Лихорадка (гет)

Стоял теплый солнечный день, один из тех дней, что часто бывают в начале сентября. Осень на севере приходила рано, и листья молодых кленов в саду уже тронула желтизна. Скарлетт решила посвятить время прогулке с дочерью и освободила няню на пару часов, а сама вышла с ребенком во двор дома. Малышка Минни, слегка стесняющаяся матери, была смущена тем, что осталась с ней наедине, но затем довольно быстро освоилась в ее обществе и спокойно бродила по саду в поисках разноцветных листиков, гладких камешков и крупных жуков. Скарлетт, которая терпеть не могла детские забавы и считала их в высшей степени глупыми, с удовольствием помогала ей в этом и умилялась буквально всему, что делала и говорила Минни. Увлеченная общением с дочерью, она не заметила ни цокота копыт по мостовой, ни язвительного взгляда темных глаз, наблюдавших за ней с улицы.

— Скарлетт О’Хара становится образцовой матерью, — послышалось за оградой. — Картина, достойная кисти Рембрандта. Знаете, я закажу у него ваш портрет, когда в следующий раз окажусь в Старом Свете.

Скарлетт вздрогнула от неожиданности и, обернувшись, увидела по ту сторону забора с белыми каменными столбами Ретта Батлера верхом на гнедом коне. Казалось, его кожа стала еще смуглее, зубы — белее, а глаза сохраняли прежнее насмешливо-проницательное выражение, совсем как на том памятном благотворительном базаре в Атланте.

— Ретт Батлер! — воскликнула она. — Я думала, что больше не увижу вас.

— Ну, на это вы зря надеялись — на здоровье я пока не жалуюсь. Что это за прелестная маленькая леди? — Ретт приподнял шляпу и чуть наклонился, глядя на малышку сверху вниз. — Как тебя зовут, юная принцесса?

Минни, огорошенная вниманием незнакомого человека, смущенно заулыбалась и спряталась за юбку матери, со страхом и любопытством разглядывая гостя своими карими глазенками.

— Вы ее напугали! — возмутилась Скарлетт и наклонилась к дочери: — Золотце, иди, поиграй в беседке, скоро мама к тебе придет.

— Однако, Скарлетт, вы не перестаете меня удивлять. То вы говорите, что ненавидите детей, то вдруг являете собой образец любви и нежности по отношению к ребенку. Впрочем, я слышал, что с годами некоторые женщины начинают иначе относиться к материнству, хотя мне всегда казалось, что это не про вас. Кстати, сколько лет вашей дочурке?

— В начале октября будет три, — не без гордости ответила Скарлетт, стоя к Ретту вполоборота, чтобы держать Минни в поле зрения.

— В начале октября… — задумчиво повторил Ретт и закатил глаза к небу. — Помнится, я заезжал в Тару в январе шестьдесят шестого.

Скарлетт вспыхнула — ну конечно, он заметил сходство ребенка с Эшли и сейчас начнет язвить по этому поводу.

— Не трудитесь с вычислениями, Ретт. Она дочь Чарльза.

— Разумеется, Чарльза, а кого же еще? — его темные глаза весело смеялись над ней.

— Откуда мне знать, что вы там себе вообразили, — хмуро пробормотала Скарлетт.

— Ну что вы. Эшли Уилкс никогда не позволил бы себе ничего подобного, но вам, конечно же, хотелось бы, чтобы это был его ребенок? Тем более такой белокурый ангелок.

— Я сейчас перестану с вами разговаривать и уйду в дом!

— Как пожелаете, я вас не держу, — пожал плечами Ретт.

Скарлетт встала перед непростым выбором: если она сейчас сделает, как грозилась, то поставит Ретта на место, но так и не узнает, чего он от нее хотел. Если останется, он продолжит над ней издеваться. Скарлетт улыбнулась и гордо подняла голову — она уже давно не та наивная девочка шестнадцати-семнадцати лет, она умеет общаться на равных с самыми солидными мужчинами и, конечно же, легко переиграет Батлера в словесной дуэли. То-то ему будет стыдно — опозориться перед женщиной!

— О, Скарлетт, я же вижу, что вы успели соскучиться по мне в мое отсутствие, — почувствовав ее замешательство, усмехнулся Ретт. — К слову, я наслышан о том фуроре, который вы произвели в обществе. Мистеру Гамильтону прямо-таки выпала счастливая карта — страшно представить, где бы он сейчас оказался, не имея такой деятельной жены, которая всегда направит, завлечет клиентов и, если нужно, изящно, по-дамски расправится с конкурентами.

Самодовольная улыбка тотчас сползла с лица Скарлетт, и из ее глаз полетели гневные искры.

— Да что вы себе позволяете, Батлер?!

— Если вы думаете, что я осуждаю вас за не совсем честную игру, то вы ошибаетесь. Мы оба прирожденные коммерсанты, Скарлетт, и в деловых вопросах понимаем друг друга с полуслова. Вот если бы Чарльз вник в суть некоторых методов вашей работы, он пришел бы в ужас и навсегда отстранил бы вас от своих дел, но я же не Чарльз.

— Я не делаю ничего предосудительного, — голос Скарлетт слегка дрогнул. — Те, о ком я нелестно высказываюсь, заслуживают этого, я еще никого не оболгала напрасно.

— Разумеется. Скарлетт, мы так и будем беседовать через забор?

— Если вы надеетесь, что я буду одна принимать вас в доме, то вы глубоко заблуждаетесь, — Скарлетт улыбнулась как можно более уничижительно.

— Да уж, южанку из вас не вытравит ничто и никогда, — рассмеялся Ретт. — Однако я не настаиваю, упаси меня Боже вламываться в чужой дом без приглашения.

— Вот и не вламывайтесь. Всего доброго, капитан Батлер.

Довольная собой, она повернулась к Ретту спиной и двинулась вглубь сада по усыпанной гравием дорожке. Ах, как хорошо она его осадила! Какое у него сейчас, должно быть, растерянное лицо! Незаметно похихикивая, Скарлетт боролась с искушением обернуться и вдоволь насладиться своим триумфом, как вдруг Батлер бросил ей вслед:

— Интересно, Скарлетт, как долго еще вы сможете притворяться?

— Что?.. — обомлела она.

Ретт по-прежнему был невозмутим, уверен в себе, а его фигура на лошади нависала над землей тяжестью бронзового монумента.

— Вам эта роль не к лицу. Вы не жена и не мать, вы только хотите казаться таковой, но до бесконечности себя обманывать не получится. Скажите, Скарлетт, вам не противно жить с мужчиной без любви?

— Любовь? — небрежно хмыкнула Скарлетт. — Это все сантименты из романов для юных девиц, а я не читаю романов. Кому нужна любовь, когда есть деньги, и много разной еды, и красивой одежды, и когда каждую пятницу можно ходить в оперу или на бал, и когда не надо бояться, что у тебя отнимут кусок хлеба и крышу над головой, и когда твои родные одеты и накормлены? Это все ваши пошлости, Батлер, мне они не интересны.

— Пожалуй, с вами согласились бы многие леди вашего круга и не только, — покачал головой Ретт. — В Европе любовь между супругами вообще, представьте себе, считается дурным тоном и той самой пресловутой пошлостью. Я же спокойно обхожусь без брака, но без любви я жить отказываюсь.

— О… — Скарлетт вдруг засмущалась. — Так у вас кто-то… м-м…

— А как вы думаете? — Ретт чуть наклонил голову, пристально всматриваясь в зелень ее глаз, словно он мог читать ее мысли.

— Ну, за эти годы вы наверняка нашли… кого-то. Не можете же вы до сих пор оставаться в одиночестве.

— Ладно, не будем обо мне, — его тон внезапно стал холодным и отчужденным. — И о вас тоже не будем. Давайте поговорим о вашем муже.

— О Чарли? — удивилась Скарлетт.

— Если у вас где-то есть еще один муж, можем обсудить и его, но вообще-то меня интересует мистер Гамильтон. Его способность долгие годы оставаться слепым и не видеть некоторые качества вашей натуры вызывает у меня сомнения в его умственной полноценности, но что если однажды пелена спадет с глаз? Если он увидит вас такой, какая вы есть — с вашей черствостью, беспринципностью и лукавством? Вы думаете, он продолжит вас боготворить?

Скарлетт растерянно захлопала ресницами.

— С чего бы ему… видеть меня такой? И я вовсе не черствая и не беспринципная!

— Но вы же ложитесь с ним в постель, хотя морщитесь при этом от отвращения?

Скарлетт вся побагровела и с ужасом посмотрела в сторону беседки, не долетела ли эта жуткая непристойность до нежных ушей Минни.

— Идите вы к черту, Батлер! — яростно прошипела она.

— Это уж позвольте мне самому решать, куда идти. Держу пари, вы никогда не обсуждали с мужем такие вещи, а следовало бы. Внутри вас сокрыт огонь, который ему никогда не разжечь, да и у Эшли с его темпераментом дохлой устрицы это получилось бы едва ли. Вы даже не представляете, Скарлетт, чего вы лишены.

— Чего вы от меня добиваетесь?!

— Это же очевидно, моя дорогая. Собираюсь отбить вас у никчемного мужа и сделать своей любовницей.

От его наглости у Скарлетт сперло в зобу, а затем отчего-то вспомнился поцелуй на дороге у Раф-энд-Рэди, и странная, гремучая смесь стыда, сладости, возмущения и страха овладела ею. Ретт, наблюдавший за ней все это время, взорвался хохотом и смеялся долго, с упоением, как черт из преисподней.

— Скарлетт, не воспринимайте мои слова всерьез, не то вас, я боюсь, хватит удар!

— Мама, мама! — захныкала Минни, шлепнувшись со всего маху на гравиевую дорожку.

— О Боже, девочка моя! — кинулась к ней очертя голову Скарлетт. — Почему ты не ждала маму в беседке, как мы договаривались? Солнышко, ты не ушиблась?

— Не сердитесь на меня, Скарлетт! — отсмеявшись, добродушно воскликнул Ретт. — Я не смог удержаться. Вы такая забавная, когда смущаетесь, словно нецелованная невеста!

— А вы такой отвратительный, когда ведете себя как хам! — не осталась в долгу Скарлетт.

— Увы, увы, это мой порок. У всякого из нас есть пороки, верно? Свои вы себе прощаете легко, простите же и мне мои.

— Идем, Минни, — Скарлетт взяла дочь за руку и спешно повела за собой в дом.

— Надеюсь, мы с вами скоро снова встретимся! — крикнул Ретт, ударив ногами коня по бокам.

— Надеюсь, что нет! — крикнула ему в ответ Скарлетт, удаляясь вглубь кленовой аллеи.

* * *

Отужинав, Чарльз в гостиной читал газету возле камина, отдыхая после тяжелого трудового дня. Скарлетт неподалеку за секретером писала письмо в Тару, расписывая для Уилла множество распоряжений по хозяйству, Уэйд во дворе у крыльца играл с подросшим щенком, и в приоткрытое окно доносились заливистый собачий лай и радостный смех мальчика.

— Дорогая, ты только послушай, что пишет «Нью-Йорк таймс», — прервал молчание Чарльз и приготовился вслух зачитать жене интересную заметку, как к нему на колени, протопав ножками через всю комнату, забралась Минни. — А, радость моя! — он улыбнулся и поцеловал дочь. — Что ты мне сегодня расскажешь?

— Мы с мамой насли огломного зука, — восторженно поблескивая глазками, говорила девочка. — Во-о-от такого!

— Правда? И потом он улетел?

— Потом он потеялся. А есе у нас был дядя.

— Какой дядя? — удивился Чарльз.

— Чарли, она фантазирует, — подала голос Скарлетт.

— Больсо-ой-больсой! — продолжала Минни, показав ручонками, насколько высоким был гость. — Он сидел на лосади, у него были усы и сляпа, как у кота в сапогах!

— О чем это она, Скарлетт? — Чарльз вопросительно взглянул на супругу.

— Мы гуляли в саду, Минни увидела всадника на лошади возле ограды, и ее это впечатлило, — невозмутимо пожала плечами та. — Честно говоря, я даже не запомнила его. Солнышко, лучше расскажи папе, какую мы с тобой видели птицу.

Такое объяснение вполне устроило Чарльза, и смутная тревога, внезапно одолевшая его, отступила. Тихий семейный вечер продолжался, а Чарльз мысленно укорил себя за излишнюю подозрительность.