Честный. Честный? Честный обмен! (джен)

Северус Тобиас Снейп. Мастер зельеварения, профессор Хогвартса. Двойной шпион.

В юности живешь с чувством, что мир тебе должен по умолчанию. Ты полон сил и так неприлично талантлив, что бывает стыдно перед соперниками, как будто сел играть в плюй-камни с ребенком, поставившим на кон свои карманные деньги. Подарки судьбы кажутся настолько естественным, что не задумываешься об их цене. Тебе просто воздают должное, да и, откровенно говоря, воздают медленно и мало. Ты лучший зельевар поколения, а будешь лучшим в столетии! Дайте еще!

И дают, и принимаешь, не особенно вникая, какие ништяки тебе предлагают на этот раз. «Да-да, и печеньки тоже. И бабы. Или ты еще сохнешь по той грязнокровочке, как ее, Лилька? Подгоним тебе Лильку!.. Хочешь, чтобы сама? Ладно, сама приползет!.. Не тяни, все наши уже присягнули!».

Ты повторяешь за кем-то пафосные слова, пролетающие мимо сознания. И протягиваешь руку за знаком отличия, которым отмечены лучшие из лучших, цвет магической Британии. Отныне и ты цвет, жизнь полна радужных ожиданий. Но Лилька не ползет, а тебя вдруг выдергивают от котлов и тащат убивать незнакомых людей. Блюешь в углу детской, утираешься наглаженной к завтрашнему дню школьной юбочкой в клетку, ее хозяйка лежит как живая. Гордился профессиональной небрезгливостью, но слишком разные это вещи — гной бубонтюберов и чистенькая смерть от авады… На следующую акцию не идешь, метка печет все сильнее и, наконец, скручивает тело в пароксизме выжигающей нервы боли.

Добро пожаловать в реальный мир, Севи, полукровка и раб полукровки!

Дружище Люц плачется, что-то такое он подозревал, когда папаша загонял его под метку. Теперь ясно как день: лорд Абраксас избавился от амбициозного наследника. Он совсем не старый, дождется, когда в силу войдет внук, а сына можно под рабское клеймо!.. Перебираете своих клейменых приятелей: чистокровные, но туповатые Крэбб и Гойл, брат и сестра Кэрроу с печатью вырождения на рылах, истеричка Беллатрикс, блистательный Долохов без корней и связей в обществе… Волдеморт, ваш Лорд Судеб, сильнейший из темнейших, наследник самого Слизерина, как же! Полукровка, ни кола, ни двора, последний в роду… Да он обычный наемник при хозяевах жизни! Попробует ерепенится, ему перекроют денежные потоки и наймут другого.

Талант помогает купить относительную свободу. До Лорда доходит, что боевиков у него много, а зельевар один. Вянешь над котлами в усадьбе Малфоя и там же стараешься пожрать, поскольку за рабский труд не платят. Люц дарит ювелирную мелочевку, зная, что продашь, сердобольная Нарцисса пихает в карманы сэндвичи, завернутые в пергамент по сиклю за свиток. Ужинаешь дома в пыльной гостиной, запиваешь сэндвичи пустым кипятком, пергаменты сохраняешь, для тебя и это прибыток. Подолгу валяешься на диване, глядя в потолок с гамаками паутины или разговаривая с неподвижной фотокарточкой матери. На заработок с одного несложного зелья, помеченного твоим клеймом Мастера, мог бы жить неделю и ни от кого не зависеть. Но собственная лаборатория в запустении, проданы даже фиалы и серебряные ножи. Люц при всем к тебе расположении сам отмеряет дорогие ингредиенты для заказанных хозяином зелий, обозначая границы своей благотворительности.

Переступив через гордость, идешь на поклон к Величайшему Светлому. Лицемерная доброта покровителя Мародеров кажется почти искренней на контрасте с круциатусами Лорда, зарплата профессора — почти богатством по сравнению с безденежьем. Объем даровой работы удваивается, но теперь хотя бы половина твоих зелий поддерживает здоровье детей (не сказать, что ты их обожаешь, но разница между ребенком и Гвардейцем Смерти ⁽¹⁾ очевидна). Контроль за расходом ингредиентов отсутствует в принципе, впрочем, как и деньги на них. Зато под боком теплицы Помоны Спраут и Запретный лес, полный сокровищ. Смешно: однажды ты просто снимаешь с кротового пальто Хагрида зацепившийся где-то в кустах пучок волос из хвоста единорога.

Жизнь налаживается, Волдеморт считает тебя своим шпионом у Дамблдора, Дамблдор — своим шпионом у Волдеморта, ты считаешь себя независимым.

Как вдруг, словно отсроченное проклятье, срабатывает история с пророчеством, которое ты подслушал и передал Волдеморту. Кто мог подумать, что сильнейший темный маг Британии, разменявший шестой десяток лет, поверит в угрозу от годовалого ребенка?! Ребенка Лили…

Первые недели после ее гибели проходят как во сне. Стылая камера в подземельях Аврората, узники спят вповалку на полу, грея друг друга спинами. Грязные мантии из шелка акромантулов, ароматы элитного парфюма, перебитые вонью немытых тел и чьей-то загнившей раны. Тебя переводят, в коридоре навстречу тащат избитого Люца. «На суд?» — «Не-а, в Азкабан!», — щерится обломками зубов, доволен — успел сунуть взятку. В новой камере двое обгадились под аврорскими круциатусами, места подальше от них разыгрывают в «камень — ножницы — пергамент». Чистишь бедолаг беспалочковым эванеско, как, бывало, котлы запоровших зелья школяров, на тебя готовы молиться, дарят шоколадки, заначенные до встречи с дементорами.

Оказывается, ты должен стучать. Следак угощает сладким чаем, тебе нечего сказать, и он переходит на крик. Врывается Грюм и от двери бросает круциатус. Узнаёт и вместо извинений со всей дури хлопает по скрученным судорогой плечам: «Севи! Рад, что ты жив!». Следаку объясняет: «Парнишка не в себе, у него женщину заавадили. А так наш парнишка — фениксовец, даром что клейменый». Тебя переводят в камеру попросторнее, к самым опасным: Долохову и Краучу младшему. Антонин пинками поднимает на зарядку, ругается смешно и жутко, истерящий Барти описывает в красках, как отберет у конвойного палочку и нарежет отца на кнаты. Молча ненавидишь обоих.

Суд. Жесткое кресло с ручными и ножными кандалами, край сиденья больно врезается под коленки. Пафосная речь Величайшего Светлого: «Самоотверженный борец… подвергаясь ежедневному риску… презрев опасность… помощь неоценима… знали о всех перемещениях Волдеморта». В тот миг, когда спадают кандалы, тебя пробивает: знали, а что сделали? Носились от пепелища к пепелищу, трупы собирали. Сто раз могли застать Лорда со спущенными штанами! Нет, ждали, когда он об ребенка убьется!

Подземелье Хога. Пьешь. Величайший Светлый скребется за дверью, пытается снять твои запиралки, а вот шиш, ты у Лорда учился. Он взывает к сознательности, надо вести уроки. Отвечаешь, как научился у Долохова. Величайший приводит Флитвика, вдвоем выносят стену, дверь стоит. По-магловски бросаешься в них пустыми бутылками, пока вдруг не настает темнота.

Тебя возвращает к жизни бесконечно терпеливая Поппи. Поит бульоном, невозмутимо сносит истерики. Пытаешься удрать и напиться, приходишь в сознание на койке, парализованный медицинским заклятьем для буйных. Поппи, уютно забравшись с ногами в кресло, вслух читает нескончаемую «Сагу о Форсайтах»⁽²⁾ Святая женщина. Уходя из больничного крыла, ты из благодарности щиплешь ее за попку.

Младшие курсы невыносимы, на уме квиддич и навозные бомбы, у креативных квиддич с навозными бомбами. Шлифуешь образ Ужаса Подземелий. Отходишь душой у котлов. Перечитываешь свои юношеские записи, подбирая алмазы открытий, за которыми когда-то поленился нагнуться. Ты был гений, куда все подевалось?.. Статьи в «Вестнике», Величайший Светлый набивается в соавторы: «Помню, мы с Фламелем»… Ставишь его фамилию перед своей, пусть подавится, с благодарностью посылаешь в Азкабан шоколадки для Долохова.

Жизнь бежит по колее: уроки, зелья для пациентов Поппи, зелья для родившегося слабеньким Драко, зелья на продажу, зелья по программе исследований. Серебряная медаль Гильдии Зельеваров тебе и золотая «соавтору», которого уже считают научным руководителем. Банкет по поводу, вежливый хоровод поздравляльщиков, каждый второй шепчет, что выдвигал на «золото» тебя. Знаешь, что врут, и они знают, что знаешь. Редкие загулы с Люцем, будуары шлюх, таких дорогих, что уже и не шлюхи, а дамы полусвета.

Пришествие мелкого Поттера, неужто прошло десять лет?! Изумрудные глаза кажутся ворованными за круглыми очками. Ищешь в нем черты Лили, натыкаешься на родовое поттеровское хамство при полном отсутствии поттеровского ума и блеска. С изумлением понимаешь, что мальчиком никто не занимался. Мало того, что правила и нормы магического мира он усваивает с опозданием на годы и то в адаптации полудурка Уизли. Вдобавок его не научили учиться. Усидчивость, как у семилетнего, на уроках через полчаса теряет концентрацию… Оставляешь мелкого на отработку, чистить котлы. Надежда магической Британии бережливо снимает мантию, из кармана сыплется золото, одет в растянутую футболку и отвисшие на заднице джинсы с какого-то толстяка. Котлы драит, как будто рос на кухне при казармах. Мерлин всемогущий, кто его воспитывал, домовики?! Исподтишка бросаешь диагностические… В душу в гробину мать… В лысый череп!.. Налево с предподвыпердом в правую ноздрю, за пазуху и в педаль (как ты там, Антонин?)!

Тяжелое объяснение с Величайшим Светлым. Тот дает понять, что Мальчик-которого-десять-лет-мешали-с-говном-а-потом-привели-в-сказку — плод его педагогического гения, любимая игрушка. Запрещает вмешиваться. Тебе дозволено присматривать со стороны и спасти, если настанет край. Прыгнув выше головы, создаешь уникальный комплекс укрепляющих зелий, понемножку скармливаешь мелкому через Поппи. Тебя он ненавидит и не принял бы из твоих рук глотка воды.

Мелкий обречен, сгусток Тьмы в его голове со знакомой аурой Лорда лечится только авадой. Впрочем, он выжил и после авады, и после яда василиска. Надеешься, что успеет вдуть Грейнджер и дать жизнь внуку Лили, но мелкий возмутительно инфантилен, прыщики Грейнджер мацает рыжий полудурок.

Метка потихоньку просыпается и однажды, вдруг налившись чернотой, тянет к хозяину. Вокруг толпа болельщиков — финал турнира. Терпишь, исподтишка показываешь Величайшему Светлому на предплечье, тот мотает головой. Накачиваешься обезболивающим, мир выглядит плоским и посторонним, как на киноэкране. Когда перед судейскими столами появляется мелкий с мертвым Диггори, под шумок аппарируешь.

Кладбище. Первым видишь Петтигрю — Хвост щеголяет серебряной рукой, — среди масок опознаешь Люца по выбившейся из-под капюшона пряди волос. Возрожденный хозяин сверкает красными буркалами, в нем ничего человеческого, слизывает со змеиной морды потеки вонючего зелья из котла. Докопался до фанатика чистокровности Эйвери, пытает его круциатусами «за неверность».

Ты осознаёшь, что уже не прежний, чтобы терпеть издевательства Змеемордого и ласковое иезуитство Величайшего Светлого пидора. Душа выгорела, не оставив под вулканической коркой пепла ни надежд, ни светлых ожиданий. Живешь по инерции, растеряв цели и привязанности. Однажды — скорее рано, чем поздно, — ты не сдержишь рвущийся сквозь ментальные щиты посыл: «НЕНАВИЖУ! ОБОИХ!». И тогда не спасет ни Мерлин, ни Христос, которому ты молился ребенком в обшарпанной церковке на окраине Коукворта.

1) Как справедливо замечает Вики, первая ассоциация англоязычного читателя на «Death Eater» — Beefeater, который красуется на этикетке одноименного джина. Тюремщик, входящий, однако, в лейб-гвардию, поскольку служит в королевской тюрьме — Тауэре. У русского меня дословный перевод «Death Eaters» — «Пожиратели Смерти» вызывает недоумение. Как (технически) можно пожирать смерть? Варить холодец из старухи с косой? Второй вариант — «Упивающиеся смертью» — гораздо понятнее, но прилагательное вместо существительного звучит не совсем по-русски. К тому же оба варианта игнорируют ту самую первую ассоциацию с бифитером. А если не цепляться за дословный перевод, то по смыслу ближе к оригиналу либо «Гвардейцы Смерти», либо «Ненасытные убийцы».

Вернуться к тексту

2) Многотомный цикл рассказов и романов о жизни нескольких поколений английской семьи. Произведение Джона Голсуорси, Нобелевского лауреата 1932 года. Прототип семейных телесериалов, так же затягивает — при условии, что читателю не хватает событий в собственной жизни.

Вернуться к тексту