Арифмант (джен)

Отложить бумаги в сторону, кинуть короткий взгляд на часы. Вот и закончился мой очередной рабочий день. Тяжела и неказиста…

Нет, я не программист. Преподаватель в затрапезном техникуме. Даже не преподаватель, а так, учитель. Математики.

И техникум так себе. Кулинарный. Вроде бы предназначен выпускать из своих стен будущих поваров и кондитеров. Плакаты на стенах в духе «Как хороша профессия повара!» и тому подобное не дают прохода.

На самом деле желающих стать поваром за мою десятилетнюю бытность учителем было человека три — парнишка, ушедший после первого курса, и две девочки. Одна ушла в декрет со второго, а оставшаяся закончила, даже с отличием. Работает поваром в соседней школе.

А все остальные — это те, кого не взяли в десятый класс. Есть даже ученики из школы «VIII вида», но они ко мне на математику не ходят. И слава Дьяволу.

Будущим поварам не интересно ничего. Ни профессиональные предметы, такие как кулинария, микробиология и подобные. Не интересна химия с физикой, математикой и английским, которые внесли в расписание только потому, что деткам одновременно с «дипломом» повара и кулинара должны выдать аттестат о среднем образовании. Детки отбывают наказание. Им интересны шмотки, тусовки и веселое времяпровождение.

А мне с ними возиться.

Можно было бы пойти куда-нибудь еще работать, но хрен редьки не слаще. В школе требований больше, а в вуз… В вуз далеко ездить. Все высшие учебные заведения от моего дома в полутора часах езды. В один из них я шесть лет откаталась, хватит. В полшестого утра из дома выходить — спасибо большое, я как-нибудь…

Из написанных сегодня контрольных — две пятерки. Но пятерки из серии «лучшие из худших». Если оценивать по уму, то контрольные едва на троечку тянут.

Эх…

Натягиваю старенькое пальто, поправляю воротник. Выхожу из кабинета, закрываю его на ключ.

— Опять задерживаетесь, Элина Владимировна? — интересуется пожилая вахтер, Галина Степановна.

— А что дома делать? — пожимаю плечами.

— Ну… молодая, веселая. Мужа тебе надо, деток…

— Ага. Носки, борщи, сопли, памперсы… Нет, спасибо, Галина Степановна, — улыбаюсь. — Я лучше котика поглажу.

— Эх…

Разговор этот повторяется изо дня в день на протяжении десяти лет. Сперва меня пытались убедить, познакомить с «хорошим парнем», затем опять убедить, опять познакомить…

Только нет у меня желания исполнять роль мамы-жены и домработницы по совместительству. Я человек спокойный, тихий. А все полномочия по продолжению рода я торжественно передала старшему брату Владиславу. У него, по-моему, уже третий ребенок… от третьей жены. Или любовницы, мне как-то нет до этого дела. Мама носится с внуками, брат ругается со своими женщинами, отец доволен. И я спокойна — мне хорошо и уютно в собственной однокомнатной квартире. С черным, как смоль, котом Снежком.

* * *

Домой прихожу, когда стрелки часов приближаются к восьми вечера. По дороге забежала в магазин, купила на ужин котлет и салата на развес. Дешево и сердито. Готовить я тоже не люблю. Себя побаловать можно не чаще раза в месяц, посвятить пару часов кастрюле борща, которую потом и буду неделю подъедать. А высвободившееся время можно тратить на…

На то, в чем стыдно признаться взрослой женщине за тридцать — на чтение фанфиков. По миру Гарри Поттера.

Первые четыре книги из того, что в среде фикрайтеров называют «каноном», я прочитала, еще учась на первом курсе. Не впечатлили. Последующие даже не стала в руки брать. Фильмы тоже посмотрела по разу… Не вдохновил меня мальчик-слюнтяй, позиционируемый как положительный герой. Не вдохновил и некий дед с бородой, тоже позиционируемый как «добрый и светлый». Грешков за ним было больше, нежели за «темным и злым» Лордом Волдемортом. Хотя бы то, что Дамблдор, как трус, не посчитал нужным встретиться с Петунией Дурсль лично, и маленький мальчик Гарри Поттер лежал всю «теплую летнюю» ноябрьскую ночь на улице в корзинке. А если бы заболел? А если бы выполз и убежал? Да и детство у Гарри было не очень счастливым.

А потом я наткнулась на фанфик, где Гарри вовсе не был слюнтяем. Да, сейчас я понимаю, что фик был во многом «картонным», штампованным…

И для меня открылся новый мир. Мир, где победил Темный Лорд. Мир, где Гарри был сильным. Мир, где Дамблдор проиграл.

Были миры, где выжил Регулус Блэк, где Лили носила фамилию Снейп, где сам Северус благополучно «уполз» от змеи Лорда…

Миры, где все было «правильно».

Выкладываю котлеты в сковородку. Когда пожарятся, разогрею картофельное пюре, оставшееся со вчерашнего ужина. Ну, и салатик в мисочку переложу.

Хорошо.

Конечно, такой бы ужин подошел какому-нибудь холостяку, но мне параллельно. Мне удобно, вот и ладно.

Пока ужин доходит до съедобного состояния, включаю компьютер и захожу на один из популярных сайтов фанфиков. Пролистываю обновления, просматриваю новости. О, пара продолжений.

Так, тарелку рядом, браузер во весь монитор — и можно наслаждаться жизнью.

* * *

В себя прихожу от холода. Пытаюсь понять, где я, что со мной происходит… а так же, что было вчера. Пока мозг пытается вспомнить, я сажусь, оглядываюсь.

Оглядываюсь…

Бл...!

Цензурного на ум ничего не приходит. Приходят только всевозможные ругательства, причем на всех трех языках, которыми я владею — русском, английском и китайском.

Лежу на какой-то липкой куче. Сверху — серое небо, с которого сыплется серая же морось. Вокруг — почерневшие от сырости стены. Лужа, подернутая тонким ледком…

Мозг, добравшись все-таки до залежей памяти, выдает мне информацию, что вчера я благополучно поужинала, помыла посуду и легла спать. Легла спать в любимую кровать на чистую простынь, укрылась любимым теплым одеялом, обняла Снежка…

А проснулась здесь.

Кстати, «здесь» — это где?

«Здесь» — это тупичок между домами. Память услужливо подсказывает, что тупичок мне не знаком.

В голове проносятся разные версии того, как я могла здесь оказаться. Вплоть до мести одного из недругов, но каких? Я некрасивая, характер у меня не очень. Все мои «романы» окончились еще на втором курсе института, когда парни, жаждущие отношений, обнаруживали, что их представления разбиваются о мой неуживчивый характер и жуткую лень. Нет, дома у меня порядок… Но порядок лично мой и лично для меня. За собой помыть тарелку мне не тяжело. А вот за кем-то… Да и не укладывалось в мой мозг, с чего бы это я должна обслуживать взрослую и половозрелую особь, пусть и противоположного пола. А парни не могли понять, почему это они должны мыть за собой посуду и стирать свои трусы, если у них под боком есть женщина…

Так и не договорились.

По работе у меня врагов тоже нет. Никого не подсиживала, с карьерной лестницы не сталкивала. Да и что за карьера? Десять лет на должности училки?

Стуча зубами от холода, оглядываю себя. На мне — привычные мне домашние джинсы и футболка. Одежда, подходящая для лета или просто теплых дней весны или осени. Но не для ориентировочно минус пяти. В голове бьется какая-то мысль, но я ее отгоняю — у меня более насущные проблемы.

Еб…ь! Надо срочно искать, где погреться. Затем попросить у кого-нибудь телефон. Номер брата помню наизусть — позвоню, приедет. А уже потом разбираться, как я сюда попала, и кто этому поспособствовал.

Растираю плечи руками, выбегаю из тупичка. И оказываюсь на грязной улице. Улица, к сожалению, мне по-прежнему не знакома. Скачу по грязи, поскальзываясь и едва не падая. Надо найти магазин какой… аптеку, кафе. Или вообще что-нибудь.

Но, как назло, никаких вывесок.

Улица выводит меня на другую, мощеную брусчаткой. И тут мозг зависает. Зависает той частью, которая анализирует обстановку. Та часть, которая отвечает за спасение другой, заветной части тела, не отключается — она двигает меня вперед, на эту улицу, и направляет вдоль нее куда-то влево… Отдаюсь на откуп инстинкту самосохранения.

Брусчатка — каменная.

В нашем Мухосранске отродясь не было каменной брусчатки. Первый раз в жизни я увидела подобное во Львове, когда мне было лет пять от роду. Вместе с отцом летали к его матери, моей бабушке. Львов, в отличие от нашего Мухосранска, насчитывает не одну и не две сотни лет. А в нашем Мухосранске только главная улица замощена брусчаткой из китайского бетона, которая уже проваливается местами. И то замощены только тротуары.

Нос улавливает запах какой-то стряпни. Не знаю, правда, насколько это стряпня — такое чувство, что готовят из кислой капусты и старых тряпок. Но если там готовят — там есть люди. Если там есть люди — то есть и телефон. А если есть телефон…

Добавляю скорости ногам. Спустя полминуты ноги приносят меня к ржавой калитке с надписью латиницей. На надпись внимания не обращаю — плевать мне на нее. Мне надо тепло…

Распахиваю старую деревянную дверь, обитую какими-то лохмотьями и влетаю в ТЕПЛО.

Когда моя бренная тушка немного отогревается, обращаю внимание на звуки. А звуки… как в детском садике: детский плач, смех, голоса… и строгие голоса воспитателей.

Поднимаюсь по узким ступеням. И, к моему счастью, сталкиваюсь лицом к лицу с женщиной лет пятидесяти в длинном сером платье.

— О, здравствуйте! — облегченно выдыхаю. — Извините, что так врываюсь. Понимаете, у меня случилась беда. Можно у вас позвонить?

— I am sorry?* — интересуется у меня женщина.

* — Простите? (англ.)

Чего?

На английском я не говорила уже лет двенадцать, но переключиться могу. Повторяю то же самое на английском.

— Позвонить кому? — женщина недоуменно смотрит на меня.

— Моему брату, — поясняю. — Он приедет и заберет меня.

— У нас нет номера вашего брата, — женщина подозрительно оглядывает меня с ног до головы.

— Я его помню наизусть, — отвечаю.

Черт, за кого она меня приняла?

— Я не могу позвонить вашему брату, — странно выражается женщина. — Его здесь нет.

— Послушайте, — пытаюсь сохранять терпение. — У вас есть телефон? Мне просто надо позвонить.

(Игра слов — «call» по-английски не только «позвонить», но и «позвать». ГГ имеет ввиду телефонный звонок, а ее собеседница полагает, что та требует «позвать». Слово «номер» не звучало вообще, ГГ его сама додумывает).

Даже прикладываю руку с растопыренными пальцами к голове, чтобы она поняла.

— Телефон? — в глазах женщины — недоумение. — У нас нет телефона. Если только в полиции.

— Что, ни у кого нет сотового телефона? — переспрашиваю.

Я что, в секту какую-то забрела?

— Какого телефона?

Хорошо играет. Ладно. Кстати, а число-то какое? Может, меня наркотиками опоили да несколько дней продержали где-то, а потом на улицу выкинули?

— Какое сегодня число? — спрашиваю.

— Двадцать пятое декабря, — отвечает женщина и спрашивает: — С вами все в порядке?

Двадцать пятое. Вчера было двадцать четвертое… Так…

И в голове разворачивается та самая мысль, которая не давала мне покоя с момента пробуждения.

ГДЕ СНЕГ?

Конец декабря в нашем Мухосранске — время снежное. А в таких заброшенных уголках города, где я проснулась, снега, как минимум, было бы выше колена. И температура явно не минус пять была бы, а все двадцать пять, а то и тридцать. Я бы за полчаса застыла в ледяную скульптуру, инеем припорошенную.

Если «где снег?», то тогда логично вытекает вопрос — «а где я?»

За сутки в настолько теплое место меня увезти нереально — от нашего Мухосранска до ближайшего города четыре часа езды на машине. До ближайшего города, где зимой минус пять — восемь часов на самолете до Москвы и еще два часа от Москвы.

Тайно вывезли на самолете?

Да кому я сдалась-то?!!

— Э… а где я? — только и могу поинтересоваться.

— Приют Вула, — отвечает женщина.

Ничего не говорит.

— Стоквелл-стрит. Это на окраине Лондона, — поясняет она подробнее, глядя в мои непонимающие глаза.

Лондон? Черт побери, я что, в Лондоне? Понятно, почему она говорит на английском…

— Лондон? — тупо переспрашиваю.

— Да, мэм…

Безумие какое-то… Ну, раз безумие… Безумие хохочет надо мной и ударяет по голове. Последнее, что я помню — темноту перед глазами.