Чёрные люди (гет)

За время их отсутствия Большой Зал просто-таки преобразился. У неработающего камина стояли полукругом уютные кресла, а у стены — большой диван. Зона приема пищи была украшена лентами — Гермиона не понимала смысла, ведь цвета все равно были практически неразличимы. Сектора факультетов располагались у дальней стены. Самый большой сектор был у Хаффлпаффа, самый маленький, всего на одну кровать, Гриффиндорский.

— Ты ходила по школе? — Майкл и Джереми накинулись на Гермиону. — МакГонагалл запретила ходить дальше уборной.

— Она была со мной, — голос Малфоя снова был полон ледяного спокойствия, как будто это не он отчитывал ее в библиотеке, срываясь на крик. Гермиона давно поняла, что для всего их семейства было святым долгом сохранять лицо, и теперь Малфой безукоризненно выполнял эту задачу.

Майкл и Джереми с опаской посмотрели на него и на всякий случай отошли на шаг. Однако это не имело никакого значения, потому что Малфой уже раскрыл книгу и принялся водить палочкой над головой, очерчивая круги.

— Я могу помочь? — Гермиона заглянула в книгу, Малфой мотнул головой, словно прося не отвлекать его.

— С основным куполом покончено, — проговорил он через пять минут. — Можешь взять заклинания для дверей. Я не уверен, что у тебя получится с первого раза.

— Спасибо, Малфой, — она хотела бы вложить в эти слова как можно больше желчи, но у нее не получилось. Слишком много он сделал для школы, чуть не пожертвовав своей жизнью. Тот Малфой, который с бравадой в голосе заявлял, что переживет дождь, чуть не стал жертвой Черного. Но Черные охотились не за ним. Гермиона схватилась за голову, понимая, что Малфой, фактически, прикрыл ее. Это очень плохо укладывалось в голове, и Гермиона решила, что обязательно поговорит с ним об этом поступке, как только они закончат с защитными чарами. Пока она размышляла, Малфой двинулся к окнам и принялся накладывать на них заклинания. Гермиона встрепенулась и, последовав его примеру, направилась к дверям. Она то и дело заглядывала в книгу, которую ей оставил Малфой, водила рукой по кругу. Заклинание было очень хитрым и требовало максимальной сосредоточенности. После одних слов нужно было менять направление вращения, после других — замедлять или ускорять движение руки, и при этом заклятие было полностью невербальным. Так что Гермионе стоило больших усилий заставить мысленный голос не бежать быстрее движений палочки.

— Топорно, — поморщился Малфой, когда обессиленная Гермиона опустила руку и выдохнула. — Но правильно. Завтра барьеры на окнах и дверях надо будет обновить, а основной купол должен выстоять до конца недели. А теперь можешь отдыхать.

— Я хотела поговорить, — Гермиона скрестила руки на груди. Малфой смерил ее недоуменным взглядом, и она ожидала услышать, что им не о чем разговаривать.

— Настойчивая ты, Грейнджер. И чокнутая к тому же, — мрачно усмехнулся он. — Не стану спорить. Надеюсь, ты разрешишь отлучиться на пять минут, чтобы передать книгу МакГонагалл. Иначе наши дорогие профессора останутся без защиты, а ты еще не настолько сбрендила, чтобы обрекать их на ревоплощение.

Гермиона сделала шаг в сторону, пропуская Малфоя к дверям, около которых уже ждала МакГонагалл. Малфой уверенным шагом направился к ней. Со стороны могло показаться, что он такой же, как и всегда, что он в полнейшем порядке, но была в его образе какая-то неуловимая деталь, что-то, что настораживало, что заставляло задуматься. С первого взгляда Гермиона не могла различить, что с ним не так, а по мере того, как он отдалялся, это становилось все сложнее. Поэтому Гермиона решила дождаться, пока он вернется, и надеялась, что при разговоре она точно сможет обнаружить эту деталь.

Малфой просто отдал книгу профессору МакГонагалл и принялся что-то ей говорить. Гермиона вдруг поняла, как сильно у нее гудят ноги. Она отошла к зоне отдыха и уселась на мягкий диван. Видимо, его помогли сотворить ребята со Слизерина, потому что по спинке тянулся тонкий узор из маленьких змеек. Гермиона усмехнулась тому, как они — все они — хватаются за свою принадлежность к факультету. Повсюду были гербы, а зону сна разделили на сектора факультетов. Гермиона смотрела на это, словно со стороны и думала о том, какими же иллюзорными категориями они мыслят. Ведь какая разница, слизеринец ты или гриффиндорец, если в следующий миг ты можешь стать всего лишь лужей на камне, а еще через миг отправишься блуждать по миру в мантии без отличительных знаков. Какая разница, ворон или барсук были на твоем гербе, ведь смысл имеет только то, каким человеком ты в итоге станешь. Петтигрю был студентом Гриффиндора — и совершил подлость. Регулус Блэк, выходец со Слизерина, напротив, сделал первый шаг к уничтожению тьмы. Так какая же разница между факультетами, если сейчас, именно в этот момент, один студент Слизерина пытался спасти всю школу, а двое его товарищей помогали ребятам с Рэйвенкло левитировать лишние столы и лавки в угол зала. Все они были равны перед лицом опасности. И наверняка Шляпа бы сейчас слагала новую песню, глядя на них.

Малфой сел рядом так неожиданно, что Гермиона подскочила.

— Итак, объясни мне, почему ты оттолкнул меня? Черный шел за мной, почему же ты фактически спас меня? — Гермиона смотрела на него, абсолютно ничего не понимая.

— То есть, ты против, — лениво улыбнулся Малфой, заводя левую руку за спину.

— Нет, конечно, спасибо тебе большое и все в этом духе, но я не могу понять причину твоего поступка.

— Говоришь не хуже настоящей слизеринки, — усмехнулся Малфой. Видимо, это можно было расценивать, как похвалу, но в свете своих недавних размышлений Гермиона так не считала.

— Малфой, очнись ты наконец! Сейчас факультеты не имеют значения! Это просто условности, понимаешь? Мы все люди, и мы все в опасности. Это разделение сейчас ни к чему, потому что нам наоборот надо объединиться.

— Хорошо, Грейнджер, я больше не буду называть тебя слизеринкой. То есть, гриффиндоркой, — он усмехнулся. — Черт возьми, ты права. От усталости начинаешь путаться.

— Ответь на мой вопрос.

— Грейнджер, ты когда-нибудь слышала, что такое деятельное раскаяние? — Малфой посмотрел на нее исподлобья. — Ты, должно быть, заметила, что Малфои не побежали брататься с магглорожденными и полукровками, не клялись в вечной любви к ним. Это не в привычках Малфоев. Зато теперь, в нужный час, мы оказываем помощь. Да, раньше мы бы заломили за эту помощь непомерную цену, но сейчас все это — наше искупление.

Гермиона ошарашено смотрела на него.

— И еще, ты это слышишь в первый и в последний раз. Ни до, ни после я эти слова не произносил и произносить не намерен.

— Но почему мне?

— Я не люблю быть обязанным, — отмахнулся Малфой. — И — если ты позволишь — я безумно хочу спать.

Он встал, странно заводя левую руку так, чтобы Гермиона не могла ее увидеть.

— Стой, — выпалила она. Получилось резковато, зато действенно. Малфой замер на месте.

— Что еще? — он попытался тянуть слова в своей привычной манере, но его попытка с треском провалилась.

— Рука, — Гермиона указала пальцем на его левую руку. — Что с ней?

— Это не самое приятное зрелище, — предупредил Малфой, видимо, осознав, что ему просто так не отделаться.

— Что с твоей рукой? — настойчиво повторила она, и он вытянул руку вперед.

— Я говорил, что я отмечен Черным? — тихо спросил он, словно не желал ее пугать.

Рука и впрямь выглядела жутко. Пальцы, и до этого тонкие, теперь почернели и казались еще тоньше. Ладонь и запястье пошли серыми пятнами. Гермиона провела пальцем по одному из них.

— Больно? — спросила она. Потемневшая кожа была холодной. Гермиона помнила тепло, исходившее от этой руки каких-то пару часов назад, и не могла поверить в то что видит и чувствует.

— Нет, ничуть, — отмахнулся Малфой. — Повезло, что пятна не влажные. Это бы значило, что ревоплощение не остановить.

— То есть, с этими повреждениями еще можно справиться? — уточнила Гермиона.

— Да, разумеется, — Малфой криво усмехнулся. — Как только МакГонагалл вернет мне книгу, я найду нужное заклинание. Только не говори, что ты собираешься меня излечить, Грейнджер.

— Почему нет?

— Потому что в таком случае мы не выберемся из круга взаимных долгов, Грейнджер. Повторюсь, я не люблю быть обязанным, а ты даже не можешь представить, что такое — быть должником Малфоев. Так что мне остается поблагодарить тебя за великодушие и дождаться МакГонагалл.

Гермиона кивнула и замолчала. Почему-то в памяти всплыл тот вечер, когда дождь только начался, то, как разговаривал Малфой, то, как он себя повел, как ушел, не выручив ее.

— Малфой, — ей бы не хотелось, чтобы голос звучал требовательно, но пережитые ужасы накладывали свой отпечаток. — Малфой, еще один вопрос.

Он молча кивнул.

— Помнишь, тот вечер, когда пошел дождь? Я еще на лестнице застряла из-за исчезнувшей ступеньки.

— Помню, — Малфой напрягся, и было от чего. Гермиона и сама понимала, что может ненароком назвать фамилию или имя, поэтому постаралась говорить только о своих действиях.

— Ты уже тогда понял, что начался дождь? Ты достал Руку Славы? У меня нет другого объяснения тому, что ты меня видел.

— Да, — коротко кивнул Малфой. — Пойми, Грейнджер, мир чистокровных волшебников не зря с такой неохотой принимает чужаков. Я знал о существовании этого явления с детства. Отец учил меня, как себя вести, если мне не повезет, и дождь случится именно на моем веку. Я помогал ему обновлять чары над нашим поместьем. А ты… Да, может быть ты училась хорошо, с этим тяжело спорить, знаешь ли. Но самого духа волшебства в тебе нет. Уж прости, но многие вещи, которые чистокровные волшебники впитывают с молоком матери, для тебя становятся открытием века.

Гермиона прерывисто вздохнула.

— И поэтому вы общаетесь с магглорожденными, как с отсталыми или ущербными людьми? — она начинала понимать. — Что ж, зерно здравого смысла в этом есть, но лишь одно крохотное зерно, Малфой! Ты не вправе осуждать человека за то, что он просто родился не в той семье. Родителей не выбирают.

Гермиона гневно ткнула его в плечо.

— Все, Грейнджер, успокаиваемся, — Малфой перехватил ее руку, занесенную для второго тычка. — Ты сколько без сна? Двое суток?

— Трое, — буркнула Гермиона.

— Вздремни, — предложил он. — Если ты уверена, что оградила свой мозг от ненужных, опасных воспоминаний и мыслей, можешь немного поспать. Просто запомни, что как только увидишь во сне кого-то, кто не должен там быть — разрывай сон. Старайся проснуться.

— Разбуди, пожалуйста, если почуешь недоброе, — Гермиона устало откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза. Кивнул Малфой или нет, она уже не увидела, моментально провалившись в сон.