Эта девица - сущая гадина (джен)

«Белла не сумасшедшая!»

Сколько раз Андромеде, будучи студенткой Хогвартса, приходилось повторять эти слова — и не счесть. Да, нужно признать, старшая сестра… не совсем вписывалась в понятие обыкновенной школьницы, но это же не повод называть ее сумасшедшей! С другой стороны, Блэки и не могли быть обыкновенными. Ведь они принадлежали к высшим чистокровным слоям общества, к магической элите. Toujours Pur, любили подчеркивать их родители. Никто не следовал этому старинному семейному девизу с такой самоотдачей, как Беллатрикс. Да одна ее походка… о, нет, она не ходила, она ступала: спина прямая, каждый шаг наполнен величавой грацией, подбородок слегка приподнят, открывая вид на нетронутую загаром изящную шею. Когда Беллатрикс шествовала по коридорам Хогвартса, можно было подумать: вот идет хозяйка замка. Неукротимая черная грива кудрей лишь еще больше подчеркивала благородную бледность ее лица.

Волосы Андромеды тоже вились, но были не такими густыми, как у сестры, к тому же обычного темно-каштанового цвета. Черные же, цвета воронова крыла, волосы Беллы были просто роскошны. Они придавали ее резким чертам лица налет порочности, то, чем сама Андромеда не обладала ни в малейшей степени.

Чаще всего о Беллатрикс сплетничали девочки с пятого и шестого курсов, причем исключительно за ее спиной. Никто не осмелился бы бросить оскорбления или упреки Белле в лицо. Потому что одного нельзя было отрицать: если Белла хотела, она могла напугать кого угодно. Ее обычно низкий тягучий голос становился выше на октаву и пронзительнее. Она прикрывала тяжелые веки, чтобы затем, резко распахнув глаза, пронзить собеседника темным, как самая непроглядная ночь, взглядом. Ее глаза напоминали беззвездное небо, туннель, из которого не было выхода; мурашки бежали по коже — от резкого голоса и бешеного взгляда. Андромеда уже давно научилась не провоцировать старшую сестру понапрасну. С ней можно было вполне культурно общаться на самые разные темы — если не злить. В общем, Белла не была сумасшедшей, это же просто смешно. Может, иногда она вела себя жутковато, это да. Но сумасшедшей уж точно не являлась.

Шушукались за спиной Беллатрикс в основном девочки с других факультетов. Наряду с эпитетом «сумасшедшая» все чаще слышны были такие слова, как «безумная» или даже «душевнобольная».

Но все эти девчонки абсолютно ничего не знали о Беллатрикс. Потому что у Беллы были и положительные качества, например, она всегда — без исключений — заступалась за Нарциссу и Андромеду. Она никогда не бросала сестер в беде. Семья означала для нее все, потому-то она и была любимицей отца. Сигнус Блэк довольно быстро смирился с тем, что судьба обделила его наследником мужского пола, и переключился на старшую дочь. Белла была его золотцем, он выполнял малейшие прихоти дочери. «Кровь не водица, Меда», — говорила Белла с загадочной улыбкой на губах. Ни одному человеку на свете не удавалось улыбаться так, как ей.

Сестры Блэк были очень дружны, вместе они придумали себе прозвища. Навечно они останутся друг для друга Беллой, Медой и Цисси, и ничто не разлучит их. В этом они поклялись несколько лет назад.

Беллатрикс настояла на том, чтобы они произнесли клятву на крови; девочки надрезали пальцы и смешали свою кровь. «Toujours Pur», — прошептали они слова семейного девиза, будто произнося тост за свою чистую кровь. Уж их чистой кровью можно было гордиться, даже нужно было. Так говорили отец и мать. И Белла.

Вероятно, другие девочки просто завидовали красоте Беллы. Когда она шла по коридорам замка своей королевской поступью, редко какой мальчик не оборачивался ей вслед.

Иногда Андромеда даже чувствовала нечто вроде ревности. Пару лет назад ее и Беллу ошибочно принимали за близнецов — Андромеда воспринимала это как огромный комплимент в свой адрес. Для нее было честью быть похожей на старшую сестру.

Но теперь, в ее пятнадцать, два года разницы в возрасте пролегли между ними, казалось, непреодолимой пропастью. Совершеннолетняя Белла выглядела взрослее, красивее, аристократичнее. Весь Хогвартс говорил о ней, неважно, в положительном или отрицательном ключе. Белла без сомнения являлась тем человеком, о котором каждый в школе имел свое мнение. Беллатрикс не гнушалась отстаивать свои позиции в дуэлях и очень любила играть с другими — как кошка с мышкой.

И внезапно перед внутренним взором Андромеды пронеслись воспоминания из детства.

— Почему ты это делаешь, Белла?

Маленькая семилетняя Андромеда удивленно смотрела на старшую сестру, потому что та вот уже полдня как сумасшедшая носилась по родительскому поместью. Отец и мать были приглашены к дяде Ориону и тете Вальбурге. С собой они взяли только младшую дочь, Нарциссу. Беллатрикс и Андромеда в глазах родителей были достаточно взрослыми, чтобы пару часов провести в доме одним.

Беллатрикс использовала свободное время, бегая туда-сюда из дома в сад и обратно, оставляя на полу особняка, выложенного благородным светлым мрамором, отпечатки босых грязных ног. Андромеде это не нравилось, ведь отвечать за грязь в доме, который всегда должно держать в чистоте и порядке, ей придется наравне с сестрой.

Но Белла ничего не хотела слышать, она лишь заметила, что ничего не стоит приказать старому домашнему эльфу убраться до прихода родителей.

Белла была страшно занята. Она ловила мух. Иногда голыми руками, а иногда, как подозревала Андромеда, при помощи магии, потому что летающие насекомые летели к ее протянутой руке, будто притянутые за невидимые веревочки. Вообще-то Беллатрикс еще нельзя было колдовать, ведь ей не было одиннадцати, а всего лишь девять с половиной. У нее и палочки-то не было, но магия начала проявляться в ней очень рано. Отец и мать были, разумеется, несказанно горды своей старшей дочерью. А вот у Андромеды всплески магии запаздывали.

— Ну скажи, почему ты убиваешь этих мух? Разве они тебе что-нибудь сделали?

Ведь мухи были безобидными. Это же не комары или осы, которые могли ужалить. Мухи просто летали. Андромеда не понимала сестру. Убийство мух казалось ей бессмысленным занятием. Сегодня был такой замечательный день — теплый, солнечный — можно заняться чем-то поинтереснее.

Но Беллатрикс равнодушно пожала плечами и поймала очередную муху прямо за тонкие прозрачные крылышки, поэтому маленькое насекомое было еще живо и трепыхалось между ее большим и указательным пальцами.

— Да нет, ничего они мне не сделали, — ответила наконец Белла медленно. И все же казалось, что она наслаждалась видом мухи, борющейся за свою жизнь и пытающейся вырваться из ее пальцев. Андромеда же смотрела на муху с легким отвращением, но и с жалостью.

— Не мучай ее зря!

— Меда, это же всего лишь муха. Ни к чему не годная, надоедливая муха. Их же столько развелось! Прямо как грязнокровок. Отец говорит, их становится все больше и больше.

Андромеда наморщила лоб. Отец, особенно когда немного выпивал, любил поговорить о так называемом «позоре магического мира», Белла слушала отца, затаив дыхание, впитывая каждое слово. Обычно отец быстро распалялся, его лицо краснело от гнева, голос становился все громче, а слова все беспощаднее.

— И поэтому ты превратилась в охотницу за мухами? — спросила Андромеда, закатив карие глаза. Но Беллатрикс, похоже, понравилось это наименование.

— Совершенно верно, я та, кто избавит магический мир от паразитов и всякой швали.

Она, ухмыляясь, побила себя кулаком в грудь и, наконец, избавила муху от мучений, попросту раздавив ее пальцами. Равнодушно кинув мертвое тельце на пол, Белла тут же забыла о мухе и принялась охотиться на следующую.

«Какое странное занятие», — подумала Андромеда.

Но Белла была иногда немного странной, немного особенной. Отцу это нравилось; Андромеду, например, он считал слишком обыкновенной, а маленькая Нарцисса, по его мнению, слишком цеплялась за подол матери, а ведь Цисси исполнилось всего лишь четыре! Но отец всегда судил других слишком строго, это относилось и к дочерям, он не хотел, чтобы они выросли маленькими принцессами. При этом он не осознавал, что сам слишком многое позволяет Белле. Белла уже выросла принцессой, и Андромеде хотелось стать такой же. Поэтому она пыталась подражать Белле. Чтобы тоже стать особенной. Чтобы понравиться отцу. Чтобы тот гордился и ею.

Поздним вечером, когда девочки уже давно лежали в своих кроватях и какая-то надоедливая муха все жужжала над ухом Андромеды, выводя ее из себя, старшая сестра доверила ей тайну. В тишине ночи голос Беллы звучал зловеще.

— Слушай, Меда.

— Да?

— Может, мухи — это лишь тренировка на будущее.

— Будущее? — Андромеда устала и больше всего на свете хотела спать, но насекомое так жужжало, так надоедало, что Андромеда уже почти понимала сестру с ее манией убивать мух. Лучше бы их вообще не существовало!

— Да. Представь себе: каждая муха — это грязнокровка, ну, или, на худой конец, предатель крови. Тогда игра становится интереснее, да?

Но Андромеда слишком устала, чтобы следить за мыслями сестры. Она уже почти провалилась в мир снов, лишь на краю сознания ей слышен был голос Беллы:

— Ага! — победоносно воскликнула та, и послышался шлепок. А потом воцарилась благословенная тишина, и девочки быстро уснули.

На следующее утро лишь останки раздавленной мухи на стене напоминали о том, кто так мешал Андромеде заснуть.

Андромеду передернуло при этом воспоминании. Интересно, почему ей вспомнилась Белла и ее охота на мух именно сейчас?

Но времени на долгое раздумье не было. Она и так опаздывала на первый урок. К сожалению, Андромеда была единственной слизеринкой на курсе, выбравшей Древние руны, поэтому уже в Большом зале она попрощалась с подругами, которым нужно было идти в другую сторону.

Как же Андромеда ненавидела уроки с шумными гриффиндорцами, рейвенкловцами и хаффлпафцами, но у нее не было выбора — родители решили за нее, какие предметы стоит выбрать. Прорицания и Уход за магическими животными родители считали чушью, про Маггловедение и говорить не стоило, поэтому сестры Блэк еще до поступления в школу знали, что когда-нибудь им придется посещать Арифмантику и Древние руны. Такова была семейная традиция, дискуссии были бессмысленны.

Единственное, что хоть немного скрашивало занятия, был один мальчик, который тоже посещал Руны.

Вот уже несколько недель назад Андромеда заметила, что у нее появился безмолвный обожатель. Он был с того же курса, только из Хаффлпаффа, и на Древних рунах сидел в ряду у окна. Вот и все, что она знала о нем. Андромеда даже не знала его имени, или, может, когда-то знала, но из верности принципам уже забыла. Белла посчитала бы его — с темно-русыми волосами и кругловатым дружелюбным лицом — незаметным и скучным. Но Андромеде нравилось, что мальчик во время урока то и дело украдкой поглядывал на нее.

Она страшилась узнать его имя. Потому что если он происходил не из старинной чистокровной семьи, ей придется забыть о нем навсегда. Этого требовал от нее Toujours Pur. Семья и чистая кровь были важнее нечистокровного поклонника, каким бы милым он ни был.

Когда Андромеда хотела свернуть к кабинету Древних рун, она услышала свое имя, произнесенное незнакомым голосом, и остановилась как вкопанная, прислушиваясь к словам, вместо того, чтобы пройти к кабинету.

— …ни малейшего шанса, — произнес мальчишеский голос.

Вслед за этим кто-то тяжело вздохнул.

— Сделай одолжение, Тед, — вмешалась какая-то девочка. Андромеде показалось, что она узнала Элисон Роупер, хаффлпаффку, с которой они волей-неволей должны были сидеть за одним столом на Арифмантике. — Выкинь лучше эту сумасшедшую из головы. Сестры Блэк повернутые. Это же всем известно.

У Андромеды от возмущения дар речи пропал. Если бы на ее месте была Белла, та уже давно ворвалась бы в кабинет с поднятой наизготовку палочкой и задала бы этой Роупер жару.

«Полукровки стали слишком многое себе позволять», — уже почти услышала Андромеда презрительный голос сестры. Но она — не Беллатрикс, она осталась стоять за поворотом в класс, ожидая, не услышит ли от хаффлпаффцев еще каких «комплиментов» в свой адрес. Андромеде странно было слышать подобное о себе, ведь она же ничего не сделала этой Роупер. Наоборот, на Арифмантике они неплохо сработались и на последнем уроке получили от профессора Вектор высший балл за свои расчеты. Но сейчас это не считалось, сейчас Андромеда была сестрой Беллы, да к тому же еще и Блэк. «Предрассудки с их стороны настолько же огромны, как и с нашей», — подумалось Андромеде, и это почему-то ее очень расстроило.

— Я слышала от кузена, что Беллатрикс каждую ночь соблазняет какого-нибудь типа. Ей без разницы внешность и возраст — единственное, что она хочет, — попробовать их чистую кровь.

Андромеда закатила глаза: ну что за глупость! Но она была не единственной, кого позабавило высказывание девочки.

— Ты, кажется, путаешь ее с вампиром, Элисон, — ухмыльнулся другой мальчик.

— Ничего я не путаю! Эта девица — сущая гадина, слышите? Это же видно по ее абсолютно безумному…

Внезапно Роупер замолчала, потому что Андромеда быстро вошла в класс. Она не могла больше выносить эту чушь.

Андромеде хотелось пройти на свое место с таким же высокомерным видом, как Беллатрикс, поэтому она задрала подбородок кверху, не удостаивая внезапно замолчавших хаффлпаффцев ни единым взглядом.

«Белла гордилась бы мной», — подумала Андромеда, слегка улыбаясь про себя.

Но тут ее нога зацепилась за ремешок стоящего в проходе рюкзака, и, потеряв равновесие, Андромеда полетела вниз, со всей силы ударившись подбородком об угол массивной школьной парты.

Наверное, это выглядело ужасно смешно. Вот только почему-то никто не смеялся.

— Господи, с тобой все в порядке?

Мальчик, который тайком поглядывал на нее во время уроков, подбежал к ней и, схватив за плечи, рванул вверх, помогая подняться. На столешнице образовалась лужица крови. Андромеда легонько дотронулась до пульсирующего болью подбородка — на пальцах виднелась кровь.

«Как у той мухи, размазанной по стене нашей детской», — не могла не подумать она.

Сперва ей хотелось огрызнуться: «Я что, выгляжу, будто все в порядке?», но смысла вести себя, как гордая Беллатрикс, больше не было. Она попыталась — и к чему это привело?

— Ты разбила подбородок, — снова произнес явно очевидную вещь мальчик, которого, судя по разговорам, звали Тед. — Я провожу тебя в Больничное крыло.

— Нет, благодарю, — она же не тяжелобольная. Ей просто хотелось провалиться сквозь землю — от стыда.

— Но у тебя кровь идет.

— Я пойду в Больничное крыло, но одна.

— Но…

Андромеда не стала слушать, что он еще скажет, развернулась и вышла и из кабинета почти так же стремительно, как и вошла. Она бы все отдала, чтобы этой позорной сцены никогда не было. А все из-за того, что она пыталась быть высокомерной, как сестра. Вот только почему Белла никогда не спотыкается?

— Давай понесу твою сумку. Может, дать носовой платок?

Этот… Тед шел рядом с ней с довольно обеспокоенным видом.. Андромеда лишь раздраженно вздохнула. Она пыталась зажать рану ладонью, но кровь просачивалась сквозь пальцы и капала на каменные плиты коридора. Вот завхоз Аргус Филч обрадуется! Только бы не попасться ему навстречу для полного счастья!

— Я на твоем месте поостереглась бы, — сказала она этому липучке, который шел рядом, — я ведь тоже могу оказаться гадиной, правда?

Ведь слизеринцы — змеи, а змеи для многих равнозначны гадинам. И этот барсук наверняка думает так же.

Но этот Тед смущенно рассмеялся:

— Нет, не можешь. Элис не стоило говорить так. Я уверен, что твоя сестра…

— МЕДА! Что случилось? И кто, извини меня, это такой?

Да, помяни черта… Беллатрикс, или по-другому «сущая гадина», шла им навстречу со своей свитой — в которой были, разумеется, одни лишь мальчики. Ее неодобрительный взгляд был направлен на хаффлпаффца, идущего рядом с сестрой, а не на окровавленный подбородок Андромеды.

— Идите дальше, Родольфус, — приказала Белла одному из братьев Лестрейндж. Тот, не медля ни секунды, удалился вместе с четырьмя другими мальчиками. Белла отдавала приказы — задачей других было подчиняться. Будучи семикурсницей, она пользовалась в Слизерине огромным авторитетом. Иногда Андромеда сомневалась, сможет ли Белла найти себе достойного мужа, при таких-то замашках.

— Кто это? — повторила Белла. Она почти с отвращением смотрела на желтый галстук Теда. Символичным было и то, что она обращалась с вопросом не к нему самому, для нее он был не больше, чем грязь под ногами. Для нее хаффлпаффец был все равно что надоедливой мухой, тогда как младшая сестра — прекрасной бабочкой.

— Это… это Тед, — невыразительно произнесла Андромеда. Она наконец прижала к ране бумажный платок, который Тед все же умудрился сунуть ей в руку.

— Тед, а дальше? — спросила подозрительно Белла, приподняв одну из своих идеально изогнутых бровей.

Андромеда открыла было рот. Подбородок ужасно болел, а вместе с ним и вся нижняя челюсть.

— Э-э-э… — она беспомощно посмотрела на однокурсника. Вот он, наверное, удивляется, что за три года совместного посещения Древних рун она так и не удосужилась запомнить его фамилию. С другой стороны — несколько минут назад она и имени-то его не могла припомнить.

— Тед Тонкс, — представился мальчик сам. То, каким образом он произнес свое имя — спокойно и с достоинством, — понравилось Андромеде. В отличие от Беллатрикс.

— Тонкс? — на ее губах расцвела злорадная ухмылка. Именно та, что заставляла других называть ее «сумасшедшей» или «безумной». — Грязнокровка?

Андромеда возмущенно посмотрела на сестру, но Тед Тонкс бесстрашно глядел в глаза Белле. Он только глядел, ничего не говоря. Гриффиндорец на его месте, пожалуй, уже врезал бы посильнее, рейвенкловец защитил бы себя вербально. Но Тед, как истинный хаффлпаффец, просто спокойно смотрел на Беллатрикс. Белле , похоже, совсем не понравилось, что кто-то осмеливается не придерживаться правил ее игры.

— Кто это сделал, Меда? Этот грязнокровка, который скоро превратится в покойника?

— Что?! Нет, я всего лишь упала, а он во что бы то ни стало хотел…

Но Белла не слушала, она смотрела Теду в глаза.

А тот абсолютно не давал вывести себя из равновесия. Белла подступила к нему ближе. Совсем близко. Приблизив свои губы к его уху, она прошептала тихо, однако Андромеда все равно услышала каждое слово; шепот был холодным, как лед:

— Я предупреждаю тебя, грязнокровный ублюдок Тедди Тонкс. Если ты хоть раз прикоснешься к моей сестре, то превратишься в мертвого грязнокровку.

Это прозвучало не как угроза, а как обещание. Белла толкнула Теда так, что тот потерял равновесие и впечатался в стену позади него, рассадив локоть об острый выступ каменной кладки.

— Можешь хоть совсем истечь кровью, малыш Тедди. Твоя кровь ничего не стоит.

Беллатрикс подошла к Андромеде, выхватила пропитанный кровью бумажный носовой платок и кинула его в лицо Теда. А затем, звонко расхохотавшись, взяла пребывающую в шоке сестру за руку, чтобы лично проводить ее до Больничного крыла, оставив Теда Тонкса сидеть съежившимся у каменной стены.

Для Андромеды этот момент стал переломным.

Она наконец прозрела.

Другие были правы.

Беллатрикс была сумасшедшей, спятившей, не в своем уме.

Toujors Pur был сплошным безумием.

Андромеда тяжело сглотнула, потому что тот мир, который был родным для нее на протяжении стольких лет, в миг разлетелся на куски, и ничто не будет больше таким, как раньше. В этот вечер Андромеда, лежа в постели, оплакивала потерю старшей сестры, а также родителей и Нарциссы. Она оплакивала начало конца. И горевала о Теде Тонксе, который после сегодняшнего наверняка никогда больше не посмотрит на нее с так нравившейся ей заразительной улыбкой, потому что наверняка считает ее теперь такой же сумасшедшей, как ее сестра. Впервые в жизни это перестало быть комплиментом. Андромеда больше не хотела быть похожей на Беллу. Она хотела научиться быть самой собой.

* * *

«Почему?»

Прошли годы, много-много лет.

Когда-то густые тёмные волосы Андромеды поседели от времени. Она уже давно выплакала все слезы, что выпали на ее долю.

Андромеда еще в юности перестала быть Блэк, но настоящей Тонкс она так и не стала. Наверное, она застряла где-то посередине. Ни то ни се. Точно так же она чувствовала себя иногда, будучи средним ребенком в семье. Андромеда снова посмотрела на могильную плиту перед собой, на которой было выбито имя сестры. Разумеется, та была погребена в семейной могиле Блэков, поэтому изречение на камне гласило лишь Toujours pur.

Андромеда фыркнула. Ей было привито с молоком матери, что эти слова чрезвычайно важны, ее с детства приучили любить и чтить девиз семьи, но сейчас при виде этих слов она испытывала лишь отвращение. Смысл, заключенный в Toujours pur, виноват во многих бедах и горестях магического мира.

Андромеда и сама не знала, зачем приходит сюда, она не любила бывать здесь. Она НЕ желала Белле покоиться с миром, часть ее даже хотела надругаться над последним пристанищем сестры. За то, что та сделала. За то, что та отняла у нее. Но больше, чем мести, ей хотелось получить ответ на один-единственный вопрос: «Почему?»

«Почему, Белла?» — шептала она снова и снова. Ветер уносил ее слова, оставляя без ответа. Потому что у Беллы не было никакой причины вести себя, как монстр, и это было ужаснее всего. Бессмысленные пытки и убийства многих невинных людей лежали на ее совести. Людей, которые были для неё не больше чем мухами, которых она ловила в детстве.

Уже после смерти сестры Андромеда упрекала себя, что просмотрела знаки, указывавшие, в кого может превратиться Белла. Беллатрикс стала монстром, отравленным патологическим безумием, человеком плохим до мозга костей. Андромеда уже давно это замечала и все же не верила, что Белла зайдёт так далеко. Сестра забрала у неё самое дорогое. Самое драгоценное сокровище. Ее дочь.

«Почему, — хотелось ей кричать в небо, — почему, почему, почему? Я же была твоей сестрой!»

Как человек может стать таким? Таким полным ненависти и не способным на сострадание? Как можно — со злорадной улыбкой на губах и равнодушно пожимая плечами — убить собственного кузена и племянницу, как будто это нечто обыденное?

«Равнодушие во сто крат хуже ненависти», — поняла Андромеда.

Мух со временем заменили люди. У них появились лица: Сириус Блэк и Нимфадора. Фрэнк и Алиса Лонгботтом. И другие, имен которых Андромеда так никогда и не узнает.

Белла поймала много мух, так много!

«Разве мух жалко? Да даже если их сотня или тысяча?» — эхом раздался в голове холодный голос Беллатрикс. Там, где находится сердце, внезапно заныло при звуке фантомного голоса сестры. Уже давно в сердце Андромеды появилась пустота, горько именуемая ею «чёрной дырой», как напоминание о «черной» фамилии родной семьи, слишком легко выжегшей ее с фамильного древа. Вторую, свою настоящую семью, она выбрала сама: Эдвард Тонкс, любовь ее жизни, и Нимфадора, абсолютно желанный ребенок. Оба навсегда останутся в ее сердце, тем более, что у нее есть внук с именем мужа и яркими, меняющими цвет, волосами дочери.

— Мне жаль каждую, — громко произнесла Андромеда, обращаясь к фантому сестры, будто та стояла рядом и все слышала, а не гнила глубоко под землёй.

Ведь когда вещи начинают вызывать безразличие, именно это и становится началом конца.