Чёрные люди (гет)

Гермиона видела его так близко, что могла разглядеть каждую черточку изможденного лица. Было видно, как он устал от битв и попыток защититься, как этот ливень измотал его. Ему нужен был покой, но об этом было думать рано. Гермиона хотела бы протянуть руку, чтобы коснуться бледной щеки, хотела сказать, что все рано или поздно закончится, но разве мог он принять ее жалость. Ее сочувствие, сострадание, жалость и забота были смешны для него. В этом была их разница и причина, по которой они никогда друг друга не поймут.

— Ну почему же не нужна, — голос Малфоя прозвучал так резко, что Гермиона вздрогнула и открыла глаза. — Я бы не отказался от чего-нибудь теплого и домашнего. Когда все закончится, разумеется. Или ты думала, что Мэнор стоит на вершине айсберга?

— Паршивец, — воскликнула Гермиона, садясь на кровати. — Врываться в мой сон — это уже слишком! Хватит того, что ты целыми днями слушаешь мои мысли вместо радио.

— Я поначалу не хотел врываться, — Малфой прислонился плечом к столбику кровати и скрестил руки на груди, — но нечаянно увидел, что сон обо мне. Я все равно там уже был, почему бы не посмотреть.

— Нахал, — фыркнула Гермиона. — И объясни, пожалуйста, по-человечески, как у тебя получается заглядывать в мои мысли.

— А это и есть те самые последствия лечения, о которых я не хотел бы, чтобы ты узнала раньше времени.

— Дай догадаюсь, тот один вопрос, на который ты не хочешь пока отвечать, касается именно лечения?

— Да, Грейнджер, — он кивнул. — Но будь уверена, я скажу тебе ответ, рано или поздно. Возможно, в момент, когда ты менее всего будешь этого ожидать.

— Пока что верю. Итак, как ты оказался у меня в голове?

— Лечение, — коротко ответил он. — Ты сама обнаружила, что изначально вся магия, описанная в книге, являла собой ритуалы крови. И все равно ты, не задумываясь, стала проводить его надо мной.

— И это создало связь? — опешила Гермиона и тихо выругалась.

— Вот поэтому я и молчал, — Малфой поморщился. — Знаю, я не тот персонаж, с которым тебе хотелось бы быть связанной мыслями. Но ты удивительно умна и удивительно невежественна одновременно. Обнаружила кровную магию — и тут же принялась творить ритуал.

— Я просто хотела помочь, — Гермиона насупилась и отвернулась. «А ты даже не удосужился поблагодарить», — мысленно добавила она.

— Я уже говорил, что благодарность будет после того, как все закончится.

— Хорошо, — Гермиона кивнула. — И все же. Ты говорил, что книга есть у вас дома, судя по всему, у Паркинсонов, у Гринграссов, у Уизли. Почему так мало? В школе гораздо больше чистокровных.

— Видишь ли, Грейнджер, — осторожно начал Малфой, и Гермионе отчего-то показалось, что тема достаточно скользкая. Было ощущение, что он пока что не хочет ей что-то сообщать. Что-то важное. — Книга есть у тех, кто пережил более двух дождей. Это так называемые чистокровные священной линии. Те, кто пережил один дождь и более, считаются чистокровными новейшей линии. Естественно, линии передвигаются, некоторые семьи пропадают, некоторые объединяются. Но семьи из новейших линий не считают нужным попросить совета у других, словно считая дождь единоразовым событием. А потом их потомки сталкиваются с дождем и оказываются на лезвии ножа.

Малфой махнул рукой в сторону своих вынужденных соседей.

— Спору нет, их кровь чиста. Но они принадлежат к новейшей линии. Двое из них — полукровки от новейшей линии.

— Но ведь у семей вековая история, — Гермиона прищурилась. — Ладно, я поверю в твою семью, она стара и могла пережить десяток дождей. Но откуда берутся новейшие чистокровные линии?

Малфой ухмыльнулся.

— Я расскажу тебе одну историю. Гринграссы всегда были полукровками. Намного милее и добрее, чем истинно чистокровные семьи, они не стеснялись заключать браки с магглами. Где-то в семнадцатом веке семья Гринграссов, считавшаяся полукровной, пережила дождь по счастливому стечению обстоятельств. В числе обстоятельств была дружба с Гойлами. В итоге Гринграссы после дождя были признаны чистокровными новейшей линии. Затем они пережили еще два дождя, и в начале двадцатого века были причислены к священной линии. Подтверждение этого ты найдешь в справочнике «Священных двадцати восьми». Его составил дедуля Нотт. Ох, и вредный у него портрет.

— Погоди, получается, что любой, переживший дождь, может быть признан чистокровным?

Малфой нахмурился. Похоже, это был его козырь в рукаве, и разменивать его сейчас нужды не было. Но Гермиона выманивала у него этот козырь.

— Не любой, — наконец выдавил Малфой. — Есть определенный ряд условий. Прости, Грейнджер, но у нас больше одного вопроса, задавать которые пока не стоит.

— Так вот почему ты — единственный в школе, кто знает о дожде. Паркинсон окончила школу, Крэбб погиб, Гойл и Нотт окончили школу. Кто там еще?

— Линии Краучей, Кэрроу, Блэков и Лестрейнджей оборвались. Аббот, Буллстроуд, МакМиллан и Лонгботтом окончили школу, еще двум семьям крупно не повезло. У остальных священных пока что нет детей школьного возраста, так что да, я единственный представитель священной линии в школе. Хотя, погоди. Еще Слизнорт. Но эти всегда славились способностью заколачиваться в своей норе на время дождя, так что нашему бедняге Горацию здорово не повезло. Оказаться в центре событий впервые за восемь последних веков.

Гермиона прыснула со смеху.

— Не исключено, что он будет требовать введения категории «Белейших и святейших», чтобы причислить туда свою фамилию.

— О, ты недооцениваешь его страдания, — Гермиона сделала строгий вид, и теперь расхохотались уже оба.

Малфой, конечно, мастерски увел разговор от той темы, которую он пока что не хотел затрагивать. Казалось, что там, среди ответов на возможные вопросы, есть что-то, с чем сам Малфой еще не смирился или не знает, как к этому отнестись.

— Ты права, Грейнджер , — коротко бросил он. — Давай на время оставим эту тему.

Гермиона кивнула. Хотя что такого мог ей рассказать Малфой? История семьи Гринграссов, которую он рассказывал с явным нежеланием, не могла вселить ей надежды. Ведь изначально Гринграссы были полукровками. А она, Гермиона Грейнджер, была магглорожденной. Так что если она на что-то и могла рассчитывать, так это на признание полукровкой. И то, она подозревала, что для этого придется хорошенько попотеть.

— Почему я могу пользоваться заклинаниями из книги? — этот вопрос мучил ее всю ночь. — Если книга есть только у чистокровных, пользоваться ею могут только они, не так ли?

— Так ли, — кивнул Малфой.

— Почему я? Почему не любой из них? — Гермиона повела рукой в сторону соседей по столу.

— Для того чтобы воспользоваться книгой, нужно быть либо чистокровным, священной линии, либо очень сильным магом. Остальные присутствующие не представляют собой ни то, ни другое.

— Слизнорт? — Гермиона склонила голову набок.

— Страх перед древней магией не даст ему сконцентрироваться. Если у него и получится барьер, то он рассыплется от первого же прикосновения Черного.

— Но почему я? — недоумевала Гермиона.

— Считай, что ты исключение, — коротко ответил Малфой. — Не чистокровна, да, но достаточно сильна для того, чтобы совладать с этой магией. Похоже, твое вечное желание спасти всех и вся играет нам на руку.

Она опустила голову, думая об услышанном. За эти дни произошло слишком много всего, ее мир рушился, становился с ног на голову. Тьму можно было победить тьмой, сострадание и светлые мысли толкали к смерти, а чистокровность, оказывается, можно было получить не только родившись в определенной семье. И все же, зная это, Малфой семь лет придирался к ее происхождению! Вероятно, он не рассчитывал, что дождь прольется на ее веку. И какова теперь была вероятность того, что она будет признана если не чистокровной, то хотя бы полукровкой с хорошей историей? И с каких пор ее вообще заботит вся эта чепуха про чистоту крови?

Стены Зала вздрогнули, выводя Гермиону из раздумий.

— Снова, — тихо проговорила она, глядя на вмиг посерьезневшего Малфоя.

— Они чувствуют, что времени мало. Дождь на исходе. Если мои подсчеты верны, сейчас — вечер шестого дня. Завтра к вечеру они должны отступить, поэтому напоследок они постараются забрать как можно больше жертв, — его слова звучали жестко, но они были правдой.

Гермиона сглотнула и посмотрела на остальных студентов. Они растеряно озирались, ища поддержки и защиты.

— Иди к ним, — тихо сказала она. — Иди и постарайся их убедить, что все будет в порядке. Чем больше страха — тем сильнее становятся Черные. Ближе к ночи мы поставим каждому по дополнительному барьеру.

Малфой смерил ее странным взглядом, оторвался от столбика кровати и двинулся к ребятам, сидевшим в зоне отдыха. Гермиона откинулась на подушки. Если он прав, если он не ошибся в подсчетах — а она очень надеялась, что он не ошибся в подсчетах, — им осталось продержаться сутки. То, что она пережила уже шестеро суток вместо тех трех, что отводил ей Малфой, не утешало, а напротив, приводило в панику. Каждый новый день приносил еще больше испытаний, и Гермиона боялась, что последнее она может не выдержать.

— Я наложу на тебя барьер, — проговорил Малфой над головой.

— Ты вернулся? Так быстро?

— Я велел им заткнуться, — он пожал печами. — Не умею я быть предводителем, уж прости. Ты бы пустилась в пространные объяснения, стала бы всех успокаивать и утешать, а я к такому не приучен.

Гермиона смотрела на него не мигая. К ней в голову закралась мысль, что та связь, что возникла из-за лечения, может быть двусторонней. И теперь она хотела попробовать проникнуть к нему в голову. Конечно, это было неэтично и невежливо с ее стороны, но он сам так делал не раз и не два, а значит, ей есть, что противопоставить ему в случае недовольства. Она пристально всматривалась в его глаза.

«Что же у тебя в голове, Драко Малфой?»

«Черт, а она умна, — услышала Гермиона голос Малфоя, — догадалась, что связь двусторонняя. Сильна, бестия. Ну ничего, теперь-то ей можно, теперь-то она имеет право. Пускай пробует, пускай привыкает».

— Эй, так нечестно, — Гермиона встала с кровати и уперла руки в боки. — Ты знал, что я хочу посмотреть, и специально не думал ни о чем серьезном!

— Грейнджер, — он беззлобно улыбнулся. — Ты же сама понимаешь, что на некоторые вопросы я тебе не отвечу, пока не настанет их час. А пытаться подсмотреть ответ — низко и недостойно.

— Не тебе говорить мне о том, что низко и недостойно. И кстати, кто тут недавно пытался меня убедить, что все средства хороши. Это тоже средство, — Гермиона победоносно вздернула подбородок и бросила взгляд на Малфоя.

«Отращивай зубки, маленькая Грейнджер, отращивай», — второй раз проникнуть в голову Малфоя получилось быстрее и проще.

— Не беспокойся, отращу, — фыркнула Гермиона.

— О, вот так даже? — Малфой развеселился. — А зачем нам вообще разговаривать вслух? Перейдем на мысленные беседы.

— Это отнимает много сил, — попыталась поспорить Гермиона.

— Не более, чем обычный разговор, — Малфой пожал плечами.

«Дались мне его мысли», — подумала она, забыв об их странной связи.

«Конечно, дались. Привыкать надо, Грейнджер, привыкать», — его мысли эхом отдавались в голове.

«С какой стати я должна привыкать к твоим мыслям», — Гермиона даже ногой мысленно топнула.

«Потом объясню, когда все закончится», — в мыслях Малфоя поднялась суматоха, как будто он пытался спрятать от нее что-то важное.

— Ну и пожалуйста, — бросила она и отвернулась. Стены замка дрогнули еще сильнее, и полог над кроватью Гермионы закачался.

— Грейнджер, давай отложим скандал. Тебе надо успокоить людей.

— Я попросила тебя это сделать, если ты не помнишь.

— У меня не получилось. Я не умею. Они меня не слушают. У тебя три варианта, выбирай любой, — Малфой, кажется, начинал злиться.

Гермиона бросила взгляд на перепуганных студентов, и ее сердце сжалось от жалости. Обойдя Малфоя по широкой дуге, она двинулась к ребятам, чья паника была почти физически ощутима. Они сбились в кучу на диване и с ужасом смотрели на Черных, прилипших к барьеру. Их завывания еще не были слышны, но что-то подсказывало Гермионе, что скоро Черные найдут способ пробить защиту замка.