В погоне за солнцем (гет)

Только белый снег — стал весь белый свет.

Мельница, "Зима"

Утром Малахи все-таки запихнул в себя остатки еды, понимая, что лететь придется весь день. Кассандра не приходила в себя, оставаясь недвижимой. Аларих нежно погладил ее по щеке.

— Вернись ко мне, пожалуйста, — еле слышно пробормотал он.

Дракон позволил ему минутку постоять на коленях у Алкмены, а затем произнес:

— Ну все, хватит. Нам лететь целый день, так что привязывай ее, забирайся и отправимся.

Парень поднял Нефелу на руки и посадил между шипов на гребне, крепко привязав. Затем опустился впереди нее и, держась за шипы, сказал:

— Давай.

Вараг взлетел довольно быстро — несколько взмахов крыльями, и полянка осталась внизу. Яркое утреннее солнце отбрасывало блики на черной чешуе дракона. Малахи потянулся. Эту ночь он спал очень плохо, постоянно просыпаясь из-за кошмаров. Но перед рассветом он видел странный сон. Словно был юношей в сверкающих черных доспехах и с мечом в руке, на черном драконе. А рядом, на земле, стояла Кассандра. Девушка была в ослепительно-белых одеждах, черные волосы, вечно распущенные, были заколоты в высокую прическу, а в руке у нее был букет цветов. Странный букет: некрасивый, из трав, скорее лечебных, чем служащих для украшения. И по лицу Нефелы стекали слезы, а Малахи смеялся, смеялся, и, взмахнув появившейся в руке плетью, ударил ее.

Проснувшись, он долго не мог прийти в себя. Дрожь сотрясала его тело, а мысли разбегались. Единственной внятной была мысль о том, почему Аларих ударил ее?..

— К вечеру прилетим, — голос дракона оторвал юношу от невеселых мыслей. Аларих тряхнул головой, отгоняя дурные предчувствия. Почему-то казалось, что визит к Триаде особой радости не доставит.

— Если бы они не обещали помочь, то они бы не послали тебя сюда, так? — тихо спросил парень, глядя на проносившиеся внизу деревья.

— Думаю, ты прав. Ты всерьез заинтересовал их, если они послали за тобой меня. Чтоб ты знал, я не пешка в этой партии, чтобы меня можно было так просто, как обычную лошадь, отправить куда-то за тридевять земель, — проворчал Вараг, резко поднимаясь вверх. — Советовал бы тебе поспать, нам лететь целый день, а потом тебе еще долго и упорно обкатывать Триаду, чтобы договориться об условиях.

Малахи недоуменно поднял голову:

— Условиях?

Дракон издал непонятный звук, отдаленно напоминающий смешок.

— А ты что думал, они там благотворительностью занимаются? Нет, конечно! Равноценный обмен: ты им что-то, они тебе что-то. Ты перепутал их с богами, мальчик. Триада — это не добрые боги. Это люди, пусть и живущие долго, гораздо дольше десятка человеческих жизней. Но, кроме того, это судьи. И они не намерены помогать бескорыстно. Когда ты рассчитываешь на их помощь, они назовут свою цену. И не думай, что сможешь изменить ее. Когда Триада принимает решение, то оно единственное.

Аларих тяжело вздохнул. Нет, он не думал, что все будет просто, но сердце почему-то сжалось. Определенно, у него начинается паранойя…

— Подхвати меня, если упаду, — пробормотал парень и закрыл глаза.

* * *

Как же холодно.

Эта мысль преследовала Кассандру неотступно, нагоняя, точно сильный ветер в штормовую ночь. Здесь было холодно. И пусто. Здесь не было жизни, за исключением маленькой тлеющей искорки в глубине ее души. И окружающий девушку холод и мрак зимней ночи старались вырвать ее, забрать себе маленькую частицу тепла и света.

Это было больно.

Перепутье.

Нефела много слышала о нем, но никогда не думала, что в свои шестнадцать сумеет побывать здесь. Это место, куда попадает человек после смерти. Он проходит свой путь, и если в своей жизни он не совершал грехов, то тропинка эта торная и идется по ней легко. Как ей, Кассандре, например. А в противном случае приходится продираться сквозь сугробы, и каждое дуновение ветерка превращается в сильнейший порыв, сбивающий тебя с ног.

Здесь царит вечная зима, но светлым душам, спешащим к переправе, она не помеха. Но Алкмена застряла здесь, будто лодка в корягах, не имея возможности вырваться вперед или вернуться. Три дня она ждала здесь. Малахи просил ее быть здесь три дня, но это удавалось с трудом.

Время нельзя разжалобить или остановить, но можно попросить его подождать. И с каждой утекающей секундой душа Алкмены все больше и больше рвалась туда, к маленькой лодчонке и старику, который смог бы отвезти ее туда, где мир более милосерден. Умом она понимала, что ей остался один день и одна ночь, после чего ничто не удержит ее здесь. Ее словно разрывало пополам: одна часть страстно желала вернуться в земной мир, отговариваясь тем, что Нефеле всего шестнадцать и идет война, а у нее есть долг. Вторая же молила пройти по сверкающему ледяному снегу, спуститься вниз и сесть в лодку. Ведь Кассандра делала все, что могла, правда же?..

Устало остановившись, девушка потерла виски.

— Тяжко, девочка? — раздался тихий хриплый голос.

— Тяжко, — негромко ответила Кассандра. Когда лодочник успел подойти к ней? — Он вернется за мной?

Старик задумчиво посмотрел на нее, и девушка вздрогнула. Он оказался не таким старым, как казалось на первый взгляд. Просто немолодой мужчина с сединой в черных волосах, в потрепанной черной одежде. Синие-синие как глубокая речная вода глаза пристально смотрели на нее.

— А этого никто не ведает, девочка. Если сможет, сумеет, поборется — тогда может быть. Если окажется слаб — никогда.

Внизу маленькая речка тихонько журчала, о чем-то переговариваясь с едва шелестевшем ветром. Здесь не было жизни: даже в этой музыке природы звучала какая-то обреченность и безразличие. Равнодушная пустота.

Она зябко поежилась.

— Тебе холодно,— спокойно произнес лодочник. — Тем, кто задерживается здесь, всегда холодно.

— А много здесь таких было?

— Нет, девочка. Люди предпочитают отпускать мертвых. Они не для живых. Нужна большая выдержка и сила воли, чтобы последовать сюда за умершими. Потому что всегда есть шанс не вернуться назад, в мир живых. Перепутье затягивает, манит пройти дальше. Да ты, наверное, и сама это чувствуешь.

Алкмена обвела взглядом снежную пустыню. Снег и холод, бесконечный лед и пустота смерти. Вдалеке виднелись деревья. Их ветки были настолько изогнуты и изломаны, что было трудно представить, как они вообще могли так расти. И в этом тоже была мука.

Взгляд девушки, безразлично осматривающей окружающее ее поле, внезапно зацепился за что-то из ряда вон выходящее. Причиной этого был цвет — не снежно-белый, как все вокруг, но сапфирово-синий и немного фиолетовый, как драгоценный камень. Цветок был похож на розу, но отличался от нее не только цветом. У самого бутона расходились тоненькие листики, словно бы защищая нежный цветок. И на всем растении, даже на лепестках, был серебристый пушок. Нет, не пушок. Стрельчатые иголочки инея, опутавшие весь цветок.

— Это амарис, цветок перепутья. Он является только достойным. Если ты сумела его увидеть, значит, он сам пожелал этого, — тихо сказал мужчина.

Кассандра с благоговением еще раз взглянула на цветок. Он был одновременно и нежным, как легкое дуновение ветерка, и холодным, как эта бескрайняя пустыня вокруг.

— Он единственный? — негромко спросила она, не отводя глаз от амариса.

— Да, амарис — это один-единственный цветок, который растет только здесь, на перепутье, где жизнь соседствует со смертью. На моей памяти мало кто видел это растение, но если цветок пожелает остаться с человеком, то слышно тихий звон.

— А что происходит с цветком дальше? Он исчезает?

— Если я правильно помню, амарис всего лишь раз пожелал остаться с девушкой, и она забрала его с собой. Но когда я вернулся с переправы, я снова увидел его здесь. Этот цветок не просто обычное растение. Это… дух преддверия смерти, — голос мужчины был лишен всяких интонаций.

Алкмена протянула руку к цветку и нежно погладила его лепестки. Амарис отозвался тихим хрустальным звоном, навевающим тоску и грусть.

— Долго мне осталось?

— Один день. Здесь время не властно, и ты не видишь заката или рассвета, но ты почувствуешь, когда все решится.

Девушка только вздохнула. И вправду, время здесь шло незаметно, по каким-то своим законам.

Осталось совсем немного.

* * *

— Просыпайся, мальчик, — прогудел спереди низкий голос дракона, и Малахи открыл глаза.

Они пролетали над большим ущельем. Откуда-то сбоку послышался рев и вырвалась струя пламени.

— Не бойся. Это наш дом, ущелье черных драконов. Опять они что-то не поделили…

— Вы всегда во время ссор огнем плюетесь? — хмуро поинтересовался Аларих, крепче удерживаясь за шип.

Вараг лишь хмыкнул, огибая скалу, где и дрались драконы.

— Нет, иногда обходится без этого. Видимо, совсем переругались.

Вокруг было еще светло, но солнце уже клонилось к горизонту. Близился закат. Парень поежился. Третий день истекал, и с рассветом Кассандра навсегда уйдет с перепутья. Не будет ни единого шанса ее вернуть.

Великие боги, только бы Триада помогла! Аларих готов был отдать все, что они попросят, включая свою жизнь, лишь бы она жила. В лицо хлестал ветер: к вечеру погода испортилась, и почти все небо было затянуто тучами, хотя на западе солнце и выглядывало.

«А там ветра нет… Только суровая снежная пустошь без единого признака жизни. И сугробы до самого лба», — вдруг подумалось Малахи, и его передернуло.

Перепутье навсегда останется для него таким: бескрайним снежным полем, где нет ни ветра, ни пения птиц или луча солнца. И хотя для каждого этот перекресток — свой, для него он будет таким, каким юноша увидел его впервые. И старая деревянная лодка, покачивающаяся на незамерзающей воде реки.

Кассандра. Он-то здесь, а она застряла там! Посреди вечного холода и снега. Он должен вытащить ее. Иначе как посмотреть в глаза отцу и лорду Гассилдору, если он вернется один?

А сделала бы она тоже самое для него? На этот вопрос у Алариха не было ответа. Да и почему он сам делает это? Конечно, потому что должен. Существует пророчество о них обоих, но каждый ребенок знает, что предсказания имеют такое неприятное свойство не сбываться. Нельзя полагаться на пророческие слова: ведь Малахи недавно мог умереть, сорвавшись со скалы. И тогда текст не имел бы абсолютно никакого смысла. А теперь и Нефела… нет, нельзя об этом думать.

Дракон резко куда-то свернул, Малахи качнуло, и он еле удержался от падения. Вараг снижался. Вокруг них была пропасть, но не узкая и длинная, как обычно, а широкая, как тарелка, и бездонная, как колодец. По обоим концам виднелись узкие разломы пропасти, продолжающие ее. По отвесным скалам в небольших каменных пещерах Аларих увидел драконов.

Святые боги, он никогда не видел такого количества! Они летали в воздухе вокруг, словно вражеские стрелы, свистящие над головой. Они прятались по пещерам или висели на скалах, уцепившись когтями в камень. И все как один — черные, словно сама ночь.

Вараг приветственно заревел и выдохнул огнем в воздух, по счастью, никого не подпалив. Он спускался все ниже и ниже к величественному замку, стоящему на краю ущелья драконов. Тройственная башня, так, кажется, говорил отец? Нет. Это не было башней. Это был самый настоящий замок, цитадель, оплот.

Сделанный из белых камней, он острыми шпилями башен возносился вверх. Когда Малахи разглядывал его, на ум приходило только одно определение: острый. Высокий, строгий, красивый, как бы разделенный на три части: сам замок, хозяйственные постройки и сторожевая башня. Наверное, именно она когда-то и звалась Тройственной.

Когда Вараг влетел в ущелье, то над сторожевой башней поползло облачко белого дыма.

— Разрешают влететь, значит. Если был бы красный — то впору уносить ноги. Красный — цвет войны и непримирения, а потому им Триада запрещает вход-влет-вполз на свою территорию, — пояснил дракон.

Удивительно, но он не собирался садиться рядом с замком! Чуть помедлив и развернувшись, Вараг приземлился на противоположной стороне. К замку через пропасть вел тонкий и хлипкий на вид навесной мостик.

— Вараг, ты издеваешься? — возмутился Аларих, внимательнее оглядывая сомнительное сооружение. Вблизи оно выглядело еще более ненадежным, чем с неба.

— Нет. Приказ Триады. Любой, кто хочет попасть в замок, должен пройти по мосту, — в голосе дракона не было смеха. Он был серьезен как тогда, когда рассказывал о своем бесчестье и предательстве. — И не забудь девушку свою отвязать.

Пробормотав себе под нос нечто нецензурное — а именно, пожелав Триаде самой пройти по этому мосту, да так, чтобы он обвалился — Малахи занялся Кассандрой. Он отвязал ее от шипов на спине дракона и взял на руки. Голова ее бессильно откинулась вниз, а волосы безжизненно свисали с руки парня.

Едва Алкмена была отвязана, Вараг расправил крылья и повернулся, чтобы взлететь. Аларих чуть не задохнулся от ярости. Они провели в полете полтора дня, делились друг с другом самым потаенным, а этот наглый дракон собирается улететь, не попрощавшись?!

— Вижу, ты уже вскипел. Я так и знал, — усмешка на морде дракона заставила юношу ухмыльнуться в ответ. — Прощай, Махаон, сын Валентина. Да будет удача всегда на твоей стороне.

— Прощай, Вараг из рода Крэйнштернов, человек, ставший драконом… — прошептал парень, глядя на удаляющуюся точку в небе.

Решив подумать о насущных проблемах, Малахи подошел к мостику. Сгнившие доски и истлевшие веревки не оставляли сомнений в том, что ему точно сотня лет, если не больше. Впрочем, поручни ему и не понадобятся.

Активировав браслет, он сосредоточился. На всякий случай нужно приготовиться использовать «Крылья Пламени», если мост вдруг рухнет вместе с ним и Нефелой. Бережно неся девушку, он ступил на мостик. Выждав, пока тот перестанет протестующе скрипеть, парень пошел вперед.

Потом он сам не знал, как ему удалось пройти по нему. Половины досок не было, а остальные скрипели и прогибались под его шагами. Налетевший ветер услужливо раскачивал хрупкое сооружение, грозя сорвать истлевшие канаты, удерживавшие его, и бросить в пропасть.

Наконец, последняя доска осталась позади. Аларих медленно выдохнул.

Оказывается, он задерживал дыхание, боясь даже вдохом колыхнуть ненадежную конструкцию и полететь в ущелье. Нефела не шевелилась. На западе солнце садилось за горизонт, отмечая конец очередного дня. Но для парня этот третий день был особенным. Сегодня на кону стояла жизнь Кассандры.

Медленно Малахи приблизился к замку. Высокие деревянные двери были открыты, и он зашел внутрь. Его встретила тишина. Высокие каменные своды, почти аскетичная обстановка и никого вокруг.

Прекрасно.

Уже тогда, когда Аларих собрался заорать о том, что желает видеть Триаду, он внезапно заметил высокую рыжеволосую девушку, стоящую в конце коридора. Она была одета в простое зеленое платье, а на ногах были плетеные кожаные сандалии. Не собираясь больше ждать, юноша двинулся к ней.

— Ааа, прибыл-таки, — протянула незнакомка, откровенно разглядывая парня и Кассандру на его руках.

— Мне нужно видеть Триаду, — сквозь зубы выдавил Малахи, напоминая себе, что злить судей криками на служанку не стоит.

— Хм, а ты уверен, что Триада желает тебя видеть? — поинтересовалась рыжеволосая, но послушно отлепилась от стены и направилась куда-то вглубь замка.

«Слава Богам, хоть одна сообразительная».

Аларих следовал за ней, проходя какие-то коридоры, залы, переходы. Один раз они даже перешли по крепкому каменному мосту в другую часть замка. Юноша посмотрел вниз: они забрались довольно высоко.

Наконец, его проводница замедлила шаг и остановилась у большой двери с резьбой.

— Ты хотел видеть Триаду? Прошу внутрь, — с усмешкой произнесла она, отодвигаясь в сторону.

С трудом поборов возникший непонятно откуда страх, Малахи толкнул дверь коленом и вошел.

Странная комната, скорее небольшой зал. Три резных кресла на возвышении, перед ними большая резная чаша с водой внутри. Или это не вода?

Потолок высокий, с резьбой, на стенах висит пара картин. И небольшое каменное ложе у окна.

В двух креслах уже сидели двое мужчин. Рыжеволосая, отодвинув Алариха в сторону, стремительно прошла к возвышению и села на свободное место.

— Триада приветствует тебя, Махаон из рода Крэйнштернов, — на губах девушки скользила торжествующая улыбка.