Серые кардиналы (джен)

Полшестого! На часах было уже полшестого, а я все еще торчала на работе в ожидании правленого макета. Муж настойчиво перезванивал каждые десять минут, напоминая, что сегодня мы идем на концерт, и мне, по-хорошему, давно пора уже штурмовать общественный транспорт.

В наушниках Брижит Бардо с придыханием признавалась в любви Гансбургу. Тот с сексуальной хрипотцой в голосе отвечал: «moi non plus»(1).

— Й-а-а п-почти зак-к-ончил с п-правкой м-мак-кета, — заикаясь, выдал Нуно, наш дизайнер-фрилансер. — Т-ты ув-верена, что не хочешь предложить ещ-щ-ще пару-тройку в-в-вариантов? Если что — я б-б-быстро, н-нарaботки есть!

Нуно заикался сильно, без шуток, но абсолютно не комплексовал по этому поводу. Некоторые заики, когда не могут справиться с дефектом, пропевают слова, Нуно же просто повышал голос. Сильно повышал. У него и так голосище был дай бог каждому прапору, но, когда он волновался, находиться с ним в одном помещении становилось просто невыносимо. Сейчас Нуно как раз волновался, так что разговор перевалил по децибелам за уровень шума, производимого машинным отделением на пароходе.

— Нет.

— Ну подумай об этом...

Я показательно задумалась, постучала пальцем по нижней губе.

— Подумала. Мой ответ — нет. Хотя... — протянула я задумчиво, — нет, все равно нет. Просто оставь это. Я уже эту CVA(2) по ночам в кошмарах вижу. То трава им неправильного зеленого цвета, то небо слишком или недостаточно синее, то иконки им не угодили... Нуно, я просто хочу, чтобы все это закончилось, чтобы мы сдали этот трижды проклятый проект и забыли о нем, как о страшном сне.

— Но...

— Никаких но! И вообще, я на концерт опаздываю. Добивай правки, отправляй мне PDF и большое спасибо, увидимся в понедельник.

Нуно трубно вздохнул и ушел работать.

На самом деле, концерт меня интересовал только потому, что одним из основателей выступающей группы был Джош Хомм, гитарист и певец из Queen of the Stone Age. А такое мы с мужем пропустить просто не могли.

Телефон вновь ожил, завибрировав. Вспомни черта.

— Ты уже едешь? — каркнула трубка голосом мужа.

— Почти, — пискнула я в ответ.

Я знала, что получу на орехи. Но существовал выгодный договор с приличной помесячной оплатой, так что опоздание на концерт, как и недовольство мужа — исключительно мои проблемы.

— Ладно, встречаемся перед Батакланом. И не опаздывай, очень тебя прошу, — проворчал муж и отключился.

— Скоро выхожу. Только пару писем отправлю — и подрываюсь, — пообещала я телефону, набирая стандартные формулы вежливой профессиональной переписки.

Полчаса спустя, гаркнув в никуда пожелание провести отличные выходные, я помчалась к метро.

Концерт был неплох — ничего выдающегося, но голову от рабочих моментов освобождал отлично. Мы втянулись, муж изображал то басиста, то ударника. Я, просто поддавшись моменту, вскинула над головой руку с пальцами, зажатыми козой... Все было отлично. До тех пор, пока не раздались выстрелы. Несколько парней со стеклянными глазами, выкрикивая «Аллах Акбар», ливанули свинцом по ближайшим к выходу рядам, именно тем, где стояли мы с мужем, из-за моего опоздания не сумев пробраться ближе к сцене. Голову резко толкнуло вбок. Концерт Eagles of Death Metal закончился немного не так, как я ожидала.

* * *

Тишину взорвал звон будильника. Не тихая, спокойная мелодия, вот уже не первый год выставленная на эту функцию телефона, а самый настоящий, ни с чем не сравнимый рев антикварного монстра. Чуть не подпрыгнув, я зашарила спросонья руками в темноте, сбила будильник на пол, потянувшись за ним, упала с кровати, оказавшейся странно высокой.

Руки дрожали и не слушались, а сердце билось где-то в горле. Кое-как отключив зуммер, я со стоном привалилась к кровати, усевшись на пол и потирая отбитые части тела.

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы стало видно лицо какой-то женщины.

— Гермиона? Уже проснулась, дорогая? Ну, спускайся завтракать, — и, еще раз улыбнувшись, она исчезла, оставив дверь приоткрытой.

— Гермиона? Какая Гермиона?... Эта та, которая... Так, стоп, что за черт?

Света из коридора было достаточно для того, чтобы найти выключатель. Увиденное меня испугало. Все вокруг мне было незнакомо: и светло-бежевые стены, и аккуратная лепнина у потолка, и высокое окно с широким подоконником. И письменный стол с аккуратными стопками учебников на английском языке, и книжный шкаф, пестрящий корешками книг с теснением латиницей. И массивный платяной шкаф. И здоровенный плюшевый пес в углу. На учебниках экслибрисом имя: Гермиона Грейнджер.

В голове было пусто и звонко. Я нерешительно приоткрыла дверцу одежного шкафа. На обратной стороне дверцы было зеркало... Это безумное ощущение — смотреть на себя в зеркало и видеть абсолютно другого человека.

В животе комом свернулся страх, к горлу подкатилась тошнота. Это теперь — я? Схватила со стула белый в цветочек халат и, завернувшись в него, обняла себя руками...

Я поймала себя на том, что стою, покачиваясь, тупо уставившись в стену.

— Соберись, тряпка, — сказала я себе, профилактически похлопав себя по щекам.

Страшно или нет, а надо было на что-то решаться, что-то делать... Вот только, что? О родителях Гермионы и ее с ними отношениях в книгах Ро было очень мало, если не сказать ничего. И как себя с ними вести? Я подошла к окну, отдернула шторы и, поднатужившись, отвернула тугой шпингалет. Распахнула ставни. На улице было серо, но воздух был теплым.

— ОК. Значит, сейчас лето. Ну, или ранняя осень. Или поздняя весна... Да, никудышный из тебя Шерлок, милочка...

С тяжелым вздохом я приняла решение выйти к людям. Если надо решаться, то почему не сейчас? Собравшись с духом и повторяя, как мантру, «Русские не сдаются» и «Не дождетесь» я осторожно выглянула за дверь. Выход из комнаты располагался на пролете лестницы, уходившей спиралью под крышу и спускавшейся вниз, судя по всему, на первый этаж. Освещение обеспечивали настенные светильники с растительным орнаментом. Справа от моей двери располагалась еще одна, с красноречивой гравюркой, изображающей писающего мальчика.

Не успела я дотронуться до ручки двери, как она распахнулась, едва не ударив меня по лбу.

— О, извини. Доброе утро! — обезоруживающе улыбнулся мужчина, выходя и уступая мне место.

Я криво улыбнулась в ответ и проскользнула у него под рукой. Слишком поспешно закрывая дверь, я умудрилась качественно ею хлопнуть, и это меня испугало еще сильнее. Справив нужду и кое-как успокоившись, я-таки решилась выйти и спуститься к родителям.

Вопреки моим ожиданиям и страхам, они не обратили на меня особого внимания. Они вообще мало что замечали, кроме утренней прессы. «Папа» спрятался за страницами экономического раздела «Le Monde». «Мама» укрылась остальной частью газеты так, что видна была только рука с чашкой.

— Пятнадцать минут ужаса, пять минут аутотренинга и чертова прорва сожженых нервных клеток, а они даже в мою сторону не посмотрели, — пробормотала я про себя, глядя на только что закрывшуюся входную дверь. — Что же, тем лучше для меня.

Календарь на кухне подсказал, что на дворе тысяча девятьсот девяносто первый год. Телевизор помог определиться с точной датой. Двадцать пятое июня. Что ж, это было хорошей новостью. У родителей продержаться остается всего-ничего, а в Хоге Гермиону еще никто не знает. Жить можно.

После детального осмотра моей комнаты, на столе обнаружился ежедневник с планами на день. В планы входило чтение, чтение и… я про чтение упомянуть не забыла? Настоящая Грейнджер скрупулезно и дотошно, аккуратным подчерком, по минутам, расписала из какой книги сколько страниц, плюс, с которой по которую, ей нужно прочесть за день... Потрясающе.

Я опасалась, что человеку с пусть и приличным, но только разговорным и медицинским английским вокабуляром(3) будет сложно понять термины и специфический лексикон, использованные в учебниках. Поэтому я решила следовать намеченному графику и потянулась к стопке книг на столе. Учебники проблем не доставили ни в плане английского, ни в плане благополучно забытого школьного курса. Видимо, в моем лицее все-таки учили на совесть.

Потянув к себе «Маленького принца» на французском из книжного шкафа, я вместе с ним вытащила и еще одну книжку, напоминавшую толстую тетрадь.

И это был джекпот — мне в руки попал дневник Грейнджер!

— Это я удачно зашла! — с улыбкой промурлыкала я, открывая обложку.

Что тут сказать, у меня не возникло проблем при чтении учебников, но за значением пары слов из дневника пришлось лезть в толковый словарь. Гермиона интересовалась психологией. Вываливая в дневник истории своих перипетий в школе с жестокими одноклассниками, она не переставала пытаться анализировать свое и чужое поведение. Она описывала само событие с некоторой толикой наивной обиды на детскую жестокость, а затем пускалась в пространные рассуждения относительно возможных психологических синдромов, которые могли вызвать подобное поведение... Это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Одним из положительных последствий прочтения стало то, что по ходу повествования в голове как бы сами собой складывались картинки событий. Вот симпатичная блондинистая Келли, соседская дочка, с которой Гермиона дружила лет этак до пяти, доверяла ей все секреты, самые личные мысли, смотрит со смесью отвращения и злости. Оказавшись с Гермионой в одном классе, она быстро поняла, что дружба с «самой непопулярной девочкой младшей школы» мало чем ей поможет, а может и навредить. Поэтому, видимо, она, в числе других заводил, по дороге из школы нагнала ничего не подозревающую бывшую подругу и толкнула в лужу.

— Интересный эффект, — сказала я себе. Похоже, память о жизни Гермионы осталась где-то в зоне досягаемости, но ее нельзя было получить напрямую. Это было чем-то похоже на интернет-поисковики: пока не задашь четкие параметры, ничего, вроде бы, не происходит, но если точно представишь, о чем хочешь вспомнить, буквально перед глазами встанет яркий образ или информация.

Так и прошел день. В районе семи вечера вернулись родители и поругали меня за то, что я опять забыла пообедать. Слово «опять» меня порадовало и примирило с их недовольством. Пока отец травил байки о прошедшем рабочем дне, горластых детях, бешеных водителях и мерзкой собаке родителей Келли, Эмма Грейнджер разогревала индийский фаст фуд, прихваченный по дороге с работы.

Дэн, откинувшись на спинку дивана, жаловался на Пиночета, соседскую собаку. Не вспомню точно, как называется порода. Это было что-то маленькое, дрожащее и лупоглазое. Как и у всех жертв селекции у Пиночета наблюдалось расстройство нервной системы, мерзкий характер и подленький нрав. Главным развлечением животины было спрятаться за живой изгородью, дождаться прохожего, так чтоб ноги поравнялись с носом и истерично... даже не залаять, завопить на пределе легких. Все соседи об этом знали и обходили дом Макгвайеров по другой стороне улицы. Нам не повезло. Парковка примыкала к их саду и Пиночет частенько приветствовал нас, когда мы выгружались из машины.

— Положи подключенный шланг около парковки. Выходя, незаметно подними его и прeвентивно облей куст. Пиночет — трус и истерик. Надолго запомнит.

Отец замер, глядя на меня так, будто на его глазах из моих плеч выросла вторая голова, и рассмеялся.

— Кто ты, и что ты сделала с моей дочерью? А как же твои любимые принципы ненападения? Ты же сама говорила, что все проблемы можно решить миром? — сквозь смех спросил он.

— И как ты думаешь договариваться с собакой, на которую даже у хозяев управы нет? Усесться рядом с лающим кустом и объяснить ему, что он в корне неправ, и его поведение компрометирует достойную чету Макгвайеров, хотя довольно-таки гармонично сочетается с характером их дочери? Ну не смотри на меня так, — сквозь смех выдавила я, оставив надежду выглядеть солидно, — могу я себе позволить хотя бы посоветовать сделать пакость, если не способна на нее лично?

— Подстрекательница! — нарочито неверяще покачал головой отец, затем, хитро улыбнувшись, добавил: — Проверь завтра шланг.

Ужин был прерван неожиданным стуком в окно. Обернувшись, я заметила сову, интеллигентно стучащую в оконное стекло клювом.

— Интересно... — протянула я, вставая из-за стола, чтобы впустить птицу.

— Гермиона, ты же не собираешься открыть окно? — заволновалась мама, — Если птица залетит в комнату, вероятнее всего, сильно перепугается, оказавшись в замкнутом пространстве. Начнет биться и метаться и, возможно, пострадает.

— Кажется, у нее к лапке что-то привязано. Было бы неплохо это снять. Выглядит так, будто она абсолютно уверена, что прибыла по адресу и ей нужно попасть именно сюда. Смотрите, не боится и не улетает, — с этими словами я подошла к окну и взялась за шпингалет.

— Так, послушай, давай-ка Гринписом сегодня лучше подработаю я, — Дэн Грейнджер поднялся из-за стола и мягко оттер меня от окна.

Птица с олимпийским спокойствием проследила за рокировкой и, как только Дэн открыл окно, картинно протянула ему лапу с привязанным к ней чехлом.

— Однако, — протянул отец.

Чехол отстегнулся легко, и почтальонша, или почтальон, кто их там разберет, этих сов, улетела в ночь.

— И что тут у нас, — с любопытством протянул Грейнджер, отвинчивая крышку. Естественно, это было приглашение в Хогвартс. Стандартный текст из книги Ро сопровождал постскриптум, в котором говорилось, что профессор МакГонагалл прибудет завтра, чтобы сопроводить меня в магическую часть Лондона для покупки всего необходимого для обучения.

Мы с родителями в ступоре уставились друг на друга.

— Это что? — с крайней степенью непонимания на лице выдавила мама.

— Как-то уж слишком наворочено для обычной шутки. Поймать и натренировать сову, чтобы она сама без подсказок прилетела и долбилась в определенное окно. Сделать так, чтобы она далась в руки абсолютно незнакомому человеку... — задумчиво проговорила я. — Не знаю, как вы, но, думаю, гадать бесполезно. Эта загадочная МакГонагалл из Хогвартса обещала быть завтра. Предлагаю подождать и посмотреть, что будет.

— Э-э-э... — многозначительно протянул мистер Грейнджер. — В принципе, логика в твоих словах есть, но завтра — рабочий день. У нас пациенты. Большинство я смогу безболезненно перенести на другой день, но во второй половине дня у меня назначена миссис Мозерсоул. У нее полетел мост и странные боли. Отложить не получится.

Мама, сходившая за своим ежедневником, вернулась в комнату, задумчиво просматривая записи:

— У меня, в принципе, ничего срочного не назначено. Думаю, я могла бы освободить весь день. Хотя это и не очень удобно.

— Нет, это все-таки издевательство какое-то! Какое-то пернатое приносит бумажку с несусветной белибердой. В итоге мы, два занятых человека, должны все бросить, отказаться от планов на день, рабочий, я уточню, день. И ладно бы только это, предполагается, что мы впустим в дом какую-то незнакомую женщину, потому что, внимание, наша дочь, с которой мы живем под одной крышей почти двенадцать лет — волшебница.

— Ага, — подхватила миссис Грейнджер. — А потом предполагается, что мы отпустим тебя с ней непонятно куда и снабдим деньгами непонятно на что...

— Так, это все, конечно, неприятно, но давай-ка позвоним Дебби, чтобы она попыталась отменить на завтра все, что только возможно, — сказал Ден.

— Время позднее. Не уверена, что получится, — ответила миссис Гренджер. — Да и Дебби редко берет свои записи на дом.

— Ну значит, завтра с утра пораньше мы съездим в кабинет, попытаемся позвонить всем по максимуму и вернемся домой. Гермиона, только не смей никого впускать без нас. Обязательно дождись нашего возвращения!

На том, собственно, мы и порешили. Мы дружно убрали со стола и помыли посуду под аккомпанемент возмущённых высказываний Дэна и разошлись по интересам: я в комнату, читать, а Грейнджеры — отдыхать от рабочего дня перед телевизором.

Весь остаток вечера я посвятила чтению исповедей Гермионы. Там же я нашла признаки спонтанных выбросов магической энергии девочки. Перед глазами уже привычно вставали образы детей, начинавших спотыкаться на ровном месте, когда Гермиона злилась, ненормально-долгая жизнь единственного, подаренного троюродным кузеном, букета цветов... Больше всего порадовала картина того, как Пиночет выбрался из-за ограды и понесся в сторону Гермионы с явным намерением поточить зубы о ее ноги, но вдруг мелкий узурпатор резко затормозил, буквально впечатавшись тощей задницей в асфальт, еще сильнее выкатил и так огромные глаза, втянул головенку, и в ту же секунду помчался обратно, пробуксовывая лапами по асфальту. Любопытство было, к счастью, не чуждо Гермионе и вознаградило ее чудным представлением под названием «песец подкрался незаметно» или «поведение маленькой собаки в условиях острого поноса на отдельно взятом газоне».

Ведомая любопытством, я решила попробовать стимулировать контролированный выброс энергии. Усевшись, для пущей концентрации, в позу лотоса, я положила перед собой чайную ложку из удачно стащенной с ужина чашки с остывшим чаем. Сначала я вперилась в нее взглядом, упорно представляя, как она поднимается в воздух. Развитое ассоциативное мышление ни разу не помогало, и в голове назойливо крутился мальчик из Матрицы, портивший похожий кухонный прибор.

— Ложки не-е-е-ет... — протянула я загробным голосом, продолжая ее гипнотизировать. К моему удивлению, ложка с легким щелчком исчезла. Я моргнула и потрогала пол, там где лежала ложка. Предмет ощущался, но не виделся. Повертев перед глазами невидимую ложку, понюхав ее и даже сунув в рот, я нервно хохотнула и решила продолжить эксперимент. Я снова положила ложку на пол, сконцентрировалась и провыла: "Ложка е-е-е-е-есть..."

Ложка, в принципе, была, только мои действия ей оказались безразличны. Поэкспериментировав и так, и эдак, я отложила ложку, предварительно накрутив на нее резинку для волос, чтоб не потерялась, и, довольная собой, улеглась спать.

* * *

Утром родители раньше обычного подорвались в кабинет — дозваниваться записанным на сегодня пациентам. Минут через пять после того, как за ними закрылась дверь, послышался легкий хлопок с улицы. Звонок разразился трелью в тишине дома.

Через глазок я увидела сухопарую высокую женщину со стянутыми в пучок волосами и мелкими, острыми чертами лица. Старушка из фильма была поприятнее.

— Добрый день, а родителей нет дома. А мне нельзя открывать незнакомым людям, — овцой проблеяла я из-за закрытой двери.

— Вам не о чем беспокоиться, мисс Грейнджер, — веско и покровительственно ответила МакГонагалл. — Я профессор Хогвартса. Вы должны были вчера получить письмо. Вы вполне можете мне доверять, в конце концов, ближайшие семь лет вы будете учиться у нас.

— Тем не менее, родители отчетливо запретили мне впускать в дом незнакомых людей и попросили дождаться их, если вы прибудете раньше, чем они вернутся из кабинета, — попробовала настоять я.

— Что ж, это вполне разумно. К сожалению, я не вижу поблизости от вашего дома кафе, где я могла бы подождать приезда ваших родителей. Если вам не сложно, вы, пожалуй, могли бы вынести мне чашку кофе. Сидением я себя обеспечу.

Это звучало разумно, и я отправилась на кухню. В кофеварке еще оставался кофе, которого хватило на полчашки. Я быстренько сервировала поднос, куда поставила, кроме кофе, сахарницу, молочницу и вазочку с печеньем. По моим расчетам, МакГонагалл рисковала просидеть на крыльце час, как минимум.

Балансируя подносом, я потянулась к двери, та легко открылась, стоило прикоснуться к ручке. На крыльце в скромном кресле, обтянутом потертой кожей, сидела профессор, чинно сложив руки на коленях. Я повертела головой, ища, куда бы пристроить поднос. МакГонагалл взмахнула палочкой, и ближайшая ваза с буйно-цветущей петуньей превратилась в низкий круглый столик.

— Мама очень любит свои цветы, — прокомментировала я, не спеша ставить поднос.

— Не волнуйтесь, они не пострадают, — заверила МакГонагалл, слегка задетая практичностью моей реакции, и притянула к себе чашку с подноса Левиосой. — С вами ведь случались необычные ситуации вроде этой, — вкрадчиво поинтересовалась профессор.

— Мои вещи ни во что не превращались, и предметы вокруг не летали, насколько я помню, — осторожно ответила я. — Хотя вчера, после получения письма, у меня случайно получилось сделать невидимой чайную ложку.

В подробности процесса я вдаваться не хотела.

Похоже, МакГонагалл устроил ответ.

— Вы волшебница, мисс Грейнджер, как и я, — веско заметила профессор. — И вам жизненно необходимо понять, как пользоваться вашей силой.

— Я это понимаю, но все это как-то неожиданно, — вздохнула я, делая крошечный шажок по направлению к двери.

— Заставить предмет исчезнуть — это чары. И довольно приличный уровень, должна заметить, — проговорила МакГонагалл, настойчиво глядя мне в глаза, — тем более, если у вас это получилось более или менее осознанно. Превратить что-то во что-то другое, как я сделала с этим столиком — это трансфигурация. Всему этому и очень многому другому вы сможете научиться в Хогвартсе. Магия открывает потрясающие возможности тем, кто пожелает ее познать, — искушала МакГонагалл.

— Могу себе представить. То есть, я хочу сказать, не могу, но верю, — неуверенно улыбнулась я.

— Зельеварение — один из основных предметов — позволяет приготовить аналоги большинства известных вам лекарств и очень многое другое.

— Потрясающе! — с должным энтузиазмом отозвалась я. — А какие у вас преподаются иностранные языки?

— В Хогвартсе преподаются исключительно магические науки, — слегка поморщилась профессор.

— Как это — только магические науки? — удивленно переспросила я.

Когда я читала Роулинг, я была уверена, что в Хогвартсе были и другие, общеобразовательные предметы, но в силу банальности, их просто не описывали.

— Ну ладно, иностранные языки не преподаются. А словесность, литература, английский язык?

МакГонагалл покачала головой.

— Но позвольте, как же ваши ученики выполняют письменные задания, если обучение родному языку заканчивается в одиннадцать лет?! Или письменных заданий не бывает?

— Бывают, я бы даже сказала, что это основной способ текущей проверки знаний.

— И каково качество этих работ?

Профессор слегка поморщилась.

— И нет ни математики, ни химии, ни биологии…

— Будут арифмантика, если вы выберете ее на третьем курсе, зельеварение, уход за магическими существами.

— Их разрешат препарировать? В школе мы будем препарировать лягушек. А на зельеварении будут объяснять атомные структуры и соединения?

МакГонагалл уставилась на меня в легком ступоре.

— Профессор, простите меня, пожалуйста, все что вы рассказали — безумно интересно и увлекательно... Но у меня складывается впечатление, что после обучения в Хогвартсе о высшем образовании останется только мечтать.

— Хогвартс — лучшая волшебная школа в Англии, — использовала МакГонагалл убийственный аргумент.

— С точки зрения качества образования смею вас уверить — это не так. Про волшебную составляющую я, правда, сказать ничего не могу, но... Позвольте мне простое наблюдение. Судя по звучанию того заклятия, что вы произнесли, в основе чар используется латынь, но в списке учебников латинского языка не было. Получается, студентов учат, как попугаев, повторять набор отвлеченных странно-звучащих слов?

— Мисс Грейнджер, вы много себе позволяете...

— Я всего лишь честно говорю то, что думаю, профессор МакГонагалл. Если вас беспокоит то, что эти слова исходят от меня, ребенка, то мои родители, думаю, с удовольствием повторят то же самое. Правда, возможно, они не будут столь же корректны в выборе выражений. Понимаете, я прилагаю максимум усилий в учебе, потому что, вероятнее всего, кабинет моих родителей в один прекрасный день перейдет ко мне. Врач — это очень серьезная профессия, требующая широких знаний во многих областях. Сегодня я свободно говорю на двух языках, идеально умею оперировать всей доступной мне информацией по физике, химии, биологии, геометрии... И вот на год я попаду в мир, где изучение и использование всего этого невозможно. Да, я узнаю что-то новое. Но в остальном это будет регресс. Я люблю учиться, но даже я не уверена, что буду способна каждое лето восполнять лакуны в своем образовании и возвращать себе утраченные навыки.

— С одной стороны, мисс Грейнджер, я вас понимаю. С другой же, — сказала МакКошка с виноватой улыбкой, — у нас нет права рисковать потерей таких кадров... — она тяжело вздохнула. — Bы не вспомните об этом, но я должна вам сказать, что я прошу прощения и мне самой крайне неприятно то, что я обязана сделать.

Мои глаза сошлись на носу, сфокусировавшись на кончике волшебной палочки, словно ниоткуда появившейся в руке профессора... Дальше было серое озеро, плывущая под ногами земля и ощущение тошноты на границе сознания.

(1) Дословно: «я тоже — нет». В данном контексте — я тоже тебя не люблю. https://www.youtube.com/watch?v=v3nHpnhu8Ds

(2) CVA — от Сore Visual Aid — брошюра, используемая представителями лабораторий при продвижении и продаже медикаментозных препаратов

(3) Вокабуляр — словарный запас по определенной теме.