Серые кардиналы (джен)

Полшестого! На часах было уже полшестого, а я все еще торчала на работе в ожидании правленого макета. Муж настойчиво перезванивал каждые десять минут, напоминая, что сегодня мы идем на концерт, и мне, по-хорошему, давно пора уже штурмовать общественный транспорт.

В наушниках Брижит Бардо с придыханием признавалась в любви Гансбургу. Тот с сексуальной хрипотцой в голосе отвечал: «moi non plus»(1).

— Й-а-а п-почти зак-к-ончил с п-правкой м-мак-кета, — заикаясь, выдал Нуно, наш дизайнер-фрилансер. — Т-ты ув-верена, что не хочешь предложить ещ-щ-ще пару-тройку в-в-вариантов? Если что — я б-б-быстро, н-нарaботки есть!

Нуно заикался сильно, без шуток, но абсолютно не комплексовал по этому поводу. Некоторые заики, когда не могут справиться с дефектом, пропевают слова, Нуно же просто повышал голос. Сильно повышал. У него и так голосище был дай бог каждому прапору, но, когда он волновался, находиться с ним в одном помещении становилось просто невыносимо. Сейчас Нуно как раз волновался, так что разговор перевалил по децибелам за уровень шума, производимого машинным отделением на пароходе.

— Нет.

— Ну подумай об этом...

Я показательно задумалась, постучала пальцем по нижней губе.

— Подумала. Мой ответ — нет. Хотя... — протянула я задумчиво, — нет, все равно нет. Просто оставь это. Я уже эту CVA(2) по ночам в кошмарах вижу. То трава им неправильного зеленого цвета, то небо слишком или недостаточно синее, то иконки им не угодили... Нуно, я просто хочу, чтобы все это закончилось, чтобы мы сдали этот трижды проклятый проект и забыли о нем, как о страшном сне.

— Но...

— Никаких но! И вообще, я на концерт опаздываю. Добивай правки, отправляй мне PDF и большое спасибо, увидимся в понедельник.

Нуно трубно вздохнул и ушел работать.

На самом деле, концерт меня интересовал только потому, что одним из основателей выступающей группы был Джош Хомм, гитарист и певец из Queen of the Stone Age. А такое мы с мужем пропустить просто не могли.

Телефон вновь ожил, завибрировав. Вспомни черта.

— Ты уже едешь? — каркнула трубка голосом мужа.

— Почти, — пискнула я в ответ.

Я знала, что получу на орехи. Но существовал выгодный договор с приличной помесячной оплатой, так что опоздание на концерт, как и недовольство мужа — исключительно мои проблемы.

— Ладно, встречаемся перед Батакланом. И не опаздывай, очень тебя прошу, — проворчал муж и отключился.

— Скоро выхожу. Только пару писем отправлю — и подрываюсь, — пообещала я телефону, набирая стандартные формулы вежливой профессиональной переписки.

Полчаса спустя, гаркнув в никуда пожелание провести отличные выходные, я помчалась к метро.

Концерт был неплох — ничего выдающегося, но голову от рабочих моментов освобождал отлично. Мы втянулись, муж изображал то басиста, то ударника. Я, просто поддавшись моменту, вскинула над головой руку с пальцами, зажатыми козой... Все было отлично. До тех пор, пока не раздались выстрелы. Несколько парней со стеклянными глазами, выкрикивая «Аллах Акбар», ливанули свинцом по ближайшим к выходу рядам, именно тем, где стояли мы с мужем, из-за моего опоздания не сумев пробраться ближе к сцене. Голову резко толкнуло вбок. Концерт Eagles of Death Metal закончился немного не так, как я ожидала.

* * *

Тишину взорвал звон будильника. Не тихая, спокойная мелодия, вот уже не первый год выставленная на эту функцию телефона, а самый настоящий, ни с чем не сравнимый рев антикварного монстра. Чуть не подпрыгнув, я зашарила спросонья руками в темноте, сбила будильник на пол, потянувшись за ним, упала с кровати, оказавшейся странно высокой.

Руки дрожали и не слушались, а сердце билось где-то в горле. Кое-как отключив зуммер, я со стоном привалилась к кровати, усевшись на пол и потирая отбитые части тела.

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы стало видно лицо какой-то женщины.

— Гермиона? Уже проснулась, дорогая? Ну, спускайся завтракать, — и, еще раз улыбнувшись, она исчезла, оставив дверь приоткрытой.

— Гермиона? Какая Гермиона?... Эта та, которая... Так, стоп, что за черт?

Света из коридора было достаточно для того, чтобы найти выключатель. Увиденное меня испугало. Все вокруг мне было незнакомо: и светло-бежевые стены, и аккуратная лепнина у потолка, и высокое окно с широким подоконником. И письменный стол с аккуратными стопками учебников на английском языке, и книжный шкаф, пестрящий корешками книг с теснением латиницей. И массивный платяной шкаф. И здоровенный плюшевый пес в углу. На учебниках экслибрисом имя: Гермиона Грейнджер.

В голове было пусто и звонко. Я нерешительно приоткрыла дверцу одежного шкафа. На обратной стороне дверцы было зеркало... Это безумное ощущение — смотреть на себя в зеркало и видеть абсолютно другого человека.

В животе комом свернулся страх, к горлу подкатилась тошнота. Это теперь — я? Схватила со стула белый в цветочек халат и, завернувшись в него, обняла себя руками...

Я поймала себя на том, что стою, покачиваясь, тупо уставившись в стену.

— Соберись, тряпка, — сказала я себе, профилактически похлопав себя по щекам.

Страшно или нет, а надо было на что-то решаться, что-то делать... Вот только, что? О родителях Гермионы и ее с ними отношениях в книгах Ро было очень мало, если не сказать ничего. И как себя с ними вести? Я подошла к окну, отдернула шторы и, поднатужившись, отвернула тугой шпингалет. Распахнула ставни. На улице было серо, но воздух был теплым.

— ОК. Значит, сейчас лето. Ну, или ранняя осень. Или поздняя весна... Да, никудышный из тебя Шерлок, милочка...

С тяжелым вздохом я приняла решение выйти к людям. Если надо решаться, то почему не сейчас? Собравшись с духом и повторяя, как мантру, «Русские не сдаются» и «Не дождетесь» я осторожно выглянула за дверь. Выход из комнаты располагался на пролете лестницы, уходившей спиралью под крышу и спускавшейся вниз, судя по всему, на первый этаж. Освещение обеспечивали настенные светильники с растительным орнаментом. Справа от моей двери располагалась еще одна, с красноречивой гравюркой, изображающей писающего мальчика.

Не успела я дотронуться до ручки двери, как она распахнулась, едва не ударив меня по лбу.

— О, извини. Доброе утро! — обезоруживающе улыбнулся мужчина, выходя и уступая мне место.

Я криво улыбнулась в ответ и проскользнула у него под рукой. Слишком поспешно закрывая дверь, я умудрилась качественно ею хлопнуть, и это меня испугало еще сильнее. Справив нужду и кое-как успокоившись, я-таки решилась выйти и спуститься к родителям.

Вопреки моим ожиданиям и страхам, они не обратили на меня особого внимания. Они вообще мало что замечали, кроме утренней прессы. «Папа» спрятался за страницами экономического раздела «Le Monde». «Мама» укрылась остальной частью газеты так, что видна была только рука с чашкой.

— Пятнадцать минут ужаса, пять минут аутотренинга и чертова прорва сожженых нервных клеток, а они даже в мою сторону не посмотрели, — пробормотала я про себя, глядя на только что закрывшуюся входную дверь. — Что же, тем лучше для меня.

Календарь на кухне подсказал, что на дворе тысяча девятьсот девяносто первый год. Телевизор помог определиться с точной датой. Двадцать пятое июня. Что ж, это было хорошей новостью. У родителей продержаться остается всего-ничего, а в Хоге Гермиону еще никто не знает. Жить можно.

После детального осмотра моей комнаты, на столе обнаружился ежедневник с планами на день. В планы входило чтение, чтение и… я про чтение упомянуть не забыла? Настоящая Грейнджер скрупулезно и дотошно, аккуратным подчерком, по минутам, расписала из какой книги сколько страниц, плюс, с которой по которую, ей нужно прочесть за день... Потрясающе.

Я опасалась, что человеку с пусть и приличным, но только разговорным и медицинским английским вокабуляром(3) будет сложно понять термины и специфический лексикон, использованные в учебниках. Поэтому я решила следовать намеченному графику и потянулась к стопке книг на столе. Учебники проблем не доставили ни в плане английского, ни в плане благополучно забытого школьного курса. Видимо, в моем лицее все-таки учили на совесть.

Потянув к себе «Маленького принца» на французском из книжного шкафа, я вместе с ним вытащила и еще одну книжку, напоминавшую толстую тетрадь.

И это был джекпот — мне в руки попал дневник Грейнджер!

— Это я удачно зашла! — с улыбкой промурлыкала я, открывая обложку.

Что тут сказать, у меня не возникло проблем при чтении учебников, но за значением пары слов из дневника пришлось лезть в толковый словарь. Гермиона интересовалась психологией. Вываливая в дневник истории своих перипетий в школе с жестокими одноклассниками, она не переставала пытаться анализировать свое и чужое поведение. Она описывала само событие с некоторой толикой наивной обиды на детскую жестокость, а затем пускалась в пространные рассуждения относительно возможных психологических синдромов, которые могли вызвать подобное поведение... Это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Одним из положительных последствий прочтения стало то, что по ходу повествования в голове как бы сами собой складывались картинки событий. Вот симпатичная блондинистая Келли, соседская дочка, с которой Гермиона дружила лет этак до пяти, доверяла ей все секреты, самые личные мысли, смотрит со смесью отвращения и злости. Оказавшись с Гермионой в одном классе, она быстро поняла, что дружба с «самой непопулярной девочкой младшей школы» мало чем ей поможет, а может и навредить. Поэтому, видимо, она, в числе других заводил, по дороге из школы нагнала ничего не подозревающую бывшую подругу и толкнула в лужу.

— Интересный эффект, — сказала я себе. Похоже, память о жизни Гермионы осталась где-то в зоне досягаемости, но ее нельзя было получить напрямую. Это было чем-то похоже на интернет-поисковики: пока не задашь четкие параметры, ничего, вроде бы, не происходит, но если точно представишь, о чем хочешь вспомнить, буквально перед глазами встанет яркий образ или информация.

Так и прошел день. В районе семи вечера вернулись родители и поругали меня за то, что я опять забыла пообедать. Слово «опять» меня порадовало и примирило с их недовольством. Пока отец травил байки о прошедшем рабочем дне, горластых детях, бешеных водителях и мерзкой собаке родителей Келли, Эмма Грейнджер разогревала индийский фаст фуд, прихваченный по дороге с работы.

Дэн, откинувшись на спинку дивана, жаловался на Пиночета, соседскую собаку. Не вспомню точно, как называется порода. Это было что-то маленькое, дрожащее и лупоглазое. Как и у всех жертв селекции у Пиночета наблюдалось расстройство нервной системы, мерзкий характер и подленький нрав. Главным развлечением животины было спрятаться за живой изгородью, дождаться прохожего, так чтоб ноги поравнялись с носом и истерично... даже не залаять, завопить на пределе легких. Все соседи об этом знали и обходили дом Макгвайеров по другой стороне улицы. Нам не повезло. Парковка примыкала к их саду и Пиночет частенько приветствовал нас, когда мы выгружались из машины.

— Положи подключенный шланг около парковки. Выходя, незаметно подними его и прeвентивно облей куст. Пиночет — трус и истерик. Надолго запомнит.

Отец замер, глядя на меня так, будто на его глазах из моих плеч выросла вторая голова, и рассмеялся.

— Кто ты, и что ты сделала с моей дочерью? А как же твои любимые принципы ненападения? Ты же сама говорила, что все проблемы можно решить миром? — сквозь смех спросил он.

— И как ты думаешь договариваться с собакой, на которую даже у хозяев управы нет? Усесться рядом с лающим кустом и объяснить ему, что он в корне неправ, и его поведение компрометирует достойную чету Макгвайеров, хотя довольно-таки гармонично сочетается с характером их дочери? Ну не смотри на меня так, — сквозь смех выдавила я, оставив надежду выглядеть солидно, — могу я себе позволить хотя бы посоветовать сделать пакость, если не способна на нее лично?

— Подстрекательница! — нарочито неверяще покачал головой отец, затем, хитро улыбнувшись, добавил: — Проверь завтра шланг.

Ужин был прерван неожиданным стуком в окно. Обернувшись, я заметила сову, интеллигентно стучащую в оконное стекло клювом.

— Интересно... — протянула я, вставая из-за стола, чтобы впустить птицу.

— Гермиона, ты же не собираешься открыть окно? — заволновалась мама, — Если птица залетит в комнату, вероятнее всего, сильно перепугается, оказавшись в замкнутом пространстве. Начнет биться и метаться и, возможно, пострадает.

— Кажется, у нее к лапке что-то привязано. Было бы неплохо это снять. Выглядит так, будто она абсолютно уверена, что прибыла по адресу и ей нужно попасть именно сюда. Смотрите, не боится и не улетает, — с этими словами я подошла к окну и взялась за шпингалет.

— Так, послушай, давай-ка Гринписом сегодня лучше подработаю я, — Дэн Грейнджер поднялся из-за стола и мягко оттер меня от окна.

Птица с олимпийским спокойствием проследила за рокировкой и, как только Дэн открыл окно, картинно протянула ему лапу с привязанным к ней чехлом.

— Однако, — протянул отец.

Чехол отстегнулся легко, и почтальонша, или почтальон, кто их там разберет, этих сов, улетела в ночь.

— И что тут у нас, — с любопытством протянул Грейнджер, отвинчивая крышку. Естественно, это было приглашение в Хогвартс. Стандартный текст из книги Ро сопровождал постскриптум, в котором говорилось, что профессор МакГонагалл прибудет завтра, чтобы сопроводить меня в магическую часть Лондона для покупки всего необходимого для обучения.

Мы с родителями в ступоре уставились друг на друга.

— Это что? — с крайней степенью непонимания на лице выдавила мама.

— Как-то уж слишком наворочено для обычной шутки. Поймать и натренировать сову, чтобы она сама без подсказок прилетела и долбилась в определенное окно. Сделать так, чтобы она далась в руки абсолютно незнакомому человеку... — задумчиво проговорила я. — Не знаю, как вы, но, думаю, гадать бесполезно. Эта загадочная МакГонагалл из Хогвартса обещала быть завтра. Предлагаю подождать и посмотреть, что будет.

— Э-э-э... — многозначительно протянул мистер Грейнджер. — В принципе, логика в твоих словах есть, но завтра — рабочий день. У нас пациенты. Большинство я смогу безболезненно перенести на другой день, но во второй половине дня у меня назначена миссис Мозерсоул. У нее полетел мост и странные боли. Отложить не получится.

Мама, сходившая за своим ежедневником, вернулась в комнату, задумчиво просматривая записи:

— У меня, в принципе, ничего срочного не назначено. Думаю, я могла бы освободить весь день. Хотя это и не очень удобно.

— Нет, это все-таки издевательство какое-то! Какое-то пернатое приносит бумажку с несусветной белибердой. В итоге мы, два занятых человека, должны все бросить, отказаться от планов на день, рабочий, я уточню, день. И ладно бы только это, предполагается, что мы впустим в дом какую-то незнакомую женщину, потому что, внимание, наша дочь, с которой мы живем под одной крышей почти двенадцать лет — волшебница.

— Ага, — подхватила миссис Грейнджер. — А потом предполагается, что мы отпустим тебя с ней непонятно куда и снабдим деньгами непонятно на что...

— Так, это все, конечно, неприятно, но давай-ка позвоним Дебби, чтобы она попыталась отменить на завтра все, что только возможно, — сказал Ден.

— Время позднее. Не уверена, что получится, — ответила миссис Гренджер. — Да и Дебби редко берет свои записи на дом.

— Ну значит, завтра с утра пораньше мы съездим в кабинет, попытаемся позвонить всем по максимуму и вернемся домой. Гермиона, только не смей никого впускать без нас. Обязательно дождись нашего возвращения!

На том, собственно, мы и порешили. Мы дружно убрали со стола и помыли посуду под аккомпанемент возмущённых высказываний Дэна и разошлись по интересам: я в комнату, читать, а Грейнджеры — отдыхать от рабочего дня перед телевизором.

Весь остаток вечера я посвятила чтению исповедей Гермионы. Там же я нашла признаки спонтанных выбросов магической энергии девочки. Перед глазами уже привычно вставали образы детей, начинавших спотыкаться на ровном месте, когда Гермиона злилась, ненормально-долгая жизнь единственного, подаренного троюродным кузеном, букета цветов... Больше всего порадовала картина того, как Пиночет выбрался из-за ограды и понесся в сторону Гермионы с явным намерением поточить зубы о ее ноги, но вдруг мелкий узурпатор резко затормозил, буквально впечатавшись тощей задницей в асфальт, еще сильнее выкатил и так огромные глаза, втянул головенку, и в ту же секунду помчался обратно, пробуксовывая лапами по асфальту. Любопытство было, к счастью, не чуждо Гермионе и вознаградило ее чудным представлением под названием «песец подкрался незаметно» или «поведение маленькой собаки в условиях острого поноса на отдельно взятом газоне».

Ведомая любопытством, я решила попробовать стимулировать контролированный выброс энергии. Усевшись, для пущей концентрации, в позу лотоса, я положила перед собой чайную ложку из удачно стащенной с ужина чашки с остывшим чаем. Сначала я вперилась в нее взглядом, упорно представляя, как она поднимается в воздух. Развитое ассоциативное мышление ни разу не помогало, и в голове назойливо крутился мальчик из Матрицы, портивший похожий кухонный прибор.

— Ложки не-е-е-ет... — протянула я загробным голосом, продолжая ее гипнотизировать. К моему удивлению, ложка с легким щелчком исчезла. Я моргнула и потрогала пол, там где лежала ложка. Предмет ощущался, но не виделся. Повертев перед глазами невидимую ложку, понюхав ее и даже сунув в рот, я нервно хохотнула и решила продолжить эксперимент. Я снова положила ложку на пол, сконцентрировалась и провыла: "Ложка е-е-е-е-есть..."

Ложка, в принципе, была, только мои действия ей оказались безразличны. Поэкспериментировав и так, и эдак, я отложила ложку, предварительно накрутив на нее резинку для волос, чтоб не потерялась, и, довольная собой, улеглась спать.

* * *

Утром родители раньше обычного подорвались в кабинет — дозваниваться записанным на сегодня пациентам. Минут через пять после того, как за ними закрылась дверь, послышался легкий хлопок с улицы. Звонок разразился трелью в тишине дома.

Через глазок я увидела сухопарую высокую женщину со стянутыми в пучок волосами и мелкими, острыми чертами лица. Старушка из фильма была поприятнее.

— Добрый день, а родителей нет дома. А мне нельзя открывать незнакомым людям, — овцой проблеяла я из-за закрытой двери.

— Вам не о чем беспокоиться, мисс Грейнджер, — веско и покровительственно ответила МакГонагалл. — Я профессор Хогвартса. Вы должны были вчера получить письмо. Вы вполне можете мне доверять, в конце концов, ближайшие семь лет вы будете учиться у нас.

— Тем не менее, родители отчетливо запретили мне впускать в дом незнакомых людей и попросили дождаться их, если вы прибудете раньше, чем они вернутся из кабинета, — попробовала настоять я.

— Что ж, это вполне разумно. К сожалению, я не вижу поблизости от вашего дома кафе, где я могла бы подождать приезда ваших родителей. Если вам не сложно, вы, пожалуй, могли бы вынести мне чашку кофе. Сидением я себя обеспечу.

Это звучало разумно, и я отправилась на кухню. В кофеварке еще оставался кофе, которого хватило на полчашки. Я быстренько сервировала поднос, куда поставила, кроме кофе, сахарницу, молочницу и вазочку с печеньем. По моим расчетам, МакГонагалл рисковала просидеть на крыльце час, как минимум.

Балансируя подносом, я потянулась к двери, та легко открылась, стоило прикоснуться к ручке. На крыльце в скромном кресле, обтянутом потертой кожей, сидела профессор, чинно сложив руки на коленях. Я повертела головой, ища, куда бы пристроить поднос. МакГонагалл взмахнула палочкой, и ближайшая ваза с буйно-цветущей петуньей превратилась в низкий круглый столик.

— Мама очень любит свои цветы, — прокомментировала я, не спеша ставить поднос.

— Не волнуйтесь, они не пострадают, — заверила МакГонагалл, слегка задетая практичностью моей реакции, и притянула к себе чашку с подноса Левиосой. — С вами ведь случались необычные ситуации вроде этой, — вкрадчиво поинтересовалась профессор.

— Мои вещи ни во что не превращались, и предметы вокруг не летали, насколько я помню, — осторожно ответила я. — Хотя вчера, после получения письма, у меня случайно получилось сделать невидимой чайную ложку.

В подробности процесса я вдаваться не хотела.

Похоже, МакГонагалл устроил ответ.

— Вы волшебница, мисс Грейнджер, как и я, — веско заметила профессор. — И вам жизненно необходимо понять, как пользоваться вашей силой.

— Я это понимаю, но все это как-то неожиданно, — вздохнула я, делая крошечный шажок по направлению к двери.

— Заставить предмет исчезнуть — это чары. И довольно приличный уровень, должна заметить, — проговорила МакГонагалл, настойчиво глядя мне в глаза, — тем более, если у вас это получилось более или менее осознанно. Превратить что-то во что-то другое, как я сделала с этим столиком — это трансфигурация. Всему этому и очень многому другому вы сможете научиться в Хогвартсе. Магия открывает потрясающие возможности тем, кто пожелает ее познать, — искушала МакГонагалл.

— Могу себе представить. То есть, я хочу сказать, не могу, но верю, — неуверенно улыбнулась я.

— Зельеварение — один из основных предметов — позволяет приготовить аналоги большинства известных вам лекарств и очень многое другое.

— Потрясающе! — с должным энтузиазмом отозвалась я. — А какие у вас преподаются иностранные языки?

— В Хогвартсе преподаются исключительно магические науки, — слегка поморщилась профессор.

— Как это — только магические науки? — удивленно переспросила я.

Когда я читала Роулинг, я была уверена, что в Хогвартсе были и другие, общеобразовательные предметы, но в силу банальности, их просто не описывали.

— Ну ладно, иностранные языки не преподаются. А словесность, литература, английский язык?

МакГонагалл покачала головой.

— Но позвольте, как же ваши ученики выполняют письменные задания, если обучение родному языку заканчивается в одиннадцать лет?! Или письменных заданий не бывает?

— Бывают, я бы даже сказала, что это основной способ текущей проверки знаний.

— И каково качество этих работ?

Профессор слегка поморщилась.

— И нет ни математики, ни химии, ни биологии…

— Будут арифмантика, если вы выберете ее на третьем курсе, зельеварение, уход за магическими существами.

— Их разрешат препарировать? В школе мы будем препарировать лягушек. А на зельеварении будут объяснять атомные структуры и соединения?

МакГонагалл уставилась на меня в легком ступоре.

— Профессор, простите меня, пожалуйста, все что вы рассказали — безумно интересно и увлекательно... Но у меня складывается впечатление, что после обучения в Хогвартсе о высшем образовании останется только мечтать.

— Хогвартс — лучшая волшебная школа в Англии, — использовала МакГонагалл убийственный аргумент.

— С точки зрения качества образования смею вас уверить — это не так. Про волшебную составляющую я, правда, сказать ничего не могу, но... Позвольте мне простое наблюдение. Судя по звучанию того заклятия, что вы произнесли, в основе чар используется латынь, но в списке учебников латинского языка не было. Получается, студентов учат, как попугаев, повторять набор отвлеченных странно-звучащих слов?

— Мисс Грейнджер, вы много себе позволяете...

— Я всего лишь честно говорю то, что думаю, профессор МакГонагалл. Если вас беспокоит то, что эти слова исходят от меня, ребенка, то мои родители, думаю, с удовольствием повторят то же самое. Правда, возможно, они не будут столь же корректны в выборе выражений. Понимаете, я прилагаю максимум усилий в учебе, потому что, вероятнее всего, кабинет моих родителей в один прекрасный день перейдет ко мне. Врач — это очень серьезная профессия, требующая широких знаний во многих областях. Сегодня я свободно говорю на двух языках, идеально умею оперировать всей доступной мне информацией по физике, химии, биологии, геометрии... И вот на год я попаду в мир, где изучение и использование всего этого невозможно. Да, я узнаю что-то новое. Но в остальном это будет регресс. Я люблю учиться, но даже я не уверена, что буду способна каждое лето восполнять лакуны в своем образовании и возвращать себе утраченные навыки.

— С одной стороны, мисс Грейнджер, я вас понимаю. С другой же, — сказала МакКошка с виноватой улыбкой, — у нас нет права рисковать потерей таких кадров... — она тяжело вздохнула. — Bы не вспомните об этом, но я должна вам сказать, что я прошу прощения и мне самой крайне неприятно то, что я обязана сделать.

Мои глаза сошлись на носу, сфокусировавшись на кончике волшебной палочки, словно ниоткуда появившейся в руке профессора... Дальше было серое озеро, плывущая под ногами земля и ощущение тошноты на границе сознания.

---

(1) Дословно: «я тоже — нет». В данном контексте — я тоже тебя не люблю. https://www.youtube.com/watch?v=v3nHpnhu8Ds

(2) CVA — от Сore Visual Aid — брошюра, используемая представителями лабораторий при продвижении и продаже медикаментозных препаратов

(3) Вокабуляр — словарный запас по определенной теме.

Просыпаться от рева доисторического монструозного будильника было неприятно. Просыпаться с головной болью было еще неприятнее. Самым же неприятным было то, что вчерашний день вспоминался с трудом, как события трехлетней давности. Декан Гриффиндора, вроде бы, приходила, родители, вернувшиеся из стоматологического кабинета, кажется, подписали документы на поступление... Я вроде бы съездила на Косую аллею...

Вроде бы. Вот это «вроде бы» меня и добило окончательно. Как я могла не запомнить во всех красках свое первое личное знакомство с магией? Быть такого не может! Сидя в кровати и обнимая колени, я раз за разом пыталась восстановить в голове вчерашний день, и каждый раз, примерно с момента появления моего будущего бравого декана — никаких фактов, одни ощущения. То приторное счастье от того, что я поняла, что я волшебница, то воодушевление, граничащее с истерией, по поводу моей будущей учебы в самой лучшей школе магии Великобритании...

— Так, стоп! Счастье от того, что я "поняла, что я волшебница"? Какого лешего, я это поняла еще в тот момент, когда очнулась в этом теле...

Мысль пришла и начала медленно, но верно обустраиваться в моем сознании, заодно разбудив паранойю. Все эти приторно-яркие эмоции просто не могли быть моими! А раз они не были моими, то и ждать, что жизнь в магическом мире будет понятной и приятной, не приходилось.

— Мозгоправы, мать вашу,— прошипела я сквозь зубы и отправилась искать родителей.

Оба родителя сидели на кухне, пили утренний кофе, спрятавшись за утренней прессой и радуя глаз утренней же потрепанностью. Их постные лица вызывали у меня отчетливое раздражение, но надо было как-то начать разговор, чтобы сравнить воспоминания...

— Э-э-э... Мам, пап, а вы вчера подписали контракт с Хогвартсом?

— Да подписали мы твою чертову бумажку,— вызверился Дэн,— но я хочу тебе сказать, юная леди, что впредь ты не сможешь добиваться своего позорными скандалами вроде того, что ты нам устроила вчера. Да, я согласен, что некоторые способности необходимо развивать и небезопасно оставлять ребенка с силой, но без знания, как этой силой пользоваться. Но при всем этом, извини, но я не понимаю твоей истерики по поводу поступления в эту школу.— Дэн просверлил меня раздраженным взглядом.

— Ты же хотела получить высшее образование! Ты же хотела стать дантистом, как мы. И вдруг вся в слезах и соплях ты требуешь отпустить тебя в аналог профессионального колледжа, в котором за семь лет ты выучишь в лучшем случае десять предметов, которые несовместимы с высшим образованием. ДЕСЯТЬ, Гермиона!— Дэн подскочил со стула и, нависая надо мной, бил словами наотмашь.

— Оксфорд, Кембридж, Кардифф, практика... — он загибал пальцы в сантиметрах от моего носа. — Все это, значит, тебе уже не интересно, да?! Неужели моя дочь оказалась поверхностной вертихвосткой, падкой на всякую блестящую мишуру?! Я очень разочарован, дочь, очень. — отец вылетел из кухни. Благо, на кухне не было двери, иначе хлопнул бы от души.

Я сглотнула. В какой-то момент Дэн выглядел практически страшно.

— Я не считаю, что твой отец выбрал наилучший способ выразить тебе наше мнение, но, в общем, я с ним согласна. Гермиона, что случилось? Я тебя не узнаю. — прокомментировала мама.

Внутри поднялась дикая, безумная обида, на язык рвались очень резкие и, что уж там, мерзкие слова. Титаническим усилием воли я проглотила колючий комок в горле, медленно выдохнула...

— Мам, я не знаю, что происходит.

Эмма открыла рот, чтобы что-то сказать, но я остановила ее.

— Подожди. Пожалуйста, не перебивай. Это очень важно. Я не знаю, что со мной. Я помню, что не собиралась ни на что соглашаться без исчерпывающей информации о Хогвартсе. При этом я практически ничего не смогу тебе рассказать ни о школе, ни о поездке на Косую аллею. Я планировала посоветоваться с профессором МакГоннагал о том, как совместить обучение по двум программам. — мой голос по мере повествования все повышался и только осознанным усилием у меня получалось не перейти на крик. — Я не знаю, что происходит, мам. Я плохо помню вчерашний день. Я проснулась с жутчайшей головной болью и с желанием засесть за новые книги, которые, вроде бы, купила вчера. Только,— истерично всхлипнув, я продолжила,— я абсолютно не помню, какие и когда. Что самое странное, меня тянет сесть за них, не дочитав те, что я читаю сейчас. Это странно и на меня не похоже. Я с момента пробуждения на взводе и единственное, что хочу сделать — это громко хлопнуть дверью у тебя или у отца перед носом, хотя понимаю, что никаких причин так себя вести у меня нет. Понимаю, это звучит, как бред, как очень слабое оправдание, но, пожалуйста, поверь мне, поверь в меня. Происходит что-то очень неправильное, чему у меня нет объяснений.

По мере изложения лицо Эммы вытягивалось все больше, а брови поднимались все выше. Когда я наконец замолчала, она резко притянула меня к себе, обнимая, и сказала чуть дрожащим голосом:

— Если честно, я сама не понимаю, что на нас нашло. Как наваждение какое-то. Мы не собирались ничего подписывать. Когда ты начала клянчить, по-другому и не скажешь, чтобы мы отпустили тебя в эту чертову школу, у меня как будто красная пелена на глаза упала. И я, и твой отец, безумно разозлились ни с того ни с сего. Как по волшебству...

— Почему "как"? Что мы знаем о волшебстве? Сваливать собственные реакции на внешние факторы — трусость, но... Если животное выглядит, как собака, лает, как собака и ведет себя, как собака, то высоки шансы, что животное и является собакой.

— Да, если реакции для нас не свойственны, проявились в одно и то же время у всех троих, хотя с нами такого никогда не происходило и... Ладно. Сейчас ты, дочь, выпьешь успокоительного... Нет, мы все выпьем успокоительного. Я позвоню Дебби. Я ее вчера попросила взять журнал с записями домой, как знала… Пусть отменит все встречи на это утро. И... Дальше решим по ходу пьесы.

Опытным путем за неделю было выявлено, что друг на друга родители реагируют спокойно, а мое присутствие вызывает у обоих не то, чтобы отторжение, но некий дискомфорт, желание раздать всем сестрам по серьгам и объяснить политику партии. На расстоянии двух комнат наваждение проходит, буквально до состояния "и чего это я".

Что касается меня, я заметила, что чтение "магических книг" меня успокаивает. Внутренняя истеричка засыпает, я становлюсь вполне благодушной и веселой. Финиш, короче.

— Мерзость какая, — ругнулся Дэн. — Извини, Гермиона. Я зол не на тебя, а на ситуацию.

— Да я понимаю, пап, — вздохнула я, — это безумно неприятно, но что делать — ума не приложу. Видимо, нам была дана некая установка. Происходящее обретает хоть какой-то смысл, если допустить, что целью профессора являлось нас как следует поссорить и установить между нами дистанцию. Это, и правда, омерзительно, но сделать вряд ли что получится. Единственное, что нам доступно в данной ситуации — минимизировать последствия. Скорее всего, закладка не долговечна и нужна только для того, чтобы ненадолго отдалить нас друг от друга и гарантировать таким извращенным способом то, что я тридцать первого августа поеду в школу.

— Да, я думал об этом, как и о том, чтобы обратиться к властям, либо поискать возможной помощи в "магическом", — он буквально выплюнул это слово, — мире. Но довольно скоро я пришел к тем же выводам, что и ты. Мы уже смогли однажды обыграть систему — благодаря твоей выдержке и нашей вере в тебя. Кто знает, если слишком сильно дергаться, возможно, даже это призрачное преимущество будет потеряно.

Ну что же, господа волшебники просчитались не только относительно наших личных качеств. Если они думали, что той жалкой горки книжек мне хватит до сентября, то они меня серьезно недооценили. За эту неделю я просмотрела и законспектировала все купленные учебники и книги для внеклассного чтения. Осталось закончить «Взлет и падение Темных Искусств» и, считай, основные моменты программы первого года школы я прошла. Поскольку последняя книга читается, как посредственная художественная литература, до завтра я ее закончу.

— Мам, пап, я тут подумала, что неплохо было бы найти репетитора, чтобы за оставшееся время максимально натаскать меня по стандартной школьной программе. Я бы тоже предпочла разобраться сама или с тобой, пап, — поспешила сказать я, заметив движение Дэна, — но... не в нашей ситуации. В идеале, надо найти кого-то, кто согласится и в дальнейшем учить меня заочно.

— Кстати, об учителях, было бы недурно найти тебе репетитора по магическим предметам, — задумчиво протянула Эмма.

— А ведь ты права, дорогая! Дочь, как Алиса в кроличью нору, проваливается в абсолютно новый мир, а из всех знаний у нее только учебники за первый курс! И абсолютно никаких связей в магическом мире на случай вопросов или проблем... А не съездить ли нам, дамы, в тот самый Окосевший переулок?

— Как вариант, пап. Давай решать вопросы по мере их поступления?

Родители в силу возраста и любви к единственной дочери, пытались держать себя в руках, а я, с опытом двух замужеств за плечами, без особых проблем сдерживала истеричные порывы, не доводя напряженную ситуацию до кризиса.

Мне нашли репетитора, француза по имени Ксавье, студента Оксфорда, которому пришлось остаться на острове на каникулы. Знакомый знакомых, он после третьего занятия, растянувшегося на три часа, начал столоваться у нас, проводя со мной все свободное время. Это и понятно: домашняя еда и семья, свободно говорящая на его языке. Да и я старалась вести себя максимально ненавязчиво, интересовалась его любимой генетикой и была готова слушать его сутки напролет.

По большей части, наше общение проходило на английском, но на отвлеченные темы мы болтали исключительно по-французски. Темами разговоров были жизнь Ксавье в Париже, его друзья и музыкальная группа, где он был гитаристом. Он был фанатом Металики и Пинкфлойда и, в целом, очень уважал рок. Однажды я со смехом напомнила ему фразу Леннона, что французский рок — это, как английское вино, то есть — одно название.

— Ну, в общем и целом — да, французских рок-групп, качественных, я хочу сказать, мало. Но у нас есть Noire Desir! — запальчиво вступился за отечественный рок Ксавье. И в подтверждение своих слов запел Aux sombres heros de l'amer.(1)

Я быстро вышла. Ксавье был уверен, что я убежала, спасая уши от его вокала. Несмотря на то, что вокал, и правда, был сомнительного качества, убежала я не из-за него, а потому, что этот разговор слово в слово напоминал наши дебаты с мужем. Он тоже был французом. Он тоже увлекался игрой на гитаре. Он тоже обожал Noire Desir. Господи, только бы он выжил...

Я постояла в ванной, засунув покрасневшие руки под струю холодной воды, потом кое-как собрала себя в кучу, нацепила на лицо улыбку и вернулась в комнату. Это был первый раз, когда занятие с Ксавье стало для меня пыткой. Первый и последний, больше я себе подобных слабостей на позволяла.

К посещению Косой аллеи мы готовились основательно. Ну как готовились? Мы, скорее, основательно ругались. Родители ни в какую не хотели отпускать меня одну. Для меня же было ясным, как день, что маглы в магическом мире ничем не смогут помочь, скорее, подвергнут себя неминуемому и безосновательному риску. Дэн был глух ко всем моим аргументам, а я их за неделю нашла и придумала огромное количество. Очередное обсуждение в очередной же раз заканчивалось эпическим скандалом.

— Да что ты понимаешь, сопливая девчонка! Тебя в обычный Лондон отпускать одну страшно, а ты ведь намылилась одна в эту его дебильную магическую часть! Да что я вообще с тобой это обсуждаю?! Я еду с тобой и точка, поняла меня? — рявкнул Дэн и выскочил из гостиной, где мы в очередной раз пытались обсуждать свои планы.

У Эммы, женщины мягкой и очень терпеливой, значительно лучше получалось держать себя в руках. Хотя чувствовалось, что в этот раз и она была на грани. Она сидела, напряженно выпрямив спину и нервно барабаня пальцами по столешнице.

— Значит так, дорогая. Теперь ты выслушаешь меня и выслушаешь очень внимательно. Твои рассуждения, в принципе вполне здравы. За одним исключением. Ты почему-то забываешь, что мы — твои родители. Постарайся вспомнить, что Дэн — твой отец. По нему уже сильно ударил тот факт, что в своем собственном доме он не сумел защитить свою единственную дочь. И он очень из-за этого переживает. А сейчас, ты, по сути, прямым текстом заявляешь ему, что он и впредь ни на что не будет годен как отец. НЕ ПЕРЕБИВАЙ! — заставив меня захлопнуть рот, рявкнула Эмма, — извини. Просто дослушай. Я понимаю, что у тебя и в мыслях не было унижать отца. Ты пытаешься его защитить. Но вспомни на секунду, что тебе одиннадцать и ты девочка. А ему тридцать пять и он, черт побери, мужчина. Мужчина, глава семьи, защитник. Ты хотя бы понимаешь, в какое положение поставишь его, отказавшись от помощи?!

Я слушала Эмму с опущенной головой и красными щеками. В прошлой жизни детей у меня не было и принципы отношений родителей и детей воспринимались с позиции выросшей дочери, родители которой жили в другой стране. Я забылась и забыла, что воспринимать мир и отношения с родителями с позиции тридцатилетней женщины и ждать, что это прокатит, как минимум, глупо. Было очень стыдно. Так стыдно, как с собственного детства не бывало.

— Извини меня, пожалуйста, — выдавила я, — я не видела ситуацию с этой стороны. Я пойду, найду отца и извинюсь перед ним тоже. Спасибо, что сказала мне все это.

— Я, возможно, была слишком прямолинейной. Просто подумала, что ты у меня уже взрослая и будешь способна это понять. Я рада, что не ошиблась.

— Я оказалась недостаточно взрослой, чтоб понять это самой.

— Это придет со временем. Возможно, когда у тебя появятся собственные дети. Да и то не факт, — хмыкнула Эмма. — Для любящих людей нормально приуменьшать опасность для себя и преувеличивать для тех, кто дорог. В твоем возрасте способность услышать — уже мудрость.

Про себя я решила, что, учитывая ситуацию, комплимент был более чем сомнительным.

В конце недели, мы с отцом снарядились на разведку.

Дэн позаимствовал у Эммы газовый баллончик. Мы оба нацепили солнцезащитные очки: основываясь на поверияx и легендax, нам показалось логичным в первую очередь защищать «зеркало души». Для такого случая, Дэн заменил свои элегантные "хамелеоны" на зеркальные Police, чуть ли ни на пол-лица.

Насмотревшись на балахон МакГонагалл, Дэн достал костюм, который в прошлом году использовал на Хэллоуин. Из-за лени искать что-нибудь этакое, он тогда приобрел по случаю костюм смерти — длинный черный балахон с капюшоном. Я же решила просто подобрать что-нибудь более-менее классическое, которое не шокировало бы обывателей пару-тройку десятков лет назад. Выбор пал на длинный льняной сарaфан в спокойных тонах.

Кое-как я вспомнила примерное местоположение "Дырявого котла" и мы поехали туда. На месте мы потыкалась туда-сюда, пока в Дэна не врезался странно одетый мужчина в подпитии, выходящий из грязного паба. Тот факт, что Дэн не видел этот паб в упор, подсказало нам, что мы прибыли по назначению. Дэн накинул балахон, положил руку мне на плечо, и мы вошли в паб. Заведение выглядело точно, как в книге Роулинг. А если честно, то просто грязно и отталкивающе.

— Добрый день, — обратилась я к трактирщику. Дэн держался за моей спиной на некотором расстоянии.

— Добрый, добрый, юная леди. Чем старый Том может вам помочь?

— Я в этом году поступаю в Хогвартс и хотела бы приобрести несколько дополнительных книг. Тех, что мы купили с профессором МакГонагалл, к сожалению, оказалось недостаточно. Вы не могли бы мне помочь с проходом на Косую Аллею?

— Кто я такой, чтобы мешать рвению к знаниям?! — хохотнул Том,— не поверите, юная леди, но Равенкло был и моим домом. Идемте.

Том подхватился, свистнул помощнику, чтобы тот подменил его за барной стойкой, и отправился открывать мне проход. Отец тихо следовал за нами на некотором расстоянии. Как ни странно, после того, как проход был открыт, трактирщик не засобирался обратно.

— Юная леди желает посетить Флориш и Блотс?

— Безусловно, мистер Том, — я постаралась улыбнуться как можно приветливей, — а также я хотела бы присмотреть себе почтовую птицу. Видите ли, я не купила ничего подобного, когда мы были здесь с профессором, а я... — тут я подпустила в голос неуверенности, — не знаю, как дальше сложится, но мне бы хотелось иметь возможность сообщать родителям, что со мной все в порядке.

Том нахмурился, но кивнул. "Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу," — подумала я.

В книжном я затарилась под завязку: магический свод законов; полная история Хогвартса; пара обзорных книг для детей с введением в основные науки магического мира и справочник по зельеварению. Последний не напоминал поваренную книгу семейки Аддамс, чем грешило школьное пособие, а давал информацию относительно ингредиентов зелий.

Мир сов встретил нас дезориентирующей звуковой и олфактивной атакой. В этом магазине основным товаром были совы, но встречались и другие птицы. Например, в углу сидел здоровенный шикарный ворон и с королевским презрением смотрел на птичий бедлам. Я поняла, что влюбилась окончательно и бесповоротно.

— Сэр, а вон тот ворон, он продается?

— Люцифер? Если честно, юная леди, я бы вам сам приплатил, чтобы вы его забрали. У птицы мерзкий характер. Я продавал его четыре раза, и каждый раз новый владелец возвращал его. Максимум на третий день.

— О... — я сделала пару шагов к птице, как зачарованная. — Как можно вернуть такого красавца?

Ворон недоверчиво покосился на меня и нахохлился.

— Сэр, я вас услышала, но готова рискнуть. Он великолепен. К тому же, мои родители не волшебники и, боюсь, появление сов рядом с их домом вызовет никому не нужный ажиотаж. Сколько я вам должна за Люцифера?

Продавец, не старый еще мужчина, посмотрел на меня, прищурившись, и, наконец, будто решив что-то для себя, ответил.

— Галеон. И я еще дам вам в подарок наплечник. Хотя на вашем месте я бы поостерегся сажать этого разбойника в опасной близости от своего лица.

— Жизнь без риска пресна, не правда ли? — улыбнулась я и полезла за кошельком. Том был так любезен, что сам обменял мне немного денег. По скромным подсчетам, при обмене я осталась в выигрыше. Курс Гринготса помнился мне более чем примерно, но не думаю, что галеон стоил всего три фунта.

Тем временем продавец вернулся со странной конструкцией из ремешков, которую тут же закрепил на моем плече, попутно объясняя, что и как надевается. Потом как-то бочком направился к Люциферу. Было видно, что он всерьез боится ворона.

— Тихо, тихо, приятель. Сейчас ты, как хороший мальчик, сядешь ко мне на руку и мы пойдем знакомиться с новой хозяйкой.

Ворон хрипло и противно каркнул.

— Нашли "хозяйку", — недовольно прошептала я, — чай, я не рабовладелица.

Люцифер смерил владельца лавки взглядом, хлопнул крыльями и, легко снявшись с насеста, слетел ко мне на наплечник. Плечо чувствительно потянуло вниз, но не это привлекло мое внимание. Я чувствовала тепло, сначала щекой, практически соприкасавшейся с крылом ворона, а потом теплом накрыло все тело. Ощущение защищенности заполнило сознание и было безумно приятным, хотя и продлилось всего доли секунды. Люцифер снялся со своего нового насеста и перелетел на прилавок. В таком положении его клюв находился на уровне моего лица. Он повернул голову и уставился мне прямо в глаза. В голове после странных ощущений было пусто и звонко, только отголосок радости, чистой и искрящейся, от того, что эта величественная птица, возможно, сочтет меня достойной, и мы сможем ужиться. Ворон вновь хрипло каркнул, а я, сбросив ступор, обернулась к владельцу лавки.

— Что мне еще может понадобиться, сэр? Специальная еда? У вас, возможно, есть брошюра о том как ухаживать за вороном?

— Нет. Вороны потрясающе неприхотливы, мисс, — протянул продавец, — выпускайте его почаще, он сам позаботится о себе. Я бы посоветовал вам держать нарезанную говядину где-нибудь поблизости. Вороны плотоядны. Но в отношении этой птицы — я бы поостерегся давать ему привыкнуть к крови...

Люцифер пронзил владельца лавки взглядом, который показался мне отчетливо неприязненным. Я же решила, что пора возвращаться.

— Большое спасибо за советы и помощь, сэр, — сказала я, выдавливая радостную улыбку, — вот деньги, я забираю Люцифера и наплечник.

— Я забираю плату и отдаю вам Люцифера и наплечник. Да сослужат они вам добрую службу! Доброго дня мисс,— поспешно проговорил владелец лавки и широко улыбнулся, потирая руки.

В голове всплыла мысль о том, что широкая улыбка — это отличный способ показать зубы. Тем не менее, распрощалась я с продавцом довольно мило.

— Ты понимаешь, какую формулировку использовала только что, юная леди?— спросил Том вкрадчиво.

— Э-э-э, нет... Это была какая-то особая формулировка?

— Вообще-то, да. Тем более сильная, что произнесена была при свидетелях. Теперь, если решишь вернуть птицу, денег тебе не вернут.

— Что ж, в таком случае, все складывается более, чем удачно. Возвращать живое, свободолюбивое существо — извращение. Если мы не сойдемся характерами, я, пожалуй, просто выпущу его на волю, чтобы он сам мог решить, как жить дальше.

Люцифер никак не прореагировал на мои слова. Он сидел на моем плече со спокойствием и величием сфинкса и лениво оглядывал окрестности. Ощущение покоя и безопасности вновь окутало меня, как только птица села на плечо и, признаюсь, ни за что на свете я бы не согласилась от этого отказаться.

Выходя с Косой аллеи на задний двор дырявого котла, Том, последние минут двадцать заметно нервничавший, резко прыгнул назад и, схватив одной рукой за шею человека в черном балахоне, другой наставил ему в лицо волшебную палочку, угрожающе светившуюся красным на конце.

— Что тебе нужно от ребенка, отребье?! — проревел трактирщик. — Думаешь я не заметил, чертов извращенец, как ты на нее пялился и что шатаешься за ней, как привязанный, с самого Котла?! Не смей, грязный...

— Сэр!! ТОМ!!!, — взвизгнула я, понимая, что отец, придушенный медвежьей хваткой здоровущего трактирщика и, вероятно, растерянный от внезапной атаки, может просто не успеть среагировать.

— Это мой отец!!!— обреченно заорала я, повисая на руке с палочкой.

Потревоженный слишком активными движениями, Люц взлетел с моего плеча на стену, громким карканьем добавляя в ситуацию еще немного драматизма.

— Отец? — сбавив обороты спросил Том. — Что ж ты, отец, с самого начала с ней не пошел, а ходил, прятался, как придурок?

— Дэниел Гренджер, — представился отец, потирая шею и неловко откашливаясь, — Том, не найдется ли у вас укромного угла, где мы могли бы спокойно побеседовать. Мне бы не хотелось рядом с Косой аллеей рассказывать о причинах, приведших меня сюда в таком виде.

— Ну пошли, отец, — все еще недоверчиво отозвался Том, удерживая меня за плечо и пытаясь таким образом обеспечить мою максимальную удаленность от странного родителя, — ты уж, не обессудь, Дэниел, но пойдешь ты впереди. Как зайдешь в бар, обойдешь стойку. Справа увидишь наполовину стеклянную дверь. Откроешь. Поднимешься на один пролет. Увидишь еще одну дверь. Деревянную с железными скобами. Там и жди. Иди. Я сразу за тобой.

Сердце грохотало в горле, а на языке был неприятный металлический привкус. Дэн тоже выглядел не очень. Он смотрел то на меня, то на Тома полубезумными глазами, не зная чего бояться больше и какое разрешение ситуации окажется менее плачевным. Пока все варианты казались... мягко говоря, не самыми лучшими. В этот момент Люц слетел со стены на плечо к Дэну. Видимо, эффект тепла и спокойствия срабатывал не только на мне. Дэн медленно выдохнул, прикрыв глаза, и кивнул, соглашаясь с требованием Тома. Через секунду он уже исчез в сумраке за дверью паба.

— Так, юная леди с вороном, теперь честно ответь мне: это действительно твой отец? Тебе, правда, не стоит его бояться? Ты уверена, что тебя стоит с ним отпускать?

Я громко и с облегчением выдохнула. Том беспокоился обо мне. И хотел помочь. А это значит, что мы, вероятнее всего, сможем договориться.

— Том, спасибо большое за вашу помощь и беспокойство, но это действительно мой отец, а его действия обоснованы заботой и беспокойством обо мне. Прошу вас, дайте ему возможность все вам объяснить.

— Хорошо, юная леди, ты подождешь нас в пабе за барной стойкой. Сэм за тобой присмотрит. Договорились?

— Договорились, — робко улыбнулась я.

Сэм был неразговорчивым парнем лет девятнадцати. Неровно растущая щетина и кругловатое лицо делали его попытки косить под Тома довольно неуклюжими и забавными. Он предупредительно трижды протер более-менее чистым полотенцем стакан и налил в него что-то вроде лимонада. Ответив кивком на мое выражение благодарности, Сэм отошел в другой конец барной стойки, чтобы желающие сделать заказ до меня просто не доходили.

Думать не получалось ни о чем. Как всегда после сильного всплеска адреналина, в голове было пусто. Придумывать варианты развития событий не хотелось: зачем гадать, если Том с отцом спустятся с минуты на минуту и сами все расскажут. Поэтому я просто потихоньку тянула лимонад из стакана и рассматривала бар и, через зеркало, расположенное на стене за полками, остальное помещение. Паб оказался не так плох, как выглядел на первый взгляд. Добротные дубовые столы были чистыми. Блюда на этих столах выглядели неплохо, а пахли и того лучше. Публика, и правда, особого доверия не внушала, но мало ли. Вон Дэн, уважаемый человек...

Полчаса спустя, открылась дверь, и появился Дэн. Стоило признать, что на его плече ворон выглядел значительно гармоничнее, чем на моем. Застыв в дверях, он задержал взгляд на мне и чуть заметно повел головой в сторону выхода, направившись туда сам, буквально секунду спустя.

Я одним глотком допила лимонад и спросила Сэма, сколько я ему должна. Тот отмахнулся и отвернулся к клиенту.

Я благовоспитанно поблагодарила Сэма и, попросив передать Тому пожелания всего хорошего, отправилась догонять Дэна.

— Как все прошло? — набросилась я на него, как только мы достаточно отошли от Котла и пару раз свернули.

— Отлично, значительно лучше, чем то, на что я рассчитывал, — широко и радостно улыбнулся отец. — Думаю, мы нашли тебе проводника в магический мир. Том — отличный парень и он магглорожденный. Поначалу он был настроен скептически, но по мере рассказа слушал все внимательнее. В общем, он предложил обращаться к нему, если нам что-нибудь понадобится. Ладно, не забивай себе голову. Теперь все будет в порядке!

В машине царила непринужденная, легкая атмосфера. Отец шутил и смеялся, мы весело подпевали исполнителям по радио. Люцифер, угнездившись между передними сидениями, внимательно поглядывал то на меня, то на отца.

— Пап, мы не ругаемся, ты заметил?

— Кстати, да... — протянул старший Грейнджер, — Том помахал своей деревяшкой и сказал, что вмешательство есть, но сам он его не снимет, а обращаться к специалисту не советует. Он сказал, что, судя по всему, заклятие временное и уйдет само. Раньше или позже — зависит от силы воли и личности заколдованного. Он сказал, что на тебе уже практически ничего не осталось. На мне еще есть, но через пару недель и это развеется. Теперь самое важное — не попасться снова и внимательно отслеживать изменения друг у друга, чтобы вовремя среагировать.

— Вот и славно!— улыбнулась я. — Пап, я купила свод законов. Я, конечно, могу попытаться разобраться сама, но, думаю, будет значительно лучше, если за книгу возьмешься ты. У меня останется больше времени на Ксавье и дошкольный курс по магии. А ты потом мне сжато расскажешь основные моменты.

— Хорошо устроилась, хитрюга!

— А то!

Дома никого не было: Эмма решила, что простой надо восполнять, и уехала работать. Мы использовали свободное время, чтобы приготовить ужин к ее появлению. Шутливо толкаясь и дурачась, мы споро нашинковали салат и замешали начинку для Киш Лорен, в процессе подсовывая кусочки бекона Люциферу, обозревавшему кавардак со спинки стула.

— Я дома, — прозвучало из коридора практически одновременно со звонком духовки, оповестившем о готовности пирога. — Я смотрю, все прошло хорошо,— улыбнулась Эмма.

— Мам, позволь представить тебе нового члена семьи. Этого ворона зовут Люцифер. Он не имеет ничего против бекона, но не является фанатом салата. Он поможет нам со связью, когда я буду в Хогвартсе. Помнишь сову, которая принесла мое письмо? Люцифер сможет так же и значительно лучше. К тому же, в отличие от совы, он не будет бросаться в глаза на улице.

— Да-да, — пробормотала Эмма потерянно.

— Дорогая, все в порядке? — спросил Дэн.

— Да, просто была не готова увидеть у себя дома ворона, не уступающего по размерам и стати Тауэрским. Но, оставим, это не важно. О, я смотрю, вы разорили мою кухню. И даже что-то приготовили. Садимся есть? — преувеличенно-бодро спросила она, наконец.

— Ага, Киш Лорен и салат из эндивия. От лучших шефов этой улицы, — бодро отрапортовал Дэн.— Которые, заметь, отлично ладят.

— Я заметила, — улыбнулась Эмма, — надолго ли? — погрустнев, прошептала она.

— Надолго-надолго, уж теперь я смогу об этом позаботиться! — прищурившись, ответил Дэн, — давайте есть, пока не остыло!

Так и повелось, учеба с Ксавье, который разве что свою зубную щетку к нам не перетащил, занятия по магии... Обычные каникулы и будни не вполне обычной школьницы.

С Люцифером у нас сложилась дружба довольно странная, но крепкая. Птица не соглашалась оставить меня ни на минуту и разве что в душ и туалет отпускала одну. Люц летал за мной, когда я бегала по утрам, сидел на столе, пока я занималась магией, и на спинке кровати, когда училась у Ксавье. При этом он вел себя потрясающе осмысленно. Казалось, он понимал все что я ему говорю. И как-то незаметно наши разговоры становились все более и более откровенными. Я рассказала ему о наших приключениях по вине МакКошки, делилась с ним успехами и переживаниями... Последних в свете приближающегося отъезда было больше.

И вот этот день настал.

---

(1) https://www.youtube.com/watch?v=pV0STUUak30

На вокзал мы явились с чемоданом на колесиках. За неделю до отъезда папа, узнав от Тома, что на платформу пройти не сможет, скептически осмотрел сундук. Посмотрел на меня, затем на обитый железом ларь, в который легко могли поместиться двое таких, как я, не особо толкаясь, и весомо заявил: "Только через мой труп".

С вопросом о сундуке мы обратилась к Тому, с которым отец продолжал общаться с помощью Люца. Тот согласился, что одна я с таким внушительным и неудобным багажом вряд ли справлюсь, и великодушно предложил взять возврат покупки на себя. От нас требовалось только завезти сундук к нему в паб. Поскольку все происходило в преддверии отправки в Хогвартс, я попросила Тома оставить полученные деньги у себя. Это было бы удобно в случае, если мне понадобится что-нибудь в волшебных магазинах, пока я буду в Хогвартсе. Том, к моему удовольствию, согласился.

Мы с родителями стояли около прохода на магическую платформу и, пряча нервозность за неловкими шутками, прощались.

— Мне пора, — вздохнула я в третий раз, бездумно поглаживая грудку Люца, — как смогу, напишу. Люцифер, ты ведь сможешь доставить письмо родителям и подождать, пока они напишут ответ?

Ворон слегка сжал когти на моем плече, что я перевела как заверение, что все он может и все он понял.

— Люцифер — умнейший парень, он обязательно дождется, а мы запасемся беконом, чтобы ожидание не показалось ему долгим,— улыбнулся отец.

— Вам, наверное, лучше уйти, — выдохнула я, — кто знает, может вам не стоит видеть, как я буду проходить барьер на платформу.

— Хорошо, Мия, — сказала Эмма и вдруг порывисто меня обняла, — береги себя, ты — самое дорогое, что у нас есть!

— Хорошо, мам... Вы тоже берегите друг друга.

Родители резко развернулись и зашагали к выходу с вокзала. Я же обернулась в другую сторону и с разбега, чтоб не испугаться в последний момент, пролетела барьер.

Хогвартс-экспресс впечатлял, толпа на платформе оглушала и пугала. Люц, до этого спокойно сидевший на плече, недовольно каркнул. На меня начали оборачиваться.

"Девочка-цветочек! Помни, ты — девочка-цветочек. Цветочек, а не венерина мухоловка. Цве-то-чек..."— проговаривала я про себя, пытаясь придать лицу вид взволнованный и воодушевленный, а не испуганный и нервный. Только я решила, что надо постараться не привлекать к себе внимания, как чуть не споткнулась о жабу. Подобрала вероятного Тревора и завертела по сторонам головой в поисках рассеянного владельца.

— Эй, жабу никто не терял? — повысив голос, спросила я. Ответа не последовало. Думаю, что в шуме и гаме меня просто никто не услышал. Решила, что если это Тревор, то владелец найдется по ходу пьесы, а если нет — выпущу на природе по прибытии в Хогвартс. Во всяком случае, на вокзале земноводному делать нечего.

Вход на платформу располагался на уровне середины состава, и большинство предпочитало устроиться впереди. Оценив ажиотаж вокруг, я решила двинуться к последним вагонам.

До последнего вагона я добралась легко. Потом, правда, возникла проблема. Приступка входа в вагон представляла собой откидную лесенку в три высокие и узкие ступени. Мне и без багажа надо было бы держаться за поручень, чтобы залезть в вагон, а уж с чемоданом...

Люцифер слетел с моего плеча и полетел в направлении ближайшей группки прощающихся. Я сообразила, что Люц ищет мне помощников и, быстро отвернувшись от перрона, примерилась к лесенке, неуклюже подволакивая чемодан. Нет, играть в супер-вумен я не собиралась. Для моего роста, возраста и комплекции чемодан был, мягко говоря, тяжеловат. И от помощи я отказываться не собиралась. Но только, если помощь будет предложена, и предложена добровольно. Моя, еще та, именно моя мама, всегда говорила: «Не проси помощи, но и не мешай другим быть великодушными. Каждый нормальный человек гордится своими благородными поступками, и их ценность только возрастает, если совершаются они по велению сердца, а не по просьбе».

Чемодан мягко забрали из моих рук и приятный мужской голос произнес:

— Юная леди, позвольте вам помочь.

— О, благодарю вас! — широко улыбнулась я, оборачиваясь. Люцифер спикировал ко мне на плечо и с удовольствием там угнездился. — Этот чемодан, и правда, для меня тяжеловат. Я здесь первый раз, и рассчитывала, что на перроне можно будет найти носильщиков. Обращаться к провожающим я не стала, не хотела никого утруждать.

— Что вы, никакого беспокойства,— ответил мужчина. — Меня зовут Амос Диггори. Мой сын Седрик, вон тот молодой человек, учится на факультете Хаффлпафф.

Седрик помахал мне рукой и обезоруживающе улыбнулся. Я помахала с улыбкой в ответ.

— Меня зовут Гермиона Грейнджер. Я в этом году поступаю в Хогвартс. Очень приятно познакомиться, мистер Диггори.

— Вас никто сегодня не провожает, Гермиона?

Я покачала головой.

— Ваши родители, наверное, не волшебники?

Я снова покачала головой и грустно вздохнула.

— Что ж, если у вас возникнут вопросы или понадобится помощь, вы можете обратиться к Седрику.

— Спасибо еще раз, мистер Диггори. Я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным предложением. Приятного вам дня.

Распрощавшись с Диггори, я прошла в вагон в поисках пустых купе и довольно быстро нашла одно абсолютно свободное. Устроившись, я усадила предполагаемого Тревора на стол. Люцифер взлетел под потолок и уселся на настенный светильник над входом. Убедившись, что мой зверинец чувствует себя хорошо, я выглянула в окно. Пестрые, разномастные, шумные волшебники, по сути ничем не отличались от любой другой толпы, провожающей поезд. Разве что толкотни побольше, да одежда странная. Минут через пять, устав искать в толпе лица, которые я смогла бы узнать, я достала расширенную историю Хогвартса и уселась за чтение. Фолиант уже был прочитан, но хотелось еще раз просмотреть все, что касалось непосредственно факультетов. Зачитавшись, я практически не заметила отправления поезда.

— И куда податься юной обретенной, как думаешь, Люц? — спросила я у птицы, задремавшей над входом в купе.

Люц взбодрился и спланировал на стол. Встал напротив меня и красноречиво расправил крылья.

— Полагаешь, Равенкло? Я и сама склоняюсь к этому выбору. У Филиуса Флитвика репутация отличного преподавателя, а то, что он чемпион-дуэлянт, сулит интересное знакомство. Да и по духу мне этот факультет, в принципе, должен быть ближе других. Хотя...

Люцифер, благосклонно слушавший мои размышления, сложил крылья и скосил на меня глаз.

— Что-то мне подсказывает, что ожидается от меня совсем не это.

Люцифер переступил с лапы на лапу и склонил голову на бок.

— Понимаешь, выбор внеклассных книг от МакГонагалл подспудно настраивает на восприятие магического мира разделенным на белое и черное, без полутонов. Опять же, мое состояние лихой безбашенности, возникшее после посещения декана. Странно все это. Создается впечатление, что на подсознательном уровне меня хотели подготовить к Гриффиндору. А еще, если проанализировать мои эмоции относительно факультетов, именно Гриффиндор вызывает жгучий интерес и волнение — но учитывая то, что я о нем знаю, это странно. Значит, это не совсем мои эмоции, а остаток закладки от МакГонагалл. Если я права и меня программировали на то, чтобы я поступила именно туда, стоит подумать, что мне светит за своеволие. Не добавится ли закладок у родителей, если их дочь выберет неправильный факультет. Как думаешь?

Люцифер взъерошил перья, покрутил головой, с карканьем запрыгнул на разворот книги, где изображались факультеты, и с филигранной точностью испражнился на изображение льва.

Шок — это по-нашему.

Я, как рыба, разевала рот и смотрела на птицу, которая, спрыгнув с книги, заметалась по столу, перепрыгивая через обалдевшую жабу.

— Э-э-э... Ну, допустим, с твоим мнением относительно львиного факультета я, в принципе, согласна. Тем не менее, методы выражения этого самого мнения я нахожу несколько радикальными, — сказала я со смешком, доставая салфетку. — Разбойник, мне эта книга, между прочим, в пару галеонов обошлась!

Люцифер хрипло каркнул, продолжая мерить стол шагами.

— Успокойся. Ничего непоправимого еще не произошло. Насколько я понимаю, выбор факультета, в первую очередь — формальность, ведь учиться мы будем все вместе. Учитывая поступок декана, от башни Гриффиндора, конечно, хотелось бы держаться подальше. Но! Но если я поступлю так, как от меня того ожидают, дополнительных мер пресечения последовать не должно. А в остальном, согласись, Люц, я вполне сложившаяся личность, цвет мантии для меня вряд ли что изменит. В конце концов, ничего мне не помешает вести себя осторожно, учиться, слушать и запоминать, но действовать по-своему. Да, выбор факультета — решение важное, но не судьбоносное. Выходцы из Гриффиндора могут продолжать обучение в любой области, точно так же, как и те, кто закончил любой другой факультет, так что не нервничай.

Люцифер остановился и с интересом вслушивался в мои рассуждения. Склонив голову на бок, он замер на несколько секунд, затем, резко встряхнувшись, каркнул и перелетел ко мне в руки.

— Мне приятно, что ты волнуешься обо мне, — сказала я, поглаживая Люца по перьям. — Спасибо, что ты со мной. Без тебя мне было бы действительно паршиво.

Так мы и ехали. Я гладила Люца, который остался лежать на моих коленях, приспустив крылья, и читала наскоро отчищенную историю Хогвартса. Жаба флегматично жмурилась на солнце за окном купе.

В дверь постучались, и секунду спустя в проеме показалась круглое лицо мальчугана.

— Привет, я потерял мою жабу, ты не видела... О...

— А, так это твой питомец, — улыбнулась я, — я подобрала его на платформе перед отправлением. Он выглядел одиноко и потерянно. Найти хозяина в той толчее не представлялось возможным, так что я решила подождать обхода старост, чтобы попросить найти владельца.

— Обход старост? Сомневаюсь, что они в поезде бывают. Бабушка говорила мне, что Хогвартс — школа жизни, и рассчитывать там надо, в первую очередь, на себя. О, прости мои манеры, меня зовут Невилл Лонгботтом. Спасибо, что не прошла мимо Тревора. Он отличный друг, но я, вероятно, не лучший хозяин, потому что он постоянно теряется.

— Бывает. Я рада что вы нашли друг друга. Меня зовут Гермиона Грейнджер.

— Грейнджер... Я не слышал о семье с такой фамилией в магической Британии. Твои родители магглы?

— Да. Или можно сказать, что они волшебники узкого профиля, — улыбнулась я, — они лечат людям зубы. Их специальность называется "стоматология". У моего отца специализация еще более специфична, он протезист. Вставляет новые зубы на место утраченных.

— Не думал, что маглы такое умеют, — удивился Невилл.

— О, они и не такое могут. Они спускаются под воду на многие мили, летают в космос — это пространство между Землей и другими планетами — и даже живут там.

— Да, я знаю про космос. Вот чего не знал, так это того, что простецы могут там жить!

— Ну да. — довольно заметила я. — Слово "простецы" звучит странновато в свете такой информации, не правда ли? За последний век технологии сделали значительный скачок. Я расскажу, если тебе интересно.

— Да, очень!

Следующий час прошел в рассказах о космических программах, Вояжере, Хаббле, Армстронге и Гагарине. Невилл исправно охал, ахал и бледнел. Я как раз рассказывала об Аполлоне-13.

— Потрясающе! — выдохнул Невилл.

— Что именно? Что ты все-таки нашел своего Тревора?— протянул голос от двери, характерно растягивая гласные.

Невилл раздраженно отмахнулся от нежданного гостя рукой и уставился на меня горящими глазами, безмолвно требуя продолжения истории.

— И тогда было решено скорректировать направление движения и облететь вокруг Луны.

— Вокруг Луны? Они облетели вокруг Луны?! А зачем?

— Ну вот представь себе, ты катишься с горы на санках. И, уже набрав хорошую скорость, понимаешь, что тебе срочно надо развернуться. Твои действия?

— Я никогда не катался на санках...

— Естественно не катался, ты настолько неуклюж, что и влезть бы на них не смог, — подал голос Драко.

— А ты бы как поступил?— я решила попытаться вовлечь Малфоя в разговор.

— Вот делать мне больше нечего! Санки — не развлечение для наследника Лорда!

— Хорошо, какое развлечение подходит Лорду?

— Квиддич, естественно!— гордо отставив ногу и выпятив грудь, ответил Драко.

— Хорошо. Ну вот представь тогда, что ты — ловец…

— И представлять не надо! Дома я именно на эту роль и тренировался. Нет сомнений, что со следующего года я получу это место в команде Слизерина.

— Ещё лучше. Ну вот представь тогда: ты летаешь над полем, высматривая снитч. Твой противник резко метнулся в сторону. Ты бросился за ним, чтобы посмотреть: финт это или ловец другой команды, и правда, заметил золотой мяч. На подлёте к кольцам ты понимаешь, что это финт, потому что мимо тебя в противоположном направлении летит снитч.

— И я его ловлю. Овации. Слава победителю, — раскланявшись, предложил свой сценарий Драко.

— Нет, снитч слишком далеко, не дотянешься. Надо разворачиваться.

— Ну значит разворачиваюсь и ловлю снитч. А потом уже овации и слава.

— Вираж погасит скорость, — покачав головой, ответила я, — а твой противник к снитчу ближе.

— Это почему он ближе? Он же летел впереди!

— А мы допустим, что он летел тебе навстречу, не важно.

— Естественно, не важно, у меня метла последней модели, и я все равно буду быстрее!

— У вас одинаковые мётлы. Ему отец купил, — не дала сбить себя я.

— Ну и скажи тогда, если такая умная, что бы ты сама сделала?— надулся Драко.

— Зацепилась бы за столб кольца рукой и за счёт этого, развернувшись, не потеряла бы в скорости.

— Так они зацепились за Луну?

— Что-то вроде этого, — улыбнулась я Невиллу.

— Ух ты, а как?

— Все ты врешь, ты бы на метле не удержалась, там знаешь, какие скорости?!

— Я, вероятнее всего — нет. Но мы говорили о ловце, человеке, летающем немного лучше первоклашки.

— И все равно бред!

— Не бред, а физика, которая, в один прекрасный день, возможно, поможет тебе выиграть матч.

— Гермиона, да не отвлекайся ты на него! Что дальше было?

— А дальше…

— Лонгботтом, а ты не много на себя берешь, так общаясь с наследником рода?— зло процедил Малфой

— Малфой, а ты не забыл сам, что перед тобой наследник рода сотни на три лет старше твоего?! — на волне интереса и возбуждения, Невилл, похоже, перестал смущаться, и сейчас его несло.

Малфой поджал губы и процедил:

— Жалкие двести семьдесят восемь лет…

— Которые вам никогда не наверстать. Все, Малфой, давай ты либо сядешь и будешь слушать, либо не будешь мешать слушать мне.

— Чтобы я сел в одно купе с грязнокровкой?

— О грязнокровках будешь рассуждать со своими будущими однофакультетниками-слизеринцами, в приличном обществе таких слов не говорят.

— А ты собираешься на Слизерин? — вставила я.

— Лучший факультет Хогвартса, куда ни за что не пролезет такая, как ты.

— Спорно. Шляпа распределяет учеников, исходя из их личных качеств. Анализа крови, насколько я поняла, она не делает. И это для тебя грозит неприятностями.

— Это какими еще?

— Слизерин — факультет хитрых и мудрых. Оскорбление наследника рода, который древнее твоего, насколько я могу судить, ничего общего ни с хитростью ни с мудростью не имеют. К тому же, ты знаешь, кто я?

— Да какая мне разница,— уже не так уверенно буркнул Малфой.

— Я, может быть, внучка королевы Великобритании. А может быть, дочь первого министра. Может быть мой отец — генерал в немагической армии или миллиардер. А может быть, я принадлежу к богатейшему и древнейшему волшебному роду с континента. Ты ведь не можешь знать наверняка, тебе было неинтересно. Ты просто сходу, не проверив и не просчитав, все для себя решил и оскорбил меня, мою семью и мой род. Это — безрассудство. А безрассудство, как и смелость — ведь чтобы наплевать на возможные неприятности и неудовольствие родителей, нужна, в некотором роде, смелость — больше свойственны Гриффиндору.

Лицо Драко пошло неровными красными пятнами.

— Ну не скрипи зубами, я не хотела тебя обидеть.

Люц, все это время дремавший на моих коленях, поднял голову и с интересом уставился на Малфоя. Тот поджал губы, но выглядел спокойнее.

— Чтобы обидеться на кого-то, надо стоять с ним на одном уровне, — буркнул Малфой уже без злости и запала.

— Как скажешь,— тепло от тушки Люцифера новой волной шло вверх по рукам,— Как бы то ни было, я желаю тебе удачи на распределении и поступления в Слизерин, если ты предпочитаешь этот факультет.

Драко кивнул и вышел из купе.

— Что. Это. Только что. Было?! — по слогам произнес Невилл.

— Тебе виднее, я впервые сейчас увидела этого молодого человека.

— Да нет, я не про этого прилизанного… Хотя обычно он ведет себя приличнее. Я про тебя... ты правда… — протянул Невилл.

— Нет, мои родители — дантисты, как я тебе уже говорила. Я просто посчитала возможным напомнить молодому "наследнику рода", что он попал во взрослую жизнь, где каждое слово и действие будут иметь последствия. Надеюсь, он понял, что имеет много, но быстро может это потерять, совершив опрометчивый шаг. Если он не глуп, надеяться ведь не вредно, в дальнейшем его решения будут опираться на анализ ситуации и долгосрочную выгоду, а не на эмоциональные сиюминутные порывы. По крайней мере без этого на Слизерине, в классическом понимании сути этого факультета, делать нечего.

— Ну да, — усмехнулся Невилл и, нетерпеливо поерзав, несмело спросил:

— Так все же, как они потом отцепились от Луны? И что дальше было?...

До прибытия время пролетело незаметно и вполне приятно. Я болтала с Невиллом. Мы договорились рассказывать друг другу историю за историю. В итоге, я получила некоторые подтверждения фактам из магического законодательства, почерпнутым отцом. Невилл же узнавал неизведанный мир чудных технологий. Некоторые казались ему наивными и глупыми, некоторые заставляли задумчиво чесать в затылке, видимо, прикидывая, как можно было бы использовать то же самое, но с магией в основе.

В какой-то момент заглянул Седрик и поинтересовался, все ли у меня в порядке. Мы с Невиллом на два голоса подтвердили, что все отлично и спросили, когда мы прибываем. Седрик сказал, что осталось максимум полчаса. Невилл тактично вышел, позволив мне переодеться. Это было странно, учитывая, что школьный балахон было достаточно накинуть сверху на повседневную одежду.

На выходе из Хогвартс-экспресса Люцифер взлетел с моего плеча и демонстративно полетел в сторону от Хогвартса, каркнув на прощание. Я не вполне поняла, почему это он, но нас уже звал Хагрид, и я решила подумать об этом позже.

И вот, я вхожу в толпе первоклашек под каменные своды школы.

МакГонагалл, как и в книге, оставила нас в маленьком зале ждать, пока позовут на распределение. Рыжеволосый дылда в потрепанной одежде не слишком убежденно, но от того не менее громко и экспрессивно, рассказывал о тролле, которого нужно будет побороть на распределении. А я надеялась, что это была шутка... Мальчик в очках рядом с ним слушал молча, с нечитаемым выражением лица, и исподволь кидал взгляды на Малфоя, застывшего неподалёку и безмолвно выражавшего своё крайнее неодобрение поведения и слов рыжего. Похоже, его эпическая первая стычка с героем магического мира не произошла или прошла не совсем по канону. По крайней мере, Поттер смотрел на Малфоя с некоторым одобрением и без агрессии.

Привидения исполнили свой номер с появлением из стены, и первокурсники притихли. Нас, наконец, ввели в зал, и распределение началось.

— Грейнджер, Гермиона, — услышала я.

— Гермиона, давай к нам!

Эээээ... Седрик, похоже, внял словам отца и решил взять меня под крыло. Улыбнулась ему, хотя хотелось треснуть. Логическая цепочка, выстроившаяся в голове, утверждала, что если МакГи делала закладку на Гриффиндор и закладка полетела, то, учитывая ситуацию, я должна поступить либо в Хаффлпафф, либо, по остаточной установке, в Гриффиндор. В Равенкло после этого крика мне ход закрыт. В Хаффлпафф поступать тоже не хотелось. Спасибо, конечно, Седрику за поддержку, но как же не вовремя... С вымученной улыбкой я забралась на стул и позволила МакГонагалл нацепить на себя артефакт.

— Ну что, куда тебя? Гриффиндор?

— Гриффиндор. Конечно. Лучший факультет всех времен и народов. Аминь, — мысли не слова, не удержишь.

— Ага... Значит, ты не хочешь на Гриффиндор?

— Наш разговор может быть передан третьим лицам?

— Я откуда знаю, кому ты расскажешь?

— Меня волнует возможная утечка от вас.

— Я забываю все: и ученика, и разговор, как только покидаю голову.

— Ответ не точен. Кто вас знает, ментальную продолжительную связь я могу себе представить. А если я, обретённая, могу представить, маги, вероятнее всего, могут реализовать.

— А может, Слизерин?

— Смерти моей хотите, уважаемая? И на вопрос ответить не забудьте, будьте так любезны.

— Так... А, Моргана с ними со всеми! Я обязана докладывать директору о наличии одержимости, неполноценности или отклонений. В таких случаях устанавливается контакт и поддерживается либо пока угроза не проходит, либо пока ученика не отчисляют. В ментальном плане у тебя все в порядке, мышление развито превосходно. Отклонений нет, даже агрессии не вижу. Контакт и контроль устанавливать не буду, так что, торжественно обещаю, что вся информация о нашем разговоре для меня перестанет существовать в момент, когда профессор МакГонагалл снимет меня с твоей головы через несколько секунд. Но я тебе ничего не говорила. Уговор?

— Уговор. Мне надо попасть в Гриффиндор?

— Если не хочешь проблем — да. Для магглорожденных выбор в последнее время редко распространяется на Равенкло и Слизерин. Предполагается, что я предложу либо Хаффлпафф, если с даром не очень, либо Гриффиндор, если есть хотя бы минимальные предпосылки.

— Что ж, Гриффиндор, так Гриффиндор. В моем случае лучше сидеть и не прыгать.

— Я, правда, сожалею. — тихо шепнула шляпа и громко, на весь зал произнесла: "Гриффиндор!"

Задействовав все доступные мне актерские способности, я широко улыбнулась. Пока показать зубы я могла только так.

Ученики расходились с пира организованными ручейками под предводительством старост. Всех первоклашек предусмотрительно согнали в первые ряды. Поначалу я не совсем поняла, зачем, но, когда мы вышли к лестничному колодцу, все встало на свои места.

Это было ПОТРЯСАЮЩЕ! Картины на стенах с живыми персонажами, которые оглядывались, переговаривались, а то и переругивались, желали школьникам успехов в учебе или просто изучающе разглядывали новоприбывших. И лестницы — они действительно двигались! Их движения сопровождались рокотом и легкой вибрацией пола.

Я видела немало замков во Франции на Луаре. Они впечатляли, но ни в какое сравнение с Хогвартсом не шли, потому что этот замок был живым. И я в данном случае не говорю о магии. Те замки, что я видела раньше, напоминали экспонаты музея, а по сути и были ими: огромные окна, залитые светом залы и тонкие бечевки или проволоки, отделяющие посетителей от того, что удалось сохранить для истории. Даже замок Блуа, произведший на меня в свое время сильное впечатление, казался теперь каким-то игрушечным.

А Хогвартс жил. Он был домом для многих и это делало его настоящим.

Строгая, немного скупая красота замка заставляла вертеть головой, не переставая. Все первокурсники хоть по разу, но замерли с открытым ртом, разглядывая какую-нибудь очередную диковинку. Думаю, даже попытайся кто-нибудь рассказать нам об ориентирах, переходах или еще о чем-то, никто бы ничего не запомнил. Просто потому, что невозможно объять необъятное, а запомнить хотелось все и сразу!

По прибытии в башню Перси Уизли провел блиц-брифинг, на котором сообщил нам следующее: спальня мальчиков — слева, а девочек — справа; система баллов важна, ибо кубок; расписание будет завтра. Точку в своем выступлении Перси поставил, пожелав нам спокойной ночи.

— Извините, пожалуйста, а вы, значит, староста? — решила расставить я точки над «И».

— Да, каждый кто носит вот такой значок на мантии, является старостой, — гордо сказал Перси.

— На Гриффиндоре один староста? — продолжила я.

— Нет. На каждом факультете советом преподавателей назначаются двое старост: девочка и мальчик, — важно просветил нас Перси.

— А кто ваш коллега? Вы не могли бы нам ее представить, Перси?

— Э-э-э-э… она должна быть здесь… Гаральда?!

— Чего тебе? — отозвалась смуглая миловидная брюнетка, с неудовольствием отрываясь от разговора.

— Здравствуйте, — мило улыбнулась я, — а мы тут знакомимся с факультетом. Перси, Гаральда, а можно будет устроить, чтобы вы нам рассказали побольше о факультете и Хогвартсе вообще? Нет, безусловно, я не имею в виду сегодня, — поспешила я успокоить старост, увидев, как скривились их лица. — Мы все, пока шли до башни чуть шеи себе не свернули, оглядываясь... И... Я подумала, что было бы здорово устроить обзорную экскурсию по замку. Это еще и очень поможет нам начать ориентироваться самим, не хотелось бы постоянно вас отвлекать от ваших дел просьбами проводить куда-нибудь...

— Почему бы и нет… — пожевав губами, согласилась Гаральда. — Давайте, и правда, соберемся на выходных. Мы со старшими устроим вам экскурсию.

— А потом, если дождя не будет, айда на озеро всем факультетом? — Раздался задорный мальчишечий голос из плотной группки шушукающихся в углу.

— Ага! Пикничок, сливочное пиво… — довольно прижмурившись, протянули на пару рыжие близнецы. Эти явно были за любой кипиш, кроме голодовки. Перси недовольно зыркнул на братьев.

— Гаральда, Перси, — решила я вернуть внимание к насущному, — а как обычно первокурсники в первые дни организуются для походов в Большой зал и на уроки? Я просто совсем не уверена, что хоть кто-то из нас сможет завтра найти дорогу самостоятельно... — и я застенчиво улыбнулась.

«Девочка-одуванчик, не забываем» — повторяла я себе, — « и глазками похлопать для пущего эффекта».

— Спускайтесь в гостиную в восемь утра, мелкие, я провожу. Персик, ты тогда давай, что ли, опоздавших собирай в полдевятого? — предложила Гаральда.

Перси вспыхнул, как это получается только у очень рыжих с очень бледной кожей. По-моему, он очень не любил это прозвище. Я подумала, что вполне могу его понять: он староста, ему необходим определенный авторитет. А домашнее прозвище "Персик" и правда, мало сочеталось с образом серьезного и строгого старосты.

Бедняга... Тяжело, должно быть, в одной школе с младшими братьями, для которых твой авторитет — пустой звук, а подшутить над братом — одно из любимых развлечений.

Перси отрывисто кивнул первоклассникам, а сам набросился на Гаральду, возмущенно выговаривая ей что-то о субординации громким свистящим шепотом.

Мы, стадо малышни, не слишком дружно промямлили пожелания доброй ночи и отправились по комнатам. После распределения, новых знакомств и, для многих, первого самостоятельного путешествия, моих соседок по комнате распирало от впечатлений. Естественно, о том, чтобы чинно разойтись по кроватям, и речи не шло. Мне тоже ничто человеческое не было чуждо. Вот только процесс знакомства и обмена впечатлениями рисковал затянуться действительно надолго. Я все прекрасно понимала, но привычка ложиться спать вовремя давала себя знать.

— Девочки, не хочется портить всем нам вечер обмена впечатлениями, но нам, пожалуй, пора бы и поспать. Как-то не хочется подрываться в Большой зал в последний момент с отметинами от подушки на щеке…

В одиннадцать лет внешность для девочек уже не была пустым звуком, так что аргумент сработал на ура. Соседки заметались по комнате, готовя вещи на завтра и перебирая книги, но всего через полчаса запрыгнули в кровати и, довольно пожелав друг другу доброй ночи, уснули.

Я же лежала на спине и, лениво медитируя, освобождала сознание. К окклюменции это, естественно, никакого отношения не имело. Это была базовая техника из йоговской практики. По идее, должна была то ли чистить, то ли открывать чакры. Чакры мне, убежденному агностику, были сугубо параллельны. За медитацию я взялась с год назад, после нескольких очень напряженных месяцев на работе, когда начала понимать, что на фоне серьезных проблем со сном у меня началась анемия и стал дергаться левый глаз. Подлое подсознание будто дожидалось, пока я выключу свет и закрою глаза, чтобы барыгой из-за угла предложить: «Пс-с-с-с, парень, не хочешь немного погонять?». И все... В голове начинали метаться истеричным хороводом мысли о том, что я могла забыть, сделать не так или пропустить, замотавшись за день. Лежи и хлопай глазами, пытаясь унять бьющееся в горле сердце и накатывающую волнами панику.

Медитации же помогали перевести сознание с неприятных мыслей на нейтральные образы. Ну правда, попробуй вспомнить о дедлайне, когда перед глазами нужно держать картинку семи разноцветных лучей, исходящих из семи определенных точек на теле да еще и в строго определенной последовательности.

Практика давала себя знать, лучи получались насыщенными, каждый положенного ему диаметра. Задержав ненадолго эту картинку в голове, я медленно уплыла в сон, счастливо улыбаясь.

В рабочий ритм включиться было просто. Просыпалась я рано и старалась систематически выходить на пробежку до озера, задерживаясь на берегу, чтобы проделать комплекс йоги. Уроки шли хорошо благодаря прочитанному заранее материалу и организованному мышлению. Спички превращались в иголки, перья парили над головой. Пусть неуверенно, кривенько, но кто потребует большего на первых занятиях?

С нашего потока я общалась по большей части с соседками по комнате и Невиллом. С остальным факультетом мы пересекались только в Большом зале. Отношения с Драко были странными. Нет, он был безукоризненно вежлив. Но его реплики отлично доказывали, что вежливость абсолютно не гарантирует дружелюбие. Сначала я игнорировала завуалированные колкости Драко, потом начала отвечать ему и втянулась. Народ вокруг поначалу пытался встревать и добавлять свои пять пенсов, но довольно скоро принял это как игру на двоих и просто наслаждался зрелищем. Обмен шпильками на грани фола, не пересекая черту, когда сарказм становится оскорблением, пока давался Драко непросто, но он очень старался. Я почему-то была уверена, что, если в самом начале он и хотел просто самоутвердиться за мой счет и отыграться за поезд, то после его захватил азарт.

В пятницу утром у нас стояли зелья. В преддверии занятия я засела за свои летние конспекты. Не то, чтобы я стремилась поразить мастера Зелий глубиной своих познаний, но и падать в грязь лицом перед этим преподавателем не хотелось абсолютно.

И вот настал день встречи с самым загадочным персонажем книг тети Ро. Я медленно шла на свое место рядом с Лонгботтомом. По дороге раскланялась с Драко, пожелав ему хорошего урока и прекрасного дня и получив взаимные пожелания, которые с высокого слога можно было перевести как «И Вам не убиться». День определенно начинался неплохо.

Снейп влетел в класс по звонку и...

Я верю, что в жизни каждой женщины бывает Большая Любовь. Именно вот так, оба слова с большой буквы. Она не обязательно, даже, скорее, редко заканчивается браком. Это Большая Любовь, а не Надежное Супружество или Абсолютное Взаимопонимание. Это чувство не греет, оно сжигает изнутри. По сути, это не слишком приятно, ведь в какой-то момент приходит понимание, что вы живете только им, и даже поняв это, ничего не можете, да и не хотите сделать. Для вас не существует никого и ничего, кроме него. Быт, обычно, расставляет все по своим местам. Те, у кого оказывается достаточно силы воли, с мясом выдирают эмоции из сердца и живут дальше со светлой грустью о прошлом. Те, кто идут дальше, часто выгорают: крылья, подаренные любовью, выкручивает реальность и ее несовместимость с ожиданиями и надеждами. У меня в свое время был первый вариант. Был очень давно, но каждая встреча и каждая минута помнились, как будто все произошло вчера.

Профессор Снейп, произносящий свой нетленный монолог о тонком искусстве зельеварения, до боли напоминал мне Его. Перед глазами встал тот нескладный и, если честно, некрасивый мужчина из другой жизни, человек, с которым я провела самый незабываемый, противоречивый, болезненный, но безусловно счастливый год в своей жизни. Так много oбщего — и во внешности, и в повадках!..

Безумно захотелось курить. Уставившись в парту, я решила, что подниму взгляд на Снейпа только под угрозой смертной казни, ибо легилимент он или нет — это еще вилами по воде писано, но рисковать тем, чтобы проколоться в самом начале авантюры, очень не хотелось.

Снейп тем временем отчитывал Поттера. Последовал вопрос классу. Я решила не пытаться ответить. Если слизеринцы молчат, а, я уверена, многие из них знают ответ, значит, для здоровья полезнее сидеть тихо.

Наконец, лишив Гриффиндор нескольких баллов, Снейп велел нам взяться за приготовление зелья.

Меня, откровенно говоря, напряг тот факт, что профессор не рассказал ничего о технике безопасности на своем условно-травмоопасном уроке. От слова совсем. По теории, опять же, информации не было дано никакой. «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Я, как ни старалась, никак не могла понять, как Дамблдору в голову пришло допустить этот британский прообраз Теренса Флетчера к обучению детей.

Для себя я решила, что первый урок вполне удастся пережить, если четко, скрупулезно следовать рецепту. Невилл оказался не так уж неуклюж, но в плане приготовления ингредиентов обладал той же магией, что и мой бывший муж: максимум разрушений при минимуме результата. Просто бывают люди несовместимые с приготовлением еды... Ну и с тонкой наукой зельеварения. Я старалась привлекать к себе минимум внимания и, если надо было что объяснить Невиллу, просто клала руку ему на предплечье и жестами или на своем примере показывала, как, по-моему, было правильнее сделать. К концу занятия мы неплохо сработались. Зелье получилось более-менее приличным, пусть с некоторыми огрехами, но по крайней мере, оно соответствовало описанию из учебника.

Рон и Гарри, совместно сварившие жутковатую бурду непонятного цвета, ожидаемо получили очередную порцию сарказма от Снейпа и пожелание не встречаться со штрафниками, которым придется их котел отчищать.

Прозвенел звонок, и народ как ветром сдуло из класса. Кроме меня.

Снейп уставился на меня, удивленно приподняв бровь:

— Мисс Грейнджер, вы не в состоянии собрать свою сумку или забыли, где выход?

— У меня вопрос, профессор Снейп, — потупившись и пропустив сомнительной вежливости комментарий мимо ушей, ответила я, — я хочу попросить вас посоветовать мне учебники или статьи, которые объяснят основы правил безопасности на зельеварении. Я воспитывалась в другом мире и понимаю, что могу представлять опасность для себя и окружающих просто потому, что, возможно, не знаю элементарных вещей, которые волшебники узнают с детства и считают само собой разумеющимися.

— Хм... Это может иметь смысл. Полагаю, вам подойдет книга Рейбери. Этот магглорожденный зельевар недавно выпустил брошюру именно на эту тему. Серьезные издания по зельеварению ее печатать отказались, но у меня есть один экземпляр.

— Если вы дадите мне возможность прочитать и законспектировать работу мистера Рейбери, я с удовольствием поделюсь записями со всеми однокурсниками. Я думаю, ваши ученики с помощью этой информации станут осмотрительнее и внимательнее на ваших уроках... Сэр.

— Возможно, — Снейп откинулся на спинку стула и, пару раз стукнув пальцем по столешнице, продолжил. — Только с какой стати мне себя утруждать? При должном старании вы найдете всю необходимую информацию в библиотеке школы.

Я сцепила руки за спиной. В принципе, если считать годы, что я прожила в прошлой жизни, Снейп был, как минимум, моим ровесником, a возможно, даже моложе. Наверное, поэтому воспринимать его выпады всерьез никак не получалось — но ему ни в коем случае нельзя было это показывать.

Я могла бы привести аргументы, сказать, что это в его же интересах, попытаться убедить, но в итоге просто пожала плечами. Давить на профессора бесполезно: как неглупый человек он и сам должен был понимать, что моя просьба логична и обоснована и что для него это выгодно. А решение он все равно будет принимать, исходя из своих собственных мотивов. Я на него повлиять не смогу, разве что разозлю своим вмешательством, уменьшая шансы на благополучный исход.

— Хм-м-м-м...— протянул Снейп, прожигая меня взглядом.

Я только ниже опустила голову и своим смиренным молчанием намекнула, что все еще жду его решения.

— Ну ладно, пусть. Но в таком случае, ответственность за незнание этих правил вашими оболтусами-однокурсниками ляжет на вас.

— Отлично, сэр, — сказала я с кислой миной. Бегать за детьми и пытаться вбить им знания в головы в мои планы абсолютно не входило, — как вы желаете передать мне работу мистера Рейбери?

— Я сделаю вам копию. Она будет сегодня вечером у мадам Пинс, продержится до понедельника, потом истает. Советую вам не терять времени.

— Спасибо за помощь, профессор Снейп, я вам очень признательна. Хорошего дня, — вежливо сказала я и пошла на полеты, стоявшие по расписанию после обеда. Я решила, что, поскольку я не знаю, на что похожи эти полеты по ощущениям, от еды сразу перед уроком стоит воздержаться.

На полетах не обошлось без канонного казуса: Невилл взлетел и, занервничав, свалился с метлы на высоте десятка метров. Я, в принципе, ожидала чего-то подобного, поэтому палочку держала наготове. Естественно, не с моим опытом волшебства ловить полных мальчиков в свободном полете, и падение, если и замедлилось, то очень незначительно. Но вот вокруг меня послышались детские голоса, произносящие «Вингардиум Левиоса», падение Невилла заметно замедлилось, но приземление все равно сопровождалось неприятным глухим звуком и вскриком мальчика.

Я выдохнула и быстро обернулась. За спиной, тяжело дыша и сжимая палочки до побелевших костяшек, стояли Гарри, мои соседки — Лаванда, Парвати и Фэй — и, что удивительно, Драко.

Я подлетела к Невиллу и помогла ему подняться на ноги.

— Ты в порядке? Где болит?

Бедняга выглядел паршиво: серое лицо, расширенные зрачки, трясущиеся крупной дрожью руки. Было видно, что на ногах он держится буквально на честном слове. Всё-таки свободное падение с высоты — это значительно страшнее, чем даже прыжок с парашютом.

Убедившись, что с Невиллом все в порядке, я обернулась на преподавательницу, которая оставалась стоять там, где стояла. В ее руках не было палочки.

— Профессор Хуч, вы не владеете магией? — спросила я, складывая руки на груди.

— Мисс Грейнджер, все профессора Хогвартса владеют магией, хотя я больше не уверен, в достаточной ли степени, — похоже, Драко, впечатленный происшествием, решил отложить пикировки до более подходящего момента.

— Мистер Малфой, вы только что усомнились в профессионализме нашего преподавателя по полетам. Человека, от действий которого зависят наши жизни...

— Боюсь, мисс Грейнджер, мои сомнения вполне обоснованы. Думаю, мне стоит сообщить об этом отцу. Он входит в попечительский совет.

— Это будет мудро с вашей стороны, мистер Малфой. То, что случилось сегодня, могло закончиться крайне плачевно. Я говорю не о повреждениях средней тяжести, Невилл мог остаться инвалидом на всю жизнь или погибнуть.

— Согласен, мисс Грейнджер. Мог погибнуть единственный потомок древнего рода Лонгботтомов.

— Пусть я не считаю одну жизнь ценнее другой, в данной ситуации это можно считать дополнительным отягчающим обстоятельством.

— Леди и джентльмены, — обратился Малфой к однокурсникам, — мы с разных, более того, не вполне дружественных факультетов, но, думаю, сейчас должны объединиться. Сегодня это случилось с Невиллом, завтра это может быть любой из нас. Я собираюсь связаться с отцом, он в совете попечителей, и искренне надеюсь на ваше содействие в предоставлении информации. Это очень важно.

Малфой достал Сквозное зеркало и тихо и четко начал объяснять отцу ситуацию. Гром не грянул, и солнце продолжало светить так же ярко, но слова Драко подействовали, как надо, и, пару минут спустя, на поле с хлопками начали появляться один за другим взрослые маги.

— Драко, приветствую тебя. Еще раз и подробнее, что случилось? — спросил высокий статный мужчина с длинными волосами цвета платины.

— Отец, один из учеников не справился с управлением метлой. Поднявшись на высоту третьего этажа школы, он не удержался и начал падать. Объединенными усилиями учеников Слизерина и Гриффиндора удалось остановить падение. А мадам Хуч, обязанная обеспечивать нашу безопасность на уроке, даже не достала палочки и, если бы не остальные ученики, юный лорд Лонгботтом мог бы сильно пострадать.

— Невилл! — выдохнула потрясенно сухонькая леди в странной шляпе.

— Юные леди и джентльмены, произошедшее не шутка и не забавное недоразумение. Я крайне благодарен Драко за то, что он поставил меня в известность о случившемся, но, для того чтобы подобное не случалось впредь, очень важно, чтобы каждый из вас честно и полно описал нам произошедшее.

Поле для квиддича, буквально замершее с момента полета Невилла, взорвалось звуками. Малфой организовал попечителей, чтобы те отвели детей в замок небольшими группами и там обо всем расспросили. Нашу шестерку, состоящую из тех, кто вовремя достал палочки и Невилла, сопровождали мистер Малфой и леди Лонгботтом. Последняя держалась рядом с внуком, разрываясь между желанием обнять и ощупать на предмет повреждений любимого внука и ролью Леди-Попечителя, которой негоже настолько открыто проявлять беспокойство. Ребята притихли, но выглядели решительно, они поняли важность происходящего и старались держаться соответственно. Драко цвел и пах.

На пороге замка нас встречали директор и МакГи.

— Ужасное, дикое происшествие, мистер Малфой, — аккуратно забросил удочку директор, взволнованно блестя очками.

— Абсолютно с вами согласен, директор. Происшествие дикое. Мы во всем разберемся и сообщим вам наше решение.

— О, не стоит беспокойства, вы все — занятые люди. Если позволите, мы уже готовы собрать педсовет и расследовать происшествие на внутреннем уровне.

— Ну что вы, — радостно оскалился Малфой, — это наш долг! Нас вызвали ученики и мы просто обязаны разобраться в ситуации. Кроме того, это наши дети. Ради них, думаю, все мы готовы отложить свои дела.

Наша группа обогнула начальство Хогвартса по дуге и углубилась в коридоры первого этажа в поисках свободного помещения. В пустом классе с парой запыленных портретов на стенах лорд Малфой трансфигурировал парты в диван для нас и в пару кресел напротив — для себя и леди Лонгботтом.

Когда все устроились, лорд дал нам слово. Тут все ребята, кроме меня и Невилла, заговорили одновременно, и Люциус, осознав свой промах, остановил их и обратился к Гарри с просьбой рассказать все по порядку. Ребята втянулись и поправляли или дополняли рассказ Гарри. Я тихо сидела в стороне и в обсуждении практически не участвовала. Зачем, если ребята и без меня отлично справляются: желающих поделиться переживаниями хватало. Оба Малфоя были заметно довольны. Леди Лонгботтом была в ярости: ее единственный внук чуть не погиб!

Спустя полчаса взрослые напоили нас успокоительным, что принесла медиковедьма, и проводили в гостиные. В гриффиндорской гостиной, заметив, что наши однофакультетники сгорают от любопытства и уставились на нас алчными глазами, леди Лонгботтом буквально за руку отвела нас в спальни, чтобы мы смогли спокойно лечь спать и восстановиться.

В нашей спальне, после отбытия леди Лонгботтом, мы с девочками как-то незаметно собрались вокруг Лаванды. Самая эмоциональная из нас четверых, она все никак не могла прийти в себя.

— Ну хватит, Лав, все обошлось, — увещевала подругу Парвати, — заканчивай уже сырость разводить.

— А если бы Герм не достала палочку? — некрасиво шмыгнув носом, проговорила Лаванда.

— Если бы да кабы... Лав, все произошло так, как произошло. Кстати, вы заметили, как тот слизеринец вывернул ситуацию? "Ученики СЛИЗЕРИНА и Гриффиндора", — похоже спародировала Фэй.

— Кстати, о сообразительных учениках — молодец Герм, я даже понять ничего не успела, а ты уже была во всеоружии.

— Ничего удивительного, я за палочкой полезла, еще когда он начал взлетать, — пожала я плечами. — Это же Невилл. Вы же знаете, какой он, когда волнуется.

Лаванда улыбнулась сквозь слезы. Невилл был отличным мальчишкой. Добрым, умным, терпеливым... И до ужаса застенчивым. К нам он уже начал привыкать, но резкие, иногда не вполне доброжелательные комментарии сокурсников буквально выбивали у него почву из под ног и он терялся, мямлил и становился потрясающе неуклюжим.

— А вообще, неплохо бы присматривать друг за другом, — подумав, сказала я. — Смотрите, все обучение основано на практике, так? Но учащихся много, а преподавателей — всего ничего. Преподаватели вполне могут не успеть или не суметь нас подстраховать. Дело даже не в отсутствии профессионализма, как с мадам Хуч. Чисто физически сложно уследить за всеми. Я ничего не имею против интересных приключений, но хотела бы закончить обучение без дополнительных шрамов и со всеми конечностями, предусмотренными природой.

Соседки поежились и пригорюнились.

— В моей прошлой школе для получения доступа к практическим занятиям, которые могли быть хоть чем-нибудь опасны для здоровья, заставляли прочитать и чуть ли не наизусть выучить соответствующие правила безопасности. Что-то из разряда: туда руки не совать, это не трогать, то не делать... .

— Да, нам бы что-нибудь подобное не помешало, — вздохнула Фэй, — особенно на Зельях, Трансфигурации, Травологии и Чарах…

— О! — хлопнула я себя по лбу, — совсем с этими переживаниями забыла! Профессор Снейп согласился дать мне копию брошюры по технике безопасности на зельеварении. Составлялась она магглорожденным и, вероятнее всего, для магглорожденных. Но, кто знает, может быть и вы что-то для себя там почерпнете. Я собиралась засесть за нее сегодня вечером.

— Сегодня уже не получится, — вздохнула Фэй. — А вот завтра... Только, чур, читаем вместе!

— Все вместе, — грозно уточнили Лаванда и Парвати.

— Да не вопрос, — рассмеялась я. — А вообще, если серьезно, в этой школе, кажется, жизнь строится по принципу: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих». И это ко всему применимо! Смотрите, если бы мы не попросили, старосты не предложили бы нам экскурсию по Хогвартсу.

— Кстати, девочки, не проспать бы, экскурсия завтра, и oна начинается с общего похода в столовую, сбор в девять утра, — педантично напомнила Парвати.

— Кстати, да. Надеюсь, у нас хватит времени на брошюру… Копия исчезнет в воскресенье.

— Так попросим старших ребят сделать нам еще три копии, поделим книгу на четыре части и сядем читать все вместе, каждая свою. А лучше пять: одну копию дадим Невиллу. Делаем конспекты, совмещаем — и все, — предложила Лаванда чуть гнусавым после слез голосом.

— Я тебе уже говорила, что ты гений, дорогая? — улыбнулась я. — Девочки, я так рада, что моими соседками оказались именно вы! А учитывая, что нам с вами жить под одной крышей следующие семь лет обучения, могу сказать, что радость моя безгранична!

— Семь лет звучит как «пожизненно». Но в остальном — согласна, — рассмеялась Лаванда.

Мы еще поболтали на отвлеченные темы и не заметили, как заснули вповалку все на одной кровати. Вероятно, мы эмоционально вымотались значительно сильнее, чем думали.

На следующий день выяснилось, что мадам Хуч покинула свою должность. Поскольку директор не планировал менять преподавателя, запасного на примете у него не было. Чего не скажешь о попечителях. Они достали откуда-то некоего Захарова Дмитрия Павловича, бывшего капитана захолустной Румынской команды по квиддичу, бывшего тренера какой-то полупрофессиональной команды и выпускника Дурмстранга. Как объяснила Лаванда, которая каким-то чудесным способом всегда была более или менее в курсе происходящего, попечители настаивали на том, что для преподавателя, курирующего межфакультетские соревнования, важно быть максимально непредвзятым. А это сложно, когда видишь детей в такой же школьной форме, которую сам когда-то носил.

Но обо всем об этом я узнала несколько позже. Пока же мы великолепнo проводили время, гуляя большой шумной компанией по коридорам Хогвартса, слушая рассказы старшекурсников и стараясь побольше запомнить.

* * *

На обед в Большой зал факультет Гриффиндор зашел слаженно, слаженно же сложил еду в корзины, сумки и пакеты и так же слаженно отбыл. Преподаватели и остальные ученики взирали на это в настолько полном ступоре, что какую-то реакцию проявили лишь, когда мы достигли озера и начали рассаживаться.

— Могу я поинтересоваться, почему мой факультет в полном составе проигнорировал обед в Большом зале? — спросила Минерва, подлетая к нам.

— Добрый день, профессор, — поспешно встав и одернув мантию, ответил Перси, — технически, мы были на обеде. Мы решили, что будет очень полезно расказать первокурсникам о жизни в Хогвартсе и познакомить их с факультетом. Поэтому утром мы провели экскурсию по замку, а сейчас устраиваем пикник. Мы спешили организовать это, пока еще все не слишком загружены учебой.

— Это… прекрасная инициатива Перси, двадцать баллов Гриффиндору!

— Перси. Ты не хотел бы упомянуть, чья это, вообще-то была инициатива? — протянула Гаральда, кошкой щурясь на солнце.

— Именно это я и собирался сделать, коллега, — ни на секунду не растеряв уверенности в себе, ответил Перси, — но раз уж ты уже взяла на себя этот труд, хочу сказать, профессор, что Гриффиндору в этом году потрясающе повезло с набором. Ребята дружные и инициативные.

— Что ж, еще десять баллов Гриффиндору, и позвольте пожелать вам приятного дня, — коротко кивнув, сказала МакГонагалл и повернулась, чтобы уйти.

— А вы не останетесь? — спросила я. Да, я опасалась декана и недолюбливала ее. Но врагов надо держать ближе, чем друзей. — Сегодня выходной, а вы также часть нашего факультета, более того, вы его глава. Если вы не спешите и у вас есть немного времени, нам было бы очень приятно, если бы вы остались с нами и рассказали нам что-нибудь. Сегодня отличный день для пикника и того, чтобы проникнуться духом факультета.

— Не знаю, уместно ли это… — протянула МакГи, но было заметно, что она рада предложению.

— Здесь собрался весь наш факультет. Профессор, здесь мы и Ли Джордан! А за нами нужен глаз да глаз. Так что, вам просто необходимо провести с нами хотя бы совсем немного времени, просто чтобы убедиться, что мы не делаем и не планируем никаких глупостей, — хитро прищурившись, заявили одинаковые Уизли.

И тут произошло невероятное событие. Мир замер, взирая на широко улыбнувшуюся МакГонагалл. От такого даже шумные гриффиндорцы притихли настолько, что стало слышно пение птиц из Запретного леса. Декан же изящным движением взмахнула палочкой, трансфигурировала себе высокую подушку из ближайшей ветки и уселась в центре нашего импровизированного караван-сарая.

— В наше время пикников мы не устраивали, но каждый месяц собирался совет факультета… — МакГонагалл рассказывала об организации, принятой в Гриффиндоре вo время ее студенчества. Создавалось ощущение, что факультет ее молодости был самоуправляемой, дружной семьей. На каждом курсе была парочка представителей, так сказать, общественного мнения. Раз в месяц или в случае чрезвычайных ситуаций представители собирались, обсуждали и принимали решения по факультету. Старосты в таком случае исполняли роль парламентеров между студентами и преподавателями.

Это было безумно интересно. Я мотала на ус.

Пикник прошёл весело и плодотворно. Старшекурсники травили байки, деканша дополняла и поправляла их, добавляя рассказам правдоподобности и комичности. В общем и целом, я была до крайности довольна проведённым днём. Теоретически, стоило пойти в башню со всеми, но у меня были немного другие планы.

Сказав народу, что чуть-чуть задержусь, я направилась к кромке Запретного леса и, поравнявшись с первыми деревьями, тихо позвала Люцифера. Ворон не заставил себя долго ждать, он вылетел из леса и, сделав круг у меня над головой, сбросил мне под ноги два чехла с письмами. Дав мне время их поднять и усесться на нагретую за день землю, он опустился на моё плечо, обдав уже привычным, но все таким же приятным теплом.

— Ну здравствуй, Люц, — тихо сказала я, предлагая ворону пересесть на предплечье, — не знаю как ты, а я безумно соскучилась.

Ворон сел на предложенную руку и довольно прижмурился.

— Мне тебя очень не хватало, — продолжила я, — как ты тут? Я понимаю, что жизнь в лесу для тебя не должна быть особенно сложной или опасной, но это все же Запретный лес. Так что, пожалуйста, будь осторожен.

Я с самого начала догадывалась, что Люц не обоснуется в совятне, но, тем не менее, движимая желанием поскорее написать родителям, попыталась найти его там при первой подвернувшейся возможности. Естественно, безрезультатно. С момента прощания у поезда Люц как сквозь землю провалился, и я уже начинала нервничать, но ворон сам нашёл меня у теплиц перед уроком Спраут.

Когда мы подходили к теплицам, он каркнул с ближайшего дерева, привлекая мое внимание, и остался там до конца урока, внимательно наблюдая за моими действиями.

После урока по расписанию стоял обед. Попросив ребят прихватить мне какой-нибудь пирог, я отделилась от веселой толпы, направившейся к замку. Мне нужно было выяснить, где искать Люца, если он мне срочно понадобится. Ворон явно понял, чего я от него жду, и на бреющем полете двинулся в сторону леса. Он привел меня к кромке леса, уселся на ствол поваленного старого дуба и каркнул, предлагая присоединиться.

Пропуск обеда, конечно, давал некоторое время, но я понимала, что его будет недостаточно. Поэтому, осмотревшись и запомнив ориентиры, я пообещала ворону вернуться после уроков.

Еле дождавшись окончания занятий, я вышла из замка и побежала к лесу. Люц уже ждал меня, обосновавшись на облюбованном им поваленном дубе. Со стоном опустившись на землю и привалившись спиной к стволу, я наслаждалась тишиной и покоем. Я и не осознавала, насколько на самом деле вымоталась. Ребята из Гриффиндора оказались вполне приятными и разумными, а школьная жизнь — в принципе, интересной, но... Постоянный шум, беготня и мельтешение гиперактивных подростков все-таки прилично утомляли. Люц же создавал вокруг себя атмосферу комфорта и полного спокойствия, и это было божественно приятно.

Пусть это звучит глупо, но мне просто хотелось поболтать с вороном. Его разумные реакции отлично заменяли любые слова, и с ним не нужно было себя сдерживать, корректировать речь или думать, что можно сказать, а что — нет.

Посидев с прикрытыми глазами, насладившись таким редким в последние дни ощущением покоя и защищенности и выговорившись, я вспомнила о насущном.

Я приготовила к отправке два письма: одно родителям, другое — Тому из Котла. Достав их из сумки, я обернулась к Люцу и замешкалась, не зная, как поступить. Гонять птицу дважды не хотелось, но я не была уверена, что мой почтальон, каким бы разумным ни был, разберется, кому какое доставить. Мое замешательство разрешил сам ворон. Он схватил оба послания лапами и, хлопнув крыльями, сорвался в полет.

С того дня он безошибочно находил меня в толпе детей на улице и, убедившись, что его заметили, бросал на землю у моих ног чехлы, тубы и другие послания. Я же, когда точно знала, что Люцифер поблизости, вечерами выходила на улицу и часами сидела с птицей, болтая ни о чем или просто наслаждаясь теплом и негой, всегда укутывавшими тело и разум в его присутствии.

Я спокойно приняла тот факт, что почту я буду получать на улице. Учитывая то, что я часто видела, как письма школьников приземлялись в их тарелки с едой — иногда вместе с почтальоном, я абсолютно ничего не имела против повадок Люцифера.

На этот раз передо мной лежали листки, исписанные убористым почерком Эммы, и пергамент от Тома. Родители желали успехов и требовали новостей. Том возмущался решением шляпы и настаивал на том, что такой интеллигентной юной леди, как я, нечего делать на буйном и шумном Гриффиндоре.

Ответ я решила написать здесь же. Паранойя или нет, но писать о своих подозрениях относительно школы в самой школе казалось глупым.

В своем письме Тому я осторожно намекнула, что после разговора со шляпой попасть на другой факультет не представлялось возможным. Мне хотелось спросить его, что именно он нашел у отца тогда, в Котле, что он вообще думает об этой истории, а также о его собственных воспоминаниях о поступлении и распределении. Но… Ну, ответит он мне. Что я с этой информацией буду делать? В заклятиях я пока абсолютно не разбираюсь. Да и Том, в отличие от меня, на Равенкло попал. Значит, и ситуация у него была другой. Значит, и лезть не стоит. Лишний раз себя запутывать и выдумывать конспирологические теории я никогда не любила.

Отдав письмо Люцу, я засобиралась в замок. В башне мы с девочками подошли к Перси, чтобы объяснить ему суть дела с брошюрой по зельям, и получили неожиданную поддержку. Работа Рейбери вызвала бешеный ажиотаж среди первых трех курсов, причём второй и третий были готовы на все, чтобы получить доступ к книжке. Я уже было решила, что мне не придется напрягаться, убеждая одноклассников в том, как важно разбираться в технике безопасности на Зельях, но жизнь, видимо, решила, что это было бы слишком просто.

— Фигня это все, — заявил Рон, откусив голову шоколадной лягушки, — и охота вам в выходные за книжками сидеть?

Я уже было собралась сказать, что здоровье важнее, чем выходные, потраченные на чтение, но меня опередил тощий мальчишка, кажется, с третьего курса.

— Правильно, парень, не заморачивайся, нам дополнительная копия достанется! — хлопнул он Рона по плечу.

— Да что вы вообще так на эту книжонку набросились? — удивленно спросил Рон. — Делать вам, серьезно, больше нечего… Давайте лучше в шахматы сыграем! Кто со мной?

— Слушай, иди сам в свои шахматы играй. Меня один раз знаешь, как обожгло, когда я по глупости не ту мешалку взял? А ведь бывает и хуже!

— Ага, помните, ребята, тот парень с Хаффлпаффа…

И понеслось. От историй, которые рассказывали ученики, волосы на голове поднимались дыбом. Даже если они преувеличивали, все равно было не очень понятно, почему зельеварение до сих пор не убрали из программы. Ну или, как минимум, не сменили преподавателя.

— А Снейп тогда на что? — с круглыми от страха глазами озвучил мои мысли Рон.

— Нас по двадцать человек в классе, а то и больше. И каждый постоянно что-то в котел бросает. Попробуй за всеми уследи… — протянул парнишка, радовавшийся дополнительной копии Рейбери.

— Как хочешь, Рон, это, конечно, только твое дело: читать или нет, — сказала Парвати. — Если хочешь рассчитывать на молниеносную реакцию профессора Снейпа — ты в своем праве. Я же предпочитаю рассчитывать на себя.

— Вообще-то, если Рон не прочитает Рейбери, это будут не только его, но и мои проблемы, — решила сдаться я. — Уже согласившись дать книгу, профессор Снейп заявил, что если кто-то из первокурсников Гриффиндора покалечится или покалечит кого-нибудь другого на зельях, то накажут меня. Давать задний ход в тот момент уже было поздно.

— Снейп такой... Снейп, — усмехнулась Гаральда.

Гриффиндорцам было нечуждо понятие взаимовыручки, так что, большинством голосов, меня решили не подставлять. Даже Рон, бурча что-то про то, что я сама по-дурацки вляпалась, демонстративно плюхнулся на ближайший диван и с громким стоном попросил передать ему книгу. Разделив книгу на четыре части по главам, народ засел за работу, пытаясь разобраться, что именно нам может пригодиться и как перевести довольно сложный научный язык в удобную для восприятия школьниками форму. Было решено, что завтра днем от каждой группы кто-то один выступит перед остальными и расскажет свою часть.

У некоторых братья или сестры учились на других факультетах — было решено передать конспекты и им. Старшие, интереса ради, сделали и себе пару копий, решив, что, чем черт не шутит, и им может попасться что-то новое и полезное.

Новость о нашей задумке облетела Хогвартс со скоростью хвостороги. К МакГонагалл направилась делегация из старост Равенкло и Хаффлпаффа. Декан прониклась и отправилась к Перси. В итоге три оратора, нервно вытирая потные от волнения ладони о мантии и беспрестанно поправляя одежду, готовились к выступлению перед широкой аудиторией в Большом Зале. Четвертым оратором был Перси, но он-то был всем доволен. А вот мой уровень популярности, несмотря на активную поддержку Перси и его речь с утра в гостиной факультета, призванную воодушевить ораторов, резко упал…

Снейп выглядел довольным. В кои-то веки его предмет был в центре внимания. Его, похоже, радовало искреннее удивление коллег, которые все утро аккуратно пытались вызнать, как он добился такой потрясающей заинтересованности от студентов, и, видимо, в конце концов, он сдал остальным деканам моё участие во всем этом беспределе.

Презентации прошли, кстати, просто отлично. Вчерашний худосочный парнишка рассказывал о важности выбора правильной мешалки, разделочных ножей и других инструментов в зельеварении. Кристина с четвертого курса объясняла, почему было настолько важно готовить ингредиенты в четком соответствии с рецептом. Какая-то симпатичная блондинка, забавно жестикулируя, рассказала о важности следования инструкциям и термическим нормам при приготовлении зелья. Она была очень убедительна, но я все равно не поняла, почему несоблюдение рекомендованной скорости, интенсивности, направления и количества помешиваний может в итоге дать зелье с неожиданными побочными эффектами. Я решила, что это надо будет просто принять, как аксиому.

Перси задвинул длинную и сильно мудреную речь о котлах.

На выходе из зала нам перегородила дорогу делегация от преподавательского состава с деканом во главе, кровожадными улыбками на лицах и брошюрами в руках. Я икнула и попыталась спрятаться за Невилла. Тот, хоть и был робкого десятка, но сплоховать перед дамой, видимо, не хотел, так что выпятил грудь колесом и расправил плечи.

— Добрый день! — попытался гаркнуть он, переводя огонь на себя, но от волнения у него сорвался голос и на слове «добрый» дал петуха.

Профессора перевели горящие взгляды на Невилла. Невилл попятился, но окончательно не отступил. МакГи кашлянула, смутившись, и решила взять слово.

— Добрый день, дети. Мисc Грейнджер, на секунду, будьте любезны! Да идите сюда, не съедим же мы вас, в самом деле!

— Добрый день профессор, добрый день, — кивнула я остальной делегации, выйдя из-за плеча Невилла, но не спеша приближаться.

— Нас с коллегами весьма впечатлила сегодняшняя лекция. Насколько я поняла, организатором выступили вы.

— Что вы, профессор! Сегодняшняя лекция — результат работы всего факультета. Я не хотела бы присваивать себе благодарность за работу, которую мы проделали все вместе. Перси...

— Изначально, тем не менее, идея исходила от вас. Мы с коллегами хотели бы попросить вас организовать что-то подобное по всем основным предметам, — перебила меня декан. — Кстати, за отличную работу я начисляю Гриффиндору… Mмм… Пятьдесят баллов!

— О, спасибо, профессор. Но, в таком случае, со стороны Гриффиндора было бы нечестным преимуществом получить возможность заработать несколько раз по приличному количеству баллов. Такую возможность должен получить каждый факультет. Если предложить, думаю, все с удовольствием согласятся, — я лихорадочно придумывала доводы, которые помогли бы откреститься от задания деканов: гриффиндорцы, узнав о презентациях на публике, уже начинали смотреть на меня волком, но пока сдерживали раздражение. Но если я сейчас приду в башню со стопкой книг и предложением повторить подвиг еще раза три, меня просто съедят, даже Перси не спасет!

— Если серьезно подойти к организации, ребята могли бы с вашей помощью подготовить специально адаптированные доклады для каждого курса по отдельности, ведь с каждым годом сложность и опасность практических занятий повышается. Это огромная работа, но если хорошо все организовать, можно было бы разработать и напечатать памятки по безопасности на каждый курс и по каждому предмету. Их можно было бы выдавать ученикам на первых занятиях в начале года. Таким образом, и ученикам, и профессорам будет спокойнее и приятнее работать. Естественно, это потребует больше времени и участия всех факультетов, но, по итогам, может быть значительно эффективнее... — на нервной почве меня откровенно несло. Привычка, похоже, и правда — вторая натура: у меня было такое ощущение, что я убалтываю клиента на то, чтобы вместо десятка новых вариантов макета сию секунду, провести брейнсторминг, составить методологию и, в результате, выиграть время на разработку чего-то стоящего.

— Прекрасная идея, мисс Грейнджер. Я назначаю вас ответственной за распределение обязанностей, составление графика докладов и производство памяток. Думаю, Перси вам с удовольствием в этом поможет.

Я гулко сглотнула и жалко улыбнулась.

— Почту за честь, профессор. Вы мне дадите время до вечера подумать, как мне лучше за это все взяться?

— Хорошо, мисс Грейнджер.

Когда преподаватели скрылись за поворотом коридора, я выдохнула сквозь зубы мантру: «Твою. Мать. — твою мать — твоюмать»

Невилл похлопал меня по плечу в знак поддержки. Девочки с тяжелым вздохом пообещали не бросать меня и помочь, хотя и не особо понимали, чем именно.

— Та-а-а-ак, — протянула я, пытаясь взять себя в руки, — вот счастье-то привалило... И с какого конца за это браться? Ладно... Пусть задание практически невыполнимо, что-то подсказывает мне, что если у нас что-то получится хотя бы отчасти, это принесёт нам приличные дивиденды в будущем.

— Диви-что?

— Преимущества. Не паникуйте раньше времени, прорвёмся!

Мы нашли пустой класс и уселись там за парты. Вот так стихийно и начался первый привычный мне брейнсторминг в новой реальности.

— Итак, думаю, все согласны, что мы одни не справимся. У нас нет пока ни авторитета, ни знакомств, нужных для того, чтобы организовать такую колоссальную работу.

Народ, и так не особо воодушевленный перспективой, окончательно пригорюнился.

— Отставить панику! Если всего этого нет у нас, это не значит, что этого нет ни у кого. Нужно найти и привлечь тех, кто пользуется авторитетом на других факультетах. С моей стороны, предлагаю от Слизерина попробовать поговорить с Драко Малфоем… чем черт не шутит? От Хаффлпаффа — с Седриком. Думаю, они смогут если не запустить работу на своих факультетах, то хотя бы посоветовать нам, с кем об этом стоило бы поговорить. У кого есть идеи, кого ещё можно привлечь?

— Мы могли бы попробовать поговорить со старостами, — сказала Фэй, — хотя вряд ли их поддержка нам что-то даст. Вон, Перси утром полчаса распинался о чести факультета, а толку? Мне показалось, ничего, кроме раздражения и зевков, он своей речью не добился. Нужны те, к кому прислушаются.

— Ага, — подала голос Парвати, — только как этих ребят найти? Значки они вряд ли носят... да и вообще, вот мы учимся на Гриффиндоре, вроде бы всех немного знаем... а я вот не знаю, кто из наших бы подошел.

— Гаральда! — не задумываясь, ответил Невилл. — Вспомните первый вечер. Большую часть времени ее было не слышно и не видно, а как надо было принимать решение, она просто сказала, что делать и все согласились. А потом, вспомните, Перси всю неделю ругался с близнецами, чтоб они на пикник сливочное пиво не принесли. Пришла Альда, сложила руки на груди и заявила: "Алкоголь только в башне"! И все! Близнецы даже рты не раскрыли...

— Разумно, — сказала я, — Равенкло?

— У них, по-моему, каждый сам за себя, — произнес Невилл, — сомневаюсь, что среди них вообще есть лидер.

— Для Равенкло доступ к информации уже может послужить достаточным поводом, — сказала я. — Сложнее будет уговорить их поделиться потом этими знаниями. Хм… Кажется, мы немного не с той стороны взялись за дело. Давайте так: что мы хотим получить в итоге?

— Памятки по безопасности для всех курсов по трем основным предметам.

Я кашлянула.

— Да, не кисло. А цель ведь еще немного сложнее. Нам нужно, чтобы ученики самостоятельно проработали информацию, переписали ее на понятном и интересном английском и выступили с докладами перед однокурсниками. И все это в количестве… Так, минимум три предмета, не считая Зелий, на семь курсов… Это... Двадцать один доклад с выступлением. Без паники! — бодро сказала я, заметив бледность на лицах друзей. — Думаем вслух. Двигателем учебы в Хогвартсе является соревнование факультетов. Мы уже получили пятьдесят очков, а это немало. Если памятками займётся исключительно наш факультет, то, даже если за каждую памятку дадут максимум баллов двадцать, Гриффиндор заработает… Двадцать один на двадцать... Четыреста двадцать баллов! А это будет весомым преимуществом в соревновании. Так что, участие — в интересах всех факультетов, если они хотят побороться за кубок школы в этом году.

Девочки хмурились, проводя свои подсчеты. Невилл то ли неплохо умел считать в уме, то ли просто доверился мне, но его лицо постепенно начало разглаживаться, а губы растянулись в улыбку.

— Дальше, — продолжила я, — все, что достаётся легко, ценится невысоко. Соответственно, мы не будем просить другие факультеты об участии! — заметив, что Парвати намеревается что-то сказать, я подняла руку, призывая к тишине. — Надо сделать так, чтобы за участие им пришлось бороться. Поэтому мы не будем просто принимать первую попавшуюся работу. Лучшие доклады будут отбираться на конкурсной основе, так что, просто переписать пособие будет недостаточно! Потому, что... — я пощелкала пальцами, помогая мыслительному процессу. — Потому, что за каждой памяткой будет закреплено авторство того ученика, который ее написал! А если мы, и правда, напечатаем памятки на основе лучших работ, тогда получится, что те, кого отберут на конкурсной основе, войдут в историю Хогвартса! Сколько учеников до сегодняшнего дня могли похвастаться, что по его наработкам учатся и будут учиться поколения магов?!

— Мерлин, Гермиона, послушав тебя, я сам готов написать все три доклада для первого курса, — усмехнулся Невилл.

— Вопрос всегда в точке зрения, — улыбнулась я и, забыв о том, что передо мной дети и что сама я мало отличаюсь от них на вид, воодушевленно продолжила, — все всегда зависит от того, как преподнести информацию. С выступлениями, конечно, может возникнуть проблема. Приличные писательские способности абсолютно не гарантируют ораторский талант и стремление к выступлениям на публике. Хотя мы можем предусмотреть возможность делегирования права на публичное выступление. Опционно. Думаю, что если заронить идею о том, что выступления помогут наработать орато...

Компания сокурсников смотрела на меня, хмурясь и пытаясь не потеряться в потоке сознания, который я на них обрушила.

Я поняла, что сглупила и резко захлопнула рот. Прокашлялась и, сменив тон и виновато улыбнувшись, я пояснила:

— Главное — не заставлять людей делать то, что им будет не по сердцу. Не захотят выступать — пусть не выступают. Таких, как тот же Перси, по факультетам должно найтись немало, и они с удовольствием выступят хоть перед одним курсом, хоть перед всей школой, представляя хоть свой доклад, хоть чужой.

— А-а-а-а, — облегченно протянули ребята, смущенно улыбнулись и посмотрели на меня со смесью уважения и осуждения, — ну да...

Минут через пять, после обсуждения некоторых незначительных деталей, план обрел форму. Мы были готовы действовать. Лаванда хлопала в ладоши, Фэй коварно посмеивалась. А Невилл с Парвати пожали друг другу руки, широко улыбаясь. Наша дружная компания горела энтузиазмом и была готова свернуть горы. Все-таки дети очень любят шпионские игры и заговоры.

По итогам собрания заговорщиков было решено, вместо передачи информации по официальным каналам, распустить слухи. Похвастаться перед Слизерином полученными баллами и намекнуть, что Гриффиндор их получит еще больше; шепотом восхититься возможности консультироваться с преподавателями и получить новые знания поблизости от Равенкло...

Хаффлпафф я решила включить в общий план с помощью Седрика. Воспользовавшись знакомством и предложением обращаться, если что, полученным от его отца на вокзале, я нашла парня в библиотеке и, нацепив на лицо маску абсолютной растерянности, рассказала ему о задании МакГи. Парень ожидаемо возмутился произволом и заявил, что такие вещи в одиночку первокурсниками не организуются. Он пообещал пообщаться со старшими с факультета и предложить помощь, когда школьная администрация сделает объявление за ужином.

На Перси мы насели всем скопом. Мечтающему о карьере в министерстве старосте достаточно было намекнуть, что в Хогвартсе готовится что-то серьезное, требующее организации и сильной лидерской руки, и он уже рвался в бой.

План был прост и именно поэтому сработал на ура. За ужином стоило МакГонагалл открыть рот и заикнуться о том, что Гриффиндор что-то там организует, как со стороны оставшихся факультетов поднялся настоящий гвалт. Ребята говорили много и яростно, но общая мысль была одна и та же: они не потерпят фаворитизма, и все факультеты должны иметь право участвовать на равных условиях. Многие нашли в задумке что-то, что было нужно лично им: баллы, славу, признание, возможность проявить себя, и теперь, наслушавшись за день сплетен, ребята слишком хорошо представили себе приз, чтобы выпустить его из рук и отдать в распоряжение другому факультету.

МакГонагалл в шоке медленно села обратно на стул. Преподаватели круглыми глазами обозревали Большой зал и своих учеников, в которых ни с того ни с сего проснулась жажда к знаниям.

Наш план сработал! После спора на повышенных тонах, с постоянными вмешательствами Хаффлпаффа единым фронтом и Перси, который за счет энтузиазма перекрывал по децибелам весь факультет Седрика, было решено, что от каждого факультета и с каждого курса будет отобрана комиссия из двух человек, которые должны будут собирать работы учеников и отбирать лучшие. Затем профессор, ведущий предмет, определит, какая работа из отобранных заслуживает победы. Автор победившей работы решит: представлять ли памятку самому или делегировать это кому-то другому.

Первокурсники во всей этой истории могли участвовать только как судьи для памяток своего курса. Было решено, что, чтобы написать что бы то ни было дельное, надо было это сначала увидеть на практике. Так что мы, фактически, не участвовали.

— Какая досада!— ехидно протянула Фэй. Наша компания закусила губы, чтобы не захохотать в голос.

Факультеты бились за право своего соразмерного участия и спорили с пеной у рта. Сами. Сказочно! Эпичности добавила статья, вышедшая на следующее утро в Пророке. В ней описывалась необычная, гениальная инициатива Гриффиндора и ее реализация. В статье рассказывалось о выступлениях учеников факультета с перечислением ораторов и короткими описаниями особенно интересных моментов. Не зря Невилл вчера метался, как заведенный, между Большим Залом, гостиной и совятней, переписываясь с бабушкой, которая, оказывается, по субботам играла в бридж с главредом Пророка! Под конец дня парень просто упал в кресло, сообщив, что это, конечно, было интересно, но к повторению приключения он еще долго не будет готов.

Вчерашние мученики от науки ходили павлинами, декан снова добавила баллов… Посмотрев на это, остальные школьники поняли, что получают возможность поучаствовать в историческом событии, выходящем за рамки обычной школьной возни. И, естественно, устроили форменный дурдом, разоряя библиотеку, читая везде, где только можно и исписывая своими гениальными идеями любые невовремя подвернувшиеся под руку поверхности.

Шум не стихал уже несколько дней. Преподаватели блаженствовали, мы посмеивались, а народ давился, но грыз гранит науки.

Прошла неделя, но трудовой энтузиазм все не стихал. Ученики второго курса и старше творили, наплевав на уроки и домашние задания. Преподаватели относились к этому философски. В начале года подобный ажиотаж не грозил срывом программы и вдохновлял народ повторять курс прошлого года — а в этом учителя и сами были заинтересованы. Наша компания успокоилась и пожинала плоды организаторской деятельности. Запущенный нами механизм скрипел, но работал без какого бы то ни было участия с нашей стороны, и это было прекрасно!

После очередного урока зельеварения я замешкалась, собирая конспекты, и получилось, что осталась с профессором наедине. Снейп поднял на меня взгляд.

— Доброго дня, профессор, — попыталась попрощаться я, повесив сумку на плечо.

— Должен сказать, что не ожидал от вас этого, мисс Грейнджер. Я, признаться, был уверен, что у вас ничего не получится.

— Я не вполне понимаю, о чем вы. Да, профессор МакГонагалл попросила меня заняться некоторой организаторской работой. Но вы сами видели, все решилось без моего участия. И я этому рада: у меня одной не было шансов справиться.

— Конкурс работ… — будто не услышав меня, продолжил он. — Неплохая идея, но при таком решении ваше участие осталось за кадром. Ни славы, ни почета. Даже на пресловутых памятках вашего имени не будет. Слава помахала вам рукой издалека, но в итоге досталась другим, — Снейп сделал эффектную паузу и довольно закончил. — Какая жалость.

Его догадливость определенно бесила.

— Мне действительно жаль, сэр, что не получилось принять более деятельного участия в организации конкурса. Это было бы интересно.

— Интересно… — эхом повторил он. — Вы можете идти, мисс Грейнджер.

— Спасибо, профессор. Доброго вам дня, — я скромно улыбнулась и, с облегчением выдохнув, удалилась на обед.

* * *

Жизнь была прекрасна и замечательна. Нового учителя по полетам нам представили не как Дмитрия Петровича, хотя я бы посмотрела, как британцы пытались бы это произнести, а просто как мистера Захарова. Это оказался жилистый дядька под метр восемьдесят, с военной выправкой и колкими, льдистыми глазами. Занятие он начал с того, что объяснил, как именно надо сидеть на метле, и спросил, кто и насколько хорошо уже летает. Тех, кто, по их словам, хорошо дерижится на метле, он заставил сделать пару кругов в воздухе, чтоб убедиться, что ребята не выпендриваются друг перед другом, а действительно что-то умеют. Потом он разделил поток на умеющих летать и тех, кому только предстояло этому научиться, и скомпоновал пары, в которых один должен был страховать другого.

Я оказалась в паре с Драко. Он вел себя сдержанно, тактично комментируя ошибки и помогая их исправить. И если меня забавлял Драко, сыплющий колкостями, то предупредительный Драко сначала несколько беспокоил. К концу урока, тем не менее, я чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы самостоятельно совершить пару кругов и мягко приземлиться. Малфой сдержанно похвалил мои успехи, я рассыпалась в изысканных изьявлениях благодарности.

Дмитрий Петрович, глядя на это, усмехнулся и по-русски что-то пробормотал про аристократию, которая не лечится. Мысленно согласившись с преподавателем, я подхватила сумку и двинулась вслед за потянувшимися к замку одноклассниками.

Так и повелось. Обычная школьная жизнь. Я старалась больше не привлекать к себе внимания. Наша команда хорошо сдружилась. Обращение «девочки и Невилл» стало нашим позывным. Как-то Рон попытался высмеять нашего друга — Невилл даже покраснеть от смущения не успел, как Фэй нежно посоветовала Уизли завидовать молча. Лонгботтом все-таки смутился, но было видно, что ему приятна забота. А Рон фыркнул, но больше не лез.

В общем, я нашла свою нишу. Бегала вокруг озера по крайней мере дважды в неделю, сидела с Люцем, писала родителям и Тому, рассказывая новости и делясь впечатлениями...

В какой-то момент я даже начала забывать, что этот мир основан на истории про мальчика по имени Гарри. Я просто жила и старалась максимально адаптироваться к той ситуации, в которой оказалась. С Поттером я вообще не сталкивалась. Он, в принципе, со всеми общался ровно, но Рон, проявлявший больше инициативы, чем кто-либо из нас, сошелся с ним довольно близко, а убедившись во взаимности дружбы, начал проявлять здоровый детский эгоизм и ревность.

Рон отказывался делиться вниманием Гарри с кем бы то ни было и рассматривал любые посягательства на общение с Поттером, как трехлетка, которому предложили поделиться любимой игрушкой. Это было мило и забавно, и меня это вполне устраивало. Входить в ближайшее окружение Поттера и, как следствие, лезть в гущу возможных будущих событий, мне не хотелось. Одно дело читать о приключениях, но реальная перспектива рисковать жизнью и здоровьем, причем не только своим, но и родителей, к которым я успела проникнуться симпатией, не вызывала никакого воодушевления.

Прошла череда выступлений учеников с докладами по техникам безопасности. Счастливые авторы избранных работ горделиво поглядывали на свежеотпечатанные памятки и упивались мечтами о карьере писателей, журналистов, профессоров — да не важно кого, главное, чтоб с публикациями.

Рон то ли из вредности, то ли из зависти, высказывал свое «фе». Мол, фигня это все, только время зря потратили, все равно никто эти памятки читать не будет.

— Рон, ребята, работы которых опубликовали, вошли в историю Хогвартса. Не благодаря их выдающимся талантам, не по воле случая и не по блату. Поверь мне, шанса сделать что-то настолько запоминающееся некоторые ждут всю жизнь и так и не получают, — недовольно ответила Фэй.

— Да, — поддержала ее я, — вот спросят их, что они сделали в Хогвартсе, а они скажут, что благодаря их наработкам теперь целые поколения волшебников меньше рискуют поранить себя и окружающих на занятиях. И это, согласись, довольно круто. А если в школе твоими главными и единственными достижениями были победы в шахматы в гостиной факультета и полное собрание карточек из-под шоколадных лягушек, — что ты сможешь рассказать? — я выдержала паузу по Станиславскому и, понимая, что сказать парню нечего, добила. — Вот то-то и оно.

— Тебе тоже нечего будет рассказать! — подпрыгнул Рон.

— Это пока. Но я не поленюсь потратить пару дней, чтобы сделать что-то подобное, если представится возможность, а пока по-хорошему завидую всем победителям.

Рон, бормоча что-то малоприятное, гордо удалился в спальню, повелительно кивнув Гарри, чтобы тот следовал за ним. Поттер нахмурился, но в комнату поднялся.

Незаметно подкрался Хеллоуин. По настоянию Невилла, остро сопереживавшего Гарри, наша компания осторожно принесла соболезнования Поттеру.

— Спасибо… — грустно улыбнулся мальчик.

— Ты в порядке? — участливо спросила Лаванда.

— Не знаю, — опустив голову, сказал Гарри. — С одной стороны, сегодня праздник, который мне никому не хочется портить, с другой — смотреть, как все веселятся в день смерти моих родителей, которые, вроде бы, погибли, спасая всех нас от Волдеморта…

— Не расстраивайся, Гарри. Для них Хеллоуин — в первую очередь праздник... Они привыкли в этот день радоваться и просто забыли... — попыталась я успокоить Гарри.

— Но ведь вы не забыли!— перебил меня Гарри.

Мы с ребятами переглянулись и, чувствуя себя крайне неловко, пожали плечами.

— Как бы я хотел вместо пира и шума поехать к ним, просто попрощаться. Я никогда не был на их могилах.

— Как не был? — нахмурился Невилл.

— Я жил у тети. Маминой сестры. Она и ее муж не в восторге от магии и всего, что с ней связано. В их доме о моих родителях говорили мало и только плохое. Смешно сказать, но я даже не знаю, как они выглядели.

— Подожди, подожди, подожди… Как это, не знаешь? — удивился Невилл. — Если я видел их на колдографиях в семейных альбомах, как получилось что…

— Невилл, может быть, тебя не затруднит написать бабушке, чтобы она прислала копии колдографий, где есть родители Гарри? — поспешила сменить тему я.

— Да, конечно! Гарри, что ж ты раньше не сказал?

— Ага, а как? Привет, Невилл, у тебя дома не найдется фоток моих родителей? Я ничего ни о них, ни о тебе не знаю, но вдруг они дружили с твоими родителями, о которых я знаю еще меньше… — огрызнулся Гарри.

— Да, ты прав. Но ты же общаешься с Роном, a eго родители дружили с нашими, oни есть на некоторых из тех колдографий, о которых я говорил. Думаю, в его семейных альбомах тоже есть копии.

Гарри задумался.

— Это не важно,— вновь попыталась я избежать дискредитации Рона, — важно то, что сейчас об этом зашел разговор, и что мы вполне можем постараться сделать что-то, чтобы исправить ситуацию.

— Я пойду напишу письмо бабушке,— сказал Невилл,— думаю, к завтрашнему утру придут первые копии. Если бабушка потрясет знакомых, то все вместе они, наверное, помогут собрать коллекцию, достаточную, чтобы сделать альбом.

— Кстати, об альбомах, — вставила свои пять пенсов Парвати, — у меня есть каталог всякой канцелярской мелочевки. Если хочешь, могу тебе дать посмотреть.

— Я даже не знаю, что сказать, — пробормотал Гарри, опустив голову, — спасибо, ребята. Если бы только еще получилось действительно узнать что-нибудь о них… Да хотя бы узнать, где их могилы, и съездить навестить…

Наша компания переглянулась. Глаза ребят горели азартом, а успешный опыт заговора с памятками подбивал вновь попробовать свои силы.

— Навестить могилы родителей в юбилей со дня их смерти… — протянула Фэй, хитро прищурившись, — что может быть логичнее?

— Действительно, — энергично кивнула Лаванда, — это нормально хотеть что-то узнать о родителях. А на годины, я слышала, учеников иногда даже домой отпускают… Это важное событие. Грустное, но важное.

— Знаешь, Гарри, — задумчиво сказала я, — в библиотеке есть старые подшивки Пророка. Ты мог бы попросить выдать тебе те, что относятся к октябрю-ноябрю восемьдесят первого. Там могут быть обзоры по твоей семье и что-нибудь о твоих родителях.

— Как я сам не подумал! — Поттер встрепенулся и, крикнув: "спасибо", побежал к мадам Пинс.

— Еще «Взлет и падение Темных Сил» возьми, там тоже немного о тех событиях есть. И с библиотекарем посоветуйся, вдруг что-нибудь еще подскажет! — вдогонку крикнула я и обернулась к своей компании. — Итак…

Поскольку ситуация была простой и ясной, план у нас получился за минуты, и осталось лишь распределить роли.

— Я пойду, попробую привлечь внимание широкой общественности, — решила Парвати.

— Я с тобой, — улыбнулась Лаванда.

— Я с Герм, — кивнула мне Фэй.

— Славненько! Невилл, ты тогда за пергаментом и в совятню? Ну что, господа заговорщики, начали?

Постановка прошла на ура. Поттер лихорадочно вчитывался в заметки десятилетней давности. Лаванда с Парвати поставили на уши Хогвартс. Народ все еще радовался празднику, но с виноватыми лицами. Дети старались не бегать и говорить тише. Слизеринцы выглядели задумчиво, а Драко, кажется, видели сосредоточенно общающимся со своим Сквозным зеркалом.

Мы же с Фэй нашли МакГи и как две сознательные и небезразличные к горю сокурсника ученицы взяли ее в оборот. Дело было в коридоре, и вскоре вокруг нас собралась толпа с разноцветными галстуками, громко поддерживая наше начинание одобрительными выкриками.

МакГи не выдержала натиска и отправилась в библиотеку в сопровождении толпы сочувствующих и любопытных. В библиотеке мы обнаружили очень грустного Гарри и очень мрачного Рона. Гарри встрепенулся, услышав шум, и увидел МакГонагалл. В его взгляде на декана перемешалось все: радость, что, кажется, нашелся человек, которому не все равно, бешеная надежда, что его боль и нужду заметили, и страх. Страх, что приход декана на самом деле ничего не значит и не изменит.

Может быть, по пути к библиотеке Минерва и собиралась от нас избавиться. Теперь же было похоже, что идею отправиться на могилу Поттеров она воспринимала как единственно возможное развитие событий и как свою собственную инициативу.

Я решила подбросить поленьев в огонь решимости деканши.

— Надеюсь, Гарри сможет посетить могилу родителей, — громким шепотом сказала я. — Не понимаю, как он вообще держался все это время. Узнавать о магическом мире, спасенным в том числе и его родителями, но ничего о них не знать, даже могилы не увидеть…

Минерва неосознанно кивнула. Похоже, бравая гриффиндорка была готова к осаде директора. Решив все для себя, она еще раз кивнула и предложила Поттеру следовать за ней. На выходе она обернулась и, окинув нас строгим взглядом, пожелала, чтобы мы в ее отсутствие вели себя хорошо и оправдали ее доверие. Это, очевидно, значило, что всем следовало быстренько двинуться в направлении Большого Зала на пир. Ученики закивали и засобирались в Зал, чтобы поскорее поделиться новой сплетней с друзьями. Оставшись наедине, мы с Фэй обменялись хитрыми взглядами.

— Миа, мы потрясающе круты!

— Главное — не увлекаться, — улыбнулась я, — и быть крайне осторожными. Думаешь, Невилл уже вернулся из совятни?

— Вряд ли. Пока напишет бабушке, пока поднимется… Он же не ты, по утрам не бегает.

— Может, сходим тогда за ним и все вместе пойдем на пир?

— Хорошая идея.

Мы встретили Невилла на спуске из совятни и, делясь впечатлениями от проведенной операции, направились в Большой Зал.

Моя ошибка была в том, что я абсолютно не следила за временем. А стоило бы: в нос вдруг ударила жуткая вонь, и мозг, быстро отбросив предположение о взорванных канализационных трубах, неоновым транспарантом высветил: «Тролль!».

Схватив друзей за плечи, я заставила их затормозить, не доходя до угла коридора. Осторожно заглянув за угол, метрах в трех я обнаружила дуэт из Квиррелла и тролля. Тролль стоял, как в трансе, расфокусированно пялясь в никуда, а Квиррелл, направив палочку на его голову, что-то шептал. Ребята, заразившись моим беспокойством, тоже заглянули за угол, вытянув шеи. Мы переглянулись и, что есть мочи, но стараясь при этом создавать как можно меньше шума, помчались в обратном направлении.

В книге первоклассники справились с троллем, но, как получится в жизни, проверять не хотелось. Спустившись по обходной лестнице и пробежав через пару извилистых коридоров, мы вломились в зал.

— Тролль! На втором этаже ТРОЛЛЬ! — позаимствовав реплику у канонного Квиррелла, заорали мы.

Сцена вышла эффектная. Особенно, учитывая, что за нами след-в-след появился Квиррелл с той же информацией, но указывал он на другую часть замка.

Не придумав ничего лучше, я завизжала на пределе легких и кинулась по направлению к преподавательскому столу. Фэй подхватила. Все-таки заразительнее зевания в условиях толпы может быть только истеричный женский крик. Оказавшись на более-менее безопасном расстоянии от странного профессора, я, постепенно уменьшая громкость, замолчала и с удовольствием откашлялась: никогда не умела хорошо визжать.

Крик сработал, в зале началась паника. Преподаватели начали организовывать учеников и друг друга. Дамблдор приказал всем успокоиться и оставаться на своих местах. Преподавателей разделили на две поисковые группы. Одна направилась на второй этаж, вторая — в подземелья. Ученики же должны были оставаться под присмотром старост в Большом Зале за запечатанными дверями.

Старосты, в свою очередь, пытались посчитать нас по головам, мучительно вспоминая, а сколько нас вообще-то должно было быть. Потом каждый курс каждого факультета попросили внимательно посмотреть по сторонам и подтвердить, все ли на месте. Получился дичайший гвалт и неразбериха. Перси и Гаральда неплохо себя проявили, догадавшись подзывать к себе каждый курс по отдельности, чтобы ребята могли оглядеться и подтвердить, все ли на месте. Другие факультеты переняли эту технику, и вскоре все уже могли быть уверены, что детей за пределами Большого Зала нет. Кроме Гарри, но тут все было в порядке.

К нам с Невиллом обернулась Гаральда и на правах старосты потребовала деталей.

— Мы возвращались из совятни, — начала рассказывать Фэй. — Невилл отправлял письмо бабушке, и мы решили зайти за ним и отправиться на пир вместе. По пути к залу мы почувствовали невыносимую вонь. Мы осторожно заглянули за угол — мало ли что в коридоре могло произойти? Пивз с навозными бомбами или…

Тут все синхронно обернулись на братьев Уизли. Те ухмыльнулись друг другу и пожали плечами с очень довольными выражениями лиц.

— Это оказался тролль, — продолжила Фэй. — А рядом с ним стоял профессор Квиррелл и, нашептывая что-то, направлял палочку на его голову. Я не знаю, что он делал, но тролль, похоже, был в трансе.

— Мы побежали в зал кружным путем, — закончила историю я. — Если профессор Квиррелл пытался остановить тролля, ему могла поскорее понадобиться помощь: тролли ведь невосприимчивы к магии.

— Только, странное дело, — добавил Невилл, — Квиррелл появился в зале практически сразу после нас и… Ничего не понимаю.

Народ задумался. Мало-помалу зал начал наполняться гулом шепотков. Ребята строили предположения, приводили доводы... Очагами вспыхивали жаркие споры. Мы же решили не вмешиваться и, сгрудившись тесной теплой компанией, тихо отошли в угол.

— Что думаешь? — спросил Невилл.

— Что надо бы как-то помочь преподавателям: вдруг там вообще два тролля, — пробормотала я.

— Не могу не согласиться, мисс Грейнджер, — сказал Малфой, каким-то чудом оказавшийся рядом с нашей компанией.

— Мистер Малфой, думаю, тролли — достаточная угроза жизни и здоровью учеников, чтобы поставить в известность о происшествии попечительский совет.

— Уже, мисс Грейнджер. Сразу после вашего крика.

Тем временем к мерному гулу голосов учеников добавились хлопки аппарации. Члены Попечительского совета в шоке взирали на взъерошенных учеников. Ученики осоловелыми круглыми глазами пялились на членов Совета. Слово взял Малфой-младший.

— Добрый вечер, уважаемые члены Попечительского совета. Я позволил себе связаться с отцом и, с его помощью, оторвал вас всех от праздника. Позвольте принести вам мои искренние извинения. Но ситуация, как видите, требовала вашего вмешательства.

Малфой обстоятельно и точно изложил факты. Никаких выводов, никаких домыслов. Только кто, что, и когда видел и сказал. Мужская часть Совета подхватилась на помощь преподавателям, отложив разбирательства на потом. Дамы вызвали и организовали домовиков, чтобы те напоили перенервничавших детей горячим шоколадом. Они рассадили всех за столы, а сами заняли стратегические позиции с палочками наголо у всех входов в Зал.

В таком положении нас и нашли преподаватели и попечители, вернувшиеся в зал спустя полчаса. Дети уже успокоились и изнывали от любопытства. Лорд Малфой решил не мучить детей и взял слово.

— Прошу минуту внимания. Благодаря сознательности учеников и слаженным действиям попечителей и преподавательского состава, тролль был быстро найден и нейтрализован. Никто не пострадал. В данный момент троллем занимаются авроры. Также, по подозрению в намерении принесения вреда жизни учеников, был задержан профессор Квиррелл. При задержании он попытался оказать сопротивление, что уже не говорит в его пользу. Тем не менее, Министерство, аврорат и Попечительский совет будут крайне благодарны всем, кто сможет предоставить дополнительную информацию и любые свидетельства по данному вопросу.

На Дамблдора было страшно смотреть. Весь какой-то землисто-серый с замершим взглядом в никуда, oн не комментировал слов Малфоя, не пытался влиять на события...

Фэй встала плечом к плечу со мной и Невиллом и заявила, что мы готовы рассказать о том, что видели. Леди Лонгботтом кивнула с королевским достоинством и предложила нам следовать за ней. На допрос самопригласился Малфой-старший. Я старалась осторожно отсидеться в углу, отвечая исключительно на вопросы, обращенные лично ко мне и кивая болванчиком, подтверждая слова Невилла и Фэй. Краем глаза я заметила, что в течение всего допроса лорд Малфой не сводил с меня внимательного изучающего взгляда. Под конец я уже не знала, куда мне смотреть, чтобы не выдать, что заметила его интерес.

За всей этой чехардой с троллем, отсутствие и возвращение Поттера прошли незамеченными.

Вернувшись в башню, и попав в настоящую осаду из любопытных сокурсников, мы с ребятами активно сваливали все заслуги на окружающих и всячески намекали, что, чтобы получить свежие новости, самым верным будет спросить Малфоя.

— Не пойду я общаться с этим слизеринским уродом! — встал в позу Рон.

— Э-э-э-э… Рон… Извини, конечно, но какие у тебя претензии к Малфою? — протянула Лаванда. — Он вызвал Попечительский совет, и это помогло преподавателям справится с троллем и Квирреллом. Отец Малфоя, несмотря на то, что лорд, отправился помогать преподавателям вместе с остальными попечителями. В итоге, благодаря обоим Малфоям, и тролля из школы убрали, и с Квирреллом, который оказывал сопротивление, разобрались. А теперь еще раз и внятно, что именно тебя не устраивает в Малфоях?

— Рон, по моему, ты не прав. Неизвестно, как бы ситуация обернулась, если бы Драко не связался с попечителями. Возможно, он всех нас спас, — попробовала воззвать к разуму Рона я.

— Спас? Этот пожирательский... Этот?!. — крикнул Рон. Видимо, бурлившее в парне возмущение мешало ему подобрать слова.

— Рон, только не обижайся, но наблюдая за тобой за столом, пожирателем можно назвать скорее тебя, чем Малфоя, — улыбнулась я, пытаясь перевести разговор в шутку.

— Что? Причём тут стол?

— А причём тут пожиратели? — с улыбкой удивилась я. Послышались смешки.

— Так называли приспешников Того-Кого-Нельзя-Называть, — булькнул Рон.

— Допустим. Тогда причем тут Малфой?

— Он был приспешником Того-Кого-Нельзя-Называть, ДУРА!!!!!!!!!!!!!!!

На гриффиндорскую гостиную опустилась неприятная тишина.

— Рон… Все пожиратели, виновность которых доказана, — в тюрьме. Мистер Малфой, как ты уже заметил, не в тюрьме. Если у тебя есть доказательства его виновности — предоставь их в суд. Пусть пересматривают дело. Если у тебя их нет, то ты, получается, обвиняешь его без оснований. А это уже само по себе преступление. За это могут не просто пожурить, а наказать по закону, — очень тихо и максимально спокойно сказала я. — Я магглорожденная, Рон, я не знаю магического мира, и я в нем не росла. Я росла в мире без магии, в мире, где любят факты. То, что мы видели сами, своими глазами, или то, что было неоспоримо доказано. А факты, о которых я знаю, говорят о том, что Малфои, оба: и сын, и отец, помогли школе. На этом все. Спокойной ночи, — спокойно развернувшись, я поднялась в спальню.

Закрыв дверь за спиной, я глубоко вдохнула и очень медленно выдохнула. Не сказать, что эта перепалка меня задела… Просто очень не люблю глупость. В любом виде и любом возрасте.

Я уже переоделась в пижаму и листала книгу в кровати.

— Ох, и задали же мы этому рыжему трепку, — громко похвасталась Лаванда, пропуская подруг в комнату и закрывая за собой собой дверь.

— Зря, — протянула я, — теперь он обидится. А обида — не лучший советчик. Мне тоже не следовало так на него наседать при всех.

— Ничего не знаю, — вздернула подбородок Лаванда, — ты, может быть, забыла, но он тебя обозвал!

— Неправдой сложно обидеть, — бледно улыбнулась я, — слушайте, давайте не будем? Не хочу об этом говорить.

— Не будем, так не будем, — легко согласилась Лаванда. — Ты как?

— Нормально, не переживай.

— Спать собираешься?

— Не думаю, что так сразу смогу заснуть.

Мы привычно уселись вчетвером на одну кровать. Лаванда, неспособная злиться или печалиться дольше пары минут, уже вовсю рассказывала нам о том, как сработал наш план, как рад был Гарри, как у Невилла снова потерялся Тревор… Иногда это так удобно, когда диалог не требует твоего вмешательства и достаточно просто улыбаться и изредка кивать.

-… А потом лорд Малфой сказал Драко, что очень им доволен и желает, чтобы Драко продолжал делать то, что делает, — продолжала Лаванда вываливать все последние сплетни единым потоком сознания.

— Стоп-стоп-стоп, — перебила ее Фэй, — а что он делает?

— Вызывает Попечительский совет в случае проблем? — зевнув, предположила я.

— Ну да, — протянули соседки и, переглянувшись, загоревшимися глазами уставились на меня, — а представляешь, если это не все?

У меня слипались глаза, и строить теории относительно поведения и резонов Малфоев не хотелось абсолютно.

— Ну серьезно, девчонки, Драко одиннадцать лет, какое сверхважное задание ему мог дать отец, отправляя в Хогвартс?

— Не скажи, — хмыкнула Фэй, — Герм, в волшебном мире, если ты забыла, а я в этом сомневаюсь, совершеннолетие наступает в семнадцать лет. Хогвартс для нас — что-то среднее между левадой и светским раутом. "Вы должны использовать это время с максимальной пользой, юная леди. Приложите все возможные усилия". — смешным басом и скорчив строгое лицо, судя по всему, процитировала она.

— "Британская аристократия — закрытый клуб, дочь." — так же басом и со страшным индийским акцентом, подхватила Парвати, — "Нам нужны связи, дочь."

Я в ступоре уставилась на Лаванду.

— А мне нужно мужа искать, — без выкрутасов заявила девочка, ничуть не смутившись.

— Э-э-э-э-э… — я откровенно не знала, что сказать.

— Расслабься, — покровительственно похлопала меня по плечу Фэй, — это нормально.

— Конечно, как скажешь... — потерянно протянула я. — Что я вообще знаю о мире магии?..

Вечером следующего дня ко мне уверенной походкой направился Перси с Роном на буксире. За ними следовал Поттер, видимо, в качестве моральной поддержки Рону. Подходить он не стал, но уселся поблизости.

— Гермиона, Рон хочет тебе что-то сказать. Да, Рон? — сурово произнес Перси, складывая руки на груди. Я закрыла учебник по чарам и посмотрела на младшего Уизли. Тот смотрел куда угодно, лишь бы не на меня. Он не понимал и не хотел понимать, в чем он был не прав.

— Извини, — буркнул он явно только потому, что брат продолжал сверлить его недовольным взглядом.

— Ничего страшного, Рон, я не в обиде. Ты тоже меня прости. Я жила в немагическом мире, моя семья не боролась с Тем-Кого-Нельзя-Называть и не страдала от его приспешников. Возможно, у тебя, и правда, были основания сердиться на мои слова.

Рон тупо хлопал глазами. Перси недовольно покачал головой. Видимо, он считал, что весь педагогический эффект от его недавних разговоров с Роном сейчас будет потерян — но я только начала!

Решив, что раз уж мне с этим парнем еще семь лет сосуществовать практически под одной крышей, да и в книге он вроде бы не совсем уж пропащий был, я решила попытаться поговорить с ним. В конце концов, он мутил воду не только на Гриффиндоре, он — единственный с нашего курса, кто поддерживал и подогревал межфакультетскую вражду со Слизерином, а я в условиях холодной войны жить не хотела. Чем черт не шутит, вдруг поймет?

— Но я рада, что ты согласен с тем, что нехорошо обзывать человека только потому, что он чего-то не знает.

— Да как можно не знать о пожирателях?

— А что ты знаешь, например, об ИРА? — спросила я.

Рон, надувшись, уставился на меня. Выдержав паузу, я продолжила.

— ИРА — это сокращение по первым буквам от Ирландской Республиканской Армии. Я не буду вдаваться в историю, но отщепенцы от этой армии под предлогом борьбы за свободу убивают сотни обычных, ни в чем не повинных людей. Сотни, Рон! И это происходит в Англии. Ты знал об этом?

— Это, наверное, не в магическом мире, — покраснев, буркнул он.

— Ты прав. Поэтому нормально, что ты этого не знал — как и для меня нормально не сразу понять, кто такие пожиратели, которых, между прочим, в книгах называют не пожирателями, а Упивающимися Смертью. Как ты думаешь? Стоило ли обзываться из-за того, что я за три месяца еще не все узнала о мире магии?

— Нет… Извини, — шумно выдохнул Рон.

Это прозвучало неохотно, но искренне, и я рискнула продолжить:

— А еще, знаешь, ты все же не совсем прав, рассказывая всякое о Малфоях.

— Но отец Малфоя, и правда, был пожирателем, — вскинулся Рон.

Я вздохнула, и, медленно подбирая слова, попыталась объяснить:

— Рон… Вина лорда Малфоя не была доказана. Это, конечно, не значит, что он абсолютно точно не виновен…

— Вот видишь! — воодушевился Рон.

— Но это значит, что суд его оправдал, иначе он бы сидел в тюрьме. Ты знаешь, что такое клевета, Рон?

— Это когда о ком-то рассказывают гадости.

— Это когда о ком-то рассказывают гадости, которые не могут доказать. Ты можешь доказать, что отец Драко был Упивающимся?

— Все это и так знают!

— Когда-то все "знали", что земля плоская и стоит на трех слонах, которые стоят на черепахе. А потом было доказано, что земля круглая. Если пересказывать непроверенные сведения, можно запросто оказаться в глупом положении. Помнишь, как ты рассказывал, что на распределении придется сразиться с троллем?

— Это близнецы мне сказали…

— Но нам-то рассказал об этом ты, и смеялись над тобой — попыталась как можно мягче улыбнуться я.

Рон вспыхнул, засопел, но не сдался.

— И все равно, Малфой — пожиратель! — не отступался он.

— Ну допустим, — я вздохнула, пытаясь погасить начавшее подниматься раздражение, — если ты в это веришь, я не смогу тебя переубедить, ни у тебя, ни у меня нет доказательств. Но Драко-то точно ни в чем не виноват!

Я пыталась увещевать Рона и так, и этак, обьясняя, что рассказывая гадости про Малфоев, он может навредить своей семье. Ведь логично предположить, что он повторяет то, что говорят у него дома, а если это дойдет до Малфоя старшего, то тот, как человек в магическом обществе, похоже, заметный, может принять меры, а если он, действительно, — бывший пожиратель, то хорошего от него ждать не придется. На этом моменте Перси занервничал и тоже активно включился в разговор... Но все было бесполезно. Для Рона мир был черно-белым, без вариантов…

На следующее утро я выскочила из замка еще до рассвета и побежала успокаиваться к Люцу. Легко сказать себе, что Рон — упертый подросток со сложным характером. Легко сказать, что я, вообще-то, его больше чем на двадцать лет старше. Успокоиться и погасить чисто субъективное раздражение — было значительно сложнее.

Результат от этого разговора, тем не менее, был. Рон, конечно, к Драко лучше относиться не стал и на меня продолжал дуться и бурчать с прежним упорством, но делал это на пониженных тонах и исключительно с Гарри. Тому явно было не очень приятно выслушивать Рона, смешивающего с грязью отца Малфоя, ведь про его собственных родителей в семье тети тоже много чего говорили неприятного и недоказуемого, но он пока терпел.

Ноябрь обрушился на Хогвартс резким похолоданием, частыми противными моросящими дождями, началом соревнований по квиддичу и страшной неразберихой по ЗОТИ. Но обо всем по порядку.

Ловцом в гриффиндорскую квиддичную команду взяли некую Кристину Уилингтон, магглорожденную, одну из тех, кто выступал с докладом по зельям. Мы с ней познакомились на утренних пробежках. Кристина была помешана на спорте, и если мне все чаще приходилось прилагать титанические усилия, чтобы выпинать себя утром из кровати, то Кристина была настоящим эндорфинным наркоманом. Как-то во время растяжки она мне рассказала по секрету, что, пока не похолодало, она вставала еще раньше и к пробежкам добавляла заплывы. Она говорила, что когда-нибудь обязательно поучаствует в магловском триатлоне "Железный Человек", без магии. Понаблюдав, с каким упорством эта миловидная стройная девушка бегает по несколько километров каждое утро, я была уверена, что она не просто поучаствует, она его выиграет.

Летала Кристина так же, как училась, бегала и делала все остальное: основательно, вдумчиво и, как итог, просто превосходно. Так что, не было ничего удивительного в том, что Гриффиндор выиграл у Слизерина со счетом сто семьдесят: десять. Декан была счастлива.

Гарри в команду никто не приглашал. Поттер летал отлично, и, возможно, мог бы поразить публику каким-нибудь заковыристым финтом — но новый преподаватель полетов бдил!

Дмитрий Петрович, опытный тренер, быстро дал всем понять, что у него на уроках не забалуешь. Дин Томас, однажды залихватски крикнувший: "Смотрите все, как я умею", успел только чуть наклонить метлу к земле, да так и застыл в воздухе. А Захаров, аккуратно и неспешно убравший палочку в рукав куртки, заложил руки за спину, перекатился с пятки на носок, откашлялся и весомо заявил, что вне его уроков мы вольны хоть с Астрономической башни в стакан с водой нырять, но пока он несёт за нас ответственность, бардака он не потерпит. Раскатистые "Р" и суровый восточно-европейский акцент добавляли его монологу веса, а красноречивые паузы — значимости. Значимости его словам придал еще и вид Дина Томаса, который так и остался висеть застывшей в янтаре мухой до самого конца урока. С тех пор даже самые горячие головы оставили любые попытки покуражиться на полетах.

Энтузиазм потенциальных нарушителей дисциплины на Полетах, кроме акцента и суровости преподавателя, охлаждали и отработки — подметание обычной метлой школьного двора у всех на виду. Жестоко, но педагогический эффект был достигнут в полной мере.

А вот с ЗОТИ было сложнее. Видимо, все преподаватели были и так загружены, а готовой замены у директора не оказалось. Уроки отменили и, в ожидании замены, обязали учеников самостоятельно читать материал. В итоге, после того, как в больничное крыло попала пара семикурсников и с десяток пятикурсников, решивших, что подготовка к СОВ и ЖАБА — достаточный повод самостоятельно тренировать боевые заклятия, кто-то, не будем показывать пальцем, накляузничал попечителям. Те попытались включиться в игру, но было поздно: директору уже удалось уговорить специалиста высшего разряда и со дня на день мы ждали его триумфального появления.

Локонс, а это был именно он, появился в Хогвартсе в сопровождении полноватого мужчины с высокими залысинами, золотым пенсне и пухлой тетрадью с прытко-пишущим пером.

Профессор Гилдерой, как он попросил себя называть в своей речи за ужином, сообщил нам, что, поскольку год уже начался, не получится совсем отказаться от начатой учебной программы, какой бы отвратительно устаревшей она ни была. Тем не менее, мистер Дембервиль, его импресарио, с удовольствием примет заказы на учебники, которые сам Локонс находит куда более подходящими. Мистер Дембервиль чуть приподнял уголки губ и степенно поклонился.

К моему удивлению, появление Локонса практически не заинтересовало школьников. Ну, может быть, кроме пары-тройки половозрелых девиц. Да и то, выказывать хоть какие-то эмоции решались исключительно те, что сидели под красно-золотыми знаменами. Воистину, смелость не всегда во благо.

Как мне потом объяснил Седрик, обеспокоенно оглядываясь по сторонам, Локонс был популярным писателем женских романов. В магическом мире, отличавшемся строгостью нравов, читать подобную литературу было не комильфо даже для дам. А уж чтобы парень признался, что знает, кто такой Локонс, тем более, не дай Мерлин, знаком с его творчеством... Так что, рассказав мне все это, Седрик смущенно попросил, чтобы тот факт, что сам он о Локонсе в курсе, остался между нами.

Окончание речи профессора, пригласившего всех желающих ознакомиться со списком доступных книг у доски объявлений, сопровождалось жидкими, но яростными аплодисментами от нескольких девчонок с Гриффиндора и скромными хлопками от остальных столов. Перси прикрыл глаза рукой и тяжело вздохнул. Гаральда похлопала его по плечу и пообещала провести беседу с ярыми почитательницами писателя.

Как и ожидалось, список литературы представлял собой полное собрание доступных на тот момент сочинений Локонса.

Первое занятие по ЗОТИ прошло не по канону, что и неудивительно, ведь на первом курсе никто даже не слышал о творчестве обладателя "самой обаятельной улыбки". Улыбка, кстати, для того, кто привык к Голливудскому кинопрому, была так себе. Как и сам Локонс. И если Люциус Малфой смотрелся органично с длинными волосами, то прическа Локонса придавала ему вид феминизированного молодящегося дэнди. Плавные округлые черты лица тоже не добавляли правдоподобности имиджу борца со злом, если только не считать злом сломанный ноготь.

Первый урок профессор Гилдерой посчитал необходимым начать с рассказов о своих победах. Видимо, в качестве иллюстраций, на стеллаже за учительской кафедрой были помещены «трофеи». На самых видных местах были с особой тщательностью расставлены кубки, среди которых каким-то чудом затесалась то ли репродукция, то ли оригинал статуэтки Оскар. Рядом с кубками на специальных подставках стояли дипломы и грамоты в золоченых рамках с виньетками, и пара вырезок из журналов с изображением преподавателя на обложке. Были здесь, правда, и экспонаты, более подходящие к теме Защиты от Темных Искусств: какая-то склизкая пакость в аквариуме и очень грустный садовый гном в клетке. Гном изредка пытался дотянуться через решетку до полотна, накрывающего стоящий рядом неизвестный предмет. Справа от всего этого безобразия свисали живописной гроздью засушенные головы тсантса. Смутные воспоминания из прошлой жизни подсказывали, что какое-то племя делало их из голов врагов, хитрым образом уменьшая их до размера кулака. Вроде бы про них даже какой-то фильм был... Маггловский, естественно...

А еще там были чучела. Этого добра на полках славы Локхарта было настолько много, что не будь мы в школе, шкаф можно было бы принять за витрину таксидермиста.

Финниган, до этого подмигивавший мне, кивая на Оскара, переместил взгляд левее и чуть не подпрыгнул. Локонс, заметив его интерес, встал из-за стола и подошел к своей мини-выставке.

— Вас заинтересовал этот экземпляр, молодой человек? — жестом продавца из телемагазина он указал на странное чучело головы, видимо, оборотня. Мех был двуцветным: вокруг морды — почти белый, в остальном — серый, почти черный. Еще у чучела были зеленые глаза с серповидными зрачками, строение и размеры пасти, как у большой кошки, уши, как у медведя, и борода острым клином от подбородка. Экземпляр и правда был необычным.

— Э-э-э-э-э… А что это, сэр? — неуверенно протянул Финниган.

— О! Это чучело оборотня, который напал на меня в пустыне Невады, на континенте по другую сторону океана! Это была великая битва, — Гилдерой картинно поднял руку и сжал ее в кулак. Замерев в этой позе и глядя вдаль, будто вновь переживая опасность, он выдержал приличную паузу. Затем, вздохнув, улыбнулся, покачал головой и перевел взгляд на притихший класс. — У несчастного, естественно, не было ни одного шанса, но негодник все таки заставил меня поволноваться. Один из самых опасных поединков, в которые я вступал! Учитывая, что со мной не было моей волшебной палочки, и пришлось справляться с ним голыми руками... — тут профессор возвел руки к потолку, видимо приглашая учащихся ознакомиться с орудием убиения оборотня и впечатлиться.

Надо сказать, что его отшлифованные и наманикюренные ногти смотрелись, хоть и неуместно, но действительно неплохо... Мне стало интересно, он по салонам в свободное от подвигов время бегает или для маникюра заклинания какие есть?

А Финниган явно очень хотел что-то сказать, но никак не мог решиться. Он несколько раз набирал воздуха в грудь, открывал рот, но в итоге пасовал и лишь бросал жадные взгляды на странное чучело.

Меня распирало от любопытства и после урока в корридоре я догнала Симуса:

— Как думаешь, откуда у него Оскар?

— Да ладно, Оскар, откуда у него это чучело?! — выдохнул парень, запуская пятерню в волосы.

— А что с ним не так?

— Понимаешь, мы с родителями позапрошлым летом летали в Штаты. У отца была голубая мечта сыграть в Белладжио, в Лас-Вегасе. А еще у него там дядя по какой-то дремучей родне живет. Так вот. Этот дядя — заядлый охотник и любит чучела. Он нас к своей знакомой водил, она такси… тоски… не вспомню, как правильно, чучела делает, в общем. Так вот… Я видел там это самое чучело. Оно странное очень, я поэтому его и запомнил. У меня даже фотка с ним где-то есть. Мисс Камперс сказала, что это не настоящее животное, она сделала его из шкуры с… эээ … зада козла какой-то там местной породы, добавила челюсть от камышового кота, а хвост того козла приделала вместо бороды. Как думаешь, это может быть то самое чучело?

— Безумно опасный оборотень, которого геройски победил Локонс — на самом деле... задница какого-то КОЗЛА? — меня трясло от еле сдерживаемого хохота, — хотя, если в заднице — челюсти, то это, и правда... страшно...

Я не выдержала и абсолютно невоспитанно захохотала. Финнигана, несмело улыбавшегося вначале, тоже конкретно прорвало. Гриффиндорцы попытались понять, что же нас так рассмешило, но говорить, когда от смеха болит живот, из глаз текут слезы, а остановиться ты не можешь, немного сложно.

— Может, их в больничное крыло отвести? — неуверенно предложил Невилл.

Я кое-как огляделась по сторонам и толкнула дверь ближайшего класса. По счастью, помещение было пустым. За нами с Симусом в класс ввалился почти весь первый курс Гриффиндора, кроме Рона, который все еще на меня дулся, и Гарри, которого он утянул за собой.

Закрыв дверь и с грехом пополам гася приступы хохота, Финниган еще раз поведал историю чучела, на этот раз добавив мои умозаключения. В результате мы лишь чудом не опоздали на трансфигурацию, а декану пришлось серьезно намучиться с взбудораженными хихикающими детьми.

У моего пера, которое следовало превратить в ветку, непонятным образом появился хвост. Не уверена: козлиный или нет, но сходство с бородой локонсовского чучела прослеживалось.

Смех смехом, но наша компания довольно быстро пришла в себя, и вечером в башне Гриффиндора Невилл, отложив законченную домашнюю работу по зельям, сказал, что учиться у такого преподавателя не кажется ему полезным.

Остальные покивали и задумались. Одно дело — распустить слухи в школе или подбить МакГи сделать для ученика что-то хорошее, тем более, что декан, кажется, и сама этого хотела. Но добиться отстранения преподавателя — это уже совершенно другой уровень. Обдумав ситуацию и так, и эдак и ничего, в итоге, не придумав, мы оставили эту тему.

Когда разговор вернулся к событиям Хеллоуина, я решилась спросить у Невилла, как Малфой вызывает попечительский совет.

— У него есть Сквозное зеркало, — объяснил парень, смутившись, — это такое средство связи. Он в своем зеркале видит того, на кого оно настроено, думаю, своего отца, и может с ним говорить. Такие зеркала, если денег хватит, может себе заказать кто угодно. Главное — чтобы оба человека, на которых настроены зеркала, были магами, иначе ни изображения, ни звука не будет.

— А почему тогда у тебя такого нет? Если, конечно, уместно о таком спрашивать...

— Да все нормально… А зеркала у меня нет потому, что я все теряю. А если не теряю, то ломаю, а потом все равно теряю, — грустно усмехнулся Невилл. — К тому же, бабушка считает, что слишком оберегала меня до школы и мне будет полезно попробовать решать проблемы своими силами… Походы в совятню, опять же, по ее словам — это спорт, который мне абсолютно не помешает.

— Надеюсь, после тролля она поменяла свое мнение и в следующий раз не придется надеяться на Малфоя, — обеспокоенно сказала Лаванда.

— А кстати, о вызове попечителей. Я еще раз просмотрела историю Хогвартса, но ничего такого не нашла. Зато там сказано про антиаппарационный барьер вокруг школы… — решила все для себя прояснить я.

— Да, вокруг школы — антиаппарационный барьер, — начала объяснять Фэй. — Ну знаешь, аппарация, когда ты исчезаешь в одном месте и появляешься в другом. В мирное время барьер вокруг школы стоит, в основном, для того, чтобы старшекурсники не шалили и в Хогсмит или еще куда не бегали без спроса. Внутрь он тоже пропускает далеко не всех.

— И очень хорошо, иначе мои родители, по крайней мере, дважды в день бы здесь появлялись, — передернув плечами, прокомментировала Парвати.

— Вообще-то, раньше без разрешения директора он вообще никого никуда не пропускал, — уточнил Невилл, — но после войны…

— После войны, — продолжила Фэй, — магические семьи, натерпевшись страху, уперлись и потребовали для детей дополнительной защиты. Тогда-то и вспомнили о попечителях.

— До этого, — со знанием дела пояснил Невилл, — к ним обращались только за деньгами на школьные нужды, ну и в самых крайних случаях: когда директор сменялся или происходило что-то совсем из ряда вон. Тогда, в основном, моя бабушка всех взбаламутила. У нас в семье… — Невилл тяжело вздохнул. — По нашей семье война прошлась очень чувствительно.

Лаванда взяла Невилла за руку в знак поддержки, остальные, я в том числе, потупились. Такие рассказы всегда слишком личные. С одной стороны, хочется поблагодарить человека за доверие, с другой же — все равно неловко…

— Идея дать ученикам дополнительную защиту тогда ее просто оживила. Я этого, конечно, не помню, но она говорила, что если бы не это… В общем, — взбодрившись, продолжил Невилл, — бабушка с другими попечителями долго осаждала Дамблдора, но они своего добились. Теперь любой ученик может вызвать Попечительский совет, если понадобится. И они смогут аппарировать к тому, кто звал. Весточку отправляют кому-то одному, а там уж тот, кто получил послание, решает сам: собирать ли совет и отправляться ли в Хогвартс. Как бы то ни было, школа пропустит попечителей, только если те появится в полном составе — это было условием директора. Как и то, что, чтобы аппарировать из Хогвартса, Совету придется идти ЗА барьер. Так что, если вызов был ложным — ученика накажут, а если нет — попечители и разобраться помогут, и колдомедиков или авроров вызовут. Как в Хеллоуин с троллем.

В голове роились сотни вопросов, но наседать на Невилла, который только что буквально душу перед нами раскрыл, очень не хотелось. Меня выручила непосредственная Лаванда.

— Но Невилл, почему бабушка не дала тебе зеркало сразу после урока полетов?

— В том, что я взлетел и упал, виноват только я. То, что преподаватель не отреагировал — это уже другая история, — грустно пожал плечами парень. — К тому же, бабушка сказала, что боится, что либо она сама, либо я, этим зеркалом слишком увлечемся. А она хотела бы, чтоб я вырос самостоятельным человеком, настоящим мужчиной, — покраснев, очень тихо закончил Невилл. — Не уверен, что тролль заставил бы ее передумать, но она что-то узнала про Квиррелла — говорит, что-то совсем странное и очень неприятное. Так что, она сегодня мне написала, что хочет заказать нам зеркала. Кстати, как раз хотел вам сказать: мое зеркало она предлагает настроить на нас пятерых, чтобы каждый из нас смог ее вызвать. Но для этого от вас понадобится по пряди волос, если вы не против.

Мои соседки, выросшие в магическом мире, и не привыкшие доверять посторонним такие вещи как собственные волосы и кровь, замешкались, не зная, что ответить. В итоге решили написать родителям и посоветоваться с ними.

Так ничего и не решив, с головами, пухнущими от вопросов и предположений, мы разошлись по спальням.

* * *

На очередных зельях Снейп, видимо, устав от постоянного бурчания Рона на ухо Поттеру, решил рассадить их сладкую парочку. К сожалению, разбавить их дуэт он решил нами с Невиллом: меня Снейп отправил к Гарри, а Уизли — к Лонгботтому.

Мы с Гарри, в принципе, сработались неплохо. Парень аккуратно следовал рецепту, слегка путался в ингредиентах, но очень старался. Наше зелье было готово минут за десять до окончания урока, и я поспешила перелить его в колбу, которую, закупорив и подписав, отнесла на стол профессору.

Возвращаясь за парту, я увидела, как Рон передает Невиллу для добавления в зелье, все еще находившееся на огне, печально известные иглы дикобраза.

— Назад!!!— заорала я, хватая Невилла за шкирку и дергая на себя изо всех сил. Нев взмахнул руками, и, оступившись, почти упал на меня.

Пара игл попала-таки в зелье, заставив его взорваться фонтаном кипящей жидкости, но Невилл, которого я вовремя отдернула от котла, почти не пострадал, ему всего лишь несколько капель попали на руки. Проблема была в том, что варево юных горе-зельеваров повело себя страшнее, чем серная кислота: мутно-серые капли моментально прожигали ткань, парту, кожу...

— Минус двадцать баллов за вопиющую глупость, мистер Лонгботтом. Мисс Грейнджер, будьте любезны проводить однокурсника к мадам Помфри.

Скрипнув зубами и недоумевая, как можно отправить ученика с такими повреждениями в больничное крыло на своих двоих, с одной хилой однокурсницей в сопровождающих, я молча обняла Невилла за плечи и повела к колдомедику.

Хотя дверь Больничного крыла была открыта, мадам Помфри на месте не оказалось. Оставлять Невилла в таком состоянии одного показалось мне неправильным, и я решила попробовать оказать первую помощь.

— Слушай меня внимательно, Невилл. Раны надо промыть и освободить от остатков ткани. На мантии могли остаться частицы зелья, которые продолжат атаковать кожу, если их не убрать. Я могу попробовать снять мантию целиком, — Невилл жгуче покраснел, — а могу срезать рукава. Все равно одежда восстановлению не подлежит. К тому же, мне кажется, что так тебе будет не так больно. Решай.

— Режь, — торопливо пискнул Невилл.

Найдя ножницы, я аккуратно отрезала рукава и сделала продольный надрез, чтоб легче было отделять ткань от поврежденной кожи. Успешно преодолев первый этап я, не зная, что делать дальше, задержала руки над ожогами — и мои ладони засветились серебряным сиянием!

Помнится, в моей прошлой жизни, до подселения в тело Грейнджер, я именно так себе и представляла свои ладони, когда пыталась лечить мамину головную боль. У нее были тяжелые мигрени, она несколько дней кряду могла пролежать пластом, морщась на свет, не перенося запахи и боясь пошевелиться от изматывающей боли.

Я помнила тот, первый раз, мне тогда было шесть или семь, приступ начался на даче — ни обезболивающих, ни аптеки на километры вокруг. Я понимала, что ей очень плохо и, тихо сидя у изголовья кровати, хотела погладить маму по голове, чтоб хоть как-то унять боль.... Я потянулась к ее волосам, но дотронуться не решилась, рука скользила в паре сантиметров от головы. Вдруг я почувствовала покалывание в пальцах. Оно нарастало каждый раз, когда я проводила рукой над одним и тем же участком. Я задержала руку — покалывание усилилось. Я почему-то подумала, что это — боль и представила, что она красной нитью вытягивается и маминой головы и накручивается на мои пальцы.

Приступ прошел в тот же день. Позже дед рассказал, что его бабка была чем-то типа лекарки, умела заговаривать воду, а однажды к ней принесли парня с разбитой головой, и дед сам видел, как от прабабкиного заговора медленно, неохотно останавливалась кровь.

Все это кончилось немного позже, когда я заболела сама. После изнуряющего лечения и года в больнице я больше ничего не чувствовала. Теперь же, глядя на свои светящиеся пальцы, я чувствовала, что все вернулось на свои места.

Решив повторить опыт, я представила себе боль Невилла, как красную нить, которую тянула из его тела и скатывала в моток.

— Не болит, — удивленно пробормотал Невилл

— Удивительно, — добавила мадам Помфри, незаметно вошедшая в свою вотчину.

— Здравствуйте! Невилл получил ожог на зельеварении. Я не знаю, что у них было в котле, но изначально предполагалось, что это будет мазь от прыщей. Зелье взорвалось после того, как в котёл попали иглы дикобраза. Все случилось примерно десять минут назад. Я знаю, что разные вещества нужно удалять по-разному, поэтому просто попыталась снять ткань с пораженной кожи.

— Отличный отчет и разумные действия, мисс. Ваши родители — колдомедики? — спросила Помфри, споро обрабатывая руки Невилла бинтовым тампоном, смоченным в резко-пахнущей оранжевой субстанции.

— Просто медики, доктор Помфри.— улыбнулась я.

— Мисс…

— Грейнджер, мэм.

— Мисс Грейнджер, мне очень любопытно, что вы делали, когда я вошла?

Я описала в общих чертах, свои действия и их желаемый эффект. Мадам Помфри задумчиво улыбнулась и сказала:

— Вы, вероятно, шепчущая. Шепчущие — люди с природной способностью лечить других. Причем это даже не магия, я слышала, при некоторых магловских больницах есть такие люди, которые снимают боль от ожогов, — закончив бинтовать руки Невиллу и обернувшись ко мне, Помфри продолжила. — Вы, безусловно, свободны в будущем выбирать профессию на свой вкус, но люди с вашими способностями буквально незаменимы в целительстве.

— Как удачно, учитывая, что именно эта область меня и привлекает больше всего, — улыбнулась я. — Я еще не знаю, какую именно специализацию выберу, но свое будущее я вижу именно в этой сфере. Я была бы вам очень благодарна, если бы вы смогли найти время рассказать мне чуть больше о колдомедицине.

— Почему бы и нет,— улыбнулась мадам Помфри. — Заходите, когда будет желание. Если у меня не будет ничего срочного, я с удовольствием отвечу на ваши вопросы.

Невилл, выпивший успокоительное и обзаведшийся бинтовыми перчатками выше локтя, зевал, пытаясь прикрыть рот плечом.

— Спасибо. Невилл, быстрее приходи в себя и выздоравливай, пока мы не успели соскучиться и не набились всей шумной компанией во владения мадам Помфри. Не думаю, что она будет в восторге.

— Вы правы, не буду. А Невилл, возможно, вернется в башню уже сегодня вечером.

— Еще раз спасибо.

— Пока, — сквозь сон пробормотал Невилл.

По дороге в зал я наткнулась на Рона и Гарри, поднимавшихся в больничное крыло. Я завернула их обратно, объяснив, что Невилл все равно сейчас уже уснул, и мы вместе пошли в Большой Зал.

По дороге Рон, не закрывая рта, хаял Снейпа и его манеру преподавания. К Снейпу у меня были свои претензии, но и Рон ведь не просто в стороне стоял!

В голове пульсировала боль. Напряжение последних месяцев, необходимость постоянно себя контролировать, подсознательный страх за себя и за родителей Гермионы, раздражение на Уизли, которое даже у Люца полностью погашать не получалось... Похоже, я слишком долго сдерживалась, не давая выхода эмоциям. Судя по всему, нытье Рона становилось той самой, последней каплей. И когда мы, наконец, спустились на первый этаж, мои нервы не выдержали и меня прорвало.

— Ах, это профессор Снейп во всем виноват? — змеей прошипела я,— А ты, значит, молодец и, конечно, совсем ни при чем? Это ведь профессор Снейп виноват, что ты умудрился пропустить мимо ушей все доклады об основах безопасности на зельях и так и не прочитал памятку! А там ведь ясно сказано: «если не хотите стать убийцей или самоубийцей, ни при каких обстоятельствах не кидайте иглы дикобраза в котел, стоящий на огне». — я перевела дух, пытаясь не сорваться на крик.

Рон ошарашенно хлопал глазами.

— Или, может быть, профессор Снейп виноват в том, что ты не прочитал рецепт, в котором игл дикобраза вообще не было? И в том, что Невилл, по непонятной мне причине, тебе доверял и не смотрел, что ты ему подсовываешь? Не волнуйся, это вряд ли повторится. Сожжённая кожа стимулирует мыслительный процесс. Ах да, плохой профессор Снейп снял с Гриффиндора баллы? Так радуйся, что он этим ограничился! На его месте, я бы тебе просто голову открутила! — не сдержавшись, рявкнула я.

Вздохнув и очень медленно выдохнув, я продолжила:

— Ты хотя бы понимаешь, что, не оттащи я Невилла от котла, та дрянь могла не просто его поранить, а, например, выжечь ему глаза? А если бы котел взорвался и нас всех бы этим залило? Это профессор Снейп оказался бы виновен в том, что ты полпотока угробил?! Прекрати искать виноватых, Рон. И начни думать, перед тем, как что-то сделать!

Я развернулась и осторожно, контролируя каждое движение, зашагала к выходу из школы. Нестерпимо хотелось материться и курить, желательно одновременно. В таком состоянии видеть кого бы то ни было, кроме Люца, было нежелательно, поэтому, выйдя из школы, я побежала к лесу, молясь, чтобы ворон уже вернулся от родителей.

Люц, на моё счастье, уже вернулся. В какой-то момент я услышала над головой такое знакомое карканье и шумное хлопанье крыльев. Оторвавшись от неприятных мыслей, я посмотрела на небо: ворон кружил надо мной, пытаясь привлечь внимание и неловко подтягивая лапы, стараясь по-удобнее перехватить объемистый сверток.

— Лети к дубу, я сейчас,— сказала я птице и пошла на опушку, к поваленному дереву, где мы с ним обычно встречались.

Люцифер ждал меня, сидя на стволе, аккуратно сложив свою ношу рядом. Я, проигнорировав нашу привычную скамейку, уселась на корточки, привалившись спиной к дереву и обняла колени руками. Люц перелетел ко мне на плечо, как делал всегда, когда чувствовал, что мне нужна его поддержка. Обычно мне достаточно было просто чувствовать щекой тепло его тела, приятную тяжесть на плече... Чувствовать, что я не одна, что рядом есть кто-то, кому не все равно.

Но не сегодня. Сначала я попыталась рассказать ему, что случилось, но никак не могла подобрать слова, они застревали в горле и вырывались наружу с тихими всхлипами. Воспоминания о той, моей семье, о маме, которой, наверное, пришлось похоронить единственную дочь, отдавались болью в груди. На смену тихим всхлипам пришли слезы, и вскоре я уже позорно ревела, задыхаясь от спазмов, сдавливавших горло, и закусив руку, чтобы не завыть в голос. Какими бы сильными мы ни были, в какой-то момент мы все ломаемся...

Люц до боли сжимал лапы на плече, впиваясь когтями в кожу. Понемногу я начала приходить в себя, истерика начала стихать, оставляя за собой пустоту на душе и дрожь в пальцах. Люц перелетел с плеча ко мне на колени, позволив гладить перья головы и крыльев. Не хотелось ничего: ни двигаться, ни говорить. Я сидела, тяжело дыша ртом и уставившись в одну точку, и постепенно приходила в себя.

Я отдавала себе отчет в том, что пропустила обед и прогуляла Полеты. Дмитрий Петрович, конечно, по голове за такое не погладит, и, возможно, придется помахать метлой во дворе. Но... ну и черт с ним. Какой бы выдержкой я не обладала, у всякого терпения есть предел, и сегодня он был достигнут. Да, слезы помогли сбросить эмоции, но я понимала, что, встреться мне прямо сейчас какой-нибудь очаровательно-бестолковый подросток или, не приведи господь, младший Уизли, я не сдержусь. Мне нужен был тайм-аут.

Мы с Люцем уже давно сидели молча, просто греясь друг о друга, и в конце концов ворон заставил меня вернуться в реальность, нетерпеливо зашевелившись в моих руках. Передернув крыльями, он поднялся на лапы, каркнув, прихватил меня клювом за рукав мантии и потянул на себя. Потом перелетел на ствол поваленного дуба, который мы использовали в качестве скамейки, отдалился на полметра, забавно подпрыгивая и хлопая крыльями, внимательно посмотрел на меня, взлетел и сделал круг над головой.

— Ты прав, пора возвращаться, сушиться, греться и пытаться понять, как жить в том бедламе, который, не иначе, как по недоразумению, называют лучшей волшебной школой Англии…

Люц каркнул, подтверждая, что пора двигаться в обратный путь.

Меня трясло от холода так, что зуб на зуб не попадал, но несмотря на холод, мне настолько не хотелось возвращаться, что шла я до ворот замка добрых полчаса. Окончательно продрогнув и, на чем свет стоит, проклиная террористов, из-за которых меня сюда забросило, я собрала волю в кулак и потянула на себя входную дверь. Люцифер каркнул на прощание и полетел обратно в лес. Проследив за удаляющейся черной точкой, пока ее уже практически невозможно было разглядеть за водяной пылью, в последнее время беспрестанно сыплющейся с неба, я тяжело выдохнула и вошла под своды школы. Там, все еще дрожа от холода, я направилась к лестницам, мечтая о горячем душе, теплой и сухой одежде, тишине и камине в гостиной факультета, к которому можно было бы тихонько спуститься ночью, усесться напротив огня на ковер и долго-долго смотреть на танец пламени...

На втором пролёте меня поджидала фигура в черном.

— Мисс Грейнджер, — отстранённо произнёс профессор Снейп.

— Добрый вечер, профессор Снейп.

— Сегодня на уроке один из ваших однокурсников продемонстрировал вопиющую безграмотность и глупость, перепутав один ингредиент с другим, относящийся к условно-опасным. Второй ваш однокурсник проявил потрясающую безалаберность и безответственность, попытавшись использовать этот ингредиент не глядя. Несмотря на то, что вы попытались минимизировать последствия, факт остаётся фактом. Ваши сокурсники проигнорировали правила безопасности. Посему, — протянул Снейп, — надеюсь, вас не удивит приглашение на отработки. По неделе за каждого. Начиная с понедельника в кабинете по зельям. И да, десять баллов с Гриффиндора.

Я и забыла об условии, поставленном Снейпом... Мантра "твоюмать" вновь просилась на язык.

— Да, профессор.

— В понедельник в шесть. Советую не опаздывать, — сказал Снейп.

— Да, профессор.

— Зайдите к мадам Помфри, я не собираюсь отменять отработки из-за вашей простуды, — неожиданно выдал Снейп и, эффектно развернувшись, зашагал вниз по лестнице.

— Да… профессор, — выдала я в очередной раз, пораженная проявлением чего-то, что для Снейпа, судя по всему, было выражением заботы, — к Помфри, так к Помфри...

Колдомедик радостно откликнулась на мой голос, но когда она увидела меня, ее улыбка несколько померкла. Думаю, после долгого сидения на улице под дождем и продолжительной истерики, я выглядела и правда не очень… Отчитывая меня за наплевательское отношение к собственному здоровью, она резким взмахом палочки высушила одежду, сноровисто растерла мне шею и спину какой-то греющей мазью, выдала перечного зелья и заявила, что если я не хочу попасть к ней в качестве пациентки на выходные, я немедленно отправлюсь в башню, приму горячий душ и как можно скорее лягу спать.

Невилл уже проснулся. В своей мантии с обрезанными рукавами и руками, расцвеченными неровными пятнами розовой гладкой кожи на месте ожогов, он выглядел, как байкер-недоросток. Он как раз тоже собирался возвращаться в башню, и мы пошли вместе.

По дороге, чтоб отвлечь внимание Невилла от моего плачевного внешнего вида и избежать вопросов, я сходу завела разговор о шепчущих, и рассказала ему о том, что еще в маггловском мире читала о людях с необычными возможностями. Как ни странно, сам Невилл не видел сияния, которое излучали мои ладони, для него боль в какой-то момент просто начала утихать, пока не исчезла окончательно.

В ответ на просьбу объяснить, как в его руке оказались иглы дикобраза, Невилл рассказал, что он подспудно ожидал, что Рон может что-то перепутать, поэтому за ингредиентами пошел сам, но, как обычно, забыл парочку. Насмотревшись на Уизли, испортившего шестой подряд лепесток водяной лилии, который всего-то надо было нарезать полосками, он, подробно обьяснив Рону, где должен был стоять ящик с сушеными иглами пихты, продолжил готовить ингредиенты. Рецепт, в принципе, сложным не был, но требовал постоянных помешиваний с определенной скоростью. На чем Невилл и сосредоточился, подсчитывая помешивания по и против часовой стрелки, в то время как Рон должен был подавать ему ингредиенты. Сконцентрировавшись на подсчетах и стараясь мешать зелье максимально плавно и равномерно, Невилл просто не заметил, что ему подсовывает рыжий охламон. А зря.

В отличие от меня, Невилл отлично помнил об условии профессора Зелий и начал сбивчиво извиняться еще до того, как я упомянула о двух неделях отработок. А когда я сказала ему, что Снейп уже огласил мой приговор, парень расстроился вконец.

В гостиную Гриффиндора мы входили грустные и подавленные, но мгновенно забыли обо всех своих нерадужных мыслях: весь Гриффиндор в полном составе кроме, разве что, МакГонагалл, встретил нас настороженной тишиной.

Ребята явно только что что-то яростно обсуждали, но услышав, как отодвинулся портрет, впуская нас, тут же умолкли и обернулись. Сцена была достойна вестерна, когда на главного героя, вошедшего в салун, оборачивается все местное общество.

Они, и правда, затеяли что-то серьезное: мебель была сдвинута, образовывая полукруг напротив входа в гостиную, на диване в центре сидели Перси и Гаральда, поблизости от них устроились ребята из квиддичной команды, остальные гриффиндорцы оккупировали всю оставшуюся мебель, подоконники, подлокотники, а некоторые просто расселись на полу. Народ выглядел хмуро и решительно. Мои планы на спокойный вечер трещали по швам.

— Гермиона, Невилл, — взяла слово Гаральда, — нам рассказали о происшествии на зельях. Но нам бы хотелось узнать вашу версию событий.

Мы с Невиллом затравленно переглянулись, не зная, чего ожидать от решительно настроенных сокурсников. Сглотнув, парень начал рассказ с момента приготовления зелья. Я дополнила, когда дело дошло до моего вмешательства.

По мере рассказа Перси все больше мрачнел.

— Ну что ж, мне все ясно, — заявила Гаральда, поняв, что добавить нам нечего. — У кого какие вопросы?

Подождав пару секунд и поняв, что вопросов не будет, она продолжила:

— Тогда, думаю, самое время позвать Рона.

По ее сигналу Симус сорвался с дивана, побежал в спальню и несколько минут спустя привел младшего Уизли. Тот выглядел откровенно напуганным. Он оглядывался по сторонам, силясь найти в лицах сокурсников хоть какую-то поддержку, но тщетно. Даже обычно легкомысленные и веселые близнецы смотрели сурово. Они зеркальными отражениями застыли у лестницы в спальни со сложенными на груди руками, отрезая ему возможный путь к отступлению.

— Значит так, Рон. Мы больше не можем считать твое поведение только твоей проблемой. Сегодня из-за тебя один из твоих однокласников пострадал, а вторая будет отдуваться за это на отработках у Снейпа.

Рон вскинул голову и нашел меня глазами. Я была готова поклясться, что заметила в них сожаление и стыд. А Гаральда продолжала:

— Ты читал методичку от Рейбери. Ну не запомнил, бывает. Умные и трудолюбивые люди сделали за тебя всю работу: вспомнили зелья, которые варили на первом курсе, нашли, переработали и преподали в доступной даже для тролля форме жалкий десяток базовых правил поведения. Эти Мерлиновы правила напечатали на отдельных листках и доставили тебе прямо в руки. Да что я про памятки, Монтегю, вон, потратил время, составил доклад, подробно рассказал об этих правилах всего месяц назад и всем на все вопросы ответил. Ты был на его докладе?

— Буду я ходить на доклады всяких слизеринцев. Я гриффиндорец,— очень тихо и неуверенно пробормотал младший Уизли. К несчастью, его услышали.

— Ты не гриффиндорец, братец, — протянул один из близнецов.

— Ты му...к! — закончил мысль второй.

— Вот что мы сделаем, Рон, — продолжила Гаральда, зыркнув на близнецов и показав им кулак, — ты сейчас извинишься перед Невиллом. Потом ты извинишься перед Гермионой. После этого ты подойдёшь к Монтегю — нечего кривиться — и извинишься перед ним, за то что проигнорировал его работу. После этого ты прочтёшь ВСЕ памятки для первого курса и отчитаешься по ним перед однокурсниками. В конце концов, это им придётся страдать от твоей глупости в случае чего.

— Я прослежу,— веско сказал Перси,— и ты, Рональд, послушаешься и все сделаешь, как надо. Иначе к моим наставлениям прибавятся вопиллеры от мамы. Это я тебе гарантирую!

Рон, потупившись, выслушал всех и без разговоров направился к нам с Невиллом. Похоже, парня действительно проняло. Одно дело, когда мозги ему пытается вправить однокурсница, или даже Перси, которого дома, кажется, открыто считали занудой, единодушное же порицание от всего Гриффиндора Рон не смог не принять всерьез. Парень выглядел потерянно и его было чисто по-человечески жалко. Но лучше так, чем беспрестанно оглядываться и пытаться угадать, что еще он может натворить.

Судя по поведению Рона, коллективное «фе» до него дошло и записалось на подкорку. За выходные он ответственно вызубрил все памятки и в воскресенье вечером неуверенно, бочком направился к нам с Невиллом, и попросил, чтобы мы его проэкзаменовали. Я его за это даже зауважала. В конце концов, Гаральда не уточняла, перед кем именно должен был отчитываться Рон, но из всех первокурсников он сам, по своему почину, выбрал тех, кто заведомо станет гонять его и задавать каверзные вопросы.

Результаты импровизированного экзамена показали, что Рону для учебы не хватало только мотивации. Он отлично все выучил, и не просто вызубрил правила, а, похоже, дополнительно порылся в учебниках и теперь действительно понимал, о чем говорит.

В конце, в ответ на нашу похвалу, окончательно смутившись, он еще раз попросил прощения. Мы, естественно, замахали на него руками, убеждая, что теперь-то уж все будет хорошо, главное, что он все понял…

Но Рону и этого было мало. В понедельник он первым делом, проигнорировав ломящийся от яств стол, направился к столу преподавателей и обратился к чуть не поперхнувшемуся от такого явления Снейпу. Осторожно отставив кофе, тот воззрился на своего ученика, как древнее божество правосудия на мелкого воришку.

От волнения парень, видимо, забыл приготовленную накануне речь и его сбивчивое лопотание продолжалось и продолжалось. Снейп не останавливал и не прерывал его, в общем, никак не способствовал завершению мучений. Рон говорил, что сам отработает свою ошибку, что неправильно заставлять этим заниматься меня, что он очень сожалеет… В конце концов, сдувшись и затихнув, так и не закончив фразы, Рон, тем не менее, нашел в себе силы поднять взгляд на профессора в ожидании вердикта.

Зал замер в ожидании реакции профессора и тот не подвел. Он элегантным движением взял чашку с кофе, сделал глоток, немного театрально отвернулся к Синистре, задал ей какой-то вопрос и лишь после этого, будто вспомнив о том, что секунду назад к нему обращались, повернулся к Рону и бросил короткое: «Нет».

Подавив смешок, я решила, что если в волшебном мире появится такое понятие, как троллинг, его родоначальником, безусловно, станет профессор Снейп. Не то, чтобы я надеялась на другое развитие событий, но мечтать, как говорится, не вредно...

Вечером того же дня я стояла сусликом перед входом в класс зельеварения, сцепив руки в замок. Ровно в шесть дверь со скрипом приоткрылась... И тут мозг, видимо, устав бояться, подкинул воспоминание о том, что эта дверь, которую я открывала уже не единожды, никогда раньше не скрипела! Мысль о том, что Снейп таким образом пытается нагнести атмосферу, помогла выдохнуть и успокоиться. Взяв себя в руки и старательно изобразив на лице должное смятение и ужас, я вошла в класс.

Снейп сидел за своим столом и сосредоточенно что-то черкал в пергаменте.

— Добрый вечер, профессор, — тихо поздоровалась я.

— Добрый. Лягушачьи лапки, — заявил Снейп, не отрывая глаз от пергамента и указывая направление концом пера, что продолжал держать в руках. — Разделать на голень и бедра и разобрать.

— Да, профессор,— выдохнула я и направилась к столу, на котором меня уже ждала пара железных мисок с французским деликатесом, уже лишенным кожи.

Я была счастлива: ни неудобных вопросов, ни мытья котлов, по крайней мере сегодня… А лапки? Мясо — оно мясо и есть.

Сосредоточившись на задании, я принялась за дело. Работа была несложной и не особенно противной, так что, время, отведенное на отработку, прошло незаметно.

— Достаточно на сегодня, — заставив меня прервать начатое движение, сказал Снейп. — Завтра в то же время.

Похоже, за время отработки Снейп так и не поднял на меня взгляда. Я порадовалась, но предпочла все-таки не рассчитывать на то, что все отработки пройдут так же спокойно. Пожелав профессору доброго вечера, кое-как вытирая руки о носовой платок, я вышла из кабинета и двинулась в башню. Домашних заданий отработки не отменяли, а меня еще ждали задания от Ксавье. В тючке, принесенном Люцифером, было послание и от него.

— Мисс Грейнджер, — окликнули меня мальчишеским голосом из бокового коридора. — Правильно ли я понял, что неуклюжесть ваших товарищей по факультету будет стоить вам нескольких вечеров в компании немытых котлов?

— Помимо прочего, мистер Малфой. Доброго вечера, — попыталась попрощаться я, в надежде еще хоть что-то успеть этим вечером, но Малфой был явно настроен на беседу.

— Декан нашего факультета — принципиальный человек, но и он может войти в положение ученика, если поймет, что тот уже все осознал… — «тонко намекнул» Малфой на тему предстоящего разговора. Кажется, мне предлагают сделку!

Я обернулась и с интересом уставилась на Малфоя, показывая, что готова его выслушать.

— Профессор Снейп — превосходный преподаватель, — продолжал Драко.

Мне пришлось сдержаться, чтобы не хмыкнуть на это заявление. Зельевар — наверное, да, превосходный. Но вот преподаватель…

— ...И великолепный профессионал. Директор не ошибся, назначив его преподавателем зелий и деканом нашего факультета. Ах, если бы директор Дамблдор был настолько же прозорлив и в отношении других предметов…

До меня начало доходить, куда клонит Драко, но я предпочла промолчать и дать ему высказаться. Воодушевленный моим молчаливым проявлением интереса к его предложению, Драко продолжил:

— Мой отец был в ужасе, когда узнал, кого наняли преподавать один из основных предметов, изучаемых в Хогвартсе. Он высказал опасение, что, потеряв время с этим преподавателем, мы можем безвозвратно отстать в программе обучения…

Я кивнула, в принципе соглашаясь с такой постановкой вопроса. Драко же воодушевленно продолжил:

— До меня дошли слухи, что не все свидетельства побед «профессора Гилдероя» достойны доверия. Возможно, если это станет известно за пределами школы, можно было бы надеяться на то, что преподавателя ЗОТИ вновь заменят. На этот раз, с помощью попечителей, убедившись, что новый учитель будет достоин оказанного доверия.

Насколько я могла судить, Драко, произнося свою речь, копировал поведение своего отца — даже интонации были похожи — и наблюдать за этим было безумно забавно.

Драко, тем временем, видимо, посчитал, что сказал достаточно и теперь ожидал ответа. Я лихорадочно соображала, как бы «съесть омлет, не разбив яиц». Предложение избавиться от Локонса было очень заманчиво, да и от отработок у Снейпа я избавилась бы с превеликим удовольствием, но намек на то, что, попади информация о чучеле в руки попечителей официальным способом, репутации школы и ее администрации будет нанесен приличный урон, несколько напрягали.

Малфои показали себя неплохими союзниками, но рассчитывать на них постоянно, учитывая то, что я даже примерно не представляла себе ни их мотивы, ни позицию, было бы очень неосторожно. С другой стороны, полностью отказываться от их помощи, нарушая тем самым достигнутый с таким трудом нейтралитет, тоже не было выходом.

— Мистер Малфой… Драко… — решила я позволить себе некоторую вольность в обращении, чтобы показать свое расположение. — Ваши слова звучат более, чем разумно и, думаю, ваш отец абсолютно прав в своих оценках и опасениях. Тем не менее, боюсь, свидетельство школьника об… объекте, который он видел два года назад, может оказаться недостаточным или, по крайней мере, оно может быть довольно легко опровергнуто. В конце концов, свидетельство первогодки-полукровки против свидетельства преподавателя Хогвартса и известного писателя… — я дала Драко возможность додумать фразу самому.

После короткой паузы Драко задумчиво кивнул.

— Я думаю, что нам стоит как следует все обдумать и попытаться найти правильное решение, чтобы гарантированно получить тот результат, который нам нужен, — воодушевленная реакцией Драко, продолжила я. На моей прошлой работе такое убалтывание называлось "игрой на флейте". — Тем не менее, мистер Малфой, я хотела бы вас уверить в том, что я искренне разделяю ваше мнение и мнение вашего отца и с удовольствием поспособствую этому начинанию.

Драко удовлетворенно кивнул и намекнул, что уже сейчас точная информация касательно Локонса могла бы существенно сократить мои отработки, но я стояла на своем: я не делюсь непроверенными сведениями, слухи — не мой конек. Слегка разочарованный тем, что не удалось добиться большего, но тем не менее, кажется, довольный результатом разговора, Драко пожелал мне приятного вечера и удалился. А я степенно дошла до угла коридора и, убедившись, что меня больше не видно, бегом понеслась в башню.

Похоже, подозрения моих соседок вполне оправдались. У Люциуса был план, а у Драко — задание. Их целью, судя по всему, было дискредитировать Дамблдора. И, учитывая последние решения директора, на руках у Малфоев были неплохие карты.

Добравшись до гостиной, я нашла свою компанию и быстренько утащила их в угол, чтоб обсудить последние новости. Соседки довольно улыбнулись, услышав, что были правы, но вскоре посерьезнели, поняв, что ситуация пахнет скандалом. Одно дело — преподаватель — павлин и врун, другое — неспособность директора второй раз подряд нанять кого-то минимально компетентного. Малфои, опять же, хотя большинство к ним относилось с уважением, имели несколько неоднозначную репутацию.

Решение подсказал Невилл. Он жестом фокусника достал маленькое зеркало и произнес:

— Девочки, надеюсь вы не забыли, что лорд Малфой — не единственный член Попечительского совета?

План зародился сам собой и буквально на глазах начал обретать форму.

Как бы я ни защищала Малфоев, отдавать им на откуп решение этой проблемы было неприемлемым. Что, если Люциус оставался предан Волдеморту и именно поэтому старался ослабить, и, в идеале, уничтожить директора? Помогать ему в этом было бы верхом безумия: без Дамблдора у Волдеморта не будет сколько-нибудь серьезной оппозиции. А, принимая во внимание отношение Темного Лорда к "грязнокровкам", это уже может стать и моей проблемой, ведь контракт со школой был подписан на семь лет и разорвать его у родителей-магглов получится вряд ли.

Отшлифовав детали, мы отправили Невилла к Финнигану. Тем не менее, радость от находки решения проблемы с Локонсом была основательно подпорчена осознанием того, что мне нечем будет заплатить за избавление от отработок со Снейпом и еще две недели подряд я буду проводить вечера в компании зельевара, трясясь от страха проколоться и выдать что-нибудь важное. А ведь он, плюс ко всему, еще и мысли читать умел, кажется...

* * *

Учебная неделя подошла к концу и в субботу, после утренней пробежки, я сидела верхом на бревне и жаловалась Люцу:

— Ни черта не понимаю…

Люц каркнул и дернул крыльями.

— Да, не понимаю! За всю неделю — ни единого котла. И ладно бы, как в первые дни, отправлял бы ингредиенты кромсать — это бы я поняла. Да и то, доверять работу первокурснице… И ладно бы разговорить попытался, или бы язвил, как обычно, это было бы ожидаемо, — я запустила руку в волосы. Люц издевательски склонил голову на бок и замер, сверкая черной бусиной глаза.

— Не пытайся выставить меня истеричкой. Извини, но Снейп, обучающий меня зельеварению и ставящий мне хват разделочного ножа — это непонятно!

Ворон издевательски каркнул.

— Люц, может быть, я и утрирую, и для преподавателя нормально помогать ученику, но не забывай, пожалуйста, что это не уроки, а отработка; что мы говорим о школе, заместитель директора которой наложила на меня и родителей какое-то заклятие продолжительного действия, а также о том, что добрый преподаватель, бескорыстно предлагающий свою помощь магглорожденной студентке-гриффиндорке — это декан Слизерина и просто профессор Северус Снейп! Тебе серьезно ничего не кажется странным?

Ворон подрастерял свой уверенный вид и передернул крыльями.

— Может быть, это — демонстрация пряника за сотрудничество с Малфоями, но в таком случае, во-первых, дальше будет кнут, а во-вторых, мне вообще не нравится интерес Малфоев к моей персоне! Что, Драко не мог подкатить непосредственно к Финнигану? Да, в конце концов, Хогвартс живет сплетнями, и представить, что о чучеле, Оскаре и другой маггловской мишуре, которую Локонс использует для пускания пыли в глаза, знает только первый курс Гриффиндора, было бы верхом эгоцентризма или наивности.

Люц отвернулся и надулся шаром, распушив перья.

— Ладно, возможно, я утрирую. Время покажет.

Время показало, что я плохо разбираюсь в природе человеческих отношений в целом и в профессорах зельеварения в частности. Снейп продолжал вести себя, как нормальный человек. Нормальный учитель средних классов. И это уже само по себе было странно. Вот уже третья подряд отработка на зельях напоминала, скорее, занятие с частным учителем. Снейп не только поставил мне хват разделочного ножа, он объяснил, как правильно собирать и готовить ингредиенты, с которыми позволял мне работать, а также, где их искать, если поблизости нет магической аптеки, и какие ингредиенты с чем сочетать для лучшего результата.

Мне это все было, конечно, безумно интересно. Но зачем это ему?

Понимая, что спрашивать профессора о его мотивах глупо и, скорее всего, вредно для здоровья, и что самой гадать можно до второго пришествия, я просто старалась получить максимум выгоды от неожиданной помощи, а в остальное время держаться от Снейпа как можно дальше.

* * *

Жизнь шла своим чередом. Второй и третий уроки Локонса прошли по тому же сценарию, что и первый. За исключением того, что на последнем уроке, кроме перечисления своих титулов, выборочной презентации наград и безудержного самовосхваления, он зачитал нам пару особенно удачных, на его взгляд, пассажей из черновика своего нового творения. Это было жестоко, потому что в одном из отрывков, зачитанных Локонсом, упоминался оборотень Локи… Из Невады!

Класс рыдал. Локонс был тронут, наставил всем «превосходно» и отпустил с миром на Трансфигурацию.

Когда мои отработки закончились, Снейп продолжил вести себя со мной ровно и даже в какой-то степени уважительно. На уроках он не хвалил мои зелья, но его одобрительные кивки, вопросы по теме занятий в начале уроков и оценки, стабильно не опускающиеся ниже «Выше ожидаемого» были достаточно красноречивы сами по себе.

Я зачеркивала в календаре дни, оставшиеся до отъезда на каникулы, и все больше времени проводила одна на Астрономической башне или в лесу в компании Люца.

* * *

На дворе был конец ноября. Мы, сбившись в кучу у теплиц, ждали начала урока у мадам Спраут. И тут ко мне неожиданно спикировал Люц. Выглядел он взъерошенно и я решила не ждать вечера, и сразу же узнать, что случилось. В чехле, что мне отдал ворон. было послание от родителей и листок, исписанный размашистым почерком Ксавье. Почерк Ксавье, чаще всего отличавшийся ровностью и плавностью линий, в этот раз изобиловал острыми углами и резким наклоном. Парень явно был сильно взволнован, когда писал свое письмо. Первые же строчки расставили все по своим местам.

— Мия, что там? — тормошили меня девочки. Фэй забрала у меня листок и, не дожидаясь вменяемой реакции с моей стороны, принялась за чтение.

— Кто такой Фредди Меркьюри? — спросила она.

— О-о-о-о! Это, любезная Фэй, величайший певец современности!— ответил Финниган,— Он — лучший.

— Был лучшим,— протянув мне письмо, сказала Фэй.

— Что значит, "был"? — спросил Поттер, — он…

— Он умер,— перебила его я,— В воскресенье двадцать четвертого ноября умер Фредди Меркьюри.

Я выросла на песнях Queen и, льстила себя надеждой, что попав, в какой-то мере в прошлое, мне удастся попасть на его концерт… и не успела. Кто бы как ни относился к группе Queen, новость о смерти певца, бывшего частью немагического мира, в котором многие гриффиндорцы чувствовали себя, как дома — на Гриффиндоре исторически было очень много магглорожденных и полукровок — выбивала из колеи.

Вечером на факультете было тихо.

— Пустота… для чего мы живем?...— затянул Финниган известный мотив. Постепенно те, кто знали песню присоединялись к нему и вскоре в башне Гриффиндора нестройный хор выводил Show must go on.

Вуд, желая узнать на что же должна быть похожа музыка Queen в оригинале, показал нам полезное заклинание: нужно было направить палочку на себя, четко представляя мелодию в голове, и сказать: Пленус Партем. Чистота и качество воспроизведения мелодии зависели от концентрации, и, поначалу, оставляли желать лучшего, но мы начали с простого We will rock you. И понеслось. В конце концов, Кристина, отличавшаяся потрясающей дисциплиной во всем, что делала, умудрилась почти без огрехов поделиться Богемской Рапсодией. Это было круто!..

Дети на то и дети, чтобы довольно легко переключаться с грусти на радость. О бедном Меркьюри почти забыли и начали делиться репертуарами любимых групп. Вечер, начавшийся грустно и тихо, заканчивался громким хохотом и какофонией звуков. На мой вкус, не хватало только какого-нибудь произведения System Of A Down для завершения образа творившегося вокруг бедлама.

— А все-таки жаль, что мы не сможем увидеть их концерта,— уже засыпая, пробормотала Лаванда.

— Да, жаль…— вновь вздохнула я, засыпая.

Из-за отработок у Снейпа и сосредоточенности на собственных переживаниях в последние две недели я несколько выпала из общественной жизни. Я предпочитала проводить время с вороном или на Астрономической башне и возвращалась в гостиную перед самым отбоем, чтобы там, свернувшись в уютный комок в кресле напротив камина и укрывшись клетчатым шерстяным пледом, медленно и с удовольствием отогревать промерзшее на улице или в продуваемой всеми ветрами башне тело.

Соседки и Невилл отнеслись к моему желанию побыть одной с очень взрослым пониманием. Лаванда, правда, пыталась пару-тройку раз подсесть ко мне вечером, но вялые «да» и «нет» невпопад и взгляд, сам собой возвращающийся к огню, остудили даже ее тягу к общению. Так что, когда я в один из вечеров подсела к своей компании в Гриффиндорской башне, меня встречали овациями и объятиями, как блудную дочь.

Минут через пять к нашей компании совершенно спокойно, будто так и должно быть, присоединились Поттер с Уизли и Дин Томас с Финниганом. Оказалось, что ребята уже вторую неделю делают домашнюю работу все вместе — по инициативе Рона! Рону после того, как мы с Невом экзаменовали его по правилам безопасности, безумно понравилось ощущение, когда можешь найти ответ на все поставленные вопросы. Парень не был уверен, что его энтузиазма и трудоспособности хватит надолго, поэтому он подбил соседей по комнате присоединиться к Невиллу и девочкам и работать всем вместе, таким образом не оставляя себе и шанса отвертеться от учебы. Вот и в тот вечер весь первый курс Гриффиндора, усевшись за круглый стол, дружно делал домашнее задание, перебрасываясь шутками и прося передать тот или иной учебник.

Самый финиш был, когда Рон, читающий учебник по истории, не отрывая глаз от книги, спросил:

— Герм, а что значит «экс-про-при-а-ци-я»?

Еще не до конца осознав изменения в своей компании, сначала я даже не поняла, что он обращается ко мне, но, Уизли, не услышав ответа, поднял взгляд от книги, зажав пальцем место на странице, где остановил чтение, и уставился на меня выжидающим взглядом. Поскольку я все еще сидела в прострации, Рон прокашлялся и переспросил:

— Герм, ты знаешь что такое, — тут он сверился с учебником, — экспроприация?

— Принудительное отчуждение имущества, — на автомате выдала я.

— А по-английски? — поморщился Уизли.

Я пришла в себя, прищурилась и выхватила у Рона из рук его учебник:

— Я экспроприировала твой учебник, потому что мой — в спальне, а мне за ним лень идти.

— Эй! Я страницу теперь потерял! Не могла просто сказать? — возмутился Рон.

— Зато смотри, как ты быстро понял, — ухмыльнувшись, ответила я.

Четверка парней влилась в наш коллектив абсолютно органично. Что касается Рона, то он сильно изменился после промывки мозгов. Он теперь вел себя заметно спокойнее, даже как будто говорил тише. Интересную мысль подкинула Парвати — она предположила, что причиной прежнего вызывающего и глупого поведения Уизли была ситуация в его семье:

— Знаешь Мия, глупо, наверное… Но дети в большой семье иногда и не так готовы вывернуться, чтобы их просто заметили. У нас с Падмой ситуация примерно такая же, как у Рона: у меня пять сестер, кроме Падмы. Наш отец очень хотел сына. Он и родился недавно, уже здесь, в Англии. Родители вокруг него на задних лапках скачут, его даже назвали Раджеш! Правитель сопливый… А у Рона, насколько я поняла, кроме тех, кто учится в Хогвартсе, есть еще два старших брата и младшая сестра — в следующем году поступать будет. Не подумай, я его не защищаю, его и защищать-то больше не надо, он вполне ничего стал. Но мне кажется, что и его манеры, и громкий голос, и все те глупости, которые он постоянно рассказывал... По-моему, он просто привык, что без всего этого на него просто не обращают внимания. У нас-то с Падмой были мы, да и с сестрами должно быть проще, чем с братьями.

Здравое зерно в рассуждениях Парвати, несомненно, было. Тем не менее, я предпочитала не делать поспешных выводов и просто подождать и посмотреть, что будет дальше.

Тем временем, Поттер, Лонгботтом и Финниган, отлично сдружившиеся за последние две недели, провернули колоссальную работу, собрав всю возможную информацию о коллекции Локонса. Поттер, заметив, что Локонс очень старается пообщаться с ним, пожертвовал парой своих вечеров, чтобы выспросить того про все экспонаты и дипломы с его полок и рассмотреть их вблизи. Диплома Хогвартса, что показательно, среди них не было, зато была пара подарочных шуточных грамот из тех, что дарят на дни рождения, из разряда «лучшему другу» и «замечательному человеку». Еще Поттер заметил странный красочный листок на непонятном языке. Скрещенные серп и молот и колосья в оформлении листка, тем не менее, натолкнули Гарри на мысль, что и эта грамота вряд ли отличается магической аутентичностью.

Финниган завалил родителей письмами и уже получил от них свою фотку из Лас-Вегаса, где он в шортах и гавайке, кривляясь, скалился в ответ на оскал чучела, похожего на Локонсовское, как две капли воды. Его родители также письменно подтвердили, что описанные Гарри грамоты можно купить в любом маггловском книжном, кроме той, что была, похоже, украшена символикой Советского Союза. Насчет нее родители Финнигана посоветовали проконсультироваться у нового учителя Полетов, обладавшего, судя по рассказам сына, подходящим акцентом и фамилией.

Всю собранную информацию Невилл аккуратно переправил совой бабушке и обсудил с ней через зеркало. Леди Лонгботтом была в шоке. Oна, истинная аристократка, про Локонса абсолютно ничего не знала. Несмотря на обилие битв и подвигов в книгах Локонса, это все-таки были скорее бульварные любовные романы, в которых лишь канвой проходила очередная битва с очередным злом. Судя по рассказам почитательниц, естественно, если убрать всю восторженную шелуху, мерзкий оборотень, третирующий жителей какой-нибудь богом забытой деревеньки сменялся таким же вампиром, злым колдуном или колдуньей или, не мудрствуя лукаво, просто монстром из магического бестиария. И в каждой книге надо было спасти даму и каждый раз дама падала в объятия потрепанного, но не побежденного кавалера с "самой очаровательной улыбкой" и прекрасными золотыми волосами. И божественными чертами лица. И телом, достойным греческих богов... Локонс вообще не скупился на собственные описания.

Представить такую чопорную британскую аристократку, как леди Лонгботтом, за чтением подобной литературы было и правда непросто.

Невилл намекнул бабушке, что Локонсом заинтересовался Малфой. Леди Лонгботтом не была глупее нас и быстро сообразила, чем чреват такой интерес, и что действовать надо быстро. Тем не менее, она потратила немного времени, чтобы проверить информацию, предоставленную Финниганом, съездив к его родителям. Те, после письма сына, позвонили родственнику в Штаты с просьбой узнать насчет чучела и получили неожиданный ответ. Мисс Камперс была безутешна: ее любимое творение загадочным образом пропало из ее магазинчика полгода назад.

По просьбе Финниганов дядюшка попросил у приятельницы и выслал им несколько фотографий готового чучела, парочку того, что можно называть making of(1): на одной высокая дама в камуфляжных штанах, видимо, сама мисс Камперс, была запечатлена с исходным «материалом» — тушкой свежеубиенного козла, на другой была уже обработанная шкура, на третьей — вырезка с хвостом… Лучшие доказательства и представить себе было бы сложно. Леди Лонгботтом сняла с компромата магические копии и в тот же вечер фурией прилетела к Дамблдору.

Естественно, подробностей разговора никто ученикам предоставлять не собирался, но факты говорили сами за себя: через десять минут после прибытия леди Лонгботтом в директорский кабинет сначала почти бегом направилась МакГонагалл, потом по-военному чеканя шаг, поднялся Дмитрий Петрович... А затем, растеряв всю свою вальяжность, туда побежал Локонс.

Лаванда, вечно подмечавшая детали, удивилась, что длинные волосы профессора Гилдероя при беге вместо того, чтобы развеваться за спиной, как на колдографиях в его книгах, оставались будто приклеенными к спине и не сдвинулись ни на дюйм. Невилл, закусив губу и еле сдерживая смех, заявил, что его дядя Элджи, обладатель спорного чувства юмора и обширной лысины на все темечко, вечно опасается, что искусственные лохмы за что-нибудь зацепятся или их просто сдует, и поэтому каждое утро накладывает на парик специфические чары, закрепляющие прическу в одном положении на весь день. И поведение локонов Локонса при беге сильно напоминали эффект от дядюшкиных париковых чар. Нет, наша компания не особенно рассчитывала на то, что даже волосы Локонса окажутся фальшивкой, но думать, что нелюбимому преподавателю действительно капитально не везло во всем, чем он пытался гордиться, было приятно.

По итогам переговоров бабушки Невилла и директора было решено, что Локонс доработает до Рождества, сменив рекламу своего нового шедевра хотя бы чтением нормального учебника, если уж не в состоянии повторить заклятия, которые в этом учебнике описываются. Таким образом, у Дамблдора останется время каникул, чтобы найти нормального преподавателя и перестать, наконец, отдавать должность Мерлин знает кому.

Одна деталь разговора с Локонсом все таки дошла до нас. Леди Лонгботтом была возмущена всей ситуацией в целом, но последней каплей стал перевод "Советской" грамоты, предоставленный Дмитрием Петровичем. Откашлявшись в кулак, подрагивающими от сдерживаемого смеха губами, преподаватель Полетов поведал, что грамота была составлена на имя Василия Пяточкина и поздравляла заслуженного тракториста колхоза «Ласточка» с рекордно-быстрым сбором урожая…

Выслушивая рассказы друзей о проделанной работе, я просто ушам своим не верила. Когда я спросила их, почему меня не привлекли к развлечению, мне объяснили, что, памятуя о моем разговоре с Драко, они решили избавить меня от необходимости что-то кому-то объяснять и как-то оправдываться. А так с меня и взятки гладки: ничего не видела, ни о чем не знала. Мне оставалось только головой качать. Детки, однако…

Несмотря на то, что, в принципе, все первокурсники Гриффиндора дружили между собой и с удовольствием проводили время все вместе, медленно, но верно начали формироваться группы по интересам, и сложившиеся в начале года тандемы претерпели некоторые изменения. Рон все больше времени проводил с Дином Томасом. Оба были ярыми фанатами квиддича, им было веселей и интересней вдвоем. К ним часто присоединялась Лаванда, прежде обычно пропадавшая где-то с Парвати. Она объясняла свой интерес тем, что у девушки в магическом мире не будет ни одного шанса, если она не научится минимально разбираться в единственной национальной игре. На заявление Финнигана о том, что и Рон, и Дин болеют за отвратительные команды и ничего действительно интересного про игру рассказать не смогут, Лаванда оптимистично заявила, что, на крайний случай, это поможет ей натренироваться слушать что-то совершенно неинтересное, не зевая, не отвлекаясь и выглядя заинтересованно.

Гарри очень сдружился с Невиллом. У ребят, очевидно, было очень много общего, да и характеры у них были довольно похожие — оба тихие, вдумчивые и серьезные. К ним часто присоединялись мы с Фэй.

Как-то незаметно сложилось, что я с Фэй стали практически лучшими подругами. Я ничего против не имела, мне нравилась Фэй. В ее речи постоянно присутствовали едкие, но очень точные комментарии, но при этом она была человеком бесконечно добрым и отзывчивым. Если, конечно, копнуть поглубже...

Парвати и Финниган отлично общались со всеми и свободными электронами путешествовали между компаниями по интересам.

* * *

А тем временем приближалось Рождество. Большинство школьников упивались приготовлениями, просматривали каталоги, скрупулезно выбирали подарки, которые потребуют от родителей, и подсматривали за друзьями, чтобы знать, что подарить им.

Меня рождественская суматоха практически не задевала. По возвращении в Лондон меня ждали промежуточные экзамены в обычной школе. Несмотря на то, что мы с Ксавье прилично опережали школьный курс, да и единожды уже пройденное легко усваивалось и воскрешалось в памяти, я очень боялась.

Во-первых, я всегда ненавидела вранье. А врать учителям школы придётся много. Они в Гермионе души не чаяли, и я не сомневалась, что, вновь увидев любимую ученицу, они завалят меня вопросами. О том где я теперь, как у меня дела, про коллег, у которых учусь, чему учусь... Мне становилось плохо от одной только мысли обо всем этом. Во-вторых, как бы ни была я хороша в разговорном английском, письменная речь — это совершенно другое дело. Культура мысли в разных странах отличается очень сильно. Я же родилась и выросла в России, с мамой-филологом. Для меня длинные сложные предложения — это показатель мастерства. А в Англии принцип письменной речи — в упрощении: короткие рубленые фразы значительно больше в чести. Да и кроме того, можно абсолютно правильно построить фразу, но англичанин тут же заметит, что она написана человеком, который не говорит по-английски с рождения.

Да, я тренировалась на письмах родителям и на эссе в Хогвартсе, в первом случае взяв за образец дневник Гермионы, во втором — долго и мучительно перечитывая пособия, но все равно...

Объективно все должно было пройти хорошо, но, попробуй объясни это желудку, скручивающемуся в узел от одной только мысли об экзаменах. Прежняя я отличницей никогда не была, не видела смысла. Сейчас же у меня просто не было выбора. Поэтому я старалась как можно больше читать и писать, надеясь довести использование стандартных оборотов речи до автоматизма.

В один из вечеров, когда я, привычно обложившись учебниками, старалась впихнуть в голову максимум знаний, ко мне подсели друзья, которых, после посвящения в некоторые детали событий прошедших месяцев, Финниган прозвал «Серыми кардиналами».

— Гермиона, — решительно начала Фэй, — ты нам все доступно объяснила про параллельное изучение немагический программы, но это уже ни в какие ворота не лезет!

— Нельзя себя так хоронить, — поддержала подругу Лаванда, — у тебя скоро от пыли лицо прыщами пойдёт и мозги свернутся в трубочку!

— Трубочка... Трубочка... — пробормотала на автомате я, — да, надо сообщающиеся сосуды по физике повторить...

Гарри, чахнувший рядом над учебником по зельям, поднял голову и уставился на ребят расфокусированным взглядом.

— Тяжелый случай, — протянула Фэй, бросив на нас жалостливый взгляд.

— Хьюстон вызывает Гермиону, Хьюстон вызывает Гермиону,— помахал Невилл рукой у меня перед лицом, удачно ввернув свою любимую фразу из моих рассказов про космос, — Прием-прием, как меня слышно?

— Звуковые волны доходят, но в вакууме не распространяются, — уронив голову на руки простонала я.

— Да, все еще серьезней, чем я думала,— прокомментировала Фэй

— Эй, подруга, ты это о чем сейчас, — осторожно потыкав меня пальцем в плечо, спросила Лаванда.

— У меня в голове вакуум. Абсолютная чертова пустота, — я подняла голову и с силой потерла лицо руками. — Такое ощущение, что чем больше я занимаюсь, тем меньше знаю.

— Это как это так, — нахмурилась Лаванда, — ты на сегодняшний момент считаешься лучшей среди первого курса.

— Я просто не умею вовремя останавливаться.

— С этим согласена на все сто, — улыбнулась Фэй, — по крайней мере, когда дело касается учебы.

— Понимаете, у меня голова так устроена, что мне необходимо понять как именно что-то работает. Например, вот те самые иглы дикобраза. Их нельзя добавлять в зелье, когда оно на огне. Но можно, если с огня снять. При этом разницы в температуре зелья никакой. По сути в среде, в которую попадают иглы не меняется ничего: та же жидкость, та же температура… только последствия разные: взрыв в одном случае и нормальная химическая реакция в другом.

— У-у-у-у-у, куда тебя заносит, — протянула Фэй

— И не говори, — устало усмехнулась я, — суть в том, что в обычной школе все еще хуже. Потому что там горы объяснений и причинно-следственных связей. Потянешь за одну ниточку-вопрос, и тут же начнет разматываться целый клубок новых вопросов, на которые надо получить ответ. И с каждым витком вопросы все сложнее… и сложнее…и сложнее, — тут мой голос затих, а я сама тупо уставилась в стенку и зависла.

— На улицу, Гермиона! Завтра суббота и ты ее проведешь на улице. Вместе с нами. Без учебников и единой мысли о них, — заявила Фэй.

— К тому же, — вставил Невилл немного смущенно, — нам понадобится твоя помощь.

На следующий день меня привлекли к очередной афере нашего общества манипуляторов. Дело в том, что Поттер проговорился Невиллу и Лаванде о том, что у него еще ни разу не было нормального Рождества. Они столкнулись в коридоре с Хагридом, сосредоточенно тащившим в Большой зал огромную пушистую ель, и у Гарри при этом был такой взгляд, что Лаванда, конечно же, не отступилась, пока не выяснила все подробности.

Раньше Гарри участвовал в этом празднике исключительно с точки зрения "принеси-подай" и дальше по тексту. Он, конечно, сидел за столом с опекунами, но... Рождество ведь — не только вкусный ужин. Неприхотливому Гарри для счастья уже вполне хватило бы отметить его в Хогвартсе, без родственников, но, на самом деле, ему хотелось подсмотреть хоть одним глазком: а на что похоже Рождество в волшебном семейном кругу.

Лаванда, будучи девочкой доброй, отзывчивой и весьма общительной, тут же поставила на уши всю компанию. Ну, кроме меня, естественно, но я была временно недоступна по техническим причинам. На тот момент занятия еще не выжали меня до капли, я была полна энтузиазма и на любые попытки оторвать меня от важного дела реагировала довольно агрессивно. Невилл загорелся идеей пригласить Гарри к себе и народ взялся за работу. Ребята тогда понадеялись, что финт ушами типа того, что мы провернули на Хэллоуин с МакГонагалл, еще не вполне исчерпал себя и попытались разыграть ситуацию по похожему сценарию. Гарри, для создания нужного антуража, отправили помогать Хагриду украшать елку, а Лаванда с Парвати побежали к МакГонагалл. Надавить на эмоции деканши, может быть, и получилось, но ничего не дало: МакГи стояла насмерть и говорила, что у Гарри есть законные опекуны и, если он хочет провести Рождество вне школы — он вполне может это сделать. Только из вариантов у него были Дурсли и, собственно, все.

Поттер не жаловался, украшая елку с Хагридом: ему впервые удалось взять в руки хрупкие игрушки из тонкого стекла и самому решать куда и как их вешать. Да, ему было жаль, что не получилось уговорить декана, но парень, похоже, умел видеть положительные моменты в любой ситуации. Тем же вечером, с обсыпанными блестками руками и носом, на котором он блестящими пальцами поправлял очки и горящими глазами, Гарри расказывал, как это было волшебно.

А мне было интересно, какие аргументы использовала декан для отказа.

— Объяснения? — спросила я, постукивая зубами: на улице было уже по-настоящему холодно.

— Да никаких в принципе. Сказала что-то о том, что это не ее уровень ответственности. Что-то о том, что это небезопасно. Что-то о том, что мы не можем решать за опекунов… — прищурившись на слишком белый из-за высоких облаков свет, ответила Фэй.

— План таков: мы еще раз пытаемся поговорить с деканом, если она отказывает, пишем бабушке Невилла и через нее в Пророк, что-нибудь такое трогательное, про Рождество, про семейный праздник и про Гарри, у которого таких пра…— воодушевленная Лаванда осеклась, заметив недовольный взгляд Гарри. — Ну, с этим моментом Поттер пока не согласен, но мы с Парвати думаем, что это — лучший выход.

— Лаванда, а вспомни, пожалуйста, что я тебе повторяю каждый раз после того, как мы что-нибудь провернем?

— Что мы молодцы? — неуверенно улыбнулась Лаванда.

— Что не стоит увлекаться, — улыбнувшись, поправила я. — Ну вот зачем тебе Пророк? Что нужно для того, чтоб Гарри отпустили? — я сделала паузу.

— Нужно разрешение. — победно поглядывая на Лаванду и довольный, что о нем не будут писать в газете, сказал Поттер.

— Это разрешение, насколько я поняла, должны дать опекуны, — продолжила я. — Гарри, твои опекуны согласятся отпустить тебя праздновать Рождество с Невиллом?

— Их наверняка это устроит, им главное, чтобы я от них был подальше, — усмехнулся парень.

— Значит, пишешь письмо родственникам, в котором сообщаешь, что с удовольствием бы прибыл к ним, чтобы отметить Рождество в теплом семейном кругу, но тебя приглашает одноклассник. Если это их не обидит и не расстроит, ты был бы безумно благодарен, если бы они письменно подтвердили свое решение, так как это позволит тебе уладить все необходимые формальности со школой.

Гарри быстро понял задумку и, широко улыбнувшись, спросил:

— Поможешь написать?

— Естественно, — улыбнулась я. — Потом берешь самую большую, заметную и невоспитанную сову, которую сможешь найти.

— Малфой не даст,— цыкнул зубом Гарри.

— Ну Буклю тогда, она хотя бы заметная.

— Жалко птицу…— выжидательно уставился на меня Гарри.

— Люца в обиду не дам, — решительно заявила я, сложив руки на груди.

— Он подошел бы идеально, весь такой внушительный…

— Он ворон. А тебе нужно что-то способное поставить всю округу на уши одним своим появлением! Ну пойди и поспрашивай у старших с факультета, я уверена, у кого-нибудь найдется что-нибудь подходящее. Невилл, твоя бабушка уже прислала приглашение для Гарри?

— Нет, просто сказала, что будет не против, когда я с ней по зеркалу болтал.

— Нужно приглашение. Что-нибудь достаточно официальное и заверяющее, что приглашающая сторона понесет ответственность за гостя. Есть что-нибудь такое в магической классике переписки?

— Не знаю, но найдем.

— Вот, собственно и все. Берете эти два письма и идете к декану. Лучше перед отправкой поезда. Так не останется времени на споры.

— Хм… и правда просто… — пробормотала Лаванда, — А жаль, такую статью можно было состряпать! Магия Рождества, Волшебный момент, теплый семейный праздник…

— Лаванда, пока Локонс еще под рукой, не хочешь поинтересоваться писательской кухней? Тебе пойдет, — фыркнула я. Лаванда надулась, но, кажется, задумалась.

Письмо Дурслям было отправлено тем же вечером с совой Гаральды. У нее был здоровенный филин с оранжевыми дикими глазами и преотвратным характером. Снять с его лапы послание, не получив пару раз клювом, было невозможно ни для кого, кроме самой старосты, но с ней даже близнецы Уизли не решались спорить. При этом, как объяснила Гаральда, если послание не забрать, то филин так и будет повсюду летать за адресатом, громко возмущенно ухая, пока чехол не отвяжут от лапы.

Она отправилась в совятню вместе с Гарри и попросила птицу не только доставить письмо, но и дождаться ответа. В случае, если адресаты вздумают с ответом затянуть, филину предлагалась полная свобода действий.

Ответ пришел на следующее утро и содержал два листка: разлинованный скомканный обрывок на котором кривым неаккуратным почерком был написан короткий текст, основной идеей которого было "если ты... еще раз..." и что-то про сов. Второй был обычным белым листком на А4, оформленном в лучших традициях официальной переписки, где бюрократическим тоном подтверждалось, что Гарри Поттеру разрешается провести Рождественские каникулы у однокласника, буде на то получено разрешение взрослых от принимающей стороны.

Гарри светился солнышком и уже, кажется, в деталях представлял Рождественские праздники с другом в настоящем магическом мэноре.

* * *

В какой-то момент я заметила, что Малфой перестал со мной разговаривать. Да не просто разговаривать, складывалось такое впечатление, что он меня перестал замечать. Я не стала гадать, было ли это реакцией на отсутствие помощи в сборе и получении информации о чучеле Локонса или решением поменять фокус и выбрать какого-нибудь другого союзника в "стане врага". Я просто с сожалением приняла новые правила игры и стала ждать следующего хода.

Тем более, что заняться мне было чем. Последние дни перед отбытием были особенно насыщенными. Вдобавок к штудированию магической и общеобразовательной школьных программ, я вспомнила и отработала заклинание Пленус Партем, что показывал нам Вуд. Отработав воспроизведение мелодий до автоматизма на простых и хорошо знакомых песнях, я переключилась на действительно сложные мотивы. Однажды, почувствовав, что мелодия льется практически сама собой, я ослабила концентрацию и начала танцевать. Это было сказочно. Музыка, которую я чувствовала всем своим существом, невероятным образом сплеталась с движениями тела. Казалось, каждая клетка резонирует с басами и сердце стучит в ритм.

В то воскресенье, подорвавшись на пробежку с утра пораньше, я встретила Люца на опушке и попросила его завести меня в лес. Недалеко, просто, чтобы быть уверенной, что из замка меня точно не увидят.

В голове уже отсчитывался ритм Ball & Biscuit группы The White Stripes(2). Первые звуки электрогитары пощекотали нервы, ритм басов разогнал кровь и я начала двигаться. Медленно. Разогреваясь. Тело Гермионы еще не знало, что умеет так двигаться — ничего, научится. Когда вступило соло, у меня банально снесло крышу. Тело изогнулось, запуская волну начиная с головы, резкий разворот, пара па и прогиб... Привычно сменяя плавные движения резкими рывками, следя краем глаза за растрепавшимся волосами, взлетающими вслед за очередным движением, я упивалась моментом и абсолютно ничего не замечала вокруг. Дело в том, что, тогда как нормальные подростки подрабатывали официантами, я год проработала в команде "го-го" танцовщиц в одном из крупнейших ночных клубов города. Как говорила одна моя знакомая, каждому из нас в юности стоило бы сделать что-нибудь, рассказом о чем в старости можно будет шокировать внуков. Мне всегда наравилось это оправдание.

Танец всегда был моим средством против стресса, моей слабостью, моим наркотиком... Вдруг сквозь музыку я услышала звук удара.

Я обернулась настолько резко, что в шее, кажется что-то хрустнуло, заклятье спало и музыка стихла. В кустах на границе поляны стоял молодой кентавр, пялясь на меня с классически отвалившейся челюстью и потерянно шарил рукой в воздухе. Перед кустами валялся тяжелый лук... Я поняла, откуда пришел звук удара — у бедняги-кентавра от вида малолетней ведьмы в танце стиля продвинутых ночных клубов конца девяностых, кажется, из рук выпал лук...

Решив, что время все равно назад не отмотаешь, я приложила указательный палец к губам, подмигнула кентавру, развернулась и бегом вылетела из леса. За спиной послышалось карканье. Возможно, у меня шалило воображение, но звучало оно крайне издевательски.

* * *

И вот наконец этот день настал. Первый курс Гриффиндора в полном составе сидел в купе. МакГонагалл поначалу вроде бы попыталась что-то сказать Гарри, но официальное приглашение от леди Лонгботтом и разрешение опекунов не давали никакой возможности отвертеться.

Не хватало только Рона. Его родители укатили в Румынию к одному из сыновей и, по финансовым причинам, не смогли прихватить с собой оставшихся четверых детей. Рон расстроился. Он уже знал про наш план для Гарри и догадывался, что Рождество ему придётся встречать практически в одиночестве. Дин загорелся идеей провернуть для Рона ту же схему с приглашением и разрешением от старших Уизли. Но, если приглашение от родителей Дина пришло буквально моментально, то старшие Уизли по непонятной причине отказались.

Ну как непонятной? В своём письме, которое Рон начал было читать вслух, а в итоге скомкал и швырнул в камин, они заявили, что не уверены, что это будет хорошей идеей. Между строк вполне очевидно просматривалась мысль, что родители настолько не доверяли сыну, что просто отказались отпускать его в приличную семью одного. Наша компания смущенно опускала глаза и старалась не показывать, что мы поняли подтекст отказа. Рон изо всех сил старался взять себя в руки: шутил и улыбался, но было видно, что отказ, а, главное, причина отказа родителей, его задела.

В купе звучал смех и довольные голоса ребят. А я просто радовалась, что полугодие закончилось, что Квиррелла в школе больше нет, что в общем и целом, первые месяцы в школе прошли, в принципе, отлично, что жизнь, кажется, налаживалась...

 

(1) making of — процесс создания

(2) https://www.youtube.com/watch?v=sTXuPydruvk

Я лежала в своей комнате и рассматривала потолок. На нем больше не было неброской лепнины по периметру, и он был ниже, как минимум, на полметра, чем я привыкла. После Хогвартса низкие потолки вызывали у меня практически клаустрофобию. В новой квартире все было странно и как-то не так. Узкие окна давали меньше света, а оживленная дорога под окном — больше шума, меньшие объемы комнат будто сдавливали со всех сторон…

Да, Грейнджеры переехали. Они решили, что так будет проще всего избежать ненужного внимания людей, которые могли бы заинтересоваться Гермионой и ее исчезновением с тихой улочки маленького спального района, а также необычными посетителями, например МакГонагалл или Томом, и в перспективе многими другими.

До моего отъезда в школу я пыталась обсудить с родителями их планы, но Эмма, бодро улыбаясь, говорила мне, что они все сами устроят, они же на то и родители. «Не забивай себе голову!»

Они и придумали. Вместо того, чтобы что-то кому-то объяснять, они продали дом и переехали в район Сити Лондона, в огромную многоэтажку, где никто никого не знает и не хочет знать.

Они продали все: лишнюю мебель, что не влезала в новую квартиру, старый замечательный и теплый дом с садом и вазонами, что так любила Эмма, свой стоматологический кабинет. Они продали свой кабинет и открыли новый. Это звучало так просто в рассказе Эммы, когда я, не узнавая окрестностей, спрашивала ее где мы.

Ксавьe объяснили, что я уехала в закрытый колледж с пансионом на юге страны, а Том, присутствовавший при разговоре, убедился, что интерес к данному колледжу не проснется, и факт обучения девочки по переписке всегда будет казаться парню чем-то абсолютно нормальным.

Родители широко улыбались, говорили что-то о новом начале, о том, что перемены полезны… Они, похоже, волновались, что мне не понравится новый дом. Да, в сравнении с домом квартира мне не нравилась абсолютно. Мне не нравилось отсутствие сада, мне не понравилось слышать топот соседей сверху, мне не понравился смог города, не позволяющий открыть окна, мне не понравилось просыпаться от клаксонов машин утром… Но чувство вины за то, что родителям пришлось из-за меня променять дом на эту обувную коробку в тусклой многоэтажке, никогда не позволило бы мне что-либо сказать против. Я смотрела на сиротливые пустые кадки на балконе, в которых Эмма будет пытаться возродить свой сад в следующем году, и чувствовала себя просто паршиво. Эти люди были готовы на все для своей дочери. Что значило — для меня.

Я свернулась в позу зародыша и уставилась в стену, которую подсвечивал свет фонаря и фары проезжающих по дороге машин. В голове не было ни одной мысли. Хотя нет, вру, одна все-таки была.

У нас с мужем не было детей не потому, что мы не хотели. Просто не сложилось: эндометриоз, последствия моей детской болезни, что-то с экологией, неблагоприятная кислотность среды… Доктор тогда много чего внес в список. Он не сказал, что забеременеть и выносить ребенка было бы невозможно. Просто это было сопряжено с рядом определенных проблем и довольно тяжелым лечением, которым я как раз должна была заняться спустя месяц-два после Батаклана. A Грейнджеры не были особенно молоды и Гермиона была их единственным ребенком. Единственным и безумно любимым, тем для которого сворачиваются горы…

История моей прошлой жизни быстро и почти без накладок переложилась в сознании на чету Грейнджеров, и мне стало совсем плохо. Ведь их дочери, в каком-то смысле, больше нет.

Я с трудом заставила себя выпрямиться и лечь в асану для медитации. Завтра меня ждали экзамены и мне было необходимо выспаться. Родители договорились, что экзамены я буду сдавать в новой школе, в списки которой меня внесли заочно, со скрипом и с помощью Тома, с которым отец теперь общался практически постоянно. Экзамены должны были растянуться на два дня, что все равно было немного слишком… Так что двадцать третье и двадцать четвертое декабря я провела за партой, с шариковой ручкой в руках.

Ничего особенно сложного не было, и я, думаю, справилась со всеми заданиями, как надо, хотя и напоминала после двухдневного марафона выжатый лимон. Двадцать четвертого вечером, когда семья Грейнджеров расселась за столом, я клевала носом, еле-еле заставила себя досидеть до десяти вечера и уползла к себе.

Утром двадцать пятого пробуждение было… шоковым. Меня разбудил звон стекла. Приоткрыв глаза и повернувшись, я чуть не подскочила на кровати. Не очень-то приятно лежать под неприязненными взглядами дюжины фосфорeцирующих разноцветных — от желтого до оранжевого — глаз. На карнизе за окном притулились полдюжины сов, самые нетерпеливые из которых долбили клювами в стекло. Они слаженно сверлили меня неприязненными взглядами клерков административных заведений, намекая, что ничтожной девчонке пора бы встать и освободить их от ноши.

Я кое-как сползла с кровати и, шаркая тапками, дошла до окна и открыла створку. Почтальоны засуетились, стремясь как можно скорее закинуть в комнату посылки и вернуться к хозяевам, на теплый насест.

Одна из птиц, здоровенная и очень невоспитанная, влетела в комнату и попыталась сбросить свою ношу мне на голову. Резко отскочив и чуть нe сбив при этом стул, я все-таки успела увернуться. Несмотря на то, что промахнулась, сова, удовлетворенная местью за потерянное в сидении на карнизе время, радостно ухнув, вылетела в окно.

Люц наблюдал за всем этим безобразием со спинки кровати, но не вмешивался. Мои подарки отправил Том, которого я попросила сделать соответствующие заказы на Косой аллее. Так что, Люц оказался избавлен от роли почтальона, и поэтому насмешливо взирал на менее удачливых коллег, благодушно прощая им плохое настроение и не слишком вежливое обращение.

Подарок, чуть не прошибивший мне череп, оказался толстой книгой об этикете волшебного высшего света. Под дарительной надписью стояла подпись Малфоя. Однако! Значит, перемирие в силе. Надо, наверное, было и ему чего-нибудь послать… Словарь идиоматических фраз и выражений, например… Магловский…

В остальном это были сладости разных видов, размеров и форм. А еще был свитер, видимо, от Молли Уизли. С огромной кривоватой «Н» на груди(1). Как реагировать на внимание и подарок от дамы, которую я никогда в глаза не видела и заочно не слишком уважала, я не знала, поэтому просто аккуратно отложила вещь, решив подумать об этом позже.

День прошел довольно суматошно. Завтра мы должны были вылетать в Лион к семье отца, потом перебраться в Альпы, где нас ждала неделя в Валь Торренсе, километры трассы и снег, а пока надо было собирать чемоданы и готовится к походу к леди Лонгботтом, которая пригласила всех друзей Невилла на рождественский обед.

Перемещаться предполагалось порт-ключом, доставленным совой достойной леди неделю назад. Родители нервничали, Эмма выспрашивала детали дресс-кода. А я радовалась подарку Малфоя: в книге было что-то об одежде.

Без десяти час я и чета Грейнджеров, доставших из закромов классический костюм-тройку и коктейльное платье в пол, заметно волновавшихся, но изо всех сил старавшихся выглядеть нормально, ухватились за шнур, похожий на гардинный и я прочитала фразу-активатор. Вывалившись из портальной воронки на каком-то пустыре, Дэн заявил, что даже если придется ехать несколько часов кряду, в следующий раз мы поедем на машине.

Мы всей компанией пытались привести в порядок одежду и унять тошноту после перемещения, когда, словно из ниоткуда появился Невилл, чинно поклонился Грейнджерам, и предложил следовать за ним. Видеть знакомого, немного неуклюжего, очаровательного Невилла в роли безупречного джентльмена было крайне забавно.

Проследовав за Невиллом за замшелый, почти похороненный под жухлой травой каменный бортик, мы с удивлением уставились на появившийся перед глазами величественный мэнор, который в принципе и замком назвать было бы не зазорно. За спиной у нас оказался высокий забор и ажурные ворота из черного металла. Невольно вспомнилась фраза из басен Крылова: «Слона-то я и не приметил». Все-таки магия, способная на такое, действительно впечатляла.

В холле за дверями дома нас встречала леди Лонгботтом и Гарри. Обстановка чем-то напоминавшая Тейт Галлери, а безупречные манеры леди Августы вызывали безудержное желание присесть в реверансе и обмахнуться несуществующим веером.

Сосредоточившись на чтении правил, обсуждающих подбор одежды, мы с родителями, видимо, пропустили часть,которая объясняла, что на званые обеды принято опаздывать минут на двадцать. Мы были первыми.

Леди Лонгботтом была само радушие, но прямые спины и зажатость Невилла и Гарри наталкивали на мысль, что у нее есть четкие представления о том, как должны себя вести юные волшебники, и этим самым волшебникам лучше эти правила поведения не нарушать.

Минут через десять раздался мелодичный звон и камин вспыхнул зеленым. Одни за другими, как по команде, прибывали мои однокурсники с семьями.

Патилы прибыли, кроме Парвати и Падмы, еще и с сыном. Мистер Патил своей седеющей гривой зачесанных назад волос напоминал льва. Видя, с каким вниманием он относится к сыну и как не замечает дочерей, я решила, что сравнение со львом было точным, но абсолютно не в пользу главы семейства.(2) Что касается сына мистера Патила, насмотревшись на эту помесь реинкарнации Чингисхана с каким-нибудь классическим тираном, и холериком типа Дали, я с теплотой вспомнила племянника и решила, что он все-таки был ничего: вполне милый и воспитанный. Для Раджеша Патила слово «нет» не существовало, все окружающие люди были слугами, качелями или горами, на которые надо было влезть. Я искренне сочувствовала близняшкам и с ужасом задумывалась о том, какова будет младшая Уизли — как и Раджеш, ребенок желанный и поздний.

Мистер Патил, казалось, абсолютно не замечает косых взглядов, зато миссис Патил, довольно дородная индианка с грустными огромными карими глазами, видимо, иллюзий относительно сына не питала и довольно быстро заметила, как гости и хозяева дома потихоньку кривятся от очередного бурного проявления радости или недовольства любимого сына. Спустя каких-то полчаса, когда недовольство стало заметно даже на лице леди Лонгботтом, миссис Патил сумела донести до мистера Патила мысль о том, что пора бы и честь знать. Когда их семейство исчезло в зеленых сполохах камина, остальные приглашенные будто выдохнули с облегчением. Некоторое время в гостиной царила тишина, будто все наслаждались отсутствием громких, резких звуков, которыми юный Раджеш сопровождал каждое свое действие. Мало-помалу то здесь, то там вновь зазвучали разговоры. Вскоре взрослые, включая строгую леди Лонгботтом, вышли в соседнюю комнату, оставляя младшее поколение «развлекаться»…

Уход леди Лонгботтом подействовал на гриффиндорцев крайне благотворно. Леди Лонгботтом никого не одергивала и ничего такого не говорила. Просто она походила на гротескный и карикатурный собирательный образ британской леди: немного чопорная, из проявлений эмоций — слегка поджатые губы, если ей что-то не нравилось или приподнятые на миллиметры уголки губ в знак одобрения... Она походила на более строгий и сдержанный вариант МакГи. А это, вкупе с тем, что, кроме Невилла и Гарри, к строгости вообще-то никто из детей не привык, заставляло ребят в ее присутствии напряженно держать себя в руках.

С того момента, как она вышла с остальной толпой взрослых, оставив нас развлекаться, прошло уже минут пятнадцать, и народ мало-помалу начал оттаивать, посматривать на Невилла с сожалением и неловко шутить. Еще минут через десять все, наконец, пришли в себя и превратили гостиную мэнора в филиал Гриффиндорской башни. Дети благодарили друг друга за подарки, жадно выспрашивали, что кому подарили родители, a Финниган в добавление к сладостям, отправленным на Рождество, сделал всем копии фотографий чучела Локонса.

Еще примерно через час в дверь просунулась голова Эммы. Дома нас ждали недособранные чемоданы, а завтра — ранний подъем и самолет в Лион. Пора было прощаться. Пожелав всем приятного вечера, семья Грейнджер попросила леди Лонгботтом скорректировать направление портала на Дырявый Котел и мы, горько выдохнув, схватились за портал-шнур.

Вывалившись из портала на заднем дворе "Котла", Дэн разразился тирадой о том что если он еще хоть один раз… И предположил, что порталы придумала инквизиция.

Затем, взглянув на часы, oн чему-то кивнул и направился в паб. Подхватив меня с женой под локти, он уверенно подошел к двери слева за стойкой бара и поднялся на один пролет. Мы оказались перед дверью с металлическими скобами, за которой, судя по всему, Том и Дэн общались в августе. Из-за двери послышался голос Тома, предлагающий нам не топтаться на пороге, а зайти уже, наконец.

Похоже, эта комната служила Тому кабинетом. У окна стоял добротный огромный письменный стол, заваленный бумагами, вдоль стен тянулись стеллажи с папками и книгами, у дальней стены стоял диван и пара кресел с низким столиком в центре. Именно там и пригласил нас устроиться наш союзник из волшебного мира.

После приветствий, рукопожатий, поздравлений и изъявлений благодарности за отправку подарков моим сокурсникам мы расселись на диване. Том сел напротив нас в кресло и с силой потер ладонями лицо. Они, оказывается, заранее договорились с отцом, что после визита к Лонгботтомам мы всей семьей зайдем к трактирщику. Том собрал какие-то важные сведения и предпочитал ими поделиться один раз и со всеми нами.

Оказалось, общение с Дэном натолкнуло его на переосмысление определенных моментов собственной биографии. И ответы на вопросы, возникшие в процессе этого переосмысления ему очень не понравились.

— Юная леди, Дэн, Эмма, боюсь хороших новостей у меня сегодня нет, — сказал трактирщик, потирая виски. — Если честно, даже не знаю с чего начать. Поэтому, наверное, перейду сразу к делу. Гермиона, история твоего поступления в школу…

Том помолчал, уставившись в стену, и продолжил:

— Эта история очень напомнила мою собственную. Мои родители тоже в свое время не оценили ни сову, ни письмо, приняв это все за глупую шутку. А когда у них на пороге появилась Минерва, тогда еще девчонка лет двадцати или около того, одетая, как церковная мышь… Они были уверены, что к нам привязались какие-то долбанутые сектанты.

Я усмехнулась про себя, потому что сама я, когда впервые увидела волшебников на Косой аллее, решила, что сходство с амишами практически стопроцентное.

— Ну и вели себя с ней родители соответствующе, — продолжил тем временем Том. — А когда ситуация начала накаляться, МакГонагалл под каким-то предлогом ухитрилась выставить меня из комнаты, кажется, попросила чашку кофе. Когда я вернулся, родители уже подписывали Хогвартские бумаги.

Я был счастлив. Мне всегда казалось, что я не такой, как все. А уж мысль о том, что передо мной открывается мир магии, куда тому Питеру с его платяным шкафом и Нарнией!..

Я до сих пор помню, каким радостным я вернулся домой с Косой аллеи… А дома меня ждали родители, как напоминание о том, что есть магический мир, заполненный волшебством и всякими замечательными вещами, а есть обычная реальность, скучная и муторная. Им не нравилась магия и все, что с ней связано. Мать ворчала, отец тоже был недоволен, а я жил мыслью о том, что скоро это все закончится и я буду учиться колдовать.

Отношения с родителями стали холоднее, я все больше и больше отдалялся от них, пока не осознал, что в последний раз отправлял или получал от них весточку многие месяцы назад. Мы не рассорились, нет… Просто разошлись, каждый в свой мир, каждый своей дорогой…

Том вздохнул и после небольшой паузы продолжил:

— И только недавно, после рассказа Дэна я задумался: а нормально ли это было, — горечь сквозила в каждом слове Тома, он, будто издеваясь над самим собой, подбирал те слова, которые максимально точно надавят на самые болезненные воспоминания и отравят самые счастливые мысли, связанные с волшебством.

— Моя работа позволяет многоe узнать, надо только уметь слушать и знать, что именно ищешь. Благодаря вам, я понял, чтO искать, и, кажется, нашел. Оказывается, Конфундус родителям меж глаз при поступлении магглорожденных является довольно распространенной практикой. Иначе, если подумать, какие родители согласились бы отпустить ребенка Мерлин знает куда, поломав им все планы на карьеру и будущее. Это неэтично, но воспринимается, как единственный способ гарантировать безболезненное поступление детей с магическими способностями в Школу волшебства.

Дети ведь обычно сами рады-радешеньки учиться колдовать. Но, видимо, ты, юная мисс, не выглядела достаточно восторженно. За что и получила наравне с родителями. Правда, вас, кажется, огрели чем-то поинтереснее Конфундуса. Должно быть, сильно ты МакКошку рассердила или удивила.

Родители с некоторой гордостью уставились на меня. К сожалению, ни оспорить, ни подтвердить слова Тома я не могла.

— Я поспрашивал у своих знакомых, и, похоже, последние десять лет магглорожденных волшебников, поступающих в Хогвартс, делят между Хаффлпаффом и Гриффиндором. А такое возможно только с одобрения директора и Попечительского Совета.

Если подумать, это началось порядка тридцати лет назад со Слизерина. Нетерпимость и излишняя любовь этого факультета к статусу крови его учеников становились все сильнее и после пары несчастных случаев магглорожденные вдруг перестали поступать в Слизерин. Полукровки на этом факультете тоже резко стали редкостью. Это не вызвало вопросов. Какими бы умными и хитрыми ни были дети, выжить в условиях ненависти и гонений было бы слишком сложно, а уж выдержать, не сломаться и не озлобиться им было бы просто невозможно.

Я сидела и тихо переваривала новую информацию.

— Похоже, что теперь очередь дошла и до моего факультета. Я собрал некоторую информацию о Равенкло и там тоже в последнее время магглорожденных днем с огнем не сыщешь. Я аккуратно поспрашивал и понял, почему. Я — исключение. Я остался в магическом мире после окончания школы, но практически все мои однофакультетники-воронята из магглорожденных, ушли в обычный мир. Волшебство они воспринимали как подспорье, бонус в повседневной жизни и не желали тратить свою жизнь на протирание стаканов, перекладывание бумажек или еще какой полуквалифицированный труд, — Том усмeхнулся. — По себе могу сказать, больше магглокровок никуда не берут. Я пытался, но в итоге осел здесь. Многие из тех, кто, как я, пришел из обычного мира и учился на Равенкло, поначалу потыкались туда-сюда, но поняв, что не добьются даже части того, что их чистокровные соседи по комнате получат, как само собой разумеющееся, просто уходили кто куда, становясь врачами, учителями, превосходными учеными… В обычном мире. А я… Tрактирщик с десятью СОВАми! — с горечью выплюнул Том. — Раньше большинство магглокровок попадали именно на Равенкло. Магглокровки — вообще детишки очень дотошные и любознательные. А уж если речь идет о целом новом мире… Только вот беда — Равенкло — это не Хаффлпафф, где все друг за друга горой, и не Гриффиндор, где тоже очень важно быть частью коллектива. У воронов каждый сам за себя. В Равенкло ценятся знания и желание их приумножать. А как приумножать знания, протирая стаканы или перекладывая бумажки на какой-нибудь жалкой должности третьего помощника захолустного клерка? Так что, магглокровки с Равенкло после Хогвартса не особо рвались устраиваться в волшебном мире. И это, похоже, сильно взволновало старое поколение. Магглорожденные необходимы волшебному миру как рабочие руки или сила, которой легко можно командовать. А бесхитростных трудяг без амбиций и личных стремлений и верных солдатов можно воспитать только на Хаффлпаффе и Гриффиндоре…

Объяснение, пусть и было логичным, все равно не желало укладываться в голове. Получалось, что чистокровность дает статус и определенное положение в обществе. Беда только в том, что в любом обществе нужны разные слои населения: кто-то должен и полы мести и в тавернах прислуживать… Короче говоря, магическому миру нужны рабочие руки, а поскольку коренное население горбатиться не желает, магглорожденные нужны в качестве гастарбайтеров. Было мерзко.

Мы еще поговорили с Томом. Он теперь планировал последовать примеру своих более честолюбивых товарищей по факультету: перебраться куда-нибудь подальше, возможно, уехать на континент и начать бизнес, более интересный, чем управление трактиром.

Я его понимала. Дожив до седин, выяснить, что, оказывается, всю жизнь тебя использовали вслепую, не воспринимая, как равного, дружески хлопая по плечу при встрече, но считая нормальным видеть в тебе человека второго сорта...

До самого дома никто из нас не проронил ни слова. Да и что тут скажешь, особенно если контракт со школой разорвать невозможно? Можно попробовать только минимизировать последствия и рассчитывать на то, что за время моей учебы в Хогвартсе не будет принят какой-нибудь закон, обязывающий магглорожденных учеников оставаться и отрабатывать какое-то время в магическом мире. А что, с них станется!

Несмотря на позднее время и все еще не собранные чемоданы, мы с родителями уселись на диване перед выключенным телевизором. Мы с Эммой прижались к Дэну с обеих сторон, будто воробьи на проводе зимой в попытке согреться. Разговор с Томом стал той горькой пилюлей, которую было тяжело, но необходимо проглотить.

В какой-то момент Дэн ударил ладонями по коленям и заявил, что ничего еще не решено и рано сдаваться. К тому же, прямо сейчас, нас ждет неделя на склонах в Альпах. Взяв себя в руки, мы с Эммой занялись багажом и сборами.

В Лионе нас, сонных и помятых, встречала бабушка. Она была восхитительна. Яркая и эмоциональная дама лет пятидесяти с волосами цвета соли с перцем, с явным преобладанием соли. Мы говорили по-французски, но в ее речи чувствовался сильный итальянский акцент. Да и бурная жестикуляция наводила на мысли о солнечной Италии. Мами Мими, как я вспомнила, называла ее Гермиона, была потрясающе очаровательной женщиной. В ней так и бурлила энергия и радость. Она безумно заразительно и открыто смеялась и своим смехом и шутками заставила все еще хмурых после вчерашнего разговора Грейнджеров отвлечься. Mало-помалу они начали улыбаться и сами.

Дома у мами Мими нас ждала вся семья отца. Дед, сестра мами с мужем, два брата и сестра Дэна с семьями… В глазах рябило, в ушах звенелo!

Cемейный обед был веселым, громким, ярким и очень вкусным. Двоюродные братья и сестры, все младше Гермионы, были шумными… В другой ситуации, я бы, наверное, была в ужасе и попыталась бы спрятаться в какой-нибудь укромный уголок, чтоб спасти то, что осталось от барабанных перепонок после смачных звонких поцелуев в щеки, но после вчерашнего, после напряжения последних месяцев, окунуться в атмосферу нормального домашнего, семейного счастья было похоже на глоток свежей воды.

На следующий день с утра пораньше, мы подхватили чемоданы, и мами, нацепив огромные солнцезащитные очки, сделавшие ее похожей на стрекозу в рокерском стиле, отвезла нас на лыжную станцию. И здесь меня ждала очередная подстава. Гермиона каталась на лыжах. И неплохо. Я тоже каталась, но на сноуборде. С лыжами у меня было одно, но экзистенциальное расхождение: лыж было две на одну меня. Нет, я пробовала встать на них пару раз, но быстро поняла, что это абсолютно точно не мое… Возможно, моторная память и помогла бы, но рассчитывать на это на склоне не хотелось абсолютно. В магазине проката в самом углу я увидела доску. Дюпраз плюс пятнадцать… Я уставилась на блестящую черную лакированную красотку, чувствуя себя Голлумом, нашедшим свою прелесть.

К счастью, в магазине работали настоящие фанаты этого спорта, только начинавшего свое восхождение. Родители смотрели на меня, как на умалишенную, но позволили мне взять борд. Ребята из магазина пообещали, что каждый в свою смену прокатится со мной, объясняя как и что делается, а я ждала только одного, когда я пристегну доску к ноге, ковыляя и проскальзывая на одной ноге, дойду до желтой линии на резиновой подстилке, подволакивая ногу с пристегнутым бордом, взволновано оборачиваясь в ожидании сидений подъемника, которые на скорости ударят под колени, заставляя плюхнуться на холодный пластик и быстро опустить поручень, страхующий от падения… C трудом пристрою борд на подставке и, пряча нос в воротнике, буду рассматривать катающихся и склон, который через несколько минут буду штурмовать и я…

В Лондон мы вернулись за день до отправления Хогвартс-Экспресса, довольные, отдохнувшие, со специфическим загаром "панды наоборот" на лицах и решимостью пережить этот магический кошмар и последовать примеру Тома, отгородившись от магического болота Британии, как минимум, Ламаншем. Том пообещал узнать, что можно сделать, чтобы перевести меня в магическую школу Франции, а Грейнджеры начали аккуратно узнавать, что нужно для переезда и открытия практики им самим. Мысли о друзьях в Хогвартсе в тот момент меня посещали мало. Я рассчитывала прожить долго и счастливо, а в Британии на сегодняшний момент это казалось практически нереальным.

* * *

Я сидела за столом в Большом зале и прилагала максимум усилий для того, чтобы не выглядеть загнанным зверем. Все время вспоминался рассказ Тома и сделанные им выводы. Я пристально всматривалась в лица одноклассников в поисках хотя бы какого-то знака: подтверждения мыслям Тома или их опровержения… Неважно, хотя бы что-то, что помогло бы мне понять, как вести себя дальше.

Но ребята из Гриффиндора улыбались и общались со мной как обычно, радостно рассказывая, как провели каникулы, ели праздничный ужин, обсуждали планы…

За своим беспокойством я не заметила, что Рон вертелся и подскакивал, как на иголках. В гостиной он первым делом утащил весь первый курс в угол и принялся рассказывать.

— Народ, тут такое делается, — заговорщическим голосом заявил он, моментально завладев всеобщим вниманием. — Вот, смотрите, — он вытащил из кармана изрядно помятый огрызок Ежедневного Пророка,— у Хагрида валялся на столе. Посмотрите на дату!

— Тридцать первое июля? — пробормотал Гарри.

— Да! Гарри, ты помнишь этот день?

— Ну, я в тот день был в Гринготсе с Хагридом, снимал деньги на покупки к школе, а Хагрид по поручению Дамблдора что-то забрал из банка.

— Я вас там видел, да, — взволнованно продолжaл Рон. — А теперь, Гарри, смотри внимательно, здесь сказано, что грабитель опоздал, и сейф уже был пуст. Ни на какие мысли не наталкивает?

— Думаешь, это Хагрид забрал то самое что-то, за чем полез грабитель? — нахмурился Гарри.

— Знаю, это притянуто за уши... Tолько в каникулы мне было скучно и я шатался по школе… — замялся Рон. — Вы помните, директор в начале года объявил, что весь третий этаж закрыт? Так вот, знаете, что там?

— Где? В коридоре, который в этом году имеет статус Запретного леса, пойдя в который, мы умрем мучительной смертью? Дай подумать... Нет, не знаем, мы туда не совались, — закатив глаза, ответила Фэй.

— Ну, — смутился Рон, но, облизнув высохшие губы, решился продолжить, — я сам не знаю, как меня туда занесло. Просто гулял по школе, заглядывал в классы… Интересно же, говорят, весь Хогвартс даже директор не знает... Потянул за очередную дверь, она была закрыта. Не знаю почему, но очень хотелось за нее заглянуть… Ну я ее и открыл Алохоморой.

— Откуда ты это заклинание знаешь? — нахмурился Финниган.

Рон покраснел и ответил, что его научили близнецы после того, как однажды дверь одного из исследуемых классов захлопнулась у рыжего за спиной, замуровав мальчишку в классе на целый день. Близнецы нашли его вечером и, посмеиваясь, научили, что нужно делать в следующий раз, чтоб не куковать в закрытом классе.

— За дверью было темно, — продолжил Рон, — и я сначала ничего не увидел, так что решил открыть дверь пошире. А там… Там знаете что было? Огромная собака с тремя головами! Она меня увидела — как залает и бросилась на меня, я еле сообразил дверь захлопнуть, так испугался! Ну и убежал, естественно. А потом уже до меня дошло, что пес стоял на каком-то люке. Собак ведь всегда держат, чтобы что-то охранять. А тут такую зверюгу поставили! Значит, то, что она охраняет — очень ценно, как то, за чем мог полезть в банк грабитель! Я, правда, был не уверен, поэтому пошел спросить Хагрида.

— Святая простота, — прокоментировала Фэй.

— Так он тебе и сказал! — почти одновременно с Фэй воскликнул Дин Томас.

Рон поерзал и продолжил:

— Хагрид испугался, занервничал и заявил, что это не мое дело, а директора и Вломеля, и мне не стоит в эти дела нос совать.

— Ну, он, вообще-то, прав, — задумчиво сказал Невилл.

— Да знаю, — пожал плечами Рон, — но мне теперь интересно, кто такой Вломель. если это касается его и самого директора, то это должно быть что-то очень-очень важное! И тут мне пришло в голову: что, если это попытаются выкрасть еще и из школы, раз не вышло из банка? Надо эту вещь защитить!

— Ну-у-у, кто такой Вломель — посмотреть и правда было бы интересно...— пробормотала любопытная Лаванда, но прервалась, получив тычок локтем от Фэй.

— Но лезть во все это мы не будем, — припечатала Фэй. — Защитить непонятно что, которое охраняет цербер от вора, сумевшего пробраться в самый неприступный банк в мире и выйти оттуда живым, — это не наш уровень,— к тому же, если забрать это из банка доверили Хагриду, у которого и палочки волшебной нет и который, похоже, не в состоянии сохранить ни одного секрета, значит это что-то не настолько уж и важно.

— Не знаю... но интересно ведь! — Рон уставился на нас горящими от любопытства и какого-то странного энтузиазма глазами.

Я, покрутив в голове так и эдак, пришла к выводу, что лучший способ притупить интерес детей к тайне — это демистификация, и решила дозированно поделиться информацией.

— Я полагаю, не "Вломель", а "Фламель". Знаменитый алхимик, который работал с Дамблдором над использованием драконьей крови в зельеварении. Хагрид мог забрать их лабораторные журналы или какие-то разработки.

Ребята уставились на меня с сомнением и некоторой долей удивления.

— А откуда ты…— начал было Гарри.

— Только не говорите мне, что никому не попадался вкладыш от шоколадных лягушек с Дамблдором!— рассмеялась я. — Или их читаю только я?

Ребята засмеялись, а Рон покраснел, ведь это именно он собирал вкладыши и готов был душу продать за редкий экземпляр. А карточек с Дамблдором в его коллекции должно было быть штук двадцать, как минимум.

— Не знаю, что хранится в Запретном коридоре и хранится ли там вообще что-нибудь,— отсмеявшись, сказала рассудительная Фэй,— но давайте договоримся: это не наше дело.

— A с бабушкой поговори, — сказала я, глядя Невиллу в глаза.

 

(1) Гермиона по-английски — Hermione

(2) https://www.youtube.com/watch?v=1x2tJM17idU

С момента возвращения в Хог прошло два месяца. Я сидела на Зельях и, задействовав все свои актерские способности, пыталась вести себя, как ни в чем не бывало. Снейп сидел сфинксом за своим столом и гипнотизировал стену за нашими спинами.

Нет, профессор вел себя более-менее обычнo. И все же… Та совершенно идиотская ситуация, в которую я по глупости своей попала три дня назад, должна была как-то мне аукнуться. Правил я не нарушала, но что-то мне подсказывало, что Снейп не спустит все на тормозах. И я переживу его реакцию только при условии, что он будет уверен, что я сама не поняла, что сказала...

Уши горели огнем, на губы лезла совершенно идиотская и неуместная улыбка, но я держалась и уговаривала себя не сдаваться. До конца урока было минут десять, и зелье против простуды уже приобрело цвет, описанный в рецепте на доске. Теперь оставалась самая малость: дать ему дойти до определенной температуры, помешивая против часовой стрелки, и можно будет снимать котел с огня.

Последние три дня чуйка на неприятности выла сиреной. Памятуя о притче с высоким деревом*, я решила, что именно сейчас, когда кажется, что все уже позади, расслабляться нельзя ни в коем случае, и вперила взгляд в котел. Руки от напряжения подрагивали, что, естественно не лучшим образом отражалось на качестве выполнения задания. Худо-бедно, зелье я доварила и поспешно залила в колбу чтоб сдать профессору. Поттер, так и прижившийся со мной за одной партой на Зельях, отнес ее профессору, а я тем временем начала собирать вещи. Сложив в сумку свитки и учебник, я сидела, сложив руки на парте, стоически ожидая конца урока.

Из-за парты я сорвалась со звонком и уже подходила к двери, когда поняла, что что-то идет не так. Из котла Невилла и Уизли пошел едкий фиолетовый дым. В считанные секунды он заполнил весь класс, превращая воздух в кисель, пахнущий нестиранными носками. Не сказать, чтобы кто-то сильно испугался: дым был безвредным, разве что пах далеко не розами, но напряжение последних дней отключило логику. Вместо того, чтоб спокойно дождаться развития событий я присела на корточки: ближе к полу — то ли благодаря сквознякам, то ли потому, что дым был легче воздуха — видимость была получше, и быстрым утиным шагом двинулась к выходу из класса.

Снейп в это время отчитывал Невилла и Рона:

— Мистер Лонгботтом, мистер Уизли! Пустота в ваших головах сопоставима разве что с вашей феноменальной ленью. Когда по рецепту от вас требуется измельчить древесину бадьяна, имеется в виду именно древесина, без коры. Десять баллов с Гриффиндора за неспособность следовать рецепту и клиническую лень...

Профессор говорил еще что-то, но я, наконец, доползла до двери, выскользнула из класса и припала спиной к стене, переводя дух. Когда я наконец подняла взгляд, то обнаружила двух слизеринцев со старших курсов, ставших свидетелями моего бегства и теперь взиравших на меня со смесью удивления и насмешки.

— Лютует, — со вздохом поделилась я, — если через пять минут не начнут выходить, зовите Помфри и еще кого-нибудь — помогать выносить их оттуда.

И припустила в Большой зал. Там я просто похватала того, из чего можно было состряпать пару сэндвичей, и свинтила к лесу, прятаться до урока полетов у Люца под крылом…

Дело в том что... А хотя, лучше рассказывать по порядку.

Когда мы вернулись в школу после Рождественских каникул, Рон был буквально одержим идеей защитить коридор третьего этажа. На каждой перемене, а иногда и во время уроков, он выедал нам мозг чайной ложкой, предлагая стратагемы, одна безумнее другой, и даже косо смотрел на преподавателей, подозревая в каждом из них вора мистических журналов Фламеля.

Так получилось, что никто не поставил под сомнение мое предположение о лабораторных записях разработок двух великих волшебников — ребята просто приняли вводную и на том успокоились, а о философском камне никто даже не вспомнил.

Но Рону было все равно, он готов был дневать и ночевать под дверью у Цербера вне зависимости от того, что там на самом деле охранялось. Он подсматривал и подслушивал, вёл себя, как шпион из второсортных романов... И естественно, основным подозреваемым оказался Снейп. Рон, узнав о мантии-неведимке, которой Гарри по глупости решил похвастаться, выпросил у него артефакт и даже пару раз спускался в подземелья — караулить неблагонадежного профессора! Мы думали, конца и края этому фарсу не будет. Но ровно неделю спустя — как отрезало. Рон проснулся с отличным настроением, похвастался, что ему снились очень интересные сны, которые, он, к сожалению, не запомнил, и все. Ни тебе теории заговора, ни шпионских вылазок.

Потом уже Невилл шепотом робко предположил возможную связь между изменением в поведении Рона и тем, что леди Августа Лонгботтом посетила директора в вечер, предшествующий этому изменению. Это было логично, но, поскольку мы не располагали необходимой информацией, чтобы сделать какие бы то ни было выводы, мы просто следили за развитием ситуации. И оно не замедлило последовать.

Пару дней спустя директор походя объявил за ужином, что с коридора третьего этажа снят статус запретного, и вернулся к поглощению куропатки. Ученики пожали плечами и продолжили трапезу. В конце концов, уроков в том коридоре не проводилось и никаких существенных изменений в нашу жизнь это постановление не внесло.

А Рон, казалось, даже ничего не заметил, только перестал жевать во время речи Дамблдора, но после неё продолжил заглатывать отбивную, как ни в чем не бывало. Мы переглянулись. У Лаванды загорелись глаза, и она собиралась, было, как следует, обсудить новость, но ее жестко остановила Фэй. На внутри-девичьем совете в нашей комнате было постановлено, что эта история какая-то очень мутная, и в нее замешаны слишком сильные игроки с не вполне понятной мотивацией. Опять же, непонятное изменение в поведении Уизли… Что там на самом деле — гадать можно бесконечно. Но лучше издалека, шепотом и не в Большом зале. А лучше это вообще оставить. Не наш уровень. Пока не наш.

К тому же, у нас было что обсудить — на следующее утро после возвращения в школу нам представили нового преподавателя ЗОТИ. Профессор Мэтью Спенсер или Мэт, как он попросил себя называть, был молодым человеком лет двадцати пяти и производил очень сильное впечатление, особенно на фоне остальных профессоров. Шляпа в стиле Слэша из Guns and Roses успешно соперничала в экстравагантности с колпаком директора, антрaцитово-черная рубашка с жабо и манжетами, опускавшимися до пальцев, выглядела бы по-идиотски, но ему шлa. Круглые темные очки и множество колец на пальцах… Больше из-за преподавательского стола мы не рассмотрели, но и этого было достаточно за глаза. Рассмотрев нового преподавателя, Невилл взвыл, а Малфой спешно покинул Большой зал, видимо, чтобы поделиться впечатлениями с отцом.

Но несмотря на странный вид, преподавателем Мэт был прекрасным, что называется от Бога. Как выяснилось, он был внештатным преподавателем в аврорской академии и подкопаться к нему в плане профессионализма было нереально. Да после первого же урока никто и не пытался. Мэт держал аудиторию легко и непринуждённо. Вместо страха и строгости, используемых другими преподавателями, Мэт делал ставку на сам урок. Он рассказывал так интересно, что даже непоседливый Рон, у которого всегда были проблемы с концентрацией внимания, слушал его с открытым ртом, замерев сусликом за партой.

А ещё Мэт был магглорожденным. Это не добавило ему популярности среди учеников Слизерина или Равенкло и, если бы он не был отличным преподавателем, его стаж в качестве преподавателя Хогвартса мог бы оказаться короче Локонсовского. Но, к счастью, его профессионализм с лихвой перекрывал его "сомнительное" происхождение даже для слизеринцев. Нет, они воротили носы и показательно держали дистанцию, но лекции слушали внимательно и вели себя по отношению к преподавателю довольно уважительно. Магглорожденные же в Мэте души не чаяли. Ведь он не только отлично вёл свой курс, но и советовал дополнительную литературу, консультировал, а пару месяцев спустя начал организовывать собрания со свободным доступом, где объяснял принципы и правила жизни в магическом обществе.

Я тем временем впала в апатию — проще говоря, мне было в лом. Я примерно знала, куда в теории должна вывести вся эта история, но сказка, что я читала когда-то, уже обросла некоторым количеством малоприятных нюансов. И это не считая того, что меня вообще-то здесь могут убить... Участвовать во всем этом бедламе мне хотелось все меньше и меньше. Я устала и никак не могла решить для себя, где на карте волшебного мира я хочу видеть свою фигуру и кого я бы хотела видеть рядом с собой. Ответы на эти вопросы необходимо было найти и, желательно, быстро, но, как всегда, когда перед вами стоит судьбоносный выбор, и промедление не сулит ничего хорошего, вы решительно откладываете принятие решения на завтра. А завтра — понятие растяжимое...

В начале февраля я сидела с Люцем а Астрономической башне и жаловалась ему на жизнь, на то что не смогу никому доверять, тем более людям с настолько закостенелым мировозрением. Меня выводило из себя, что даже мои соседки по комнате уже второй месяц взахлеб обсуждали Мэта: его стиль, персону и манеры поведения — обстоятельно и взахлеб: одни только Гриндерсы послужили темой шушуканья и глупого хихиканья за пологами кроватей вечера четыре подряд. Hикто даже не поинтересовался, а как получилось, что такой замечательный преподаватель смог так легко освободиться. Как так сложилось, что он согласился бросить аврорскую академию и захотел приехать работать в школу-интернат на временный контракт и должность с проклятием.

С самим Мэтом я пересеклась на Астрономической башне еще в январе, где пряталась от дотошной Лаванды. Я, как всегда, запустила мелодию под настроение и с закрытыми глазами подставляла лицо ветру.

— "Stairway to Нeaven", — прозвучал за спиной приятный баритон, — отличная песня, под неё приятно смотреть на звёзды.

— Да,— сказала я и поднялась, чтобы уйти. У меня не было желания общаться, да и с приходом Мэта волшебство момента была безнадежно утрачено. — Приятного вечера.

— Все не так плохо, как может показаться на первый взгляд, — улыбнулся Мэт, пропуская меня к выходу. — Очаровательной юной леди не стоит портить себе настроение мыслями о несовершенстве мира. Будущее неизвестно, настоящее — вот единственная ценность, и тратить его на размышления в сослагательном наклонении нецелесообразно, тем более под песню о стране Сида.

Я замерла на секунду, слушая Мэта и, когда он закончил, протиснулась мимо него на выход:

— Спасибо, профессор. Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Три дня назад я сидела на нашей опушке в компании Люца. Таймаут, аутотренинги и короткий разговор с Мэтом сделали своё дело: я,наконец, решила что пора выходить из аморфного состояния и что-то менять. Я запустила давно забытую U Turn группы Аарон, и начала напевать второй куплет:

Lili, you know there's still a place for people like us

The same blood runs in every hand

You see it’s not the wings that makes the angel

Just have to move the bats out of your head

For every step in any walk

Any town of any thought

I'll be your guide

For every street of any scene

Any place you've never been

I'll be your guide

Lili, easy as a kiss we'll find an answer

Put all your fears back in the shade

Don't become a ghost without no colour

Cause you're the best paint life ever...**

Пение никогда не было моей сильной стороной, но у Гермионы оказался довольно приятный голос. Я допевала последний куплет с улыбкой на лице и решимостью с завтрашнего же утра возобновить заброшенные пробежки по утрам и сказать "нет" унынию. Я была настолько погружена в себя, что только на последних словах заметила, как напрягся Люц.

Последняя нота повисла в воздухе и резко оборвалась: на опушке леса я увидела профессора Снейпа.

В мою бытность в агентстве у меня на столе стоял словарь. Он выглядел, как перекидной календарь, и с помощью смайлов изображал и, на другой странице, на английском, давал определения различным типам настроения. За время, что прожил у меня на столе этот гаджет, я выучила практически все выражения, что там описывались, но тем не менее у меня не получилось подобрать точное слово, чтоб описать выражение лица Снейпа.

Гулко сглотнув, я аккуратно ссадила Люца с коленей на ствол дуба, а сама, жалко улыбнувшись и проблеяв "доброго вечера, профессор", развернулась и на негнущихся ногах двинулась в сторону школы. В какой-то момент, решив, что уже достаточно удалилась, я обернулась. Снейп продолжал стоять соляным столбом, прожигая меня взглядом. Руки резко вспотели, а в меня даже подташнивать начало на нервной почве. Дав волю инстинктам, я развернулась и со всех ног понеслась в башню.

Не сказать, что будущее перестало казаться неприятным или что я смирилась с ситуацией, но, по крайней мере, воспоминание о выражении лица Снейпа напрочь отбивало любое желание погрустить о судьбе наедине с самой собой. Шоковая терапия, чтоб её. Теперь все мои мысли занимали рассуждения о том, что именно со мной сделает Снейп, когда поймает.

Я три дня умудрялась не попадаться ему на глаза. Но сегодня был его урок и... я вспомнила, каким взглядом меня прожег профессор, когда я вошла в класс, как он, бросив короткое: "Рецепт на доске", вперился взглядом в стену в сантиметрах над моей головой...

Я поежилась и посмотрела на Люца. Мы пристроились на краю поля, где проводились полеты. До урока оставалось минут десять. Присев на корточки, я методично скармливала ворону свой кривой бутерброд.

— Юная леди, — глубокий голос с характерным акцентом, прозвучавший буквально над ухом, вывел меня из медитативного состояния и, заодно, равновесия. Ладно. хоть падать было недалеко.

— А и ты здесь, Вран? — спросил Дмитрий Петрович, заметив ворона.

— Это Люцифер. Мы приехали в Хогвартс вместе.

— Так это твой ворон?

Люц, доев бутерброд, уceлся на моем плече, не спеша, тем не менее складывать крылья.

— Кто еще чей, — прокомментировала я, вжимая шею в плечи в попытке защитить остатки прически.

Дмитрий Петрович улыбнулся. Не едко усмехнулся, как он это обычно делал перед тем как объяснить кому нибудь из парней, почему полагает, что сорвиголовы используют во время полетов исключительно спинной мозг. У него была замечательная улыбка: добрая и открытая, делавшая его каким-то потрясающе уютным и молодым. Что-то мне подсказывало, что преподаватель пока только приживается на новом месте, осваивается, но придет время и от его шуточек взвоют даже близнецы Уизли, и не дай им боже попасться ему под руку.

— Что ж, юная леди, если ты все равно уже здесь, что скажешь насчет того, чтоб помочь мне принести инвентарь?

— А?.. Да, конечно.

C метлами и цветными шарами мы разобрались довольно быстро. Воздушные шары были идеей Дмитрия Петровича. В один прекрасный день он просто установил их и заявил, что летать по прямой может и идиот, по кругу тоже. Ему же, чтобы знать, можно ли нам доверить метлу, необходимо убедиться, что мы в состоянии маневрировать. Шары образовывали змейку, обозначали подъем и спуск, который надо было преодолеть по спирали, и бокс, в который надо было залететь спиной вперед. Аналогия с экзаменом при получении маггловских водительских прав была очевидна.

Нововведение не всем понравилось, но мальчишки от восторга буквально захлебывались.

Дмитрий Петрович, осмотрев свои владения, остался доволен приготовлениями и предложил мне начать в ожидании остальных учеников.

На метле я держалась. Я не то чтобы не летала, нет, минимальную программу я худо-бедно выполняла, но древко впивалось, куда не надо и у меня никак не получалось усесться ровно и не съезжать.

— Стоп, стоп, стоп. Мисс Грейнджер, смотрите, — Дмитрий Петрович взял метлу и начал на собственном примере объяснять как именно надо ее седлать, чтобы устроиться с максимальным удобством. Спустя минут десять, перенеся центр тяжести чуть выше, сев чуть ровнее и изменив наклон корпуса, я в кои-то веки поняла, что на метле можно сидеть, не доводя мышцы ног до глобального спазма.

Мало-помалу на поле подтянулся первый курс Гриффиндора и Слизерина. Ребята расхватали мётлы и поднялись в воздух. Впервые за долгое время я получила от урока полетов хоть какое-то удовольствие, даже позволив себе в конце лихо спуститься в пике, остановившись у самой земли. Дмитрий Петрович улыбался в усы, дети галдели и радовались наступающим выходным.

На пути к школе меня отловил Гарри.

— Ты как с Зелий испарилась?

— Да я уже к выходу подходила, когда появился дым, так что просто подошла к двери и вышла,— включила дурочку я, — а что случилось?

— Извини, Миона, похоже, мы что-то напутали с зельем, — повинился Рон, — и котёл начал дымить. Снейп поругался и убрал дым. Он как раз говорил, что тебе опять придётся расплачиваться за нашу глупость... А тебя в классе не оказалось...

— Ты бы видела лицо Снейпа, когда он понял, что той, кому адресовалась тирада, нет в классе, — хмыкнула Фей, — получилось забавно, но, скажу честно, не хотела бы я быть на твоём месте, когда он тебя найдёт...

— Упс...

— Именно,— прозвучало от дверей школы, — пока вы, мисс Грейнджер, в очередной раз не испарились за дымовой завесой, пять баллов Гриффиндору за эффектное исчезновение и пятнадцать баллов с Гриффиндора за то, что покинули класс без разрешения профессора. Также, надеюсь, для вас не станет сюрпризом приглашение в шесть на отработки. По три дня за каждого охламона, неспособного следовать инструкции. Прошу не опаздывать.

— Да, профессор, — отозвалась я.

Рон раскапывал примерзшие травинки носком ботинка:

— Мия, я... Прости меня, это я кору не снял... Но я перечитал рецепт на доске, там про это ничего не было!

— Обычная ловушка на внимательность,— пожала плечами Фэй,— об этом было в учебнике, который мы должны были прочитать перед занятием.

— Извини, Мия...— на два голоса отозвались парни.

— Бывает,— криво улыбнулась я, затем, встряхнувшись, заметила, — Ничего страшного, всего шесть дней. — и не удержавшись добавила,— Просто постарайтесь быть внимательнее в следующий раз.

Тем же вечером я, еле переставляя ноги, плелась в кабинет зельеварения, на свою вторую отработку.

— Добрыми делами вымощена дорога в Ад, так, кажется, звучит народная мудрость?

Малфой. Вот именно его мне в данный момент не хватало.

— Совершенно верно,— на оба вопроса ответила я. Видимо, Драко все-таки открывал книгу, что я решилась отправить ему в подарок.

— Юный лорд,— присела я в книксене, демонстрируя, что тоже воспользовалась его подарком.

Драко хмыкнул и, напомнив, что профессор Снейп не любит ждать, исчез в одном из коридоров. Похоже, наш вооруженный нейтралитет и прошлые договорённости возвращались на свои места. Приободрённая этим фактом, а так же тем, что до отработки оставалось всего ничего, я понеслась к классу зельеварения.

На этот раз дверь не скрипела.

— Похоже, ваши одноклассники неспособны читать инструкции. Им необходимо разжевывать прописные истины и предоставлять ингредиенты в готовом виде,— произнёс Снейп.— Ветки бадьяна. Кору снять, древесину расщепить в стружку. Начинайте.

Снейп сидел за своим столом и наблюдал за моими манипуляциями. Под его взглядом я начала нервничать и зажиматься. Ветки выскальзывали из рук, нож скользил по дереву, снимая кору в опасной близости от пальцев. Естественно, в какой-то момент он соскользнул, срезав кожу около ногтя. Ранка быстро заполнялась кровью.

Я что было сил зажала порез и беспомощно посмотрела на профессора. Тот страдальчески вздохнув, встал из-за стола подошёл ко мне.

— Смотрите внимательно, мисс Грейнджер, — сказал он, доставая палочку,— восьмерка и резкий взмах справа налево. Голосовая формула "Эпискей" с ударением на "е". Гласные не тянуть. Взмах резкий и сухой. Все понятно?

— Да, профессор, — промямлила я, наблюдая, как останавливается кровь и порез зарастает новой кожей буквально на глазах.

— Продолжайте, — кивнул Снейп и вернулся за свой стол.

Больше в тот вечер он на меня, к счастью, не смотрел. Так что, я умудрилась сконцентрироваться и закончить с отработкой без дополнительного членовредительства.

— Достаточно,— сказал профессор, выводя меня из своеобразного транса,— следующая отработка в понедельник. Подойдёте к шести вечера к выходу из школы.

В субботу меня выловили друзья и, не слушая возражений, сразу после завтрака затащили в пустующий класс.

— Мия, что, черт возьми, происходит, — без предисловий начала Фей,— ладно, в конце года ты готовилась к экзаменам. А сейчас что случилось? В гостиной ты бываешь урывками, на вопросы отвечаешь односложно. Мы тебя чем-то обидели?

Я не знала что на это ответить. Народная мудрость гласит, что когда не знаешь, что сказать — говори правду. Я помялась, не зная, с чего начать...

— Сова из Хогвартса с приглашением в школу прилетела за ужином...

Рассказ получился сумбурным и путаным. События вставали перед глазами и своей яркостью сбивали с повествования. Сначала говорить было трудно, потом меня как прорвало. Слова выстраивались в кривые предложения, я перескакивала с одного на другое, будто боясь, что передумаю... Самым тяжёлым было рассказать об умозаключениях Тома. Я не называла имён, и без того опасаясь, что мои откровения ничего хорошего не дадут.

— Я не знаю, что делать, — подвела итог я, — не скажу, что я мечтаю о карьере в Министерстве, или что моя жизнь не будет иметь смысла, если я не добьюсь чего-нибудь потрясающе экстраординарного... Просто...

— Просто скажи мне, Мия, — сердито и взволнованно перебила меня Фей, — какого черта ты держала это все в себе? Ты нам не доверяешь?

— Не вам,— вздохнула я, — я не доверяю магическому миру и его традициям.

— Знаешь,— сказала Лаванда,— родители говорили мне, что более консервативного места, чем Хогвартс, не найти на свете. Тем не менее, с начала года учебная программа была изменена. И эти изменения внесли мы.

— Мия, — Фей взяла меня за руки и заглянула в глаза, — знаешь, чего я боялась? Я боялась, что после наших приключений все кончится. Я боялась, что максимум, на который мы будем способны — это вовремя поплакать перед преподавателями, чтоб получить какую-нибудь подачку, и на этом все. Я боялась, что наши планы никогда не выйдут за уровень школьной возни, потому что мы не найдем какой-нибудь цели. Чего-нибудь, что мы захотели бы изменить все вместе и ради чего мы решились бы как следует поломать головы. Теперь у нас есть цель. Не проблема, не мечта — цель. Надо просто как следует подумать и мы ее добьемся. Как думаешь?

— Я думаю, что я дура, но мне очень повезло с друзьями.

---

* Саму притчу помню уже только примерно, но суть была в том, что отец, наблюдая за сыном, залезшим на вершину высокого дерева, напряженно молчал и только когда сын спустился и был в паре метров от земли, начал предостерегать его и просить быть осторожнее. Когда его спросили, почему он не начал предостерегать сына раньше, тот ответил, что на вершине дерева сын и сам знал, что стоит проявить осторожность. Люди теряют бдительность, когда верят, что опасность миновала и, чаще всего, делают глупые ошибки уже на финишной прямой.

** Во-первых, всех, кто хотел бы услышать песню в оригинале я приглашаю проследовать вот по этой ссылке: https://www.youtube.com/watch?v=wJRh0PlWB6g Всем, кто хотел бы попробовать себя в переводе — я буду очень рада получить ваши предложения. Лучшие переводы я добавлю сюда, в конец главы. Заранее спасибо :)

Предприимчивая Лаванда, которой не иначе как шило в интересном месте не давало сидеть спокойно, попыталась сподвигнуть нас на разработку плана действий вот прямо сейчас, не отходя от кассы. Общими усилиями нам удалось вразумить подругу и отложить активные действия на неопределенное время. По крайней мере, до того момента, пока мы не уясним для себя, как именно обстоит ситуация на самом деле, и чего, собственно, мы хотим добиться (глобальное "Счастья всем и чтоб никто не был обижен" в расчет не принималось).

Основной разговор проходил между представителями, так сказать, старой гвардии. Остальные гриффиндорцы, влившиеся в компанию позже, пока не решались влезать с комментариями.

— Директор Дамблдор! Он ведь за магглорожденных,— вставил свои пять пенсов Рон, наконец найдя что добавить, — Давайте с ним посоветумся?

— Рон, — протянула Фэй, — ты извини, конечно, но... Во-первых, где мы и где директор, а во-вторых... Напомни-ка мне список его титулов.

— Ну, он — директор Хогвартса... — начал загибать пальцы Рон. Фэй накрыла его руку своей, прерывая перечисление титулов.

— Ага. Причём, уже давно. И глава Визенгамота. Вот уже лет двадцать он считается самым могущественным и влиятельным волшебником если не в мире, то уж в Англии точно. К нему прислушиваются, его ставят в пример, — Фэй отпустила руку покрасневшего Рона и откинулась на спинку стула, продолжив. — Только, смотри, как получается, в школе, где он директор, ученики пачками в больничное крыло попадали после уроков, но пока мы, первокурсники, не начали ворошить этот улей и не заварили ту кашу с памятками, ничего не происходило. Или, например, эти дополнительные занятия, что устраивает Мэт. Согласись, он просто травит байки из жизни волшебного мира по часу два раза в неделю. Но ты видел, как магглорожденные старшекурсники буквально дерутся за доступ на эти семинары? Если директор не видел, насколько это им было нужно, то вряд ли он подкинет нам какую-нибудь интересную идею. А если видел и ничего не делал...

— А я тут вот еще подумал — подал голос Гарри, — последняя война, она ведь между чистокровными и всеми остальными была, правильно? И чистокровные были разгромлены. Все это произошло десять лет назад...

— Да, по меркам истории, считай, вчера,— подхватила я идею Гарри,— тем не менее, чистокровные не сидят на попе ровно, боясь лишний раз скомпрометировать себя, продемонстрировав приверженность идеям "Того-которого". Я, например, уже в поезде по пути в Хогвартс познакомилась с новым для себя понятием "грязнокровка". Казалось бы, рассуждения на эту тему должны были стать табу лет на двадцать, как идеи нацизма после второй мировой.

— На-чего? — переспросил Рон.

— Нацизма, это из маггловской истории середины века. Я потом расскажу,— отмахнулся Финниган, — меня тоже этим словом уже обзывали. Старшекурсник из Равенкло. Я тогда не придал этому значения, просто не понял, о чем это он.

— То-то и оно,— подытожила Фэй,— так что, Рон, если бы Дамблдор, величайший волшебник современности, к которому прислушивается большинство населения магической Британии, директор школы, которую, кроме прочих, окончили те, кто стали пожирателями смерти, действительно поддерживал магглорожденных, ситуация была бы немного другой,— Фэй перевела дух после тирады и, сложив руки на груди, продолжила.— Я тебе больше скажу. Мой отец, который говорил, что войны с "тем-которым" можно было бы избежать, если бы директор занимался школой, а не всем подряд, может быть и не был прав... Но, следи он строже за своей школой и учениками, такого количества сторонников у этого маньяка бы не было...

Рон было несколько раз порывался влезть со своими комментариями, но под конец стух и уставился на свои руки, беззвучно шевеля губами.

Обсуждение завяло, толком не начавшись. Мы решили, что начинать планировать можно будет, когда у нас появятся хоть какие-то конкретные данные. Вот их-то сбором мы и решили заняться. Отправной точкой мы взяли последнюю магическую войну.

Невиллу было дано задание вызнать у бабушки, какие события предшествовали началу активных действий Волдеморта и что именно случилось после войны на политической арене магического мира. Гарри решил прошерстить подшивки Пророка начиная с семьдесят девятого года и до раннего послевоенного времени, уделяя внимание всему, что связано с политикой и действиями известных нам персонажей: что обещали, что говорили, куда "дул ветер". Благо, его интерес к периодике можно было объяснить поисками информации о родителях.

Парвати и Лаванда уже привычно пообещали собрать все сплетни.

Мальчишки, не найдя себе сходу общественно-полезного занятия, пытались было прибиться к кому-нибудь из уже определившихся, но в итоге пообещали просто активно учиться и в компании с Фэй помогать тем, кто в силу посторонних занятий рисковал отстать от программы.

Я решила пока для себя ничего не планировать. Учеба плюс отработки рисковали отнять немало времени и сил. А поскольку я всегда искренне верила, что если женщина и может делать несколько дел одновременно, то за качество в таком случае лучше не ручаться, я решила позже задуматься над тем, как помочь общему делу.

За выходные я часто думала об отработках, Снейпе и всей ситуации в целом. Успокоившись и непредвзято оценив собственное поведение, я пришла к выводу, что я идиотка. Испуг при виде Снейпа в лесу еще сошел бы за нормальную реакцию, но вот мои игры в прятки сразу после этого Снейп, как личность подозрительная и мнительная, мог воспринять как признание, что мне есть что скрывать. Придя к этому выводу, я от души себя обругала, выдохнула и пообещала себе отпустить ситуацию. Я решила, что мое поведение на прошлой неделе могло быть списано на страх перед преподавателем, но со следующей недели надо будет постараться вести себя умнее.

На встречу со Снейпом в понедельник меня провожала Лаванда. Место встречи, назначенное профессором, позволяло предположить, что отработка будет проходить вне школьных стен, но тот факт, что преподаватель не уточнил, надо ли брать с собой верхнюю одежду, давало повод в этом сомневаться. Поэтому я попросила подругу спуститься со мной и, если верхняя одежда мне не понадобится, отнести ее обратно в башню.

Снейп был пунктуален и ровно в шесть подлетел к выходу. Скептически осмотрев зажатую в руках мантию, он спросил, почему я ещё не одета.

— В зимней мантии в помещении было бы жарко,— пожала плечами я, радуясь собственной предусмотрительности. С профессора сталось бы продлить отработки за опоздание, если б мне пришлось бежать в башню за уличной мантией. Снейп просверлил меня недовольным взглядом и я поняла, что лучше быстро одеться, не упражняясь в остроумии.

Отработка проходила в Запретном лесу, где мы собирали ведьмин мох, широко используемый в зельеварении. По мне, это растение честнее было бы назвать ведьмиными соплями. Студнеобразная субстанция серо-коричневого цвета с зелеными прожилками росла на лиственных деревьях. Причем росла она абсолютно беспорядочно. Чаще всего её можно было найти на корнях, вспученными венами вылезших из земли и запорошенных снегом, но иногда встречалась и на стволе и ветках.

В какой-то момент из кустов послышался треск переломленной ветки и на поляну вышел молодой кентавр.

— Людям не место в Запретном лесу,— пафосно произнёс он, обращаясь к Снейпу. Затем перевёл взгляд на меня, обернувшуюся на шум. Наши глаза встретились и с некоторым трудом, я опознала в непарнокопытном страже леса того молодого кентавра, что в прошлом полугодии стал свидетелем моих танцевальных упражнений. Видимо, узнавание было ввзаимным, так как кентавр выпучил глаза, присел на задние ноги и прижал к груди лук, будто боясь снова его потерять и в очередной раз оконфузиться.

— Соответственно договору, по которому ваши предки были допущены в лес, преподаватели школы имеют полное право появляться здесь, когда им зaблагорассудится, — не отрываясь от сбора мха. отозвался Снейп.

— А... Да... Конечно... Доброго вечера,— промямлил кентавр и, дав задний ход, скрылся за кустами орешника.

Снейп удивленно обернулся, но не увидев кентавра, пожал плечами и продолжил сбор мха. Я закусила губу, чтоб не рассмеяться и тоже вернулась к занятию, прерванному появлением стража. Какая все-таки тонкая душевная организация у магических существ...

Остальные отработки проходили в классе зельеварения, где Снейп поначалу сверлил меня немигающим взглядом, заставляя нервничать, но постепенно успокаивался. Похоже, новая линия поведения утвердила его в мысли, что я просто его побаиваюсь. К этому он за время своей преподавательской практики, видимо, привык.

Больше колющих и режущих предметов Снейп в руки мне не давал. Но и отмыванием котлов тоже не мучил. большей части я занималась сушкой, сортировкой и перетиранием всевозможных растительных, кристаллических и органических ингрeдиентов, втихаря обогатившись несколькими интересными порошочками собственного приготовления. С паршивой овцы хоть шерсти клок...

* * *

Следующие месяцы слились для нашей компании в одну большую гонку за информацией. Гарри не вылезал из библиотеки. Ему понравилась тишина и спокойствие читального зала. Он уже дошел до первых серьезных тeрактов, начавшихся за год до падения мистера Зло, как мы окрестили Волдеморта. Походя он открыл для себя понятие "запрещённого" волшебства, а спустя пару недель, накопал немало информации о ментальных техниках, непростительных заклятиях и темных тварях.

— Все это использовали приспешники мистера Зло в прошлую войну. Использовали такие, как те, что называют Мию и Симуса грязнокровками, против таких, как мы с вами, — спокойно объяснил свой интерес Поттер. — Eсли не дай, кто там у вас, Мерлин или Бог, появится новый придурок с лозунгами о синей крови и белой кости, я что-то не верю, что в нас будут кидаться Люмосами и Левиосами. И вероятнее всего, эти ребята будут использовать примерно то же самое, что и Пожиратели в прошлую войну. Я не говорю, что всем этим гадостям надо научиться, но... Предупрежден — значит, вооружен,— заявил Поттер, поправив очки указательным пальцем, совсем как кролик из советского "Винни Пуха". Я изо всех сил закусила щеку, чтоб не рассмеяться.

Смешного на самом-то деле было мало. Я не была уверена, в какой степени наш интерес остается тайной для директора. Ведь несмотря на то, что "дополнительную литературу" Поттер таскал по ночам под манитей-невидимкой, у меня было подозрение, что даже если Дамблдор пока не в курсе, изучение Избранным теоретических выкладок по легиллименции до него дойдет довольно скоро и вызовет никому не нужные вопросы. Тем более, что кроме легилименции у Поттера обнаружилась странная тяга к заклятиям под грифом "не использовать никогда, перед прочтением сжечь".

Посмотрев на это дело, я подрядила Фэй сопровождать Гарри в экспедициях за знаниями. Чтобы перенаправить энергию парня в более мирное русло, я закинула идею, что было бы неплохо составить что-то вроде календаря событий, чтоб потом можно было отследить: какие действия повлекли за собой какие реакции и результаты. Идея была принята со скрипом. Выгоды от ее реализации на практике не были очевидными, а усилий требовали немало.

Фэй поначалу и правда тормозила энергию Гарри и направляла ее в нужное русло. Вот только Поттер довольно быстро умудрился убедить подельницу, что по ночам в библиотеке можно найти значительно больше всего интересного... Как итог, из-за ночных вылазок под мантией-невидимкой, уже через неделю к подруге лучше было не подходить без серьезного повода. Мисс Данбар и так славилась язвительностью и крутым нравом, но когда все это усугубилось хроническим недосыпом, мы осознали, что Снейп вообще-то довольно вежлив, а МакГоннагал — сама доброта и отзывчивость.

Сама я начала охоту на Мэта. Парень опрометчиво заверил нас на одном из семинаров, что с удовольствием объяснит нам непонятные моменты в жизни магического мира. Естественно, я не могла пропустить такую оказию. Тем более, что я не была уверена в том, останется ли Мэт преподавать в следующем году, а проворонить такой кладезь информации я считала не просто глупостью, а практически преступлением.

Тем не менее, наседать на преподавателя, мне казалось, тоже было бы чревато. Поэтому вот уже недели три я ошивалась около профессора, расталкивая локтями таких же как я, жадных до знаний старшекурсников, задавая "умные" вопросы и оставаясь обсудить ту или иную тему после семинаров и уроков. Мэт реагировал на мой интерес благосклонно и с удовольствием рассказывал все, что знал.

— А чистокровные дети колдуют до совершеннолетия на каникулах? — подняла я очередную тему, оставшись в кабинете после семинара.

— Об этом не принято говорить, юная леди, и, сам не будучи чистокровным, я не могу говорить за них. Считается, что это не является распространённой практикой. Тем не менее, я точно знаю, что если есть чистокровные семьи, которые строго блюдут запрет, есть и те, кто с удовольствием его обходит, буде на то существует такая возможность.

— Возможность... То есть чтобы обойти запрет на колдовство несовершеннолетних, нужны определённые условия?

— Да. Например, наличие волшебного мэнора, наполненного магией под завязку, где отследить колдовство проблематично. И наличие палочек, не закреплённых за несовершеннолетними волшебниками. Надзор, если упростить законодательство и крайне запутанную министерскую систему, осуществляется по двум критериям: колдовство там, где его теоретически быть не должно, и колдовство палочкой, на которой установлен надзор.

— Значит, если я буду колдовать чужой неучтенной палочкой, но у себя дома или своей, купленной у мистера Олливандера в Косом переулке — эффект будет один — проблемы с работниками, осуществляющими надзор.

— Правильно,— улыбнулся Мэт, напомнив Чеширского кота.

— Но, — протянула я, — если, например, Драко Малфой одолжит палочку своего отца и использует ее на территории своего мэнора…

— Правильно,— еще шире улыбнулся Мэт.

— В таком случае, у детей из волшебных семей есть потрясающее преимущество. Пока такие, как я, будут упражняться с каким-нибудь прутиком, надеясь отработать заклинания этого и следующего года, такие, как мистер Малфой, имей они такое желание, вполне смогут отрабатывать заклинания вживую с настоящей палочкой.

— Вы все схватываете буквально на лету, — широко улыбаясь, сказал Мэт.

— Профессор, на первом курсе разница между магглорожденными и теми, кто может себе позволить заниматься дома, неочевидна. Достаточно просто усидчиво учиться, чтоб выйти на их уровень и даже перегнать. Но… Исходя из вашего опыта, как такое преимущество ощущается на старших курсах?

— Вы зрите в корень. Вы можете быть лучшей ученицей на первом курсе, но чем дальше вы будете учиться, тем больше будет расти пропасть между вами и чистокровными, по крайней мере, в плане практики. Да и теория… Имея под рукой родителей, семейную библиотеку и друзей, надо быть недостающим звеном эволюции, чтоб отставать от школьной программы.

Я уже заметила за Мэтом эту особенность. Он никогда ничего не предлагал. Ни советов, ни помощи. Он давал полный и развернутый ответ на заданный вопрос и ждал, что ученик сам сделает вывод и либо попросит конкретной помощи, либо задаст новый вопрос. Вот и сейчас Мэт улыбался и ждал моей реакции.

— Чисто теоретически, мог бы магглорожденный найти преподавателя на время каникул?

— Чисто теоретически — мог бы.

— Опять же, чисто теоретически, на время занятий, смог бы гипотетический учитель помочь гипотетическому магглорожденному обойти контроль надзора?

— Опять же, чисто теоретически, — все шире улыбаясь, ответил Мэт, — да, вполне.

— Гулять так гулять, — заразившись настроением Мэта, решилась я, — чисто теоретически, заинтересует ли преподавателя ЗОТИ просьба первокурсницы позаниматься с ней основами волшебства?

— Ну наконец-то! А я все ждал, когда какой-нибудь гипотетический магглорожденный додумается спросить об этом.— рассмеялся Мэт.— Да, у меня свободный график и я не откажу вам в помощи. Безусловно, уроки будут оплачиваемыми, но, думаю, эти вопросы я вполне мог бы обсудить с вашими родителями. Вы остаетесь на Пасху в Хогвартсе?

— Нет, — силясь сдержать радость и не начать исполнять танец победителя племен южной Африки, ответила я, — Пасхальную неделю я проведу с родителями в Лондоне.

Номер телефона, как и адрес Грейнджеров, наизусть я, естественно, не помнила, да даже если б помнила... Как бы ни нравился мне Мэт, прошлая история с МакГоннагал научила соблюдать осторожность и делать все, чтобы избежать появления очередного профессора на пороге своего дома. Поэтому мы договорились выбрать место и время перед отбытием и встретиться на нейтральной территории, благо до каникул уже оставалось меньше недели.

Поскольку в Лондонских ресторанах девяностых годов я не разбиралась абсолютно, а выбирать надо было быстро, я пролистала письма от Ксавье и нашла упоминание какого-то весьма фешенебельного ресторана под названием Иви, куда парень с шиком сводил свою девушку, приехавшую навестить его на выходные. Договорившись встретиться там в субботу в два часа дня, я мило распрощалась с профессором, и наша веселая компания за исключением Рона, Фэй и Гарри, отправилась на поезд.

Каникулы я провела активно и в компании Ксавье, набросившегося на меня, как поп на грешную душу. По его заверениям, проходные экзамены, что я сдавала перед Рождеством были цветочками, ягодками будут экзамены в конце года. Родители посмеивались, я тихонько сходила с ума и пыталась вспомнить, учила ли в свои одиннадцать лет интегралы.

Еще к нам пару раз забегал Том. Он цвел и пах.

— Я всегда хотел заниматься животными... Поэтому в итоге и осел в баре,— хохотнул Том,— После наших разговоров я решил прошерстить старых знакомых и приятелей. Ничего конкретного: просто кто чем занимается… И БИНГО, нашёл давнюю знакомую, которая жаловалась, что ей срочно нужен кто-то вроде меня для полного комплекта в исследовательскую экспедицию на три года. Узнав, что я готов оставить туманный Альбион, она тут же предложила мне место! Мы будем исследовать магическую фауну греческих островов! Ну не чудо ли? Солнце, море, работа, о которой я всегда мечтал?! Оказалось, достаточно было спросить! Я столько лет потерял, рассуждая о своей загубленной жизни, а всего то надо было...— Том махнул рукой и заливисто расхохотался, — и никаких больше принеси-подай и никаких больше реверансов и лицемерия, только белые домики с синими ставнями, солнце, море и пегасы, сфинксы, мне даже Минотавров обещали!

— Том, а Хагрид тебе, случаем, не родственник, нет? — улыбнулась я.

— Да ну тебя, юная леди, — усмехнулся Том и вздохнул полной грудью, — у меня, может быть только настоящая жизнь начинается!

Что я, что родители, мы были очень рады за трактирщика, а теперь уже почти зоолога, но... Что я, что родители, мы прекрасно отдавали себе отчёт в том, что с переездом Тома наша жизнь проще не станет.

В субботу, как и договорились, мы с родителями отправились на встречу с Мэтом. Видимо, готовясь ко встрече с родителями ученика, он изменил своему привычному стилю: шляпы не было, а волосы были уложены во вполне классическую прическу. Костюм классического покроя, белая рубашка и тонкий черный галстук делали Мэта очень взрослым и абсолютно неузнаваемым. Я даже сначала не вполне поняла, что этот типичный динамичный офисный планктон забыл около нашего столика.

Ден воспринял нового представителя преподавательского состава Хогвартса с известной долей настороженности, но спустя полчаса мужчины уже оживленно обсуждали какую-то новую модель автомобиля. Меня слегка царапнуло заявление Мэта, что когда-нибудь машины будут использовать в качестве топлива электричество... Будут, конечно... Но в его устах подобное заявление звучало странно.

К концу трапезы, следуя законам жанра, мужчины заговорили о деле. Было решено, что за не очень скромную сумму в десять фунтов за занятие Мэт берется заниматься со мной дважды в неделю в июне и июле. В августе Грейнджеры планировали ехать отдыхать, так что последний месяц каникул было решено обговорить отдельно. Довольные друг другом, мы разошлись, пожелав друг другу доброй дороги.

Мэта я увидела уже на следующий день в поезде. Ситуация была неприятной. Я возвращалась в наше купе из туалета и, к несчастью, пересеклась с какой-то слизеринкой. Проходя мимо, та толкнула меня плечом. Я даже не подумала, что она сделала это нарочно. Ну, качнуло человека в поезде, бывает. Я с улыбкой извинилась и хотела было продолжить путь, но не тут-то было.

— Правильно делаешь, что извиняешься, ничтожество. Таким, как ты, здесь не место, — девчонку конкретно несло, лицо раскраснелось, а в глазах горела настоящая ненависть.

От неожиданности я буквально потеряла дар речи, а слизеринка тем временем достала палочку и, направив ее мне в лицо, вещала что-то про то, что покажет мне мое место. В ее речи также проскользнуло упоминание фамилии Малфой и совершенно безумное требование держаться от ее жениха подальше.

Дверь купе, напротив которого разыгрывался этот фарс, скользнула, открываясь. B дверном проеме стоял Мэт. Таким злым я видела его впервые. Пристально посмотрев в глаза остервенелой барышне, враз растерявшей весь запал, тихо, но веско и грозно он произнес:

— Установка. Слово «грязнокровка» — запрет. Агрессия по классовому признаку — запрет. Магическая агрессия без угрозы жизни — запрет. Конец установки. Свободна — и щелкнул пальцами.

Девчонка, кажется Панси Паркинсон, посмотрела на Мэта остекленелыми глазами, перевела взгляд на меня, заторможенно кивнула и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направилась прочь.

— Мисс Грейнджер, вы в порядке? — спросил Мэт, оперевшись плечем о косяк двери и цепко оглядывая меня на предмет неучтенных повреждений. Сам он при этом выглядел немного бледно.

— Да. Думаю, да… я не очень поняла, что произошло и несколько растерялась. А что с…

— Она в полном порядке. Это просто внушение.

Произошедшее довольно сильно выбило меня из колеи. Сначала нападки истеричной девчонки, потом Мэт... После МакГоннагал все что связано с воздействием на восприятие меня, мягко говоря, настораживало. В голове хороводом пронеслись мысли о том, что симпатичный преподаватель, возможно, опаснее Снейпа, что я сама по собственной дурости привела его и познакомила с родителями. Мысли о том, как теперь быть с летними уроками вообще вызывали озноб.

Видимо выражение лица у меня было то еще. Мученически вздохнув, Мэт посторонился и жестом пригласил меня зайти в его купе. Чувство самосохранения требовало бежать без оглядки, любопытство и вера в лучшее в людях — зайти в купе и дать Мэту объясниться. Не знаю, что победило бы в итоге, но в какой-то момент Мэт покачнулся и я заметила, что он выглядит очень бледно, а над верхней губой и на лбу выступила испарина. Тем не менее преподаватель оставался стоять в ожидании моего решения, никак не пытаясь повлиять на ситуацию. Вспомнив все вечера, что я провела в его компании, его такое британское чувство юмора... Я поняла, что если не смогу поверить ему сейчас, не смогу поверить уже никому. Выдохнув, как перед прыжком в воду, я решительно прошла мимо Мэта и уселась напротив него. Сам Мэт прикрыл дверь и медленно опустился на сидение. Не глядя на меня, опираясь на спинку сидения, он достал черный платок из дорожной сумки и приложил к носу.

— Вы росли в обычном мире и, наверное, слышали о таких вещах как гипноз или внушение, — приглушенно сказал он. — Естественно, в магическом обществе такие вещи тоже существуют и даже могут быть использованы с большей долей эффективности. Такие техники широко не используются, но тем не менее, существуют. Степень их эффективности зависит от силы и предрасположенности мага к ментальному волшебству, его способности направлять свои мысленные посылы и внушаемости объекта. Пока понятно?

— Да. — напряженно ответила я.

— В нашем случае, объект был выведен из равновесия и эмоционально нестабилен, что открыло ее ментальное поле для внушения.

У меня медленно, но верно волосы начали вставать дыбом. Про легилименцию я знала, это было опасным, но известным злом. То, что рассказывал Мэт, было новым пластом с неизвестной пока степенью угрозы. Почувствовав мое напряжение, Мэт продолжил:

— Безусловно, подобные техники не общеизвестны. Да, об их существовании в магическом мире осведомлены многие, как многие в обычном мире осведомлены о ядерном распаде. Я имею в виду, что знание не значит умение использовать. Я закончил с отличием школу авроров, и то, освоил всего лишь пару техник исключительно благодаря предрасположенности к ментальной магии... Вы напряжены.

— Я не знала о том, что на человека можно воздействовать, даже не применяя волшебной палочки,— я мучительно подбирала слова, надеясь объяснить свою реакцию.

Мне нравился Мэт. Мне хотелось быть с ним откровенной. Привлекать домыслы и недосказанность в отношения со своим будущим учителем мне очень не хотелось. Помедлив пару секунд, я решилась: — Меньше года назад передо мной открылся волшебный мир. Хотя нет, он не открылся передо мной, он обрушился на меня, как ведро ледяной воды. Вы магглорожденный, профессор, вы, вероятнее всего, тоже прошли через это. Да, в одиннадцать лет мало у кого есть определенные планы на жизнь в перспективе, но… приходит письмо из Хогвартса и переворачивает ваш мир с ног на голову. На следующий день на вашем пороге появляется странно oдетый человек, который рассказывает невероятные вещи... — про то, что именно при этом проделывает с мозгами будующих учеников и их родителей посланник от волшебной школы, я решила покуда промолчать. — Потом перед вами открывают двери в мир, о существовании которого вы и не мечтали и... до отправления Хогвартс-экспресса, возращают вас домой... — я уставилась в окно, подбирая слова, но Мэт не зря и сам был магглорожденным.

— По сути, впустив вас в новый мир, никто не держит вас за руку, вас будто впихнули в зал в разгар светского раута не предупредив о дресс-коде. И вы стоите в кедах на босу ногу посреди викторианского великолепия и пытаетесь понять, что происходит.

— А потом в сказке открываются новые главы, — вздохнула я, — и вы узнаете, что если вы и избранный, то есть те, кто избраннее, чем вы. Вы узнаете, что вам не очень-то и рады. Потом, просиживая в библиотеке школы вечера напролет, вы узнаете, что волшебство может убивать и среди волшебников тоже встречаются маньяки. Только они страшнее тех, в обычном мире. Потому что всего лишь одним заклятием они могут поработить вашу волю, не на несколько минут, а на годы. Вы не вполне понимаете как, но знаете, что это возможно. В маггловском мире тоже есть опасные вещи, которые мы используем в повседневной жизни. В руках какого-нибудь военного, обычный разделочный нож из кухонного прибора превратится в смертельное оружие, но... Тот мир понятен. Его правила логичны, возможности изучены. Здесь же... Каждый раз, когда я думаю, что что-то понимаю и хоть как-то контролирую ситуацию, кроличья нора оказывается значительно глубже...

— Знаю, — вздохнул Мэт, — именно поэтому я и принял предложение занять должность школьного учителя. Я подумал, что как магглорожденный я смог бы помочь, поделиться знаниями с теми, кто только пришёл в магический мир. Я все ещё помню, каково было мне и насколько мало внимания уделялось адаптации маглорожденных в Хогвартсе в моё время.

— Во Франции не так давно закончился промышленный бум. Работы было много, рабочих рук не хватало. Тогда Французское правительство обратилось к жителям колоний с предложением переехать на территорию Франции, чтоб покрыть спрос на недостающую рабочую силу. Из колоний приезжали рабочие с семьями, готовые наняться на заводы и фабрики. Для новых граждан строились рабочие кварталы... И, собственно, все. Их интеграцией никто не занимался. А зачем? Чернорабочие, что с ними возиться? Они часто даже по-французски не говорили.

Мэт с непривычно серьёзным выражением лица сидел уставившись в окно.

— Устами младенца, — пробормотал он некоторое время спустя. — Вы во многом правы, мисс Грейнджер. Пусть ваш пример не может быть в полной мере переложен на реалии магической Англии, но общие моменты есть. Все не так просто. Я не буду вам врать, рассказывая о том, что при должной усидчивости все ваши мечты исполнятся. И да, магглорожденным непросто будет добиться того, что де-факто доступно чистокровным, но... Сдаваться, не начав бороться, ещё глупее, чем мечтать. Я, чтоб вы знали, первый магглорожденный преподаватель в Хогвартсе, — встряхнувшись, жизнерадостно заявил Мэт, — и моё существование уже доказывает, что все не так уж плохо!

— Мэт, а какой факультет закончили вы?

— Мы с вами коллеги, мисс Гренджер, я учился на Гриффиндоре.

— Я почему-то была уверена, что вы окончили Хогвартс с нашивкой ворона на мантии, — аккуратно заметила я.

— Да, — усмехнулся Мэт, — мне тоже казалось, что этот факультет подойдёт мне больше, но... Могу ли я доверить вам секрет, юная леди?

— Да, безусловно, — подобралась я.

— Я учился в Хогвартсе уже после победы над Неназываемым. Тот период был благословенным временем для магглорожденных. Чистокровность не была в чести, а кичиться этим было даже опасно. Несколько магглорожденных даже заняли приличные должности в министерстве, но... Как учит нас история, монархия может смениться диктатурой или демократией, но аппаратчики, те самые винтики в высокой политической схеме останутся теми же. Чистокровные семьи не хотели терять власть и, оказавшись в меньшинстве, тем более держались друг друга. В мое время магглорожденные все еще попадали на Равенкло. Реже, чем до меня, но чаще, чем сейчас. И должен вам сказать, что им после школы повезло значительно меньше, чем мне. За время учебы они так и не смогли завести друзей на своем факультете, а без связей… Что бы ни говорили о Гриффиндоре и Хаффлпаффе, ученики этих факультетов ценят личность и дружбу выше чего бы то ни было. Магглорожденные с этих факультетов имеют шанс хоть на какое-то будущее, хоть какие-то связи…

— То есть вы согласны, что распределение проводится не по принципу соответствия духу факультета, а исходя из… социальных причин... В каком-то смысле, магглорожденных адаптируют к магическому миру с минимальными затратами всего лишь за счёт социальных связей? Одним выстрелом двух зайцев: и устроить адаптацию без дополнительных вложений, и увеличить шансы, что обретенный волшебник постарается остаться в магическом мире.

— Не лукавьте, юная леди,— усмехнулся Мэт, — магия — наркотик с высокой степенью зависимости. Вы пришли в этот мир меньше года назад, но магия уже стала частью вашей жизни. Ответьте себе честно, если вы разобьете любимую вазу, при условии, что вы можете пользоваться волшебством, вы что, пойдёте за клеем? Мне кажется, вы потянетесь за палочкой и, произнеся слово "Репаро" вернёте ей ее первоначальный вид. Без трещин и сколов. После Хогвартса отказаться от волшебства будет сложно. Вы привыкнете к нему, как к дыханию. Вернуться после Хогвартса в немагический мир получается не у многих, да и те в какой-то момент прокалываются, нарушают статут секретности и платят за это высокую цену. Не портите себе настроение размышлениями о том, почему вы не смогли поступить на Равенкло. Сегодня вы учитесь на Гриффиндоре и, поверьте моему опыту, это неплохо. Если нельзя изменить ситуацию, постарайтесь получить от нее максимум.

Я отвернулась к окну. Мэт показал мне головоломку под названием «магический мир» под другим углом и, полагаю, в чем-то он был прав. Это не значило, что умозаключения Тома неверны, просто теория Мэта тоже имела право на жизнь.

Закончив разговор, я вспомнила о друзьях, вероятнее всего, окончательно потерявших меня за это время. В купе я нашла девушек. Выслушала о себе много нового и интересного. Парни, оказывается ушли меня искать по вагонам, но, учитывая, что до прибытия оставалось полчаса от силы, они скоро должны были вернуться.

За суматохой с моим исчезновением и возвращением никто не заметил угрюмости Невилла. И слава богу. Перед прибытием, когда все собрались вместе в купе и уже высказали мне все, что обо мне думали, парень серьезно осмотрел нас и сказал:

— Завтра после уроков надо собраться всем вместе и поговорить. Думаю, у меня есть что вам рассказать...

На следующий день, наконец, найдя подходящий пустой класс без картин на стенах, мы уселись и выжидательно уставились на друга.

— Вдаваться в подробности не буду, но во время каникул мы с бабушкой основательно поссорились, — начал рассказ Невилл и задумался: — Нет, так не получится... Вы знаете, что мои родители серьезно пострадали от рук упиванцев? Тела моих родителей уже больше десяти лет находятся в Мунго на искусственном жизнеобеспечении. С самого раннего детства я жил рассказами о них. Мы с бабушкой ходили в госпиталь и навещали их, а потом садились в зимнем саду с чашкой чая, и я часами слушал о том, какими они были смелыми, сильными и умными. Лет до восьми я восхищался ими и слушал её рассказы, открыв рот. Потом я начал замечать, что с каждым годом мой отец в бабушкиных рассказах становится все сильнее, побеждает все больше врагов, а мама становится все красивее и умнее...— Невилл тяжело вздохнул и продолжил:

— Я люблю своих родителей и бабушку, но у меня появилось ощущение, что я живу не в доме, а музее имени моих родителей. А последние пару лет у меня вообще ощущение, что бабушка пытается возродить через меня своего сына. Гарри, ты был у нас на Рождество и, думаю, многое показалось тебе странным. Что ж, теперь у тебя есть объяснение.

Поттер поёжился и кивнул.

— В прошлую пятницу у отца был день рождения. Мы сходили в больницу и бабушка... Вот уже третий раз, как мы приходим в больницу, она берет палочку моего отца и вкладывает в его ладонь, будто ждёт какого-то знака. В этот раз она ещё и заговорила. Что-то о том, что я продолжу дело своего отца, что наши души и судьбы переплетутся, потому что теперь я пользуюсь его палочкой и... Я понял, что больше так не могу. Перед Хогвартсом она отказалась купить мне мою палочку, выдав папину и настаивая, что так будет лучше для всех... А какое лучше? Она меня не слушается. Она чувствуется, как что-то инородное, что скорее мешает, чем помогает мне колдовать... — Невилл запустил руку в волосы и почти шопотом продолжил:

— Меня прорвало. Я никогда раньше не позволял себе перечить ей... Но с меня было достаточно. Каким бы замечательным ни был мой отец и какой бы прекрасной ни была его палочка, он проиграл. И теперь, вот уже десять лет они с мамой лежат овощами на больничной койке.

Лаванда всхлипнула, прикрыв рукой рот.

— Переплетение судеб и душ? Вполне возможно, меня ждет та же судьба, что и отца, если я и дальше буду пользоваться палочкой, сил на управление которой надо больше, чем на само волшебство. Я так ей и сказал. Я вообще много чего тогда сказал... Я не горжусь собой. Это было мерзко, — Невилл перевёл дух.

— На следующий день бабушка отвела меня к Олливандеру, и мы выбрали мне палочку. А вечером я спустился в гостиную. Бабушка сидела там на полу у камина с бокалом в руках. Судя по бутылкам на каминной полке, бокал наполнялся и опустошался не раз. Она... Была немного не в себе и... Начала рассказывать. Палочка... Старое поверье гласит, что палочка отца может защитить сына, а судя по последним событиям, защита мне может пригодиться. Помните запретный коридор? Мия, ты была права насчёт Фламеля, но ошиблась насчёт журналов.

В школе был спрятан Философский камень. Директор ловил на него вора, как на живца. В школе. Вором, вопреки всем ожиданиям оказался Квирелл. Наш заика-профессор оказался с сюрпризом. — Невилл как-то безрадостно усмехнулся, — На допрос Квирелла пригласили невыразимца и тот сделал стойку, как гончая. Это неофициальная информация, но, похоже, в теле Квирелла был дух Того-Кого-Нельзя-Называть. И, опять же, из неофициального источника стало известно, что после первого же допроса в отделе Тайн, наш трусливый профессор на глазах у невыразимцев хладнокровно свернул сам себе шею. Исходя из заключений экспертов, дух при этом покинул носителя. Что с ним произошло дальше — неизвестно. Видимо, поэтому коридор оставался запретным после каникул.

Лаванда плакала не скрываясь, остальные слушали молча.

— Бабушка обо всем этом узнала значительно позже. Тогда она и отправилась к директору. Моя бабушка, эта чопорная аристократка, заявила, пьяно посмеиваясь, что знатно намылила директору шею! Я не очень понял, о чем она говорила потом, ее речь, если совсем уж честно, не блистала логикой и внятностью, но она говорила, что ОН вернётся, что старый маразматик со своими стратегемами всех нас погубит... Потом посмотрела на меня абсолютно вменяемыми и трезвыми глазами и сказала, что, кроме меня, у неё никого не осталось и я обязан выжить...

После монолога Невилла в классе повисла тишина.

— На следующий день бабушка будто забыла о нашем разговоре и вела себя абсолютно нормально... — Невилл с силой потер лицо руками.

Откровения Невилла произвели эффект разорвавшейся бомбы. Ребята сидели, остолбенело переглядываясь, будто спрашивая друг друга, правильно ли они поняли то, что только что услышали. Первым в себя пришёл, как ни странно, Рон.

— Бред, — прошептал он, c недоверием качая головой. В его глазах удивление и страх сменялись злостью, — Этого не может быть! Тот-Кого-Нельзя-Называть был побежден. Десять лет назад его одолел Гарри Поттер. Этот парень в очках, справа от тебя. Вот правда, а то, что ты рассказал — это бредни пьяной старой дуры!

Прежде, чем кто-то успел среагировать на эмоциональную тираду Рона, Невилл сухо, без замаха, выкинул вперёд правую руку с пальцами зажатыми в кулак. У него не было опыта, чтобы просчитать, куда бить, или силы, чтобы ударить качественно, но вполне хватило и этого. Рон провёл ладонью по губам, уставился на кровь, окрасившую пальцы, и перевёл потрясённый взгляд на Невилла.

— Не смей. Оскорблять. Мою. Семью, — раздельно выплевывая слова, процедил тoт. — Никогда. Ни тебе, ни кому-то ещё я не позволю говорить такое ни о ком, кто мне дорог.

Я судорожно просчитывала ситуацию. Надо было что-то делать и очень быстро. Если даже не принимать во внимание информацию о Дамблдоре, его планах и линии поведения, которую можно было бы узнать через семью Уизли, за эти несколько месяцев Рон стал одним из нас. Даже я уже привыкла к его спорному чувству юмора; вечному «Упс, я не хотел», сопровождающемуся виноватой улыбкой, попыткам всегда и во всем найти что-то положительное… Он нашел в нашей компании понимание, которoro ему не хватало дома. И даже если за этот год он ни разу не дал нам повода сомневаться в себе и в умении и желании хранить наши общие секреты, я прекрасно понимала, что обиженный подросток, возможно даже невольно, может привлечь к нам нежелательное внимание директора.

Уизли тем временем начал медленно подниматься из-за парты.

— Сидеть! — рявкнула я, судорожно обдумывая, что и как сказать, — Невилл, извинись. Отвечать на слова рукоприкладством — не выход.

— Но он...

— Он тоже извинится. Сразу после тебя.

— Я не собираюсь... — в унисон зарычали оба парня.

— Заткнулись оба! Рон, сядь. Не двигайся. — я достала палочку и применила недавно выученное заклятие "Эпиcкей". Вторым движением палочки я убрала следы крови с его лица. — А теперь вы мне объясните, что происходит. Мы замахнулись на очень серьезное дело. Мы приняли это решение все вместе. И что в итоге? Первая размолвка и один, не найдя ничего лучшего, бьет другому лицо? А второй? Вместо того чтобы подумать, за что получил, пытается красиво уйти, хлопнyв дверью? Вам по четыре года? Если вы не в состоянии хотя бы выслушать друга и попытаться понять... Если вы готовы оскорблять друг друга, просто потому что вам не нравится то, что вы слышите, — сказала я, сверля взглядом Ронa, опустившего голову, — если вы считаете, что за глупые слова, сказанные в запале, надо разбить другу лицо…— я грозно посмотрела на Невилла, парень отвел взгляд, — если вместо того, чтоб попытаться все уладить, вы из-за каждой обиды начнете убегать, хлопая дверью, лучше прямо сейчас разойтись и забыть о наших планах и вообще о нашей компании.

Я видела, что Невилл не в восторге от того, что сделал и была уверена, что если Уизли попросит прощения и не будет лезть в бутылку, ребята помирятся. Рон напряженно уставился в столешницу и молчал. Мой отец всегда говорил, что, подчас, хорошо выдержанная пауза действует лучше сотни самых умных и логически стройных аргументов, поэтому я ждала. Что добавить я все равно не знала.

Рон заерзал, обнял себя руками и наконец поднял взгляд.

— Ладно!— не выдержал парень, — хорошо… Я был неправ... Извини, Нев. Просто то, что ты рассказал про "Tого-которого"... Это в голове не укладывается...

— Думаешь, у меня укладывается? — буркнул Невилл и, помолчав, продолжил: — Я и сам подумал, что бабушка... что-то перепутала, где-то преувеличила опасность... Но я думаю, что то, что я услышал — слишком важно, чтобы я один решал: верить этому или нет. А может быть, я просто испугался.

— Тот-Которого-Боятся-Поголовно-Все-Маги-Британии собирается вернуться — естественно, ты испугался, — язвительно заметила добрая Фэй, — теперь вот я тоже испугалась. Но должна заметить: бояться в компании значительно приятнее.

Напряжение, разлившееся в воздухе после рассказа Невилла и последовавшей за ней неприятной сцены, пошло на спад. Ребята расслаблялись, радуясь, что все разрешилось малой кровью и возвращалось на круги своя.

— Знаете, меня так и подмывает сказать что-нибудь пафосное вроде "и давайте больше никогда не ссориться", — не слишком похоже спародировала я директора, — но у нас впереди шесть лет учебы и амбициозные планы на будущее. Я уверена, что мы ещё не раз не сойдёмся во мнениях и переругаемся. Но это будет не страшно, если мы пообещаем друг другу, что у каждого из нас есть кредит... эээ ... запас доверия: если кто-то из нас натолкнется на какую-то информацию и посчитает, что она стоит того, чтоб ей поделиться, мы все ее выслушаем и обсудим, как бы странно или неприятно эта информация не звучала. Ну что, господа серые кардиналы, вместе до конца?

На следующий день, усевшись в очередном пустом классе, чтобы все подробно обсудить, и разложив для вида учебники, мы уставились друг на друга. Легко сказать "обсудим", в головах у всех крутились страхи и сомнения, и даже мне было тяжело начать разговор.

— Знаете, должна признаться, я верю, что мистер Зло не был побежден окончательно, как и в то, что он вернется, — начала я. — Когда я читала о событиях Хэллоуина восемьдесят первого, у меня возникло немало вопросов. И главный из них — почему Гарри? Я имею в виду, что годовалый ребенок никак не мог ни защитить себя, ни убить кого-то. Я не искала специально, но в паре книг наткнулась на какие-то очень расплывчатые намеки на то, что твоя мама, Гарри, каким-то образом защитила тебя и благодаря этой защите ты выжил после смертельного проклятия и победил. Так вот, — я помялась, подбирая слова, — Если это так, то героиня — твоя мама, а не ты. Ее портрет должен быть на вкладышах к шоколадным лягушкам, ее должны были знать в лицо и восхвалять маги Британии. Ее и, возможно, твоего отца, который, согласно «Взлету и Падению Темных Сил», дал ей время защитить тебя, задержав «Того-Которого». Но несмотря ни на что, героем магического мира назначают тебя. Единственного выжившего участника событий.

— То есть, героем становишься ты, Гарри, потому что в отличие от твоей мамы, ты жив, — побелевшими губами прошептала Фэй, — герой может умереть, когда подвиг совершен и зло повержено. Так чаще всего и случается... А ты... Тебя называют героем волшебного мира... Мерлин мой!

— Так, давайте не будем паниковать раньше времени. Это — один из возможных вариантов. Например, до того как мы познакомились с Гарри, я думала, что у его родителей, возможно, были очень могущественные друзья, решившие ему помочь, провозгласив героем. Что-то вроде компенсации и билета в жизнь в одном флаконе. Правда, эта теория развалилась после нашего разговора в День Bсех Cвятых.

Ребята задумались.

— Да, ситуация,— пробормотал Дин.

— Но если мистер 3ло может вернуться, надо всех предупредить, надо как-то готовиться,— неуверенно сказал Рон.

— Насчёт готовиться — согласна на сто процентов. А насчёт предупредить — не уверена, — протянула Фэй.

— Чтобы оповестить максимальное количество магов, надо написать в газету, — со знанием дела сказала Лаванда. — Но чтобы газета наше письмо опубликовала, нужны доказательства, которых у нас нет.

— А верхушка и так, наверное, уже все знает,— продолжил Симус. — Если в курсе бабушка Невилла, которая в политике не участвует, то директор — и подавно. Причем, уверен, что он знает об этом значительно больше и нас, и твоей бабушки, Невилл, вместе взятых.

— Но он же ничего не делает, по крайней мере Oрден он не собирал... Ой...— выдал Рон.

— Орден... Какой Oрден? — вцепилась в новую информацию Лаванда.

Рон виновато потупился и молчал.

— Орден Феникса,— ответил Невилл, — тайная организация, основанная директором в прошлую войну для борьбы с мистером Зло. Мои родители, так же, как родители Рона и Гарри, входили в её состав. Что, Рон? — пожал плечами Невилл, глядя на Рона, встрепенувшегося при упоминании названия организации, — ты и сам знаешь, что организация не слишком-то и секретная, по крайней мере, фотографии ее членов есть в наших семейных альбомах. К тому же, здесь все наши друзья, им можно об этом рассказать.

— А, да… Я что-то такое слышала. Моих родителей, кажется, туда приглашали, но мой отец отказался. Он, по-моему, не в восторге от директора. А кто ещё туда входил? — поинтересовалась Фэй.

— Обо всех на знаю, — ответил Невилл.

— Из тех, о ком знаю я, мои дяди. Оба погибли. — пробормотал Рон.

Все замолчали.

— Так, что-то мы куда-то не туда зашли, — прервала паузу я. — Давайте так. Возможность возвращения мистера Зло мы принимаем как факт. Также как факт принимаем то, что не знаем, когда это случится. То, что мы знаем точно — так это то, что если или, скорее, КОГДА это случится, магглорожденные окажутся в очень неприятном положении. Теперь надо подумать, как это влияет на наши планы и что можем сделать мы сами. Я сейчас думаю вслух, так что перебивайте, дополняйте. Короче, обсуждение открыто!

Спохватились мы минут за пятнадцать до отбоя. За три часа, что мы провели в классе, ребята успели накричаться, переругаться и помириться и набрoсали примерный план действий.

Мистер Зло возродится, причем это может произойти в любой момент. Как правильно заметил Симус, если мы не слышали о попытках его возвращения раньше, это абсолютно не значит, что их не было. Вывод — каждый день надо использовать по максимуму и готовиться к неприятностям, пока у нас есть такая возможность.

B связи с этим нужно подумать, чем каждый из нас может помочь. У кого-то, как у Фэй или Невилла, были приличныe домашние библиотеки, где можно было накопать немало идей и заклятий, которые могли нам пригодиться как просто по жизни, так и в случае опасности.

У всех ребят из волшебных семей, кроме доступа к книгам по волшебству, во время каникул под рукой были взрослые или более-менее взрослые маги, у которых можно было узнать много всего интересного. Рон, например, пообещал докопаться до своего брата — разрушителя проклятий...

А я рассказала о частных уроках с Мэтом, и, посмотрев на задумчивые физиономии Поттера, Фэй, Лонгботтома и Финнигана, поняла, что занятия, похоже, будут не частными, а коллективными.

Далее, Мистер Зло — безусловно, могущественный маг, но все же один в поле — не воин. Мы решили, что необходимо выяснить, кто его поддерживал в прошлом и где эти люди сейчас, а также, что, хотя бы примерно, он им обещал и как вербовал сторонников. Это в какой-то мере пересекалось с теми вопросами, ответы на которые мы уже начали искать.

Фэй с Поттером пообещали продолжить заполнять свою сводную таблицу-календарь. Они уже на практике поняли, что благодаря ей незаметные, на первый взгляд, связи между, например, принятием какого-нибудь закона и очередным рейдом Пожирателей, становились практически очевидными.

Что касается Дамблдора, ситуация попадала в категорию "все сложно". Он совершенно точно выступал против мистера Зло, то есть, вроде бы, он был с нами по одну сторону баррикад, но ребята сошлись во мнении, что доверять ему абсолютно и безоглядно все таки не стоит. По заверению Фэй и Гарри, за три года активного террора директор ни разу открыто не вступил в противостояние с Тем-Кем, предпочитая призывать народ к сопротивлению со страниц газет и этим ограничиваться. Был, вроде бы, Орден Феникса, но его деятельность через газеты прослеживалась плохо. Так что, было решено собирать о директоре информацию отвлеченно и непредвзято, как обо всех остальных, и держать ухо востро.

Рон вызвался заняться этим самостоятельно. По нахмуренным бровям и поджатым губам парня было понятно, что светлый образ "великого человека" в его восприятии за последнее время значительно пошатнулся, и парень не успокоится, пока не расставит все по полкам.

Что бы там ни было на самом деле с Дамблдором, политикой и мистером Зло, все согласились, что нам не стоит привлекать к себе внимание и сообщать о наших планах никому за пределами нашего тесного круга. Первое и второе правила клуба — не говорить о клубе, как говорил один из моих любимых героев Паланика. И здесь нам могли неслабо пригодиться знания и умения отца Парвати. Она сама предложила поговорить с отцом, чтоб тот зачаровал нам пергаменты или тетради специальными чарами, позволяющими переписываться друг с другом, не привлекая внимания. Все-таки компания из поголовно всех учеников первого курса Гриффиндора, вечно секретничающая по углам, чтоб никто не догадался… Лучше уж тогда сразу дать объявление в Пророк: «Замышляем правительственный переворот и всемирную революцию. Искренне ваши…». Парвати прикинула так и эдак и решила написать отцу письмо с просьбой сделать ее лучшим друзьям подарок, который позволит им всем вместе переписываться и общаться во время каникул. Учитывая, что в нашей компании был Поттер и наследник Лонгботтомов, старый лев просто обязан был согласиться.

На этом, собственно, мы пока и остановились. Точнее, Фэй наколдовала темпус, и, взвыв сиреной, погнала нас в башню.

* * *

Лаванда орала. Хотя не думаю, что слово "орала" было в состоянии передать всю гамму, ширину, глубину и децибелы ее визга. На шум сбежались старшие студентки, а парни столпились у лестницы. Некоторые попытались было подняться и посмотреть, что произошло в комнате девочек, но древнее волшебство не дремало, превратив ступени в гладкую скользкую поверхность. Магии, правда, было безразлично, кто еще в этот же момент находился на лестнице и пара девушек, добавив шума и неразберихи, прокатились с ветерком в гостиную, на выходе сбив столпившихся внизу парней, как кегли в боулинге.

Меня ee крик застал на выходе из душа и я, узнав голос подруги, побежала в комнату, наскоро завернувшись в первое попавшееся полотенце. В самом центре нашей спальни, удобно устроившись на массивной филейной части, восседала крыса, сложив передние лапки на животе, и явно наслаждалась устроенным представлением.

Тем временем, Лаванда решила сделать свой крик более информативным. Разрывая к чертям барабанные перепонки тех, кому не посчастливилось оказаться поблизости, она выдала новую руладу, оформленную в слово "крыса". Выпустив с криком из легких весь воздух, Лаванда бешеными глазами уставилась на грызуна, тяжело и часто дыша. Понимая, что она сейчас пойдет на второй круг, я забежала в комнату, придерживая полотенце, и попыталась поймать животное.

Крыса была дородная, здоровенная и далеко не глупая. Поняв, что веселье сейчас может закончится весьма плачевно, она бурой стрелой залетела под ближайшую кровать. Парвати тоже времени не теряла: вбежав в комнату, она схватила Лаванду в охапку и буквально потащила ее на выход. Я же, прихватив со стола палочку, заглянула под кровать, подсвечивая Люмосом. Крысы я там, к сожалению, не обнаружила. Зато обнаружила массивную щель между камнями кладки.

— Что случилось?! — в комнату влетела Гаральда. Я даже залюбовалась ею: волосы развеваются, в глазах огонь... Bот не повезет кому-то!

— Эээ... крыса. К нам в комнату через щель в кладке пролезла крыса. — пожала я плечами.

— То есть весь этот бедлам...

— Ага...

— А они там внизу...

— Ага...

— А я... Там... И они...

— Ага... — я изо всех сил старалась не смеяться, что было сложно, особенно при виде лица Гаральды, когда до нее дошло, что монстр, с которым она собралась биться, не щадя живота своего...

— Ага... — тупо повторила Гаральда.

— Дыру бы заделать,— намекнула я, кусая губы, — второго такого происшествия башня может не пережить...

— Ага, — кивнула Гаральда и полезла под кровать. Я же сбежала обратно в душевую. Под кроватью оказалось неожиданно пыльно, да и смеяться над старостой, учитывая, что мы говорим о Гаральде? Я не была самоубийцей.

Спустя несколько дней история получила неожиданное продолжение, только происходило все на этот раз в гриффиндорской гостиной.

Я задержалась после семинара у Мэта и пропустила большую часть весeлья.

На этот раз пострадал Рон. И крыса.

Приключения Лаванды и крысы Уизли умудрился пропустить мимо ушей, или решил, что это была какая-то левая крыса, Так или иначе, в тот вечер, он, в своей наивной доброте, вытащил питомца погулять и развеяться.

Обоим на беду в гостиной оказалась Лаванда. Она опознала в грызуне причину недавнего переполоха и теперь отыгрывалась на обоих и за свой страх, и за сорванные связки, и за мерзкую микстуру, которую в нее влила Помфри, и за... За все, короче.

Когда я вошла в гостиную, по словам Парвати, с силой массировавшей себе виски под вопли подруги, Лаванда уже пошла по второму кругу, перебрав все кары небесные и нехорошие слова, которые хорошая девочка была морально готова выдать вслух.

Крыс распластался по столешнице, на котором его выгуливал хозяин, стараясь слиться с пейзажем и взирал на происходящее очень грустными глазами.

У меня у самой одно время жили два крыса. Очаровательные животные, даже незаменимые, когда пытаешься приучить мужа не разбрасывать вещи. Моему хватило трех погрызенных рубашек. Поэтому на грызуна я сначала смотрела практически с ностальгией, но, переведя взгляд с крысы на Рона и обратно, я похолодела. В голове сложился ассоциативный ряд и неоновыми буквами высветил слово "Хвост". Ситуация тут же перестала казаться забавной.

Я помнила, что у анимага Петтигрю должен был быть некомплект пальцев. Из того положения, в котором лежало животное, увидеть что бы то ни было было сложно. Да даже если у крысы пальца и не хватало, я не помнила, которого именно и на какой руке не хватало у Петтигрю.

Надо было срочно на что-то решаться. С одинаковой степенью вероятности это могла быть обычная крыса — или это мог быть анимаг. Единственное, в чем я была уверена, так это в том, что после концерта, устроенного Лавандой, Рон еще не скоро решится вынести животное к людям и, соответственно, доступ к крысе в следующий раз у меня появится неизвестно когда.

— О, ну привет, красавчик, — нарочито весело сказала я, схватив грызуна и расположив его морду напротив своего лица. По опыту я знала, что если перехватить крысу пальцами в районе подмышек, скорее всего, вас не покусают. Поцарапать задними лапами, конечно, могут, но эта крыса пока выглядела на редкость пацифично.

— И как нас зовут? И сколько нам лет? — сюсюкающим голосом спросила я.

Оба — и Рон, и Лаванда — выпали в осадок. Крыс уставился на меня с обреченностью осужденного и слабо дрыгнул левой задней ногой, будто обозначив, что если что, он... Попробует оказать сопротивление.

— Паршивец. Ему лет десять...

— Какое правильное имя! — восхитилась я, — десять лет... это сколько же в переводе на человеческие? Если память не изменяет, что-то около трехсот! Да вы, батенька, — раритет и антиквариат...

— Ты о чем? — не понял Рон.

— Слушай, не хочу говорить этого при Паршивце, но крысы столько не живут. Обычно — два года. Три, если повезет. Четыре — вам попался уникум. Но десять? Я о таком не слышала никогда. Понимаешь, год для крысы идет примерно за двадцать восемь человеческих.

Крыс посмотрел на меня круглыми глазами и окончательно обмяк.

Мне надо было его спровоцировать, вывести из себя, чтобы понять, кто или что передо мной. План созрел быстро.

— Рон, скажи мне честно, а ты часто его по столам выгуливаешь?

— Нет, — вскинулся Уизли, видимо, пытаясь показать, что это не он отправил питомца пугать подруг, — я вообще его по большей части в комнате держу...

— Слушай, выводи его почаще гулять. А то, видимо, этот старый извращенец-педофил как-то слишком загрустил среди мальчиков и пошел развлекаться, подсматривая за девочками.

Kрыс все еще не шевелился, но мне показалось, что он напрягся и чаще задышал, и я решила додавить.

— Хотя, когда будешь выносить, все-таки, не сажай его на столы и кресла, ладно? Ты ведь знаешь, что у крыс мочевой пузырь устроен таким образом, что из них постоянно... как бы это сказать... подтекает? И это когда они спокойны. Но вот если ее испугать... Крысы вообще в этом плане существа нежные. Чуть понервничают — в лучшем случае обмочатся, в худшем обо... Ну ты понял... А в гостинной шумно. Вдруг испугается?

Я краем глаза наблюдала за реакцией Паршивца. В какой-то момент в маленьких черных глазках мне почудился проблеск разума и злость, очень много злости... Мне стало не по себе, но я понимала, что у меня не было права показать этого. Если это все-таки был анимаг, а я в этом с каждой минутой убеждалась все больше, было ясно, как день, что сделать с ним я даже при большом желании ничего бы не смогла. Зато он со мной, учитывая его инкогнито...

— Я вообще очень люблю крыс, — продолжила я, фамильярно почесав Паршивцу брюшко и сосредоточенно давя рвотные позывы. — Ты знал, что они входят в десятку самых умных животных на свете? Нет, серьёзно! Они хитрые, изворотливые, способные приспособиться к любым условиям с минимальными потерями. Кстати, если так подумать, крыса в качестве животного, изображающего факультет, Слизерину подходит не идеально, но значительно лучше, чем змея. Змеи для Слизерина слишком просты и прямолинейны, да и глупы тоже.

Гриффиндорцы, подтянувшиеся к нашему столу, на этих словах коллективно подавились и закашлялись. Гаральда неприлично хохотнула, а Перси посмотрел на меня с осуждением. А близнецы Уизли, которых я заметила в толпе, натолкнули меня на одну пакостную идею, которую я поспешила воплотить в жизнь.

— Я где-то даже читала, что крысы поддаются дрессировке лучше, чем собаки. У одной моей знакомой дома жили две, — заявила я, вспоминая своих крысюков, — так они обе команд по десять знали. И не только простые типа "сидеть" или "лежать", одна по команде ключи приносила в зубах, другая по приказу забиралась на плечо и забавно обнюхивала ухо.

Kраем глаза я заметила, как переглянулись близнецы. То, что я рассказала, открывало поле непаханое для шалостей и всевозможных розыгрышей. Если крыса — анимаг, он ничего не сможет мне сделать, просто потому, что мальчишки ему теперь продыху не дадут. Для закрепления эффекта я решила пойти вa-банк.

— А еще я читала, что специально натренированных крыс используют в полиции — это что-то типа аврората,— заявила я, уже совершенно открыто обернувшись к толпе гриффиндорцев, — ведь у них обоняние лучше, чем у собак, если натренировать их определенным образом, они смогут определить даже самые легкие запахи.

Если у близнецов еще не включилась чуйка на выгоду — я бы все равно не знала, что еще добавить. Я видела, как ребята пару раз крадучись выбирались из теплиц или, как возвращались со стороны леса, как-то слишком уж беспечно насвистывая. Я тогда решила, что ребята таким образом ищут ингредиенты для своих приколов. Хвост, видимо, знал ребят не хуже меня и понял, что мальчишки от него теперь не отстанут.

— Но, все-таки, Рон, писать, читать, да просто сидеть за столом по которому гуляла крыса, я соглашусь только после того, как его вытрут. И желательно с антисептиком. Так что, когда будешь выносить на прогулку, держи его, пожалуйста, у себя. На.

Я сунула крысу Рону в руки и, подхватив Лаванду под локоть, потащила в туалет — мыть руки. Она, когда так звонко делилась с Роном своими мыслями относительно его питомца, опиралась о стол... Когда я ей об этом напомнила, на буксире к мылу и воде тащилa уже oна меня.

Подставив руки под воду, я выдохнула. Все прошло не так уж плохо, но с анимагом надо было что-то решать. Близнецы, как и сам Рон, скорее всего, впечатлились перспективами и "Паршивцу" у них привольной жизни больше не будет. С довольной улыбкой я подумала, что его теперь и на пять минут в покое нe оставят. Хотя... Если подумать, тут была другая опасность: Рон и близнецы с их энтузиазмом рисковали превратить летом в скучной Норе жизнь крысы в ад. Я не знала и не хотела знать, что именно держало Петтигрю у Уизли все эти годы, но боялась, что эта причина не сможет его удержать теперь и опасный враг исчезнет из поля зрения. Что сделано, то сделано. К тому же у меня еще оставалась пара недель до каникул...

Было поздно. Часов одиннадцать или даже полночь. Я не проверяла. Я лежала в своей кровати в башне Гриффиндора и уже точно больше часа с глупой улыбкой таращилась на балдахин, окружавший кровать. Чувство любви к миру, даже со всей его глупостью, ложью и несовершенством заполнило все мое существо. А все потому, что Мэт показал мне единственное в своем роде авторское заклинание по перекрашиванию деталей обстановки.

Мэт изобрел его на шестом курсе, перепробовав предварительно все доступные ныне существующие заклятия подобного толка. Я, улыбаясь в двадцать восемь зубов, благодарила Мэта и про себя надеялась, что выглядела при этом не слишком кровожадно. Собственное заклятие! На шестом курсе! Лето обещало быть насыщенным, лишь бы преподаватель, оценив масштабы моего любопытства, не сбежал.

Маленький светильник в изголовье кровати давал мало света, но его хватало для того, чтобы оценить кипенную белизну материи и лениво рассматривать балдахин, изредка останавливая взгляд на каком-нибудь участке, следя за тем, как элементы почти незаметной, фактурной вышивки сливаются в причудливые формы. Похоже, за время, прошедшее с моего поступления, глаза привыкли к обилию красного в отделке, но стоило ее сменить и... Похоже, я поняла, что такое эстетический оргазм.

С соседних кроватей, где отдыхали соседки, под угрозой страшных кар заставившие меня научить их новому заклятию, тоже слышались вздохи умиления — мы с девочками явно были на одной волне.

Как бы мне ни хотелось насладиться зрелищем чуть дольше, усталость брала свое, и глаза закрывались сами собой. Почти, как в тот вечер после моего выступления с Роновой крысой. Только в ту ночь уснуть так быстро не получилось.

Тогда, как только закрылись глаза, табуном пронеслись даже не мысли, a обрывки мыслей со всевозможными сценариями последствий моего демарша. Надо ли говорить, что ни одного приятного среди них не было? Часам к двум утра, измаявшись и извертевшись, я хотела было встать и прогуляться до гостиной, посмотреть на огонь, успокоиться, но, сделав пару шагов к двери, остановилась. Я вспомнила о причине своей бессонницы. Почему-то больше всего меня беспокоило то, что во время своей импровизированной лекции я, слегка заигравшись, активно жестикулировала, по сути, размахивая крысой направо и налево... Рассчитывать, что гаденыш простит и забудет мою выходку, было неосторожно. А так как гостиная, в отличие от девичьих спален, ничем не была защищена от вторжения неучтенного анимага, решение прогуляться быстро пропало.

Пометавшись по комнате бесшумным привидением, я заставила себя выдохнуть, расправить скомканную постель и улечься в асану для медитации. Тревога уходила медленно и неохотно. Вероятнее всего, у меня ничего бы не получилось, если бы не постоянные тренировки с воспроизведением песен. Все-таки для этого тоже нужна определенная дисциплина разума.

Проснулась я ни свет ни заря абсолютно разбитой. Болела голова, ныл живот... В душевой из зеркала на меня смотрела инфернальная модификация лица, к которому я за последний год практически привыкла. Синяки под глазами делали меня похожей на панду, встрепанные волосы и угрюмое выражение лица — на очень страшную и злую панду. Я подняла бровь, покрутила головой направo-налево, но поняв, что от смены ракурса общее впечатление не изменится, отправилась в душ.

Во время утренних процедур я выяснила, что для тела Гермионы сегодня — особый день! Девочка стала девушкой и так далее и тому подобное и, какую там еще муру принято говорить вместо более честного, но менее поэтичного "Добро пожаловать в ад!"? Однокурсницы еще спали. Немудрено: стрелки часов, висевших в гостиной над каминной полкой, едва перевалили за отметку полшестого. Цыкнув зубом и оценив варианты, я решила отправиться в больничное крыло. Об анимаге я тем утром даже не вспомнила.

Путь в Больничное крыло занял по ощущениям очень много времени. Нарастающая боль в животе заставляла часто останавливаться, голова, кружившаяся после недосыпа, заставляла быть максимально осторожной на лестницах, а в переходах держаться за стены...

На выходе из галереи, ведущей в Больничное крыло, меня окликнули по имени. Я обернулась и зашарила глазами по проходу.

— Мисс Грейнджер, что вы делаете вне факультетской башни в такую рань? Вы идете к мадам Помфри? Вы в порядке?

Посмотрев туда, откуда шел голос, я наконец-то заметила профессора Флитвика, устроившегося на подоконнике в позе, напоминающей позу лотоса. Видимо, мое появление отвлекло его от созерцания рассвета.

— Доброе утро, профессор. Да, мне что-то нездоровится.

Флитвик спрыгнул на пол, замедлив падение в сантиметрах от пола, напоминая, что не зря носит звание чемпиона Европы по дуэлям.

— Что ж, думаю, не будет лишним, если я вас провожу.

— Спасибо профессор. Извините, я не хотела вас отрывать от...

— Глупости, юная леди. Я — профессор этой школы, забота об учащихся является моей прямой обязанностью. — профессор, напомнив бессменного Паспарту из Форт Боярда, засеменил по коридору.

Как и в моей прошлой жизни, боль нарастала витками — держать спину ровно и то становилось проблематично. В какой-то момент очередной спазм заставил буквально согнуться пополам. Флитвик, следовавший за мной в нескольких шагах, подбежал и коснувшись моего плеча, предложил транспортировать меня к Помфри на чем-то вроде воздушных магических носилок. Я поблагодарила профессора, но отказалась. Быть зафиксированной в воздухе параллельно полу без возможности двигаться — чисто психологически я не была к такому готова. Я постаралась улыбнуться, как могла, беспечно и радостно. Почему-то вдруг показалось, что это важно... Важно показать, что пусть он не может предложить мне локоть, на который я могла бы опереться, его присутствия уже вполне достаточно...

Спустя минут пятнадцать, останавливаясь каждые пять метров и продвигаясь с поистине черепашьей скоростью, мы добрались до больничного крыла.

Помфри уже бодрствовала и пила чай за столом, расположенным напротив входа, лениво листая какой-то справочник. Увидев меня, медсестра сначала улыбнулась, затем, присмотревшись, нахмурилась. Есть врачи, для которых забота о пациентах — работа. Есть же те, для которых это — призвание. Причем для таких людей наличие медицинского образования совершенно не принципиально. Я это себе уяснила еще по моей матери, при которой даже отец лишний раз чихнуть боялся, справедливо полагая, что при малейших признаках заболевания заботливая супруга залечит его до невменяемости, гоняясь за ним по квартире и подвывая "каметончику брызни". Помфри была такой же.

Медсестра уложила меня на кушетку, проговаривая на грани слышимости заклинания, относившиеся, судя по всему, к диагностическим, и унеслась в подсобку. Флитвик, сдав меня с рук на руки Помфри, быстро откланялся и попросту сбежал из больничного крыла. Воистину, нет существа страшнее, чем заботливая женщина, тем более, если это ведьма и врач в одном лице.

Вернулась Помфри довольно быстро. Перед ней по воздуху плыл поднос с батареей из колб, склянок и флаконов. Я сглотнула и затравленно посмотрела в сторону выхода.

Заметив мое состояние, Помфри очень знакомо хищно улыбнулась и уселась на край кровати, придавив подол моей мантии. Меня тем временем скрутил очередной спазм и количество лекарств, приготовленных Помфри так же как и ее подавляющая забота перестали быть хоть сколько-нибудь важными.

В общей сложности в меня влили всего три зелья. Обезболивающее, против спазмов и то, что медиковедьма, сделав несколько неопределенных движений руками в воздухе, охарактеризовала, как блокиратор месячных и контрацептив. Считая себя обязанной заняться просвещением "юной волшебницы, входящей во взрослую жизнь", она пустилась в долгие и запутанные рассуждения о тычинках и пестиках, время от времени срываясь на полупрофессиональный жаргон.

Магический вариант анальгетика произвел на меня эффект, сравнимый с одновременным приемом трех таблеток пенталгина. Мое состояние после него идеально подходило под определение "perfectly numb" из Пинк Флоида.

Наверное поэтому в какой-то момент я позволила себе перебить женщину:

— Мисс Помфри, я магглорожденная, воспитанная двумя врачами. Я искренне ценю вашу заботу, но о процессе зачатия и контрацепции, думаю, я знаю не меньше иных старшекурсниц.

Помфри улыбнулась и одарила меня снисходительным взглядом. Я тем временем продолжила:

— В связи с этим, единственное, что меня интересует в данный момент, — это список побочных эффектов противозачаточного зелья. Если его принцип действия похож на маггловские эквиваленты, и, тем более, учитывая что срок выведения активных компонентов составляет месяц, меня беспокоит то, как это зелье влияет на работу внутренних органов.

По мере произнесения речи, улыбка сползала с лица медиковедьмы. Под конец она смотрела на меня круглыми глазами.

— Вы же знаете, что любой медикамент рано или поздно выводится из организма. Если зелье работает месяц без повторного приема, меня несколько беспокоит, как это зелье влияет на организм.— я была не вполне уверена в том, что говорила, но пятилетний опыт работы над продвижением маггловских пилюль того же назначения, заставлял задать вопрос. И это я не вдавалась в такие детали, как возможное развитие патoлогий, буде на то есть генетическая предрасположенность.

— В моей практике, магглорожденные часто скептически и с опаской воспринимали это зелье, но подобные вопросы я получаю впервые, — протянула Помфри и собиралась было что-то добавить, но ни с того ни с сего, обеспокоенно уставилась на меня.

Я же почувствовала, что мне стало трудно дышать. Воздух приходилось практически проталкивать в легкие. Я услышала хрип и с ужасом поняла, что неприятный звук издавала я сама и запаниковала. Из глаз потекли слезы, дыхание участилось, стало поверхностным, грозя гипервентиляцией. Голова кружилась все сильнее и я начала заваливаться на бок. Впервые за две жизни, я, похоже, падала в обморок.

Я будто плыла на спине в сером мареве. Сознание возвращалось и уплывало, мне было плохо. Тело иногда сковывали судороги и проходили, унося с собой остатки сил. Когда я вынырнула из забытия в очередной раз, меня откровенно штормило. Реальность, казалось, закручивалась водоворотом, вызывая тошноту. Пытаясь перебороть подступающие рвотные позывы, я открыла глаза в надежде сфокусироваться на чем-нибудь и успокоить взбунтовавшийся желудок. Ни к чему хорошему это не привело. Комната плыла перед глазами, а к ощущению вращения добавилось, чувство, будто я падаю в какую-то черную дыру.

Поняв, что сдержаться не получится, я собрала волю в кулак и со стоном рывком повернулась на бок. О том чтобы встать и речи не было, но доползти до края кровати, я надеялась, у меня получится. Кто-то подхватил меня за плечи, помог доползти до края, подставил судно, и придержал волосы пока мне не полегчало. Желчь обожгла горло, новые спазмы отдались болью в животе и спине, но, вроде бы стало легче. Я откинулась на подушки. На границе сознания, я поняла что к моему рту поднесли стакан с чем-то пахнущим мятой или лимоном или и тем и другим одновременно. На автопилоте проглотив жидкость, так и не открыв глаз и не почувствовав вкуса, я вновь отключилась, на этот раз просто заснув.

В следующий раз меня разбудили голоса. Они пробивались словно сквозь толщу воды и довольно долго я никак не могла сконцентрироваться и понять кто и с кем говорит. Вдруг один из голосов, оказавшийся женским, перешел на крик:

— Мерлин, я медсестра! Что мне, драккл вас всех задери, надо сделать, чтоб это в конце концов дошло до ваших великомудрых профессорских мозгов? МЕДСЕСТРА! Понял? Ты со своим статусом маcтера зелий и то в целительстве разбираешься лучше меня! Как мне, пикси вам в глотку, ещё надо сформулировать мысль, и сколько ещё учеников должно пострадать, чтоб до вас наконец-то дошло, что этой школе нужен, кроме меня, как минимум, дипломированный лекарь широкого профиля и опытом работы в Мунго?!

— Что-то я не заметил, чтоб вы требовали создания позиции лекаря при школе на педсовете перед началом года…— язвительно ответил на гневную тираду мужской голос.

— А толку?! — чуть не плача ответила женщина,— я директору этими разговорами всю плешь проела за последние десять лет, а эффекта — ноль. Сам знаешь, — окончательно растеряв свой запал и понизив голос, устало продолжила женщина, — даже зелья для больничного крыла закупить денег нет, все сам варишь. Да и из чего? Давно ли в Запретный мотался "ведьмины сопли" собирать или по Помониным теплицам рыскать, выискивая то, что студенты в качестве учебного материала ещё не испоганили?

Мужчина тяжело вздохнул и судя по движению тени потёр лоб рукой.

— Так не может продолжаться,— устало вздохнула женщина,— пока мы справляемся, но наступит день, когда нам не повезет… Как я буду жить, если у меня на руках умрет ученик, потому что мне банально не хватило квалификации? "Девочка моя, ты всегда можешь связаться с Мунго через камин в случае критической ситуации",— снова начиная заводиться, срывающимся голосом, спародировала она,— а то, что камин разблокирован только, когда директор находится в школе, естественно, никого не волнует! А ведь таких моментов, как сейчас, когда Дамблдор третий день подряд пропадает по своим делам без возможности с ним связаться за месяц случается через два дня на третий!

— И как назло, опять пострадала магглорожденная. Была б чистокровная, можно было бы попробовать...

Голоса смолкли на пару минут и я начала снова проваливаться в сон, когда женщина заговорила вновь.

— А ты в курсе, что она шепчущая?

Сознание уплыло в сон.

Когда я проснулась, в больничном крыле было светло и тихо. Я приподнялась на локтях и попробовала усесться на кровати. В теле чувствовалась слабость, горло болело, руки все ещё дрожали и были покрыты красными пятнами, которые немилосердно чесались, но, по крайней мере, комната перестала плыть перед глазами, а желудок подкатывать к горлу при каждом движении. Видимо на кровати была какая-то разновидность следящих чар, потому что спустя несколько минут за ширму заглянула мисс Помфри.

— Уже проснулись, мисс Грейнджер? Ну вот и хорошо. Как себя чувствуете?

Я попыталась ответить, но вместо слов из горла вырвались сиплые бессвязные звуки и хрипы, заставив закашлятся. Восстановив дыхание и вытерев набежавшие слезы, я попыталась снова, но поняла, что говорить я пока не в состоянии. Виновато улыбнувашись, я прошептала:

— Спасибо, значительно лучше.

— Ну вот и хорошо,— суетливо расправив передник, повторила Помфри и, скованно улыбнувшись попыталась скрыться за ширмой.

— А что… что со мной случилось? И когда вы сможете меня выписать и…

Помфри, уже зашедшая было за ширму и дерващаяся за ее край рукой, нехотя вернулась. Пару минут она смотрела на меня, будто на что-то рашаясь, и наконец, тяжело вздохнув, подошла и присела на кровать.

— У вас был анафилактический шок. На самом деле, большинство зелий не имеют противопоказаний и сколько-нибудь существенных побочных эффектов. Вот что бывает, так это персональная непереносимость тех или иных компонентов… В вашем случае, похоже, имеет место очень сильная аллергия на один из тех, что входил в состав зелий, что вы приняли вчера. К сожалению, — с какой-то злой радостью заявила Помфри,— определить на который именно — не в моей компетенции. Вы можете подать жалобу с требованием предоставить вам помощь квалифицированного целителя больницы имени Святого Мунго. Учитывая, что инцидент произошел в школе, все траты на вызов и оплату специалиста администрация школы будет обязана взять на себя.

Я во все глаза уставилась на медсестру, а в памяти начал всплывать подслушанный вчера диалог. Что-то подсказывало мне, что в независимости от того, напишу я жалобу или нет, быть мне центром какой-то интриги для «общего блага» в альтернативной редакции медиковедьмы и… вроде бы, Снейпа. Следующие слова Помфри убедили меня в моих выводах окончательно.

— Ваш случай, к сожалению, не является единичным. И мы не можем себе позволить его повторения, — увещевала меня ведьма.

Мы услышали как открылась и с тихим щелчком закрылась дверь. Помфри затараторила:

— Я отдаю себе отчет, что это моя ошибка, за которую, в случае, если вы решитесь написать жалобу, мне придется отвечать по закону, но это — мелочь, уверяю вас. Я знаю, что я сделала и готова принять последствия, не волнуйтесь, правда. Будет значительно хуже, если инцидент замнут. Послушайте доброго совета, пишите жалобу, — последние фразы Помфри прошептала свистящим шёпотом, склонившись к моему лицу и, подскочив с кровати, быстро отошла на пару шагов. Уже оттуда, нормальным голосом, она продожила:

— Рада, что вы чувствуете себя лучше. Тем не менее случай серьезный и мне будет необходимо вас пронаблюдать. Опять же нужно будет заняться выводом аллергенов из организма. Так что пока не могу точно сказать, когда можно будет вас выписать.

Над ширмой появился острый конец кислотно-фиолетовой шляпы. Визитер прокашлялся и спросил:

— Мaдaм Помфри? Мисс Грейнджер? Можно?

— Да-да, конечно, директор, — засуетилась ведьма,— только недолго, мне необходимо провести обследование. К тому же, не стоит утомлять мисс Грейнджер, основная опасность миновала, но девочка еще слаба, даже говорить пока не может. А принимать новые зелья до выяснения на какой или какие компоненты была аллергия нельзя…

— Да-да, Поппи, не волнуйся, я не буду утомлять нашу дорогую мисс Грейнджер старческим брюзжанием. Тебе, наверное, понадобится медицинская карта юной леди? Ну так сходи за ней, а я посижу с твоей пациенткой.

Помфри бросила на меня затравленный взгляд, криво улыбнувшись, поблагодарила директора и удалилась.

— Как самочувствие, девочка моя?

Я, кажется, икнула, услышав набившую оскомину формулировку и, постаравшись растянуть губы в улыбке, сипло проблеяла что-то вроде "хорошо, спасибо директор".

Дамблдор улыбнулся и направился в сторону моей кровати. Глаза заметались от бороды с бубенчиками к окну, от окна к ширме и снова к лицу директора. Инстинкт самосохранения настойчиво требовал не смотреть старому магу в глаза, но спросонья даже такое простое задание вызывало ступор и сложности. В итоге, я принялась накручивать на палец пододеяльник, прикипев к нему взглядом и поспешно изобразив смущение. Как же, сам величайший почтил меня своим августейшим вниманием!

— Как же вы нас напугали, юная леди, — с добротой в голосе продолжил директор, — Бедная Поппи так переживала. Я так рад, что все закончилось хорошо.

Замечание о том, что ещё ничего не закончилось и мне бы вообще-то, как минимум, долечиться, а лучше еще и узнать, на что у меня аллергия, я мужественно проглотила, продолжая глупо улыбаться.

— Бедная девочка, ты должно быть сильно испугалась,— участливо заметил директор,— какое счастье, что с нами есть Поппи, она быстро поставит тебя на ноги и ты сможешь вернуться к твоим друзьям, — радостно продолжил он, виртуозно походя превратив причину моего пребывания в больничном крыле в её решение.

Я продолжала молча изучать пододеяльник, рискуя проковырять в материи дырку.

— Поппи так волновалась, не сумев со мной связаться, что обратилась к попечителям. — Дамблдор тихо рассмеялся, — Aх, эти юные заботливые целители, дай им только волю... Наверное поэтому я и не хожу по врачам.— заговорщицки прошептал директор, склоняясь над кроватью. — Но не волнуйтесь, я сделаю ей внушение, и уже вечером вы вернётесь к своим друзьям! Ведь мы с вами знаем, что ничего страшного не случилось?

Даже не глядя на директора, я знала, что тот улыбается, сверкая своими очками. "Ничего страшного"? Это анафилактический-то шок? Усилием воли я подавила желание хмыкнуть и посмотреть на директора, а, в идеале, и покрутить пальцем у виска. Вполне возможно, будь перед ним впечатлительная девочка, его речь сработала бы правильно, и ребенок, порадовавшись возможности по-быстрее сбежать от целителей, охотно согласился бы со сказанным. Вот только я доподлинно знала, что даже с антигистаминными под рукой, могут быть случаи со смертельным исходом. К тому же, если перефразировать классика, смерть не пугает тех, у кого не хватает вообрaжения. У меня с воображением было все в порядке.

— К сожалению, сделанного не воротишь, так что теперь с вами хотели бы пообщаться представители попечительского совета, но, если вы не хотите, я могу с ними поговорить сам.

"Ну вот и добрались до сути",— злорадно подумала я и вслух прошептала:

— Нет-нет, что вы, я не против ответить попечителям на их вопросы. Думаю, будет лучше, если они сами убедятся, что я в порядке, — найдя лучшую, в моем понимании, отговорку, я затаилась, ожидая реакции директора. Тот, помолчав, ответил:

— Что ж, возможно, вы правы и так действительно будет лучше. Тогда, пожалуй, давайте сделаем вот что: мы дадим нашей дорогой Поппи провести обследование и убедиться, что вы семимильными шагами идете на поправку, затем вы плотно позавтракаете — сегодня нашим дорогим домовичкам особенно удался мясной пирог. Потом, если мисс Помфри не будет против, я проведу к вам представителей попечительского совета. Не волнуйтесь, они не отнимут у вас много времени. И совсем скоро вы вернетесь к друзьям и профессорам, которые, я уверен, очень по вам скучают.

Как по сигналу, из-за ширмы появилась Помфри и бодро направилась ко мне, на ходу разворачивая свиток, где, судя по всему были записаны мои данные и история лечения с момента поступления в больничное крыло.

Дамблдор еще постоял изваянием самому себе и тихо удалился.

Помфри напряженно размахивала палочкой, но вскоре не выдержала.

— От анафилактического шока, вообще-то и умереть можно, — озвучила она мои недавние мысли, поджав губы, — это не шутки! Особенно если не знаешь на что аллергия, не можешь давать зелий и…

— Спасибо, я знаю, — прошептала я, поймав ее руку и легонько сжав, — знаю. И все поняла. У меня нет желания шутить со своим здоровьем. Поверьте.

Поппи несмело улыбнулась и с новой силой взялась за диагностику.

Пирога на завтрак мне не дали. Знамо ли дело, после промывания желудка — слоеное тесто с жирным фаршем из баранины? Куриный бульон с сухариком и лекция о здоровой пище на закуску — на большее было глупо рассчитывать.

Представители попечительского совета подтянулись когда я уже опустошила кружку с бульоном и осоловело моргала, изо всех сил стараясь не заснуть.

— Мисс Грейнджер, — насколько могла, тепло обратилась ко мне леди Лонгботтом, — доброе утро.

Вместе с бабушкой Невилла пришел лорд Малфой. Лежать в присутствии сиятельных персон, возвышавшихся надо мной на добрый метр было крайне неуютно. Отталкиваясь руками и ногами, я, наконец приняла сидячее положение, демонстративно откинувшись на подушки в изнемождении. Не знаю, было ли это частью плана Дамблдора, но попечителям не предложили присесть, и те застыли изваяниями слева от кровати. Справа, напротив попечителей встали Дамблдор и Помфри. Я как-то резко поняла что выражение «между молотом и наковальней» — это не просто фигура речи.

— Доброе утро, леди Лонгботтом, доброе утро, лорд Малфой! Присаживайтесь… ой… — играть дуру было сложно и, вместе с тем, крайне забавно. Маги слегка призадумались, а Дамблдор с улыбкой щелкнул пальцами. С обеих сторон от моей кровати появились стулья по количеству магов. Я виновато улыбнулась и потупилась.

— До нас дошла информация о вчерашнем происшествии, — сходу перешел к делу Малфой, — будьте любезны, мисс Грейнджер, расскажите нам, что именно произошло.

— Утром я почувствовала недомогание и пошла в больничное крыло… Мисс Помфри, — проникновенно прошептала я, поднимая глаза на медиковедьму, — вас не затруднит продолжить рассказ за меня? Говорить немного больно, а до моего прихода все равно ничего особенного не случилось — добавила я, изображая умирающего лебедя. Благо у меня еще с прошлой жизни в подобных делах был гигантский опыт, да и чувствовала я себя все еще достаточно паршиво, чтоб это выглядело достоверно.

Помфри взяла повествование в свои руки. Я лишь кивала в ключевых моментах, а потом и сама заслушалась, так как с большей частью истории, по техническим причинам, знакома не была.

Как выснилось, зелье от спазмов, насколько я поняла, вообще-то было тем самым, что хлебали попавшие под круциатус. К Помфри зелье попало с барского стола директора, который, накопав чемоданчик «скорой помощи» под стазисом, решил, что не стоит добру пропадать. Ну и выдал все скопом больничному крылу от щедрот. Меценат, однако.

Поппи использовала зелья соответственно инструкции, прилагавшейся к склянкам. Вот только инструкция была писана из расчета на взрослого волшебника. Тот факт, что ребята типа старших квиддичистов, уже напоенные и не единожды, этим зельем, не пострадали — был, в общем-то чудом. Но одно дело — шестнадцатилетние здоровенные лбы, другое — я. В моем случае, доза, дозволительная на мой возраст, рост и вес, превысила безопасную раз в пять. На это, судя по всему, наложилась сильнейшая аллергия в виде анафилактического шока. Лордам суть термина пришлось объяснять чуть ли не на пальцах, но когда они поняли, впечатлились еще сильнее.

Малфой сидел мрачнее тучи. Видимо, его зацепило упоминание, что основными потребителями зелья в школе до меня были квиддичисты. Злосчастный флакон был все еще в чемоданчике под стазисом и наполовину полон. Несложно было представить себе логическую цепочку, выстроенную лордом: со следующего года в квиддичную команду собирался поступать его собственный единственный сын. И он массивными габаритами, как и я, не отличался.

Леди Лонгботтом просто физически не переносила халатности и поджимала губы, кидая грозные взгляды на Дамблдора. К моему удивлению, ни тот ни другая, казалось, не замечали Помфри, и никоим образом не собирались вменять ей произошедшее в вину.

Когда Помфри закончила свой рассказ, на мне скрестились взгляды четырех магов, заставив чувствовать себя очень неуютно.

— Мисс Грейнджер, надеюсь, что вы понимаете, что проиcшедшее очень серьезно. Из-за халатности ответственных за ваши здоровье и безопасность людей, вы могли очень сильно пострадать. — нагнетал обстановку Люциус. Леди Лонгботтом кивнула, выражая согласие со словами Малфоя.

— Maдaм Помфри только что сама признала, что не обладает ни достаточной квалификацией, ни достаточными знаниями, чтобы занимать должность единственного целителя в школе.

— Ну-ну,— вмешался Дамблдор,— Поппи прекрасный специалист и отлично справляется со своей работой вот уже не первый год. Я абсолютно согласен, что это очень досадное происшествие, но, согласитесь, это — случайность.

— В этой школе учится мой единственный наследник, директор,— сверкнул глазами Люциус, при молчаливой поддержке леди Лонгботтом, — меня не устраивает что подобное вообще возможно.

— Ну что ж, в таком случае, Люциус, если ты так настаиваешь, летом мы пересмотрим бюджет, и, если появится возможность, откроем такую вакансию.

— Вы знаете, директор, такое случается не часто, но сегодня мы с леди Лонгботтом пришли к полному согласию в том, что касается найма лекаря в Хогвартс. Мы обсудили детали и готовы оплачивать услуги специалиста лично, и даже готовы представить вам специалиста, который сможет вступить на должность уже сегодня. А начать целитель Смартвелл мог бы как раз с определения того, что послужило причиной а… аллергии мисс Грейнджер.

— Ну к чему же так спешить, Люциус, — соловьем разливался директор,— мисс Грейнджер уже в порядке, не правда ли мисс Грейнджер?

— Да, мне значительно лучше, директор, — на грани слышимости прошептала я и, когда уже коалиция, состоявшая из Лонгботтом, Малфоя и Помфри готова была взвыть, оплакивая упущенную возможность, продолжила, — тем не менее, мадам Помфри права. Я не думаю, что смогу выйти из больничного крыла сегодня вечером. Я знаю что такое анафилактический шок. В маггловском мире такое лечится в течении недели, и это при удачном стечении обстоятельств. А я не могу себе позволить столько пропустить. На следующей неделе экзамены. — важно заявила я, нахмурившись и покивав самой себе для солидности. Еле сдержав смешок, я продолжила, — к тому же, будет крайне безответственно с моей стороны не узнать, на что у меня аллергия. Мне бы не хотелось еще раз пережить что-то подобное, а вероятнее всего, хуже. Тем более летом, вдали от мaдaм Помфри, которая могла бы оказать мне помощь…

В больничном крыле повисла тишина. На меня пялились четверо магов, каждый шокированный чем-то своим. Я иcподтишка рассматривала их и старалась выглядеть серьезно и смущенно. И чуть не провалилась, встретившись взглядом с Малфоем. Нет, он великолепно держал лицо, но в серых глазах, как говорится, черти канкан танцевали. Я поспешила потупиться.

Взрослые, прийдя в себя, решили, что узнали все, что им было нужно. Помфри ответственно заявила, что "мисс Грейнджер, вообще-то, отдохнуть бы еще", и маги поспешили на выход, обсуждать детали в кабинете директора. Сама медсестра, вежливо, но непреклонно от участия в дальнейшем разговоре отказалась, и уверила директора, что в деле подбора лекаря, всецело доверяет выбору леди Августы. Чинно проводив посетителей за дверь, Помфри вернулась разве что не пританцовывая. Глаза светились радостью, а улыбка затмевала солнце. Я не удержалась и рассмеялась сама, правда, в моем случае беззвучный смех сменился болезненный "ой" из-за потревоженных мышц пресса и спины. Как всегда в таких случаях, это показалось мне еще забавнее и скоро я хохотала, как могла, придерживая рукой живот и согнувшись в три погибели. Помфри, бегала вокруг меня и перемежала наставления с руганью и еще более заразительным смехом.

Целитель Ба Фок Смартвелл, энергичный вьетнамец слегка за сорок, сильно напоминавший Брюса Ли, появился два часа спустя. У мужчины был небольшой акцент, но говорил он чисто и поражал широтой... словарного запаса...

— Что у нас тут? — едва представившись, спросил он. Выслушав краткий отчет Помфри и перебив ее несколько раз задавая дополнительные вопросы, мистер Смартвелл резко встряхнул рукой вбок, судя по всему, высвобождая палочку из крепления на предплечии, и поймав, лихо раскрутил между пальцев. Выглядело чертовски эффектно.

И работа закипела. Меня пару раз окутывало ровное белое сияние, котрое расцвечивалось разными цветами. Потом я догадалась, что это тоже что-то вроде диагностики, позволяющей в реальном времени отследить реакции разных органов на различые магические воздействия.

Промучав меня с полтора часа, довольный собой, целитель удалился составлять программу лечения, а Помфри без сил плюхнулась на один из стульев, забытых директором около моей кровати. Несчастной, при этом, женщина абсолютно точно не выглядела.

* * *

Из больничного крыла меня выпустили на третий день. Проанализировав историю болезни, лечения, и, проведя несколько тестов в лаборатории, мистер Смартвелл пришел к выводу, что у меня аллергия на аконит. Первое взаимодействие с растением было на одном из уроков зельеварения. Второе — при приеме зелья. Дабы избежать повторения госпитализации, информацию передали Снейпу и Помоне. Лично для меня это означало внимательное изучение состава всех зелий анестетического и успокаивающего свойств перед принятием. В идеале, вообще стоило бы задуматься о том чтоб готовить зелья самой, во избежание.

Я уже откровенно извелась, не зная, чем себя занять и с ужасом понимая, что, приди Дамблдор ко мне с тем разговором чуть позже — и весь хитрый план Помфри и Снейпа полетел бы коту под хвост.

Да, ко мне забегали гриффиндорцы: заносили бациллы, по мнению Помфри; головную боль, по мнению целителя Смартвелла; ну и, заодно, учебники, домашние задания и сплетни. Однажды, к моему искреннему изумлению, белым лебедем в больничное крыло вплыл Малфой. В изысканных выражениях изъявил свою радость от того, что мне уже лучше — "молодец, что не сдохла" — по привычке перевела я. Выслушав ответную благодарность за визит и добрые слова, Драко так же величаво откланялся и удалился. Я так и не поняла, зачем он приходил. Учитывая, как мистер Смартвелл ржал над поведением мальчишки, я рискнула предположить, что Драко в курсе, что смех продлевает жизнь и сделал все возможное, чтоб продлить ее долгожданному лекарю.

Лежа в больничном крыле, про крысу я спрашивать избегала. Возможно потому, что боялась узнать ответ. Я боялась узнать, что Петтигрю уже сбежал. В итоге, каково же было мое удивление, когда, вернувшись в башню, я выяснила, что крыс стал практически талисманом Гриффиндора. Близнецы даже сознались, что передумали на прощальном вечере превращать змею в крысу на флагах над столом Слизерина, не желая "обижать хорошее животное".

Дело было в том, что анимаг идиотом не был и быстро смекнул, как извлечь максимальную выгоду из веры детей в его недюжинный интеллект. Каждая исполненная команда награждалась угощением, водопадом добрых слов и поощрений. Паршивца общим голосованием переименовали в Красавчика. И это прозвище не звучало издевкой: шкурка его лоснилась и выглядела мягкой и бархатистой, а сам крыс был вальяжен, прекрасен и исполнен осознания собственного великолепия. В гостиной специально для него отвели угол, где устроили ему чуть ли не Диснейлэнд из лесенок, гамаков, подушек, баков с пухом... чего там только не было!

При таком положении вещей вопрос раскрытия инкогнито анимага вполне мог потерпеть до следующего года, как минимум. Поэтому я успокоилась и, наконец-то, окунулась в учебный процесс.

Сдав экзамены, а точнее, написав простенькие проходные контрольные и выполнив по паре практических заданий, я с удивлением осознала, что учебный год практически подошел к концу: оставался прощальный ужин — и Хогвартс-экспресс увезет нас обратно в Лондон.

* * *

С утра в замке царила суматоха и жуткая неразбериха. Самые сознательные собирали чемоданы, менее сознательные шастали по замку, будто прощаясь до сентября. A cамые несознательные устроили возню у озера: кто-то достал маггловский мяч и фрисби, кто-то играл в плюй-камни, кто-то, поддерживая подол мантии, носился, играя в догонялки.

Я бы тоже, если честно, с удовольствием прошлась бы босиком по траве, а, может быть, и сыграла бы в фрисби, но у меня, как и у всей нашей компнии, было несколько неотложных дел, которые надо было закончить до отъезда. Лично у меня была назначена встреча с мадам Пинс, которая обещала составить для меня список открытых для общественного доступа частных и публичных магических библиотек Лондона. На самом деле, их оказалось немало, но в одиннадцать лет, да с родителями магглами, я не рисковала туда попасть так просто. Она была настолько любезна, что предложила написать мне рекомендацию, с которой, по идее, ни возраст, ни происхождение не должны были стать проблемой. За рекомендацией я пришла с Поттером. Библиотекарь, которая за последние месяцы видела мальчика практически ежедневно, с удовольствием составила рекомендацию и ему.

Мистер Патил прислал в ответ на письмо дочери великолепные винтажные блокноты в чехлах из мягкой матовой кожи на застежке. Все блoкноты слегка отличались: по размеру, цвету чехлa и пряжке застежки. Посмотрев на это великолепие, я слегка устыдилась своих неприятных мыслей o нeм. Артефактором, по крайней мере, он был первокласным.

Мы разобрали блокноты: кому какой больше понравился, и, по указaнию Парвaти, прижали пальцы к застежкам. Как и следовало ожидать, чтобы привязать артефакт к себе, недостаточно было его просто выбрать. Застежки кровожадно искололи нам пальцы, но сами же и залечили ранки.

Поскольку чемоданы и сундуки были собраны еще с вечера, остаток дня мы с чистой совестью шатались по замку, валялись на траве, подставляя солнцу лица, играли в фрисби с ребятами из Хаффлпаффа и время от времени, строчили какие-нибудь послания в блокноте, просто чтобы еще раз проверить, что это правда работает.

* * *

— Кубок школы в этом году получает... ГРИФФИНДОР! — радостно провозгласил директор.

Ребята обнимались, активно стучали друг друга по плечам и другим участкам тела, что попадались под руку. Квиддичный кубок гриффы вырвали с трудом. Каждый раз ситуацию спасала Кристина, очень вовремя выхватывая снитч буквально из-под носа ловца противника. Но этого было бы недостаточно, поскольку Слизерин еще в начале года неплохо подсуетился с памятками и выступлениями, обеспечивая себе комфортный отрыв от других факультетов. Плюс Снейп не был бы Снейпом, если бы не подсуживал своему факультету. Чаще всего, отрыв, обеспеченный баллами за победу на квиддичном поле, сходил на нет за неделю. Незаметно, по мелочи: здесь пять баллов, там три балла... Благо, гриффиндорца всегда можно найти за что оштрафовать.

Так что до начала банкета Слизерин шел с опережением в три балла. На втором месте был Гриффиндор. Часы с каменьями, определяющие количество баллов факультетов, были как раз на входе в Большой зал, соответственно особого сюрприза от объявления победившего факультета никто не ожидал.

Мы с ребятами немного припозднились и забегали в зал последними. Помона Спраут поймала Нeвилла на входе и, картинно хлопнув себя ладонью по лбу, громко и внятно посетовала на девичью память: молодой человек так ей помог с уборкой опытных образцов после практического экзамена первого курса, а она закрутилась и забыла его наградить.

— Лучше поздно, чем никогда, — улыбнулась декан барсуков,— пять баллов Гриффиндору!

Это было красиво. Снейп уже сидел за преподавательским столом и никоим образом не мог повлиять на ситуацию. Помона же, кивнув Невилу и победно улыбнувшись, грациозной походкой направилась к преподавательскому столу. Барсуки отставали от лидеров на пятьдесят баллов, так что для ее факультета это погоды не делалo. Зато подлянка коллеге получилась феерическая. Что-то мне подсказывало, что профессор Спраут отыгрывалась на Снейпе за то, что тот месяца два назад поймал группу из десятка юных барсуков, пожелавших прогуляться под луной — в два часа ночи. Ну и снял с каждого по десятке баллов или около того, отправив факультет трудолюбивых на последнюю строчку чартов. Незаслуженно добавить баллов своим Помона, полагаю, позволить себе не могла, но вот за дело и другому факультету — почему нет? A что решила сделать это в последний момент — какое кому дело...

Из-за преподавательского стола Снейп смотрел на Спраут, как на ребенка, ушедшего в мороз без шапки назло родителям.

— Шах и мат! — восторженно прошептала я своим. — Вот так вот красиво и элегантно декан Хаффлпаффа уделала декана Слизерина. Кто там еще что-то про чьи-то умственные способности говорил? Девочки, — стараясь сдержать смех, толкала я ближайших подруг локтями, — записываем и учимся, как мстить красиво!

После объявления факультета-победителя Нев официально стал самым крутым первокурсником за последние, как минимум, семь лет. И то только потому, что дальше никто не помнил. Сам парень краснел, но сидел, гордо расправив плечи, и счастливо улыбался.

В поезде, возвращаясь в Лондон, наша компания уселась в одном купе. Было тесно, но поначалу весело. Ребята были под впечатлением от вчерашней победы и Невиллa. Проблема была в том, что под впечатлением были не только они. Где-то через час после отправления поезда мы поняли, что во-первых, Невилл крут, «без дураков», а во-вторых, что надо срочно выучить заклинание запирания дверей позаковыристее: к нам в купе с периодичностью в пять-десять минут заглядывали гриффиндорцы и хаффлпаффцы, даже парочка равенкловцев забежала, чтоб поздравить Нева и высказать ему свое восхищение.

То, что парень просто сделал то же самое, что делал всегда после практических по Гербологии, никого, кажется, не волновало. Под конец Нев сидел красный, как рак, и натянуто улыбался, тяготясь досужим вниманием.

Мы, впрочем, тоже. Если на первом десятке визитеров, мы еще подшучивали над другом, то на втором постоянно открывающаяся и хлопающая дверь начала очень раздражать. Седрик, один из последних забежавших пообщаться, пользуясь знакомством, уселся на край столика и до самого прибытия делился историями из своих первых лет в Хогвартсе. Это было, безусловно, интересно, но тот факт, что нам, по сути, и поговорить-то перед каникулами не удалось, все-таки напрягал.

По прибытии, Симус, только спустившись на перрон, помахал нам рукой и сорвался к переходу в мир магглов: в его семье месяц назад случилось прибавление и он торопился познакомиться с малышкой Викки лично.

Ребят из магических семей встречали родители. К нам подошли папы Дина и Фэй и помогли нам с Гарри уложить наш багаж на тележку.

Мы стояли, прощаясь с ребятами. Пусть у каждого из нас в сумках были блокноты, с помощью которых мы договорились переписываться как можно чаще, все равно было странно знать, что многих из них я не увижу до сентября.

За близняшками Патил прибыл их отец, и это было очень кстати. В Больничном крыле у меня от безделья появились несколько параноидальные подозрения, что наши блокноты могут отследить. С одной стороны — Надзор за несовершеннолетними, который, по словам Мэта, реагирует на "любые проявления магии там, где ее быть не должно". С другой, и здесь, возможно, проблема заключалась исключительно в моей паранойе, сторонние наблюдатели. Мне просто не верилось, что Дамблдор решится оставить такой символ победы на Вольдемортом, как Гарри, на все лето без присмотра. Ну и по цепочке, если блокнот опознают у него, отследят и наши, и под колпаком окажемся уже все мы. Да, это была паранойя, но мне казалось, что лучше ей один раз потрафить, чем потом все лето мучиться и покрываться холодным потом. Так что, включив обаяние на максимум, я подкатила к мистеру Патилу.

— Мистер Патил, добрый день! — как могла, очаровательно улыбнулась я.

— Добрый, — бросил мне тoт и отвернулся.

Я еще по прошлой жизни заметила, что индусы и арабы, часто, пока не улыбнутся, производят впечатление людей, к которым лучше не подходить. Я когда-то задумывалась, почему: из-за часто встречающейся у них моноброви? Массивных надбровных дуг? Прямой линии рта с уходящими вниз уголками? Я так и не нашла ответа, но в моем прежнем круге общения хватало и индусов, и арабов, и я знала, что их сердитый вид — всего лишь фасад. Поэтому, пропустив мимо ушей не слишком теплый ответ, я улыбнулась еще шире и зашла с другой стороны:

— Я хотела поблагодарить вас за блокноты, они великолепны! У меня только возник маленький вопрос, если вы позволите…

— Рад, что они вам понравились, но сейчас я тороплюсь, — ответил мистер Патил. И не сдвинулся ни на дюйм. Даже близняшек не поторопил с проводами. Он заметно нервничал и мялся.

Проследив за его взглядом, я поняла, что всем его вниманием владеет леди Лонгботтом. Видимо, после не самого удачного представления на Рождественском ужине с участием его сына мистер Патил искал возможность возобновить знакомство, а в идеале и продемонстрировать почтенной леди блокноты, которые он сделал для нашей компании.

Но вот беда, леди Лонгботтом, не отрываясь, смотрела на своего внука, пребывая в состоянии полного когнитивного диссонанса, потому что все проходящие мимо гриффиндорцы считали своим долгом ещё разок засвидетельствовать парню своё почтение. Самому прорваться к леди у Патила тоже вряд ли бы получилось, потому как Невилла с бабушкой окружала приличная толпа. Картинка получалась, как в фильме Амели: «ребенок смотрит на собаку, собака смотрит на мясо».

Поняв, в чем проблема, и прикинув варианты, я выцепила из толпы Поттера и обратилась к Патилy ещё раз.

— Мистер Патил, я понимаю, что вы очень занятой человек. И вам, вероятнее всего, хотелось бы поскорее забрать девочек и поехать домой, но нам с Гарри хотелось бы уточнить у вас небольшую деталь относительно вашего подарка.

Тот раздраженно повернулся ко мне и, кажется, готов был послать меня в не самое приятное путешествие, но тут он заметил Поттера, которого я цепко держала за локоть. Преображение было моментальным и весьма эффектным. Мистер Патил расплылся в потрясающей белозубой улыбке и, склонившись в нашу сторону, поинтересовался:

— Безусловно! Чем я могу вам помочь, юные господа?

Поттер, всегда неуютно себя чувствовавший под пристальным вниманием взрослых, попытался дезертировать, но я вцепилась в него, как клещ.

— Видите ли, и я, и Гарри, живем в немагических районах. На них, как нам объяснили, распространяются следящие чары надзора за несовершеннолетними магами. Насколько я поняла, любое проявление магии в таких домах может вызвать вопросы у отдела министерства, ответственного за надзор, а нам этого, безусловно, хотелось бы избежать. В связи с этим, я... Мы хотели спросить, можем ли мы пользоваться блокнотами дома во время каникул?

— О, безусловно! — еще шире улыбнулся мужчина, — вы и мистер Поттер можете не волноваться. Все блокноты экранированы и не дают магического излучения, так что даже опытному волшебнику нужно будет знать, что искать, чтоб обнаружить их. Пользуйтесь на здоровье. Вам понравилась моя поделка, мистер Поттер?

— Ээээ, да, блокноты замечательные… — немного нервно улыбнулся Поттер и все-таки сделал шажок назад. — Я выбрал себе темно-зеленый. Спасибо.

Получив необходимую информацию, я решила, что пора делать ноги и, пока Патил не успел начать рекламировать свой труд, влезла в разговор:

— О да, ваши блокноты — просто чудо! Огромное спасибо, мистер Патил, и за ваш щедрый подарок, и за объяснения! С нашей стороны было бы очень невежливо и дальше отрывать вас от дел. Еще раз спасибо и приятного дня. ПОКА, РЕБЯТА! — крикнула я и потащила Поттера на выход.

— До свидания! — крикнул Поттер всем сразу и поднажал на поручень тележки, стремясь как можно быстрее и дальше убраться от толпы и от улыбчивого мистера Патила.

— Молодец, что вспомнила о надзоре, я, если честно, об этом не подумал.

— Завтра ты подумаешь о чем-нибудь, о чем не вспомню я, — улыбнулась я в ответ. — Тебя встречают?

— Дядя, — заметно погрустнев, ответил Гарри.

— А что так кисло? Вы почти год не виделись... или все так плохо?

— Ну как тебе сказать... — угрюмо усмехнулся Поттер. — Решай сама. Мое домашнее прозвище — «ненормальный». До одиннадцати я жил в чулане, в то время как у моего кузена, кроме его собственной комнаты, была еще и игровая. До отъезда в Хогвартс, у меня даже вещей своих не было — все за Дадсом донашивал... А он лет с четырех... кинг сайз...

— Ауч! — сморщилась я. — Извини...

Мы прошли несколько шагов молча.

— Но это же твои родственники. Тетя, если я правильно помню, — сестра твоей мамы. Не чужие вроде бы люди… Почему они так взъелись на тебя?

— Это потому, что я маг, — вздохнул Поттер.

— Но ты узнал, что ты маг, только на твой день рождения в одиннадцать лет…

— Но они-то и раньше знали.

— Они и раньше знали, что ты сын волшебницы. В том, что ты маг — они уверены быть не могли. Или у тебя стихийные выбросы были сильные?

Разговор был интересным, так что мы сами не заметили, как замедлили ход.

— Да нет, вроде бы. Когда мне Хагрид сказал, что я волшебник, я попытался вспомнить все необычное, что со мной происходило… вроде бы из самого впечатляющего, один раз волосы отрасли за ночь после не совсем удачной стрижки... Один раз стекло пропало…

— И это все?

— Для них и этого за глаза достаточно, — с горькой иронией ответил Поттер, — говорю тебе, все, что выглядит странно, они воспринимают как ужасный проступок. Чуть что — сразу вопят о том, что соседи на них пальцем показывать будут.

— Все равно не сходится, — я потерла подбородок. — Слишком мало выбросов, которые, к тому же, малозаметны. Я б еще поняла, если бы ты предметы вокруг себя левитировал… Но то, что ты рассказываешь как-то… Нет, не понимаю.

— В смысле?

— Ну как тебе объяснить… Во-первых, я не вполне понимаю, как и когда перед твоими родственниками магия успела так провиниться. Ладно, твоя тетя довольно давно о ней знает, потому что ee сестра была волшебницей. Но, если я правильно посчитала, твоя мама вышла за твоего папу сразу после школы. До этого на каникулах колдовать она не могла, а после этого переехала к твоему отцу. Из чего я делаю вывод, что твоя тетя магии как таковой и не видела. Дядя — и того меньше о ней знать должен. С чего тогда такое резкое неприятие? Но даже, если допустить, что им есть, за что не любить магию или, что они просто сумасшедшие фанатики «нормальности», надо быть психически нездоровым человеком, чтобы из-за этого возненавидеть ребенка погибшей сестры, который магией практически не пользуется. Мне это кажется странным.

— Ну возможно, — устало вздохнул Поттер, — а толку? Меня ждет лето в аду и ад не станет приятнее, если я буду знать, что в нем криво и странно расставлены котлы.

Мимо прошел Седрик с отцом и пожелал нам хороших каникул. Мы с Поттером натужно улыбнулись и помахали руками в ответ. Мы еще немного постояли, думая каждый о своем.

— Знаешь, — тихо сказала я, — eсли твои родственники не какие-нибудь невменяемые психи, что тоже не стоит сбрасывать со счетов, возможно, они ненавидят не столько магию, сколько магов. Я бы предположила, что какой-нибудь маг сделал им что-то нехорошее, причем еще до твоего появления… Или, как вариант, на них как-то воздействовали в ментальном плане...

Гарри молчал, напряженно глядя на свои руки, вцепившиеся в поручень тележки.

— Знаешь, я не рассказывала об этом раньше, но... После визита МакГонагалл у меня резко испортились отношения с родителями. На наше счастье, мы друг друга слишком любим и слишком хорошо знаем, чтобы просто рассориться, не пытаясь понять, из-за чего все пошло не так, — я задумчиво посмотрела на одуванчик, пробившийся между кирпичами брусчатки около скамейки, и, понизив голос, продолжила: — Поэтому мы все проанализировали, а потом еще и мага одного попросили проверить. Мы оказались правы. На нас воздействовали.

Переведя взгляд на Поттера, я одними губами прошептала:

— Я просто подумала, что что-то подобное могли сделать и с твоими родственниками.

Гарри резко поднял на меня взгляд.

— Это можно проверить? Тот маг, он мог бы...

— Я не знаю. Он собирался уехать из города. Слушай, здесь, пожалуй, не время и не место это обсуждать, к тому же мы, кажется, и так задержались: смотри, платформа пустеет... Давай как следует все обговорим и обдумаем через блокнот, может быть, еще остальных подключим, если понадобится. Такое с бухты-барахты не решается. Уверена, мы что-нибудь придумаем.

Поттер продолжал смотреть на меня, не мигая, видимо, переваривая услышанное. Я видела, что парню нелегко. Десять лет он искал и не находил причины, по которым его не любят единственные родные, что у него есть. Год назад перед ним открылся новый мир, который помог понять почему его не любят родственники и объяснил, что в этом не было его вины. Из-за моих слов его мир пошатнулся вновь. Более-менее стройная картинка снова рушилась и парню был необходим хотя бы какой-то примерный план действий.

— Для начала попробуй определить, есть ли что-то, на что они реагируют особенно ярко. Понаблюдай за ними: возможно, заметишь какие-нибудь странности или закономерности. Если они так не любят магию, не показывай им ничего магического. Убери палочку, газеты и книги с движущимися картинками... Сова у тебя, к слову, тоже очень заметная и, что уж там, даже для волшебников, необычная. Подумай, может быть стоит отправить ее к кому-нибудь из ребят, чтоб глаза родственникам не мозолила. А с заданиями на лето мы тебе и через блокнот справиться поможем — ну да разберемся еще. Пошли?

На выходе меня ждали родители. Я, естественно, бросилась к ним, забыв, что мой чемодан, вообще-то, на тележке Поттера. Того в это время схватил за руку чуть выше локтя высокий и очень объемный мужчина из разряда тех, у кого голова плавно перетекает в плечи. Поймав парня за предплечье одной рукой, другой мистер Дурсль перехватил ручку тележки и, не медля ни секунды, даже не поздоровавшись, решительным шагом направился в сторону выхода из вокзала, выговаривая мальчишке за ожидание. Руку, которой он держал Гарри, дядюшка согнул в локте, от чего парню пришлось бежать за мужчиной на цыпочках, неуклюже подпрыгивая. Он изворачивался и непривычно-высоким и срывающимся голосом пытался объяснить дяде, что не все на тележке принадлежит ему. Здоровяк, тем не менее, был неумолим, рокочущим басом перекрывая любую попытку мальчишки что-либо сказать.

— Простите пожалуйста, сэр,— насколько могла, звонко, обратилась я к мужчине.

Судя по всему, Вернон был слишком занят собой, Поттером и тележкой, чтоб меня услышать. Я рванулась за ним и, не найдя ничего лучшего, схватила сзади за пиджак. На секунду мне показалось, что я пыталась остановить КАМАЗ, ухватившись за подвешенное сзади ведерко. Но Вернон, видимо, почувствовав дискомфорт, резко обернулся, при этом крутанув Гарри, которого все еще держал за руку. Парень болезненно морщился.

Оказавшись под разозлённым взглядом мужика шириной с трёхстворчатый шкаф и под два метра ростом, я не нашла ничего лучше, кроме как сложить руки за спиной и широко и приветливо улыбнуться, пытаясь не обращать внимания на мизансцену:

— Добрый день, сэр. Гарри, кажется, пытался вам сказать, что на его тележке, которую вы чуть не увезли, мой чемодан. Вон тот, темно-синий, под клеткой с птицей.

За спиной подтянулись Грейнджеры. Отец молча подошел к Вернону, посмотрев тому в глаза пару секунд, обошёл его, задев плечом, и забрал мой багаж. Гарри, освободившийся из дядиного захвата, когда Дэн попросил его подержать клетку с совой, выглядел потрепанно, но более уверенно.

Я же изобразила самую широкую улыбку, на которую была способна, и вкрадчиво сказала:

— Большое спасибо... Мистер Дурсль, не так ли? Гарри МНОГО о вас рассказывал, — я сделала паузу, надеясь, что моя улыбка выглядела многообещающе. — Что ж, вы, кажется, очень торопились? Всего доброго. Гарри, созвонимся, да? — добавила я, глядя при этом на мужчину.

Дурсль явно не был готов к тому, что до Поттера могло быть кому-то дело вне волшебного мира и это, чувствуется, сорвало ему парадигму.

— Да, молодой человек, звоните, не стесняйтесь. Мы будем рады помочь, — прожигая взглядом здоровяка, веско добавил Дэн.

Вернон пошел красными пятнами, но, видимо, никак не мог найти, что ответить. Тем временем отец подхватил мой чемодан и мы двинулись на выход из вокзала.

— Мия, что это было? — напряженно спросила Эмма.

Я тяжело вздохнула, думая, что на это можно сказать, потому что и сама мало что понимала. Рассуждать о Дурслях было просто и даже интересно, но смотреть на то, как жалко и беспомощно смотрелся Поттер рядом с дядей, особенно зная, что на три месяца он окажется заперт в одном доме с этим и еще двумя примерно такими же... Даже думать об этом не хотелось.

— Не знаю, — наконец-то решилась я, — Гарри вы уже знаете. Тот тип, который его встречал — его дядя. Мы, собственно, и с платформы вышли поздно, потому что обсуждали его опекунов. Серьезно, я не знаю что сказать. Либо эти люди — агрессивные психи, либо их уделали качественнее, чем нас в прошлом году. Пока что-то точно сказать нельзя. Том уже уехал?

— Да, недели две назад. Все сокрушался, что не смог попрощаться. Обещал писать из Греции. Они, вроде бы с Пароса начинают.

Услышать название острова, где я в далеком две тысячи шестом провела медовый месяц, было похоже на удар в солнечное сплетение. За мелкими каждодневными проблемами и заботами, я уже давно не вспоминала о муже и упоминание места, где мы провели одну из счастливейших недель нашей жизни, было особенно больно. Сделав усилие и несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, я посмотрела вверх, в надежде, что скопившиеся в глазах слезы не сорвутся с ресниц.

— Жаль, — враз охрипшим голосом произнесла я и, прокашлявшись продолжила. — Жаль, без него определить вмешательство вряд ли получится.

Родители грустно покивали, но уверили меня, что мы что-нибудь придумаем.

* * *

С момента возвращения прошла неделя. Ксавье поднатаскал меня по программе, и я уже во второй раз сдала экзамены классической школы. Тот факт, что я уже проходила через что-то подобное на Рождество, несомненно помог мне успокоится и не слишком нервничать.

Хотя, "не слишком" в моем случае было понятием относительным. Все отпущенное мне на подготовку время я просиживала за учебниками, пытаясь освежить в памяти географию и историю, за остальные предметы я особенно не волновалась.

В итоге, однажды я засиделась за учебниками до того времени, про которое было бы честнее сказать «раннее утро», чем «поздняя ночь». Голова практически не работала и, решив сделать перерыв, я отправилась на кухню, найти чего-нибудь попить. Чтоб никого не будить, взяла фонарик. Сначала все шло хорошо: я беспрепятственно и бесшумно прокралась на кухню, с наслаждением наглоталась холодного молока прямо из пачки и пошла обратно в комнату. Бубня про себя основные даты по истории, я как раз вырулила с кухни, когда меня буквально смело с ног истошным криком: Дэн, на свою беду, тоже решил устроить ночной моцион…

Естественно, в ту ночь проснулись все. Эмма, кусая губы, поила мужа чем-то, пахнущим валерьянкой, а Дэн, отдышавшись, в свою защиту заявил, что с распущенными волосами и синяками под глазами при свете фонарика снизу-вверх, и бубнящая что-то дьявольское под нос, я вполне смогла бы сыграть в «Экзорцисте» без грима.

После этого происшествия мне поставили ультиматум, предлагая выбрать: либо я начинаю менее фанатично относиться к учебе, либо родители забирают мои документы из общеобразовательной школы. Благо, за определенную пошлину, сдать бакалавра можно было и экстерном. Ксавье тоже, чувствуется, получил на орехи, потому что на очередном занятии он был тих и скромен и даже будто забыл, что хотел мне рассказать о хромосомных аномалиях. Я, если честно, в обиде не была.

* * *

На пятнадцатое июня было назначено мое первое занятие с Мэтом. С ребятами мы решили, что я переговорю с профессором и, если он не будет против, уже на следующее занятие мы соберемся всей компанией. Дэн заявил, что ему нужно решить еще пару вопросов с Мэтом и отправился со мной.

В назначенный день и время мы вышли из станции метро Восточный Алдгейт. Мэт уже ждал нас у газетного киоска, чтобы проводить на место. Слегка поплутав, мы оказались на узкой улочке с односторонним движением. Улочка была не самая симпатичная. Зажатая между массивными трехэтажными зданиями из красно-коричневого кирпича с маленькими и редкими квадратными окнами, она производила впечатление наскоро реабилитированного промышленного района, где рачительный мэр вместо того, чтобы построить что-то новое, решил сэкономить, слегка подновив старые складские амбары, заодно переделав их в жилые дома. Фасад первого этажа дробили проемы, закрытые глухими ставнями или чем-то типа роллетов. Наскальная урбанистическая роспись, состоявшая из качественных и не очень граффити, довершала не самую приятную картину. Мэт подвел нас к одному из проемов и принялся ковыряться в ржавом замке, чуть ли не усевшись на землю. Присмотревшись к граффити, укрaшавшей роллет, я со смешком опознала слово «Slash».

За роллетом оказались замазанные чем-то белым со внутренней стороны окна в пол и вывеска «Пышки Бэтти». Я с сомнением посмотрела на Мэта. Мэт смутился.

Внутри помещение походило на студию в стиле гранж: кирпичные стены, бетонный пол, деревянные балки по потолку, электрические лампочки без абажуров, пара стеллажей из черненного железа с книгами, круглый массивный деревянный стол да несколько кресел в углу, расставленных вокруг журнального столика, и барная стойка напротив входа. Мэт выдал мне список вопросов и листок с требованиями по технике безопасности, а сам предложил Дену расположиться в «зоне отдыха» в креслах, чтобы обсудить возникшие у Дена вопросы. Я уселась за стол и на некоторое время выпала из реальности. Вопросы, что подготовил Мэт, были не в пример каверзнее тех, что были у нас на экзамене в Хогвартсе.

В какой-то момент, когда я уже вчитывалась в правила безопасности, меня отвлек Мэт. Оказывается, я просидела с бумажками уже больше получаса и Дену было пора возвращаться в клинику. С заговорщицкой улыбкой Мэт протянул мне свою палочку. По загоревшимся глазам отца я поняла, что он не был готов уйти, пока не увидит воочию чего-нибудь, что покажет ему, что это не сон и его дочь, плоть от плоти, и правда часть невероятного мира магии. Я улыбнулась и, постаравшись отвлечься от того, что палочка подходила мне неидеально, приподняла Левиосой кресло, в котором сидел отец, затем выпустила несколько светляков — забавную модификацию Люмоса, что нам по секрету показала Парвати — и, на бис, исполнила любимую мамой «Lady in Red».

Посмотрев на Дэна, я в очередной раз согласилась с кем-то очень умным, сказавшим, что мужчины не взрослеют, разве что только набирают вес. Глаза светились азартом и любопытством и чувствовалось, что еще чуть-чуть и пациенты, назначенные на вторую половину дня, пролетят как фанера над Парижем.

Мэт, заметив это, намекнул, что у нас не так много времени и, если Дэн пожелает, он сможет прийти на любое занятие, а пока нам надо решить проблему с палочкой.

Когда Дэн ушел, Мэт, обернулся ко мне со своей вечной улыбкой Чеширского кота и предложил:

— Ну что, за покупками?

На самом деле ничего покупать мы не собирались. Мэт просто подошел к книжному стеллажу у одной из стен и потянул за корешок одну из книг. Как в детективных романах, стеллаж отъехал в сторону, открывая проход на лестницу.

Пол подвального помещения был устелен высокими матами, как для скалолазания, более тонкие — покрывали стены. Справа от входа располагался шкаф, похожий на картотеку со множеством квадратных ящиков.

— Какая у вас палочка? — спросил профессор, подходя к предмету мебели.

Я хотела было ответить, но поняла, что понятия не имею… На грани сознания крутилось что-то, но понять что именно я никак не могла.

— Я имею в виду дерево и сердцевину.

— Я поняла, — ответила я, запнувшись, — но я не знаю…

— Но когда вы покупали палочку у Олливандера…

— Я не помню, как ее покупала, — решилась я, — Я вообще из своего похода в Косой переулок с профессором МакГоннагал почти ничего не помню. Все размыто…

— Та-а-а-ак… — протянул Мэт, — хорошее начало…

Я напряженно ждала, что он скажет, как отреагирует и не добавит ли от щедрот. Умом я понимала, что слишком многие знают, где я. Да и Мэт никогда не давал повода сомневаться в себе, и это давало надежду, что ничего страшного не случится. Вот только обжегшись на молоке на воду дуют. Мне было неспокойно, даже страшно, и страху на логику было наплевать. Мэт отвел взгляд от картотеки, которую задумчиво разглядывал все это время и, заметив мое состояние, нахмурился.

— Так дело не пойдет. Во-первых, с сегодняшнего дня вы — моя ученица.

Поняв, что это утверждение на меня особого впечатления не произвело, он продолжил:

— Я подписал с вашим отцом контракт, который обязует меня оберегать ваши жизнь и здоровье, а также, по настоянию вашего отца, я обязан хранить в секрете все, что будет происходить на занятиях.

Недовольно посмотрев на меня он добавил возмущенным тоном:

— Да даже и без контракта, мисс Грейнджер, вы меня за кого принимаете?!

Я, наконец-то выдохнула и виновато улыбнулась.

— Так… К этой истории мы вернемся позже. Не зная составляющих вашей палочки, подобрать аналог все равно вполне возможно. Просто действовать мы будем, по стaринке: вы просто переберете все, пока не найдете ту, что подойдет.

— А откуда?…

— Эхо войны.

На седьмой мне повезло. По ощущениям, эта подходила мне еще лучше, чем моя собственная, купленная в полу-забытьи у Олливандера. Палочка была светлой, почти белой, немного короче моей и слегка загибалась в ручке. А еще казалось, что от нее исходит легкий горько-сладкий запах.

Мэт протянул руку и перевернул этикетку из тонкого чуть потрепанного пергамента, привязанную к палочке.

— Однако, — протянул он, подняв бровь, и перевел взгляд с этикетки на меня, — позвольте?

Мэт потянул палочку и я с неохотой выпустила ее из рук. Он аккуратно отвязал бечёвку и положил этикетку на карниз картотеки надписью вниз.

— Знаете, в этом что-то есть: не знать, из чего сделана палочка и в чем она хороша. Я предлагаю вам договор. Если вы перевернете бумажку, и прочтете составляющие палочки, по окончании наших занятий палочка останется у меня. Если нет — вы сможете забрать ее, дав мне обещание не колдовать ею до совершеннолетия без присмотра взрослого мага. Естественно, если ваша жизнь будет в опасности, запрет снимается, — Мэт посмотрел на меня с полуулыбкой змея-искусителя и протянул мне палочку рукояткой вперед.

Я внимательно посмотрела сначала на Мэта, потом на палочку, которую, забрав, не слишком элегантно зажала в кулаке, потом на бумажку и снова на Мэта. Я никак не могла поверить, что профессор действительно имел в виду то, что сказал. У меня в голове не укладывалось, что он действительно верил, что предлагает мне равнозначный выбор. Но Мэт молчал, очевидно, предоставляя мне возможность все обдумать и решить.

То ли проснулось наследие деда-разведчика, то ли я была не в себе, но, медленно протянув руку, я взяла бумажку и, глядя Мэту в глаза, засунула ее в рот и, чуть прожевав, проглотила.

Улыбка сползла с лица Мэта и он уставился на меня такими же очумелыми глазами, как я на него. До меня медленно начал доходить комизм ситуации, уголки губ неумолимо поползли вверх. Мэт хмыкнул и широко улыбнулся.

— Тролль вам за чары, мисс Грейнджер, и за ЗОТИ, кстати, тоже. Неизвестно где валявшуюся бумажку было бы предпочтительнее сжечь Инсендио, чем тащить в рот.

— Тролль вам за знание программы Хогвартса, профессор, — поддавшись настроению и ехидно улыбнувшись, ответила я. — Инсендио на первом курсе не проходят.

В общей сложности в подвальчике Мэта я провела два очень насыщенных часа. После разминки, растяжки и разработки мелкой моторики рук, Мэт выборочно заставил меня показать ему заклятия из тех, которые мы прошли в течение года.

Скатываясь с матов, мокрая, как мышь и с трясущимися руками, я в который раз подумала, что в школе было не в пример легче.

Усевшись на пол и привалившись к матам спиной, я мечтала о душе, о мягкой горизонтальной поверхности, которая бы не пахла пластиком, и о справедливости. Видимо, именно желание причинить миру справедливость заставило меня вспомнить о том, что еще как минимум четверо моих друзей очень рвались к знаниям.

Как ни удивительно, Мэт довольно быстро согласился взять несколько дополнительных учеников на тех же условиях, что и меня, и предложил пригласить их с родителями присоединиться ко мне в следующий раз.

После урока Мэт вышел вместе со мной, проводил меня до метро, спустился в метро и вместе со мной зашел в вагон. Mы тихо обсуждали планы занятий и мне казалось несколько неуместным спрашивать у него, куда он, собственно, направляется. Но, когда он вышел вместе со мной на моей остановке, и сместе со мной вышел из метро, я не выдержала.

— Профессор, позвольте полюбопытствовать, тот факт, что нам все это время по пути — совпадение или...

— Мисс Грейнджер, запомните. Воспитание и манеры — это прекрасно, тем не менее, если вас сопровождает человек, которому вы не собираетесь показывать, куда именно идете, стоит раньше задуматься о том, как от него избавиться. А вот это неплохо, — сказал он, уставившись куда-то за мою спину. Обернувшись, я увидела индийский ресторанчик, где Эмма часто покупала ужин на вынос.

— Владельцы, кажется, маги. Я посмотрю, где у них площадка для аппарации, и можно ли будет незаметно взять где-нибудь в ненаблюдаемой зоне точку для телепорта. Если уж я пообещал заботиться о вашем здоровье, стоит подумать, как организовать вам возвращение домой без использования общественного транспорта. Я увидел все, что хотел. Вы живете недалеко отсюда?

— Да, — ответила я, проглотив рвавшиеся на язык обьяснения того, где именно находится мой дом.

Мэт хитро посмотрел на меня, кивнул и, с улыбкой подняв руку над головой в прощальном жесте, развернулся и нырнул в метро.

* * *

На очередное занятие к Мэту я явилась с подкреплением. Hа летний факультатив подписались пятеро: Невилл, Лаванда, Фэй и Дин с Симусом.

Гарри волевым усилием принял решение не дразнить родственников частыми отлучками. Рон скупо написал кривоватым рваным подчерком, что если его родители только услышат о том, что кто-то из несовершеннолетних собирается колдовать вне школы, об этом узнает директор, Надзор и даже последний министерский дворник. По его словам, родителям было абсолютно без разницы, где, зачем и под чьим присмотром несовершеннолетние могли колдовать. Сказано нельзя — значит, нельзя.

Парвати сказала, что они с сестрой по настоянию отца проведут все лето в Индии. В иx планы входили совместные техники медитации, рассчитанные на близнецов, и уроки артефакторики от очень старого друга семьи. Обе девочки живо интересовались профессией отца, так что были рады поехать. Hаша компания тоже была рада: и за Парвати, и за себя. В конце концов, два артефактора в компании точно лишними не будут.

Пока ребята заполняли тесты и читали памятки, а Мэт разбирался со взрослыми сопровождающими, мне сунули в руки книгу по медитациям с закладкой и отвели в затемненный угол, где усадили на циновку — искать просветления, судя по всему.

Я пробежала глазами описание техники и пригорюнилась. Мне предлагалось усесться в удобную позу и созерцать внутреннее я, внутреннее солнце, которое и было, по идее, моей магической сущностью. Проблема была в том, что все эти рассуждения о внутренних сущностях, солнцах и остальных небесных телах вызывали у меня отторжение. Я даже йогу когда-то бросила из-за того, что новый тренер в начале каждого занятия требовал громко и с чувством завывать мантру "ОМ" минут по пятнадцать. Да, моя душа после смерти переселилась в тело Гермионы Грейнджер из книжки, тем не менее, верить во всю эту лабуду с высшими материями я по прежнему не собиралась.

Так и повелось. Дважды в неделю мы встречались у Мэта, который гонял нас как сидоровых коз до полного изнеможения. Начал он с углубленного повторения школьной программы первого курса, исправляя и улучшая базовые знания: от основных хватов палочки, до контроля расходов магии. В качестве домашних заданий, кроме простеньких зарядок и разминок для улучшения подвижности суставов пальцев и рук, мы должны были пытаться почувствовать магию. Для этого надо было взять стакан воды, обнять его руками и попытаться ощутить то тепло, что мы чувствовали, когда впервые взяли в руки палочки. Несколько раз у меня почти получилось, но всегда, слишком рано обрадовавшись, я теряла концентрацию, и все приходилось начинать сначала. В идеале, постоянное выполнение этого упражнения должно было позволить лучше почувствовать магическую энергию, которую мы тратили на заклятья, и лучше контролировать расход сил.

— У каждого свои способности к магии, это правда, — расхаживая перед нами со сцепленными за спиной руками, вещал Мэт. — Некоторые волшебники двигают горы, других еле хватает на левитацию цветочного горшка. Но магическое ядро, как и мышцы, можно развивать. Если усидчиво работать, можно почувствовать, как магия струится по вашему телу.

Мэт поднял руку и мы в благоговении увидели, как его кожа засветилась серебряным светом, слабо мерцая в такт серцебиению.

— Pаботая над разработкой собственного магического ядра, вы сможете раскрыть свой потенциал; увеличить количество магии, которой вы сможете управлять и использовать единовременно и скорость, с которой магия будет восстанавливаться после использования. Не бойтесь быстро достичь предела. Я своего еще не достиг. Это долгий процесс, но результат того стоит, — улыбнулся профессор, — поверьте мне, скоро вы и сами не заметите, как получилось, что волшебство дается вам значительно легче и отнимает меньше сил.

— Существуют и другие техники повышения магического потенциала, — уточнил Мэт,присев напротив нас по-турецки. — Такие, например, как ритуалистика, часто кровавая и очень неприятная, или так называемое темное волшебство, тот его раздел, что основан на магии крови. Так вот, было научно доказано, что эти методы действуют, как допинг или бодрящее зелье: сразу после принятия они дают краткий заряд бодрости, а, улетучиваясь, оставляют вас еще более разбитым, чем до этого. Здесь то же самое: ритуалы и прочая кровавая гадость дают глупому магу ощущение всесилия, но у этого всесилия будет ограниченный срок годности. По истечении какого-то времени сила вернется на тот уровень, на котором была до этого, а способность к управлению магией пострадает. Проще говоря, не ходите, дети, на темную сторону, нечего там делать вменяемым волшебникам. Пока просто поверьте мне на слово, нельзя раскрыть потенциал волшебника искусственно. Это — ловушка для лентяев. Если хотите добиться постоянных результатов, надо делать упор на тренировки и медитации.

Спустя почти месяц я наконец-то решилась задать Мэту животрепещущий вопрос относительно ментальной магии и, для начала, защиты разума. Тот признался, что этим он с нами заняться так быстро не рассчитывал. Тем не менее, базовые упражнения на развитие внимания, памяти и структурирование и хранение информации мы вполне можем осилить. А это — та необходимая база, без которой только очень одаренный маг, с природной предрасположенностью к ментальной магии смог бы овладеть окклюменцией... Ну или волшебник-аутист. Но это не наш случай.

К сожалению, книг по этой тематике в закромах Мэта не было, но он пообещал их достать, как только сможет. На вопрос "когда именно?" Мэт честно ответил, что точно не в ближайшие две недели, так как Академия авроров попросила его прочитать какой-то продвинутый курс для специалистов, о котором он не имеет права распространяться.

— Профессор, а у меня ведь есть рекомендация от мадам Пинс и список магических библиотек Лондона. Как думаете, я могу найти что-нибудь сама?

— О, неплохая идея! Очень предусмотрительно с вашей стороны. В таком случае, я бы вам посоветовал навестить библиотеку Святого Матюрина, туда недавно было большое поступление из личной библиотеки какого-то мецената, и я слышал, что вроде бы там было что-то по нашей тематике. Я вам напишу список литературы, которая подойдёт лучше всего.

Магическая библиотека располагалась в небольшом тупичке за очаровательным сквером в районе Ноттинг Хилла. Снаружи здание выглядело мило, но заурядно. Очередной белый трехэтажный дом с высоким крыльцом в пять ступеней, зажатый между двумя точно такими же строениями. Ещё раз сверившись с адресом и табличкой на здании, я поднялась по ступеням и потянула на себя дверь.

С той стороны, видимо, кто-то в тот же момент собирался выйти, и я еле успела отпрыгнуть, спасая лоб от встречи с дверью.

— Ой, — взвизгнула я.

На пороге библиотеки собственной сиятельной персоной стоял Люциус Малфой. Узнав меня, oн сменил брезгливое выражение лица на легкую улыбку.

— Мисс Грейнджер, прошу простить.

— Добрый день, лорд Малфой, — потупилась я, размышляя, стоит ли изображать реверанс в легком коротком сарафане. Согласно давно пролистанному справочнику по этикету, такая длина платья даже для девочек, кажется, считалась неприемлемой.

— Вы решили посетить библиотеку летом?

— Да, лорд Малфой.

— Похвально. Вы ищете что-то определенное?

— Да, лорд Малфой.

Мужчина выдержал паузу, видимо, ожидая, что я догадаюсь уточнить, что именно. Я же стояла, скромно потупившись и рассматривала пальцы ног, выглядывающие из сандалий. Трубить на всех углах о своих интересах я ни в коем случае не хотела, а врать не любила. Поэтому, решив прикинуться впечатлительной идиоткой, стояла молча, ожидая, пока сиятельному лорду не надоест и он не пропустит меня в библиотеку.

— Что ж, надеюсь, вы найдете то, что ищете, — спустя еще несколько секунд ответил он, — тем не менее, если библиотека не сможет предоставить вам необходимую информацию, я буду рад попробовать помочь однокурснице моего сына.

Я буквально почувствовала, что у меня отваливается челюсть. Малфой? Лорд Малфой? Помочь? Грязнокровке? Успокоив себя мыслью, что мир сходит с ума каждый день и эта ситуация — даже не самая странная из всех, что могли случиться, я заставила себя выдавить:

— Премного благодарна вам за в высшей степени щедрое предложение — обозвав себя дурой за неуместно велеречивую формулировку, я подняла глаза на Малфоя. — Я не премину им воспользоваться, — и, все-таки присев в реверансе, проблеяла: — Доброго дня.

Малфой посторонился, пропуская меня внутрь, и с легким хлопком исчез с крыльца.

Я прошла внутрь и сразу забыла и про Малфоя, и даже про то, зачем я, собственно, пришла. Обычное, снаружи квадратное, здание изнутри походило на гигантскую башню с закругленными стенами и кованной лестницей посередине. Вдоль стен до самого потолка поднимались стеллажи с книгами. На высоте примерно каждых трех метров были балконы, отступающие от стен на метр или два. То тут, то там к стеллажам были приставлены лестницы с колесиками, позволяющими передвинуть их туда, куда необходимо. С другой стороны от входа через открытые двойные двери был виден читальный зал с ровными рядами столов и настольными лампами с овальными зелеными абажурами. Сказать, что я была под впечатлением, было бы слишком мало. Я, в прошлой жизни выросшая в библиотеке, где работала мама, всегда с трепетом относилась к библиотекам, но эта… Она была прекрасна, восхитительна…

— Юная леди, — строго позвала меня высокая сухая женщина, привставшая из-за стола, спрятанного справа от входа. Посмотрев на меня и, судя по всему, прочитав благоговение в моих глазах, женщина смягчилась и спросила: — Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Да, здравствуйте. Мадам Пинс, библиотекарь Хогвартса, посоветовала мне в случае, если понадобится дополнительная информация, обратиться в библиотеку — и, вот я здесь, — беспомощно улыбнулась я.

— Мадам Пинс передавала что-нибудь?

— Она написала рекомендацию, — ответила я и полезла в сумку.

Дама подхватила протянутый листок, пробежала его глазами по диагонали, хмыкнула, взмахнула палочкой и вновь вчиталась. Дочитав, дама улыбнулась и, кивнув чему-то посмотрела на меня.

— Что ж, мисс Грейнджер, давайте посмотрим, чем я могу вам помочь. Меня зовут мисс Бэлльфорет, приятно познакомиться.

— Взаимно, — улыбнулась я, думая, что стану в этой библиотеке частым гостем.

Оказалось, что библиотеки магического мира являлись, скорее, читальными залами. Выносить из них книги было запрещено — за это, как и за порчу книг, можно было схлопотать крайне неприятное проклятие.

Целостность, сохранность и неприкосновенность книгам обеспечивали экслибрисы, проставленные аккуратными руническими печатями на титульных листах. Я восхитилась задумкой и исполнением, а мисс Белльфорет поняла, что нашла во мне единомышленника и библиомана.

Отдав женщине список книг, я с интересом наблюдала за тем, как она подошла к стене позади стола, испещренной квадратными оконцами, которые оказались ящиками картотеки. Пробежавшись глазами по ящикам, она выбрала один и выдвинула его. Не найдя, того, что искала, в обозримом пространстве ящика, она выдвинула его еще сильнее, затем еще и еще чуть-чуть... и вот, квадратная облицовка ящика уже буквально касалась моего носа. Учитывая, что я стояла метрах в пяти от стены, действия мисс Белльфорет и забавляли, и впечатляли одновременно.

Женщина нашла карточки трех книг, что порекомендовал Мэт, выписала данные о том, где их следует искать в библиотеке, и вернулась к столу. Уже протянув мне список, она остановилась, задумалась и полезла куда-то в стол. Достав оттуда пергамент, свернутый рулоном, она расправила его, пробежала глазами и, довольно улыбнувшись, обратилась ко мне.

— Ага! Все книги, которые вы искали, есть на полках, и, мисс Грейнджер, у меня для вас неплохая новость! Все книги из вашего списка есть в библиотеке в количестве трех экземпляров каждая. И недавно у нас было поступление из личной библиотеки учредителя, в котором также есть те книги, которые вы ищете. Поскольку мы не можем себе позволить хранить больше трех экземпляров одной и той же книги, все дополнительные копии мы выставляем на продажу. Так что, если пожелаете, книги, которые вы искали, можно купить и забрать с собой. Печати библиотеки на них нет.

— О, это было бы чудесно... Только, мисс Белльфорет, если вы таким образом пытаетесь мне корректно намекнуть на то, что мне не следует больше приходить, пожалуйста, лучше скажите это прямо, иначе я рискую сделать все возможное, чтоб не понять намека.

— Нет, — тихо рассмеялась библиотекарь, — летом у меня, как ни странно, мало посетителей и, признаться, я не буду против компании. Так что, заходите. А пока вы можете посмотреть книги, доступные к продаже, во-о-он на том стеллаже. Может быть, кроме тех книг, что в вашем списке, вас заинтересует что-то еще. Только будьте аккуратны — когда найдете книги, которые хотели бы купить, просто позовите меня, не пытайтесь их достать сами. У нас принято продавать книги сборниками, и книги на том стеллаже увязаны в блоки по тематикам, так что, пытаясь достать одну книгу, вы рискуете свалить на себя десяток.

Нужные мне книги стояли на одной полке, перемежаясь парой-тройкой из тех, что Мэт не включил в список — они, судя по названиям, относились к более продвинутым аспектам защиты разума, так что, если они входили в сборник, меня это вполне устраивало. Подав знак библиотекарю, что я все нашла и готова сделать покупку, я, в ожидании, когда мисс Белльфорет подойдет ко мне, разглядывала корешки книг рядом с теми, что я собиралась купить. Мое внимание привлек канареечно-желтый, на котором затейливым шрифтом было написано одиозное заглавие "Друзья-магглы: краткий курс. Tехнологии, поверия и легенды за авторством Ч. Бербидж". Bоспоминание о квалификации мaдам Ч. Бербидж, почерпнутое из книги о Гарри, натолкнуло меня на мысль, что, в магическом, как и в обычном мире, литература иногда не стоит бумаги, на которой напечатана.

Мисс Белльфорет палочкой поманила интересующие меня книги. Когда стопка в шесть книг была снята со стеллажа, небольшая книжка в черном переплете, стоявшая справа от извлеченных книг, потеряла опору и упала на полку. Библиотекарь достала книжку одной рукой, раскрыла на середине и, пожав плечами, положила сверху на мою стопку.

В общей сложности, все удовольствие обошлось мне в четыре галеона, и я понимала, что это было очень выгодное приобретение. Пожелав библиотекарю приятного дня, я направилась на выход, сконцентрировавшись на стопке книг в моих руках.

Как только я подошла к двери, она открылась. На пороге стоял высокий мужчина с зачесанными назад светло-рыжими, почти золотистыми волосами. Он придержал для меня дверь и направился к мисс Белльфорет. Поблагодарив волшебника, я, придерживая книги подбородком, исхитрилась достать телепорт, что сделал мне Мэт и отправилась домой.

* * *

За неделю до дня рождения героя магической Британии Гарри пропал. Я об этом узнала с опозданием из письма Невилла, что принесла истеричная сипуха, с размаху влетевшая в мою комнату и запутавшаяся в занавесках.

Вообще, я с Гарри переписывалась довольно активно. Точнее, он писал, не переставая, а я пыталась выкроить время в своем забитом графике, чтоб поддержать парня парой строк в блокноте. Его откровения на платформе Хогвартс-Экспресса и мои умозаключения сыграли со мной злую шутку. Как это часто бывает, после того, как Поттер, под действием момента, поделился со мной самым сокровенным, парень, видимо, решил, что наконец-то нашел того человека, которому может рассказать ВСЕ. Каждый день в моем блокноте под монограммой "ГП" появлялись страницы текста, в которых Гарри описывал, как ему живется, что происходит, что он узнал или разведал, наблюдая за опекунами, и свои мысли по этому поводу. В начале лета, во время подготовки к экзаменам, когда у меня ни на что не хватало времени, эти послания меня несколько раздражали.

Гарри расказал, что после наших разговоров и приключений на вокзале, Вернон был тих и задумчив. Настолько задумчив, что даже без скандала позволил племяннику открыть окно в машине по пути домой — случай небывалый. Прибыв домой, мистер Дурсль, похоже, почувствовал себя увереннее и вернулся к своему стандартному стилю общения с племянником: еле сдерживаясь, он потребовал у Гарри сложить "всю эту магическую мерзость" в чулане. Пaмятуя о нашем разговоре, Гарри согласился, попросив лишь оставить ему его сумку и немного повседневной одежды из сундука. Вернон, готовившийся к торгу не на жизнь, а на смерть, слегка опешил, но быстро взял себя в руки и уже более спокойным тоном разрешил Гарри забрать все необходимое. Когда пришло время отнести вещи в комнату, старший Дурсль вспомнил о сове и сурово заявил, что та должна оставаться в клетке все лето и не дай боже Поттеру выпустить ее в их тихом и спокойном районе. Поскольку мы обсудили и этот момент, Гарри, скрепя сердце, предложил дяде другой вариант: отправить сову к одному из его друзей, где она смогла бы провести лето, для чего ее достаточно было бы выпустить ночью, когда соседи будут спать. Вернон, во второй раз получивший желаемое без боя, задумчиво посмотрел на племянника и, отрывисто кивнув, отправил того в комнату.

Дядя с тетей, добившись того, что все магические прибамбасы оказались под замком в чулане, вели себя, пусть неприветливо, но спокойно. Проблемой стал Дадс. Очаровательный кузен Поттера входил в переходный возраст и вел себя, как маленькая мразь: yстраивал истерики, подставлял брата, на улице гонял его вместе со своими друзьями, а дома доставал родителей, требуя "справедливости" из разряда: "А почему этот очкарик ест мой пирог?" или "Это мои джинсы! Да, я из них вырос, но они все равно мои. Пусть отдаст!".

В общем и целом, лето у Гарри проходило не так уж и плохо, но это не влияло на количество и длину его посланий. Желая перевести его внимание на что-нибудь более конкретное и занять парня делом, я решила обсудить его ситуацию с Мэтом и спросить его совета.

Такая возможность появилась у меня после нашего первого коллективного занятия. Распустив свой небольшой класс, Мэт усадил меня за стол в своей студии и попросил рассказать, что случилось, когда за мной пришла МакГи. Я сухо и сжато изложила то, что помнила, и добавила умозаключения Тома — естественно, без указания имен. Мэт, будучи довольно одарен в ментальной магии, предложил попробовать посмотреть, что именно было сделано, но как бы я ни доверяла ему, я отказалась. Я не хотела никого пускать к себе в голову, пока не разберусь с тем, как можно было бы надежно отделить и защитить ту часть памяти, что относилась к моему прошлому до Гермионы. Зато я решила, что вот он, тот момент, которого я ждала, и поспешила перевести внимание Мэта с себя на Гарри.

Выслушав все, что я знала из рассказов Гарри, и мои мысли по этому поводу, Мэт ненадолго задумался.

— Ваши рассуждения, безусловно, логичны, мисс Грейнджер... Только, как и все магглорожденные, вы делаете одну ошибку: пытаетесь объяснить магией все, что не вписывается в ваше понятие о мире. Не стоит недооценивать силу предрассудков и человеческой глупости. Родственники Гарри, возможно, просто отвратительные люди, которые не переносят все, что выходит за рамки нормального. Они, вероятнее всего, благополучно пропустили сексуальную революцию, и движение хиппи не задело их даже краем. Но сейчас, по непонятной мне причине, эти зашоренные люди, желающие просто тихо жить за белым штакетником, воспитывают мага. Ребёнка, который одним своим существованием уничтожает их маленький, чистенький, арифметически правильный мир. Ну, а будучи людьми ответственными, они его воспитывают так, как считают правильным. Знаете, мисс Грейнджер, даже родные родители, не опекуны, иногда еще жестче относятся к собственным детям просто за то, что те ведут себя как-то, в их понимании, не так: не тех любят, не те специальности выбирают...

Я кивнула, понурившись.

— Опять же, хотя мистер Поттер помнит только два стихийных выброса, не факт, что их только два и было. Если я все правильно понял, он попал к опекунам вскоре после трагических событий, оставивших его сиротой. Драматические события, подобные тем, что пережил мистер Поттер, бесследно не проходят. Даже у взрослых магов после такого может случится разрушительный стихийный выброс, что уж говорить о ребёнке? Вдруг, опекуны просто до дрожи боятся мистера Поттера и того, что тот может сделать. Если эта версия верна — понятно, почему они держали мистера Поттера там, где его легко можно изолировать, вдали от комнат самих опекунов и их ребёнка.

Я уставилась на Мэта, начиная понимать, что знание, полученное из прочитанной когда-то книги уже не впервые стновится скорее проблемой, нежели преимуществом. Мир вокруг был объемнее и многообразнее, чем то, что я могла себе представить, а прочитанный семитомник создавал ложное чувство уверенности в себе и в своем понимании будущего...

— Я не сбрасываю со счётов возможность того, что на опекунов мистера Поттера было оказано воздействие,— продолжил Мэт,— но я бы не стал ему об этом говорить. Разочарование может оказаться слишком болезненным, особенно, если отношение его родственников вызвано его собственной магией.

Я закусила губу и ругнулась про себя.

— Что такое?

— Боюсь, я уже имела глупость...

Мэт помолчал, и, тяжело вздохнув, сказал:

— Рад, что вы, по крайней мере, понимаете, что это была глупость.

Профессор осуждающе покачал головой:

— За полгода вы произвели на меня очень хорошее впечатление: вы с самого начала знали, чего хотели и медленно, аккуратно и настойчиво этого добивались. Мисс Грейнджер, вы моя первая и чего уж там, любимая ученица, и спрашивать я с вас буду соответственно. Так что, сделайте над собой усилие и постарайтесь начать анализировать все, что происходит вокруг вас, а также то, какие последствия могут быть у ваших действий. Разве я сказал вам хоть что-нибудь, до чего вы не могли додуматься сами? — Мэт вздохнул. — Ладно. Если поведение опекунов мистера Поттера является следствием внешнего магического воздействия, это воздействие должно быть постоянным. Отдельные точечные вмешательства должны были бы повторяться каждые три недели, внезависимости от силы мага. А ментальное вмешательство каждые три недели в течении десяти лет сделает из любого, даже самого нормального человека, слюнявого идиота.

Задумавшись, Мэт запустил одну руку в волосы и барабанил пальцами другой по столу.

— В принципе, если размышлять логически, если причиной поведения опекунов мистера Поттера является магическое воздействие, вероятнее всего, оно статично и осуществляется постоянно, как облучение. Поэтому, если у мистера Поттера будет такая возможность, было бы неплохо, если бы он очень вимательно осмотрел дом и окружающую дом территорию в радиусе пятнадцати-двадцати шагов... Да, лучше взять с запасом. Не думаю, что это артефакт. Артефакт сложнее замаскировать, а под землей он слишком быстро разрядится. Тем не менее, сбрасывать такую возможность со счетов не стоит. Пусть ищет все странное, непонятное, все, чего, по идее, не должно было быть рядом с домом добропорядочных магглов. Пусть обращает внимание на все странные тэги, буде такие обнаружатся рядом с домом. Кстати, краска может не быть цветной, это может быть лак. Поэтому важно, чтобы он был максимально внимателен. В идеале, осматривая такие поверхности, как стены дома или забор, он должен будет менять угол зрения. Если воздействие осуществляет рунная печать, нарисованная бесцветным лаком, он сможет что-нибудь заметить, отслеживая блики от солнца.

После того, как я передала Гарри рассуждения, выводы и рекомедации Мэта — пока без рассуждений о возможной вине eго самого — парень всерьез занялся разведкой. Первый месяц он методично исследовал владения Дурслей: перекопал весь сад, изучил каждый квадратный сантиметр забора и стен и прочесал дом на предмет поиска непонятных предметов от подвала до крыши. Безрезультатно, если не считать результатом то, что он нашел своего потрепанного игрушечного зайца, которого его тетя говорила, что выбросила года три назад. Последнее его послание рассказывало о второй ночной вылазке под мантией-невидимкой.

И с тех пор — тишина. Закопавшись в недавно приобретенные книги по ментальной магии, я не сразу заметила, что уже второй день от Гарри не было вестей.

В своём послании Нев говорил, что Гарри не отвечал на послания в блокноте, где Нев предложил вместе отпраздновать их дни рождения у себя. Не получив ответа, парень отправил сову, с наказом дождаться ответа — та вернулась и без послания, и без ответа, заставив парня поднять на уши всю нашу тёплую компанию.

Рон, проделавший то же самое, что и Невилл, с тем же результатом, предложил поставить в известность Дамблдора. Он считал, что, что бы мы ни думали о директоре, и, вне зависимости от того, что из этого могло быть правдой, тот мог помочь, навестив Гарри дома. В этом предложении была своя логика. Самым простым, безусловно, было бы позвонить Поттеру, вот только мы с ним, обсудив необходимость обменяться номерами, так этого и не сделали.

Практичная Фэй, воспитанная в атмосфере, лишенной преклонения перед Дамблдором, предложила мне послать с письмом Люца, заявив, что к директору можно будет обратиться, если с задачей не справится даже ворон.

Я скептически посмотрела на Люца, дремавшего на спинке кровати и выглядевшего вполне мирно. В последнее время oн раздобрел и обленился: перестал летать со мной на пробежки и даже не попытался проводить к Мэту. Тем не менее, я знала этого бандита достаточно хорошо, чтоб быть уверенной, что если кто-то или что-то мешало совам долететь до Гарри — с Люцем такой фокус не пройдёт.

Поэтому, решившись, я оторвала клочок от листа тетрадки в клетку, на котором по быстрому накaрябала: "Привет, куда пропал? Мы тебя потеряли. Отправь ответ с Люцем и отпишись в блокноте, иначе Рон устроит спасательную экспедицию, после которой твоих опекунов придётся откачивать. Мия"

Подготовив чехол с посланием, я подошла к ворону и подула eму в район ноздрей. Bорон забавно чихнул, нахохлился и скосил на меня глаз. Я показала ему чехол, Люц неохотно протянул лапу.

— Ваше величество, будьте так любезны, снизойдите до нижайшей просьбы, отнесите это послание мистеру Поттеру и дождитесь ответа.

Люц открыл оба глаза и посмотрел на меня осуждающе.

— Eсли серьёзно, творится какая-то чертовщина: послания, отправленные с совами исчезают и мы не уверены, доходят ли они до адресата. Пожалуйста, будь осторожен и возвращайся как можно скорее.

Люц каркнул, выражая своё отношение к совам как посланникам, по его мнению, отвратительным и, тихо хлопнув крыльями, снялся с насеста. Оставалось ждать.

Ответ я получила на следующее утро. Люц влетел в окно на кухне, когда я приканчивала второй тост с джемом. Он приземлился на стол и, не рассчитав, проехался по нему на лапах, тормозя. Выглядел он потрепано, но довольно. Гордо выпятив грудь, ворон клювом указал мне на чехол, привязанный к лапе.

— У тебя получилось?! Ты мой красавец! — восхваляя ворона на все лады, от чего он выглядел все более самодовольным, я аккуратно отвязала чехол и полезла за письмом.

В послании, написанном карандашом на обратной стороне моего собственного, Гарри говорил, что вернул себе блокнот и ждет меня, чтоб рассказать обо всем произошедшем в деталях.

Когда я залезла в блокнот, там уже вовсю шла общая пeреписка. Поттер не дождался меня и начал объяснять сначала каждому по отдельности, что с ним все в порядке, но, устав писать одно и то же по десять раз, вынес обсуждение в "общий чат".

Во-первых, Гарри пропал потому, что блокнот экспроприировал Дадли. Он пробрался в комнату Поттера и стащил симпатичную вещицу, решив, что очкарику "жирно будет". Гарри быстро обнаружил пропажу, но не смог так же быстро найти и вернуть блокнот: Дадли таскал его с собой, а на ночь прятал под подушкой.

Во-вторых, у Поттера случилось пришествие домовика по имени Добби. Ночью, возвращаясь под покровом мантии-невидимки из комнаты Дадли, куда он наведался, чтоб вернуть блокнот, Поттер услышал странную возню под окнами и придушенное попискивание. Желая понять, что происходит, он открыл окно и увидел потрясающую картину: Люц поднимался в воздух, натужно хлопая крыльями, а в когтях у него были зажаты непомерно длинные пальцы странного ушастого создания. Oба пытались производить как можно меньше шума. Особенно плохо это удавалось гуманоиду, потому что ворон периодически клевал его в темечко, вызывая сдавленное повизгивание, рисковавшее в итоге разбудить родственников Гарри.

Оценив мизансцену, и, в особенности, *вырезано цензурой* гуманоида, отлично видимoго в свете луны из-под развевающейся одежонки, Поттер сначала очень удивился. Потом, решив разобраться в ситуации, принял решение попытаться поговорить со странным существом, предпочтительно, вдали от спящих родственничков. Спросив ворона, хватит ли у него сил дотащить ношу до близлежащего парка и получив молчаливый ответ в виде смены траектории, парень натянул капюшон мантии-невидимки и заторопился на улицу. Помогая ворону ориентироваться с помощью тихого свиста, Поттер привёл его в близлежащий парк и предложил сложить ношу на скамейку. Ворон послушался, но продолжал держать пальцы существа в когтях. Гарри догадался, что это было зачем-то нужно и перехватил руками пальцы гуманоида.

Если опустить красочные описания завываний домового эльфа, назвавшегося Добби, суть его сообщения была в том, что Гарри Поттер сэр не должен был ехать в школу, потому что там "смерть и опасность". И он, скромный домовик, должен был Гарри Поттера сэра спасти. "Галантерейщик и кардинал спасут Францию", чего уж там.

Оказалось, что именно это лопоухое стихийное бедствие запутывало сов, отбирая послания и возвращая их к отправителю ни с чем. На вопрос "зачем", Добби вполне логично ответил, что если Гарри Поттер сэр решит, что друзья о нем забыли, он обидится и не вернётся в школу.

Шах и мат, Добби великолепен.

Видимо мой верный ворон действовал успокаивающе не только на людей, так что мало-помалу речь домовика становилась более осмысленной и менее сдобренной маловразумительными визгами. Он заявил, что принадлежит древней семье, которая входила в окружение мистера Зло. Сам Добби по причинам, озвучить которые он отказался, мистера Зло ненавидел. Поэтому, когда в начале лета услышал разговор хозяина с другом, обсуждавших последние события в школе, а точнее, одного из профессоров, одержимого Неназываемым, и возможную связь между его появлением и поступлением в школу мистера Поттера сэра, он насторожился.

Окончательно успокоившись под действием чар Люца, домовик полностью передал весь разговор волшебников. Ничего криминального там не было, мужчины обсуждали примерно то же самое, что и мы, только добавили, что с возвращением победителя Того-Которого, вероятнее всего, сам Вольдеморт тоже активизируется и, если у него будет такая возможность, попробует атаковать. Учитывая, что место жительства Поттера вне школы тщательно скрывалось, атаку, вероятнее всего, стоит ожидать именно в школе.

Кривая логика Добби подсказала ему, что хозяин что-то задумал, и мистера Поттера сэра надо спасать. А что может быть логичнее с теми вводными, что были у него, чем просто не пустить Гарри в школу?

Поттер, применив все красноречие, на которое был способен, убедил своего защитника, что в немагическом мире найти его, может быть, и сложно, но не невозможно, a уж такой могущественный колдун, как Тот-Который, справится с этим в считанные секунды, если возьмётся за это всерьёз, и тогда защитить Гарри Поттера сэра будет некому. 3ато в школе...

Попрeпиравшись с полчаса, Добби согласился со своим кумиром и смущенно попросил отпустить его руки. Как только парень выпустил пальцы домовика, тот щелкнул ими и исчез, пообещав помогать, чем может, но препон в возвращении в школу больше не чинить.

Поблагодарив Люца и накaрябав ответ на моё послание на обратной стороне листка по счастью завалявшимся в кармане огрызком карандаша, Гарри направился домой. Проходя мимо дома соседки, безумной кошатницы, и лениво оглядывая окрестности, он вдруг заметил какой-то знак на заборе между домами миссис Фигг и Дурслей. Поплотнее завернувшись в мантию, Поттер залез в соседский сад и принялся рассматривать забор. Он уже почти потерял надежду найти то, что привлекло его внимание, но из-за туч вышла луна, и он ясно увидел странные блики на заборе. Блики складывались в затейливый рисунок, который он, к сожалению, перерисовать не смог. Точнее, он попытался, но это выглядело так, будто Люц, наклевавшись забродивших ягод, испачкал лапы в чернилах и решил потанцевать на пергаменте.

Ребята, бывшие не в курсе истории с опекунами Поттера, потребовали подробностей... Короче, до ежедневных медитаций и книг в тот день никто не добрался.

Следующее занятие у Мэта началось с рассказов о приключениях Мальчика-у-которого-опять-все-не-слава-богу. Мэт молча терпел этот гвалт минуты две, но потом, не выдержав, гаркнул, что, что бы ни случилось в мире, сейчас на повестке дня — занятия, а все остальное можно обсудить позже.

Никогда ещё его занятие не тянулoсь для нас так долго. А после урока Мэт усадил нас за стол в студии и предложил рассказывать.

— Желательно, кто-то один,— поспешно добавил он, увидев, как ребята хором набрали воздуха в легкие.

Слово, как всегда, взяла Фэй. Изложив профессору все произошедшее и добавив наши размышления по этому поводу, подруга замолчала и пытливо уставилась на профессора.

Мэт помолчал несколько минут, переваривая услышанное, а потом предложил встретиться с Гарри в тот же вечер в парке около его дома и лично посмотреть на обнаруженные им каракули, если тот одолжит ему мантию.

Фэй, захватившая с собой блокнот, под любопытным взглядом Мэта написала Поттеру и получила адрес и согласие на встречу в полночь. Мы разошлись, сгорая от любопытства.

Утром следующего дня я читала послание Гарри, в котором он рассказывал нам, что Мэт приеxал и рассмотрел рисунок во всех деталях. Это действительно были руны. Причём не просто рунная печать, а целая вязь, с множественными функциями.

Во-первых, она должна была защищать дом от магов. Принцип ее действия был похож на магглоотталкивающие чары, но был рассчитан на волшебников: любой маг, проходя мимо дома, видел самое обычное строение, какое только можно придумать. Во-вторых, она работала как сигнальные чары: если бы на территорию Дурслей зашёл маг, автор плетения узнал бы об этом в ту же секунду. В-третьих, в вязи были заключены руны, направленные на то, чтобы разоблачать анимагов, возвращая им их человеческие ипостаси. И, наконец, четвёртая функция рунной вязи была определена Мэтом как ментальная закладка, действовавшая на всех не-магов в определенном радиусе, включавшем в себя дом Дурслей. Точнее он пока сказать не мог, потому что намешано там было немало. Там была и руна отчуждения, и руна слепой привязанности, и ... Чего там только не было!

Как при такой красоте под боком Дурсли окончательно крышей не поехали, было, поистине, тайной. Правда, Мэт заявил, что та часть вязи, что отвечала за ментальное вмешательство, была менее активна, чем защитная. Гарри не вполне понял объяснения Мэта, но суть залючалась в том, что пассивная рунная защита была полностью активирована, тогда как ментальная часть вязи выглядела так, будто ее просто нанесли магически-активной субстанцией поверх старых рун, забыв подпитать силой.

Мэт пообещал покопаться в библиотеке и, возможно, "поговорить" с соседкой Гарри, когда у него на это появится чуть больше времени — скорее всего, в середине или конце августа.

У меня, признаться, с плеч свалился немалый груз. Я боялась, что Мэт окажется прав на сто процентов, и Гарри придется жить с мыслью, что его безумные родственники имели полное право его бояться и не любить. Тем не менее, свой урок я выучила и решила, что впредь постараюсь лучше обдумывать свои слова, действия и их возможные последствия.

* * *

Дни рождения Поттера и Невилла мы отпраздновали в маленьком магическом кафе в пригороде Лондона. План был прост: забрать Поттера откуда-нибудь с окраины его городка, куда он сбежит под мантией невидимкой и вернуть домой до ужина, чтобы его отсутствие не заметили опекуны. План привели в исполнение Симус с родителями, забравшие Гарри со стоянки окола въезда на автостраду. Празднование было немного напряженным, потому что Гарри беспрестанно косился на часы, боясь вернуться слишком поздно, когда опекуны вспомнят о нем и заинтересуются его отсутствием. К счастью, все прошло великолепно: единственной реакцией на его возвращение домой было скупое поздравление от тети, которая сразу после этого попросила парня помочь ей накрыть стол к ужину.

Тем же вечером, переписываясь в блокнотах, мы решили, что праздник, хоть и удался, все равно получился немного скомканным и решили повторить его в школе, без спешки и с размахом.

Шла первая неделя августа. Я уже изучила две из трех книг, которые посоветовал Мэт. Мне особенно понравилась техника для улучшения памяти. Она предлагала магу представить комнату или любое другое помещение во всех деталях. Воспоминания предлагалось "складировать" в этой конате, каждое на своем месте, так, чтобы, если понадобится, можно было вернуться в помещение и найти нужную информацию там, куда она была убрана. Кажется, я уже читала о чем-то подобным до того, как очнулась в теле Грейнджер.

Эта техника, казалось, была создана для меня и идеально заточена под мои нужды. Медитируя, лежа на спине, я представляла себе нашу с мужем квартиру, где поселила проекцию себя с памятью о своей прошлой жизни и, в особенности, воспоминаниями о книгах про Гарри. Образ своей квартиры я мысленно уменьшила и поместила в хрустальный шар из тех, что часто продаются в виде сувениров.

Решив, что "много" не всегда значит "плохо", воссоздала, кроме своей бывшей квартиры, свою комнату в доме Грейнджеров, где впервые очнулась в этом мире. Уже там, на стеллаже с книгами, недалеко от "Маленького принца", я пристроила хрустальный шар с самым дорогим, что у меня было — моей памятью о прошлой жизни.

* * *

В квартире Грейнджеров было шумно. Родители взяли по две недели отпуска, закрыли кабинет и готовились отправиться на каникулы во Францию. Первую неделю мы собирались провести в Париже, вторую — у Мами Мими в Лионе. Я бы, безусловно, предпочла пляж. Тем более, что гулять по Парижу... Я не была уверена, что готова посетить этот город, спокойно гулять по его улицам...

Тем не менее, магия Парижа и мои упражнения с отгораживанием воспоминаний из прошлой жизни сделали свое дело. Мы прошлись по Маре, пообедали на террассе в кафе, расположенном в рынке "Красных детей", прошлись по МонМартру. В третий раз за две жизни я поднялась на третий этаж Эйфелевой башни и долго спорила с родителями о том, где какой монумент, если судить по крышам. В конце недели Эмма решила заняться нашим с Дэном образованием, организовав походы по музеям. От Лувра мы с ним сумели откреститься, так как не горели любовью к классическим искуствам, зато музей Орсе и Помпиду Эмма отвоевала.

Орсе мы посетили утром, потом доехали до площади Республики, где зашли в Красное Кафе, где, по словам Эммы, одна из стен была стеной башни тамплиеров. Просто, в очередной раз перестраивая город, строители использовали часть существующего строения. Прикоснуться к истории сидя в кафе и обедая было странно, но интересно. Из кафе мы направились в центр Помпиду или, как его называют французы, Бобург, плутая по узким улочкам города, справедливо носящего звание красивейшего в мире. В какой-то момент я заприметила табличку с названием улицы Монморанси. Не помня точно, зачем, я потянула родителей пройтись именно по ней. Те согласились, потому что она нам была по пути. А я, наконец, вспомнила, что на этой улице располагалось самое старое здание в Париже. На нем должна была быть надпись о том, что в этом доме найдут приют мужчины и женщины... или что-то вроде того. Заметив искомое, я также увидела вывеску на которой было написано "Приют Николаса Фламеля" затейливым готическим шрифтом.

Обернувшись к родителям, чтобы сказать им, что Фламель, вообще-то еще жив, я заметила, как Дэн подобрался и как-то хищно прищурился. Прибавив шаг, он потащил нас через дорогу, в направлении группы мужчин, стоявших неподалеку от заинтересовавшего меня дома. Подходя к ним, oн очень громко сказал:

— Да это же... Дорогая, глазам своим не верю. Эмма, смотри, это же дядюшка Гектор! Какая радость, какая неожиданность!

Внимательно посмотрев на "дядюшку" и покопавшись в памяти, я никого похожего не вспомнила. Эмма выглядела смущенно и, кажется, пыталась остановить и успокоить Дэна. Но южная кровь Мами Мими, текшая в венах Дэна, судя по всему, требовала продолжения банкета.

— Дядюшка Гектор, какой приятный сюрприз! — прорвавшись мимо окружавших мужчину друзей, заорал Дэн. Добравшись, наконец, до несчастного, отец несколько раз фамильярно обнял его, от души похлопав по спине.

Надо сказать, что этот человек меньше всего на свете походил на того, кого язык бы повернулся назвать "дядюшкой". Грива темных волос с нитями седины на висках спускалась до шеи, на шее был повязан шикарный платок, даже издали казавшийся очень дорогим. Костюм-тройка, явно сшитый на заказ, и трость с резным набалдашником завершали идеальный образ дэнди и достойного джентльмена.

Я поняла поведение Эммы, недовольно смотревшей на мужа — мне тоже стало не по себе. Дэн, тем не менее, не успокаивался: повернувшись к нам, он, указывая рукой на меня и на Эмму, громогласно интересовался, помнит ли дядюшка его очаровательную жену.

— А эта юная леди — моя дочь, с которой вы, любезный дядюшка, естественно, не знакомы, потому что навещать родственников считаете ниже своего достоинства. Что ж, не буду вас задерживать, думаю, я и так отнял у вас слишком много времени, — и, сменив тон веселого балагура на серьезный и злой, Дэн тихо добавил: — Родителям позвони, дядюшка, — последнее слово он практически выплюнул, — нам-то что, без тебя отлично проживем. А вот они переживают.

Подхватив нас с Эммой под локти, Дэн потащил нас по направлению к центру Помпиду. Уже на повороте, он, слегка повернув голову крикнул:

— Доброго дня, мистер Дагворт-Грейнджер, — выделив интонацией первую часть фамилии.

Поскольку мне ни сам мужчина, ни его двойная фамилия ни о чем не говорили, я не отстала от Дэна, пока тот не рассказал мне, в чем, собственно, было дело.

Гектор на самом деле был его кузеном, сыном дедушкиного брата. Он с детства был себе на уме и самовлюблен до крайности. Как сказал Дэн, на семейных сборах он и остальные братья-сестры-кузены-кузины, очень переживали, что парень разобьет себе нос, уж слишком высоко задирал его.. A если не разобьет сам, так они б ему с удовольствием помогли.

Гектор очень рано и очень сильно отдалился от семьи. Настолько, что даже его мать не всегда знала, где он. Лет в двадцать oн женился на какой-то престарелой англичанке и собрался было взять ее фамилию. Под давлением родителей он все-таки оставил свою фамилию, но в составе двойной и даже не на первом месте. Семья восприняла это как подачку и издевательство. Короче, Гектора Грейнджеры не очень уважали.

Я про себя пожала плечами, да и выкинула и самого дядюшку, и его историю из головы.

В Лондон мы вернулись в конце августа, примерно за неделю до отъезда в Хогвартс: довольные, отдохнувшие, с парочкой лишних килограммов и гудящими от постоянных прогулок ногами.

Я, в принципе, отлично отдохнула, потому что еще до отъезда клятвенно пообещала себе на каникулах именно отдыхать. Сначала я уговаривала себя вообще полностью забыть о магической Британии на две недели: не брать с собой блокнот, забросить книги и тренировки... Потом, хорошенько подумав, я решила, что тренировки лучше все-таки продолжить. В конце концов, это ведь было нужно в первую очередь мне самой. Затем, я все-таки положила в чемодан последнюю из трех книг, которые рекомендовал Мэт. Защита разума для меня должна была быть приоритетом номер один с момента попадaния в этот мир. Посмотрев на сиротливую стопку учебников на столе, я решила, что взять практическое пособие по рунам тоже будет не лишним — я там как раз на руне трансформации остановилась. Короче, после двух часов торга со здравым смыслом, здравый смысл капитулировал, а у чемодана грозились оторваться ручки. Посмотрев на это дело, я волевым решением оставила в багаже блокнот, "Направленное мышление" из списка Мэта и пособие по рунам. Остальные книги которые я, как обезумевший хомяк, собрала со стола и из книжного шкафа и пыталась утрамбовать в чемодан, я оставила дома.

Магией, тем не менее, на каникулах все-таки пришлось заняться серьезно. В первую неделю-полторы с того момента, как я додумалась спрятать все свои воспоминания и эмоции из прошлой жизни в отдельную оболочку, которую в свою очередь, поместила в еще один кокон, я была очень довольна собой. Неделя в Париже прошла чудесно, у меня было прекрасное настроение, и даже когда я стояла у Сакре-Кёра, где муж когда-то сделал мне предложение, во мне ничего не колыхнулось. Просто красивый вид потрясающе красивого города. К тому же, с погодой нам действительно повезло.

Тем не менее, уже в Лионе я почувствовала, что у меня начались какие-то дикие перепады настроения: хотелось плакать и смеяться, бегать по мокрой траве босиком в парке недалеко от бабушкиного дома и перечить родителям даже в мелочах... А однажды, я поймала себя на том, что как-то уж слишком пристально и заинтересованно пялюсь на сына бабушкиных соседей, парнишку лет пятнадцати. Он как раз красовавался перед нашим домом, выделывая всевозможные финты на скейте. Когда до меня дошло, что я разглядываю мальчишку вот уже полчаса, как минимум, меня прошиб холодный пот. Пусть моя память до попадания в это тело была отгорожена и спрятана в хрустальный шар, на подсознательном уровне я совершенно четко понимала, что мой интерес к мальчику пятнадцати лет, мягко говоря, противоестественен. Обозвав себя почему-то старой извращенкой, я убежала в выделенную мне комнату и уселась думать. Думалось плохо, потому что хотелось смотреть на соседского мальчишку и томно вздыхать. Титаническим усилием воли я заставила себя успокоиться и улечься в асану для медитации.

В голове всплывали мысли одна другой бредовее. Я уже было додумалась до того, что мое странное состояние вызвано каким-нибудь вредоносным колдовством какого-нибудь коварного недоброжилателя, но, вспомнив разговор с Мэтом и как следует все проанализировав, поняла, что, если меня и прокляли, то называлось это проклятие "переходный возраст".

Зеркало в ванной, куда я пошла умыться холодной водой, подтвердило мои выводы. Майка спереди топорщилась, намекая, что скоро мне понадобится бюстгальтер, волосы, которые я привыкла мыть раз в четыре-пять дней, уже на третий день после мытья выглядели не слишком опрятно, а на носу, на самом кончике, расцветал шикарный, прямо-таки королевский прыщ.

Если с гормональным бумом и физиологическими процессами я не могла ничего сделать, то эмоциональный и психологический аспекты, мне казалось, подправить была в состоянии. В первой книге, посоветованной Мэтом, была глава про осознание своего "я", где подробно разбирались характеристики личности, и канвой шла мысль, что человек таков, каким хочет быть. Это только родители могут влиять на характер детей лет до семи, сам человек может изменить себя так, как захочет в любом возрасте. Было бы желание.

Эта мысль натолкнула меня на другую. Я подумала, что, запрятав под семь замков свою жизнь "до Грейнджер", я вместе с ней отказалась от своего опыта, знаний и, как бы претенциозно ни звучало, эмоциональной зрелости. Просто вернуть все, как было, я не могла — было жалко приложенных усилий. А освободить лишь какую-то часть из тайника, казалось глупым и опасным. Мне казалось неправильным делать что бы то ни было с целостностью собственной личности и памяти, спрятанной в хрустальном шаре, а магический мир научил меня прислушиваться к собственным ощущениям.

В итоге, я решила, что если я скрыла свою истинную личность и память о прошлом — это еще не было поводом расслабляться. К чему может привести подобное попустительство я осознала в полной мере, когда из ванной ноги сами понесли меня к окну, из которого я наблюдала за парнем. Покрутив проблему так и этак, я решила, что мне нужо создать себе личность, что-то вроде образа или персонажа, которого я смогу играть.

Скрупулезно составляя подробный списк черт характера, которые я считала для себя в данный момент наиболее важными, я осознала, насколько это сложно: придумать характер и личность, которая была бы человечной. Тем более для себя. Ведь самого себя всегда хочется видеть в самом радужном свете, без недостатков. Поэтому, скрепя сердце, я добавила и лень, и тщеславие, и неуверенность в себе...

На построение образа ушлo без малого три дня. Я всячески перетасовывала черты характера, вычеркивала одни, добавляла другие. Когда, наконец, результат меня устроил, я промедитировала всю ночь, выстраивая новую личность, собирая ее, как паззл, и подправляя там, где это казалось нужным.

В моем воображении получившаяся личность была похожа на искристую вуаль. Полюбовавшись делом своих рук я представила себе, как эта вуаль сливается со мной, накрывая непрозрачным покрывалом мои тайники: комнату в домe Грейнджеров, которую я теперь использовала для хранения информации и хрустальный шар с моим прошлым.

Закончив с кропотливой работой, я из медитации уплыла в обычный сон.

Проснулась я поздно, кажется, даже после обеда, и чувствовала себя превосходно. В качестве теста в тот же день я подловила соседского парня, который теперь казался нескладным, как новорожденный олененок, и таким же миленьким. Губы сами собой растянулись в довольную улыбку, которую парень, ничтоже сумняшеся, принял на свой счет и попытался перейти в наступление, предложив мне пару уроков скейта. Улыбнувшись еще шире, я согласилась.

За каникулы в плане магии, кроме моих экспериментов с собственным сознанием и моего первого по-настоящему серьезного успеха, я ответственно проштудировала справочник по рунам, но так и не сумела понять, что делать для того, чтобы обнаружить с их помощью анимага и заставить его вернуться в человеческую ипостась и дочитала "Направленное мышление". Закрыв книгу, я впервые обратила внимание, что на обложке с обратной стороны, как на маггловских бестселлерах, были напечатаны цитаты из отзывов о книге. Одна из них была взята из "Колдомедицинского Вестника". В ней целитель Бласко, если верить подписи, — один из самых известных магов-лекарей Европы, хвалил автора и утверждал, что описанные в книге техники, кроме их прямого назначения, помогают развивать способности целителя, особенно, если тот, как и сам Бласко, — шепчущий.

Это слово в магическом мире встречалось мне не впервые. В первый раз его упомянула Помфри, увидев, как я лечила Невилла, и решила, что этот термин применим ко мне самой. Во второй раз, похоже, упоминание этого термина помогло привлечь внимание Малфоя и решить вопрос со школьным целителем. И вот я увидела его снова на обложке купленной в библиотеке книги.

Было похоже, что шепчущие были товаром штучным и дорогим. Но я, если честно, не была уверена в том, действительно ли у меня есть этот дар, или способность, или что бы то ни было. В конце концов, человек, который назвал меня так впервые, сам лично ни шепчущих, ни их методов работы не видел.

Но то, что я сама не очень верила в то, что я — шепчущая, не значило, что в это не верил никто другой.

На второй день после возвращения домой ко мне прилетел малфоевский филин. В чехле, привязанном к лапе птицы, было письмо и шахматный конь. В послании сиятельный лорд сетовал на свою занятость и то, что так и не поинтересовался у меня, нашла ли я нужные книги в библиотеке.

Лорд врал. Когда, узнав о рунах на заборе гарриной соседки, я пошла в библиотеку, мисс Белльфорет предложила на выбор пару словарей, которые я могла изучить в читальном зале или, доступное на тот момент в продаже, пособие по рунам. Мы очень мило поговорили и... То ли я напомнила библиотекарю ее саму в молодости, то ли материнский инстинкт взыграл, но мисс Белльфорет, проводив меня до дверей и выйдя за мной на крыльцо, тихо и настойчиво посоветовала мне быть аккуратнее с Малфоями. На моё утверждение, что с Малфоями меня ничего не связывает, она хмыкнула и ответила, что это только пока. Сама женщина семью Малфоев очень уважала, в конце концов, именно они основали библиотеку в честь святого Матюрина, покровителя моряков. Именно Малфой был тем меценатом, который пожертвовал книги, которые я так удачно купила. Но Малфой, по словам мисс Белльфорет, в первую очередь был политиком. А для политиков люди — как шахматные фигуры. Пока нужны — их оберегают, но если будет нужно или выгодно...

Мисс Белльфорет рассказала, что уже видела однажды, как, тогда еще молодой наследник, Малфой интересовался магглорожденной, как и я зашедшей в библиотеку за книгами. У девушки был потрясающий талант к рисованию и очень своеобразный, узнаваемый стиль. Библиотекарь очень хорошо его изучила, часто находя забытые на столе в читальном зале наброски. Потом, пару лет спустя, она случайно попала на выставку юной художницы, дочери партнеров Малфоев. Картины были прекрасны, как и те наброски, что забывала магглорожденная волшебница в читальном зале. Мисс Белльфорет была уверена, что авторство принадлежало именно ей. Спустя еще года три, видимо, поднакoпив денег и захотев подписывать свои картины своим именем, девушка арендовала зал, выставила свои новые работы и пригласила критиков. Стоит ли говорить, что они ее уничтожили, обвинив в плагиате? Ведь картины написанные той же рукой, но за другой подписью, уже несколько лет продавались за бешеные деньги даже на континент.

Закончив историю, мисс Белльфорет печально улыбнулась и посоветовала мне быть осторожнее. Малфои могли открыть многие двери в волшебном мире, но вверив им свою карьеру и жизнь нужно было быть готовым встать в ровный ряд пешек и честно играть свою роль, смиренно надеясь на лучшее.

В принципе, я Малфоев и так за добрых самаритян не принимала. История, рассказанная библиотекарем, на мое мнение об этой семье никак не повлияла. Зато новость о том, что Малфой действительно мной заинтересовался, вызывала противоречивые эмоции. С одной стороны был соблазн порадоваться и попытаться это использовать, с другой же... С другой стороны, как говорит пословица "Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь". Я бы предпочла, чтобы мое общение с представителями этой семьи ограничивалось пикировками с Драко.

В своем письме лорд Малфой заявил, что в качестве извинений за свое невнимание летом, он предлагает помощь в приобретении всего необходимого к школе. Для этого было достаточно активировать портал, что он выслал вместе с письмом, тридцатого августа в полдень, паролем было слово "Тьюк".

На мое счастье, у меня была прекрасная отковорка: минут за десять до явления посланника от лорда, я уже приняла приглашение Невилла. Еще на занятиях у Мэта, мы все заметили, что пареь становится увереннее в себе и думали, что события конца прошлого учебного года, несомненно пошли парню на пользу. Мало помалу Невилл все больше осваивался и вот, я наблюдала невиданную картину: Невилл строил народ, рассказывая где и как мы встретимся и что будем делать. Единственный человек, который мог бы поспорить с ним за лидерство, Фэй, в августе резко перестала ходить на занятия к Мэту, а в блокноте писала редко и немногословно... Мне, в личной переписке, она сказала, что у нее семейные проблемы и она пока не готова их обсуждать.

Невилл, взявший организацию нашей общей встречи в свои руки, предложил разбить поход за покупками на два этапа: двадцать девятого мы должны были, по его задумке, закупиться всем необходимым по списку, полученному из Хогвартса, а тридцатого, спокойно сходить за учебниками во Флориш и Блоттс и проводить лето и каникулы в кафе у Фортескью всем вместе.

В принципе, план понравился всем, но было несколько подводных камней. Первым был Гарри, а, точнее, тот факт что у него не было доступа к его собственной банковской ячейке. Новость произвела эффект разоравшейся бомбы. Даже Фэй вышла из своего анабиоза и написала что-то не вполне цензурное.

Задав с десяток наводящих вопросов, мы выяснили, что ключ от сейфа, где деньги Поттера лежат, по непонятной причине находился у директора. Точнее, так думал Гарри. Рон скомкано и неуверенно написал, что ключ, вроде бы, получила от Дамблдора его мама в начале недели. Мельтешение строк и букв, заполнявших листок секунды назад резко прекратилось. Я поняла, что народ в шоке и перед нами появилась очередная развилка, как та, что была после откровений Лонгботтома в апреле. Поэтому я лихорадочно начала писать ответ, пока никто не опомнился. Я завернула что-то о том, что на самом деле, не важно, у кого ключ находится сейчас. Кто бы ни держал его в руках, если это не Гарри — это неправильно. К счастью, это помогло перевести негатив с темы "Какого черта ключ у Уизли" на "Какого черта ключ не у Гарри". Посмотрев на то, как медленно, но верно активизировались ребята, возвращаясь к обсуждению планов, я нервно усмехнувшись, утерла пот со лба и улыбнулась.

Решение проблемы взял на себя Лонгботтом. Он заявил, что перед тем, как предлагать совместный поход за покупками нам, он согласовал его с бабушкой. Причем парень повернул разговор таким образом, что старая леди была уверена, что сама все это предложила и сейчас выбирала мантию для выхода в люди.

"Соответственно, — писал Невилл, — если ей сейчас намекнуть, что похода не получится, потому что директор не отдал Поттеру ключ от сейфа... я директору не завидую. Надо бы еще письмо об этом организовать, чтоб было что бабушке показать. Которая у нас из птиц самая быстрая и кто недалеко живет?"

Естественно, ребята решили, что лучше Люца никто не справится. Поэтому, ободряюще погладив ворона по крыльям, я выпихнула его на улицу, попросив обернуться как можно быстрее. Пол часа спустя написал Поттер, заявив, что Люц — огонь, а не птица. Еще час спустя написал Невилл, сказав, что бабушка только что, рявкнув "Кабинет... Дамблдора", улетела разбираться с директором. Письмо, конечно, не могло передать мимику, но я была уверена, что Невилл хохотал, когда писал, что надеется, что то слово, что бабушка вставила между "кабинетом" и фамилией директора, не помешает ей добраться до места.

Второй проблемой был Рон. Он вместе со всеми тактично порадовался, что проблема Поттера, вроде бы, нашла свое решение, и пожелал нам приятного дня. Сам он надеялся вырваться из своей тесной семейной компании и хоть ненадолго присоединиться к нам тридцатого. Потребовав объяснений, мы узнали, что его мать держала семейные финансы в своих далеко не нежных руках, и за покупками к школе все всегда ходили вместе. Это делалось для того, чтоб Мисс Уизли могла на месте рассчитать и подбить необходимые суммы трат под семейный бюджет. Учитывая, что в этом году в школу собирали аж пять человек, шансы на то, что Рону дадут денег и отпустят с миром в нашей компании, таяли, как снег под солнцем.

Как мы ни ломали голову, найти решение этой проблемы не могли. Беда заключалась в том, что Уизли были семьей бедной, но честной, чем и гордилась. И глава семейства, в лице миссис Уизли, не могла допустить, чтобы "сын побирался у друзей". В каком то смысле, это было довольно кривым вывертом логики, потому что в итоге парень, на потеху злым языкам, пользовался полуразвалившейся старой палочкой Чарли и донашивал за старшими братьями мантии.

Хотя, окажись я на ее месте, не факт, что поступила бы по-другому...

Гарри попытался было предложить написать маме Рона самому чтобы попросить ее отпустить сына с нами. Рон отмел это предложение, признав, что его мама использует этот аргумент против самого Поттера, в своей обычной утвердительной и приказной манере приглашая парня присоединиться в походе за покупками к ним.

В итоге мы решили, что мы подгадаем время прибытия тридцатого таким образом, чтоб прибыть в Косой переулок, когда Рон с семейством закончит с большинством своих покупок и в Флориш и Блоттс мы пойдем все вместе. А там, чем черт не шутит, может быть получится отпросить приятеля с нами к Фортескью, побаловать себя мороженым и приятной беседой.

Оговорив детали и попрощавись со всеми до завтра, я открыла страницу для личной переписки и написала Невиллу. Он с его аристократическим воспитанием лучше любого справочника должен был суметь мне помочь разобраться в хитросплетениях этикета магического мира. Дело было в том, что, даже имея отличую отговорку, просто вернуть Малфою портал я не могла. Точнее, этот момент даже сами авторы справочника по этикету считали немного спорным и щекотливым. С одной стороны отказывать и возвращать портал — грубо. С другой, портал зачаровывался из личной вещи и не всегда предназначался использовавшему его магу в подарок.

Невилл, судя по всему, задумался. Ответа не было минут десять и я уже начала нервничать, когда появились первые строки. Парень написал, что посоветовался с вернувшейся с Гарриным ключом бабушкой, и та объяснила, что портал вернуть надо. По крайней мере попробовать. Но ни в коем случае не с совой. Это и правда было не комильфо. Приглашенному следует согласовать место и время встречи и отдать портал из рук в руки.

Поблагодарив парня, я закрыла блокнот и обернулась к нахохлившемуся филину. Тот продолжал сидеть пеньком с глазами на подоконнике и неприязненно таращиться на Люца. Ворон избалованным котом нагло взирал на визитера в ответ с моих коленей, куда перелетел, видимо, чтобы позлить собрата.

Решившись, я взяла пергамент и, наскольмо могла, аккуратно и красиво, вывела несколько классических формулировок, сводившихся к благодарности за приглашение и к максимально вежливому отказу. Я, так же, по совету Невилла, предложила лорду встретиться в Косом переулке, где я планировала побывать с друзьями двадцать девятого и тридцатого — в любой день на его выбор.

Подув на пергамент и убедившись, что чернила высохли я скатала послание в трубочку и, засунув в чехол, привязала к лапе филина. Люц каркнул именно в тот момент, когда почтальон Малфоев взлетал с подоконника, отчего тот потерял концентрацию и ухнул кулем вниз на пару метров. Потом он, естественно, выровнялся, но урон репутации был уже нанесен, и в спину гордому филину несся мой хохот вперемешку с издевательским карканьем ворона.

Еще веселее стало, когда, спустя три часа, несчастный филин, изо всех сил пытавшийся казаться величественным, вновь появился на моем окне с ответом. Он затравленно косился на Люца и зло на меня. Тем не менее, он даже не попытался отомстить, клюнув меня, когда я снимала с его лапы чехол. Понимал, наверное, что в таком случае лишится пары хвостовых перьев и имидж его будет поруган окончательно.

Малфой согласился встретиться тридцатого, в полшестого, после похода за покупками в кафе Фортескью. Я сидела, рассматривала письмо и гадала, стоило ли предупредить сиятельного, что кроме моих друзей в поход по магазинам меня решила сопровождать Эмма...

* * *

Двацать девятого все прошло просто великолепно. Единственная заминка была, как обычно, с Мальчиком-у-которого-ничего-не-бывает-просто. Леди Лонгботтом собиралась аппарировать, чтоб забрать Поттера от опекунов, благо Дамблдор дал координаты. Поттер, когда узнал об этом, взвыл и высказал свое категорическое "НЕТ". Он очень ценил нейтралитет, которого смог добиться в отношениях с опекунами, и разрушать его ради поездки за покупками не собирался.

Нам, точнее Невиллу, с боем удалось убедить бабушку, что родственники Гарри — странные люди: они могут не оценить появление из воздуха женщины в экстравагантой шляпе на лужайке у них перед домом средь бела дня. В итоге, за Поттером поехали те, кто больше соответствовал понятиям Дурслей о "нормальности". В час дня перед его домом на Прайвет драйв остановился новенький Форд Эскорт модного серебряного цвета, из которого вышли отец и сын, одетые в легкие брюки и майки поло. На Вернона произвела впечатление машина. На Петунью — обходительность, прекрасные манеры и обаяние мистера Финнигана. А Дадли просто не было дома.

Дурсли настолько прониклись, что даже пригласили Финниганов зайти на чашку чая. Оправившись от шока, Гарри предельно вежливо объяснил им, что встреча с остальными одноклассниками назначена всего через полтора часа и им бы не хотелось заставлять ждать толпу народа.

Меня, если честно, подмывало подбить Эмму съездить за Поттером самим, но... здравый смысл подсказывал, что для здоровья будет полезнее рядом с домом Поттера лично не появляться.

Посещение Косой аллеи мы начали с Гринготтса, где все вместе прокатались на тележках: то еще удовольствие, должна признать. И дело даже не в том, что было страшно — не страшнее, чем на американских горках. Было просто неудобно и неприятно. Складывалось ощущение, что тележки, которые гоблины использовали, чтоб эвакуировать землю, когда копали все эти тоннели, вместо отправки в утиль, просто слегка отмыли, подрихтовали, установили сидения из пары узких деревянных перекладин тянувшихся от одного борта до другого и ВУАЛЯ! Колоритное, аутентичное средство для транспортировки клиентов готово! А то, что волшебников возят, как отходы производства — приятный бонус и бальзам на сердце. К тому же, слишком жесткие маневры, когда поручни впиваются в грудь и живот, а от перегрузок тяжело даже поднять голову... Обычно я морской болезнью не страдаю, но в условии той бешеной болтанки, в сумерках, где зацепиться взглядом за какой-нибудь статичый ориентир было невозможно, мне как-то резко поплохело. Выходя с Эммой из банка и радуя прохожих зеленоватым цветом лиц, мы договорились, что если мы и заведем сейф в Гринготтсе, то он будет в нескольких метрах от въезда в тоннель, на верхних уровнях.

На самой аллее было людно, но не слишком. Ребята, выросшие в магическом мире, рассказывали об интересных товарах и магазинах, мимо которых мы проходили. А леди Лонгботтом внесла свою лепту, рассказав пару исторических анекдотов о здании, в котором располагался музыкальный магазин, и о том, где владычествовала мадам Малкин.

Справились мы раньше, чем планировали, поэтому, вместо того, чтобы разойтись по домам до завтра, решили порадовать себя и зайти в кафе Фортескью. Наш путь пролегал мимо Флориш и Блоттс. Еще метров за тридцать стало понятно, что в книжном происходит что-то странное. Вход штурмовала разномастная и разношерстная толпа, как говорила мами Мими, "нарядных" барышень от пятнадцати и старше. Очаровательный старичок — божий одуванчик, которого Августа определила, как мистера Флориша, пытался образумить дам и построить их в очередь. Получалось у него откровенно плохо. Подойдя поближе и бросив взгляд на витрину, мы поняли, в чем дело. Локонс презентовал свою новую книгу со скромным названием "Я — волшебник". Симус прыснул в кулак и, толкнув локтем Дина, громким шeпотом предположил, что наброски и черновики именно из этой книги нам читал Локонс. Те самые, с невадским оборотнем...

Стоит ли говорить, что это подняло нам и так отличное настроение буквально до небес, и к Фортескью пришли девять очень громко хохочущих детей и восемь еле сдерживающих смех взрослых. В кафе я не смогла себе отказать в удовольствии. Мороженое я никогда особенно не любила, если это не было проcтое сливочное, сдобренное колотым грецким орехом, но вот чашка хорошего крепкого эспрессо... Сказать, что все присутствовавшие, включая владельца заведения, были несколько удивлены моим выбором — было ничего не сказать, а я блаженствовала и великодушно прощала своим спутникам их невежество.

На следующий день, казалось, жизнь берет реванш за день вчерашний, который слишком хорошо прошел. Началось все с того, что у машины папы Симуса пробило колесо, из-за чего они опоздали почти на час. Поскольку ни Симус, ни Гарри не догадались взять с собой блокноты, предупредить нас о задержке они не могли. Как следствие, мы всей толпой дожидались их на входе на Косую аллею. И мы там были не одни. Казалось, что на маленьком пятачке в пять квадратных метров, столпился весь магический мир Британии. Маги толкались, маги потели в слишком жаркий для конца августа день, маги переругивались сквозь зубы, пытаясь сдерживаться и не использовать особенно ядреные выражения, потому что под ногами у взрослых магов мельтешили маги юные и вносили в происходящее дополнительную нотку хаоса и бедлама.

Наконец дождавшись припозднившихся, мы выдвинулись в сторону книжного. То, что вчера вызывало смех сегодня его не вызывало абсолютно. Очередь, змеей выглядывавшая из Флориш и Блоттс, тянулась на добрых метров сорок, позволяя последним подошедшим и занять себе место и купить мороженого у Фортескью, располагавшегося дальше по улице.

Ребята было попытались пойти занять место, но отец Фэй, еще более практичный, чем сама Фэй, решительно подошел к какой-то дородной ведьме с очень выдающимися, даже с учетом глухой мантии, формами, готовящейся перешагнуть порог книжного.

— Здравствуйте, уважаемая. Подскажите, пожалуйста, этo очередь за учебниками?

— Ничего не знаю про учебники, здесь Ло-о-о-оконс,— томно выдохнула барышня, приложив пухлую ладошку к обьмной груди.

— Ага... — протянул папа Фэй и решительно вошел в магазин. Там, окинув лавку орлиным взором, он заприметил зашуганного молоденького продавца, притулившегося в углу, под скромной рукописной вывеской "За учебниками — сюда".

Отважно маневрируя между фанатками, мы гуськом пробрались к продавцу. Тот споро выдал нам наборы учебников и рассчитал. Мы, было, решили, что на этом наши приключения закончатся и мы пойдем ждать Рона в кафе, но Поттера заметил Локонс. Естественно, как и любой павлин, Локонс не помнил своих поражений. Так что, заявив восторженной публике, что сейчас он представит им своего самого преданного и любимого ученика, мужчина, элегантно раскланиваясь, двинулся в нашу сторону. Леди Лонгботтом не дремала и, сделав маленький шажок влево, перекрыла писаке вид на Гарри. Попытавшись отклониться со своего курса, чтоб обойти препятствие, бывший профессор Гилдерой поднял глаза и встретился взглядом с дамой и, похоже, впечатлился. Локонс споро затормозил и дал задний ход, выдав что-типа "извините, обознался", и вернулся, к вящему удовольствию поклонниц, за свой стол, нервно оглядываясь на нашу компанию и, в особенности, на воинственно вздернувшую подбородок леди Лонгботтом.

Мы несмело двинулись к выходу, надеясь, что уж теперь-то все, больше неожиданностей не будет, когда началась третья часть Марлезонского балета. На этот раз какой-то высокий волшебник на повышенных тонах что-то выговаривал невидимому собеседнику. Подойдя поближе, я увидела старшего Малфоя, презрительно цедившего сквозь зубы что-то очень малоприятное в ответ на крики высоко светловолосого, почти рыжего, мужчины. Оппонент лорда распалялся все больше. Появилось ощущение, что назревало что-то потрясающе неправильное, что должно было случиться в книжном магазине. Вроде бы, драка.

В то, что в драке мог участвовать Малфой, для меня казалось не более возможным, чем увидеть снег на экваторе в разгаре лета. Тем не менее, мне было неспокойно, поэтому, мысленно перекрестившись, я, опустив голову прошла мимо рыжего мага, и подняла взгляд, притворяясь, что рассматриваю книги, подходя к Малфою, давая тому возможность заметить меня. Видимо лорду слишком нравилась его маленькая игра и отвлекаться от словесной дуэли он не собирался. Поэтому я скоренько поменяла свои планы и, найдя взглядом младшего Малфоя по левую руку от отца, усидчиво изображающего презрение, направилась к нему.

— Добрый день, юный лорд Малфой, рада вас видеть. Надеюсь, вы провели великолепные каникулы.

Младший Малфой перевел взгляд на меня и нахмурился. Он еще не умел играть лицом и эмоциями так же виртуозно, как его отец. Ему, чтобы перейти от маски "презрения" к маске "светского интереса" все еще было нужно время.

— Добрый день, мисс Грейнджер, благодарю вас, но боюсь, мои впечатления от летних каникул безнадежно испортил этот отвратительный инцидент.

— Что вы, разве может небольшое, пусть и не слишком приятное, происшествие уничтожить приятные воспоминания о трех месяцах отдыха?

— Здравстуйте, мисс Грейнджер, — наконец заметив меня, с каменным выражением лица сказал лорд Малфой.

— Доброе день, лорд Малфой, — чуть склонив голову, ответила я.

— Мия?...— послышалось из-за спины.

Рядом с мужчиной, кричавшим на Малфоя, стоял Рон и смотрел на меня круглыми глазами.

— О, привет, Рон! Наконец-то мы тебя нашли. А мужчина рядом с тобой — твой отец? Здравствуйте.

— Да, Артур Уизли, — с заминкой, как и большинство детей, когда им приходится называть родителей по именам, представил он мне мужчину, — Пап, это моя однокласница, Гермиона Грейнджер.

— Приятно познакомится, юная леди, — сквозь зубы, все еще сверля взглядом Малфоя, процедил он.

Еще раз, более внимательно посмотрев на волшебника, я поняла, что видела его раньше.

— Мне тоже приятно с вами познакомиться, сэр, — улыбнулась я, — хотя мы, кажется, уже встречались. Порядка месяца назад в библиотеке святого Матюрина, вы любезно придержали для меня дверь.

Мужчина, бывший абсолютно красным секунду назад, вмиг побледнел. Сзади к нему подошла полная женщина со слегка хищными чертами лица и роскошными ярко-рыжими вылосами, вьющимися крупными локонами. С улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего мужчине, она подхватила его под локоть и сказала:

— Познакомились? Поговорили? Вот и прекрасно. А теперь, любезный мой, мы тоже поговорим. Пойдем-ка, погуляем. Августа, будь добра, прихвати моих с собой минут на двадцать, — скептически окинув мужа взглядом, женщина поправила себя, — а лучше на полчасика. Люциус, было не слишком приятно увидеться. Драко, удачи в школе.

И, кивнув остальным, утащила мужа на буксире. В голове крутилась строчка из стихотворения про паучка, который муху в уголок поволок...

Попрощавшись с Малфоями нестроиным хором, наша компания двинулась на выход.

— До скорой встречи, — чуть склонив голову, тихо сказала я и последовала за остальными. Благо, времени до назначенного часа у меня оставалось с запасом, и я могла себе позволить посидеть в Фортескью сначала с друзьями, а уже потом, отдельно, с другими заинтересованными личностями.

По пути я попросила Рона, чтобы тот объяснил мне причину конфликта в книжном и странной реакции его отца на мои слова. Оказалось, что Малфой не отказал себе в удовольствии проехаться по финансовому состоянию семьи Уизли. К этому, в принципе, даже Рон уже, вроде бы, привык и воспринимал скорее, как "собака лает, ветер носит". Неприятно, обидно, но не смертельно. В этот раз Малфой сделал упор на то, что Артур, кроме того, что зарабатывает гроши, недостаточные для того, чтоб обеспечить семью, так еще и спускает с трудом заработанное на всякие магловские штуковины и макулатуру, не стоившую бумаги, на которой была напечатана. Виданное ли дело, покупать издание Бербидж за пять галеонов, чтоб потом быть не в состоянии купить детям нормальные учебники? Мистер Уизли громко возмущался и отпирался — ровно до того момента, пока не влезла я и не подтвердила невольно версию Малфоя, так как основным аргументом Aртура было утверждение, что в библиотеку он не ходил... Я выдала приглушенное "yпс" и виновато посмотрела на Рона. Тот махнул рукой и попросил рассказать подробнее о летних заработках, которые мы мельком обсудили в блокнотах летом.

В кафе мы заняли три круглых стола, сдвинув их вместе. Я опять заказала эспрессо... Похоже, мое нежелание есть мороженое ни вчера, ни сегодня владелец кафе воспринял как вызов своему мастерству, и вместе с остальными заказами, доставленными на стол лично Фортескью, он принес и поставил передо мной что-то, напоминавшее "Банана-Сплит". Заявив, что мой десерт — за счет заведения, мужчина удалился за барную стойку, наблюдать за сложной клиенткой издалека. Я смущенно его поблагодарила и беспомощно оглянулась на свою компанию. Мороженого я все еще не хотела. Заставив себя съесть ложку и широко улыбнувшись владельцу, чтоб показать, что оценила и жест и вкусовые качества лакомства, я решила, что на этом с политесом можно заканчивать. Справа от меня сидел идеальный утилизатор пищи типа "Рон" и уже пожирал мой десерт глазами. Естественно, я подвинула тарелку ему и ободряюще улыбнулась:

— Надеюсь, не побрезгуешь есть моей ложкой? А то другой нет.

— О чем вы вообще, юная леди? Манеры? Какие манеры? Не слышал о таких, — хохотнул Рон и подхватил столовый прибор.

Близнецы и Перси, умудрившиеся наскрести по карманам немного мелочи на чай для себя и вазочку с парой шариков мороженого для сестры, смотрели на брата со здоровой завистью. Поняв, что парню тем же вечером могут устроить темную, я толкнула того под локоть и собиралась уже настойчиво посоветовать ему поделиться с братьями, как услышала тонкий манерный голосок.

— ... Разве это нормально, что девушка угощает парня? — юная Уизли уже явно давно что-то говорила Перси, но на последней фразе повысила голос. Рон подавился.

— Угощает, если вы, юная леди, не заметили, владелец заведения, — сладко улыбнулась я, — а Рон любезно спасает десерт, который бы, оставь я его себе, бесславно растаял.

— А-а-а-а, понятно, — протянула Джиневра, наигранно наивно похлопав глазами, — а я подумала, что он тебе нравится и ты за ним ухаживаешь. Только, Рон, он немножко не очень догадливый, поэтому ты решила его угостить. — Рон подавился во второй раз, покраснел и в ярости уставился на сестру. Я же про себя апплодировала чертовке. Если она так виртуозно манипулировала братом в одиннадцать, какова она будет к совершеннолетию?

— А, вот что ты имеешь в виду!? — улыбнувшись еще шире, ответила я, — А я думала, тебе просто завидно, что Рону достался огромный десерт, а тебе всего пара шариков мороженого. Уф, теперь я спокойна! А то боялась, что к нам в компанию попадет маленькая избалованная девочка, готовая жестоко шутить над братом ради какого-то десерта. Нет, отвечая на твой вопрос, Рон — мой друг и это уже достаточный повод поделиться с ним мороженым, которое я, к тому же, не собиралась есть. Хотя, сдается мне, что мой друг достаточно благороден, чтобы поделиться десертом с братьями...— непрозрачно намекнула я Рону.

Джинни покраснела и скривилась, пытаясь выдать вежливую улыбку. Взрослые молчаливо тряслись от смеха, прикрывая рты руками, как, впрочем, и вся остальная женская часть нашей Гриффиндорской компании. Близнецы же, широко улыбнувшись, выдали на пару:

— Когда речь заходит...

— О дивных десертах Флориана...

— В мыслях смертных...

— Нет места благородству...

— Мы понимаем...

— Но отомстим.

Рон подавился в третий раз и, видимо, решив, что, как и все бесплатное, его десерт проклят, подвинул тарелку братьям.

Появления старших Уизли мы дождались лишь к пяти вечера, если не позже. Они вышли из-за угла кафе и продефилировали под ручку к нашим столикам. Точнее, дефилировала Молли. Артур тащился за ней тоскливым неприкаянным духом. Поблагодарив Августу, миссис Уизли собрала свой выводок и погнала домой. Остальные, пообещав дождаться друг друга на платформе у последнего вагона, тоже отчалили. Мы с Эммой остались за столиком в ожидании последней на день встречи.

То ли Малфой следил за кафе, то ли просто так удачно сложились обстоятельства, но он появился раньше назначенного срока. Не уверена, насколько его покоробило присутствие магглы за столиком, по крайней мере по его лицу этого прочитать было нельзя. То ли в отместку, толи ради конспирации, но лорд решил обыграть нашу встречу, как разговор члена попечительского совета с родственником пострадавшего ученика.

Про аллергию я родителям, естественно, сказала. Про то, насколько она была сильно, естественно, промолчала. Лорд Малфой со смаком поведал Эмме в каком жалком виде он застал меня, прибыв в больничное крыло. Эмма ахала и охала и смотрела на меня с осуждением. Лорд, тем временем, заверил ее, что подобное больше не повторится, потому что он, Малфой, настоял, нанял и оплатил услуги квалифициорванного целителя, который с того самого дня, как он увидел "пострадавшую юную леди", бдит денно и нощно в Больничном крыле при школе.

Кроме того как подставить меня на нравоучения от родителей, Малфой подал неплохую идею, предложив Эмме завести небольшую сипуху или другую почтовую птицу, чтобы иметь возможность связаться с ним самим или леди Лонгботтом, буде на то появится необходимость. Эмма пообещала подумать над этим. Все-таки держать сову в квартире в многоэтажке в центре Лондона, не казалось ей удачной затеей.

Чувствуя, что разговор подходит к коцу, я достала из кармана шахматную фигуру — телепорт и аккуратно пристроила ее за своей пустой чашкой, так чтоб ее заметил Малфой и не увидела Эмма.

Спустя еще пару минут, мы мило распрощались и разошлись по домам. Завтра меня ждал Хогвартс-экспресс и новый учебный год.

Лаванда ревела, уткнувшись заложенным носом в подушку и, икая и всхлипывая, приглушенным голосом пыталась рассказать нам, что МакЛагген — сволочь. Мы с девочками, обреченно вздыхая, привычно пытались успокоить подругу и выставить из комнаты вездесущую Уизли. Я, суетясь, как и остальные мои соседки, и порыкивая на Джин, говорила себе, что этот год будет очень длинным.

С прибытия в Хогвартс прошло две недели. За это время я поняла, что детки повзрослели. Лаванда и Парвати начали живо интересоваться собственной внешностью и мальчиками, соперничая со старшекурсницами за лишние десять минут в душе. Еще в купе я веселилась, глядя, как Лаванда, проникновенно заглядывая в глаза Рона, стирает ему грязные разводы с носа. Несколько дней спустя, я поняла, что мне не смешно.

Браун, по-командирски осмотрев своих товарищей-второкурсников, решила, что ей нравятся мальчики постарше. Видимо, чтобы далеко не ходить, она обратила свой взор на старших ребят с Гриффиндора. Кроме квиддичистов, из основной массы выделялись близнецы с Джорданом, староста и пара ребят, создавших вокруг себя тесные компании, где были звездами. Одним из таких ребят и был МакЛагген. Он был типичным образчиком будущего самоуверенного самца: хамоватый, вальяжный и, чего уж там, довольно симпатичный. Единственная загвоздка лично для меня была в том, что собственная внешность молодому человеку нравилась настолько, что это тянуло на болезненный нарциссизм, на корню убивающий все благоприятное впечатление.

Лавнда, тем не менее, нашла свою жертву и начала окучивать. Она все вечера проводила где-нибудь поблизости от своего кумира, смеялась над его сомнительными шутками и смотрела на него влюбленными глазами. Поначалу парень просто не замечал ее. Потом, к несчастью, заметил. Не сказать, что девичье обожание ему не польстило. Он великодушно позволял ей восхищаться собой и иногда садиться рядом с его компанией за столом в Большом зале, пару раз даже хмыкнул в ответ на ее шутки... Но, естественно, долго продолжаться идиллия не могла. Почувствовав себя немного увереннее, Лаванда начала влезать в разговоры компании МакЛаггена. Она никого не перебивала, Боже упаси, просто иногда, если думала, что у нее в запасе есть сплетня или история в тему, она ее рассказывала. Видимо, проблема была в том, что Лаванда, когда волновалась, начинала говорить со скоростью пулеметной очереди. Учитывая, что речь предназначалась мальчику, который ей нравился, у пулеметной очереди прорезались жеманные интонации и прононс с придыханием. Если к этому добавить тот факт, что Лаванда, когда не шептала, говорила очень громко... В принципе, понять некоторое недовольство МакЛаггена, которому подобные тирады приходилось выслушивать все чаще и с более близкого расстояния, было несложно.

К чести парня, он не был настолько груб, насколько мог бы быть, но слова, для того чтобы осадить Лаванду, все-таки, не выбирал. Пару раз он, по его меркам, вежливо высказал ей, что такая манера разговора ему не нравится. Вечерами после этого мы успокаивали подругу в комнате, лелея надежду, что та, наконец, выберет себе какой-нибудь другой предмет для обожания, но успокоенная соседка наутро шла штурмовать свою крепость с упорством носорога.

В тот вечер то ли у парня сдали нервы, то ли кто-то из ребят постарше подсказал ему шутку... Но, когда Лаванда в очередной раз набрала воздуха в грудь, готовясь поразить своего рыцаря интересной историей, МакЛагген выдал:

— Лав, малышка, ты умеешь дышать носом?

— Э-э-э, конечно... — сдувшись от удивления, ответила та.

— Ну тогда закрой рот и дыши.

Осознание того кто и что ей сказал пришло довольно быстро, и Лаванда, улыбнувшись дрожащими губами, извинилась и ушла в комнату. Там мы ее и нашли несколько минут спустя, ревущей в подушку.

И будто этого было мало, на правах сестры нашего друга в комнату просочилась Джинни, с иезуитским выражением лица спрашивая, что произошло и что именно сказал МакЛагген. С выражением бесконечного сочувствия на лице она выдавала различные фразы в стиле "как, должно быть, обидно, когда тебя не любят". Намеков на то, что ей стоит пойти заняться своими делами, мелкая понимать не захотела, а просто грубой силой выставить ее за дверь, мы пока не были готовы.

Идея родилась сама собой. Где-то в середине очередной фразы из разряда "бедненькая идиотка", я перебила ее, спросив:

— Слушай, Джин, ты носом дышать умеешь?

— Э-э-э, — не вполне поняла резкой смены темы мелкая.

— Ну так проверь — закрой рот и дыши. Желательно, по другую сторону закрытой двери.

Джинни вспыхнула, как свечка, и пробкой вылетела из комнаты, на прощание хлопнув дверью так, что с потолка что-то посыпалось. Я обернулась на своих соседок, которые в ступоре смотрели на меня. Даже Лаванда подняла голову и уставилась на меня круглыми глазами.

— Что? — не выдержала я, — ну согласитесь, неплохая фраза! Да и работает на ура! Так, Лав, раз уж оторвала лицо от подушки, иди умойся. Не хватало еще с опухшим от слез лицом завтра в Большой зал идти.

— Да как я туда пойду, после такого позо-о-о-о-ора — вновь тоненько завыла она.

— Позор, милая моя — это кое-что другое. Помнишь, я говорила, что вопрос всегда в точке зрения. Как по мне — ничего такого страшного не случилось. Более чем уверена, скоро ты сама будешь вспоминать эту историю со смехом. А то, насколько твой смех будет искренним, зависит только от тебя. Ты можешь, как загнанный зверек, бояться шуток МакЛаггена, а можешь подшутить над ним сама. Выбирать тебе.

— Но как я...

— Лав, ты девушка, будь умнее. В конце концов, прошлой весной ты вместе с нами решила изменить мир. Сейчас какой-то парень тебя окоротил, причем по делу, и все, лапки кверху, выносите? Соберись, в конце концов, ничего катастрофического не случилось.

— Но он... но я...

— Он тебе нравится?

— Да, — выдохнула она, — очень.

— Ну, значит, тебе надо сделать так, чтобы ты ему нравилась еще больше, чем он тебе. Лав, то, что он тебе сказал, было не очень приятно. Но девушка, бегающая за парнем — это не неприятно. Это патетично. Давай бегом в душевые — приведи себя в порядок и возвращайся. Будем мировой заговор устраивать.

Улеглись мы далеко заполночь вповалку на моей кровати. Результатом дискуссии стало решение, что Лаванда чертовски хороша, но говорит и правда много, громко и не всегда очень приятным голосом. Поэтому, начать мы решили с нее самой.

Я предложила ей поработать над "растяжкой" и, пока подруга не успела обвинить меня в умопомешательстве, я объяснила суть упражнения. А суть заключалась в форсированном и длительном выходе из собственной зоны комфорта. У каждого человека она своя и определяется личностными качествами. И эта зона комфорта — вещь, на самом деле, очень опасная, потому что заставляет человека всегда действовать по одному и тому же принципу, не пытаясь искать других вариантов и возможностей. Например, сильный не догадается попросить о помощи, слабый — без помощи обойтись; решительный — не спросит чужого мнения, а нерешительный — только опросами общественного мнения заниматься и будет.

Лаванда чувствовала себя уверенно, когда ей было, что рассказать, и когда она говорила. Поэтому, в течение недели Лаванда обязывалась говорить только тогда, когда ее спросят. Ответ при этом должен был состоять из одной фразы, не более, чем на десять слов.

Первые пару дней подруге было безумно тяжело. Сплетни она только слушала, но делиться ими, о ужас, не могла. Ограничение в одно предложение для ответа на любой вопрос сводило ее с ума... Но дня три спустя появились первые результаты. Помня об ограничении, Лаванда, отвечая на вопрос, начала обдумывать то, что собиралась сказать. Она все больше привыкала скорее слушать, чем говорить и начала получать удовольствие от ситуации. Однажды на вопрос "ну как?" она, с улыбкой Мона Лизы, ответила:

— Умеющий слушать узнает не в пример больше.

За какую-то неделю изменилось все: тембр голоса, манера строить предложения, даже выражение лица. За ней гонялись все сплетницы школы, потому что были уверены, что она знает что-то потрясающее. Лаванда узнала силу недосказанности и информации, которая лишь приобретала в ценности, если не растрезвонивать ее на каждом углу.

Когда неделя, отведенная на "растяжку", закончилась, мы уселись с подругами в комнате и предложили Лаванде подумать, что делать дальше, на что та, хитро улыбнувшись, ответила:

— Ничего.

И, потомив нас минуты две, продолжила:

— Он никого не сможет полюбить сильнее, чем себя.

Фэй и Парвати, наблюдавшие метаморфозу подруги из первых рядов, решили, что растяжки — вещь, и им тоже обязательно нужно этим заняться. Поскольку терпения у них не было ни на гран, начать они пожелали немедленно.

Лаванда, спокойно улыбаясь, мудро советовала им не спешить, но девочки были неумолимы, требуя разобрать их характеры и придумать растяжки сию секунду.

— Хорошо, — сдалась Лаванда, — Фэй, ты сильная и самостоятельная. Ты все держишь под контролем и не привыкла рассчитывать на других. Твоя растяжка — расскажи нам, что у тебя произошло и попроси совета. Как думаешь, Мия, этого будет достаточно?

Я знала, что этого будет достаточно, как и то, что подруга права в каждом слове. Но я так же знала, что было не так с Фэй и была абсолютно не уверена, готова ли та делиться этой информацией. Никто из нас помочь ей был бы не в состоянии, а говорить об этом... — только тревожить и так не затянувшуюся рану.

Секрет Фэй я узнала в поезде по дороге в Хогвартс.

В купе, куда мы забились всей честной компанией, было шумно и весело. Ребята смеялись, рассказывали о сборах, о суматохе поисков последних вещей, которые обязательно куда-нибудь пропадали в последний момент и обнаруживались на дне упакованного сундука, который, в итоге, приходилось собирать заново.

Спустя полчаса после отправления поезда, я сидела на диванчике у окна, и, выдыхая на стекло, задумчиво рисовала одну и ту же загогулину... Приглядевшись, я поняла, что это — петля со скользящим узлом... видимо, подсознание слало привет и сочувствовало.

Несмотря на то, что мы переписывались и часто встречались, ребята, очутившись все вместе без присмотра взрослых, заново взахлеб рассказывали о том, как провели лето. То, что раньше они могли описать исключительно на бумаге в блокноте, теперь можно было разыграть в лицах со всем размахом. Ведь это же не одно и то же: написать, что поймал с отцом на рыбалке "во-о-о-о-от таке-е-е-е-е-е-енную рыбу", и рассказывать все своими словами, с междометиями и охами-ахами, с возможностью развести руки, чтоб показать размер той самой рыбы... И глаза еще вытаращить, как Рон, когда про проделки близнецов рассказывал. И каждому, естественно, хотелось рассказать свою историю, и ждать своей очереди, естественно, сил не было никаких, потому что забудется ведь, а "там тако-о-о-ое".

Короче, через пятнадцать минут у меня болела голова, через полчаса она раскалывалась, через час я думала, что голова мне, в принципе, не особенно и нужна и завидовала Зевсу. Плюс ко всему, мой единственный возможный помощник и защитник, Люц, поганец такой, как знал, что в поезде будет весело и в Хогвартс отправился своим ходом еще вчера.

С другой стороны стола купе, тоже у окна, сидела Фэй и так же задумчиво чертила что-то на стекле.

Если опустить детали, в какой-то момент, мне удалось привлечь к себе внимание девочки. Фэй отвлеклась от своего занятия и пристально посмотрела мне в глаза. Я, в ответ, чуть качнула головой в сторону двери купе. Подруга еле заметно кивнула.

Я сбежала первой и, отойдя на пару шагов от нашего купе, дождалась повторного щелчка двери. Услышав, как вышла Фэй, я, не оборачиваясь, направилась в тамбур в конце вагона. Наш был последним и его тамбур отличался от остальных: все его стены были застеклены. Деревянная обивка цвета карамели, бронзовые поручни, мягкое ковровое покрытие темно-бордового цвета и километры леса за окном — все это создавало неповторимую атмосферу уюта. Я положила локти на поручень, протянутый на высоте груди, и пристроила подбородок на перекрещенные кисти рук. Движение, которое я заметила краем глаза слева, подсказало, что Фэй сделала то же самое.

С полчаса мы стояли, молча разглядывая проплывающие мимо пейзажи, подернутые синей дымкой леса... или просто бездумно наблюдая за рельсами, будто выныривающими из-под наших ног.

— Мои родители разводятся. — голос Фэй прозвучал глухо. Помолчав еще минуты три, она продолжила: — Знаешь, я не ребенок. Глупо звучит, но я уже давно не ребенок и прекрасно понимаю, что Мама и Папа — это навсегда. Я навсегда останусь их дочерью и это ничто не сможет изменить. При этом я понимаю, что они — муж и жена. И если они муж и жена сегодня, завтра они могут перестать ими быть. Муж и жена — просто названия, придуманные людьми. Но, по сути, если они не захотят больше быть семьей — они перестанут ею быть, а я... я останусь посередине с двумя обломками от семьи, которые навсегда останутся моими родителями... только по очереди. И знаешь, что самое паршивое? Самое паршивое — это то, что я могу его понять. Моя мама — замечательная женщина... просто, как отец один раз сказал... удушливая. — Фэй спрятала лицо в ладонях, — Мия, мне так паршиво... Отец уходит от матери, а я, вместо того, чтоб поддерживать ее, про себя думаю, что если меня оставят с ней, я натиска ее заботы на меня одну точно не выдержу...

Фэй уставилась на рельсы и, помолчав еще минут пятнадцать, наконец-то шумно вздохнула и повернулась ко мне со своей вечной немного ехидной ухмылкой. Чего-чего, а вот смотреть, как подруга пытается изображать веселость, чтобы не доставать своими проблемами других, мне не хотелось. Поэтому я поймала ее за руку и, аккуратно выбирая слова попыталась объяснить, что ее чувства вполне понятны и нормальны, что, что бы ни происходило между ее родителями, — это не ее вина и не ей отвечать за решения взрослых людей. Я изо всех сил пыталась убедить ее в том, что если она видит недостатки своих родителей, это не делает из нее монстра...

В какой-то момент Фэй взяла меня за руку, легонько сжав ладонь, и впервые с начала августа я увидела ее настоящую улыбку.

С тех пор подруге, вроде бы, стало легче. Она не закрывалась от остальных, хотя и ни о чем не рассказывала и о помощи не просила. Она часто выглядела грустной, но не угрюмой, как раньше. Видимо, изменения были недостаточными или Лаванда, научившись наблюдать за людьми, поняла, что что-то действительно не так.

Теперь Браун спокойно и выжидательно смотрела на подругу, давая той возможность решить, как поступить. Я решила помочь Фэй, дав ей дополнительное время на размышление, и перевела взгляд на Парвати.

— А тебе, дорогая, наоборот, не хватает уверенности в себе. С нами тренировки не получится, потому что мы знаем о задании. Поэтому, в течение недели, ты все свое свободное время проводишь с Падмой и именно ты решаешь, что вы будете делать, куда пойдете и так далее. Даже если ты не против ее предложения, ты предлагаешь и настаиваешь на своем варианте.

Парвати сдулась. Она всегда была ведомой и всегда предпочитала присоединиться к кому-то, а не устроить что-нибудь самой.

— Нечестно! Лаванда молчала неделю, я должна командовать неделю, а Фэй всего-то и надо, что рассказать какую-то историю.

— Тебе ли не знать, что иногда решиться на какое-то действие — сложнее всего, — мягко пожурила подругу Лаванда.

— И все равно...

— Мои родители разводятся, — решившись, прошептала Фэй.

— Какой ужас, — воскликнула Парвати, — извини, пожалуйста, я не знала. Это действительно ужасно...

— Это жизнь, — вздохнула Фэй, — отец решил уйти...

— Мерзавец! — воскликнула раскрасневшаяся Парвати, — как он может бросить жену и ребенка?

— Не смей так говорить о моем отце. — Ледяным тоном отрезала Фэй.

— Пати, — взяла слово Лаванда, — Не суди столь поспешно и строго. Магическая Британия отличается от магической Индии. Ты говорила, что на твоей родине магический и обычный миры сосуществуют значительно теснее, чем в Англии. В этом есть свои плюсы, но есть и минусы. Во-первых, в магическом мире развод — не такая уж и большая редкость. По крайней мере даже в будуарах судачить об этом не будут: так, упомянут разок, просто для галочки. Вспомни о маме Блейза. Семерых мужей сменила — и ничего, никто ей от дома не отказал. Во-вторых, женщине, если она не в состоянии себя обеспечить, назначат содержание, которое будет выплачивать ее бывший муж, вне зависимости от того, с кем останется ребенок. Так что, на улицу никто никого не выгонит. И в-третьих, в магическом мире одинокая и самостоятельная женщина не является нонсенсом, — последнее слово Лаванда выговорила с особой тщательностью, видимо оно для нее было новым, — Маггловский мир, насколько я поняла, часто не приемлет понятие независимой женщины. В магическом же мире, женщина вольна делать карьеру, если она того пожелает. Среди великих зельеваров, нумерологов, предсказателей, врачей, рунологов — огромное количество женских имен. И это нормально.

После длинного монолога, от произнесения подобных которому Лаванда за неделю отвыкла, она слегка раскраснелась, но, судя по улыбке, была довольна собой. Ее речь оставалась спокойной и логически выверенной, она не отошла от темы и сказала все, что хотела в максимально сжатом виде.

— Но как же они теперь?...

— Если ты о Фэй и ее маме, — произнесла Лаванда, старательно сдерживая словесный поток, — при расторжении брака ребенка школьного возраста оставляют с тем, кто в состоянии что-то ему дать. Из-за учебы в Хогвартсе мы, считай, девять из двенадцати месяцев в году проводим вне дома. Мы достаточно взрослы и автономны, чтобы не нуждаться в постоянной опеке. С другой стороны, для полноценного развития нам нужен рядом сильный состоявшийся маг и человек, способный своим примером показать, что значит быть настоящим волшебником. Такова логика Визенгамота. Рассуждения о том, что опека должна остаться за женщиной, потому что она — мать, ставшие популярными в последнее время из-за близости к маггловскому миру, он не признает. Так что, если только Фэй не настоит на обратном, вероятнее всего, она останется с отцом.

— Но ты же будешь настаивать? — мир Парвати рушился и ей нужно было что-то, чтобы поверить, что его основы останутся незыблемы.

— Нет, — прошептала Фэй, — Я решила, я останусь с отцом.

— Но... как ты можешь? Твоя мать...

— Это мое решение, — отрезала Фэй и, гордо вскинув голову, вышла из комнаты.

В итоге весь вечер и большую часть ночи я успокаивала Фэй в гостиной, а Лаванда проводила разъяснительные работы с Парвати, объясняя, что между заботой и самопожертвованием есть грань, которую лучше не пересекать, если не готов стать профессиональным жертвенным ягненком. Что мало кто может жить долгом и им утешаться, когда тяжело и кажется, что все напрасно. И если человек не верит в то, что сможет с этим справиться — лучше не начинать. Лаванда потом пересказала мне большую часть того, что использовала в качестве аргументов, и я, если честно, была очень удивлена, насколько эти рассуждения, которым девочку научила мать, были просты, стройны и мудры.

Утром невыспавшиеся, с кругами под глазами, встрепанные и несчастные, мы уселись все вместе и постановили: что бы ни случилось, мы выслушаем и попытаемся понять друг друга. Как в семье: сначала поддержка, вопросы потом.

Еще одним выводом из беседы стало решение включить остальную часть нашей компании в работу над самосовершенствованием. На повестке дня при этом были не только растяжки, но и организация мышления и окклюменция, о которой я наконец-то решилась рассказать подругам.

* * *

Идиллия, образовавшаяся в девичьей спальне второкурсниц Гриффиндора, меня несказанно радовала. Тем более, что были вещи, которые меня радовали очень мало.

Во-первых — младшая Уизли. Я, в какой-то степени, даже восхищалась ею: ее способностью к манипуляции людьми и, в особенности, ее собственными братьями, непосредственностью, способностью пропускать мимо ушей все, что ее не интересовало... Но все это могло забавлять исключительно с определенного расстояния, вблизи же... После нашего веселого разговора у Фортескью, я понадеялась, что мелкая немного успокоится и не ожидала ее появления в обозримой близи раньше, чем через неделю. На самом же деле, мы вновь столкнулись лбами уже в поезде.

Видимо по принципу "свято место пусто не бывает", пока мы общались с Фэй, наши места в купе заняли две юные девы. Невилл и Симус, сидевшие рядом со мной и Фэй, были сдвинуты к окну, а в центре каждого дивана устроились новенькие. Рыжую бестию я узнала без труда, а вот девочка напротив нее была мне незнакома.

— Вот, они вернулись, — громко и радостно заявил Рон, когда мы вошли в купе, — теперь, малявки, встали и двинулись в свое купе.

— Мы подвинемся, — мило улыбнувшись, заявила Джин.

— Джин, мы скоро прибываем, надо переодеться, — сказала вторая девочка и поднялась с дивана.

— Еще больше получаса, — небрежно отмахнулась младшая Уизли.

— Джинни, — вздохнула девочка, — по купе летает уже с десяток мозгошмыгов.

— А? Что? — отвлекшись на Поттера, ответила Джинни, болтая ногами.

— То, что, чем дольше ты будешь делать вид, что не замечаешь, как тебе предлагают уйти, тем больше в купе слетается мозгошмыгов.

Уизли покрылась неровными красными пятнами, схватила подругу за руку и вышла, чеканя шаг, из купе.

— Рон? — с сомнением протянула я.

— Мою сестру ты помнишь, — хмыкнул Рон, — вторая — ее подруга, Луна. Смешная девчонка. Я ее раньше странной считал, теперь понимаю, что нормальная она, просто... Немного не такая, как все.

— То есть? — не поняла Лаванда.

— Ее отец этим летом на два месяца уезжал в командировку куда-то далеко на север и оставил ее у нас. Нам-то что — одним больше — одним меньше — невелика разница, да и Джинни, мама сказала, полезно узнать, что не одна она может быть царевной в мужском царстве. Ну и пока она у нас была, хочешь-не-хочешь, а пообщаться пришлось. Поначалу я ее слегка шугался: она постоянно о всяких странных животных рассказывала: то нарглы, то мозгошмыги, то козляки какие-то... А потом я заметил, что когда кто-то нервничает, она с человека глаз не сводит, будто помочь хочет, но не знает как. Со мной тоже один раз было. Когда я после пропажи Поттера начал психовать. Мы с ней пересеклись на лестнице, когда я из совятни в комнату бежал. Она сказала мне, что когда вокруг головы кружатся мозгошмыги — думать сложно. Потом уже я понял, что если перевести это на человеческий, получилось бы что-то вроде: "Ты слишком волновался и напридумывал себе Мерлин знает, чего". За пару месяцев у меня было время понаблюдать: всегда, когда кто-то волновался или психовал за-зря, она говорила о мозгошмыгах. Когда кто-то боялся — о нарглах... про козляков, правда я не очень понял...

— У нее что-то в детстве нехорошее случилось? — заинтересовалась Фэй.

— Мама погибла.

— А!... Бедняжка... ну тогда понятно. Я слышала о такой практике. Это, если я правильно помню, называется визуализацией. Страх потерять близких для ребенка слишком расплывчатое понятие и бороться с ним невозможно. Зато если представить его в виде какого-нибудь животного или предмета, с ним можно будет что-то сделать: прогнать, убрать или еще чего: кому на что воображения хватит. Наверное, для нее мозгошмыги олицетворяют нервозность или беспокойство, или и то и другое одновременно...

Так с тех пор и повелось: при любом удобном или не очень удобном случае, в нашу компанию лезла Джиневра с Луной на буксире. И если юная равенкловка никаких негативных эмоций у нас не вызывала, то Джин... Если в поле зрения был Поттер, юная леди еще как-то сдерживалась и показательно смущалась, в остальное же время она развлекалась тем, что смущала всех остальных. Ее любимым развлечением было с милой улыбкой задавать максимально неудобные вопросы или выдавать какие-нибудь "мудрые сентенции", при этом наивно хлопая ресницами.

Когда в компании были я, Фэй или Лаванда, Уизли вела себя более-менее прилично. У нас лишнего пиетета к юной красотке не было, да и за словом мы в карман не лезли. Зато на остальных, кроме Поттера, Джи оттягивалась по полной. Особенно страдал спокойный Невилл и брат юного дарования. Последний, казалось, чувствовал ответственность за сестру и проводил большую часть своего времени, извиняясь за ее поведение.

В голове крутилась странная мысль, что если бы у младшей Уизли был дневник со встроенной функцией ответа — ее получилось бы отвлечь. Жаль, у нас такого гаджета не было.

В общем и целом, школьная жизнь медленно, входила в свою колею. Мэт, занявший пост преподавателя ЗОТИ, гонял нас по старой памяти. Практикой мы занимались так же как все, но к обычной теории, предлагавшейся на втором курсе, Мэт натаскивал каждого из нас по тем предметам, которые интересовали нас больше других.

Таким образом я, Поттер и Фэй увлеклись рунами; Уизли, Симус и Дин — чарами и ЗОТИ, Лаванда, Парвати и Невилл — зельеварением и всем, что можно использовать в качестве ингредиентов.

У девочек к зельям был свой интерес: Лаванда считала, что достойная леди должна уметь разбираться в подобных вещах — это в жизни пригодится. Парвати зелья были необходимы для артефакторики, а Невилл... Еще летом, переосмыслив первый курс, парень понял, что зелья были его слабым местом. Поэтому он сначала подключил бабушку, попросив сготовить с ним пару зелий, а потом увлекся. Не стоило забывать, что парень был гербологом от Бога. Растения в его руках цвели, росли быстрее... он всегда интуитивно знал, чего какому не хватает для счастья и что каждое из них может дать, в том числе, и в качестве ингредиентов.

Заметив интерес внука, пожилая леди нашла ему репетитора из ее ресурсной компании игроков в бридж. Пожилой джентльмен, владелец небольшой аптеки в Глазго, провел с Невиллом пару уроков в мэноре, а, увидев, насколько искренне парень интересовался всем тем же, чем и он сам в его возрасте, он начал забирать Нева к себе в аптеку, где парень торчал дни напролет, помогая с подбором ингредиентов, их обработкой и приготовлением простых составов.

Кроме занятий по интересам, Мэт начал натаскивать всю компанию по ментальным практикам для защиты сознания. Для ребят он скопировал мои книги, а со мной заключил ученический контракт и взялся за меня всерьез, как и обещал.

В последний раз перед встречей в Большом зале Хогвартса, мы виделись в августе на занятии. Я не знала, насколько изменилась, с тех пор, как успешно создала себе экранирующую личность, и как это могло выглядеть со стороны. Видимо, выглядело это интересно, потому что после пира мне настойчиво захотелось найти профессора. Искать его вздумалось на третьем этаже, в северном крыле. Я решила, что это было приглашением явиться как можно скорее, и побежала на встречу.

— Мисс Грейнджер. Добрый вечер. — прозвучало приятным баритоном из ниши.

— Добрый вечер, профессор, — широко улыбнулась я, поняв, что соскучилась, — рада вас видеть.

— Я тоже рад, — улыбнулся преподаватель своей фирменной улыбкой чеширского кота, — и особенно рад видеть, что в ментальной магии вы продвигаетесь семимильными шагами. Вы можете сказать мне, что произошло с момента нашей последней встречи?

— Э-э-э-э-э... Много медитаций? — заискивающе улыбнувшись, выдала я.

— Не сомневаюсь, но было еще что-то кроме этого. Мисс Грейнджер, — осуждающе покачав головой, вздохнул Мэт, — кажется, проблематику доверия между учителем и учеником мы уже проходили. Или за лето уже все забылось и мне опять придется подписывать какие-нибудь контракты уже с вами лично?

— Нет, что вы... — ответила я, давя в зачатке гадкие мыслишки о том, что контракт или клятва были бы идеальным вариантом. Я вздохнула и выдала Мэту версию о том, что мне иногда казалось, что во мне сосуществуют две личности: одна была частью волшебного мира, вторая — обычного. И мне было сложно сочетать в себе обе. Поэтому, основываясь на изученном материале... В остальном: принцип организации мыслей и памяти, построения личности, ее наложения и подгонки под себя я рассказала полностью и без купюр.

По мере рассказа выражение лица профессора сменилось с покровительственно-снисходительного на удивленно-ошеломленное. Под конец, он взял себя в руки и, усмехнувшись, сказал:

— Воистину, иногда недостаток знаний раздвигает границы возможного... То, что вы проделали, юная леди... Я к такому спец-отдел аврората готовил полгода. Ежедневные специфические тренировки, специальные медитации и, естественно, приличный багаж знаний, которого у вас не было... Вы как тот мальчик, что расшифровал письменность ацтеков. Невероятно, но факт. Что ж... я не буду читать вам лекций о том, чем могла обернуться ваша инициатива, пойди что-нибдуь не так. Я не буду пугать вас рассказами о тех, кто, пытаясь сделать что-то подобное, на годы загремели в реабилитационный центр. Просто пообещайте мне, что если у вас появится бредовая идея поэкспериментировать со своей психикой, вы посоветуетесь с кем-нибудь, кроме своего здравого смысла, в наличии которого у вас я начинаю все больше сомневаться.

В голове крутилось междометие "упс", но что-то мне подсказывало, что, произнеси я его вслух — и лекция таки состоится и мне крайне не понравится то, что я услышу. Поэтому я, скромно потупившись, выдавила:

— Да, профессор.

— Что ж, учитывая то, что вы проделали с собственной психикой, заниматься окклюменций в классическом понимании этого термина, я не вижу смысла. Все важное вы скрываете под синтезированной личностью, а не важное — создает тот барьер, просмотр которого убедит легилимента в том, что глубже ничего нет. Естественно, нет предела совершенству и вы вполне можете улучшить вашу защиту, но лично я в этом смысла не вижу: от поверхностного и даже более детального чтения мыслей вас это сполна защитит — а большего вам и не надо.

— Хорошо, профессор. Вы знаете, в "Направленном мышлении" я почерпнула одну идею... — и рассказала ему о том, как привлекла внимание Фэй в поезде...

Загвоздка была в том, что Фэй гипнотизировала стекло и отвлекаться ни на что не собиралась. Просто окликнуть ее и предложить пройтись я не решилась. Мне не хотелось рисковать привлечь внимание всей нашей компании. Пнуть ногой под столом, учитывая, что она сидела, подвернув одну ногу под себя, а рядом с ней, широко расставив колени, сидел Симус, могло быть чревато.

Поскольку ехать нам оставалось часа три, как минимум, я решила, что торопиться некуда, зато можно было проверить свою теорию, которую я выстроила, основываясь на прочтении последней из книг Мэта.

На самом деле, книга, как и большинство из тех что я успела просмотреть, была скорее философской, чем именно магической. Ее автор говорил о том, что мысли как волшебника, так и любого другого живого и думающего существа, обладают определенной силой. Каждый волшебник, в принципе, если не вдаваться в детали, обладал тремя: физической, волшебной и ментальной. И как раз вот эта третья, по мнению составителя книги, была наиболее важной из трех, потому что позволяла воздействовать на свое "я".

По сути автор долго и путано раскрывал понятие чего-то похожего на эффект плацебо. Сказать по чести, всех его логических выкладок я не поняла, по той простой причине, что логики в них не обнаружила, но, в общем и целом, мораль книги заключалась в том, что мысли — материальны. Проблема в том, что большинство из них, в то же самое время, неосознаваемы.

Грубо говоря, автор книги предлагал техники, направленные на осознание, форматирование и концентрацию собственных мыслей, потому что, исходя из утверждения автора, направленная мысль — почти материальна. Единственное с чем я не вполне согласилась в книге, было то, что таким образом составитель книги предлагал влиять исключительно на себя самого.

Еще когда я читала об этом, мне казалось глупостью, что автор замыкает сферу воздействия исключительно на себя. Я была уверена, что, при желании, направленными мыслями можно было влиять на окружающий мир. В конце концов, у меня самой такое бывало, что я чувствовала, что на меня смотрят; бывало подспудное ощущение дискомфорта, когда мне казалось, что обо мне говорят и дискмфорт вполне реальный, когда оказывалось, что мне не казалось. Да и просто в общечеловеческом плане, существовало такое понятие, как чутье: женское, когда дама точно знает, нравится ли мужчине, деловое, когда бизнесмен чувствует, когда кто-то пытается его надуть... и таких примеров — сотни. Я искренне верила, что, если магглы отлично и без магических способностей посылают и принимают ментальные послания-волны, то поскольку я — ведьма, у меня должно получиться отправить сигнал осознанно.

До этого действительно попробовать то не находилось случая, то времени, то желания. Разве что, еще в Лионе я развлеклась, спрятавшись за занавесками и направленно думая о соседском мальчишке, тренировавшим очередной финт на скейте. За час он трижды останавливался и смотрел на наши окна. Насколько в этом была заслуга моих ментальных посылов — я была не уверена, но решила, что настал момент проверить.

На выдохе я закрыла глаза и откинула голову на спинку дивана. Я постаралась представить себе наше купе и всех, кто в нем находился. Мне всегда было проще мыслить образами, поэтому воссоздав перед глазами купе в трехмерной линейной матрице, я медленно, но верно воссоздала всех присутствующих, представив их полупрозрачными силуэтами. В какой-то момент притупились звуки, а картинка перед глазами приобрела яркость. Вот силуэт Симуса всплеснул руками, видимо, активно реагируя на что-то, что рассказывал Поттер, подняв вверх руки. Я сосредоточилась на силуэте напротив меня. Он выглядел темнее остальных. Присмотревшись, я поняла, что внутри силуэта происходит что-то невообразимое: он не подсвечивался ровным светом, как остальные, там будто переваливалась лава, готовая в любой момент вырваться наружу сжигая все на своем пути. Не зная точно, что я делаю, я потянулась к ней и представила, как беру за руку, делясь своим спокойствием и теплом.

Спустя пару минут, слегка потерявшись в собственных ощущениях, я вынырнула из медитации, подумав, что было бы все-таки здорово выйти из купе и отдохнуть от шума. После этого Фэй оторвалась от рассматривания пейзажа и посмотрела на меня...

Мэт, выслушав меня, с силой провел руками по лицу, пробормотав что-то о детках-акселератах. Молча поизучав меня взглядом пару минут он спросил:

— Почему вы сюда пришли?

— Сюда?...

— На третий этаж северного крыла. Почему вы пришли сюда.

— Вы позвали...

— То есть, вы хотите сказать, что совершенно четко знали, зачем и куда именно идете, а так же то, что желание сюда прийти было продиктовано мной?

— Ну да. — удивленно ответила я.

— Да, пожалуй, я не рассчитал силу... Вы значительно восприимчивее, чем я предполагал. Что ж, если вам все еще интересны ментальные техники, полагаю мы могли бы поработать над принципами ментального воздействия. Учить вас им я не буду, но принцип и алгоритм противодействия я вам дать, пожалуй, смогу.

Я смотрела на Мэта с широченной улыбкой во все лицо, на подобное я не могла даже рассчитывать.

— Тем не менее, если вы примете мое предложение, мы заключим классический ученический контракт. Подписав его, вы больше не сможете упражняться вволю, как вам заблагорассудится. Если я скажу "нет", у вас не будет выбора, вам придется поступить так, как я потребую. Мне как-то не хочется терять ученицу, если ей вздумается прогуляться в глубинах собственного подсознания.

* * *

Мне, признаться, наших личных проблем и учебы у Мэта хватало за глаза, чтобы чувствовать себя достаточно занятой. Но, естественно, жизнь не собиралась спрашивать моего мнения, подкидывая дополнительные задачки.

Во-первых — Малфой. Драко был любезен. Не вычурно велеречив, как в прошлом году, а именно по-дружески любезен. Он не набивался в мой круг общения, ничего не предлагал, не нарушал моего личного пространства... Он просто постоянно был где-то поблизости, ненавязчиво комментируя ту или иную ситуацию, перебрасываясь со мной парой слов. В какой-то момент я поняла, что наши отношения начали напоминать что-то очень близкое к приятельству и мне становилось все сложнее продолжать воспринимать его, как младшего Малфоя, а не как простого мальчишку по имени Драко. В принципе, мне это даже в какой-то мере нравилось, он умел быть приятным собеседником... Вот только взгляды его однокурсниц со Слизерина подсказывали мне, что лучше бы наши отношения оставались на том уровне, на котором были в прошлом году... а еще лучше было бы, если бы никаких намеков на отношения вообще не было.

Во-вторых, в моей жизни появилось непростительно много Снейпа. После первого же урока, он попросил меня задержаться и заявил, что раз уж у меня аллергия на один из базовых компонентов обезболивающих и успокоительных, а он персональным зельеваром работать не нанимался, то, если я рассчитываю найти в больничном крыле зелья, которые смогу принимать, готовить я их буду сама. Безусловно, под присмотром преподавателя, пока он сам будет готовить зелья для основной массы учеников, которые не развлекаются, придумывая ему проблемы всякими аллергиями.

Также прозвучал не очень тонкий намек на то, что если я не окажусь конченой тупицей и неумехой, профессор, возможно, если планеты сложатся благоприятно, когда я сготовлю необходимые зелья, продолжит со мной заниматься. По итогам, я должна буду стать более автономной в приготовлении зелий, знать, чем и как можно будет заменить те или иные ингредиенты, если, как в моем случае, их использование невозможно.

Предложение было более, чем заманчивым, но вот компания... Отказаться, тем не менее, не было вариантом, и я, скромно улыбнувшись, спросила, когда мне приходить на занятия. Снейп заявил, что приготовлением "моих" зелий, мы займемся в сентябре, по субботам. А дальше — все будет зависеть от того, насколько я криворука. Это было ребячеством, но почему-то безумно захотелось "нечаянно" разбить пару склянок, перепутать ингредиенты в шкафу, переклеив этикетки, и расплавить котел. Подавив вредительские замашки и потупившись, я лишь ответила:

— Да, профессор. Доброго дня, — и развернувшись, сбежала.

Из-за учебы, взявшихся за нас профессоров, Мэта и наших собственным проектов, времени ни на что не хватало. Сентябрь был суматошным. В первые выходные октября, вместе с помешательством Вуда, пришло понимание того, что октябрь будет еще хуже.

В первые выходные октября, Оливер, по традиции, пошел собирать разнежившуюся за лето команду. С неуправляемыми после каникул близнецами он справился быстро. Девочек, попытавшихся заявить, что у них особые дни, ноготь сломался, голова болит и так далее, он тоже довольно быстро построил и вдохновил на тренировку. Беда пришла откуда не ждали. Дисциплинированная и серьезная Кристина заявила, что прошлый год она отмучила, но в этом году ловцом играть больше не собирается. Она перешла на пятый курс и готовилась к проходным экзаменам. А это, учитывая чрезмерный энтузиазм Вуда, с игрой в составе команды не сочеталось.

Вуд был безутешен и раненым лосем выл в гостиной второй час подряд, уговаривая Кристину остаться. Девушка была непреклонна и, пока, вежлива. Мы с интересом наблюдали за событиями издалека и ждали, когда она наконец-то взорвется.

— Жаль, что я только на первом курсе, — вставила Джин, — я бы попробовалась на ловца. Кстати, Гарри, Рон говорил, что ты великолепно летаешь. Да это и не удивительно, твой отец был самым молодым и лучшим ловцом в истории Хогвартса... — повысив голос, продолжила она. Вуд прислушался, — почему бы тебе не попробоваться?

— Почему бы тебе не заткнуться? — свистящим шепотом перебил сестру Рон, с тревогой наблюдая за приближающимся Вудом.

— И что, правда, хорошо летаешь? — спросил Вуд, подходя к нашей компании и разглядывая Гарри, как хозяйка — говяжью вырезку в мясном ряду.

— Для того, кто метлу увидел впервые в прошлом году? — затравленно хохотнув, спросил Поттер, — Не знаю. Наверное. Со стороны, должно быть, виднее.

— Хочешь попробоваться в команду, — полуутвердительно спросил Вуд.

— Не знаю. Во-первых, для ловца у меня не очень со зрением. А во-вторых, у меня по учебе много всего навалилось. Не уверен, что смогу совмещать.

— Но у тебя же есть очки, — не сдавалась Джин, — в очках ты видишь хорошо?

— А в дождь? А если слетят? А если разобьются? — открещивался, как мог, Поттер. — К тому же, мне понравилось летать, но я не думаю, что мне понравится это делать в качестве тренировок пять раз в неделю.

— А я бы попробовался, — мечтательно протянул Рон, — только не на ловца.

— Слушай, Вуд, а ты только ловца ищешь? — спросил Дин.

— Ну да, Кристина нас бросила, — повысив голос и бросая в сторону слегка покрасневшей Кристины, вцепившейся в учебник по трансфигурации, как в спасательный круг, мученические взгляды, ответил Вуд. — Отказалась от нас, кинула, как старые драные носки... — поняв, что его красноречие успешно игнорируют, парень повернулся к Дину и уже нормальным голосом продолжил: — Так что, нам только ловца для полного комплекта не хватает.

Симус, будучи ребенком немагического мира и ярым спортивным фанатом, не смог отказать себе в удовольствии задать вопрос:

— Слушай, а запасных у тебя что, нет?

— Нет.

— Как нет? Совсем? И что ты делаешь, если кто-то перед матчем заболеет или по какой-то другой причине не сможет играть?

— Играем без этого человека. У нас сильная команда.

— Я вот тоже не очень понимаю, — вставил худенький парнишка с третьего курса, — во всех остальных командах есть состав запасных игроков. Только у нас один основной. Почему?

— Понимаешь, — запустил руку в волосы капитан, — мы, гриффиндорцы, — народ горячий. У остальных как? Равены — анализируют игру каждого и команды в целом и выпускают на поле тех, кто лучше всех показал себя на тренировках. Поскольку выбор основывается на данных и статистике, а они уважают такие вещи, никто этот выбор не оспаривает. Змеи — договариваются между собой, а Хаффы просто верят в капитана. У нас же... — Вуд вздохнул, — по-моему, каждый капитан в какой-то момент пытался набрать запасников. И каждый раз после этого в итоге на поле выходили те, кто был в состоянии держаться на метле после выяснения отношений на отборе. Мне в команде такие разборки ни к чему.

— Но ты — отличный капитан, — попыталась подсластить пилюлю Кристина, — возможно, у тебя получится.

— И еще, Оливер, — вставил свои пять пенсов давешний третьекурсник. — Ты знаешь, что в футболе, -это такая маггловская игра — перед соревнованиями каждый раз устраивают отбор и каждый год состав игроков может меняться. Может быть, если ты устроишь отбор, найдешь кого-то не только на замену Кристине. Ну а если ты не хочешь заводить запасных, по крайней мере ты будешь знать, кто как летает и, в случае проблемы, у тебя на примете будут те, кем можно заменить вышедшего из строя игрока.

Вуд пожевал губами, обдумывая эту идею.

— Несыгранного на поле выпускать?... Хотя... А, пожалуй, ты прав. Перси, — гаркнул Вуд, приняв решение и загоревшись жаждой деятельности, — Перси, куда ты делся? Гаральда?... — не найдя старост в гостиной, Вуд чуть было не ломанулся искать их по Хогвартсу, но был остановлен близнецами, напомнившими своему капитану, что комендантский час уже наступил. Они также предположили, что Снейп не забыл прошлогодний проигрыш и по закону жанра, как любой уважающий себя злодей, должен шастать вблизи гостиной факультета, отобравшего у него победу, в надежде выловить нарушителей и отыграться, обеспечив заодно своим змеюкам комфортный отрыв по баллам.

Мы пожали плечами и вскоре разошлись по спальням. На следующее утро мы с Кристиной спозаранку вышли на пробежку и не обратили внимания на кривой, от руки нарисованный плакат на доске объявлений. По возвращении же, напоровшись на галдящую и толкающуюся толпу народа пропустить его уже не смогли. Оливер добился своего и в рекордно короткие сроки организовал Перси и Гаральду, чтоб те согласовали с МакГи, Дмитрием Петровичем и так далее по инстанциям дату и время проб в команду. Видимо, плакат он рисовал уже из последних сил — уж больно тот получился неказистым. Тем не менее, все желающие могли прочитать на нем, что на пробы приглашают всех второкурсников и старше, сдавших полеты на оценку, как минимум, "Выше Ожидаемого". Пробы пройдут в следующую пятницу на квиддичном поле.

Из нашей компании пробоваться решили Дин и Рон. Гарри заявил, что у него и так времени на библиотеку не хватает, а он как раз до восемьдесят первого года дошел и потихоньку приближался к событиям Хеллоуина. Остальные же ни фанатами квиддича, ни асами полетов на уборочном инвентаре не являлись.

И все было бы нормально, если бы не красотка Джин. Она почему-то решила, что Поттер обязан летать и громогласно сетовала на то, что лучший потенциальный ловец всех времен и народов портит и так не идеальное зрение за книгами. Птичка по зернышку клюет: в какой-то момент постоянное зудение младшей Уизли въелось в мозг Вуду и тот решил, что ему и правда в команде может пригодится Поттер. Он подключился к зудежу Джин и начал докапываться до Гарри. В итоге, вечером в четверг, накануне отбора, не вынеся нытья Джин и энтузиазма Вуда, Поттер, подхватив Рона под руку, сбежал в спальню, сделав нам с девчонками знак тоже подниматься и поговорить через блокнот.

Мы с Парвати и Лавандой поднялись в нашу комнату, но, открыв дверь, так и остались стоять на входе, пытаясь понять, что именно происходило. Фэй с закрытыми глазами держала в руках стакан, кажется, с водой. Уверенности в составе жидкости у нас не было, потому что для воды вела она себя несколько странно. Вода поднималась на добрых сантиметров десять над стаканом, закручиваясь расширяющейся кверху спиралью.

От сквозняка дверь за нами захлопнулась, гулко ударившись о косяк. Резкий звук заставил Фэй открыть глаза. Что примечательно, за доли секунды до этого вода молниеносно втянулась обратно в стакан, будто вспомнив о законах физики и решив играть по правилам.

— Что-нибудь случилось? — подняв бровь, спросила Фэй.

Девочки, бросив на дверь заклинание заглушки, начали теребить подругу, требуя рассказать, что она делала и описывая ошеломленной соседке то, что мы только что пронаблюдали сами.

Оказалось, что Фэй не забросила, как большинство из нас, медитации со стаканом с водой. Да, она, как и все мы, была уверена, что у нее ничего не получается, но ответственно продолжала занятия. По ее словам, ее это успокаивало. Она сказала, что в августе, когда дома было особенно тяжело, она так спускала пар.

Тогда и мы решили, что, возможно, у нас тоже медитации дают какой-нибудь интересный результат, если медитировать с закрытыми глазами. Естественно, быстренько написав мальчикам о том, что мы только что увидели и узнали, мы засели экспериментировать.

У Парвати и Лаванды вода поднималась из стакана, образуя что-то похожее на разлапистое дерево — у каждой свое. В моих же руках вода вела себя более менее прилично, по крайней мере с Ньютоном не спорила. Зато, по словам соседок, светилась ярким, но довольно мягким и приятным синим светом.

Выяснилось, что у мальчиков происходит примерно то же самое: у Нева вода образовывала какое-то причудливое растение, в изображении Дина похожее на эдельвейс; из стаканов Рона, Дина и Симуса поднимались водяные смерчи, варьируясь по высоте и ширине воронки. А у Поттера она светилась, как и у меня, правда, светло-зеленым светом.

Нас всех распирало от гордости, радости и любопытства. Сил терпеть до завтрашнего дня, чтоб похвастаться Мэту и спросить у него, а что это, собственно, значило, не было никаких.

Сначала парни предложили бежать к Мэту всем вместе. Лаванда остудила их энтузиазм, заявив, что второй курс Гриффдиндора, полным составом дружно марширующий к профессору ЗОТИ во внеурочное время, не рискует пройти незамеченным. По крайней мере, это вызовет никому не нужные вопросы о том, что мы у него забыли. После обсуждения было решено отправить к Мэту меня, по той простой причине, что я была его первой ученицей.

Пока я собиралась, Фэй наколдовала Темпус и присвистнув, заявила, что до профессора я, может быть, до комендантского часа добежать и успею, но, вернуться в башню до отбоя, смогу вряд ли.

Дабы избежать проблем с возвращением и лишних вопросов с моим уходом, мы написали Поттеру, что мне понадобится его мантия и, если его не затруднит, было бы здорово, если б он передал ее нам с Красавчиком.

Кстати да, Красавчик с гордостью носил свое новое прозвище. За лето он согнал излишний жир, делавший его похожим на хвостатого хомяка, и выглядел просто превосходно. Младшие братья Уизли, все трое, в Красавчике души не чаяли и он отвечал им взаимностью. Он с удовольствием взирал на мир с плеч ребят, куда лихо забирался, когда те появлялись поблизости, спал у них на руках... Еще с лета ни одна прогулка, ни одна проделка не обходилась без его участия. Он таскал у Молли горячие пирожки. Он протаскивал в комнаты подслушивающие уши, что было очень удобно, особенно, когда речь шла о семейных советах родителей. Он находил в лесу ингредиенты, которые были нужны близнецам... Ребята, тем не менее, не светили способностей своего любимца ни перед родителями, ни перед сестрой, справедливо полагая, что будет значительно проще и спокойнее, если крыс никому, кроме них, интересен не будет.

По приезде в Хог ребята быстро смекнули, что, если Красавчик был просто полезен в Норе, в Хоге ему просто цены не было. Он мог пролезть где угодно, помочь отнести записку, передать что-то кому-то инкогнито... а уж какие шалости можно было провернуть с его помощью...

Так что теперь при необходимости у нас был свой посыльный.

Минут десять спустя, из-под кровати послышалось тихое шуршание. Я, наугад сунув руку с палочкой под кровать, произнесла отпирающее заклятие, без которого лаз оставался закрыт, перекрывая крысу возможность пошастать по нашей комнате без нашего ведома. Лениво перекатившись на живот, свесилась с кровати головой вниз и оказалась нос-к-носу с крысом, сидевшим на задних лапах. Перед ним серебряной лужицой лежала мантия Гарри.

— А я с самого начала говорила, что ты — красавчик, — широко улыбнулась я, — с меня вкусняшка, — добавила я, одной рукой подхватив мантию, а пальцем второй, не удержавшись, погладила крысюка по носу. Тот забавно понюхал воздух там где только что была моя рука, трогательно шевеля усами, и удалился. На месте, где он сидел, осталась пара характерных комочков и небольшая лужа. Я, тяжело вздохнув, констатировала, что близнецы за лето повлияли не только на Рона.

С другой стороны, если представить, что таким образом Красавчик осуществил свою месть за мое выступление в конце прошлого года — тем лучше для меня, что я обошлась такой малостью.

Поведение крыса приводило меня в некоторый ступор: вот уж от кого-кого, но от него такого искреннего дружелюбия и постоянной готовности помочь я не ожидала.

Тем не менее видеть мир в розовых красках и оставлять все, как есть, я считала опасной глупостью, поэтому поисков решения вопроса с помощью рунной печати не оставляла. Мне казалось, что я начала понимать, как ее составить, но загвоздка была не только в ней. Мне недоставало знаний о том, что потом делать с разоблаченным и разозленным анимагом, и как его потом задержать и передать в руки властям. Поэтому я прекрасно отдавала себе отчет в том, что с присутствием анимага в нашей жизни мне стоило смириться еще на какой-то неопределенный срок. С другой стороны, при том, насколько полезным показывал себя крыс в последнее время, вынужденная задержка меня не особенно расстраивала.

Убрав "атрибуты великой мести" с помощью Эванеско, я попросила Фэй открыть мне дверь и проводить до гостиной, чтобы не пугать народ самооткрывающимися и закрывающимися дверьми.

С тех пор, как у нашей компании появился доступ к мантии-невидимке, мы все вместе отточили, отработали и отполировали несколько алгоритмов того, как вывести кого-нибудь, скрытого невидимостью, из башни, не привлекая внимания остального населения факультета. В данном случае, Фэй открывала мне дверь нашей комнаты и провожала до лестницы, а кто-то из парней должен был отираться около выхода из башни, чтоб по сигналу открыть проход и, на обратном пути, получив сообщение по блокноту, вновь открыть его, если около входа еще был кто-то посторонний.

Фэй, легко спрыгнула с кровати, двинулась к двери, а я прихватив блокнот и накинув мантию, двинулась за ней. Подруга резко распахнула дверь... точнее, попыталась. Сантиметрах в десяти от косяка, с глухим стуком, дверь натолкнулась на препятствие и, отлетев, закрылась вновь. Из за двери послышался звук удара и, с опозданием в секунду, громогласный вой. Фэй открыла дверь еще раз, на этот раз медленно и осторожно. Посередине коридора, на полу напротив нашей двери сидела Джин и ревела, прижимая ко лбу руки.

— Ой, Джин. Как же ты так?... Где болит? Лоб? Ты что, подслушивать пыталась, горе? А о заглушках ты не в курсе, да? Парвати, Лав, идите сюда! Девочки, лед кто-нибудь может организовать, у нас тут производственная травма. — и уже Джинни: — Да не плачь ты, несчастье, шпион — профессия опасная, аккуратнее надо быть... Ну не завывай, Мию разбудишь. У нее голова разболелась, она спать легла.

Я осторожно развернулась и двинулась на выход из башни в надежде, что Мэт на месте и найдет для меня время.

Входную дверь в башню мне открыл Невилл, прикрываясь, как обычно, поисками жабы. Я на цыпочках проследовала за ним и, выйдя из башни, тронула его за плечо, чтобы предупредить, что он может возвращаться.

Я вихрем пронеслась по школе в направлении класса ЗОТИ. Подбежав к двери, я сняла и спрятала мантию в карман. Пару раз вдохнув и выдохнув, чтоб унять сердцебиение после быстрого бега, я тихо поскреблась в дверь.

Услышав приглушенное "Войдите" с другой стороны двери, я проскользнула в приоткрывшуюся дверь. Мэт сидел за преподавательским столом и при свете пары свечей проверял домашние задания. Картинка была, на самом деле, достойна романов: утонченный, красивый мужчина, со вьющимися черными волосами, обрамляющими узкое лицо, с пером в руке при свете свечей выглядел загадочно и притягательно. Тем более, когда, удивившись моему появлению, он приподнял бровь и уставился на меня своими черными глазищами. Щекам стало неожиданно жарко.

— Чем обязан чести вас видеть, мисс Грейнджер? — тихо спросил Мэт.

— Добрый вечер, учитель. Мы с ребятами тренировали методику со стаканом с водой и...— я постаралась максимально сосредоточиться на пересказе последних событий и выкинуть из головы всякие ненужные и посторонние мысли о симпатичном преподавателе.

Мэт слушал, откинувшись на спинку стула, с прикрытыми глазами.

— А что было у вас?

— Как и у Гарри, свечение.

— Отлично, — улыбнулся Мэт, — ну я, в принципе, чего-то в этом роде и ожидал. Вортексы образуются у отличных боевиков. Вода вытягивается из стакана и принимает различные формы у артефакторов, травников и зельеваров. Светится вода у магов разума и рунологов. Это ни в коем смысле не ограничивает вашу свободу в выборе будущей специализации и не означает, что, например, мисс Данбар стоит идти в Аврорат. Просто она будет хороша в чарах, любых, а лично для вас выучиться на лекаря и работать в этом домене будет проще всего. Вот чего не ожидал, так это узнать о том, что у мистера Поттера предрасположенность к магии разума... Кстати, тот факт, что у вас получилось — не повод останавливаться. Продолжайте делать это упражнение, эта тренировка поможет вам в будущем освоить беспалочковую магию, буде у вас появится такое желание. По крайней мере, стимуляция выброса пока сырой магической энергии без палочки поможет вам понять, что нужно сделать, чтобы обойтись без нее для каких бы то ни было конкретных заклятий.

Описание шикарных перспектив отодвинуло и образ учителя, и весь романтический антураж куда-то далеко на второй план. Беспалочковая магия — это было Граалем для волшебника, обычно даже в мелочах зависящего от деревяшки. Обожание палочек волшебниками, в какой-то мере, было признанием собственной ограниченности. Безусловно, потеря палочки, как и потеря пистолета в маггловском мире, таила в себе опасность, что кто-то, не вполне чистый на руку, использует ваше оружие для чего-то не слишком легального, и у вас возникнет необходимость объясняться перед авроратом. Поломка же палочки катастрофой, в принципе, не была. У каждого волшебника могло быть неограниченное количество палочек — главное найти те, что подойдут именно ему. Все маги, обожали свои палочки, холили их и лелеяли, но втайне надеялись, что смогли бы обойтись без них.

Быстро обсудив с Мэтом пару деталей относительно того, как часто нам стоит тренироваться и стоит ли делать это всем вместе, чтобы следить за эволюцией проявления магии через воду, я засобиралась обратно в башню. Мэт совершенно ясно дал мне понять, что в следующий раз мне стоило бы дождаться следующего дня, вместо того, чтобы отрывать его от дел по вечерам. Тем не менее, будучи безупречным джентльменом, учитывая, что комендантский час наступил уже с полчаса назад, он таки решил меня проводить. И не зря: по пути нам встретились Пивз, кошка Филча и Снейп. Пивз Мэта слегка побаивался, поэтому исчез с дороги сразу. Миссис Норрис Мэта за что-то очень любила, хотя и не вполне взаимно. По крайней мере, ему очевидно не очень понравилось, когда та буквально бросилась ему под ноги, чуть не заставив споткнуться... Услышав голос хозяина, миссис Норрис убежала. Мэт же тоскливо посмотрел на подол мантии, на который налипла шерсть и скривился... Но ничего не сказал, видимо потому, что был очень хорошо воспитан.

На Снейпа мы напоролись уже на подходе к башне. Он с независимым видом фланировал по коридоры и остановился при виде нас. Довольным он не выглядел — поджатые губы, сведенные к переносице брови...

— Мистер Спенсер, — тихо проговорил Снейп, сделав ударение на обращении.

— Мистер Снейп, — ответил той же монетой Мэт.

— Могу я поинтересоваться, что ученик делает вне башни после отбоя? — спросил Снейп, скривившись.

— Можете, — ответил Мэт, даже не притормозив, и спокойно прошел мимо него. Мне оставалось лишь потупиться и семенить за Мэтом, про себя надеясь, что Снейп не воспримет мое присутствие при этом происшествии, как оскорбление и не решит отыграться. Все-таки все ситуации, мало-мальски затрагивавшие его честь и достоинство, Снейп воспринимал с повышенной чувствительностью и подозрительностью.

Тем не менее, не получив ответа на свой вопрос, Снейп не стал настаивать, по крайней мере при мне. Он проследовал за нами до входа в башню и замер метрах в пяти, дожидаясь, пока я не скроюсь за портретом. Мне же надо было срочно проверить, есть ли кто в гостиной и, если есть, надеть мантию, ведь мои сокурсники были уверены, что я улеглась спать.

Я умоляюще посмотрела на Мэта. Тот возвел очи горе и завел пространную лекцию о болотных огнях, а точнее их специфичном составе, которым я якобы интересовалась. Я же в это время, спрятавшись от Снейпа за учителем, скоренько написала сообщение ребятам. Получив ответ спустя пару секунд, я выждала еще чуть-чуть, как попросил Рон, задала пару вопросов немного невпопад и, поблагодарив профессора, удалилась. Десяток студентов, остававшихся в гостинной столпились в углу, отведенном для Красавчика, а Рон громогласно, с интонациями церемониймейстера объявлял очередной номер: ребятам предлагалось задать простую арифметическую задачку, ответ на которую крыс выстучит лапой. На входе же меня встречал расправивший плечи Невилл, готовый прикрыть мое появление очередными поисками жабы. Ребята были поглощены представлением, и за криками даже не услышали звук открывающейся двери. Спрятавшись, тем не менее, от греха, за Невилла, я накинула мантию и тихой сапой пробралась в нашу комнату.

Пока ждали, когда к мальчикам присоединятся Рон и Невилл, соседки рассказали мне, что происходило в мое отсутствие и чем закончилась история с Джин. Ревущую девчонку завели к нам в комнату и усадили к Лаванде на кровать, вытерли слезы-сопли, приложили ко лбу лед, чтоб снять боль и вылечили шишку. Но мелкой было мало. Чувствовалось, что если уж она начинала реветь — не успокаивалась просто так. Она плаксивым и очень громким голосом сетовала на то, что мы не принимаем ее в компанию и чуть что, прячемся за блокнотами, в которых постоянно что-то строчим. Девочки использовали нашу классическую отговорку о том, что мы все с первого курса ведем дневники, потому что это помогает лучше структурировать мысли и, заодно, эффективно поработать над орфографией. Джинни, естественно, заявила, что тоже так хочет, по крайней мере, ей тогда будет чем заняться, когда мы не хотим с ней разговаривать. Кое-как девочки все-таки выпихнули нахалку из комнаты. Точнее, выдворить мелкую удалось исключительно после обещания что-нибудь придумать.

Лаванда и Парвати были за то, чтобы на карманные деньги заказать вымогательнице какой-нибудь простенький девчачий дневник и забыть об этом. Фэй сурово возражала, что нельзя идти на поводу у террористов. Аргументом Фэй была мысль, что, если младшая поймет, что так может чего-то от нас добиться — спокойной жизни у нас не будет. Я, если честно, просто устала и слегка перетрусила из-за Снейпа по дороге в башню, так что предложила сосредоточиться на насущном, а о Джин подумать завтра.

Очень удачно в этот момент ребята отписались о возвращении Рона и Невилла, так что я улеглась в кровать, с закрытыми глазами надиктовала Фэй все что рассказал Мэт, ответила на несколько вопросов и, задернув полог, предложила все остальное обсудить потом. К тому же, у некоторых еще намечался отбор в команду.

На следующий день Рона и Дина пошли поддерживать все, кроме меня с Фэй и Поттера. Он не пошел, опасаясь Джин и Вуда, а я и Фэй — с ним за компанию, чтобы его отсутствие не выглядело показательным пренебрежением к друзьям. Дуэт из Поттера и Фэй решил времени даром не терять и отправился в библиотеку, а я перебирала книги из тех, что купила в библиотеке. Под руку попалась тонкая черная книжка. Я с трудом вспомнила, что она досталась мне в библиотеке в нагрузку к сборнику по ментальной магии. Я открыла ее на середине и поняла, что та абсолютно пуста. Она была практически копией с наших блокнотов, только без застежки. Пролистав ее пару раз и убедившись, что все листы девственно чисты, я решила, что этот блокнот и станет откупом для младшей Уизли. Правда, подать это надо было так, чтобы она не знала, от кого именно исходит подарок и кого можно будет достать в следующий раз. Я забралась в комнату Джин и подбросила той блокнот под подушку. Сделать это незаметно труда не составило, благо, практически все население Гриффиндорской башни было на поле для квиддича.

Результатом моих действий стало блаженное спокойствие. Джин была до беспамятства влюблена в дневник и постоянно что-то в нем писала. Я решила побыть скромной и никому не сказала, что благодарить за наше спасение надо было меня.

Тем временем Мэт взялся за нас всерьез. Тренировал он нас по принципу предрасположенности к магии. Соответственно, я была в паре с Поттером, мы работали над развитием способности к передаче и восприятию ментальных посланий. Он, естественно, значительно отставал, поэтому в нашей паре он пока только учился принимать сообщения. Правда, парень был очень талантлив и где-то за пару дней до Хеллоуина у него получилось.

Мы сидели в гостиной факультета, я пыталась передать Гарри мысль, что хочу, чтобы он подбросил полено в огонь — я транслировала это уже полчаса как минимум. Время было позднее, в гостиной практически никого не осталось. И вот, наконец, в моем воображении, проекция Поттера встала, подошла к камину и бросила полено в огонь. Я неверяще открыла глаза и уставилась на Поттера, замершего у очага. До нас медленно доходило, что у нас впервые получилось, действительно получилось... Поттер шепотом выкрикнул "Йес!", я вскочила на диване и запрыгала.

Столько кропотливой работы и наконец-то первый результат. Поттер присоединился ко мне на диване и теперь уже двое малолеток скакали по дивану, исполняя что-то похожее на индейские пляски. Кажется, мы даже обнялись на радостях. Пообещав друг другу повторить завтра, мы разошлись по комнатам — радовать друзей нашим прогрессом.

На Хеллоуин Гарри заявил, что хотел бы навестить могилы родителей, как и в прошлом году. Привычно взяв МакГоннагал в оборот, мы довольно быстро получили ее разрешение и обещание сопровождать его. Поэтому, на пиру Гарри не присутствовал и пропустил момент, когда в коридоре, по пути в башню, мы нашли застывшую кошку Филча подвешенной за хвост на факельном кольце и интересную надпись красным по стене...

Как ни удивительно, никаких последствий для школы это происшествие не имело. Несмотря на то, что Нев связался с бабушкой практически мгновенно, к моменту прибытия той в школу следы преступления уже были убраны.

Надпись стерли со стены, а кошку вручили рыдающему Филчу. Как выяснилось, животное, несмотря на то что напоминало побитое молью чучело, было живо и даже, вроде бы, вполне здорово, просто находилось в подобии танатоза, которое не могло контролировать и из которого не могло выйти. Для того, чтоб вывести ее из этого состояния, нужно было зелье на основе мандрагор, которых в школе не было. По крайней мере, зрелых. С мелкими мы как раз на травологии возились, но ждать, пока они дозреют, надо было практически до конца года.

Леди Лонгботтом прибыла одна, видимо, по старой памяти и ради дружбы с директором, надеясь разрешить проблемы лично, не вмешивая остальных попечителей. Дамблдор уверил ее, что в школе все хорошо, а то, что произошло — лишь очень неудачная шалость. Злая — да, но не опасная. В конце концов, кошку Филча в школе очень не любили и желающих вывести ее из строя всегда хватало. Это прискорбно, но не смертельно, и из учеников никто не пострадал. У меня сложилось ощущение, что у директора была особая супер-сила, как у некоторых эффективных продавцов, которые умудряются "втюхать" вам какой-нибудь абсолютно не нужный вам гаджет. Потом, когда вы понимаете, что приобретение вам, как собаке пятая нога, и идете в магазин, чтобы вернуть покупку, после повторной встречи с чудо-продавцом, в итоге, уходите не только не вернув покупку, но и приобретя, в дополнение к ней, специальные сопутствующие товары, дополнительные насадки, средства "по уходу за..." и так далее. Понимание того, что вас развели, приходит к вам довольно быстро, тем не менее, в магазин выяснять отношения, вы идти уже боитесь, потому что понимаете, что, вероятнее всего, вернетесь домой, еще раз потратившись на какую-нибудь новую, не нужную вам вещь.

Наша группка гриффиндорцев отнеслась к происходящему с настороженностью, но дети — на то и дети, чтобы не уметь заострять внимание на чем-то неприятном дольше, чем на день.

К тому же, начались соревнования по квиддичу. Вуд нашел нового ловца — Стэнли с четвертого курса, а также заменил Анджелину, которая, как и Кристина, хотела покинуть команду, но не решалась, боясь подвести капитана, на шестикурсника Стивена. Перемены команде пошли на пользу, а Стэнли оказался просто кладом: такие финты вытворял, что даже Дмитрий Петрович одобрительно матерился.

Скоро жизнь вошла в свое нормальное русло. Да, по школе все еще шептались о Тайной комнате и объявившимся Наследнике, но это, скорее, от нечего делать.

Все уже практически успокоились, когда под Рождество случилось новое происшествие с окаменением. На этот раз пострадал призрак Гриффиндора...

И Лонгботтом, и Малфой сразу же отчитались родственникам. Те прибыли в школу, но поскольку пострадал всего лишь призрак — существо малоизученное и, возможно, просто израсходовавшее запас энергии и готовящееся к развоплощению, — Дамблдору удалось убедить их, что ничего страшного не случилось, и опасности для учеников не было и нет. Мне не верилось, что у Дамблдора получилось убедить изначально не вполне расположенного к нему аристократа, но, поскольку, нам никто не отчитывался, пришлось удовольствоваться тем фактом, что Малфой старший покинул школу после разговора с директором тем же вечером и так и не вернулся с проверкой.

Драко с Невиллом, тем не менее, с таким положением вещей согласны не были и искали возможность как-то повлиять на ситуацию. Они даже, в каком-то смысле, сработались и вместе обговаривали, какие аргументы привести, чтобы убедить родственников активно вмешаться, — но тщетно. Единственным результатом их инициативы и стараний стало потепление отношений между факультетами и наследниками древних семей Малфоев и Лонгботтомов.

Еще одним результатом второго нападения "наследника" стало то, что ученики начали копаться в истории школы и всерьез заинтересовались Тайной Комнатой. Тогда-то по школе и поползли слухи о каком-то чудище, которое Слизерин, по преданию, оставил в подвалах то ли для защиты замка, то ли для уничтожения презираемых им грязнокровок.

Услышав об этом, Поттер и Уизли решили, что, раз речь идет о чудовище, стоит поговорить с Хагридом — вот уж кто идеально разбирался во всякой живности. Из разговора с лесником, к которому они отправились вдвоем в ближайший же вечер, о чудище ребята ничего не узнали, зато узнали историю самого Хагрида. Оказалось, что во время его учебы в Хогвартсе что-то подобное уже случалось. Правда без фанфар, "кровавых" надписей и развешивания кошек по факельным крючкам. Просто одна девочка окаменела — и так и не очнулась. Зелье из мандрагор ей помогло мало. И скорее даже не ей, а школе и родителям, позволив распрямить конечности.

Подвыпивший Хагрид, пьяно хохотнув, уточнил, что окаменение застало девочку в, а точнее, НА туалете. От черного юмора ситуации парней передернуло.

Хагрид тяжело переживал происходящее, потому что оно напоминало ему о не самых приятных моментах его молодости. Ведь в смерти той девочки обвинили его самого, показательно наказали и исключили из школы, промурыжив несколько месяцев в Азкабане. Как потом подтвердила Августа, ни для кого не было секретом, что Хагрида обвинили просто для того, чтобы замять скандал.

Миртл, так звали погибшую, была полукровкой. И ее отец, маггл, был довольно влиятельным человеком в маггловском мире: то ли политиком, то ли бизнесменом. Он, при поддержке жены, неслабой полукровки, работавшей секретарем в Аврорате, устроил школе натуральный ад, требуя найти и наказать виновного. Полувеликан и оказался тем зернышком, которое проще всего и безболезненнее всего было бросить на жернова правосудия. Учился он все равно плохо, звезд с неба не хватал и школу бы и так вряд ли окончил...

Выбрав козла отпущения, школьная дирекция под предводительством Диппета быстро нашла "доказательства" в виде непомерной любви Хагрида ко всевозможной опасной живности, а один из старост подтвердил, что видел, как Рубеус возился с какой-то очень опасной тварью.

На вопрос, почему преступника не искали дальше, Августа ответила, что, в принципе, искали. Просто, поначалу, видимо, директор спешил притушить скандал, успокоив безутешных родителей, а уж потом, избавившись от давления родственников и властей, собирался продолжить поиски преступника и уж его-то действительно покарать, без газетной шумихи... Только тот залег на дно и, как это обычно и бывает, временное решение проблемы превратилось в постоянное.

Правда, Дамблдору удалось вызволить неудачливого ученика из тюрьмы и даже устроить его жизнь при школе. Кто-то воспринял бы это, как подачку, кто-то, как откуп. Простоватый полувеликан воспринял предложение занять пост хранителя ключей Хогвартса, как благо и великую доброту, а остальные отводили глаза, дружески хлопали его по плечу и, сглатывая горький ком отвращения к самим себе, делали вид, что все в порядке и что так и должно быть. Ведь возвращаться к тем событиям и признавать ошибку значило бы нанести удар по репутации трех основополагающих административных организаций магического мира: Попечительского совета, Администрации школы и Министерства.

Августа в попечительский совет на тот момент, естественно, не входила и ничего не имела против того, чтобы беспристрастно рассказать внуку о промахе прошлой дирекции и своих предшественников.

Собственную совесть ответственные лица, по ее мнению, успокаивали рассуждениями о том, что Хагрид, на самом-то деле, пострадал минимально: пара месяцев в Азкабане, которая на его устойчивую психику повлияла очень мало, да и палочку, пусть и сломанную, но ему вернули.

Леди Лонгботтом даже сказала, что администрация школы закрыла бы глаза, если бы тот догадался купить себе новую, главное — чтобы не светил ее перед властями. А место лесничего при Хогвартсе... Пожалуй, переверни он горы и земли, найти работы более спокойной и подходящей ему по духу, он и то вряд ли бы смог.

Все были счастливы и довольны... До недавнего времени, когда, похоже, благополучно забытая история начала повторяться.

Второе нападение наследника учеников равнодушными не оставила. Что бы ни говорил директор, ребят настораживал тот факт, что пострадало привидение, существо без плоти и, по определению, неуязвимое.

На Рождество Хогвартс готовился опустеть практически полностью. По крайней мере, на Гриффиндоре, на каникулы все уезжали домой. Гарри опять пригласила Августа, а Рон готовился вместе с братьями и сестрой вернуться в домой. Остальные изначально не планировали оставаться в школе на каникулы.

Я же поехала домой и уже привычно сдала школьные экзамены, мы всей семьей снова съездили в Альпы, с заездом к мами Мими... Но, несмотря на то, что каникулы были отличными, ощущение тревоги и надвигающихся неприятностей не отпускало.

По возвращении в школу, мы, не сговариваясь, погрузились в учебу. Даже Рон зубрил, тренировался, медитировал, как и все мы... Похоже, каждый из нас пытался максимально занять себя, чтобы не думать о плохом.

То ли в феврале, то ли в марте мы с Гарри сидели в заброшенном классе и тренировали передачу мыслеобразов. Мы оба были предрасположены к ментальной магии. Мэт дал нам несколько техник и попросил тренироваться в свободное время вместе. Мысленно разговаривать мы, естественно, не могли: в конце концов, редко кто думает словами. По крайней мере, что я, что Гарри думали скорее образами. Вот их-то мы и тренировались передавать.

Со стороны наши занятия, должно быть, выглядели забавно. У нас было три основных вида упражнений-практик. Первое состояло в том, чтобы я передавала мыслеобраз-задание, как с поленом в тот вечер в башне Гриффиндора, а Гарри пытался его уловить, понять, чего именно я от него жду и сделать это. Для выполнения второго мы садились спина к спине, я показывала разные числа, зажимая пальцы, а Гарри должен был назвать загаданное мной число и, в идеале, самому показать нужное количество пальцев на той же руке, что и я. Исполняя последнюю тренировку, мы сидели друг напротив друга, соприкасаясь лбами. О теме мы договаривались заранее и Гарри начинал говорить. Я, посылая мыслеобразы, должна была направлять его рассказ.

В тот раз мы тренировались по первой технике, пытаясь совместить тренировку с учебой. Дело шло через пень-колоду. Гарри уже исписал всякой ерундой два пергамента, но мы так и не продвинулись. Соотношение правильных ответов ко всякой посторонней белиберде составляло процентов десять, не больше, а это было даже хуже, чем обычно.

Очень скоро у нас кончился пергамент, но Гарри не хотел прекращать тренировку, пока не выровняет счет правильных ответов хотя бы до среднестатистического. С тоской осмотрев пару исписанных вдоль и поперек пергаментов, мы подумали, что чистые листы могли заваляться в одном из шкафов, шеренгой стоявших вдоль стены старого класса.

Решив, что, разделившись, мы быстрее обыщем класс, мы двинулись вдоль стены, с противоположных концов навстречу друг другу. Все шло нормально, но когда я открыла очередную дверцу, из недр шкафа на меня зашипела здоровенная змеюка!

Пожалуй, моему прыжку назад мог позавидовать молодой кенгуру в самом расцвете сил. Я мало чего боялась в жизни, но змеи, несомненно, были моим самым сильным страхом. Не фобией, нет. Я вполне спокойно могла бы подержать на руках, например, боа или еще какую-нибудь НЕ ядовитую тварь, но эта... Антрацитово-черная, она свивалась кольцами и угрожающе шипя, поднимала голову. От страха подкатила тошнота и я заорала в панике.

Ко мне подскочил Гарри и кажется, зашептал, почти зашипел что-то успокаивающее.

Змея слегка опустила голову, но все еще выглядела чертовски угрожающе. Гарри дотянулся до дверцы носком ботинка и захлопнул ее, закрывая змею в шкафу. В тот же момент входная дверь с жутким грохотом врезалась в стену, и в класс влетел Мэт.

— Что случилось?! — рявкнул он. Глаза горели, в руках застыла палочка, готовая защитить хозяина и непутевых учеников.

От пережитого страха меня в буквальном смысле трясло крупной дрожью, из глаз катились слезы, а горло сжимали истерические всхлипы.

— В том шкафу змея, — ответил за меня Гарри, — она не укусила, просто испугала.

— Змея? В школе? — опешил Мэт и пошел по направлению к шкафу. В этот момент в класс, во второй раз бабахнув дверью о стену, влетел Снейп с тем же вопросом, что и Мэт несколько секунд назад.

— Думаю, боггарт, — ответил Мэт, подбираясь к шкафу. — Сейчас проверим.

Встав на расстоянии нескольких шагов от шкафа, он невербальным заклятием открыл дверь. Из открытой дверцы повалил желтый дым. Я не вполне поняла, какое заклятие использовал учитель, но луч насыщенного синего цвета прошил субстанцию, послышался очень неприятный визг, и секунду спустя все закончилось.

Профессора, выдохнув, переглянулись и посмотрели на нас.

— Разрешите поинтересоваться, что вы здесь делали, молодые люди? — прошипел Снейп не хуже давешней змеюки.

— Повторяли трансфигурацию, — ответил Гарри.

— Поттер, стоит ли мне вам напомнить, что вне классов в школе колдовать запрещено? — с удовольствием ответил Снейп, видимо, уже прикидывая в уме, сколько баллов снимет с неосторожного представителя конкурентного факультета.

— Мы повторяли теорию, сэр, — ответил Гарри и протянул Снейпу исписанный пергамент. Да, нам казалось не лишним совмещать две тренировки в одной. Я посылала мыслеобразы трансформаций, а Гарри должен был распознать их, а также вспомнить и описать соответствующее заклинание. Так я и гоняла Поттера по пройденному материалу его самого нелюбимого предмета.

— И гостиная факультета показалась вам слишком банальной локацией, поэтому вы решили помочь мистеру Филчу с уборкой пыли в пустующем классе? — полуутвердительно продолжил Снейп.

— В гостиной Грифиндора может быть немного шумно, — посетовал Гарри, — а в библиотеке мадам Пинс была бы против разговоров.

— За каким Мерлином вы в шкаф полезли? — Снейп не сдавался в поиске причин легитимно лишить нас пары баллов.

— Пергамент кончился, — ответил Гарри, с невинным видом разглядывая собственные ботинки.

— А заклятие очищения для вас входит в разряд высшей магии, — удовлетворенно проговорил Снейп. — Что вам мешало просто стереть чернила с исписанного пергамента и продолжить писать на нем же.

Мы прикусили языки. Пускаться в дебри оправданий в стиле: "записи надо было сохранить, чтобы проверить ответы" было бесполезно. Профессор нас качественно уел. Да мы и сами поняли, что сильно сглупили.

— Что ж, мистер Поттер, я дам вам возможность отработать это заклинание, — вкрадчиво проговорил Снейп, — в компании мистера Филча. Мисс Грейнджер отработает его в лаборатории, — многообещающе продолжил он, сверля меня недобрым взглядом. — Можете не благодарить. И десять баллов с Гриффиндора: по пять на каждого, за недогадливость.

И, эффектно взмахнув полами мантии, что вызвало у меня истерический смешок, который я еле успела подавить, вылетел из кабинета.

Мэт посверлил нас взглядом пару минут и, махнув рукой, улыбнулся своей потрясающей улыбкой.

— Во-первых, поздравляю, мисс Грейнджер, у вас получился весьма качественный ментальный зов. Я как учитель распознал, кто звал, профессор Снейп же, будучи, похоже, неплохим легилиментом, просто понял, что ученик в опасности. Поздравляю, это отличная новость. Попробуйте сегодня вечером помедитировать и понять что вы делали и как. Способность звать на помощь ментально, если у вас получится это делать осознанно, вполне может когда-нибудь спасти вам жизнь. Во-вторых, смотрим внимательно, вот движение палочкой, — сказал он лихо рассекая воздух, — слово-активатор — Куидем. С ударением на "и". Ударную гласную потянуть, но не слишком. Пробуем сначала движение палочкой, потом, по очереди, слово-активатор.

Когда у обоих получилось сделать все именно так, как хотел Мэт, он пояснил, что только что выученное заклятие изгоняет мелких вредоносных сущностей типа боггарта, того существа, что напало на нас. Заодно он объяснил, чем был этот самый боггарт и чем он был опасен.

Эта мелкая вредоносная сущность относилась к классу ментальных паразитов. Мелкий дух считывал самый сильный страх наткнувшегося на него волшебника и принимал его форму. Напитавшись ужасом жертвы, боггарт атаковал. Его атака действовала по принципу стигматов: сам боггарт физического вреда нанести не мог, зато мог заставить человека искренне поверить, в то, что он это сделал. А дальше сознание человека делало остальную работу. В моем случае на теле появились бы ранки, как от укуса, а у меня самой через несколько секунд отказало бы сердце.

Профессор пояснил, что большинство обывателей не умеет пользоваться заклятием изгнания, так как для его использования надо иметь неплохой потенциал и способности к ментальному колдовству. Поэтому, как правило, они прибегали к временному решению, позволяющему частично нейтрализовать вредителя, запереть его и вызвать специалистов.

Паразит, питавшийся страхом, не выносил положительных эмоций, таких как, например, радость. Поэтому заклятие, заточенное на его нейтрализацию, звучало как "Ридиккулус" и придавало страшному образ смешного. В моем случае, змея могла бы например прикусить язык или завязаться морским узлом вроде "кулака обезьяны"*.

После импровизированной лекции нас отправили в гостиную от греха подальше. Я, по совету Мэта, разобрала случившееся в медитации, вспомнив все детали и собственные ощущения, и пришла к выводу, что мой ментальный зов на помощь усилился и напитался животным ужасом, который я испытала, увидев змею, и скачком адреналина, а крик вытолкнул зов во вне. Поскольку постоянно пугаться и орать, если мне понадобится помощь, не хотелось, я решила, что надо будет разобраться, каков обычный алгоритм действий для того, чтобы ментально позвать на помощь, и попросить Мэта посвятить этому несколько занятий.

* * *

Мы с Гарри тренировались три раза в неделю, варьируя техники. В тот день мы сидели друг напротив друга в позе лотоса, соприкасаясь лбами. Гарри рассказывал о своей жизни у Дурслей. Я старалась направлять его историю, посылая образы-вопросы и вдруг сама получила образ. После писков, визгов, поздравлений и аплодисментов себе любимым, мы поняли, что Поттер, получив мыслеобраз кузена, решил, что тот недостаточно похож: надо было сделать тушку более грушевидной, а чело — менее истоптанным интеллектом.

Мы вылетели из заброшенного класса и помчались хвастаться Мэту, не заметив, что плотно прикрытая дверь, которую в начале тренировки мы даже, вроде бы, заперли на шпингалет, была открыта.

У учителя мы просидели минут двадцать, обсудили, должны ли измениться наши уроки и самостоятельные занятия, и если должны, то как, и на что нужно будет сделать упор в дальнейшем.

Время начало подбираться к комендантскому часу и Мэт вызвался нас проводить до башни.

В районе третьего этажа из-за поворота коридора навстречу нам вышла Джин. Я подумала, что уже очень давно с ней не общалась и за это время девочка как будто успокоилась: поведение выровнялось, исчезла ее вечная наивная и дурацкая жеманность, с ребятами и братом она начала общаться значительно более ровно и довольно много времени проводила вдали от нашей компании, что меня, естественно, более чем устраивало. Я была абсолютно довольна этой метаморфозой и, честно говоря, абсолютно не интересовалась ее причинами.

— Ой, Гарри, как удачно, что я тебя встретила, — сказала она, скромно потупившись, — мне нужно взять в библиотеке несколько книг и одной донести их до башни будет немного тяжело. Помоги мне, пожалуйста.

Поттер, будучи парнем добрым и воспитанным, ответил согласием. Договорившись встретиться в факультетской гостиной, чтоб доделать домашнее задание, мы разошлись: я с Мэтом продолжила путь в башню, а Гарри с Уизли пошли в библиотеку.

Мы завернули за угол и прошли по коридору почти до конца, когда увидели, что пол залит водой. Мэт приостановился, оглядываясь и пытаясь понять, откуда потоп. Меня он задвинул за спину, на всякий случай, как он сказал с улыбкой.

От стены справа пошел какой-то странный гул, и Мэт, обернувшись на него, попятился. За нами была ниша с рыцарскими доспехами, за которые он меня в итоге и затолкнул. Дальше все произошло очень быстро. Резкий грохот, Мэт, громогласным голосом приказывающий мне присесть и не высовываться, и, без паузы, что-то похожее на заклятие, высокий, очень неприятный свист, громкое шипение, рокот камней и, наконец, тишина. Полная и абсолютная тишина...

Выждав еще несколько секунд, я осторожно подняла голову и, встав на корточки, заглянула за доспехи. Перед ними, широко расставив ноги, отставив левую руку назад, в защищающем жесте и направив правую вперед с зажатой в ней палочкой в боевой позиции, замер Мэт. Все выглядело достаточно спокойно, поэтому я выползла из-за доспехов и, встав за спиной у Мэта, тихо позвала его по имени. Потом еще и еще раз. Мне почему-то было страшно обходить учителя и заглядывать ему в глаза. Я дергала его за мантию, зажав в кулаке материю, и, где-то в глубине души, понимала, что это было бесполезно.

Сама того не замечая, я заплакала, и, потянувшись, обняла Мэта за пояс. Появилось ощущение, что я обнимаю восковую фигуру. Истерика и паника накатили удушливой волной, заставляя раскрыться рот в немом крике.

Я ничего не слышала и не понимала. Меня трясло, я, кажется, все-таки закричала... я рыдала навзрыд, цепляясь за учителя, как за спасательный круг... Кто-то попытался оторвать меня от него, но для меня это было немыслимо и я забилась, пытаясь освободить руки и вырваться. Меня отпустили, но попытались вновь — лишь усилив мою истерику. Я не знаю, сколько это длилось, но в какой-то момент мое тело вытянулось в струну, распрямляясь, и начало заваливаться на бок. Меня подхватили, не давая упасть. Сознание решило, что это был перебор и отключилось.

* * *

Очнувшись, я долго не могла понять, что происходит. В горле першило, глаза не фокусировались, было ощущение, что тело отекло и было тяжелее обычного килограммов на сто.

— Доброе утро, — я повернулась на голос и увидела бледную Помфри, наполовину скрывшуюся за ширмой. Красные глаза женщины и руки, сжатые в кулаки, заставили вспомнить о том, что предшествовало моему пробуждению в больничном крыле.

— Что с профессором Спенсером? — вопрос вырвался из горла с жутким хрипом. Я с тревогой смотрела на медсестру, и понимала, что не хочу услышать то, что она мне ответит. Если бы Мэт был в порядке, вряд ли бы медсестра смотрела с такой болью, сочувствием и слезами на глазах.

— Вы еще слишком слабы. Отдыхайте, — прошептала она и попыталась скрыться за ширмой.

Я, прикусив ладонь, свернулась в позу зародыша и беззвучно заревела. Медсестра вернулась через несколько минут и влила в меня отвар, который я узнала по запаху — все таки, сама готовила. Пустырник, мята и, перекрывающая остальные ароматы, валерьяна — это было успокоительное. Я приподнялась и, осушив кружку, вновь свернулась калачиком на кровати и медленно, неохотно провалилась в тяжелый липкий сон.

Во второй раз меня разбудили крики. Кто-то очень несдержанный орал, причем, кажется, уже довольно давно.

— Да вы е..., директор! Два окаменения с начала года, причем один из окаменевших — призрак, и вы ни Мордреда не сделали?

— Опасности для учеников не было, — холодно ответил второй.

— И как, позвольте поинтересоваться, вы это определили?

— Руфус, — напряженно проговорил директор, — здесь не место и не время для подобных разговоров. Мы вполне можем вернуться в мой кабинет и я отвечу на твои вопросы.

— Знаешь, Альбус, — неприязненно ответил неизвестный Руфус, — на данный момент, мне искренне ср... на твои оправдания. Я более чем уверен, у тебя их тысячи: одни убедительнее других, как, впрочем, и всегда. И ты опять выкрутишься и выйдешь сухим из воды. Только ты забываешь, что я аврор, мне твоя политически-корректная болтология не сперлась. Понял меня? В твоей школе пострадал МОЙ человек. Да, ты нанял его, как учителя, но он всегда оставался нашим внештатным сотрудником. И, — вкрадчиво и многообещающе продолжил он, — пока я не получу формального запрета на расследование сверху, я буду методично переворачивать твою вотчину по камушку, пока не узнаю, какая с... это сделала.

— Руфус, это школа, выбирай выражения, — возмутился директор.

— А сейчас я хотел бы пообщаться со свидетельницей происшествия, и твое присутствие мне не требуется, — проигнорировав комментарий Дамблдора, заявил аврор.

— Тебе, может быть и нет, а она имеет право на присутствие взрослого мага во время разговора с тобой. К тому же девочка спит, ты же видел. Она и так много пережила, не добавляй. Дай ей прийти в себя! В конце концов, она — не одна из твоих подчиненных, ей тринадцать! Даже такой солдафон, как ты, должен понимать, что ей нужно время, чтобы успокоиться.

Вот как раз терять время я не собиралась ни в коем случае. Я хотела узнать, что с Мэтом и, если информация, которой я располагала, могла помочь спасти его, я была готова провести все свое время до конца учебного года и дольше, если понадобится, вспоминая и рассказывая детали случившегося. Поэтому я попыталась усесться на кровати и кряхтением привлекла внимание спорщиков.

Руфус, суховатый мужчина среднего роста с незапоминающейся внешностью и военной выправкой, заглянул за ширму.

— Добрый день. Я слышала окончание вашего разговора и буду рада ответить на ваши вопросы, — перешла к делу я.

— Мы все таки разбудили вас, мисс Грейнджер? — озабоченно спросил Дамблдор. — Если вы устали и хотите отдохнуть еще, у вас есть это право. Вы не обязаны отвечать на вопросы мистера Скримджера сию секунду.

— Если есть возможность помочь профессору Спенсеру, я буду рада оказать любое содействие... Но с одним условием, — поспешила добавить я, боясь, что если я не использую эту возможность, второй такой может и не подвернуться, — я хотела бы знать, что с ним. Пожалуйста, скажите мне, и я предоставлю вам всю информацию о произошедшем, которой располагаю.

— Он в коме. — просто ответил Руфус. — Мэт вот уже второй день находится в глубокой коме. Мы дали ему зелье на основе мандрагор, что позволяет снять окоченение. Это даст нам возможность поддерживать его мышцы в тонусе. Но сможет ли он выйти из комы и как она на нем отразится — этого мы знать не можем.

— Спасибо... — ответила я и, прикрыв глаза, чтобы сконцентрироваться, принялась рассказывать все что произошло с момента выхода из кабинета Мэта.

 

---

* Спасибо Найрхасу за подсказку http://kayrosblog.ru/post134520982

Стоит признать, что глаза я закрыла не только для того, чтобы сконцентрироваться. Ассоциативный ряд между окоченением кошки Филча и, судя по воспоминаниям, состоянием Мэта, выстроился довольно быстро. Еще быстрее пришло понимание того, что, если бы не упрямство и страусиное поведение директора, в школе еще полгода назад провели бы проверку, и Мэт был бы в порядке.

Я была в бешенстве, ведь директор не просто отказался принимать превентивные меры, он сделал все для того, чтобы два идентичных происшествия сошли на тормозах. Осознание того, к чему привела «швейцарская» политика невмешательства старого маразматика на этот раз вызывало не просто непонимание. Пальцы сами собой сжались в кулаки потому что у меня появилось огромное желание разбить Дамблдору лицо. По-плебейски. Без магии. Да до кровавых пузырей. Медленно вдохнув и выдохнув, я начала рассказ. В какой бы ярости я ни была, заострять внимание на том, что о уже произошедших окаменениях поставили в известность двух членов попечительского совета, я все таки не стала. Это могло сильно ударить по Августе и Невиллу… Да и с Малфоем связываться не хотелось.

Несколько раз директор пытался влезть в мой рассказ с уточнениями и дополнениями, так как я « в силу возраста не вполне понимала, о чем говорила». Если бы не Скримджер, лишь весьма условно выбиравший выражения, чтоб заткнуть фонтан красноречия Альбуса, я бы, вероятнее всего, не сдержалась.

Тем не менее, как бы ни импонировал мне Руфус, спустя некоторое время, я осознала к собственному ужасу, что была рада тому, что Дамблдор настоял на своем присутствии при разговоре. У аврора была бульдожья хватка и делать скидки на пол или возраст он не собирался.

За время разговора я успела описать во всех деталях события, занявшие по времени от силы минут двадцать. После первого подробного рассказа Скримджер заставлял меня снова и снова отвечать на бесконечные повторяющиеся вопросы, уточняющие каждую, даже самую мелкую деталь. Уже через час я поняла, что переоценила свои силы, но сдаться не позволяла совесть. В очередной раз подробно описав звуки, которые я услышала, прячась за доспехами, окончательно охрипшим за это время голосом, я замолчала.

До этого момента мне казалось, что постоянными медитациями и ментальными тренировками я обеспечила себе способность хоть сколько-нибудь контролировать свои эмоции. Ни черта! Мне было плохо, как никогда. Я неосознанно подтянула колени к груди и обняла их руками, сцепив пальцы замком. Действие успокоительного давно закончилось: пальцы дрожали и не слушались, из глаз были готовы потечь слезы, да и сама я держалась уже на чистом упрямстве.

Но Скримджеру, казалось, было все равно. Он раз за разом продолжал задавать одни и те же вопросы, видимо, надеясь получить какую-то дополнительную информацию, а я раз за разом, рассказывая о событиях, переживала весь ужас того вечера. В какой-то момент проскользнула мысль, что если все следователи вели себя, как Руфус, я вполне понимала, почему иногда свидетели прячутся не хуже злоумышленников, не желая иметь дел с полицией.

— Достаточно, — жестко сказал Дамблдор. — Я понимаю необходимость по горячим следам выяснить, что именно происходило в тот вечер, но ты и сам прекрасно видишь, что девочка рассказала все, что знала.

— Как лечащий врач я требую, чтобы мою пациентку оставили в покое, — возмущенно прокомментировал Смартвелл, выйдя из-за ширмы, и просверлил в Скримджере пару дырок недовольным взглядом. — Мы два дня потратили на то, чтобы привести ее в себя. После вашей милой беседы, думаю, нам теперь понадобится еще неделя.

— Юная леди высказала желание помочь следствию…

— Не передергивай, — сурово насупив брови, от чего над переносицей у него образовалась морщина в виде галки, перебил директор, — Я лично предоставил тебе всю необходимую информацию. Вместо благодарности, я получил ордер на арест Хагрида и допрос учеников с досмотром личных вещей. Это неприемлемо и отвратительно. Я был против и высказал свой протест в Визeнгамоте и на заседании Министерства. Высокий совет меня услышал и согласился с тем, что твои методы должны быть пересмотрены. Тем не менее, меня попросили оказать тебе содействие. И до недавнего времени, я его оказывал. Ты не смеешь меня перебивать, мальчик, — жестко осадил попытавшегося что-то сказать аврора директор, — Я не был согласен, но позволил тебе привести в школу авроров, я позволил вам допросить учеников и не чинил препятствий, когда вы забрали ни в чем не виновного Хагрида. Ты не можешь отрицать, что я оказывал тебе всяческое содействие. Но всему есть предел, ибо ты перешел грань. Если ты не вспомнишь, что допрашиваешь не привычное тебе отребье, а тринадцатилетнюю девочку, я силой председателя Визенгамота вышвырну тебя отсюда и не премину поставить под вопрос твой профессионализм и методы в Министерстве.

Скримджер поморщился, но отступил. Мне стало стыдно и за мою слабость, и за ту радость, которую я испытала, когда аврор пожелал мне скорейшего выздоровления и удалился в сопровождении директора. Целитель Смартвелл, остался стоять в изножье кровати, сверля меня недобрым взглядом.

— Я не могу дать вам успокоительного раньше, чем через час, — рассматривая меня, как неудачно препарированную лягушку, заявил он, — меня это не радует, но я надеюсь, что это научит вас правильнее рассчитывать свои силы.

Было очевидно, что целитель был не в восторге от моего решения пообщаться со Скримджером немедленно после пробуждения. Он абсолютно точно не разделял моей безбашенной уверенности в том, что я смогу справиться и спокойно перенести допрос вскоре после событий, из-за которых очутилась на больничной койке с нервным истощением.

— Мне, да будет вам известно, надоело объясняться с ватагой ваших приятелей каждое утро и каждый вечер и обещать, что вы вскоре вернетесь к учебе. Давайте-ка, вы не будете проявлять геройство, которое, во-первых, никому не нужно, а во-вторых мешает мне поставить вас на ноги. Вы ведь уже давно поняли, что рассказали все, что могли. Что вам мешало потребовать остановить этот, по-другому не скажешь, допрос еще тогда?

— Чувство долга? — прошептала я, все еще испытывая отвращение к собственной слабости.

Смартвелл, похоже, не ожидал ответа, тем более такого. Устало выдохнув и помолчав, он ответил, взвешивая слова:

— Профессор Спенсер пострадал, защищая вас, это правда. Я понимаю, что вы чувствуете вину и ответственность за произошедшее. Тем не менее, было бы неплохо, если бы вы посмотрели на ситуацию под другим углом. Как вы думаете, профессор одобрит ваше наплевательское отношение к собственному здоровью и жизни, защищая которые он пострадал?

Я виновато опустила голову.

— То-то и оно. Давайте сделаем так... Bаши приятели передали для вас блокнот. Я вам его отдам, а взамен вы пообещаете мне не волноваться, вести себя хорошо, — обманчиво ласково попросил Смартвелл и, не удержавшись, красноречиво сложил руки на груди, — и не пускать Мордреду под хвост результаты моей работы, если не хотите остаться на больничной койке до конца года!

Догадавшись, о каком блокноте идет речь, я моментально согласилась, пообещав быть паинькой.

Стоило мне вывести на бумаге "привет", как на чистом листе начали появляться строки. Похоже, вся компания сидела вместе, а писала одна Фэй.

Оказалось, что за два дня, прошедших с того вечера, Скримджер успел натворить немало: Хагрида, действительно, арестовали, и несчастный лесничий был помещен в камеру где-то на нижних уровнях министерства в ожидании суда. Авроры несколько раз вызывали Гарри и Джинни для "беседы". Слава Mальчика, Kоторый Bыжил, на этот раз Гарри была на руку, его особенно не мучили. Зато на Джин насели конкретно и основательно. Как она выдержала и не оказалась на соседней со мной койке, ребята не понимали. У девочки, по словам ее соседок, пропал сон и аппетит, oна перестала с кем бы то ни было общаться, выглядела очень бледно и часто вместо сна ревела в подушку.

Также по настоянию Аврората в школе было введено чрезвычайное положение. Комендантский час наступал сразу после ужина, шататься по коридорам без дела было запрещено, ходить в одиночку — тоже. Руфус, судя по всему, пытался добиться закрытия школы, но Дамблдору удалось этого избежать. Как у него это получилось, ребята не знали, но были рады, потому что оставлять меня одну в больничном крыле никому не хотелось.

Памятуя об обещании, данном не слишком доброму доктору, я написала ребятам, что предпочла бы поговорить о том, что случилось, позже, например, завтра: после сна и свежей порции успокоительного. Сама не заметив, как пролетело время, я отвлеклась, когда ко мне подошла мадам Помфри со стаканом в руках. Выпив успокоительное, я дисциплинированно улеглась на кровать и, закрыв глаза, начала уплывать в сон.

Проснулась я, когда было еще темно. Сердце билось где-то в горле, отдаваясь болью в висках.

Мне приснилась Джинни. У девочки были темные круги под глазами, волосы потускнели и выглядели ломкой соломой. Она кралась по коридору, прижимая к груди черную книжку, ту самую, что я ей подсунула несколько месяцев назад. Она дошла до вечно закрытого на ремонт женского туалета на третьем этаже и тихонько проскользнула в приоткрытую дверь. Она явно чего-то боялась, потому что буквально через каждый второй шаг замирала, прислушиваясь.

В туалете Джин зашла в одну из кабинок и, встав на стульчак на цыпочки, засунула тетрадку в сливной бак. Спустившись с туалета, так же крадучись и оглядываясь, Уизли вышла из кабинки — второй справа.

На этом странный сон кончался.

С того самого момента, когда я увидела в руках бледной испуганной девчонки книжку, подсознание начало орать сиреной «ОПАСНОСТЬ». Стопка листов, переплет из черной кожи… Ничего примечательного в книге не было и выглядела она более чем обычно, но что-то подсказывало, что первое впечатление обманчиво.

Решив, что я обязана проверить, правдив ли сон и, если дa, забрать блокнот, я попыталась успокоиться и снова уснуть. Ждать обещанную Смартвеллом неделю, пока мое состояние выровняется, я не могла себе позволить. Никто не мог гарантировать, что, если сон был в руку, Джинни не передумает и не заберет свое странное опасное сокровище. А в том, что оно ни при каких обстоятельствах не должно было вернуться в ее руки, я не сомневалась ни секунды.

Вновь проснувшись ранним утром, я чувствовала себя немного разбитой. Тем не менее, принятое ночью решение требовало действовать.

Со Смартвеллом пришлось капитально разругаться. Целитель не желал меня выписывать, а я не желала оставаться в Больничном крыле. Под конец, злой, как черт, Смартвелл, плюнул и заявил, что если я вновь попаду к нему в ближайшее время с нервным срывом, он устроит мне стационар на месяц под Силенцио. Из подсобки еще доносились возмущенное бурчание целителя, но одежду мне Помфри все таки принесла и от всей души пожелала до конца года в больничном крыле больше не появляться.

Выйдя из лазарета, я прямой наводкой направилась в тот самый туалет. Там, во второй справа кабинке, встав, как Уизли в моем сне, на стульчак, я попыталась запустить руку в бачок. Край был слишком высоко и рука не доставала даже до воды. Я решила попытаться влезть повыше. Упираясь ногами в противоположные стены кабинки, я поднялась чуть выше уровня бачка и заглянула в него.

К моему бесконечному удивлению, книжка чернильным пятном застыла на дне под водой. Подсознание требовало не трогать вещь, а сразу позвать кого-нибудь умного и взрослого, из тех, кого не жалко. Было огромное желание послушаться подсознания, но также стоило принять во внимание, что у меня не было ни единой идеи, как объяснять, во-первых, откуда я узнала о книжке и, во-вторых, почему я посчитала необходимым привлечь к ней внимание и, если с ней и правда что-то нечисто, как объяснять тот факт, что она оказалась в руках Джинни из-за меня.

Успокоив себя тем, что эта вещь лежала у меня несколько месяцев без какого бы то ни было вреда для моего здоровья, я решила, что могу себе позволить по крайней мере посмотреть, что в ней, а, если повезет, то и почитать, что там с таким упорством строчила Джинни все это время.

Упираясь ногами в стенки кабинки и, для страховки, уцепившись рукой за край бачка, я достала блокнот и, с удвоенной осторожностью, спустилась на пол. В туалете около раковин нашлась пара ветхих полотенец, которыми я обтерла руки и обложку и поспешила на завтрак в Большой зал: cо Смартвелла сталось бы проверить, поела ли я.

Большой зал встретил меня звоном столовых приборов и приглушенным гулом голосов. Первые заметившие мое появление ребята вытаращивались на меня, забывая о завтраке и пихали локтями соседей, привлекая их внимание. Вскоре в зале воцарилась абсолютная тишина.

— Доброе утро, мисс Грейнджер. Думаю, не покривлю душой, сказав, что мы все очень рады видеть, что вы поправились, — добро улыбаясь, сказал Дамблдор. — Тем не менее, с приветствиями и радостью встречи с друзьями, думаю, придется повременить: время завтрака походит к концу. Блинчики с кленовым сиропом сегодня просто восхитительны, если вы поторопитесь, вы вполне успеете их попробовать.

Сдержанно кивнув директору, разрядившему обстановку своевременным вмешательством, я быстрым шагом, стараясь не смотреть по сторонам, подошла к своей группке друзей, которые, моментально подвинулись и нашли мне тарелку и столовые приборы.

Я попросила их оставить все разговоры на потом и сосредоточилась на завтраке, потом на учебе.

День прошел, как в тумане. Успокоительное притупляло эмоции и рассеивало внимание, заставляя воспринимать мир вокруг как через толщу воды. Голоса звучали приглушенно, эмоции пробивались, как через вату, выполнение заданий на уроке требовало нечеловеческих усилий и концентрации. Тем не менее, понимая, что первое же проявление слабости повлечет за собой требование целителя вернуться в Больничное крыло, заставляло не опускать руки и не сдаваться. А еще хотелось спрятаться в каком-нибудь укромном уголке и полистать дневник Джинни.

День прошел, в общем и целом, неплохо. Друзья сгруппировались вокруг меня 'римской свиньей', не пропуская сплетников и других любопытствующих. Сами при этом они тоже на меня особенно не наседали, все-таки тренировки и растяжки сделали ребят значительно более чуткими к чужим чувствам и научили терпению.

После занятий я сказала им, что мне надо прогуляться и сбежала к Люцу.

Ворон сидел на нашей любимой скамейке, как обычно, и будто ждал, когда я наконец, догадаюсь прийти. Заметив меня издалека, он не стал дожидаться, пока я подойду, а сразу полетел навстречу. Я остановилась и встала ровно, позволяя ворону усесться на плечо. Обычно теплая волна на этот раз прошлась по телу, как цунами, сметая отупение, вызванное успокоительным, и напряжение последних дней. Потерявшись в ощущениях, казалось, забытого покоя, защищенности, уверенности в завтрашнем дне, я даже не заметила, как дошла до бревна и уселась на корточки, привалившись к нему спиной.

— Спасибо, Люц, — наконец вернувшись в реальность, сказала я. Ворон сидел на плече нахохлившись и зажмурившись, слегка покачиваясь.

Тянуть дольше я смысла не видела и полезла в сумку за блокнотом, который спрятала в карман на молнии. Книжица выглядела абсолютно безобидно и обыденно.

С замирающим сердцем, практически не дыша, я открыла блокнот и тупо уставилась на чистый белый лист.

Я нетерпеливо пролистала весь блокнот целиком. Ничего. В блокноте не было ни единой записи! Мало того, проплавав в сливном бачке целую ночь, он выглядел абсолютно новым: ни один листок не вспучился и не пошел волнами, что было бы нормально для намоченной бумаги.

Подсознание не просто сигнализировало об опасности, я чувствовала необходимость забросить вещь как можно дальше от себя, а лучше сжечь — да, сжечь ее в каком-нибудь особенном огне, раз уж воздействие воды не имело никакого эффекта.

Я положила блокнот рядом с собой на землю и откинула голову на ствол. Виски ломило, голова слегка кружилась… Я закрыла глаза, и с силой потерла руками лицо.

На улице царила весна. Воздух пах свежестью, солнце припекало, на опушке леса весело чирикали птицы… обстановка вокруг была настолько чарующей и умиротворяющей, что я, сама того не заметив, начала проваливаться в сон. В какой-то момент, как это бывает, когда засыпаешь, мне показалось, что я падаю. Встрепенувшись, я в первый момент даже не поняла, что случилось и где я нахожусь. Оказалось, что сознание само перешло в режим медитации и выкинуло меня в «комнату Грейнджер». На полке библиотеки отбрасывая зловещие отсветы на стены комнаты, тревожным красным светом светился заветный хрустальный шар, будто пульсируя в такт биению сердца.

В принципе, мысль заглянуть в шар и попытаться понять причины окаменений в школе преследовала меня давно, с самого первого нападения, если быть точной. Вот только Мэт, подписавший со мной ученический контракт, совершенно недвусмысленно запретил проводить дополнительные эксперименты с сознанием. Это было основным пунктом ученического контракта. А магические контракты обещали за непослушание куда большие неприятности, чем просто недовольство учителя.

Тем не менее, ситуация изменилась. Мэт был в коме и, по словам Скримджера, было непонятно, сможет ли он из нее выйти. Я посчитала это достаточным оправданием для того, чтобы попробовать хоть что-то сделать.

Как только шар перекочевал с полки в мои руки мир будто взорвался. Было ощущение, будто я перешла из плоской двумерной реальности в трехмерное пространство, наполненное насыщенными глубокими красками. Будто я вернула себе недостающую часть, отсутствие которой делало меня упрощенной версией самой себя, обрывком чего-то большего, чему я вернула недостающую часть. Удовлетворенно вздохнув, я вгляделась в хранилище собственной памяти. Шар продолжал угрожающе светиться красным и, как я ни вглядывалась, ничего конкретного увидеть так и не смогла.

Я поняла, что мне было нужно более радикальное решение. Тем не менеe, я искренне не понимала, какое. Не зная, что делать, я нетерпеливо крутила головой в поисках отмычки или решения. Какая-то часть меня уже готовилась разбить шар к чертям собачьим от безысходности.

Я замерла, решаясь и выискивая место, где можно было бы разбить шар. Это было, естественно, глупо, ведь и комната, и предполагаемые осколки были всего лишь плодами моего подсознания. Вот только извечный бытовой инстинкт, заставляющий просчитывать последствия и минимизировать разрушения, которые самой же придется убирать, плевать хотел на то, что комната была воображаемой. Единственное подходящее место было около шкафа, из которого, из-под приоткрытой дверцы свешивался рукав «модной» спортивной куртки-ветровки кислотной расцветки, которую я всей душой ненавидела. Моя рачительная часть требовала убрать вещь с возможной траектории полета осколков.

Я открыла дверцу, закинула рукав в недра шкафа и, разгибаясь, невольно посмотрела в зеркало на обратной стороне дверцы. То самое зеркало в котором я почти два года назад рассматривала себя и почему-то не узнавала. Из зеркала на меня смотрела бледная и встрепанная девчонка, в руке у которой, как сердце, пульсировал красным хрустальный шар. Помедлив несколько секунд, я дотронулась шаром до зеркала и, не встретив сопротивления, полностью погрузила его в зеркало. B голове пронеслись мысли о том, что у меня теперь будет своя Нарния с Зазеркальем в придачу.

Несколько мгновений ничего не происходило, но потом мое отражение поплыло и начало меняться: оно стало выше, волосы — короче, а глаза посветлели до голубого цвета с темным ободком по краю радужки. Не знаю, кто из нас первым начал движение, но секунду спустя я стояла прижимая к зеркалу ладонь, будто соприкасаясь с ладонью моего странного отражения. В голове, как пароль, всплыло имя: Анастасия. Как только я его произнесла, на меня хлынул поток картинок, отрывочных воспоминаний, мыслей…

* * *

Я сидела перед камином, на ковре, обхватив руками колени, и смотрела на огонь. Остальные гриффиндорцы уже давно спали, даже Лаванда, ни в какую не желавшая оставлять меня одну, поднялась в комнату, беспрестанно бросая на меня встревоженные взгляды. А я продолжала сидеть перед камином и смотреть на огонь. Если еще вчера мне хотелось разбить лицо Дамблдору, сегодня его разбить хотелось себе самой. Хотя и директору тоже.

По школе ползал василиск! Долбаный чертов василиск! Только у него такая манера охоты, как я не догадалась раньше?!

Мое альтер-эго из зазеркалья дало мне немало подсказок и пищи для размышлений. Хотя она не могла поделиться всей полнотой своего знания. Мы поняли это очень быстро: когда она попыталась объяснить мне, что не так с черной книжкой. У нас просто одновременно пошла носом кровь. Предупреждение было недвусмысленным: любое вмешательство и объяснения того, чего я не могла знать грозило нарушить хрупкую грань, поставив и меня и ее под угрозу закоротить потоки сознания и присоединиться к Мэту в отделении для коматозников.

Про дневник она просто еще раз дала четко понять, что он опасен, и его лучше не трогать и уж тем более, ни при каких условиях, в нем не писать, но больше не пытаясь уточнить почему. Ее советом было постараться понять, кому принадлежал блокнот до меня, Уизли и, возможно, Малфоев, раз уж они его пожертвовали общим скопом вместе с книгами библиотеке. Именно это должно было дать мне подсказку к пониманию происходящего…

На прощание альтер-эго по имени Анастасия предположило, что имя Вольдеморт, выдуманное страшилой последнего поколения магов, могло являться анаграммой его настоящего имени.

Когда я пришла в себя, оказалось, что рядом со мной сидела Луна, задумчиво листая опасную книжку.

— Я знала, что это ты, — радостно заявила она, когда заметила, что я очнулась.

— Ээээ… Что я? — холодея и пытаясь сконцентрироваться проблеяла я.

— Ты — вторая путешественница! — как обычно чертовски логично выдала равенкловка, — заметив мое замешательство, она потупилась и, смущенно улыбнувшись, продолжила, — я знаю, это не принято между путешественниками — искать встречи вне астрала, но я так обрадовалась, что где-то рядом есть кто-то такой же, как я, что просто не удержалась! Ты давно путешествуешь?

— Луна, постой,… пожалуйста, объясни о чем ты и, если тебя не затруднит, ты позволишь мне убрать блокнот в сумку?

— Да, конечно, извини, — лучезарно улыбнулась девочка, протягивая мне книгу, которую я поспешила спрятать в карман под молнией, — Сущности сказали мне, что недавно их потревожил кто-то кроме меня. Они вообще добрые, хотя, если их не знать, могут показаться немного ворчливыми…

— Луна, пожалуйста, я не совсем понимаю о чем ты…

— А!... ты мне не доверяешь… Что ж, я понимаю… Наверное, мне стоит рассказать тебе мою историю… Тогда ты мне поверишь... В конце концов, путешественники должны доверять друг другу, — хихикнула Луна и подмигнула, создав ощущение еще большей невменяемости, чем обычно, — Когда я была маленькой, моя мама ушла, — начала свой рассказ Луна, закрыв глаза, — Папа сказал, что она просто ушла… Ну и я ждала, когда она вернется. Я спрашивала об этом папу каждый день. И однажды он заплакал и сказал, что она не вернется никогда. Что ее душа улетела. Как во сне, когда наши души улетают в мир волшебства… Вот только ее душа улетела насовсем и больше не вернется. — Луна слегка поджала губы и вздохнула. Чуть помолчав, она улыбнулась своей светлой странной улыбкой и продолжила, — Мне тогда стало очень больно, страшно… а еще я разозлилась. Я весь день об этом думала и решила, что мне надо обязательно попасть туда, куда ушла мама и сказать ей, что она не имела права уходить. Что она нам нужна: и мне и папе. Той же ночью во сне я открыла глаза и поняла, что я парю над кроватью, в которой сплю. Я облетела дом, вылетела в сад… только выйти за ограду никак не получалось. Это было мое первое путешествие. Когда я проснулась, чувствовала себя еще более уставшей, чем когда засыпала, — фыркнув заявила девчонка, заговорщицки склонившись к моему лицу. Вновь улыбнувшись и распрямившись, она продолжила: — Я тогда решила, что мне не хватает сил и надо больше тренироваться. Я летала каждую ночь и каждую ночь забиралась все дальше. Путешествия стали настолько привычными, что иногда я умудрялась уйти в путешествие за завтраком или за книгой… Я очень гордилась своими успехами, но не хотела рассказывать о них папе, пока у меня не получится встретить маму… Наверное, я слишком увлеклась, — забавно сморщив нос повинилась она, — Я тогда начала встречать сущности: таких же путешественников, как я, или просто дрейфующие сознания. Мне так нравилось с ними разговаривать, что я немножко забывала обо всем остальном и проводила в путешествиях больше времени, чем с папой… Но я отвлеклась. — Луна обхватила руками колени и счастливо уставилась на меня, — В замке есть несколько сущностей и они сказали мне, что недавно они видели нового путешественника. А еще жаловались, что путешественник был очень невоспитанным и даже с ними не поздоровался… они сказали, что он прилетел из больничного крыла. Тогда я подумала, что это могла быть ты. И сейчас… ты ведь только что летала, да?

— Я медитировала…— ответила я. Луна отпрянула. Всю веселость будто ветром сдуло: в глазах плескался страх, пальцы смяли край мантии…,— но да, ты права, этой ночью я и правда, кажется, путешествовала. Я пролетела по коридорам школы. Это было со мной впервые… Слишком реалистично для сна, слишком странно для яви… Я не знала, что со мной произошло… теперь, когда ты мне рассказала о путешествиях…

— Уффф! Так ты просто новенькая?! А я испугалась, что промахнулась… Какое облегчение! Если это было твое первое путешествие и… если ты захочешь, — смущенно сказала Луна, — мы могли бы гулять вместе… Хочешь?

— Да, конечно, — прибывая в состоянии полного эмоционального раздрая промямлила я, — Давай встретимся в эти выходные и ты мне объяснишь, как путешествовать, а то, боюсь, у меня это получилось нечаянно…

— Здорово! Договорились, — радостно прошептала девочка, схватила мою безвольную ладонь, энергично потрясла ее в рукопожатии, и, легко поднявшись на ноги, убежала в сторону школы.

Ворон, перелетевший еще в начале разговора ко мне на колени, проводил взглядом мою странную знакомую, посмотрел на меня, затем снова в сторону удаляющейся тонкой фигурки равенкловки, решившей видимо, что идти просто так — скучно, зато скакать на одной ноге — вполне себе интересно. Мы с вороном посмотрели друг на друга и одновременно: я пожала плечами, ворон взъерошил перья, будто повторяя мой жест…

Боясь, что мое уединение опять нарушат, я попрощалась с Люцем и направилась в школу. Там, задумавшись, я поднялась то ли на шестой, то ли не седьмой этаж и проскользнула в первую попавшуюся дверь. За ней скрывалась комната, похожая на давно заброшенную гостиную. Парой заклинаний избавив стул и стол от пыли, и тщательно заперев за собой дверь я уселась за стол и достала дневник. Альтер-эго четко дало понять, что книжица была краеугольным камнем происходящего… Вот только как бы внимательно и сколько бы раз я ни пролистывала страницы, рассматривала обложку и переплет — не находила абсолютно ничего.

Исходя из того, что показало мне мое отражение, писать в дневнике не стоило. Тем не менее, Уизли писала в нем несколько месяцев подряд… Решившись, я начала действовать. Я отдавала себе отчет в том, что поступаю не слишком умно. Но… Не делать ничего — казалось еще глупее. Поэтому я достала перо и написала: «Здравствуй, дорогой дневник». Что писать дальше, я не знала, да и сердце, колотящееся где-то в районе горла, подсказывало, что писать дальше я бы уже не отважилась. Я, задержав дыхание, вглядывалась в лист бумаги и... Ничего. Только строчка с завитушкой для красоты, и кривоватая петля на последней букве — свидетельство нервного перенапряжения…

Так ничего и не добившись, я вернулась в гостиную. Там, ответив на минимум вопросов друзей и отправив их отдыхать, села у камина и уже полчаса подряд смотрела, как огонь облизывает обложку злополучного дневника, но не причиняет ему ни малейшего вреда. Я решила, что отражение все-таки было право, с книжонкой было явно что-то нечисто, потому что обычный канцелярский товар не мог обладать такой огне— и водоустойчивостью. Но в остальном...

Так я и сидела, кляня отражение за то, что не могло быть точнее в подсказках, и себя за трусость, паранойю и глупость, и думала, что делать дальше.

Окончательно поняв, что жечь блокнот бесполезно, я ухитрилась подхватить его кочергой и, вместе с горстью золы, достала из камина. Механически, просто чтобы убедиться, я открыла блокнот и вместо моей кривой записи, обнаружила другую, написанную чужой рукой: «Привет, кто ты?» и чуть ниже: «Книги жечь некрасиво.»

Прямо на моих глазах появилась третья строка, как будто чернила всплыли на поверхность листа.

«Все же, кто ты?» — писал дневник. — «Давай знакомиться? Я — Том. Том Марволо Реддл»

В голове хороводом закружились буквы Т.О.М.М.А.Р.В.О.Л.О.Р.Е.Д.Д.Л. ... Л.О.Р.Д.В.О.Л.Ь.Д.Е.М.О.Р.Т. ...

"Не сходится", подумалось мне, и в состоянии какого-то абсолютного когнитивного блокаута я вывела на бумаге:

"А у вас "М" и "А" лишние..."

— Ой, какой милый пингвинчик!

От резкого поворота головы в шее что-то неприятно хрустнуло. Посреди коридора за моей спиной на корточках сидела Луна и заинтересованно рассматривала скалистого пингвина с красными глазами.

До меня медленно начало доходить, что все происходящее было просто плохим сном. Ватные подгибающиеся ноги, нескончаемые извивающиеся змеями мрачные коридоры, серый камень стен вокруг и "страшилище", от которого я пыталась и не могла убежать, были не более, чем игрой моего воображения.

— Какие у тебя интересные сны, — в подтверждение моих мыслей весело протянула Луна.

Мне стало немного не по себе за страх перед толстой, неспособной летать птицей, и щекам стало жарко.

— Извини, что помешала, — как ни в чем нe бывало продолжила Луна, — просто сегодня уже, считай, суббота, а мы договорились в эти выходные вместе погулять в астрале. Но, если хочешь, я могу зайти попозже.

— Нет-нет, что ты, — поспешно ответила я, — Hе надо. То есть я уже вполне насладилась этим сном и готова к прогулке.

— Здорово,— обрадовалась Луна, — Ну тогда пошли?

— Эм... Да, конечно... только куда?

— А, да... я постоянно забываю, что ты новенькая. Вот смотри, — заговорила она менторским тоном, заложив руки за спину. — Сейчас ты спишь. И, раз это сон, ты можешь делать в нем все, что пожелаешь. Если хочешь — можешь полететь, можешь сменить обстановку, можешь добавить или убрать действующих лиц или вообще уйти из сна в астрал. Именно это мы сейчас с тобой и сделаем. Для того, чтобы путешествовать, надо выйти из сна — главное при этом не проснуться.

— А как? — заинтересовалась я.

— Если честно, я не знаю, как это делать правильно. Меня никто не учил. Но, думаю, что это зависит от опыта и характера. Сейчас я могу ходить туда-сюда, когда захочу, просто так... Но раньше для выхода из сна мне нужен был переход. Больше всего мне нравилось нырять в зеркала или прыгать в кроличьи норы,— заявила Луна, поднявшись сантиметров на десять над полом. Заметив выражение моего лица, oна заразительно рассмеялась и, сжалившись, предложила: — но пока тебе, наверное, будет проще пользоваться чем-нибудь более обычным... представь себе, ну… например, дверь.

Я представила себе обитую железом дверь из грубого старого мореного дерева.

Когда я открыла глаза, то поняла, что надо было представить не только дверь, но и то, где она должна, по идее, располагаться. Плод моего воображения обрел вес и форму и возник ровно посреди коридора. Я смущенно оглянулась на Луну, но той, казалось, все нравилось и ничего в положении двери не казалось странным или неправильным.

Когда я потянулась открыть дверь, Лавгуд остановила меня, предложив как следует ее осмотреть, прежде чем выходить из сна:

— Потом, когда натренируешься, сможешь выходить в астрал не из сна, да и без двери, но пока, если хорошенько запомнишь эту дверь — сможешь ею пользоваться, когда тебе это будет нужно. А теперь — вперед! — и Луна рванула в дверь.

Поскольку мою руку она при этом не отпустила, я вылетела за ней из двери, как пробка. Если честно, я не поняла, куда мы вылетели и где пролетали: скорость, на которой Луна неслась по коридорам, позволяла предположить, что в качестве ловца ей не было бы равных. Стены коридоров слились в серое пятно с золотыми проплешинами от картинных рам.

Я, кажется, начала поскуливать через плотно сжатые зубы.

Наша гонка закончилась неожиданно и резко: мы впечатались в стену. Точнее, стена была последним, что я увидела, прежде чем зажмуриться изо всех сил и начать вспоминать какую-нибудь молитву нематерного содержания.

Отсчитав несколько ударов сердца и поняв, что ломающего кости удара не последует, я решилась открыть глаза и осмотреться вокруг…

Оно того стоило. Мы застыли на высоте метров на двадцать выше шпиля Астрономической башни, над озером. Небо мерцало мириадами звезд, свет луны серебрил Хогвартс, делая его похожим на старинную волшебную игрушку. Пожалуй в тот момент я абсолютно точно и ярко ощутила на себе, как чувствовала себя Венди из сказки про Питера Пэна.

Захваченные волшебством момента, мы смеялись, летали вокруг школы, промчались по кромке Запретного леса, корчили рожи, глядя в черные зеркальные воды озера… Это было волшебно, настолько волшебно, что я забыла о…

Воспоминание о реальности, Мэте и дневнике Реддла вызвало бешеный скачок адреналина и холодную испарину. Я резко затормозила и ухнула бы вниз, если бы меня не подстраховала обеспокоенная Луна.

— Насколько далеко мы успеем слетать? — без перехода спросила я.

— Настолько, насколько захотим. Я помогу тебе. В конце концов, это не совсем реальный мир и мы можем делать практически все, что захотим. Главное, чтоб сил хватило.

— Я хотела бы навестить профессора Спенсера в Мунго. Это возможно?

— Далековато, — протянула Луна, — не для меня, нет, — поспешно вставила она, — А вот ты, когда проснешься, мягко говоря, будешь не в форме… Хотя сегодня суббота… Можешь хоть весь день проспать по-настоящему потом, никто и слова не скажет… — Луна задумчиво пощипала нижнюю губу и, решившись, потребовала: — Закрой глаза и ни в коем случае не отпускай мою руку.

* * *

Больницы, что магические, что не очень, в чем-то всегда похожи. Наверное это какого-то рода волшебство… Как бы миленько, красиво или ухожено ни было в этих коридорах, из них хотелось убраться как можно быстрее. И, желательно, не возвращаться. Тем более, что коридорах было неуютно и... много...людно?

Хотя, если быть точной, в коридорах, где мы пролетали, людей практически не было. Кроме, разве что, полненькой престарелой, сладко зевавшей старой нянечки, шаркавшей стоптанными тапками в сторону двери, над которой горел зелёный светляк.

Зато вокруг было множество теней, размытых силуэтов, фланировавших туда-сюда или просто грязным пятном зависших над полом. Это, как объяснила Луна, были сущности. По её словам, спящие или находящиеся в коме люди часто выходят за пределы своего тела. Некоторые путешествуют, как мы.

Те, что чаще всего встречались нам на пути, похоже, не осознавали, что и кто они, и просто шатались неприкаянными призраками. Были и другие, они хотели поговорить и следовали за нами несколько метров, но, не добившись ответа, отставали.

Я не знала, как ориентировалась Луна, но, судя по всему, она знала, куда направлялась, так как, свернув ещё раза три и пролетев через пару стен, мы оказались в просторной палате. По полу, стенам и потолку вязью расползалась сложная рунная роспись. Медленно и торжественно Луна подтащила меня к кровати.

Видеть Мэта было больно. Такой живой, такой настоящий, такой... я смотрела на восковую маску, в которую превратилось лицо дорогого мне человека, и отказывалась верить, что это он. Черты лица заострились, делая его неуловимо другим, неправильным... Kак восковые куклы в музее Мадам Тюссо — вроде бы очень похожи, но все равно прослеживается какая-то чуждость, неправильность... сквозь истончившуюся кожу просвечивала паутина сине-зелёных вен, из-под приподнятых век виднелись белки глаз, делая общую картину ещё ужаснее.

Не осознавая, что я делаю, я наклонилась над кроватью и потянулась рукой к щеке Мэта…

В следующую секунду я перестала понимать вообще что бы то ни было. Вокруг меня и Луны закружился искристый смерч, будто сотканный из яркого серебряного света.

В какой-то момент в какофонии громких звуков мне показалось, что я услышала своё имя. Луна, сориентировавшаяся и пришедшая в себя раньше меня, с разбегу прыгнула в вихрь. Тот ещё пару раз прошёл кругом вокруг меня, замедляясь и стихая. Когда потускневший свет перестал резать глаза, я огляделась: палата выглядела так же, как и до появления вихря, a справа от меня Луна висела на ярко сияющей серебряной сущности, обхватив ee руками и ногами, как обезьянка. Черты лица сущности были размыты, и исходящий от нее свет мешал восприятию, но присмотревшись, я поняла, кто передо мной. Ноги подкосились сами собой, и я упала на колени. Сущность опустилась рядом на корточки, неловко придерживая свою ношу, и протянула ко мне руку, не решаясь дотронуться до волос...

— Гермиона, просто скажи мне, что ты в порядке. Что ты не вылезла из-за этих чертовых доспехов в самый неподходящий момент, что ты не попалась этой твари, и не лежишь сейчас, как я, в соседней палате! Пожалуйста, девочка, скажи мне, что ты в порядке, что ты жива и здорова...

Я правда очень хотела ответить, но горло сковал спазм, не позволяя выдавить ни звука. Только по щекам слезы проложили мокрые дорожки. Я не знала, что в астрале можно плакать...

— Гермиона в порядке, — бесцеремонно завозившись и испортив момент, пробурчала Луна, — как и я. Мы обе сейчас спим в Хогвартсе. Мы — путешественницы. У Герми это открылось после нападения и она попросила меня отвести ее к вам. Профессор, а давайте мы все вместе куда-нибудь сядем... по отдельности...

— Слава Мерлину, — пробормотал Мэт, вставая и позволяя Луне слезть с себя. Поняв, что я пока не в состоянии двигаться, он, вздохнув, наклонился и подхватив меня подмышки, помог мне встать на ноги.

* * *

Мы проговорили до рассвета. Мэт хотел знать подробности произошедшего и всего, что последовало за событиями того вечера, когда он лично повстречался с ужасом Хогвартских подземелий. На реакцию Скримджера он только хмыкнул что-то вроде «Ну Берта, ну…». Обстоятельно расспросив нас о том, что произошло в школе за время его отсутствия, он удовлетворенно улыбнулся.

— Теперь можете не беспокоится. Мистер Скримджер — профессионал, даже если у вас, мисс Грейнджер, есть поводы в этом сомневаться. Скажем так… Меня немного… ммм… ценят в управлении и… я могу лишь предположить, что устроила, например, одна взбалмошная барышня, Берта, своему отцу, мистеру Скримджеру… Рискну предположить, что во время диалога с директором он еще сдерживался.

— Да, конечно… у нас нет повода сомневаться в главе Аврората, тем более, если ему верите вы, Учитель, — промямлила я, не решаясь задать тот самый, единственный вопрос, который меня действительно интересовал.

— А когда вы выйдете из комы? — я непроизвольно закатила глаза. С одной стороны, прямота Луны убивала… С другой, я была счастлива, что она была со мной и произносила вслух те слова, что крутились в моей голове, но так и не шли на язык.

— Я не могу быть уверен, но вряд ли это вообще возможно. В силу крайней редкости подобного рода травмы мало изучены. Тот факт, что с животным могли работать единицы и редко кто из них увлекался зельеварением или зоологией, делает поиск лекарства изначально обреченным на провал. Нет, это слишком сложно… Да и любая травма оставляет свой след. Скажем так, я не настолько самоотвержен и смел, чтобы принять на себя бремя жизни с высоким уровнем физической неполноценности.

Он, кажется еще что-то говорил, но у меня в голове неотвратимо складывалась логическая цепочка.

Зельевар. Знающий cерпентарго. Работавший с василиском. Основатель… или его потомок.

Том. Марволо. Реддл…

* * *

Утро для меня наступило около четырех часов дня. Соседки предупредительно не донимали меня и остальным не давали. Открыв глаза, я тихонько прислушалась к шуршанию пера и тихому разговору между Падмой и Лавандой. Подруги собирались сбегать отловить близнецов, чтобы те показали им, как пройти на кухню, чтобы принести мне, да и им самим чего-нибудь перекусить. В животе было шаром покати, но нервное перенапряжение качественно отбило всякий аппетит. Я осторожно, чтоб, не дай боже, не привлечь к себе внимания, потянулась к изголовью кровати. Там над ней на удобно выступающей резьбе, изображающей какую-то вьющуюся растительность, висела моя сумка с заветным дневником.

Приключения этой ночи не стерлись из памяти, наоборот, я помнила все настолько четко, насколько не вспомнила бы предыдущий день. И, естественно, в голове была только одна мысль, похожая на идею-фикс: Реддл. Он должен помочь. Если он и Вольдеморт — одно и то же лицо, у меня открывался доступ к змееусту, потенциальному потомку того, кто завел ту тварь, что напала на Мэта.

Аккуратно вытащив из сумки чертову тетрадку и перо, я уселась в кровати, собираясь с духом. Первый лист дневника, как и раньше, был девственно чист. Хотя оставался он таковым недолго.

«На чем мы остановились? Ах да. У меня лишние «М» и «А». Я, если честно, ничего не понял. Не объяснишь, что имелось в виду?»

Гулять, так гулять, решила я и аккуратно вывела: «Лорд Волдеморт»

Ответ проявлялся медленно, будто неохотно.

«В таком случае у меня лишние 3 буквы. Из которых вполне можно составить «I AM» Как тебе такой вариант?»

Меня захватила какая-то веселая злость, и я написала:

«Честно? Я думаю, что когда ты это придумал, тебе было лет десять. Лорд Полет Смерти — уже само по себе вычурно, а уж с уточнением, что Лорд Полет Смерти — это ты и есть — совсем как-то по-плебейски. Нет тонкости, аристократизма, глубины идеи... Думаю, именно поэтому общественность переименовала тебя в Темного Лорда. Строго, красиво, лаконично и по делу. Да, кстати, для информации, во французском языке "смерть" и "мертвый" — одно и то же слово. Поэтому со словом "смерть" всегда используется определнный артикль: La Морт. Соответственно, не хотелось бы тебя расстраивать, но в твоем варианте, Vol de mort — это, в лучшем случае, Полет Мертвеца, а в худшем Полет Дохлого. Ты уверен, что хотел, чтоб тебя называли Лордом Полетом Дохлого, а, Том?»

Перечитав написанное и вытерев вспотевшие руки, я, затаив дыхание, стала ждать ответа.

«Кто ты?»

«Не важно. Важно, кто ты и чем ты можешь мне быть полезен.»

«Что заставляет тебя думать, что мне интересно быть кому бы то ни было полезным? Ты оскорбила Лорда Волдеморта. За меньшее волшебники лишались жизни в страшных муках. С чего мне тебе помогать?»

«Потому что тебе скучно?»

«О, поверь мне, не настолько.»

Внутренне, я опасалась дневника и того, что тот может сделать, но. Но ради Мэта мне было абсолютно без разницы, кого просить, запугивать, шантажировать и что при этом обещать. Мне нужно было заручиться поддержкой Тома и я собиралась ее получить, неважно, какими средствами.

"Что ж, давай я покажу тебе, как я вижу ситуацию. Быть мне полезным, «ЛОРД», в твоих же интересах. И не только потому, что помощь мне поможет тебе развеяться. Это, скажем так, бонус. Приятное дополнение к жестокой реальности ситуации. А ситуация проста: я — волшебник, ты — канцелярская принадлежность без рук, ног и голоса.»

Написанные мной строки пропали и поверх них размашистым почерком проявилось:

«Руки, ноги, волшебник… Ты ничего не сможешь мне сделать. Я неуязвим!»

«Поправочка. Ты считаешь, что ты неуязвим и это играет с тобой злую шутку. Возможно, я не смогу тебе ничего сделать ПОКА. Возможно, в данный момент у меня и правда мало чем получится тебе навредить кроме мелких мерзких гадостей… В твои листы ведь можно сморкатьcя, не правда ли? В них можно вылить любую жидкость и не только… Не так ли?»

«Ты не посмеешь...»

«Не знаю, о чем подумал ты, но лично я посмею многое. Если ты не будешь мне полезен, если ты не будешь на моей стороне, с чего мне сдерживаться? Ты — причина плачевного состояния человека, который мне дорог. Тот преподаватель, на которого напал твой ручной василиск… Он в коме. И если ты мне не поможешь его спасти…»

«Преподаватель? Должна была пострадать...»— тут почерк неуловимо изменился, будто дневник заставил появиться написанные в нем ранее строки. Строки, написанные другим человеком, — «эта бобровозубая мордредова грязнокровная тварь.»

«Какая экспрессия.»

«Мне тоже понравилось. Так пострадал преподаватель?»

«Да. Он в коме, a я точно знаю, что ты как змееуст и наследник Слизерина найдешь, как ему помочь скорее, чем кто-нибудь другой.»

«Повторяю, мне неинтересно.»

Хотелось порвать чертову тетрадку. Вместо этого я напряженно выдохнула и подняла перо. Моя рука начала выводить слова: сложилось ощущение, что моя более опытная половина из зазеркалья решила помочь и показать, как вести переговоры с разными зазнавшимися сущностями. Я решила дать ей эту возможность и с ужасом и интересом вчиталась в то, что писала моя рука.

«Знаешь, я — человек увлекающийся и последовательный. И как человек последовательный и увлекающийся, я могу зациклиться на какой-нибудь идее. Например, на идее мести и твоего уничтожения. И ради этого, я как человек увлекающийся, упрямый и методичный не погнушаюсь ничем.

Кроме великого множества волшебных ядов, есть еще и те, что изобрели презираемые тобой магглы. У них есть вполне замечательные составы. Серная кислота? Это будет только начало. Азотная, фторидно-сурьмяная... поверь мне,» — вкрадчиво, почти нежно порхая по бумаге, выводило перо, — «я испробую все. А если не получится, и я пойму, что все напрасно… Ты наверное знаешь, что на земле существует множество активных вулканов. Как тебе понравится идея провести остаток вечности в магме под корой земли, а? Даже если это тебя не уничтожит, я смогу утешиться мыслью, что я все-таки отправила тебя в ад, который ты к тому же будешь проживать ежедневно и до скончания веков!"

Спустя минуту бездействия на месте моей тирады проявилась надпись:

«Хм... Он рассказывал мне о последовательнице с похожей на твою манерой поведения. Вы, случаем, не родственники? Хотя, не важно. Забавно. Что ж, ладно, уговорила. Сейчас я открою тебе доступ к себе, и мы поговорим с глазу на глаз. Я объясню тебе, как попасть к василиску и что ему сказать.»

«Позволить тебе вот так, с бухты-барахты, утянуть мое сознание на твою территорию? За кого ты меня принимаешь? Слишком долго общался с малолетками?»

«А вот это пат. И что же ты будешь делать? Доверишься мне или к Mордреду твоего преподавателя?»

Том был прав, ситуация была патовой.

Хотя, похоже у моего альтер-эго была еще парочка тузов в рукаве. Рука поднялась и вывела на бумаге:

«Я клянусь твоим существованием, сознанием, магией и любой формой жизни, находящейся в тебе, что ты будешь мне помогать, содействовать и советовать во всем, о чем я попрошу и когда попрошу, и никогда, ни осознанно, ни бессознательно ты не поставишь под угрозу вреда или потери жизни, чести или достоинства ни меня, ни кого бы то ни было другого, если только я не попрошу тебя об этом."

«И что это за клятва такая? У тебя хоть отдаленное понятие о магии есть? Клятва тем, что тебе не принадлежит, недействительна!»

«Знаешь, я часто слышала, как люди клянутся тем, что им не принадлежит: здоровьем или жизнью тех, кто им дорог... Но здесь не тот случай! Видишь ли, почти год назад я купила тебя в библиотеке. Я. Тебя. Купила. В магической библиотеке имени святого Матюрина. Я заплатила за тебя гоблинским золотом и получила магическую бумагу, в которой чернилами по пергаменту написано, что ТЫ. МНЕ. ПРИНАДЛЕЖИШЬ. Со всеми потрохами и магией, что питает тебя. Ты — моя собственность. Ты можешь привести сотни аргументов, почему эта клятва не сработает. И все они разобьются об этот простой факт: ты мне принадлежишь. Хочешь рискнуть и попробовать мне навредить? Рискни. Тебе решать, насколько ты веришь в то, что знаешь, каким законам подчиняется капризная и своевольная сила.»

"Какая ирония! ЕMУ бы понравилось. Десятки темнейших ритуалов: одни отвратительнее других, чтобы отвести от меня внимание, чтобы закрыть любые эманации, чтобы даже самое тонкое колдовство не смогло опознать во мне что-то большее, чем банальную стопку листов в кожаном переплете. Чтобы те, кто решался написать во мне попадали под мое влияние, и лишь тот единственный, истинный владелец, имел надо мной полную власть. И что в итоге? Если все было так, как он планировал, этот Мордредов параноик все-таки убил эльфа и провел ритуал наложения абсолютного отвода глаз от стеллажа с малоинтересной беллетристикой. Заклятие продержалось десять или сколько там лет и истаяло, чтобы после очередной весенней уборки меня, в числе остальной макулатуры, отправили в дар жалкой благотворительной библиотеке, где меня, естественно, не заметив, выставили на продажу вместе со всяким книжным мусором, что сняли с полок Малфой-Мэнора.

Где непонятно кто, непонятно зачем, по всем правилам магического мира приобрел меня, заплатил за меня и, в итоге, стал моим владельцем.

Мерлин, какая потрясающая ирония!"

"Мои неискренние соболезнования. А теперь я желаю получить ответ."

Я поставила точку и напряжённо уставилась на страницу. Секунды утекали песком, но ничего не происходило. Прикусив губу, я схватила перо и, контролируя каждое движение, аккуратно вывела:

«Пытаешься взвесить все "за" и "против"? Выторговать себе что-то? Не утруждай себя. Торг исключён, а клятва написана. Соглашайся, или отказывайся и сдохни.»

«Это не выбор.»

«Это лучшее, из того, на что ты можешь рассчитывать.»

Спустя пару секунд на бумаге появилось: «Я согласен.»

"Полностью, Том. Напиши это полностью."

"Я согласен помогать и не вредить тебе."

"Не вредить никому без моей на то просьбы. Не играй со мной."

"....Мордред и Моргана... Я согласен помогать тебе и быть тебе подспорьем и не вредить ни словом, ни делом ни тебе, ни кому-то другому, если только ты не попросишь об обратном."

По канту дневника прошла волна света. Страницы приобрели оттенок топленого молока, а кожа обложки сменила цвет с черного на светло-коричневый.

"Так-то лучше." — подавив желание завалить Тома вопросами относительно метаморфозы, написала я. "Что ж, раз уж мы расставили все точки над "И", пожалуй, пора заняться серьезными вещами."

"Сейчас страницы засветятся. Это переход для твоего сознания в мое подпространство. Это позволит мне рассказать тебе что и как делать."

"Не спеши. Все не так просто. Во-первых, василиск, что бы ты не думал по этому поводу — угроза для школы. Ему здесь не место. Во-вторых, по школе шастают патрули авроров, а чрезвычайное положение запрещает прогулки по зданию в одиночестве. Плюс, будет сумасшествием думать, что эта история сойдет на тормозах, как в твоей молодости. За дело взялся глава аврората, и он не отступится, пока не найдет виновного. В-третьих, наша цель — вытащить из состояния глубокой комы человека, находящегося от нас за многие мили, к которому у нас нет и не будет прямого физического доступа. Pасскажи мне, знаешь ли ты способ выведения из комы профессора Спенсера.

И что так увлечённо писала тебе Джиневра?"

* * *

Спустя где-то час чтения и общения с Томом, в очередной раз разочаровавшись в человечестве, я составила примерный план действий.

Оказалось, что младшая Уизли тоже была человеком методичным и увлекающимся. И увлеклась эта чертова нимфетка ни много ни мало героем волшебного мира и победителем Волдеморта. В своей наивной вере в собственную избранность, юная дева решила, что она — Tа Cамая. Единственная возможная пара для героя. Но вот беда, идеальный в ее воображении план разбился о жестокую реальность, в которой прекрасная ОНА воспринималась героем ее мечтаний всего лишь как сестра приятеля, назойливая сопливая девчонка. Не более того.

Хуже, в компании героя уже имелись представительницы прекрасного пола, с которыми потенциальная добыча проводила все своё свободное время и ему, судя по всему, это нравилось. Она попыталась найти что-то, что сблизило бы ее с кумиром — квиддич. Не получилось.

Появление дневника стало манной небесной. Он верил в ее избранность. Он показал ей тайные ходы, посвятил во многие секреты школы, он помогал ей в учебе и учил другим интерсным вещам. Например серпентарго... А уж когда тот предложил провернуть шутку... Она схватилась за возможность навести в школе страху и получить в свою власть древнего монстра. Учеников заперли по башням. Там, где она могла хотя бы издалека взирать на свою мечту, лелея матримониальные планы и рисуя в вензелях "Джиневра Поттер". Но, вот беда, когда она вновь осторожно попыталась влезть в нашу компанию — у нее опять ни черта не получилось... А потом все успокоились и жизнь в Хогвартсе вернулась на круги своя. И Гарри вновь начал пропадать из башни и проводить все свое время в пыли библиотеки или в окружении своей компании.

Поначалу больше всего ее раздражала Фэй, с которой Поттер проводил много времени в библиотеке. В какой-то момент, наблюдая за тем, как парочка, интимно склонившись над фолиантом, сидела, тесно прижавшись боками, она решилась на повторение маневра. План был вывести из строя Фэй. Только та в последний момент свернула с нужной траектории и под взгляд василиска попал призрак.

Змей обладал парными кожистыми веками: верхняя пара закрывала глаз, нижняя, из более тонкой кожи, позволяла ослабить смертоносный взгляд, вызывая всего лишь окоченение. В природе василиски использовали этот прием для консервации пищи. Что-то типа запасов на зиму, когда добыча консервировалась на время, а потом при определенных условиях и полумагическом применении яда, размораживалась, позволяя твари насладиться теплой мягкой плотью спустя дни или даже недели с момента удачной охоты. Проблема была в том, что змей должен был использовать ослабленный взгляд, но то ли по собственному разумению, то ли из-за ошибки в произношении Джин, василиск атаковал призрака прямым, смертоносным взглядом.

Дурой младшая Уизли не была и, осознав, что монстр не находится под ее полным контролем, она затаилась. До того вечера.

Том так понял, что пронырливая девица узнала о наличии у близнецов интересной карты, которая показывала, где кто находился в школе. Вытребовав ее у братьев, она с замирающим сердцем обнаружила, что ее нареченный за каким-то дракклом сидит вплотную к этой "бобровозубой" и далeе по тексту, причем они одни в каком-то заброшенном классе.

Прийдя на место преступления и открыв дверь Алохоморой, Джин обнаружила любимого в "объятьях этой...".

В этот раз она не сомневалась и не боялась неправильно прошипеть приказ. Она требовала уничтожить ту, что посмела перейти ей дорогу. Злость, помноженная на веру в безнаказанность и наличие безотказного исполнителя, окончательно сняли для нее барьеры здравого смысла...

Да, Мэт стал жертвой скуки духа из дневника и ревности малолетней твари... Как говорил Том, "какая ирония".

Узнав на следующий день, что произошло и пережив потом несколько крайне неприятных моментов на допросах, Уизли испугалась. Возраст взял своё. Компрометирующий дневник был спрятан в том самом туалете, где открывался лаз в логово василиска. То ли насовсем, то ли до лучших времён.

Том не пытался быть красноречивым. Наверное, поэтому верилоcь легче. Строки, что всплывали на поверхность страниц дневника, пестрели вкраплениями отрывков из того, что писала сама Джинни.

Какая бы дружба ни связывала меня с ее братом, игнорировать реальность я не могла. Девчонка писала такое, от чего самому Тому было слегка не по себе. По крайней мере, по его словам. Он не уставал повторять, что он — не Волдеморт. Он не убийца.

А ещё Том знал, что нужно делать, чтобы помочь Мэту прийти в сознание. До того, как стать начинкой для дневника, он провёл немало времени в поисках защиты от взгляда василиска. Ее не существовало. Разве что врожденная способность к серпентарго, но и это не давало стопроцентных гарантий. Зато Том нашел в старом гримуаре, выкопанном из недр Тайной комнаты, один рецепт. Это было не совсем лекарство и не вполне противоядие. Это было зелье, дававшее призрачную надежду на воссоединение души с телом.

Нам очень повезло, что Мэт был силен в ментальной магии. Если бы не это, спасать нам уже было бы некого: отделенную взглядом василиска душу унесло бы, как это случилось с той девочкой много лет назад. Зелье, рецепт которого нашел Том, было безумно сложно варить, и основным ингредиентом должен был стать яд того василиска, от взгляда которого пострадал человек.

Шансы на приведение жертвы в сознание, тем не менее, оставались призрачными. Но я была готова схватиться за любую возможность. А учитывая, что других вариантов просто не было...

План был прост и сложен одновременно. Я должна была найти дневник, похожий на тот, с котором общалась младшая Уизли, благо, в нем не было ни единой примечательной черты. Да и Том настаивал на том, что благодаря защите Джин просто не заметит разницы. С помощью советов Тома я должна была наложить на него Протеевы чары и привязать к дневнику Тома. Это позволило бы оригиналу считывать все, что писалось в новом дневнике, и отвечать так, как мы это делали в наших с ребятами блокнотах.

Дубль дневника следовало потом подбросить в бачок туалета, туда, где я нашла оригинал.

Том, через установившуюся за время общения связь, собирался вызвать Джин и заставить ее забрать дневник. По моему настоянию, все переговоры с девицей должны были проходить под моим надзором с возможностью вмешаться, если на то возникнет необходимость. В общении Том должен был замаскировать ментальную команду: не доверять сладкоречивому дневнику и монстру подземелий, пробраться в Тайную комнату и найти средство защиты от обоих.

У Тома как раз был тайник на выходе из лаза. В нем лежала тетрадка с его лабораторными записями, гдe он пытался восстановить рецепт противоядия, и клык змея. Джин должна была зайти в лаз и наткнуться на тайник.

Сомневалась ли я в Томе и его готовности следовать плану? Безусловно. Доверяла ли я ему? Конечно, нет. Но... Я имела сомнительное удовольствие общаться с младшей Уизли раньше и, пусть с натяжкой, но могла поверить в то, что Джин не была безобидной жертвой злой сущности из дневника. Даты и события соответствовали тому, что рассказывал Том. Выписки из их переписки так же оставляли мало пространства для сомнений. Это уже потом я хваталась за голову и спрашивала себя, как я могла решиться отправить одиннадцатилетнего ребенка в логово мифического монстра и не важно, насколько далеко она должна была зайти... Но тогда...

Исходя из плана, Джин не должна была встречаться с василиском или, хуже того, общаться с ним. Она должна была просто найти и забрать записи и клык и спрятаться в одном из схронов со времен Тома, оставив на видном месте очередное послание "от наследника".

И я решилась. А дальше...

* * *

Действовать, учиться и жить как ни в чем не бывало было практически нереально. Два дня ожидания, пока прилетит Люц с блокнотом, полтора дня на нанесение рун и подобающих заклятий... Я действовала, как робот. У меня была цель, и я к ней шла. Надеясь, разве что, на то, что по пути к цели я не оставлю за собой выжженную землю и слишком много потерь.

Все прошло как по маслу. Джин, напоминая сомнамбулу, пробралась в туалет. Не обращая внимания на то, что дневник вместо бачка был выложен на опущенный стульчак, она просто схватила свою добычу и бегом вернулась в башню. На следующий день в школе прогремел гром. Новое послание и исчезновение ученицы...

Нас организованной толпой под конвоем троих авроров отвели в башню. Близнецы пошушукавшись между собой и покорпев над пожелтевшим от времени истертым пергаментом, кинулись к застывшей на входе в башню МакГоннагал. Та, выслушав их, подозвала Гаральду и Перси и, громогласно заявив, что они остаются за старших, с прытью, не свойственной ее возрасту, выбежала, едва не снеся по дороге портрет Полной Дамы.

* * *

С момента "похищения" прошла неделя. Финальное действо режиссировал Том. Оказалось, он не был лишён артистической жилки.

В последний момент, когда над дублем дневника из заложенной в него куколки с иллюзорными чарами поднялась проекция Тома, Джин "сбросила" наваждение и последним рывком раненой львицы вонзила клык василиска ровно между страниц проклятой тетради.

Яд разрушил все наложенные на тетрадку заклятия и вызвал симпатичное "кровотечение" чернилами и страшный вой. Был ли вой на самом деле или перешептывающиеся по углам авроры малость приукрасили события, но поправлять их никто не стал.

Джин забрали из школы и выпотрошили из неё всю информацию о тетрадке. Благодаря последним разговорам с Томом, Джин не помнила, когда и где обнаружила проклятую вещь. Зато без проблем воспроизвела пароль, открывающий лаз в Тайную комнату. Отряд до зубов вооруженных авроров в полном обмундировании спустился в схрон и, после ожесточенной битвы вышел без потерь, обогатившись трофейными шкурами и прочими полезными в хозяйстве составными частями мифического чудовища.

Судя по фанатичному блеску глаз Снейпа и синякам под оными, приготовление противоядия поручили ему.

Я успокоилась, снова начала учиться, перевязала дневник Тома шнурком с рунной росписью собственного сочинения, нанесённой для прочности, и с замирающим сердцем ждала новостей из Мунго.

Луна, посмотрев на меня после прогулки, заявила, что мне надо восстановиться и следующую прогулку по астралу придётся отложить на неопределенное время. Пока же она предложила мне тренироваться во сне: попытаться осознать, что я вижy сон, менять детали или декор, придумывать и разыгрывать сценарии...

Я сидела на берегу озера недалеко от школы. Солнце припекало через тёмную ученическую мантию. Я уже довольно давно осознала, что вижy сон. Для тренировки сменив весну на лето, лето на осень и снова заставив небо посинеть, возвращая лето, я просто сидела на траве, подставляя солнцу лицо и довольно жмурясь.

— Добрый день, мисс Грейнджер,— рядом со мной на траву опустился Мэт.

Счастье захлестнуло с головой, а то что я знала, что это был сон, сняло оковы норм и правил поведения и я, тонко завизжав, бросилась Мэту на шею.

— Привет, Мэт!!!

— О, дождался! А то все "вы" да "учитель"... — усмехнулся он по-удобнее перехватывая меня за талию и усаживая на колени.

— Как же я рада тебя видеть, — счастливо просопела я, уткнувшись лицом в его рубашку, — А когда ты вернешься насовсем...

— Я не вернусь, маленькая. Я пришел попрощаться.

Я вскинула голову и напряженно всмотрелась в его глаза.

— Зелье не подействовало?

— Подействовало-подействовало. Хотя я и не понимаю, каким образом ты о нем узнала, проныра. Но не важно. Моя маленькая леди, выйти из комы — не значит вылечиться. Вчера, благодаря воздействию зелья, меня затянуло обратно, воссоединив с телом. Что сказать?... Под контролем моего сознания оставалось только движение левого глаза. Все связи в сознании, контроль функций организма... Я не смог бы так жить. Это не жизнь и даже не выживание. Не плачь, — улыбнулся он, щелкнув меня по носу, — правда, не плачь. Не надо. Мало кому удается закончить жизнь по собственному решению, пав в битве с легендарным монстром, защищая юную деву. А o том, что у этой девы коленки в травяном соку и чернильное пятно на носу, мы умолчим. Не плачь, — обнял меня Мэт чуть крепче, прижав голову к своей груди, — не надо. Лучше слушай и запоминай. Я снимаю с тебя все ограничения на ментальные практики, но заклинаю тебя, пожалуйста, больше никаких расщеплений сущности. Это опасно. Даже для профессионалов. Будет лучше, если ты вообще воссоединишь разделенные части сознания. Целое всегда сильнее части. За окклюменцию не беспокойся, ты вполне сможешь построить защиту, у тебя хватит и знаний и сил и таланта. А в остальном, я знаю, что ты молодец и со всем справишься. А теперь извини, — сказал он, ссаживая меня на траву, — У меня мало времени и есть еще несколько человек, которых я хотел бы увидеть. Не плачь. И будь счастлива. — прошептал он и, улыбнувшись на прощание своей чудесной улыбкой, растаял в воздухе.

Я сидела на крыше высотного здания, куда чуть больше года назад переехали Грейнджеры. Я оказалась права. Благодаря тому, что через дорогу располагался магический ресторан, безобидную Алохомору, брошенную на дверь чердака незарегистрированной палочкой, доставшейся мне в наследство от Мэта, не отследили.

Заклинание было произнесено больше часа назад. Если бы его заметили, я бы об этом узнала. Хотя, сказать по правде, в тот момент мне было бы искренне наплевать даже если бы на крышу аппарировал взвод авроров быстрого реагирования.

Уже который день я пребывала в том опасном состоянии холодной ярости, когда тебе безразлично, каковы будут последствия твоих действий, наоборот, ты провоцируешь мир вокруг в надежде на то, что он ответит и даст тебе повод взорваться и окатить всех и вся накопившимися ядом и злостью.

На плече сидел Люц. Возможно, лишь благодаря его постоянному молчаливому присутствию я еще хоть как-то сдерживалась.

Почти за неделю до описываемых событий, я вернулась в Лондон на Пасхальные каникулы. Дэн и Эмма обеспокоенно требовали деталей о том, что случилось в школе и моем участии в происшествии.

О Мэте они наверняка узнали на последнем родительском собрании. Еще до начала учебного года, когда Эмма в очередной раз жаловалась на то, что у нее забирают ребенка почти на год без возможности его навестить, я подбросила ей идею устроить что-то вроде родительского комитета. Навестить меня в Хогвартcе благодаря этому у неё вряд ли бы получилось, зато узнать как у меня дела — без проблем: не зря же леди Лонгботтом входила в попечительский совет!

Эмма задумалась. Видимо, прокрутив в голове все "за" и "против", она пришла к выводу, что оно того стоило. Потому что к вечеру она насела на мужа, а дальше они уже вместе завербовали Финниганов, подговорили Браун… Семьe Томасов и родителям Парвати эта идея тоже понравилась. И вот, родители всей нашей компании начали устраивать «родительские собрания», которые возглавила леди Лонгботтом.

Собрания проводились раз в месяц за рюмочкой чая в теплой компании. Леди рассказывала новости из школы, родители обсуждали, чем они могли бы нам помочь.

Мне даже было жалко старушку. У нее было мало опыта общения с магглами. И, тем более, она не привыкла, чтобы эти, так сказать, «братья наши меньшие» требовали у нее отчета. Они не были знакомы с нормами и правилами волшебного мира и как люди с незашоренным восприятием многое ставили под вопрос. Например состояние учебных пособий и метел, тот факт, что по школе шатается вредоносный полтергейст, а историю преподает призрак, которого заклинило на войнах с гоблинами. И, естественно, они ставили под вопрос многие решения Дамблдора. Например, когда он вновь решил ограничить систему отопления семью каминами: по одному на факультет, один в Большом зале, один в Больничном крыле и один — в его кабинете. И это учитывая, что зима выдалась особенно суровой.

Наслушавшаяся от Эммы обо всевозможных осложнениях после простуд, бронхитов и ангин, леди Лонгботтом, явилась поговорить с директором. По пути в кабинет, видимо, она, насмотревшись на дрожащих учеников, дыханием отогревающих замерзшие пальцы. Ну а вид жарко пылающего камина в кабинете директора, видимо, довершил процесс. Что именно случилось между ними в кабинете и что ему сказала леди — мы не имели понятия. Но на следующий день температура в замке поднялась до девятнадцати градусов. К тому же, до триумфального появления леди в школе, благодаря осведомленности наших родителей, мы были, пожалуй, одними из немногих, кому родители своевременно отправили дополнительные теплые вещи и кто не хлебал галлонами перечное зелье, протяжно шмыгая заложенными носами.

До событий с Мэтом у леди Лонгботтом еще худо-бедно получалось создавать впечатление, что все под контролем. Граффити на стенах, кошка, призрак? Увидеть в этом что-то действительно серьезное для не-магов было сложно. А маги просто верили, что раз Дамблдор сказал, что ничего страшного — значит, и правда, ничего страшного. Да даже если и не верили, в школе, как у старой машины, вечно что-нибудь было не слава богу, и у леди Лонгботтом был широчайший выбор бытовых тем, которые надо было безотлагательно обсудить...

После нападения на Мэта все изменилось. Вместо Молли на собрание пришел Артур. Он сидел на самом краешке кресла, с очень ровной спиной, нервозно поглаживал кольцо на безымянном пальце и ничего не говорил, только изредка затравленно оглядывал собрание, чтобы вновь уставиться на свои руки. Собрание вышло скомканным, и закончилось появлением сверкающей рыси, не терпящим возражений голосом Молли, потребовавшей от мужа срочно явиться в Мунго.

Родители поняли, что происходит что-то очень нехорошее, но что большего от своей председательницы они не добьются. И, скрепя сердце, они стали ждать моего приезда.

Я не знала, что отвечать родителям. Поэтому, наверное, рассказала правду. Хотя правда эта была, как добрый швейцарский сыр — с приличными дырами. С другой стороны, судя по их реакции, в рассказах леди Лонгботтом дыр было еще больше, чем сыра. Оказалось, что им не сказали, что по школе-интернату, в которой учится их единственный ребенок, прогуливался огромный смертоносный монстр. Что школа для этого монстра была домом родным: он там с самого основания, считай, жил. Что за последние лет пятьдесят он убил двух человек: преподавателя и ученицу. И это только то, о чем было известно...

Под конец моего рассказа Дэн схватился за голову и впервые на моей памяти выматерился. Эмма соперничала белизной лица со Снейпом.

Не надо было быть легилиментом, чтобы понять, о чем они думали. Вот только магический контракт, подписанный со школой, не предусматривал лазеек даже на случай небрежения и доказанного наплевательского отношения учителей к безопасности и жизни учеников! Контракт был, по сути, кабальным. Хочешь-не хочешь, а доучиться обязан. Разве что тебя отчислят… Но с учетом того, что могло являться поводом для исключения, и какие кары небесные за это предполагались, этот вариант даже не рассматривался.

Грейнджеры оставили меня отдыхать, а сами, похоже, полетели выяснять отношения с председательницей их самопального родительского комитета. Я чувствовала, что испуганные родители за неделю каникул глаз с меня не спустят, поэтому поспешила в свою комнату, где, едва раздевшись, нырнула под одеяло. Устроившись поудобнее, я уплыла в транс, чтобы исполнить последнюю волю учителя.

Оказавшись в комнате Грейнджер, я, не медля ни секунды и не давая себе и шанса одуматься, направилась к заветному зеркалу и, дождавшись, когда отражение покажет ту, другую, часть меня, прижала к зеркалу лоб и ладони рук.

Сначала ничего не происходило. Но затем… Будто все это время я балансировала на краю пропасти и, неосторожно поскользнувшись, сорвалась вниз. Будто око урагана, в котором я сидела, притворяясь, что ничего особенного не происходит, сместилось и меня снесло неудержимым, страшным по своей яркости и силе, потоком эмоций, среди которых основными были горечь и безбашенная злая радость. Кажется, в какой-то момент я не выдержала напряжения и отключилась.

Когда я открыла глаза, за окном только светало. Из-под двери пробивалась полоска света, говорившая о том, что Грейнджеры уже проснулись или еще не ложились. Безумно хотелось спать, пить и сдохнуть. В произвольной последовательности. Перенапряг от моих кустарных опытов над своим сознанием и личностью, кажется, выбил пробки. Я не чувствовала абсолютно ничего. Ни жалости, ни стыда, ни раскаяния, ни интереса. В таком состоянии сомнамбулы я пробыла два дня.

Личности сливались воедино, притирались друг к другу, вставали на места, обновляя ту матрицу, которую я создала прошлым летом, выплавляя что-то абсолютно новое, целостное, сильное…

На третий день пришла злость и потребовала немедленных действий. Каких? Против кого? Это было абсолютно не важно. На четвертый день желание на ком-нибудь отыграться превысило все возможные лимиты, и я полезла в чемодан.

"Он умер."

"Ты ведь понимаешь, что мы сделали все, что могли." — медленно проявился ответ.

"Чтобы исправить последствия вышедшей из под контроля ситуации — да."

"Эй, клятва была написана позже, и после клятвы я соблюдал договоренность, ты же понимаешь это?"

"Да. Поэтому ты все ещё жив. Или как еще можно описать твое состояние?..."

"Послушай, ты, хозяин без имени, я НЕ виноват в смерти твоего дракклова профессора, хорошо?"

"Безусловно. Малолетка сама додумалась, как залезть в Тайную Комнату. И парселтанг — ее врожденный дар."

"Это было ДО нашей договорённости!!! Это во-первых, а во вторых — я всего лишь дал этой тупой сопле знание! Как его применить, решала уже она сама!"

"Кто виноват, что собака задрала котёнка: собака или хозяин, который не надел ей намордник?"

"Ага, давай по аналогии всех производителей палочек перебьём за то, что ими можно смертельные заклятия накладывать! Как я вообще у неё оказался, если ты меня купила, не подскажешь?"

"Зачем?"

"Ну если мы ищем виновных..."

"Зачем ты дал ей это знание?" — не дав Тому дописать, ответила я.

"Девчонка хотела денег и власти. Я дал ей доступ к источнику дорогостоящих ингредиентов и объяснил, как вести себя со змеем, чтоб дура не убилась, запечатав меня вместе с собой у Слизерина в тайнике."

"Если бы это было правдой, всей правдой, Уизли этим бы и ограничилась. Не зли меня, Том. Я очень не люблю, когда со мной пытаются играть. Мне нужна правда. Целиком и без купюр."

"Я хотел отомстить этой старой твари."— медленно и неохотно проявилось на бумаге.

"То во что я превратился, Волдеморт — это результат действий одной бородатой скотины!" — замельтешили буквы, — "Или ты думаешь, что моей детской мечтой было захватить мир и стать пугалом для целого поколения магов? Ищешь простых решений, козла отпущения, на которого можно свалить все несовершенство этого мира? Вперёд! Хочешь меня уничтожить — валяй, пробуй... Плевать..."

"Успокойся," — смакуя свои спокойствие и власть, написала я, — "Я не собираюсь терпеть твои истерики, Том. Меньше эмоций и больше по сути дела. Возьми себя в руки и веди себя, как взрослая личность."

"Мордред и Моргана..."

"Так… Хорошо, поговорим позже. Надеюсь двух дней тебе хватит, чтоб успокоиться, подумать и решить, что ты можешь мне сказать."

На бумаге начали проявляться новые строки, но я хладнокровно захлопнула дневник, перевязала его шнурком и засунула во внутренний карман чемодана под молнию. Вести себя, как бесчувственная сволочь, было чертовски приятно. Так или иначе, я с максимальным удобством спустила пар.

Уже потом я поняла, что тактика поведения была выигрышной по всем статьям, так как с Томом, как с животным, надо было с самого начала показать, где чье место в иерархии стаи.

В субботу вечером, перед отъездом в школу, убедившись, что Грейнджеры выпили чай с легким травяным успокоительным, состав которого я выучила на занятиях со Снейпом, и уснули, я выбралась на крышу. В доме царила тяжелая и крайне неприятная атмосфера. Страх и бессилие угнетали Грейнджеров, а фальшивая веселость и уверенность, которую они изображали ради меня, угнетали и бесили уже меня.

Я сидела, по-турецки скрестив ноги и укутавшись в прихваченный с дивана плед, и бездумно рассматривала огни большого города. Почувствовав, что готова, я достала принесенный с собой дневник Реддла. Когда я на свежую голову прокрутила в уме переписку, вопрос, заданный в порыве гнева, показался важным и крайне интересным.

"Итак?"

"Что ж. Я понял тебя и постараюсь дать исчерпывающий ответ. Для этого придется объяснить несколько деталей. Прояви терпение, хорошо?"

"Проявлю, если это необходимо. Но не затягивай."

"Хорошо. Дамблдора я впервые встретил в приюте Вула. Да, вот такая ирония. Темный лорд, поборник чистоты крови, родился и вырос в маггловском приюте. И да, предупреждая твой вопрос, я полукровка."

Не дождавшись от меня реакции, Том продолжил.

"В приюте рано понимаешь одну простую истину — миром правит сила. Мое рождение пришлось на эпоху между двумя маггловскими войнами и Великую Депрессию. Матушка вряд ли могла бы выбрать худшее время и место для рождения потомка. Если ты не в курсе, в тридцатых годах быть сиротой в Ист Энде было очень плохой идеей. Меценаты не строились в очередь в бедняцком квартале, чтобы облагодетельствовать приют и нас вместе с ним. Еды хватало только на то, чтобы желудок не сводило от голода. Сытыми ходили либо девчонки, которым подкидывала куски жалостливая кухарка, либо сильные старшие, которые добирали свое у тех, кто не мог за себя постоять. Собственно, мой первый стихийный выброс произошел, когда этот скот Бишоп решил продемонстрировать своей подружке благородство, поделившись с ней десертом. Свой он, естественно, сожрал… Но не беда, если рядом есть кто-то младше и слабее. Мне тогда года три было. Я, кажется, закричал, а в следующую секунду Дэнис захлебывался собственной кровью. С тех пор меня начали бояться. А я понял, что если миром правит сила, то людьми правит страх. Больше со мной никто не связывался. Обо мне начали ходить басни и слухи одни других мрачнее, но, пока мне это было на руку, я старался соответствовать. Ну и экспериментировал, конечно, чтобы понять, что именно я сделал с Дэнисом и как, в случае чего, это повторить. А то когда по кварталам бродят чернорубашечники из БСФ*, а у тебя темные вьющиеся волосы и за тебя некому вступиться, умение за себя постоять становится вопросом жизни и смерти."

"Том, ты испытываешь мое терпение."

"Я пытаюсь объяснить контекст…"

"Ты пытаешься выстроить со мной эмоциональную связь, заставив сопереживать и устрашиться тягот твоего голодного детства." И прерывая начавшие проявляться строки, я дописала: "Ты сирота, тебя никто не любил, тебя либо испытывали на прочность, либо боялись и избегали. Как видишь, контекст понят. Переходи к делу."

"Нет, не понят! Почему все считают, что я был каким-то монстром, с самого младенчества вынашивающим планы по захвату мира? Меня можно было любить и меня любили! Да и я… Недалеко от приюта была булочная старой Марты. Приютские постарше часто кичились своей ловкостью, воруя у нее бриоши. И однажды, когда было как-то особенно не густо с едой, я пробрался к ней в лавку и… Она обернулась точно в тот момент, когда я пытался затолкать краюху хлеба под рубашку. У меня все внутренности от страха свело. Я готовился к чему угодно: бежать, кричать, отбиваться… А она улыбнулась, протянула мне булку в довесок и наказала в следующий раз просто попросить. Она тогда сказала, что ей будет в радость сделать доброе дело и я грех на душу не возьму. Я ее еще долго дичился. Но потом пообвык и часто пропадал у нее и Якоба, ее мужа. Они даже поговаривали о том, чтоб меня усыновить… Вот только в тридцать шестом какой-то лихой полицай во время битвы за Кейбл Стрит дубинкой проломил Марте голову. Они с мужем были иудейской веры, и когда чернорубашечники объявили о марше по Ист Энду, она не смогла остаться в стороне. Мы с Якобом уговаривали ее поберечь себя, но… Она повторяла, что не так страшен грохот армейских сапогов, как покорная тишина тапочек…

Я был в ярости. В ярости на фашистских молодчиков, за то что она из-за них вышла на улицу, высказать свой протест, на Скотланд ярд, за то что они, как верные псы без мозгов и чести пробивали дубинками дорогу маршу фашистов просто потому что те получили официальное разрешение на манифестацию от какого-то урода-чиновника. На Якоба… за то, что не удержал ее… Я тогда не выбирал выражений...

Он запил… A через несколько лет его, вместе с тем что осталось от булочной, стерло с лица земли при очередной бомбардировке."

Несколько секунд Том ничего не писал, будто переводя дух после откровения.

"Так вот, если контекст понят, представь себе, какие эмоции вызвало у меня появление этого старого бородатого козла. Он не пытался узнать у меня, как мне жилось. Он прямой наводкой отправился к владелице детдома, расспросил у нее обо мне и, основываясь на тех сплетнях, которые она ему наплела, сделал для себя окончательные выводы. Прийдя ко мне, он с порога начал заливать о том, как, в его понимании, я должен был жить. Нет, в самом деле! Эта сытая тварь в теплых и дорогих шмотках на полном серьезе рассказывала мне, что такое хорошо и что такое плохо! Да что он вообще знал обо мне и моей жизни, чтоб иметь право меня судить?! Или он и правда думал, что в детдоме из меня мог вырасти светлый ангел во плоти? Естественно, я в ответ вел себя не слишком дружелюбно.

Потом он без перехода заявил, что я волшебник. Удивил! Я с пяти лет осознанно мог любому кровотечение из носа устроить, и это как минимум, в качестве первого предупреждения. Поняв, что я не впечатлился, он решил мне устроить устрашающую акцию и урок морали. Он поджег мой шкаф, в котором хранилось все, что у меня было своего. Глиняные свистки, которые мы делали с Якобом… прядь волос матери, которую повитуха наказала сберечь для меня… и, самое паршивое, — все подарки Марты. Меня как паралич разбил: просто сердце к горлу подскочило и перестало биться… я думал, я его убью.

Когда я уже собирался опробовать на нем мой защитный арсенал, он открыл шкаф. Как камень с души упал. Я понял, что огонь был не настоящим: горели только несколько безделушек, что кочевали из рук в руки в приюте. Он заявил, что я их украл. Я еле сдержался, чтоб не рассмеяться ему в лицо: невозможно украсть то, что никому не принадлежит. Все безделушки и игрушки, за которые он меня так пафосно отчитывал, принадлежали приюту, а не кому-то в отдельности и уже лет тридцать как переходили от сильных к хитрым и так далее. Сколько они сменили владельцев за это время — Мерлин мой. Я не был тем, кому их подарили, но не был ни первым, ни последним из тех, кто их прикарманил. А он все вещал о том, как важно быть хорошим и добрым. Как это важно уметь прощать и любить… За пару лет до этого мне пришлось заниматься устройством похорон той, которая меня любила и которую любил я. Той, кому было наплевать на сплетни обо мне, кто не читал мне нотаций о бесплатной добродетели… Потому что второй дорогой мне человек заливал горе дешевым портвейном, ревел и просил прощения то у бога, то у Марты то у меня, размазывая пьяные слезы дрожащими руками...

Естественно, я его послал так далеко, как только мог. И эта добродетельная, всепрощающая тварь уже в школе устроила мне ад. Знаешь, всем, кто приходит из маггловского мира, мир волшебный представляют как сказку. Как мир открытых дверей и возможностей. У меня сложилось впечатление, что мне специально показали всю его изнанку: зажравшихся тупых и ленивых аристократов, презирающих плебс, по-собачьи преданных магглорожденных, готовых за владение волшебной палочкой отказаться от чего угодно: от своей семьи, от своих принципов, от своей гордости и самоуважения… Чем дольше я жил в волшебном мире, тем больше его презирал. Весь целиком. И магглов я презирал не больше, чем всех остальных. И я все еще верю, что у меня были на то причины.

Дамблдор же будто поставил себе целью вызвать у меня рвотный рефлекс на слова «добро», «прощение» и «любовь». Постоянно в течении всего моего обучения он подлавливал меня в коридорах, оставлял после уроков и вел «душеспасительные» беседы. Пустые беседы. Потому что он мне ясно дал понять, чего стоят его рассуждения на практике. Когда начались военные действия, и Ист Энд стал одной из основных целей фашистских бомбардировщиков, я попросил директора оставить меня в школе на лето. Тот, вместе со своим заместителем, Дамблдором, в витиеватых выражениях меня послал. И это учитывая, что все сироты-маги, по умолчанию, находятся под опекой школы! В особенности, под опекой директора и его заместителя."

"Том..."

"Я не испытываю твое терпение, я просто пытаюсь дать тебе понять, что Дамблдоровская доброта не стоит ломаного гроша. Как и его рассуждения о любви, благе и прощении. Он прощает только себя. Например, за убийство своей сестры. Или за то, что именно он способствовал восхождению Гриндевальда. Как и за то, что у него не хватило совести и смелости открыто выступить против бывшего лучшего друга. Он его предал. Ударил в спину. И, оцени извращенную логику, он не прикончил его, а оставил гнить в тюрьме. И, то ли чтоб лишний раз продемонстрировать собственную силу, то ли чтоб напомнить себе о собственных грехах, светлейший раз в год ездил навестить то, что осталось от великого темного мага. Старый извращенец..."

"Том. Это все очень интересно, но, во-первых, тот факт, что Дамблдор, мягко говоря, не без греха, не является для меня ни секретом, ни теоремой, требующей доказательств. А во-вторых, за полчаса, прошедшие с начала твоего рассказа, я так и не увидела ответа на мои вопросы. Чего ты пытался добиться, манипулируя девчонкой? "

"Ты не допускаешь мысли о том, что я просто хотел ему максимально испортить жизнь? У меня, я считаю, были на то поводы. Плюс, ко мне в руки попала представительница семейства Уизли, тех самых, которые еще с моих времен Дамблдору сапоги лизали, которые всегда были для этой твари опорой и поддержкой. Наделать шума ее руками и, если получится, спихнуть старика с насиженного места директора школы — да я мечтать о такой удаче не мог!"

"Хорошо, допустим. Хотя я и не считаю, что ваше взаимонепонимание можно счесть достаточным поводом, чтобы выпустить в школе, полной ни в чем не повинных детей, смертоносное чудовище. На мой взгляд, ты, образно говоря, решил перебить фруктовых мух Авада Кедаврой. Но, спишем это на твой юношеский максимализм и слишком долгое затворничество." — зло прищурившись написала я.

"Ты сказал, что Дамблдор виноват в том, кем ты стал. Почему? И чему именно и как ты учил Уизли?"

"Утягивал ее к себе в подпространство. Учил школьной программе. Рассказал о паре потайных ходов подземных уровней. Научил пяти необходимым фразам на парселтанге. Все." Том, судя по всему, оскорбленный моим ответом, отвечал сухо, рублеными фразами.

"Хорошо. А теперь расскажи мне, почему ты считаешь, что в трансформации Тома Реддла в Волдеморта виновен Дамблдор. Том, от твоего ответа зависит очень многое. Пожалуйста, будь максимально точным и откровенным."

Попытка дестабилизировать Тома, чередуя пассивную агрессию и участие, кажется, сработала. После недолгого молчания на странице начали проявляться строки:

"Когда я попал на Слизерин, я довольно быстро понял, что основатель мог быть моим предком, и начал искать всю информацию о нем и о том, что это могло мне дать. В процессе я наткнулся на легенду о Тайной Комнате. Когда я чётко понял, что ищу, соответствующая информация будто по волшебству стала плыть мне в руки. Древнее издание истории Хогвартса, записи директоров, пара книг о жизни и деяниях древних, на которых и библиотечной печати не было. Так везти просто не может, но я повелся.

На четвёртом курсе я нашёл смутный намёк на место и пароль ко входу. На пятом — смог открыть вход и познакомился со змеем. Стоит сказать, что на тот момент моё положение в школе было незавидным. Меня назначили старостой Слизерина. Меня, на тот момент непонятно кого, из приюта, без денег, родственников и связей — старостой факультета богатых, родовитых и могущественных. Это было смешно. Для всех, кроме меня. Я не был безумным психопатом, желающим отомстить всем и вся… Но отыграться хотелось. А змей хотел посмотреть на замок…

Иллюзорная власть над смертельно опасным монстром будоражила кровь. Я шел на выход по древнему коридору и чувствовал себя самим Салазаром, не меньше. Под рукой скользила чешуя идеального оружия и защиты, подвластного мне. Только мне! Впервые со времен основателей! Я чувствовал себя королем мира! Ровно до выхода. Ровно до девчачьего крика.

И если в предыдущую секунду я владел миром, одновременно с этим криком мой мир рухнул. Я не помню, как уговаривал змея вернуться, не трогая добычу. Я не помню, как вернулся в комнату, как прошла ночь… Следующее, что я помню, — это речь Дамблдора за завтраком. Не знаю, насколько ты знакома с его речами. Он, чтоб его, великолепный оратор, способный так выплести словесную вязь, что каждый найдет в ней что-то свое, предназначенное только для него и каждый поймет ее по-своему. Мы когда-то на факультете даже развлекались, пытаясь разобраться, как у него это выходит… Но не в этом суть.

Я сидел за столом со своим факультетом и слушал речь о том, что произошедшее ужасно, что все мы должны объединиться перед лицом опасности, помочь друг другу… о том что виновный должен быть найден. Но слышал я, что тот, кто сделал это — монстр, судьба которого решена.

Я сидел, еле дыша, и ждал, что подо мной, как тогда, в приюте, загорится скамья, указывая палачам, чья голова должна скатиться с эшафота. А Дамблдор, будто лично для меня, строго сведя брови на переносице, стращал, рассказывая, как убийство в итоге уничтожит душу виновного... разъест ее, как кислота, толкая преступника в пучину безумия, отравляя каждый миг его существования ядом сожаления и вины. Звучит пафосно и глупо, но мне тогда было не смешно. Я чувствовал, я правда каждой клеткой своего тела: истерически бьющимся сердцем, вспотевшими, зудящими ладонями, отлившей от лица кровью... Я чувствовал, что то, что говорил старик, было правдой.

А он продолжал, будто злорадствуя, стращать карами небесными. Он сказал, что даже если у убийцы получится избавится от чувства вины, разорвав душу, в ней поселятся мрак и холод... И еще что-то там, я дальше, сказать по правде, не слушал. За минуту до этого я правда думал, что сознаться во всем — мой единственный выход, собирал силы, чтобы встать и... После его слов я понял, что у меня есть выбор. Я искренне сожалел о том, что случилось с девочкой. Но Миртл, объективно, уже было не помочь, а мне не, знаешь ли, хотелось прожить.

И я затаился, только в голове сотнями молотков билась мысль: "Сдать себя или разорвать душу".

Как по волшебству, стоило принять решение, и информация сама пошла в руки. Сначала в библиотеке на глаза попалась книга по ментальным техникам и разграничению сознания. Медленно и постепенно жалость, совестливость, и многое другое, органически ограничивающее то, что можешь себе позволить, было отделено от остальной личности в какое-то подобие тайника. Туда же стекалась память о жизни до школы, о Марте, Якобе, и моем участии в трагедии с Миртл и прогулкой змея. Еще месяц, пара не слишком светлых ритуалов и мешающая мне, слишком человечная часть личности, не вписывавшаяся в мои планы была вырезана, как опухоль, из сознания. Тем не менее, совсем уничтожать часть себя не хотелось… и… я только помню руки в крови и в следующую секунду молочный туман подпространства.

Серо-розовая, грязная дымка и стол — точная копия моего ученического из комнаты на факультете… на столе была тетрадь — точная копия той, куда я собирался… до меня долго доходило, что произошло на самом деле… Я думал спасти себя, а в итоге… В итоге я запер себя в дневнике. Я стал памятью, иногда совестью, иногда просто свидетелем для самого себя.

Другой Томас, а потом Волдеморт, очень любил делиться со мной планами, решениями, намерениями… в каком-то смысле он меня восхищал — идеальный человек, не знающий сомнений и в итоге всегда добивающийся своего. С другой стороны, он пугал меня до дрожи. В этой жизни не было ничего, что он бы уважал в достаточной степени, чтоб принять это в рассчет в своих планах. Его интересовал только он сам и его планы. Я никогда не был этим монстром и не хотел им становиться.

Идею разделения личности подал мне Дамблдор. Все это из-за него..."

"Спасибо за откровенность, Том. Мне нужно время, чтобы все обдумать. Мы вернемся к этому разговору позже."

Я медленно закрыла дневник. Нельзя сказать, что меня поразил его рассказ или что я безоговорочно ему поверила. Если быть совсем уж честной, вина Дамблдора показалась мне немного "притянутой за уши". Но было одно "но". Кому, как не мне, было известно об опытах над собственной личностью? И кто, как не я, знал, насколько просто оступиться, если рядом нет кого-то вроде Мэта, чтоб поймать тебя за шкирку и не дать упасть? Если Дамблдор и правда подтолкнул парня на этот путь и не подстраховал...

К тому же, если он говорил правду, его цели в какой-то мере совпадали с моими. Возможность заполучить в союзники такую кладезь информации, как Том, выглядела более чем соблазнительно. Такой союзник мог в корне повернуть историю с ног на голову, дать потрясающие преимущества и перед мистером Зло и перед столпом Света.

Но торопиться не стоило: я уже видела, чего может мне стоить импульсивность и поспешность в принятии решений и не хотела рисковать.

* * *

Рон сидел на диване купе с ногами, крепко обнимая колени руками.

— Как она? — спросила Лаванда.

Рон продолжал молча рассматривать носки ботинок, будто не услышав вопроса. Мы переглянулись и, чуть повысив голос, Лаванда переспросила:

— Рон… Как Джинни?

— Как будто тебе это правда интересно! — неожиданно взорвался Уизли и, вскочив, попытался выбежать в коридор. Невилл, сидевший у двери, поднялся и перекрыл парню выход. Рон затормозил, едва не вписавшись в Лонгботомма и затравленно рыкнул:

— Уйди с дороги, Нев, по-хорошему прошу!

— Нет, — тихо ответил парень, — Не знаю, что на тебя нашло, но я никуда тебя в таком состоянии не выпущу.

—Рон, — потерянно прошептала Лаванда, — не хочешь говорить о Джинни — ладно, мы не будем о ней говорить…

Рон резко развернулся к подруге и рявкнул:

— В Мунго. Моя сестра в Мунго, в отделении для ненормальных! Все? Ты получила свою сплетню, теперь я могу пойти прогуляться? — Уизли раскраснелся и дышал, как после долгой пробежки.

В принципе, мы понимали, что беспкоило Рона. Ни для кого из нас не было секретом, какие слухи гуляли по школе до отъезда, и странно было бы ожидать, что после каникул что-то изменится. Несмотря на прочувствованную речь директора, выставившего Джин безвинной жертвой «происков истинного зла», на официальное заявление, зачитанное лично Скримджером, утверждавшее, что Джин выступала свидетелем в деле о нападении на преподавателя, а не обвиняемой, и на то, что все слышали, что страшный артефакт — причину нападений — уничтожила сама Джин...

Мэта в школе любили. Горе от потери любимого преподавателя, которого многие воспринимали, как друга, наставника, старшего брата, породило злость, и ее надо было на кого-то выплеснуть. Безусловно, прилично доставалось директору — за то что проморгал, не вмешался, не захотел заметить, что происходило у него под носом, с людьми, за которых он нес ответственность. Но где великий Дамблдор и где ропщущая толпа? Братья виновной были ближе, и поливать их презрением было несравнимо проще.

Если бы только нападения закончились легкими травмами и испугами… Если бы пострадал кто-то другой... Если бы только авроры не проболтались, что Джин была под властью артефакта…

Беда была в том, что из-за не в меру говорливых авроров учащиеся знали, что Джин была под воздействием дневника. А вечно что-то увлеченно строчащую в тетрадке девчонку видели не только в Гриффиндорской башне еще с прошлого года.

Об этом не принято было говорить, этого не было в учебнике по ЗОТИ, но ребята из магических семей прекрасно знали, как должен выглядеть и вести себя одержимый. Пусть не сразу, но длительное пребывание под ментальным воздействием накладывало на внешность человека и его характер определенный отпечаток. Бегающая с однокашниками по коридорам девчонка с румянцем во всю щеку, которую мы привыкли видеть за прошедший год, одержимой не выглядела.

К тому же, буквально с молоком матери дети из магических семей впитывали основные правила безопасности. И так же, как дети магглов знали, что надо смотреть по сторонам, прежде чем переходить дорогу, или что нельзя пробовать на вкус шампунь, даже если он пахнет клубникой со сливками, детям из магических семей было известно, что если у тебя из ниоткуда появился какой-то предмет, обладающий своим собственным, независимым разумом, об этом надо сообщить взрослым и ни в коем случае не поддерживать контакт!

Сомерсет Моэм когда-то написал, что нет существа более жестокого, чем женщина, переставшая любить. Он, видимо, редко общался с подростками. Почти все ученики Хогвартса устроили рыжим жестокий бойкот. Рона мы еще кое-как поддерживали. Близнецы поддерживали друг друга и зло скалились на мир, устраивая ретивым мстителям все более жестокие шутки. Хуже всего было, на мой взгляд, Перси.

Староста, чья сестра убила преподавателя...

Да, конечно она это сделала не сама, но… Девчонка росла среди волшебников и, найдя зачарованную странную вещь, никому ничего не сказала. И ладно она ничего никому не сказала, когда начала переписываться с непонятной сущностью. Ну нет у мелкой мозгов — бывает. Но когда эта самая сущность предложила ей спуститься в подземелья и пообщаться с василиском… Кем надо было быть, чтоб не встревожиться и не поднять на уши всех взрослых в округе? И какой из Перси староста, если за собственной сестрой углядеть не смог?

— Хорошо, допустим, ты сейчас уйдешь. Допустим, мы выпустим тебя в коридор. Что дальше? Ты серьезно думаешь, что, подравшись с первым попавшимся несдержанным на язык мстительным идиотом, ты кому-то сделаешь лучше? — вступила Фэй, пришедшая к тем же выводам, что и я.

Рон еще сильнее покраснел и попытался оттереть Лонгботтома плечом, чтоб выйти из купе.

— Да остановись же ты, дуболом, — всплеснула руками Лаванда.

— Я понимаю, что тебе тяжело и хочется побыть одному… Но… не отталкивай нас. Не хочешь говорить — ничего не говори, не хочешь нас видеть и слышать — устрой себе завесу и наложи заглушку. Мы поймем. По крайней мере, я точно пойму, сколько раз вы меня в таком же состоянии терпели… — я несмело улыбнулась, — не уходи, пожалуйста.

Рон выдохнул и, сгорбившись, вернулся на свое место. Снова забравшись на диван с ногами, он уткнулся лбом в колени. Плечи вздрогнули раз, потом еще и еще… Лаванда сидевшая справа от Рона, несмело коснулась его плеча, невесомо провела ладонью по волосам и положила руку ему на спину. Рон чуть вздрогнул и поднял на подругу заплаканное лицо. Лаванда несмело улыбнулась, и парень, всхлипнув, и крепко обхватив ее руками, уткнулся ей в район шеи. Поттер, сидевший с другой стороны от Уизли, похлопал парня по плечу, Парвати, дотянувшаяся до Рона с противоположной стороны купе, погладила его руку, Фэй растрепала Рону волосы… Как-то само собой получилось, что мы сгрудились вокруг Лаванды и Рона, делясь теплом, поддерживая друг друга.

Окончательно разрядил обстановку мечтательный девичий голос:

— А! Так это от вас мозгошмыги по вагону разлетаются!

Я сидела в куче-мале, в которую сбилась наша компания, прижатая Невиллом к Парвати, с локтем Дина, неудобно упершимся мне в ребра, и волосами Луны, решившей присоединиться к коллективным объятиям, лезшими в нос. Я верила, что черная полоса закончилась. Мы стали сильнее и ближе…

А на задворках сознания обещанием всем, кто решится пойти против нас, звучал добрый и жизнеутверждающий, незамысловатый мотив «Whistle song» Бернарда Хермана.**

 

---

* БСФ — британский союз фашистов. Имеется в виду агрессивная антисемитская кампания начатая партией в 1936.

** https://www.youtube.com/watch?v=qX4lBeRtexI

— Итак, господа и дамы, — начала я, довольно осмотрев ребят,— надеюсь, все устроились, и мы можем перейти к делу.

Мы с удобством расселись вокруг низкого столика в Выручай-комнате, которая по моей просьбе приняла вид гостиной шале. Будто в противовес целям нашей встречи, декор был потрясающе умиротворяющим: стены из широких брусьев светлого дерева, большой открытый камин с уютно трещащими в веселом огне поленьями, выбеленный высокий потолок, который через каждые полтора метра пересекали массивные темные балки. Пара французских окон, за которыми раскинулся чудесный вид на горную долину, добавляла помещению шарма.

В начале собрания атмосферу разрядил Лонгботтом, которого, как маленького, за руку, пришлось оттаскивать от стены, украшенной мозаикой из карандашных набросков ботанической тематики, захватившей с порога все его внимание...

Отсмеявшись, мы выбрали каждый свое кресло и собирались начать обсуждение нашего нового великого заговора.

Хотя, обо всем по порядку.

С момента слияния я изменилась. О себе, конечно, судить сложно, но я все чаще начала замечать, что меня практически ничего не трогает. Гнев ушел. Ушла и эмоциональная атрофия, делавшая меня похожей на зомби. Остались спокойствие и холод. Кристальная, абсолютная чистота сознания. События, происходившие в моей жизни, потеряли эмоциональную окраску. Все то, что обычно заставляло меня ворочаться в кровати без сна, медлить, сомневаясь в себе, или мучаться угрызениями совести, исчезло. Без эмоций разум работал, как отлично отлаженная вычислительная машина, превращая любую проблему в обычную задачу, и спокойно, без лишних сомнений и истерик, решал ее. А то, что в общении с ребятами некоторые реакции приходилось продумывать, — невелика беда.

Еще усилилась интуиция. Она заставляла тревожиться за Седрика и опасаться пары крепко сбитых парней со второго курса Слизерина — Крэбба и Гойла. Они довольно часто ошивались рядом с Драко, точнее, они часто замирали поодаль, как стража. Однажды я не выдержала и спросила о них Малфоя — тот нервным и холерическим движением кисти руки отправил мальчишек заниматься своими делами, подтверждая мои догадки. Не знаю почему, но про себя я их называла Статистами.

Почему я должна была их опасаться? Точного ответа на этот вопрос я не знала. Дело было в том, что как в компьютере, у меня в прямом доступе была операционная память, позволяющая эффективно учиться, решать насущные проблемы и вопросы. Но в случае, если ответа на вопрос не находилось в немедленном доступе, я всегда могла обратиться к более "продвинутой" памяти и получить дополнительную информацию. Однако задавать своей продвинутой памяти абстрактные вопросы я опасалась.

Да, память, в отличие от личностей, не слилась воедино. Почему? Точно не знаю. Слияние проходило без моего сознательного участия. И, признаться, меня это не особенно тревожило: я верила, что природа создала человеческий мозг, как потрясающе сложную гениальную машину, которая бережет сама себя: в критических ситуациях включая защитные механизмы, со временем стирая плохие воспоминания, выбрасывая ненужное... И если меня тогда выключило — на то были причины.

Тем не менее, еще у родителей, я попыталась задать своей продвинутой памяти вопрос о том, какие причины заставили меня распилить себя и свою память... То, что обрушилось на меня в качестве ответа, было больше похоже на цунами смешанной в кучу обрывочной, хаотичной информации. Сначала я пыталась что-то понять, потом довольствовалась всего лишь попыткой что-нибудь запомнить, чтоб разобраться позже... Но... в какой-то момент я поняла, что захлебываюсь. У меня начало ломить виски, потом в затылок будто вогнали здоровенный гвоздь, и из носа пошла кровь. Заключительным аккордом, к горлу подкатила тошнота, заставившая бегом лететь в туалет, по пути экстренно прерывая связь.

Прийдя в себя, я решила, что от добра добра не ищут, и что мое положение итак не столь уж плохо. Здравый смысл, объединившись с инстинктом самосохранения, отсоветовали в ближайшее время искать ответы на сложные или слишком расплывчатые вопросы. Взвесив все "за" и "против", я успокоилась и решила, что все кусочки паззла сами встанут на свои места, но со временем. В конце концов, строить — не ломать, это процесс не быстрый.

О том, что скрытые слои памяти возвращаются, говорило то, что со мной довольно часто начали происходить всевозможные казусы. Например, однажды вечером, когда подруги перемывали кости новому увлечению одной из старших сестер Парвати. Обсуждение протекало более-менее спокойно до тех пор, пока Парвати не произнесла его имя вслух... Гейлорд. Мы всем скопом постановили, что имя было крайне дурацким и слово за слово, начали вспоминать все странные имена и фамилии, которые мы слышали. Я тоже покопалась в памяти и вспомнила, что у мамы на работе был посетитель по фамилии Пирожок и посетительница по фамилии Молочко. И это смотрелось особенно забавно, когда однажды они пришли один за другим...

Уже закончив историю и глядя на веселящихся подруг, я осознала, что эта история была не об Эмме Грейнджер!

Точно так же я вспомнила и о Выручай-комнате, когда наша компания, пополнившаяся Луной, постановила, что сидеть и дальше сложа руки было неприемлемо, но шататься по забытым богом и людьми коридорам и заброшенным классам нам больше не хотелось. Как справедливо заметила Фэй, в этой школе за каждой закрытой дверью мог быть если не боггарт, так тролль, или новое воплощение Волдеморта, или мифический монстр.

Вот только если вспомнить о комнате и найти ее труда не составляло, то как объяснить ребятам, откуда я о ней узнала, было сложнее. Мне понадобилось какое-то время, чтобы догадаться под покровом ночи и одеяла, при свете Люмоса, откопать дневник Реддла и спросить его, знал ли он об этой школьной легенде и, если да — откуда он о ней узнал.

Том не подкачал. Он спокойно и не задавая лишних вопросов, назвал два источника, из которых я могла почерпнуть нужную мне информацию. А дальше было лишь делом техники наткнуться на нужный том, пролистать его до нужной страницы и заговорщическим тоном предложить ребятам отправится на поиски другой легендарной комнаты Хогвартса.

— Итак, — продолжила я, оглядывая высокое собрание. — Я думаю, все согласны, что молча терпеть сложившуюся ситуацию и дальше невозможно. Народ как с ума посходил. У меня такое ощущение, что они скоро перейдут на боевые заклятия. Мы даже на собственном факультете живем, как в осаде, отбиваясь от всяких идиотов вроде МакЛаггена. А преподаватели прекрасно видят, что происходит, но продолжают прятать голову в песок, как страусы.

— Как что? — не понял Дин.

— Страус. Птица такая. С длинной шеей, — решил мне помочь с объяснениями Финниган, — они, когда пугаются, голову в песок прячут.

Ребята из магических семей недоуменно переглянулись, будто спрашивая друг друга: "причем тут песок и испуганная птица?"

Я сосредоточилась, представляя себе, как передо мной появляется листок с изображением страуса: просто стоя, в беге, ну и в той позиции, о которой говорил Финниган. Комната откликнулась, и едва я открыла глаза, во вспышке теплого света появился листок. Точно такой, каким я себе его представляла.

— Для информации, птица выглядит вот так, — сказала я, поднимая картинку перед собой, чтоб всем было видно. — "Прятать голову в песок", если вы не знаете этого выражения, — значит надеяться, что проблема исчезнет, если не обращать на нее внимания. То есть именно то, что делают практически все преподаватели.

Hарод продолжал алчно сверлить меня глазами, и я поняла, что от меня не отстанут, пока я не объясню, откуда взялся рисунок. Также я понимала, что, когда я объясню, что и как я сделала, начнется бедлам... Но делать было нечего, и я, скрепя сердце, пояснила:

— Я попросила комнату. Если она может меняться в зависимости от того, что нам нужно, до входа, мне показалось, что и после она вполне может помочь.

Иногда быть правой очень нерадостно. Вскоре глаза начали слезиться от постоянных вспышек, а комнату завалило барахлом и игрушками, окончательно разрушая атмосферу заговора. Терпению моему пришел конец, когда в центр стола высыпалась куча разноцветных стеклянных шариков, которые весело, с грохотом пулеметной очереди, отскакивали от столешницы, разлетаясь во все стороны.

— А давайте мы все-таки вернемся к обсуждению? — стряхнув несколько шариков с подола мантии, предложила я, просверлив Финнигана взглядом. Я была уверена, что это безобразие появилось по его запросу.

Симус смущенно кашлянул и опустил взгляд.

— Итак, думаю, нам всем немного надоело жить в осаде и ходить по коридорам... под "Протего" — в последний момент проглотив очередную метафору о построении "свиньей", выкрутилась я, — Надоело отбиваться от более или менее тупых и криворуких мстителей.

— Ага, — согласился Дин, потирая фиолетовую щеку. Он был последней жертвой "охотников на Уизли". — Пора что-то решать. Одно дело вправить мозги паре идиотов. Но когда против тебя вся школа...

— Лав, Парвати, у вас, кажется, есть какие-то подвижки?

Подруги переглянулись, хитро улыбаясь.

Еще до каникул мы решили, что если мы хотим чтоб Парвати и Лаванда могли и дальше собирать и распространять информацию и сплетни, им стоит держать дистанцию от остальной компании. Подруги были очень недовольны таким положением вещей, и постоянно саботировали конспирацию. Чего только стоила их поездка с нами в одном купе! Тем не менее, они понимали, что пока мы не найдем способ переломить ход событий — быть им изгоями, и из кожи вон лезли, чтобы найти хоть какую-нибудь зацепку.

— Есть... Вы упадете, когда узнаете! — загадочно объявила Браун и добавила, коварно улыбнувшись: — Но сначала вы мне пообещаете, что прекратите этот цирк. В то, что мы с Парвати отделились от компании, не верят даже первокурсники. Так что, тот факт, что мы не сидим рядом с вами за столом в Большом зале и в гостиной, для нас абсолютно ничего не меняет. Только настроение портит.

Парвати важно кивнула, подтверждая слова подруги.

— Хорошо. Под твою ответственность, — согласилась я, но, решив, что я перебарщиваю с ролью лидера и мне не стоит решать за всех, добавила: — Возражения?

Народ скромно промолчал.

— Вот и славно, — подвела я итог, и, добавив в голос энтузиазма спросила: — Ну, не томите, что вы накопали?

— С девчонками с первого курса пообщаться не получилось. Они от нас, как от чумных, шарахались. Зато мы недавно обратили внимание на Колина. Ну вы знаете его, первачок магглорожденный, весь год за Гарри увивался, когда не пропадал с твоей сестрой, Рон. Он, на самом деле, сам к нам подошел, когда узнал, о чем мы пытались его одноклассниц расспросить. Так вот, он сказал, что Джин писала в дневнике на уроках и, вы не поверите, два преподавателя отнимали у нее блокнот, полагая, что она с кем-то переписывается. И одним из этих преподавателей была… — Лаванда задиристо выбила ладонями подобие барабанной дроби по коленям. — Наш декан! Причем отнимала она дневник у Джин неоднократно и дважды оставляла его у себя до конца занятий.

Я сделала себе пометку расспросить Тома, не переписывался ли он случаем с МакКошкой. Вероятность этoго была смехотворно мала, но чем черт не шутит!

— Так вот, — продолжила она, — если вы хотите знать мое мнение, я думаю, что если сболтнуть это где-нибудь в общественном месте, с тебя и с твоих братьев, Рон, народ переключится на нашего декана. И правильно, кстати, сделает! А то деканом называется, а сама не смогла даже свой факультет приструнить. Ну вот и пусть теперь сама побегает!

— И даже не сомневайся, Рон, это сработает, — уверила Парвати, воодушевленно подтверждая слова подруги, — вас обвинять было просто. "Братья! Должны были присмотреть!", — кривляясь, спародировала она одного из тех, кто придирался к Уизли. Рон в ответ напряженно уставился на подругу. События с Джинни сильно ударили и по нему, и по его семье. Поэтому легкий шутливый тон в контексте разговора о ней и о его вине в случившемся как брата, который должен был присматривать за младшей сестрой, воспринимал очень болезненно и крайне негативно.

— Но у скольких точно так же: парой курсов старше или младше родственники учатся? И случись такое, у скольких получилось бы вовремя что-то заметить?

Обратив внимание на выражение лица Рона, Парвати поняла, что сказанное на волне куража и радости, обидело друга. Чуть сбавив обороты, она, тем не менее, не отступилась: — Пусть вслух в этом никто не признается, в глубине души каждый понимает, что ваша вина в случившемся не многим больше вины любого другого гриффиндорца или просто однокурсника, Рон!

— Любого из тех, кто натыкался на Джин, когда она строчила что-то в дневнике, устроившись на подоконнике, — подхватила Лаванда, обернувшись к Уизли — а это ВСЕ население замка! ПОГОЛОВНО, Рон! И обвинять в чем-то такого же ученика, как они сами?

— Они правы. Понимаешь, часто люди рассуждают о том, что они бы, да на чужом бы месте… Но это вслух, — решила я вставить свои пять пенсов. — Про себя каждый понимает, что не знает, что бы сделал он сам. Да даже если и не понимает или трусит признаться себе в этом… Если есть возможность свалить вину с такого же, как он сам, на чью-то другую, более ответственную и высокопоставленную голову — они с удовольствием это сделают. Просто на всякий случай. Чтоб если, не дай-то Боже, что-то похожее случится с ними, можно было со спокойной душой обвинить кого-то другого. В нашем случае это сделать проще не бывает: темный артефакт побывал в руках декана Гриффиндора, и она совершенно спокойно вернула его одержимой.

— Вот увидите, — довольно подвела итог Лав, — как только мы запустим сплетню, все переключатся с Уизли на МакГоннагал!

Рон, нахмурившись, смотрел на Парвати, которая под его взглядом окончательно стушевалась и одними губами прошептала: "Извини".

— С одной стороны, это, конечно, заманчиво… — задумчиво протянула Фэй, — только, не знаю как вы, а мне не нравится идея все спихнуть на декана. В том, что нам нужен кто-то, на кого можно было бы переключить внимание обозленных учеников — я с тобой согласна, это единственный способ разрядить накал страстей и пресечь нападки на Уизли…

— Еще лучше было бы найти того, кто подбросил дневник, — влез Финниган, — но сомневаюсь, что он вообще существует. Меня не удивит, если твоя сестра нашла его в каком-нибудь заброшенном классе или вообще в библиотеке!

— Угу, спасибо Симус... — недовольная тем, что ее перебили, продолжила Фэй. — Поэтому я согласна, что нам нужно переключиться на того, кто должен был предотвратить нападения. Но я не согласна с тем, чтоб натравить народ на декана. Это будет то же самое, что в прошлый раз сделали с Хагридом. Да, МакГоннагал облажалась. Она виновата. Как Хагрид, который был виноват в том, что в свое время пронес и выращивал в школе акромантула, наплевав на безопасность остальных учеников. Надо же было додуматься! Но! Не она давила в зародыше все попытки провести следствие. И не она развернула попечителей, нарассказывав им басен. Это сделал директор! — воинственно вздернув подбородок, и скрестив руки на груди подытожила она. — Да, я знаю, что вы скажете, это — не наш уровень. Но если так рассуждать, то и МакГоннагал нам не по зубам. И, да! Я считаю, что если бить, так бить по тому кто, и правда, виноват, не важно, как высоко он сидит! А если мы попытаемся и декана носом в ее промах ткнуть и по директору проехаться — в итоге по заслугам не получит никто. Что думаешь, Мия?

Я тяжело вздохнула, про себя еще раз благодаря Симуса за его неожиданное и такое удачное вмешательство. Мозг, освобожденный от эмоций, просчитывал варианты, позволяя абсолютно спокойно ответить.

— С одной стороны, я думаю, что ты права, — начала было я, но заметила, что Уизли сидел ссутулившись, сосредоточенно рассматривая свои руки: парень продолжал думать, что случившееся в первую очередь — его вина.

Логики в этом было мало. А отсутствие логики в поведении или реакциях людей, тем более близких, меня в последнее время сильно раздражало.

Сложив руки на груди, я уставилась на парня и без перехода спросила:

— Рон, тебе нравится страдать? Или ты все еще думаешь, что перекладываешь свою вину на чужие плечи? Сколько раз каждый из нас должен тебе сказать, что ты не больше виноват, чем Дин, Луна или я. Лично твоя ответственность как брата — это: разбить нос докучливому ухажеру, напоминать ей, что надо чистить зубы, мыть руки и надевать шарф, шапку и перчатки перед выходом на улицу зимой. ВСЕ!

— Я должен был заметить… У одержимых меняется поведение… — сквозь зубы прошипел Рон. — Я!

— И Перси, и Фред с Джорджем, и твои родители, к которым вы ездили на зимние каникулы, раз уж на то пошло, — отрезала я. — Да что твоя семья?! Твоя сестра попала под воздействие темного артефакта под носом у величайшего светлого мага нашего времени. Ты считаешь, что разбираешься в одержимых и в темных артефактах лучше, чем он?

Рон сдулся под нашими взглядами, но я видела, что еще не вполне согласился с нашим мнением.

— Насчет твоего вопроса, Фэй, — вернулась я к прерванному разговору, — я согласна, что за безопасность учеников этой школы ответственность несет, в первую очередь, директор. Поэтому, если с кого и требовать ответа, так это с него.

Фэй улыбнулась с видом победителя, но я еще не закончила свою мысль.

— Проблема в том, что Дамблдор — непогрешимый идол для нескольких поколений магов. И, когда я говорю «непогрешимый», я имею в виду, что даже если он решит провести темный ритуал в атриуме министерства, найдутся те, кто скажут, что это мы что-то не так поняли, а директор либо сделал это для победы света над тьмой, либо для общего блага. И именно им поверят! Он так долго и так тщательно создавал себе репутацию «Великого Белого Мага»… Сами подумайте: за последние два года он нанял одержимого Волдемортом преподавателя, с которым сталкивался нос к носу трижды в день в течение двух месяцев. У него по школе бродил тролль. Да ладно тролль, василиск! Да ладно василиск, ЛОКОНС!

Ребята криво усмехнулись. Я выдержала паузу и продолжила:

— И что в итоге? Можете не отвечать. НИЧЕГО. Я думаю, что директор — слишком большая величина. Это не значит, что он неприкасаем. Просто, чтобы его подвинуть, нам надо сделать так, чтобы он сам захотел подвинуться... — побарабанив по столу ногтями, я обернулась к Невиллу, — Кстати, мне казалось, что Малфои не пропустят такую оказию. Нев, что слышно от Драко?

— Почти ничего, — задумчиво ответил Лонгботтом, — хотя после нашего последнего разговора у меня сложилось ощущение, что они что-то готовят. А еще мне показалось, что Драко особенно настаивал на том, что в почтенном возрасте директора возглавлять и школу, и Визенгамот одновременно должно быть непросто. За всем и кому-то помоложе не уследить, — Невилл, откинувшись на спинку кресла, слегка растягивая гласные и подняв бровь, спародировал Драко.

— То есть ты считаешь, что директора попытаются лишить одного из кресел: либо того, что в Визенгамоте, либо того, что в школе? И без разницы, которого именно? — переспросил Гарри.

— Да, думаю в этом и состоит план, — проворачивая в руках палочку, задумчиво ответил Невилл.

Ребята переглянулись.

— Неплохой план, — похвалила Фэй, — но, учитывая то, что ты только что сказала, Мия, нереалистичный.

— Ну почему же, — многообещающе улыбнулась я, — просто надо поискать, куда бить. И кого.

— Одним мозгошмыгом больше, одним меньше, — скептически протянула Луна.

— Традиции! Я бы рискнул, — спокойно ответил Гарри.

Тут, пожалуй, стоит уточнить. В нашем с Гарри полку менталистов прибыло: Луна, которую мы единогласно согласились включить в нашу компанию после приезда, схватывала все на лету. Она опробовала медитацию с водой и буквально на третий день продемонстрировала нам стакан, светящийся искристо-белым светом. Естественно, и Гарри, и я тут же предложили ей присоединиться к нашим тренировкам. На первых же минутах занятия у нас с Гарри появилось ощущение, будто в механизм добавили недостающую деталь. Неспособная передавать или принимать информацию сама по себе, Луна подключалась к нам обоим, как связующее звено, выступая, в какой-то мере, усилителем. Уже через неделю за завтраком, убедившись, что ни Снейпа, ни Дамблдора по близости не видно, мы умудрились обменяться парой шуток про овсянку по нашей связи, просто настроившись друг на друга. Это было здорово. Но в каждой бочке меда — черпачок дегтя: мы настолько быстро и отчетливо понимали друг друга, что часто забывали проговаривать вслух всю логическую цепочку. К счастью, в моем состоянии достроить или воссоздать логику рассуждений не представляло особой сложности.

Ребята привычно обернулись ко мне за разъяснениями. Я, тяжело вздохнув, повела рукой в сторону Луны и начала перевод:

— Вот эта вот юная леди считает, что Дамблдор за свою жизнь привык принимать сложные решения. Он умеет жертвовать чем и кем угодно и стойко терпеть муки совести. Иначе он никогда не добился бы того положения, которое он занимает. Поэтому, одним грехом на душе больше или меньше — для него не сделает большой разницы.

Со стороны Дина и Финнигана прилетело понимающее «а-а-а-а», а я тем временем жестом церемониймейстера указала на Поттера.

— А вот этот молодой человек, тем не менее, полагает, что если выбрать целью того, кого директор должен защищать, например, нашего декана, то можно надеяться, что он отреагирует так, как это нужно нам. То есть, примет вину на себя.

На последних словах Рон брезгливо поморщился, что не укрылось от Невилла.

— Слушай-ка, а ты ведь собирался покопаться в прошлом Cветлейшего. Есть что рассказать? — спросил он.

Рон помялся в нерешительности, но под подбадривающими взглядами ребят криво улыбнулся и, вздохнув, начал рассказ:

— Есть. С прошлого лета еще… Только… Давайте так, что слышал — то и пересказываю! Не верите — не надо… — и почти шепотом добавил: — я и сам не знаю чему верить… Когда отовсюду слышишь "Дамблдор то, Дамблдор это"... — Чуть повысив голос, он жадно оглядел ребят и добавил, будто оправдываясь: — имею ли я право... все таки где Дамблдор, а где я с теткиными откровениями...

После короткого сеанса подбадриваний и увещеваний Рон наконец-то собрался с духом и начал рассказ:

— Я прошлым летом познакомился с родственницей. Не то, чтобы она была знакома с директором, просто живёт она в Годриковой лощине, а Дамблдор там родился и вырос. Ну а мне, кроме отца, который в директоре души не чает, спрашивать было некого. Поэтому я решил попытать счастья — а вдруг? — Рон натянуто улыбнулся. — Я вообще-то и раньше знал о ее существовании, только с ней никто, кроме мамы и сестры, из нашей семьи не общался. Кстати, не понимаю, почему! Мировая старушка! Так вот, еще в начале лета я напросился пойти с ними... — Захваченный воспоминаниями, Рон широко улыбнулся. — Она на маму чем-то похожа. Тоже говорит все, что думает. И с характером. С порога меня глазами смерила, похлеще, чем Олливандер или мадам Малкин. Такое ощущение, будто тебя одновременно измерили, взвесили и оценили. Сели мы за стол, она нам чая с какими-то доисторическими дубовыми печеньями подала. Я все мялся и маялся, думал, как бы ее аккуратно расспросить. А то, прийти-то я пришел, но с мамой и с сестрой. А при них как-то... ну вы поняли. Я думал, она для начала, как в маминых книгах: про погоду, про природу, да про здоровье будет спрашивать. А она сначала матери, без перехода: "Что, не повысили твоего лоботряса?". Я сначала не понял, о чем и о ком она, только потом на маму посмотрел, а она красными пятнами вся пошла и тетке страшные глаза сделала, мол "Не болтай!". Ну я и догадался, что это тетушка так отца приласкала. Потом она по одежде нашей проехалась... Мол, как голодранцы, одеваемся, позор на ее голову... Потом на меня уставилась и спрашивает: "Ну как тебе школа, как Cветлейший и Bеличайший?" Я чуть чаем не поперхнулся. Я, конечно, хотел о директоре поговорить, но не вот так вот сразу... ну я и выдал ту самую первую речь Дамблдора с пира после распределения. Как она хохотала! И в итоге заявила, мол: "Вот радости привалило, хоть один в маму пошел".

Улыбка чуть сползла с лица парня, он потер руки, будто пытаясь их согреть, и продолжил:

— Потом... мало-помалу я к ней начал чаще в гости ходить. Сначала с мамой и сестрой, потом она мне втихаря портал сунула, чтоб я, значит, заходил, проведать старушку. Ну а что я? Я только того и ждал. И я-то думал, у меня уйма времени уйдет, чтоб как вы, девчонки, — кивнул он Лаванде и Парвати, — и вроде бы прямо не спрашивать, но разговор на директора перевести. Ха! Оказалось, и мудрить не надо было: директор у нее — любимая тема. Это она только при матери сдерживалась, чтоб не ругаться. Вы знаете, что бы мы здесь между собой не говорили, я привык думать, что директор это... ну... как столп света, весь из себя непогрешимый и такой правильный... а судя по ее рассказам... — и Рон, набрав воздуха в легкие, на одном дыхании, пулеметной очередью выдал: — Он не побеждал Гриндевальда!!!

У ребят из магических семей откровенно отвисли челюсти, они явно не были способны в ближайшее время потребовать деталей. Только Финниган, которому имя Гриндевальда говорило очень мало, откашлявшись, выдал сакраментальное:

— Ну и?

Раззадоренный неожиданной реакцией друга, Рон выдал все по максимуму. И про удар в спину и про сестру и про обвинения и… Короче, история Тома была подтверждена от и до. Но не это было самым веселым.

— Гриндевальд, сестра директора, если по-честному — это было давно. У всякого большого человека в прошлом может быть что-нибудь, чем он не особенно гордится, — философски продолжил Рон. — Поэтому я попытался разузнать, что ей известно о временах борьбы с мистером Зло. Лучше бы не спрашивал. По ее словам, орден Феникса, та секретная организация, в которую входили мои, да и ваши, Гарри и Невилл, родители... Она сказала, что это был взвод малолеток-смертников во славу Дамблдора. Большинство же только-только школу закончили... Юные светлые кретины — так она их назвала. Я, признаюсь, разозлился, они же защищали людей и боролись против... Меня тогда немного повело: я со стула вскочил, кричать начал. А она спокойно встала, обошла стол, подошла ко мне и дала пощечину. Tолько тогда я заметил, что она плакала. Она сказала, что наши родители не боролись, они играли в героев и героически же дохли. Как мухи. Одни за другими. А Дамблдор в это время сидел в школе. В тепле и безопасности. Он не просыпался в холодном поту, услышав хлопок аппарации, понимая, что и тебе, и всей твоей семье пришел конец. Не он молился всем богам, чтоб, если уж суждено, его достала быстрая и безболезненная Авада. Он не участвовал в рейдах, не летел в ночь, не зная, вернется ли домой и, если вернется, то в каком состоянии, как мамины братья, которые так и не вернулись с очередной спасательной операции. Как твои родители, Гарри... Как и твои, Невилл, родители. — Рон чуть помолчал.

— По словам тетки, директор руководил своим орденом, проповедуя идеи света. Поэтому наши с вами родители, ребята, — зло хмыкнув припечатал Рон, — защищались «Протего» от «Круциатусов» и отвечали «Экспелиармусами» на «Авада Кедавру». Потому что убийство, видите ли, уничтожает душу. Наши родители должны были защищаться и побеждать, не убивая.

— А вот это правда. Я отца во время каникул расспросила... — задумчиво выдала Фэй.

Рон вскинул на нее глаза.

— Он говорил, что не вступил в Орден потому, что посмертные награды и слава героя-самоубийцы его не интересовали. Он сказал, что это, естественно, не афишировали, но за использование заклятий, способных нанести серьезный вред здоровью противника, директор, мягко говоря, не хвалил. — поежившись, Фэй добавила: — Проще говоря, мы выучим максимум того, что было дозволено борцам света, к концу четвертого, максимум пятого курса.

— Однако, — выдохнула я и, помолчав, добавила: — Знаешь, Фэй, мне вспомнилась она твоя фраза. Ты тогда пересказала слова твоего отца. Что-то о том, что если бы Дамблдор, и правда, занимался школой, как того требует его должность, Волдеморт не смог бы завербовать столько сторонников. Я просто подумала: что он — директор школы, которую закончило большинство магов Великобритании. И если большинство закончило школу, когда он уже был ее директором, то для всех остальных он был учителем трансфигурации. Я все это к чему говорю: по-моему, твой отец абсолютно прав. Дамблдор легко мог бы повлиять на суждения, мысли и развитие характера своих учеников. Нам есть с чем сравнивать, у нас был Мэт. А если бы такой человек, как Мэт, был во главе школы, Волдеморт не нашел бы столько приспешников. Вероятнее всего, максимум, чего он смог бы добиться — собрать группу отмороженных маньяков и устроить пару террористических актов. Потому что, в отличие от тех, кого вырастил Дамблдор, мы умеем думать, спорить, отстаивать свою точку зрения и говорить "НЕТ". А директор вырастил стадо. Безмолвное стадо, которое прогнется под любой режим и пойдет туда, куда его поведут, не задавая вопросов. Если завтра вернется Волдеморт, вы ведь понимаете, что большинство выращенных директором добропорядочных овец попрячутся по своим норкам, тихонько надеясь, что их всех снова спасет Поттер? А что, в прошлый раз же справился, даже без волшебной палочки!

Я помолчала.

— Я согласна с Малфоями. Директора надо лишить одной из должностей. Которой — для меня вопросом больше не является. Но это только мое мнение. Голосуем?

Единогласно. Также единогласно были выбраны наживки и приманка. Каркас плана действий тоже вырисовался довольно четко.

Тем не менее мы не могли начать действовать, не зная хотя бы примерно, что, и когда планируют Малфои. Как библейский выстрел из пращи, наш удар должен был быть четким и максимально смертоносным. Нескоординированное вмешательство извне могло все испортить. Ну и, естественно, все мы могли довольно легко угадать, кого аристократы видели новым директором после Дамблдора, и эта кандидатура абсолютно не входила в наши планы. Я решила тряхнуть стариной и поболтать с Драко сама, но это почему-то очень не понравилось Невиллу. Он корректно, но жестко заявил, что с Малфоем общается он. Точка. Мне, если честно, выбор парламентера был не особенно важен, поэтому я согласилась.

Поскольку мы договорились, что среди нас нет и не будет лидера, председательствовать на собраниях должен каждый, по очереди. В тот день центральное кресло принадлежало мне. Чтоб разрядить атмосферу, я подняла тему полегче.

Суть была в том, что нам нужно было прикрытие.

Нашими собраниями уже начали интересоваться и пару раз я замечала край черной мантии, исчезающий за углом коридора, когда мы компактной толпой выходили из очередного класса, где все вместе делали уроки... Поэтому нам нужно было что-то, что мы могли бы делать все вместе, не привлекая внимания и использовать в качестве прикрытия. В идеале, это что-то должно было бы позволить нам встречаться еще и на каникулах, что-то, на что дала бы свое благословение даже Молли.

Задумчивое молчание прервала Луна, с мечтательной улыбкой предложившая организовать музыкальную группу. В качестве аргумента она заявила, что у нее даже уже есть шотландка и волынка. Правда, играть она на ней не умеет, но невыносимый шум для прикрытия устроит на "раз-два".

Ребята оживились. Мнения разделились поровну на тех, кому идея нравилась и на остальных, обделенных слухом и талантом к игре на каких-либо инструментах. В основном, против высказывалась Лаванда, аргументируя тем, что десять человек — это уже не группа, а камерный оркестр. Луна безразлично пожала плечами, будто намекая, что она свою часть работы выполнила — предложила идею. И если эта идея кого-то не устраивает — она будет только счастлива услышать их предложения.

Лав, покрывшись очаровательным румянцем, предложила выпускать школьную газету. Идея была неплохой, и позволяла занять всех, правда, не давала повода встречаться на каникулах.

Поскольку других идей не было, ну кроме предложений Рона с Дином создать квиддичную команду и Финнигана — создать команду футбольную — предложение Лаванды было принято с перевесом в два голоса.

Я подумала, что идею музыкальной группы стоит приберечь для тренировок нашего трио. А вот у газеты был потрясающий потенциал. В магическом мире не было абсолютно никакой периодики для подростков. Да что там периодики, одна книжка со сказками на десяток поколений... Именно это я и сказала ребятам, предложив как раз летом начать готовить наш первый выпуск. Если уж пускаться в авантюру, так с размахом!

Третьей темой для разговора был…

— Рон, как дела у Красавчика?

— Х..хорошо, — с заминкой ответил парень, не ожидавший услышать имя своего домашнего любимца, — а почему ты спрашиваешь?

— Потому что твоему крысу больше десяти лет, а это в пять раз дольше нормальной продолжительности жизни для его вида. Я бы списала это на магию, но даже самые сильные маги не живут в пять раз дольше обычных людей. Кроме Фламеля, конечно, но я что-то сомневаюсь, что Красавчик тоже изобрел Философский камень и втихаря под кроватью гонит эликсир жизни.

— Э... да нет, он в порядке. Ест за троих, гадит за... — под взглядом Лаванды Рон стушевался и скомкано договорил, — он в отличной форме, не беспокойся.

Я собралась с мыслями и ответила:

— Вот как раз это-то меня и беспокоит. Не пойми меня неправильно, но такое долгожительство ненормально. А все, что не кажется нормальным и имеет отношение к твоей семье, в последнее время меня немного беспокоит.

Рон помрачнел.

— Ты ведь понимаешь, что, говоря это, я не пытаюсь тебя обидеть или обвинить в чем-то тебя или твою семью. Просто... В прошлом году, помнишь, как тебя заносило, когда ты коридор охранял? Ровно до скандала между директором и леди Лонгботтом. В этом году проклятый артефакт, из всего населения школы, почему-то попал именно к твоей сестре. Такое ощущение, будто вами играют, как разменными картами.

— Я не понимаю, — беспомощно качал головой Рон, — что ты собираешься с ним сделать? В чем ты его подозреваешь? Это всего лишь крыса... Какое отношение Красавчик имеет к...

— Понимаешь, — перебила я Уизли — крысы, безусловно, существа очень сообразительные. Только твой... он обладает поистине человеческим интеллектом. Мне пару раз, когда я наблюдала за Красавчиком, приходила мысль, что это не просто животное, а анимаг. Но я каждый раз отвечала себе, что никакой анимаг не станет десять лет подряд жить в виде крысы. Тем более в качестве питомца у детей и вблизи от близнецов. И буквально с неделю назад я натолкнулась на вот эту статью, — сказала я и полезла в сумку за копией страницы из "Пророка".

Листая подшивку газет за апрель, я наткнулась на статью об анимаге. Точнее о том, что волшебник был анимагом, министерство и общественность узнали, когда группа неудачливых магглов на охоте подстрелила лося, который, впрочем, оказался не совсем лосем. Дело в том, что после тяжелого душевного потрясения — у мужчины при родах умерла жена, вместе с ребенком — он, убитый горем, вышел из дома и так и не вернулся. Уже лет шесть общественность считала его погибшим. Поисковые заклинания уходили в пустоту и возвращались без ответа. А оказалось, что он просто был незарегистрированным анимагом, который, судя по всему, никому не рассказал о своей звериной форме. Автор статьи не удержался и напомнил читателям, что после сильных душевных потрясений, звериная часть натуры может взять верх, и маг может забыть себя на долгие годы, если не навсегда. Именно поэтому так важно регистрироваться в министерстве. Это — единственная страховка, что вас найдут и приведут в себя...

— Вот я и подумала, а вдруг это и его случай?...

— Да даже если и его, — из последних сил сопротивлялся парень, — как ты его расколдуешь?

— Ты ведь помнишь, что Мэт работал над расшифровкой печати на заборе около дома Гарри. А поскольку я с того случая и сама заинтересовалась рунами, он мне показал несколько связок и свои наработки. Среди них была и та, что возвращала анимагу его истинный облик.

Я видела, что парень устал. Устал от плохих новостей, от неприятных сюрпризов, от того, что из всей компании именно он был постоянно в пролете.

В принципе, я понимала, что он на пределе и, возможно, мне не стоило добавлять, но... интуиция подсказывала, что проблему с анимагом надо было решать как можно скорее. У меня было четкое ощущение, что если оставить все как есть, жалея чувства Рона, то ситуация станет только хуже. К тому же, я несколько раз скрупулезно просчитала все возможные реакции друга и их последствия, заручилась поддержкой Луны и Поттера для поддержания стабильности его эмоционального фона, и могла с вероятностью в девяносто шесть процентов утверждать, что Уизли выйдет из этой авантюры победителем. Он закалится, станет сильнее и крепче. Да, вероятнее всего я должна была испытывать жалость, но, в последнее время логику я принимала во внимание значительно больше, чем абстрактные понятия сопереживания.

Я закончила свою рунную печать и решила, что пора действовать.

По плану, Рон с кем-нибудь из парней на подхвате должен был дать Красавчику одно особенное угощение: замечательные сухарики, который я пропитала в мясном соку с определенными травами и снова высушила. У крыс тонкий нюх, но не зря же я столько со Снейпом занималась — все травы были абсолютно безопасными и использовались в кулинарии, зато смешанные все вместе в определенных пропорциях, они давали очень качественное снотворное.

Уснувшего крыса потом надо было дополнительно укачать сонными чарами. Естественно, все это делалось для того, чтобы не травмировать животное в случае, если я окажусь неправа. А если я права... мы могли подумать об этом позже.

Жадно слушавшая нас общественность пришла к единодушному выводу, что проверить все же стоит, причем, не откладывая в долгий ящик. Я достала из сумки кулек с сухарями, и протянула их Рону, напоминая самой себе злую мачеху из Белоснежки. Симус и Дин вызвались сгонять с Роном за крысом прямо сейчас.

— Ты все предусмотрела, да? — устало спросил Рон, поднимаясь. Меня кольнуло что-то вроде сожаления, которое, впрочем, быстро исчезло.

— Да Рон. Ты мне очень дорог и я не желаю, чтобы ты страдал. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы больше никто и никогда не смог использовать тебя как марионетку. И это ко всем относится.

Щеки парня очаровательно заалели, и он буркнул:

— Ну что, кто со мной, отравители?

— Твою мать! — Уизли позаимствовал мою любимую мантру, обреченно уставившись на сладко посапывающего мужчину, звездой раскинувшегося на столе. — Да что ж это за жизнь-то такая?! — обречённо произнёс он и с силой потёр руками лицо: — У меня вообще что-то может быть, как у всех? Что это за проклятие такое?!

Ни у кого из нас ответа на этот вопрос не было. Ребята потрясенно переводили глаза с Красавчика, оказавшегося мужчиной трудноопределяемого возраста, на безутешного друга.

— Ну сколько можно? — истерично всхлипнул парень. — Почему все шишки постоянно валятся именно на меня, а?

— Тщщщщ… — зашептала Лаванда, присев на подлокотник кресла Рона. — Не все так плохо.

— Да что ты понимаешь? — взорвался парень, сбрасывая с плеча ее руку, — Что ты мне шипишь, как маленькому? Твою мать… — прошептал парень, уткнувшись носом в колени.

Ребята отводили глаза. Финниган беззвучно шевелил губами и потирал сжатую в кулак ладонь, будто готовясь драться за товарища.

— Рон, — позвала Фэй, — ты знаешь откуда у вас появился… он?

— Не знаю... НЕ ЗНАЮ! — рявкнул Рон. — Я ни драккла не знаю!!!

Мы были готовы к истерике. Да, Гарри и Луна узнали о моем плане заранее. Да и как бы я его скрыла, учитывая наши постоянные тренировки по ментальной магии? На нашем уровне, чтоб подключиться друг к другу, нам было необходимо раскрыться. Никто из нас, естественно, не пытался залезть другому в голову дальше необходимого, но тревоги, заботы и настроение, обычно остающиеся на поверхности сознания, при подключении не заметить было просто невозможно. Так что не было ничего удивительного в том, что ребята заметили мой настороженный интерес в отношении Красавчика. А узнав детали и выслушав мои сомнения, они всецело поддержали мое начинание и пообещали помощь в реализации планов.

Поэтому, еще когда парни выкладывали крыса на расписанный рунами пергамент, я погрузилась в транс и начала настраиваться на Уизли, подключаясь к его проекции в ментальном поле. Ребята слаженно присоединились к работе, изо всех сил пытаясь поддерживать состояние друга на максимально стабильном уровне. Проблема была в том что и так легко-раздражимый и эмоциональный подросток, получив очередную пощечину от жизни, контролю поддавался очень плохо.

Когда Рон начал кричать, я поняла, что пассивной поддержки будет недостаточно. Поэтому представила себе, как с дыханием из моих легких вырывается холод, как снежинки оседают на волосах парня, как его кожа покрывается инеем. Я хотела поделиться с ним тем спасительным холодом, что позволял трезво рассуждать мне. Я надеялась, что он сможет сковать и его эмоции. Не насовсем, лишь на время, достаточное, чтоб осознать, что человек на столе не исчезнет. Чтоб осознать, что, как бы ни было тяжело сейчас, то, что мы узнали, что Kрасавчик — анимаг — к лучшему. Что мы вместе, что ситуация под контролем, и мы обязательно придумаем, что делать дальше. Что теперь все действительно в наших руках.

— Красавчика подарили Чарли на день рождения. Он тогда был на третьем курсе или на четвертом… не помню, — немного хрипло сказал Рон. — Чарли передарил его Перси, когда тот поступил в школу. Близнецы его бы не поделили, поэтому, как только я получил письмо из Хогвартса, Перси передал ЭТО мне вместе со своими старыми учебниками и недоношенными мантиями.

— Ты помнишь, кто его подарил? — тихим, сочувствующим голосом спросила Лаванда.

— Лав, мы не на похоронах и мне не пять лет. Пожалуйста, перестань со мной сюсюкать. Раздражает, — прикрыв глаза рукой, проскрипел Рон.

Лаванда, покраснев, подскочила с подлокотника и поспешно вернулась на свое место. Уизли, тем временем, продолжил:

— Кто подарил — не знаю. Знаю только, что ЭТОТ у нас жил почти с моего рождения.

— Ты не один такой, — тихонько вернувшись в реальность, сказала я, — Ни Перси, ни Фред с Джорджем не помнят, кто его подарил. Я спрашивала. И драккл меня раздери, если это похоже на случайность.

Рон поднял на меня взгляд:

— Знаешь, я понимаю, что не твоя вина, что мой крыс оказался анимагом. И умом я понимаю, что мне стоило бы быть тебе благодарным. И я буду. Обязательно. Когда я приду в себя и мы разберемся, что делать с ЭТИМ, я буду очень тебе признателен. Но прямо сейчас мне хочется тебя стукнуть. Поэтому, пожалуйста, ничего не говори и… Просто помолчи и не отсвечивай. Дай мне прийти в себя.

Я, кашлянув, опустила глаза. В Выручай-комнате повисла неприятная тишина.

— И долго мы так сидеть будем? — бесцеремонно прервав неловкое молчание, поинтересовалась Луна, — расплодили мозгошмыгов, а нам еще решать, что с этим делать.

— Неплохо бы узнать, кто это, — помедлив, сказал Дин, и, склонив голову, вгляделся в лицо мужчины.

— Десять лет прошло, — откликнулся Гарри,— мы вряд ли его узнаем, даже если притащим все имеющиеся в библиотеке выпускные альбомы с колдографиями. Надо искать какие-нибудь особые приметы.

— A eсли на руке нет пальца — это особая примета? — жалобно проговорила Парвати, вжавшись в спинку кресла.

Ребята с не вполне здоровым любопытством вскочили с кресел, Дин и Симус даже обошли стол, пытаясь рассмотреть увечную конечность.

— Особее не придумать, — задумчиво проговорил Поттер. — Так, Фэй, вспоминаем вместе, по хронике событий, кто пропал в конце войны?...

— Подожди секунду... — подруга торопливо достала из недр сумки пухлую тетрадь, — Семьдесят девятый, ... Семьдесят девятый, ... — бормотала Фэй, нетерпеливо листая страницы, — Восьмидесятый... Восемьдесят первый! Так, что тут у нас?

Имена пропавших без вести ни о чем нам не говорили. Ребята собирались было все-таки бежать в библиотеку за старыми альманахами, чтоб попытаться найти пропавших по именам и сличить с нашим спящим красавцем, но Луне пришла в голову другая идея.

— Фэй, а зачитай, пожалуйста, список погибших за... Когда у Чарли день рождения?

— В декабре. — отозвался Уизли

— Значит, за ноябрь и декабрь.

Фэй произнесла всего три имени:

— Стэнтон, аврор, погиб при взятии Лестренджей, Самюэлс — та же история. И Петтигрю. Погиб во взрыве, устроенном Сириусом Блэком.

Фэй и Гарри уставились друг на друга: оба чувствовали, что напали на верный след, и осталось сделать всего шаг, чтоб разгадать загадку. Они заговорили одновременно, перебивая и дополняя друг друга, они вспоминали статью из Пророка. Она привлекла их внимание: мало того что там упоминалось, что у Гарри был предатель-крестный, им еще показалось очень странным, что в результате взрыва человек превратился в фарш — весь, кроме мизинца.

Гарри убежал за своим альбомом фотографий — там на паре снимков рядом с его родителями стояли еще три школьных друга отца: тот самый крестный, еще один, имя которого ни Фэй, ни Гарри не смогли вспомнить, но память подсказала, что его звали Ремус Люпин, и, собственно, Питер Петтигрю, с изображением которого мы и собирались сличить спящего мужчину.

— Вот вернется Поттер с колдографиями, мы поймем, правда это мистер Петтигрю или нет. И что дальше? — потерянно спросила Парвати, перебравшаяся в кресло к Лаванде, подальше от изуродованной руки.

— Как что? Это же герой войны! Позовем кого-нибудь из преподавателей, они позовут кого-нибудь из Мунго, — обстоятельно и уверенно начал излагать Дин.

— Ну да, и раскроем всем подряд секрет Выручай-комнаты, подставим Гермиону, которая использовала знания, приобретенные на уроках со Снейпом, чтоб приготовить сонные сухари, привлечем к себе совершенно ненужное внимание и втравим Рона в новый скандал. Бесподобно. Чего же мы ждем, пошли за директором? — саркастично выдала Фэй, перебив друга. Тот уязвленно фыркнул и предложил Фэй придумать что-нибудь получше.

Если он собирался смутить подругу, он просчитался. Фэй, задумчиво рассматривая тело на столе, похоже, вообще не заметила, что к ней обращались. Через пару минут напряженного молчания она решила озвучить свои мысли:

— Знаете, не все так просто в этой истории со взрывом. Понимаете, Гарри до этой статьи не знал даже, что у него есть крестный. Поскольку единственным человеком, который действительно что-то рассказывал Поттеру о родителях, был Хагрид, мы тем же вечером решили забежать к нему на чашку чая. Гарри надеялся, что раз у него есть крестный отец, то найдется и крестная мать. Последнее лето было терпимым, но он бы предпочел провести следующее вдали от родственников-магглов. Крестной мамой Гарри оказалась мама Невилла. Так что здесь был тупик. Зато Хагрид, похоже, слишком щедро разбавил свой чай брэнди и, поминутно сморкаясь в простыню, которую он называл носовым платком, рассказал о той ночи. О ночи после нападения мистера Зло. Это, оказывается, он вытащил Гарри из руин. Он нам довольно подробно пересказал, что тогда происходило и, вот послушайте, как интересно получается. Вот лесничий выносит годовалого Поттера из дома. С неба на летающей машине спускается Сириус Блэк — если верить Пророку, предатель, маньяк, убийца и приспешник мистера Зло — и... вместо того, чтобы добить врагов своего повелителя... обеспокоено спрашивает, как себя чувствует ребенок, и отдает летающую машину Хагриду, чтоб тот как можно скорее отвез Гарри в безопасное место, а сам, рыкнув что-то типа "Убью крысу!", аппарирует в неизвестном направлении. Дальше вы знаете: битва в маггловском Лондоне и посмертная медаль для одного и Азкабан для другого.

Фэй задумчиво выбивала пальцами дробь по подлокотнику, будто снова обдумывая, как такое могло случиться и как настолько гротескная история смогла послужить достаточным основанием для вынесения обвинительного приговора. Спустя пару минут молчания, Фэй добавила:

— Мы с Гарри тогда решили, что хладнокровный мерзкий предатель вряд ли бы себя так повел. Он собирался написать тому другу его отца, который еще был жив и на свободе, Лимпену, кажется, и попросить у тебя Люца, чтоб тот отнес письмо... но случилось нападение на Мэта и... Сами понимаете, не до того стало.

— Моя сестра год изображала из себя наследника Слизерина и выпускала погулять по школе ужас подземелий, а мой крыс — предатель, из-за которого погибли родители Гарри, — Рон безжизненным голосом сделал вывод из рассказа Фэй. — Шикарно. Что-нибудь еще? Мои садовые гномы готовили взятие Гринготса? Родители находятся под Империо Дамблдора? Билл, забравшись в очередную древнюю могилу, попал под воздействие артефакта и теперь, находясь во власти духа какого-нибудь доисторического маньяка, собирается уничтожить мир? Серьезно, если у вас есть еще какие-нибудь интересные новости про мою семью — вы не стесняйтесь, говорите сейчас, пока я спокоен.

Ребята сконфуженно потупились: каждый гадал, что бы сделал он, если бы ему не посчастливилось попасть на место Рона. Такими нас и нашел запыхавшийся Поттер, вломившийся в комнату с альбомом под мышкой. Не обращая внимания на угрюмую атмосферу, он направился к столу, открыл альбом на нужной странице и вгляделся в лицо спящего. Пожалуй, можно было сказать, что время было милосердно и мало сказалось на внешности мужчины. Перед нами в потрепанной мантии абсолютно точно сладко спал Питер Петтигрю.

* * *

Красавчик дрых в гамаке, свесив с края левую заднюю ногу, в специально для него оборудованном углу гостиной Гриффиндора. Такой мирный в ту минуту, парой дней раньше этот крыс заставил нас хорошенько поломать голову.

Узнав о том, кто перед нами, и, принимая во внимание то, что говорила Фэй, оставить все, как было, мы, естественно, не могли. Но что делать с Петтигрю, было непонятно. Ребята пытались придумать что-нибудь путное и предлагали планы один другого нереалистичнее. Пока...

— А он ведь спит, — задумчиво сказала Луна, уставившись мне в глаза.

— Поверхностная фаза? — отреагировала я.

— Давай ко мне, так будет проще, — подтвердила мои догадки подруга.

— А я? — спросил Гарри.

— Нет, не получится, — раздосадовано ответила Луна, под взглядом которой ножки круглого столика медленно вытянулись почти на метр, — на подхвате.

— Извне в подключении. Все равно нужно, чтоб кто-то остался. — мысленно полируя план, подбодрила я Поттера.

Ребята переводили взгляд с Луны на Поттера и на меня, будто следя за мячиком пинг-понга и, поняв, что обсуждение закончилось и мы готовимся начать действовать, Фэй не выдержала:

— Нам кто-нибудь собирается объяснить, какого драккла происходит?

Я собралась с мыслями и, пока Луна напряженно разглядывала альбом с фотографиями, который принес Гарри, обрисовала план.

— У нас есть возможность забраться в чужой сон — это такая особенная способность, которая есть у Луны и недавно проявилась у меня. И да, это большой секрет, о котором никому нельзя говорить. По идее, даже вам, но тут уж ничего не поделаешь. Просто пообещайте не расспрашивать нас о деталях. — Дождавшись недовольных кивков, я продолжила: — Мы сейчас аккуратно усадим мистера Петтигрю в кресло.

Гарри как раз растолковывал Дину, что его кресло было самым подходящим: удобная спинка, позволяющая держать спину; высокие подлокотники, позволяющие зафиксировать спящее тело.

— Усядемся сами и погрузимся в транс. В чужом сне мы мало что сможем сделать, зато мы можем вытащить его в наш сон. Луна в этом разбирается не в пример лучше меня, так что мы уведем его к ней.

Луна все еще раскланивалась с Джеймсом на фотографии, прося его повернуть голову направо и налево, и сосредоточенно корчила ему рожи, которые мужчина на фотографии ответственно повторял, позволяя ей как следует рассмотреть мимику.

— Если мистер Петтигрю не помнит, что он человек, это будет заметно по его сну. В этом случае мы просто уйдем и вместе подумаем, как вернуть ему человеческий облик, не привлекая лишнего внимания к Рону. Если он остается в виде крысы осознанно — это тоже будет понятно по его сну. В таком случае, мы попытаемся вызвать его на откровенность. Вы, думаю, согласитесь, что если мистер Петтигрю и разоткровенничается — то, скорее всего с другом. Мы не знаем, что там случилось, и кто кого предал, но... Папа Гарри погиб. И они были друзьями еще со школы. Если предатель он — Луна под личиной Джеймса Поттера сможет добиться признания. А если нет — мы просто узнаем, что именно случилось, почему он прячется у Рона и что он планирует делать. Мы постараемся вытянуть его в поверхностную фазу сна. Таким образом, вероятнее всего, все то, что мы будем говорить во сне, мы будем повторять и вслух. Так что вы сможете следить за ситуацией. В любом случае, Гарри останется с вами и будет держать с нами связь, чтоб вы могли оперативно среагировать и помочь нам, если это будет нужно.

Тем временем Гарри в компании Невилла и Финнигана транспортировали тело мужчины и усадили его в пожертвованное Дином кресло. Когда положение тела показалось мальчишкам более или менее устойчивым, они придвинули кресло к столу, дополнительно страхуя спящего от падения.

Пора было действовать. Мы с Лавгуд уселись напротив мужчины, взявшись за руки, и медленно погрузились в транс.

В подпространстве Луна, крепко подцепив меня за руку, неслась сквозь молочный туман, где изредка виднелись смутные просветы. Пометавшись туда-сюда, она подлетела к одной из дыр в тумане. В ней, как в окне, мы увидели гостиную Гриффиндора. От той, что я привыкла видеть в реальности, эта отличалась гигантскими размерами. Кресла смотрелись, как горы, камин был похож на огромную пасть огнедышащего дракона. Но не это привлекло наше внимание. Глаза сами собой возвращались к райскому уголку, где было все что нужно для счастья: гамаки, домик набитый пушистой ватой, целый лабиринт веревочных лесенок и несколько блюдец со всевозможными вкусняшками. Правда, у этого великолепия уже был хозяин. Питер беззаботно поднимался по одной из лесенок, опасно балансируя руками. Он явно намеревался добраться до гамака на самой верхушке сооружения.

Луна сильнее сжала мою руку и скользнула в проем. Невидимые, мы подлетели к сооружению. Под гамаком лужей растянулся темный проем перехода, и, когда мужчина, неловко балансируя между лесенкой и провисшей материей уже собирался сделать последний шаг, подруга громко по-разбойничьи свистнула. Петтигрю резко обернулся, потерял равновесие и, взмахнув несколько раз руками, как крыльями, с криком полетел в предупредительно расставленную ловушку. Вслед за ним нырнули и мы.

Вокруг было не просто темно, это была космическая чернота без единого источника света. Только рука, сжимавшая мою руку, напоминала мне о том, где мы, кто мы и что мы собираемся сделать.

— Я усадила его за стол, такой же как тот за которым он сейчас сидит там, так будет проще. Ты на подхвате?

— Да, не стоит на него сразу давить по максимуму. Я всегда могу присоединиться чуть позже. Где мне встать, чтоб меня точно не было видно?

— Садись сюда, ага, — Луна помогла мне усесться и, отпустив мою руку, исчезла.

Слева от меня включился свет. Он спускался треугольником, освещая скупую картину: деревянный стол, и несколько кресел вокруг. На одном из них развалился широко зевающий и потягивающийся мужчина. За его спиной мне почудилось движение. Спустя пару секунд из темноты выступил человек, как две капли воды, похожий на отца Гарри с фотографий. Он медленно подошел к просыпающемуся Питеру и так же молча положил руку ему на плечо.

Питер замер и, как в замедленной съемке, начал поворачивать голову. Луна-Джеймс, сделала еще один шаг, закрывая от меня Петтигрю. Я послала импульс Гарри, предупреждая, что нашего друга может слегка тряхнуть.

Это было не лишним. Питер сначала рванулся неловким движением, чуть не слетев с кресла, потом замер, как кролик перед удавом, а потом, окончательно осознав, кто перед ним, со стоном "Джеймс!" сполз на пол и встал на колени, протягивая руки к лже-Поттеру старшему. Тот прошел мимо мужчины и присел на столешницу, обернувшись к Петтигрю и скрестив руки на груди.

— Джеймс, Мерлин мой... Джеймс, — по лицу Петтигрю покатились слезы, — Джеймс, прости меня, пожалуйста, прости...

Он бы долго еще разводил сырость, но Луна, видимо решившая, что терять весь день на выслушивание бессвязных стенаний она не собирается, подвинула себе кресло, села, облокотившись на колени, и проникновенно спросила:

— За что?

Голос был странным. По крайней мере, для меня было очевидно, что ребенок пытается имитировать голос взрослого мужчины. Петтигрю же, похоже, либо услышал голос Джеймса, либо не придал этой детали значения.

— Джеймс... Мы были идиотами, Джеймс... Я не оправдываюсь, мне нет оправдания. Но мы правда были самонадеянными идиотами. С чего мы решили, что пожиратели будут гоняться за Сириусом? Наш хитроумный план — плевать они на него хотели. Сила была на их стороне и они не собирались вступать в нашу игру. Пока Блэк безумной белкой скакал по Англии, они просто нашли меня и... Ты ведь знаешь, что такое легиллименция? Меня взяли в маггловской бакалейной лавке... И секунду спустя я стоял перед Тем-Которого-Нельзя-Называть. Ради тебя, я думал, что был готов стерпеть все что угодно... Я был готов терпеть и молчать... вот только терпеть ничего не пришлось. Он всего-то направил на меня палочку, и, несколько секунд страшной головной боли спустя, он знал, что им не надо гоняться за Блэком. Он знал, что хранителем был я.

Продолжая сидеть на коленях, Питер обнимал себя руками, слегка покачиваясь в такт словам.

— Я вызывал у них отвращение. "Слабый жалкий слизняк"... Эта психанутая тварь, Трикс, предложила запытать меня, чтоб я выдал вас. Я воспрял духом, думал, что вот он, мой шанс доказать, что я чего-то стою, но мне не дали даже этой малости. — Питер тихонько всхлипнул, — Ты знал, что темная метка — это, как вассальная клятва? Все обеты, данные до нее, теряют свою силу. Непреложный обет, что я дал тебе? Его сожрала змея, высунувшаяся из черепа, когда Тот-Кого-Нельзя-Называть заклеймил меня, как домашний скот. Я стал рабом. Метке было без разницы, чего я хотел, к чему стремился... Достаточно было приказать и у меня не было выхода, кроме как повиноваться. У меня просто не было выхода, когда Он потребовал провести его к вам... Я — предатель, но я не предавал, я не хотел, Джеймс, правда...

— Сириус? — продолжая сверлить глазами бывшего крыса, направила Луна исповедь Петтигрю.

— Сириус-Сириус... Вечно эта зазнавшаяся самовлюбленная псина, — неприятно ощерившись, огрызнулся Питер. — Зачем ты согласился с его идеей сделать меня хранителем? Как же он тогда сказал? "Никто не поверит, что такую тайну доверили такому ничтожеству". А никому и дела-то не было, кому на самом деле доверили тайну, просто схватили всех, до кого могли дотянуться. Неважно, что дом под Фиделиусом. Для такого волшебника, как Темный Лорд, даже намек на примерное расположение дома был достаточен. Если бы только эта самонадеянная псина не заставила меня остаться в Лондоне, у всех на виду, притворяясь, что я ничего не знаю. "Отвлекающий маневр", как же! Самовлюбленный, самонадеянный кретин! Он, как всегда, посчитал себя умнее всех... Естественно, если за кем погоняться — то за ним! Ан нет, и крысой кто-то заинтересовался. — со странной гордостью выплюнул Петтигрю, но тут же скуксился и, плаксиво сморщившись, с надеждой посмотрел на Луну — Джеймс, ты ведь знаешь, я трус... "Трус со здоровым чувством самосохранения", как говорил Люпин. Я прекрасно понимал, что меня ждет. Метка на руке... Меня с таким украшением и слушать бы никто не стал. А я не хотел в Азкабан. Вот только куда бы меня еще отправили? Я, когда понял, что вас не спасти, решил послать все к Мерлину туда, где солнце никогда не светит, уйти, спрятаться, исчезнуть, будто и не было меня никогда на свете. Вот только эта упрямая псина взяла след. Он гонял меня по Англии почти неделю. Тебя было не спасти, Джеймс, — оправдываясь, повторил Питер. — А его... его я спасать не собирался. Он нашел меня, когда я собирал вещи, чтоб навсегда покинуть остров. Я понял, что либо сдохну, либо выкручусь... Крысы, если их загнать в угол — опасные противники... Я не льстил себя надеждой победить, я знал, что у меня это не получится... Поэтому я взял свое хитростью. После нескольких прыжков-аппараций, я вывел его в маггловский Лондон. Встал перед газовыми трубами, чтоб, когда в меня полетит так любимая Сириусом Бомбарда, я смог бы создать себе прикрытие для отступления... Единственное, что было хорошего в Блэке — его предсказуемость. Заклятие полетело, как по расписанию. Я отсек себе палец, обернулся крысой и прошмыгнул в водосток за секунду до взрыва.

К концу исповеди мне пришел импульс от Луны. Она считала, что в роли Джеймса, по идее, добилась всех откровений, которых могла. То, что касалось ее, а точнее, Джеймса, было разобрано и озвучено. Для того, чтобы расспросить мужчину о том, что происходило дальше, его целях и намерениях на будущее, нужен был второй персонаж. Я представила, как формы моего лица плывут, изменяясь, как волосы становятся короче и приобретают яркий рыжий цвет. Передо мной появилось небольшое зеркало, в котором я смогла осмотреть себя и убедиться, что образ Рона в полной мере соответствовал оригиналу.

Выдохнув, как перед прыжком в воду, я поднялась со своего места и решительно шагнула в сферу света.

— Если ты хотел сбежать, почему не сбежал? Почему ты используешь мою семью как прикрытие? Мы ведь и правда тебя любим, за что ты так с нами поступаешь? Что мы тебе сделали плохого?

Петтигрю резко обернулся на голос. Его губы дрожали, похоже, он снова собирался разреветься.

— Рон... мой маленький Рон... — наконец произнес он тонким голосом, — я не выбирал. Знаешь, с анимагами такое бывает. Если ты когда-нибудь откроешь у себя ани-форму, запомни: никогда не оборачивайся, если тебя переполняют эмоции. Чуть слабины и твой внутренний зверь возьмет верх. Меня мучили угрызения совести, к ним добавился болевой шок, добавь туда же искреннее желание выжить во что бы то ни стало... Я потерялся и Хвост взял верх. Так меня называли в крысиной форме. Я только чувствовал, что могу положиться на крыса, чтоб тот смог вывести нас из канализации, зализать рану, унести нас подальше и отключился. Когда я очнулся, меня держали поперек туловища и совали под нос тебе, еще одиннадцатилетнему парню. Я затаился. Решил, что для начала надо хотя бы понять что происходит. Ты не обрадовался подарку, но честно защищал меня от близнецов, и ухаживал за мной, как мог... Я не хотел тебя обманывать, даже собирался сбежать, но... ты поехал в Хогвартс и там, в вагоне Хогвартс-Экспресса, я увидел твоего сына, Джеймс... Он так на тебя похож... и я решил, что останусь. Тем более, что когда мы приехали, я почувствовал, что Хозяин — рядом, но он слаб и не сможет ни почувствовать меня, ни призвать. Я подумал, что смогу попробовать вам помочь: и тебе, Рон, и Гарри... Я мало что мог, но... я думал, что и крыса может пригодится... А потом Хозяин исчез. Я задышал спокойнее, втянулся в рутину, шастал по башне... пока... эта наглая девчонка не заставила тебя увидеть во мне что-то полезное. Чего уж там, благодаря ей, я смог, не таясь, вести себя не как тупое животное, а почти как человек. Знаешь, Джеймс, даже с тобой в школе, я не был так счастлив, как сейчас. Меня наконец-то оценили. Пусть как крысу, не важно. Меня полюбили! — с гордостью и улыбкой, осветившей лицо, сказал Питер. — Знаешь, как они меня назвали? Красавчик! Это меня-то, — он усмехнулся, — Знаешь, будь на то моя воля, я бы навсегда остался крысой. Забыл бы, что я когда-то был человеком и навсегда остался бы любимцем Гриффиндора...

— Ты правда этого хочешь? — спросила я прищурившись.

— Больше всего на свете, — с надеждой уставился на меня крыс.

— А если твой хозяин вернется?... — намекнула я.

Крыс поник. Метка все еще была на его руке и, по идее, хозяин, если бы он смог вернуться, вполне мог бы призвать слугу. И, случись такое, понимание того, что у бедняжки "не было выбора, кроме повиновения", стало бы слабым утешением.

— Сейчас его нет. Это сильно ослабило метку. Я чувствую. Он сделал меня своим рабом... Но... если я откажусь от себя, если я поклянусь тебе в верности... — рвано, будто думая вслух бормотал Питер,— если я добровольно отдам тебе свою жизнь, он ничего не сможет сделать. Он заклеймил мое тело, но, пока его нет и он не может вмешаться, я могу по собственному желанию выбрать себе другого властителя, которому поклянусь в верности единственным, что у меня осталось своего: моей душой. И если он попытается позвать меня... что ж... клятвы вступят в конфликт и меня это, скорее всего, убьет. Но так я, хотя бы, не смогу тебе навредить.

Я сигнализировала Гарри, что действие вступило в самую щекотливую фазу и, как могла, объяснила, что требовалось сделать в реальности. Получив ответный отклик, значивший, что меня поняли и ребята ищут требуемые предметы, я подошла ближе к мужчине.

— И ты пойдешь на это? Ради нас? Ради меня, ради Гарри и ради памяти Джеймса? — строго спросила я.

— Не задумываясь, — с готовностью ответил Питер, жадно заглядывая мне в глаза.

— Ты откажешься от своей жизни до... прошлого года, когда Гермиона дала тебе возможность демонстрировать осознанное поведение?

— Я только этого и хочу, — жарко подтвердил Петтигрю.

— Ты будешь воспринимать себя как крысу. Очень умную крысу, преданную семье Уизли? И забудешь, что когда-то ты был человеком?

— Чем меньше во мне останется от Питера, тем лучше сработает клятва, — ответил мужчина, протягивая мне руку.

— Хорошо, — серьезно кивнула я, — Но у меня будет одно условие. Мне нужна твоя помощь, чтобы оправдать Сириуса. — я подняла руку, прерывая готовые сорваться с губ Петтигрю возражения. — Что бы ты не думал о нем лично, во-первых, ты знаешь, что Тот-Кого-Нельзя-Называть вернется, и тогда нам потребуется вся помощь, которую можно получить. Во-вторых, если ты не в курсе, Гарри живет с родственниками его мамы. И ему там приходится несладко. Каким бы отвратным человеком ты не считал Блэка, по крайней мере, с ним Гарри не будет голодать. — Луна покачала головой, осуждающе глядя на Петтигрю. Даже не моих слов, одного этого взгляда было достаточно, чтоб Питер сдался.

— Чем я могу помочь? — обреченно спросил он.

— Ты напишешь письмо, где объяснишь, что случилось. Ты расскажешь в этом письме, как вы договорились, что хранителем станешь ты, и как потом тебя схватили Пожиратели, и как Тот-Кого-Нельзя-Называть тебя заклеймил против твоей воли. Ты скажешь, что сожалеешь о том, что случилось.

— Должен ли я говорить о том, что я сбежал и что я жив? — я поняла, что мужчина сдался и послала импульс Поттеру, чтобы ребята подготовили пергамент и перо с чернилами. Луна, так же как и я, державшая контакт с Гарри, заставила проявиться на столе листок и писчие принадлежности — точные копии тех, что подложили Питеру в реальности.

— Нет. После того, как ты напишешь письмо, я приму твою клятву. И Питер Петтигрю исчезнет. Останется умный крыс по имени Красавчик, которого так любит весь Гриффиндор. И Блэк, который в восемьдесят первом убил предателя.

Мужчина решительно кивнул, подвинул к себе листок и начал писать. Пару минут спустя он протянул мне пергамент. Я пробежала его глазами. Да, Петтигрю не удержался и Блэк в его описании выглядел не слишком приятным типом. Но так было даже лучше, это делало историю правдоподобнее. Я растянула губы в улыбке, надеясь, что она выглядела подбадривающе и похоже на улыбку Рона, положив руку на плечо мужчины, искренне произнесла:

— Спасибо. А теперь — что нужно говорить?

— Джеймс, твоя палочка с тобой? — спросил Питер.

Луна, не задумываясь, достала из рукава палочку. К счастью, она не зря листала альбом и успела рассмотреть и ее.

— Хорошо. Теперь ты, Рон. Ты должен сказать...

Я напряглась, максимально четко транслируя слова Питера. Это был глубокий странный транс. Мне было необходимо скоординировать свои действия во сне с действиями Рона в реальности. Чтобы слова клятвы звучали одновременно, чтобы Поттер, одновременно с Луной в образе Джеймса, проговорили ритуальную фразу призвания магии в свидетели клятвы и одновременно опустили палочки на сомкнутые руки. Реальность расслоилась. Я одновременно видела и Петтигрю, застывшего в коленопреклоненной позе, протягивающего мне руку и, как сквозь серое марево, напряженных друзей, застывших вокруг спящего мужчины, протягивающего руку Рону.

По окончании клятвы Петтигрю, ставший теперь уже окончательно просто Красавчиком, принял форму крыса. Мы с Луной еще раз поблагодарили его и, по велению Лавгуд, свет медленно погас, возвращая анимага в обычный сон.

Первое, что я услышала, вернувшись в реальность было добродушное и человеколюбивое предложение Поттера свернуть крысу голову.

— Не трожь. — все еще скованный моим холодом, спокойно ответил Рон, — Это его искупление. Ты же слышал. Он не выбирал. К тому же, он теперь принадлежит мне. От и до. И я несу за него ответственность. Поэтому его никто не тронет. Кроме меня.

Гарри, насупившись, отошел к окну. Фэй пошла за ним, и встав у него за плечом, начала ему что-то шептать.

— И вы все запомните, что теперь Красавчик — крыса, просто очень умное животное. Вам не за что ему мстить и не в чем его обвинять. Пусть это будет сложно, но вы должны притвориться, будто ничего этого не было.

Финниган недоверчиво хмыкнул, заставив Рона поднять на него взгляд:

— НЕ БЫЛО, я сказал. Мы все вместе постараемся сделать так, чтобы никто ни о чем не догадался. Пообещайте.

— А это, кстати, мысль! — беззаботно откликнулась Луна, — Не обязательно приносить Непреложный обет или клясться, но мы можем просто от всего сердца пообещать забыть о том, что крыса Рона была не совсем крысой. Какая разница, что было раньше? Сейчас все по-другому, — легко улыбнулась она, подмигнув Рону и вызвав у него неуверенную ответную улыбку, — если правда этого захотеть, магия нам поможет!

Мы все обернулись к Поттеру. По сути, именно от него зависело, что мы решим и чем закончится эта история. Гарри тяжело вздохнул, бросил быстрый взгляд на Фэй и выдавил:

— Ладно, будь по вашему.

С того памятного совета мы разошлись довольно поздно. Буквально за минуты до отбоя ввалившись в гостиную всей компанией, вместо того, чтобы, как это стало для нас обычным, подняться в спальни, мы направились к камину. Перед ним тесным полукругом стояли четыре кресла, обитых темно-коричневой материей, напоминающей велюр. Пол под ними покрывал то ли ковер то ли шкура, казавшаяся мягкой даже на вид. Мы часто устраивались там раньше. И в тот вечер, не сговариваясь, как на автопилоте, направились туда.

По пути Маклагген попытался прицепиться к Рону. Он встал на пути Уизли, выпятив грудь в своей обычной петушиной манере, и начал рассуждать на тему безголовых идиотов и маменькиных сыночков, которые даже за собственным соплями уследить самостоятельно не в состоянии. Что уж говорить о сестре?

Рон, видимо, будучи все еще слегка эмоционально примороженным, ко всеобщему удивлению ничего не ответил. Он просто уставился на задиру тяжелым немигающим взглядом. Казалось бы, ничего особенного, но это поведение настолько контрастировало с его обычной несдержанностью, что даже нас проняло.

— Моя сестра училась на этом факультете. Она прожила здесь почти год. — с видимой неохотой разлепил губы Рон, роняя слова, как камни: веско, по одному. — Я не заметил, что что-то пошло не так. Но знаешь, что? Того, что она одержима, не заметил никто из вас тоже. Ни ее соседки по комнате, ни Вуд, от которого она со своим квиддичем весь год не отставала... Видимо, запас сознательности факультета был израсходован на меня в прошлом году. Жаль. А ты… — Рон смерил Кормака еще одним тяжелым, пробирающим до костей взглядом. — Сначала попади на мое место. Потом справься с ситуацией лучше меня. Сможешь — тогда и поговорим.

Как только Маклагген начал докапываться до Уизли, в гостиной стихли разговоры. Мающийся бездельем народ с азартом ждал представления. Но явно не такого. Спокойный и злой Рон Уизли забавным не был. Он не размахивал руками, его лицо не приобрело свекольный оттенок, он не орал, давая ломающимся голосом «петуха» в самый неподходящий момент... А уж после его речи поголовно все присутствовавшие в гостиной гриффы опустили глаза и выглядели слегка пристыженно. Похоже, понятие разделенной ответственности впервые пришло им в голову и заставило серьезно задуматься.

Уизли же тем временем как ни в чем не бывало спокойно обогнул деморализованного противника и направился к нашему углу у камина. Остальная компания заторможенно, еще не вполне осознав, что защищать никого не надо, двинулась за ним. Удивление, правда, не помешало парням, проходя мимо Маклаггена, задеть его локтем или плечом — не со злости, а ради «закрепления педагогического эффекта», как потом с важным видом объяснил Финниган.

Уютно угнездившись в кресле с ногами, я, лениво скользя глазами по лицам ребят, рассматривала нашу компанию. Мальчишки расселись на полу, вытянув ноги к огню и привалившись спинами к креслам, которые они по-джентльменски оставили прекрасным дамам. Девочки, освобождая место для спин парней, подтянули ноги, следуя моему примеру. А Лав вообще свернулась в кресле клубком, как кошка, положив голову на подлокотник.

После нашей первой и такой богатой эмоциями встречи, хотелось просто посидеть и погреться. Всем вместе. Не хватало только Луны, но я почему-то была уверена, что она сейчас тоже сидит перед огнем, так же как и мы, наслаждаясь этим потрясающим ощущением единства и пополняя запасы сил. Не знаю, как остальные, но я впервые за долгое время почувствовала себя на своем месте. Эта передышка была очень кстати: учитывая то, что мы запланировали, отдых был явно не лишним.

Нет, достать директора или, на худой конец, его ближайших сторонников, не должно было представлять для нас особой сложности. В конце концов, у нас на руках был шикарный козырь. Также, в более-менее прямом доступе, имелся прожжённый интриган, который мечтал подобный козырь получить и незамедлительно использовать по назначению. Надо было лишь убедиться, что нужные люди в нужный момент услышат предназначенную для их ушей информацию. А уж подобные задачи для нашей компании было делом привычным, если не сказать рутинным.

Уже к концу «заседания» костяк плана был составлен и единодушно одобрен. Парвати и Лаванда пообещали организовать филигранную «утечку» информации. Следуя одним им известным законам распространения сплетен в школе, они с убежденностью заявили, что легко смогут обставить дело так, чтобы информация дошла до Драко через третьи руки и на нем застопорилась. Ведь важно было не только усыпить его бдительность, но и удостовериться, что информация не разойдется слишком широко и слишком рано, ставя под угрозу срыва весь наш план. Нам на руку играло то, что благодаря младшей Уизли первые курсы Слизерина и Гриффиндора не общались друг с другом вне Большого зала или библиотеки. Мы же с Фэй, Гарри и Невиллом начерно прикинули примерную тактику общения с Малфоем-младшим, буде тому приспичит обсудить с Лонгботтомом готовящуюся гадость.

Короче, план был готов, а роли более или менее распределены.

Сложность заключалась в том, что, кроме козыря для обвинения преподавательского состава Хогвартса в халатности, у нас в руках было письмо с откровениями Петтигрю. Пусть средний возраст нашего клуба манипуляторов составлял двенадцать лет, члены нашей подпольной организации идиотами не были. Предложения типа «просто подбросить письмо главреду Пророка, а дальше как сложится» даже не поднимались.

Когда об этом зашла речь, Невилл, вздохнув, решил поделиться своими опасениями:

— Это письмо — опасное пари, — заметив непонимание на паре лиц, он уточнил: — С одной стороны, если все получится, как мы того хотим, мы сможем не только вытащить из тюрьмы крестного Гарри, но и лишний раз поставить под вопрос «хорошесть» Дамблдора и справедливость правительства. Пусть прошлого, важен сам факт. И это как минимум. Но с другой стороны… С другой стороны, единственного неверного шага будет достаточно, чтоб провалиться с оглушающим треском. И если у нас ничего не получится, пострадают не наше самолюбие или счетчик баллов факультета. Мы можем легко лишиться письма, поставить под удар крестного Гарри, раскрыть нас самих и наши махинации или, как минимум, привлечь к себе пристальное и далеко не дружелюбное внимание...

— Ты прав, — уставившись в никуда, отозвалась Лаванда, — конечно, сложно судить по одной заметке в газете, но… У Блэка было все, чтоб выкрутиться: богатство, связи… Он входил в то секретное общество, которое боролось с мистером Зло, и основателем которого был сам Дамблдор. Да одного слова директора хватило бы, чтоб поставить под вопрос любой приговор. Если Блэка посадили, значит это было нужно кому-то очень могущественному. И если у этого могущественного типа получилось посадить единственного наследника древнейшего рода на всю жизнь в Азкабан по более чем невнятным обвинениям, то остановить публикацию письма не составит для него никакого труда. — Пожав плечами, она добавила: — Вероятнее всего, тот же главред Пророка сам отнесет интересное письмо тому могущественному магу. И тот, загадочно посверкивая очками, спрячет опасную бумажку куда подальше, где она и проведет остаток вечности.

Лаванда задумчиво выводила одной ей видимый рисунок на лакированной поверхности столешницы. Фэй, бездумно следившая за руками Лаванды, вдруг шумно вздохнула, будто вернувшись в реальность, и медленно подбирая слова, заговорила:

— Мы можем разработать нашу лучшую, самую хитрую и мудрую стратегию, но... Но на том поле, на котором нам придется сыграть, мы пока и до ранга пешек не доросли. Наши противники, пользуясь одним своим авторитетом, смогут и замять скандал, и ответить так, что от нас самих мало что останется. Нет, я не думаю, что стоит все отложить или что мы не справимся. Наоборот. Просто у нас не будет права на ошибку. И нам надо будет использовать все что могло бы приумножить наши шансы на успех. В идеале, надо сделать так, чтоб о письме Петтигрю все узнали из утренних газет, когда ничего уже сделать было бы нельзя.

Напряженно следившая за рассуждениями подруги, Парвати, похоже, поймала мысль и, чуть не подпрыгивая от возбуждения, подхватила:

— Да, точно! Надо воспользоваться тем шумом, который поднимет старший Малфой, чтобы все сконцентрировались на том, что происходит в школе. И вот, пока все будут заняты директором и разбором того, кто прав, а кто виноват, можно будет подбросить… — Парвати пощелкала пальцами, будто подгоняя мыслительный процесс. — Даже не само письмо, а информацию о письме! И сразу в несколько разных мест. Но так, чтоб ко всем одновременно. И если запустить обе части плана, с промежутком меньше чем в день... А что? — в ответ на скептическое хмыканье Дина, вскинулась она, — Чтоб запустить план «Возмездие» нам достаточно получаса — найти одного человека и пошептаться так, чтоб она нас услышала. И все! Мы уже в курсе, что задача Драко в школе — найти любую информацию, которая позволит дескри... дискре… Тьфу, максимально навредить репутации директора, — подруга наконец подобрала знакомую и подходящую формулировку. — Мы понимаем, что удар по МакГи ослабит директора. А Малфой не глупее! Нужно будет только дать ему зацепку и потом издалека приглядывать, чтоб не накопал чего лишнего. И он быстренько поставит на уши отца, а отец, с его-то опытом, возможностями и связями разыграет информацию наилучшим для него и для нас образом. И когда он отвлечет все внимание на себя...

— То есть, пока Малфой отвлекает Дамблдора и общественность школьной возней, мы перевернем с ног на голову весть остальной волшебный мир еще более громкой и убийственной новостью? — хмыкнув, спросил Невилл.

— Именно!

— Но тогда обвинение Дамблдора и Ко сойдет на тормозах, — возмутился Финниган.

Не все поняли что именно он имел в виду, но суть уловили и теперь притихли, прикидывая варианты.

— Не страшно, — подала голос я, — Дамблдор, что бы мы о нем не думали, является противовесом аристократии и мистеру Зло. Наша задача не в том, чтоб облегчить жизнь Малфою и остальным представителям магической аристократии в деле получения еще большей власти. Нам, по сути, надо ткнуть администрацию школы носом в их прокол и, в идеале, сменить директора. То, что случилось с твоей сестрой, Рон, не должно повториться. Что бы ни вышло из плана возмездия и как бы ни было это освещено в газете, все в школе будут знать, кто виноват и, наконец-то оставят тебя с братьями в покое. Мне кажется, что этого будет более, чем достаточно.

Народ призадумался. Им очень хотелось воздать директору по заслугам, но... Несмотря на юный возраст, ребята умели выбирать приоритеты. Они спокойно взвесили все "за" и "против", немного поспорили о том, как можно было бы повлиять на ситуацию и, поняв, что погнавшись за двумя зайцами рискуют не поймать ни одного, успокоились, решив что "титаны" разберутся между собой сами. И пока они заняты друг другом, мы в это время...

Я слушала ребят. Мозг привычно и отвлеченно просчитывал вероятные последствия того или иного плана действий. А на задворках сознания маячила мысль, что я создала монстров. И оставалось лишь радоваться, что эти «детишечки» безоговорочно включили меня в список своих друзей…

По итогам блиц-брейн-сторминга было решено, что оба плана должны были быть приведены в исполнение до каникул. Взрослым надо было оставить как минимум неделю на то чтобы переварить новость, уладить детали и организоваться.

Оставалась малость: придумать как, кому, когда и в каком виде подбросить письмо или информацию о нем. Всего-то!

В итоге, неделя пролетела со скоростью бладжера. Оглядываясь назад, я до сих пор не понимаю, как мы ухитрились столько успеть за шесть с половиной дней. Было ли это результатом азарта, злости, жажды справедливости — кто знает.

Несмотря на то, что та часть плана, в которую были замешаны Малфои, былa самой простой, именно она чуть не полетела коту под хвост из-за невовремя проснувшейся дотошности Драко. Непонятно с чего вдруг, но парень начал искать дополнительные сведения, вместо прямого и сиюминутного отчета отцу. Самое паршивое, что он закрылся и не попытался поговорить с Невом. В итоге ситуация чуть не вышла из-под контроля, а нам пришлось импровизировать, меняя планы буквально на ходу. Сказать по правде, мы сыграли на грани фола.

Но мы справились, сделали все от нас зависящее и дождались роковой пятницы, когда все должно было, наконец, решиться.

* * *

В пятницу, в двенадцать двадцать шесть по Гринвичу мир замер. На Большой Зал опустилась оглушающая тишина. Как будто не сидели за столами все ученики школы, только что создававшие невообразимый шум звоном столовых приборов о тарелки, смехом и разговорами. Как будто не вошел только что, чеканя шаг, в Большой зал Попечительский совет в полном составе в сопровождении нескольких магов в форменных мантиях авроров. Будто Малфой-старший не зачитал с победным видом, слегка растягивая слова, ноту обвинения декану Гриффиндора в преступной халатности, позволившей ей, мастеру, неоднократно изымать проклятый артефакт и возвращать его тем же вечером одержимой. Будто не подскочили единым фронтом все первоклашки-гриффиндорцы, чтоб, перекрикивая друг друга, защитить своего декана. Ну как защитить — потребовать в таком случае справедливости и для декана Слизерина, который тоже изымал дневник. Как будто Люциус Малфой, молниеносно оценивший как обыграть новый поворот событий, не поставил директора перед сложным выбором: отказаться от ответственности за произошедшее в школе и дать аврорам увести профессоров МакГоннагал и Снейпа или, "в кои-то веки", читалось за кадром, поступить, как это полагается истинному главе школы и принять всю полноту ответственности на себя.

Alea iacta est*. Маятник событий окончательно раскачался, все актеры сыграли свои роли и теперь нам оставалось лишь ждать оглашения выбора жертвы: заменить собой двоих своих протеже или, как всегда, умыть руки.

— Люциус, я думаю, что твой вопрос лишен смысла. Я — директор Хогвартса. И именно я несу ответственность за происходящее в ней, — после некоторой паузы, по сути, повторив слова аристократа, покровительственно улыбнувшись и сверкнув очками, наконец ответил Дамблдор.

Наше общество заговорщиков боялось пошевелиться. Закрученные нами события приводили к тем результатам, которых мы хотели добиться, но о которых, на самом деле, боялись даже мечтать.

— В таком случае, будьте так любезны проследовать за нами и назвать нам того, кого вы видите вашим преемником, — начал деловито распоряжаться лорд Малфой, почувствовавший себя увереннее.

— А вот здесь, Люциус, у нас, боюсь, проблема. Потому что я вижу своим преемником Минерву, — беззаботно кивнул Дамблдор на серую от волнения МакГоннагал, — а ты, рискну предположить, надеялся увидеть на моем месте Северуса. В свете того, что мы услышали — выбор становится все менее очевидным.

— Профессор Флитвик... — вопросительно позвала довольно молодая дама, причесанная по моде шестидесятых.

— И даже не смотрите на меня, мисс МакФергюсон, — замахал рукой декан Равенкло на, судя по всему, свою бывшую ученицу. — Лучше Помону попытайтесь уговорить. Она по складу характера и опыту просто идеально подойдет для этой вакансии!

Декан барсуков в тот самый момент как раз хлебнула из кубка… Пока несчастная женщина откашливалась, пока лихорадочно пыталась подобрать слова, дело уже было решено и большинством голосов Совета Помона Спраут была назначена директором Хогвартса. А Дамблдор, нарочито расслабленно улыбаясь, в теплой компании попечителей и авроров покинул зал и свой "шикарный" золоченый насест.

Лишь спустя минут десять после отбытия нежданных гостей, ребята мало-по-малу начали переговариваться и обсуждать произошедшее. Бывший декан Хаффлпаффа тоже отходила от стресса и начала шепотом что-то выговаривать Флитвику. Тот усердно делал вид что сопереживает, при этом хитро посмеиваясь в усы.

Когда Помона встала из-за стола, закончив с трапезой и собираясь заняться своими делами, ученики ее родного факультета слаженно поднялись и поприветствовали нового директора не слишком уверенными, но от того не менее дружными, аплодисментами. К ним, как ни странно, довольно быстро присоединились все остальные факультеты. Щеки женщины залил легкий румянец, а сама она чуть смущенно улыбнулась.

— Ну будет вам, хватит, — махнув на нас рукой, проговорила она, — доедайте скорее — и за работу!

Еле дотерпев до конца уроков, мы всей нашей компанией ввалились в Выручай-комнату, превратившуюся в малую гостиную мэнора Лонгботтомов. Мы стояли, глядя друг на друга шальными глазами и все еще не верили, что мы это сделали. Мы! Именно МЫ выжили из школы Дамблдора! Успех пьянил и пугал одновременно.

Первой не выдержала эмоциональная Лаванда. Она, тонко завизжав, подпрыгнула и обняла стоявших рядом с ней Невилла и Рона. Ее заразительное веселье разошлось цепной реакцией, и вскоре уже все обнимались, прыгали, орали, поздравляли друг друга...

— Надо бы отметить, — Рон толкнул локтем в бок Гарри.

— Сейчас, — отозвался Поттер и, набрав воздуха в легкие, гаркнул: — Добби!

Лопоухое существо появилось незамедлительно с легким хлопком.

— Гарри Поттер, сэр, звал Добби? — сложив лапки на животе, заискивающе спросил домовик.

— Да, Добби, звал! Ты не мог бы принести нам сидра?

— Ребята... — протянула я. — Сидр это, конечно, замечательно, но любой алкогольный напиток унюхают на раз. Зачем так глупо подставляться? Хотя, конечно, решайте сами… Только на меня тогда стакан не неси, Добби, у меня сегодня еще занятие со Снейпом. Я не самоубийца.

— Тогда может быть горячего шоколада? Он у тебя отменный получается, — тут же предложил Гарри.

— Добби мигом, сэр, — обрадовался домовик, когда все согласились, и исчез с хлопком.

Да, мы приручили домовика Малфоев. Но обо всем по порядку.

За четыре дня до описываемых событий, в понедельник, Рону пришлось практически пропустить обед. МакГоннагал задержала его после своего урока и, в итоге, парень, не желая опаздывать на Зелья, похватал кусков в Большом Зале, но, естественно, не наелся. Дело шло к вечеру, но до ужина оставалось еще часа два. Мы собрались в Выручай-Комнате и только успели рассесться, как его растущий организм, недополучивший свой ежедневный тазик калорий, начал выдавать громкие и выразительные рулады. С периодичностью минуты в три.

Тогда-то речь и зашла о домовике, которого было бы здорово попросить принести нам чего-нибудь перекусить. Проблема была в том, что если у большинства ребят домовики и были, то принадлежали они их родителям и должны были им отчитываться буквально за каждое свое действие. Поэтому непредвиденный детский ужин на десять персон при таком раскладе точно не рисковал остаться незамеченным. У Невилла, правда, был его личный домовик и достаточно плотно набитая холодная комната, где хранились запасы продовольствия, что позволило бы организовать перекус и не быть пойманными за руку. Вот только бабушка намертво вбила ребенку в голову, что в школу эльфов вызывают только "совершенно несостоятельные джентльмены, неспособные самостоятельно подняться с кровати". Так что он своего звать отказывался еще яростнее, чем все остальные.

Именно тогда Гарри очень удачно вспомнил о другом эльфе, который по собственному почину еще летом предложил ему свою помощь — надо было только позвать. Завязался разговор о том откуда домовик, можно ли его звать и можно ли ему доверять. Я решила, что насчет доверия — тут что-то проверить вот так, с ходу, было сложно, зато узнать, кому домовик принадлежал — без проблем.

Фокус был в том, чтобы позвать эльфа и попросить его накрыть стол для Гарри и парочки его друзей, но уточнить, что ни продукты, ни посуду нельзя брать из кухни Хогвартса. Почему — дело десятое. Гарри Поттеру, сэру, в конце концов, могла просто не нравиться кухня.

Не совсем понимая, чем нам это поможет, ребята тем не менее согласились. Все, кроме Поттера, вышли из комнаты, чтобы не попадаться непонятному домовику на глаза, а спустя минут пять торжествующий парень позвал нас обратно. В центре стола стоял поднос, на котором в блюдцах, тарелках, креманках и плошках живописными горками вздымались всевозможные легкие закуски — понемногу на любой вкус. Нам оставалось лишь внимательно осмотреть посуду, быстро освобождаемую Роном, Дином и Симусом. Как я и предполагала, на одном из блюд в элегантном растительном орнаменте притаился герб дома. Красноречивое "М" на щите в окружении драконов не узнать было невозможно.

Как использовать это знание, мы определиться сходу не смогли. Домовик, привязанный к магическому источнику дома, по словам ребят, которые в этих вопросах более или менее разбирались, со всеми потрохами должен был принадлежать своим хозяевам. Поэтому просить о чем бы то ни было домовика Малфоев, кроме того перекуса, не хотелось...

Но, плотно перекусив и поняв, что у нас все, в принципе, готово для приведения в действие плана «возмездие», мы вернулись у обсуждению того, как можно было бы обыграть письмо Петтигрю так, чтобы и шума поднять до небес и чтобы самим в стороне остаться.

Проработав и разложив по полочкам возможные варианты развития событий и учитывая, что времени у нас было в обрез, мы поняли, что без помощи домовика миссия была просто невыполнима. Вопрос о том, можно ли подключить к делу Добби, возвращался с завидным постоянством. Когда обсуждение пошло по третьему кругу, Луна влезла, заявив, что нам стоит попытаться. А, поскольку у нас нет нарглов, нам обязательно повезет... Нельзя сказать, что это стало решающим аргументом, но, поскольку остальные варианты были еще хуже, мы решили рискнуть.

Для этого, в среду, Гарри вызвал Добби на опушку Запретного леса. Люц предупредительно замер на ветке над головой Поттера : учитывая то, как замечательно ворон успокоил домовика в прошлый раз, начинать тяжелый разговор без поддержки крылатого транквилизатора казалось безумством.

Остальные конспираторы расселись метрах в пятистах на теплом клетчатом пледе на берегу озера, изображая пикник, благо, погода просто заглядение. Мы с Луной сделали вид, будто решили прикорнуть на солнышке, а сами сконцентрировались на Гарри, надеясь суметь помочь ему в разговоре. Безусловно, мы все проговорили заранее, стратегия была составлена довольно четко и обещала процентов восемьдесят успеха. Но сработает ли теория вероятности и стройные расчеты, когда речь идет о ненормальном домовике? Короче, мы решили подстраховаться.

Тон был выбран правильно. Гарри сетовал на то, что ему очень, ну просто позарез, нужна помощь такого замечательного друга, как Добби... Вот только сможет ли Добби помочь? Сможет ли пообещать, что о сверхсекретных заданиях никто и никогда не узнает?

Эльфа распирало от желания доказать, что он сможет все и даже немного больше. Но Гарри Поттер, сэр, все сомневался. Тогда Добби, желая доказать, что ему горы по колено и море по плечу, привел убийственный аргумент.

Одиннадцать лет назад его, оказалось, подарили новым хозяевам. Правда, подарок пришелся не совсем ко времени. Новые хозяева были очень заняты и забыли привязать Добби к дому. Другой домовик бы счел, что от него отказались и тихонько помер бы в уголке. А как иначе без привязки? Но гордый домовик Добби когда-то принадлежал благороднейшему роду Блэков! А там с этим строго. Кому отдали — тот и хозяин. Не привязали к источнику? Значит не заслужил. Работай больше, может быть дослужишься. И он, Добби, до сих пор работает, старается… И даже без привязки выживать научился. Так что он может значительно больше, чем любой другой домовик!

Луна, прошерстившая пару книг по волшебному домоводству в преддверие разговора, подсказала, что новым "эльфовладельцам" всегда советуют привязывать домовиков к источнику или к себе. Причем, желательно в первые же дни после покупки. Без этого магическое существо обычно выживало не дольше пары месяцев. С другой стороны, отсутствие привязки давало домовику определенную свободу воли. Хотя, чаще всего, именно это толкало бедняг в пучину безумия, как правило, радикально сокращая их продолжительность жизни.

Перед нами был уникум. Домовик, принадлежащий магической семье, и в то же время, способный проявлять инициативу и действовать без ведома хозяев.

Я ретранслировала умозаключения Луны Поттеру и, от себя добавила, что Гарри вообще-то тоже немного Блэк. Если учитывать крестного. Парень внял подсказкам и выдал:

"Понимаешь, нельзя чтобы кто бы то ни было узнал о том, что ты для нас делаешь. Никто, никогда и ни при каких обстоятельствах," — настоял Поттер, — "Если ты не сможешь мне этого пообещать, лучше уж я как-нибудь сам. Я ведь тоже немного Блэк".

Домовик, видимо под действием момента, запальчиво повторил обещание вслух именно в том виде, в котором требовал Поттер и сам же скрепил свой обет магией. Луна, пораженная до глубины души, подтвердила, что домовик принес вполне себе действенное и настоящее Магическое Обещание. Более легкий, но вполне действенный аналог Непреложного Обета. Гарри сердечно поблагодарил счастливого Добби и сказал, что позовет его, когда придет время. А сам отправился к нам, транслируя Луне и мне кривоватую картинку флакона зелья от головной боли.

Общее веселье подпортила Лаванда, потребовавшая, строго сведя брови, чтобы до исхода лета мы придумали, как помочь домовику окончательно уйти от своих забывчивых хозяев. А то, не дай Моргана, беднягой заинтересуются и заставят нарушить обет!

Мы не были против, в конце концов, никому не хотелось становиться причиной крайне неприятной смерти полуразумного существа.

В четверг мы уже все вместе вызвали Добби и попросили его зачаровать для нас Прытко-Пишущее перо и принести шесть конвертов.

До часа Ч оставалось чуть больше двадцати четырех часов, а успеть еще нужно было многое. Операция «Пророк» должна была быть запущена в ночь с пятницы на субботу. План был и прост и сложен одновременно. Мы хотели заставить всех поверить, что письменные откровения Петтигрю были написаны одиннадцать лет назад, до его героической смерти. Гарри подал чудесную идею о том, куда можно было спрятать письмо Петтигрю. Фэй предложила список тех, кого надо было направить на его поиски.

А Лаванда, в свойственной ей манере, придумала историю, давшую название нашему коварному плану. Суть была в том, что, якобы, некий пророк, пожелавший, безусловно, остаться неизвестным, узрел в прошлом страшную трагедию и несправедливость. Поняв, что он увидел, он решил приложить максимум усилий, чтобы исправить настоящее.

Добби был буквально подарком небес для исполнения плана. Именно на него возлагалась миссия курьера. Он должен был залезть в дом родственников Гарри. Там, на чердаке, в правом дальнем углу, под стропилами, в нише между третьей и четвертой балкой, если считать от стены, была небольшая жестяная коробка из-под конфет Quality Street. Гарри обнаружил ее прошлым летом, когда искал доказательства того, что его родственники заколдованы. Будучи мальчиком дотошным, он открыл коробку, чтоб проверить содержимое. А открыв — глазам не поверил. Там было несколько конвертов с письмами его мамы, которые парень перечитывал раз за разом; вскрытый конверт из министерства магии, извещавший единственного живого родственника Лили о ее смерти и несколько запечатанных конвертов, без адреса ни подписи, которые Поттер поостерегся трогать. К ним-то мы и собирались подкинуть запечатанный конверт с письмом Питера Петтигрю.

Понимая, что все должно было выглядеть достоверно, мы решили искусственно состарить бумагу. Магию могли распознать, да и подходящих случаю заклинаний мы не знали. Но к чему магия тем, у кого есть мозг? Термическая обработка и под пресс на полтора дня для письма и совсем немного крепкой заварки, которую мы нанесли ваткой на конверт и высушили у камина. И вуаля — красиво пожелтевшая бумага с выцветшими чернилами готова!

Буквально всю ночь с четверга на пятницу, мы всей компанией корпели над письмами. Луне пожертвовала свою тетрадку Парвати и примерно с полвосьмого вечера и до часов четырех утра, мы ломали головы, пытаясь придумать и сформулировать то, что заставит подпрыгнуть инертное общество магов. То, что писала я, не устраивало народ сухостью изложения, Лаванда перебарщивала с эмоциями, послание Дина звучало, скорее, как оскорбление, как и послание Симуса... Пришлось изрядно помучиться, чтобы, не видя друг друга, только имея возможность переписываться, договориться относительно каждого слова и каждой запятой.

Чтобы не давать дотошным писакам и аврорам зацепку в виде наших почерков, мы использовали зачарованное Добби перо. Жертва магии домовика писала не очень красиво, не вполне ровно, но довольно чисто и без ошибок, что в полной мере отвечало нашим целям.

Мы сидели, допивая горячий шоколад, и смотрели на стопку из пяти запечатанных конвертов в центре стола и, отдельно, желтоватый конверт с письмом Петтигрю. Через пару минут должен был вернуться Добби, чтоб забрать посуду и почту, которую после одиннадцати вечера, он должен был подбросить в вечернюю почту главам Аврората, Пророка и Министерства, а также, конверты без указания адресатов, как дополнительную осторожность, мы решили отправить в Визенгамот и Международный Совет Магов. Если уж устраивать безобразие, то с размахом.

Когда Добби вместе с почтой исчез с легким хлопком, мы тревожно переглянулись, будто спрашивая друг друга, а не перегнули ли мы палку... Но, давать задний ход было поздно. Оставалось только ждать.

А мне так и вообще стоило поторопиться, чтоб не опоздать на занятие со Снейпом. Распрощавшись с ребятами, я побежала в подземелья, в душе надеясь, что зельевар, находясь под впечатлением от сегодняшних событий, отменит урок.

На подходе к классу дорогу мне перегородил Драко. Точнее, сначала я услышала ленивые хлопки в ладоши, потом из ниши появился сам Малфой, продолжающий медленно аплодировать.

— Позвольте мне выразить мое глубочайшее восхищение, мисс Грейнджер, — с легкой улыбкой произнес Драко. — Чем дольше мы за вами наблюдаем, там меньше понимаем, как вы попали на Гриффиндор.

— Я не вполне понимаю о чем вы, мистер Малфой, — растянув губы в оскале, который я искренне надеялась замаскировать под улыбку, открестилась я, — Если мое распределение кажется вам неоправданным, полагаю, вам стоит обсудить это с бывшим директором и с Сортировочной Шляпой.

Малфой покивал, но было видно, что мой ответ он просто пропустил мимо ушей.

— В данной ситуации мне интересно только одно: что вы запланировали с резко поумневшим Лонгботтомом?

— Я, правда, не понимаю о чем вы, мистер Малфой. Вас интересуют наши планы на каникулы?

Малфой-младший пристально посмотрел мне в глаза. Улыбка, и так не затрагивающая глаз, окончательно сползла с его лица. Серьезно, на грани угрозы, Драко сказал:

— Видите ли, мисс Грейнджер, не так давно ко мне попала интересная информация. Она выглядела настолько хорошо и правдоподобно, что поверить в удачу было практически невозможно. Я попытался ее проверить, но, когда начал копать, стало понятно, что у информации есть срок годности. По сути, мне следовало либо использовать ее немедленно, либо… — Малфой выдержал многозначительную паузу, продолжая сверлить меня своими светлыми, чуть водянистыми глазами. — Я был вынужден начать действовать, не проверив всех данных, предоставив отцу неполные и непроверенные данные. Основная цель, конечно, достигнута, и это, пожалуй, единственная причина, по которой мы не планируем ответных действий... пока.

— Прошу прощения, мистер Малфой… — изобразив растерянность, участливо сказала я. — Но причем здесь мы с мистером Лонгботтомом?

Драко скривился, как от зубной боли, и, помедлив, ответил:

— В этой школе уже второй год за каждым безобразием виднеется ваша с Лонгботтомом тень. У меня нет доказательств, но… Я уверен, что и здесь без вас не обошлось. Поэтому, мисс Грейнджер, я обращаюсь к вам, как к более сознательной личности и искренне рассчитываю на ваш здравый смысл. Просто примите во внимание, что наше терпение не бесконечно. И если моя семья вновь будет использована в ваших планах, я должен быть уверен, что эти планы мне известны. И известны в полной мере, а не как сегодня, когда в самый последний момент открываются дополнительные детали, в корне меняющие ситуацию. — Драко веско помолчал, будто давая мне возможность переварить и как следует записать себе сказанное им на подкорку. — Надеюсь, я доступно выразил нашу позицию?

— Более чем. Очень неприятно, когда приходится менять планы в последний момент, подстраиваясь под непредвиденную ситуацию. И мне очень жаль, что это случилось с вами. — покладисто отозвалась я и добавила: — И если мне понадобятся ваше участие и содействие, я постараюсь поставить вас в известность в максимально полной мере. Но в данном случае, я, правда, не понимаю, о чем вы.

— Я рад, что был услышан, — кривовато улыбнувшись, не слишком довольный моей формулировкой, ответил Драко и, элегантно, склонившись, пропустил меня к классу зельеварения.

Снейп был крайне задумчив и за все занятие вряд ли проронил больше пары фраз. Только в самом конце урока, уже отпуская меня, он пробормотал то ли хваля мои старания, то ли еще что-то:

— Неплохо, мисс Грейнджер, совсем неплохо.

* * *

Сказать, что в субботу поднялась шумиха, было бы ничего не сказать. Утром никто из подписчиков газет не получил, взмыленные совы доставили их лишь к обеду. Одного взгляда на первую страницу было достаточно, чтобы понять, что заставило редакторов принять беспрецедентное решение задержать выпуск. Никто в здравом уме не мог себе позволить пропустить такую новость!

На первой странице "Пророка", занимая почти все пространство между крикливым титром "Судебная ошибка стоимостью в 7 лет. Конец судебного произвола" и парой сносок внизу листа, была напечатана фотография Сириуса Блэка. Измученный и исхудавший мужчина, выглядевший лет на шестьдесят, лежал на носилках и беспомощно вертел головой, болезненно щурясь на вспышки колдографов. Вокруг него суетились целители. Руку вчерашнего предателя уверенно сжимал министр, нахмурившись что-то втолковывая Блэку и изредка оборачиваясь к журналистам. Не надо было быть провидцем, чтобы догадаться, что ушлый политик активно открещивался от ответственности его предшественников и клял скорый на расправу военный суд.

"Мы разберемся в ситуации и накажем виновных. Но сейчас самое важное — доставить мистера Блэка в Мунго и позаботиться о его здоровье. " — цитировал "Пророк" слова министра в специальной сноске.

Нет, Сириуса, безусловно, не простили оптом за все. Он все же был виновен в том, что в запале битвы не смотрел, куда палил взрывающими заклятиями. В конце концов, в устроенном им взрыве, пусть он того и не хотел, погибло двенадцать человек. К тому же, трое из них были детьми. Ну и бонусом, шел тот факт, что он, бесспорно, нарушил статут, колдуя перед магглами.

Тем не менее, "справедливые" магические законы предполагали менее жесткое наказание за убийство не-волшебников. Свой титр газетчики написали не просто так. Основываясь на оценке одного авторитетного адвоката, учитывая отсутствие судимостей, состояние аффекта и другие смягчающие обстоятельства, Сириус должен был покинуть тюрьму, максимум, в восемьдесят четвертом. Три года за двенадцать жизней… Да даже и среди волшебников, убийство представителя или наследника старого рода наказывалось куда жестче убийства магглокровки. Простецы же, получалось, в прейскуранте уголовного кодекса стояли лишь чуть выше крупного рогатого скота.

Такие милые традиции, похоже, не особенно афишировались. Многие магглорожденные, даже со старших курсов, читая статью, впервые осознавали, как "высоко" в магическом мире ценятся их жизнь и жизнь их родителей. И это, мягко говоря, особого счастья ни у кого не вызывало.

Напечатанная на первом же развороте статья разбирала буквально по минутам погоню Сириуса за Петтигрю, их битву и последовавшие за ними арест и суд. Точнее, его практически полное отсутствие. О том, что именно слова Дамблдора, подтвердившего суду, что он слышал, будто Поттеры намеревались назначить Блэка хранителем Фиделиуса, послужили основным аргументом обвинения, склонившим весы правосудия к отметке "виновен", упоминалось лишь вскользь. Даже, я бы сказала, иносказательно. Сказать по правде, если бы я целенаправленно не искала, вряд ли бы нашла. Великого Светлого побоялись трогать.

Я понимала, что это временно. Пока Дамблдор все еще крепко стоял на ногах, а его репутация борца со злом надежно защищала его от стервятников пера, директор был бережно вынесен за скобку и его имя не привязали к событиям. Развенчивание идолов типа Дамблдора должно было быть процессом сложным и долгим. Да и развенчивая одного идола, надо было иметь в запасе другого, которого можно было бы поставить на освободившееся место. Пока таковых на горизонте не значилось, беспокоиться за интригана было глупо. Он вполне мог постоять за себя. Поэтому я была вполне довольна результатом и чаяла себя надеждой, что освобожденное от директорских обязанностей время он направит на то, чтобы предотвратить возвращение мистера Зло.

Вторым разворотом шла колдография Вернона Дурсля. Он был запечатлен перед входом в дом, который, растопырив руки, пытался защитить от рвущихся внутрь авроров. Колдография не передавала звуков и была, ко всему, черно-белой, но было вполне понятно, что Вернон был в ярости, орал, брызгая слюной и, судя по пятнам на лице и шее, был недалек от сердечного приступа. Наконец, кому-то из авроров надоело представление, и старшего Дурсля приласкали Ступефаем. В этот момент картинка сменилась и закольцованное изображение пошло по кругу. Дурсль вновь был на ногах, безуспешно и безнадежно пытаясь защитить тех, кто был ему дорог, от напирающих магов в форменных мантиях.

Статья пестрела цитатами из речи несдержанного маггла, делавших очевидным, что доверить ребенка таким людям мог только законченный садист. О том, кто был этим садистом, в статье, опять же, не говорилось.

На третьем развороте, где обычно была представлена «светская хроника», автор пустился в рассуждения о том, что будет делать дальше герой магического мира, юный Поттер. Очевидно, что к родственникам по материнской линии он вернуться не мог: мало того, что неизвестный предсказатель сделал их адрес общедоступным и известным слишком широкой общественности. Мало того, что никто, будучи в своем уме, не отправил бы ребенка к таким людям... Так еще и автор, перерыв за ночь все архивы, так и не нашел завещания Поттеров! И посему было непонятно, к кому должна была перейти опека над Гарри.

Безусловно, следуя обычной практике в отношении сирот, по умолчанию эти обязательства брала на себя школа. Но речь шла о наследнике древнего рода. Даже не особенно копаясь в родословной, в тесном мирке магической Британии легко можно было найти десяток более или менее дальних родственников-магов, которым можно было смело доверить опеку, раз уж родители не озаботились завещанием. Среди сонма имен самых очевидных вариантов были приведены фамилии Невилла и Драко.

В конце же, скупой цитатой, в виде вывода, министр обещал разобраться и с этим вопросом.

Пролистав газету от начала до конца раза три, мы, наконец обнаружили микроскопическую заметку, поздравляющую Помону Спраут с назначением на пост директора. Ни почему это произошло, ни что по этому поводу думал бывший директор, в статье сказано не было.

Долгие тренировки и медитации позволяли нашей компании изображать подобающие ситуации замешательство и волнение.

Как по звонку, согласно нашим расчетам, в Большой зал ворвалась леди Лонгботтом. Любимый внук буквально на днях рассказал ей, что Гарри, оказывается, был крестным сыном Алисы, невестки Августы. А это, вкупе с несколько удаленным и дремучим родством с семейством Поттеров, давало ей возможность взять мальчика под крыло.

Видимо, за два Рождества старая леди и правда прониклась к парню нежными чувствами, но ничего не предпринимала, пока думала, что ребенком занимается Дамблдор собственной персоной. Выпуск "Пророка", а, учитывая оперативность реакции, скорее, сова от главреда, развязали ей руки и она поспешила в министерство. Тот факт, что на мальчика могли заявить права социально неудобоваримые элементы вроде отсидевшего в Азкабане, да и изначально не слишком уравновешенного крестного или Малфоя, которого все считали бывшим упивающимся, убедили ее в том, что стоило поторопиться. В итоге, она сориентировалась раньше других. Респектабельная, уважаемая леди, с кристально-чистой репутацией, обладавшая, кроме всего прочего, убийственными аргументами в виде родства, положения крестной бабушки и даже заочного согласия самого Гарри, высказанного во время последнего Рождества... Естественно, министр, благодарно выдохнув, дал добро, подписал бумаги и пожелал новоиспеченной опекунше Поттера удачи и терпения.

* * *

Я сидела на нашем с Люцем бревне рядом с лесом и подставляла лицо яркому, по-летнему жаркому солнцу. На душе было спокойно. Рядом со мной, нахохлившись, сидел ворон.

— Ты его так голодом заморишь! — выводя меня из состояния своеобразного транса, заявила Луна, неслышно подошедшая ко мне, и усевшаяся рядом со мной плечом к плечу. — Ни одного мозгошмыга за последний месяц. Такого даже со мной не бывало.

Я безразлично пожала плечами. Что бы ни имела в виду подруга, я вряд ли могла что-то исправить. Да мне этого и не особенно хотелось, если быть совсем уж честной. За последний месяц благодаря моему состоянию я смогла принять несколько важных решений без оглядки на возможное чувство вины и без сомнений, которые могли притормозить наши действия. Чистота разума и отсутствие сомнений позволили нам добиться потрясающих результатов.

Если бы не мое странное состояние, Гарри не собирал бы сейчас свой сундук, шутливо пререкаясь с Невиллом, которого уже неделю он называл не иначе, как кузеном. Рон все так же нянчился бы с крысой, которая в любой неподходящий момент могла обратиться в не слишком надежного мужчину. Помона, сбиваясь с ног, не хлопотала бы по школе, доставая Совет Попечителей очередными просьбами и требованиями и не работала бы над организацией летней подготовительной школы для магглорожденных, готовящихся поступать в Хог в следующем году. Сириуса не поместили бы в Мунго на интенсивное лечение. А я ни за что не провернула бы ту совершенно дикую аферу...

Это было в тот день, когда Дамблдор триумфально покинул Хогвартс и свой пост.

Когда я вернулась от Снейпа, ребята кучковались в углу гостиной факультета, притворяясь, будто готовятся к экзаменам. На самом деле, рвением к учебе там, естественно, даже не пахло. Народ строил совершенно безумные планы, искал, как бы еще применить свои конспираторские таланты, и усиленно думал, что бы еще сотворить по-эпичнее. В какой-то момент, безусловно, разговор вернулся к мистеру Зло. Ребята решили, что дневник и то, что двигало Квиреллом, было одним и тем же: непонятно как зацепившимися за жизнь ошметками от того, чье имя никто почему-то не хочет называть.

Mеня как переклинило. В голове со скрипом начал складывался новый паззл. В нем еще было довольно много пробелов, да и то, что складывалось было похоже на бред сумасшедшего, но… Если были те неполные воспоминания, которые я спокойно оставляла на потом, в ожидании, когда рисунок станет более законченным, я чувствовала, что этот на потом оставлять было нельзя. Картинка называлась странно — Хоркрукс. Я понимала, что это тот самый якорь, который не позволяет мистеру Зло окончательно убиться. Я также поняла, что этих якорей было много. Больше пяти. Что, вероятнее всего, шрам в виде молнии на лбу моего друга имеет к этим якорям отношение и...

На самом деле уже этого было более чем достаточно, чтобы вывести меня из состояния полусонного спокойствия. Поэтому, отчитавшись о встрече и разговоре с Малфоем, я, пожаловавшись на головную боль и усталость, пожелала всем приятных снов и поднялась в комнату. Там, спрятавшись за пологом кровати, я достала тетрадку в переплете из светло-коричневой кожи, вокруг которой змеей обвился расписанный рунами шнурок.

"Здравствуй, Том."

"Ну привет."

"Скажи, Том, ведь твое альтер-эго... Oн пытался дискредитировать, уничтожить Дамблдора? Нет?"

"Да."

"Как далеко он смог зайти?"

"Тебе это прекрасно известно. Достаточно взять книгу по истории."

"Которую уже всяко несколько раз переписали. Но не в этом суть. Я хочу услышать это от тебя."

"Ему удалось уничтожить репутацию старика перед древнейшими родами. И, если бы не..."

"Понятно." — перебила его я, — "У него ничего не получилось."

Том промолчал. Я вполне могла себе представить как в подпространстве беснуется парень, коря неизвестную меня, по другую сторону тетради, всеми приличными и неприличными ругательствами, которые он успел узнать за свою жизнь. А учитывая его детство, таковых в его запасе должно было быть немеряно.

"Сегодня директор был выставлен из школы, сопровождаемый аврорами и Попечительским советом. Вот это я называю — чего-то добиться. А дирижировать рабами, распевающими многоголосием песню, которой сам же хозяин их и научил..."

"Как?"

"Не обязательно сворачивать горы, Том. Иногда достаточно всего лишь пнуть один маленький камушек, чтоб запустить лавину. И сложность не в том, чтобы ее запустить, а в том, чтобы убедиться, что тебя самого не заденет."

"Ты хочешь свалить Великого Светлого? Ты на стороне..."

"В принципе, нет. На оба вопроса. Понимаешь, Том, я не планирую никого, как ты выразился, «сваливать». Еще меньше мне хочется записываться на чью-то сторону, чтоб ходить строевым шагом под чужими знаменами. Просто... Мне не нравится волшебный мир. Но, поскольку мне приходится в нем жить, мы оба будем должны измениться. Возможно, в большей степени я. Но я точно знаю, что у меня есть некоторый предел гибкости... Скажем так, я могу меняться до тех пор, пока изменения не станут изменой себе. Поэтому, в меру своих скромных сил, я меняю то, с чем я точно не смогу смириться."

Не дождавшись едких комментариев со стороны Тома, я продолжила: "Мистер Дамблдор устроил из Хогвартса лабораторию. Его присутствие в школе грозило созданием большого количества очень неприятных для меня ситуаций, которые было бы сложно обойти, не предав себя или кого-то из тех, кто мне дорог. Также я считаю, что процентов на восемьдесят несправедливость и глупость законов и устоев магического мира обусловлены стилем преподавания и воспитания, практиковавшегося нашим многонеуважаемым бывшим директором. Поэтому сегодня директором школы стала Помона Спраут." — написала и, подумав, добавила: — "Примерно по той же причине меня не устраивает возможность возвращения твоего альтер-эго. Пожалуй, по сравнению с ним, даже Дамблдор выглядит более-менее привлекательно. Волдеморт хотел разрушить этот мир, а не создать новую систему."

" Интересно… В принципе, твой вывод недалек от истины. Но одно другому не мешает. Он видел моими глазами насколько не идеален магический мир и сделал свой вывод. Он решил, что пытаться выровнять кривое здание слишком сложно. Лучше все сломать и построить новое. У тебя никогда не возникало вопроса, почему среди долгоживущих магов так мало стариков? Волдеморт планомерно уничтожал старое поколение, носителей старых традиций, закостенелых в своих привычках и ритуалах. Сначала он убрал их. Потом поработил их детей. Затем он собирался заменить собой Дамблдора и взяться за выращивание нового поколения магов под своим полным контролем, в условиях полной оторванности от семьи и постороннего влияния. Это поколение было бы воспитано на принципах равенства, где каждому воздавалось бы по заслугам и по силе. Понятие «грязнокровки» перестало бы существовать. Он планировал забирать одаренных детей в независимости от того магглы ли их родители или волшебники, после первого стихийного выброса. Потом достаточно было бы подправить детям память и учить и воспитывать их с самого раннего возраста. Таким образом он собирался обеспечить приток чистой и новой магической крови, дать всем равные возможности и повысить общий уровень магического мира, застрявшего по развитию, по сравнению с маггловским, на уровне начала столетия."

"Напоминает программу Лебенсборн."

"Да. Он вообще многое взял из существующих идеологий: франкмасонство, евгеника, фашизм... А почему нет? У него трепетной ненависти к какой-то определенной идеологии не осталось, как собственно и особой разборчивости в методах." — ответил Том, — "Зачем изобретать колесо, если все уже есть: опробовано, отлажено и отполировано? К тому же, он сделал ставку на аристократию. А идея фашизма для тех, кто хочет укрепления своих позиций с минимальными трудовыми затратами, подходит просто идеально. У вас родился слабый маг? Идиот? Урод? Ничего страшного, его жизнь все равно сложится прекрасно, ведь он чистокровен!"

"Логично..." — я выдержала паузу, — "Только изначально разговор планировался не об этом. Я проверила часть твоей истории. Пока все сходится. Тем не менее, очевидно, что ты не доверяешь мне и ищешь способ избавиться от меня, не нарушая клятву. Я, естественно, не вполне доверяю тебе. Точнее не доверяю абсолютно. И это очень неудобно. Меня утомляет необходимость дистилляции информации. Это не эффективно. Поэтому у меня для тебя предложение."

Я помедлила несколько секунд. Том молчал.

"Я задам тебе три вопроса, ответы на которые позволят мне окончательно определиться с тем, могу ли я тебе доверять. Держать тебя на привязи с помощью клятвы или угроз мне не кажется целесообразным. К тому же, переписываясь с тобой, я подумала, что, если убрать из нашего общения взаимные настороженность, недоверие и подозрительность, мы стали бы хорошими собеседниками друг для друга. Что скажешь, Том? "

"Если не забывать о том факте, что у меня по сути нет выбора. Извини, но это правда. Я являюсь твоей собственностью, сама магия не позволит мне причинить тебе вред!"

"Если ты хочешь, чтобы наше общение оставалось на уровне "собственность — хозяин", кто я, чтоб отговаривать тебя. Я просто буду открывать твои страницы, когда ситуация того потребует, получать нужную информацию и забывать о тебе. И так, пока я не забуду тебя окончательно. Мое предложение ты знаешь. Настаивать я не буду, как и повторяться. Думай, Том. Решай. Поговорим завтра."

На следующий вечер, укрывшись от перевозбужденных подруг, на радостях устроивших в комнате форменный бедлам, за балдахином кровати под защитой заглушки, я достала тетрадь. Открыв обложку, я уставилась на молочную белизну страницы. Том знал, когда его дневник был открыт, поэтому я просто давала ему возможность заговорить тогда, когда он будет готов.

"Что ж. Предложение крайне заманчиво. По сути я ничего не теряю. Разве что кроме возможности успокаивать себя мыслью, что я не сдался и боролся до последнего."

"Не волнуйся, я всем скажу, что ты боролся именно до последнего."

"Ну раз уж ты обещаешь… Что ж, тогда у меня только одно… нет, не условие, не в моем положении диктовать тебе что бы то ни было. У меня просьба: ты спустишься в мое подпространство. Я хочу знать, с кем я говорю."

"После того, как ответишь на мои вопросы."

А на следующий день в коридоре пятого этажа, в восточном крыле, я нашла барельеф воина, поражающего змея мечом — Салазар определенно обладал своеобразным чувством юмора: чтобы открыть ход, надо было вдавить глаза мага.

За входом скрывалась винтовая лестница из светлого камня, напоминавшего песчаник. Лакированные деревянные перила были покрыты таким слоем пыли, что казались мохнатыми. Лестница поднималась по ощущениям этажа на два, как минимум, и заканчивалась проемом в потолке. Проем был входом в просторное круглое помещение. Именно так выглядела комната Тома в подпространстве. За исключением, разве что, толстенного ровного слоя пыли, покрывавшего все поверхности.

Пообещав себе разобраться с этим позже, я направилась к письменному столу. Отсчитав третий камень кладки вверх от середины столешницы, затем два влево, один вниз и четыре вправо, я достала палочку и прошептала "откройся", направив ее точно по центу булыжника. Вызвав дуновение ветра, поднявшего в воздух тучу пыли, тайник открылся. В нем, на кипе полуистлевших пергаментов, лежал здоровенный желто-коричневый клык. Но меня интересовал не он. Чуть дальше в малюсенькой колбе, вычурностью форм напоминавшей старинные флаконы из-под духов и эссенций, оставляя на стенках масляные разводы, плескалась янтарно-желтая жидкость. Я открыла ящик стола. Как и говорил Том, в нем лежали перчатки из драконьей кожи и небольшой стилет. Не оружие, просто красивая и старая вещица. Теоретически, его предназначением было вскрывать письма. Но… Слизерин во всем любил роскошь. Стилет был творением гоблинов. Собственно, это и решило его дальнейшую участь. Надев перчатки, которые подогнались к размеру моих рук, едва я застегнула ремешки на запястьях, я очень медленно и осторожно вымазала лезвие жидкостью из колбы. Стилет работы нечеловеческих мастеров впитал то, что сделало его крепче и сильнее: настоявшийся, концентрированный яд василиска, отданный добровольно.

У стилета были ножны… По словам Тома, они валялись где-то там, в комнате. Мне понадобилось минут двадцать, чтоб их отыскать. Еще пятнадцать ушло на то, чтоб перестать чихать из-за поднявшейся в воздух пыли и еще минут десять, чтоб привести себя и одежду в божеский вид. Но оно того стоило. Я получила безопасно упакованное, аккуратное, незаметное, смертоносное оружие, способное, плюс ко всему, уничтожить практически любое заклятие, включая якоря души и хранители памяти. Так же известные в простонародье, как Хоркруксы.

Еще через час, стоя у выхода из Выручай-Комнаты, превратившейся в склад различного хлама, я вновь пыталась убрать с мантии и волос паутину и пылевые разводы и, хотя бы пальцами, чуть причесать растрепанные волосы. Диадему я вернула на голову накренившейся статуи. К счастью, разрушение хоркрукса не потребовало разрушения носителя. Надо было лишь увидеть и обрезать нить привязки магического кокона к объекту. По сути, именно так и работали разрушители заклятий.

Единственное, что я не рассчитала, так это то, что разрушение привязки якоря к диадеме спровоцирует неслабый выброс чистой силы, вызвавшего порыв ветра достаточно сильного для того, чтоб разметать горы хлама и поднять в воздух всю, копившуюся там столетиями пыль.

Люц недовольно каркнул мне в ухо, вырывая из воспоминаний.

— И что ты предлагаешь? — безразлично спросила я.

— Ничего, — беззаботно ответила странная девочка по имени Полумна Лавгуд. — Но в какой-то момент, если ты не хочешь стать абсолютно бесчувственным бревном, тебе придется оттаять. Хотя... становиться ли новым Дамблдором — только твой выбор.

— Почему?...

— Не обращай внимания. Путешествия накладывают свой отпечаток, заставляя видеть все немного по другому. Ты, конечно, вторым Дамблдором не станешь. Что бы ты ни делала, борода и очки-половинки тебе не подойдут. Да и фиолетовые мантии с желтыми звездами — явно не твое. Но, — посерьезнев сказала она, — я видела, как ты просчитываешь вероятности вместо того, чтобы просто решить для себя, как будет правильнее. Последний месяц ты как будто разыгрывала шахматную партию. К счастью никем из фигур-друзей тебе жертвовать не пришлось. Но если придется...

— Я тебя услышала, — задумчиво ответила я, продолжая сквозь веки смотреть на солнце. — Поезд отходит через два часа, нам лучше поторопиться.

 

---

* с латыни, Жребий брошен.

Еле удержавшись на ногах от резкого толчка в спину, я раздраженно обернулась.

— Теперь ты водишь! — взвизгнула Луна и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, припустила по пляжу.

— Я же сказала, что не играю, — трубно выдохнув, буркнула я.

Луна затормозила, и обернувшись, сделала пару неуверенных шагов ко мне.

— Ну Мия, ну пожалуйста. — законючила девчонка, — они все знаешь, как быстро бегают— я за последние десять минут уже третий раз вожу. А ты же постоянно тренируешься! Даже непонятно кто кого гоняет: ты Чарли или Чарли тебя! Ты их всех в один момент пересалишь.

Прищурившись, я окинула взглядом друзей. Ребята слаженно сделали пару шагов назад.

— Маленьких, значит, обижаем. — кровожадно улыбнувшись протянула я, — идем, значит, по пути наименьшего сопротивления?

— По какому пути? — заинтересовался Рон.

Его перебил Симус:

— Без разницы, дружище, — и начал медленно, шаг за шагом, отступать к воде: — Двигай, пока не поздно!

— Кого двигать? — все еще не вполне понял Рон.

Я как раз закончила аккуратно складывать полотенце и сняла сандалии.

— Вот теперь — без разницы, теперь — поздно, — пробормотал Невилл и, схватив Уизли за плечи, выдвинул его перед собой, прикрывая собственное отступление, а сам помчался куда-то в район скал.

— Берегитесь моего гнева! — взвыла я и сорвалась в забег.

Бесспорно, это были лучшие каникулы, из всех, какие можно было придумать! На дворе было начало августа, а казалось, что прошел, как минимум, год — столько всего интересного, захватывающего и волшебного, во всех смыслах слова, мы увидели и узнали за это время.

С чего бы начать? Пожалуй, с начала!

Еще до отъезда на каникулы мы согласились на том, что заслужили отдых. Прикинув, как провернуть аферу, мы разъехались по домам. За неделю родители, наслушавшись наших скорбных вздохов и насмотревшись на наши постные лица, посовещались между собой и решили, что после богатого негативными эмоциями учебного года детишкам стоит отвлечься. Еще пара-тройка удачно вброшенных слов со стороны чад — и они подхватили и присвоили себе идею устроить нам всем вместе веселые и познавательные каникулы: с путешествиями по магическому и маггловскому мирам, с новыми знакомствами и кучей положительных эмоций.

Кстати, по нашему настоянию к нашим родителям присоединился и папа Луны. Слегка не от мира сего, он сильно раздражал Дэна своими манерами, видом и вкрадчивым голосом.

— Ну да, «поэт»… Бывает, — невозмутимо пожимала плечами Эмма, — Зато отзывчивый! И девочку свою как любит...

— Я еще посмотрю, что он запланировал, — не сдавался Дэн, — и что это вообще за зверь такой, «морщерогий кизляк»! Если он курит что-нибудь не то или там грибы какие-то веселые ест, я свою дочь к этому хиппи от магии не отпущу…

Они часто так пререкались и заканчивался спор всегда тем, что во-первых, Лавгуд уже давно воспитывал дочь один, и та до сих пор была жива и здорова. Это, в принципе, было хорошим доказательством того, что он был не так уж плох как родитель. Во-вторых, программа отдыха визировалась большинством голосов родительского собрания, поэтому эксцентричному волшебнику никто бы просто не позволил устроить что-либо совершенно из ряда вон. А зная его репутацию, можно было быть уверенными, что предложенные им развлечения и маршрут рассмотрят с особой тщательностью. В худшем же случае Невилл всегда мог связаться с бабушкой.

И, в конце концов, в пользу Ксенофилиуса, которого отец по-доброму переименовал в «Ксилофониуса», что сильно раздражало Эмму, говорил и тот факт, что он сразу и с энтузиазмом поддержал начинание и был готов всесторонне в него вложиться: как в финансовом, так и в организационном планах. А ведь были и такие, для кого благо собственных детей стояло не на первом месте. По крайней мере, по мнению Эммы.

Проблема, как всегда, была с родителями Парвати и Рона.

Индиец, естественно, как и прошлым летом, собирался отправить дочь с сестрой в Индию. Оно и понятно, мастера-близнецы в артефакторике были на вес золота, а возможно, и дороже. Но, с другой стороны, оставить дочь на каникулы в обществе двух неприкаянных наследников родов, прорекламировать свои мастерство и ремесло и лишний раз мелькнуть перед светлыми очами леди Лонгботтом тоже выглядело безумно привлекательно. Как человек... назовем это качество "бережливый", делец не смог решиться на что-то одно и попытался и рыбку съесть, и ног не намочить. И грибов еще, походя, найти... уже собранных, чищенных и желательно, исключительно белых...

Безуспешно пытаясь выдать алчный блеск глаз за скупые мужские слезы, он заявил, что Падма-таки отправится на лето к старому мастеру сикху. А чтоб безутешная малышка Парвати легче пережила разлуку с сестрой, к ней на лето присоединится его сыночек и возлюбленный наследник, очаровательный монстр Раджеш. Пусть, мол, с девочкой будет кто-то родной.

Слава Богу, выступление его сына на позапрошлое Рождество было слишком запоминающимся. Чувствовалось, что живое и яркое воспоминание об этих фонтанирующих энергией и акустически невыносимых пятнадцати килограммах непосредственности и наглости встало перед глазами у всех, кто имел несчастье с ним познакомиться.

Даже самые скромные и воспитанные родители попытались намекнуть мистеру Патилу, что этa идея, как бы сказать?... Не блестяща. "Не та возрастная категория", в компании "И так уже десять детей, за которыми нужно приглядывать, а это немало"… Aргументов было много. Но непробиваемый артефактор только шире улыбался и, казалось, перестал понимать английский. Он беспечно отмахивался, заявляя, что все это пустяки, его мальчик — "просто ангелочек и никому не помешает".

Этот полонез незамеченных намеков продолжался бы долго, но не выдержал отец Фэй. Импозантный мужчина, щегольски щелкнув крышечкой карманных часов, негромко констатировал с ленцой, что если мистер Патил не умерит свои аппетиты…

— Мия, он отчитал его, как школьника, — не скрывая восхищения, под угрюмое сопение Дэна, рассказывала потом Эмма. — Но добил его твой отец, заявив с таким аристократизмом, которого я от него в жизни бы не ожидала, что умение не замечать намеки, возможно, полезно для лавочника, но в культурном обществе…

Дэн, в этот момент мочаливший ни в чем не повинный журнал, наконец, слегка расслабился и позволил вовлечь себя в обсуждение калейдоскопа цветов, которыми последовательно заливалось лицо артефактора: от пунцово-красного и до землисто-серого. Что, учитывая его темную кожу, выглядело особенно впечатляюще.

Проблема с Уизли была сложнее. И дело было даже не в прозаическом и вечном для этой семьи вопросе нехватки презренного металла.

На втором летнем родительском собрании наши старшие попытались примерно набросать план на лето и установить очередность семей, которые должны были принимать или куда-то везти нашу банду, и размер взносов с каждого. Пропустив первую встречу «по семейным обстоятельствам», Уизли почтили своим присутствием второе собрание. С опозданием на полчаса в малую столовую, где уже обосновались остальные, ввалился Артур. Узнав, о чем ведется речь, он уперся рогом и заявил, что истинная пострадавшая во всей этой истории — его дочь, и именно ей будет предоставлено все время и внимание его семьи этим летом. А парни? А что парни? Они-то тут при чем?

К слову, Рон писал, что юная манипуляторша уже давно оправилась от шока, но, поняв, что изображая умирающего лебедя, сможет получить от родителей вдвое больше прежнего подарков, ласки и внимания, вовсю пользовалась положением жертвы.

Окончание собрания вышло скомканным, ничего в итоге решено не было. Следующую встречу назначили через неделю, надеясь, что за это время «либо шах, либо ишак», то есть все уладится как-нибудь само собой.

Спустя пару дней Рон обрадовал нас вестью, что его мама выиграла тысячу галлеонов в волшебную лотерею. Мы было облегченно вздохнули, думая, что проблема решена. Как бы не так! На осторожное замечание Рона, что было бы здорово, если благодаря этому выигрышу он смог бы присоединиться к остальной компании на каникулах, его отец отреагировал, мягко говоря, крайне негативно. Друг не особенно делился деталями, но было понятно, что наслушался он более чем достаточно, чтоб почувствовать себя мерзким эгоистом, не желающим видеть и принимать в расчет ничего, кроме своих желаний.

— Нет, ну в чем-то отец, наверное, прав. В Мунго ей несладко пришлось... да и вообще, со следующего года она будет совсем одна. Всё и все вокруг будут незнакомы...

— Прямо как когда мы приехали в Хогвартс, да, Герм?, — не выдержал Финиган.

— Да, но Хог, он все-таки в Англии! — не сдавался Рон.

— В Шотландии, — педантично уточнила Фэй, — а учитывая, что ни Герм, ни Симус о магии не знали, для них это был вообще, считай, другой мир.

— Не съедят ее в Болгарии, — примирительно вставил Гарри.

— Она сама кого хочешь схарчит, — испортил хорошее начинание Дин.

— Да ну вас!... Ну да, она не нежная роза. Да я и сам больше беспокоюсь за тех, кто окажется вокруг нее, чем за нее саму, но... это же ненормально! Ей двенадцать! Она просто мелкая девчонка, которая, ко всему прочему, недавно пережила сильное потрясение, месяц пролежала в Мунго и вообще...

— Ты сейчас маму или папу цитировал? — спросила Луна, которой мы оперативно сообразили личный блокнот.

— Папу... Но какая разница, он прав!

— Ты правда так думаешь? — включилась Лаванда, — или ты просто уважаешь его мнение, потому что он старше и он папа?

— Куда ты ведешь, Лав?

— А туда! Рон, послушать тебя, так складывается ощущение, что взрослые — это какой-то совершенно отдельный вид человека, умный, рассудительный... На самом деле взрослые отличаются от детей количеством знаний и опыта. И все! И они их, кстати говоря, еще и не всегда умеют правильно использовать. Ты же сам нам рассказывал, как ваша нежная и ранимая девочка, когда вчера опять каталась по перилам, пока родителей дома не было, в очередной раз слетев с лестницы, разбила мамину вазу и обвинила в этом близнецов. И ни твоя мама, ни твой папа, даже приличия ради, не попытались узнать версию твоих братьев. Нет, Рон, возможно, когда-нибудь она проникнется мыслью о том, что семья — самое дорогое, что есть на этом свете, и ей будет грустно, что тебя нет рядом, и она правда захочет вашего внимания. Но пока ты ей нужен по большей части, как мишень для косточек из-под черешни, пока ты копаешься в огороде, а она, бедняжка, отдыхает в своей комнате.

Несмотря на то, что нам вроде бы удалось доказать ему, что ничего предосудительного он не сделал, а желание провести каникулы с друзьями — не блажь, парень, похоже, внутренне уже подготовился к тому, что он в очередной раз пролетит, как фанера над Парижем. Ведь что бы мы ни говорили и какие бы аргументы ни находили, мы были далеко, а отец — рядом.

Артур с завидным упорством выговаривал сыну, убеждая его, что тот обязан оставаться в семье, ухаживать за сестрой и провести с ней как можно больше времени. Ведь «Наша маленькая Джинни со следующего года будет учиться в Дурмстранге! О, моя доченька!».

"Ничего, если мы выжили, то и они выживут." — угрюмо бурчал в ответ Рон, получал подзатыльник и понуро плелся в сад, гонять гномов.

Да, Молли поговорила с Помоной и та вошла в положение. Спокойно жить и учиться в школе после всего, что там случилось, никто бы девчонке не дал. Решение о переводе было беспрецедентным для Хогвартса, но более-менее привычным для Шармбатона и Дурмстранга. После подачи заявлений и заполнения анкет, предоставленных Хогвратсу, родителям Джинни и самой девочке администрациями школ, в Нору прилетели две совы.

Очаровательная маленькая сипуха из Шармбатона принесла письмо с вежливым, но твердым отказом. В качестве объяснения витиеватым почерком с кучей завитушек мсье Куртруа, заместитель директора, писал, что "исходя из результатов теста личности, школа не может дать гарантии, что мадмуазель сможет влиться в коллектив и найти свой круг общения" подтекстом шел вывод, что все будет скорее наоборот. Надо думать, что тем вечером, у почтенного мсье знатно горели уши — столько всего доброго и почтительного в его адрес было сказано Артуром, Молли и самой, внезапно ожившей, Джинни.

Здоровенный и злющий филин из Дурмстранга принес письмо, в котором говорилось, что если девочка согласна поступать на первый курс и за лето пройти ускоренный магией курс болгарского — ее примут. Вторым листком шел список необходимых покупок и небольшая книжка со школьным уставом. Список был значительно короче того, что предоставлялся Хогвартсом. По сути, кроме перечисления годового взноса в восемьдесят галлеонов, детям, обучающимся на трех первых курсах, надо было привезти в школу себя, сменную повседневную одежду и солидный запас пергамента и чернил. И все!

Дело было в том, что обучение в Дурмстранге было организовано весьма отличным от Хогвартса способом. Во-первых, в общей сложности, длилось оно восемь лет. Во-вторых, в первые три года учебный год для детей начинался в августе. Для новичков — с подготовительного курса, для второго и третьего годов — с повторения прошлогоднего материала и выполнения домашнего задания на лето. Да, в Дурмстранге проблему колдовства на каникулах решали радикально. Котлы, ингредиенты, учебники, книги, лекции — все оставалось под присмотром администрации в школе: зачем давать в руки безголовым малолеткам то, с помощью чего они вполне могли взорвать и себя, и свой дом, да и всю улицу? После трех лет обучения, когда дети осознавали опасность, которую могло представлять собой неумелое колдовство и собственную ответственность как мага, им начинали выдавать на дом учебники для подготовки домашнего задания вне школьных стен. Вывозить из школы волшебные палочки дозволялось лишь по достижению совершеннолетия.

Рон зачитывался уставом Дурмстранга, как Лаванда — светской хроникой. Ему очень нравились описанные в нем принципы, командный дух с легкой примесью соперничества, отсутствие деления на факультеты по личным качествам или родословной... Сказать по правде, то, что он переписывал из буклета, хотелось отправить Помоне. Для размышлений.

Так вот, хозяйственный Артур, видимо, порадовался короткому списку покупок, и опечалился, увидев сумму годового взноса и необходимости платить репетитору за ускоренный курс болгарского языка. Не знаю, что им двигало, но рискну предположить, что мистер Уизли решил, что с его способностью зарабатывать и копить деньги, необходимость выплачивать такую сумму разом каждый год могла стать проблемой. Иначе зачем бы он объявил сыновьям, пока Молли с Джинни были в Мунго, что выигрыш пойдет на оплату разом всех восьми лет обучения, репетитора и покупку всяких мелочей к школе для их сестры? Остальную часть выигрыша Артур хотел спустить на хозяйственные нужды — Нора рыдала о ремонте уже лет пятнадцать. А что останется, гулять так гулять, он великодушно предложил просадить на поездку к Биллу в Египет. В конце концов, порт-ключ предоставлял сам Билл, а проживание в палатке на территории исследовательской базы не должно было дорого стоить.

Чем дольше я читала отрывочные отговорки Рона, тем больше меня терзали сомнения, а в курсе ли почтеннейшая миссис Уизли того, что творит ее дражайший супруг. Финансами семьи, насколько я поняла прошлым летом, заведовала она. И трудно представить, что эта рачительная дама не попыталась бы банально оставить некую сумму «на черный день». Или, что она, по словам Рона, очень радушная хозяйка, всегда с удовольствием принимавшая гостей, отказалась бы от знакомства с друзьями ее сына?

Я поделилась сомнениями с Невиллом. Невилл поделился моими сомнениями с бабушкой. Бабушка мучиться сомнениями не любила и в ту же секунду отправила Молли сову. Постаревшая усталая женщина явилась к Лонгботтомам пару часов спустя. Дамы закрылись в кабинете, куда десять минут спустя вызвали домовика, чтоб потребовать у него бутылку шерри и закусок. Через час заказ был сделан снова… А потом еще раз… Как бабушка поднималась в свою спальню ни Невилл, ни Гарри не видели. Но после отбытия благородных леди малая гостиная благоухала так, что домовики хмелели.

Отчет о том, что дала моя идея, продолжил Рон.

«Невилл, Гарри, что моя мать у вас делала?! Она вот буквально минут двадцать назад вывалилась из камина, вся в золе, как трубочист, с всклокоченными волосами, и пахла, как дядя Маркус после посиделок на Рождество. Оглядела нас, странно покачиваясь, и выдала: «Что, не спится без мамки?». Потом сфокусировала взгляд на отце. И вот когда она его увидела, мы с Фредом и Джорджем как-то резко обрадовались, что он сидел в кресле, а мы на диване. Отдельно. Потом она его поманила пальчиком, они поднялись к себе и, пока не наложили заглушку… Я думал, я боюсь пауков. Не-е-е-ет. Я боюсь баньши. И мамы…».

Как и следовало ожидать, Артур моментально капитулировал. Сеанс шерри-терапии пошел Молли на пользу. Она привела себя в порядок, навела шухеру в доме и перестала подскакивать, как заполошная курица-наседка каждый раз, когда ее дочь слабым голосом, слышимым, тем не менее, через три этажа, требовала принести или сготовить или купить ей очередное что-то. А то и ворчала в ответ, что дочь у нее «не инвалид: руки-ноги есть. Встала и сделала!»

По итогам очередного родительского собрания, прошедшего с участием рыжей фурии, план на лето был более-менее составлен. Каникулярный марафон стартовал в конце июня с экскурса в магическую историю, обусловленные ею традиции, социальную систему, светскую жизнь… Леди Лонгботтом хотела добавить к своей программе еще и курс политической грамотности, но посмотрев на внука и воспитанника, а точнее на их распахнутые в панике глаза, решила не перегибать палку.

В итоге, должна признать, получилось не так страшно, как звучало. Нашу компанию из десяти человек расквартировали в Лонгботтом-мэноре. Первые два дня нас натаскивали по этикету, который по сути не особенно отличался от общечеловеческого и мог быть резюмирован просто: не хочешь выглядеть идиотом — сиди смирно, не отсвечивай.

— Воспитанные юные леди и джентльмены говорят лишь, когда к ним обращаются. Даже если тема разговора вам интересна. Лучше умно промолчать, чем испортить себе и без того пока несуществующую репутацию, сказав неуместную глупость. Также, молодые люди, стоит избегать монологов. Чтобы прослыть учтивым собеседником, стоит научиться слушать и задавать вопросы. Это относится не только к этикету, — вещала леди, похлопывая в такт словам сложенным веером по ладони, — о чем угодно, даже о том, в чем, как вам кажется, вы разбираетесь, вам есть что узнать нового, просто поверьте опыту. Слушая, вы сможете либо узнать что-то новое об объекте разговора либо о вашем собеседнике. В любом случае, слушающий всегда останется в выигрыше. К тому же, спросив о мнении собеседника, вы покажете ему, что он вам интересен, что вы уважаете его и его мнение. А люди чаще всего расположены к тем, кто расположен к ним.

Тонкую науку обращения со столовыми приборами, за которую особенно переживал Рон, леди Лонгботтом прокомментировала в первый же вечер, за ужином:

— Заклинаю вас, молодые люди, только не вздумайте считать зубчики у вилок и подозрительно рассматривать форму ножей. Вас это выдаст с головой и, как бы умело вы ни обращались потом с приборами, над вами все равно посмеются и будут относиться к вам свысока. В хороших домах на стол накрывают в четком соответствии с количеством и типом блюд. Соответственно, около вашей тарелки будут только нужные приборы: в том порядке, в котором они вам понадобятся. Вам достаточно брать крайние и, закончив с блюдом, оставлять их на краю тарелки. Безусловно, везде есть свои хитрости и сложности, но нам важно понять и идеально отработать базовые навыки. Как очищать креветок от хитинового панциря вилкой и ножом, мы пока разбирать не будем.

В плане одежды, парней заставили обрядиться в костюмы-тройки. Было заметно, что кроме, пожалуй, Невилла и Гарри, над которым старая леди уже поработала, ребята чувствовали себя в этих нарядах крайне неуютно. Лично у меня мальчишки вызывали ассоциации с котом Феликсом, которого кузина Мелани нарядила в маечку. Точнее с котом в тот момент, когда его, уже наряженного, поставили на пол. Бедное животное замерло ровно в том положении, в котором находилось, когда его лапы достигли пола. Постояв так несколько секунд и осознав, что неудобная штуковина пропадать не собирается, кот, как стоял, завалился на бок. Так вот, выражения глаз парней были точно как у Феликса, когда он, лежа бревном на полу и тихонько подвывая, круглыми, как плошки, глазами смотрел на ржущих людей, моля о спасении.

Для меня у леди Лонгботтом тоже были идеи. Мой гардероб ее не устроил, поэтому ко мне отрядили двух домовушек, которые позаимствовали несколько платьев из каких-то древних запасов, слегка адаптировали их под магическую моду этого лета и подогнали по фигуре.

Длиной в пол, с высокой талией, три, как близнецы, похожих друг на друга платья пастельных тонов следовало носить с высокими, выше локтя, атласными перчатками и заколотыми в пучок волосами. Взглянув на себя в зеркало, я подумала, что попала в роман Джейн Остин.

После первых двух дней общего курса мы заучили, кто есть кто в волшебном мире, по альманахам, похожим на те, что публиковались Хогвартсом для каждого выпуска. Наши спины оставались ровными даже тогда, когда строгая леди не смотрела в нашу сторону, а Рон продолжал с изяществом использовать и вилку, и нож, даже когда на его тарелке закончилась отбивная и осталось только пюре.

На третий день начались вечера по интересам в музыкальном салоне. Леди Лонгботтом одного за другим приглашала видных деятелей современного волшебного общества: нескольких представителей Визенгамота, чтоб те рассказали о принципах законотворчества, видных научных деятелей в области зельеварения и алхимии… Видимо, чтобы объяснить нам контекст взаимоотношений магического и обычного миров, были приглашены несколько министерских начальников отделов, деятельность которых была хоть в какой-то мере связана с регуляцией отношений с магглами. Мистера Уизли среди них почему-то не было. Рона это, естественно, немного задело и промучавшись минут двадцать выбором правильной формулировки и проконсультировавшись с Лавандой, парень набрался храбрости и попросил хозяйку дома уделить ему пару секунд.

Мне было интересно, что ответит леди. и я, как мне казалось, незаметно, сделала шаг в сторону Рона... И с прискорбием осознала, что любопытство было общим пороком поголовно всей нашей компании. Вся банда, как притянутая магнитом, слитно придвинулась к Уизли и хозяйке мэнора.

Ситуация вышла крайне дурацкая… но не бесполезная. Мистер Стиллнесс, полненький маг с округлым лицом и потрясающе умными и цепкими черными глазами, представившийся начальником отдела внутренних расследований, хитро посмеиваясь в усы, выдал нам лекцию о науке получения информации. О том как распределить роли между сообщниками в нелегком шпионском деле, о принципах невербальной коммуникации и скрытых посланиях, которые знающие люди могут расшифровать всего лишь проанализировав положение рук собеседника… По окончании монолога я поняла, что у Фэй и парней появился новый кумир.

Потом, к восторгу Лаванды, да и всей нашей компании, не оставившей идеи об организации выпуска собственного печатного издания, на огонек заглянул мистер Шардон, наш заочный и невольный пособник и по совместительству главред Пророка. С ним прибыли несколько ведущих журналистов экономической, политической и научной колонок.

Мы старались изо всех сил держать себя в руках, боясь показаться навязчивыми. Тем не менее, цепкий и приметливый взгляд акул пера заметил и наш интерес, и жалкие потуги этот интерес скрыть. Журналисты посмеивались в усы и со значительно большим, чем мы успехом, играли во внимательных слушателей. Первой сдалась Лаванда и, воровато оглянувшись на леди Лонгботтом, как раз вышедшую из комнаты, чтобы дать указания относительно десерта, уставилась горящими глазами на гостей. Искреннее восхищение подруги сыграло там, где провалилась светская наука леди Лонгботтом. Поддавшись энтузиазму девчонки, журналисты начали травить байки, давая с каждой минутой все больше информации о медиа-кухне волшебного мира.

Неделя у леди Лонгботтом подошла к концу и мы, ухватившись за длинный шарф, провалились в телепорт. Приземление вышло жестким, ибо из мэнора мы попали... в НОРУ. После легкого завтрака на фарфоре, с ровными спинами и в костюмах-тройках, под впечатлением от строгой науки этикета леди Лонгботтом и...

— Ну наконец-то!!! — с непривычки громкое восклицание резануло по ушам, — Так, Рон, давай с парнями быстро наверх! Твоя комната, комната Фреда с Джорджем... Только не трогайте там ничего, я, вроде все ловушки обезвредила по максимуму, но Мерлин их знает... И комната Билла. Заселяйтесь, как хотите, устраивайтесь, переодевайтесь во что-то попроще и поудобнее, и давайте ко мне на кухню, только в темпе, в темпе! Я, конечно, подожду, но оладьи-то остынут!

Нет, кроме, пожалуй, Рона, никто не чувствовал себя неуютно. Парни, радостно пихаясь и переругиваясь, помчались в приготовленные для них комнаты избавляться от опостылевших нарядов. Мы с девчонками стайкой столпились вокруг мамы Уизли. Очаровательная она оказалась женщина. Немного громкая, но с хорошим чувством юмора. Она расселила нас в двух комнатах. Одна из них принадлежала Джинни, вторая — Перси: оба, по плану Артура, таки поехали в Египет.

— Ой, вы из-за нас пропустили такое путешествие...— сочувственно протянула Лаванда.

— Жара, песок, походная палатка времен моего детства, готовка на всю компанию и присмотр за этими обалдуями в совершенно новом пространстве, где даже не знаешь, чего именно стоит опасаться. Как бы вам сказать, девочки, мне и здесь неплохо. К тому же завтра приедет Чарли!

В первый день нас предоставили самим себе: обживаться, привыкать к новому пространству. А со следующего дня нас ждала развлекательная и познавательная программа по бытовой магии. Да, Молли, в отличие от мужа, более попустительски относилась к правилам. Она строго придерживалась их исключительно в присутствии мужа, а поскольку тот был далеко, решила пуститься во все тяжкие. Из отвоеванного лично для себя бюджета она уже купила Рону его личную палочку, а старую, принадлежавшую ее другому, совершеннолетнему, сыну решила использовать для тренировок и устроить нам мастер-класс.

День прошел довольно весело и суматошно. Рон устроил нам прогулку по дому и окрестностям, Молли, дирижируя кухонной утварью, как Карлос Клайбер — оркестром, наготовила уйму всяких вкусностей, которые мы с удовольствием съели, устроившись в саду под раскидистой яблоней. Было что-то умопомрачительно варварски приятное в том, чтобы после почти недели строгости и скованности сидеть на пледе и под стрекот сверчков обгрызать хрустящую корочку и мякоть с куриного крылышка, держа его голыми руками, и облизывать жир с пальцев. Леди Лонгботтом удар бы хватил, но нам все нравилось!

Фэй, с которой меня поселили в комнату Перси, уснула, кажется, ровно в тот момент, когда ее голова коснулась подушки. А я почему-то крутилась и ворочалась и никак не могла уснуть. Видимо, примета об отсутствии сна на новом месте в этот раз оказалась для меня актуальной. Провертевшись часа с полтора, я тихонько встала, чтоб сходить на кухню попить.

Войдя, я в нерешительности замерла, не зная, где у хозяйки могли стоять чашки. Краем глаза я заметила движение и, обернувшись, увидела Молли, устроившуюся на подоконнике. Резкое движение, привлекшее мое внимание, было вызвано тем, что в ее руке дымилась сигарета и женщина явно попыталась ее куда-нибудь спрятать. Но, поняв, что, во-первых, я уже все увидела, а во-вторых, дым и запах без волшебной палочки, под столешницу не засунешь, женщина скорбно выдула струю дыма. Повисло неловкое молчание.

— Мне пить захотелось, — неловко сказала я, будто оправдываясь за вторжение. — Не подскажете, где взять чашку или стакан и можно ведь пить воду из-под крана?

— Навесной шкаф справа от тебя. Да, тот, который над раковиной. И да, у нас вода из источника, смело пей, сколько хочешь. — Молли заметно мялась, будто желая что-то сказать, но не знала как начать.

— Я обычно не курю... — наконец решилась она, но, вновь замолчала. Ситуация убивала своей абсурдностью: взрослая женщина оправдывалась за курение перед, по сути, ребенком...

— Миссис Уизли, вы же понимаете, что не должны мне ничего объяснять? Это ваш дом, ваша кухня и ваши легкие. Если вы не хотите, чтоб о нашей встрече и ее, — я сделала неопределенный жест рукой, будто обобщая и сигарету, и дым, и слегка растрепанный вид хозяйки, и бокал с чем-то темным и явно алкогольным в ее руке,— обстоятельствах узнали ваши сыновья или кто-то из ребят — они о них не узнают.

— Да... спасибо... — ответила она и, вздохнув уставилась на предательницу-сигарету, которая продолжала дымиться в ее руке. — Не хочу подавать сыновьям плохой пример.

— Вы правда думаете, что наличие или отсутствие примера что-то изменит, когда мы говорим о близнецах? — спросила я. Миссис Уизли усмехнулась.

— Ну да, абсурдная идея. Хотя, с этими... никакая предосторожность не будет лишней.

— Я где-то читала, что немало детей из курящих семей не терпят сигарет именно потому что дома курили, и они очень не любили запах холодного дыма, пропитавший дом или руки их родителей.

— Возможно... хотя сейчас что-то менять все равно уже немного поздно, — усмехнулась она, и, без перехода, огорошила, спросив: — Гермиона, скажи мне честно, девочка, что ты думаешь о Джинни?

Как всегда, когда не особенно готов к вопросу, отвечаешь правду. У меня как-то само собой вырвался честный ответ:

— Я о ней не думаю.

Молли грустно усмехнулась и, покрутив в руках бокал, уточнила вопрос:

— Другого я и не ожидала, но я не об этом. Ты показалась мне достаточно честной и прямолинейной... Просто, — вздохнула она, будто подбирая слова, — понимаешь, мы слепы, когда речь идет о наших детях. Тем более детях выстраданных и долгожданных. А ты... Ты видела Джин со стороны. Непредвзято, без купюр и цензуры. Мне просто интересно твое мнение. Просто скажи, что ты думаешь о Джинни как о личности?

— У нее сильный и непростой характер, — пожала плечами я после некоторой паузы, — Она точно знает, чего хочет, и добивается этого.

— Так, давай без словесных кружев! — поморщилась женщина, — Если ты думаешь, что она — прущая напролом, избалованная и эгоистичная девчонка — так и говори.

У меня помимо желания, кажется, поднялась бровь. Вот чего не ожидала от мамы Уизли, так такого... Кашлянув, я, тем не менее, попыталась обойти скользкую тему:

— Ну... я бы не была так категорична. Мне просто показалось, что она, в отличие от мальчишек, привыкла к вниманию и привыкла получать то, чего хочет. Я не знаю, как повлияли на нее последние события, я даже представить себе не могу, через что ей пришлось пройти, и как это на ней сказалось...

— Да никак! — раздраженно выдала Молли и нервно затянулась, — никак на ней это не сказалось. Как была папиной принцессой, так и осталась. Постоянно выпендривается, выкаблучивается... думала, моя девочка, гордость и отрада хоть немного в меня пойдет... К сожалению от меня там маловато.

Молли будто сдулась и замолчала. Я неуверенно помялась на месте, не зная, что делать. Пить уже не хотелось. Хотелось слинять с кухни, притворившись, что курящая мать-героиня и наш разговор привиделись мне, как гусеница Алисе в зазеркалье.

Тем не менее, раз уж я сказала Молли, что пришла, чтоб попить, рациональная часть сознания требовала осуществить действие и потом уже откланяться.

Я достала чашку, и налила туда воды из под крана — чисто символически, глотка на два. Тем временем, мама Уизли, рассматривая что-то за окном, вновь заговорила. Медленно и тихо, будто сама с собой.

— Знаешь, не обращай внимания. Это просто брюзжание старой домохозяйки, — сказала она и добавила что-то неразборчивым шёпотом. Спустя еще минуту неловкой тишины, она продолжила: — Тебе еще рано об этом, но... если через несколько лет, когда ты начнешь интересоваться мальчиками, встречаться, и тебе вдруг покажется, что твой кавалер как-то недостаточно тобой восхищается... Вспомни мои слова: не ищи в избраннике сладкоречивое волшебное зеркало, согласное со всем, что бы ты ни сказала. Ищи надежное плечо, партнера, личность. Вы не всегда будете во всем согласны и поругаетесь не раз, но так лучше, чем быть матерью и детям, и мужу.

Я на тот момент, в принципе, была готова согласиться с чем угодно, лишь бы уйти от неловкой ситуации. Залпом проглотив воду, я поблагодарила Молли за мудрый совет, которому я обязательно последую, сразу после того, как высплюсь. И, прерывая все возможные продолжения разговора, пожелала хозяйке приятных снов и оставив чашку на раковине, ужом юркнула за дверь.

На следующий день, по устоявшейся привычке, я встала пораньше — все равно на новом месте спалось плохо — и отправилась на пробежку. Спускаясь по лестнице, я отметила, что ночные возлияния никак не сказались на мисс Уизли, которая, судя по звукам, уже привычно кашеварила на наш гарнизон проглотов.

Так и получилось, что я была первой, кто увидел бесшумно открывшуюся входную дверь и вошедшее в нее солнышко. Серьезно, в дверь вошли широкоплечие, остриженные почти под ноль, метр восемьдесят обаяния, заговорщицки улыбнулись и, приложив палец к губам, как просьбу не шуметь, с грацией большого дворового кота покрались на кухню. Спустя доли секунды после того, как за ним закрылась дверь, ее снова открыло, но в этот раз звуковой волной. Мама Уизли, похоже, была очень рада видеть одного из своих старшеньких.

А спустя ещё пару секунд входная дверь опять открылась, чтоб впустить на сцену новое действующее лицо.

Судя по всему, на улице шёл дождь. По Чарли в кожаной куртке это было не особенно заметно. А тут... Мне пришлось признать, что мокрые майки смотрятся неплохо не только на девушках. Подтянутые парни с хорошо прорисованной мускулатурой, облепленной тонкой материей, тоже способны произвести впечатление. Оценив предложенное зрелище, я подумала, что неделя у Уизли рисковала стать очень веселой.

— Привет, я Дэмиен, напарник Чарли.

— Привет, я Гермиона, учусь с братом Чарли в Хоге.

— Приятно познакомиться, — широко и как-то очень добродушно улыбнулся он.

— Взаимно, — улыбнулась я в ответ, — на улице дождь?

— Не, это нас над Ла-Маншем промочило, мы на мётлах летели.

— На метлах? Из Румынии? — изумилась я, — Это сколько лету по времени?

— Полтора дня с остановками.

— А, стесняюсь спросить, порталом не было бы быстрее?

— Было бы, кто ж спорит. Только стоят они как чугунный мост, да и в окрестностях питомника их никто не продает.

— Ясно...

— Чарли там? — кивнул он на кухонную дверь и, получив кивок в ответ, продолжил: — Ага… ну я пойду тогда, поздороваюсь. Ты на пробежку? Это хорошо. Завтра мы с тобой. И не только мы… Ну, увидимся ещё.

Коварная усмешка Дэмиана навела меня на мысль, что весело будет не всем. Но думать об этом было рано, поэтому, проводив взглядом парня, скрывшегося за дверью кухни, что спровоцировало очередной взрыв радостных возгласов со стороны мисс Уизли, я отправилась отрабатывать свои ежедневные пять километров.

Я была права: благодаря Чарли и его напарнику в Норе резко стало очень весело… По крайней мере двоим новоприбывшим. Что он сам, что Дэмиен были крайне колоритными персонажами. Во-первых, в отличие от виденных нами магов, для которых колдовство было так же естественно, как дыхание, эти двое магией практически не пользовались.

— Драконы очень чувствительны к человеческому волшебству. Видимо, сказывается подсознательная память о тех временах, когда именно маги их истребляли пачками либо ради славы, либо для обогащения. Хотя, одно другому не мешало, деньги от продажи туши на ингредиенты добавляли к славе звонкую монету, на которую той самой славой было намного веселее бахвалиться.

Чувствовалось, что эта тема у парней была больной и единожды начав рассуждать о ней, они становились как Лонгботтом, когда речь заходила о ботанике.

— Поэтому колдовать даже при знакомых драконах, тех, которых сам лично от скорлупы чистил, все равно не стоит.

— Инстинкт... — важно подняв вверх указательный палец, пояснил Рон, судя по всему, слушавший этот монолог не в первый раз.

— Именно, — солидно подтвердили драконологи.

Поскольку естественной средой обитания для драконов были горы, а магией пользоваться категорически не рекомендовалось, все работники питомника были весьма неплохими скалолазами. Впечатлившая меня мускулатура Дэмиена, которая, впрочем, как выяснилось, прилично уступала фигуре Чарли, была закономерным результатом ежедневных визитов к питомцам с подъемами на десятки метров. И это было не бездумно накачанное мясо, когда человек ходит, как пингвин, не в состоянии прижать руки к бокам из-за раздутых бицепсов, а именно органично развитая "сухая" мускулатура, на которую откровенно пускали слюни и девчонки и парни. Хотя и по разным причинам.

Во-вторых, постоянное лазание по скалам отразилось на их руках: ладони зачерствели и покрылись толстой жесткой коркой, которая, казалось, могла защитить владельца не хуже перчаток из драконьей кожи. Но легкости управления волшебной палочкой она, ясное дело, не добавляла. Дэмиен еще более или менее нормально смотрелся со своей черной красоткой с перламутровой окантовкой по рукоятке, а вот Чарли... в его ручищах тонюсенькая светлая до белизны палочка выглядела как зубочистка. Он прекрасно отдавал себе в этом отчет и, паясничая, держал ее исключительно элегантно отставив мизинчик. В сочетании с его лапищами, смотрелось это умопомрачительно забавно.

Как потом выяснилось, прибытием драконологов мы были обязаны брачному циклу питомника. Травмоопасный период ухаживания и борьбы лучших самцов за максимум самок, наконец, закончился и звери начали усиленно гнездоваться: обустраивали пещеры и готовились к радостным событиям. Учитывая, что даже человеческие женщины в период беременности, мягко говоря, непредсказуемы, к драконам в этот период лучше было не подходить. И, естественно, Чарли первым делом отправился домой. И естественно, неприкаянный напарник с радостью принял его приглашение присоединиться. К тому же, у Уизли их ждал десяток мелких, которых Молли пообещала им сдавать на поруки. Короче, вкусная еда, развлечение и издевательства над братьями меньшими и их друзьями. Что можно было еще желать для отпуска двух драконологов с хорошим чувством юмора?

По истечении недели в Норе, мы все совершенно свободно пользовались, как минимум, десятью новыми заклятиями, делавшими повседневную жизнь приятной и удобной. Мне особенно понравилось то, что помогало найти пару для носков. А еще мы научились вязать узлы: восьмерки и двойные восьмерки, страховать друг друга на спусках, лазать по блокам камней и становиться невидимыми в магическом поле. Последнее, естественно, только в теории, но драконологи очень подробно объяснили нам, как в процессе медитации приглушить собственное магическое излучение, чтобы стать максимально незаметным для всяких волшебных сущностей.

Следующими по списку оказались Финиганы. Те, не мудрствуя лукаво, вывезли наш караван-сарай к друзьям на конеферму. К радости девочек, драконологи, которых, похоже, завербовали, как дополнительную пару глаз для присмотра за нами, отправились с нами. Финиганы и их друзья учили нас обращаться с лошадьми и ездить на них, а драконологи продолжили курс физической подготовки.

Затем мы все вместе отправились к Лавгудам. Ксенофилиус запланировал для нас поход в лес, да не в абы какой. Нас ждал трехдневный поход по Каледонскому лесу, тому самому, где по легендам волшебники времен короля Артура оживили лесное войско.

Правда, сразу отправиться в поход не получилось. Мистер Лавгуд был замечательным человеком, но абсолютно и совершенно оторванным от реалий жизни. Собраться в экспедицию самому, в силу привычки не составляло для него особой сложности, но вот подготовить провиант и прочие необходимые мелочи на взвод недорослей было для него задачей практически невыполнимой.

Именно тогда мы особенно порадовались присутствию в нашей компании двух мускулистых нянек. Они споро взяли дело в свои руки и буквально за вечер организовали все необходимое.

Непредвиденная задержка в программе нашу компанию абсолютно не опечалила. А все потому, что в гостиной, являвшейся по совместительству спальней мистера Лавгуда, стоял громадный печатный станок… У нас загорелись глаза и мы слаженно, с добрыми и светлыми улыбками обернулись к папе Луны. То ли улыбки были не очень, то ли движение вышло слишком слаженным, но мужчина слегка побледнел и сделал пару шагов назад к двери...

С самого начала каникул мы, естественно, не забывали о нашем плане. Идея газеты для молодежи Великобритании не просто витала в воздухе. Каждый элемент нашего печатного издания уже был оговорен и не по разу. Да что там оговорен, по-моему, за каникулы мы успели раз по сорок переругаться и помириться из-за каждой мелочи, например, из-за формата, цвета, оформления, подбора авторов, рубрик, общего содержания и, самое главное, названия!

После длительных баталий и споров до хрипоты мы решили, что к концу лета в свет выйдет первое и, для начала, ежеквартальное издание журнала «Мой Мир». Содержание должно было быть условно поделено на пять частей: познавательную, спортивную, развлекательную, светскую и тематическую. Естественно, мы понимали, что писать все своими силами у нас не получится. Дело было даже не столько в отсутствии времени, вдохновения или способностей. Просто мы понимали, что чтобы понравиться максимуму разношерстного населения Хога, нашему журналу было позарез нужно разнообразие и абсолютно разноплановые статьи.

Поэтому неудивительно, что мы начали использовать каникулы и встречи со всевозможными представителями магического мира для вербовки авторов для нашего журнала. А началось все с…

* * *

— Просто признайся, ты издеваешься!

— И тебе здравствуй. Что в этот раз не так? — страдальчески вздохнула я и уставилась на парня, которого не видела уже пару недель.

— Ты вообще понимаешь, что такая эволюция личности неестественна?

— Эээээ…

— Как информативно! Слушай, просто обнадежь меня, это ты надо мной издеваешься. Из природной вредности, да? Ну скажи, что да!

— Да, если ты так настаиваешь.

— Слава Мерлину!

— Но, если ты хочешь услышать правду, то нет.

От взгляда Тома захотелось резко залезть под стол и уже там, в пыли и относительном комфорте, переждать бурю.

Тем временем он уселся на стул, продолжая мерять меня взглядом, как мясник свиную тушу.

— Да в чем проблема, можешь ты мне объяснить или нет? — прервав затянувшееся молчание, немного неуверенно спросила я.

— В чем дело? — Том побарабанил тонкими аристократическими пальцами по столешнице. — А тебя ничего не настораживает?

— Нет.

— Знаешь, когда мы познакомились, я думал, у тебя шизофрения. Или, что со мной разговаривает одержимый… или что вас просто несколько человек. Потом появилась ты. Ситуация была, мягко говоря, неординарная... и я решил, что... ну... странная на всю голову, бывает. Я и хуже видел. Вот только в тот первый раз, когда я тебя увидел, просто исходя из карты зрелости личности и ментального поля, я бы дал тебе лет восемнадцать — двадцать. Сейчас я спокойно дал бы тебе тридцать, возможно больше.

— Спасибо, Том, ты всегда знаешь, как поднять мне настроение.

— Да причем тут это?! Такое быстрое развитие НЕ нормально. А все, что ненормально, вызывает вопросы. А сторонний досужий интерес к тебе означает проблемы.

— Так вот какая она… — протянула я, склонившись к лицу Тома и вглядевшись ему в глаза.

Парень, отодвинувшийся было, нахмурил брови и придвинулся ко мне.

— Кто?

— Паранойя!

— Да чтоб тебя!!

После окончания года и наших долгих и серьезных разговоров, наши отношения вышли на новый уровень. Он не стал мне другом, по крайней мере пока… Но уже стал частью моей жизни. Мне просто понравилось сидеть в его личном Хогвартсе: разговаривать обо всем, и ни о чем, учиться всяким магическим хитростям, слушать его рассказы, что-то читать, придумывать, планировать.

Хотя, Тома, казалось, мало волновало, что там я о нем думала. Будучи деятельным, свободолюбивым молодым человеком, судя по всему, он сильно тяготился своим зависимым положением и стремился получить хоть какой-то контроль над ситуацией. И, похоже, он нашел выход. Он придумал себе роль и ответственно в нее вживался. К моему ужасу, судя по всему, он решил стать мне чем-то вроде старшего брата. По крайней мере другого объяснения, почему каждый раз, когда у меня возникала какая бы то ни было проблема или даже подозрение на проблему, он начинал вести себя по отношению ко мне, как всполошенная курица-наседка, а также покровительственному тону, часто проскальзывающему в его речах, у меня не было.

Вот и в тот раз я заглянула к нему на огонек, рассчитывая, что он объяснит мне подробнее принцип создания куколок заклинаний и их крепления к ауре, а он…

— Том, ну серьезно! Моя компания видит меня каждый день. Соответственно, какими бы радикальными ни были изменения, они их не заметят. А остальным до меня и дела нет.

— Быть скромной хорошо, когда на тебя смотрят. Чтоб произвести хорошее впечатление. Передо мной, пожалуйста, оставь этот цирк. Сама мне сказала, что тобой интересовался Малфой!

— Он старый и это было в прошлом году, — очень криво и глупо попыталась отшутиться я.

Под взглядом Тома, глаза как-то сами собой вернулись к столу, а в голову полезли мысли о строительстве бункера под оным.

— Ладно, извини.

— Проехали, как ты говоришь. Я даже, так и быть, не буду вспоминать о твоих индивидуальных занятиях со Снейпом, который вообще-то менталист.

— Не будешь, конечно, — буркнула я.

— Я все слышу.

— На то и был расчет, — вздохнула я, — Том, не нагнетай атмосферу. Неужто то, что ты собираешься предложить так плохо?

— Да нет, — как-то враз успокоившись и растеряв свой запал, ответил Том, — просто предложить мне нечего. Ты это ты. Такая, какая есть. И с этим уже, к сожалению, ничего не поделаешь.

— Не поделаешь… — эхом откликнулась я… — не поделаешь со мной... А если не со мной?

— В смысле?

— Том, странным по твоему мнению выглядит мое взросление. Но кроме тебя его никто не заметил! Знаешь почему?

— Пока не заметил! — недовольно отозвался парень, — потому что конец года выдался напряженный и...

— И это, конечно, тоже, но ты забываешь небольшую деталь! В моей компании девять человек. Девять подростков, которые уже год тренируются, медитируют, проводят психологические растяжки... И я более чем уверена, в ментальном плане, как и я, превосходят нормальный для их возраста уровень развития. Может быть я развиваюсь быстрее них, но на их фоне все равно не выгляжу феноменом!

— Хммм... — протянул Том, задумавшись.

— Ментальное развитие — не результат естественного роста или взросления. Это результат сознательной или бессознательной работы над собой. Такой, как та, что проводим мы. А теперь представь, что таких детишек не десять, а весь Хогвартс!

— И как ты себе это представляешь? Устроишь клуб медитаций? — скептически хмыкнул Том.

— Зачем напрягаться? У нас как раз с сентября в свет выйдет первое периодическое издание для дохнущих со скуки детей и подростков… Если дать детишкам эффективные техники в яркой и красочной обложке... помахать сочной морковкой перед носом…

Том хорошо разбирался во всевозможных ментальных тренировках, тактиках манипулирования сознанием — как чужим, так и своим собственным… а после того, как я притащила ему пару книг по психологии, всерьез подсел на Гюстава Лебона, Стэнли Холла и гуманистическую психологию.

В очередной раз появившись у Тома, я с легкой душой свалила к нему на стол подборку из книг по психологии и когнитивному стимулированию. В ту же кучу я надергала страниц из маггловского дамского глянца со всевозможными психологическими тестами и предложила Тому попробовать себя в качестве журналиста.

Так я и получила бесплатную рабочую силу для колонки «Ты — тот, кем хочешь быть».

* * *

— Боже, какие у вас сережки… — искренне восхитилась Лаванда гарнитуром миссис Патил.

— Ну что ты, милая, — приятным грудным голосом отозвалась индианка, — это так, поделка. Вот мистер Патил — он настоящий гений…

Меня передернуло при воспоминании о ювелирной части мастерской артефактора. Нет, что касалось выделки кожи и плетений из металла — он был бесспорно очень хорош…

Но, что касалось вкуса в области дизайна женских драгоценностей… Скажем так, даже Парвати признала правоту комментария Фэй по поводу выставки работ отца: «По-моему, мистер Патил в прошлой жизни был сорокой!».

Лично меня добила брошка-стрекоза, которой мастер явно особенно гордился. Даже заставил Парвати примерить ее, видимо, чтоб показать нам размах своего таланта. Эффект был достигнут прямо противоположный. Монструозное украшение размером с ладонь взрослого мужчины хвостом спускалась до середины живота подруги, а крыльями кокетливо прикрывало грудь. При дыхании стрекоза слегка двигалась, отбрасывая во все стороны слепящие отблески и создавая ощущение, что бедняжку собирается сожрать аляповатый драгоценный монстр.

Лаванда, которая умела заболтать кого угодно на любую тему, не растерялась. Она, с немеркнущей улыбкой и хваткой натурального бульдога, взяла миссис Патил в оборот.

— Да, но то — драгоценности, которые бесспорно станут украшением коллекции семьи. Их будут хранить и передавать по наследству…

— Особенно провинившимся… — шепотом прокомментировал Финниган, за что получил тычок под ребра от Парвати.

— … Но для повседневной носки они подойдут вряд ли. К тому же, в моду вновь начали входить украшения, сделанные своими руками, вот как ваши. Ах, я уверена, что все мои знакомые девушки просто передерутся за возможность узнать, как вы их делаете!

Дифирамбы лились рекой, не привыкшая к подобной похвале индианка краснела, а наша компания наконец-то поняла, к чему ведет Лаванда. Она нашла для нас автора для рубрики «Ателье юной волшебницы».

* * *

В общей сложности за лето до отъезда на базу ЮСПА в Лакано, мы завербовали пять человек, сами написали уже немало и готовились по возвращении в Англию приняться за верстку. Благо, мистеру Лавгуду очень понравилась наша затея и он уже предложил нам помощь в этом "благородном начинании".

Воспоминания о прошедшей части каникул не помешало нам с Луной совершить акт возмездия.

Я стояла над споткнувшимся и распластавшимся по песку Симусом, рядом показательно злорадно хохотала Лавгуд, изо всех сил стараясь с должным выражением договорить свою обвинительную речь. Поняв, что не справится, она просто с криком «и пришла тебе моя грозная мстя» накинулась на парня и принялась его щекотать.

Остальных мы уже отловили и изваляли в песке. Симус был последним и самым юрким. Загонять его пришлось всей толпой, которая, кстати, с гиканием неслась на выручку то ли Симусу, то ли Луне. Хотя, кто их знает, возможно, они просто хотели поучаствовать в куче-мале.

Горизонт резко качнулся, и вместо моря и истошно хохочущих Симуса с Луной перед глазами появилась ярко-синяя резинка шорт.

— Ну вот так и знал, что бесполезно ждать тебя в кафе, — совершенно невинно заявил парень и начал ленивой походкой удаляться с пляжа со мной, перекинутой через плечо, как ковровый рулон.

— Тони, поставь меня на землю!

— Еще чего! Нарвалась — получай! Я тебя трижды приглашал в кафе. Приглашал? Да! Ты соглашалась? Соглашалась. Ты хоть раз пришла? Даже с опозданием? Можешь не отвечать, вопрос был риторическим.

— Ну я... — попыталась было я вставить слово в обличительную речь.

— Сейчас сколько времени? — проигнорировав мои потуги продолжил парень, — Три часа дня. Где ты должна быть? На аллее Пьера Орталя. В худшем случае на подходе к ней. А ты? Ты в это время с гиканьем гоняешь по пляжу свою банду. Мне даже пожаловаться на тебя никому нельзя — засмеют! Так что, красивая моя, поздравляю, ты нарвалась. До выхода с пляжа будешь висеть мешком с картошкой. Сегодня наш последний вечер перед отъездом и ты просто не оставила мне другого выбора, кроме как взять дело и тебя в свои руки.

— Мои сандали и полотенце... — попробовала перевести внимание я...

— Взял, — ответили мне, сунув мои вещи мне под нос.

— Висеть вниз головой вредно для здоровья, — попробовала зайти с другой стороны я.

— Тебе не помешает. Кровь к голове прильет, может быть перестанешь забывать про назначенные встречи, — невозмутимо отозвался мучитель.

— Укушу, — попробовала поугрожать я.

— Валяй, только я сегодня в душ еще не ходил. Так что на твой страх и риск…

— Зараза, — констатировала я и, покорившись судьбе, извернулась, чтоб найти глазами свою банду, — через час вернусь, — крикнула я ребятам и, как могла, помахала рукой.

— До вечера не верну, — не замедляясь и перейдя на английский, внес поправку в мои планы Тони.

Я сидела, скрестив ноги по-турецки, на парапете набережной и мусолила в руках безнадежно остывший огрызок блинчика с Нутеллой и бананом. Уже минут десять я поглядывала на него и со вздохом оставляла на потом…

Дело было не в сомнительном вкусе, нет, с этим-то все как раз было в порядке… Тесто было пропеченным, а начинка — щедрой. Просто я пообещала себе, что сбегу, как только доем. Но вот незадача: сбегать не хотелось совершенно.

Из ресторанов и кафе, компактно облепивших фасады домов, которые выходили на набережную за моей спиной, неслась приглушенная мешанина из множества мелодий и песен, в которую на удивление гармонично вплетались крики чаек, шум волн и смех прохожих и поздних купающихся, никак не желавших уходить с пляжа.

Я умиротворенно вздохнула и прищурилась, всматриваясь в богатую палитру оттенков, переходящих от темно-фиолетового к красному и светло-оранжевому, которыми закат щедро раскрасил небо и океан. Легкий теплый ветер с запахом соли и йода добавлял очарования.

Мне было хорошо, тепло и спокойно. На душе было радостно и одновременно немного грустно. Совсем скоро мне предстояло вернуться в наше бунгало и собрать пожитки, чтобы утром следующего дня запрыгнуть в машину и двинуться в обратный путь…

— Я тоже буду скучать, — слегка толкнув меня плечом, заверил Тони.

— А кто сказал, что я буду? — максимально безразлично пожала я плечами.

— Ну да, скука требует времени, которого тебе никто не даст, — покладисто отозвался, парень, — а я буду. Вот как сегодня вернусь в бунгало так сразу и начну. Чтоб не откладывать в долгий ящик.

Я усмехнулась и со вздохом откусила микро-кусочек от блина.

Тони, появился в моей жизни на третий день после приезда в Лакано. Но обо всем по порядку.

Будто пытаясь максимально выбить нас из колеи, наш каникулярный марафон радовал контрастами назначений и развлечений. Из Каледонского леса нас, потрепанных и прокоптившихся у костров, выкинуло во внутренний дворик Патилов. Не знаю, кто был в большем шоке: мы, попавшие из леса в драпированную шелком, богато-украшенную и пахнущую пряностями восточную сказку, или хозяйка дома при виде частицы леса килограммов на двадцать, которую, в качестве грязи на обуви, мы принесли к ней на ковер .

От Патилов нас, надышавшихся благовониями, с горой полумагических поделок, которые мы, как хомяки, рассовали по карманам, закинуло в Лондонскую резиденцию Данбаров.

Вот тогда-то мы и выяснили, что папа Фэй сговорился с моими родителями и готовился отправить наш табор в школу серфинга ЮСПА*.

Мои родители изначально, как и все жители столиц, чисто на рефлексе, думали устроить нам прогулки по Лондону. Благо, за время жизни на периферии столицы они настолько натренировались на постоянно заезжающих друзьях и родственниках, что вполне могли бы профессионально водить экскурсии. По крайней мере по особенно знаковым и туристическим местам.

Другое дело, что для них посещение что Тауэра, что Биг Бена, что просто какого-нибудь туристического района, было настоящей каторгой. Толкучка, туристы, вопящие, вечно носящиеся и ничего на своем пути не замечающие дети… Как говорила Эмма: столицы могут любить только те, кто в них не живет. Несчастные родители готовились принести в жертву свой летний отпуск, посвятив его пятисотой по счету прогулке по «обязательной программе». Лето, смог, пробки, общественный транспорт и банда подростков для выгуливания… А ведь было еще и одно существенное обстоятельство: они понятия не имели, как расселить десять подростков на ограниченной жилплощади их квартиры.

Они ломали головы так и эдак, но тут спасителем с бутылкой бренди и предложением, от которого невозможно было отказаться, появился папа Фэй.

Времени на то, чтоб развлекать детишек, у мистера Данбара не было. Особого желания, похоже, тоже. Поэтому в один прекрасный день он возник на пороге квартиры моих родителей с заманчивым предложением скооперироваться и обойтись малой кровью в нелегком деле организации досуга для десятка тинейджеров.

Предложение отправить нас куда подальше — ну, то есть в специально для этого предназначенное место — обрадовало Эмму, а бутылка бренди и подчеркнуто деловой подход к вопросу — Дэна. Перебрав с дюжину вариантов, родители решили, что лучшим выбором будет спортивный лагерь во Франции.

На самом деле, эта идея была гениальной: мои родители могли отдохнуть и наведаться к мами Мими, отец Фэй — решить какие-то свои вопросы с коллегами с континента и спокойно продолжить заниматься делами. При этом не надо было ломать голову, чем нас занять и как за такой оравой уследить. И если Финниганы намучились, пытаясь объяснить хозяевам фермы странности нашего поведения, реакций или значения непонятных магглам слов, то в другой стране проблема таких "странностей" решалась сама собой. Ведь французы, кроме багетов, круассанов и любви к лягушачьим лапкам, всегда славились своим абсолютным и полным отсутствием способностей и желания говорить на иностранных языках.

Сказано — сделано.

Для начала всех ребят не-маггловского происхождения потащили покупать всякие пляжные принадлежности и одежду. Надо сказать, что с немагической модой ребята уже познакомились и чувствовали себя практически так же уютно в джинсах и шортах, как в мантиях. Но вот когда дело дошло до плавок и купальников… По сути скучное мероприятие превратилось в натуральный балаган.

Сначала Луна мертвой хваткой вцепилась в слитный купальник психоделической расцветки, только что не приговаривая: «моя прелесть». Несмотря на то, что ее размера в магазине не было, а бретельки самого маленького купальника из доступных на складе постоянно норовили слететь с ее покатых плеч, Лавгуд ни в какую не соглашалась примерить что-нибудь другое и отказывалась даже смотреть в сторону остального ассортимента. Мало того, примерив купальник, она наотрез отказалась снимать красивую тряпочку, и Эмме стоило прорвы нервных клеток убедить ее хотя бы надеть на свежекупленный кошмар верхнюю одежду.

— Но его тогда никто не увидит! — запротестовала Луна.

— И слава богу! — не выдержала Эмма. — У меня нет желания проверять прохожих на латентную эпилепсию — добавила она про себя.

Разобравшись с одной проблемой, мама, было, вздохнула с облегчением, но вскоре поняла, что рано радовалась. После Луны ей пришлось лететь на помощь Фэй и Парвати. Те осторожно, двумя пальчиками, как дохлых мышей, поднимали на уровень носа яркие клочки материи на тесемочках, рассматривали их, как монашки — Плейбой, и с ужасом в глазах кое-как возвращали на полки.

С такими скоростями выбор пляжных костюмов рисковал растянуться на неделю. Серьезно, то, какими глазами девчонки смотрели на купальники, можно было легко снимать для иллюстрации к слову «шок». И это долго могло бы служить источником всевозможных подколок.

Если бы не Невилл.

Дэн, большой любитель бассейнов, не глядя, сунул Лонгботтому плавки вместо куда более уместных пляжных шорт. Да не абы какие, a маленькие, ярко красного цвета с ослепительной белизны бечевками… Из разряда тех, что обтягивали настолько, что оставляли крайне мало пространства для воображения. Парень был в шоке, но показывать свое несогласие постеснялся и, собрав силу воли в кулак, мужественно поплелся в примерочную.

Забегавшаяся Эмма в это время подловила Дэна за попыткой вручить такой же кошмар, но ядовито-зеленого цвета, Гарри. Она, в отличие от мужа, более-менее разбиралась в подростковой моде и прекрасно знала, что тинэйджера за подобный наряд как минимум засмеют. Поэтому, вырвав из рук флегматично настроенного Поттера подсунутый Дэном ужас, вручила парню более подходящие для нашего возраста и оказии шорты.

Узнав, что Дэн спровадил Невилла мерить похожий ужас, она, не глядя, схватила другую пару и полетела к кабинкам. Надо отдать ей должное, даже озверев с юными магами, она не забыла постучать. Она даже спросила, примерил ли Лонгботтом плавки…

— Да, вот как раз на мне… — неуверенным слабым голосом донеслось из кабинки.

А дальше случилось непоправимое. Эмма сунула голову за занавеску, чтоб оценить, как сел размер, и одновременно предложить другой вариант. Пару секунд ничего не происходило, но вот Невилл оторвал взгляд от красного кошмара и, подняв глаза, осознал что у его позора появился свидетель…

Я думала, что побить рекорд Лаванды в день встречи с Красавчиком было нереально. Я заблуждалась. Оказывается, Невилл на пределе эмоций переходил на фальцет и мог легко взять верхнее "ля"…

Короче, из магазина Эмма выходила красная, как рак, бормоча под нос, что если она еще хоть раз… И что-то явно очень доброе про магов.

После интенсивного блиц-набега на маггловские магазины спортивной направленности мы упаковали чемоданы, забрались в арендованный по случаю мини-вэн, больше похожий на микроавтобус, и поехали навстречу океану, солнцу, волнам и прочим приключениям.

В ритм жизни в лагере мы влились быстро и без особых проблем. Рано вставать сонь приучили драконологи, после Каледонского леса вернувшиеся к Уизли. Никакой магии, затейники просто рисовали проспавшим усы, бороду или очки, а потом все равно будили и в таком виде вели на пробежку. Поэтому с тем, чтобы явиться на завтрак, потом разобрать доски и костюмы и по холодку гуськом двинуться на пляж, для нас никаких проблем не было.

Другое дело, что как бы ни гоняли нас Чарли и Дэмиан, к такому мы готовы не были.

Вот уже второй день наши занятия начинались с тренировок на суше. Для начала нас заставляли разогревать мышцы в нескольких упражнениях рудиментарной аэробики. Потом мы раскладывали доски на песке и с пол часа, как идиоты, прыгали на них из позы лежа в позу раскоряченной утки. И уже потом браво заходили в воду в надежде научиться «ловить волну».

— А они оптимисты, — охарактеризовала инструкторов добрая Фэй к концу первого занятия, потирая ноющие мышцы плеч…

Беда была в том, что чтоб ту волну поймать, для начала надо было догрести до того места, где ее нужно было ловить. А это значило — грести, лежа на плоской доске в условиях метровых и выше волн.

Кто пробовал, тот знает это волшебное чувство, когда волна подкидывает доску, которую ты по глупости держал в руках, прямо тебе в лицо; когда накрывшая тебя с головой масса воды сбивает с ног и закручивает, как в стиральной машине. Это "чудное" ощущение, когда, выныривая и отплевываясь, получаешь по голове или другой части тела выпущенной из рук доской… Это, конечно, приятных ощущений не вызывало. Но так ты, по крайней мере, мог быть уверен в местоположении этого орудия пыток. Ведь чертов спортивный инвентарь могло просто снести в сторону. И прыгай потом на одной ноге, когда другую, элегантно пристегнутую к Биковскому лонгборду, тянет черт знает куда! Но лучший момент, бесспорно, наступал, когда, наконец, собрав себя и доску в кучу, ты оборачивался к океану, полный решимости одолеть все трудности… только чтоб осознать, что у той волны, которой тебя только что накрыло, есть старшая сестра и она вот-вот снесет тебя к чертям собачьим.

Тем не менее, надо отметить, что некий прогресс все таки был, и на втором занятии Симус, Гарри и я таки прокатились пару раз с ветерком до пляжа. О том, чтобы использовать технику прыжка в позу раскоряченной утки и встать на доске, и речи пока не шло. Но уже это для нас было потрясающим достижением и мотивацией продолжить попытки.

Короче, в тот день мы были окончательно вымотаны и валялись тюленьими тушками на пляже, лениво наблюдая за игрой в волейбол. С десяток парней из нашего лагеря устроили турнир. Понять, как их вообще хватило на то, чтобы встать на ноги после штурма океанских просторов, мы, хоть убей, не могли.

Наши мальчишки присматривались к развлечению, явно прикидывая про себя, стоит ли пробовать научиться. У девчонок же, похоже, был другой интерес. Подающий из ближней к нам команды был на диво хорошо сложенным блондином. Выгоревшие на солнце волосы в сочетании с загорелой кожей смотрелись весьма и весьма неплохо. А огромное количество разноцветных плетеных браслетов на запястьях и подвеска из акульего зуба на шее довершали привлекательный и колоритный образ.

Парень явно знал, что хорош собой, и красовался. По крайней мере пытался. С другой стороны сетки, с многообещающей усмешкой, на него смотрел очень высокий темноволосый парень. За последние полчаса он не только играючи остановил все атаки красавчика. Он отбивал и, со снайперской точностью, один за другим, заколачивал мячи вблизи от блондина. Причем его подачи отличались такой скоростью и силой, что будь я на месте красавчика, послала бы и счет, и игру к черту, но конечности подставлять под снаряд не решилась бы.

Блондину манкировать своими обязанностями игрока, видимо, не позволяла гордость. И несмотря на то, что он не бросался «поднимать» все подачи, когда мяч летел четко в него, подставлял-таки под снаряд ногу или руку… Количество встреч тела с мячом можно было легко подсчитать по количеству ярко-красных круглых отметин на коже.

Когда мяч в очередной раз пушечным ядром врезался в песок в сантиметрах от ноги блондина под одобрительные крики команды соперника, парень взбеленился. Разразившись отборной бранью на французском, он потребовал у противника либо соразмерять силы, либо выйти из игры.

— Что такое, малыш, — ухмыльнувшись ответил темноволосый, — тебе не нравится, как я играю?

— Не смей так меня называть! — выбесился блондин, — И это не игра, ты банально пытаешься меня покалечить!

— Я пять лет играю в волейбол. Полу-профессионально. — снисходительно отозвался брюнет, — Хотел бы покалечить — покалечил бы.

— Так народ, вы как хотите, но я с этим больным играть не буду! — вздернув нос, озвучил ультиматум парень.

— Нас десять человек, Маню. Если уходит Антуан — ты уходишь тоже, — уперев руки в боки, отозвался мелкий рыжий парень из команды долговязого.

— Вы достали вашими разборками!

— Мы будем сегодня играть?!

— Слушайте, выясняйте отношения где-нибудь в другом месте, а? — возмутились остальные игроки, не желавшие прерывать развлечение.

Брюнет пожал плечами, будто намекая, что он тут вообще ни при чем, но раз уж его так просят…

— Ладно, но тогда мы меняемся местами, — безапелляционно постановил блондин и двинулся на ближний к сетке левый край, видимо посчитав, что там будет по-спокойнее.

— Да что ты под сеткой сделаешь? — возмутился парень, занимавший место, облюбованное жертвой долговязого, — Я выше тебя, я здесь полезнее! Не мути воду, а? Что ты, как девица?

— Много роста не значит много мозга, — обиженно отозвался тот, — а вообще, к чертям все — играйте как хотите, без меня!

И, добавив еще пару не слишком литературных фраз, блондин, задевая плечами попавшихся на пути парней, двинулся с пляжа.

— Красивый язык, — мечтательно вздохнув, протянула Лаванда, не понявшая ни слова из обмена любезностями, свидетелями которого мы стали.

— Ага, как голуби покурлыкали, — неромантично прыснул Финниган.

— Они поругались? — неуверенно спросил Гарри.

Я быстро перевела диалог и объяснила ситуацию. В это время, под недовольные возгласы желавших продолжить игру, Антуан подхватил полотенце, висевшее на краю сетки, и двинулся к воде. Рыжий парень, вставший ранее на его защиту, тоже с независимым видом ушел с площадки. Остальные попытались было поиграть просто в кругу, но вскоре им это надоело и они разбрелись кто куда.

За ужином противостояние титанов продолжилось. Местный бомонд разделился на два лагеря. Одна его часть активно поддерживала Маню, вторая — Антуана. Пока противостояние было в стадии холодной войны, но было понятно, что одной искры хватит, чтоб все полетело к чертям.

Посреди этого напряжения островком спокойствия замерла наша компания, которая, благодаря языковому барьеру и моему искреннему безразличию к этой мышиной возне, никоим образом не принимала участия в противостоянии.

Уминая поданные на ужин мергезы, зажаренные на барбекю, Дин вернулся к своей любимой теме. На конеферме он познакомился с шестнадцатилетним Диком, сыном друзей Финниганов. Этот парень, застрявший в переходном возрасте, был ярым сторонником анархии. Надо сказать, что при этом он был довольно начитан, неглуп и умел рассказывать так, что волей-не-волей, даже будучи абсолютно с ним несогласен, ты почему-то его слушал... А уж Дин, бунтарь по натуре, вообще забывал про все и слушал парня разве что не с открытым ртом. Это явно льстило Дику, и перед внимательным слушателем он разливался соловьем: долго и неудержимо. И естественно, рассказанное нашло горячий отклик в сердце нашего друга. С тех пор любой разговор в какой-то момент съезжал на тему политики вообще и анархии, как высшего проявления свободы, в частности.

— Что ни говорите, политика — гиблое дело! Даже эта их демократия, ну помните, Эмма рассказывала... — сел на любимого конька Дин.

Лонгботтом, вспомнив об обстоятельствах разговора — машине и дороге — позеленел и отодвинул от себя тарелку с ужином. На втором километре пути у бедняги открылась морская болезнь и острая непереносимость машин в целом и запаха бензина в частности. Поначалу мы жалели друга, но под конец пути, изобиловавшего остановками и неприятными неожиданностями, мы начали жалеть себя.

— Принцип-то неплох, кто спорит: у каждого жителя есть право голоса, который он использует, чтобы выбрать тех, кто будет в ответе за то, что происходит в стране. Вот только по какому принципу определяются те, кому это право голоса дать. И из кого выбираются те, кто будут управлять?

— Все лучше, чем у нас! — не поддержала друга Лаванда, — когда те, кто принимают законы, кажется, никакого понятия о тех для кого они эти законы придумывают, не имеют!

— А мне мистер Стиллнесс не показался оторванным от жизни, — мечтательно протянула Фэй, явно вспоминая встречу со впечатлившим ее магом у Лонгботтомов.

— Да он-то тут при чем, кроме того, что в министерстве работает? Вы вообще поняли, как принимаются законы?

— Ну, разрабатывают и предлагают тексты в министерстве, а заверяет и выпускает Визенгамот… — понизив голос, с вопросительной интонацией, неуверенно отозвался Рон.

— Вооооот! — довольно протянул Дин, — А как и кем они отправляются на рассмотрение? Как вносятся поправки? И, опять же, кем? И как в эту теплую компанию попасть?

— Ну давай уже, переходи к любимой теме, — отозвался Финиган, — да пребудет анархия!

— Таки да, — воинственно вздернув подбородок отозвался Дин, — нет лучше системы, чем отсутствие системы!

Позади послышался смешок. Обернувшись, в полуметре от нас я заметила давешнего высокого темноволосого парня. Но тот, казалось, был поглощен разговором с мелким рыжим. Решив, что говоря по-английски во Франции, все равно не стоит при маглах обсуждать Визенгамот, я поспешила сменить тему.

— Анархия невозможна, Дин, забудь. Человек — стадное животное, предназначенное для жизни в обществе. А когда вместе собирается как минимум два человека, появление системы неизбежно. И если эта система незаметна со стороны, это не означает, что ее нет. Все в мире подчиняется определенным законам и логике. Даже животные, которые над такими вопросами не задумываются. Возьмем например моего любимого анархиста.

— Это с чего это он любимый? — притворно возмутилась Лаванда.

— Да я не о Дине, я о панде.

— О ком — о ком?

— Панда. Это такой китайский медведь.

— Медведь — анархист?

— Ага! — улыбнулась я, порадовавшись легкости, с которой получилось отвлечь внимание компании, — Потому что Дин может сколько угодно рассуждать о политике и системах...

— ...Если не заткнуть, — многообещающе уточнил Симус.

— Но, по сути, это всего лишь мнения. Которые, к тому же, со временем поменяются. Вот и наш дорогой бунтарь лет через десять — двадцать, найдет себе работу, жену, — на этом моменте собравшийся было что-то вставить Дин поперхнулся, — и что там от его убеждений останется? Так что это не пример. Если уж искать анархистов, то среди тех, кто идет против системы не из-за идей. Из тех, чье существование само по себе ставит систему под вопрос. Именно поэтому панда для примера нам подойдет куда как лучше!

— Это еще почему?

— Потому что если смотреть только на внешние признаки, ее существование противоречит теории эволюции!

— Теория эволюции — это та, которая утверждает, что человек произошел от обезьяны? — с трудом вспомнила Парвати. — Самая большая глупость, которую я когда либо слышала.

— Хотя, если присмотреться... — ехидно протянула Фэй, картинно уставившись на густо заросшие черным подшерстком ноги сидящего неподалеку парня под сдавленный смех проследившей за ее взглядом компании.

— Это всего лишь одна из частей теории. А суть там заключается в том, что каждое животное приспосабливается к своей среде, чтоб увеличить свои шансы на выживание. Один и тот же вид птиц, например, если будет жить в очень разных условиях, где для того, чтобы добыть пищу нужны разные формы клюва, адаптируется. Каждый вид — по-своему и к своим условиям. И через много лет и поколений принадлежавшие одному виду птицы станут абсолютно непохожи друг на друга.

— Пока логично и понятно, — отреагировал Гарри.

— Все, кроме того при чем здесь китайский анархист, — уточнил Дин.

— А вот китайский медведь-анархист всем похож на обычного медведя. Строение тела, когти, челюсти — у него все признаки хищника. Только ест он исключительно растения, причем, только один вид.

— Ну нравится ему, может быть, — легкомысленно откликнулась Лаванда.

— Да вряд ли так уж и нравится, — отреагировала я, — ведь его желудок, как оказалось, на переваривание растений не рассчитан. Это как если бы… Скажем, Рон начал питаться исключительно сырой картошкой.

Уизли перекосило.

— Ладно, не картошкой. Рон, огурцы любишь?

— Ну… я конечно сырую картошку не пробовал, но, думаю, огурцы мне нравятся больше… — осторожно ответил парень.

— Пусть тогда будет огурцами, — щедро предложила я.

— Не выдержит, — авторитетно заявил Финниган.

— А ты еще представь, сколько ему тех огурцов съесть придется, чтоб наесться!

— В старой доброй Англии столько не вырастет, — хохотнул Симус.

— Во-от, а ты представь, что он только их есть и может и вдруг ни с того ни сего они раз и кончились, — подкинула я еще одно ограничение.

— И что, они тогда с голоду помрут? — удивился Рон. Я скорбно кивнула.

— Бедняжки, — посочувствовала Лаванда.

— Знаешь, по-моему, твоя панда — не анархист, — покачал головой Симус, — а идиот животного мира!

— Не скажи! Идиоты в животном мире не выживают.

— Ну и в чем тогда невидимая на первый взгляд логика эволюции панды? — вопрос пришел не от моих друзей. Он прозвучал из-за спины, довольно приятным голосом с легким французским акцентом.

Обернувшись я увидела того самого брюнета. Он оседлал стул задом наперед. Сложив руки на спинке и примостив на них сверху подбородок, он явно удобно устроился и уже давно слушал наш разговор.

— Извини, что влез в ваш разговор, просто мне и правда интересно, — с улыбкой прервал затянувшуюся паузу парень.

— Ээээ… Того растения, которым питаются панды, в Китае в избытке, и кроме них его никто не ест. А чтобы того, что они едят, хватало, панды изменились не внешне, а внутренне. У них медленнее бьется сердце, они меньше двигаются и больше спят. Так что, несмотря ни на что, они отлично приспособлены к своей среде.

— Забавно… — сказал парень, не отрываясь глядя мне в глаза. — Я Антуан… Марк Антуан. — и протянул руку.

— Бонд. Джеймс Бонд, — на автомате ответила я.

— Но если логика всегда есть, что ты скажешь об утконосе?

Как-то так, слово за слово мы и разговорились. Антуан или Тони оказался отлично подкован в зоологии, биологии, истории и был очень интересным собеседником.

Ужин закончился и плавно перетек в дискотеку. Моя компания, уставшая слушать наш нескончаемый диалог, не имея возможности деятельно в нем поучаствовать, разбрелась: кто — на пляж, кто — участвовать в бешеных плясках под хиты сезона… Только мы с Тони этого не замечали. Мы наслаждались интересным разговором: то гадая, зачем Черчилль во время второй мировой войны потребовал от Австралии прислать в Англию живого утконоса, то строя предположения о том, почему в процессе эволюции человечество избавилось от шерстяного покрова.

Очнулись мы, когда поняли, что вокруг как-то необычно тихо. Вечерние развлечения закончились и все разошлись спать. Тони проводил меня до бунгало и на прощание по французской традиции потянулся поцеловать меня в щеки. Помятуя о традиции, я потянулась навстречу…

Проблема была в том, что я не знала, с какой щеки начинать и сколько раз целовать.** В итоге я замялась, не зная, что делать, чем и воспользовался Тони. Он просто обнял мое лицо руками и медленно и довольно нежно поцеловал сначала правую, потом левую щеку…

И вот тогда, впервые с момента слияния, ледяная корка, державшая под замком все мои чувства, дала трещину. Щекам стало жарко от смущения и я, пожалуй, излишне поспешно, сбежала, чуть не снеся дверь.

На следующее утро на веранде перед входом в бунгало лежал маленький букет из ромашек…

В следующие дни Тони постоянно был где-то поблизости. Предупредительно помогал на занятиях, таскал мне булки на полдник из столовой… Каждое утро на веранде меня ждал новый букет из диких цветов. Девчонки театрально вздыхали, далекие от романтики парни доставали глупыми шутками. Я же… Я искренне не знала, как на это все реагировать. Когда я осознала, что из-за Тони мой ледяной панцирь трещит по швам, мне почему-то стало страшно и неуютно. Поэтому я хваталась за любую возможность, чтоб не оставаться с ним наедине: обгоревшая спина Рона, которую срочно надо было смазать специальной мазью; помочь расплести и промыть дред-локсы в которые превратились волосы Луны; найти подходящий крем и обработать им ожог после встречи шеи Невилла с медузой… Все шло в ход!

И у меня даже получалось. До последнего дня, когда меня внаглую украли с пляжа, унеся ковровым рулоном на плече. И я сдалась. Просто отпустила ситуацию и получала удовольствие от происходящего.

На самом деле, мне до сих пор сложно описать тот вечер, потому, что он был идеален. Вместе общего «пошли», «сделали» память подсовывает оглушительно-яркие картинки отдельных моментов… Вот неожиданно и естественно он взял меня за руку… Вот мы едем на велосипеде: я не слишком удобно примостилась на руле, а он, подначивая, предлагает раскинуть руки и представить себе что я лечу… Я резонно отвечаю, что, если отпущу руль, то воображение мне не понадобится: я ласточкой улечу в ближайший куст. И в качестве ответа я чувствую его шепот мне на ухо: «не бойся, я не дам тебе упасть».

Из воспоминаний в реальность меня вернул Тони, накинув свою рубашку мне на плечи.

— Что-то ветер прохладный подул, — пояснил он.

— Да… и снег, кажется, собирается, — с готовностью отозвалась я и скосила глаза на плечо, которое, кроме рубашки, накрывала его рука. Мой грозный взгляд ни коим образом не впечатлил ни Тони ни его руку, даже наоборот... Парень ехидно улыбнулся и начал легонько, еле ощутимо, кончиками пальцев скользить по коже, вырисовывая какой-то затейливый узор. Было щекотно, странно, но как-то уютно и приятно...

— Вполне возможно, — с серьезным видом отозвался он, — мне абсолютно не нравится вон та туча.

— Зря ты так, туча, как туча, ну похожа на жабу в профиль — так это не показатель.

Все время разговора парень смотрел мне в глаза… пристально, с полуулыбкой на губах... Когда я начала рассуждать о тучах, их формах и, потенциально, количестве снега летом, которое эти тучи могли бы принести, его лицо начало приближаться к моему. Медленно, постепенно и как-то неотвратимо. Я, как загипнотизированная, не могла оторвать взгляда от его глаз… Его рука, обнимавшая мои плечи, поднялась на затылок, пальцы приподняли распущенные волосы…

— А у тебя весь нос в веснушках… — прошептала я.

— А у тебя в глазах зеленые крапинки, — шепнул он в ответ…

— Что?... — еле слышно отозвалась я, не вполне осознавая, что именно он сказал.

— Золотые и зеленые крапинки в радужке. Так красиво… — прошептал он в сантиметрах от моего лица.

Сказанное медленно, но верно достучалось до моего сознания. Крапинки. Цветные. В темно-коричневых, шоколадного цвета глазах… Их там не было и быть не могло… Раньше.

— Твою мать…

— Что? — рассеяно отозвался Тони, преодолевая последние сантиметры, разделявшие наши губы.

— Мне пора, — выпалила я, резво повернув голову так, что в итоге поцелуй пришелся куда-то в район уха.

— Нда… — протянул Тони, потер лицо руками и рассмеялся, — это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Извини, но мне правда надо идти, — пробормотала я, слезая с парапета.

— Да понял я, понял, — отозвался Тони, но вместо того, чтоб попрощаться, притянул меня к себе. Я стояла прижатая спиной к груди парня, его руки крепко и надежно обнимали меня за плечи, — Значит так. Сначала мы идем ко мне. Ты мне пишешь свой адрес и обещаешь отвечать на мои письма. Как минимум раз в месяц. Тогда я, так и быть, тебя отпущу, даже провожу.

— Хорошо, обещаю, — отозвалась я. По-моему я тогда могла пообещать что угодно, лишь бы по-быстрее добежать до моего бунгало, найти зеркало и попытаться осознать, насколько все плохо…

* * *

— О, вот и наша русалка наконец-то сподобилась объявиться!

— У нас проблема, — с порога обрадовала я.

— Что случилось? — тут же растеряв всю веселость, спросил Том.

— Мои глаза.

— А что не так?

— Они меняют цвет. Раньше были темно-коричневыми. Сейчас...

— Да, я заметил. В принципе, пигмент темных глаз имеет свойство... назовем это "выцветать". Правда чаще всего это начинается позже и не происходит так быстро...

— То есть у этого могут быть естественные объяснения? Мне не надо срочно пытаться придумать какую-нибудь белиберду, чтобы это как-то обосновать?

— Думаю, нет. Понимаешь, в магическом мире внешность — понятие крайне абстрактное. С помощью зелий, заклятий, проклятий и так далее, можно изменить практически что угодно: от формы зубов до цвета кожи и вплоть до роста. Некоторые методы изменения внешности, например Оборотное зелье, имеют временный эффект. Другие, например, заклятия, особенно, если применять их одновременно с принятием специально подобранных зелий, будут иметь эффект постоянный. Так что, исторически, маги на внешность обращают мало внимания. Хотя, есть детали, которые обуславливаются магической практикой. Например, красный отсвет в глазах. Он часто обусловлен практикой магии на крови. Вот его заметят. В твоем случае — вряд ли кто-то вообще обратит на это внимание.

— Фух — шумно выдохнула я, — успокоил.

— Ну, раз успокоил, иди сюда, у меня статья готова. А потом ты мне сделаешь четыре куколки Протего, а то разленилась совсем!

* * *

В кабину парома, на котором мы пересекали Ламанш, влетела здоровенная светящаяся птица, похожая на кондора.

— Мистер Данбар, вы сможете аппарировать ребят в поместье? — голосом леди Лонгботтом спросила птица.

Означенный мистер в этот момент расслабленно читал газету в кресле и никого никуда аппарировать явно не планировал. Удивило ли мужчину это сообщение понять было невозможно, так как на его лице не дрогнул ни мускул. Он просто совершенно спокойно отложил журнал и достал из рукава черную резную палочку. Резкий росчерк — и в кабине вместо исчезнувшей птицы появился сверкающий лис. Величественно осмотревшись по сторонам, он запрыгнул на подлокотник и чуть склонил голову к мужчине. Получив указания, лис так же неспешно и величественно спрыгнул с кресла и потрусил в направлении иллюминатора.

— Быстрее, — не глядя в сторону животного прокомментировал мистер Данбар.

Лис недовольно оглянулся и одним прыжком вылетел из каюты.

Заметив, что все взгляды повернуты в его сторону, мистер Данбар чуть поднял бровь, обозначив свое отношение к нашему любопытству.

— Вы видели и слышали то же что и я.

— Лично я ничего не слышал и не видел, — уязвленно отозвался Дэн.

— Простите, постоянно забываю... Патронуса могут видеть только маги... — папа Фэй, — Леди Лонгботтом прислала вестника, сообщившего, что, по неизвестной мне пока причине, необходимо, чтобы вы, дети, как можно скорее отправились в Лонгботтом-мэнор. Я не знаю, чем вызвана спешка, но в любом случае, перенести на такое расстояние столько народа я не смогу.

— Вестника, значит... — недовольно протянул Дэн, болезненно воспринимавший свою беспомощность, когда речь заходила о каких-то чисто магических вопросах.

— Фредерик, загвоздка не только в этом. С корабля должно сойти столько же людей, сколько на него поднялись. Иначе возникнут никому не нужные вопросы, — вступила Эмма.

— Это решаемо, — отозвался отец Фэй.

— Если можно обойтись без вмешательствa в сознание людей — я бы предпочел, чтоб мы так и сделали… — напряженно обозначил свое мнение Дэн.

— Хорошо, — выдержав паузу и оглядев отца с ног до головы, отозвался мистер Данбар.

В кабине не хватало Симуса, Лаванды и Рона. Все остальные притихли, как мыши под веником и переглядывались, гадая, что случилось и чем нам это грозит. Только мистер Данбар продолжал, как ни в чем нe бывало, читать французскую маггловскую прессу, прихваченную на причале.

Долго играть в гляделки не пришлось. Птица появилась вновь, уселась на подлокотник кресла, в котором сидел отец Фэй, как на насест, и забубнила ему на ухо что-то неразборчивое. Известия явно были не слишком приятными: его брови сдвинулись, лоб пересекли две внушительные вертикальные морщины, а руки слегка смяли края газеты.

— Значит, так. Дети. Вы сейчас выйдете из каюты, найдете остальных и маленькими группами разойдетесь по кораблю. Когда корабль причалит, вы все по отдельности спуститесь с трапа, — мистер Данбар строго нас осмотрел. — Невилл, цепочка, которую тебе подарила леди Лонгботтом, с тобой?

— Да… — чуть растерянно ответил Невилл.

— Это — телепорт в Лонгботтом-мэнор. Слово-активатор — «навуходоносср». Потренируйтесь пока не приплыли. Все кроме Невилла, естественно. Как только выйдете из толпы в какое-нибудь более-менее укромное место — вы немедленно переноситесь. Я бы предпочел сразу с корабля, но… — взгляд, который мужчина кинул на родителей явно говорил о том, где у него сидят их принципы.

Повисло неприятное молчание… Я толкнула в бок сидевшую рядом Фэй.

— Отец, что случилось? — правильно истолковала мой посыл подруга.

— Ничего ни страшного, ни непоправимого.

— И все же?

— Просто сделайте о чем вас просят, хорошо? Все детали объяснит леди Лонгботтом, если посчитает нужным.

— Это из-за моего крестного? — прервал затянувшееся молчание Гарри.

Отец Фэй закрылся газетой, буркнув:

— Все детали у леди Лонгботтом. Проявите терпение.

Фэй зло прищурилась, просверлив отца глазами, затем выдохнула и, легкомысленно возведя глаза к потолку, протянула:

— Один очень умный человек, которого я очень уважаю, всегда говорил, что для того, чтобы добиться взрослого и ответственного поведения от детей, их нужно воспринимать и обращаться с ними, как со взрослыми…

Мужчина лишь крепче вцепился в газету, закрывшись ею, как щитом.

— Вы уверены, что не зная о том, чего нам следует избегать, мы не вляпаемся в это самое обеими ногами? — дипломатично решил внести свою лепту Дин.

После пары минут тяжелого молчания мужчина горестно вздохнул и, выглянув из-за согнутого угла газеты обреченно спросил:

— Вы ведь не отстанете?

— Маловероятно, пап, — лучезарно улыбнувшись, ответила Фэй.

— Все что вам надо знать: произошло чрезвычайное происшествие. Вчера ночью был совершен побег из Азкабана. Об этом пока ничего нет в газетах, но аврорат уже принимает экстренные меры по усилению безопасности в общественных местах: министерстве, Косой аллее и так далее. Учитывая общественную значимость мистера Поттера, аврорат желает приставить к нему охрану. Леди Лонгботтом не согласна с выбором представителей стражей порядка, но боится, что ее мнение не примут в расчет, встретив вас на причале и поставив всех перед свершившимся фактом. Она хотела бы сначала переговорить со своим воспитанником сама, а потом уже, на своей территории, а не в толпе, среди магглов, уладить вопросы с авроратом. Поэтому… — развел руками мистер Данбар — Поэтому вам нужно покинуть корабль, избежав ненужных встреч.

— Фред… Если проблема только в этом, то я не очень понимаю зачем придумывать все эти шпионские игры. — нахмурившись сказала Эмма.

— У вас есть другое предложение? — отстраненно поинтересовался мужчина.

— Сесть всем вместе в машину и, как и планировалось, уехать с причала.

— В смысле?... В машину?

— На причале во Франции дети и Эмма поднимались на борт с тобой по трапу только потому, что им хотелось размять ноги после долгой дороги. Иначе они заехали бы на паром вместе со мной в машине. — заметив непроходящее замешательство на лице мистера Данбара, отец съязвил: — Ну знаешь, железная коробка, которую мы арендовали, чтоб довезти всю эту ораву до Лакано?

— Да знаю я, что такое машина… Просто как-то не подумал… — нахмурившись пробормотал мужчина.

— Ну и отлично, — покровительственно улыбнулся Дэн, — Ты сам сказал, что детей будут встречать. Встречать будут волшебники. Если даже ты, зная, как мы путешествовали, подумал только о трапах, вероятнее всего, ждать их будут именно там…

План был быстро одобрен и доработан. Отец Фэй для отвлечения внимания должен был спуститься по трапу, прибившись к какой-нибудь шумной компании подростков примерно нашего возраста, чтоб дополнительно запутать встречающих нас авроров. А в это время, мы, заранее загрузившись в мини-вэн…

Полчаса спустя, без накладок покинув причал, мы выехали на М275 и с крейсерской скоростью в пятьдесят миль в час поехали в сторону Лондона. Родители решили отправиться к леди Лонгботтом с нами. Поэтому в программе было сдать машину и оттуда, спокойно и без нервотрепки, всем вместе телепортироваться в мэнор.

Я сидела в машине и через зеркало заднего вида смотрела на Эмму. Еще полтора часа назад мы с ней беззаботно кормили чаек, кидая им куски хлеба с палубы, а те бесстрашно пикируя, ловили их на лету… Мы смеялись. Нам было хорошо и спокойно. Она не сводила брови и не сжимала губы, сосредоточенно всматриваясь в окружающий пейзаж…

— Добро пожаловать в Англию… — сморщив нос и рассматривая свинцовое небо укрытое низкими облаками, протянула Луна.

— Н-да, — протянула я, машинально теребя нитяной браслет, прощальный подарок Тони, — ну хоть какая-то стабильность в этом сумасшедшем мире… — мрачно добавила я, гадая, какие еще "приятные" сюрпризы запасла к нашему возращению старушка магическая Англия, чтоб ее…

 

---

* UCPA — L'Union nationale des Centres sportifs de Plein Air, что в переводе означает: Французский национальный Союз спортивных Центров на Открытом Воздухе. По сути, это — спортивные лагеря, куда можно поехать во время каникул чтоб научиться или просто отточить мастерство в каком-нибудь виде спорта, как обозначено в названии, на открытом воздухе. Причем туда могут ездить как дети, так и... дети по-старше. Поэтому среди населения, перевалившего за совершеннолетие и использующего такие поездки еще и для поиска приключений на вторые девяносто, у UCPA имеется другая расшифровка: Un Coup Par An... В вольном переводе означающее: одно приключение в год.

** Французская традиция приветствий является для большинства европейцев сущим кошмаром по нескольким причинам. Во-первых, поцелуи в щеки — традиция и, исключая разве что профессиональную среду, практикуются поголовно ВСЕГДА, ВСЕМИ и по отношению ко ВСЕМ. Что это значит? Это значит, что, придя на вечеринку, где кроме вас уже человек двадцать народу, прежде чем двинуться к закускам и напитком, вы обойдете и перецелуетесь со всеми присутствующими. Даже с теми, кого вы видите в первый раз в жизни. Причем с первым поцелуем вы называете свое имя, со вторым, человек называет свое, закончив с приветствием, вы растягиваете губы в дежурной улыбке и блеете что-то типа «приятно познакомиться». Этакая хореография приветственного чмоканья. И все было бы ничего, если сложности на этом и останавливались. Так даже может и быть… когда все французы на той же вечеринке, географически, из одного региона… Потому что, и это — во вторых, у каждого региона «хореография» своя. В Каннах, например, приветствие начинают с левой щеки. Это становится автоматизмом… а потом появляется, допустим, парижанин, автоматизмом для которого будет начать с правой щеки… что часто создает крайне неловкие ситуации. Или количество… во Франции, безусловно, уйма запутанных вещей, но количество поцелуев порой ставит в тупик их самих. В Париже их делают 2. В Монпелье — 4. В центре Франции — 3… И закончить целоваться раньше, чем собирался тот, с кем здороваешься или самому попасть в ситуацию, когда ты в процессе, а человек напротив уже пошел дальше…в любом случае, заставит вас чувствовать себя крайне неловко.

— *%..№?%!!! — взревел Дэн, когда осознал, чем была теплая мягкая субстанция под его подошвой. Подскочив и запрыгав на одной ноге, он замахал руками, как ветряная мельница, пытаясь удержать равновесие.

— Зимняя галерея, — кашлянув и слегка покраснев, определил Невилл место нашего десантирования и, чуть сморщившись, посмотрел на Дэна. Тот, держась рукой за стену, осматривал ущерб, нанесенный ботинку и штанам.

— Рон, палочка Чарли у тебя?

Телепорт выкинул нас к схрону Невилла. Это был небольшой садовничий дворик. Позади нас, в торце здания, была неприметная дверь в подсобное помещение, слева — стеклянная стена галереи, через которую виднелась буйная растительность, а справа вид на сад перегораживал высокий забор, выстриженный из туи.

Парень обожал это место за то, что туда практически никто и никогда кроме него не ходил, поэтому там можно было сколько душе угодно копаться с растениями. Он нам его показывал, когда мы гостили в мэноре в начале лета. И, по моим воспоминаниям, заваленный огородным инвентарем дворик больше напоминал минное поле, потому что пройти по нему, не получив по лбу черенком незамеченных граблей или не поскользнувшись на предательски притаившимся в траве совке, мог только сам разбросавший мины Невилл.

Для нас, похоже, подрасчистили площадку, но не до конца. Около стены одиноко стояло ведро с чем-то темным, вязким и очень вонючим. Дэну не посчастливилось приземлиться правой ногой прямо в … это самое.

Рон деловито достал палочку, направил ее на Дэна и уверенным движением скастовал Эскуро. Проблема была в том, что за каникулы наш единственный официальный владелец неподнадзорной волшебной палочки хорошо поднаторел во всевозможных бытовых заклятиях. Вот только в плане контроля силы и внимания — как был обормотом, так и остался. Поэтому отчищенный ботинок и часть штанины обрели свой изначальный вид… который имели года три назад, когда были куплены.

Рон почесал затылок, пожал плечами, закатал рукава и взялся за задержавшего дыхание и напрягшегося Дэна по полной. В такой диспозиции нас и застал домовик, посланный леди Лонгботтом. Рон, высунув от усердия язык, палил в моего отца светло-голубыми лучами Эскуро, пытаясь выровнять цвет брюк, ботинок и, в какой-то момент нечаянно задетой шальным заклинанием рубашки. Застывший статуей Дэн боялся пошевелиться и только сиплым голосом тихо просил угомонить разошедшегося рыжего. Но его, естественно, никто не слушал, так как вся наша компания, соскучившаяся по колдовству, азартно включилась в процесс: перекрикивая друг друга, все наперебой раздавали советы кому как встать, как сделать заклинание эффективнее, и указывали на «недоотчищенные» участки одежды.

— Леди Лонгботтом... ожидает гостей в Малой Гостиной?...— с вопросительной интонацией, оторопело обводя взглядом творящийся бедлам, пискнул домовик.

— Локоть чуть ниже! — не заметив его, прокомментировал Дин.

— Резче, резче замах, — внесла лепту Парвати.

— Не тяни «у», «Эскуро», быстро и резко! — добавил Финниган.

— Мистер Грейнджер, а повернитесь спиной, — кровожадно улыбаясь, промурлыкала Фэй.

Домовик в растерянности очумело переводил взгляд с одного участника действа на другого. Я, сдержав смешок, присела на корточки.

— Пссст, — попыталась я привлечь внимание существа, — эй, мелкий!

Эльф медленно обернулся ко мне и уставился на меня своими огромными ярко-синими глазами с расширенными от шока зрачками. Поманив существо пальцем и дождавшись, пока он бочком, на цыпочках подойдет поближе, я спросила:

— Как тебя зовут?

— Минки, юная мисс, — промямлил тот.

— Гермиона, — представилась в ответ я.

— Юная мисс Гермиона, Леди Лонгботтом ожидает в гостиной... — попытался известить единственного доступного человека Минки.

— Минки, ты одежду чистить умеешь? — перебила его я.

— Да, юная мисс Гермиона, — оторопело ответил он.

— Давай просто Гермиона, без «юной» и без «мисс». Понимаешь, вон тот мистер испачкался. Он попал ногой в удобрения. А вон тот молодой мистер с волшебной палочкой пытается его отчистить. Как видишь — получается не очень. Зато всем, кроме испачкавшегося мистера, очень весело. И отвлекаться от своего развлечения они явно не собираются.

— И что же делать?! — в отчаянии Минки потянул себя за те три редкие волосины, что венчали его шишковатую большую голову.

— Быстренько почисти одежду мистера и тогда остальным не на что будет отвлечься!

— Да! Минки может! — воспрял духом домовик и, обернувшись к Дэну, звонко щелкнул пальцами. От усердия эльф слегка перестарался: отца скрыло облаком густого пара, внезапно повалившего от одежды. Этого папа вынести уже не мог и задний двор Лонгботтом-мэнора огласила исключительно образная тирада, цензурными в которой были только предлоги.

Я, изо всех сил стараясь сохранить на лице серьезное выражение, прокашлялась и громко и максимально беспристрастно сообщила:

— Тут Минки уже минут десять пытается нам сказать, что леди Лонгботтом заждалась нас в малой гостиной. Может быть, не стоит заставлять твою бабушку ждать и нервничать еще сильнее, а, Нев?

Народ смущенно переглянулся и двинулся гуськом за сияющим Минки.

* * *

Леди Лонгботтом сидела в кресле напротив камина. Вся ее поза: ровная, как линейка спина, не касавшаяся спинки кресла, рука, до побелевших костяшек сжимающая подлокотник, невидящий взор и сжатые губы, говорили о том, что новости, которые нам готовились сообщить, были далеки от приятных.

— Юный лорд Лонгботтом с друзьями, — оповестил ее довольный Минки и исчез с хлопком. Вот именно этот хлопок, кажется, и вывел женщину из задумчивости.

Она повернула голову и, заметив внука, сначала открыла рот, чтоб поздороваться, но при виде заметно вытянувшегося, загорелого и подтянутого парня, в которого за лето превратился Нев, сбилась с мысли.

Пару минут она просто разглядывала нас с ног до головы, постоянно возвращаясь глазами к собственному внуку и, помимо воли, на ее лице расцветала улыбка.

— Здравствуй, родной, — наконец разлепив губы, сказала она и протянула руку к парню.

Нев издал неопределенный звук: то ли всхлипнул, то ли громко вздохнул и бросился к бабушке.

— Мерлин мой, как ты вырос! Да и ты Гарри, как возмужал! Скоро по росту Невилла догонишь… — С улыбкой самой настоящей теплой и родной бабушки, приговаривала Августа, протянув вторую руку, не занятую в объятии с внуком, воспитаннику. Гарри не заставил себя ждать.

Нам, остальным, стало не по себе, будто мы подглядывали за чем-то очень личным в замочную скважину… Мы переглянулись и хотели было оставить их втроем, но леди Лонгботтом получила прозвище стальной леди на за серые глаза.

— Нет, останьтесь. Приветствия и ахи-вздохи подождут. Сначала — дело. Минки, — позвала она, — пригласи остальных. — обернувшись к ребятам, она пояснила, — Ваши родители уже здесь и ожидали вашего прибытия в столовой… Мне… — чуть замялась женщина, — мне нужно было немного времени, чтобы побыть одной.

Спустя пару минут просторная гостиная вдруг показалась тесной и очень маленькой. Родители радостно обнимали чад, восхищались их цветущим видом… Ну… все, кроме миссис Браун, которая с ужасом рассматривала спутавшиеся волосы и обгоревший нос Лаванды и бормотала что-то про косметологов.

Спустя минут пять народ услышал-таки двадцатое дипломатичное покашливание леди Лонгботтом и начал рассаживаться.

— Что ж. Начнем с новостей. Большинство из вас уже в курсе чрезвычайного положения, некоторые даже знают, что из Азкабана сбежали двое заключенных…

В гостиной поднялся гомон: неверие, страх, злость... Собравшиеся в гостиной люди выплескивали эмоции.

— Не может быть!

— Это невозможно!! — почти одновременно воскликнули мама Лаванды и мистер Патил.

У нас же было время переварить новость и, на тот момент, единственное, что нас интересовало было личностями сбежавших. Как ни странно, первой, кто взял себя в руки и задал мучивший нас вопрос, была мама Рона.

— Кто?! — зло и сосредоточенно спросила Молли. Старая леди проигнорировала восклицания, но ответила миссис Уизли:

— Беллатрикс Лестренж и Антонин Долохов.

Если предыдущая новость вызвала шквал восклицаний и криков, после этой на малую гостиную опустилась гнетущая тяжелая тишина. Но я ее не заметила: меня, как котенка за шкирку, выкинуло в ментальное подпространство. Проморгавшись, я быстро поняла, что послужило толчком. Вокруг Невилла чернильным пятном расплывалось, разворачивая щупальцы, облако чистой ненависти и ярости. Фамилия Лестренж и так действовала на нашего друга, как красная тряпка на быка. И, похоже, известие о том, что кто-то из тех, кто покалечил его родителей, на свободе, включило в нашем добром, спокойном, уравновешенном и милом парне что-то, похожее на режим берсеркера.

Наощупь схватив Луну, почувствовавшую то же, что и я, за дрожащую руку, я на пределе слышимости шепнула «помогай», и принялась за дело. Сплести ледяной кокон, купировать ярость, связать и не дать разорваться напряжению, переполнявшему нашего друга... Связаться с Поттером, чтоб выдал Невиллу превентивный подзатыльник, потому что наших сил удержать такой накал эмоций просто не хватало... Не буду рассказывать, каких усилий нам стоило удержать того темного монстра, что чуть не вырвался на свободу, но мало-помалу мы, вроде бы, справились.

— Между двумя и тремя часами ночи узники исчезли из своих камер. Обходы производятся каждый час. В два — оба были на месте. В три — как испарились. Ни следов взлома, ни повреждений магического фона… Ничего, — закончила тем временем рассказ Августа.

Взрослые переваривали новость в тяжелом молчании.

— Каковы последствия и что это значит лично для нас? — собранно спросила Фэй.

Услышать высокий, мелодичный девичий голос в той ситуации было настолько странно, что буквально все обернулись на нее, будто только сейчас вспомнив, что в комнате дети.

— Что ты имеешь в виду?

— Эта новость будет освещена в сегодняшних, максимум завтрашних газетах. — скрестив руки на груди скорее в защитном жесте, чем от уверенности в себе, ответила Фэй. — Тем не менее, вы посчитали нужным собрать нас всех вместе и оповестить о случившемся.

Взрослые продолжали смотреть на нее, не произнося ни слова. Подруга заметно трусила, но держала паузу и явно намеревалась стоять на своем до конца.

— Здесь слишком много нарглов… — мечтательно протянула Луна, разрывая напряжение ситуации. — Давайте споем?

Подавив нервный смешок от очумелого вида взрослых после такого экстравагантного предложения, я поспешила сосредоточиться и запустить то состояние холодной вычислительной машины, которое столько раз помогало мне раньше. Этот разговор мог стать тестом. Либо нас примут в расчет — либо нет. Как и та ссора между Невиллом и Роном больше года назад, я чувствовала, что эта ситуация была новой развилкой, и от того, как мы себя покажем, зависело очень многое. Мозг привычно включился и начал на бешеных скоростях просчитывать варианты.

— Спасибо, что разрядила атмосферу, Луна, — сказала я, отвлекая внимание на себя и посылая образы Гарри и подруге. Выступление Лавгуд было блестящим, но, вырванное из контекста, могло привести к тому, что нас бы выставили из гостиной, продолжив разговор между собой.

— Тем не менее, Фэй задала хороший вопрос, — продолжила я. — Как чрезвычайное положение отразится на окончании каникул, общественной и нашей личной жизни и безопасности? Каникулы были потрясающими и, пользуясь случаем, я бы хотела искренне и от всего сердца поблагодарить вас всех за то, что вы сделали их возможными и такими незабываемыми. С нашей стороны, и, думаю, ребята меня поддержат, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы их окончание прошло так же спокойно и гладко. Но для этого нам надо понимать, чего опасаться, чего ждать и как себя вести. Леди Лонгботтом, — обернулась я к бабушке Невилла, — сколько времени ушло у целителей святого Мунго на то, чтобы поставить на ноги мистера Блэка?

— Причем здесь мистер Блэк? — нахмурившись, спросила она.

— За июнь, пока мы еще были в мэноре, от него не было визитов, не так ли, леди? — включился в игру Поттер, расшифровавший мои посылы.

— Не было, — потерянно отозвалась женщина, обернувшись на воспитанника.

— Немного зная крестного по вашим рассказам, мне кажется, что он не появился у ворот дома в июне, потому что все еще был в больнице. А это значит, что даже в идеальных условиях, когда над больным хлопочут всевозможные специалисты Святого Мунго, а доступ к лекарствам неограничен, необходим как минимум месяц, чтобы поставить на ноги волшебника, проведшего в Азкабане примерно десять лет.

— Плюс-минус, в зависимости от личных качеств самого волшебника, — Луна пошепталась с Фэй, передав ей в общих чертах мою идею, и та поспешила внести свою лепту в разговор.

— До отправления в Хогвартс осталось две недели. И можно было бы предположить, что беспокоится не о чем, но… — подхватил Симус.

— Но мы не знаем, помогал ли кто-то сбежавшим и, если помогал, то зачем,— продолжил идею друга Дин.

— Потому что, если целью злоумышленника является единичная акция устрашения, — показательно лениво пояснила Лаванда, — то физическое состояние пленников в расчет приниматься не будет.

— А накачать смертника заимствованной силой через артефакты, — со знанием дела добавила Парвати.

— И зельями, чтоб на ногах держался, не шатаясь, более чем возможно, — отстраненно уточнил Невилл, засунув руки в карманы любимых джинсов и нарочито расслабленно привалившись бедром к спинке кресла, в котором сидела опешившая Августа.

— Мы все это понимаем, — чуть улыбнувшись, тихо подытожила я, — поэтому хотели бы узнать ваше мнение.

После минутной паузы из угла гостиной послышались ленивые хлопки в ладоши.

— Ну что, у кого-нибудь еще остались сомнения относительно того, стоит ли включать эту компанию в обсуждение ситуации? — со смешком проговорил мистер Данбар. — Я вам говорил, что дети повзрослели! Пора начать воспринимать этих ребят всерьез!

* * *

Разговор продлился в общей сложности часа два. Хотя устала я так, будто двое суток разгружала вагоны. Все-таки работа аналитика и менталиста в режиме реального времени требовала бешеной концентрации. Ведь, по сути, мне надо было отслеживать жесты, мимику и реакции каждого человека в гостиной, просчитывать паттерны поведения, анализировать их, чтоб на этой основе выбрать наилучшую стратегию для ведения разговора. Потом выводы надо было ретранслировать через Гарри и Луну остальным. И это учитывая, что с изменением направления разговора, менялись переменные, усложняя расчет… И это, учитывая, что мне приходилось и самой участвовать в разговоре. Лежа на кровати и приходя в себя после разговора, я в который раз мысленно благодарила мистера Стилнеса… Ну случись тогда, в начале лета, той дурацкой ситуации, и не высмей он тогда наши потуги — у нас ничего бы не получилось.

В тот вечер, после его незабвенного монолога, мы взялись за разработку нескольких простеньких схем поведения и сигналов, которые должны были нам позволить координировать наши действия не привлекая к себе внимания. Уж очень больно ударил по самолюбию его снисходительный смех и едкие комментарии. Тем более, что мы понимали, что он был абсолютно прав. Без слаженности в наших действиях мы рисковали с завидной регулярностью влипать в абсолютно глупые ситуации. Что-что, а снова краснеть под насмешливым взглядом старшего мага и костерить себя последними словами за непроходимую глупость не хотелось никому из нас.

Многие из его советов мы приняли на вооружение, но самый полезный из них заключался в том, чтобы мы научились пользоваться одновременно нашей сплоченностью, и индивидуальными способностями каждого.

Не откладывая в долгий ящик, мы взялись за анализ собственных личностей и довольно скоро выделили сильные и слабые стороны каждого из нас. Например, Луна у нас была штатным айсбрейкером⁽¹⁾. Она тонко чувствовала на эмпатическом уровне настрой людей и могла точно определить момент, когда нужно разрядить обстановку. А ее обычный стиль общения немного не от мира сего, позволял ей сказать любую, даже самую несусветную глупость, преломляя этим инерцию ситуации. Похожую роль играл Рон. Его репутация простоватого парня позволяла ему легко и абсолютно естественно задавать любые, даже самые глупые вопросы, втягивая собеседника в разговор и усыпляя его бдительность. Дин и Симус вступали в разговор, когда надо было кого-то вывести из равновесия: эти двое за словом в карман не лезли и своими колкостями часто подначивали собеседников. И те, в ответ, выдавали больше информации, чем изначально собирались. Лаванда и Парвати были нашими гуру сопереживания и сочувствия. Они эмоционально и, что важнее, очень естественно реагировали даже на абсолютно скучные рассказы: ахали, охали и своевременно задавали дополнительные вопросы. По моему скромному мнению, если бы они поставили перед собой такую цель, они бы подружились даже с Филчем и пили бы с ним чай по выходным. Фэй, Невилл и Гарри, в зависимости от собеседника, играли роль арбитров и корректировали нить разговора, убеждаясь, что он не уйдет не в ту сторону. А я… Я чаще всего оставалась за занавесом. Мои способности к анализу уже давно не подвергались сомнению, поэтому я чаще всего больше слушала, просчитывала варианты и транслировала свои умозаключения Гарри и Луне, которые аккуратно, не привлекая внимания, передавали их остальным.

Когда мы определились с этим, остальное стало лишь вопросом тренировки… И, ох, как она нам пригодилась на этом собрании!

Наши дражайшие родители и родственники, кажется, рассуждали по принципу "зачем упрощать, когда можно усложнить". Из вежливости, первые полчаса мы слушали их рассуждения на тему, как, кому и где затаиться даже не перебивая. Но вскоре разговор принял новый оборот. Кажется, это был мистер Томас… Он посетовал, что давно не обновлял защиту на своем поместье. Остальные маги тоже включились в обсуждение того, что и как можно сделать для собственного спокойствия. Мистер Патил, до того молча слушавший остальных, приободрился. Делец, судя по всему, решил, что настал его звездный час: идеальный момент, чтоб напомнить всем, что он, вообще-то — артефактор и вопрос «как защитить себя и свои дома», имея под рукой его великолепную продукцию, стоять не должен! Со скоростью пулеметной очереди, он начал перечислять все то, что «вот прямо сейчас» доступно в его мастерской и то, что он «вот прямо к вечеру» сделает, если поступит заказ. Довольно скоро нам с Симусом стало понятно, что если он пустится не только в перечисление, но и в объяснения того, от чего призваны защищать те или иные амулеты из уже названных — наши не-волшебники родители повезут нас из Лонгботтом-мэнора не по домам, а в Хитроу. И им будет неважно, куда улетать...

Мы понимали, что пора было брать разговор в свои руки и разыгрывать нашу стратегию. Сложность была в том, что перед нами были не какие-то левые люди... Это были наши самые близкие, те, кто знал нас, как облупленных... Поэтому нам надо было быть вдвое… втрое осторожнее, чтобы у них ни на секунду не возникло мысли, что то, что мы предложим — не плод здравых рассуждений, а банальное подростковое желание насладиться последними днями свободы перед учебным годом в закрытом Хогвартсе, где из всех развлечений были квиддич и... в общем-то все.

Сбежавшие из тюрьмы преступники казались нам чем-то нереальным и далеким... А вот возможность сверстать «Мой Мир» и запустить его печать и сборку, заехать в Нору и навестить наши уже такие родные каменюки, по которым мы лазали под присмотром Чарли и Демиана в лесу, … Прошерстить теплицы Лонгботтом-мэнора на предмет всяких интересных ингредиентов… Променять это все на сидение под замком из-за абстрактной опасности мы согласиться просто не могли.

И мы добились своего. Постепенно и аккуратно, мы подвели старших к мысли, что, по крайней мере, первую неделю, пока общественность малость не успокоится, всю нашу банду вместе с родителями не-волшебниками, лучше спрятать в Лонгботтом-мэноре — от греха подальше. А то, чем Моргана не шутит, вдруг преступники решат достать героя через его магглорожденных друзей? А дальше... родители решили, что посмотрят по обстоятельствам, а мы — что через неделю, нашими стараниями, они сами не захотят разъезжаться и будут двумя руками голосовать за любой совместный кипиш!

Жить нам предстояло в отданных в наше распоряжение еще в начале лета комнатах мэнора. Присоединившиеся к нам Грейнджеры и старшие Финниганы, в принципе, были довольны сложившейся ситуацией: все-таки мы беспардонно мало времени провели вместе тем летом.

Первая неделя была очень суматошной, но радостной и плодотворной. Во всех смыслах этого слова. Кроме наших с Симусом семей, как-то незаметно в Лонгботтом-мэнор перекочевали мамы Лаванды и Рона, на огонек постоянно забегал отец Фэй... Будто заново познакомившийся со своей дочерью мистер Данбар не пропустил ни одного ужина, и мы часто видели их прогуливающимися по саду... Такой счастливой, как тогда, я подругу никогда не видела.

Мы с ребятами посовещались и решили посвятить их в нашу затею с «Моим Миром» и показать наработки. Дело в том, что о журнале знал только отец Луны. Остальных мы просто просили подобрать материал, из которого уже сами планировали стряпать что-то свое. Как-то вечером, после ужина, мы торжественно подвинули чайный сервиз и разложили перед нашими старшими свой черновой макет.

Склеенные по канту листы размером чуть больше, чем А4, пестрели вклеенными иллюстрациями, фотографиями, колдографиями, листками с рукописным текстом, черновыми набросками Финнигана, цветными бумажками, закладками… Ну да, это был рабочий монстр, и родителям пришлось попотеть, чтобы понять, что это было такое, и чего мы хотели добиться в результате. По счастью, в тот вечер к нам присоединился Ксенофилиус. Когда родители в очередной раз зацепились за какую-то деталь, он не выдержал:

— Мерлин и Моргана, да оставьте вы в покое лэйаут⁽²⁾!! Просто скажите себе, что это еще даже не набросок макета, это базис!

— Но цветочный орнамент и ярко алый цвет…

— И? Это инспирационный борд⁽³⁾!

— Не ругайся при детях, — фыркнув, отозвалась Молли.

— Да что вы понимаете?! — раздраженно отозвался мистер Лавгуд, — С нуля рисовать иллюстрации к тексту, который писал не ты — очень сложно. Симусу нужно дать основу — примерное представление об атмосфере, которую хотел создать автор. Тем не менее, давать четкие установки тоже нельзя, потому что иначе он не сможет разработать единый и общий дизайн, применимый к журналу в целом. Это долгая и кропотливая работа! И вы своими комментариями только усложняете ему задачу!

— Ладно-ладно, мы забитые серые мыши и ничего не понимаем в процессе, только ядом не плюйся, — выставив перед собой ладони в защитном жесте, со смехом отозвалась Молли. — Но, вот, например, на этой странице текста, получается почти вдвое больше, чем на вон той!

— И? Это — рубрика «Ателье Волшебницы», здесь будет максимум иллюстраций и минимум текста. А там «Ты тот, кем хочешь стать». Это абсолютно разные рубрики.

— Ателье Волшебницы?

— Ну да. Нам с ней моя мама помогает. Она тоже артефактор, хотя и слабенький. Зато делает очень красивую бижутерию, — задумчиво отозвалась Парвати, пролистывая каталог бисера, — Мия называет ее фантазийной. К первому выпуску она сделала браслет и кулон. Адрика, одна из моих старших сестер, сняла основные этапы процесса на колдограф. Получилось неплохо, — сказала она и, не глядя, протянула с десяток снимков. На них было видно исключительно женские руки, выполняющие какое-то определенное действие, необходимое для создания украшения: очередность нанизывания бусин, направление и натяжение нитей… ну и, естественно, конечный результат.

— Так-так-так, — заинтересовавшись, Молли прилипла взглядом к колдографиям, — Как ловко! А это как?… Ну-ка, еще раз… Ага! — повторяя действия с колдографий руками, приговаривала она, — Ой как интересно! А попробовать можно?

— Конечно, у меня где-то в сундуке набор был, — улыбнулась Парвати, — А это, кстати, ваша рубрика.

— Как это — моя?

— Ну ты же нам столько полезных заклинаний показала, — отозвался Рон, отложив в пухлую стопку очередной набросок Симуса. — Сама знаешь, в Хоге такому не учат, а зря ведь! Полезные вещи!

— Вот мы и отобрали несколько и описали в соответствующей статье, — поддержала друга Лав.

— Где? — решительно потребовала Молли.

Просмотрев по диагонали приготовленный общими усилиями текст, женщина покачала головой:

— Ну вы даете! Какие молодцы! — Рон, непривыкший к похвале родителей, раскраснелся от удовольствия, — Вот только разучивать такое по описанию… Нет, ну вот смотрите: в Десизис Экзангис — молодцы, что вписали транскрипцию, но «волнообразное движение палочкой» — процитировала она, — слишком расплывчато! А неточно выполненное заклинание — это опасно. Сами же помните что будет, если не довести движение в конце.

— Ну да, на раз пальцев недосчитаешься, — почесал в затылке Рон, — может что попроще взять?

— А если как в «Ателье», с колдографиями? — предложила Фэй, — только кто показывать будет?...

Пока ребята с мамой Лаванды и Рона обсуждали детали, меня отозвала в угол Эмма.

— Мия, мне, конечно, очень приятно, что вы придумали такую замечательную вещь, но… — она вздохнула, — журнал называется «Мой Мир» и, поправь меня, если я не права, но о нашем мире там ни слова.

— Ты имеешь в виду немагический мир? — догадалась я. Эмма лишь кивнула, — Да, я знаю… У нас с Симусом была пара наработок, но, поскольку он — единственный иллюстратор, времени их доработать не хватило… да и материала, как видишь, и так слишком много.

— Много — это да, — поджала губы Эмма и отвела глаза.

Я смотрела на маму и понимала, что ее это задело. Для нее факт отсутствия статей, посвященных обычному миру, был показателем того, насколько я от него отдалилась. И это ее ранило.

— У меня есть одна безумная идея, но я не обойдусь без твоей помощи, — решилась я. И, дождавшись внимательного взгляда от Эммы, объяснила: — В магическом мире практически нет детских книг. А те, что есть, напоминают братьев Гримм в историческом оригинале.

Эмма приподняла бровь.

— Ладно, я утрирую, но не сильно. Печатать сказки целиком не получится, но адаптации с сокращениями — очень даже. Что-то типа серии рассказов. И начать я думала с "Маленького Принца". Путешествия по планетам, социальная и политическая сатира…

— И все это в милой и красочной упаковке… — подхватила Эмма, — А что, неплохо… Кстати, ты в курсе, что Роза, ну, миссис Браун, хотела вам помочь с культурной колонкой? Она там планировала сделать пару рецензий на новые спектакли. А что если добавить туда рецензии на знаковые спектакли и фильмы, но из нашего мира. Тот же «Парк Юрского Периода»? Пара-тройка даже самых обычных фотографий, но с динозаврами… Они же ничего подобного никогда не видели и увидеть не рискуют! А еще, это тебе в качестве идеи, подумать на досуге… — задорно подмигнула мне Эмма, — игры. Посмотрите с ребятами, что будет магическому миру в новинку, но хорошо адаптируется…

— Мам, ты гений! Не все сразу, но… — Я широко улыбнулась, — это будет шедеврально!

С того вечера родители основательно включились в работу над журналом. Причем увлеклись они настолько, что нам не раз пришлось напоминать им, что затея, вообще-то, наша. И, как бы, «руки», неплохо было бы, «прочь» от нашего проекта! Но и это не особенно помогало. Они настолько увлеклись, что умерить их безграничный энтузиазм было практически невозможно… Неожиданно хорошую идею подкинул мистер Лавгуд, когда мы пришли к нему ябедничать на остальных взрослых.

— Ну не могу же я сказать "нет" маме! — сетовал Рон, — И обижать, конечно, не хочется… Хотя это… ну и Мерлин бы с ним… Так она ведь еще и затрещину дать может, чтоб я лучше понял, где неправ…

— Ага, — грустно вздохнула Лаванда. — Они же все старше и глубоко уверены, что уже хотя бы поэтому, умнее, и лучше нас знают, что хорошо, а что плохо.

— Выберите главного редактора, — как само собой разумеющееся предложил мистер Лавгуд, подняв на нас свои светлые водянистые глаза.

— И что это даст? — поинтересовался Рон.

— Как что? Вы вообще понимаете, что это за должность?

— Честно? — по привычке взял слово Рон, — Не-а, не очень.

— Если просто, то это человек, который разрабатывает публикационный план и следит, чтобы все статьи соответствовали стилю издания.

— И это было «просто», — подмигнув нам прокомментировал Дин.

— Какой-какой план? — картинно наморщив лоб поинтересовался Рон.

— Публикационный, — как обреченный на казнь, ругая себя за разговорчивость, вздохнул Ксенофилиус. — Вы ведь на этом журнале останавливаться не собираетесь, правильно? Соответственно, по хорошему, запуская в печать первый номер, нужно хотя бы примерно представлять себе, что вы будете печатать во втором. Во-первых, это помогает с организацией работы, а во-вторых, позволяет заинтересовать читателя, чтоб он подписался или купил следующий журнал. Вы ведь не думаете, что я постоянно его буду бесплатно печатать?

Если честно, мы именно так и думали, но в ответ на насмешливый взгляд мужчины, естественно, протянули дружное «Конечно, нет!».

— А каким он должен быть, этот главный редактор? И, все таки, чем именно нам это поможет? — не сдался рыжий.

— Главный редактор решает, что публикуется, а что нет. Поэтому, если взять твой пример, Рон — Молли сколько угодно может тебе, как ты выразился, выдавать затрещины. Поскольку решать будешь не ты, давить на тебя будет бесполезно.

— Здорово! — воодушевился парень, — тогда точно надо кого-то из девчонок выбирать, их мама не тронет!

— Но это не все, главный редактор отвечает за журнал в целом. Следит за последними событиями, выбирает статьи, анализирует… — продолжил Ксенофилиус.

— А! Ну тогда это точно Мия! — улыбнулся Симус.

Я закашлялась, показа затейнику кулак и готовилась уже высказать, все что я думаю по поводу некоторых сильно умных, но мистер Лавгуд неожиданно поддержал засранца.

— Неплохой выбор. У нее аналитический склад ума, системный подход к решению проблем, и, Луна говорит, что у нее практически не бывает мозгошмыгов — широко улыбнувшись, подытожил мужчина.

— А замом главного редактора — Гарри! — воодушевленный возможностью отослать маму с ее гениальными идеями к кому-нибудь другому, подхватил Рон, — на него давить некому! Ой…

Благо, мы уже давно привыкли, что у Рона не всегда срабатывал фильтр между мыслями и языком. Парень виновато посмотрел на Гарри. Тот лишь махнул рукой.

— Поздравляю, Рон, ты балбес, — покачала головой Фэй…

— Кстати, а ты, Фэй, давай вторым замом? — «удачно» сменил тему Дин. — Не зря же вы с Поттером «Пророк» столько времени лопатили? Наверняка поднабрались мудрости этой, как ее… публи…ческой? — с доброй улыбкой предложил Дин.

Мы втроем пытались отбрыкаться всеми силами, но, поскольку у нас была демократия, все решилось голосованием. А учитывая, что для всех основной задачей было, чтоб роковой выбор не пал на них, они большинством голосов со спокойной совестью утвердили нашу тройку в редакторских должностях.

Мы с Гарри и Фэй переглянулись и пригорюнились, ибо жизнь наша обещала превратиться в ад… Практика показала, что мы недооценили реальность. После сорок восьмого «гениального предложения» и необходимости формулировать и озвучивать вежливый отказ мы малость озверели. После сто сорок восьмого — начали огрызаться. А к концу ужина, поскольку судьбоносное объявление о нашем назначении было сделано за полтора часа до описываемых событий, мы просто сбежали.

На следующий день мы убедились, что у нас левел богов в игре в прятки, а Чарли и Дэмиан — гении. Техника маскировки магического излучения работала не только на магических существах. В сочетании с отводом глаз, который мы накинули на себя в беседке, где пытались медитировать, она была настолько эффективна, что даже Молли, рыскавшая по саду в наших поисках, не обратила на нас внимания. А ведь у нас в распоряжении была еще и мантия-невидимка Поттера. К обеду забегавшиеся родительницы сдались и пообещали не наседать на нас так сильно.

— Мы же просто хотели вам помочь, — невинно хлопая глазами, с обидой в голосе реагировали они.

— Дамы, на эмоции и совесть не давите, пожалуйста, — включив внутренний «холодильник» на максимум реагировала я, — журнал уходит в печать в пятницу. Значит, окончательный макет должен быть составлен послезавтра вечером.

— Но а четверг на что?

— Вычитка, калибровка и пробы печати.

— Не обсуждается, — припечатала озверевшая Фэй.

После обеда, мы нашим редакторским трио на радостях вздохнули свободнее и устроились в парке на траве, читать волшебного Маленького Принца в вольной адаптации Эммы, миссис Финниган и миссис Браун. Ничто не предвещало беды, пока на нас не опустилась густая тень. Честно скажу, нам стоило немалых моральных сил сдержаться и не заорать…

Дело было в том, что мистер Патил сунул нос в немагические журналы, которые мы притащили с Симусом для поиска идей оформления и дизайна. А там он увидел её. Настоящую полноценную глянцевую рекламу… Пророк ее тоже публиковал, но на отдельной странице и исключительно в текстовом формате. Без какой бы то ни было стилизации. Просто буковки. Дешево и сердито… Естественно, как только делец понял, что собой представляли шикарные снимки элитных часов и машин, он тут же решил, что и ему такое надо. И побольше…

— Какая чудесная сегодня погодка, мисс Грейнджер, — ласково — в его понимании — начал мужчина. Он не рассчитал только одного: его нависающая над нами массивная фигура, закрывающая солнце, в сочетании с алчным блеском глаз и акульей улыбкой, вызывала непреодолимое желание удариться в паническое бегство…

— Чудненькая, — оправившись от потрясения, хрипло ответил Гарри.

— Чем обязаны? — опасливо буркнула практичная Фэй.

Индиец, поняв что его вступление со «смол ток»⁽⁴⁾ не удалось, улыбнулся еще шире и завел пространную речь, смысл которой сводился к тому, что он к нам со всей душой: и блокноты сделал, и у себя в доме принимал, и хлеб с нами вкушал… Уже почти родным отцом стал… Так что, неплохо было бы, по-семейному, организовать ему пару-тройку разворотов для рекламы.

Естественно, преподнесено все было значительно более завуалировано, но суть от этого не менялась. Я чувствовала, что на Гарри речь дельца возымела желаемое действие, и он почувствовал себя обязанным пойти на определенные уступки. А Фэй мистера Патила недолюбливала и, если не остановить, могла из принципа отказать ему, просто чтоб досадить неприятному ей человеку.

У меня же в голове была только одна идея: реклама могла дать те деньги, на которые мы смогли бы печатать следующие номера, улучшить качество бумаги… Да мало ли?

Для того, чтобы найти компромисс и получить максимум от ситуации, нам надо было время посовещаться и все обдумать.

— Мистер Патил, мы не обсуждаем рабочие вопросы вне редакции и не посоветовавшись с акционерами и макетистом. Вы видели постеры в Times, Fosters, Elle? — дождавшись медленного кивка, я продолжила: — Неудивительно, что они вам понравились. Их делали профессионалы и профессионалы же разрабатывали их интеграцию в журнал. Качественный результат требует работы и времени. Дайте нам все обсудить на внутреннем уровне. Тем не менее, чтобы не откладывать в долгий ящик и, на крайний случай, приготовить публикацию в следующем номере, давайте встретимся сегодня в пять вечера.

Улыбка мистера Патила слегка померкла, но окончательно не исчезла. Он разговаривал с детьми и был уверен, что если надавить, все получится так, как ему того надо. Не на тех напал. Во мне будто клапан какой-то открылся: слова лились стройной полноводной рекой.

— Я понимаю и искренне поддерживаю ваше желание представить ваши работы в нашем журнале. В конце концов, мы, в каком-то смысле — монополисты. На публицистическом рынке магической Британии у нас нет конкурентов.

Мужчина напрягся. До него начало доходить, что я поняла его игру с одной стороны, и знала цену нашему проекту с другой. Я же, усмехнувшись, продолжила:

— Наш журнал может, теоретически, предложить вам уникальную возможность для продвижения ваших товаров. Только представьте себе: единственное издание для подростков развлекательно-познавательного характера в условиях закрытой школы. О таком уровне доступа к целевой аудитории рекламодатели неволшебного мира и мечтать не могут. А для мира магического это просто прецедент. И вы будете первым!

Мистер Патил прищурился и по-новому взглянул на наше трио.

— Тем не менее, времени у нас в обрез. Журнал скоро уходит в печать и я не позволю ставить выпуск под угрозу задержки. Поэтому, чтобы не терять времени, пожалуйста, составьте список того, что вы желаете представить в рекламе. Проанализируйте, что будет интересно детям от одиннадцати и до восемнадцати и что они смогут приобрести. Также, посмотрите маггловские журналы и сделайте копии реклам, которые вам понравились. Мы, с нашей стороны, обсудим, что мы можем вам предложить, как это можно будет реализовать и сколько это будет стоить.

— Сколько это будет стоить… — прищурившись повторил индиец.

— Именно, — мило улыбнулась Фей.

— Вы продаете не жалкие поделки, а элитную, штучную, ручную работу сильного мастера, — решила я подсластить пилюлю, — Вы не можете себе позволить такой удар по репутации, как низкопробная безвкусная реклама. Да и наша издательская стратегия этого не приемлет. Поэтому только контекстуальная коммуникация высокого качества. А высокое качество и низкие цены — понятия несовместимые. Просто помните, от того, насколько качественно и органично ваша реклама впишется в общий стиль издания зависит то, как ее воспримут. Либо вас завалят заказами — либо засмеют.

— Даже так? — усмехнулся делец.

— Только так! — поспешила поддержать меня Фэй, прищурившись и непримиримо вздернув подбородок, хотя, как она потом мне сама призналась, не поняла ни слова из того, что я сказала.

— В любом случае, решение за Гермионой, — невинно улыбнулся Поттер, разведя руками.

Делец откланялся, а я, пообещав Поттеру «кровавую мстю», как только разберемся с журналом, через блокнот позвала народ на общий сбор.

К концу дня виски пульсировали болью, в горле першило, но своего я добилась. У журнала появился прейскурант на рекламу, фотограф и наш первый заказ.

Отец Фэй подкинул нам контакт одного магглорожденного парнишки, одного из своих бывших стажеров, — большого фаната фотографии: что магической, что обычной. К счастью, с ним получилось быстро связаться, вызвать в мэнор и договориться о деталях.

Сэми, как он предложил себя называть, производил своеобразное первое впечатление. Он выглядел, как панкующий подросток: цыплячье-желтые волосы, уложенные на манер Зигги Стардаста Боуи, обтягивающие драные джинсы, армейские ботинки и хаотично разбросанный по видимым участкам тела пирсинг. При этом парень демонстрировал идеальные аристократические манеры, был собран и разговаривать с ним о деле было настоящим удовольствием. Он неплохо представлял себе что такое реклама и как она создается и даже провел пару фотосессий для какой-то сети парикмахерских.

На второй минуте мы перешли на профессиональный жаргон. На десятой сошлись на условиях «найма». На двадцатой составили черновик прейскуранта и примерно решили, что предложить Патилу.

Остальное время до встречи с индийцем мы с Сэми потратили на то, чтобы объяснить суть наших договоренностей и предложений моей остальной компании. Осознав возможности и перспективы, Лаванда и Дин с криком «Мы сейчас» выбежали из северной гостиной, которую мы приспособили под редакционную.

Благодаря Сэми, Патила удалось урезонить, и, полтора часа ожесточенного торга спустя, мы договорились, что дадим ему одну страницу: либо после рубрики «Ателье» и снимем цепочки, либо сразу после модной колонки и представим какой-нибудь аксессуар, типа наших блокнотов. И все это удовольствие должно было обойтись ему в скромную сумму равную всего лишь тысяче галеонов. Фэй разве что не танцевала от счастья: такой кислой физиономии как тогда, когда он подписывал контракт и смету, мы у мистера Патила никогда не видели.

Съемки были назначены на следующее утро.

К обеду монтаж был готов: на фотографии зритель будто заглядывал через плечо девушки, укутавшейся в плед и сидевшей на широком подоконнике с ногами, пристроив на коленях раскрытую тетрадь. Колдография была почти статичной: двигались лишь потоки дождя по стеклу и, в самом конце видео-петли, девушка поднимала руку чтоб написать «Я не могу без тебя» и прочитать тотчас появлявшееся на странице «Люблю тебя».

Не буду рассказывать, как Молли устраивала те потоки дождя с помощью Агуаменти, как ухохатывались Фэй и Симус — фигуранты снимка, как мы с Сэми препирались с мистером Патилом, отказываясь навешивать на подругу, как на рождественскую елку, с пол сотни украшений производства достопочтенного артефактора... Главное, что, увидев результат, все согласились, что получилось очень круто.

На этом сумасшествие не закончилось. В Лонгботтом-мэнор прибыли мистер Фортескью и Мистер Суотерс — владелец небольшой лавки косметической направленности. Их пригласили родители Лаванды и Дина, по просьбе ребят, быстро смекнувших, кого из знакомых семьи может заинтересовать наша новая услуга. Посмотрев на подчищенный макет и, вклеенный в него монтаж рекламы блокнотов мистера Патила, мужчины переглянулись и, не торгуясь, взяли по странице.

Непонятно как, но информация о нашем предложении просочилась и достигла ушей коммерсантов Косой улицы. В итоге в пятницу в пробную печать отправился журнал в тридцать шесть страниц с шестью рекламными вставками. А еще, в тот же день мы с Сэми зарегистрировали в Гринготсе новое юридическое лицо: первое в магической Британии рекламное агентство под названием HAS и наняли коммерческого директора, которым стала... Молли Уизли. Ее железная хватка, умение вести переговоры и рачительно заведовать финансами, энергичность и безумное, почти болезненное, желание заняться чем-то вне Норы, сделали из нее идеального кандидата на эту должность.

В субботу Лавгуд принес пробную распечатку журнала. Весь наш дружный табор собрался в гостиной и, сталкиваясь лбами, с удовольствием и воодушевлением рассматривал результат. Наслушавшись дифирамбов, Ксенофилиус обернулся к нам с Сэми, вставшим в стороне и в пол голоса обсуждавшим тестовую версию.

— Что думаете?

Мы переглянулись и покачали головами:

— Не то...

— Я тоже так думаю, — отозвался мужчина.

— В смысле? — поумерив энтузиазм спросил Рон.

— У нас не новостное издание. Нам нужно что-то более броское, яркое. К тому же, журнал не ежедневный. Его, вероятно, будут хранить и перечитывать. Поэтому нужна более плотная бумага, желательно с глянцевым или матовым покрытием. Обложку-бы тоже поплотнее... да и сама печать... — задумчиво проговорила я, — Сэми, что скажешь?

— Дай мне времени до завтра. У меня есть идея. Из-за срочности, если мой вариант вам подойдет, получится дороговато, конечно...

— Ну, бюджет на расходы у нас теперь есть, — ответила я, покосившись на напрягшуюся Молли и, уже скорее для нее пояснила, — это необходимый вклад.

Молли попыталась еще поворчать, но в воскресение к вечеру Сэм принес свою распечатку журнала, которая по качеству изображений и бумаги не уступала лучшим образцам маггловского глянца. Более убедительного аргумента придумать было невозможно. Сероватый, неровный экземпляр Лавгуда из-за слишком тонкой бумаги всего день спустя выглядел потрепано и неопрятно. Блестящий и яркий вариант Сэми притягивал взгляд как магнитом. Его хотелось взять в руки, читать, просто бездумно пролистывать страницы, рассматривая картинки...

— Сколько? — поставив точку в не начавшемся обсуждении просто спросила Молли.

Сумма заставила ее закашляться, но... выручка от рекламы с лихвой покрывала расходы. Поэтому десять минут спустя, Сэми исчез в зеленом пламени камина, пообещав, что к отправке Хогвартс Экспресса все будет готово. Мало того, он пообещал взять на себя логистику распространения журнала на платформе.

* * *

В понедельник после завтрака, когда мы с ребятами сидели в Северной гостиной и доделывали летние домашние задания, тишину мэнора прорезал мелодичный звон. Мы даже не успели задаться вопросом, что случилось, как появилась леди Лонгботтом и доброжелательно, но от того не менее настойчиво, предложила нам "пойти прогуляться по саду". Мол, с этим журналом, мы за последнюю неделю света белого не видели, и пора бы нам как следует проветриться. Мы пожали плечами и двинули в сад. Отправившаяся с нами Роза завела разговор о планах на учебный год, подготовке к занятиям, сдабривая речь воспоминаниями из ее школьных лет. Втянув нас в разговор, женщина уводила нас все дальше от дома.

В какой-то момент, когда сад плавно перетек в лес, она остановилась и, восхитившись красотами пейзажа, предложила нам сыграть в прятки.

— Миссис Браун... — выразительно протянула Фэй, склонив голову.

— Да-да, дорогая, — пропела заметно занервничавшая женщина.

Фэй не стала ничего говорить, но по ее взгляду было понятно и то что мы все уже давно поняли, что нас зачем-то увели из мэнора, и то, что подобное отношение нам кажется глупым и неуместным и что, если от нас чего-то хотят, то лучше было сказать это прямо.

— Ладно, давайте просто посидим здесь спокойненько с полчасика или чуть дольше, а потом вернемся в мэнор и все обсудим. Договорились?

Фэй тяжело вздохнула, демонстрируя все, что она думает по поводу такого обращения, но, от лица компании дала согласие потерпеть и не наседать на несчастную женщину.

Мы переглянулись. Сидеть полчаса без дела было скучно. Слушать истории Розы тоже как-то не хотелось.

— А прятки, в принципе, идея, — протянул Симус, — Рон, наберешь травинок?

Уизли набрал десяток травинок одной длины и демонстративно укоротил одну примерно наполовину. Каждый по очереди вытянул свою. Самая короткая осталась зажатой в кулаке парня.

— Ну вот как всегда! — буркнул он, — До скольки считаю?

— Давай до сорока?

— Ок! Только, чур, без маскировок!

— Ладно, ладно! — заверил друга Симус, скрещивая пальцы за спиной, — поворачивайся и считай давай.

Игра затянулась. Симус, забравшийся в какую-то укромную дыру, явно воспользовался техникой драконологов и его уже минут двадцать искали всей компанией, когда...

— Смотрите, Черныш опять пришел — крикнул Дин, — иди сюда парень!

Выйдя на небольшую полянку мы увидели устрашающих размеров черную лохматую псину, скакавшую вокруг нашего друга в явном намерении лизнуть того в лицо.

Заметив нас, вышедших из-за орешника, пес сначала замер, а потом издав какое-то особенно радостное поскуливание, метнулся в нашу сторону. Обежав, обнюхав и избив нас яростно виляющим хвостом, псина встала на задние лапы, закинув передние на плечи Поттеру и смачно лизнула его прямо в лицо. Липкий и мокрый язык заляпал слюной и сбил с носа очки. Видимо от неожиданности, Гарри единым залпом выдал ту незабвенную фразу Дэна, когда за чистку его одежды взялся домовик.

Пес замер на секунду, склонил голову на бок, и вдруг повалился на траву, громко лая. У меня сложилось четкое ощущение, будто я слышу хохот. Это напрягало.

Пару секунд спустя с палочкой наголо на полянку выскочила взбудораженная громкими звуками Роза.

— Что случилось?!

— Да это Черныш балуется, — отмахнулся Дин, — мы с ним познакомились, когда с Симусом после пробежки погулять сюда пришли. С тех пор мы его уже раза три видели. Он добрый, ласковый и очень умный.

— А... — успокоившись, протянула Роза.

В голове, кружась, вставали на свои места кусочки нового паззла: слабый маг Петтигрю, тем не менее сумевший стать анимагом. Компания отца Гарри, в которую входили и Петтигрю и Сириус. Очень умная и очень вовремя появившаяся в окрестностях мэнора собака. Которую, к тому же, очень веселит мат, услышанный от Поттера. Черныш. Черный. Блэк.

Я медленно отошла за спины ребят и передала по нашей связи Гарри и Луне предупреждение о тридцатисекундной готовности. Отсчитав нужное время, я, на пределе легких заорала:

— Пожиратели-и-и-и-и!!!! А-а-а-а-а-а!!!! НА ПОМОЩЬ!!!

Дальше все произошло очень быстро: на месте пса возник длинноволосый шатен в костюме Адама. Одним прыжком, он вылетел вперед, закинув меня к себе за спину, как тряпичную куклу, и встал, широко расставив ноги в боевой стойке, напряженно оглядывая лес перед собой… Готовый защитить нас от смертельной опасности.

— Мистер Блэк, — позвала я, преувеличенно внимательно разглядывая траву под ногами, — вы б мантию себе наколдовали что ли...

---

1) Айсбрейкер — выражение пришло из штатов. Вики предлагает следующее определение: расслабляющее замечание; приём, снимающий напряжение. Как пример, ну, представьте себе, что вы проходите собеседование. Напротив вас сидит серьезная тетка (пучок на макушке, очки и блузка с жабо). И она вся такая холодная… как рыба из морозильника. И вдруг она раз, и чихнула. А вы удачно по этому поводу пошутили. А она взяла и ответила, тоже что-то колко-едкое. И все, мороженая селедка улыбается. И, кажется, уже «ничего себе так тетенькой». И собеседование проходит на ура.

Вернуться к тексту

2) Layout — первое найденное мной определение звучит следующим образом: «расположение элементов и блоков относительно друг друга в рамках страницы или интерфейса». По сути, что это значит? Представьте себе, что вы — макетист. Перед вами лежат две страницы текста и три картинки, с другой стороны, у вас ОДНА страница, куда это все надо запихнуть, и на ней уже есть свой собственный дизайн. Так вот, лэйаут, это когда вы сломали себе голову, но умудрились таки "впихнуть невпихуемое", более менее соблюдя рамки и принципы дизайна вашей страницы. И конечный результат выглядит не как винегрет из текста и картинок, а красивенько, ровненько и гармонично.

Вернуться к тексту

3) Инспирационный борд… это — что-то типа коллажа для вдохновения. Если нужен пример… Ну, представьте, что вы хотите сделать себе татуировку. И вы даже знаете, что хотите! Картинка буквально стоит перед глазами. Только вот беда — вы ни разу не художник. Вы, конечно можете прийти к мастеру и на листочке в клеточку потной рукой накарябать волка «и чтоб у него нога вот так, в сторону, и луна над лесом»… но получится из этого, вероятнее всего… Хммм… С другой стороны, вы можете сделать тот самый борд. Находите картинки, которые по цветам, стилю, оформлению и так далее, напоминают тот шедевр, который засел у вас в голове. Собираете их все вместе и приходите к тому же мастеру со словами: «Хочу волка, воющего на луну на фоне леса. Вот примерно в этом стиле». Мастер тяжело вздыхает, потому что «вы задолбали своими волками», просматривает картинки, пару вечеров думает и рисует вам вашу татуировку. В итоге, шансы, что то, что он вам предложит, будет соответствовать тому, что вы хотели, увеличиваются вдвое-втрое.

Вернуться к тексту

4) «Смол ток» — опять же, пришло к нам из штатов. Это когда прежде чем сказать клиенту, что его заказ не готов или назвать астрономическую сумму, в которую он ему обойдется, вы пол часа точите лясы: узнаете у него, как поживает его детишки, мамы-папы, жены-любовницы и остальные домашние животные. Считается, что это помогает в бизнесе...

Вернуться к тексту