Лихорадка (гет)

Помогая Скарлетт собираться в дорогу, Мамушка беспрестанно охала и причитала, чем раздражала ее и без того натянутые до предела нервы. Скарлетт молила Бога, чтобы внезапная дурнота или приступ сильной тошноты не выдали ее положения, а от бормотания Мамушки голова так и шла кругом.

— Птичка моя, что ж вы меня с собой не берете и никого из наших? — сокрушалась негритянка, укладывая вещи. — Как же вы там будете, без слуг-то?

— Мамушка, я же много раз объясняла тебе, почему. Да и не нужны нам в Бостоне слуги, все равно мы будем жить в пансионе, а там своя прислуга есть.

Мамушка застыла на месте, разинув рот, а затем обрушилась на воспитанницу всей мощью своего праведного гнева:

— Пансион?! Нет, мисс Скарлетт, я лягу у порога, и вам придется переступить через меня! Чтобы дочь Эллин Робийяр жила в пансионе, как какая-то голодранка, на виду у всяких… О чем только мистер Чарльз думает? Не бывать этому, пока я жива!

— Хорошо, — с показным равнодушием ответила Скарлетт, — тогда на следующий год, когда мы не сможем заплатить налог, нас всех выгонят на улицу. Так будет лучше? — в ее зеленых, чуть раскосых глазах вспыхнула злость. — Если у Чарли не будет хорошей работы, у нас не будет денег, а если у нас не будет денег, мы пойдем по миру. Ясно тебе, Мамушка?

— Другие-то вон никуда не уезжают, — продолжала ворчать старая служанка. — И в платьях старых ходят, и недоедают, и трудятся в поте лица, а все ж живут с честью.

— Ну и пусть ходят как оборванки, мне-то что?

— Негоже такие речи вести, мисс Скарлетт. Вам все роскошь подавай, а благородного-то человека в нонешние времена и можно по бедности узнать. Хорошо, что мисс Эллин этого срама не слышит, она и на смертном одре была настоящей леди. Уж она-то бы не пошла за деньгами к янки на поклон.

Эта фраза стала последней каплей, переполнившей чашу терпения Скарлетт. С того самого дня, как Чарльз объявил о решении ехать на Север, на них все стали косо смотреть: от деликатнейшей Мелли до безмозглой Сьюлин. И если Мелли выражала свою горечь по поводу этого — вынужденного — решения, не осуждая брата с его женой лично и находя им всевозможные оправдания, Сьюлин не упускала возможности побольнее уязвить Скарлетт. Да так, что дело доходило до крупных ссор, и сестер приходилось утихомиривать всем домом.

Ну почему все вокруг, тайно или явно, решили, что они гонятся за наживой? И вовсе это не предательство — уехать на Север! Да может быть, никто в этой семье не ненавидит янки сильнее, чем супруги Гамильтон! У них для этого причин побольше, чем у некоторых, но если выбирать между нищетой и поношением от окружающих, лучше уж второе. От Чарльза Скарлетт знала о том, что происходит в Атланте: о всеобщем безденежье и безработице, о болезнях, вызванных недоеданием и переохлаждением, о преступности на улицах. Средство для защиты от всего этого кошмара было только одно — деньги. И если янки единственные, у кого они есть, то нужно идти, черт возьми, к янки. Не позволять же своим родным пухнуть от голода и умирать от пневмонии! Когда Скарлетт спросила у Чарльза, кому он продал землю у вокзала, где стояли сгоревшие склады, он стыдливо промолчал, но она без слов поняла, что муж заключил сделку (не считаясь с мнением дяди Генри, конечно) с кем-то из саквояжников — никто другой не смог бы ему за эту землю заплатить. Именно благодаря этим деньгам они имели возможность устроиться в Бостоне.

Пожалуй, еще никогда Скарлетт не чувствовала такой солидарности с мужем, как в эти трудные времена. Какими бы разными людьми они ни были, в главном вопросе их мнения сошлись полностью, и за это Скарлетт начала уважать Чарльза. Он умел в нужное время и в нужном месте позабыть свою робость, так же как Скарлетт не видела необходимости до последнего изображать из себя леди, когда ладони стерты в мозоли и ногти обломаны о плуг. Пусть говорят и думают, что хотят — жизнь покажет, кто был прав.

— Если ты скажешь еще хоть слово, Мамушка, я вообще больше не вернусь в Тару! — вспылила она, устав выслушивать упреки.

— Как же так, ласточка моя? — испуганно пробормотала Мамушка, поняв, что сболтнула лишнего.

— А вот так! — Скарлетт сердито свела брови в кучу. — Меня здесь не ценят! Я из кожи вон лезу, чтобы у нас все было, а вы все… вы…

Услышав ее возмущенные крики, в комнату заглянула Мелли и подошла к снохе.

— Скарлетт, дорогая, что случилось? — заботливо спросила она, положив руку ей на плечо.

— Меня обвиняют бог знает в чем! Как будто я решила переметнуться к янки за богатством!

Мамушка, чуя, что над ее головой вот-вот разразится гроза, спешно покинула хозяйскую спальню.

— О, Скарлетт! — с сочувствием воскликнула Мелли. — Это не так. Все понимают, на какие огромные жертвы вы с Чарли идете, и каких сил вам это стоит.

— Нет, не понимают, не понимают!

— Вы поступаете очень мужественно. Бог все видит, моя дорогая, ваши намерения чисты и благородны. Скарлетт, — Мелани опустила взгляд, — мы с Эшли тоже скоро покинем Тару.

— Покинете? — растерянно взглянула на нее Скарлетт. — Почему? Куда вы собрались?

— В Атланту, к тете Питти. С нами ей не будет так одиноко, Эшли постарается найти работу, и…

— Но я никуда вас не гоню! Боже мой, оставайтесь в Таре хоть навсегда!

Мелли с благодарностью улыбнулась и твердо ответила:

— Нет, дорогая. Мы и так достаточно пользовались твоим гостеприимством, ты сделала для нас с Эшли и Бо столько, сколько не сделала бы родная мать. Но пришла пора нам самим позаботиться о себе.

— О… — разочарованно вздохнула Скарлетт, и тут ее посетила ошеломительная идея. — Мелли! — ее глаза загорелись, она схватила Мелани за руки. — Мелли, а что если вам поехать вместе с нами?

Мелли в замешательстве смотрела на нее, хлопая реденькими ресницами, и не отвечала ни слова.

— Зачем вам переезжать в Атланту? Чарли говорит, что там сейчас нет никакой работы, за которую бы сносно платили, ну, не считая работы на стройке, но дома строят одни янки и подлипалы, потому что больше ни у кого на это денег нет. В Атланте вы будете бедствовать, а в Бостоне для Эшли наверняка найдется какая-нибудь хорошая должность! Как ты думаешь?..

С жаром выпалив свою речь на одном дыхании, Скарлетт смотрела на золовку с горячей, неистовой, прямо-таки болезненной надеждой во взгляде. Мелли, совершенно растерявшись, неловко улыбнулась.

— О, Скарлетт… Я, право, не знаю…

— Ну же, Мелли!

— Твоя забота о нас и твоя доброта не знают границ, но…

— Что?

— Это выше моих сил, Скарлетт, — виновато произнесла Мелани. — Я не такая храбрая, как ты, я… не смогу.

«Идиотская манера принижать себя! — с досадой и злостью подумала Скарлетт. — Так бы и сказала, что считает переезд на Север позором, а ведь она наверняка считает».

— Скарлетт! — в комнату ворвался разрумянившийся на холоде Чарльз. — Милая, ты еще не готова? Скоро Присси соберет Уэйда, и можно ехать. Порк уже запряг повозку, осталось только отнести вещи.

— Я собираюсь, собираюсь, — хмуро ответила Скарлетт, даже не подняв на него глаз.

Прощание получилось спонтанным, не таким, каким его представляла себе Скарлетт. Сьюлин демонстративно отказалась спуститься вниз, чем невероятно порадовала старшую сестру, а Кэррин, еле сдерживая слезы в больших печальных глазах, передала ей в дорогу розарий. Скарлетт долго разговаривала с Уиллом, давая ему всевозможные наказы и наставления, так как он оставался в Таре фактически в качестве управляющего. Джералд не вполне понимал, что происходит, но отъезд дочери его встревожил. Он спустился в холл в своем старом, местами сильно потертом сюртуке и робко подошел к Скарлетт.

— Котенок, а куда это ты собралась в такой холод? — в его голосе странным образом смешались строгость и испуг.

— В Атланту, па, в Атланту, — со всей нежностью, на которую была способна, улыбнулась ему дочь. — Вы, наверное, забыли, что я теперь живу там.

— А-а-а! — Джералд покачал головой. — Да-да-да, я вспомнил, что ты должна была туда ехать. Только ты там про нас не забывай и письма пиши, чтобы твоя матушка не волновалась. Миссис О’Хара знает, что ты уезжаешь? — он изогнул седую бровь, испытующе поглядев на Скарлетт. — Она дала свое благословение?

Наверное, Скарлетт никогда не привыкнет видеть отца безумным. Его квадратное, некогда такое волевое лицо теперь имело выражение кроткое, беззащитное и несмышленое — более несмышленое, чем у Уэйда.

— Конечно, знает, па. Не волнуйтесь, я все время буду писать вам, а вы пообещайте во всем слушаться Мамушку и Порка и обязательно принимайте порошки, которые вам прописал доктор.

Она поцеловала на прощание его заветренную, жилистую руку и поспешила к выходу, не оборачиваясь — если бы она обернулась, то непременно разревелась бы в три ручья.

Эшли помогал Чарльзу укладывать вещи в повозку. Его лицо, как всегда, выражало меланхоличное спокойствие, близкое к апатии, но Скарлетт была готова поклясться, что в минуту сдержанного, короткого прощания она увидела в его серых глазах страшную боль и тоску. Мелли совершенно не сдерживала чувств и все время плакала, обнимая то брата, то сноху и желая им счастливого пути. Когда Присси передала завернутого в кучу теплых одежек, похожего в таком виде на кочан капусты Уэйда отцу, Порк сел на козлы, взял в руки поводья, и двуколка тронулась с места по подмерзшей дороге. Белые, крепкие, добротные стены Тары постепенно удалялись, но Скарлетт не позволяла себе оглянуться даже тогда, когда отчий дом почти скрылся за холмом. Ей казалось, что стоит обернуться, и она выскочит из повозки, забыв и про мужа с сыном, и про ребенка, которого носит под сердцем, и про деньги, и про все на свете, лишь бы навеки остаться в родных стенах.

В вагоне поезда Скарлетт сильно укачивало, но она стоически терпела тошноту, скрывая от Чарльза свое недомогание так, будто в его силах было развернуть поезд и заставить его ехать обратно в Джорджию. «И почему беременности всегда случаются так не вовремя?» — стиснув зубы до скрежета, размышляла Скарлетт. Уэйд прилип к окну, с большим интересом разглядывая все, мимо чего они ни проезжали, и задавал кучу вопросов отцу, а тот с превеликой радостью на них отвечал.

— Уэйд, нельзя ли потише? — с раздражением перебила сына Скарлетт, устав слушать детскую болтовню. — У мамы от тебя уже болит голова.

Мальчик испуганно сжался и посмотрел на мать глазами маленького зверька, которого поймали в погребе на краже съестного.

— Скарлетт, не будь так строга к Уэйду, — мягко вступился за ребенка Чарльз, усаживая его к себе на колени. — Он еще ни разу не путешествовал на поезде, ему интересно все узнать и посмотреть. Уэйд, — обратился он к сыну, — а ты пока поиграй тихонько, чтобы не беспокоить маму. Боже мой, дорогая, ты так бледна! Я сейчас же схожу за врачом!

— Не надо, Чарли, — натянуто улыбнулась Скарлетт, мысленно проклиная все на свете, — я вовсе не бледна и прекрасно себя чувствую. И не нужно так за меня волноваться, ради Бога, я не малое дитя.

Они проезжали мимо гор, через голые зимние леса, временами делая остановки на разных станциях по пути следования. Везде бросалась в глаза жуткая разруха, и у Скарлетт складывалось впечатление, что вся страна лежит в руинах. Лишь миновав северную границу Виргинии, можно было наблюдать более благоприятную картину.

Бостон встретил новоприбывшее семейство Гамильтон ясной, слегка морозной погодой. Пока они ехали с вокзала в нанятом закрытом экипаже, Скарлетт отдернула занавеску кареты и не лучше Уэйда высунулась в окно, беззастенчиво разглядывая городские улицы. Никогда еще она не видела столько снега — он лежал прямо в городе вдоль тротуаров огромными белыми шапками, красиво переливаясь в свете газовых фонарей. Также Скарлетт удивило полное отсутствие людей в военной форме и чернокожих — все до последнего кучера были белокожими, и многие, судя по грубым чертам лиц и туповатому их выражению, имели неблагородное происхождение. Деревья стояли, окутанные инеем, вдоль жилых застроек из темно-красного кирпича. Скарлетт отметила про себя, что после всех ужасов, виденных ею в Джонсборо и Атланте, невыразимо приятно видеть дома, по которым не было выпущено ни одного снаряда, не наблюдать нигде следов насилия и разрушений. Воспоминание о том, что именно Север и превратил ее родные земли в жалкие развалины, мгновенно изгнало из ее души искреннее восхищение красотой Бостона.

Они направлялись в Бикон-Хилл, в пансион миссис Уотсон — старой бездетной вдовы, которая после смерти мужа решила, что выгоднее будет держать в своем огромном доме постояльцев, чем бесполезно коротать время в компании дворецкого. Скарлетт едва не прыснула со смеху, представив себе тетю Питтипэт в качестве хозяйки пансиона, но вовремя сдержалась — Чарльз вряд ли смог бы оценить ее шутку. Экипаж остановился возле трехэтажного особняка в английском стиле с высоким крыльцом, где над массивной арочной дверью слегка покачивался на ветру фонарь. Чарльз вышел наружу, оставив жену с сыном в карете, поднялся по ступеням и позвонил в дверной колокольчик, чтобы позвать дворецкого. Окна в просторной гостиной на первом этаже и в комнатах наверху горели мягким светом сквозь тонкие занавески в вечерней темноте. Скарлетт, еще раз окинув кирпичный особняк заинтересованным взглядом, испытала странное чувство — чувство тоски по дому и одновременно любопытства перед неизведанным. Однако из-за долгой утомительной дороги вновь дало о себе знать недомогание, и у Скарлетт осталось единственное желание — поскорее добраться до постели и лечь.