и боролись с режимом Волдеморта! Большинство оборотней являются заложниками болезни, но они могут вести абсолютно нормальную жизнь вне отрыва от общества волшебников. Сегрегация людей недопустима! — громко вещал Бруствер.

Он долго доносил до французских магов суть британского конфликта. Кингсли проводил параллели с разделением волшебников по чистоте крови и уверял: пересмотр прав оборотней и других волшебных существ в новой политике министерства будет одной из приоритетных задач — в целях налаживания мира и урегулирования возможных конфликтов в будущем. Иностранцы смирились с присутствием Люпина, но некоторые открыто признались, что считают оборотней опасными. Точку в обсуждениях поставить не смогли: Европа по-прежнему не понимала, почему объединение волшебных народов стало столь важным для английского магического правительства.

Несколькими часами позже Люпин и Бруствер вернулись в Лондон. В кабинете министра отчетливо слышался дождь с улицы, и под стук резких капель Ремус наконец опустился на стул. Он осунулся и выглядел изможденным. Конференция вымотала их обоих, но Кингсли счел долгом поддержать Люпина:

— Ты стойко держался, — тяжёлая рука Кингсли опустилась ему на плечо в знак поддержки. — Мы добились главного — рассказали им, какому террору подвергся наш мир. И мы рассчитывали на такой исход.

Люпин, наконец, выпрямился и осмелился выдавить улыбку.

— Знали, но надеялись на лучшее... Глупо вышло.

— Я не согласен, — Бруствер покачал головой. — Они ясно сформулировали возражения. Теперь мы знаем, в какую сторону следует двигаться дальше.

Ремус, грустно усмехнувшись, покачал головой. Ему хотелось сложить оружие и сдаться: в первые часы после боя такое желание казалось абсолютно естественным. Он вздохнул и решительно кивнул министру, благодаря за помощь в отстаивании общих идей. Люпин удивлялся, насколько Бруствер ему доверял. Семнадцать лет назад, в разгар первой войны, оборотню почти никто не верил, и даже лучшие друзья сомневались в его преданности. Люпин наивно надеялся, что общественное мнение изменилось и оправдываться за свою сущность перед каждым встречным уже не нужно, но как он ошибался!

Ремус, закончив короткий рассказ, задумчиво посмотрел на дно бокала — огневиски в нем уже закончился. Сириус плеснул туда новую порцию.

— Но теперь они знают, что происходило в нашем мире, — сказал Гарри.

Он вдруг сильно пожалел, что не решился ехать на конференцию сам. Побывав на парочке собраний международного уровня летом, он отказался от предложения министра посетить осеннюю конференцию — в этот раз был слишком занят учебой и работой в Аврорате. На подготовку к конференции и поездку у него попросту не хватало сил, а Кингсли не настаивал на присутствии Поттера.

Гарри взглянул на Ремуса: возможно, их неудача не была бы столь сокрушительной, как казалось сейчас.

— Нет, Гарри, вряд ли ты изменил бы их мнение.

Люпин качнул головой, словно прочитав его мысли: тут и легилименцией не нужно обладать, чтобы понять настроение Поттера. Блэк хмуро взглянул на часы: те отбили полночь. Он перевел взгляд с Люпина на крестника.

— Тактические ошибки неизбежны, — сухо сказал Сириус, хотя знал, что его слова ничего не улучшат. — И это не последнее сборище заносчивых идиотов, которым нужно втолковать, что к чему.

В его голосе прозвучали надежда и, как обычно, сарказм, но Сириус явственно намекал: на следующую конференцию следует отправиться самому Гарри Поттеру — тому, кто победил Волдеморта.

— Надеюсь, я не подвёл Кингсли: он все же сильно рисковал, назначив меня своим временным помощником. Кто знает, с какими трудностями ему придется столкнуться в первое время — народ может взбунтоваться, узнав, что оборотень...

— Успокойся, Ремус! — прервал его страдальческие рассуждения Блэк. — Все наши тебя поддерживают. Британия в курсе, что целый отряд оборотней под твоим руководством боролся с Пожирателями Смерти во время битвы, и этого не изменить! Пройдет время, наладим жизнь тут — возьмёмся за весь мир!

Сириус попытался взять оптимистичную ноту в разговоре, но наступивший ноябрь поверг всех в молчание. Гарри, задумавшись, смотрел на пляшущий в камине огонь, и Люпин вдруг заметил его отстраненный взгляд, будто бы переместившийся в прошлое.

Ремус молча протянул бокал Сириусу, прося налить ещё немного. Блэк, поняв его без слов, разлил по трем стаканам по паре сантиметров янтарной жидкости.

— Мерлин, семнадцать лет прошло, — сказал Сириус, наблюдая, как Ремус и Гарри опустошают бокалы.

— Удивительно, но я впервые вспомнил о том, что это случилось в ночь Хэллоуина, только на третьем курсе Хогвартса, — сказал Гарри через несколько нелегких секунд тишины.

— Из-за меня, не так ли? — уточнил Сириус, и на его лице вместе с морщинами тяжёлых размышлений проскользнула чуть заметная полуулыбка, будто вызванная ностальгией.

— Да, тогда я впервые сопоставил факты, — ответил Поттер, поморщившись после огневиски.

— Тот рыжий котяра Гермионы здорово помогал мне: благодаря его подсказке я успел вовремя улизнуть в потайной ход, — поделился Сириус, а затем обратился к Люпину: — А ты не особо старался искать меня тогда, да?

Ремус, усмехнувшись, пожал плечами.

— Я искренне надеялся, что тебя обнаружит кто-нибудь другой, но вышло все совсем по-другому.

Тут уже улыбнулся и Гарри, вспомнив необычную летнюю ночь в Визжащей хижине.

— Очень жаль, Гарри, что ты совсем не помнишь их, — сказал Люпин, распрямившись в кресле.

Тот понимал, что для Гарри бессмысленны любые слова: никто не мог вернуть его родителей. Даже победа над темным волшебником, убившим чету Поттеров, не восстановила справедливость до конца.

— Грустно, что я узнал о родителях только в одиннадцать.

— Они всегда будут жить в твоем сердце, — мудро заметил Ремус.

— Я знаю: их любовь не раз спасла меня от смерти. Но мне не хватает...

Сириус и Люпин переглянулись.

— Вы — их друзья. И мне просто хочется знать о маме с папой что-то еще, — Гарри с трудом подбирал слова, пытаясь выразить мысли. — Расскажите мне о них настоящих. Не просто общие фразы о том, как я похож на отца и что они были хорошими друзьями...

— Понятно, что ты хочешь знать о них больше, — согласился Ремус. — Но со временем даже наши воспоминания немного замылились.

— Говори за себя, — скептически заметил Бродяга.

— Неважно, — Поттер развел ладони в стороны. — Вы хотя бы помните их. Мне этого очень не хватает.

Блэк внимательно смотрел на Гарри: сам он в течение двенадцати лет изо дня в день проматывал в голове образы лучших друзей. Откровенность крестника и его желание узнать о родителях навела Сириуса на одну мысль.

— Воспоминания, — тихо пробормотал он, а затем вдруг легко ударил ладонью по столу. — А знаешь, я кое-что придумал!

Две пары глаз уставились на него.

— Я недавно разбирал кладовку в своем кабинете и нашел там старенький омут памяти.

Люпин смотрел на друга с распахнутыми от удивления глазами.

— Я просто удивлен, что ты решил прибраться в кладовке кабинета, — ответил Ремус, улыбаясь. — Омут памяти — отличная идея.

— Мы с Ремом соберем воспоминания о Лили и Джеймсе, — азартно объяснял Блэк. — И соорудим омут памяти.

— Точно? Не выкрадем? — хитро уточнил Люпин, сдерживая смех.

— Решим это позднее, — после секундной заминки сказал Блэк, махнув рукой. Затем он обратился к Гарри: — Письмо Санта-Клаусу можешь не писать, добрые друзья уже придумали тебе подарок на Рождество. Что скажешь?

Поттер тихо рассмеялся в ответ.

— Я думаю, это здорово. Большое спасибо.

— Благодарить будешь в Рождество, — хлопнул в ладоши Сириус.

Все трое переглянулись с улыбками на лицах и как-то легко вздохнули. Именно так они почтили память Джеймса и Лили. Гарри в глубине души радовался, что может позволить себе такой вечер — предаться скорби с теми, кто знал его родителей лично, было правильнее, чем с друзьями или в одиночестве. Заглядывая перед сном в кабинет к крестному, Гарри нашел здесь то, что и хотел обрести — понимание и искреннее сочувствие.

А Сириус Блэк помнил каждый Хэллоуин и все свои кошмары, которые обязательно снились ему по ночам в конце октября вот уже семнадцать лет подряд.